Бедный Коко [Джон Роберт Фаулз] (fb2) читать постранично, страница - 7

Бумажник был у меня в куртке на вешалке за дверью, которая открывалась – и была сейчас открыта к стене, а потому она не была видна. Он снова повернулся ко мне.

– Ну, это вроде как если бы завтра все покончили с собой, так не было бы проблемы с перенаселением.

– Боюсь, я не вижу параллели.

– Ты просто бормочешь слова, мужик. – Он отошел ближе к окну и уставился на себя в небольшое зеркало эпохи Регентства. – Если бы все делали это, если бы все делали то. Да ведь не делают, верно? Вроде: вот если бы система была другой, меня бы сейчас тут не было. А я тут. Верно?

И будто подчеркивая свою тутошность, он снял зеркало со стены, и я перестал играть Алису в этой Стране Чудес антилогики. Я то, что я есть, – очень уместно в своем наиболее знаменитом контексте, но это не основа для разумного разговора. Он, казалось, поверил, что отметание категорического императива заставило меня замолчать, и теперь отошел к двум акварелям на задней стене комнаты. Я увидел, как он по очереди сиял их и долго разглядывал, ну прямо как будущий покупатель на деревенском аукционе. В заключение он сунул их под мышку.

– Через площадку – там что-нибудь имеется?

Я выдохнул.

– Нет, насколько я знаю.

Но он уже исчез в соседней комнате со своей «добычей». Я услышал, как снова выдвигаются ящики. Гардероб. Сделать я ничего не мог. Бросок вниз к телефону даже в моих исчезнувших очках никаких шансов на успех не имел.

Я увидел, как он вышел и наклонился над чем-то на площадке – сумка или баул. Зашелестела бумага. Наконец он выпрямился и опять встал в дверях моей комнаты.

– Маловато, – сказал он. – Неважно. Еще только ваши деньги, и все.

– Мои деньги?

Он кивнул в сторону комода:

– Мелочь я вам оставлю.

– Но вы же взяли уже достаточно?

– Извините.

– У меня с собой очень мало.

– Значит, вы и не хватитесь. Верно?

Он не сделал никакого угрожающего жеста, в голосе не звучало явной угрозы – он просто стоял и смотрел на меня. Но дальнейшие увертки казались бесполезными.

– За дверью.

Он опять нацелил палец и закрыл дверь. Открылась моя спортивная куртка. Очень глупо, но я почувствовал смущение. Не желая тратить время на поиски банка в Дорсете, я перед тем, как уехать из Лондона, кассировал чек на пятьдесят фунтов. Конечно, бумажник и банкноты он нашел сразу же. Я увидел, как он вынул банкноты и быстро их пересчитал. Затем, к моему изумлению, он подошел к кровати и уронил одну на ее край.

– Пятерка за попытку. Лады?

Остальные деньги он засунул в карман брюк, затем лениво покопался в бумажнике. Наконец вытащил и оглядел мою банковскую карточку.

– Э-эй! Только сейчас дошло. Это же вы на столе внизу.

– На столе?

– Напечатанные листы и прочее.

Три первые напечатанные главы. Он, наверное, прочел титульный лист и запомнил мою фамилию,

– Я приехал сюда закончить книгу.

– Вы пишете книги?

– Когда меня не грабят.

Он продолжал осматривать бумажник.

– А какие книги?

Я не ответил.

– Ну, так о чем та, внизу?

– О ком-то, про кого вы не слышали, и, пожалуйста, нельзя ли нам покончить наконец с этим отвратительным делом?

Он закрыл бумажник и бросил его рядом с пятифунтовой купюрой.

– Почему вы так уверены, что я ничего не знаю?

– Я вовсе не имел этого в виду.

– Такие, как вы, ну совсем не понимаете таких, как я.

Я попытался подавить нарастающее раздражение.

– Тема моей книги – давно умерший романист по фамилии Пикок. Теперь его практически не читают. Я хотел сказать только это.

Он вглядывался в меня. Я нарушил еще какую-то новую заповедь и понял, что мне следует быть осторожнее.

– Лады. Так зачем же вы о нем пишете?

– Потому что восхищаюсь его творчеством.

– Почему?

– В нем есть качества, которых, на мой взгляд, очень не хватает нашему собственному веку,

– И какие же?

– Гуманизм. Воспитанность. Глубокая вера в… – я чуть было не сказал «порядочность», но успел поправиться, – …здравый смысл.

– А я так люблю Конрада. Лучший из лучших.

– Очень многие разделяют вашу точку зрения.

– А вы нет?

– Он прекрасный романист.

– Лучший из лучших.

– Бесспорно, один из лучших.

– У меня к морю что-то есть. Понимаете, о чем я? – Я кивнул, надеюсь, достаточно одобрительно, но он, видимо, все еще переживал мою шпильку о писателях, про которых он не мог слышать. – Иногда натыкаюсь на книги. Романы. Исторические. Книги по искусству. Беру их домой. Читаю их. Ну, как на спор, я про антиквариат знаю побольше тех, кто им торгует. Понимаешь, я хожу в музеи. Просто смотреть. Музея я никогда не сделаю. По-моему, сделать музей значит сделать каждого бедного дурака, который ходит туда и смотрит.

Казалось, он ждал отклика. Я опять слегка кивнул. У меня разбаливалась спина. Так напряженно я сидел, пока он молол этот вздор. И дело было не в его манере, а в темпе, который он задал – andante^[2], хотя полагалось бы prestissimo^[3].

– Музей – это как всему следует быть. Никакого частного владения. Только в музеях. Куда может пойти каждый.

– Как в