— Какай давай, не балуйся... — сказал Вовка, худой длинноволосый малый, сидящей на горшке сестренке. — Что же мне с тобой делать-то, Ленка? Совсем нас с тобой мамка забросила... вот сейчас возьму тебя с собой в армию.
Ленка — лысенькая, мордастая девчонка двух лет — сидела на горшке и что-то лепетала ему в ответ на своем тарабарском языке. На полу валялся пьяный вдрызг отец и вторил ей, только уже на каком-то другом наречии. Пузатый щенок, обхватив отцовскую голову лапами, теребил его мясистое, красное ухо. Вовка отпихнул щенка в сторону:
— Отгрызешь старому ухо... он и так ни фига не слышит...
Послышался стук в дверь, затем хриплый старушечий голос:
— Хозяева! Есть кто дома?!
Вовка выбежал в прихожую. На пороге стояла морщинистая, губастая старуха в ветхом пуховом платке и замызганном пальто.
— Здравствуй, милый сын. Мне бы Капитолину. А ты не старший ли ее будешь?
— Да, сын, — буркнул Вовка в ответ. — Она, вон, пьяная лежит...
— Я соседка ваша... чифирнуть захотелось, думала, Капа мне чайку немного в долг даст, а она — вон оно что...
— Сейчас я посмотрю, — сказал Вовка и пошел на кухню искать чай.
Старуха поплелась за ним:
— Что-то я тебя, сынок, не видела раньше.
— Да я два года в институте учился... бросил... теперь в армию забирают.
— Когда берут-то?..
— Сегодня. Повестку уж получил. Мне через полтора часа уж в военкомате нужно быть.
— Ой, милый сын... жалко-то тебя как... и волосики-то твои, сердешный, состригут... — запричитала старуха, протягивая свою дребезжащую сухую ручонку к Вовкиным длинным, спутанным лохмам.
Вовка пошарил по всем полкам — чая нигде не было:
— Нету. Бабк, может тогда выпьешь? Водки — море, жалко, добро пропадает.
Старуха заулыбалась, выпятив свои негритянские гофрированные губы:
— Отчего ж не выпить... выпью.
— Пойдем в ту комнату, а то у меня там сеструха одна, на горшке сидит.
Они пошли в комнату.
— Как звать-то тебя? — проскрипела старуха.
— Вовка.
— А меня — тетка Маня... Ой, Иван-то хорош... гля-ко ты, как развалился, лысый хер!.. — она увидела лежащего на полу отца.
Ленка ездила под столом на горшке, который прилип к ее попке от долгого сидения. Вовка вытащил ее из-под стола, со звуком оторвал от попки горшок, надел на сестренку колготки и пошел выплескивать ее добро на улицу.
— Леночка, какая большая стала. Иди к тетке Мане, красавица, — затрещала старуха, протягивая к ней руки.
Вовка быстро вернулся; бабка Маня сидела за столом, держа Ленку у себя на коленях, — та смеялась, показывая бабке свои маленькие зубки.
— Хорошо тебе, Ленка, — сказал Вовка, гладя сестру по голове. — Все-то тебе весело, и ничего-то ты еще не понимаешь.
Он налил стопку водки и придвинул ее к старухе; та выпила и разговорилась:
— У меня тоже сын... один, да непутевый. Пятую ходку делает. Я его сама на зоне родила, четыре месяца ему было, когда вышла...
Вовка налил ей еще стопку.
— А ты сам-то чего ж не пьешь? Пей, пока можно, — сказала старуха.
— Не охота! Хочу трезвый рассудок сохранить, — Вовка взял у нее Ленку и посадил к себе на колени. Тетка Маня выпила и совсем разомлела:
— А где ж друзья твои? Что один?
— Друзья давно все в армии служат. Я один остался, — Вовка закурил.
— Милый сын, дай мне тоже сигаретку.
Вовка дал старухе сигарету, спички; та закурила, с шумом выпуская дым. Вовке показалось, что ее лицо сразу сделалось таким же серым, как ее замызганное пальто, а губы еще больше сморщились.
— Ты не смотри, что я, бабка старая, курю... это меня Германия научила... меня в войну, девчонкой еще, немцы в плен угнали. В Австрии была, у помещика одного. Там и научилась. Потом союзники, американцы, освободили. А я немецкий хорошо тогда уже знала... домой вернулась, и, х... ли толку, в комендатуру попала. В комендатуре два года переводчицей работала.
Старуха заправила дрожащей рукой выбившиеся на виске седые волосы в платок, и Вовка снова заметил, что все у нее какое-то серое: и замусоленное пальто, и платок, и седые волосы, и скрюченные руки, и лицо, и даже выцветшие радужки глаз.
— Слушай, бабк, может, ты посидишь с Ленкой, пока они немного очухаются? Мне уже идти надо... не оставлять же ее одну. А ты ешь, пей тут чего хочешь... — вдруг сказал ей Вовка.
— Ой, милый сын, конечно посижу. Мне, старой, все делать-то нечего одной, — всполошилась бабка Маня, и по лицу ее было заметно, что она даже рада, что ее оставляют за столом, полным водки и закуски, да еще с Ленкой, с которой она не сводила влюбленных, липких глаз.
Вовка, довольный неожиданным решением проблемы, пошел собираться. Он скидал в вещмешок, сшитый намедни матерью, свои скромные пожитки: сигареты, тетрадку и пачку дешевых конвертов, авторучку, полбуханки хлеба и две банки рыбных консервов, нитки с иголкой, бритвенный станок и зубную щетку. Подумал — положил в вещмешок две бутылки водки, надел отцовскую рабочую фуфайку и кирзовые сапоги. «Ну вот, кажется, и все...» — подумал Вовка
Последние комментарии
14 часов 12 минут назад
16 часов 46 минут назад
17 часов 14 минут назад
17 часов 21 минут назад
11 часов 37 минут назад
20 часов 24 минут назад