Перепелка — птица полевая [Александр Макарович Доронин] (fb2) читать постранично

Александр Доронин Перепёлка — птица полевая

«Свет не только тот, который в окне, за окном его еще больше».

Эрзянская поговорка

Первая глава

Низко плывущие густые облака, кажется, еще более утяжелили мартовскую ночь.

В селе Вармазейка всё погрузилось во тьму. Лишь в некоторых домах мигали огоньки. Только Дом культуры осветлял улицу всеми окнами. Там шло собрание: скоро посевная, сельчане решали те вопросы, о которых переживали всю долгую зиму.

Первым взял слово председатель колхоза Вечканов. Ивану Дмитриевичу под пятьдесят. Низкого роста, сухощавый, из-за трибуны виднелся только его длинный нос и широкий лоб, на который то и дело спадала черная прядь. Говоря об общественных делах, председатель махал руками, как будто показывал, на которое поле вначале выходить, на которое — после, и чем там заниматься. Наконец-то закончил речь, сел на место, стал платочком вытирать вспотевшее лицо. И цифры, видимо, в пот бросают…

Встал Ферапонт Нилыч Судосев, сельский кузнец. За глаза в селе его звали Човаром (ступой): то ли за острый язык, то ли за неустанный труд в кузнице. Разговор перешел на другую тему, и это больше всего встревожило людей.

— Недавно я ездил за мукой в магазин — раздался точно бьющий о кувалду его голос. — День задарма пропал: муки не купил, расстроился. Нет муки — да и все тут. Дело, конечно, не в ней, а в том, что не заботятся о людях. Тогда, спрашивается, чем занимался всю зиму председатель сельсовета? Кивнув в сторону президиума, прибавил: — Это я тебе говорю, Куторкин!

— Бей, бей его! — подбодрил сзади чей-то голос. — Семен Филиппыч одно знает — «лишнее» молоко собирает. Коровы у меня нет — осенью продал — постарела. А Куторкин, видать, моего быка тоже счел за дойную корову.

Все катом покатились от смеха.

Судосев продолжал:

— Здесь наш председатель сказал: все трактора отремонтированы. Где все, Иван Дмитриевич? «Дизель» Варакина до сих пор в мастерской. Не собранными стоят четыре культиватора, да и сеялки в снегу…

— Ты, Ферапонт Нилыч, точно ревизор, — усмехнулся Куторкин. Он сидел в президиуме, и, как сова, смотрел в зал. — До выхода в поле еще цела ков1…

— Ковось, нама, ков, ды эрьвась якшамосо синди подков. Сам знаешь, — Судосев с прищуром посмотрел Куторкину в глаза, — некоторые среди нас не столь работают, сколь о карты трут руки. Недавно зашел в дом механизатора, там Вармаськин с тремя практикантами дамами вальтов покрывают…

Когда прекратился смех, Судосев стал рассказывать о том, как они готовят семена, чего не хватает в хозяйстве.

Затем слово взял агроном колхоза Павел Иванович Комзолов. Не успел подняться на трибуну, неожиданно от двери во весь голос закричали:

— По-ж-ж-а-р-р!

Все гурьбой кинулись на улицу. У Суры полыхало большое зарево. От летящих искр и огня небо покраснело раскаленной сковородой, словно по нему разлилась летняя заря.

Бам-бом! Бам-бом! — всем своим звоном бил-плакал пожарный колокол, извещая о постигшем село горе, звал тушить пожар.

Горела конюшня, где держали купленных в прошлом году племенных лошадей. Когда люди прибежали на пожар, дед Эмель, конюх, успел их выпустить. Лошади испуганно неслись вдоль пылающей конюшни и громко ржали.

— Ой, Гнедой на смог выскочить, Гнедой! — махал руками старик. Подбежал к воротам и стал кричать: — Оть, оть, оть! — Навстречу полыхнуло пламя. Конюх отпрянул в сторону.

Комзолов схватил попавшие под ноги оглобли, побежал с ними в другой конец двора, к левым воротам. Они были под замком.

— Эх, пустая голова, до сих пор не догадался, держишь их закрытыми, — проклинал он конюха.

Оглоблями оторвал петлю, ворота рухнули под ноги. Комзолов кинулся внутрь длинного двора. Там дышать было нечем. В нос бросился запах горелого сена и мяса. В левом углу, недалеко от Гнедого, лежа на спине, бил ногами жеребенок. Комзолов понял, что ему уже помочь нельзя, — при выходе, наверно, помяли, и он бросился к жеребцу.

Передние ноги Гнедого были опутаны кожаными вожжами, привязанными к вбитому в стену штырю.

«Вот почему бедняга не мог освободиться!» — промелькнуло в голове у Павла Ивановича. Хотел выхватить вожжи, но жеребец близко не подпускал: лягался. Комзолов бросился к ближнему окошку, локтем разбил стекло, крикнул на улицу:

— Топор дайте!

…Когда агроном вышел за жеребцом, тающий под ногами снег показался ему расстеленным жёлтым платком. Голова кружилась.

Люди швыряли снег на горящие бревна. То и дело слышалось:

— Разве так потушишь!? Нужна вода или песок.

— Где ж пожарная машина?

— Э, друг… Пожарники такой народ — сейчас, наверное, дрыхнут и видят шестой сон.

— Не мели языком. Вон едут.

— Едут — то едут, а пользы как от козла молока. Бочка воды для такого огня что плевок.

Вечканов суетился около сломанных ворот, успокаивал людей:

— Хорошо хоть лошадей спасли. Конюшня старая — свое