Жене десять, нет, одиннадцатый год. Если человеку стукнуло десять хотя бы вчера, можно смело говорить: одиннадцатый.
Женя едет с папой в Синий Колодец.
Папа смотрит на все, что за окном мелькает: дом — на дом, столб — на столб, девочка в сарафане — на девочку в сарафане.
Перед папой на купейном столике раскрыт блокнот. На белом листке нарисован домик с широкими окнами… речка… сад. Заглянешь на другие листки и там: домики, речки, сады.
Ничего особенного: Женин папа — строитель.
В купе еще старичок. Он дремлет над газетой. Очки вцепились ему лапами в переносицу.
Женя дергает папу за рукав. Папины глаза смотрят так, будто Женя прозрачная как вода. А возможно, папе кажется: перед ним окно вагона или домик на берегу блокнотной реки.
Неожиданно папа улыбается, притягивает к себе дочку, ерошит ей волосы.
— Не надо, — просит Женя. Не очень-то понравится, когда ерошат твои волосы, хотя они и короткие и причесать их ничего не стоит.
Взмахом головы Женя отбрасывает челку с глаз, зовет:
— Пойдем в коридор… Ну, пойдем.
Папа прячет в карман блокнот вместе с двух- и трехэтажными домиками, речками, садами, выпрямляется. И теперь каждый может увидеть, какой высокий папа у Жени.
Только никто не смотрит.
Старичок по-прежнему посапывает над шуршащей газетой.
Растопыренными пальцами приглаживает папа свои черно-седые волосы и отодвигает щелкнувшую дверь.
Из края в край по всему коридору стелется красная с зелеными полосами мягкая дорожка. Сверкают дверные ручки. В шелковые занавески набивается из открытых окон ветер.
У окна мальчик в темно-синей матроске с якорями на воротнике. Рядом мама мальчика. Она так на него смотрит… Чужая и даже собственная тетя не станет так смотреть на ничейного мальчика.
Поезд стучит и спешит.
Из лесу к поезду бегут деревья. Рослые солидные ели придерживают малышей: осторожно!
Мама обнимает морского мальчика, прижимается щекой к рыжей шевелюре.
Матрос вырывает голову из-под маминой щеки, а то еще подумают, что он маленький.
Тук-тук Жене в ухо… Вот ведь, она и не догадывалась, что так может стучать папино сердце.
Рыжий мальчик носится по вагонному коридору. И Жене охота бегать от двери к двери, от сверкающей ручки к сверкающей ручке. Она выходит на середину ковровой дорожки. Матрос тормозит на полном скаку, сердито спрашивает:
— Ты кто?
— А ты — Вова, — говорит Женя.
Рыжая голова удивляется.
Девочка успокаивает Вову:
— Меня зовут Женя.
Он все еще разглядывает Женю из-под насупленных бровей, словно рыжий бычок, готовый боднуть.
Золотые якоря прыгают по темно-синей спине бегущего матроса Вовы.
Взрослые говорят:
— Дети…
И не делают других замечаний.
Кто-то берет Женю за плечо.
Над девочкой усатое лицо. Блестящие пуговицы почти задевают Женин нос.
— Кто разрешил вам бегать? Лично я не разрешал. Я — самый главный в вагоне, — грозно говорят усы. — Я — проводник.
Женя и Вова повторяют:
— Проводник.
И чуть испуганным, любопытным взглядом провожают важную спину проводника.
Куда он пошел?
Известно куда: показывать поезду дорогу.
Вова касается воротника матроски, как бы случайно поглаживает пальцами вышитые якоря, громко объявляет:
— А мой папа морской боцман!
И «боцман» звучит почти так же важно, как «проводник».
— Мой папа, — тихо говорит Женя, — строитель… — И трется щекой о папин рукав.
Солнце скатилось к самому горизонту.
Поезд переезжает реку. Вода блестит рядом с мостом, как первомайский салют.
— Ты видела море?
Нет, Женя не видела море. Даже Московское, хотя столько лет живет в Москве.
— Море больше реки… в тысячу… в миллион раз. Мой папа плавает в море.
Женя сразу представляет себе: Вовин папа, морской боцман, плавает по морю, что в миллион раз больше реки, то саженками, то на спине, то «по-собачьи».
Гаснут речные лампочки.
— Знаешь что, — говорит Вова, — я пойду к маме.
Глава вторая
Старичок склонил голову, будто нюхает каштановый в клеточку галстук. Очкам надоело цепляться желтыми лапками за старичковскую переносицу, очки собираются улететь на своих круглых стеклянных крыльях за тридевять земель. Не тут-то было: черный шнурок не позволяет далеко лететь: немножко можно, а за тридевять земель, извините, пожалуйста.
Женин папа добывает из авоськи свертки и шепчет, не желая разбудить старичка.
— Ветчина… отлично… жареная курица… смотри-ка, с ножками-рожками.
Все-таки старичок проснулся, запах, что ли, его разбудил? Он потянул за шнурок улетающие очки,
Последние комментарии
15 часов 59 минут назад
16 часов 13 минут назад
17 часов 21 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 5 часов назад