Украинское движение: краткий исторический очерк, преимущественно по личным воспоминанием [А Царинный] (fb2) читать постранично, страница - 4

Православную Церковь его материальной поддержки. Они низвели православие на степень хлопской, то есть мужицкой, веры, а часть русского простонародья, главным образом в Червонной Руси, силою загнали в унию с римским косциолом. Они изгнали русский язык из канцелярского употребления, заставили русских пользоваться в при­сутственных местах исключительно польским языком и этим путем втолкнули как в разговорный, так и в письменный русский язык множество польских слов и оборотов, чем лишили его пер­вобытной свежести и цельности. Особенно пострадал письменный русский язык. В середине XVII века — в проповедях, например, киевского монаха Оксенича-Старушича — он обратился в уродливый польско-русский жаргон.

В начале борьбы русских за веру и народность огромную роль сыграли организованные по католическому образцу церковные братства крупных городов: Виленское, Киевское, Луцкое и Львовское. Потом выступили на борьбу гетманы, то есть предводители, запорожских казаков в лице Григория Тискиневича^[13] и Петра Сагайдачного. Последнему, опираясь на вооруженную казацкую силу, удалось восстановить православную русскую церковную иерархию в Польше (1620) после отступничества Михаила Рого­зы^[14], Ипатия Поцея^[15] и их единомышленников. Наконец, поднялись стихийные казацкие войны, быстро изменившие свой первоначальный классовый характер в русско-национальный с лозунгами: «Чтобы имя русское не изгладилось в Малой Руси!», «Чтобы на русской земле не было ни жида, ни ляха, ни унии!». Богдан Хмельницкий в некоторых из своих универсалов называл себя гетманом (вождем) всех Русей, то есть Белой, Черной, Малой и Червонной. Отсюда совершенно ясно, что в душе у него сложилось уже сознание общих интересов всех русских, живших в пределах Речи Посполитой, а не только особых нужд днепровских казаков.

Тем не менее неудачная политика псковича Ордын-Нащокина^[16], дорожившего более прибалтийскими странами, соседними с родным ему Псковом, чем исконными русскими землями, подвластными Польше, привела к тому, что запас русской энергии в борьбе за веру и народность в Польше истощился, а московское правительство, по Андрусовскому договору 1667 года, со­гласилось на оставление за Польшей впредь всех русских земель на запад от Днепра, за исключением Киева и маленькой по пространству полосы, окружающей его на правом берегу Днепра, между Ирпенем и Стугной.

(обратно)

II

«Просвещенный» XVIII век был самым несчастным временем для русского населения в Польше. Оно представляло собою Всплошную массу мужиков, закрепощенных польским или опояченным душевладельцам. Разница веры клала неизгладимую пропасть между «паном»-католиком и «хлопом»-православным. Русского образованного общества не было, да и не могло быть, потому что не существовало русских школ для получения образования. Кто из русских учился в иезуитских (например, в Луцкой, существовавшей с 1608 года) или базилианских школах, становился поляком. Религиозными пастырями православного простонародья были невежественные священники («попы»), забитые и зависимые в каждой мелочи жизни от владельцев тех сел, где находились церкви, тем более что и самые церкви по польскому праву считались собственностью владельцев. Переход в унию являлся обыкновенно единственным средством для настоятеля мужицкого прихода сколько-нибудь улучшить свое по­ложение. Высшее правительство в лице королей-немцев Августа II^[17] и Августа III^[18] и обладавшего только призрачной королевской властью Станислава Понятовского^[19] было бездеятельно, слабо и более чем равнодушно относилось к нуждам русских закрепо­щенных «панам» мужиков.

Такая сеймовая и литературная борьба за веру и народность, какая велась в первой половине XVII века, была уже невозможна за полным отсутствием среди русского населения нужных для этого умственных сил. Казачество как политическое движение отжило свое время и сменилось диким разбойничьим гайдамачеством.

Между тем развивался процесс умирания польского государства.

Внутреннее разложение и политические интересы трех сосед­них держав привели к тому, что Польша в три приема была разделена между Россией, Австрией и Пруссией и в 1795 году прекратила свое независимое государственное существование. Польские историки, ищущие популярности, особенно теперь, когда благодаря счастливому для Польши стечению исторических обстоятельств она вновь получила самостоятельную государственность, изо всех сил стараются представить разделы Польши как ужаснейшее преступление и не находят слов, чтобы заклеймить позором императрицу Екатерину II как главнейшую якобы его участницу и виновницу. «Женщина-чудовище», «нравственный урод», «бесстыдная грабительница» — вот эпитеты, которыми они щедро ее награждают. Между тем