Г. И. Бабат, А. Л. ГарфУТРАЧЕННАЯ ВСЕЛЕННАЯ(отрывки)
— Ваша судьба в ваших руках. Вернее в вашей ручке, простите, чтобы быть абсолютно точным — в вашем карандаше.
Так изволил шутить господин следователь, вручая мне бумагу и карандаш.
— Мы не ждем от вас ни признаний, ни разоблачений. Вы проявили в этом отношении достаточно неразумное упорство. Но формулы…
Тут он вздохнул и глотнул воды из чуть запотевшего по краям стакана.
Глядя на этот стакан с водой я мысленно спрашивал себя: если бы речь шла только обо мне, разоблачил бы я себя полностью за глоток воды? Безусловно да! Я опустил бы в стакан пересохшие губы, смочил бы язык. Я пил бы по капле; медленно, как пьют птицы… Но… Это опасно, как говорил профессор Валленштейн, опасно для всего человечества.
Я опускаю глаза, но стакан стоит перед моим мысленным взором, и я чувствую, что рука, которую я протянул к бумаге, дрожит.
— Итак, мы можем надеяться? — слышу я голос господина следователя, и я отвечаю:
— Что такое жизнь без надежды? Мрачная темница…
Бумагу мне оставляют и карандаш тоже. Место, где я нахожусь сейчас, называется концентрационным лагерем, короче — Ка-Цет. Мы отрезаны от внешнего мира и живем словно на дне глубокого колодца. Но ветер с воли приходит и сюда. Мы знаем — там, наверху, над нами еще идет война. Легкой, быстрой победы пока не видно.
* * *
Фрида зарабатывала себе на жизнь стенографией. По понятиям моего отца, женитьба на стенографистке была для меня невозможна.
Но дело было не в его понятиях. Когда мы явились в ратушу, чиновник сказал:
— О, господин К., ваша фамилия в этих краях известна, и я считаю за честь ваш визит сюда. Все эти справки, которыми вы добросовестно запаслись, пустая формальность для чистокровного немца, каким являетесь вы. Но фрейляйн приезжая. Фрейляйн должна предъявить справку о чистоте арийского происхождения.
Фрида имела неосторожность родиться в Польше. Какую справку она могла в 1943 году получить из оккупированной страны, из стертого с лица земли города, где она родилась?
Мы, Фрида и я, ждали ребенка. После того, как мы узнали, что наши отношения не могут быть оформлены, мы пришли к решению покинуть Германию, бежать, пока не поздно.
Я уже многое успел подготовить к этому — прежде всего я убедил моего начальника профессора Халле послать меня в научную командировку в Швейцарию для знакомства с достижениями европейских ученых. Брат взялся эту командировку оформить. Он сказал, что под видом ученого я мог бы оказать кое-какие услуги ведомству, в котором он работает: «Ведь мы все-таки немцы, а это сейчас основное». То, что я беру с собой «личную стенографистку», не нашло у брата возражений.
— Значительные события правильнее оцениваются с больших расстояний, сказал он мне. — У тебя странный склад ума и дурно направленное воображение. Тебе полезно проветриться.
Таким образом, мы имели возможность бежать, и мы убежали бы. Моя жена, мое дитя остались бы живы, если бы… Вот к этому «если бы» я и подхожу.
Перед отъездом мы с Фридой решили провести свободный день на берегу реки.
* * *
Я шел по берегу босиком. Песок похрустывал под ногами, и при каждом шаге ступня слегка вдавливалась.
Вдруг я почувствовал под ногой что-то гладкое, скользкое. Я остановился, нагнулся, но не видел ничего, кроме песка. В это мгновение из-за туч брызнуло солнце, и тут сверкнуло, как мне показалось, что-то прозрачное, лежавшее на песке. Я дотронулся рукой, ощущение было приятное, как всегда, когда трогаешь хорошо отполированную поверхность. Этот предмет лежал у самой воды, зарывшись в белый берег. И он вовсе не был прозрачным, как показалось сначала. Он был покрыт непроницаемо черным лаком, но слоем до того ровным, что создавалось впечатление прозрачности. Зеркальные отражения неба, воды и берега рождали эту иллюзию.
Меня обступили мальчишки. Мы стели откапывать странный камень.
Это было очень тяжелое яйцо длиною почти в метр, диаметром около полуметра.
Полирована находка была не по всей поверхности, а лишь в месте, на которое я наступил. Во многих местах ее покрывала броня — то ли морские соли, то ли отпечатки каких-то неизвестных мне окаменевших морских водорослей и животных.
Я послал одного из мальчиков за такси.
Когда я со своей находкой подъехал к дверям лаборатории, мой коллега по работе и «фашист по убеждению», как он себя называл, Каспар Кнопп уже бежал навстречу. Оказывается, он увидал меня из окна.
— Новая идея? — крикнул он, сбегая по лестнице.
— Случайная находка, — возразил я и рассказал ему, как наткнулся на это, бродя по пляжу, а затем предложил:
— Поехали на усадьбу?
Усадьбой мы называли загородный филиал нашей лаборатории, который получили, когда перешли в военное ведомство. Это был с виду довольно милый домик с садиком, но в саду под
Последние комментарии