Ни в одном уголке города не было в эти утренние часы так шумно и многолюдно, как на тифлисском базаре.
Молодой человек, в крестьянской одежде, в шерстяных носках и кожаных чувяках, в черкеске, туго перетянутой тонким ремешком, и маленькой войлочной шапочке на курчавых волосах, смущённо и растерянно замер у входа и лишь беспомощно озирался, если его бесцеремонно толкали сбоку или сзади.
Суетливый людской поток обтекал длинные фруктовые ряды. Какая радостная пестрота красок! Подобных сочетаний золотисто-коричневого с красным, сочно-зелёным, оранжевым, пожалуй, не дала бы палитра самого смелого художника. Краски соперничали друг с другом, поражая глаз, вырываясь вперёд с озорным вызовом. Истекала медовым соком прозрачно-зелёная тута, напоминающая недозрелую малину. Громоздились пирамидами ранние тугощекие яблоки, от смугло-рыжих до румяно-багровых. Грудами были навалены травы — где остролистые, где с круглыми полированными листочками, а то и вовсе без листьев — одни голые стебли. Тут и для стола, и для кухни, и от любых болезней. Чего только не создала природа в дар человеку, чтобы украшать его пиршества, поддерживать в нём бодрость, радовать глаз и душу!
Молодой крестьянин искренне восторгался этим изобилием. Он вырос среди садов щедрой Кахетии, но никогда ещё не видел таких богатств, причудливо собранных воедино: со всех селений Грузии свезена эта дань, отовсюду съехались сюда крестьяне на двухколёсных арбах, верхом на конях или осликах, с перекинутыми через сёдла расшитыми мешками — хурджинами либо плетёными корзинами разного вида и формы.
Лишь когда юношу — в который уж раз! — изрядно толкнула тележка очередного торговца, он вспомнил, для чего пришёл сюда, и заторопился.
Этого крестьянского сына привело на базар дело немаловажное, даже, можно сказать, исключительное: ему предстояло недорого приобрести приличный городской наряд для предстоящей поездки в Петербург, куда его вызывал князь Александр Гарсеванович Чавчавадзе, его хозяин и помещик.
Некогда отец юноши бежал в Кахетию из-под Кутаиси от притеснений своего владельца — одного из имеретинских князей.
Куда было деваться беглому крепостному? Разве только идти в разбойники, на лесное опасное житьё. Но повстречалась беглецу у родника девушка… Не поглядели ни она, ни её родные, что у нежданного жениха нет ничего, кроме сильных молодых рук. Приняли его в дом. Правда, по закону, бывший владелец мог разыскивать бежавшего раба 30 лет, да, видно, убыточно показалось это имеретинскому князю: невелика Грузия, но есть в ней и Гурия, и Кахетия, и Мингрелия, и отдалённые кротости сванов или хевсуров, и многолюдье Карталинии с центром её — Тифлисом. Поди отыщи беглеца среди лесов, ущелий и гор, в гуще недоверчивых, насторожённых крестьян.
Так вот и получилось, что у семьи Чавчавадзе нежданно-негаданно появился в имении Цинандали новый крепостной — Иван Майсурадзе. Но сейчас его сын Георгий ехал в Петербург не за тем, чтобы стать слугой, и не оттого, что для него нашли иных хозяев: князь обещал ему вольную, обещал помочь учиться у настоящих художников.
С чего это началось? Помнится, мальчик рисовал, как обычно, для своей маленькой соседки Кетино камешком на песчаных дорожках княжеского сада всё увиденное за день: характерный гордый профиль старого кавказца с пышными усами, длинноногую диковинную птицу. Но главное — всадников. Целую кавалькаду — в княжеском доме часто бывали гости, офицеры. Один всадник приподнялся в седле и что-то кричит отставшим, поднеся руку ко рту. Другой пригнулся, торопит коня, — порыв встречного ветра отбросил назад полу косматой бурки.
…Мальчик и не заметил, как надвинулась лёгкая тень, погасила рисунок. Кетино взвизгнула и припустилась бежать, перепрыгивая через низкие кусты. Вскочил и сам юный художник, попытался босой ногой затереть нарисованное.
Но высокий красивый человек, стоявший перед ним, взял его за руку, отвёл в сторону и долго с улыбкой разглядывал всадников.
— Творения искусства создаются не для того, чтобы так варварски с ними расправляться, — с мягким укором сказал он испуганно смотревшему на него мальчику. — Мне уже давно попадаются твои рисунки, и я ни на один из них не наступил ногой.
Маленький художник не всё сказанное понял, но по дружелюбному тону угадал, что на него не сердятся, и благодарно, доверчиво улыбнулся.
— Чей ты? — спросил князь.
— Крестьянина Ивана Майсурадзе сын, Георгий.
— Вот видишь, Георгий, я верил, что мы однажды встретимся.
Князь поколебался мгновение и решительно взял мальчика за руку.
— Пойдём…
Более десяти лет прошло с того дня, но может ли Георгий забыть, как шёл он вслед за князем Чавчавадзе по широкой, устланной ковром лестнице! Нет, не роскошь и богатство поразили его, но удивительные творения
Последние комментарии
32 минут 4 секунд назад
34 минут 5 секунд назад
13 часов 16 минут назад
16 часов 5 минут назад
2 дней 2 часов назад
2 дней 11 часов назад