Леопарды Кафки [Моасир Скляр] (fb2) читать постранично, страница - 31

быть, признаюсь, — он понизил голос. — Никому не рассказывай. Я коллекционирую мусорные контейнеры. Этот — десятый за последний месяц.

Шофер снова посмотрел на него ошарашено, и тут оба расхохотались. Шофер на прощание предложил свои услуги для будущих мусорных краж: мне только свистни! — и ушел. Мышонок принес из кладовки кусок брезента, расстелил его, вывернул на брезент содержимое контейнера и начал тщательно его изучать.

Поиски затянулись на долгие часы. В контейнере чего только не было: рваные бумажки, сожженные и полусожженные фотографии, апельсиновые корки, кожура бананов, пустые бутылки, окурки сигар и сигарет, спичечные коробки, одноразовые картонные тарелки с остатками еды.

Уже светало, когда Мышонок наконец нашел то, что искал: клочок бумаги со словами Leoparden in.

И это все, что осталось от текста Франца Кафки, чешского писателя, родившегося в Праге в 1883 году и умершего от туберкулеза в 1924-м. С этим обрывком, заключенным в рамку, Мышонок не расставался до конца жизни. В последние дни, уже в 1980-м, он стоял на тумбочке в изголовье его больничной кровати. О нем же он думал — и бредил — умирая. Старичку что-то мерещится, он все твердит о леопардах, говорили мне больничные санитары и сиделки. Но я-то знал, что это не галлюцинации, во всяком случае, не просто галлюцинации. В последнюю ночь я сидел у его кровати. Он лежал неподвижно, сжав кулаки.

Он стоял неподвижно, сжав кулаки. За его спиной — кованые ворота, храм, золотые жертвенные чаши, инкрустированные драгоценными камнями ослепительной красоты. И никто их не охраняет: жрецы в панике бежали. Остался один Мышонок. Мышонку страшно, но он не бежит. К храму он не имеет никакого отношения: не верит в тех богов, которым в нем поклоняются или поклонялись. Он вообще не признает религий: для него религия — опиум для народа. Но речь не об этом. Речь о другом, о самом важном для него. И потому он ждет, неподвижно, сжав кулаки. Ждет давно: много дней, может, недель или месяцев, а может, и лет. Да, именно, много лет. Много-много лет. Другой бы уже отступил. Но только не Мышонок. Мышонок уверен: они придут. Однажды он с ними уже встречался. Ему знакома их яростная решимость. Да, они явятся на эту последнюю встречу.

Стемнело, и из мрака голоса зовут его: иди сюда, Беньямин, заходи в дом, ужинать пора. Это родители, братья и сестры. Они переживают за него, не хотят, чтобы он рисковал. Мышонок тронут, но поста своего не оставит. Он дождется последнего боя. Так поступил бы Ёся, его друг Ёся. Ах, если бы Берта могла его сейчас видеть! Он защищает золотые стаканчики, он и не думает их воровать. Теперь она бы ему поверила, поняла бы, что он хотел сказать ей тогда, много лет назад, когда говорил о задании. Нет ни Ёси, ни Берты. Нет Жайми, отважного Жайми, разбившегося насмерть в машине в Сан-Паулу. Он один. Но это не важно.

Вдали слышен слабый шум, невнятное сопение. Он прислушивается: не они ли?

Они. Они спешат сюда по тропинке. Леопарды. Два роскошных представителя ныне исчезающего вида. Они бегут бок о бок, облизываясь. Их мучит жажда: уже много лет они не пили напитка, налитого в чаши, и аромат влечет их.

Увидев Мышонка, огромные кошки замирают. Маленький человек и мощные звери смотрят друг другу в глаза. Вот он, момент истины. Мышонок должен бы бежать: этого ждут леопарды. Пусть смывается, пусть садится в поезд и катится в свое жалкое местечко на юге России.

Но Мышонок не делает этого. Он просто стоит неподвижно, сжав кулаки. Но пасаран, бормочет он сквозь зубы. Но пасаран. Леопарды смотрят на него. Один из них издает громоподобный рык. Но Мышонок и бровью не ведет. Он стоит неподвижно, сжав кулаки. Но пасаран.

Леопарды разворачиваются и медленно исчезают во мраке, из которого и явились. Почти непроизвольно Мышонок громко вздыхает. Леопарды ушли. Где теперь леопарды? Не в храме. Нет, не в храме.

Теперь Мышонку можно и отдохнуть. Затворив врата храма, он уходит.