Дама из Амстердама [Светлана Михайловна Борминская] (fb2) читать постранично, страница - 3

посмотреть на лошадь, на него с пола пристально глянул пятилетний карапуз в усах из варенья. Сзади на ковре стояла та самая серая лошадь в яблоках — взнузданная и в седле.

Старший лейтенант взял её в руки и приподнял:

— Килограмма три с половиной?.. — взвесил лошадь он.

— Отдаааййй! — прыгнув Гущину на правый ботинок, завопил карапуз.

— Шалва, ты дядиной ножке бо-бо сделаешь! — басом усовестила карапуза бабушка.

— Ничего, дяде почти не бо-бо. — Юрию Тимофеевичу пришлось вернуть лошадь.

— Я знаю её только с хорошей стороны, — провожая лейтенанта, сказала соседка. — Славная была старушка…

— То есть — как?.. — насторожился старший лейтенант.

— Была и есть! — торжественно поправилась соседка и поспешила закрыть за ним дверь. — Но сами знаете, какое у нас движение на перекрёстке! — высунулась она через секунду.

Гущин спустился на первый этаж, постоял и вышел на улицу, в кармане его лежал ключ от квартиры любимой учительницы. Сам Юрий Тимофеевич жил на соседней улице. Также запасные ключи имелись у подружки Панковой на втором этаже, которой сегодня не было дома, как ей Юра долго не звонил. Даже постучал с минуту — подружка плохо слышала.

Никого дома не было. Или же глухая старушка крепко-накрепко спала.

Одно из двух.

ФАРТ

Когда инспектор Гущин, вернувшись в кабинет, который он делил с тремя инспекторами, листал сводки происшествий…

…Татьяна Андреевна в своём сером плаще стояла у стойки вылета аэропорта Шереметьево и вглядывалась в толпу пассажиров, она всё узнала про самолёт в Голландию: он вылетал ровно через час сорок пять минут.

«Не всё так плохо, — твердила про себя она, уставшая до этого стоять в центре зала. — Если бы не сумка, я бы никогда не увидела аэропорт. А тут — красиво…»

Татьяна Андреевна стояла, разглядывая группы людей, и ждала. Она держала пушистую сумку так, чтобы её сразу увидела растеряша из Амстердама.

На Панкову никто не обращал внимания.

Огромный пассажиропоток в тот день захлестнул воздушный вокзал Шереметьево.

Через час Танечка заволновалась по-настоящему — что сумка, подумала она?.. И вытряхнув из неё шляпу, надела на себя, а через десять минут вытащила чудесные серьги, которые при ближайшем рассмотрении оказались вообще-то клипсами, и надела их также, прищемив непривычные к подобной красоте уши, а паспорт и билет взяла в руку и помахала ими.

И тут к ней подошли двое.

— Пройдёмте с нами, мадам, — взглянув на билет, сказал высокий конопатый блондин со значком на левой стороне синей форменной куртки. «СЕКЬЮРИТИ» — прочитала Татьяна Андреевна пересохшими губами. И голова у неё закружилась…

Её взяли под руки и повели, Танечка шла, оступаясь… Она ни слова не понимала; сперва один, потом второй, вежливо наклонялись и что-то выспрашивали, потом девушка в форменной синей блузке принесла ей сок.

Татьяна Андреевна не сделала ни глотка, только загадочно улыбалась, у неё страшно болела голова; и вместе с толпой бело-розовых туристов она оказалась на борту лайнера. Никто не заметил её старого серого плаща в той пушистой ватаге западноевропейских стариков. Танечка села на место у окна и, пригубив шампанского, посмотрела по сторонам.

Ей вдруг стало интересно. Ей давно не было так интересно, как сейчас, и она захохотала. Не очень громко, но весело!

— Весёлая фрау, — сказал ей стюард, забирая пустой бокал.

Самолёт уже взлетел, а Танечка всё хохотала, кто-то тоже начал улыбаться, а кто-то обиделся, но всё это было уже неважно.

Причём — навсегда.

Танечка Панкова вдруг поняла, что живёт.

— Не будите меня, — попросила она седого немца, вспомнив фразу из учебника.

— О, фрау! — развёл руками герр, показывая белоснежную челюсть с непомещающимся во рту языком. — Я-а! Я-а!..

— Ты! Ты! — передразнила его Танечка заплетающимся языком.

Шампанское с непривычки оказалось необычайно крепким, и сон не заставил себя ждать.

«Как же я в Амстердаме с амстердамцами говорить-то буду?» — проснувшись, задала себе вопрос Татьяна Андреевна и, отстегнув ремень безопасности, пошла в туалет. Ножки бежали сами, «как на пружинках», самолёт ей нравился… Такой она была всю свою жизнь, за это её и любили ученики.

— Кола? Бренди? Сок? — спросил её прежний стюард по возращении.

— Мне бы шампанского, — разгулялась Танечка под восхищённые взгляды немца.

И снова заснула!.. И спала бы долго. Не меньше часа, но самолёт делал круг, подлетая к Амстердаму и в сумке, которую она кинула в ногах, вдруг послышалась музыка…

Она не вняла настоятельным просьбам стюарда ещё в Москве отключить все телефоны. Она просто забыла про чужой телефон в сумке.

Когда Татьяна Андреевна взяла запевшую «Моцартом» трубку, то сначала не разобралась, о чём говорит голос из неё… Но на десятом слове вдруг начала различать смысл сказанного.

— Мама! Мама! Не молчи только, — сказал мужской голос, и Танечка поняла — с ней говорит её сын. —