В безумии [Клиффорд Саймак] (fb2) читать постранично

Клиффорд Саймак В безумии

ФАНТАСТИЧЕСКИЕ РОМАНЫ

ЦЕНТРПОЛИГРАФ

Москва

1992

Туда и обратно

1

Человек вышел из сумерек, когда отблеск последних желто-зеленых лучей солнца еще держался на западе. Он помедлил у края патио и позвал:

— Мистер Адамс, это вы?

Скрипнуло кресло, Кристофер Адамс приподнялся, слегка напуганный этим голосом. Потом он вспомнил. Новый сосед напротив, через луг, поселился день-два тому назад. Джонатан сказал ему об этом, а Джонатан знал все сплетни на сто миль вокруг как о людях, так и об андроидах и роботах.

— Входите, — произнес Адамс, — рад, что вы заглянули. — Он надеялся, что его голос звучит сердечно, по-добрососедски, как он и старался. Потому что Адамс не радовался визиту.

Он был немного подавлен этой внезапной появившейся из сумерек тенью, теперь направлявшейся к нему через дворик. Он мысленно провел рукой по бровям. «Это мой час, — подумал он, — один час, который я оставляю себе. Час, когда забываю… забываю тысячи проблем, касающихся других звезд. Забывая их, я возвращаюсь к зелени и черноте, тишине и тонкости красок заката, который бывает только на моей собственной планете. Потому что здесь, на этом патио, нет ни ментофонных репортеров, ни донесений роботов, ни галактических коффинационов, ни координационных конференций, ни психологических интриг, ни чуждой реакции. Ничего запутанного и таинственного. Хотя я могу ошибиться, потому что здесь есть тайна, но тайна старая, добрая, которую можно понять и которая остается этой тайной только потому, что я так хочу. Тайна вечернего козодоя в темнеющем небе, загадка светлячка, летящего вдоль живой изгороди из сирени».

Половиной своего сознания Адамс сознавал, что незнакомец перешел через патио и сейчас протягивает ему руку, а другой половиной он еще раз подумал о почерневших телах, лежащих на берегу реки на далеком Альдебаране XII, и исковерканной машине, приткнувшейся возле дерева, а андроиды были почти людьми. А люди не должны умирать от насилия, если это не насилие другого человека. Но насилие человека над человеком возможно только для защиты чести, с соблюдением всех формальностей дуэльного кодекса, в менее джентльменских делах подобное насилие оправдано только чувством мести или справедливого возмездия. Потому что жизнь человека священна… Она должна быть такой или ее не будет… Человек, к несчастью, так малочислен.

Насилие или случайность? Случайность нелепа. Подобных случайностей встречалось мало, фактически почти ни одной, полное совершенство механического обслуживания. Почти человеческая интеллигентность и реакция механизма на любую опасность уже давно свели возможность подобных случайностей практически к нулю. Ни одна машина не могла быть настолько грубой, чтобы врезаться в дерево. Более тонкая, менее явная опасность — возможна. Но дерево — никогда. Итак, это, вероятно, было насилие. Но не человека, так как человеческое насилие оказалось бы явным. Насилия человека нечего было опасаться… Никакой ответственности по суду, едва ли ответственность по моральному кодексу, к которому мог быть привлечен убийца-человек.

Трое мертвых. Три смерти на расстоянии пятидесяти световых лет от Земли, и это событие было очень важным для человека, сидевшего в своем патио на Земле. Вещь первостепенная, так как ни один человек не должен умирать от рук иных, чем человеческие. Человеческая жизнь не должна отниматься нигде в Галактике, иначе человек навсегда исчезнет и огромное галактическое братство разума обрушится в темноту и бесконечность, которые удавалось рассеивать только человечеству.

Адамс глубоко погрузился в свое кресло, пытаясь расслабиться, злясь на себя за эти мысли, потому что его правилом было не думать в это время сумерек ни о чем или пытаться не думать, если это возможно.

Голос незнакомца, казалось, шел издалека, но Адамс знал, что тот сидит рядом.

— Хороший вечер, — сказал незнакомец. Адамс хмыкнул.

— Вечера всегда хороши. Парни из службы погоды не пропускают дождь допоздна, пока все не уснут.

В чаще, внизу по склону холма, дрозд запел вечернюю песню, и плавные звуки лились, как рука, ласкающая дремлющий мир. Вниз по ручью лягушка или даже две пробовали свои глотки. Далеко, в каком-то неясном потустороннем мире ночной козодой завел свою нехитрую песню; там и сям за лугом зажигались огни.

— Это лучшее время дня, — сказал Адамс. Он опустил руку в карман и вынул кисет и трубку.

— Закурите? — спросил он. Незнакомец покачал головой:

— Видите ли, я здесь по делу.

— Посетите меня утром, в таком случае. Я занимаюсь делами в рабочее время. — Голос Адамса стал твердым.

Незнакомец мягко сказал:

— Это об Ашере Саттоне.

Тело