Робур-завоеватель [Жюль Верн] (pdf) читать постранично, страница - 2

говорить, что тысячи газетных листков
занялись этим делом, судили о нем вкривь и вкось,
проясняли или затемняли его, сообщали истинные
или ложные факты, пугали или успокаивали своих
читателей — и все для увеличения тиража, — словом,
всячески
будоражили
публику,
и
так
уже
потерявшую покой. Политика сразу же была забыта,
кстати оказать, от этого ничего не изменилось.
Однако что же все-таки произошло?
Запросили мнение обсерваторий всего мира. Если
они не смогут ответить, тогда зачем вообще нужны
обсерватории? Если астрономы, которые запросто
обращаются со звездами, отстоящими от них за сто
тысяч миллиардов лье, не способны понять природу
космического явления, происходящего всего лишь в
нескольких километрах, тогда зачем вообще нужны
астрономы?
Сколько телескопов, подзорных труб, зрительных
стекол, биноклей, очков, лорнетов устремлялось к
небу в эти чудесные летние ночи, сколько глаз
припадало к окулярам оптических приборов всех

видов и размеров, — сосчитать невозможно! Но уж
никак не меньше нескольких сотен тысяч, другими
словами — в десять, в двадцать раз больше, чем
можно увидеть звезд на небосводе невооруженным
глазом. Нет! Никогда еще солнечное затмение,
наблюдаемое одновременно из всех пунктов земного
шара, не привлекало такого количества зрителей.
Обсерватории ответили, но недостаточно ясно.
Каждая придерживалась собственного, отличного от
других, мнения. И это привело к тому, что в конце
апреля и начале мая в мире ученых вспыхнула
настоящая междоусобная война.
Парижская
обсерватория
проявила
особую
сдержанность. Ни одно из ее отделений ничего
толком не сказало. В отделении математической
астрономии не снизошли до наблюдений; в
отделении меридиональных измерений ничего не
обнаружили; в отделении физических наблюдений
ничего не заметили; в отделении геодезии ничего не
открыли; в отделении метеорологии ничего не
увидели; наконец, в отделении подсчетов попросту
ничего не разглядели. Признание по крайней мере
было
чистосердечным.
То
же
чистосердечие
проявили обсерватория Монсури и магнитная
станция парка Сен-Мор. То же почтение к истине в
Бюро
долгот.
Словом,
французы
откровенно
гордились своей откровенностью.
Провинция высказалась несколько определеннее.
Там признавали, что в ночь с 6 на 7 мая в небе
появился свет электрического происхождения,

который был виден не больше двадцати секунд. В
Пик-дю-Миди свет этот был замечен между девятью
и десятью часами вечера. В метеорологической
обсерватории Пюи-де-Дом его наблюдали между
часом и двумя ночи; в Мон-Ванту, в Провансе, —
между двумя и тремя часами утра; в Ницце — между
тремя и четырьмя часами; наконец, в Альпах, между
Аннеси, Бурже и Женевским озером, — в ту минуту,
когда заря позолотила небосклон.
Очевидно, было бы неправильно отвергать все
эти наблюдения целиком. Не оставалось ни
малейшего сомнения, что свет последовательно
видели в разных местах на протяжении нескольких
часов. Таким образом, либо его излучали различные
источники, двигавшиеся в земной атмосфере, либо
он был обязан своим происхождением одному
источнику, который перемещался со скоростью
около двухсот километров в час.
Однако наблюдалось ли хоть раз что-либо
необычное в атмосфере при дневном освещении?
Никогда!
Не раздавались ли по крайней мере в воздушных
сферах звуки трубы?
Нет! Призыва трубы ни разу не слышали между
восходом и закатом солнца.
В Соединенном королевстве все пребывали в
полной растерянности. Обсерватории никак не
могли договориться. Гринвич не соглашался с
Оксфордом, хотя обе обсерватории настаивали на
том, что «ничего не произошло».

— Оптический обман! — утверждал Гринвич.
— Акустический обман! — возражал Оксфорд.
Вокруг этого и велись споры. Но в одном они
сходились: все это обман!
Дискуссия
среди
берлинских
и
венских
астрономов грозила привести к международным
осложнениям.
Но
Россия
устами
директора
Пулковской обсерватории разъяснила, что обе
стороны правы: все определяла точка зрения, от
которой они отправлялись, пытаясь выяснить
природу загадочного явления, невозможного в
теории,
но
оказавшегося
возможным
в
действительности.
В Швейцарии — в обсерватории Саутис, в
кантоне Аппенцель, в Риги, в Гэбрис, на
наблюдательных пунктах Сен-Готарда, Сен-Бернара,
Юльера, Снмплона, Цюриха, Зомблика в Тирольских
Альпах — везде сохраняли крайнюю сдержанность,
столкнувшись с фактом, которого дотоле еще никто
и никогда не наблюдал. И это было вполне разумно.
Зато в Италии — на метеорологических станциях
Везувия,
в
наблюдательном
пункте
Этны,
помещавшемся в старинной Каза-Инглезе, на МонтеКаво — астрономы, не задумываясь, подтверждали
материальность пресловутого явления, ибо им
довелось однажды