Париж на тарелке [Стивен Доунс] (fb2) читать постранично

Стивен Доунс Париж на тарелке

Пролог

Если бы человек имел крылья, чтобы летать, он вряд ли бы стал поднимать столько шума. Именно эта мысль крутилась в наших головах. Даже в головах англичан. Дело в том, что все мы, словно в брюхе гигантской рыбины, сидели внутри судна на воздушной подушке — шедевра британской инженерной мысли. Дрожа всем корпусом, оно летело в сторону Франции.

Уже много месяцев я наблюдал за англичанами. Мне, обычному простачку из Австралии, они казались очень странными. А само судно представляло собой воплощение всего того, что связано с Англией. Иными словами, было совершенно безумным. Идиотским, ненормальным, сумасшедшим… Конечно, идея использовать воздушные подушки не такая уж и плохая, если речь идет о технике для дома и быта, скажем — о газонокосилках. Но англичане не были бы англичанами, если бы не довели идею до абсурда. Они стали использовать воздушные подушки в производстве судов. И рейсы ужасных кораблей через Ла-Манш гордо назвали «полетами». (Скажи вы австралийцу, что вам надо срочно пересечь пролив, он бы вам, скорее всего, ответил: «Руки на месте? Ну так плыви!») Последний идиот объяснил бы англичанам, какая это жуткая глупость — их затея! Настоящему европейцу (из тех, кто живет к востоку от Кале) судно на воздушной подушке не смогло бы привидеться даже в страшном сне. А если бы такое несчастье все-таки случилось, он бы утер со лба пот, выпил бы коньяка, чтобы успокоиться, после чего спокойно бы лег спать дальше.

Но англичане, оказывается, «другие». Это первый и главный урок. Меньше чем за год я научился с двухсот метров выхватывать взглядом людей, надевающих носки вместе с сандалиями. Или женщин, таскающих на шеях маленьких зверушек. Зачем? За компанию? Или тепла ради? Во всем они особые. Для того чтобы пользоваться общественным транспортом в Лондоне, пришлось овладеть определенными навыками. Например, избегать пассажиров, которым приспичило поделиться с тобой новостями. Некоторые из них пытались мне рассказать, что на Нептуне обнаружили людей. Другие бубнили себе под нос какие-то глупости, икоса поглядывая на меня.

Но теперь я попал точно в ловушку. Сидя в чреве судна на воздушной подушке, которое, содрогаясь, неслось через Ла-Манш. День выдался погожим. Правда, где-то еще, но не здесь. За мутными стеклами мне удавалось разглядеть только волны, а за ними все было подернуто серой пеленой. Поверхность моря, цвета серовато-белого нефрита, покрывали заостренные гребни волн, будто здесь поработал великан-парикмахер. В иллюминаторы летели фонтаны брызг. Судно тряслось, дрожало, дергалось, стонало — и рвалось вперед.

Салон постепенно наполнился клубами густого дыма. Нет, мы не тонули. По мере удаления корабля от берегов Британии англичане курили все больше и больше. Оно и понятно, вскоре им предстояло встретиться с «иностранцами», проживавшими за проливом. В нашем конкретном случае встреча намечалась в Булони, куда мы, собственно, и направлялись. Команда корабля нас заранее предупредила, что мы выбрали крайне неудачный день для путешествия. «Пролив — это вам не Серпентин^[1]», — улыбнулся старший стюард.

Разумеется, все это было для меня не так уж и важно. Меня радовали вещи куда более возвышенного порядка. Недавно мне исполнилось двадцать пять. Десять месяцев назад я свалил из Австралии. Возвращаться назад не собирался. Причиной моего бегства послужило то, что меня воспитывали в строгих традициях методистской церкви. Мне слишком нравилось получать от жизни удовольствие, и тем самым я предал и церковь, и страну. А удовольствия я любил получать по полной программе. И брался за это дело с удвоенной энергией.

Шел 1971 год. И я первый раз в жизни направлялся в Париж. Этот город являлся воплощенной противоположностью протестантизму. Меня тянуло к нему как магнитом. С давних пор Париж слыл городом грехов, за что его и ценили на планете. Он был предназначен для людей, жаждущих удовольствий. Методистская церковь учила нас, что французы исповедуют католицизм. Сначала грешат, а потом бегут за отпущением грехов. Какая безнравственность! Нам объясняли, что они ходят смотреть всякие гадкие, грязные фильмы; более того, сами их снимают и вдобавок ко всему за трапезами вместо чая пьют красное вино. Впрочем, Париж считается одним из самых красивых городов на земле. Вполне законный повод съездить и убедиться.

Рядом со мной сидели Клиффорд и Мойра из Саутэнда. Они ехали в Булонь. Тянуло их туда так же, как мужчину на курсы для беременных. По словам Мойры (крупной женщины в платье, на котором были изображены нарциссы), они собирались в Испанию. Нормально отдохнуть. Однако смогли позволить себе только Францию. «Ничего, прикупим мяса, — рассуждала она. — Например, баранью ногу».

Клиффорд был одет в шорты. На это имелись как минимум три причины: во-первых, он англичанин, во-вторых, на дворе апрель, а в-третьих, у него выдался