обнажала собственную спину, как ни одна из дам на балу в Адлоне. Редакция забыла, что газета не может состязаться с нынешними дамами в самообнажении, не рискуя попасть под суд. Правдолюбие Йере Суомалайнена постепенно превратилось в петлю, затягивающуюся вокруг его шеи: его заклеймили как антипатриота, как опасного фантазера, для которого самым разумным было бы помалкивать, а еще лучше – расстаться с родиной.
Но Йере хотелось сказать еще многое. У него было больше невысказанных мыслей, чем у трудолюбивого крестьянина – зерна, а у лодыря – сора.
И он говорил неутомимо. Говорил до тех пор, пока его не заставили отдохнуть в Катаянокской тюрьме. Восемь месяцев Йере молчал. Когда он снова получил возможность пользоваться гражданскими правами, его «открыли» вторично.
На сей раз «открывателем» был некий гостящий в Финляндии американский финн, с которым Йере случайно встретился за одним столиком в ресторане «Алко». Это был господин по имени Исаак Риверс, по профессии массажист, по званию «врач-физиотерапевт», по внешности сангвиник, а по природной склонности большой любитель пива, привыкший заботиться о том, чтобы горло его всегда было смочено, так же как волосы напомажены. Знакомство состоялось после третьей кружки пива, и они сразу же перешли на «ты».
– Ты живешь вовсе не в той стране, в какой следует, мистер Суомалайнен,
– сказал физиотерапевт, бегло ознакомившись с биографией Йере. – Я бы с твоими способностями давно переехал в Америку, где сосредоточено все, что есть величайшего в мире.
– Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, – отвечал Йере. – Я ведь по профессии преподаватель иностранных языков и журналист, а в Америке, кажется, нет недостатка ни в тех, ни в других.
– О, конечно, недостатка нет. Это верно. Но я же сказал, что Америка держит во всем мировое первенство, и поскольку ты, как я узнаю, величайший на свете правдолюбец, дядюшка Сэм наверняка примет тебя с распростертыми объятиями.
Йере на минуту отдался размышлениям, а затем задумчиво произнес:
– Я душой и телом финн – об этом говорит даже мое имя. Не могу я бросить родину.
Мистер Риверс снисходительно улыбнулся:
– Родина для человека там, где он может свободно говорить правду. Из тебя быстро получится гражданин вселенной, только тебе надо переменить имя на… Джерри Финн! Да, но говоришь ли ты по-английски?
– Почти так же хорошо, как англичане, и лучше, чем американские финны,
– отвечал Йере с некоторой гордостью, потому что в его крови накапливались градусы и он достиг той степени опьянения, когда у человека на кончике языка скачет маленький хвастунишка.
– Ну вот, о'кэй! – воскликнул мистер Риверс, который сорок два года назад мальчишкой батрачил в здешних краях и которого в водной деревне Илмойла звали когда-то Ийсакки Иокинен.
И случилось так, что судьба поплевала на палец и перевернула страницу,
– как сказал бы наш писатель Хенрикки Юутилайнен. Мистер Исаак Риверс и журналист Йере Суомалайнен стали хорошими друзьями. Йере всерьез решил сделаться гражданином вселенной, и мистер Риверс сам предложил быть его поручителем.
На другой день они отправились в консульство Соединенных Штатов. Мистер Риверс излагал консулу суть дела, а Йере служил им переводчиком. Йере сделал решительный шаг: подал в консульство заявление со всеми нужными бумагами и предупредил профессора Колунова о своем уходе с поста редактора газеты, – как только будет получено иммиграционное разрешение.
Профессор права, толстяк, обладавший званием почетного доктора одиннадцати иностранных университетов и маленькими живыми глазками, пронзил Йере взглядом и с удивлением спросил:
– Зачем это?
– Мне нужно переменить климат, – отвечал Йере.
– Неправда! Вы величайший на свете лжец! Вы обманываете даже тогда, когда говорите правду.
– Главное – быть хоть в каком-нибудь отношении величайшим в мире, – не без скромности заметил Йере.
– Вы вечно чем-то недовольны, – продолжал одиннадцатикратный почетный доктор. – Вам нужен райский климат и избранное общество преисподней, иначе вам все не по душе. Так, стало быть, перемена климата?
– Вот именно. Особенно не по душе мне пришелся климат тюрьмы.
– А как же идеалы? Год назад вы обещали посвятить всю свою жизнь правде и только правде. Эмиль Золя говорил: «Правда отправилась в далекий путь…»
– Я тоже отправляюсь, – перебил Йере.
Правдолюбивый юрист двинулся на Йере, словно танк, глядя ему прямо в глаза и подавляя всякую попытку захватить инициативу в разговоре.
– Господин магистр, – проговорил он не без иронии, – у французов была поговорка: «Лучшее лекарство от перхоти – гильотина». А я вам скажу: лучшее отрешение от правды – покинуть редакцию «Правдивого слова» немедленно, не дожидаясь иммиграционного разрешения.
В жизни Йере это был шестнадцатый случай, когда ему давали полный расчет. Он поспешил в гостиницу «Хельсинки», чтобы повидать мистера Риверса, но тот испарился, точно эфир. Лишь в книге записи
Последние комментарии
42 минут 39 секунд назад
59 минут 19 секунд назад
1 час 11 минут назад
1 час 17 минут назад
3 часов 48 минут назад
3 часов 52 минут назад