В садах Медичи [Жан-Клод Дюниак] (fb2) читать постранично, страница - 2

доверительно. Но она всё равно смущалась.

— Ты знаешь моё имя. А я твоего не помню.

— Это нормально. Я утонул на дне колодца твоей памяти, когда они забрали твои воспоминания.

Она потупила глаза.

— Я что, сделала это… из-за тебя?

— Может быть. Возможно.

Некоторое время они молчали. Она раскрыла свою книгу и прогнала муху, которая кружила над складками её юбки. Он внимательно наблюдал за ней. После их разлуки он предавался мечте о несбыточной встрече с идеальной спутницей, из памяти которой были бы стёрты все недоразумения и обиды. И вот его желание исполнилось, она забыла обстоятельства их разлуки, а ведь он сам хотел любой ценой вычеркнуть их из её воспоминаний. Казалось, теперь ничто не стояло на пути их вновь обретённой близости. Он набрался смелости и положил ладонь поверх её руки. Свою ошибку он заметил с опозданием. Она захлопнула книгу и быстро удалилась…

В эту ночь он плохо спал. По пути на работу он сделал крюк, чтобы не идти мимо садов. С наступлением сумерек всё же отправился туда, но никого там не нашёл.

По прошествии недели аллеи, посыпанные гравием, неотвратимо привели его к скамье и к женщине, которая там сидела. Он пролепетал извинение, но заметил по её удивлённому взгляду, что у неё не осталось ни малейших воспоминаний об их прошлой встрече. Его тревога улеглась, и он отважился улыбнуться ей. Десять минут спустя они возобновили своё знакомство.

Он привык почти каждый вечер находить её там, чтобы заново связывать нити, которые были перерезаны торговцами воспоминаний. Но потом каждый час, который она проводила вдали от него, снова разрушал ткань общих воспоминаний. Во время следующей встречи он терпеливо сплетал эту ткань заново. Со временем он весьма изощрился в этой игре и уже знал, как несколькими фразами восстановить доверительность, необходимую для их бесед. Однако дольше двух или трёх дней она не помнила ничего из того, что он ей говорил…

Если он хотел знать, сколько информации она забыла со дня последней встречи, ему достаточно было лишь взглянуть на роман, который она пыталась читать. Если закладка не продвинулась вперёд, его речь была забыта. История — как её собственная, так и персонажей романа — остановилась на одном месте. Правда, иногда она продвигалась на несколько страниц вперёд и припоминала его имя или узнавала его в лицо. В такие дни она приветствовала его робкой улыбкой и не находила странным то, что он садился рядом с ней. Однако на следующие дни закладка перемещалась назад, к началу главы, она начинала повествование снова и вынуждала его делать то же самое.

За горечь таких моментов он был вознаграждён сладким покоем тех мгновений, которые он мог проводить подле неё. Красота, которой блистали окружающие их сады, почти не менялась. Так, будто они занимали пограничную область между реальностью города и переменчивыми пространствами владений семьи Медичи. Тем не менее, механизмы каждое утро стирали следы их предыдущего дня и обновляли вялые листья, которые они растоптали накануне.

Она не замечала этого, а он страдал, оттого что в воспоминаниях сада мог оставить так же мало следов, как и в памяти своей спутницы. Одна лишь его душа сохраняла память истекших мгновений, и иногда он ловил себя на том, что сомневается в своём чувстве времени. Во время таких кризисов он убегал, не попрощавшись, или обращал в бегство её, проявляя слишком сильное нетерпение при переходе к самому важному…

Он приходил всё раньше. Едва закончив работу, отправлялся в сад и спешил прямиком вдоль аллеи, которая, казалось, вытягивалась позади него в бесконечность. Декоративные водоёмы отвечали на его появление струями фонтанов, а статуи распрямлялись, когда он проходил мимо. Он садился на скамью, и она закрывала свою книгу жестом, к которому он за это время уже привык.

День поминовения усопших он целиком провёл с ней. Её воспоминания о предыдущем дне были ещё почти невредимы, и она немного подвинулась, чтобы дать ему место. Книги при ней на сей раз не было. Может, она её забыла. Он постарался увидеть в этом хороший знак.

Утро прошло как во сне. Они говорили о том и об этом, но главным образом всё же о прошлом. Наконец-то он нашёл время обо всём ей рассказать: об их связи, об их расставании, о длинных, нежных, порой прерываемых ссорами отрезках времени, которые походили на мягкие песчаные наносы между грубых скалистых утёсов. Она не знала, верить ему или нет, но каждое его слово звучало в её ушах воспоминанием о давно забытой мелодии. История была так хороша, что вполне могла оказаться правдивой.

В полдень он предложил ей устроить пикник. Он развернул свои припасы: салат, ветчину и хлеб с оливками. У подножия пинии они расстелили покрывало и положили бутылку охлаждаться в каменную раковину фонтана.

Перелётные птицы тянулись над их головами к югу, и ветер кружил в танце вялые листья. Минуты текли безмятежно, как будто операция торговцев памятью оставила в реальности дыру, через которую