Зеркальный образ [Mirror Image] [Джефф Мариотт] (fb2) читать онлайн

Джефф Мариотт Зеркальный образ Зачарованные — 20

ПРОЛОГ

В тот день яростные облака типичного для Сан — Франциско тумана скрыли небо, холмы и стремительно окутали даже верхние этажи домов на противоположной стороне улицы. Джулия Тилтон, опаздывавшая на работу, еще в трамвае ощутила влажность вечернего воздуха и теперь, с трудом поднимаясь по крутой Полк–стрит, старалась убедить себя в том, что не туман, а угол подъема воздвигает перед ней прочный барьер, затрудняя движение. К тому моменту, когда она придет на работу, ее падающие на плечи волосы совсем прилипнут к голове, но, высохнув, снова будут завиваться.

Джулия думала о том, что «Ла Терраза» не обанкротится, если она опоздает на десять минут. Джинни задержится, а как только Джулия окажется на месте, то сразу наденет фартук и займется своими столиками. Ничего страшного. Всего четырнадцать столиков, а Джинни раньше одна их обслуживала. Однако мистер Марцолла в таких случаях чересчур уж волновался, и его лицо густо краснело, за исключением клочка лысеющего лба, который оставался совсем бледным, поэтому казалось, будто на малиновом фоне цветет гвоздика. Тогда глядеть на его лицо было немного страшно и смешно. Он, бывало, затащит ее в тесную кухню и начнет причитать и кричать, словно она добралась до его банковского счета и сняла все деньги до последнего пенни.

Главным образом, из–за его нрава Джулия каждое утро просматривала «Кроникл» в поисках новой работы. Но ей нравились люди, с которыми она работала, в том числе и босс. График был весьма гибким, кроме того, всегда можно полакомиться бесподобным соусом из омаров. С тех пор как Джулия два года назад начала здесь работать, ей довелось обслужить трех кинозвезд. Пускай Шон Кэссиди скорее телезвезда и, возможно, уже не на пике славы, но Сюзан Сарандон уж точно кинозвезда, а Клинт Иствуд — что тут скажешь, это ведь Клинт Иствуд! У него такое лицо, какое на Маунт Рашмор было бы весьма кстати, и он такой приятный. К тому же не скупился на чаевые. Одно другому нисколько не вредит.

Однако поиски работы продолжались, хотя и без лишней спешки, поскольку выбор был. Поиск жилья оказался успешнее. Месяц назад, когда в ее доме квартиры стали частной собственностью жильцов, ей пришлось переехать. В Мишн Дистрикт она нашла новое место, просторную комнату на втором этаже дома без лифта. Она была немного запущена, зато всем четверым жильцам по карману. Вдохновленная этим успехом, Джулия стала считать утреннюю газету своей спасительницей и внимательно просматривала ее каждый день, ища идеальную работу, но при этом допуская, что такой работы может и не найтись.

А необходимость найти новую работу могла возникнуть, если она не доберется до ресторана до того момента, как мистер Марцолла взорвется. Однако туман притупил ее чувства, и ей казалось, что она совсем не продвигается вперед. Казалось также, что туман изменил привычные звуки, как–то приглушив их. У нее возникло ощущение, будто она в городе совсем одна. На улице не было почти никого. Пока она шла, солнце село, вверх по склону промчалось несколько машин, разрезая фарами густой туман и шурша шинами по мокрому асфальту, однако на Полк–стрит она слышала лишь собственное дыхание и шаги по бетону.

По крайней мере, ей сначала казалось, что она больше ничего не слышит.

Однако по мере продвижения вперед пришло осознание, что прерывистое дыхание принадлежит не только ей. Рядом находился еще кто–то, стараясь дышать в се ритме. Она умышленно изменила ритм дыхания и услышала глубокий вздох, который тут же замер.

Джулия остановилась и резко обернулась. Рядом никого, только туман, густыми клочьями плывущий по безлюдному кварталу. Но она готова была поклясться, что слышала кого–то…

«Может быть, это туман шутит со мной, — подумала она. — Играет звуками и эхом, сбивает с толку». Она выбросила тревожные мысли из головы и снова начала подниматься в гору, но через несколько шагов внезапно остановилась и затаила дыхание.

И тут она снова услышала это — едва слышный звук идущих за ней шагов и быстрый короткий выдох. Она почувствовала… чье–то присутствие, у нее было полное ощущение, что кто–то находится прямо рядом с ней. Ей это совсем не нравилось.

— Кто здесь? — спросила она, оборачиваясь снова.

Тишина. Неужели она сходите ума? Может быть, ее мозгу не хватает кислорода?

Она повернулась, готовясь продолжить восхождение. Осталось совсем немного. Несколько кварталов, и она окажется в маленьком ресторанчике. В камине будет потрескивать огонь, Марцолла сердито уставится на нее, а Джин ни понимающе улыбнется. Скоро она будет в безопасности. Она сделала шаг и почувствовала, что по ее щеке скользнуло что–то мягкое и влажное, похожее на влажные нити паутины. Она взвизгнула и нанесла удар по воздуху.

— Что такое? — крикнула она, обращаясь ни к кому. — Кто тут?

Никто не отозвался, но не успела она и шагу ступить, как почувствовала еще одно влажное прикосновение к своей шее. Она снова шлепнула по тому месту, но снова там ничего не оказалось.

«Этого не может быть, — решила она. — Тут ничего не происходит. Это всего лишь влажный туман. Я просто вспотела от крутого подъема, и влага течет по лицу и шее. Вот и все. Держи себя в руках, девочка».

Она почти уговорила себя, как вдруг раздался голос, тихий и неуверенный, — он явно принадлежал мужчине.

— Такая хорошенькая, — произнес голос.

Тут Джулия Тилтон завопила и бросилась бежать.

Ее ошибка состояла в том, что она побежала не в том направлении — вверх, а не вниз, что позволило бы ей развить хорошую скорость.

«Ничего этого нет, — думала она. — Такого не может быть. Из всего, что случается, уж такое ни за что не может случиться».

Едва успела она пробежать шесть шагов вверх по крутому склону, как почувствовала новое прикосновение, но оно уже было не столь нежным, как прежде: толчок пришелся в поясницу и бросил ее на колени. Она почувствовала, что корявая поверхность тротуара рвет ее черные хлопчатобумажные брюки, сдирает кожу с коленных чашечек, и она тут же вспомнила, как в детстве, когда ей было лет десять–одиннадцать, она вела себя как настоящий сорванец и два славных лета ходила с постоянно ободранными коленками и ладонями — так много лазала по деревьям, бегала и падала.

Однако теперь не самое подходящее время для воспоминаний. Она изо всех сил замахнулась на нападавшего, но никого не задела. Она едва сдержала рыдание, почувствовав, что по щекам текут слезы, и через силу встала. Она все еще никого не видела, но смутно понимала, что это не имеет значения. Он был рядом, и он не желал ей добра. Она пронзительно вскрикнула, потом ее крик перешел в один громкий и долгий вопль, в котором была паника.

Он только рассмеялся и сильной рукой сжал ей плечо. Она снова нанесла удар и на этот раз попала, но когда задела что–то похожее на плоть, та вдруг исчезла и ее рука беспрепятственно прошла сквозь пространство, секундой раньше заполненное плотной субстанцией. На мгновение ей показалось, что она видит ухмыляющееся сквозь пелену тумана мужское лицо, но оно тут же исчезало, и уже было трудно сказать, действительно ли она его видела.

«Нет, это дурной сон, — думала она, — кошмар, ничего подобного не может быть. Либо это плотное тело, либо нет, либо у него есть форма и четкие очертания, либо нет. Оно не меняется и не передвигается вместе с туманом и …»

И тут мысли Джулии Тилтон совсем запутались. Паника, неподдельная паника, разорвавшая сознание в клочья, завладела ею. Она начала рыдать, стонать и издавать резкие вздохи, напоминавшие лай, слезы лились рекой, словно по ее лицу текла могучая Миссисипи, она дрожала, как осиновый лист на ветру в горах. Для нее наступило ужасное, но в каком–то смысле милосердное мгновение, ибо в тот момент, когда в прорезавшем туман луче солнца сверкнул длинный нож, рассудок уже покинул ее и ужас оказался не столь сильным, как несколько мгновений назад.

ГЛАВА 1

Ночью каждый дом издает шумы. Старые дома по понятным и непонятным причинам шумят громче. «Если живешь вместе с двумя сестрами в старом викторианском доме, — думала Пейдж Мэттьюс, — то странные звуки тебе уж точно обеспечены». Она полагала, что ее сестрам тоже приходилось мириться с ее странностями. Но им же и до нее доводилось иметь дело с сестрой — Прю, которая умерла совсем недавно и до своей преждевременной смерти жила в этом доме. Следовательно, ее, Пейдж, присутствие в доме в некотором роде вносит скорее уют, нежели разлад, и как бы возвращает жизнь в прежнее русло.

То есть если под прежним руслом понимать насыщенность бурными событиями.

Дом был довольно просторным, но в любом доме, обитателями которого являются три крутых сестры и еще две важные личности, по мнению Пейдж, время от времени будет возникать страх замкнутого пространства. А она нисколько не сомневалась, что по крутости не уступает остальным. Может быть, иногда, и то самую малость.

Расчесывая свои роскошные темные волосы — она перед сном проводила по ним расческой раз сто, если не находилась за пределами дома, борясь с демонами и спасая невинные души от какой–нибудь темной силы, — Пейдж услышала пронзительный смех, который, как ей показалось, исходил из комнаты Фиби. Это означало, что Коул тоже там. Фиби всегда так смеялась — в хорошем смысле, — когда тот был рядом. В большинстве семей приход и уход их членов легче проследить, ибо те пользуются удобным изобретением под названием дверь, в этом же доме народ то приходил, то уходил, появлялся и исчезал без всякого предупреждения.

Иногда сестер невозможно было слушать без раздражения, и тогда ей казалось, что она неверна и неблагодарна семье. Но это ни в коей мере не соответствовало действительности. Они были ее сестрами, хотя она узнала об этом совсем недавно, после смерти Прю. Выяснилось, что мама, покинувшая ее, родила до того трех дочерей и была к тому же ведьмой, а отец Пейдж, хотя и не являлся родителем Пайпер и Фиби, оказался ангелом. Однако Фиби и Пайпер приняли ее в свою семью, поселили в особняке предков, обучили ведьмовскому искусству и обращались с ней как с сестрой. Ей не на что было жаловаться.

«Нет, — пробормотала она, — может быть, все дело в том, что они так счастливо живут со своими любимыми мужчинами». Пейдж нравились мужчины — возможно, иногда слишком сильно, что раз или два приводило к неприятностям. Но теперь перед молодой ведьмой возможности выбора сузились до предела. Обычные парни не совсем вписывались в ее новый образ жизни. Они рисковали столкнуться с разными неприятностями, а, как обнаружилось, большинство обычно не очень хорошо воспринимают тот факт, что она и ее сестры обладают сверхчеловеческими способностями. Пайпер уже перехитрила их ангела–хранителя, так что Пейдж не могла провернуть трюк мамы. У Фиби был Коул, когда–то ходивший в демонах, и это иногда беспокоило Пейдж, ибо она не могла понять, насколько прежним может оказаться прежний демон, а взаимоотношения между ведьмами и демонами в колдовском мире были примерно такими же, как между собаками и кошками в этом.

Так что же достанется Пейдж? Нет ангела, нет прежних демонов, ставших добрыми существами, нет человеческих существ, которым все это пришлось бы по душе. Вполне возможно, что где–то обитает красавец колдун, который не является родственником, но если такой и существует, она пока еще не встречала его.

Она положила расческу и перед сном в уме проверила свою памятку. Волосы, зубы, лицо. Наряд на завтра лежит в шкафу, где он находится в безопасности от глаз сентиментальных вредных типов, которые могут ночью совершить налет на дом. Она пожелала себе спокойной ночи. С этим покончено. Она сняла свой воздушный халат, перебросила его через спинку стула и скользнула под одеяло. Пейдж любила чистые простыни, свежие и прохладные, и хотя не могла претендовать на роль самой аккуратной хозяйки в мире или даже в этом доме, она старалась менять белье как можно чаще.

Опустив голову на подушку, она поняла, чем ее иногда беспокоили сестры. Это не имело ничего общего с тем, что они делали. Всему виной простая ревность. Ей хотелось и меть то, что было у них: более–менее устойчивые взаимоотношения с мужчинами, знавшими их секреты и принимавшими их как неизбежное. И даже ценившими их по достоинству. Но она не знала, как добиться этого и, трезво поразмыслив, поняла, что и в нынешнем положении должна быть счастлива: у нее есть две прекрасные любящие сестры, крыша над головой, цель в жизни. Многие не были столь счастливыми обладательницами.

Пейдж закрыла глаза, и через несколько минут ее охватил сон.

Туман, словно саван, покрыл город. Он заползал в любую щель, попадавшуюся на его пути, приглушал свет, звуки и запахи. От Голден Гейт до Хантере Пойнт, от излюбленных туристами мест вдоль Эмбаркадеро до тихого берега Лейк — Мерсед Сан — Франциско дремал под холодным влажным покровом.

Следы доподлинного происхождения особняка Холлиуэлов терялись в глубинах истории, однако все знали, что викторианский дом всегда принадлежал этому роду. Дом был построен специально для Сан — Франциско, с учетом тумана и землетрясений. Он восстанавливался и ремонтировался много раз, ибо враги давно взяли за обыкновение переносить битву зла против добра на территорию сестер. Все это означало, что при закрытых окнах, как случилось и в нынешнюю холодную ночь, в особняк проникнуть было совсем не просто.

Но туман проявлял настойчивость.

Он проверял дом на прочность, выискивал слабые места в обороне, искал ощупью. Дверные ручки, окна, черепица, кровельная дранка: туман ощупывал все здание усиками, которые, подобно змейкам, искали путь, ведущий в дом. Наконец он нашел лазейку — еле заметную дырочку под свесом крыши, венчающим карниз, которую не заметили, заделывая большую дыру, пробитую пять месяцев назад демоном, выпустившим огненный шар.

Найдя вход, завиток тумана тихо плыл внутри дома, миновал спящих и наконец задержался над одной из них. Затем палец тумана, казалось, шевельнулся, еле заметный сверкающий дымок опустился на лицо спящей и, коснувшись ее кожи, подобно искре растворился в небытии.

Одна вне игры. Туман поплыл дальше, оставив спящую позади. Он не разбудил ее, только коснулся щеки, словно вытирая влажное пятно. Все растущий завиток тумана, ни разу не оторвавшись от основной массы за пределами дома, проник в другую комнату и проделал ту же операцию. Снова тонкая, почти неуловимая струя мерцающего света опустилась на спящую сестру, которая тоже не проснулась, а лишь, поморщив нос, перевернулась на другой бок.

Наконец туман повис над третьей сестрой, которая была одна в комнате, и также опылил ее чем–то незаметным. Третья сестра на это никак не реагировала.

Затем туман рассеялся, оставив на потолке почти незаметные следы влаги, которые высохнут задолго до того, как настанет утро.

Это уже не имело никакого значения. Дело было сделано.

И три сестры уже не будут прежними…

Фиби спала крепко, без снов, почти не ощущая присутствия красивого темноволосого мужчины, который обнимал ее и дремал рядом.

Она незаметно погрузилась в сон, словно в темную и ужасную бездну. Ее окружал выжженный, словно ощетинившийся пейзаж, предвещавший угрозу. Послышался далекий стон, похожий на плач обреченных, матерей, потерявших детей, душ, осужденных на вечные муки. Она шла по этому месту и чувствовала, как холод пронимает ее до самых костей.

Затем сон вдруг перенес ее в особняк Холлиуэлов, а точнее, на чердак. Она заметила комод, придвинутый к стене, — один из тех предметов мебели, которые годятся лишь для того, чтобы собирать пыль. Он настолько привычен глазу, что его присутствие перестают замечать. Однако если она не замечала комод прежде, то увидела его сейчас. Он как бы дышал злом, создавая то же впечатление, что и мрачное, ужасное место, которое она только что покинула. Пока она рассматривала комод и, обладая даже во сне не присущими простому смертному способностями, лицезрела его со всех сторон сразу, тот начал дрожать, словно живое напуганное существо. Вдруг все ящики выдвинулись и хлынула кровь, густая, малиновая, обладающая знакомым привкусом железа, и разлетелась брызгами по твердой древесине пола.

Фиби села, и сон тут же покинул ее. Она моргнула пару раз, когда виденное во сне исчезло, как вспышка фотоаппарата после щелчка затвора, и затормошила Коула, пока тот не зашевелился.

— Что? — промямлил он. — Фиби, что случилось?

— Коул, надо подняться на чердак.

— Сейчас? — неуверенно спросил он. — Еще только… который час? Уже поздно. Поздно. Или рано?

— Сейчас, — сказала Фиби. — Прямо сейчас. Ладно, не надо. Мне все равно. Пойду одна.

Эта угроза придала Коулу решимости. Он сел и отбросил одеяло.

— Нет, все в порядке, Фиби, я с тобой. Только подожди секунду. Что случилось?

— У меня было видение, — ответила она. — Нет, скорее, не видение, а сон. Сон, который в некотором роде был похож на видение.

— В каком роде? — спросил он и опустил босые ноги на пол. Похоже, он проснулся и заволновался. Его красивый лоб избороздили морщины. Так бывало, когда он тревожился. Она бы любовалась им и дольше, но сон–видение все еще держал ее в страхе. — С тобой не случаются сверхчувственные предвидения? Словно видения? Что ты видела?

— Я уверена, что на самом деле это было не видение, а всего лишь ужасный сон. И не в том смысле, что увидела нечто, ожидающее нас впереди. Это было не сверхчувственное предвидение. По–моему, это больше походило на что–то символическое. Не знаю. Однако это похоже на видение в том смысле, что я ощущаю, как это важно, неотложно, иначе жизни людей подвергнутся опасности.

— Каких людей?

— Понятия не имею, — ответила Фиби. Она отдавала себе отчет в том, что выражается очень неопределенно и что сейчас у нее совсем недостаточно информации для того, чтобы действовать. — Каких–то. Не могу объяснить, почему это так. Может быть, из–за крови.

— Кровь? — отозвался Коул, и снова по его лбу пробежали тревожные морщины.

Фиби уже было невозможно остановить.

— Пошли наверх.

Потребовалось бы лишь несколько секунд, чтобы сделать вывод — чердак Холлиуэлов был не самым прибранным местом в особняке. Перед комодом громоздились вещи, передававшиеся одним поколением другому, но он, как сейчас припоминала Фиби, стоял именно там и выглядел, если не считать дрожи и потоков крови, точно так, как предстал перед ней во сне. Светлое дерево, ободранное и покрытое пятнами за многие годы пользования, ручки из более темной древесины с резным цветным узором и инкрустированные по периметру другим деревом. Когда–то комод являл собой прелестный предмет гарнитура. Фиби немного удивлялась, что ни одна из сестер не захотела перенести его в свою комнату. После такого сна она тоже не собиралась делать этого, но комод казался таким предметом, от которого Пайпер не отказалась бы.

— Хорошо, — сказал Коул, когда они проложили к нему дорожку через коробки и нагромождение разных вещей. — А теперь что?

— Во сне он вроде как бы дрожал и выплевывал кровь, — ответила Фиби. — Ну, как это бывает у плохого зубного врача.

— Но сейчас ничего подобного не происходит, — заметил Коул. — Чему я очень рад, могу добавить. — Он посмотрел на нее с выражением, которое ей было хорошо знакомо. «Я люблю тебя», — говорило оно. И добавляло: «Я всегда буду заботиться о тебе». — Фиби, может быть, это и в самом деле был только сон.

«Я тоже люблю тебя», — говорил взгляд Фиби. Но она сказала:

— Если мне снится сон, то я знаю, что это сон. Я вижу сны уже много лет. А это был не обычный сон. Называй его кошмаром, называй как хочешь, но обычные сны заведомо нереальны. А этот я все время сравниваю с видением. Я чувствую, что он заключал в себе более глубокий смысл.

Коул пожал плечами. Он был не из тех, кто спорит, когда нет верного шанса победить.

— Ну, что ж. Хорошо. Пожалуй, нам надо посмотреть на комод поближе. Но лучше было бы, если б знать, что мы точно ищем. — Он поймал ее колючий взгляд. — Но это ведь не обязательно, правда?

Они начали с доступных мест. Заглянули во все ящики, затем вытащили их и осмотрели емкости и дно, постукивали, ища тайники или второе дно. Затем изучили каркас комода извне и изнутри, пытаясь оторвать куски фанеры, за которыми могли скрываться неприятные тайны. Наконец Коул помог Фиби отодвинуть тяжелый комод от стены. И тут же бросилось в глаза, что задняя панель прибита маленькими гвоздиками явно после того, как комод был изготовлен. Древесина была совсем другая, менее обшарпанная, а при изготовлении комода гвозди и вовсе не использовались.

— Что ж, это придется оторвать, — не без удовольствия произнесла Фиби.

— Мы поднимем большой шум, — заметил Коул.

— Да разве можно спать после гвалта, который вы уже подняли?

Фиби и Коул обернулись и увидели Пайпер и Лео. Пайпер, в длинной ночной хлопчатобумажной рубашке, похоже, еще не проснулась и была весьма недовольна. Лео, как всегда, выглядел веселым и бодрым. «Очевидно, мертвым сон не так уж нужен», — как–то раз Пайпер сказала Фиби. В то время в ее голосе звучала обида, возможно, потому, что ей действительно был необходим сон и она никак не могла выспаться.

Как и сейчас.

— Где Пейдж? — спросила Фиби.

— Ладно, я потерплю, — сказала Пайпер. Она потерла щеку, словно что–то щекотало ее. — Сестра, способная спать во время термоядерной войны, все еще находится во власти грез. А все остальные бодрствуют. Поскольку все это мало похоже на эпизод из «Поменяемся местами», возможно, кто–нибудь скажет мне, что здесь происходит?

— Фиби видела сон … — начал Коул.

— Больше, чем просто сон, — прервала его Фиби. — Сон, похожий на видение. Отчетливый.

— И тебе приснилось, что на чердаке мало беспорядка, и поэтому ты поднялась сюда, чтобы исправить положение? Посреди ночи?

— Мне приснилось, — сказала Фиби, — что с комодом что–то не так. Так оно и есть. Теперь надо оторвать эту заднюю панель, и, возможно, мы узнаем, в чем дело.

— Лео, у тебя есть ломик? — спросил Коул. — Или гвоздодер?

До того как выяснилось, что Лео является ангелом–хранителем Зачарованных, он скрывал свою сущность под личиной мастера на все руки. Фиби часто думала, что это оказалось очень удачным прикрытием, поскольку в доме всегда было много работы.

— Конечно, — ответил тот. — Подожди минуточку.

К счастью, он хранил свой ящик с инструментом здесь, на чердаке, с тех пор как женился на Пайпер и навсегда переехал в особняк. Он скрылся за ящиками и тут же снова появился с молотком и долотом в руках.

— Это подойдет, — сказал он.

Через две минуты липовую панель удалось отодрать настолько, что обнаружился конверт, находившийся между ней и подлинной задней стенкой. Фиби тут же схватила его.

— Видишь?! — воскликнула она, показывая конверт Пайпер. — Все же я оказалась права.

— Ты собираешься открыть его? — поинтересовалась Пайпер. — Или удовлетворишься сознанием того, что оно несет плохие новости?

Фиби знала, что Пайпер права. Сон, который она совсем недавно видела, не мог предвещать ничего хорошего. Но она зашла слишком далеко и уже открывала конверт. Конверт оказался незапечатанным, его клапан просто засунули внутрь. Она просунула палец за клапан и вытащила его. Внутри находилось письмо, написанное на одном листочке пожелтевшей от времени бумаги, ставшей совсем хрупкой. Она пробежала его глазами.

— Теперь можно сказать: «Разве я тебе не говорила, Пайпер? Это плохая новость», — бормотала Фиби, возвращаясь к началу письма и читая его внимательно.

— Что там? — спросила Пайпер. — Давай выкладывай.

— Оно от тети Агнес. Двоюродной бабушки Агнес, — сказала Фиби.

— Наверное, прапрапрабабушки, — поправила ее Пайпер. — Это уж точно.

Пайпер всегда знала фамильное древо лучше, чем Фиби, поэтому последняя не стала возражать.

— Да, от нее, — подтвердила она.

— И?

— Похоже, это предупреждение. Оно адресовано Зачарованным.

— Что ж, значит, нам. О чем же оно предупреждает? — допытывалась Пайпер.

— Вот важная часть, — сказала Фиби и начала вслух читать: — «Одна сестра умрет, а ее место займет другая. Однако новая ведьма не станет союзницей, попомните мои слова. Она предательница, и, заручившись доверием семьи, эта дьяволица будет подвергать опасности Силу Трех. Не дайте этому случиться, если не хотите, чтобы семья распалась изнутри».

Пайпер молчала некоторое время, стараясь осмыслить прочитанное.

— Да, конечно, — произнесла она через минуту. — И мы этому должны поверить? Письмо звучит так, словно его писал десятилетний ребенок, начитавшись о призраках. Лео, идем спать.

— Но… — Фиби не знала, как деликатнее выразиться, ибо ей не совсем нравился ход собственных мыслей. — Возможно, тетя Агнес писала не очень хорошо, однако признайтесь — сценарий немного знаком, правда?

— Фиби, если речь идет о Пейдж, должна заявить, что ты сильно заблуждаешься, — не терпящим возражений тоном сказала Пайпер. Фиби это успокоило. — Пейдж наша сестра, настоящая сестра, и этим все сказано. Она не мошенница, не дьяволица, пришедшая, чтобы внести разлад в нашу семью. Если бы все было так, Сила Трех больше не действовала бы.

— Хорошая мысль, — неохотно согласилась Фиби. — Жаль, что я не так уверена, как ты, Пайпер. Видишь ли, сон–то приснился мне. Я бы не пришла сюда без причины. Из сна я вынесла впечатление о надвигающемся зле. Даже если Пейдж — Зачарованная, возможно, где–то здесь что–то не так.

— Что ж, возможно, прапрапрабабушка Агнес немного спятила, — предположила Пайпер. — Возможно, комод соорудил злой тролль, оказавшийся отличным столяром. Кто знает? Но я хорошо знаю Пейдж и не думаю, что от нее может исходить зло.

— Я тоже так думаю, — согласилась Фиби. Она была удивлена бурной реакцией сестры. Она не сомневалась, что в обычной ситуации сестра, по крайней мере, прислушалась бы к ее мнению и охотно обсудила бы ее предположения. Однако Пайпер полностью игнорировала ее, а это Фиби совсем не нравилось. Чем больше Пайпер отвергала ее теорию, тем больше Фиби цеплялась за нее. Она не стала спрашивать, что случилось с Пайпер, да это было ей безразлично. — Я действительно так думаю. Но я знаю, что ощущала во время сна. Я не ощущала ничего хорошего.

— Лео, ты идешь? — холодно спросила Пайпер, направляясь к лестнице. — У меня нет сил спорить на эту тему, и не понимаю, зачем тратить время, чтобы бросить тень сомнения на Пейдж. Она уже достаточно проявила себя.

— Мы все любим Пейдж, — вступил в разговор Коул. — Но, Пайпер, может быть, тебе стоит прислушаться к сестре, которую ты знаешь немного больше. У нее не может быть причин для того, чтобы навредить Пейдж. Она просто смотрит фактам в лицо.

— Здесь нет никаких фактов, — заметил Лео. — Мы имеем дело с письмом, которое, вероятно, написано несколько сотен лет тому назад. Там не сказано, что речь идет о Пейдж.

— Я просто говорю, что нам не следует забывать о нем, — ответил Коул. — До тех пор, пока все не прояснится.

— А я говорю, что если я не окажусь сейчас в постели, то все пожалеют об этом, — сказала Пайпер. — И раз уже на то пошло, не тратьте зря времени на сомнения по поводу Пейдж. — Она повернулась и начала спускаться по лестнице. Лео некоторое время постоял, глядя на Фиби и Коула, затем пожал плечами и последовал за ней.

— В одном Лео прав, — заметил Коул. — Мы пока не знаем, на что намекает это письмо и действительно ли оно предупреждает о чем–то.

ГЛАВА 2

Пайпер проснулась с ощущением, будто не сомкнула глаз. После устроенной Фиби на чердаке сцены она лежала с открытыми глазами и смотрела в темноту под аккомпанемент храпа Лео — если честно, то Лео не то чтобы храпел, а просто дышал громче, чем имел на то право простой смертный, тем более смертный, отошедший в мир иной полвека тому назад и возвращенный на землю оберегать сестер — и освещать темноту. Что касается Пейдж, то Фиби не права. Тут не могло быть двух мнений, и сам факт, что Фиби затронула эту тему, вызвал в ней неожиданную ярость. «Если бы Пейдж была шпионкой или предательницей, — размышляла она, — то мы сейчас уже знали бы об этом». Да, она не совсем хорошо знает Пейдж — определенно не так, как знала Прю, которая ведь, в конце концов, всю жизнь была ее старшей сестрой. «Но она же не Мата Хари», — рассуждала Пайпер.

Душ помог немного прийти в себя. Сейчас, надев мягкий хлопчатобумажный зеленый топик и джинсы, Пайпер сидела за столом, склонившись над чашкой кофе, — поднять ее и выпить было выше ее сил. Кофе начал остывать, и она думала, что хорошо было бы встать и подойти к микроволновой печи, или направить чашку туда, воспользовавшись крохотной долей собственной колдовской силы, или ускорить движение молекул до такой степени, чтобы согреть почти остывшую жидкость. «Личная выгода, — думала она, — большое ведьмовское табу». И решилась на старомодный, требующий больших затрат энергии способ.

Пейдж и Фиби тоже находились в веселой желтой кухне особняка. Пейдж у разделочного стола намазывала маслом подрумяненный бублик, а Фиби яростно размешивала в стеклянном кувшине апельсиновый сок, только что приготовленный из замороженного концентрата. Пайпер собиралась спросить Фиби, злится! ли та на весь штат Флориду или только на растущие в нем апельсины, но сдержалась. В это утро у нее не было большого настроения шутить. Особенно в присутствии Пейдж.

Она и Фиби спустились вниз раньше Пейдж и, вполголоса обсудив все, решили ничего не говорить Пейдж о ночных событиях на чердаке, по крайней мере, до тех пор, пока сами во всем не разберутся. Либо сама Фиби не разберется, ибо Пайпер вообще не желала возвращаться к письму.

Разумеется, это означало, что она ни о чем другом не думала.

Однако Пейдж, казалось, впитывала царившее в комнате напряжение и попыталась нарушить его.

— Итак, сегодня днем я решила нагрянуть в Мейси, — заявила она. На ней была короткая красная юбка и топик из искусственного шелка с вырезом в форме буквы V. — Знаете, там состоится широкая распродажа, которая бывает два раза в год. Кто–нибудь хочет пойти со мной? — Когда никто не отозвался, Пейдж продолжила: — Неужели я опоздала на чьи–то похороны? Что с вами обеими стряслось сегодня утром?

— Мы просто устали, — ответила Пайпер, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на нее. Она сняла свой кофе с микроволновой печи и бросила злобный взгляд в сторону Фиби. — Не выспались.

— Ты могла бы и выпить кофе, вместо того чтобы расхаживать с чашкой в руках, — сказала Пейдж.

— Бывают такие дни, когда никакого кофе не хватит, — пробормотала Фиби. Она выглядела настолько же усталой, насколько себя чувствовала утомленной Пайпер, и надела к завтраку поношенный тренировочный костюм.

— О господи, ребята, — взволнованно сказала Пейдж. — Вы какие–то раздраженные.

— Извини, — буркнула Пайпер, отнесла подогретый кофе к столу и села спиной к сестрам.

Однако Пейдж не собиралась сдаваться.

— Не знаю, что с вами, ребята, — продолжала она. — Я что–нибудь не то сделала?

— Среди нас нет ненормальных, — ответила Фиби.

— Да, и женщин тоже. А также брюнеток.

— Пейдж! — произнесла Пайпер, даже не оборачиваясь. — Мы все раздражены сегодня утром. Пожалуйста, не будем больше говорить об этом. Ладно?

— Как хочешь, — ответила Пейдж, и в ее голосе явно прозвучала обида. Она завернула бублик в салфетку и направилась к двери. — Я все равно опаздываю на работу. До встречи.

Она стремительно вышла и громко хлопнула дверью.

— Ее нельзя обвинять за то, что она хочет знать, — сказала Фиби.

— Это ты ее подозреваешь, — возразила Пайпер.

— Я никого не подозреваю. Меня просто беспокоит мое видение. Если бы это случилось с тобой, ты бы тоже забеспокоилась.

— Теперь уже видение? — поинтересовалась Пайпер. — Вчера вечером мне показалось, что это был сон.

— Сон, видение, какая разница. Это приключилось со мной во сне и обладало присущей сну внешней логикой, что не очень–то много значит. Однако по воздействию и ясности это было видение. И оно привело нас к тому письму. Именно поэтому я верю ему. Письмо действительно оказалось в том самом месте.

Пайпер пила кофе и не обращала внимания на Фиби. Она понимала, что спор продолжается частично по ее вине. Она заняла твердую и решительную позицию, заключавшуюся в том, что Пейдж, несмотря ни на что, заслуживает доверия. Всякий раз, когда Фиби пыталась убедить ее, что письмо, вероятно, заключает в себе некую ценность, Пайпер упрямилась. А Фиби тогда еще больше настаивала на своем. Пайпер подозревала, что Фиби догадывается об этом, однако обе так цеплялись за свое, что даже и не думали искать выхода из тупика. Что–то показалось ей странным, необычным в том, как они отстаивали свои убеждения и изо всех сил цеплялись за них. Но она никак не могла понять сути дела и в конце концов решила: все это происходит по той причине, что Фиби явно ошибается.

— Я иду наверх, — спустя какое–то время заявила Фиби, — посмотреть, что «Книга Теней» может сказать нам о дорогой старой прапрапрабабушке Агнес.

— Сделай милость, — ответила Пайпер. Она прислушалась к шагам Фиби на лестнице и почувствовала огромное облегчение от того, что может остаться одна.

Это облегчение длилось всего три минуты, в течение которых она поняла, что будет неотступно думать о споре, если только не постарается выбросить эту тему из головы. Она вошла в соседнюю комнату и включила местные утренние новости. В ее повседневной жизни не было недостатка в скверных новостях — невинные люди, оказавшиеся в беде, угрожавшие нападением демоны и нескончаемая борьба со злом, так что ей казалось бессмысленным и, возможно, даже излишним часто получать дополнительную порцию плохих новостей по телевидению. Она плюхнулась на украшенный цветочным узором диван, поставила чашку с кофе на стол, который для удобства именовался кофейным, и нажала на кнопку пульта дистанционного управления.

Экран оживился рекламой службы междугородной телефонной связи, изображавшей человека, который представлял собой доведенный до абсурда образ комедианта. Пайпер поймала себя на мысли о том, будет ли его устранение способствовать делу борьбы добра со злом. «В конце концов, он посягает на разум и хороший вкус всякого невинного человека, имевшего несчастье настроиться на эту программу».

Замерцал свет, и рядом с ней на диване появился Лео.

— Я обожаю этого парня, — хихикнув, сказал он. Пайпер пригвоздила его стальным взглядом, но решила не развивать тему. К счастью, реклама закончилась.

— Откуда ты взялся? — спросила она.

Лео направил взор к потолку.

— Никак не забудешь старые замашки ангела? — спросила она. — Ведь досюда всего двадцать четыре или двадцать семь шагов, а?

— Нет, вверх по лестнице, — ответил он.

— Так, значит, ступеньки тебе больше не по душе?

— В доме царит такое напряжение, что мне не хотелось наскочить на Фиби или Коула, — объяснил он. — Вам, ребята, надо разобраться во всем этом. И поскорее. Как случилось, что дела так быстро приняли столь скверный оборот?

Пайпер пожала плечами и глубоко вздохнула.

— Не знаю, — ответила она. — Такое иногда случается. Скоро мы это забудем. Мы редко спорим больше двух дней. И это тоже пройдет.

— Лучше раньше, чем позже. Еще неизвестно, когда вам троим придется сплотить свои силы.

Она устремила на него еще один испепеляющий взгляд:

— Знаю.

Что–то на экране привлекло ее внимание. Хорошенькое дело, она включает телевизор, чтобы забыть о сестрах, и тут появляется Лео — и все начинается снова.

«…вчера вечером заколота насмерть в Ноб Хилле, — говорила телеведущая с красивой прической. На экране появилась картина, снятая предыдущим вечером, — яркие огни освещали огороженное место на тротуаре, где специалисты из полиции искали ключи к разгадке случившегося. — Многие предполагают, что это может быть делом рук серийного убийцы, и жертва, похоже, убита точно так же, как две предыдущие, обнаруженные за последние несколько дней. У полиции все еще нет ответа на вопрос, кто и почему предположительно убил Джулию Тилтон, Шарлену Уэллс и Гретхен Уинтер».

— Предположительно убил, — процитировала Пайпер. — Поскольку их зарезали, то, пожалуй, точнее будет сказать, что их убили бесспорно.

«Вчера на месте развлечений обнаружено еще одно ужасное преступление, мрачным голосом говорила ведущая. На экране появилось новое изображение, на котором следователи в комбинезонах, масках от пыли и очках вытаскивали из земли бурые кости. — После того как в результате прорыва труб было затоплено жилое здание девятнадцатого века под полом подвального этажа найдено захоронение трех дюжин человеческих скелетов. Следователи все еще собирают кости и осколки костей, пытаясь установить точное количество погибших и опознать их. Как утверждают эксперты, костям, похоже, по крайней мере сотня лет, а может быть, даже больше. Мы будем информировать вас по мере поступления новых данных».

— Ох, — вздохнула Пайпер. — Кто может захоронить такое количество людей под жилым зданием?

— Никто, действующий в рамках закона, — ответил Лео. — Если только в то время обычаи захоронения не были иными, чем сегодня. Я бы сказал, что это похоже на сцену массового убийства столетней давности.

Пайпер молчала некоторое время, на душе у нее и так было не слишком весело, а два сообщения, завершившие новости, повергли ее в еще большее уныние.

— Похоже, в то время тоже были серийные убийцы, — заметила она. — Джек — Потрошитель, верно?

— Да, их было несколько, — ответил Лео. — Джек — Потрошитель — самый знаменитый, но были и другие. Холмс из Чикаго. Да и Джон Уэсли Хардин, старый бандит с запада, подпал бы под определение, которым мы пользуемся сегодня. Но…

Он не договорил.

Пайпер слегка ткнула его локтем в ребра:

— Но?..

— Не знаю, — угрюмо ответил он. — Просто какое–то ощущение после увиденного на экране, такое чувство, будто здесь приложили руку неземные силы.

— Работа для Зачарованных?

Лео нехотя кивнул:

— Вполне возможно. Во всяком случае, нам надо узнать об этом побольше.

«Как здорово, — думала Пайпер. — Похоже, моим сестрам и мне придется действовать сообща, хотим мы этого или нет. — Она взглянула на Лео. — Откуда только он знает обо всех этих ужасах?»

«Книга Теней» помогала, но часто и разочаровывала. Почти все, что сестрам Холлиуэл могло понадобиться для непрекращающейся борьбы с силами тьмы, заключалось на ее страницах. Но тексты в ней все время менялись, и поэтому найти что–либо было весьма нелегко. Иногда книга сама открывалась на необходимой странице, иногда смысл казался неясным* и искать в ней какую–либо ссылку было все равно что найти в «Войне и мире» имя, которое можно произнести, не сломав язык.

Когда Фиби впервые нашла здесь, на чердаке, огромный том в кожаном переплете и прочитала заклинание, оживившее Силу Трех в ней и в ее сестрах, она пришла в страшное возбуждение. Неожиданное появление призрака Мелинды Уоррен, их родственницы, сожженной на костре сотни лет назад, только прибавило ей смятения. Однако с тех пор, по мере того как они уверовали в свои силы, и особенно в мрачное время, наступившее после смерти Прю, Фиби находила утешение на чердаке около книги. Иногда казалось, что ей как младшей сестре (хотя эта роль с тех пор отошла к Пейдж, младшей как с точки зрения возраста, так и опыта в колдовстве) требовалось ощущение связи, которое она обретала здесь, чувства преемственности со всеми женщинами рода Холлиуэлов, жившими до нее. Слабый свет, проникавший сюда сквозь витражные окна, приятная дружба с книгой в коричневом кожаном переплете, на котором рельефно выступал позолоченный орнамент из трех переплетенных дуг — заключенные в кольцо три связанные друг с другом арки, даже заплесневелые запахи старых вещей, самой истории, вселяли успокоение.

Однако, листая «Книгу Теней», Фиби не могла найти ничего конкретного о прапрапрабабушке Агнес. Книга заключала в себе главным образом заклинания и наставления в разных ведьмовских делах, но сестры время от времени находили в ней отрывки из семейной истории, когда им требовалось узнать о чем–либо таком. Но сейчас Фиби все больше впадала в отчаяние по мере того, как, листая страницу за страницей, она не находила в книге ничего. Словно самое имя Агнес было стерто.

Наконец Фиби пришлось произнести заклинание, чтобы вызвать конкретную информацию:

Страницы слева

И страницы справа!

Вызовите прошлое тети Агнес

Из небытия.

«Книга Теней» на мгновение озарилась собственным светом, страницы затрепетали и открылись на таком месте, которого раньше в ней не было. Фиби в этом не сомневалась. Там оказалась запись еще одной родственницы, Филиппы Холлиуэл, о которой она никогда не слышала. Почерк был старомодный и трудно читаемый, но то же можно сказать и о письме Агнес. Фиби продиралась через этот почерк. И в самом низу страницы нашла ссылку, которую искала.

«Агнес впервые вошла в этот дом в тот день, когда восстала против нас, — гласили похожие на паутину каракули. — Мы проявили вежливость, ибо она одна из нас, но не более того. Она опозорила семью Холлиуэлов, и среди нас много таких, кто не расположен простить ей, и они не простят. Агнес, как говорится, пожинает то, что сама посеяла. И остальным нет дела до того, нравится ей это или нет».

Фиби закрыла книгу. «И это все? — удивилась она. — Единственное упоминание, которого удостоила прапрапрабабушку «Книга Теней»?»

Значит, старая Агнес была на ножах с остальными членами семьи. «Это неплохо знать, — подумала Фиби, — но никак не помогает прояснить предупреждение, которое она припрятала в старом комоде». В некотором смысле это, возможно, даже подкрепляет точку зрения Пайпер. Если Агнес была своего рода нарушительницей спокойствия, возможно, ее предупреждение ложно. Или оно скорее всего имело отношение к тому, что натворила эта женщина, восстановив против себя всю семью. Тогда это не больше чем пройденный этап истории. У нее вдруг возникло искушение вызвать саму Агнес, но она тут же отмахнулась от него. Если между Агнес и остальными Холлиуэлами образовалась пропасть, то Фиби этим могла навлечь беду.

Фиби села на пол, чувствуя себя одинокой и потерянной. Было время, когда Пайпер выступала в роли миротворца, вмешиваясь всякий раз, когда Фиби спорила с Прю, а что греха таить, последнее случалось часто. Пайпер теперь сама стала камнем преткновения и, поскольку Пейдж была главным предметом спора, не осталось сестер, к которым она могла бы обратиться. Коулвстал на ее сторону, но ему больше ничего не оставалось. Ей бы найти беспристрастного человека, на котором можно проверить свои выводы, но такого не было. Оставалось действовать в одиночку.

В Бюро социальных проблем Боб Коуан, босс Пейдж, был во власти приступа дурного настроения. Похожие дни случались и раньше,

и сегодняшний, судя по всему, оказался именно таким, когда босс был готов придираться к работникам, а сам доходить до белого каления. «Наверно, чтобы стать начальником, требуется вспыльчивый характер и способность затаить обиду, — думала Пейдж. — Просто нужно обладать верным соотношением наглости, снисходительности, властности, чтобы обращаться с людьми так, словно те являются вашей личной собственностью и обязаны считать вас своим благодетелем и обращаются к вам за наставлениями и руководством».

Возможно, мистер Коуан, по крайней мере, так и рассуждал. Он определенно рассматривал вверенную ему контору как своего рода феодальную вотчину, а себя как феодала, несшего ответственность за свое личное владение. Пейдж не сомневалась в том, что если бы это не возбранялось, он в качестве законной меры наказания ввел бы колодки, а возможно, и смертную казнь за такие прегрешения, как ненадлежащее оформление документации, незаполнение степлера скобами, когда те кончались, и прежде всего за непочтительное поведение в присутствии его светлости.

Пейдж подумала, что она придает слишком большое значение его выпадам в ее адрес, имевшим место сорок минут назад. Честно говоря, она забыла отметить время встречи в его календаре, в результате чего две нуждающиеся семьи пришли к мистеру Коуану в одно и то же время.

Положительной стороной в характере Коуана, побуждавшей Пейдж оставаться здесь, а не искать новую работу, возможно, такую, которая сможет обеспечить прожиточный минимум в Сан — Франциско, являлось то, что он не только был изворотлив и находил средства для оказания помощи людям, но и проявлял напористость в достижении этого, невзирая на обстоятельства. Иногда он был тираном, но при этом стремился к тому, ради чего, по мнению Пейдж, стоило страдать. Иногда люди нуждались в помощи, в совете, ждали, чтобы кто–то подтолкнул их в правильном направлении. И не их вина, что удача отвернулась от них, что среди имущих и неимущих они оказались в числе последних. Боб Коуан понимал это и проверял свои убеждения на передовом рубеже повседневной борьбы. Но, рассердившись на него, Пейдж уже не могла успокоиться.

Как бы там ни было, она знала, что сегодня не на шутку разозлилась на своих сестер, и теперь переносила свое раздражение на других. И особенно на Коуана. Она не поняла, что сегодня утром происходило в доме, однако, это без сомнения, было как–то связано с ней. Фиби и Пайпер демонстрировали ей притворную вежливость и в то же время сверлили друг друга глазами, словно обмениваясь кинжальными ударами, когда им казалось, что она не видит… Что — то определенно беспокоило обеих сестер Холлиуэл. И возможно, их возлюбленных тоже — Лео и Коула было почти не видно этим утром. «Почему они не могли откровенно поговорить со мной? — недоумевала она. — Ко мне ведь можно запросто подойти. Разве не так?»

Нет, сестры всегда охотно говорили с ней и весьма откровенно, если ее поведение беспокоило их. Значит, на этот раз их беспокоили не такие простые вещи, как ее дурные привычки. Случилось нечто серьезное. Нечто тревожное.

«Как раз поэтому они должны открыто обо всем сказать, — раздумывала Пейдж, — а не ходить вокруг да около и портить себе и мне настроение».

Чем больше она думала об этом, тем больше расстраивалась. Она поймала себя на том, что с нетерпением ждет обеденного перерыва, но не потому что задумала пойти поглазеть на наряды, которые были ей не по карману, а потому что хотелось хоть на какое–то время оказаться в другом месте. И если она там оторвет кому–нибудь голову, то потерпевшим, по крайней мере, будет незнакомец, а не коллега по работе.

Сейчас она была бы этому весьма рада.

ГЛАВА 3

— Коул, я должна ей все сказать, — настаивала Фиби. Она вернулась в свою комнату, где ее дожидался дружок — бывший демон. Коул был высок, смугл и чертовски красив. Помня, как он почти в мгновение ока превратился в Белтазора и чуть не погубил сестер Холлиуэл, она признавала, что в этой черте плохого мальчика есть нечто привлекательное. При условии, что тот не станет слишком плохим.

— Что сказать? — спросил он, расхаживая перед кроватью, на которой сидела Фиби. — Мне казалось, ты так ничего и не узнала.

— Почти ничего, — согласилась Фиби. — Но ведь это само по себе говорит о чем–то, правда? Если семья настолько невзлюбила старую Агнес, что в «Книге Теней» о ней почти нет упоминаний, то это значительная информация.

— Скорее значительное отсутствие информации, — пробормотал Коул. — Я бы не стал называть ее полезной. Но если хочешь рассказать Пайпер, валяй. Она твоя сестра. Только не удивляйся, если ты ее ни в чем не убедишь.

— Коул, Пайпер не такая, — возразила Фиби. — По крайней мере, не всегда. Хотя, пожалуй, сегодня все может случиться.

Коул только пожал плечами.

— Ха–ха! — рассмеялась Пайпер. — Ты опять за свое.

Фиби и Коул нашли Пайпер и Лео внизу в кухне разговаривающими о чем–то важном, чем они не считали нужным поделиться. Фиби рассказала им, как мало она узнала из «Книги теней»: прапрапрабабушка натворила что–то и настроила против себя остальных членов семьи Холлиуэлов, а если семья нашла в себе силы простить ей, то это по неизвестной причине не нашло отражения в книге. Фиби обнаружила, как трудно вообще найти что–либо об Агнес, и ей пришлось прибегнуть к волшебству, чтобы добыть даже эти скудные сведения.

Ей пришлось с неохотой признать, что Коул точно угадал ответ Пайпер.

— Итак, это полностью опровергает твою теорию, не так ли? — спросила Пайпер. — По — моему, если бы нам было нужно серьезно отнестись к этому предупреждению, тебе не кажется, что оно исходило бы из более достоверного источника?

— У нас нет доказательств, что ей нельзя доверять, — ответила Фиби, осознав безнадежность своего возражения уже после того, как высказала его.

— Ну, конечно, в таком случае все остальные Холлиуэлы, вероятно, были плохими, а Агнес — единственным хорошим человеком. Послушай, Фиби, если семья отвернулась от нее, должно быть, она сделала что–то плохое. Очень плохое. А если она такая плохая, то я не понимаю, как мы можем ей поверить, что Пейдж замышляет недоброе, даже если считать предостережение относящимся к Пейдж, а как раз с этим мы не можем согласиться.

— Пайпер, мне понятна твоя точка зрения. — Фиби развернула один из стульев и уселась на него верхом. — Ты же знаешь, я с самого начала считала Пейдж членом нашей семьи.

— Вопреки моему совету, — добавил Коул.

— Что ж, в то время ты здесь был не самым большим авторитетом, — заметил Лео. Сказать, что Коул и Пейдж не сразу почувствовали симпатию друг к другу, значило бы ничего не сказать.

— Мы все приняли Пейдж как члена семьи, — заявила Пайпер. — Поэтому неразумно отвергать ее сейчас.

— Это нечестно! — завопила Фиби. — Ты же знаешь, что я хотела сказать совсем другое! Я только сказала, что меня вынудили заглянуть в этот комод. Я это и сделала, и мы там нашли письмо. Пайпер, подобные вещи не происходят просто так, без всякой причины. Ты же знаешь, что так не бывает. Нам просто следует разобраться, вот и все.

— Со дня смерти тети Агнес прошло… не знаю сколько… по меньшей мере, прошли многие десятки лет, правда? Прежде мы о ней даже не слышали, и, похоже, этому есть веская причина. Почему мы должны подозревать свою сестру просто из–за того, что старушка могла написать и спрятать неизвестно когда? Это древняя история. Не будем ворошить ее.

Слова Пайпер, словно нож, вонзились в сердце Фиби. Ей было невыносимо даже намекнуть на то, что Пейдж нельзя полностью доверять. На нее давило огромное чувство вины за то, что она снова заговорила на эту тему. Но чем больше Пайпер пренебрегала ее идеей, тем больше она убеждалась, что здесь что–то есть. Пейдж появилась почти ниоткуда, и они приняли ее потому, что она приходилась им сводной сестрой. Возможно, из веры сестер в Силу Трех можно извлечь выгоду, чтобы потом повернуть все против них.

— Фиби, Пайпер права, — твердо заявил Лео. — Я бы сразу обнаружил, если бы Пейдж оказалась не той, за кого выдает себя. Она дочь вашей матери, а ее отец — ангел. По ней это заметно.

— Но еще не значит, что ей можно доверять. Когда–то ты не заметил демона во мне, — возразил Коул.

— Может быть, я просто не хотел замечать, — отрезал Лео. — Я хотел довериться впечатлениям Пайпер и ее сестер.

— Но тебе не захочется сделать это сейчас? — спросил Коул.

Сидевший за кухонным столом Лео поднялся, и от несвойственного ему грозного взгляда его лицо помрачнело. Фиби знала, что Коулу, прежде творившему зло, свойственно быть грозным, а Лео — улыбающимся.

— Я доверяю Пайпер и одной из ее сестер, а с другой у меня возникли небольшие затруднения.

— Вполне возможно, что твое доверие больше зависит от привязанности, нежели от фактов, — заметил Коул. Он расхаживал взад–вперед, как делал, когда был окружным прокурором. — В роли прокурора мне все время приходилось бороться с этим. Обвиняемые изо всех сил стараются быть более симпатичными, чем судейские, поэтому присяжные обычно отворачиваются от обвинителей и занимают сторону обвиняемых. Лео, это может сыграть важную роль, чрезвычайно важную роль. Тебе следует отбросить свои привязанности и взглянуть на факты.

— Факт заключается в том, что ни у тебя, ни у Фиби фактов нет.

— Неправда! — не выдержала Фиби и ударила кулаком по столу. Она с трудом сдерживала слезы отчаяния и гнева. — У меня было предчувствие, так? Оно привело меня к комоду, который мы все видели миллион раз, но не обращали ни малейшего внимания. А это было такое отчетливое видение, что я не могла проигнорировать его. Я разбудила Коула, мы поднялись наверх и тут же распотрошили этот комод.

— Знаю, — сказала Пайпер. — Я помню, что проснулась, когда вы подняли шум. Но это было не предчувствие, а, как ты тогда говорила, сон.

— Как тебе угодно. Я тоже люблю поспать, — заявила Фиби. — Ты хочешь сказать, что я выскочила из постели ради какого–то пустяка?

— Вряд ли, — согласилась Пайпер.

— Вряд ли. Письмо оказалось там, и оно настоящее. Оно у меня в комнате. Можешь почитать, если хочешь. Агнес была настоящей. Допустим, ее невзлюбили, но она существовала. Значит, возможность, что Пейдж не следует полностью доверять, тоже существует.

— Хорошее начало, — подбодрил ее Коул. Он взглянул на Лео и Пайпер, которые насторожились и казались немного смущенными. — А каков вердикт жюри?

Пайпер собиралась было ответить, но Лео сжал ей плечо и сам взял слово:

— Жюри объявляет перерыв. Вы, ребята, пришли сюда как раз в тот момент, когда мы собирались уходить. Мы дали вам достаточно времени, но нам действительно надо быть в другом месте. Мы вернемся к этому как–нибудь в другой раз.

Прежде чем Фиби и Коул успели возразить, замерцал свет, словно вокруг костра вспыхнули и погасли искры, Лео и Пайпер растворились и устремились в другое место, воспользовавшись силой ангела.

— Что ж, не очень–то любезно, — заметила Фиби.

Коул откашлялся и сел за стол, потирая правый кулак левым, словно собираясь кого–то ударить.

«Весьма возможно, — подумала Фиби, — что у него возникло такое желание».

* * *

Пайпер и Лео появились у дома, в котором когда–то давно произошло преступление, ставшее главной новостью этим утром. Чтобы держать любопытных на расстоянии, полиция обнесла старое здание желтой лентой, поддерживаемой подпорками. Несколько полицейских машин и фургонов было припарковано здесь под разными углами. Полицейские в форме, похоже, скучали, переговаривались или стояли, скрестив руки на груди и глядя в пространство. Пайпер быстро обвела взглядом присутствующих, проверяя, не заметил ли кто, как они прилетели сюда. Никто ничего не заметил, и это было хорошо. Лео мог, конечно, заставить людей забыть виденное, но практически никогда не применял этот прием, потому что они могли при этом запамятовать и другие, более важные события, такие, как дни рождения жен или собственные имена.

Ей не хотелось исчезать, не сказав Фиби, куда и зачем они направляются. Но ведь им пока не было известно, действительно ли здесь происходит нечто сверхъестественное. Существовала лишь догадка Лео, но он и сам не очень полагался на нее. Учитывая свои взаимоотношения с Фиби и то, как она отвергала предположение последней, ей не хотелось говорить об этом с сестрами до тех пор, пока она не узнает, что здесь произошло.

Трехэтажное здание представляло собой сооружение конца века из красного песчаника. Пара магазинов занимали нижний этаж, а верхние, похоже, были жилыми помещениями. Неподалеку, повыше, на склоне холма стоял дом, обшитый вагонкой, в котором, видимо, проходил капитальный ремонт. Его внешнюю стену окружали строительные леса, и с ее поверхности содрали краску. Окна и витрины были заклеены перед покраской.

Из широкой двойной двери старого дома выходила процессия женщин и мужчин, несшая к ожидавшим фургонам закрытые на молнию резиновые мешки с останками. Пайпер поморщилась.

— Этот дом называется особняком Гейтса, — раздался позади них голос. Они обернулись и увидели Деррила Морриса, детектива из полиции, одного из немногих смертных, знавших, что сестры Холлиуэл — ведьмы. Пайпер всегда считала его красивым мужчиной, а бледно–голубая рубашка под темно–синим костюмом хорошо контрастировала с его смуглой кожей. Однако сейчас это была совсем неподходящая одежда. Брюки испачканы и под коленками засохла грязь. Уместнее казались бы джинсы или комбинезон, какие носили работяги, занятые похоронными мешками. — По имени Германа Гейтса, предпринимателя, жившего в девятнадцатом веке. Это не родственник Билла. Он построил этот дом в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году с кабинетом врача и аптекой на первом этаже и квартирами наверху. Он жил в одном крыле здания и сдавал другое, что как раз и позволило ему разбогатеть, а нам, остальным, остаться в бедняках. Этот дом — лучший экземпляр в своем роде и лучший из переживших землетрясение тысяча девятьсот шестого года.

Любой житель Сан — Франциско, как и большинство американцев, знает об этом землетрясении. Оно сровняло с землей большие участки города, а вспыхнувшие пожары, которые нельзя было укротить по причине нарушения водоснабжения, довершили остальное. Хотя город существует с середины тысяча восьмисотых годов, большинство нынешних зданий появилось примерно после тысяча девятьсот шестого года.

— У него жутковатый вид, — прокомментировала Пайпер.

— И это говорит женщина, живущая в доме, полном ведьм, — откликнулся Деррил.

— Но не жутких ведьм. Добрых ведьм.

— Самых лучших, — добавил Лео.

Пайпер прижалась к нему, наслаждаясь приятным ощущением и идущим от него ароматом.

— Спасибо.

— Итак, у вас появился к этому профессиональный интерес? — спросил Деррил. — Или просто нездоровое любопытство?

— Предчувствие, — отозвался Лео. — Меня охватило странное ощущение, когда я увидел репортаж по телевидению.

— Хотите взглянуть? — спросил Деррил.

Как раз такого предложения и ждала Пайпер.

— А можно, Деррил?

— Похоже, здесь занято так много народу, что никто не обратит внимание еще на двоих, особенно если они вместе со мной. Пошли.

Деррил приподнял желтую ленту, и они нырнули под нее. Им пришлось подождать, пока работники пройдут через дверь с еще одним похоронным мешком. Лео спросил:

— Деррил, что здесь произошло?

Деррил кивнул на соседнее здание.

— Ремонт в доме, в том, обшитом вагонкой, — объяснил он. — Его красили уже столько раз, что в тех местах, где удалось снять все слои, он похож на мешок с мармеладом. На прошлой неделе пришли водопроводчики, а трубы, которыми они занялись, лопнули. Видно, им не меньше лет, чем самому зданию. Хлынула вода, потекла вниз по холму и проникла в дом Гейтса. А он, как я говорил, представляет собой исторический памятник.

Когда вход освободился, Деррил провел их в здание. Тяжелые двери открывались в сторону лестничной площадки, которая оказалась удивительно маленькой по сравнению с огромным домом. Но Деррил говорил, что дом использовался для сдачи в аренду, поэтому мистер Гейтс вряд ли стал бы жертвовать большим пространством для лестничной площадки. Пайпер заметила, что мраморный пол испещрен царапинами и покрыт грязью.

— Когда в тысяча восемьсот девяносто седьмом году Гейтс умер, крыло, которое он занимал, перестроили под жилые квартиры, включая и подвальный этаж, на чем он сам настаивал с тех пор, как прибыл сюда со среднего запада, где торнадо гораздо опаснее, чем землетрясения. У него не было наследников, и он не оставил завещания, так что в конце концов муниципалитет завладел домом. В действительности городу в этом месте не нужен был такой большой дом, но даже в то время жилье для людей с низкими доходами шло нарасхват.

— Значит, вода, — заговорил Лео, пока они углублялись в темное, пахшее плесенью здание, — в поисках самого низкого места…

— …устремилась в подвальный этаж, в котором не было канализации, — закончил Деррил.

— Вот это был потоп, — сказала Пайпер.

— Это еще не самое худшее, — сказал Деррил. Он провел их к низкому дверному проему, по мнению Пайпер едва достигавшему шести футов высоты и выходившему на узкую лестницу. — Пол здесь внизу из чистого бетона, не очень ровно уложенного. В нем появились трещины. Вода устремилась в трещины. Дворник подумал, что ему придется заниматься основательной уборкой и откачивать воду, но когда он спустил сюда необходимое оборудование, воды уже не было. А это значит, что она ушла под пол.

Они начали спускаться по узкой лестнице. С одной стороны деревянные перила были привинчены болтами к блочной стене. Лестничную площадку освещала пара лампочек, подвешенных на голом проводе. Снизу им навстречу устремился затхлый, тошнотворно сладкий запах.

— Фу, — пробормотала Пайпер, — как противно.

— И дворнику не давал покоя вопрос о том, что же может скрываться под бетоном? — поинтересовался Лео. Мастер на все руки давал себя знать.

— Дворник просунул палец в щель и потянул — бетон отломился, — сказал Деррил. — Он лишь слегка прикрывал грязный пол, и к тому же не очень ровным слоем. Когда вода пропитала грязь и бетон, он стал рыхлым, и тот парень мог поднимать его целыми кусками.

— Мы знаем, что в этой истории шла речь о костях, — заметила Пайпер. — Мы видели по телевизору.

Деррил подошел к бетонному полу, уцелевшему у нижних ступеней лестницы, и указал на что–то, но Пайпер пока не могла ничего разглядеть. Она спустилась пониже и, подавшись вперед, заглянула через край сплошного бетонного пола в ров, который был там вырыт.

И тут же пожалела об этом.

Как говорил Деррил, бетонный пол вытаскивался сравнительно маленькими кусками, которые были сложены вдоль стены по периметру. Осталась грязь, которую, похоже, потревожила вода, а затем и рабочие с лопатами, совками и щетками, валявшимися поблизости. На рабочих, женщинах и мужчинах, были сплошные комбинезоны, закрывавшие лица и предохранявшие от всякой заразы, которая могла быть там внизу. «Чего никак не скажешь про нас, — подумала Пайпер. — Кто знает, чем мы тут дышим?» Команда работала, стоя на четвереньках и тщательно, миллиметр за миллиметром, разгребала землю, пока не натыкалась на кости. Куда бы Пайпер ни смотрела, везде она замечала выступавшие из земли кости. Они были отнюдь не такими чистыми и белыми, как скелеты в кабинетах врачей, а бурыми от земли, в которой покоились, и показались ей невероятно древними.

И человеческими. Несомненно, они представляли собой останки людей.

— Деррил, — начала она, — сколько…

— Точно установлено, что их сорок шесть, но счет продолжается, — ответил Деррил. — Только черепа или достаточное количество частей скелета гарантирует правильность подсчета жертв.

— Жертв? — спросил Лео. — Разве это не предположение всего лишь?

— Это незарегистрированное кладбище, — объяснил Деррил. — Никто законным образом не хоронил там пятьдесят человек. Это место преступления или, по крайней мере, то, что его скрывает. Место, где следы убийства прятали посредством захоронения тел. Так что это жертвы.

— Ты знаешь, как давно это случилось? — спросила Пайпер.

— Мы все еще проводим анализы, — ответил Деррил. — Но полагаем, что это произошло в двадцатом веке. Пожалуй, это не много объясняет, правда? На стыке веков, возможно, в тысяча девятьсот четвертом или тысяча девятьсот пятом году. Приблизительно в это время.

Пайпер заметила, что Лео почти впал в транс. Он уставился на бурую землю, кости и людей, выкапывавших их, но взгляд его был такой, словно он сквозь все это видел нечто другое, такое, чего Пайпер не надеялась уловить.

— Лео! — позвала она.

Он захлопал глазами и закивал головой, будто только что проснулся.

— Извини.

— В чем дело?

— То же самое ощущение, которое появилось тогда. Оно говорило, что здесь что–то… не совсем естественно.

— И что?

— Это ощущение вернулось, — ответил Лео. — Оно отчетливое.

Деррил повернулся к ним и заговорил тихо, чтобы его не слышали другие.

— Если ты считаешь, что здесь есть сверхъестественное, попытайся разобраться в этом, — сказал он. — Ребята, вы не можете оставаться здесь без меня, а мне пора уходить. Если найдете что–нибудь, дайте мне знать, прежде чем начнете действовать. Я говорю серьезно.

— Я поняла, Деррил, — кивнула Пайпер. — Пусть тебя это не беспокоит.

— Там, где Зачарованные, всегда возникает повод для беспокойства, — возразил Деррил. — Однако сейчас я должен заняться собственными заботами.

— Более серьезными, чем эти? — спросила она.

— Более неотложными, — уточнил он. — Эти убийства произошли примерно сотню лет назад. Но вчера мне поручили разобраться в убийстве, которое произошло вчера. Третье подряд.

Пайпер догадалась, что он скорее всего имеет в виду убийство, о котором тоже сообщили по телевидению. Речь шла о трех женщинах, которые были «предположительно убиты». Но Лео и виду не подал, что им что–то известно.

— Какое убийство? — поинтересовался он.

— Похоже, случайное, подвернулся удобный случай. Никакого видимого мотива. Молодую женщину закололи ножом по пути на работу в ресторан. У нее ничего не взяли, свидетелей нет. Прежнего дружка, который мог затаить зло против нее, нет, да и в момент убийства не было ревнивого ухажера. Насколько нам известно, у нее, похоже, не было врагов, Но кто–то жестоко отнял у нее жизнь, прямо на улице. Многократные ранения ножом, которого мы не нашли и не можем опознать. Никаких следов или отпечатков пальцев — на месте преступления ничего не нашли, если не считать, что убитая вся промокла.

— Промокла? — спросила Пайпер. — Но вчера вечером был туман, верно?

— Дело не только в тумане. Выглядит так, будто ее обдали или пропитали чем–то. Влажные участки на воротнике, на плече, рукаве.

— Ничего не понятно, — заметил Лео.

— Вот именно, — подтвердил Деррил. — Именно поэтому мне сейчас пора уходить. Это ужасное преступление, и оно совершилось. Мы считаем, что тот, кто совершил вчерашнее убийство и прежние два, на этом не остановится.

К радости Пайпер, вернувшись в особняк, они там никого не застали. После такого мрачного утра ей меньше всего хотелось начинать еще одну глупую перепалку с Фиби по поводу этого дурацкого письма Агнес. Она и Лео расположились на диване, с которого в то утро смотрели телевизор и услышали рассказ про тела. Казалось, что прошла целая вечность.

— Ты думаешь о том же, что и я? — поинтересовался Лео.

— Такого почти никогда не бывает, — откликнулась Пайпер. — Если не считать моментов, когда мы пребываем в романтическом настроении. Но если ты сейчас в подобном настроении…

— Я просто задаю вопрос, нет ли здесь совпадения.

Пайпер не могла понять ход его мыслей.

— Где именно?

— Я говорю о телах в доме Гейтса, — ответил он, — и о деле, которое расследует Деррил, — убийство вчера вечером и еще два до него.

Она покачала головой:

— Мне кажется, это всего лишь убийства.

— Однако мне так не кажется, — сказал Лео. — Что он говорил? Нет мотива, нет свидетелей, они даже не знают, каким орудием совершено убийство, просто ее чем–то закололи. Он говорил, что кололи многократно.

— И почему же они сверхъестественные?

— В наше время полиция неплохо умеет собирать вещественные доказательства, — ответил Лео. Он снова уставился куда–то в пространство, словно пытаясь зрительно представить место, о котором говорил. — Даже очень хорошо. Что–то должно найтись. Если она пыталась защищаться, может быть, у нее под ногтями найдут следы кожи убийцы. Если он держал ее, пока наносил удары, а без этого он не мог бы вытащить оружие и нанести удар, должны быть отпечатки, волосы, пот, ДНК. Раз не оказалось свидетелей, значит, все произошло очень быстро. Должно быть, он довольно быстро исчез с места преступления и уж ни в коем случае не оставался там, чтобы мелкой расческой удалить каждый кусочек кожи, который помог бы опознать его. И если одно такое убийство показалось странным, то куда как странно, если это происходит три раза подряд.

— Лео, вижу, ты к чему–то пришел, — сказала Пайпер. Казалось, по непонятной причине все вокруг пытались втянуть ее в дела, которые не обязательно должны ее волновать: письмо тети Агнес, а теперь предчувствия Лео. — Все же Деррил говорил, что убийства в доме Гейтса совершены сотню лет назад. Как это вяжется с убийствами, совершенными на этой неделе?

Он рассеянно кивнул:

— Знаю. Я не утверждаю, что они точно связаны. Я просто спрашиваю: а что, если они связаны? Я чувствую участие сверхъестественных сил при убийстве в доме Гейтса и допускаю то же в случае последних убийств.

Ей еще не хотелось уступать, но, по крайней мере, она начинала допускать, что он может быть и прав.

— Если они связаны, тогда я скажу, что Силе Трех пора вступить в игру.

— Похоже на то.

— Возможно, мы найдем убийцу, — сказала Пайпер. — Поищем?

Оба поднялись на чердак, и Пайпер развернула карту Сан — Франциско, которую они хранили как раз для подобных случаев. Держа хрустальный маятник над самой серединой карты, она сосредоточилась, стараясь избавиться от всего, что мешало видеть место преступления таким, как его описал Деррил, добавляя к этому несколько географических деталей, почерпнутых из сегодняшней газеты. Заметка была очень коротенькой, словно перепечатанной из полицейского журнала приводов, но в ней значился адрес и прилагался маленький портрет самой последней жертвы — Джулии Тилтон.

— Надеюсь, — бормотала Пайпер, этого достаточно, чтобы выйти на того парня.

Она знала, что никакой гарантии нет, особенно при полном отсутствии данных на убийцу. Но, как говорил Лео, полиция не нашла ни единой вещественной улики, так что она находилась приблизительно в тех же условиях.

Пайпер сосредоточилась, направляя свою энергию сквозь хрусталь. Внутренним взором она почти видела место преступления, круто поднимающуюся улицу, темные здания, отчаянную спешку, чтобы не опоздать на работу, туман…

Цепочка натянулась, и хрусталь начал двигаться.

— Что–то есть, — тихо пробормотала она. Рядом чувствовалось присутствие Лео, напряженно смотревшего на карту.

Хрустальный маятник завис над Эмбарка–деро, до предела натягивая цепочку, за которую она держала его.

— Похоже на Бэттери и Ломбард, — взволнованно произнесла она.

Но пока она говорила, хрустальный маятник резко качнулся и повис над парком Голден Гейт.

— Нет, постой. Парк.

Но маятник снова качнулся, дошел до Ноб Хилл, остановился и снова двинулся, теперь к Уэстерн Эдишен, затем проделал весь путь обратно, дойдя до Рашен Хилл.

— Ничего не понимаю, — сказала Пайпер. — Похоже, мы напали на след того, кто бывает сразу во многих местах.

— Или перемещается с невероятной скоростью, — добавил Лео.

— Вот именно, — подтвердила Пайпер с усмешкой в голосе. — Мы гонимся за Неуловимым Гонзалесом. Ничего сверхъестественного: это просто мышь из мультфильма. — Она положила бесполезный хрустальный маятник. — Он не работает. Если маятник обнаружил преступника, значит, тот оказался вездесущим.

Она встала в подавленном настроении. Лео обнял ее. Ей стало легче.

А снаружи на город снова опускался туман…

ГЛАВА 4

На Юньен–сквер царил обычный хаос. Даже в этот прохладный туманный день там было полно народу. Подняв головы, туристы взирали на мемориальную башню, причину воздвижения которой Пейдж не совсем помнила, но полагала, что та как–то связана с каким–то адмиралом Дьюи. Уличные музыканты захватили тротуары и скамейки, мим рассердил прохожих своей пародией на них. Улица перед гостиницей Святого Франциска была забита такси и лимузинами, а множество флагов над лестничной площадкой обвисли под тяжестью впитанной влаги и не развевались на ветру. На тротуарах вокруг гостиницы было полно пешеходов, многие возвращались из универмагов «Мейси» и «Нейман Маркус» с пакетами в руках или из таких бутиков, как «Гуччи» и «Армани», выстроившихся вдоль улиц. Воздух пропитали запахи, по которым

Пейдж узнавала город: выхлопных газов и табака, экзотических блюд и разных сортов кофе, подававшегося в ресторанах, множества духов и одеколонов. Это был настоящий интернациональный город, и на его улицах Пейдж видела людей любой расы и внешности.

Она плотней прижимала свитер к телу, чтобы уберечь тепло, и пожалела о том, что не надела юбку подлиннее или даже брюки. Вдруг она взглянула на витрину магазина и заметила красивого молодого человека, с восхищением смотревшего на ее ноги, и тут же вспомнила, почему надела короткую юбку. «Если у тебя они есть, то демонстрируй их», — считала она.

К сожалению, «Мейси» был переполнен. Из–за распродажи народу там оказалось больше обычного. Такое можно ожидать лишь в сезон отпусков, когда возникала мысль, что там больше разгоряченных тел, чем в некоторых маленьких странах. Обычно она сюда не ходила, но в этом магазине можно было найти кое–какие предметы одежды, которые ей нравились, включая по–настоящему великолепные остроконечные ботинки, какие она просто обожала. Но когда удавалось подойти поближе к вещам, цены оказывались недоступными. Почему–то даже после того, как она перебралась к Пайпер и Фиби в оставленный им бабушкой особняк, Пейдж никак не удавалось отложить сколько–нибудь денег к концу месяца. Кончилось тем, что она бросила ходить по магазинам и решила где–нибудь поесть подешевле. Отведав салата, она возвращалась на работу, ожидая появления подвесной вагонетки, идущей вдоль улицы Пауэла.

Конечно же на углу улиц Пауэла и О’Фарелла было битком народу. Люди неслись во все стороны, наталкивались на нее, извинялись, а иногда в последний момент все же избегали столкновения. Пейдж ждала, уклоняясь и улыбаясь прохожим, и старалась не попадаться на их пути. Она знала, что ждать подвесную вагонетку — не самый лучший выбор, до конечной остановки внизу надо было преодолеть половину пути, а к тому времени, когда вагонетка добиралась до первой остановки, она была набита до отказа. Можно пройти пару кварталов и сесть в автобус, но ей хотелось сперва сесть в вагонетку. Так веселее и быстрее, если она хотела хотя бы сдвинуться с места.

Обходя слепую женщину с белой тростью в руке и чудесными серебристыми волосами, Пейдж заметила еще одну женщину, стоявшую на углу и говорившую по сотовому телефону. Маленький мальчик держался за свободную руку женщины, а другой рукой бросал красный резиновый мячик о тротуар. Мячик отскакивал, мальчик ловил его и бросал снова. Ему, на взгляд Пейдж, было не больше трех лет, симпатичный светловолосый малыш с озорной улыбкой и огромными голубыми глазами. «Расти и становись хорошим человеком», — пожелала ему Пейдж.

Пока она на него смотрела, мальчик в очередной раз бросил мяч, но не поймал его. Мяч отскочил, попал в чью–то коленку и покатился вниз. Мальчик вырвал руку из руки матери и бросился за ним.

Мать, похоже, и не заметила, что мальчишка убежал, и продолжала болтать. Пейдж повернулась и следила за мальчиком, который сделал несколько робких шагов в сторону мяча. Он был достаточно большим, чтобы самостоятельно ходить, но слишком маленьким, чтобы следить за движением транспорта на оживленных улицах в центре города. Его ноги были недостаточно длинными, чтобы догнать мяч. Если мяч и дальше будет так прыгать, то он может докатиться до самой улицы Эллис. А если малыш последует за ним на поперечную улицу, то не доживет до своего четвертого дня рождения.

Она быстро огляделась, проверяя, не обращает ли кто–нибудь на нее внимания. Пока что в толпе никто не заметил, в какой сложной ситуации оказался мальчик. Каждый был слишком занят собой, чтобы обратить внимание на то, что происходит перед ним на уровне колен, а туман слишком сгустился и не давал возможности видеть далеко. Удостоверившись, что за ней не наблюдают, Пейдж заставила мячик плавно вернуться прямо мальчику в руки. Тот с восторгом смотрел, как мяч возвращается, поймал его, крепко прижал к себе обеими руками и расплылся в довольной улыбке. С присущей юности наивностью он даже не пытался понять, как это все случилось, и, рассмеявшись, подбежал к матери. Как раз в это мгновение на улице О'Фарелл загорелся зеленый свет, и женщина, снова взяв сына за руку, направилась к площади. Она так и не узнает, что мальчик отлучался.

«Меня это не слишком радует, — заключила Пейдж. — Жаль, что я не могу дать ей знать, к чему могла привести ее беспечность». Однако она не могла придумать ничего такого, что бы не выдало ее секрета или чему поверили бы. Сейчас самое главное заключалось в том, что мальчик в безопасности. Может быть, если не его мать, то хоть он чему–то научился.

Пейдж отвернулась и, заглянув в витрину магазина, заметила отражение молодого человека, выходящего из тумана и с дружелюбной улыбкой приближавшегося к ней. «Какое лицо!» — подумала Пейдж и повернулась, чтобы лучше разглядеть его. Его мерцающие глаза были серые, почти того же цвета, что и туман. Решительный подбородок, твердая линия челюсти, рот застыл в какой–то нелепой улыбке, казавшейся и милой, и обезоруживающей. Он был высокого роста, с густыми светлыми волосами и крепкого сложения, которое подчеркивала серая шелковая рубашка с короткими рукавами и брюки.

— И идет прямо ко мне, — пробормотала она. Она все пыталась убедить себя в том, что ошиблась, когда тот остановился перед ней и заговорил:

— Какой замечательный поступок ты совершила!

Она решила разыграть дурочку:

— Что я сделала? Что вы имеете в виду?

— Сама знаешь, — сказал он, жестом демонстрируя игру в мяч. — Малыш, мячик. Это был героический поступок. Я восхищен.

— Извините. — Пейдж продолжала гнуть свое: — Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Не бойся, — сказал он. Пока он говорил, его улыбка ничуть не изменилась. — Я тоже из таких.

— Из каких?

Он наклонился и шепнул так, чтобы только она могла расслышать:

— Колдунов.

— Вы колдун? — вздрогнув, спросила она. Затем, спохватившись, добавила: — Я не знала, что настоящие колдуны существуют.

— Конечно же существуют, — подтвердил он. — Я Тимоти.

Она подумала, что он протянет ей руку, но он этого не сделал. Он держал руки в карманах брюк Он подался вперед в неуклюжем полупоклоне:

— Я Тимоти, и я колдун.

— Я Пейдж, — представилась она. — Пейдж Мэттьюс.

— И ты ведьма.

— В ваших устах это звучит как заклинание. — Она нервно рассмеялась. — Как бы то ни было, я не ведьма.

— Пейдж, я видел, что ты сделала. — Он снова жестами изобразил происшедшее. — Это было великолепно.

— Но…

— Мне ты можешь признаться, — прервал он. — Ведь колдовство не является секретом для других колдунов, верно?

В тот момент подошла подвесная вагонетка, и Пейдж подумала, что избавилась от неловкого разговора с этим очень привлекательным молоды человеком. Но вагонетка была переполнена и даже не замедлила ход на остановке.

— Послушай, здесь, где мы стоим, как раз кафе, — сказал Тимоти. — Давай сядем за столик на улице, выпьем по чашке кофе и поговорим.

— О чем? — спросила она, снова притворяясь дурочкой.

Он просто придвинул к ней стул и жестом пригласил сесть.

— Но мне пора на работу, — робко возразила она.

— Это займет всего несколько минут, — настаивал Тимоти. — Ты все равно пропустила вагонетку.

— Но я могу успеть на автобус.

— Следующий автобус придет через десять минут. Ты не опоздаешь.

Ей самой с трудом верилось, что она так яростно пытается избавиться от этого парня. Он был просто красавец, и в обычной ситуации она приложила бы максимум усилий, чтобы познакомиться с ним. Однако то обстоятельство, что он узнал в ней ведьму, испугало ее больше, чем она могла бы представить. «Разве ты не хотела, чтобы нашелся парень, понимающий тебя? — спрашивала она сама себя. — А может быть, это как раз тот парень?»

Но вместо того чтобы заводить с ним знакомство, ей хотелось бежать.

Однако она так не поступила. На минуту он исчез в кафе, а она сидела и ждала, глядя, как вереница тел проходит мимо толпы, заполнившей тротуар, и растворяется в тумане, обволакивавшем их, словно толстые нити паутины. Даже единственный свободный столик в этом кафе, который им удалось занять, скорее напоминал ей не случайность, а заговор, сеть, с целью поймать ее в ловушку. И главное, она не возражала против этого…

Через мгновение он снова появился у столика. Она даже не слышала, как он подошел. В руках у него ничего не было. Его лицо выражало полное смятение.

— Я забыл, когда пригласил тебя выпить кофе, — пробормотал он. — Дело в том, что сегодня утром я вышел из дому и забыл прихватить бумажник. — Он похлопал по карманам брюк, словно в доказательство своих слов. — Это так унизительно.

— Ничего страшного, — успокоила его Пейдж. — На этот раз я плачу.

Она встала, а он занял стул напротив нее.

— Я буду охранять наш столик, — сказал он.

Она бросила на него взгляд, проходя через вращающуюся дверь. Внутри мягко лилась джазовая музыка из спрятанной где–то стереосистемы, а запахи кофе, корицы и парного молока щекотали ей ноздри. Здесь была тьма народу, за столиками сидели целые семьи и оживленно разговаривали, одинокие любители кофеина листали «Кроникл», молодые парочки не видели никого, кроме себя. Пейдж встала в очередь и вспомнила, что забыла спросить у Тимоти, чего ему взять.

«Ладно, — подумала она, — он меня тоже не спрашивал. Так что, пожалуй, выпьет то, что я принесу, и будет доволен».

Через несколько минут она вернулась через вращающуюся дверь, держа в каждой руке по бумажному стакану с горячим каппучино. Она поставила их на столик и села.

— Замечательно, — сказал Тимоти, улыбаясь. — Спасибо. Извини меня.

— Никаких проблем, правда, — сказала она. — Это всего лишь кофе.

— Кофе и принцип, — сказал он. — Если я приглашаю, то должен платить за угощение.

Пейдж отпила горячего кофе и сменила тему, чтобы ему не пришлось больше оправдываться из–за пустяков.

— Значит, ты действительно колдун? — задала она вопрос.

Он улыбнулся ей и поднял свою чашку с кофе, не прикасаясь к ней, над столом на несколько дюймов и снова бережно опустил ее.

— У меня получается, — сказал он. — Увидев, что мальчик потерял мяч, я уже собирался предпринять кое–что, но ты меня опередила.

— Что бы ты сделал?

— Я пытался вспомнить заклинание, чтобы остановить мяч. Тогда либо мальчик поймал бы его, либо я вернул бы мяч ему.

— Это наверняка получилось бы.

— Но не так элегантно, как у тебя. — Он снова улыбнулся и прикоснулся своей чашкой к ее чашке, как бы чокаясь. — Это было великолепно. Ты, должно быть, обладаешь огромной силой.

Пейдж вспомнила, что ей говорили о Силе Трех. Согласно «Книге Теней», Зачарованные были самыми могучими ведьмами всех времен. То есть пока они были вместе. Если что–то случилось бы с одной из них, тогда они потеряли бы Силу Трех и их способностям был бы нанесен серьезный урон. Именно поэтому они должны все время проявлять осторожность, кругом водилось много колдунов и демонов, которые с удовольствием вырвали бы одну из их рядов, ослабив остальных. Вот почему чрезвычайно важным стало то обстоятельство, что она нашла своих сестер после смерти Прю. Это означало, что Сила Трех продолжает существовать.

Итак, даже ели он сильно подозревал в ней ведьму, она не скажет, что является одной из Зачарованных. По крайней мере, не раньше, чем узнает его получше. Намного лучше.

«А идея узнать его получше, — подумала она, — вроде как начинает становиться привлекательной».

Она отхлебнула кофе, пена попала ей на нос, и она рассмеялась, смахивая ее.

— Это хорошо, мне нравится, — сказал Тимоти. Он пристально разглядывал ее, словно она могла испарится в любой момент, разумеется, она могла выкинуть такой номер, но не собиралась сообщать от этом Тимоти.

— Что ты имеешь в виду?

— Смех, — ответил он. — У меня такое ощущение, что в твоей жизни еще не наступил самый счастливый день.

— У меня все в порядке, — возразила она.

— Нет, не в порядке.

— Эй, чей это день? — спросила она, снова рассмеявшись.

— Твой, — ответил Тимоти. — Однако сопереживание, пожалуй, одна из моих скромных способностей. Я чувствую некоторые вещи и могу сказать, что твой день был главным образом скверный.

Она пыталась заглянуть в его глаза, проверить, сможет ли сказать о нем что–либо подобное. Однако сопереживание, догадывалась она, не являлось одной из ее сильных сторон.

— Ладно, — выговорила она наконец. — Ты прав. День у меня был не из лучших.

— Что случилось? — спросил он. — Ладно, я лезу не в свое дело. Дурная привычка. Рано проявляю слишком большой интерес. Особенно если мне кто–то понравился.

— Ты впервые меня видишь. Как я могу тебе нравиться?

— Я подошел к тебе, потому что наблюдал, как ты спасла ребенка. И ты красивая. Почему ты не должна нравиться?

Она опустила глаза и смотрела в чашку. Она не понимала, почему этот парень такой напористый. Более того, она не верила, что может сопротивляться такому энергичному парню, особенно если он отвечает большинству ее требований. «Мужественный, красивый, разбирается в колдовстве, не капризничает, я уже перечисляла, что он мужественный?»

Она решила, что лучшевсего сможет переменить тему, если вернется к его первому вопросу.

— У меня семейные проблемы, — сказала она, понимая, что этим выдает не слишком много секретов.

— Родители?

— Родные сестры. Они ссорятся, но не хотят говорить мне из–за чего. А это наводит на мысль, что я тому причиной.

— Если бы ты не была причиной, каждая захотела бы привлечь тебя на свою сторону.

«Он и в самом деле быстро соображает», — подумала она.

— Точно.

— Значит, ты ничего не знаешь о причине ссоры?

— Думаю, тут может быть что угодно, — ответила она. — Пейдж ветрена. Пейдж не хлопочет по дому. Не соблюдает приличия. Пейдж говорит, не подумав, — похоже, что–нибудь в этом роде.

Она заметила, что Тимоти больше не улыбается. Он нахмурился, уголки его рта опустились, а гладкий лоб, словно только что вспаханное поле, избороздили складки.

— Ты не должна быть столь строгой к себе, — сказал он. — У меня сложилось мнение, что ты критикуешь себя гораздо больше, чем твои сестры.

Она пожала плечами, отпила еще глоток кофе.

— Мне пора идти, надо успеть на этот автобус, — сказала она.

У него был растерянный вид.

— Я не хочу быть назойливым. Ты просто говори мне, если я перехожу границы, и я тут же буду вести себя скромно. Я это хорошо умею. У меня большой опыт.

Настала очередь Пейдж улыбаться:

— А теперь кто строг к себе?

— Вот видишь, — ответил он, сверкнув улыбкой, пронзившей ее до кончиков пальцев. — Иногда мы все так поступаем. Просто не следует придавать этому слишком большого значения.

— Обычно я не такая, — сказала она. — Нет, иногда такое бывает, когда я серьезно принимаюсь за что–нибудь. Но чаще я веселая, понимаешь? Такая веселая, что другим становится от этого плохо. Особенно если подобное случается рано утром.

— Что ж, у тебя есть многое, что может осчастливить, — заявил Тимоти.

— Ты так думаешь? — Она не понимала, как он пришел к такому выводу, но решила, что стоит выяснить, были ли у него на это причины или он просто подыгрывает ей. Она надеялась на последнее.

— Разумеется. Ты красива и явно не жалуешься на здоровье. Одежда на тебе смотрится великолепно. У тебя есть заботливая семья, которая готова ссориться из–за тебя и в то же время жалеет тебя. У тебя есть работа, которая тебя волнует так, что ты боишься опоздать на нее после обеда. Ты сильная ведьма и пользуешься своими способностями ради благородных целей. Твоя жизнь мне кажется просто замечательной.

Значит, и то, и другое. Он подыгрывал ей… но как! Все сказанное звучало так правдиво и хорошо. Ей особенно не на что было жаловаться. Да, в универмагах наряды часто были ей не по карману. Но ведь есть гораздо более важные дела, чем шикарные новые ботинки.

А работа, которую он упомянул, и в самом деле неплохая, но ей не удастся надолго сохранить ее, если она опоздает. Пейдж встала.

— Тимоти, я очень рада, что встретила тебя.

— Пейдж, я тоже рад, — ответил он. — Рад, что видел, как ты помогла тому мальчику. Тебе и вправду надо уходить?

— Я должна идти, — сказала она.

— Мне можно… как–нибудь позвонить тебе?

«Как–нибудь очень скоро», — с надеждой подумала она, но не знала, как поступить. Он доказал, что обладает некоторыми способностями, но ей не хотелось подтверждать его подозрения, хотя он и видел ее в деле.

— Если боишься, что я выдам твой секрет, тогда не надо, — сказал он, словно читая ее мысли. — Вообще–то я очень осторожный.

В конце концов Пейдж достала ручку из ранца, записала номер рабочего телефона на салфетке, сложила ее и пододвинула к нему. Он не сразу взял салфетку, и Пейдж отпустила ее. Тогда он сгреб салфетку и засунул ее в карман. Она заметила, какой влажной стала салфетка, когда он дотронулся до нее, и подумала, что он, наверно, пролил кофе себе на пальцы.

— Это хорошая черта, — заметила она. — Я имею в виду осторожность.

— Я тоже так думаю.

— До встречи, Тимоти. — Она повернулась к нему спиной до того, как он успел ответить или удержать ее еще одним томным взглядом или обворожительной улыбкой, и вышла из кафе. Автобусная остановка находилась в двух кварталах отсюда, но в такой толпе ей не хотелось рисковать и переноситься туда или прямо на работу. Если бы на ее пути попалась малолюдная улица или частный подъезд, она рискнула бы, а так придется ехать на автобусе и немного опоздать. Ведь не убьет же ее Коуан. Устроит небольшой разнос и тут же забудет, обратив свой гнев на что–нибудь другое.

Потребуется нечто большее, чем бессмысленная ярость Коуэна, чтобы сейчас испортить ей настроение. Она встретила точно такого парня, в существование которого не верила, парня, готового принять ее такой, какая она есть, парня, с которым она может говорить обо всем, который без колебаний встанет на ее сторону и поддержит, несмотря ни на что. У Пайпер был Лео, у Фиби — Коул, а теперь… вполне возможно, у нее будет Тимоти.

Понятное дело, ей все еще следует соблюдать осторожность. Она еще не полностью призналась, что является ведьмой, и ни словом не обмолвилась о своей принадлежности к Зачарованным. Это обстоятельство может все изменить. Он не захочет связать себя с той, чья жизнь ежеминутно подвергается опасности. Возможно, он вообще не захочет связываться с ней. Не исключено, что он просто добрый малый, захотевший отблагодарить ее чашкой кофе за спасение мальчика… или позволить купить ему чашку кофе… а потом все забыть. В конце концов он даже не прикоснулся к ней, даже когда она пододвинула ему салфетку. Она — то ожидала, что он воспользуется случаем и дотронется до ее пальцев.

Но и это не разубедило ее. Он сказал, что она нравится ему. Явно, он имел в виду гораздо большее: он втюрился в нее, как выражались в средней школе. И тут же попросил номер телефона и засунул салфетку в карман, чтобы не потерять. Нет, он очень скоро даст о себе знать.

Однако она надеялась, что он говорил об осторожности серьезно. Она собиралась хотя бы некоторое время не сообщать сестрам о Тимоти. Ей не хотелось приводить его в дом, представлять семейству, пока не удастся узнать о нем побольше и убедиться, что ему можно доверять и сказать о Зачарованных.

А для этого требовалось большое доверие.

Едва успел Деррил Моррис подойти к столу, как зазвонил телефон. Он схватил трубку.

— Инспектор Моррис, департамент полиции Сан — Франциско, — быстро сказал он.

— Деррил, это Джонсон. Тебя приглашают в конференц–зал совещаний.

— Я только что пришел, — ответил Деррил. Монро Джонсон был детективом рангом ниже Деррила, но имел обыкновение действовать последнему на нервы. — Я сегодня весь день мотался по городу, разыскивал документы и обсуждал убийства с судебными медэкспертами. Мне нужно время, чтобы просмотреть всю эту информацию.

— Прихвати ее с собой, — посоветовал Джонсон. — Она нам пригодится.

— Нам?

— Оперативной группе, — уточнил Джонсон.

Деррил положил трубку. Работа в полиции уже не была та, что раньше. Сейчас все немедленно требовали результатов, и если их не было, спешно собирали оперативные группы. ФБР уже ждало своего часа, и стоило только оперативной группе замешкаться с ответом больше двух дней, как оно было тут как тут и брало дело в свои руки.

Он сгреб десятки папок с бумагами, только что разложенные на столе, и зашагал мимо муравейника отсеков департамента полиции в сторону конференц–зала. В него вела стеклянная дверь. Он увидел пятерых детективов, троих мужчин и двух женщин, с тоскующим видом сидящих вокруг стола. Он ногой толкнул дверь, вошел и бросил папки на металлический стол, раскрашенный под древесину.

— Отличные штаны, — ухмыляясь, произнес Джонсон, когда Деррил вошел. Он глянул вниз и вспомнил, что не успел почистить брюки, испачканные в доме Гейтса. На них была грязь и куски засохшей земли. Некоторые полицейские нервно рассмеялись.

— Добро пожаловать в оперативную группу, — сказала Лоррен Йи, нарочито игнорируя Монро Джонсона. Она сверкнула в сторону Деррила улыбкой, которая поражала отсутствием искренности. — Деррил, спасибо за то, что пришли. Вот и все, нас шестеро. Мы можем попросить помочь нам с черновой работой, если потребуется, а в остальном мы предоставлены сами себе. Все знают, зачем мы собрались здесь, верно?

Деррил сел за стол и посмотрел на своих коллег из оперативной группы.

— Мокрушник, — проговорил Леонард Скоби, служивший детективом дольше любого из присутствующих. «Трудно поверить, — думал иногда Деррил, — что он работает в оперативной группе со времен сухого закона, а может быть, со времен золотой лихорадки».

— Мы его так называем? — удивленно спросила Стефани Пейзант. «Самая молодая в группе является в то же время и самой привлекательной», — мелькнуло в голове у Деррила. Ее каштановые волосы были стянуты сзади в конский хвост, а рубашка мужского покроя отлично сидела на ее крепкой фигуре. — Отвратительно.

— Так его будут называть в завтрашнем номере «Кроникл», — отозвалась Лоррен Йи. — А это означает, что завтра к вечерним новостям нам нужно преподнести какое–нибудь достижение, иначе мэр будет очень недоволен. А это значит, что я буду недовольна, а это значит… ну, вы сами понимаете. Все кругом будут недовольны.

Коренастый мужчина, сидевший в конце стола, энергично тер лоб, словно желая стереть то, что он на нем случайно написал.

— Нам бы не хотелось огорчать вас, инспектор Йи, — заговорил Чарли Нордхофф таким голосом, словно он каждый вечер полоскал горло молотым стеклом.

— Спасибо, Чарли, — резко сказала Лоррен. — Атеперь помолчите, все без исключения.

Монро Джонсон лишь кивал и не открывал рта. Деррил последовал его примеру. Лоррен славилась отсутствием терпения и такта. Она могла служить образцом спокойствия, когда разговаривала с пострадавшими, но все, что у нее при этом накапливалось, потом выливалось наружу бурным потоком на подозреваемых и сотрудников.

— Можно и не называть его мокрушником, если нам того не хочется, но мне бы очень хотелось величать его арестованным. — Она указала на доску из пробкового дерева, на которой висели фотографии трех убитых женщин, мест их гибели и карта Сан — Франциско, где синими булавками обозначались точки совершения убийств. — Что нам известно о нем?

— Мы знаем, что это мужчина, — сказал Джонсон.

— Откуда это вам известно? — потребовала Лоррен.

— Ну, по всей вероятности…

Она оборвала его:

— Вероятность нам не поможет. Я не спрашиваю, что мы думаем, предполагаем или какие догадки строим. Меня интересует, что мы знаем.

Стефани подняла брошенную перчатку:

— Мы знаем, что имеем дело с тремя мертвыми женщинами. Мы знаем, что нам не удалось опознать оружие, но похоже, оно одно и то же во всех трех случаях. Мы знаем, что ни на одном месте преступления не найдено ни одной вещественной улики. Вот, пожалуй, и все.

— Спасибо, — сказала Лоррен Йи, снизойдя до едва заметной улыбки. — Прекрасный итог. Иными словами, дамы и господа, то, что мы знаем, ничто по сравнению с тем, чего мы не знаем. Нам следует добиться перелома. Мы должны знать многое и добиться того, чтобы не осталось ничего такого, чего мы не знаем. Только в этом случае мы поймаем убийцу. Иного пути нет, если только мы случайно не окажемся на углу улицы, когда он нападет на очередную жертву. Все, кто верит в такую возможность, поднимите руки.

Не поднялась ни одна рука, но Лоррен все равно ждала. Деррил уже почти решил поднять руку, зная, что ему немедленно прикажут покинуть оперативную группу. Его бы это вполне устроило. Он всей душой ненавидел оперативные группы. Однако он являлся детективом, который успешно расследовал не одно преступление с тех пор, как получил первое дело, так что он представлял для них наилучший выбор. Пришлось остаться, нравилось ему это или нет.

К тому же ему очень хотелось оказаться на месте, когда поймают этого парня.

ГЛАВА 5

Фиби сидела на кровати, скрестив ноги, с книгой на коленях, ибо так лучше всего можно было избежать разговора с Пайпер или смириться с фактом, что она не разговаривает с ней. К счастью, Пайпер провела большую часть вечера в «РЗ», ночном клубе, которым владела, и тем самым позволила Фиби уклониться от встречи с ней. Пейдж, похоже, погрузилась в собственные раздумья и чувствовала себя выбитой из колеи, все больше убеждаясь, что Фиби и Пайпер не могут прийти к согласию в споре, в который никак не хотели посвящать ее. Вечером их пути пересекались несколько раз, но разговор был коротким и носил поверхностный характер. Никто не собирался говорить о сути дела.

Фиби поймала себя на том, что в десятый раз пробегает по одной и той же странице, не понимая ни слова из прочитанного. И вдруг появился Лео. Взглянув ему в лицо, она поняла, что его путешествие не увенчалось особым успехом.

— Ты говорил с ней? — с надеждой спросила Фиби. Она заложила страницы закладкой и положила книгу на ночной столик рядом с постелью. Она давно переоделась в голубые клетчатые хлопчатобумажные штаны и рубашку с бретельками.

Лео угрюмо кивнул, сжав губы в тонкую линию.

— Нашел тетю Агнес, поговорил с ней.

Фиби все время приставала к нему, упрашивала отправиться на поиски усопшей тети и выяснить, кому точно предназначалось письмо и является ли Пейдж той самой сестрой, о которой в нем говорится. Он легче поддавался на уговоры, когда Пайпер не было дома, тем более, что он нигде не мог спрятаться от ее бесконечных просьб и поручений. Ей все равно пришлось воспользоваться всем своим красноречием. Вероятно, помогло и то, что Коул куда–то исчез и на Лео никто не нападал. Лео однажды уже умирал и с тех пор мог посещать мертвых, когда ему хотелось.

— И?

— Она… не слишком общительна, — ответил Лео. — По крайней мере, со мной.

— Что она сказала?

— Дословно? — спросил он. — Или мне опустить ругань? Поверь, в последнем случае отчет будет короче.

Фиби закрыла книгу.

— Она ругалась?

Лео плюхнулся на край ее кровати и опустил руки на колени.

— Целый экипаж корабля за шесть месяцев плавания не смог бы извергнуть такое количество бранных слов.

«Похоже, преувеличивает, — подумала Фиби. — Но он же служил, так что должен быть в курсе подобных дел». Лео служил армейским врачом во время Второй мировой войны и погиб в бою. И стал ангелом из–за того, что преданно ухаживал за ранеными.

— Ну, рассказывай, — поторопила его Фиби. — Можешь опустить ругательства, а как насчет остального?

— «Остального» было не много, уверяю тебя. Агнес встретила меня не очень дружелюбно. Когда я сообщил, что прибыл из особняка Холлиуэлов, она перешла от грубости к открытой враждебности, вот так.

Фиби заметила, что во время разговора Лео потирает челюсть.

— Ты же не хочешь сказать, что она… ударила тебя?

— Нет, — ответил Лео, затем уточнил свой ответ: — Всего один раз. Для призрака она довольно слаба.

— Она ударила тебя? — Фиби была ошеломлена. — Похоже, даже в том мире ее отношения с членами семьи не стали лучше.

Лео кивнул.

— У меня определенно сложилось именно такое впечатление. Она не пожелала мне ничего сказать. Видишь ли, в том мире последние новости мало кого интересуют.

Фиби от досады хлопнула себя по коленям:

— И нет никакого выхода?

— Фиби, ситуация не проста, — сказал Лео. — Если ты права, а я так не считаю, несли Пейдж не та, за кого мы ее принимаем, то нам всем придется очень трудно. Пайпер любит ее, и, я думаю, ты тоже. Можешь представить, что произойдет с вами обеими, если она окажется обманщицей? Чем–то вроде диверсанта, подрывающего семью изнутри?

— Я думала об этом. Немного.

— И зачем ей было столько времени ждать, чтобы нанести удар?

— Пытается войти к нам в доверие? — предположила Фиби. — Ждет подходящего момента, чтобы нанести максимальный ущерб?

Лео едва удержался от смеха.

— Максимальный ущерб, должно быть, стал здесь девизом, — сказал он. — Можно повесить его на входной двери. Пейдж не пришлось бы особо трудиться, чтобы претворить его в жизнь.

Внизу хлопнула дверь, и Фиби напряглась. Похоже, это Пайпер или Коул, но нельзя исключать возможности, что это демон или другая тварь, явившаяся с намерением убить сестер. Лео прав: жизнь в особняке Холлиуэлов далека от идиллии.

— Лео, я пришла! — раздался из фойе голос Пайпер.

— Пайпер, — без всякой необходимости оповестил Лео. Фиби все равно не поверила бы, что это Рики Рикардо. — Надо спускаться вниз.

Фиби схватила его за руку.

— Лео, — сказала она, — спасибо за то, что ты сделал.

Он пожал плечами:

— Я ведь ничего такого не сделал.

— Но ты старался. Ты сделал попытку. Это больше, чем кто–либо захотел сделать.

— Поверь, если есть возможность в этот дом принести мир, то я готов пойти на все. — Он встал и направился к двери.

Фиби не знала, стоит ли пойти за ним, и услышала, как открылась другая дверь — в холле раздались мягкие шаги обутых в тапочки ног Пейдж.

— Привет, Пайпер, — раздался голос Пейдж: — Хорошо провела время?

— Замечательно, — ответила Пайпер. — Еще один вечер с громкой музыкой, танцами и поглощением большого количества пищи и напитков. Думаю, именно поэтому он называется ночным клубом.

Фиби решила, что ей следует показаться, и открыла дверь. Лео уже сошел вниз и обнимал Пайпер. Пейдж стояла на верхней ступеньке в кукольной ночной рубашке и пушистых тапочках, но сна у нее не было нив одном глазу. Фиби помнила, что заметила в ней какую–то перемену, волнение, которое было готово вырваться наружу. Фиби подумала, что ей померещилось, но сейчас она убедилась в этом.

— У меня тоже выдался неплохой день, — заявила Пейдж. — Вы же понимаете, только работа и эта распродажа в «Мейси», где я ничего не купила. Но тем не менее было весело поглазеть на все это. Просто посмотреть.

«Она взволнованна, — подумала Фиби. — Словно хочет о чем–то поведать, но не решается. А если она хранит от нас какие–то тайны, то не те ли, которых я так опасаюсь?»

Пару минут все как–то скованно говорили о том о сем и разбрелись по своим углам.

Фиби как раз устраивалась под одеялом и снова потянулась за книгой, когда в дверь постучали.

— Входи, — сказала она.

Пайпер тихонько отворила дверь, вошла и затворила ее за собой:

— Привет.

Фиби подождала, когда она скажет еще что–нибудь, но, не дождавшись, эхом повторила:

— Привет.

— Гм, Лео рассказал мне, что произошло. Что он сделал.

— Я не хотела, чтобы его ударили, — сказала Фиби в надежде избежать критических замечаний на сей счет.

— Да, я знаю. Понимаешь, я просто хотела сказать, что мне не нравится, когда моего мужа используют таким образом.

Фиби хотела было ответить, но Пайпер продолжала говорить, не давая ей вставить слово:

— Но он наш ангел–хранитель и ему это полагается делать. Я ценю то, что ты придумала такое и уговорила его, чтобы прояснить создавшуюся ситуацию. Как раз так мы и должны поступать, верно? Нам же приходится распутывать всякие проблемы. Мы работаем вместе. Мы добиваемся цели. Звучит официально, но ты ведь понимаешь, к чему я клоню.

— Получился не очень хороший результат, — сказала Фиби. — Тетя даже не сказала ему, писала она то письмо или нет.

— Да, это правда. Но это была смелая попытка. Проблема осталась нерешенной, но все равно спасибо. За попытку решить ее.

Фиби хотела сказать еще что–то, обнять сестру, сделать еще что–нибудь. Однако Пайпер открыла дверь, вышла и закрыла ее за собой. Фиби снова осталась одна со всеми тревогами и страхами, гадая, что сулит грядущий день.

Но, по крайней мере, у нее была старшая сестра, любящая ее. Несмотря ни на что.

«Это бесценный дар», — подумала она.

Роза Порфиро каждый вечер проводила в стеклянной будке гаража для стоянки автомобилей одного из лучших отелей города, наблюдая, как мимо проезжают «БМВ», «мерседесы», «ламборгини», а иногда и «хаммеры» и редкие старомодные «линкольны» или «кэдди». Она сидела на своем табурете и приветствовала водителей, которых иногда нанимали, а иногда владельцы сами садились за руль, и по мере того как машины уезжали, проверяла талоны и собирала деньги. Служащие отеля тоже парковали свои машины здесь, она знала каждого из них по имени и конечно же махала им рукой, когда те неслись мимо на своих дорогих машинах, съеживалась, когда те нажимали на тормоза и шины скрипели на ровном, перепачканном машинным маслом бетонном полу.

После окончания смены Роза ждала микроавтобус, который отвезет ее с Ноб Хилла домой на Сансет Дистрикт, между парком Голден Гейт и зоологическим садом. Она думала, что автобус, наверно, стоит дороже, чем любая из проезжавших мимо нее каждую ночь машин, разумеется, он не принадлежал ей и зарплату водителю платила не она. Заплатив доллар, она занимала место, и автобус направлялся туда, куда ему положено ехать. Лучшего варианта она не могла себе представить. У нее никогда не было собственной машины и, вероятно, никогда не будет. Она уж точно не будет сидеть за рулем «Ягуара» или «Лексуса». Даже если бы и сидела, то трудно было бы найти дешевое место стоянки, поэтому автобус все равно останется для нее главным средством передвижения.

«Неплохо быть богатой», — думала она. К богатству можно привыкнуть. Но не быть богатой тоже не так уж плохо. Она и ее муж Рико владели небольшим домиком, у них был сын Патрисио, девяти лет от роду, и доставлял много хлопот, но и радости тоже. Рико работал на строительстве, а в городе всегда что–то строили, так что работы хватало.

Он любил бывать на свежем воздухе и работать руками. Патрисио ходил в школу, а затем на дневную смену в детский сад, Рико забирал его в конце дня. В это время Роза уже шла на работу, а когда возвращалась домой в десять часов, Патрисио еще валялся в постели. Но она видела его каждое утро, помогала ему одеться, готовила завтрак и отводила в школу и, конечно, выходные проводила вместе с ним. Она считала себя счастливой, хотя денег часто не хватало и нельзя было обзавестись никакими дорогими винами.

Патрисио, наверно, уже крепко спит, но Рико, приглушив звук телевизора, еще сидит в гостиной перед полотном. Он рисовал морские виды, пейзажи у воды, увиденные во время строительства зданий. Они были маленькие, иногда не больше почтовой открытки. Его кузина Лупе продавала их на блошином рынке, когда могла, и приносила несколько лишних долларов. Розу сначала удивляло, что такой большой, сильный мужчина рисует такие маленькие картинки. «Все дело в том, как хорошо ты умеешь работать руками, — объяснял он ей. — А картинка — тоже сооружение, только другого масштаба».

Направляясь к дому, находящемуся в трех кварталах от остановки автобуса, Роза ускорила шаг, ей не терпелось скорее дойти до цели и посмотреть, над чем он работает сегодня вечером. Все кругом окутал туман, стояла тишина. Здесь почти каждый вечер было туманно, даже если над Ноб Хиллом сияли луна и звезды. Это место было близко к океану.

Роза думала о доме, о картинках Рикардо и спящем Патрисио, как вдруг туман перед ней стал сплошным. Она столкнулась с чем–то и отступила, от испуга не в силах даже крикнуть. «Извините», — пробормотала она, через секунду придя в себя. Она подумала, что наскочила на кого–то, возможно, на одного из престарелых соседей, прогуливавшего собаку, чтобы подышать ночным воздухом. Однако никого не увидела. Она надеялась, что не сбила с ног случайного встречного. Ее сердце сильно забилось. А что, если она сделала больно кому–то?

Вдруг туман расступился, и она увидела неясные очертания. И совсем не пожилого человека, а молодого. Трудно было сказать определенно. Очертания были нечеткими, будто в тумане выросла тень. Однако создалось впечатление, что это идущий к ней молодой человек, предвещающий угрозу. Она подняла руку, но человек–тень одним тяжелым ударом отстранил ее. И тут Роза завопила.

Влажная рука зажала ей рот, не давая крику вырваться наружу.

— Нет, — раздался голос.

«Не очень дружелюбный голос, — подумала она. — В этом голосе затаилось зло».

— Мне нравится тишина, а тебе?

Ей хотелось сопротивляться, сбросить его руку, кричать. Но он держал ее так крепко, что она не могла ни шевелиться, ни дышать. Глаза Розы наполнились слезами, и вдруг она почувствовала, как в ребра вонзилось что–то острое и ее пронзила боль. Розу охватило негодование. Он причинил ей боль, а он не имел права, у него не было никакой причины…

Ее еще раз пронзила боль, затем еще раз. Вниз по животу потекла жидкость, она знала, что это кровь, чувствовала, что он снова и снова вонзает в нее нож. Боль была острая, но Роза почувствовала, что ей становится холодно, очень холодно, словно сам туман Сан — Франциско проткнул ей душу острыми усиками.

Деррил Моррис показал свой значок молодой женщине–полицейскому в форме, стоявшей на переднем крае оцепления, и она приподняла ленту, окружавшую место преступления, чтобы пропустить его.

— Добрый вечер, сэр, — сказала она. У нее были очень ровные белые зубы, а под фуражку забраны густые медного цвета волосы, пряди которых выбивались наружу и свисали над ее лицом. Она пристально взглянула на него. — На это очень неприятно смотреть, сэр.

— Разве на других было приятно смотреть? — устало спросил Деррил.

— Не знаю, сэр. Я работаю всего три недели. Это самое страшное, что я когда–нибудь видела.

Деррил хотел было ответить, но сдержался. Если бы он за три недели узнал все, что знал сейчас, то, скорее всего, ушел бы из полиции и занялся более скучным, но безопасным делом. «Укрощал бы львов, — фантазировал он. — Или занимался бы крокодилами, как тот парень на телевидении. Я бы справился». Но ему не хотелось говорить молодому офицеру полиции о том, что он чувствовал. Сегодня вечером перед ней предстало ужасное зрелище, но она все же могла улыбаться, эффективно делать свою работу и сохранять положительное отношение. Ему не хотелось стать тем, кто подорвет ее моральный дух.

Судебные эксперты уже установили генераторы, которые громко работали и уж точно не давали соседям спать, а также яркие лампы на опорах, которые погрузили весь участок в искусственный дневной свет. Полицейских в формах отправили на окраины, чтобы сдерживать любопытных и охранять место преступления по периметру. Наверное, некоторые ходили по квартирам, спрашивая, слышал ли кто что–нибудь или видел, как произошло убийство. Двое других членов оперативной группы подъехали почти в то же время, что и Деррил. Он заметил Стефани Пейзант и Леонарда Скоби, стоявших по ту сторону ленты и что–то записывавших. Лоррен Йи допрашивала с пристрастием полицейского в форме.

Деррил посмотрел в сторону толпы зевак. Некоторые вышли прямо в пижамах и халатах, другие, несмотря на погоду, надели тренировочные костюмы или шорты. Кое–кто оделся основательно, не забыв спрятаться под пальто от ночного холода. Деррил хотел поручить кому–нибудь сфотографировать толпу, и даже сам собирался потолкаться среди зевак, чтобы прислушаться, присмотреться и пронюхать что–нибудь. «Вполне возможно, он там, — думал Деррил. — И смотрит, как мы трудимся, разыгрывая дурачка и наслаждаясь тем, что находится совсем рядом, пока мы расследуем его кровавую работу».

Деррил уже сделал два вывода относительно убийцы. Основываясь на первоначальном рапорте, он считал случившееся делом рук того, кто на этой неделе убивал уже три раза. Что означало: на воле определенно гуляет серийный убийца. Вскоре, возможно уже завтра, в городе об этом узнают — и начнется паника. Если оперативной группе не удастся быстро схватить его, вмешается ФБР, и с надеждой, что он, Деррил Моррис, возьмет этого плохого парня, можно будет распроститься.

А Деррилу хотелось поймать его. Очень хотелось. С того самого момента, как он увидел Гретхен Уинтер и Джулию Тилтон.

Скорее всего, это мужчина. Ему лет под тридцать или чуть больше. Миновав такой возраст, большинство из них оказывались пойманными или умирали или избавлялись от болезни, которая заставляла их убивать. Скорее всего, он с Кавказа. Ненормальная жизнь дома, отец умер, ушел или не играет в семье никакой роли, всем командует мать и, возможно, злоупотребляет этим. Такой вкратце представлялась его биография, и хотя Лоррен Йи не любила подобных догадок, они давали хоть какую–то зацепку. Полицейский должен знать возможные последствия, но не полагаться на них всецело. Деррилу приходилось рассматривать эти детали как присущие его добыче, но не забывать, что убийца вполне мог быть шестидесятилетней эскимоской из образцовой семьи. Способность удерживать в голове одновременно две противоположные версии является верным признаком исключительного мышления. Верным признаком представителя полиции Сан — Франциско.

Однако когда он взглянул на Розу Порфиро, уверенность тут же исчезла. Она лежала на спине, склонив голову под каким–то невероятным углом, с открытыми глазами, в которых даже после смерти застыл ужас. Ее застегивающийся доверху на пуговицы свитер расстегнулся и слипся от крови с разорванной белой форменной рубашкой отеля. Крови было много, от многочисленных колотых ран она пропитала одежду и собралась под ее телом. Он также заметил влажные пятна на ее плече рядом с шеей.

— Таких убийц в наше время встречается много, — сказал Эд Суини. Следователь Суини был невысоким круглым человеком с маленькой головой, которая напоминала Деррилу грейпфрут с глазами. Несмотря на холод, Суини вспотел. Деррил знал, что это единственное физическое проявление гнева, который поднимался внутри, когда Суини приходилось смотреть на убитых. «Маленький кругленький человечек, который потеет в холодную ночь, — думал Деррил, — и обладает бесподобной памятью». Суини помнил все, что когда–либо слышал, видел или читал, и мог процитировать практически дословно. Когда дело касалось убийств, Деррил был рад, если радом находится Суини.

— Мне нужен именно этот, — сказал Деррил.

— Из–за Тилтон и других?

— Верно. Ты того же мнения?

Суини кивнул. Он указал на многочисленные колотые раны на туловище Розы.

— То же самое оружие. Точно не знаю, что это такое. На этот раз девятнадцать ран. Чтобы наступила смерть, хватило бы и трех–четырех, но парень, видно, не любит рисковать.

— Кошелек был при ней? — спросил Деррил, хотя уже знал ответ.

— В нем тридцать один доллар и двадцать два цента, — ответил Суини. — Виза, водительские права, читательский билет и несколько семейных фотографий.

— Семья знает? — Эту часть работы Деррил ненавидел больше всего, но такое можно сказать о каждом, кто носит значок. Сообщить, что чья–то жена, мать его детей, убита, — тяжелое дело. Иногда Деррила посещали кошмары, даже если ему неделями не приходилось никому ничего сообщать.

— Полицейский уже послан, — сказал Суини. — Кажется, Санчес. Жертва жила в паре кварталов отсюда.

Деррил знал, что это означает — члены семьи могли прийти сюда, если Санчесу не удастся задержать их дома. Они не должны видеть место преступления, и к тому же это только помешало бы расследованию. Чувства членов семьи важны, но не менее важно поймать убийцу, пока он не успел нанести удар еще одной семье, потом еще одной. То обстоятельство, что родные Розы Порфирио находились рядом, лишь подтверждало, как быстро он должен действовать.

Деррил с трудом сглотнул и наклонился к телу Розы.

— Давай, — обратился он к Суини, — завершим эту скорбную миссию.

ГЛАВА 6

Пайпер спускалась вниз по лестнице в кухню приготовить поесть. Когда она вошла, Фиби и Пейдж уже сидели за столом и демонстративно старались не разговаривать и не смотреть друг на друга. Напряжение здесь сгустилось не меньше, чем на окутанной туманом улице. Кофе был готов, Пайпер наполнила свою чашку и открыла холодильник в поисках фруктов. Там их не оказалось. Махнув рукой, она вспомнила, что вчера было несколько булочек с черникой.

— Кто–нибудь видел булочки? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Фиби съела последнюю, — заявила Пейдж, набив полный рот гренков. — И хочу сказать, пока ты не успела спросить, что это последний кусок хлеба, так что гренков тоже нет.

Пайпер бросила на обеих мученический взгляд. Фиби на мгновение встретилась с ней глазами, однако ее взгляд выражал скорее вызов, нежели сожаление.

— Осталось немного овсяных хлопьев, — сказала она. — Но тебе придется есть их всухомятку. Остатки молока я вылила в кофе.

— Неужели в этом доме никто не помнит, где находится магазин? — простонала Пайпер. — И прежде чем кто–либо начнет возражать, я отношу эти слова и к себе.

— Похоже, мы все были очень заняты, — заметила Пейдж. — Работа, погоня за демонами и все такое.

Насколько припоминала Пайпер, вчера Фиби и Пейдж весь вечер сидели дома и не разговаривали друг с другом. Однако напомнить об этом значило бы раскалить уже и так напряженную атмосферу. Поэтому Пайпер промолчала.

— Что ж, я, наверно, поем в пути, — сказала Пайпер. Она уже надела повседневные черные брюки и фиолетовый полосатый топик. — У меня с утра в «РЗ» назначены встречи с поставщиками, так что мне надо бежать. — Она говорила правду — у нее на девять и на десять тридцать были назначены встречи с поставщиками, которые проведут инвентаризацию ее запасов и затем вместе с ней оформят новые заказы. Несомненно, она будет занята все утро.

Фиби взяла кружку и понесла ее к раковине.

— А у меня собеседование, так что мне тоже пора.

— О, как интересно, Фиби, — весело сказала Пейдж. — С кем? Где?

— В маленькой сети магазинов, их штаб — квартира находится здесь, в городе. Не ахти какая работа — должность администратора, но она может принести немного денег и я с удовольствием снова буду платить за продукты. И все же собеседование вызывает у меня не очень хорошее предчувствие.

— Это почему?

Фиби раздумывала, не зная, как много следует сказать.

— Просто… в последнее время я плохо сплю.

Это была ложь или в лучшем случае полуправда, но Пайпер смолчала. Множество других проблем беспокоило Фиби больше, нежели сон.

— Что ж, желаю удачи, — сказала Пейдж. — Я уверена, у тебя все получится.

Похоже, она искренне старалась растопить айсберг напряжения, заполнивший всю комнату. Пайпер внимательно следила за Фиби — она с любопытством ждала, какой ответ та придумает. На мгновение глаза Фиби потеплели, и она взглянула на Пейдж точно так, как в то время, когда доверяла ей. «И снова будет доверять», — подумала Пайпер. Но взгляд Фиби снова стал жестким, а губы сжались в узкую линию. Пайпер угадала — сестра вспомнила, что не знает, можно ли доверять Пейдж. Столь же жестко Фиби взглянула и на Пайпер. «Ладно, — подумала Пайпер, — на меня она тоже злится».

Пайпер тоже была не очень–то довольна Фиби и не будет до тех пор, пока сестра не перестанет язвить Пейдж из–за того глупого письма. А особенно после того, как съела последнюю булочку и выпила все молоко.

— Ну, что ж, — сказала Пайпер, сгорая от нетерпения уйти, прежде чем успеет сказать такое, о чем придется жалеть потом. — Пока!

Она пошла вверх по лестнице, чтобы зайти почистить зубы и попрощаться с Лео.

Даже когда мистер Коуан пребывал в хорошем расположении духа, что случалось редко, работа Пейдж требовала большого напряжения. Люди обращались в службу социальных проблем не тогда, когда их жизнь текла размеренно, а когда доходила до кризисной точки. Неприятные споры о том, кому быть опекуном детей, пропавшие родители, взаимные оскорбления, отсутствие крыши над головой — все это заполняло рабочий день Пейдж. Бывали времена, когда казалось, что она не выдержит, и Пейдж радовалась, если ей иногда случалось воспользоваться своими колдовскими способностями и дать какому–нибудь демону под зад. Таким образом ей удавалось разрядиться, выпустить немного пара.

Сегодня, например, она большую часть утра проторчала у телефона, набирая подряд номера департаментов полиции и работников социальных проблем в разных штатах, и пыталась напасть на след так называемой матери, которая решила «обрести себя» и присоединилась к второсортному оркестру рок–н–ролла, гастролировавшему по забегаловкам и придорожным закусочным северных долин. Эта женщина ушла с работы и исчезла, не сказав никому ни слова, бросила Джаррода Буна, своего мужа, с тремя детьми моложе семи лет, предварительно сняв все деньги с банковского счета и оставив ему записку с просьбой присмотреть за ребятишками и не искать ее.

Первую часть записки мистер Бун выполнял как мог, но со второй категорически не согласился. Его зарплаты едва хватало на детский сад, где приходилось оставлять ребят, пока он работал. Так что на оплату квартиры, еды и других потребностей, с чем оба вместе справлялись при помощи банковского счета, почти не оставалось денег. Он справедливо полагал, что его детям нужна мать, но больше всего ему не хотелось, чтобы им пришлось жить в машине или приюте. Так что он хотел найти жену и побыстрее вернуть сбережения. Полиция и пальцем шевельнуть не захотела, а частный детектив был ему не по карману. Поэтому он обратился в службу социальных проблем.

Отговорки, которыми по телефону отделывались собеседники Пейдж, раздражали ее. Она никак не могла понять, почему люди не говорят с ней откровенно. Если офицер полиции в Подунке, что в штате Мичиган, не желал тратить время и проверить, не остановилась ли бывшая миссис Бун в каком–нибудь подведомственном ему мотеле, он мог бы так и сказать, а не отсылать к другому должностному лицу, которое, в свою очередь, отсылало еще к кому — то. Так продолжалось до тех пор, пока кто–нибудь не бросал трубку. Несколько раз она чуть не потеряла терпение, но сдержалась, понимая, что в таком случае вообще ничего не добьется. «Лаской большего добьешься», — думала она.

Чтобы окончательно не рехнуться, она вспоминала о Тимоти и замечательной встрече вчера на Юн ион–сквер. В обычное время она бы уже рассказала Пайпер и Фиби о таком событии, но как бы ни описывать жизнь в средоточии ведьм, слово «обычное» сегодня меньше всего приходило в голову. Однако если она не рассказывала о нем, это отнюдь не означало, что она о нем не думает. Как раз наоборот. Когда телефонные разговоры совсем выводили ее из себя, она просто вспоминала, что сама не могла удержаться от смеха, слыша его полный неподдельного веселья смех, или как он восторженно глядел на нее, когда говорил о спасенном мальчике.

Пейдж только что положила трубку после еще одного бесполезного разговора, как зазвонил телефон. Надеясь, что один из ее многочисленных запросов чудесным образом дошел до отзывчивого человека, она схватила трубку.

— Пейдж Мэттьюс, служба социальных проблем, — бодро произнесла она.

— Вот это мне нравится, — заговорил мужской голос, — приятно слышать человека, который доволен своей работой. — Прежде чем она нашлась, голос продолжал: — Пейдж, это Тимоти. Не знаю, помнишь ли ты меня…

— Тимоти, конечно, помню. Юнион–сквер, кафе. Как можно такое забыть?

— Рад слышать это. По твоему голосу можно понять, что сегодняшний день оказался лучше вчерашнего.

Пейдж задумалась над его словами.

— Ничего не могу сказать на этот счет, — наконец проговорила она. — Вообще–то получился довольно паршивый день. Но я стараюсь, чтобы люди, которые мне звонят, не узнали об этом. По сравнению с многими из них моя жизнь просто замечательная.

— Скорее всего, это так. Я совсем не хочу отрывать тебя от работы. Я просто думал о тебе и мне захотелось позвонить.

Пейдж показалось, что при этих его словах переполняется ее сердце.

— Тимоти я тоже о тебе думаю, — сказала она.

— Надеюсь, только хорошее.

— Конечно, только хорошее.

— Я счастлив, — сказал он с неподдельной радостью в голосе. — Ты сегодня снова спасала маленьких детей?

— Стараюсь спасти троих, — ответила она. — От злейшего врага — нищеты.

— Вот это да! — воскликнул он. В его голосе звучало почти благоговение. — Замечательно! Ты как раз создана для этого. Узнав в тебе ведьму, я надеялся, что ты добрая и спасение мальчика не просто счастливая случайность. Теперь видно, что это правда. Ты действительно любишь помогать людям.

— Да, похоже, что так, — сказала Пейдж. Ее глаза начали блуждать по застекленному отсеку.

— Я знал, что ты из хороших, — добавил он.

Она вдруг почувствовала, как краснеет.

— Спасибо. Надеюсь, ты тоже.

— Разумеется, — подтвердил Тимоти. — И не в первом поколении. Рамона Фрей, одна из моих прародительниц, когда–то работала вместе с другой ведьмой, которую звали… вроде как Холоуин, насколько я помню. — Пейдж почувствовала, как забилось ее сердце, но промолчала и дала ему возможность продолжать: — Нет, Холлиуэл. Агнес Холлиуэл. Они обе победили почти всех демонов к западу от Миссисипи, как говаривала моя матушка.

— Агнес Холлиуэл? — повторила Пейдж. — Не слышала такого имени.

— Но ты же слышала о Холлиуэлах о Зачарованных?

Она не знала, что делать. Если она соврет будет плохой прелюдией к знакомству, разумеется при наличии у него подобного желания. Но на суровом опыте она убедилась, что три сестры не должны терять бдительность. У Зачарованных было слишком много врагов.

«Однако весь смысл разговора с Тимоти состоит в том, что я хочу общаться с ним, — решила она. — А иногда мое желание тоже имеет значение».

— Я слышала о них, — ответила она. Ей чуть ли не силой пришлось выдавить эти слова. — Собственно говоря, я сама в некотором роде Холлиуэл.

Она почувствовала, как он замер от удивления.

— Я думал, ты Мэттьюс, — сказал он.

— Да, верно, — ответила она. — У меня та же мать, что и у сестер Холлиуэл, только другой отец.

— Значит, ты одна из Зачарованных? Потрясающе. Вот почему я почувствовал, как ты излучаешь добро.

Пейдж рассмеялась:

— Но иногда я могу быть плохой.

— Еще бы, — откликнулся Тимоти. — Однако не в том смысле, в каком я имею в виду.

— Это был один шанс из тысячи, — сказала она, помня, какая борьба началась у нее в душе, когда она узнала о том, что является ведьмой. Источник хотел перетянуть ее на сторону зла. Если бы так случилось, то после смерти Прю Сила Трех была бы ограничена. И она тогда чуть не поддалась.

— Значит, ты Зачарованная, — повторил Тимоти, — и никогда не слышала об Агнес Холлиуэл?

— А я должна была слышать?

Тимоти помолчал.

— Пейдж, — наконец сказал он, — думаю, ты догадалась, что нравишься мне и что я желаю тебе самого лучшего. Поэтому мне нелегко говорить. Пожалуй, тебе все же следует знать, кто такая Агнес. И ты должна знать еще кое–что.

— Что именно, Тимоти? — спросила она. — Ты меня пугаешь.

— Я не могу сказать тебе об этом, — ответил он. — Ты сама должна узнать. А это можно сделать, только войдя в комнату твоей сестры Фиби, когданикого не будет дома. На ее ночном столике лежит письмо. Тебе надо прочитать его.

— Но… это же значит шпионить! — воскликнула Пейдж. — Она бы убила меня. И это… действительно плохо. И она убьет меня.

— Ей не обязательно знать, — сказал он. — Я не хочу стать возмутителем спокойствия, Пейдж, но она скрывает от тебя тайну, и тебе надо знать об этом. Ты должна знать об этом.

Пейдж с трудом сглотнула. У нее уже было ощущение, что Фиби и Пайпер что–то скрывают от нее. Фиби стала особенно холодной, будто Пейдж чем–то обидела ее. Пайпер вела себя по–другому. Пейдж казалось, что она зла на Фиби.

— Тимоти, можно спросить тебя?

— Конечно, Пейдж. Спрашивай.

— Если это секрет, то откуда он тебе известен?

Он рассмеялся, и ей от этого стало немного лучше. «Не все в жизни так ужасно, — подумала она, — если рядом человек, от смеха которого становится легко».

— Пейдж, мы все обладаем некоторыми способностями, — сказал он. — Так что моя осведомленность в этом деле является результатом одной из них.

Они еще пару минут болтали, затем Пейдж неохотно распрощалась с ним и положила трубку. Близился час обеда, и она решила обязательно воспользоваться советом Тимоти.

Фиби соврала сестрам и от содеянного чувствовала себя отвратительно. Сегодня ее ждало собеседование — тут она сказала правду, — но оно было назначено на полдень. Ей просто захотелось исчезнуть из дома, убежать от напряжения, которое нарастало, словно пар от кипящей в закрытом сосуде воды. Рано или поздно его надо было выпустить — или взорваться.

Итак, она сказала, что собеседование состоится рано, и села в свой голубой джип и уехала. Она ехала на юг, удаляясь от города, а поскольку в Сан — Франциско нельзя кататься без определенной цели, Фиби хотелось прочистить мозги, найти для этого время и выяснить, может ли она разобраться в неприятной ситуации. Она свернула на автостраду 280, ведущую из города мимо озера Сан — Андреас, через поросшие дубами и травой холмы. Автострада выводила из тумана и, как она надеялась, из тумана неопределенности, окружавшей ее. Она жалела лишь о том, что не могла взять с собой Коула, ибо на нем можно было проверять ее самые безумные идеи. Но он был занят испытанием своих навыков, приобретенных на юридическом факультете и в должности окружного прокурора, и помогал Лео и Пайпер расследовать убийства, которые, как они считали, могут иметь связь со сверхъестественным. Однако он пообещал встретить ее после собеседования.

Ей очень хотелось повернуть назад до того, как она достигнет Силиконовой долины — местности за Пало Алто и дальше, где так часто в последние десять лет почти одни и те же люди наживали и теряли целые состояния. Оказавшись, как она думала, на этой магистрали в самом разгаре интернетовского бума, она не ожидала, что дорога будет перекрыта шлагбаумом и простым смертным придется выложить от пяти до десяти тысяч долларов лишь для того, чтобы им позволили въехать в долину с разреженным воздухом. Она пожалела, что бум закончился и хорошие ребята потеряли работу, однако в то же время ее мало волновало то обстоятельство, что цены на недвижимость могут в один прекрасный день снова стать нормальными и эти же самые хорошие парни снова смогут покупать дома в районе Залива.

У Вудсайда она свернула с автострады, проехала по короткому отрезку извивающейся и поросшей деревьями дороги к тому месту, где, как она знала, должна находиться рыночная площадь, и остановилась, чтобы съесть на ленч овощной сэндвич и холодную рыбу. Она ела, сидя за столом на солнышке, которое редко заглядывало в Сан — Франциско за последние несколько туманных дней. Фиби не удалось выяснить, намекает ли письмо Агнес на Пейдж или нет, но тем не менее у нее на душе стало чуть легче. Поездка и чудесная погода на полуострове помогла освободиться от некоторой части появившейся в ее голове паутины.

Когда Фиби вернулась в Сан — Франциско на собеседование, она обнаружила, что с нетерпением ждет его, что короткая поездка за город совсем изменила ее настроение. Конечно, поиск места, где поставить машину, мог все испортить. Она дважды объехала квартал, затем стала искать в других местах. Наконец нашла местечко в трех кварталах от штаб–квартиры сети книжных магазинов и втиснула туда свой джип.

Времени оставалось в обрез, и у нее возникло неприятное ощущение. Она быстро шла по тротуару и чуть не споткнулась, наступив на медный браслет, который не заметила. Она остановилась, наклонилась и подобрала браслет, намереваясь оставить его у ограды в стороне от тротуара, так, чтобы он был заметен владельцу, если тот придет искать.

Как раз в этот момент у нее произошло видение, своей неожиданностью и силой перехватив ей дыхание. Она увидела темную, влажную от тумана улицу, молодую женщину в форме. К ней подкрадывалось злое существо, собираясь убить ее. Затем все исчезло, и Фиби снова стояла одна на окутанном туманом тротуаре. Ее колени не сгибались.

Потрясенная Фиби прислонилась к счетчику парковки. Она пыталась разобраться в своем видении. Точно была ночь, так что женщине пока не угрожает непосредственная опасность. Возможно, еще есть время, чтобы найти ее и спасти от крадущегося за ней убийцы. Она не знала, связано ли это каким–либо образом с тем, что расследуют Пайпер, Лео и Коул, но если это так, то присутствие сверхъестественных сил сейчас подтвердилось.

Но ей не удалось определить, где это точно происходило. Эта была такая же улица Сан — Франциско, как и сотни других, окутанная густым туманом, мешающим разглядеть детали, которые позволили бы внести необходимые уточнения. Она сосредоточилась на женщине, пытаясь вспомнить подробности, которые могли бы опознать ее. Очевидно, это униформа, которую Фиби не узнала, но если бы определить, откуда она, это значительно облегчило бы поиск женщины. На ней была темно–синяя блузка, какие носят крестьянки, обшитая золотой ниткой вокруг шеи и на рукавах, и юбка с голубыми узорами, гармонировавшими с блузкой. На ногах простые удобные туфли без каблуков, Фиби вспомнила, что на них виднелись какие–то светлые пятна. Весьма вероятно, что женщина официантка. Пятна от пролитой еды — может быть, густой похлебки из моллюсков или соуса тартар. «Возможно, она работает там, где подают еду из продуктов моря», — заключила Фиби.

Это почти ничего не давало, если учесть, что Сан — Франциско с трех сторон окружен водой. Фиби не очень хорошо рассмотрела женщину, заметила только, что у нее были густые темные волосы, черные глаза и оливкового цвета кожа, значит, она либо из Латинской Америки, либо с Ближнего Востока. На первый взгляд, ей лет двадцать пять.

Как много не ясно! Фиби жалела, что не может вызвать побольше информации, однако ее силы не были предназначены для этого. Она старалась пользоваться тем, чем была наделена, и спасать невинных, когда могла. Одно не вызывало сомнений: оттого, что она будет торчать здесь, никому лучше не станет. Она отошла от парковочного счетчика и отправилась на собеседование.

ГЛАВА 7

На этот раз Пейдж не стала пользоваться услугами общественного транспорта. Она уединилась в женском туалете службы социальных проблем и перенеслась прямо домой, в фойе. Некоторое время она раздумывала, как объяснить, почему она явилась в середине дня, если дома кто–нибудь окажется. Хотя она почти не сомневалась, что Пайпер еще на работе, но вот у Фиби было только собеседование, которое уже давно могло закончиться. Кроме того, дома могли оказаться Лео и Коул, передвижения которых совсем непредсказуемы. Пейдж открыла входную дверь и громко захлопнула ее за собой.

— Это я! — крикнула она в сторону лестницы. — Дома есть кто?

Когда никто не отозвался, она начала подниматься по лестнице, думая: «Я это уже видела в кино. Я без труда проникаю в ее комнату, но как только нахожу то, что ищу, кто–то застает меня на месте преступления. Начинается отвратительная сцена, все обижены, звучат неприятные слова. Как сейчас помню, та картина была мне ненавистна».

Она остановилась перед дверью комнаты Фиби. «Я не должна быть здесь, — убеждала она себя. — Мне следует повернуться и уйти. Возвратиться на работу. Забыть, что говорил Тимоти. Что же он все–таки знает? И что же он знает об этом?»

Однако она не могла заставить себя уйти. Она два раза тихо постучала в дверь, потом громче. На всякий случай. Постучать в дверь сестры — что может быть безобиднее?

На ее стук никто не отозвался, и она взялась за дверную ручку. Не заперто. Она вошла и быстро закрыла дверь за собой, ее сердце тревожно билось.

Комната Фиби выглядела как обычно: желто–белые полосатые обои, повсюду свежие цветы, через кружевные занавески из большого окна просачивались лучи солнца. Пейдж не заметила ничего похожего на скрытую камеру или подслушивающее устройство. «Разумеется, — думала она, — если здесь есть скрытая камера и я ее сразу не заметила, то она очень хорошо скрыта». Она никак не могла допустить, что сестра тайком пытается застать ее на месте преступления. Все же ее не покидало ощущение, что во всей этой ситуации что–то не так, даже несмотря на очевидность.

«Я не должна быть здесь, я не должна быть здесь, я не должна быть здесь…» — словно мантру, повторяла Пейдж про себя эти слова, пока пересекала комнату. Наступив на скрипучую доску, она застыла, будто кто–то мог услышать ее, затем стала приближаться к ночному столику. Наконец достигнув цели, Пейдж выдвинула ящик.

Там поверх нескольких шпилек и бутылочки с лосьоном для рук лежал конверт.

Он выглядел древним, скорее всего, ему уже было несколько сотен лет, когда она родилась. Пейдж не представляла, какое он мог иметь к ней отношение. Но Тимоти говорил, что Агнес Холлиуэл дружила с кем–то из его семейства, значит, если Пейдж как–то связана с этим, то все произошло давным–давно.

Часть ее сознания — точнее, большая часть — настаивала на том, чтобы положить конверт и уйти. Эта соблазнительная мысль доставляла ей удовольствие. Она имела возможность доказать хотя бы себе, что не шпионит, что она выше этого. Конечно, никому, кроме Тимоти, она не могла ничего рассказать, а поскольку тот как раз подталкивал ее совершить этот поступок, то он вряд ли обрадуется, узнав о случившемся.

«Если только это не представляет собой своего рода испытание, — думала она. — Может быть, он хочет, чтобы я вернулась и рассказала, что не справилась. Тогда он крепко обнимет меня и поздравит с посвящением в сверхнеобычный клуб ведьм, мне тайно пожмут руку и выдадут членский билет и все такое».

Однако через несколько секунд она поняла, что подобный исход маловероятен. Она села на край постели Фиби и открыла конверт. Внутри Пейдж нашла письмо, написанное на бумаге, которая казалась такой ветхой, что она опасалась, как бы оно не рассыпалось в ее руках, словно осенний лист. Осторожно развернув его, она увидела, что письмо написано чернилами, от времени ставшими бурыми, приобретшими почти тот же цвет, что и бумага. Она с трудом могла читать письмо, так как оно было написано нечетко вороньим пером, по крайней мере, несколько сотен лет назад.

Однако, вчитавшись, она поняла его смысл. Письмо предупреждало об опасности и адресовалось Зачарованным, которые, считала Пейдж, сейчас были известны, но в то время никак не могли существовать. Пока она читала дальше, ее охватывал ужас. Ее замутило, горло сдавило, невозможно было дышать.

«Сестра умрет, и новая займет ее место, — читала она. — Но новая ведьма не союзница, попомните мои слова. Она предательница, и, войдя в доверие к семье, эта дьяволица подвергнет опасности Силу Трех».

«Она имеет в виду меня, — подумала Пейдж. — Больше некого подозревать. А Фиби верит ей».

Так вот в чем причина накалившейся атмосферы в доме, сообразила Пейдж. Фиби где–то нашла это письмо и поверила каждому слову предупреждения Агнес. Тимоти как–то узнал об этом, и вот почему он направил Пейдж сюда: Фиби, которая являлась ей сестрой и должна была доверять ей и любить ее, даже не могла заставить себя открыто сказать о своих подозрениях.

Пейдж догадывалась, что Пайпер тоже знает об этом. Последние два дня вся семья находится на грани нервного срыва. Возможно, сестры не могли решить, когда и как сказать ей об этом и как лучше всего проверить ее. Она–то знает, что она не предательница, но не знает, как это доказать. Если сестры захотели поверить в худшее, то вряд ли туг можно чем–либо помочь.

Во всяком случае, если цель предательницы заключалась в том, чтобы подвергнуть опасности Силу Трех, как говорится в письме, то, похоже, эта цель уже достигнута. Сестры, которые не способны поговорить друг с другом о такой довольно простой вещи, как старое письмо от давно умершей родственницы, никоим образом не смогут пожертвовать своими жизнями друг ради друга на поле брани. «Разве Фиби доверит мне защищать ее против какого–нибудь демона, который охотится на ведьм? — недоумевала она. — Раз уж на то пошло, буду ли я доверять ей после всего этого? Может быть, она всего лишь дожидается удобного случая, чтобы избавиться от меня, до того, как я предам ее».

Слеза покатилась по щеке Пейдж и упала на бумагу, немного размазав чернила. Понимая, что может выдать себя, Пейдж зашмыгала носом, сложила письмо, засунула его обратно в конверт и положила в ящик. Она быстро покинула комнату Фиби, задержавшись лишь для того, чтобы взять бумажную салфетку из коробки на комоде. Она закрыла дверь в комнату Фиби и вытерла нос.

Ее не застукали. Она ловко провернула всю эту разведывательную операцию.

Однако ее преследовала мысль, что было бы лучше, окажись здесь кто–нибудь и останови ее. Сейчас ей приходится возвращаться на работу, зная, что вся ее жизнь перевернулась вверх тормашками.

Лоррен Йи подчеркивала важные моменты своей речи, тыкая закругленным голубым ногтем в доску из пробкового дерева всякий раз, когда указывала на одну из фотографий. С тех пор как сформировалась оперативная группа, к трем фотографиям присоединилась еще одна, и Деррил знал, что если группа не найдет скорого ответа на ряд вопросов, появятся новые. Этот убийца не собирался униматься, не нервничал и не предпринимал дополнительных мер предосторожности. Он, казалось, верил в свою неуязвимость и делал свое дело, забыв обо всем. Знание этого не давало Деррилу покоя, ему не терпелось поскорее выйти на улицу вместо того, чтобы сидеть в душном зале совещаний и вдыхать затхлый воздух, запах пота и запах кофе, слишком долго остававшегося в кофейнике.

— Гретхен Уинтер, — говорила Лоррен, тыкая в ее фотографию. Затем она перешла к следующим: — Шарлей Уэллс. Джулия Тилтон. А теперь Роза Порфиро. — Она остановилась у фотографии размером пять на семь, снятой вчера, когда эта женщина была убита. — У нас есть молодая женщина афроамериканского происхождения — Шарлей. Две кавказские женщины под сорок лет и Джулия Тилтон, которой не было и двадцати. А Розе Порфиро латиноамериканского происхождения на следующей неделе исполнилось бы тридцать девять лет. Уинтер убита в Потреро Хилл, Уэллс — в Кау Холлоу, Тилтон — в Ноб Хилл, Порфиро — в Сансет. — Она всматривалась в лица сотрудников оперативной группы и так долго смотрела в глаза каждому, что Деррилу стало не по себе.

В том–то и дело, думал он. Лоррен не хочет, чтобы им было по себе. Она хотела довести их до нервного срыва, и тогда у них, скорее всего, произойдут интуитивные озарения, отличающие великих детективов от работяг.

— Что, кроме смерти, объединяет этих женщин? — спросила она. — Ответ на этот вопрос может оказаться нашим шансом найти убийцу. Если убийства не случайны, когда жертвы неожиданно оказываются на пути преступника, их должно что–то связывать воедино. Это не возраст, раса или уровень доходов. Пол, да — все они женщины. И я должна напомнить вам, джентльмены, что в Сан — Франциско полно женщин. Я больше не хочу, чтобы на этой доске появилась фотография еще одной женщины. Деррил понимал, что Лоррен размышляет здраво. Обычно жертвы серийного убийцы как — то связаны. У них либо общая физическая характеристика, либо они часто посещали одно и то же место, где убийца сталкивался с ними, или вели образ жизни, который делал их мишенями. Но Деррил знал такое, чего не знали Лоррен Йи и остальные полицейские оперативной группы, и это опровергало все «логические» теории поведения преступника. С тех пор как Деррил познакомился с Холлиуэлами, он услышал о колдовстве, колдунах и демонах, которые охотились и на ведьм и на людей. Сначала Деррил не верил всему этому. Теперь он знал, что у жизни есть оборотная, тайная сторона, воздействующая наземной мир, и полиции порой приходится иметь с этим дело, даже не подозревая о происходящем. Ему не раз приходило в голову, что полицейские справлялись бы лучше со своей задачей и тем самым сделали жизнь населения безопаснее, если бы знали столько, сколько знал он.

В то же время он отдавал себе отчет в том, что добрые ведьмы, и особенно Зачарованные, скорее всего, станут жертвами людей, которым труд — но признать существование другого, более сложного мира. Те же колдуны и демоны и так избрали Зачарованных своей мишенью, а если в это вмешаются люди, то Холлиуэлы могут однажды проиграть битву. Деррил знал, что в мире без Зачарованных станет жить гораздо опаснее, поэтому лучше колдовство держать в секрете. Вот он и держал язык за зубами и спокойно использовал свои знания, когда представлялся случай.

Лео звонил Деррилу и задавал вопросы по поводу этих убийств, так что он знал, что Пайпер и ее муж не сомневаются в причастности сверхъестественных сил. Оба расследовали убийства самостоятельно, и Деррил был рад помощи. Для того чтобы привлечь убийцу к ответу, годилось все. Если Холлиуэлы не ошибались, то все оперативные группы, которые городу удастся собрать, не смогут сравниться с их силами.

А пока что он и эти преданные делу полицейские будут искать любую тончайшую ниточку, ведущую к разгадке преступлений. Они станут делать это испытанными способами, двигаясь шаг за шагом и не жалея сил.

— Деррил, — нетерпеливо окликнула Лоррен, и он понял, что, погрузившись в собственные мысли, не расслышал ее первого обращения. — Вы слушаете?

— Да, извините, Лоррен, — отозвался он, встряхнув головой, чтобы лучше соображать. — Я вас слушаю.

— До сих пор вы занимались этими убийствами основательнее, чем остальные. Вы подняли все дела, ознакомились с биографиями женщин. Вы можете указать нам на связи, которые мы упускаем?

Он как раз искал ответ именно на этот вопрос, и пока безуспешно.

— Боюсь, что все обстоит почти так, как вы описали. Различные социально–экономические уровни, разные районы, разные расы. И не удалось обнаружить ничего конкретного. Видите ли, они, возможно, покупают кофе в одном и том же месте или совершают воскресные прогулки в одном парке, нечто в этом духе. Можно еще раз опросить друзей и родственников, постараться составить более четкую картину повседневной жизни жертв. Но пока ничего не удалось найти.

— Тогда пусть это станет сегодняшним заданием каждого, — обратилась Лорре н ко всем. Она через плечо снова взглянула на доску и указала рукой на фотографии. — Вы должны досконально изучить этих женщин. Что–то связывает их. Мы должны узнать, что это.

Деррил подумал, что она собирается отпустить их, когда в дверь постучали, и вошел офицер полиции в форме. Лоррен встретила его у двери, и они разговаривали вполголоса некоторое время. Затем офицер ушел, и Лоррен повернулась к группе — ее лицо было печальным.

— Найдено еще одно тело, — произнесла она. — Приступим к работе.

Фиби сидела в переполненном кабинете напротив Майкла Ленгдона, президента сети книжных магазинов. Это был худой человек с безумным взором и копной вьющихся черных волос, в маленьких очках и с окладистой бородой. На нем была синяя рабочая рубашка и поношенные джинсы. Его кабинет заполнял и книги, они лежали штабелями и создали бы серьезную угрозу в случае землетрясения. Здесь лежали недавно изданные книги в твердых обложках, которые она узнала, в мягких обложках с неоформленными обложками, которые, как он объяснил, представляли собой сигнальные экземпляры, отправляемые издателями продавцам и рецензентам до того, как они появятся в книжных магазинах. Здесь, покрытые пылью, лежали самые разные старые книги, которые выглядели так, словно находились здесь вечно. Фиби бывала в нескольких магазинах этой сети, находившихся в разных частях города, там царили чистота и порядок, так что картина, увиденная в штаб–квартире, поразила ее.

Ей не терпелось раскрыть тайну женщины в форме, которой угрожала опасность, но она подумала, что собеседование задержит ее в лучшем случае на час, а до наступления темноты оставалось еще много времени. Эта работа, разумеется, даст ей массу льгот, не самая последняя из которых — постоянная зарплата. Хотя бабушка оставила им дом без долгов, денег все время не хватало, и ей становилось не по себе оттого, что их в основном добывали Пайпер и Пейдж.

— Фиби, вы много читаете? — поинтересовался Ленгдон. Он легко перескакивал с одной темы на другую. Она подумала, что ему, вероятно, не приходилось проводить много собеседований.

— Стараюсь, — ответила она, — однако я довольно–таки занята.

Она сообразила, что дала маху, поскольку не работала и он знал об этом. Конечно же она не могла рассказать ему о своих ведьмовских делах. Так чем же она была так занята, что не могла читать? Смотрела телевизор и ела конфеты?

Однако он не стал углублять вопрос:

— Чем вы занимаетесь когда бываете свободны?

Она даже не могла припомнить названия книги, которую вчера пыталась читать, пока ждала возвращения Лео.

— Знаете, в основном читаю художественную литературу и, конечно, гм, документальную. — Надо было придумать что–нибудь получше, но она сосредоточилась на неожиданном видении. Она предприняла еще одну попытку: — Я люблю книги, которые уносят меня от повседневных забот в какое–нибудь интересное новое место.

— Да, — кивнув, согласился Ленгдон. Она не могла определить, производит ли на него благоприятное впечатление или вселяет ужас. Он как бы кивал сам себе, не меняя выражения лица. Она заподозрила, что Ленгдон не менее смущен, чем она, словно это собеседование представляет собой лишь неприятную обязанность, от которой он хочет поскорее избавиться.

Он не развивал свои вопросы, а просто перепрыгивал к первой пришедшей ему в голову теме.

— Вы уже знаете, что вам придется сидеть в приемной. Вы будете отвечать на звонки, назначать встречи с представителями издателей, а также принимать и оформлять заказы наших многочисленных магазинов. Эти заказы передаются по телефону, факсу и компьютеру. Вы распоряжаетесь, чтобы оформить заказы и передать их на склад, а после того, как там уточнят запасы, звоните в магазины и сообщаете им, что им следует получить из других источников.

— Я подумала, что все это можно компьютеризировать, — прокомментировала Фиби. — Я имею в виду инвентаризацию.

— Вы так думаете, правда? — отозвался Ленгдон. — Пока еще не полностью. Пока. Мы еще предпочитаем дать людям, а не машинам возможность самим выбирать. Называйте нас старомодными, но мы работаем с тысяча восемьсот сорок шестого года, и иногда нам хочется делать так, как это издавна заведено.

Ей не хотелось говорить о том, что в 1846 году не было факсов, телефонов или Интернета, но она лишь кивнула и промолчала, ожидая следующего вопроса.

— Вы сможете придерживаться гибкого графика работы? — спросил он. Как раз этого она ждала, ей не хотелось быть прикованной к столу все восемь часов в день и пять дней в неделю, ибо жизнь Зачарованных нельзя втиснуть в такие жесткие рамки. Пейдж, к примеру, старалась сохранить работу, невзирая на потребности другой жизни, но то и другое часто не стыковалось. — Бывает так, — продолжал он, — особенно ближе ко времени отпусков, что мы работаем допоздна и в выходные. Со Дня благодарения и до кануна Рождества иногда кажется, что мы и вовсе не выходим отсюда.

«О, — разочарованно подумала Фиби, — гибкость в извращенном виде. Это не подходит. Что говорить сестрам? Извините, девушки, вам придется вертеться без меня. Я должна следить затем, располагает ли магазин Кармела достаточным количеством экземпляров новой книги Стивена Кинга».

Она поняла, что это ничего хорошего не обещает. А жаль. Было бы здорово работать среди книг, даже при том, что большая часть их лежит на складе, а она сидела бы в приемной в обществе телефонов и компьютера.

Однако сестры и их призвание на первом месте.

«Наверно, это кое–что да значит, — думала она. — Когда я забываю о том письме, мое подсознание все еще доверяет им».

Даже при том, что собеседование ни к чему не привело, сознавать это было приятно.

ГЛАВА 8

— Пайпер!

Пайпер подавила испуганный крик. Она только что принесла дощечку с зажимом обратно в винный подвал ночного клуба и встала на колени, пересчитывая ящики с полюбившимся посетителям шардонне, когда влетел Лео. Она заметила его, только когда тот заговорил.

— Со мной чуть не случился удар, — сказала Пайпер, цедя слова сквозь зубы. Однако, несмотря на то что он ее испугал, он все же принадлежал ей. Она встала, подошла к Лео и притянула его к себе. — Тебе даже не положено находиться здесь. А что, если войдет Макс?

Макс работал у дистрибьютора, поставлявшего ей вино. Она оставила его у бара считать бутылки, но всегда могла возникнуть ситуация, когда он вспомнит, что ему необходимо пойти в подвал.

— Извини, Пайпер, — сказал Лео, целуя ее в лоб. — Я буду краток. Пожалуй, тебе надо оставить Макса и пойти со мной.

— Я не могу оставить Макса, — возразила Пайпер. — Хотя я очень люблю бывать с тобой и не сомневаюсь, что ты занят серьезными делами, мне надо руководить этим клубом. Ты же знаешь, нам нужны деньги. «РЗ» у нас пока главный источник дохода.

Она уже хотела вернуться к подсчету, но Лео взял ее за плечи и заглянул в глаза. «Дело серьезное», — догадалась она. Его лицо говорило, что придется выслушать.

— Ладно, что случилось?

— Я навестил некоторых Холлиуэлов, — сказал он, — и расспросил их о доброй старой тете Агнес.

— Тебя никто не ударил?

— На этот раз обошлось, — ответил он, еле заметно улыбнувшись. — Но они мне кое–что рассказали. И не очень веселое.

— Выкладывай, — сказала она. — И побыстрее, пока Макс не начал удивляться, почему я так долго пересчитываю несколько ящиков с вином.

— Пайпер, я как раз собирался сделать это, только не надо прерывать меня, — сказал ей муж. Она показала, что зажимает рот и не будет мешать ему продолжать. — Семья еще во времена Агнес узнала, что один колдун убивает невинных людей. Это было сто лет назад или около того. Конечно, твоим предкам это не понравилось, и они попытались узнать, кто этот колдун, чтобы остановить его.

— Естественно, — сказала Пайпер и вспомнила, что обещала молчать. Она больше ничего не сказала.

— Они добрались до единственного подозреваемого. Однако тетя Агнес, которую все недолюбливали из–за ее скверного характера и духа противоречия, заявила, что их подозреваемый вовсе не тот. Как она утверждала, этот парень будто бы приходится ей давно потерянным братом, который и мухи не обидит. Она изо всех сил защищала его от семьи. А в это время продолжался подсчет новых трупов. Люди исчезали по всему Сан — Франциско, и хотя обнаружилось лишь несколько тел, ведьмы знали: кто–то убил всех исчезнувших людей. Они почти не сомневались, что им известно, кто это сделал.

— Речь идет о многих людях? — спросила Пайпер.

— О многих, — ответил Лео. — В конце концов, восстановив всю семью против себя и посеяв вражду, которая до сих пор не кончилась, Агнес осознала свою ошибку. Этот парень обманом заставил Агнес поверить, что является ее братом, чего не было на самом деле. Она рассказала семье о своей ошибке, но отказывалась указать, где находится лжебрат. Затем сама выступила против колдуна. Но он к тому времени стал очень сильным. Каким–то образом он черпал силу из убитых, так что чем больше он убивал, тем могущественнее становился. Как рассказали члены семьи, с которыми я разговаривал, драка, похоже, получилась страшная. В конце концов Агнес победила, хотя сама умерла потом от нанесенных ей ран. Она победила колдуна, и убийства прекратились.

— Итак, великая прапрапрабабушка Агнес умерла как героиня, — прокомментировала Пайпер. — Полная неожиданность, если сравнить с тем, что Фиби нашла в «Книге Теней». Или не нашла.

— Героиня, но только в том смысле, что она разрешила проблему, за появление которой несла известную ответственность, — сказал Лео. — Вспомни, если она не встала бы поперек дороги, семья разделалась бы с ним гораздо раньше, и тем самым было бы спасено много жизней.

Прежде чем Пайпер успела ответить, сверху донесся бас Макса Купера:

— Пайпер, ты там?

Пайпер взглянула на Лео, который уже начал исчезать.

— Да, — отозвалась она, когда тот исчез.

В дверях подвала появилась голова Макса. Это был симпатичный человек, хобби которого являлось оперное пение. Он выступал в разных местах города. Она любила слушать его, наслаждаясь красотой его голоса.

— Я подумал, что ты начала дегустировать вино.

— Увы, не удалось, — ответила она. — Я почти все закончила. А ты?

— Готов выписать заказ, — ответил он. — Мне нужна была только ты, красавица.

Пайпер знала, что помимо пения он был неисправимым любителем пофлиртовать. Она понимала, насколько это несерьезно, и не возражала, когда Макс проявлял к ней знаки внимания, хотя ей было бы интересно увидеть его лицо, если бы тот догадался о невидимом присутствии ее мужа.

— Начинай готовить бумаги, встретимся у бара, — сказала Пайпер. — Мне нужна еще пара минут.

— Я буду считать секунды, — ответил он, подмигнув. Когда его шаги удалились в сторону бара, Пайпер закрыла дверь подвала.

— Лео! — прошептала она.

Тот вернулся в виде луча света.

— Ты уверена, что не назревает еще что — то, кроме заказа на вино? — насмешливо спросил он.

Пайпер хлопнула его по плечу.

— Мы закончили с этой историей?

— Почти, — ответил он. — Я подумал, что ее стоит рассказать, так как вся эта история с лжебратом очень напоминает предупреждение в отношении Пейдж…

— О какой–то лжесестре, когда–то бывшей где–то, — прервала Пайпер. — В письме Пейдж не упоминается по имени.

— Верно. Все равно это может вызвать некоторое доверие к письму.

— Или же все это может означать, что сумасшедшая Агнес помешалась на лжеродственниках и хватила через край, — заключила Пайпер.

— Вполне возможно, — согласился Лео. — Должно быть, она написала это письмо в том промежутке времени, когда победила Тимоти и умирала от полученных ран. Остальные члены семьи ничего не знали об этом, но говорят, что она умерла в особняке.

— Тимоти? — переспросила Пайпер.

Лео кивнул.

— Так звали того колдуна — Тимоти. Это говорит тебе о чем–то?

Пайпер задумалась на мгновенье.

— Нет, — ответила она. — А теперь убирайся отсюда и позволь мне закончить с Максом. Потом постараемся найти Фиби и все уладить.

— Позвони мне. — Поцеловав ее, Лео исчез. Пайпер быстро закончила подсчет и пошла к Максу с намерением как можно скорее оформить заказ и заняться вместе с Лео более серьезными делами.

Пейдж так и подскочила, когда зазвонил телефон. Она сидела на кухне, пытаясь найти смысл в том, что прочитала в комнате Фиби. Она понимала, что опаздывает на работу и вопрос Буна остается нерешенным, но никак не могла убедить себя вернуться. Сама мысль, что Фиби

подозревает в ней мошенницу — или даже хуже, вероятность, что она сама может не знать, кто она в действительности, висела у нее на шее словно валун, затягивая в болото отчаяния.

Она подняла трубку на четвертом звонке.

— Алло, — апатично произнесла она.

— Пейдж, это я, Тимоти.

Звук его голоса вдохнул в нее искру жизни, но тут она вспомнила, что именно он посоветовал ей пойти в комнату Фиби.

— Привет, — печально сказала она. — Тимоти, я нашла письмо, о котором ты говорил.

— Похоже, это тебя не обрадовало, — сказал он с тревогой в голосе.

— Разве ты не знаешь, что в нем? — спросила она. — Ведь все остальное тебе известно. Ты знал, что оно находится там. Ты знаешь этот номер телефона, который я тебе не давала.

— Пейдж, я просто хочу помочь тебе. Я знал о письме, это правда. Но я подумал, что это важно. Если Фиби не доверяет тебе, ты должна знать об этом.

— Зачем?

— Ты одна из Зачарованных, — ответил он. — Ваши жизни зависят друг от друга, от сознания того, что сестры всегда поддержат. Если она подозревает тебя и будет следить за тобой во время сражений, то сделает непоправимую ошибку. Допустив промах и оказавшись вне игры, она сделает тебя и Пайпер легкой добычей.

— Наверно, это правда, — сказала она. Свободной рукой она поигрывала пустой кружкой, оставленной кем–то здесь, вращая ее, словно это был волчок. Она не могла избавиться от ощущения, что не в силах покинуть карусель, потерявшую управление, и не знает, как замедлить вращение.

— Откуда тебе так много известно о нас?

— Пейдж, я уже говорил тебе. — Его голос звучал так искренне, что Пейдж не могла не верить ему. Инстинкт предупреждал Пейдж не заходить слишком далеко, однако другая сила, глубоко сидящее внутри чувство, которому она не могла дать определение, толкала ее ему навстречу. Всякий раз, как он говорил, его голос словно преодолевал все заслоны и прямиком соединялся с этой внутренней силой. В том, что она безоговорочно доверяла ему, было что–то почти противоестественное. — У нас обоих есть способности: у тебя — твои, у меня — мои. Может быть, я и оказался здесь, чтобы помочь тебе. Не знаю. Возможно, мне это известно потому, что ты мне так нравишься и я хочу помочь тебе.

Ей хотелось бы поверить в это. Ей хотелось бы, чтобы кто–то подсказал, во что верить, поскольку все это окончательно сбивало ее с толку. Но сперва ей следовало бы знать, кому доверять. А это самый важный вопрос, не правда ли?

— Пожалуй, так.

— Пейдж, ты не должна впадать в отчаяние, — сказал Тимоти. — Тебе следует во всем разобраться, и чем скорее, тем лучше.

— Ты прав, Тимоти. Но как это сделать?

— Поищи в доме, — посоветовал он. — Может быть, тебе удастся найти еще какие–нибудь вещи тети Агнес. Кто знает, дневник, другие письма — они позволят тебе сравнить почерк, убедиться, что она действительно писала то письмо. Ты получишь дополнительную информацию. Возможно, это поможет решить, что делать, или выяснить, является ли она надежным источником. Если удастся убедить Фиби, что старуха выжила из ума, то, возможно, между вами все уладится.

— Думаю, надо посмотреть на чердаке, — сказала Пейдж.

— Пожалуй, это подходящее место, — одобрил Тимоти. — Все же не трудись искать в «Книге Теней». Фиби ведь первым делом сверилась с ней.

Он прав. Он так досконально все про них знал, что становилось совсем жутко.

— Хорошо, — сказала она. — Я поищу. Мне позвонить, когда я с этим покончу?

— Я тебе позвоню, — ответил он. — Удачи, Пейдж.

Он повесил трубку. Пейдж долго смотрела на трубку, прежде чем положить ее на рычаг. «Как же он узнает, когда звонить?» — дивилась она.

И откуда же он знал все это?

Поскольку вся оперативная группа присутствовала на совещании, то на этот раз она быстро прибыла на место преступления. Прибыв к подножию Телеграф Хилл в трех машинах, оперативники все вместе подошли к телу. Полицейские оцепили место, фотограф был занят съемкой, специалисты ждали в стороне, когда можно будет подойти и заняться детальным анализом, обследуя каждый квадратный сантиметр в поисках следов, которые мог оставить убийца.

И снова жертвой стала женщина.

— Карен Накамура, — объявил полицейский с места преступления. — Судя по водительским правам, ей пятьдесят три года. Проживает в Керни, Телеграф Хилл, в одном из тех кооперативных домов с видом на море.

Деррил понимал, что это означает, — она была довольно состоятельной женщиной. Эти кооперативные дома обходились недешево. Надевая перчатки одноразового использования, он взглянул на тело, напоминая себе при этом, что он полицейский и в его обязанности входит забыть о своих эмоциях и смотреть на убитую бесстрастным взором, от которого не ускользнет важная улика. Следы колотых ран такой же странной формы, как и прежде, и влажные пятна на ее сшитой на заказ одежде. Мокрушник нанес еще один новый удар.

— Заметил новую особенность? — спросил Монро Джонсон.

Деррил окинул взглядом место преступления. Тихая улица, ни одного очевидца, тело женщины. Деррил уже хотел признаться, что не заметил, когда его осенило.

От тумана улица выглядела мрачно, однако вечер еще не наступил. Два прежних убийства произошли с наступлением ночи.

— При дневном свете, — тихо сказал он.

Джонсон кивнул.

— Парень наглеет. Или теряет осторожность.

— Или то и другое.

— К тому же он набирает скорость, — раздался позади голос Лоррен. — На этот раз он даже не подождал двадцать четыре часа, как это было раньше. Не смог противостоять непреодолимому влечению убивать. Ему пришлось выбрать новую жертву. Может быть, на этой жертве он выпустил немного пара, а возможно, сегодня вечером найдет новую.

— Нам следует убрать этого парня с улиц, — сказала подошедшая Стефани.

— Как раз это я все время и говорю, — заметила Лоррен. — И чего мы тут ждем?

— Полицейские прочесывают район? — обратился к ней Джонсон.

— Да, они сообщат, если найдут хоть что–нибудь. Ребята, мы не можем допустить, чтобы счет тел продолжался. Их и так слишком много.

В голове Деррила неожиданно вспыхнула сцена в доме, где вода в подвальном этаже вымыла останки почти пятидесяти жертв убийства. Он практически не вспоминал об этом с тех пор, как занялся новым делом. Столетние скелеты вряд ли могли дать ключи к разгадке, а свидетелей того времени не сыскать. Он знал, что могут найтись люди, для которых раскрытие этого дела очень важно: потомки жертв, семьи которых так и не узнали о случившемся с дорогими для них людьми. Похороны с пустыми гробами, увековеченные на фотографиях, порождали трудные вопросы, но не давали никаких ответов.

Однако он понимал, что кто бы ни убил тех пятьдесят человек, сегодня уже не представлял угрозы. Ему надо найти так называемого мокрушника, пока его жертвы сегодня не достигнут того же ужасного числа.

— Скоби, Пейзант, — распоряжалась Лоррен, — вы оба занимаетесь этой Накамурой. Узнайте, откуда и куда она шла. Есть ли у нее семья? Муж? Любовник? Познакомьтесь с ними. Проверьте ее работу, машину, любимых животных. Все, что можно.

— Понял, босс, — сказал Леонард Скоби.

— А остальные знают, что делать и как делать, — продолжала Лоррен. — Я хочу остановить этого парня к тому времени, когда зайдет солнце. Он собирается снова убивать, и я хочу оказаться на том месте и остановить его, прежде чем он совершит очередное убийство.

ГЛАВА 9

В то утро Коул отправился на прогулку в район Тендерлойн, чтобы взглянуть на здание, о котором Пайпер и Лео рассказывали ему. Найти его не составило труда: желтая лента, натянутая полицией, не позволяла любопытным заглядывать в окна и за дверь, а соседнее здание все еще окружали строительные леса. Именно начатый здесь ремонт позволил воде хлынуть в подвальный этаж. Из жилого дома исходил кислый запах плесени, источником которого, по мнению Коула, могли быть стоячая вода и, возможно, старые кости, а также давно настигшая их смерть.

Обнаружив дом и хорошенько осмотрев его снаружи, он взял на заметку его адрес и направился к находившемуся неподалеку зданию муниципалитета. Тендерлойн являлся одним из самых бедных районов Сан — Франциско, который заполонили униженные, раздавленные жизнью и разоренные люди. Иногда по утрам, включая и сегодняшнее, казалось, что на улицах живет больше народа, чем под крышами домов. В нескольких кварталах отсюда возвышались некоторые из самых эффектных домов Сан — Франциско. Они выглядели так, будто их завезли из Европы. Коул шел между массивными сооружениями, окруженными оградами с острыми золотистыми наконечниками, пока не оказался рядом с покрытым куполом шедевром французского Ренессанса — самим зданием муниципалитета. Коул Тернер провел здесь уйму времени в бытность помощником окружного прокурора. Оказавшись в холле у великолепной лестницы, он, вместо того чтобы поднять голову, опустил ее и уставился в мраморный пол, надеясь, что его никто не узнает.

Благополучно добравшись до отдела городского архива, он вздохнул с облегчением. Здесь крутилось много народа, и возможность, что кто–то из–за стола узнает его, почти равнялась нулю. Через некоторое время хорошенькая азиатская девушка вышла из дальней комнаты и приветливо улыбнулась ему. На ней была плотно облегающая шелковая рубашка и еще плотнее облегающие черные брюки, а каблуки обуви, на вид удобные, добавляли несколько дюймов к ее росту.

— Я сейчас подойду к вам, — весело сказала она. Он уловил дуновение отдающих мускусом экзотических духов, каких раньше не встречал. Эти духи не подошли бы Пайпер, но этой молодой женщине они пришлись как раз.

Он тоже улыбнулся:

— Я не спешу.

Она подошла к своему столу, взяла трубку и нажала на кнопку. После краткого разговора, в течение которого она сообщила звонившему о том, что нашла для него, она положила трубку.

— Извините, — сказала она. — Чем могу быть вам полезна?

Он написал адрес на полоске бумаги.

— Мне нужны записи на владение этим домом, — сказал он.

Она бросила взгляд на адрес.

— Никаких проблем. Вам нужны нынешние владельцы?

— Нет, — ответил Коул. — Скажем, с тысяча восемьсот восьмидесятого по тысяча девятьсот десятый год.

Она положила бумажку и украдкой взглянула на него.

— Хорошо, — сказала она. — Вы же не… гм… спешите, правда?

— У меня есть немного времен и, — ответил он. Он оглядел зал ожидания, но не увидел ни одного стула. — Я здесь устроюсь поудобнее. Стоя.

— Пожалуйста. — Она взяла полоску бумаги и вернулась в комнату для хранения документов.

Спустя двадцать две минуты она вернулась, держа в руках тонкую, древнего вида папку.

— Вы еще здесь, — сказала она. — Большинство посетителей не выдерживают, если им приходится ждать больше пяти минут.

— Нетерпение сплачивает общество, — ответил Коул. — Они слишком много смотрят сериал «Улица Сезам» и фильмы кабельного телевидения.

Она рассмеялась:

— Вот именно.

Она положила папку на стол и открыла ее.

— Так вот, собственность, которая вас интересует, похоже, имеет богатуюисторию. Здание построено человеком по имени Герман Гейтс, который умер, не оставив завещания. Город завладел им, когда оказалось, что у бедного Гейтса нет наследников и к тому же он задолжал муниципалитету большие суммы, в том числе в виде неуплаченных налогов. Произошла небольшая стычка с властями штата, который также хотел завладеть им, но все решилось в пользу города.

Она прислонилась к столу и водила пальцем по обложке папки. Коулу показалось, что она думает не только о том, как помочь гражданину найти запись. В его прежней жизни могло найтись время, когда этот аспект заинтересовал бы его, но сейчас он был с Фиби и все остальное бледнело по сравнению с ней.

— Владелец уже сдал в аренду несколько квартир здания, так что город просто разделил ту часть дома, в которой жил он сам, — продолжала она более хриплым голосом, чем прежде, — нанял менеджера, чтобы… думаю, управлять этим домом. Итак, не зная точно цели вашего поиска, я подумала, что нужны записи не только о владении, но и о жильцах. Ибо город владел домом большую часть того периода, о котором вы говорили, но квартиры в нем снимали разные люди. Если бы город не завладел им, то вам не повезло бы, поскольку у нас не оказалось бы списков жильцов. — Она поймала его взгляд и не отводила глаз. — Но у нас они имеются, поэтому сегодня у вас счастливый день.

Коул сглотнул:

— Гм, меня интересуют квартиры подвального этажа.

— Подвальные этажи в Сан — Франциско редкое явление, — сказала она. Ее дыхание пахло гаультерией. — Моя квартира находится на четвертом этаже. Если как следует высунуться из окна, то можно увидеть Алкатрас.

— Прекрасный вид, — нервно ответил Коул. — Вы знаете, кто жил в квартире подвального этажа в то время?

Молодая женщина вздохнула и быстро открыла папку с бумагами.

— Флора Джексон до тысяча девятьсот первого года. Затем Ганс Шиффел — всего несколько месяцев. Он умер. После тысяча девятьсот первого года… о, это интересно.

— Что?

— Последним жильцом был некто по имени Тимоти Макбрайд. Согласно имеющейся здесь записке, он просто исчез в тысяча девятьсот четвертом году. Он заплатил за квартиру вперед, так что ничего не задолжал. Просто однажды вышел из дома и больше не вернулся. После этого стали съезжать другие жильцы, и городу было трудно сдать эти квартиры. Чтобы сократить издержки, город в тысяча девятьсот одиннадцатом году выставил здание на продажу.

— Значит, после Макбрайда в подвальном этаже никто не жил?

— Бумаги свидетельствуют именно это. До тех пор, пока в тысяча девятьсот двенадцатом году дом не купил Уильям Левин, но это уже не относится к периоду, который вас интересует.

— Правильно, — согласился Коул. — Вы мне здорово помогли, спасибо.

Она захлопала ресницами — Коул считал, что этот трюк вышел из моды вместе с фильмами сороковых годов. «Однако у нее это получается», — подумал он.

— Вы могли бы как–нибудь зайти ко мне, — сказала она. — Вам не придется смотреть на Алкатрас, но я бы устроила вам рай на земле.

— Очень щедрое предложение, — ответил Коул. — Но, увы, я оставил свое сердце в Сан — Франциско.

Она нахмурилась:

— Если бы вы знали, сколько раз в день я слышу такой ответ.

Коул быстро удалился и не отрывал глаз от пола до тех пор, пока благополучно не покинул здания. Общение с девушкой приняло щекотливый поворот, а визит принес меньше пользы, чем ожидалось, да он и сам не знал, о чем могут поведать записи. Все же он узнал имя. Тимоти Макбрайд не оставил адреса, по которому следует пересылать письма, и являлся вероятным подозреваемым, потому что бесследно исчез. То обстоятельство, что после него никто не пожелал снять квартиру, кое–что да значило. Коул был достаточно опытен, чтобы игнорировать то, что подумали бы так называемые рационально мыслящие люди: место столь многочисленных убийств наполнило неприятными флюидами квартиру. Никому бы не было уютно в ней, за возможным исключением убийцы, единственного, кто мог чувствовать себя комфортно.

Но у него не было никаких нитей, чтобы выйти на этого Макбрайда, он не знал, где тот мог скрыться, оставив после себя такую бойню. Он не представлял, какая польза от этого может быть, но собирался встретиться с Пайпер и Лео после того, как заглянет к Фиби, чтобы узнать исход собеседования, и, возможно, к тому времени они смогут прояснить что–нибудь еще в этой головоломке.

Следуя совету Тимоти, Пейдж, хотя и не совсем понимая, почему дела принимали такой оборот, отправилась на чердак, чтобы посмотреть, не обнаружатся ли еще какие–нибудь следы, оставленные тетей Агнес. Поднимаясь по лестнице, она чувствовала себя так, будто к ее ногам привязаны бетонные плиты. Все говорило за то, чтобы немедленно отказаться от подобной затеи, и не было ни одного довода в ее пользу.

Все же один довод был. Ей хотелось доказать свою принадлежность к Зачарованным, верность семье и своему предназначению. Если все это случилось бы в то время, когда Пейдж впервые встретилась с Пайпер и Фиби, она не стала бы искушать судьбу. Но теперь обратного хода не было. Она знала, что никогда не удастся уйти от судьбы, признаешь ты это или нет.

В пятом классе школы, еще до того, как ее непокорный нрав рассорил ее с родителями, было время, когда они всей семьей ходили в торговый центр. Но у отца были свои планы, а мать собиралась заглянуть в магазины, от которых Пейдж охватывала смертельная тоска, поэтому все договорились, что она будет ходить одна и все соберутся у входа в назначенное время. Сначала такая свобода окрыляла, но вскоре Пейдж почувствовала себя одинокой. Затем она направилась к тому месту, где, как ей казалось, все должны собраться вместе, однако родителей там не было. Она ждала и ждала с растущей тревогой. Прохожие стали казаться не интересными, а скорее зловещими. Пейдж уже подумала, что родители бросили ее, когда наконец появился разгневанный отец. Она узнала, что не поняла, где назначена встреча, и полчаса ждала у совершенно другого входа, а родители до смерти перепугались.

Сейчас у нее возникло точно такое же чувство по отношению к сестрам, будто те собираются бросить ее, не доверяют ей и не хотят с ней разговаривать.

Открыв дверь чердака, Пейдж почувствовала, что ее охватывает новая волна беспомощности. Чердак стал хранилищем почти всего, что потомки Мелинды Уоррен оставили после себя. Там находились коробки, картотеки, письменные столы, комоды, снова коробки, пароходные кофры, чемоданы и снова в большом количестве коробки. Поскольку ни на одном предмете не было написано крупными буквами «Агнес», она не знала, с чего начать поиски. Каждую минуту, проведенную здесь в бесцельных поисках, мистер Коуан будет беситься, недоумевая, почему ее нет на работе. Она понимала, что ей следовало позвонить ему еще час назад.

Но кое–что еще можно предпринять. Она протянула руку и произнесла: «Телефон». У нее в руках появилась трубка, и она набрала номер прямого телефона Коуана. Когда раздался его голос, она сказала:

— Мистер Коуан, это Пейдж Мэттьюс.

— Я слышал раньше это имя, — прорычал он. — Верно, была одна Пейдж Мэттьюс, которая здесь работала. Однако она…

— Мистер Коуан, извините, что не позвонила раньше, — прервала его Пейдж. — Я пошла домой пообедать и неожиданно почувствовала головокружение. Я прилегла на минутку и только сейчас проснулась. У меня жар, и… похоже, я заболела.

— У тебя больной голос, — сказал он. Эти слова обеспокоили ее, так как она не старалась ничего изобразить. Может быть, в ее голосе чувствовалась подавленность, возникшая после знакомства с письмом Агнес.

— Да, я не здорова, — подтвердила она. — Мне не совсем хорошо. Думаю, к завтрашнему дню все пройдет, если удастся немного поспать.

— Приходи вовремя, Мэттьюс, — сказал он. Она представила, какой подергивает свою козлиную бородку, пока говорит. Так было всегда, когда он злился или находился на грани срыва. Она иногда удивлялась, как у него вообще на голове остались волосы. — Или совсем не приходи.

Он повесил трубку.

«Получилось недурно, — с усмешкой подумала она. — Как всегда, я в своем репертуаре». Она отправила телефон обратно и занялась первой попавшейся коробкой.

Просмотрев несколько картонных коробок, она начала действовать по определенному методу. Открыв коробку, можно одним взглядом определить примерный возраст ее содержимого. В них находилось множество удивительно интересных вещей, что порождало желание получше рассмотреть их. Получалось нечто вроде Рождества в антикварном магазине, но с тем преимуществом, что ни на одной вещи не висела бирка с ценой. Однако сегодня она преследовала конкретную цель. Постепенно она пришла к выводу, что картонные коробки в основном относятся примерно к середине и концу двадцатого века, а она ищет предметы более раннего времени. Она переключила внимание на то, что казалось древнее.

Наконец она наткнулась на дорожный сундук с ржавым замком и почерневшими от времени стенками. Замок оказался незапертым. Она откинула крышку и увидела на внутренней стороне надпись тонкими каракулями: «Агнес Холлиуэлл». Почерк был очень похож на тот, каким написано письмо в комнате Фиби, и сердце Пейдж упало.

В сундуке она нашла белую кружевную шаль все еще в прекрасном состоянии, а под ней пару шелковых блузок кремового цвета, завернутых в бумагу, которая была так стара, что рассыпалась у нее в руках. Там лежала еще деревянная коробка, которую Пейдж приняла за шкатулку для драгоценностей. Открыв ее,

она убедилась, что это не так. Внутри она нашла ритуальный кинжал, несколько свечей и пару закупоренных стеклянных банок с пыльными остатками трав, деревянную ступку и пестик, кроме того, несколько завернутых в фетр маленьких хрустальных шариков. Волшебный инвентарь тети Агнес. Несмотря на неприятности, причиной которых стала эта женщина, Пейдж вдруг почувствовала, что прочно связана с ней. Она бережно закрыла коробку и продолжала рыться среди вещей — в основном это была одежда, видавшая лучшие времена. Среди двух поношенных кофт нашелся более интересный предмет — старое ручное зеркало с отличной камеей на обратной стороне, изображавшей пасторальную сцену, а само стекло обрамляли золотистые гребешки. Пейдж не удержалась и посмотрелась в зеркало, которое было ясным и чистым, несмотря на преклонный возраст.

Глядя на себя, она услышала, как вдали зазвонил телефон. Вспомнив, что она больна и должна лежать дома, Пейдж снова вызвала телефон к себе.

— Это Пейдж, — произнесла она, на этот раз стараясь придать голосу соответствующее звучание.

— Пейдж, это Тимоти. Все в порядке?

— Как это у тебя получается? — в который раз удивилась она. — Я только что просмотрела сундук тети Агнес.

— Что ты нашла? Что–нибудь полезное? — поинтересовался он.

— Нет, ничего особенного. Ее старые волшебные инструменты и действительно замечательное зеркало. Вот почти все.

Тимоти молчал некоторое время. Когда он заговорил снова, в его голосе появилась новая тональность, раньше не замеченная ею. В него вкрались беспокойные, даже тревожные нотки.

— Пейдж, мне не хочется об этом говорить, но тебе там, возможно, грозит опасность.

Она рассмеялась:

— Извини, Тимоти, но какая здесь может быть опасность. Думаю, это для меня самое надежное место в мире.

— Ошибаешься. Если бы ты могла доверять сестрам, а они доверяли бы тебе, то так, конечно, и было бы. Но до тех пор, пока ты не убедишь их, что в самом деле их сестра, а не самозванка или мошенница, это место тебе не очень подходит. В случае нападения демона или кого — то подобного они не будут знать, на чьей ты стороне. Они будут избегать тебя. Кто–то может серьезно пострадать, и, боюсь, это окажешься ты.

Разумеется, он умолчал о том, что Пайпер и Фиби сами могут наброситься на нее, если убедятся в истинности содержания письма тети Агнес. Пейдж не верила ни единому его слову, но ей пришлось согласиться, что один и тот же почерк в письме и на крышке сундука говорит в пользу подлинности письма.

— Как ты думаешь, что мне делать? — спросила она.

— Давай встретимся и поговорим, — сказал Тимоти. — Что–нибудь придумаем. Я уверен. А пока обещаю защитить тебя.

Пейдж раздумывала над его словами секунд десять. Неплохо бы снова увидеть Тимоти. Она знала, что он и в самом деле был на ее стороне в течение всего этого испытания. Он ободрял ее, и она чуть ли не поверила, что удастся пережить все это. С его помощью.

— Где ты? — спросила она.

— Приходи в парк Голден Гейт, — ответил он. — К Голландской мельнице. Через полчаса.

— Хорошо, — согласилась она. — Увидимся там.

— Да, Пейдж, — снова заговорил он, прежде чем Пейдж успела положить трубку, — прихвати с собой зеркало тети Агнес.

— Зеркало? — переспросила Пейдж. — Зачем?

— Просто я хочу попытаться кое–что сделать при помощи его, — ответил Тимоти. — Мне кажется, это поможет.

Пейдж пожала плечами.

— Ладно, — снова согласилась она. — Как хочешь. До встречи.

Она положила трубку и вернула телефон на место, затем снова взяла чудесное зеркало.

Она впервые почувствовала себя немного лучше с того момента, когда нашла письмо. По крайней мере, она что–то делает, предпринимает шаги, чтобы найти выход из этой безумной ситуации.

И она знала, что Тимоти будет все время рядом.

«Что ж, могло быть и гораздо хуже», — думала Фиби после собеседования. Задав еще несколько вопросов, Майкл Ленгдон пригласил ее посмотреть склад. Но там было так пыльно, что она начала безудержно чихать. В конце концов Ленгдон отвел ее обратно в кабинет и дал ей коробку с бумажными салфетками и стакан воды, затем взял из шкафа «лизол» и стал опрыскивать каждый предмет, к которому могла притронуться Фиби.

— Понимаете, я не имею права заболеть, — объяснил он свое поведение.

— Я не больна, — сказала она, шмыгая носом. — Это от пыли.

— Все же лучше не рисковать.

После того как она перестала чихать и было израсходовано полбаллона антибактериального спрея, Ленгдон пообещал позвонить ей в течение недели и проводил до двери. Выйдя за дверь, она почти не сомневалась, что никогда не вернется сюда. И была уверена, что сама не желает этого.

Не успела она дойти до джипа, как перед ней возникли Лео и Пайпер.

— О, привет, — сказала Фиби. — Прибыли посмотреть, где я собираюсь работать?

— У нас есть новости, — сказала Пайпер. — Похоже, не самые лучшие.

— Какие новости? — спросила Фиби.

— Дело касается тети Агнес. Начнем с начала. — Пайпер бросила взгляд на проносящиеся мимо машины и на поток пешеходов. — Нельзя ли найти место, где можно спокойно поговорить?

— У меня встреча с Коулом в Городском кафе, — сказала Фиби. — Он собирался поздравить меня и угостить напитком. Или утешить тем же.

— Он сейчас там? — спросил Лео.

— Должен быть.

— Я поведу машину, — сказал он.

Вскоре все стояли перед Городским кафе.

Коул увидел, как они подъехали, и заключил Фиби в объятия.

— Как все прошло? — спросил он, нежно целуя ее в губы. Поцелуй ей нравился гораздо больше, чем ответ, который пришлось давать.

— Не очень хорошо. Кровавые детали сообщу позднее. Возникли более неотложные дела, и сегодня днем мы должны заняться еще кое–чем. — Она имела в виду женщину из видения, которую надо найти до наступления темноты. А вечер быстро приближался.

Городское кафе было таким заведением, где по утрам бывало много народу, а в остальное время царило относительное спокойствие. Его внутреннее оформление выглядело строгим и

экономичным, везде стояли столы разного фасона, стулья, несколько низких диванов и стойка, взятая из бара питейного заведения, которое располагалось здесь в сороковые годы. Они вошли, заказали напитки и уселись в удобных креслах подальше от ближайших посетителей.

— Вот в нескольких словах то, что я узнал, — сказал Лео, когда все сели. — Агнес ссорилась с семьей из–за того, что защищала колдуна по имени Тимоти, убивавшего невинных людей и выдававшего себя за ее брата. Поняв, что он обманывает ее, она сразилась с ним и одержала победу. Однако во время сражения тот ранил ее. Рана оказалась смертельной. Конец Агнес — конец рассказу.

— А вот и нет, — возразил Коул.

— Почему нет? — спросила Фиби. Ее напиток еще не остыл, поэтому она дула на него и слушала.

— Потому что, если только мы не имеем дело с чудесным совпадением, Тимоти снова объявится.

— Тот дом в Тендерлойне? — догадался Лео.

Коул кивнул.

— Какой–то Тимоти Макбрайд сотню лет назад снимал квартиру в подвальном этаже. Он бесследно исчез, хотя заплатил вперед. После его исчезновения никто не захотел снимать эту квартиру, более того, никто ни пожелал снимать квартиры во всем доме. Городу пришлось искать покупателя.

— Все из–за тех останков, — сказала Пайпер.

— Правильно, — подтвердил Коул. — Похоже, из–за этих останков старый Тимоти не смог вернуть свой задаток за уборку.

— Давайте уточним, правильно ли я все поняла, — сказала Фиби. — Похоже, Агнес причастна к тому, о чем говорится в письме, которым мы располагаем. Предположительно письмо написано ее рукой, только она одна поверила лжеродственнику. Лжеродственником, о котором идет речь, был этот Тимоти — как его там…

— Макбрайд, — напомнил Коул.

— …и она впоследствии взяла над ним верх, но он ее тоже смертельно ранил. Тем временем он был занят тем, что одного за другим убил около пятидесяти человек и спрятал их в своем подвальном этаже.

— И поэтому семья охотилась за ним, — добавила Пайпер, — ибо уже тогда Холлиуэлы защищали невинных, а он их убивал.

Недовольная тем, что ее прервали, Фиби бросила на нее сердитый взгляд, но ничего не сказала.

— И тут мы случайно получаем письмо, которое предупреждает нас о чем–то подобном, а мы думаем…

— Ты думаешь, — снова прервала ее Пайпер.

— …некоторые из нас думают, что в нем, возможно, подразумевается Пейдж. В то же время всплывают останки жертв этого Тимоти. В довершение всего по Сан — Франциско бродит преступник, убивающий женщин.

— Это все–таки может быть совпадением, — прокомментировал Лео, — но мне так не кажется.

— Мне тоже, — присоединился Коул. — Весьма похоже на то, что Тимоти, старый друг тети Агнес, наведался к нам в гости.

— Неужели такое может быть? — спросила Фиби. — Он же убит.

— Все зависит от того, как она убила его и какое заклинание применила, — пояснил Лео. — Краткий ответ гласит «да», но только при определенных обстоятельствах. Особенно если учесть, что она была серьезно ранена и силы покидали ее.

Пайпер неуверенно подняла руку, словно вернулась в школу:

— А никому не пришло в голову, что нам следует найти Пейдж?

Коул вытащил сотовый телефон из кармана куртки и передал его Пайпер. Она позвонила Пейдж на работу, поговорила недолго и отключила телефон.

— Пейдж заболела и находится дома, — заявила она, глядя на Лео.

— Я знаю, — откликнулся тот. Он огляделся, проверяя, не следят ли за ним, и перенес всех в особняк. Фиби так и не успела попробовать свой напиток.

Однако они обнаружили, что дома никого нет. Фиби показалось, что за время ее отсутствия кто–то заходил в комнату, но не была уверена в этом. Угол наклона ящика ночного столика, похоже, был не такой, под каким она обычно оставляла его, в комнате чувствовался легкий аромат, какой мог остаться от духов Пейдж, но он был едва уловим, поэтому точно что–либо утверждать было трудно. Они обошли все этажи, и через некоторое время Пайпер позвала их на чердак. В ее голосе слышались и тревога, и настойчивость. Фиби помчалась вверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Когда все оказались на чердаке, Пайпер с озабоченным лицом указала на старый дорожный сундук с откинутой крышкой. Фиби не припомнила, чтобы видела его раньше.

— Тебя это взволновало? — спросила она.

— Я нашла его открытым, — пояснила Пайпер и указала на небрежную надпись на внутренней стороне крышки: Агнес Холлиуэл.

— Вот черт! — воскликнула Фиби.

— Ты угадала мои чувства, — сказала Пайпер.

ГЛАВА 10

— Пожалуй, здесь требуется помощь специалиста, — сказал Лео. Не вдаваясь в дальнейшие объяснения, он исчез, оставив обеих сестер и Коула, которые изумленно уставились друг на друга.

— Куда это он? — спросила Фиби.

Пайпер пожала плечами:

— Я его жена, а не владелица.

— Пожалуй, он выбрал странное время, чтобы исчезать, — заметил Коул.

— Коул, не знаю, понимаешь ли ты это, — сказала Пайпер, все еще стоя на коленях у сундука. — Для большинства людей исчезновение считается странным. У нас другое восприятие странного.

— Не думаю, что нам следует тратить время на теории, — сказала Фиби. — У нас полно дел. Надо выяснить, что здесь нашла Пейдж, и по–пытаться выяснить, куда она исчезла. И как все это вяжется с Тимоти Макбрайдом и убийствами. К томуже нам следует разобраться в этом как можно быстрее, ибо этой ночью произойдет еще одно убийство, если мы не остановим убийцу.

Пайпер отвернулась от сундука, изучение которого больше ни к чему не приводило, и уставилась на Фиби:

— Видение?

Фиби кивнула.

— И когда же ты собиралась сказать нам об этом?

Фиби пожала плечами.

— Гм, разве я не говорю сейчас?

— Ты и в самом деле видела, что этот Макбрайд снова намеревается убить? — спросил Коул.

— Ну, я не знаю, был ли это Макбрайд, поскольку мне неизвестно, как он выглядит. К тому же мне не удалось хорошо рассмотреть убийцу. Кругом было темно и туманно. Хотя женщину я бы узнала. Хорошенькая, оливкового цвета кожа, темные волосы, на ней была форма. Похоже, форма официантки.

— Но ведь у тебя не случалось видений прежних убийств, — заметила Пайпер, — хотя мы считаем, что это дело рук одного и того же колдуна.

— Верно.

— Итак, — подытожил Коул, — возможно, надо понимать, что он становится все сильней и представляет большую угрозу. И этим объясняется его появление на твоем радиолокаторе. Ведь раньше такого не случалось?

— Думаю, ты прав, — согласилась Пайпер. — Фиби, ты узнала форму? Или место? Иначе как же остановить его?

— Не совсем, — угрюмо ответила Фиби. — Пятна на ее обуви могли быть от похлебки с моллюсками. Увидев ее, я ощутила присутствие продуктов моря.

Пайпер в отчаянии подняла руки, вспоминая множество мест, где она ела рыбные блюда, не говоря уже о тех, где она вовсе не бывала.

— Это сужает поиск примерно до тысячи мест в городе.

— Я не говорю, что предчувствие выводит нас на конкретное место, — ответила Фиби. — Я просто сообщила, что оно было.

— Нам надо сделать все, чтобы найти Макбрайда, прежде чем он нанесет новый удар, — сказал Коул.

Пайпер глубоко вздохнула, собираясь поднять вопрос, над которым долго размышляла.

— Пожалуй, мы должны заняться еще кое — чем, — начала она, уставившись на Фиби пронзительным взглядом.

— Что?

— Тобой и мной. Мы вцепились друг другу в горло с тех пор, как ты увидела тот сон.

Фиби кивнула:

— Случилось это потому, что ты не хотела верить письму, а я поверила.

— Правильно, — согласилась Пайпер. — Однако не удивляет ли тебя то, как быстро и резко мы разошлись во взглядах? Такое впечатление, что мы даже не способны были говорить об этом.

— Так что же нам делать? — спросила Фиби с оттенком горечи в голосе.

— К этому я и веду разговор, — продолжала Пайпер. — Мне приходится делать громадные усилия, чтобы не заорать на тебя или сделать еще что–нибудь. Могу спорить, ты себя чувствуешь так же…

— Возможно…

— И дело тут вовсе не в Пейдж, правда?

Фиби задумалась.

— Пожалуй, так, — согласилась она. — Дело тут больше… не знаю. Общего плана.

— Вот именно, — подтвердила Пайпер. — Тебе не кажется, что нас заколдовали? И мы не ладим, потому что того желает колдовство?

— Довольно логично, Фиби, — вступил в разговор Коул. — В этом больше смысла, чем в предположении, что Пайпер вдруг просто так превратилась в старую, упрямую… — Он осекся на полуслове.

Фиби промолчала и начала быстро листать страницы «Книги Теней». Пайпер показалось, что Фиби нарочно игнорирует происходящее, и это раздражало ее. «Но в то же время, — подумала она, — возможно, я раздражаюсь именно потому, что нас околдовали. Хотелось бы узнать мои настоящие мысли».

— Что ты делаешь? — наконец спросила она.

Фиби перестала листать книгу и недовольно нахмурилась.

— Ищу противоядие от направленного против нас колдовства.

В воздухе неожиданно возникло мерцание, и перед ними явился Лео. Он прибыл не один. Прилетевшая с ним старая женщина являла собой силу. Широкоплечая, с прямой спиной и с властно поднятой головой. У нее были очень маленькие бледно–голубые глаза, и словно с огромной высоты взирала она на сестер Холлиуэл, хотя сама ростом возвышалась над ними не больше чем на дюйм. Пайпер сразу поняла, что это призрак, и даже догадалась чей.

— Похоже, мы сможем помочь в этом, — сказал Лео, имея в виду, как показалось Пайпер, последние слова Фиби. — Пайпер, Фиби, познакомьтесь — это ваша тетя Агнес.

Пайпер уже знала, кто она, но по изумленному лицу Фиби поняла, что сестра не догадалась.

— Но я подумала…

— Ты подумала, что я не хочу иметь ничего общего с семьей Холлиуэл, — закончила за нее Агнес. Ее голос звучал холодно и жестко, вонзаясь в помещение словно ледяной кинжал.

— Честно говоря, да.

— Ты права, — сказала Агнес. — Так оно и есть. Но твой Лео… — Ее взгляд нашел Пайпер и застыл на ней. — Твой Лео, ведь так?

Пайпер не знала, как ответить.

— Пожалуй, да.

— Твой Лео, — продолжила она, даже не выслушав ответа Пайпер, — убедил меня, что Тимоти Макбрайд вроде как вернулся.

— Мы так понимаем создавшуюся ситуацию, — ответила Пайпер.

— Знаете, я ведь однажды разбила его.

— Так нам говорили, — сказала Фиби. — Именно поэтому мы не понимаем, как и зачем он вернулся.

— Я и сама не совсем понимаю, — сказала Агнес. — Пайпер, поскольку ты лапаешь мои вещи, скажи–ка мне, в сундуке есть зеркало?

Пайпер зеркала не видела, но она и не искала его. Она проверила еще раз:

— Не вижу.

Агнес испустила долгий вздох.

— Как раз этого я и боялась, — злобно сказала она.

— Почему вы не расскажете нам, как все было? — спросил Лео. — И какое значение имеет зеркало? У этих молодых леди есть еще сестра, которая куда–то ушла, и мы боимся, что она, возможно, как–то причастна ко всему этому.

— Хорошо, — кивнула Агнес. — Так вот, как вы знаете, все это произошло сто лет назад.

Фиби облокотилась на старое бюро, по–видимому ожидая длинной истории. Пайпер скрестила ноги, также устраиваясь поудобнее.

Агнес сидела, словно аршин проглотила. На ней была белая блузка с вертикальными складками, заправленная на ее узкой талии в длинную простую юбку. Она чинно сложила руки на коленях.

— Леди, я не говорила, что это скучно, я просто сказала, что это случилось давно. Интерес вызывают не только новые события. В мое время скучать было некогда, уж поверьте мне.

— Агнес, — мягко поторопил ее Лео.

— Очень хорошо. Я вижу, что такое отличное качество, как терпение, вышло из моды.

— Мы лишь волнуемся за нашу сестру, — объяснила Фиби. — И еще за женщину, которая была в моем видении. Ей тоже грозит опасность.

Агнес фыркнула.

— Ладно, — уступила она. — Я пропущу лишнее и перейду прямо к сути. Я встретила колдуна по имени Тимоти Макбрайд. Он оказался довольно приятным, красивым и вежливым. Он признался, что является колдуном. Пока мы разговаривали, выяснилось, что у нас много общего. В ходе разговора я поняла, что нас объединяет еще что–то — было похоже, что он мой единоутробный брат, который давно пропал, сын, которого моя мать родила, когда потеряла связь с семьей.

— Как Пейдж, — вставила Фиби.

Агнес не обратила внимания и продолжала:

— Мы с Тимоти долго разговаривали и пришли к выводу, что являемся детьми одной матери. Или, по крайней мере, я так думала. Однако в то же самое время какой–то колдун убивал невинных по всему городу. Люди испытывали ужас. Они не знали, куда исчезают их друзья и любимые. Мы считали, что их убивает колдун, который каким–то образом умудряется черпать силу из смертей не только ведьм, но и обычных людей. Так что мы все пытались найти этого колдуна. И вдруг остальные члены семьи решили, что это Тимоти.

Она сердито шмыгнула носом, будто только сейчас вспомнила весь этот позор.

— Что ж, я просто не могла поверить, что убийцей мог быть мой вновь обретенный брат. Он был самым добрым человеком, какого я когда–либо встречала, и никак не мог оказаться убийцей. Поэтому, когда они обвинили Тимоти, я бросилась защищать его. Я заявила, что они ошибаются, что подозревают не того колдуна. Затем я пошла к Тимоти и предупредила его. Я сказала, что он должен проявлять осмотрительность и что, если он поможет мне доказать свою невиновность, я буду стоять за него.

— Говоря откровенно, — продолжала она, — я сделала даже больше. Я спрятала его от глаз семьи. Я отводила заклинания собственных сестер. Я приютила его. Из–за этого семья меня

ненавидит, она продолжает ненавидеть меня по сей день. А я не простила ее за то, как она обращалась со мной. Несмотря на то что они были правы, а я ошибалась.

В ее глазах мелькнуло нечто вроде сожаления, и Пайпер, как всегда с удивлением, вспомнила, что эмоции не умирают вместе с телом человека. Боль исчезает, но все то, что причиняет жгучую обиду, — и, добавила она, то, что приносит подлинное счастье, — сохраняется до тех пор, пока живет дух. Смерть, как ей стало известно, еще не конец, а всего лишь переход, а человек фактически остается прежним и после нее.

— Я ничего не знала вплоть до того дня, когда находилась с Тимоти в том месте, где мы прятались, в квартире, которую он снял в Тендерлойне. Я пыталась установить местонахождение сестры при помощи волшебного зеркала, которое было в моем распоряжении. И вдруг он случайно прошел позади зеркала. И в нем отразился не красивый, сильный брат, которого, как мне казалось, я вновь обрела, а извращенное, злобное существо, чудовище, каким он в действительности являлся. Он одурачил мой разум непонятными чарами, но ему не удалось обмануть зеркало.

«Должно быть, это то самое зеркало, которое она просила меня поискать, — подумала Пайпер. — Зеркало, которое должно находиться в сундуке, но его там нет. И, поскольку мы

думаем, что Пейдж открывала сундук, возможно, это зеркало сейчас у нее».

Агнес продолжала свой рассказ, в ее голосе теперь звучало меньше сожаления и больше еле сдерживаемого гнева.

— Тогда я поняла, что он провел меня, использовал, чтобы найти защиту от остальных членов семьи. Кипя от негодования, я попыталась высказать все ему прямо в лицо, но передо мной стоял тот же Тимоти, которому я доверяла. Я все еще не могла заставить себя выступить против него: Тимоти олицетворял зло, этого нельзя было отрицать, но он являлся частью семьи. А он, почувствовав, что я кое–что узнала, сам приготовился меня убить. Мне пришлось действовать, и немедленно. И я снова взглянула на его изображение в зеркале и, используя его в качестве орудия, наслала на отражение, на его подлинное лицо заклинание, которое должно привести к гибели.

— И вам удалось победить его, — сказал Лео.

— Мне показалось, что да, — ответила Агнес, — хотя во время борьбы, как потом оказалось, он меня смертельно ранил. Я погрузила его физическое существо в зеркало, где оно, по — моему, и должно было остаться навечно. Но из рассказанного вами, возможно, следует, что я ошиблась. Может быть, какая–то сторона его существа осталась вне зеркала, и он изо всех сил стремится обрести свою полную физическую форму, убийством невинных накапливая силы.

— Это весьма похоже на истину, — сказал Лео.

— Итак, вы знаете, как нам разыскать его? Остановить? — спросила Фиби.

— Я не могу вам точно сказать, — ответила Агнес. — Во–первых, потому, что я, по–видимому, сделала все не так хорошо, как мне показалось. Но одно бесспорно.

— Что же это?

— Вам следует найти то зеркало, — настаивал призрак, — прежде, чем оно окажется в его руках.

Деррил Моррис сел за свой стол в камере предварительного заключения и через полуоткрытые мини–занавески смотрел на погрузившуюся в туман улицу за окном. Полицейский участок представлял собой средоточие шума и деятельности. Сегодняшняя погода стала причиной десятка крупных и мелких дорожных аварий. В одном случае таксист неверно определил скорость приближающегося вагона канатной дороги и хотел свернуть перед ним налево. Огромный стальной бампер вагона задел заднее левое крыло такси, сделав в нем огромную дыру, и в довершение всего швырнул машину на светофор, отключив его.

Из–за этой и других аварий в уличном движении произошел затор и дело дошло до ссор, драк и даже до стрельбы, хотя, к счастью, стрелявший промахнулся, а пуля, пробив окно итальянского ателье мод, никого не задела.

Деррил знал, что в Сан — Франциско погода отличается удивительным постоянством, а температура воздуха могла быть и зимней, и летней с разницей в двадцать градусов. Но какой бы постоянной ни была погода, на город могла подействовать и такая аномалия, как слишком густой туман.

Осмотрев место убийства Накамуры, он вернулся к своему столу, изучал записи телефонных разговоров всех жертв и сравнивал их. Его глаза болели от нескончаемых цифр, в висках стучало, и головная боль нарастала. Но это не имело значения, он будет подгонять себя и работать столько, сколько необходимо для поимки убийцы.

Он узнал, что и Джулия Тилтон, и Роза Порфиро звонили в один и тот же кинотеатр, справляясь о билетах, но в разные дни, так что вероятность посещения обеими одного фильма маловероятна. Уэллс, Накамура и Уинтер в последний месяц звонили по номеру 555–1212, чтобы узнать точное время, но это ничего не давало. Деррил и сам по нему звонил, это была автоматизированная линия. А четыре дня назад Накамура звонила по номеру, по которому Тилтон звонила за девятнадцать дней до этого. Деррил набрал номер, и выяснилось, что по нему звонят, если вовремя не доставляют газеты.

Насколько он мог судить, остальные члены оперативной группы ничего не узнали о том, что связывает жертвы. Оставалась еще одна вероятность: убийства носили случайный характер, жертвы просто оказались на пути преступника. В таком случае найти его будет гораздо труднее.

Пейдж всегда любила парк Голден Гейт еще в то время, когда была маленькой девочкой. Она проводила там далеко не так много времени, как ей того хотелось бы, но сам факт существования парка, зеленого места временного отдыха от города из бетона и стали, вселял определенное спокойствие, когда она думала о нем. Она любила музеи, звенящую тишину японского чайного сада, разнообразие флоры в оранжерее, лодки на озере Стоук, или маленькие лодочки на озере Спрекелс, или просто гулять по многочисленным дорожкам и лугам. Множество разных деревьев на этих нескольких милях площади поражало воображение, здесь росли дубы и импортированное эвкалиптовое дерево с постоянно отслаивающейся корой, гигантских размеров красное дерево, тянувшееся к небу.

В школе она делала сообщение о Голландской мельнице и помнила кое–что из него. Площадь, на которой располагался парк, раньше занимали песчаные дюны, вода была только в шумящем рядом океане. Чтобы превратить эту песчаную пустыню в парк, где растет миллион деревьев, трава и другая многообразная флора, не говоря уже о девяти озерах, требовалось переместить огромную массу воды. С этой целью город в 1903 году возвел в северо–западном углу парка Голландскую мельницу, которая выглядела и работала так же, как и ее предки из Голландии. Огромное бетонное сооружение высотой в семьдесят футов и с крыльями более ста футов длиной было способно качать тридцать тысяч галлонов воды в час. Разумеется, это была вода, просачивавшаяся через песок дюн, и она оказалась достаточно чистой, чтобы заполнить и поддерживать на одном уровне пресноводные озера. Вскоре в юго–западном углу построили вторую мельницу, но все же в конце концов обе мельницы заменили электрическими насосами. Сегодня оба сооружения представляют собой исторические памятники, не имеющие практической ценности.

Сегодня с океана валил густой туман, и Пейдж радовалась, что надела кожаную куртку. Она с трудом различала купол мельницы. Верхние секции перекладин совсем скрылись из виду. Туман струился среди окружающих деревьев, словно дым лесного пожара, скрывая верхушки и даже стволы тех, что не находились в непосредственной близости к опушке у основания мельницы. Тюльпаны и нарциссы, посаженные вокруг мельницы, не цвели, однако в мягком сером свете розовые, белые и пурпурные рододендроны, к удивлению, были осыпаны цветами.

Тимоти нигде не было видно. Она встала посреди поросшего травой газона у мельницы рядом с клумбами цветов и начала ходить по кругу. День выдался таким холодным и унылым, что поблизости не оказалось ни одного туриста, ни одной свадьбы, которые обычно проводились в тени сооружения. Вдруг ей показалось, будто кто–то смотрит на нее сверху деревянного настила, окружавшего мельницу и поднимавшегося к ней на одну треть высоты, но туман разошелся, и она поняла, что ошиблась. Обман зрения. Единственными звуками, доносившимися сюда, были шум далекого прибоя со стороны Грейт Хайвей и поскрипывание скелетообразных перекладин под напором порывов ветра. Когда мельница работала, перекладины покрывали брезентовые паруса и ветер не проходил через них просто так, а вращал крылья, которые приводили в действие механизм насоса, стоявшего за стенами сооружения толщиной в пять футов.

«Вообще–то, — подумала она, — это на редкость жуткое место, когда рядом никого нет».

— Тимоти! — позвала она, надеясь, что он где–то рядом. Возможно, его скрывают мутные облака тумана. — Где ты?

Прошла целая минута, может быть, больше, прежде чем он отозвался.

— Пейдж, я здесь, — откликнулся он странным и далеким голосом. — Среди деревьев.

Она посмотрела в ту сторону, откуда, как ей показалось, донесся его голос, — из густой поросли деревьев, травянистого участка и клумб с цветами напротив мельницы. Стволы деревьев с высоко растущей листвой приобрели молочный цвет и в тумане казались почти невидимыми. Вглядываясь в окруживший деревья туман, она наконец заметила бледный овал, который приняла за лицо Тимоти.

— Что ты там делаешь? — спросила она, нервно рассмеявшись. — Выходи!

— Среди деревьев безопаснее, — ответил Тимоти. — Иди сюда.

— Безопаснее? — спросила она. — Чего ты боишься?

Она все же направилась к нему.

Он не ответил на вопрос Пейдж и сам задал ей вопрос:

— Ты принесла зеркало?

Даже когда она приблизилась к переднему ряду деревьев, лицо Тимоти не приобрело четких очертаний, а, словно призрак, плыло в тумане. Она не понимала, что происходит, почему он ведет себя так таинственно и вообще почему его так волнует зеркало тети Агнес. Это начало ее беспокоить. Все, что он для нее делал, все, что он говорил, порождало больше вопросов, чем ответов. Ступая среди призрачных стволов деревьев, Пейдж решила, что следует получить ряд ответов, и прямо сейчас. Ей не хотелось оказаться в роли девушки, для ко

торой слова фактически незнакомого человека важнее того, что говорят сестры. Он, правда, добился от нее не больше того, что она сама была согласна сделать.

— Тимоти, что ты там делаешь? — снова спросила она. — Выходи, я не укушу тебя.

— Ответь же мне, — отозвался Тимоти. Его голос неожиданно прозвучал тверже и повелительнее, чем раньше, в нем даже слышались сердитые нотки. Такая перемена встревожила ее. — Ты принесла его?

— Ты же просил меня об этом, — резко ответила она. — Конечно, я принесла. Но мне хотелось бы, чтобы ты тоже ответил на некоторые вопросы.

— Я отвечу, обещаю, Пейдж. — Теперь он говорил как Тимоти, которого она знала, правда, не очень хорошо. — Но мне нужно зеркало. Дай мне его, и я отвечу на любые вопросы. Любые.

— Что ж, тогда выходи и возьми его. — Ей не хотелось пробираться сквозь подлесок, который становился гуще и уходил все дальше от открытого пространства у мельницы. Ей хотелось, чтобы он хотя бы вышел ей навстречу. Особенно при том, что сейчас он не показывал себя тем приятным парнем, каким она его считала. Она вытащила зеркало из ранца и показала его. Когда туман между ними рассеялся, Тимоти, казалось, начал расплываться и исчезать, затем приобретал более устойчивые очертания, по мере того как улетучивался туман. Ей показалось, что увядающий день и туман шутят с ней, но с каждой секундой ее уверенность в этом угасала.

— Положи зеркало на землю на том открытом месте, — сказал он, указывая рукой. Она поняла, какое место он имеет в виду — крохотное пространство посреди четырех деревьев, где не было подлеска и землю усеяли опавшие листья. — Потом отойди, а я возьму его.

— Тимоти, что с тобой? — удивлялась Пейдж. — Почему бы тебе не взять зеркало из моих рук? — Сейчас она припомнила, что ни разу не прикасалась к нему. Даже когда передавала номер телефона, он ждал, пока она положит бумажку на стол, и только потом взял ее. Вдруг этот факт показался ей значительным, хотя она не догадывалась, что он мог означать. — С тобой что–нибудь случилось? Ты заболел?

— Пейдж, — резко произнес Тимоти, — прошу тебя, положи зеркало и отойди.

Дразня его, она помахала зеркалом.

— Так в чем же тут дело? Тимоти, я хочу это знать. Я хочу, чтобы ты мне сказал.

— Пейдж, я же обещал, что отвечу на все твои вопросы. Пожалуйста, сделай так, как я говорю. Положи зеркало там. Я подойду и возьму его, и все будет в порядке. Я не могу объяснить, не могу сказать, почему пока не хочу подходить к тебе слишком близко. Но после того как ты отдашь мне зеркало, все будет в порядке. Пейдж, мы сможем быть вместе. Так долго, как сами этого захотим, ты и я.

Она вспомнила, что думала примерно так же, по крайней мере, до того, как проявился этот жутковатый Тимоти. Он вначале показался ей пределом мечтаний: красивый, добрый, веселый и не испытывающий неудобства от того, что она ведьма. Другие мужчины, которых она знала, реагировали бы совсем иначе. Конечно, она не знала его достаточно хорошо, чтобы сказать, имеются ли основания для серьезных отношений. Она с удивлением слушала, что он говорит так, будто роман между ними уже состоялся. Это поражало, звучало как–то странно, волновало и было приятно. Ей нравился тип мужчин, берущих на себя ответственность, и тот факт, что Тимоти считал себя привлекательным, ей приходился весьма по душе.

Все же история с этим зеркалом отдавала чем–то странным. Что в этом плохого, верно? Теперь она была ведьмой, а несколько месяцев тому назад ей показалось бы всеэто уж чересчур странным. Она решила, что не ей судить о других на основе их коэффициентов странности.

Как бы то ни было, она теперь ведьма, с которой приходится считаться. Что бы ни было у него на уме, она не сомневалась, он желает ей только добра. А если окажется, что это не так, то она найдет выход. Не однажды она защищала свою жизнь и сделает это еще раз, если возникнет угроза.

Однако все дело заключалось в том, что она не могла заставить себя усомниться в нем, хотя ей хотелось этого. Складывалось впечатление, что ее механизмом «доверяй–не доверяй» кто — то управлял, не позволяя вдаваться в слишком большие сомнения. Всякий раз, начиная сомневаться в нем, Пейдж ощущала, как ее охватывает душевное волнение. А когда она начинала верить ему, то внутри все успокаивалось. Она всегда считала себя хорошим знатоком характеров, и какой–то голос внутри ее говорил, что Тимоти, несмотря на очевидную странность, хороший парень.

— Ну что ж, — наконец сказала она. — Но повторяю, Тимоти, мы поговорим. Основательно поговорим.

— Вне всяких сомнений, — откликнулся Тимоти. — Как раз так я и собираюсь поступить.

Ей показалось, что он улыбнулся, но при разделявшем их тумане полной уверенности в этом у нее не было.

Она положила зеркало.

ГЛАВА 11

— Нам? — спросила Фиби, цепляясь за слово «вам», которым только что воспользовалась Агнес.

Агнес посмотрела на нее своими бледными глазами.

— К сожалению, я не смогу принять участия в предстоящей борьбе, — сказала она. — У меня не осталось сил, которые я могла бы предложить. Ничего похожего на силы, которыми обладают Зачарованные, и никакой дополнительной информации, которая могла бы оказаться полезной. Ну что ж, очень жаль, но я должна вернуться куда положено.

Фиби показалось, что очертания Агнес стали расплываться, словно изображение в кинофильме, чуть потерявшее фокус. Похоже, Агнес это тоже почувствовала. Взгляды Агнес и

Лео встретились, ее глаза расширились, и по лицу призрака промелькнула тень ужаса.

— Ну, Лео, — настойчиво произнесла она.

— Хорошо, — откликнулся Лео. Агнес тут же замерцала и растворилась, оставив после себя едва уловимый запах яблок. Лео пожал плечами.

— Меня удивляет, что она хоть это рассказала. Вряд ли нам следовало ждать от нее большего.

— Ой! — вскрикнула Фиби.

— Что? — спросила Пайпер, приподняв бровь.

— Мы забыли спросить о письме, — ответила Фиби.

Пайпер печально покачала головой:

— Ты все о письме? Я думаю, это письмо такая же скверная липа, как сон, или как ты там его называешь, побудивший тебя разыскать его. Я бы сказала, что и то, и другое — дело рук Тимоти Макбрайда. Как и заклинание, которое заставляет нас спорить.

— Но с какой целью он это сделал?

— Скорее всего, мы об этом узнаем, лишь поговорив с Пейдж, — сказал Лео. — Но поскольку ни ее, ни зеркала Агнес здесь нет, логично предположить, что Тимоти захотел изолировать Пейдж от вас и убедить ее вызволить его из зеркала.

— Меня и это тоже немного смущает, — сказала Фиби. — Как же Тимоти мог вернуться, если зеркало стало для него ловушкой? И почему именно сейчас?

Коул нежно коснулся ее плеча.

— Я думаю, мы узнаем ответы на все эти вопросы лишь после того, как найдем его, — сказал он. — Однако поскольку мы все лишь строим догадки, я бы добавил, что вода, ворвавшаяся в это старое кладбище, где он захоронил восстанавливавшие его силы тела, проникшая сквозь пол, открывшая доступ воздуха к ним, возможно, положила начало всему происходящему. Придала ему некий импульс. Недостаточный, если Агнес сказала нам правду про зеркало, для того, чтобы вернуть ему полную физическую форму. Недостаточный, чтобы он засвидетельствовал какую–то часть своего присутствия.

— И снова начал убивать, — добавила Пайпер. — Не забывайте об этом.

— Верно, — откликнулся Коул. — И, как мы знаем, каждое убийство придает ему дополнительные силы. Поэтому возможно, что он смог достичь определенной точки, определенного уровня присутствия, но понимал — ему необходимо освободиться от зеркала.

— И он воспользовался мною, чтобы вбить клин между нами, — заключила Фиби, и вдруг все содеянное ею поразило ее словно удар, нанесенный чьей–то рукой. Она снова начала листать «Книгу Теней», ища заклинание, которое свело бы на нет любое колдовство, насланное на них. — Сделать так, чтобы Пейдж нам не доверяла, и тогда с ней можно делать все, что ему захочется.

— А это может также означать, что ей грозит опасность, — заметила Пайпер.

— А если он вернет себе физическую форму, то опасность будет угрожать всем, — добавил Лео. — Нам известны его злодеяния. Став прежним, он сможет убивать еще больше людей, с каждой жертвой становясь все сильнее. Похоже, он считает, что в последний раз, когда был здесь, действовал слишком медленно, дав вашим предкам возможность во всем разобраться. На этот раз он вряд ли совершит подобную ошибку. Если он обретет достаточно мощи — особенно если сделает с Пейдж что–нибудь, — то устранит угрозу Силы Трех, и тогда его уже не остановить.

Пока Лео говорил, Фиби думала о себе, о том какой вред причинила семье, не доверяя Пейдж и ссорясь с Пайпер. Теперь она осознала, что все может быть гораздо хуже, что Тимоти собирается причинить Пейдж зло, даже убить ее. Или, возможно, уже убил! Боль, которую она почувствовала минуту назад, вернулась, утроилась. Неужели это она все подстроила так, чтобы убили ее сестру? Она сдерживала горячие слезы.

— Лео, нам надо найти се. Разыскать Пейдж. Немедленно!

Он стоял молча с закрытыми глазами, слегка подняв голову к потолку.

— Пожалуй, он опередил нас, — заметил Коул.

«Обожаю этот радиолокатор Зачарованных, которым обладает Лео, — подумала Фиби. — Он не однажды помогал нам выходить из переделок. Хоть бы не подвел нас и на этот раз!»

Через мгновение глаза Лео открылись.

— Я засек ее, — скромно сказал он. — Пошли.

Кладя зеркало на влажные листья и отступая назад. Пейдж не спускала с Тимоти настороженного взгляда. Он все еще казался ей призрачным, не совсем материальным. У нее возникло ощущение, что она видит кору дерева, перед которым тот стоял, прямо сквозь его полупрозрачную фигуру. Он подошел к месту, где она положила зеркало, но остановился у самого края, словно боясь показаться целиком. «Оттуда он никак не дотянется до зеркала», — подумала она. Она не понимала, почему он просто не подойдет и не возьмет его.

Но то что он сделал, удивило ее еще больше. Он стоял у деревьев и протянул руку к зеркалу, но, естественно, не дотянулся. Когда его рука вытянулась и попала в поле солнечного луча, пронзившего туман, Пейдж заметила, что она влажная и отражает свет. Пейдж заморгала глазами, чтобы убедиться, не мерещится ли ей. Его странная нечеловеческая рука была словно соткана из миллионов водяных капель и не рассыпалась лишь при помощи одной силы воли. Складывалось впечатление, что он сливается с туманом.

В это мгновение она поняла, что совершила ужасную ошибку, и осталась лишь доля секунды, чтобы ее исправить. Она попыталась вернуть зеркало, но Тимоти среагировал мгновенно, и зеркало тут же окружило голубоватое сияние, отразившее воздействие ее силы. Она подумала, что раз ей не удается вернуть зеркало таким путем, то придется просто забрать его руками. Пейдж уже намеревалась броситься к зеркалу, как вокруг нее замерцали огни и крепкая рука Лео обвила ее талию, удерживая на месте.

— Пейдж, нет! — испуганно закричала Фиби.

Пейдж повернулась к сестрам и их мужьям.

Пайпер, Фиби, Лео и Коул смотрели, как причудливая конечность сняла зеркало с влажных листьев.

— Он не настоящий, — сказала Пайпер.

— Во всяком случае, пока, — добавил Коул.

— Поэтому–то я и хотела перехватить зеркало, а вы остановили меня, — посетовала Пейдж.

Лео пожал плечами:

— Он опасен, Пейдж. Это убийца.

Тимоти тем временем поднес зеркало к лицу, словно любуясь собственным отражением. В тумане он все еще походил на призрак, однако на его лице расплывалась улыбка крайнего удовлетворения.

— Пейдж, ты же этому не веришь? Правда? Ты ведь меня хорошо знаешь. Я хоть раз обидел тебя? Или еще кого? — спросил он.

— Я этого не видела, — призналась Пейдж. — Но я верю своим сестрам.

— Да, — сказала Фиби немного странным голосом. Пейдж взглянула на нее и увидела, что выражение ее лица такое, словно она проглотила нечто невкусное, — сестры держатся вместе.

— Как мило, — отозвался Тимоти. — Пейдж, я надеялся, что ты встанешь на мою сторону. Из нас двоих получилась бы славная команда. Но, пожалуй, ты и так для меня много сделала. — Он отвел руку с зеркалом назад, словно отбивающий мяч в бейсболе, готовясь швырнуть его.

— Я так не считаю, — сказала Пайпер, пытаясь своим заклинанием заморозить его.

Сначала Пейдж показалось, что у Пайпер получилось. Он вроде застыл в движении, словно покрытая пузырями стеклянная скульптура. Но тут она заметила, что Пайпер всего лишь заморозила движущиеся водяные капли, придававшие ему физическую форму — не только руке, но и всему телу. Похоже, он черпал свою форму из окружавшего его тумана и, сделав едва заметную паузу, швырнул зеркало в ствол ближайшего дерева.

Стекло разлетелось, осколки свистели в воздухе и падали, словно серебристые листья, на слой спутавшихся коричневых листьев. Ярко вспыхнул свет — но, как показалось Пейдж, не теплый желтый свет. К этому свету примешалось нечто темное и тошнотворное, отскочившее от согнутой рамки зеркала, и погрузило лицо Тимоти в зловещий отсвет.

Отсвет быстро угас, и Тимоти бросил остатки зеркала на влажную землю. Он изменился — обрел плоть, гибкость и цвет. Легкий ветерок шевельнул его волосы. Складки его одежды теперь были из настоящей ткани, и было слышно, что она шуршит, как настоящая. Он больше не был соткан из тумана, а приобрел новую жизнь.

— Поздравляю, Пиноккио, — сказала Пейдж. — Ты теперь настоящий парень. А теперь что?

— Теперь я заморожу его, — заявила Пайпер, посылая новую порцию заклинания.

Но Тимоти злобно ухмыльнулся и прочертил пальцем в воздухе круг, который засверкал огненным светом и отразил заклинание Пайпер, словно щит, преграждающий путь брошенному камню.

— У тебя не получится, сестра. — Он рассмеялся и другой рукой потрогал свою щеку. — Вот как здорово. Пейдж, еще раз спасибо… Даже хорошенько подумав, я так и не пойму, которой из вас больше обязан.

Не понимая, что означают его слова и как их воспринимать, Пейдж взглянула на сестер. Она уже собиралась потребовать объяснения, как Тимоти взмахнул тремя пальцами и исчез из виду.

— Он исчез? — завопила от злости Пейдж. — Просто так?

— Он способен запросто блокировать заклинание Пайпер, — констатировал Лео. — А также попытку Пейдж вернуть зеркало. Очевидно, он уже стал довольно сильным.

— А почему он сказал, что не знает, которой из нас больше обязан? — недоумевала Пейдж. — Это же я помогла ему. — Никто не ответил. — Разве не так?

Снова все промолчали.

— Разве не так?..

Фиби обхватила себя руками и поежилась от холодного сырого воздуха.

— Ах, Пейдж, не ты одна виновата, — сказала она. — Но мне не хочется говорить об этом здесь. Пошли домой, а?

— Конечно, — сказала Пейдж. — Как хочешь.

Фиби локтем подтолкнула Лео:

— Лео?! Пойдем?

— Конечно, — откликнулся тот. На этот раз уловив намек, он перенес всех домой.

Деррил всецело ушел в изучение счетов по кредитным карточкам, пытаясь найти связь, которая не обнаружилась в записях телефонных переговоров, адресных книгах и в беседах с друзьями или членами семьи жертв. Он слышал о деле по тяжкому убийству нескольких человек в северо–восточной части страны, которое распутали, когда выяснилось, что четыре жертвы в течение нескольких месяцев ездили в один и тот же магазин шин. Один из клерков магазина выписывал адреса из заказов и навещал клиентов дома, где убивал их спящими. Насколько все могли понять, в этом случае фактическая связь с шинами отсутствовала, жертв душили, а не убивали гаечным ключом. Так что связующую нить не сразу удалось найти, но она была найдена при изучении квитанций.

Но эти женщины вполне могли и не жить в одном городе. Площадь Сан — Франциско невелика по сравнению с другими крупными городами, однако густо населена. Одни люди легко переезжали из района в район, другие оставались поближе к своим очагам, а если они жили в одном месте и работали в другом, значит, находились то тут, то там. Но тот, кто жил и работал к югу от Маркета, например, обычно не проводил свободное время в Филморе или Кау Холлоу или Пресидио Хайтс, и наоборот.

Деррил сидел, разложив перед собой атлас улиц, и искал адреса, найденные в записях покупок. Он обнаружил пару упущен и й: Джулия Тилтон покупала несколько компакт–дисков в магазине в Норт Бич, который находился совсем рядом с бутиком, где Карен Накамура, например, купила кашемировую шаль. А Гретхен Уинтер и Шарлей Уэллс в тот же день ходили в одну и ту же сеть обувных магазинов, но в разные отделы.

«Как же этот парень выбирает свои жертвы? — недоумевал он. — У женщин нет физического сходства. Нет никакой связи с их местожительством. Единственное совпадение — это то, что жертвы были совсем одни на безлюдных улицах или в тихих районах». Он считал, что в головах большинства серийных убийц разыгрывается болезненная психологическая драма, в которой одно и то же лицо убивается снова и снова. Но этот парень нарушал все правила, которые были известны Деррилу.

— Ну, как, везет? Скажите, что да. — Деррил обернулся и увидел Лоррен Йи, подошедшую к нему сзади и смотревшую на его заваленный бумагами стол.

— Очень хотелось бы, — угрюмо откликнулся он.

— Мне тоже. Мы пытаемся уложиться в срок.

— То есть если мы не найдем его, то умрет еще один человек, — уточнил Деррил.

— И это тоже, — согласилась Лоррен. — Но я говорю о другом сроке — люди из ФБР ждут своего часа. Если мы до утра не возьмем этого парня, дело переходит к ним. Специальный уполномоченный уже одобрил такое решение. Если сегодня ночью произойдет еще одно убийство, они даже не станут дожидаться утра. Нас даже не допустят за барьер следующего места преступления.

— Вы шутите, — возмутился Деррил, но понимал, что она говорит серьезно.

Ее осунувшееся лицо подтверждало это. В глазах не было радости, только печаль, поселившаяся в них с тех пор, как образовалась оперативная группа. Деррил знал ее не очень хорошо, но чувствовал, что к своей работе она относится серьезно. Ходили слухи, что она воспринимает работу даже слишком серьезно и не делает разницы между ней и личной жизнью. Деррил знал, что она не замужем, но холостыми были и он, и половина знакомых ему полицейских, включая тех, кто когда–то женился.

— Вам тяжко от всего этого, ведь так? — сочувственно спросил он. Кутузка не самое лучшее место для обсуждения личных чувств, но у них не было большого выбора, разве что отправиться в зал совещаний, отведенный для оперативной группы.

— Так бывает всегда, — ответила она. — Одной из жертв могли быть я, моя сестра, моя мать, понимаете? Глаза жертв с фотографий преследуют меня.

Деррил понимал, что она чувствует. Ему даже не хотелось заходить в зал совещаний, потому что женщины с прикрепленных к доске фотографий смотрели на него, призывали, даже будучи мертвыми, свершить правосудие. Но если слухи о Лоррен соответствовали действительности, то она относила копии фотографий домой и расклеивала их по всей квартире, чтобы не забывать о жертвах, пока готовит завтрак, чистит зубы или смотрит телевизор.

Он знал, что не может так жить. Он задавал вопрос, кто лучший полицейский: он, пытающийся хотя бы по минимуму сохранить профессиональную дистанцию, которую, впрочем, достаточно легко было нарушить, или она, переносившая боль жертв внутрь себя и переживавшая ее до тех пор, пока не закрывали дело. Он допускал, что она, возможно, лучше. В конце концов, ее назначили возглавлять оперативную группу, а он просто занимался своим делом. Однако он чувствовал, что может дольше продержаться на работе. Рано или поздно она сгорит или сломается. Деррил надеялся, что это произойдет позднее.

Вдруг в его мозгу, словно слепящая молния, мелькнула мысль. Он занимался этим делом, исходя из предпосылки, что убийца является простым смертным. А что, если догадка Лео верна? Что, если это дело как–то связано с бойней в доме на Тендерлойн и убийца представляет собой сверхъестественное существо? Деррил знал, что Зачарованные не дремлют и пытаются собственными методами найти ответ точно так же, какой и оперативная группа. Если придется воспользоваться сверхъестественными силами, а он в известной мере знаком с миром колдовства, то Холлиуэлы сообщат ему о своем решении. И тогда он, как это в прошлом случалось неоднократно, прикроет их.

Но если в игру вступит ФБР, то у него это может и не получиться. ФБР однажды уже заинтересовалось сестрами Холлиуэл. Если расследование выведет их на Зачарованных или пути сестер и федералов пересекутся, ему не удастся отвлечь последних.

Деррил понимал, что полиция выполняет необходимую для общества работу, стремясь поддерживать порядок и следить за соблюдением законов. Однако Зачарованные выполняли подобную работу в более широком масштабе. Но они по большому счету стояли на тонкой черте между добром и злом. Их миссию нельзя было ставить под угрозу.

Он опомнился и увидел, что Лоррен все еще стоит рядом, словно чего–то ожидая.

— Мы не можем отдать им это дело, — сказал он.

— Вы мне это говорите! — воскликнула она. Она сжала его плечо, вызывая какие–то странно знакомые ощущения, говорившие о том, что он не так уж хорошо знает ее. Но ему показалось, что в этом случае проявилось просто обычное товарищеское чувство людей, работающих вместе. Оба носили значки, и это сближало их в том смысле, какой непонятен гражданским лицам.

— Вот почему нам нужен прорыв. И чем быстрее, тем лучше.

Ему оставалось лишь согласиться с этими словами.

ГЛАВА 12

«В общем–то, — думала Тереза Пинеда, неся на кухню целую гору посуды, — первый день прошел не так уж плохо». Конечно, официанткой она работала и раньше, так что по этой части трудностей не было. Все время улыбайся, слегка заигрывай, побольше смейся, не забывай о заказах и ничего не роняй — вот ключевые правила. Выдержать физическую нагрузку оказалось труднее всего, а это неведомо людям, никогда не подававшим еду. Она провела на ногах восемь часов, быстро передвигаясь, снуя вокруг столиков, уворачиваясь от стульев, когда обедавшие без оглядки неожиданно вскакивали, разнося тяжелые подносы с едой и напитками, а затем убирая столы. Ее туфли были еще новые и немного жали, она пролила на них несколько капель майонеза или чего–то другого, но ей показалось, что пятна можно оттереть.

Форма выглядела глуповато, но сидела на ней хорошо. Так что особо жаловаться повода не было. Однако она знала, что завтра все тело будет болеть, так как натрудила мускулы, которые отвыкли от подобной нагрузки.

А тут еще чаевые. Она работала в разных местах, но никогда в заведении, до такой степени набитом туристами, как этот ресторан на Фишерменс Уорф. По прихоти чьего–то вкуса, стены здесь украшали сети, трезубцы и имитации рыб, даже столы оказались инкрустированными морскими картами. Здесь все должно было привлекать туристов: магазины сувениров, музей Рипли, Музей восковых фигур, прогулочные катера и реставрированные старые корабли, рестораны специализированных блюд, предназначенные для того, чтобы за кратчайший срок пропустить как можно больше туристов. Люди входили сюда, радуясь, что могут на некоторое время дать отдохнуть ногам, снять с шеи фотоаппараты и поставить свои сумки, нагруженные покупками.

Тереза включила свое обаяние', дотрагивалась до плеч и спин мужчин, хвалила одежду женщин или поздравляла их с покупками, тормошила детей. Она полагала, что больше чаевых дают в районных ресторанах, посещаемых местными завсегдатаями, которые намеревались вернуться в них еще не раз, и с некоторым, опасением думала, что туристы окажутся скупыми в силу двух причин — они и так весь день тратят деньги и, покинув ресторан, больше никогда не увидят эту официантку. Однако ей удалось завести туристов, и те раскошеливались, а быстрый оборот посетителей также играл ей на руку. День получился утомительным, но сумма чаевых даже после того, как она поделилась с хозяйкой ресторана и водителем автобуса, составила две сотни баксов. Она уж точно превышала минимальную зарплату в магазине канцелярских товаров, где ей доводилось работать. С этими деньгами она не только оплатит дневной детский сад для Джеки, но иногда сможет купить что–нибудь вкусненькое. Он говорил, что к дню рождения хотел бы получить игрушку «Гейм–бой», и его мечта вполне может осуществиться. Ну и можно купить новый браслет вместо потерянного старого.

Она поставила посуду на стол рядом с Оскаром.

— Gracias, — смеясь, сказал тот. — Я боялся, что у меня больше не будет работы.

— Это никогда не кончится, верно?

— Похоже. — Его руки по локти ушли в воду, фартук напоминал произведение искусства модерн, а сетка для волос сдерживала копну черных кудрей. Как и все служащие «Царя морей», он пропах рыбой. — Пора домой, а?

— Да, пора.

Уже отработали завтрак и ленч и перешли к обедам, когда разговор принял щекотливый оборот. Ее об этом предупреждали.

— Чем ты занята сегодня вечером? — поинтересовался он.

— Надо забрать ребенка из школы. Потом не помешает горячая ванна. Неплохо бы поспать часов этак четырнадцать.

— Я тебя хорошо понимаю, — сказал Оскар, сочувственно улыбаясь. Он вытащил руки из судомойки, чтобы поставить часть посуды в соседнюю раковину для полоскания и забрать новую партию грязной. — Однако ты неплохо справилась, а?

— Я ни на кого не опрокинула суп, — ответила Тереза, — не перепутала ни одного заказа и всего раз вышла из терпения, когда какой–то парень пытался схватить меня не за то место.

— Он этого заслужил.

— Его жена того же мнения. — Она рассмеялась, вспоминая покрасневшее лицо мужчины, когда поймала его руку на себе. Жена пилила мужа даже тогда, когда оба выходили из ресторана.

— И ты кое–что заработала.

Она потрогала карман, в который весь вечер засовывала чаевые, и с удовольствием нащупала пачку денег.

— Для первого дня неплохо, — подтвердила она.

— Рад слышать это, — сказал он. — Думаю, у тебя все пойдет хорошо и ты будешь долго здесь работать.

У нее стало тепло на душе, когда она услышала такие слова. Она и сама считала, что прекрасно справилась, однако было приятно услышать подтверждение из независимого источника, от того, у кого нет смысла врать. До нее дошли приятные флюиды всего штата работников, хотя люди торопились и были заняты. Ей показалось, что почти все здесь относятся друг к другу с уважением и довольны своей работой. Без сомнения, ей здесь понравится. А если эта работа поможет обеспечить Джеки, тем лучше.

Она слегка похлопала Оскара по руке:

— Что ж, я пойду, Оскар. До встречи.

Она направилась к крохотной подсобке, чтобы умыться и взять сумочку. Джеки уже ждет, когда она заберет его из детского сада, и ей не хотелось опаздывать.

— Ладно, — сказала Пейдж, расхаживая по гостиной. — Кто–нибудь скажет мне, что все это означает? Я чувствую себя так, будто вошла в кинотеатр через час после начала фильма и даже не знаю, как он называется, а вы, ребята, кажется, знаете чуть больше, чем я.

Фиби понимала — она должна исправить положение, попытаться объяснить произошедшее, даже если после этого Пейдж догадается, что сестра на какое–то время перестала ей доверять. По всей видимости, Пейдж уже знала об этом, если открыла ночной столик Фиби и нашла письмо. Фиби поерзала на стуле и посмотрела в сторону Пайпер, ища помощи, но в ответ увидела при поднятую бровь, что означало: «Детка, выкручивайся сама». Пайпер выступала судьей при многочисленных ссорах между ней и Прю, так что, по ее мнению, будет справедливо, если Фиби сейчас сама разберется во всем. Хотя эту ссору можно было целиком отнести и на ее счет.

— Извини, Пейдж, — начала Фиби, подумав, что было бы неплохо начать с темы, к которой, несомненно, подключатся все остальные. Она сложила руки на коленях и честно старалась придать себе вид, свидетельствующий о полном раскаянии.

— За что извинить? — спросила Пейдж.

— Передо мной предстало это видение, — начала Фиби. Она пожалела, что некогда развести огонь в камине и невозможно воспользоваться способностями Пайпер, чтобы немедленно вызвать процессы, приводящие к возгоранию поленьев. Тогда можно было бы избавиться от холода, пронизывавшего все тело. — Что–то вроде видения во сне. То есть я спала, но оно разбудило меня. Это было ужасно, вроде кошмара.

— Оно касалось меня? — резко спросила Пейдж. — Или кого?

— Позволь мне говорить, — отрезала Фиби. — Я… сожалею. Пейдж, мне трудно.

Пейдж пожала плечами, а на ее лице было написано: «Как тебе угодно».

— Видение касалось чего–то важного, что находилось на чердаке в старом комоде. Я отправилась туда и с помощью Коула нашла это. Это было письмо от нашей прапрапра… я забыла точное количество этих «пра»… бабушки Агнес. В нем говорилось…

— Я знаю, — прервала ее Пейдж.

— Ты читала его?

— Не ты одна грешна, — сказала Пейдж. — Но заканчивай свою исповедь, а к моей приступим позднее.

— Только не затягивайте, — с надеждой в голосе сказал Лео. — Он все еще на свободе.

Фиби повернулась к нему:

— Нам придется завершить это дело. Нам ведь работать вместе, если мы намерены победить его, а этого нельзя сделать, если не прояснить ситуацию.

— Я просто хотел сказать… — заговорил Лео успокаивающим тоном, который был Фиби хорошо знаком, — что краткость не помешает.

Не обращая на него внимания, Фиби повернулась к Пейдж:

— Итак, ты знаешь, о чем гласит письмо. И ты знаешь, что ни одна сестра там не названа по имени, но приводятся обстоятельства, которые можно принять за описание того, как ты пришла в нашу семью. Я бы не придала письму никакого значения, если бы оно сперва не явилось мне в видении. Видения обычно не врут.

— Фиби, позволь мне обратить твое внимание на одну вещь, — осторожно сказал Коул.

— С тем условием, что ты будешь краток, — предупредила Фиби. — Ты же слышал, что говорил Лео.

— Ты же не уверена, был ли это сон, видение или сочетание того и другого. С учетом сведений, которые мы имеем сейчас о Тимоти, я бы сказал, что это, скорее всего, был сон. Даже тогда у него хватало сил, чтобы вызвать у тебя сновидение. Ты ведь говорила, что сделать такое не очень трудно.

— Но ему пришлось бы для этого проникнуть в дом, — заметила Пайпер.

— Он словно свит из тумана, — заметила Пейдж. — Или был. Я думаю, он мог проникнуть везде, куда просачивается туман, и если струйка пронырливого тумана нашла путь в дом, ему этого было вполне достаточно.

— Пронырливый туман, — повторила Пайпер. — Хорошая характеристика.

— А это вносит ясность в то, что ты говорила мне, Пайпер. Ну, когда пыталась обнаружить его по карте, — выпалила Фиби. — Туман окутал весь город и не рассеивался на протяжении нескольких дней. Если он может быть там, куда проникает туман, вот он и был везде. Как раз поэтому ты его обнаруживала в самых разных местах.

— Вполне возможно, — согласилась Пайпер. — Но возможно, я ничего не могла найти и потому, что он не обрел физической формы. Похоже, это было то самое время, когда он заколдовал нас, заставив не доверять друг другу.

— И заставил меня доверять ему даже притом, что мне не хотелось этого делать! — воскликнула Пейдж. — Ну и ловкач! В отрицательном смысле слова.

— Как бы то ни было, — сказала Фиби, снова поворачиваясь к Пейдж, — у меня не было намерения усомниться в тебе. Но сон, или видение, был таким правдоподобным и назойливым, а потом это письмо — я просто не могла рисковать. Я захотела побольше узнать о тете Агнес и всей ситуации.

— Я ведь говорила ей, — вставила Пайпер.

— Да, она говорила. Это правда. Пайпер ни на секунду не теряла веру в тебя. Даже не могу выразить, как мне стыдно, что я усомнилась в тебе. Итак, я отнесла это письмо в свою комнату и затем… — Ее лицо помрачнело. — Ты заходила в мою комнату, ведь так?

Пейдж натянуто улыбнулась:

— Я же говорила, мы обе не без греха.

— Но, Пейдж, это ведь…

— Ты мне не доверяла, — напомнила ей Пейдж, нанося удар по самому больному месту. — Своей собственной плоти и крови.

— Нельзя ли немножко поторопить вас? — спросил Лео. — Пейдж, тебе не следовало залезать в комнату Фиби, хотя, как я догадываюсь, Тимоти велел тебе так поступить. Фиби, тебе не надо было сомневаться в сестре лаже после того, что ты прочитала в письме. Но вы все действовали под влиянием заклинаний и даже не подозревали, что подвергнуты им.

— Откуда ты знаешь, что Тимоти велел мне так поступить?

— Элементарно, мой дорогой Уотсон, — ответил Лео, держа в руке воображаемую трубку Шерлока Холмса. — Он натравил одну сестру на другую по одной–единственной причине — ему нужно было найти зеркало, принадлежавшее тете Агнес. Поэтому он заставил тебя рыться в ее вещах, притом втайне от сестер. Он не мог физически войти в дом и взять зеркало. Ему пришлось возвести между вами достаточно высокую стену, чтобы полностью изолировать вас друг от друга. Он всегда так поступает.

— Ты прав, — сказала Пейдж. — Он как раз так и поступил. И я была столь глупа, что не разобралась в нем. Но он вел себя так очаровательно. Или мне, по крайней мере, так показалось, пока не узнала, что он мерзкий негодяй.

— И серийный убийца, — добавил Коул. — Давайте не забывать об этом.

— Сколько людей он убил? — спросила Пейдж.

— Много, — ответил Лео. — Точное число пока неизвестно, но более пятидесяти. И продолжает убивать. Именно поэтому мы должны немедленно разыскать его. Прежде чем произойдет новое убийство.

— О, — протянула Пейдж и побледнела, осознав серьезность положения.

— Пейдж, ты же не… — Фиби не договорила, перед ней возникла столь ужасная картина, что об этом невозможно было даже говорить.

Но Пейдж подхватила ее мысль.

— Нет! — решительно произнесла она. — Ноя задумывалась об этом.

— Можно мне поддержать заявление Лео? — вступила в разговор Пайпер. — Мне даже не хочется об этом думать. Мне не терпится взять этого типа.

— Она права, — поддержал Лео. — Или я прав. Давайте завершим наш разговор потом, а сейчас приступим к делу.

— Ты прав, Лео, — согласилась Пейдж. — Фиби, он прав. Я извиняюсь, ты извиняешься, давай снова станем сестрами и дадим Тимоти под зад, хорошо?

Она протянула Фиби руку, та взяла ее и, как подобает сестре, крепко пожала.

— Хорошо, — сказала Фиби. — Сначала найдем противоядие от его заклинания, и тогда берегись, ублюдок. Встречай Силу Трех.

Деррил Моррис и Лоррен Йи вместе вышли из участка на улицу. Остальные оперативники группы уже были где–то там, каждый тянул свою ниточку и надеялся, что все ниточки вместе приведут к определенному результату. Чем больше Деррил изучал это дело, тем больше он опасался, что у них ничего не получится, что никто не уцепился за верную ниточку. У них в руках были лишь свободно болтающиеся концы, которые ничто не связывало вместе.

Лоррен подняла голову и взглянула на небо:

— Темнеет.

— При таком тумане это трудно определить, — отозвался Деррил. — Хотя да, похоже на то.

— А я надеялась, что этого не произойдет. Что земля будет вращаться так, чтобы стоял день, пока я не подготовлюсь к ночи.

— Потому что наш клиент избрал именно ночное время для следующего преступления.

Это был не вопрос, но Лоррен согласно кивнула.

— Он может убивать и в другое время, — сказала она. — Но вечер и ночь подходят ему больше всего. Тогда большинство людей уже вернулись домой с работы, устроились поуютнее, а любители вечеринок разбрелись по своим местам и пока находятся там. На улицах пусто, но всегда встретится какой–нибудь запоздалый пешеход.

— Найдется в любом месте города, — прокомментировал Деррил, — но этот парень всегда оказывается на его пути.

Он знал, что ни у него, ни у Лоррен не было конкретного плана. Оба собирались сесть в свою немаркированную машину и ехать, осматривая тихие районы и надеясь на чудо — увидеть потенциальную жертву до того, как убийца выйдет на нее. Остальные оперативники поступят так же, а полицейским даны указания, за чем наблюдать.

Не имея следов или ключей к разгадке, трудно было предпринять что–либо другое.

До того как они вышли из здания, ему вручили коричневую папку. Внутри лежал отчет экспертов судебной медицины отелах, найденных в Тендерлойне, в бывшем особняке Гейтса. Он быстро пробежал его глазами, так как Лоррен нетерпеливо ждала. Ей хотелось быстрее отправиться в путь.

Однако от прочитанного у него кровь застыла в жилах, и он не знал, как об этом сказать Лоррен. Он даже не посмел сделать этого.

Она села за руль простого зеленого «Седана» и включила зажигание. Оба молчали, пока машина не выехала на дорогу. Оба мысленно отключились от сигналов радио полиции, как это делает каждый полицейский, и несколько минут ехали не разговаривая. Оба следили за своей стороной улицы, понимая, что каждый замеченный прохожий может быть либо потенциальной жертвой, либо убийцей. «Никто не знает, где скрывается зло, — размышлял Деррил. — Никому не дано читать в сердцах людей».

— Я попытаюсь стать им, — сказала Лоррен, прервав молчание после того, как они проехали несколько кварталов. Ее голос, неожиданно разорвавший тишину, даже испугал Деррила.

— Кем?

— Убийцей. Я пытаюсь выбросить все свои мысли и думать так, как думает он, чувствовать так, как чувствует он, и действовать соответственно. Так, чтобы вычислить, каков будет его следующий шаг, еще до того, как он сам примет решение.

— Это помогает? — спросил Деррил.

— Иногда. Мне таким путем удалось схватить нескольких преступников. Парня по кличке Мясник, орудовавшего большим ножом для разделки мяса. Вот так я его и поймала.

— У вас после этого не возникает… гадливого ощущения?

Лоррен рассмеялась, но в ее голосе не прозвучало ничего веселого.

— Я долго стою под душем. И не один раз. Стою под горячим душем. Это не помогает. Знаете, есть люди, с которыми я могу разговаривать. Это тоже не помогает. Затем я иду к могилам тех, кого он убил, или смотрю на фотографии жертв. Я также смотрю на людей, ходящих по улицам, которых ему не удалось убить. И мне от этого становится лучше. Это единственное, от чего мне становится по–настоящему хорошо.

— А как же сейчас? — спросил Деррил. — Вы еще не взяли его и знаете, что он на воле.

— Тут ничего не помогает, — ответила Лоррен. — Мне будет плохо до тех пор, пока я не доберусь до него.

— Вы суровы.

— Да. Но иногда это срабатывает, так что стоит быть суровой.

— А прямо сейчас? — настаивал Деррил. — Что вы чувствуете? Где он? О чем он думает?

Лоррен сделала левый поворот на Филберт–стрит.

— Мне трудно разобраться в настоящем случае, — сказала она. — Этот преступник не похож на других. Я не могу уловить его, не могу отчетливо представить его в уме.

Деррил подумал, что в ее словах что–то есть, если Лео и сестры Холлиуэл не ошибаются. Даже Лоррен неспособна постичь его, несмотря на свой богатый опыт.

— Могу сказать, что я думаю, — продолжала она. — Я думаю, что ему это нравится. Вряд ли он из тех, кто старается уговорить себя не делать этого или убедить себя, что это совершает кто–то другой. У него творческий подход. Мы до сих пор не знаем, какое оружие он использует, а это значит, что оно не совсем обычное. Он наносит им удары так часто, потому что получает от этого примитивное удовольствие. Однако поэтому мне труднее понять его, постичь умом, он какой–то внеземной.

— Я почти уверен, что вы правы, — сказал Деррил.

Но она словно не слышала его и пребывала в состоянии транса.

— Он любит туман, — продолжала она, — ибо туман скрывает, приглушает его шаги.

Убийца может красться сквозь него и вынырнуть, прежде чем жертва догадается, что он рядом. Не успеет она побежать или крикнуть, как он набросится на нее.

Говоря без пауз, словно не она ведет машину, Лоррен сделала такой резкий правый поворот на Стоктон–стрит, что шины завизжали, и направила машину к воде.

— Куда вы едете? — спросил Деррил.

— Туман поднимается, — пояснила Лоррен. — Я буду держаться поближе к воде. Он там.

Деррил не знал, права ли она, но эта версия была ничуть не хуже другой. Он умолк и не мешал ей вести машину.

ГЛАВА 13

Избавившись от чар, Пайпер первой начала подниматься на чердак, надеясь еще раз обнаружить Тимоти Макбрайда. На этот раз она знала о нем достаточно много, и это могло помочь. Пейдж собрала разбитое зеркало, которого тот касался, когда был еще соткан из воды, а не из плоти и крови. Она надеялась, что этого будет достаточно. Поиск представлял собой гораздо более трудное дело, чем казалось, и было бы чрезвычайно досадно, если бы он не дал результата. Или если бы вышло как в прошлый раз, когда казалось, что объект одновременно находится везде, а это равносильно его полному отсутствию.

Она бросила взгляд на карту и зеркало, на сестер, которых этот парень обидел больше, чем она, а точнее, оскорбил. В эти дни Пайпер, как и подобало в ее возрасте, вела себя рассудительно, но если сестры испытывали боль, ей было не легче. Если он уязвил ее косвенно, то все равно уязвил. Это невозможно отрицать. А он, как непрестанно указывал Лео, находится там, на свободе, и, скорее всего, будет продолжать свое черное дело и набираться новых сил.

Кто знал, сколь сильным он может стать, если учесть, что у него много времени и в городе достаточно потенциальных жертв?

Ей даже не хотелось думать об этом, не хотелось озвучивать вопрос, ответ на который мог быть ужасным. Она встала перед картой и подняла хрустальный шарик.

Тереза Пинеда вышла замуж за Грега Логана, когда им обоим было по двадцать лет, хотя большинство друзей твердили, что она рехнулась. Он белый американец и даже занимается серфингом, говорили они, и не поймет ее образа жизни. Он едва мог связать несколько испанских слов, чтобы заказать маисовую лепешку в закусочной. Все видели, что они молодые и безумно влюбленные, совсем еще дети. Она выслушала все возражения, разумные доводы. Но они все равно поженились, сбежав на один день в Карсон Сити.

Они добились своего и вернулись, подождали, когда утром проснутся ее родители, и обо всем рассказали. Затем поехали к его родителям, жившим в Берлингейме, и сообщили им эту новость. Для обеих семей это оказалось неожиданностью, но они знали, что возможность брака обсуждалась, а ее родители полюбили Грега. Возможно, его родители немного побаивались Терезы, думая, что она слишком необузданна для их сына, однако приняли и тоже полюбили ее.

Справившись с родителями, они нашли квартиру на границе округа Филмор, где тот сливался с Джепентауном, районом, в котором никто из них никогда не жил и не проводил много времени. Но жизнь здесь обходилась недорого, а оба были молодыми и бедными. Через три года, когда родился Джеки, они переехали в Норт Бич, где сняли трехкомнатную квартиру в доме с низкой квартплатой. Зато нашлось достаточно места для Джеки — он получил свою комнату и больше не должен был спать в кроватке, втиснутой между их постелью и стеной.

Прошло еще четыре года. Грег больше не занимался серфингом так часто, как раньше, поменял спортивный костюм на пиджак и галстук и приступил к работе в брокерской конторе на Сансом–стрит недалеко от Маркета. Тереза была занята неполный рабочий день, чтобы проводить больше времени дома с Джеки, пока тот не начал ходить в школу. Однако Грег работал с утра до ночи, и казалось, он будет быстро подниматься вверх по корпоративной лестнице. Однажды утром ему на работе сказали, что дают долгожданное повышение, а в тот же день после обеда врач поставил его в известность, что у него не поддающийся операции рак горла.

Он ушел из брокерской конторы и провел последние семь месяцев вместе с Терезой и Джеки, а также занимался серфингом. Терезу беспокоило сокращение семейного бюджета, особенно с учетом того, что счета за лечение росли. Но она не могла сетовать на то, что он проводит свои последние дни вместе с теми, кого по–настоящему любил. Он поймал свою большую волну за три дня до того, как умер в постели, когда Тереза сидела рядом и читала толстый латиноамериканский роман о любви и утрате. Она так и не закончила читать эту книгу, но хранила ее на столе в комнате, которая служила Грегу кабинетом, где в углу все еще стояла его доска для серфинга.

Джеки уже исполнилось восемь лет, и он ходил в третий класс. А денег все не хватало. Однако, идя домой, она позволила себе пофантазировать, что можно купить, если получать чаевыми по двести долларов пять дней в неделю, да еще получать зарплату. Она сможет даже рассчитаться с частью долга по кредитной карточке, который рос после того, как закончились деньги по страховке Грега.

Она жила не слишком далеко от причала, но ей приходилось делать крюк в три квартала, чтобы зайти в начальную школу, где Джеки и другие дети работающих родителей находились на попечении дневного детского сада, который работал до шести тридцати вечера. Она знала, что время истекает. Небо темнело, и если она придет после закрытия, то детский сад будет брать с нее не за час, а за каждую минуту. Двести долларов — хорошие деньги, но не для того, чтобы выкладывать их за детский сад. Она чуть прибавила шаг.

И как раз в этот момент услышала шаги мужчины из тумана.

Деррил подумал, что Лоррен Йи ведет машину как безумная. Она почти не тормозила у перекрестков и обгоняла автомобили, двигавшиеся, по ее мнению, слишком медленно. Ей было все равно, шла ли дорога вверх, вниз или следовал поворот с плохой обзорностью. Она нагнулась над рожком, но не включала фары или сирену, не желая настораживать убийцу, если тот, разумеется, находился поблизости. Лоррен так сжимала руль, что костяшки ее пальцев побелели. Она вращала руль с таким упорством, словно тот налился огромной тяжестью, и лишь невозможность выжать из машины все, чего ей хотелось, мешает обнаружить убийцу, которого оба хотели поймать.

— Вы точно знаете, куда ехать? — наконец спросил он после того, как машина объехала один квартал и снова выскочила на ту же улицу.

Она покосилась на него.

— Конечно, нет, — честно призналась она. — Я всего лишь стараюсь почувствовать его. Думаю, он у воды, рядом с пристанью, там, где самый густой туман. Но не у самойпристани. Многовато народа. Он никогда не нанесет удар там, где много туристов. Он на одной из более тихих улиц недалеко отсюда и ждет, пока по ней кто–нибудь пройдет. Женщина, одна, не подозревающая, что ждет ее в тумане.

— Вы, скорее всего, правы, — сказал Дер — рил. Ему не хотелось говорить, что, по его мнению, она поступает неправильно, бесцельно возвращаясь на одно и то же место. Он предлагал составить в уме карту сети улиц и целенаправленно патрулировать их все с востока на запад, затем с севера на юг, беря за отправную точку край воды и отдаляясь от него. Но это была ее машина, ее оперативная группа, и она одна хотела проникнуть в мозг убийцы. Этот парень не подал ему ни одной стоящей мысли, не говоря уже о возникновении контакта, в какой Лоррен, похоже, вступила с ним. Она хотела работать на интуиции, поэтому Деррил держал язык за зубами и сквозь стекло всматривался в темнеющие улицы, ища одинокого пешехода — женщину или мужчину. Напрасно пытаясь узреть притаившееся зло.

Сидя беспомощно, словно невольник, рядом с Лоррен, он обнаружил, что все больше и больше надеется на то, что Зачарованные окажутся где–то рядом и обезвредят убийцу. Ибо, обдумывая факты, снова и снова приходил к выводу: убийца не человек. Он совершал преступления почти сто лет назад, затем надолго исчез, а сейчас вернулся и снова принялся за старое хобби.

Рапорт следователя, который он быстро пролистал, содержал одну относящуюся к делу деталь, поразившую его. Колотые раны на телах в особняке Гейтса были нанесены штыком образца конца девятнадцатого века. Как полагал следователь Суини, штык, возможно, остался со времен гражданской войны, но это была чистой воды догадка, а не конкретная данность. По той же причине Суини не мог определить, был ли штык прикреплен к винтовке или снят. Однако с учетом угла колотых ран он предположил, что штык держали в руке.

Он приложил несколько картинок и пару рисунков, чтобы показать, как, по его мнению, могли выглядеть эти раны, когда они были свежими, и как, вероятно, выглядело оружие. Он даже сделал приписку на полях одной зарисовки. «Похоже на работу вашего Мокрушника».

Деррил знал, что он прав. Колотые раны, оставленные Мокрушником оружием, которое они не могли установить, были теми же трехгранными, что и на рисунках Суини. Не абсолютно идентичными, но Деррил все равно знал, что если убийца пользуется старым штыком, то останутся следы в виде пятен ржавчины, частичек металла, но раны на рисунках и телах почти совпадали.

Совпадали в такой степени, что он был вынужден сделать вывод: убийства совершены одним и тем же лицом. Или кем он там был.

— Фишерменс Уорф, — объявила Пайпер.

— Разве он ест дары моря? — удивилась Пейдж.

— Официантка! — заорала Фиби, вспомнив женщину из своего видения с соусом на туфлях и пропахшую рыбой. — Одетая в форму ресторана, где подают блюда из морских продуктов. Вполне возможно, что она работает в одном из этих ресторанов.

— Но он не у самой пристани, — заметила Пайпер. — Он в нескольких кварталах от нее. Рядом с Левенуортом и Чеснут–стрит. Лео!

— Карета ждет вас, дамы, — откликнулся Лео. Он взял Пайпер за руку и перенес всех на угол улицы, которую она упомянула.

Но там никого не было.

— Пайпер, — с упреком простонала Фиби, — ты говорила…

— Знаю. — Пайпер замахала руками, чтобы заставить Фиби умолкнуть. — Я говорила о том, что обнаружила. Все же думаю, что он где–то здесь.

— Он больше не соткан из тумана, — сказала Пейдж, — так что его будет легче заметить.

— Однако туман здесь очень густой, — отметил Коул. — Даже для обычных людей. Даже не видно, где кончается квартал.

— Итак, куда направимся? — спросила Фиби. — Может быть, просто вызовем эту официантку?

— И тем самым предостережем его? — отозвалась Пейдж. — Того, кто прячется?

— Давайте разделимся, — предложила Пайпер. Она указала в сторону Левенуорта. — Я пойду сюда. А ты, Пейдж, иди к тому кварталу. Фиби пойдет по Чеснут–стрит. Коул, а ты иди в противоположную сторону.

— А мне что делать? — спросил Лео.

— Оставайся здесь, придешь на помощь к тому, кто первым заорет, — наставляла его Пайпер.

Лео кивнул, и все нерешительно углубились было в густой туман, как тишину взорвал вопль, доносившийся со стороны Левенуорта.

— Все туда! — крикнула Пейдж, развернулась на каблуках и побежала.

Фиби знала, что Пайпер тоже бежит в том направлении. Хотя Фиби стартовала с боковой улицы, она понимала, что необходима сестрам и всем троим придется работать вместе, если они хотят повергнуть этого врага. Он чуть не одержал верх над сестрами, однажды рассорив их. Она не позволит ему еще раз проделать такое.

* * *

Как только Тереза ускорила шаг, чтобы успеть забрать Джеки до закрытия детского сада, она расслышала шаркающий звук подошв на тротуаре. Будто кто пристраивался к ее шагам, а прибавив скорость, она сбила его с ритма. Она резко остановилась и начала вглядываться в туман, пытаясь определить, действительно ли рядом кто–то есть или у нее просто разыгралось воображение, подогреваемое непривычным, но приятным ощущением пачки денег в кармане.

Было бы действительно глупо, если бы ее сегодня ограбили, подумала она. К тому же она вспомнила, как сегодня по пути на работу заметила, что в некоторых газетных заголовках упоминается орудующий в городе убийца. Но ей было некогда остановиться и купить газету, так что она не знала, о чем конкретно идет речь. Так и не увидев никого, она продолжила путь, удвоив скорость, чтобы успеть в школу Джеки до половины седьмого.

Только когда она резко увеличила скорость, преследовавший ее тоже побежал. Больше не пытаясь скрываться, какая–то фигура выскочила из тумана и быстро устремилась к ней. Втянув в легкие большую порцию воздуха, Тереза издала такой громкий и истошный вопль, какой только смогла. Если настигавший ее парень всего лишь бегал трусцой или у него найдется безобидное оправдание и извинение за причиненный ей испуг, то она окажется в неловком положении. Но если он задумал причинить ей зло, то она предупредила его и позвала на помощь. Во всяком случае, он нисколько не напоминал бегуна трусцой — на нем была футболка и джинсы, на ногах — тяжелые бутсы. Его лицо застыло в злобной ухмылке.

Он приближался, не обращая внимания на ее вопли. По мере того как расстояние между ними сокращалось, Тереза заметила еще кое — что: сначала его руки были пусты, затем он вроде как сгреб туман и слепил из него длинное остроконечное оружие.

Тереза снова завопила. Все казалось так странно, и ей почудилось, что она ложно восприняла увиденное, поскольку такого быть не могло. Однако на ее вопли никто не отозвался, и она подумала, что их, должно быть, никто не услышал или просто проигнорировал. Она отчаянно искала глазами, куда бежать, где спрятаться. У края тротуара стоял металлический мусорный бак, переполненный отходами. Она схватила круглую крышку и, словно диск, бросила ее в парня, который находился совсем близко. Даже не останавливаясь, он отбросил ее. Она ногой опрокинула бак, растревожив вонь гниющих фруктов и прокисшего пива, и тот оказался на пути преследователя. Пытаясь перешагнуть через него, он поскользнулся и тяжело грохнулся на тротуар головой вперед. Когда он коснулся земли, странный кинжал рассыпался и улетучился вместе с вечерней дымкой. На его месте тут же появился другой.

Тереза повернулась и побежала, пытаясь воспользоваться кратковременной паузой. Но он мгновенно вскочил и, прежде чем она успела пробежать десять шагов, настиг ее. Она почувствовала удар твердого кулака в плечо, после которого она завертелась и отлетела к ближайшему зданию из песчаника. Неровная поверхность разодрала ей щеку. Она почувствовала кровь во рту, увидела звезды, перевернулась, оттолкнулась от стены… и попала прямо в его мощные хищные руки.

Лоррен Йи была права. Над большей частью города туман рассеялся, но у воды остался таким же густым. Деррил подумал, что ехать сквозь него — то же самое, что лететь сквозь облака или, может быть, сквозь дым неразгоревшегося костра. Он пытался рассмотреть что–нибудь, однако видимость в лучшем случае ограничивалась двумя кварталами, а иногда и того меньше. Когда машина пересекала Левенуорт, Деррил слегка держался за края сиденья, чтобы Лоррен не видела, как он изо всех сил старается не удариться головой о потолок машины. Он едва различал обе стороны улицы.

Он знал, что туман действует на видимость так же, как и на звук, но не с такой интенсивностью. Туман приглушает звук, не позволяет ему развить обычную скорость. На тихих городских улицах, где громкий крик при других обстоятельствах слышен на многие кварталы, туман ограничивает его распространение, лишая части эха, и даже может изменить его высоту.

Другими словами, делает его похожим на шум, который Деррилу только что послышался. Или ему показалось, что он слышал. Он сощурился и посмотрел в сторону квартала. Были ли это фигуры, движение которых он заметил в дымке? Это было невозможно определить, и, прежде чем он успел попросить Лоррен остановиться, машина пролетела через перекресток и устремилась к следующему.

— Похоже, я что–то слышал, — сказал он.

— Что вы слышали?

— Не знаю. Но это мог быть крик.

Она взглянула на него:

— Хотите, чтобы я вернулась?

Он немного подумал. Они ехали по Гринвич в сторону Хайда. По Хайду можно было ехать только в одном направлении, так что они не смогут сделать безопасный правый поворот, а если даже смогут, то им не удастся вернуться на Ломбард. Этот квартал, снискавший славу самого скверного в мире, находился между Хайдом и Левенуортом, и даже если дорога окажется свободной от машин с туристами, попытка взять этот холм с крутыми поворотами отнимет у них больше времени, чем объезд Хайда и Ломбарда по пути в Ларкин и возвращение в Чеснут. Их могло задержать только столкновение с вагоном канатной дороги в сторону Хайда.

Он оглянулся, проверяя, безопасно ли разворачивать машину посреди квартала. Мимо

них в разные стороны промчалось несколько автомобилей, и он решил, что разворачиваться опасно. Поездка кругами, чтобы добраться до Чеснут–стрит обойдется в пару минут, однако поскольку они находились почти у самого Хайда, то это был кратчайший путь к тому месту, где ему послышался крик.

А может быть, это кричала кошка, или дети, или телевизор, включенный слишком громко.

— Нет, — наконец ответил он. — От Ларкин к Чеснут–стрит, затем назад к Левенуорту.

— Понятно, — произнесла Лоррен, сжав губы.

Изо всех сил надавив на газ, она проскочила перекресток с Хайдом. У Ларкин свернула направо.

Как только Пейдж миновала самую густую полосу тумана, ей удалось заметить Тимоти. Он переоделся, сменив повседневную одежду, которую носил при встрече с ней, на более практичную, практичную для головореза, каким она теперь его знала. В одной руке он держал странный длинный нож с тремя Т‑образными острыми гранями. Ей показалось, что Тимоти выглядит вполне плотным, однако нож казался сотканным из тумана, как его рука тот раз в парке.

Другой рукой он удерживал молодую женщину, которая, скорее всего, и была описанной Фиби официанткой — официанткой из ее видения. «Итак, мы вовремя явились, чтобы спасти невинную, — подумала она. — Я надеюсь». Она, Пайпер и Фиби окружили Тимоти, а Лео и Коул стояли позади них.

— Тимоти! — выкрикнула она его имя. Тот, оглянувшись через плечо, бросил в ее сторону злобный взгляд. Она понимала, что он, если захочет, способен еще раз исчезнуть в виде мерцающего пучка, хотя сестры приготовились остановить его. Однако, казалось, он собирался сначала покончить с женщиной.

— Я скоро освобожусь, Пейдж. — Он отвел назад страшный нож, похоже, готовясь нанести удар в сердце. — Только дай мне завершить дело.

Но избранная им жертва не собиралась покорно ждать своего конца. Когда он повернул голову, чтобы посмотреть на Пейдж, женщина растопырила пальцы и ногтями впилась ему в лицо. Тимоти заорал от боли, тем самим обрадовав Пейдж.

— Ты не привык к боли? — спросила Пейдж. — Привыкай. В мире, куда тебе так хочется вернуться, боль является частью жизни.

— Мне привычнее причинять ее, — возразил Тимоти. — Вот избавлюсь от этой царапающейся кошки и займусь вами.

— Тимми, мне не хочется расстраивать тебя, — сказала Пейдж, назвав его уменьшительным именем и при этом состроив как можно более издевательскую гримасу, — но этого не будет.

Он пропустил ее насмешку мимо ушей и взмахнул рукой, готовясь пронзить официантку, которая пыталась вырваться. Пейдж думала, что не удастся вырвать у него нож, который стал такой же частью Тимоти, как и его пальцы, но она опередила оружие и отстранила убийцу от женщины. Тимоти возник снова, но уже в восьми футах от тротуара. Испугавшись, он пронзил ножом воздух. Он хотел обернуться, чтобы взглянуть на Пейдж и ее сестер, но в это мгновение Пайпер заморозила его. Его ноги застыли в момент поиска точки опоры, плечи поникли, шея искривилась, а прежде красивые черты лица исказил свирепый взгляд.

Когда Пейдж отбросила его назад к тротуару, он чуть подпрыгнул, но остался стоять неподвижно, словно статуя.

— Осторожно, — сказала Пайпер. — Не разбейте его.

— Вот был бы позор, — с усмешкой сказала Фиби. Она уже раскладывала роковые камни, образуя из них полукруг, рядом с застывшим Тимоти. Пейдж заметила, что официантка изумленно следит за происходящим.

— Вам лучше исчезнуть отсюда, — посоветовала ей Пейдж. — И побыстрее. Прежде чем вы увидите то, чего вам не следует видеть.

— Мне не надо дважды повторять, — сказала официантка, все еще пытаясь отдышаться. — Спасибо. Большое спасибо. Я серьезно.

Пейдж лишь махнула рукой в ответ на ее благодарность. «Справились со всем за один день», — подумала она. Она радовалась, что удалось спасти жизнь женщины, но сейчас для нее главным было раз и навсегда разделаться с Тимоти. Когда она подняла голову, официантка, следуя ее совету, уже заворачивала за угол и скрылась из виду.

Пейдж взглянула на сестер, Пайпер уставилась на Тимоти, следя за тем, чтобы тот не воспользовался своими силами и не высвободился от ее замораживающих чар, Фиби закончила расставлять камни и, подбоченившись, смотрела на свою работу, а на ее лице играла знакомая довольная улыбка. Позади них, ни во что не вмешиваясь и давая сестрам вершить дела, стояли и за всем наблюдали их любимые мужчины.

— Все сразу? — спросила Фиби. — Или этим займусь я одна?

Пайпер подняла руку и остановила ее:

— Я думаю, нам следует позволить Пейдж заняться им.

Фиби посмотрела на нее и кивнула:

— Пожалуй, ты права. Сестра, он целиком в твоей власти.

Пейдж еще раз взглянула на Тимоти. Ей было стыдно сознавать, что она позволила ему обмануть себя и так легко поверила в его ложь. Этот позор можно было смыть лишь одним средством, и время для этого пришло. Она серьезно задумалась и нашла слова, которыми хотела воспользоваться:

Сила Трех,

Прежде разрозненная,

Восстанавливается

И отправляет тебя

В небытие.

Тимоти взбрыкнул разок, а когда заморозка времени кончилась, страх и боль исказили его лицо. Спустя мгновение стал виден источник этого страха и боли: трескучий звук, едкий, прогорклый запах, затем из–под его кожи вырвалось пламя и начало пожирать его, превратившись в огромный огненный шар.

Сестры смотрели, взявшись за руки, пока он не исчез, а от огня остался лишь слабый след на тротуаре. След казался давнишним, словно здесь многие годы назад что–то горело, и Пейдж подумала, что к утру он, возможно, совсем исчезнет. Но память о Тимоти будет жить гораздо дольше. Люди, чьи близкие погибли от его руки, всю жизнь будут помнить своих любимых. Но он больше никого не убьет, и когда–нибудь даже те, кто пребывал в трауре, вспомнят счастливую пору, проведенную вместе с любимыми. Круговорот времени продолжится, рождение, жизнь и смерть будут вечно сменять друг друга, но Тимоти в этом не сможет принять участия. Он проиграет, как всегда проигрывает зло, ибо даже содеянное им однажды перестанет причинять боль.

Он уже проиграл. Его уже не было. А это хорошо. Завтра наступит совсем другой день, день без Тимоти Макбрайда. Она пойдет на работу и придумает, как помочь бедному мистеру Буну, а это принесет ей совсем иное удовлетворение.

— Знаешь что? — заговорила Пейдж.

— Что? — откликнулась Пайпер.

— Пойдем домой. Побудем вместе. Посмотрим телевизор, поиграем во что–нибудь. Ну, не знаю, проведем время по–семейному.

— Мне это нравится, — отозвалась Фиби. Она щелкнула пальцами: — Вези нас, Лео!

Унося их, Лео бормотал:

— Я всегда придерживался такого мнения: «Пора домой, Джеймс».

ЭПИЛОГ

Они вернулись домой, но всего лишь на короткое время.

Вскоре после прибытия Пайпер случайно взглянула на часы, висевшие на стене в кухне.

— Вот это да, — сказала она. — Уже позднее, чем я думала.

Пейдж почувствовала, как у нее портится настроение.

— Пайпер, ты что, сегодня работаешь?

— Приходится, — ответила Пайпер, пожав плечами. — Знаешь, я не настолько богата, чтобы играть роль владельца, которого не бывает на предприятии. Они и без меня знают, что делать, но когда я там, всем становится легче.

— Вот и закончился наш домашний вечер, — нахмурившись, сказала Фиби.

Однако лицо Пейдж медленно расплывалось в улыбке.

— Нам ни к чему сидеть дома. Мы везде можем оставаться сестрами, — сказала она. — А иногда веселее быть сестрами там, где играет музыка и танцуют, где многолюдно и шумно.

Фиби даже не стала раздумывать.

— Я готова, — заявила она. — Пайпер, ты не возражаешь?

Пайпер сделала серьезную мину:

— Гм, давайте подумаем… все желают побывать в моем ночном клубе и потратить там не только время, но и деньги. Посетительницы, которые, как мои сестры, являются привлекательными молодыми женщинами, своим присутствием подстегнут мужчин не только задержаться в моем ночном клубе, но и оставить там деньги. Нет, я, пожалуй, соглашусь.

— Деньги? — спросила Пейдж. — Разве ты не угощаешь нас?

Пайпер воздела руки к небу, изображая отчаяние:

— Ты слишком торгуешься. Ладно, угощаю. Но чаевые за вами. Я терпеть не могу тех, кто жадничает на чаевых.

Пейдж заметила, что Фиби уставилась в пол:

— Что случилось, Фиби?

— Знаете, сегодняшнее собеседование не стало для меня звездным часом, — сказала она. — Боюсь, мне не предложат эту работу. Они, возможно, проведут дезинфекцию всего здания, поскольку я осмелилась там чихнуть, и не удивлюсь, если мне пришлют счет за это.

— В таком случае их отказ был бы для тебя благословением, — заметил Коул.

— Работа не помешала бы, — возразила Фиби. — Но, может быть, другая.

— Фиби, сегодня я заменю тебя, — сказала Пейдж. — Во всяком случае, на чаевые уйдет не так уж много, а какой смысл терпеть неучтивость мистера Коуана, если я не способна иногда пригласить сестру куда–нибудь? Я угощаю. Я угощаю всех. — Она взглянула на Пайпер, и та кивнула. — То есть чаевые за мной, а всем остальным угощает Пайпер.

Она заметила, что Коул и Лео переглянулись. Оба пойдут вместе с ними. Демонические дела больше не отвлекали Коула по ночам, а когда у Лео не возникало ничего срочного по ангельской линии, он любил бывать с Пайпер.

Она не возражала. Изречение «чем больше, тем веселее» стало избитой фразой, но иногда оно соответствовало действительности. У нее возникло ощущение, что как раз сегодня вечером настанет такое время.

Они провели в «РЗ» уже час, когда заявился Деррил Моррис. Его темно–синий костюм был помят и покрыт грязью, щеки заросли щетиной, и в общем, по мнению Фиби, у него был вид человека, который слишком переволновался и не выспался. Но он улыбался, когда приближался к полукруглой кабине, где она сидела рядом с Пейдж, беспечно болтавшей без умолку в свойственной только ей манере. Коул сидел напротив нее — ей так нравилось, — а Лео напротив Пейдж, для Пайпер оставили место на случай, если она улучит момент, оторвется от своих обязанностей и подойдет к ним.

Лео указал на свободное место.

— Чувствуйте себя как дома, инспектор, — пригласил он.

Деррил кивнул, тяжело вздохнув. Он оперся руками о стол и медленно опустился на скамью, словно на его плечах лежал тяжелый груз.

— Трудный день? — громко спросила Фиби, чтобы перекричать музыку.

— Самый трудный, — ответил Деррил. — Мне еще предстоит вернуться и закончить работу с бумагами, лишь потом можно будет ехать домой.

— Значит, все еще на работе? — спросил Коул. — Это официальный визит?

— Только в самом неофициальном смысле, — ответил Деррил. Он понизил голос, и Фиби пришлось податься вперед, чтобы расслышать: — Никто не знает, что я здесь. Уйдя, я сам забуду, что заходил сюда.

— Поняла, — сказала Фиби.

— Правда? — спросила Пейдж. — А я не уверена, что много поняла…

— Я тебе потом объясню, — пообещала Фиби.

Деррил оглядел всех, сидящих полукругом за столом. Они с нетерпением ждали, когда он заговорит.

— Итак, сегодня вечером со мной произошло нечто странное, — наконец сказал он.

— Что именно? — спросила Пейдж.

— Я ехал с еще одним детективом через самую туманную часть города у края воды, чтобы засечь нашего убийцу до того, как тот доберется до очередной жертвы.

— Вы его обнаружили? — поинтересовался Лео с самым невинным видом.

Деррил проигнорировал вопрос.

— Проезжая через некое место, я был почти уверен, что слышал крик. На ходу, когда кругом много машин и туман, это было трудно определить точно. Мне даже показалось, что я вижу, как через туман проходят какие–то люди, но и это было трудно установить. Так что мы объехали пару кварталов и вернулись на то место. Это было на Левенуорт у Чеснут–стрит. И когда мы снова оказались в том месте, где, как мне показалось, я видел людей, там никого не было. Там было совсем пусто.

— Туман может творить странные вещи, — сказала Фиби. — Удивительные вещи.

Деррил никак не прореагировал на ее слова.

— Когда мы прибыли туда, там никого не было. Мы продолжили путь и через пару кварталов заметили молодую женщину, бежавшую со всех ног, словно за ней гналась сама смерть. На ней была форма официантки. Приятная молодая женщина. Мы остановили ее и поинтересовались, куда это она так спешит. Женщина ответила, что опаздывает и спешит забрать сына из детского сада. Я спросил, не слышала ли она чего–нибудь странного, и она ответила, что не слышала. Мы позволили ей идти к сыну.

— Деррил, разве это странно? — спросила Пейдж. — Если люди не видели ничего странного?

— В этом городе вроде бы да, — ответил Деррил. — Но дело в том, что если работаешь полицейским столько, сколько я, то запросто видишь, когда тебе врут. А та женщина врала. В этом не было никакого сомнения. Но поскольку она вроде бы не сделала ничего плохого, я позволил ей продолжить путь. И решил, что мне следует спросить вас, не известно ли чего–нибудь вам о странных событиях, которые могли произойти сегодня вечером в этом районе. Возможно, вы слышали, как кто–то кричал в тумане.

— Мы? — спросила Фиби. — Вы хотите знать, известно ли нам что–нибудь?

Показалась Пайпер и держалась некоторое время на расстоянии слышимости, затем подошла и перегнулась через стол.

— Это насчет того убийцы, за которым ты охотишься? — спросила она Деррила и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Самая лучшая новость заключается в том, что он больше не будет беспокоить тебя. И не будет больше никому угрожать.

— Но вы…

Пайпер прервала его:

— Убийств больше не будет. Дом на Тендерлой со всеми теми трупами? Того убийцы тоже больше нет. Больше никаких испытаний не предвидится, поверь нам на слово.

— Тот же парень? — спросил Деррил. — Спустя сто лет?

— Тот же парень, — подтвердила Пайпер. — Это один и тот же убийца, но он больше никогда не побеспокоит Сан — Франциско, — заявила Пайпер. — Не сейчас, не через сто лет. Никогда.

— Что ж, рад слышать, — сказал Деррил. — Не знаю, как отразить это на бумаге, но… — Он умолк и улыбнулся, будто вспомнив нечто приятное. — Но мне и не придется заниматься этим. Сегодня в полночь ФБР берет дело в свои руки. Они будут задавать вопросы, а если ответов не последует, то им и придется объяснять причины в письменном виде. — Он рассмеялся и хлопнул рукой по столу. — Пожалуй, это впервые.

— Что впервые? — спросил Коул.

— Впервые знакомство с Холлиуэлами привело к тому, что мне стало легче жить. — Тут тень пробежала по его лицу. — Вы ведь правду говорите? Вы точно знаете, что это так?

Первой заговорила Пейдж.

— Деррил, иногда надо просто кому–то доверять, — сказала она. — Пожалуй, это все, что мы можем сказать. Просто доверяйте нам.

Детектив выбрался из кабины. Он снова улыбался.

— Так я и поступлю, — сказал он. — Спасибо. — Он уже собрался уходить, но остановился, наклонился над столом и серьезно взглянул на них. — Надеюсь, там не осталось ничего, что могло бы выдать вашу причастность к этому? — спросил он. — Ничего такого, что бы могло найти ФБР?

Все задумались. Коул заговорил первым:

— Вряд ли. Я почти уверен, что следов не осталось. А если остались, то мы этим займемся.

— Прекрасно, — одобрил Деррил, кивнув с серьезным видом. — Займитесь.

Он попрощался и направился через толпу к выходу.

Когда он ушел, Фиби повернулась к Пейдж:

— Пейдж, ты дала хороший совет. Очень мудрый.

— Что?

— Когда ты говорила о том, что надо просто кому–то доверять. Я последую ему.

— Иногда это совсем не легко, — смеясь, сказала Пейдж. — Но все же стоит попробовать.

Фиби посмотрела на свою младшую сестру, которая иногда казалась такой легкомысленной, а в действительности обладала исключительной проницательностью, выручавшей ее в случае необходимости. Возможно, по причине того обстоятельства, что Пейдж выросла вдали от сестер, она по–другому подходила ко многим вещам, по–иному смотрела на мир, возможно, решала проблемы под углом зрения Мэттьюсов, а не Холлиуэлов. Как бы то ни было, Фиби радовали эти качества сестры, и она знала, что на этот раз Пейдж совершенно права.

Всегда надо кому–то доверять. Игра стоит свеч.

Оглавление

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ЭПИЛОГ