Поселок на трассе [Николай Иосифович Сказбуш] (fb2) читать постранично, страница - 3

строительстве.

— Не верю в твой хитрый умысел, Никита, никогда не отличался подобным.

— А вот представьте… Расчетливо обдумано, холодно взвешено. Спросите у Анатолия. Всю дорогу мы обсуждали мой план. Решение твердое — вы мой главный консультант проекта, Вера Павловна!

— Я не зодчий.

— Вы зодчий, Вера Павловна. Зодчий! В этом смысл, счастье и трагедия вашей жизни, трагедия потому, что всегда находитесь в некой точке между нашими душами и привычными нормами бытия.

— Любишь высказываться!

— Устами младенца, Вера Павловна… А впрочем, мы все говоруны. Или нет, другое — словесная оболочка, предполье, самозащита. Жизнь усложнилась предельно. Идем, защищаясь, прощупывая, где пустота.

Им удалось вдосталь наговориться — застряли на хуторе Тополики, мотор перегрелся, водитель выключил зажигание, поил его ключевой. Открыл капот, как распахивают окно в душный день.

Было тихо и тревожно. В близкой роще гулял сквознячок. На открытых солнцу по-весеннему нежных ладошках подорожника серебрились капли дождя. На плантациях, подоткнув юбки, чтобы не марались влажной зеленью и грязью, работали девчата; другие в мини-юбках и сарафанах до пят, слонялись вокруг машины, лузгали семечки.

Заурчал мотор, водитель вскочил в кабину, нажал было на рычаги, но тут кто-то выкатил из сельмага детскую коляску, сохранившую следы упаковки, превосходную, на пружинных подвесках, с круговым обзором, просторную, как раз для двойни; гнал коляску перед собой, размахивая свободной рукой и голосуя:

— Павка, гад. Не слышит, не видит. Притормози!

В салоне зашумели: «Вот дед дает! Семен Кудь для внуков старается!». Застучали кулаками в кабину:

— Павлик… Павка, тормозни, надо подобрать Семена Кудя, а то ж он застрянет здесь с коляской.

Стали подбирать Кудя с коляской, помогали втащить в салон.

— Ой, смотрите, — выпучила глаза дородная краснощекая молодуха, прижимая к груди ворох городских покупок. — Оказывается, всего делов — двойня. А наговорили! — Она оттолкнула накатившуюся коляску коленкой. — А я ж думала, с одного раза мать-героиня.

— Заткнись, ты… — озлился запыхавшийся Кудь. — Нахапала под прилавками барахла, так ото сиди и держи покрепче.

— Ну, ты, свекор, я не твоя невестка; на свою грымай, если уж угодила в Кудиеву хату!

Семен Кудь собирался ответить ей подобающе, но, приметив Веру Павловну, запнулся.

— Почтение, Вера Павловна!

Тогда и другие заметили учительницу:

— Вера Павловна, здравствуйте… А мы ж все вперед и вперед, не оглядываемся.

Семей Кудь придерживал коляску, чтобы не прыгала на кренах и поворотах.

— Вот, Вера Павловна, поздравьте, внучатам везу. На подходе для вас новое пополнение.

— Я и гляжу, Семен Терентьевич, — деда в коляску запрягли, а что ж родители?

— А что родители? Они свое дело сделали.

— Семен Терентьевич, а меня не признали? — оглянулся на Кудя Никита.

— Эй, Микита! А я ж думаю, чья ж это борода, всем бородам борода? Надолго к нам? В гости или на проживание?

— Работать. Район будем перестраивать.

— Это мы в курсе. Нас не забывай, наведайся, новость имеется, Ольгу Крутояр засватали!

— Не упустите невесту, Семен Терентьевич, больно уж хороша…

— Куди плохих не сватают… Загляни, не откладывай. Потолкуем. Дела у нас великие. И на заводе. И по улице. Всю Моторивку перестраивать будут.

В салоне негромко судили-рядили. У Кудей всегда маята — в цеху аукнется, в хате откликнется. Сейчас все Куди от мала до велика коленчатый вал переживают, колдуют, голову ломают, как бы с вала стружки поменьше сходило…

— С кой-кого стружку сдерут, запомнится им вал коленчатый.

— А разве у тебя не так? Не тем дышите?

— Так, да не так. Мы люди обстоятельные, в каждом разе свое обстоятельство, цех — одно, хата — другое, незачем одно с другим путать.

Анатолий отодвинулся к окну, как бы предвидя, что к нему обратятся, и не желая, чтобы обратились, Вера Павловна угадала его состояние.

Лицо в мелькающих тенях, болезненная бледность, особо приметная рядом с обветренным, загорелым лицом Никиты: черные, заботливо выращенные усы на бесцветном лице выделяются резко, под усами едва приметный шрам; упрям, задирист не менее Никиты, но сдержан, все время контролирует себя — поднял руку пригладить усы и тотчас отдернул, подавил навязчивое движение. Почему так скупо отозвался о нем Никита? Что было потом, после студии? Служил? Что-то произошло, о чем не хотят сейчас говорить, но все время на уме — значит, неизбежно скажется. Ей хорошо знакомо, сродственно это состояние.

Вера Павловна невольно подумала о своем сыне, Андрюшке, вот такой же, мнящий о себе, хотя