Журнал «Вокруг Света» №03 за 2008 год [Журнал «Вокруг Света»] (fb2) читать онлайн

Искры женской красоты

Женская страсть к украшениям поддерживается одной из древнейших традиций, возникшей во времена, когда человеческая культура только-только зарождалась. Cудя по маленьким бусинам из раковин моллюсков, найденным в Израиле и Алжире, сто тысяч лет назад бусы или браслеты уже были известны людям. С тех пор не осталось, кажется, ни одного материала, из которого не изготавливали бы украшения, не осталось и части тела, на которую их бы не надевали — от лба до пальцев ног. Фото ALAMY/PHOTAS

1. Длинные висячие украшения имеют во многих культурах сакральное значение и охраняют способность к деторождению, как эти подвески из индийского штата Карнатака. Фото ALAMY/PHOTAS

2. Женщины фульбе из Западной Африки носят очень тяжелые золотые серьги в виде изогнутых спиралей. Чтобы не порвать мочку уха, их закрепляют шнурком на голове. Фото ALAMY/PHOTAS

1. Красный цвет приносит счастье, поэтому кораллов и сердолика на буддистке из Тибета должно быть много. В молельных коробочках гау на голове спрятаны амулеты. Фото ALAMY/PHOTAS

2. Индейцы зуни приобрели славу искусных ювелиров благодаря технике инкрустирования бирюзой. Ожерелья из этого камня символизируют молодость женщины. Фото ALAMY/PHOTAS

1. Невеста из Раджастхана в день свадьбы должна вставить маленький золотой «гвоздик» в левую ноздрю и надеть лицевую подвеску. Этот обычай пришел в Индию с Ближнего Востока во время правления Великих Моголов. Фото ALAMY/PHOTAS

2. Невеста на Ближнем Востоке (Йемен) надевает огромное количество ювелирных украшений, главным образом серебряных с красными кораллами и янтарем. Фото FOTOBANK.COM/GETTY IMAGES

Светлана Воробьева

(обратно)

Звезда в короне

Затмения относятся к числу самых зрелищных астрономических явлений. Однако никакие технические средства не могут в полной мере передать ощущения, возникающие при этом у наблюдателя. И все же в силу несовершенства человеческого глаза ему видно далеко не все сразу. Ускользающие от взгляда детали этой чудесной картины способна выявить и запечатлеть только специальная техника фотографирования и обработки сигналов. Многообразие затмений далеко не исчерпывается явлениями в системе Солнце-Земля-Луна. Относительно близко расположенные космические тела регулярно отбрасывают друг на друга тени (нужно лишь, чтобы неподалеку был какой-нибудь мощный источник светового излучения). Наблюдая за этим космическим театром теней, астрономы получают множество интересных сведений об устройстве Вселенной.  Фото Вячеслав Хондырев

На болгарском курорте Шабла 11 августа 1999 года был самый обычный летний день. Голубое небо, золотой песок, теплое ласковое море. Но на пляже никто не заходил в воду — публика готовилась к наблюдениям. Именно здесь стокилометровое пятно лунной тени должно было пересечь берег Черного моря, а длительность полной фазы, согласно расчетам, достигала 3 минут 20 секунд. Отличная погода вполне соответствовала многолетним данным, но все с тревогой поглядывали на облако, висящее над горами.

На самом деле затмение уже шло, просто его частные фазы мало кого интересовали. Иное дело — полная фаза, до начала которой оставалось еще полчаса. Новенькая цифровая зеркалка, специально купленная для этого случая, стояла в полной готовности. Все продумано до мелочей, каждое движение отрепетировано десятки раз. Погода испортиться уже не успеет, и все же беспокойство почему-то нарастало. Может, дело в том, что света заметно поубавилось и резко похолодало? Но так и должно быть с приближением полной фазы. Впрочем, птицам этого не понять — все способные летать пернатые поднялись в воздух и с криками выписывали круги над нашими головами. С моря задул ветер. С каждой минутой он крепчал, и тяжелая фотокамера начинала дрожать на штативе, который еще недавно казался таким надежным.

С разной экспозицией прорабатываются разные зоны солнечной короны. Совмещая такие снимки, строят максимально реалистичное композитное изображение. Фото Вячеслав Хондырев

Делать нечего — за несколько минут до расчетного момента, рискуя все испортить, я спустился с песчаного холма к его подножию, где кусты гасили ветер. Несколько движений, и буквально в последний момент техника вновь настроена. Но что это за шум? Лают и воют собаки, блеют овцы. Кажется, все животные, способные издавать звуки, делают это как в последний раз! Свет меркнет с каждой секундой. Птиц в потемневшем небе уже не видно. Все разом стихает. Нитевидный солнечный серпик освещает морской берег не ярче, чем полная Луна. Вдруг и он гаснет. Кто следил за ним в последние секунды без темного фильтра, в первые мгновения наверняка ничего не видит.

Мое суетливое волнение сменилось настоящим шоком: затмение, о котором я мечтал всю жизнь, уже началось, летят драгоценные секунды, а я даже не могу поднять голову и насладиться редчайшим зрелищем — фотосъемка прежде всего! По каждому нажатию кнопки фотокамера автоматически делает серию из девяти снимков (в режиме «брекетинг»). Еще одну. Еще и еще. Пока камера щелкает затвором, все же отваживаюсь оторваться и взглянуть на корону в бинокль. От черной Луны во все стороны разбрелось множество длинных лучей, образуя жемчужную корону с желтовато-кремовым оттенком, а у самого края диска вспыхивают ярко-розовые протуберанцы. Один из них необычно далеко отлетел от края Луны. Расходясь в стороны, лучи короны постепенно бледнеют и сливаются с темно-синим фоном неба. Эффект присутствия такой, будто не на песке стою, а лечу в небе. А время словно исчезло...

Вдруг по глазам ударил яркий свет — это выплыл из-за Луны краешек Солнца. Как же быстро все кончилось! Протуберанцы и лучи короны видны еще несколько секунд, и съемка продолжается до последнего. Программа выполнена! Несколько минут спустя вновь разгорается день. Птицы сразу позабыли испуг от внеочередной скоротечной ночи. Но моя память вот уже много лет хранит ощущение абсолютной красоты и величия космоса, чувство сопричастности к его тайнам.

На Юпитере затмения — явление повседневное

Как впервые измерили скорость света

Затмения происходят не только в системе Солнце-Земля-Луна. Например, четыре крупнейших спутника Юпитера, открытых еще Галилео Галилеем в 1610 году, сыграли важную роль в развитии мореплавания. В ту эпоху, когда еще не было точных морских хронометров, по ним можно было вдали от родных берегов узнавать гринвичское время, необходимое для определения долготы судна. Затмения спутников в системе Юпитера происходят почти каждую ночь, когда то один, то другой спутник входит в тень, отбрасываемую Юпитером, или скрывается от нашего взгляда за диском самой планеты. Зная из морского альманаха предварительно вычисленные моменты этих явлений и сравнивая их с местным временем, получаемым из элементарных астрономических наблюдений, можно определить свою долготу. В 1676 году датский астроном Оле Кристенсен Рёмер заметил, что затмения спутников Юпитера немного отклоняются от предвычисленных моментов. Юпитерианские часы то уходили вперед на восемь с небольшим минут, то потом, спустя около полугода, на столько же отставали. Рёмер сопоставил эти колебания с положением Юпитера относительно Земли и пришел к выводу, что все дело в задержке распространения света: когда Земля ближе к Юпитеру, затмения его спутников наблюдаются раньше, когда дальше — позже. Разница, составлявшая 16,6 минуты, соответствовала времени, за которое свет проходил диаметр земной орбиты. Так Рёмер впервые измерил скорость света.

Встречи в небесных узлах

По удивительному совпадению видимые размеры Луны и Солнца почти одинаковы. Благодаря этому в редкие минуты полных солнечных затмений можно увидеть протуберанцы и солнечную корону — самые внешние плазменные структуры солнечной атмосферы, постоянно «улетающие» в открытый космос. Не будь у Земли такого большого спутника, до поры до времени никто бы и не догадался об их существовании.

Видимые пути по небу Солнца и Луны пересекаются в двух точках — узлах, через которые Солнце проходит примерно раз в полгода. Именно в это время и становятся возможны затмения. Когда Луна встречается с Солнцем в одном из узлов, наступает солнечное затмение: вершина конуса лунной тени, упираясь в поверхность Земли, образует овальное теневое пятно, которое с большой скоростью смещается по земной поверхности. Только попавшие в него люди увидят лунный диск, полностью перекрывающий солнечный. Для наблюдателя полосы полной фазы затмение будет частным. Причем вдали его можно даже не заметить — ведь когда закрыто менее 80—90% солнечного диска, уменьшение освещенности почти неощутимо для глаза.

Ширина полосы полной фазы зависит от расстояния до Луны, которое из-за эллиптичности ее орбиты меняется от 363 до 405 тысяч километров. При максимальном расстоянии конус лунной тени немного не дотягивается до поверхности Земли. В этом случае видимые размеры Луны оказываются немного меньше Солнца и вместо полного затмения происходит кольцеобразное: даже в максимальной фазе вокруг Луны остается яркий ободок солнечной фотосферы, мешающий увидеть корону. Астрономов, разумеется, в первую очередь интересуют полные затмения, при которых небо темнеет настолько, что можно наблюдать лучистую корону.

Лунные затмения (с точки зрения гипотетического наблюдателя на Луне они будут, разумеется, солнечными) происходят во время полнолуния, когда наш естественный спутник проходит узел, противоположный тому, где находится Солнце, и попадает в конус тени, отбрасываемой Землей. Внутри тени нет прямых солнечных лучей, но свет, преломившийся в земной атмосфере, все же попадает на поверхность Луны. Обычно он окрашивает ее в красноватый (а иногда буро-зеленоватый) цвет из-за того, что в воздухе длинноволновое (красное) излучение поглощается меньше, чем коротковолновое (синее). Можно представить себе, какой ужас наводил на первобытного человека внезапно помрачившийся зловеще красный диск Луны! Что уж говорить о солнечных затмениях, когда с неба вдруг начинало исчезать дневное светило — главное божество для многих народов?

Неудивительно, что поиск закономерностей в распорядке затмений стал одной из первых сложных астрономических задач. Ассирийские клинописные таблички, относящиеся к 1400—900 годам до н. э., содержат данные о систематических наблюдениях затмений в эпоху вавилонских царей, а также упоминание о замечательном периоде в 65851/3 суток (саросе), в течение которого повторяется последовательность лунных и солнечных затмений. Греки пошли еще дальше — по форме тени, наползающей на Луну, они сделали вывод о шарообразности Земли и о том, что Солнце намного превосходит ее по размерам.

Современные методы позволяют точно рассчитать, когда, где и как наблюдается то или иное затмение, благодаря чему они оказываются надежным инструментом для датировки исторических событий.

Как определяют массы других звезд

Затменно-переменными звездами называют тесные двойные системы, в которых две звезды обращаются вокруг общего центра масс так, что орбита повернута к нам ребром. Тогда две звезды регулярно затмевают друг друга, а земной наблюдатель видит периодические изменения их суммарного блеска. Самая известная затменно-переменная звезда — Алголь (бета Персея). Период обращения в этой системе составляет 2 суток 20 часов и 49 минут. За это время на кривой блеска наблюдается два минимума. Один глубокий, когда небольшая, но горячая белая звезда Алголь А полностью скрывается позади тусклого красного гиганта Алголя B. В это время совокупная яркость двойной звезды падает почти в 3 раза. Менее заметный спад блеска — на 5—6% — наблюдается, когда Алголь А проходит на фоне Алголя В и немного ослабляет его блеск. Тщательное изучение кривой блеска позволяет узнать много важных сведений о звездной системе: размеры и светимости каждой из двух звезд, степень вытянутости их орбиты, отклонение формы звезд от шарообразной под действием приливных сил и самое главное — массы звезд. Без этих сведений было бы трудно создать и проверить современную теорию строения и эволюции звезд. Звезды могут затмеваться не только звездами, но и планетами. Когда 8 июня 2004 года планета Венера прошла по диску Солнца, мало кому пришло в голову говорить о затмении, поскольку на блеске Солнца крошечное темное пятнышко Венеры почти не сказалось. Но если бы на ее месте оказался газовый гигант типа Юпитера, он заслонил бы примерно 1% площади солнечного диска и на столько же снизил бы его блеск. Это уже можно зарегистрировать современными инструментами, и на сегодня уже есть случаи таких наблюдений. Причем некоторые из них выполнены любителями астрономии. Фактически «экзопланетные» затмения — это единственный доступный любителям способ наблюдать планеты у других звезд.

Александр Сергеев

Шесть сотен «исходников»

С удалением от Солнца внешняя корона постепенно тускнеет. Там, где на фотоснимках она сливается с фоном неба, ее яркость в миллион раз меньше яркости протуберанцев и окружающей их внутренней короны. На первый взгляд невозможно сфотографировать корону на всем ее протяжении от края солнечного диска до слияния с фоном неба, ведь хорошо известно, что динамический диапазон фотографических матриц и эмульсий в тысячи раз меньше. Но снимки, которыми иллюстрирована эта статья, доказывают обратное. Задача имеет решение! Только идти к результату нужно не напролом, а в обход: вместо одного «идеального» кадра нужно сделать серию снимков с разной экспозицией. Разные снимки будут выявлять области короны, находящиеся на разных расстояниях от Солнца.

Такие снимки сначала обрабатываются отдельно, а потом совмещаются друг с другом по деталям лучей короны (по Луне снимки совмещать нельзя, ведь она быстро движется относительно Солнца). Цифровая обработка фотоснимков не так проста, как кажется. Однако наш опыт показывает, что свести воедино можно любые снимки одного затмения. Широкоугольные с длиннофокусными, с малой и большой экспозицией, профессиональные и любительские. В этих снимках частицы труда двадцати пяти наблюдателей, фотографировавших затмение 2006 года в Турции , на Кавказе и в Астрахани.

Шесть сотен исходных снимков, претерпев множество преобразований, превратились всего лишь в несколько отдельных изображений, но зато каких! Теперь на них есть все мельчайшие детали короны и протуберанцев, хромосфера Солнца и звезды до девятой величины. Такие звезды даже ночью видны только в хороший бинокль. Лучи короны «проработались» до рекордных 13 радиусов солнечного диска. И еще цвет! Все, что видно на итоговых изображениях, имеет реальную окраску, совпадающую с визуальными ощущениями. И достигнуто это не искусственным подкрашиванием в «Фотошопе», а с помощью строгих математических процедур в программе обработки. Размер каждого снимка приближается к гигабайту — можно сделать отпечатки шириной до полутора метров без всякой потери детализации.

Как уточняют орбиты астероидов

Затменно-переменными звездами называют тесные двойные системы, в которых две звезды обращаются вокруг общего центра масс так, что орбита повернута к нам ребром. Тогда две звезды регулярно затмевают друг друга, а земной наблюдатель видит периодические изменения их суммарного блеска. Самая известная затменно-переменная звезда — Алголь (бета Персея). Период обращения в этой системе составляет 2 суток 20 часов и 49 минут. За это время на кривой блеска наблюдается два минимума. Один глубокий, когда небольшая, но горячая белая звезда Алголь А полностью скрывается позади тусклого красного гиганта Алголя B. В это время совокупная яркость двойной звезды падает почти в 3 раза. Менее заметный спад блеска — на 5—6% — наблюдается, когда Алголь А проходит на фоне Алголя В и немного ослабляет его блеск. Тщательное изучение кривой блеска позволяет узнать много важных сведений о звездной системе: размеры и светимости каждой из двух звезд, степень вытянутости их орбиты, отклонение формы звезд от шарообразной под действием приливных сил и самое главное — массы звезд. Без этих сведений было бы трудно создать и проверить современную теорию строения и эволюции звезд. Звезды могут затмеваться не только звездами, но и планетами. Когда 8 июня 2004 года планета Венера прошла по диску Солнца, мало кому пришло в голову говорить о затмении, поскольку на блеске Солнца крошечное темное пятнышко Венеры почти не сказалось. Но если бы на ее месте оказался газовый гигант типа Юпитера, он заслонил бы примерно 1% площади солнечного диска и на столько же снизил бы его блеск. Это уже можно зарегистрировать современными инструментами, и на сегодня уже есть случаи таких наблюдений. Причем некоторые из них выполнены любителями астрономии. Фактически «экзопланетные» затмения — это единственный доступный любителям способ наблюдать планеты у других звезд.

Александр Сергеев 

Панорама в лунной тени

Необыкновенная красота солнечного затмения не исчерпывается сверкающей короной. Ведь есть еще заревое кольцо по всему горизонту, которое создает в момент полной фазы уникальное освещение, как будто закат происходит сразу со всех сторон света. Вот только мало кому удается оторвать взгляд от короны и посмотреть на удивительные цвета моря и гор. И тут на помощь приходит панорамная фотосъемка. Несколько соединенных вместе снимков покажут все, что ускользнуло от взгляда или не врезалось в память.

Приведенный в этой статье панорамный снимок — особенный. Его охват по горизонту — 340 градусов (почти полный круг), а по вертикали — почти до зенита. Только на нем мы позже рассмотрели перистые облака, которые едва не испортили нам наблюдения — они же всегда к перемене погоды. И действительно, дождь начался уже через час после того, как Луна сошла с диска Солнца. Видимые на снимке инверсионные следы двух самолетов на самом деле не обрываются в небе, а просто уходят в лунную тень и из-за этого становятся невидимыми. Справа на панораме затмение в самом разгаре, а на левом краю снимка полная фаза только что закончилась.

Правее и ниже короны расположен Меркурий — он никогда не уходит далеко от Солнца, и увидеть его удается далеко не всем. Еще ниже сверкает Венера , а по другую сторону от Солнца — Марс . Все планеты расположены вдоль одной линии — эклиптики — проекции на небо плоскости, вблизи которой обращаются все планеты. Только во время затмения (и еще из космоса) можно вот так с ребра увидеть нашу планетную систему, окружающую Солнце. В центральной части панорамы видны созвездия Ориона и Возничего. Яркие звезды Капелла и Ригель белые, а красный сверхгигант Бетельгейзе и Марс получились оранжевыми (цвет виден при увеличении). Сотням людей, наблюдавшим затмение в марте 2006-го, теперь кажется, что все это они видели своими глазами. А ведь им панорамный снимок помог — он уже выставлен в Интернете.

Фото Вячеслав Хондырев

Как нужно фотографировать?

29 марта 2006 года в поселке Кемер на средиземноморском побережье Турции в ожидании начала полного затмения опытные наблюдатели делились секретами с начинающими. Самое главное на затмении — не забыть открыть объективы. Это не шутка, такое действительно случается. А еще не стоит дублировать друг друга, делая одинаковые кадры. Пусть каждый снимает то, что именно с его аппаратурой может получиться лучше, чем у других. Для наблюдателей, вооруженных камерами с широкоугольной оптикой, главная цель — внешняя корона. Надо постараться сделать серию ее снимков с разной выдержкой. Владельцы телеобъективов могут получить детальные изображения средней короны. А если у вас есть телескоп, то надо фотографировать область у самого края лунного диска и не тратить драгоценные секунды на работу с другой аппаратурой. И призыв тогда был услышан. А сразу после затмения наблюдатели стали свободно обмениваться файлами со снимками, чтобы собрать комплект для дальнейшей обработки. Позже это привело к созданию банка оригинальных снимков затмения 2006 года. Каждый теперь понимал, что от исходных снимков до детального изображения всей короны еще очень-очень далеко. Времена, когда любой резкий снимок затмения считался шедевром и окончательным результатом наблюдений, безвозвратно прошли. По возвращении домой всех ждала работа за компьютером.

Активное Солнце

Солнце, как и другие похожие на него звезды, отличается периодически наступающими состояниями активности, когда в его атмосфере в результате сложных взаимодействий движущейся плазмы с магнитными полями возникает множество неустойчивых структур. В первую очередь это солнечные пятна, где часть тепловой энергии плазмы переходит в энергию магнитного поля и в кинетическую энергию движения отдельных плазменных потоков. Солнечные пятна холоднее окружающей среды и выглядят темными на фоне более яркой фотосферы — слоя солнечной атмосферы, из которого к нам приходит большая часть видимого света. Вокруг пятен и во всей активной области атмосфера, дополнительно нагреваемая энергией затухающих магнитных полей, становится ярче, и возникают структуры, называемые факелами (видимые в белом свете) и флоккулами (наблюдаемые в монохроматическом свете от дельных спектральных линий, например, водорода).

Над фотосферой располагаются более разреженные слои солнечной атмосферы толщиной 10—20 тысяч километров, называемые хромосферой, а над ней на многие миллионы километров простирается корона. Над группами солнечных пятен, а иногда и в стороне от них часто возникают протяженные облака — протуберанцы, хорошо заметные во время полной фазы затмения на краю солнечного диска в виде ярких розовых дуг и выбросов. Корона — самая разреженная и очень горячая часть атмосферы Солнца, которая как бы испаряется в окружающее пространство, образуя непрерывный поток удаляющейся от Солнца плазмы, называемый солнечным ветром. Именно он придает солнечной короне лучистый вид, оправдывающий ее название.

«Бриллиантовое кольцо» затмения 30 июля 1981 года, снятое с самолета над Тихим океаном. Вверху в небе и внизу на облаках видна лунная тень. Фото ROGER RESSMEYER/CORBIS/RPG

По движению вещества в хвостах комет выяснилось, что скорость солнечного ветра постепенно увеличивается с удалением от Солнца. Удалившись от светила на одну астрономическую единицу (величина радиуса земной орбиты), солнечный ветер «летит» со скоростью 300—400 км/с при концентрации частиц 1—10 протонов на кубический сантиметр. Встречая на своем пути препятствия в виде планетных магнитосфер, поток солнечного ветра образует ударные волны, которые влияют на атмосферы планет и межпланетную среду. Наблюдая солнечную корону, мы получаем информацию о состоянии космической погоды в окружающем нас космическом пространстве.

Самыми мощными проявлениями солнечной активности являются плазменные взрывы, называемые солнечными вспышками. Они сопровождаются сильным ионизующим излучением, а также мощными выбросами горячей плазмы. Проходя через корону, потоки плазмы заметно влияют на ее структуру. Например, в ней образуются шлемовидные образования, переходящие в длинные лучи. По сути, это вытянутые трубки магнитных полей, вдоль которых с большими скоростями распространяются потоки заряженных частиц (в основном это энергичные протоны и электроны). Фактически видимая структура солнечной короны отражает интенсивность, состав, структуру, направление движения и другие характеристики солнечного ветра, постоянно воздействующего на нашу Землю. В моменты вспышек его скорость может достигать 600—700, а иногда и более 1000 км/с.

В прошлом корона наблюдалась только во время полных солнечных затмений и исключительно вблизи Солнца. В совокупности накопилось около часа наблюдений. С изобретением внезатменного коронографа (специального телескопа, в котором устраивается искусственное затмение) стало возможным постоянно следить с Земли за внутренними областями короны. Также всегда можно регистрировать радиоизлучение короны, причем даже сквозь облака и на больших расстояниях от Солнца. Но в оптическом диапазоне внешние области короны по-прежнему видны с Земли только в полной фазе солнечного затмения.

С развитием внеатмосферных методов исследований появилась возможность непосредственно получать изображение всей короны в ультрафиолетовых и рентгеновских лучах. Наиболее впечатляющие снимки регулярно поступают с космической Солнечной орбитальной гелиосферной обсерватории SOHO, запущенной в конце 1995 года совместными усилиями Европейского космического агентства и NASA. На снимках SOHO лучи короны очень длинные, да и звезд видно много. Однако в середине, в области внутренней и средней короны, изображение отсутствует. Искусственная «луна» в коронографе великовата и заслоняет гораздо больше, чем настоящая. Но иначе нельзя — слишком уж ярко светит Солнце. Так что съемка со спутника не заменяет наблюдений с Земли. Зато космические и земные снимки солнечной короны идеально дополняют друг друга.

SOHO также постоянно наблюдает за поверхностью Солнца, причем затмения ей не помеха, ведь обсерватория находится вне пределов системы Земля-Луна. Несколько ультрафиолетовых изображений, сделанных SOHO в моменты около полной фазы затмения 2006 года, были собраны воедино и помещены на место изображения Луны. Теперь видно, какие активные области в атмосфере ближайшей к нам звезды связаны с теми или иными особенностями в ее короне. Может показаться, что некоторые «купола» и зоны турбулентности в короне ничем не вызваны, но в действительности их источники просто скрыты от наблюдения на другой стороне светила.

«Русское» затмение

Очередное полное солнечное затмение в мире уже называют «русским», поскольку главным образом оно будет наблюдаться в нашей стране. Во второй половине дня 1 августа 2008 года полоса полной фазы протянется от Северного Ледовитого океана почти по меридиану до Алтая, пройдя точно через Нижневартовск, Новосибирск, Барнаул, Бийск и Горно-Алтайск — прямо вдоль федеральной трассы M52. Кстати, в Горно-Алтайске это будет уже второе затмение за два с небольшим года — именно в этом городе пересекаются полосы затмений 2006 и 2008 годов. Во время затмения высота Солнца над горизонтом составит 30 градусов: этого достаточно для фотографирования короны и идеально для панорамной съемки. Погода в Сибири в это время обычно хорошая. Еще не поздно приготовить пару фотоаппаратов и купить билет на самолет.

Это затмение никак нельзя пропустить. Следующее полное затмение будет видно в Китае в 2009 году, а потом хорошие условия для наблюдений сложатся только в США в 2017 и 2024 годах. В России же перерыв продлится почти полвека — до 20 апреля 2061-го.

Если соберетесь, то вот вам хороший совет: наблюдайте группами и обменивайтесь полученными снимками, присылайте их для совместной обработки в Цветочную обсерваторию: www.skygarden.ru . Тогда кому-то обязательно повезет с обработкой, и тогда все, даже оставшиеся дома, благодаря вам увидят затмение Солнца — увенчанную короной звезду.

Эдвард Кононович , Вячеслав Хондырев

(обратно)

Единство противоположностей

Пересекающая страну нулевая параллель, в честь которой она и названа, сообщает местной жизни необычайное равновесие и гармонию во всем — от климата до национального характера. Правда, цепь из двадцати вулканов, также перепоясывающая Эквадор, привносит в эту размеренную жизнь долю непредсказуемости. А амазонская сельва с ее бурными речками, кишащими пираньями и кайманами, делает эту в целом спокойную страну привлекательной и для отчаянных искателей приключений.

Я помню, как в детстве терзал отца вопросом: почему «Эквадор»? На каком таком основании одно государство присвоило себе право ассоциироваться с целой параллелью, которая на самом деле проходит еще через добрый десяток стран в Южной Америке, Африке и Азии? Я прикладывал к карте линейку: смотрите, каким ничтожным отрезком этого самого экватора располагает Эквадор и каким — Бразилия ! Вот кому впору называться страной экватора! Не пойму, почему меня так тогда заел этот вопрос. Наверное, потому что я сам его выдумал и гордился им как великим географическим открытием.

Вот она — нулевая широта! Ты в Южном полушарии, а твоя собеседница — в Северном. Вы беседуете как ни в чем не бывало, но законы физики воздействуют на вас совершенно по-разному Но страна — как корабль: как назвали, так и плывет. Тем более, если название «говорящее». Приехав в Эквадор, мы поняли: на экваторе здесь «держится» многое. Бывают какие-то вещи — исторические события, явления природы, — на которых воспитывается самосознание нации. Эквадорцы — жуткие патриоты. Они обожают подчеркивать свое первородство и первенство буквально во всем. И я уверен: гордое название сыграло тут не последнюю роль. Поэтому вовсе не удивительно, что наше знакомство с Эквадором с экватора и началось — именно сюда нас потащили местные друзья, едва мы только прилетели в столицу страны, Кито и забросили чемоданы в гостиницу. Впрочем, путешествие от центра Кито до экватора — недлинное. Земная пуповина — точнее, ее знаковый, специально отмеченный сразу несколькими мемориалами отрезок, — находится в тринадцати километрах к северу от столицы, в местечке Сан-Антонио-де-Пичинча. Здесь все «работает» на то, чтобы вы осознали величие момента и поняли: вот она, широта 0 — 0 — 0. Середина мира. Инти-ньян, «стоянка Солнца», как говорили инки. Место, где ты можешь одной ногой попирать Южное полушарие, другой — Северное, расставив их по обе стороны специально начерченной на земле линии. Но предлагаются и более эффектные аттракционы.

…Гид приносит умывальную раковину на ножках, водружает в метре к югу от экватора. Затыкает слив пробкой, наливает воду, бросает в нее для наглядности несколько мелких листиков, вынимает пробку, и мы видим, как вода стекает, закручиваясь воронкой по часовой стрелке и унося в водовороте листики. Потом он переносит свою установку на другую сторону, повторяет эксперимент. Воронка закручивается в обратном направлении (что, собственно, мы, жители Северного полушария, и привыкли ежедневно наблюдать). Затем раковина ставится на линию экватора: и теперь вода уходит сквозь отверстие отвесно вниз, маленьким водопадом, вовсе не образуя воронки. Комментарии, как говорится, излишни.

Конечно, повторяю, нулевая параллель — не единоличная «собственность» Эквадора, но нигде больше из нее не делают такого культа. Три памятных знака возведено здесь по достославной линии, тогда как в большинстве экваториальных стран, за исключением Бразилии и Кении , она вообще никак не отмечена. В Сан-Антонио-де-Пичинча высится самый живописный 30-метровый монумент. А вокруг него — целый городок, который так и называется — «Середина мира», с церковью, парком, музеем, магазинчиками. Такое ощущение, что и в местной церкви должны молиться какому-нибудь особенному богу — богу Экватора…

Улица Семи Крестов в Кито некогда была священной тропой, связывающей храмы Солнца и Луны

Семь крестов от Солнца до Луны

Ну, и вообще, эквадорцы — фанатичные поклонники всего, что есть в их стране. Например, Кито, по их мнению, — не просто лучший, но еще и «самый инкский» город Южной Америки. Мне показалось, что в сердцах столичных жителей живет неизбывное чувство ревности по отношению к общепризнанному символу древней цивилизации — перуанскому Куско.

Эти ревность и амбиции так велики, что в местных источниках можно даже порой прочитать, что Кито… был последней столицей империи инков. Дело в том, что за несколько десятилетий до прихода конкистадоров, в самом конце XV века, земли нынешнего Эквадора, на которых обитали несколько разноязычных племен, были захвачены инками и присоединены к великому государству Тауантинсуйу. Формально, действительно, в 1533— 1534 годах, когда Куско уже сдался конкистадорам, инки держали здесь, в Кито, последнюю оборону от войск Себастьяна де Белалькасара, сподвижника Франсиско Писарро. На основании этого и возник миф о Кито — «последнем оплоте сыновей Солнца». Однако какого-либо серьезного следа инки здесь оставить просто не успели.

Зато оставили конкистадоры, превратив город в одну из самых красивых столиц Южной Америки. Правда, красота ее мягка, немного даже размыта, и надо запастись терпением, чтобы найти «свой» Кито в этом хаотическом и, я бы сказал, децентрализованном пространстве.

То есть существует, конечно, официальный центр, исторически сложившийся вокруг президентского дворца — площадь Независимости. Помимо белого приземистого здания — собственно дворца — ее образует зеленый парк с памятником героям борьбы за независимость. Стела в неоклассическом духе увенчана изображением кондора, «геральдической» птицы южноамериканских доколумбовых культур. А у подножия монумента распростерся издыхающий лев. Лев символизирует Испанию , орел — Эквадор и героев национально-освободительной борьбы 1809— 1810 годов. Победа в ней, правда, была далеко не окончательной: только в мае 1822 года состоялась знаменитая битва при Пичинче, в которой национальные войска генерала Сукре, сподвижника Боливара , разгромили наконец испанцев.

Симпатичная площадь, уютная. Но вот выходящая на нее улица Семи Крестов еще интереснее. Это, кажется, самая старая улица Кито. В доколониальную эпоху она соединяла две культовые — в прямом и в переносном смысле — возвышенности: Панесильо, которая у инков называлась Явирак (тут располагался Храм Солнца), и Холм Св. Иоанна. Его именовали Уанакаури и построили на нем Храм Луны.

Испанцы отлично поняли все значение для покоренных язычников этой священной тропы, фигурально связующей два светила. Поэтому первым делом, словно опасаясь какого-то таинственного проклятия, они решили «осенить» ее как можно большим количеством крестов. Так, одна за другой, появились церкви и соборы: Санта-Барбара, Непорочного Зачатия, Примада-де-Кито, Эль Саграрио, Ла Компаньиа, Дель-Кармен-Альто… Получается шесть. А седьмой крест, едва ли не самый приметный, возведен вне культовых зданий. Он стоит на пьедестале у богадельни Сан-Ласаро. Грубо вытесанный из камня, как будто и впрямь каким-то конкистадорским мечом или топором.

От самой старой из церквей, Санта-Барбары, в том виде, в каком она была возведена в 1566—1576 годах, ничего, кроме названия, не осталось: она фактически развалилась и была заново отстроена уже в XIX веке. Но имя ее очень важно: Санта-Барбара, как известно, была для воинов покровительницей в борьбе с «варварами». (Такой вот исторический каламбур: со Святой Варварой, помолясь, да на варваров.) Место для храма тоже нашлось неслучайное: на площади перед ним бьет самый старый в городе источник, снабжавший жителей водой еще в доиспанские времена.

Все остальные храмы улицы Семи Крестов относятся уже к XVII веку и позднейшим эпохам. Самый примечательный — Ла Компаньиа-де-Хесус, заложенный орденом иезуитов в 1605 году и полностью завершенный лишь в 1765-м. «Долгострой» вполне оправдан: это действительно колоссальное по своему размаху сооружение и одно из лучших произведений южноамериканского барокко. Иезуиты, как известно, прибыли в Южную Америку вместе с воинами и вели себя здесь чрезвычайно активно. Между прочим, они стали даже служить мессы на кечуа и религиозное образование тоже вели на местных языках, благодаря чему популярностью пользовались немалой. Могущество и богатство ордена отразилось в избыточности форм и роскоши интерьеров, буквально ослепляющих сиянием золота. В этом смысле красивейшая церковь Кито напоминает своего «тезку» в Куско — тамошнюю Ла Компаньиа-де-Хесус (собственно, ордена Христа). Разница только в одном: храм в Куско сохранился в первозданном виде, а Компаньиа в Кито выгорела почти до основания в 1995-м. Сегодня внутреннее убранство полностью восстановлено.

Сукре — освободитель Эквадора

Видимый парадокс истории Эквадора заключается в том, что генерал Антонио Хосе де Сукре, победитель в битве при Пичинче, ныне почитается как «главный» национальный герой Республики Эквадор (даже национальная валюта до недавнего перехода на доллар называлась его именем — «сукре»), хотя вряд ли когда-либо отдавал себе отчет в том, что это такое. Как и все люди его поколения, этот ближайший соратник и друг Освободителя — так участники антиколониального движения в Латинской Америке называли Симона Боливара — уроженец современной Венесуэлы, Сукре представлял себе собственную родину в виде единой монолитной свободной державы на всей территории бывших испанских владений. И не его вина, что эти земли оказались столь «разношерстны» и отдалены друг от друга, что в результате общей Войны за независимость 20-х годов XIX века там сложилось множество отдельных государств. На своем веку Сукре успел побывать, пусть недолго, президентом и Перу, и Боливии, и, разумеется, провозглашенного Эквадора. Будучи в отставке, генерал Сукре предпочитал жить в Кито, откуда была родом его любимая жена Марианна де Карселен, маркиза де Соланда. Правда, тихого времени в эквадорской столице судьба отпустила генералу немного — всего около двух с половиной лет в общей сложности. Дела политические и военные увлекали его в разные концы латиноамериканского ареала, пока, как уже было сказано, он не погиб от рук террористов в ходе междоусобной борьбы за «наследство» Боливара. Что же касается самой битвы при Пичинче, принесшей независимость Эквадору, то она, по меркам европейских войн, не более чем стычка. В ней участвовали едва 3 500 человек с обеих сторон, а погибли, слава Богу, человек 600, не больше. Тем не менее войска Королевского Присутствия в Кито (Real Audiencia de Quito) под командованием генерала Мельчора Аймерича были разгромлены и практически полностью пленены, город освобожден, а трехсотлетнее испанское владычество в средних Андах улетучилось в один день — 24 мая 1822 года, как будто его и не было.

Сердце францисканца

…Есть в образе жизни Кито несовременные размеренность и медлительность, а на улице Семи Крестов они чувствуются еще сильнее. И даже всевозможные фиесты, которые эквадорцы, как и все латиноамериканцы, любят больше всего на свете, здесь особенные. На упомянутой уже площади перед церковью Санта-Барбара мы застаем фестиваль «пасакальес». Тому, кто знает, что такое пассакалья, этот факт скажет многое. Старинный испанский медленный танец (буквально — «вдоль по улице»), сродни чаконе, которую так любил аранжировать Бах для органа. Поди, сейчас в Испании не сыщешь людей, которым по вкусу подобное ретро. А здесь, у Семи Крестов, в центре Кито десятки пар участвуют в самодеятельном фестивале. Танцоры, конечно, в основном немолоды, причем явно не хватает кавалеров, и мужскую партию часто исполняют женщины. Улица замерла, наблюдая за вереницами танцующих вокруг чугунной фигуры Себастьяна Белалькасара: памятник завоевателю Кито расположился аккурат в центре площади.

Такое ощущение, что на дворе даже не XIX, а XVII век. Романтика, слов нет. Но я все-таки продолжаю искать «свой» Кито — не то, что более современный — я и сам любитель старины — но более живой, колоритный. И, кажется, наконец нахожу.

Церковь Сан-Блас, перестроенная в начале ХХ века, — единственная в Куэнке имеет в плане латинский крест

Пласа-де-Сан-Франсиско — замечательный ансамбль, в котором идеальные формы старого церковного комплекса словно омываются живой водой повседневной суеты. В праздничные дни площадь перед церковью превращается в огромный рынок, да и в будни здесь идет торговля. Вообще, люди приходят сюда в любое время суток, чтобы бесцельно посидеть на прокаленных солнцем каменных ступенях. Женщины в национальных нарядах с младенцами на руках бродят в поисках туристов, которые бы их сфотографировали и заплатили за это, лишь бы только навязчивые «модели» отстали и перестали гнусить: «Una moneda para la colita! Una moneda para la guagua!» — «Монетку на баночку колы! Монетку для ребеночка!» Веселые мальчишки, жонглируя обувными щетками и каким-то немыслимым цирковым приемом удерживая при этом под мышкой ящик с ваксой и тряпками, тоже носятся в поисках клиентуры. Две старухи, удобно расположившись прямо на земле, по очереди расчесывают друг друга, смачивая головы ваткой с керосином и извлекая насекомых из копны прямых, угольно-черных волос…

Уже вернувшись в Москву , из книжек я узнал, что Пласа-де-Сан-Франсиско — действительно место намоленное. Оно было центром Кито еще до того, как сюда пришли инки, и называлось Тиангес, что на языке местных индейцев и означало «рынок». Инки, войдя в Кито, возвели здесь дворец Атауальпы (последнего «императора» Тауантинсуйу) и Кориканчу — храм Солнца. Все это после прихода испанцев было быстро стерто с лица земли. Еще легенда гласит, что на этой площади впервые в Эквадоре один из отцов-францисканцев посеял пшеницу. А на месте дворца Атауальпы и был построен великолепный францисканский церковный комплекс, занимающий три гектара и состоящий из собственно храма, монастыря, учебного корпуса и кладбища.

Уже под вечер мы поднялись на Ичимбиа — один из трех холмов, что окружают город. Собственно, эти холмы и формируют стенки своеобразной чаши, на дне которой, как на дне кратера, лежит старый Кито (новые районы города как бы ползут вверх по этим холмам).

Стало темнеть — на экваторе всегда темнеет рано, в шесть вечера, — и старинный город начал зажигать огни. Казалось, что они вспыхивают очень ритмично, словно по чьей-то указке, и не поодиночке, а линейками, квадратами, словно иллюминация на колоссальной рождественской елке… Освещение вдруг выявило всю гармонию застройки, столь неочевидную, когда находишься внутри нее. Вспыхивали абсолютно ровно «прорубленные» конкистадорами и их наследниками широкие улицы и узкие, нотоже прямые, как кинжальные удары, переулки. Идеальными в своей прямоугольности квадратами загорались одна за другой площади — Независимости, Санто-Доминго, Сан-Маркос, Сан-Блас, Сан-Франсиско… Медленно, как свеча, разгоралась по мере сгущения сумерек подсветка многочисленных церквей и монастырей. И вот теперь-то обнаружилось, сколь не случайно, а продуманно, словно фигуры на шахматной доске, «расставлены» церкви по городу. Потом мне расскажут, что испанцы-строители Кито так и называли свой план застройки — damero, доской для игры в шахматы или шашки.

Котопахи — самый высокий из действующих вулканов Эквадора (5 897 метров). Он расположен в 60 километрах от Кито и славится своим «правильным» симметричным кратером. Это одна из самых впечатляющих вершин узкой и длинной долины, которую Александр фон Гумбольдт прозвал в XIX веке «дорогой вулканов»

Долина великанов

Экватор, конечно, помимо всего прочего, диктует еще и стиль жизни. Когда круглый год солнце восходит и заходит в одну и ту же минуту, день неизменно равен ночи и времен года не существует — можно вообще потерять ощущение движения времени. Словно сидишь всю жизнь на качелях, которые застыли в равновесном положении — ни туда, ни сюда, ни вверх, ни вниз.

Впрочем, видимо, в порядке компенсации за эту круглогодичную сбалансированность Бог наградил Эквадор разновидностью экстрима — более чем двумя десятками вулканов, два из которых находятся в непосредственной близости от нулевой параллели и Кито. Это Руку Пичинча (4735 метров над уровнем моря) и Гуагуа Пичинча (4783 метров). Гуагуа — вулкан действующий. В последний раз «малыш» (так в Южной Америке называют маленьких детей — guagua) напомнил о себе 7 октября 1999 года, засыпав пеплом все и вся в радиусе десятка километров.

Кроме того, говорят, что из Кито в ясную погоду можно увидеть еще три грозные вершины — Котопахи (5897 метров), Каямбе (5790) и Антисану (5704). А если отправиться на машине из северного Кито в южную Куэнку, то часть маршрута пройдет по узкой долине, которую еще Гумбольдт назвал «дорогой вулканов». Она лежит между двух параллельных горных андских цепей, в составе которых — девять из десяти самых высоких «огнеопасных» пиков. В том числе легендарный, полтора тысячелетия назад потухший Чимборасо (6310 метров). Его вершина — самая удаленная от центра Земли точка ее поверхности, что отчасти ставит под сомнение первенство Эвереста (дело в том, что при измерении географической высоты за реперную точку, как известно, берется уровень моря, и здесь Джомолунгма все же лидирует: 8814 метров над уровнем моря).

Прославленные Дарвином

Галапагосский архипелаг , конечно, самая знаменитая достопримечательность Эквадора. Но вместе с тем это «страна в стране», которая заслуживает отдельного путешествия и повествования. Архипелаг, располагающийся в водах Тихого океана, отделен от основной территории страны более чем тысячью километров. Его составляют 13 крупных и 17 мелких островов, которые занимают площадь около 8 тысяч квадратных километров. Все они вулканического происхождения, и кратеров на них сохранилось множество. Своей славой Галапагосы обязаны Чарлзу Дарвину , который, побывав на них в 1835 году, был поражен флорой и фауной архипелага, увидев в них «наглядный пример эволюции». В 1959-м острова получили статус национального парка — первого в стране. Здесь водятся игуаны, морские львы, киты, альбатросы, пеликаны, пушистые тюлени, пингвины (самые северные в мире — они способны выжить на островах благодаря холодному Гумбольдтовскому течению) и множество других животных. Одних только птиц здесь более 1500 видов, что примерно вдвое больше, чем во всей Европе или во всей Северной Америке. Пожалуй, самые знаменитые обитатели островов — гигантские черепахи (испанское galapago — «черепаха» — и дало название архипелагу) весом до 200 килограммов и живущие по двести лет (до недавнего времени в парижском зоопарке еще была жива черепаха, привезенная в 1807 году с Галапагосов в подарок Наполеону I). Поскольку на архипелаге нет хищников, а к человеку животные привыкли, то подпускают к себе туристов совсем близко. Так что присесть (разумеется, аккуратно) на гигантскую черепаху, покормить игуану, поплавать в компании пингвинов, что называется, не проблема. Впрочем, архипелаг интересует не только любителей зоологии, но и антропологов. До сих пор открытым остается вопрос о том, в каком отношении находились Галапагосские острова к доколумбовым культурам Южной Америки. С одной стороны, там найдена керамика, несомненно, классического инкского образца. С другой — многие авторитетные американисты, как, например чешский профессор Мирослав Стингл, утверждают, что она была завезена туда уже в колониальные времена. Во всяком случае, имеются предания, популярные еще и сейчас среди кечуа, о том, что именно Галапагосы служили местом идеального упокоения «императоров». Считается, что от одной из бухт у берегов современного Эквадора в рамках красочного ритуала в океан отправляли бальсовый плот с телом Инки. Конечно, никто не может сказать, куда его потом прибивало, но считалось, что он идет на Галапагосы, к западным пределам Тауантинсуйу.

По завету Пачамамы

В этой небольшой долине, между прочим, проживает почти половина населения страны. Знаете, почему? Земля очень плодородная: свежий пепел, как известно, отличное удобрение. Последним по времени в марте позапрошлого года активизировался вулкан Тунгурауа (5029 метров), один из самых «вздорных» в округе. Он произвел несколько взрывов и выбросил лаву и фрагменты горной породы на сотни метров над жерлом. При этом организованная эвакуация жителей из окрестных сел не производилась, а по собственной инициативе и вовсе никто уезжать не собирался. Слава богу, обошлось без жертв. Но любителей экстрима в Эквадоре, судя по всему, хватает.

…Это, конечно, шутка — насчет любителей экстрима. Надо видеть этих людей, на быках вспахивающих красную жирную плодородную землю. Выносливость местных жителей, их способность работать без устали, преодолевать огромные расстояния с большим весом за плечами — поразительная. Оговорюсь, впрочем, что на быках здесь пашут не потому, что больше не на чем, а потому что Пачамама («Великая Мать»-земля) не позволяет пахать никаким другим манером. Современной техники она не признает. Равно как и «неестественных» удобрений.

Индейцы каньярис, проживающие на юге Эквадора, еще до завоевания инками в XV веке славились своими промыслами

В провинции Тунгурауа, знаменитой своим вулканом, мне запомнилась бредущая по пыльной дороге старуха из племени саласака (о чем говорила ее белая фетровая шляпа с широкими полями). Старуха была такая древняя и слабая, что, кажется, едва переставляла ноги. Но гнала перед собой небольшую отару овец и при этом умудрялась еще на ходу прясти на ручной прялке. Только что не вычесывала и не стригла одновременно своих животных — чтобы получился уж совсем замкнутый цикл.

Эквадорцы — поразительно трудолюбивый народ. Спозаранку и допоздна, все время, что мы тряслись по шоссе Кито — Куэнка, мы постоянно видели землепашцев, женщин, несущих огромные охапки сена, больше похожие по размеру на скирды, детей, пасущих скот. И это несмотря на субботу. Единственная встретившаяся нам примета выходного дня — субботний базар, на который мы попали в одном из селений провинции Асуай. Торговали здесь в основном индейцы каньярис, населяющие Асуай. Старики и старухи, с лицами, похожими на здешнюю почву, — изборожденными глубокими, как шрамы, морщинами, но при этом не испитыми и не изможденными, удивительно здорового и красивого оттенка. Не блещущие красотой, но очень опрятные девушки в шитых золотой нитью темно-красных платках. И, конечно, непременные фетровые шляпки. В отличие от соседей, индейцев-саласака, которые предпочитают «мужские» широкие поля, у каньярис обоих полов — именно шляпки: изящные, с полями узкими, а по краям идет еще цветная обводка. И непременно — две кисточки: у незамужних и неженатых они кокетливо болтаются спереди, свисая над самыми глазами; у семейных — деловито отброшены назад, чтобы не мешали.

Как и северная столица Кито, южная Куэнка расположена на дне естественной «чаши», образуемой горами, что делает панорамный вид города особенно эффектным. На переднем плане — Собор Непорочного Зачатия

Кто шляпку спер?

Куэнка — третий по величине (после Кито и главного порта страны, Гуаякиля) и, по мнению местных, первый по красоте город Эквадора. В 1999 году его исторический центр был включен ЮНЕСКО в список архитектурных ансамблей мира, составляющих достояние человечества (центр Кито был включен в этот список еще в 1978-м). Проживает тут менее четверти миллиона жителей, и приходится на них 34 церкви.

Основная прелесть города, однако, в том, что он стоит на четырех речках — Томебамбе, Мачангаре, Янункае и Тарки, — исторический центр окружен водой почти со всех сторон. Когда конкистадоры только захватили это место, первое, «рабочее», название, которое они ему дали, было Санта-Ана-де-лос-Куатро-Риос — Св. Анна на Четырех Реках.

Домишки лепятся, как ласточкины гнезда, прямо к крутым берегам. Что же касается церквей, за которые, видимо, город и попал в список ЮНЕСКО, то в основном это постройки середины позапрошлого века — многие на один, неоклассический манер. Внимание привлек разве что старый кафедральный собор — Иглесиа-дель-Саграрио. Он не старше двухсот лет и был возведен на месте, где прежде стояла самая первая церковь в городе, датируемая 1567 годом. Она, в свою очередь, по преданию, была возведена на фундаменте инкских построек, разрушенных конкистадорами. Местные жители обязательно подчеркнут этот факт — будто их Саграрио состоит в каком-то, пусть туманном родстве с доиспанскими памятниками.

Пока крепость Ингапирка в окрестностях Куэнки не была признана памятником архитектуры инков, ее камни шли на нужды местного населения

Куэнка считается своего рода культурной столицей страны, отсюда родом многие эквадорские писатели и деятели искусств. Особенная аура в самом деле ощущается в городе — благодаря множеству музеев, книжных магазинов, образовательных и научно-исследовательских центров. Наконец, возле Куэнки нашлось-таки и реальное свидетельство присутствия инков на эквадорской земле. Развалины крепости Ингапирка, что километрах в восьмидесяти от города, неопровержимо свидетельствуют: империя четырех сторон света была здесь. Правда, в одном Куско такого рода развалин — десятки, а Ингапирка в Эквадоре одна-единственная.

И все же, рискуя показаться легкомысленным путешественником, замечу: самое интересное в Куэнке — то, что именно здесь в свое время были изобретены знаменитые эквадорские соломенные шляпы. В отличие от местных писателей и артистов, это «ноу-хау» получило известность мировую и пользуется ею уже второе столетие. Правда, под именем «панамских» или просто «панам». Да-да, «шляпы из панамской соломы», которые фигурируют еще в рассказах Чехова , делали и делают в Эквадоре. Куэнка как была, так и остается центром этого по-прежнему кустарного промысла. Почему эквадорские шляпы стали «панамами»? По одной из версий, первые образцы привезли с собой в США инженеры, работавшие на строительстве Панамского канала . А Эквадор в конце XIX столетия был нищей страной. Шляпы плели в Эквадоре, но закупали их и торговали ими панамские предприниматели у себя в стране, где шло бурное развитие.

Вообще, знаменитые головные уборы окружены множеством легенд. Одна из них гласит, что делают шляпы только по ночам, когда соломенная нить становится от влажности эластичной и сплести ее можно особенно плотно. Это, как гаванские сигары, которые можно скручивать только на бедре девственной мулатки…

Кечуа и другие

Большая часть 13-миллионного населения Эквадора — метисы: их приблизительно 10 миллионов. Около миллиона — «чистые» индейцы. Оставшиеся два миллиона — белые, черные и мулаты. Темнокожее население страны сосредоточено в основном на океанском побережье, во втором по значению городе страны Гуаякиль и в провинции Эсмеральдас. Автохтонное население Эквадора — это прежде всего индейцыкечуа, которые, в свою очередь, подразделяются на множество племенных групп и общин. Они населяют в основном горную часть страны. На востоке и в амазонской сельве обитают гораздо менее многочисленные, чем кечуа, шуары, ачуары, кофары, сиона-секойя, уао, аи, эмбера, сапаро. На океанском побережье живут индейцы ава, тсачилас и чачи. Эквадор — государство с безвизовым режимом для большинства стран мира. Получить здесь вид на жительство тоже достаточно просто. Благодаря этому число иммигрантов растет не по дням, а по часам. К традиционным для этой страны перуанской, колумбийской, китайской и корейской диаспорам в последние годы добавилась русскоязычная, вовлеченная прежде всего в экспорт эквадорских роз, бананов и креветок.

Тысячи орхидей

Еще один элемент эквадорской экзотики — кусок амазонской сельвы с ее непревзойденным богатством флоры и фауны. 25 тысяч видов растений — десять процентов от всех известных на планете. (Одних только орхидей — более двух тысяч.) 706 видов рыб, около 400 видов рептилий, 320 разновидностей млекопитающих и более 1550 — птиц. Все это скучилось в восточной части страны, Орьенте, покрытой непроходимыми, заболоченными джунглями. Так густо покрытой, что на одном гектаре земли произрастает до 200 видов деревьев (для сравнения: в лесах Европы их не более 20).

Гигантские «кулисы» — на самом деле корни громадного дерева из семейства фикусовых

Чтобы добраться до сельвы, нам пришлось сперва долететь от Кито до города Нуэва-Лоха — столицы провинции Сукумбиос. Затем пересесть на автобус и протрястись на нем три с лишним часа по дорогам, заставляющим вас с ностальгией вспомнить Панамериканское шоссе. И вот после этого, в слегка осоловелом состоянии мы добрались до реки Куябено — узкой, извилистой, кишащей пираньями и имеющей одну крайне неприятную особенность: мелеть буквально в течение нескольких суток и делаться непроходимой даже для плоскодонного каноэ.

От Куябено до самой полноводной артерии мира — около семисот километров. Из них на долю нашей небольшой протоки приходится около тридцати, которые мы и преодолели, «бросив якорь» в лагуне, где располагался кемпинг. Дальше начинается гораздо более крупная река, Агуарико, она вливается в еще более крупную, Напо, по которой, собственно, и можно уже добраться до Амазонки .

Но даже на протяжении этих трех десятков километров чего и кого только не увидишь! Река узкая, а растительность такая буйная, что деревья с противоположных берегов, свесившись к воде, образуют шатер, переплетаясь ветвями. По ним, как по трапециям в цирке, перемахивая с одного берега на другой, с пронзительными криками снуют маленькие обезьянки — макаки-саки (Pithecia aequatorialis), колонию которых мы явно взбудоражили ревом нашего мотора. Зато следующие обитатели сельвы, которых мы встречаем на пути, — несколько желто-голубых гуакамайо, как здесь называют попугаев ара (Anodorhynchus macao), — даже голову не поворачивают в нашу сторону. Впрочем, они сидят так высоко — на вершине какой-то грандиозной пальмы, что мы им кажемся, наверное, речными букашками. Красавцев гуакамайо можно увидеть, только если застанешь момент, когда они обучают птенцов летать. А так они живут и летают на большой высоте, и над водой, как какие-нибудь ласточки, не порхают. Гуакамайо не просто очень яркая, но еще и удивительно разнообразная по окраске птица. Я заметил желто-голубых, а ведь есть еще красно-зеленые, красно-желтые, краснолобые, есть «гуакамайо милитар», то есть, как нетрудно догадаться, цвета хаки, есть «гуакамайо барбасул», то есть Синяя Борода. И все это разноцветье концентрированно встречается только тут, в амазонской сельве.

Гоацин, распространенный в экваториальной Южной Америке, отличается тем, что у птенцов на пальцах крыла развиваются когти, помогающие им лазить по ветвям. Во взрослом возрасте они отпадают

Зато совсем низко над водой, по пути нашего следования постоянно носится маленькая головастая черная птичка, словно высматривая что-то в водной глади. И впрямь высматривает: вдруг ныряет вниз, почти задевая крыльями воду, и взмывает вверх, уже с добычей в черном клюве. Это гаррапатеро ( Crotophaga sulcirostris ) — птичка, пробавляющаяся водными жучками, паучками, клещами, которые по-испански называются «гаррапатос». А в этих краях гаррапатеро еще называют «косинеро», что значит «повар». Над водой, охотясь, птичка движется молча. А вот, забравшись в прибрежные заросли после «налета», принимается трещать — пронзительно и как-то при этом шепеляво, похоже не то на закипающий чайник, не то на шипящее на сковороде масло. А уж когда их несколько и они запустят свои трещотки — точно кухня в разгар готовки. Отсюда и «повар».

Или вот неожиданно перед нами — обезьянка, сорвавшись после очередного прыжка с ветки, падает в воду, но, не растерявшись, по-собачьи молотит по воде лапками и — выплывает на берег. Цепляется одной «рукой» за лиану, повисает в воздухе, отряхивается, обдав все вокруг веером брызг, и исчезает в зарослях. Оказалось, что эти обезьянки, известные здесь под названием «монос ардильяс» (по-научному — Saimiri oerstedii) — «обезьяны-белки», — не только умеют, но и любят барахтаться в воде. Еще их здесь называют «монос пайасос» — «паяцы» — за раскраску мордочки, действительно напоминающую маску грустного белого клоуна. Эти обезьянки , в отличие от большинства своих собратьев, любят проводить время на земле, а не только на деревьях. Еще одна их особенность — голосовые данные. Они издают до нескольких десятков разнообразных криков, подражая звукам окружающей сельвы.

Самая банановая республика

Считается, что «банановой республикой» в полном смысле этого слова Эквадор перестал быть в 1973 году, когда здесь нашли нефть — ныне основной продукт экспорта. Однако и сегодня треть съедаемых в мире бананов поступает по-прежнему отсюда. Их выращивают на 180 тысячах возделанных гектаров, и занято в этом секторе 12 процентов трудоспособного населения. Самое забавное, что банан отнюдь не исконная латиноамериканская культура. Он был завезен на континент португальскими колонизаторами из Африки в XVI веке. Интересно, что сами они эти фрукты поначалу не ели, а кормили ими рабов и скотину. Вплоть до XIX века банан был неизвестен жителям не только Европы, но даже Северной Америки, так как считался непригодным для транспортировки. Впервые эквадорские бананы были представлены в 1876 году на выставке в Филадельфии, посвященной столетию провозглашения независимости США. Каждый плод был обернут в вощеную бумагу и стоил весьма недешево — 10 центов (столько, сколько кружка пива). Вскоре после этого Штаты, а затем и Европа оказались охвачены «банановой лихорадкой». Уже в 1890 году США импортировали 16 миллионов так называемых «банановых соцветий». Вплоть до 1950-х годов эти «соцветия» — стволы, на которых должно быть не меньше трехсот плодов, — оставались основной единицей измерения в торговле бананами. Теперь на смену им пришел 18-килограммовый ящик. Не будет преувеличением сказать, что сегодня «банановой лихорадкой» охвачена Россия: этот фрукт занимает второе место после яблок в списке предпочтений населения. 90 процентов бананов, которые едят в России, — из Эквадора.

Беличьи обезьяны, или, как их тут еще называют, обезьяны-паяцы (Saimiri oerstedii), комфортно чувствуют себя не только на деревьях, но и на земле, и даже в воде

Братья наши меньшие

Вскоре глаз устает от зеленого однообразия сельвы, перестает фокусироваться на деталях. Сулема, наш гид, показывает на вершину прибрежной пальмы, где, по ее словам, примостился пересосо (представитель семейства Bradypodiae) — ленивец . А я ничего не вижу, хотя ленивец не такой уж мелкий зверь. Но — сливается с окружающим фоном полностью, спасаясь тем самым от зорких стервятников. Ведь другой защиты, кроме цвета ( знаменитая мимикрия ), ему природа попросту не дала. Медлителен, физически слаб, спит, бедняга, по 20 часов в сутки, экономя энергию. Питается только листьями, в которых калорий для него явно недостаточно, пищеварительный процесс чрезвычайно замедленный, температура тела низкая. За месяц ленивец способен преодолеть расстояние не более одного километра.

А вот вдруг справа по курсу оживает какой-то торчащий из воды пень: то, что казалось наростами на его коре или прилипшими к ней пожухшими листиками, вдруг, бесшумно хлопая крыльями, взмывает в воздух. Пустяки, отряд летучих мышей, которым мы поломали дневной отдых. Мурсиелагос наригонес, «носачи», как называется эта разновидность по-испански (по латыни — Rhynchonycteris naso), не просто искусно мимикририруют под прошлогоднюю листву или древесную кору. Когда спят, они еще умудряются покачиваться в такт дуновениям ветра, чтобы их вовсе было не отличить от неодушевленной природы.

Ну и в заключение прогулки — самая мелкая «деталь». Еще одно небольшое обезьянье семейство. Это — игрунки, самые маленькие из всех 19 видов обезьян, обитающих в Эквадоре, и вообще самые маленькие обезьянки в мире. Наиболее «крупные» экземпляры достигают 10—12 сантиметров, весят меньше 100 граммов. Леонсильос (Callithrix pygmaea) — «львята»: так их называют за сходство окруженной густым ореолом волос мордочки со львиной. Сходство, конечно, в масштабе тысяча к одному…

Обед с окулистом

Последний день — вновь в Кито — оказывается особенным, одним из самых важных в католическом календаре Латинской Америки: 2 ноября, День Поминовения Усопших — Dia de los Fieles Difuntos. С утра моросит мелкий дождь, а люди нескончаемыми вереницами движутся по круто взмывающим вверх и сбегающим вниз улицам по направлению к церквям и кладбищам. Нет, этот день не погружен в какой-то беспросветный траур. Он, скорее, светел, объединяет в себе и жизнь, и смерть, и память, и житейские хлопоты по приготовлению обильного поминального стола. К нему готовятся заранее все кулинары, на улицах идет бойкая торговля всевозможной снедью — пирожками, чичаронес (свиными шкварками), вареными кукурузными початками, яблоками в карамели. Главное блюдо этого дня, которое и готовится только раз в году, — колада морада, сложносоставное варево, напоминающее кисель. Его разливают буквально на каждом шагу. Оно согревает, придает сил после многочасового коленопреклоненного стояния на кладбище и в церкви.

Любимое блюдо эквадорцев — жареные морские свинки

Мы заходим пообедать в небольшой ресторанчик, специализирующийся на национальной кухне. Мой отважный коллега заказывает зажаренную морскую свинку. Много раз я пытался заставить себя попробовать это любимое блюдо эквадорского народа, но так и не сумел. Беру что-то более тривиальное. Впрочем, свою приверженность национальному колориту обозначаю, заказав кувшин чичи — традиционной кукурузной бражки. Внезапно сзади нас начинается какое-то движение. Сдвигаются столы и стулья, освобождается пространство, в центре которого на единственном оставшемся столе человек в белом халате раскладывает множество очков и еще каких-то оптических приборов. Прямо к спинке моего стула его ассистентка прислоняет таблицу для проверки зрения. Несколько зашедших с улицы людей усаживаются на стульях в очередь, держа в руках бумажки, похожие на рецепты. Они явно пришли сюда не свинок есть.

Куда мы попали? Для ответа на этот вопрос вызываю официанта. Он объясняет: в этот час профессор-окулист арендует у них для приема часть зала. Официант выражает надежду, что это не помешает нашей трапезе. Нет, конечно. Окулист так окулист. Не гастроэнтеролог же. Официант оценивает мое латиноамериканское чувство юмора, громко загоготав. Очередь очкариков не обращает на нас ни малейшего внимания. Мы тоже возвращаемся каждый к своему: Лев — к свинке, я — к чиче.

Я вспоминаю Габриэля Гарсиа Маркеса: для описания латиноамериканской действительности необходим какой-то особый художественный метод, способный объединить несоединимое. Маркес называет этот метод магическим реализмом. Действительно, с помощью одних только реалистических приемов или, наоборот, лишь с помощью гиперболы и гротеска Латинскую Америку не понять и не изобразить. А уж тем более такую ее часть, как Эквадор. Небольшая, казалось бы, страна, вместила в себя и объединила столько противоречивой экзотики — и нулевую параллель, и вулканы, и джунгли… Так, что Маркесу впору было бы родиться тут, а не в соседней Колумбии.

Фото Льва Вейсмана

Леонид Велехов

(обратно)

Рожденные Олдредом

385 миллионов лет назад, рыба Panderichthys rhombolepis

Целые скелеты в чешуе обнаружены в 1970-х годах в Латвии

В середине девонского периода начался новый этап в эволюции растительного и животного мира Земли. Появились условия для крупномасштабного освоения суши. Именно тогда на доисторическую арену вышли необычные рыбы — пандерихты, сходные по некоторым признакам с амфибиями. Это метровые рыбы из группы рипидистий, которых ранее вместе с латимерией называли кистеперыми. Длинные, но с коротким хвостом, пандерихты обитали на неглубоких морских отмелях и в лагунах на восточной окраине континента Олдред — ныне это территория Прибалтики. Как многие древние рыбы, они умели дышать воздухом и ползать на крепких мускулистых плавниках. Во время отливов они вполне могли охотиться за оставшимися на берегу астеролеписами — тоже вымершими панцирными рыбами, которых из-за необычного строения поначалу принимали то за промежуточное звено между рыбами и черепахами, то за членистоногих. Дело в том, что все их туловище заковано в панцирь, а грудные плавники похожи на ноги краба, то есть не имеют внутреннего скелета. Эти жесткие длинные плавники не годятся для плавания, но благодаря острому кончику хороши для передвижения по дну или берегу. Рис. Ольга Орехова-Соколова

Ископаемые остатки первых четвероногих ученые обнаружили в осадочных породах, образовавшихся примерно 365 миллионов лет назад. Это были существа, приспособленные для жизни и в воде, и на суше, — амфибии, или земноводные. Какие же рыбы были их предками? И что этих животных влекло на сушу? Версии строились до тех пор, пока в последние два десятилетия не явились находки, приоткрывшие завесу над этими тайнами.

События, в результате которых обитатели водной среды стали осваивать сушу, начали разворачиваться более трехсот миллионов лет назад, в середине геологического периода, именуемого девонским. Это название ввел в обиход один из основателей геологии, Адам Седжвик — наставник Чарлза Дарвина. Оно произведено из названия английского графства Девоншир, где геолог работал. Здесь он обнаружил горные породы красноватого цвета, которые он проницательно счел очень древними. Седжвик назвал их old red sandstone — древним красным песчаником. Как позже выяснилось, этот характерный цвет унаследован от гор, возвышавшихся над давно распавшимся континентом, который так теперь и называют — Олдред. Горы были разрушены до основания дождем и ветром, и получившийся из камня песок похоронил под собой остатки живших в той стране девонских организмов. Потом рыхлый песок превратился в плотную породу — тот самый старый красный песчаник.

Олдред был жаркой страной поскольку среднегодовая температура на планете в тот период была примерно на 3 градуса выше нынешней, а континент располагался на самом экваторе. Чтобы соотнести его с нынешними материками, нужно отсечь Европу по Урал и повернуть ее на 90° против часовой стрелки, а Северную Америку, наоборот, — на 90° по часовой стрелке, и плотно сомкнуть их так, чтобы Гренландия соединилась со Скандинавией. Остается передвинуть эти земли к нулевой широте (а Африка тогда находилась еще южнее — в составе суперконтинента Гондваны) и частично затопить Мировым океаном — получится Олдред. Именно на его территориях, в настоящее время соответствующих Гренландии, Канаде и Европе, палеонтологи обнаружили наиболее полные и достоверные находки промежуточных между рыбами и амфибиями форм. Поэтому можно предположить, что выход позвоночных на сушу состоялся именно здесь.

Олдред был окружен широкими морскими отмелями, плавно переходящими в полосу приливов. В глубине материка располагались низины, занятые пересыхающими время от времени болотами, озерами и неторопливыми мелководными реками. Добавим к этому чередование сезонов тропических ливней и засух — и перед нами среда обитания, где граница воды и суши совершенно размыта. В морских лагунах у восточного побережья Олдреда 385 миллионов лет назад обитали пандерихты — крупные, около метра длиной рыбы, у которых появились первые отчетливые приспособления для передвижения по суше. Спустя 5 миллионов лет во внутренних водоемах другой части континента появился тиктаалик — еще более крупный хищник с усовершенствованным скелетом ластов. Об открытии останков этой рыбы на арктическом острове Элсмира, принадлежащем Канаде, стало известно в 2006 году.

Крупные хищники, пандерихт и тиктаалик, сильно отличались от современных рыб. У них было удлиненное туловище без спинного плавника, покрытое толстой ромбической чешуей, укороченный хвост и вытянутая морда с особо крепкими зубами. Глаза у этих хищников выступали на морде, как у крокодилов, и позволяли наблюдать обстановку выше линии воды. А главное — их грудные и брюшные плавники уже способны были служить опорами на суше, поскольку представляли собой мускулистые ласты. Они могли пригодиться и в мелких, заросших водорослями водоемах, где эти существа проводили основную часть времени. Вряд ли в таких условиях им приходилось свободно плавать, скорее, отталкиваться от дна и раздвигать растительность. Скелет грудных плавников у тиктаалика уже немножко больше, чем у пандерихта, похож на скелет лап древних амфибий — ихтиостег, акантостег и тулерпетонов, которые появились в водоемах Олдреда еще через 15 миллионов лет. Возможно, именно тиктаалики и были прямыми предками земноводных — ничто в строении этих древних рыб этому не противоречит.

380 миллионов лет назад, рыба Tiktaalik roseae

После нескольких лет целенаправленных поисков на Канадском арктическом острове Элсмира описана в 2006 году американскими учеными

Тиктаалик обитал в медленно текущих реках на севере древнего материка Олдред. Он был очень похож на пандерихта, но имел улучшенные сухопутные качества. Жаберный насос был демонтирован благодаря утрате жаберной крышки. Зато ребра были расширены, очевидно, для повышения эффективности легочного дыхания. Крепкие ласты имели улучшенную конструкцию. Если бы они кончались не кожистой оторочкой, а настоящими пальцами, мы бы назвали тиктаалика уже не рыбой, а настоящей четвероногой амфибией. А пока ноги сделаны как бы наполовину, в связи с чем ученые в шутку прозвали тиктаалика "рыбоногом". Большую часть времени тиктаалик, как и пандерихт, проводил на мелководье, выставив на поверхность только глаза, как это делают современные крокодилы. Оттуда хищник высматривал добычу на берегу. Старые, двухметровые тиктаалики были уже слишком тяжелы, чтобы далеко отползать от реки. По-видимому, более далекие вылазки на берег совершались в молодости, тем более что в пищу маленькому тиктаалику годилась такая мелочь как многоножки, скорпионы и пауки, которые уже бегали по суше. Рис. Ольга Орехова-Соколова

Что общего у тулерпетона и саргассового клоуна?

Из первых амфибий лучше всего изучены акантостега и ихтиостега, найденные в Гренландии, и тулерпетон из Тульской области. Многое у них осталось от рыб — у акантостеги были развиты внутренние жабры и хвостовой плавник, а брюхо в том числе и продвинутого тулерпетона покрыто рыбьей чешуей (кстати, ее остатки спрятаны в коже на брюхе даже у современных крокодилов). Но что делает их полноправными четвероногими, так это настоящие пальцы на лапах, только число их больше обычного. У акантостеги — восемь, у ихтиостеги — семь, у тулерпетона — шесть. Задние лапы тулерпетона уже более развиты, чем передние, и имеют «кирпичную кладку» из мелких косточек в области голеностопа, что достаточно недвусмысленно указывает на их сухопутное применение. Однако многие ученые теперь трактуют само появление на лапах пальцев не как приспособление для наземного передвижения, а как средство эффективнее цепляться за дно или подводную растительность. Ведь и современные рыбы под названием саргассовые клоуны тоже имеют некое подобие пальцев на плавниках, как раз чтобы держаться ими за водоросли. Но нет сомнения, что пальцы у древних амфибий были доведены до совершенства уже в рамках сухопутного передвижения. Не зря же их число сократилось до пяти уже через несколько миллионов лет после появления первых земноводных. На суше нужны более крепкие и толстые пальцы, а каждый такой палец — это лишний вес.

«Второе дыхание»

Английская исследовательница Дженифер Клак в 2007 году суммировала данные различных специалистов об экологических условиях на нашей планете 385—360 миллионов лет. Доля кислорода в атмосфере составляла 15% против нынешних 21%, а углекислого газа, наоборот, было больше, чем сейчас, в 10 раз — 0,3%. Такой состав способствовал фотосинтезу растений, и они стали бурно развиваться и завоевывать новые территории. Моря изобиловали водорослями, а поверхность суши заросла первыми деревьями с мощной корневой системой и широкой кроной. Это были первые леса на Земле. Верхний ярус составляли главным образом археоптерисы — деревья той группы, от которой произошли голосеменные. Стволы их достигали высоты 30 метров и полутораметровой толщины, а под ними нижним ярусом росли древовидные папоротники псевдоспорохнусы и ракофитоны. В этих лесах впервые образовался толстый слой почвы, и гниющая органика в небывалых прежде масштабах стала стекать в озера, реки, неглубокие окрестные моря. Растворенный в воде кислород почти полностью уходил на окисление этой органики, и рыбам ничего не оставалось делать, как пользоваться для дыхания атмосферным воздухом. Словно дельфины, они то ныряли на глубину за едой, то поднимались на поверхность, чтобы вдохнуть воздух. Для этого у древних костных рыб, в том числе у пандерихта и тиктаалика были легкие. Конечно, они не сохранились в окаменелом состоянии, но если судить по архаичным видам, дожившим до наших дней, — двоякодышащим, многоперам, панцирным щукам и ильным рыбам, — легкие появились еще на заре эволюции костных рыб, задолго до описываемых событий, примерно 420 миллионов лет назад. Ими рыбы пользовались для дыхания при всплытии и в качестве поплавка, поддерживающего в воде тяжелый костный скелет и чешуйчатую броню. Жабры под водой не работали, так как там не хватало кислорода, а вот для недолгих экскурсий по суше тиктаалику они пригодились. Дело в том, что он лишился жаберной крышки и тем самым открыл внешний путь к своим жабрам для атмосферного кислорода. Утрата жаберной крышки — это еще один шажок в сторону амфибий.

Так сотни миллионов лет назад выглядел древний материк Олдред

Стратегия выживания

Попробуем представить себе образ жизни тиктааликов хотя бы гипотетически. Придется, конечно, сделать некоторые допущения на основе примеров из современности и здравого смысла. Начнем с того, что метание икры в те времена проходило в экстремальных условиях: ведь для развития икринок необходимо много кислорода, которого в воде практически не было. Приходится предположить, что икра плавала на поверхности воды, находясь в прямом контакте с воздухом. Для поддержания плавучести внутри каждой икринки должна была находиться капелька масла, своеобразный поплавок. По всей видимости, пандерихты и тиктаалики (а также древнейшие амфибии) метали более крупную икру, чем любая из современных «красных» рыб. Свободно плавающая жирная масса представляла собой легкую добычу.

Как же можно было уберечь будущее потомство? Вряд ли на мелководьях — они как раз были густо населены прожорливой живностью. Взять хотя бы небольшую панцирную рыбу астеролеписа, питавшуюся водорослями и служившую, видимо, основной добычей самих пандерихтов и тиктааликов. В Палеонтологическом музее в Москве хранится целая плита с окаменелыми остатками — часть дна прибрежной лагуны, существовавшего на территории Латвии в девонский период. Множество астеролеписов буквально запечатано в этой плите вместе с пандерихтами и их дальними родственниками — лаккогнатами, что свидетельствует о степени заселенности прибрежных мелководий. Многочисленные астеролеписы вполне могли поглощать плавающую икру заодно с водорослями.

В таких условиях наилучшая стратегия размножения для тиктаалика состояла, видимо, в том, чтобы на время нереста покидать материковые водоемы, спускаясь по рекам, отплывать подальше от берегов и там, в свободном плавании, оставлять будущее потомство. Кстати, в море икра не только находилась в большей безопасности, но и лучше развивалась, так как туда уже не распространялась сточная органика, отбирающая из воды растворенный кислород.

Проклюнувшись из икры, мальки тиктааликов набирали вес, питаясь вначале планктоном. А когда они достигали размера, скажем, окуня, тиктаалики отправлялись в реки, на постоянное место жительства. Дело в том, что в открытой воде тиктаалики маневрировали плохо, ведь у них отсутствовали спинные плавники, а это все равно, что стрела без оперения. На мелководье, пробираясь среди водорослей, они чувствовали себя более комфортно, здесь обитало огромное количество растительноядных рыб, и подрастающие тиктаалики на них охотились. Однако жизнь молодежи была полна опасностей. Она подвергалась атакам со стороны более крупных водных хищников, в том числе и родственников. Спасала толстая чешуя, защищавшая их тело, и способность переползать в менее опасные водоемы.

Время от времени рыба переходила в другой водоем в поисках пищи. В сезон засухи марш-броски приходилось делать все чаще и дальше. Когда и в последнем доступном водоеме вода пересыхала, рыба зарывалась в глину, чтобы сохранить кожу влажной. Так, без движения, она пережидала трудный период. Поскольку кожа и жабры в таком виде не имели доступа воздуха, то дышать приходилось только легкими, через ноздри. А ноздри у тиктаалика были особенными. Известно, что обычный рыбий нос служит только для обоняния. Каждая ноздря двойная – с входным и выходным отверстием наружу, но без сквозных проходов в ротовую полость. У тиктаалика же наружная ноздря находилась прямо у края верхней губы, от которой в пасть, пересекая губу, вела канавка, — что и позволяло всасывать воздух через нос и рот в легкие. Сходными ноздрями обладал и пандерихт. Таким образом, дожидаясь периода дождей, эти рыбы могли лежать в глиняной оболочке месяцами, высунув только нос. После подобного вынужденного заключения они, несмотря на замедление обмена веществ, выходили наружу сильно исхудавшими и пропитанными собственной мочевиной.

В общем, сегодня мы приблизительно понимаем, почему рыбы стали искать жизни на суше. В воде — нехватка кислорода и острая конкуренция, а вне воды — воздух и свобода. Огромный материк Олдред с его обилием мелких водоемов и заболоченных лесов создавал выгодные условия для поиска пищи пешим способом. И в этой пограничной среде обитания появились новые виды, подобные пандерихту и тиктаалику. Хотя они и продолжали проводить большую часть времени в воде, более ответственными с точки зрения выживания постепенно становились недолгие выходы на сушу, например, во время засухи. При этом строение древних рыб не требовало даже серьезных изменений. Важнейшие конструктивные узлы у них уже имелись — легкие и четыре крепких ласта. Весь же процесс превращения рыб в четвероногих растянулся примерно на 20 миллионов лет и охватил огромные территории материка. До нас дошли лишь отголоски этого могучего эволюционного взрыва, породившего новый класс позвоночных — амфибий. И хотя основные вехи этого процесса уже установлены, научный мир ожидает новых удивительных находок в красных землях древнего, давно распавшегося материка.

Александр Кузнецов

(обратно)

Гибель старого мира

Фото BETTMANN/CORBIS/RPG

К большому конфликту европейские державы лихорадочно готовились на протяжении нескольких десятилетий перед 1914 годом. И тем не менее можно утверждать: такой войны никто не ожидал и не хотел. Генеральные штабы выражали уверенность: она продлится год, максимум — полтора. Но общее заблуждение касалось не только ее продолжительности. Кто мог предположить, что полководческое искусство, вера в победу, воинская честь окажутся качествами не только не главными, но иногда даже вредными для успеха? Первая мировая продемонстрировала одновременно и грандиозность, и бессмысленность веры в возможность просчитать будущее. Веры, которой был так исполнен оптимистический, неповоротливый и подслеповатый XIX век.

В российской историографии эта война («империалистическая», как ее называли большевики) никогда не пользовалась почтением и изучалась крайне мало. Между тем во Франции и Британии она поныне считается едва ли не более трагической, чем даже Вторая мировая. Ученые до сих пор спорят: была ли она неизбежна, и если да, то какие факторы — экономические, геополитические или идеологические — более всего повлияли на ее генезис? Была ли война следствием борьбы вступивших в стадию «империализма» держав за источники сырья и рынки сбыта? А возможно, речь идет о побочном продукте сравнительно нового для Европы явления — национализма? Или, оставаясь «продолжением политики иными средствами» (слова Клаузевица), война эта лишь отражала извечную запутанность отношений между крупными и мелкими геополитическими игроками — легче «рубить», чем «распутывать»?

Каждое из объяснений выглядит логичным и… недостаточным.

На Первой мировой привычный для людей Западарационализм с самого начала оказался заслонен тенью новой, жуткой и завораживающей реальности. Он пытался не замечать ее или приручить, гнул свою линию, полностью проиграл, но в итоге — вопреки очевидности попытался убедить мир в собственном триумфе.

«Планирование — основа успеха»

Вершиной системы рационального планирования справедливо называют знаменитый «план Шлифена» — любимое детище немецкого Большого Генерального штаба. Именно его бросились исполнять в августе 1914-го сотни тысяч кайзеровских солдат. Генерал Альфред фон Шлифен (к тому времени уже покойный) здраво исходил из того, что Германия вынуждена будет воевать на два фронта — против Франции на западе и России на востоке. Успеха в этой незавидной ситуации можно добиться, только разгромив противников поочередно. Поскольку быстро победить Россию невозможно из-за ее размеров и, как ни странно, отсталости (русская армия не может быстро мобилизоваться и подтянуться к линии фронта, а потому ее нельзя уничтожить одним ударом), то первая «очередь» — за французами. Но фронтальная атака против них, тоже десятилетиями готовившихся к боям, блицкрига не обещала. Отсюда — замысел флангового обхода через нейтральную Бельгию , окружения и победы над противником за шесть недель.

Июль—август 1915 года. Вторая битва на Изонцо между австро-венграми и итальянцами. 600 австрийских солдат принимают участие в транспортировке одного орудия дальнобойной артиллерии. Фото FOTOBANK/TOPFOTO

План был прост и безальтернативен, как все гениальное. Проблема заключалась, как часто бывает, именно в его совершенстве. Малейшее отступление от графика, задержка (или, наоборот, чрезмерный успех) одного из флангов гигантской армии, которая выполняет математически точный маневр на протяжении сотен километров и нескольких недель, грозили не то чтобы полным провалом, нет. Наступление «всего лишь» затягивалось, у французов появлялся шанс перевести дух, организовать фронт, и… Германия оказывалась в стратегически проигрышной ситуации.

Надо ли говорить, что именно так и случилось? Немцы смогли продвинуться в глубь вражеской территории, однако ни захватить Париж , ни окружить и разгромить противника им так и не удалось. Организованное французами контрнаступление — «чудо на Марне» (помогли и русские, бросившиеся в Пруссии в неподготовленное толком гибельное наступление) со всей ясностью показало: быстро война не кончится.

В конечном счете ответственность за провал была возложена на преемника Шлифена, Гельмута фон Мольтке-младшего, — он отправился в отставку. Но план был невыполним в принципе! Более того, как показали последующие четыре с половиной года боев на Западном фронте, отличавшихся фантастическим упорством и не менее фантастической бесплодностью, неисполнимы были и гораздо более скромные замыслы обеих сторон…

Еще до войны в печати появился и сразу получил известность в военных кругах рассказ «Чувство гармонии». Его герой, некий генерал, явно списанный с известного теоретика войны, генерал-фельдмаршала Мольтке, подготовил настолько выверенный план сражения, что, не считая нужным следить за самим боем, отправился удить рыбу. Детальная разработка маневров стала настоящей манией военачальников времен Первой мировой. Задание для одного только английского 13-го корпуса в битве на Сомме составляло 31 страницу (и, конечно, не было выполнено). Между тем за сотню лет до того вся британская армия, вступая в сражение при Ватерлоо , не имела вообще никакой письменной диспозиции. Командуя миллионами солдат, полководцы и физически, и психологически оказались гораздо дальше от реальных сражений, чем в какой-либо из предшествовавших войн. В результате «генштабовский» уровень стратегического мышления и уровень исполнения на линии фронта существовали как бы в разных вселенных. Планирование операций в таких условиях не могло не превратиться в оторванную от реальности самодовлеющую функцию. Сама технология войны, особенно на Западном фронте, исключала возможность рывка, решительной битвы, глубокого прорыва, беззаветного подвига и в конечном счете — сколько-нибудь ощутимой победы.

«На Западном фронте без перемен»

После провала и «плана Шлифена» и французских попыток оперативно захватить Эльзас-Лотарингию Западный фронт наглухо стабилизировался. Противники создали глубоко эшелонированную оборону из многих рядов окопов полного профиля, колючей проволоки, рвов, бетонированных пулеметных и артиллерийских гнезд. Огромная концентрация людской и огневой мощи сделала отныне нереальным внезапное нападение. Впрочем, еще прежде стало ясно, что убийственный огонь пулеметов лишает смысла стандартную тактику лобовой атаки рассыпными цепями (не говоря уже о лихих рейдах кавалерии — этот некогда важнейший род войск оказался абсолютно ненужным).

Многие кадровые офицеры, воспитанные в «старом» духе, то есть считавшие позором «кланяться пулям» и надевавшие перед боем белые перчатки (это не метафора!), сложили головы уже в первые недели войны. В полном смысле слова убийственной оказалась и прежняя воинская эстетика, которая требовала от элитных частей выделяться ярким цветом формы. Отвергнутая еще в начале века Германией и Британией, она сохранялась к 1914 году во французской армии. Так что не случайно во время Первой мировой с ее психологией «зарывания в землю» именно французу, художнику-кубисту Люсьену Гирану де Севоля пришла в голову камуфляжная сетка и раскраска как способ слить военные объекты с окружающим пространством. Мимикрия становилась условием выживания.

США вступили в войну, и боевое будущее — за авиацией. Занятия в американской летной школе. Фото BETTMANN/CORBIS/RPG

Но уровень потерь в действующей армии быстро превзошел все мыслимые представления. Для французов, англичан и русских, сразу бросивших в огонь наиболее обученные, опытные части, первый год в этом смысле стал роковым: кадровые войска фактически перестали существовать. Но было ли менее трагическим противоположное решение? Немцы отправили осенью 1914-го в бой под бельгийским Ипром дивизии, наспех сформированные из студентов-добровольцев. Почти все они, с песнями шедшие в атаку под прицельным огнем англичан, бессмысленно погибли, в силу чего Германия лишилась интеллектуального будущего нации (этот эпизод получил не лишенное черного юмора название «ипрское избиение младенцев»).

В ходе первых двух кампаний у противников методом проб и ошибок сложилась некая общая боевая тактика. На выбранном для наступления участке фронта концентрировались артиллерия и живая сила. Атаке неизбежно предшествовала многочасовая (иногда и многодневная) артподготовка, призванная уничтожить все живое в полосе окопов врага. Корректировка огня велась с аэропланов и воздушных шаров. Затем артиллерия начинала работать по более дальним целям, переносясь за первую линию обороны противника, чтобы отрезать выжившим пути отхода, а резервным частям, наоборот, — подхода. На этом фоне начиналась атака. Как правило, удавалось «продавить» фронт на несколько километров, но в дальнейшем натиск (сколь бы хорошо он ни был подготовлен) выдыхался. Обороняющаяся сторона подтягивала новые силы и наносила контрудар, с большим или меньшим успехом отвоевывая отданные пяди земли.

К примеру, так называемое «первое сражение в Шампани» в начале 1915-го обошлось наступавшей французской армии в 240 тысяч солдат, но привело к взятию лишь нескольких деревень… Но и это оказалось не самым страшным по сравнению с годом 1916-м, когда на западе развернулись самые масштабные сражения. Первая половина года ознаменовалась немецким наступлением под Верденом. «Немцы, — писал генерал Анри Петен, будущий глава коллаборационистского правительства при гитлеровской оккупации, — пытались создать такую зону смерти, в которой ни одна часть не смогла бы удержаться. Тучи стали, чугуна, шрапнелей и ядовитых газов разверзлись над нашими лесами, оврагами, траншеями и убежищами, уничтожая буквально все…» Ценой невероятных усилий атакующим удалось добиться некоторых успехов. Однако продвижение на 5—8 километров из-за стойкого сопротивления французов стоило германской армии таких колоссальных потерь, что наступление захлебнулось. Верден так и не был взят, и к концу года первоначальный фронт почти полностью восстановился. С обеих сторон потери составили около миллиона человек.

Аналогичное по масштабу и результатам наступление Антанты на реке Сомме началось 1 июля 1916-го. Уже первый его день стал «черным» для британской армии: почти 20 тысяч убитых, около 30 тысяч раненых в «устье» атаки шириной всего 20 километров. «Сомма» стала именем нарицательным для обозначения ужаса и отчаяния.

Пулемет — оружие нового века. Французы строчат прямо от штаб-квартиры одного из пехотных полков. Июнь 1918-го. Фото ULLSTEIN BIDL/VOSTOCK PHOTO

Список фантастических, невероятных по соотношению «усилия—результат» операций можно продолжать долго. И историкам, и обычному читателю сложно до конца понять причины того слепого упорства, с которым штабы, всякий раз надеясь на решительную победу, тщательно планировали очередную «мясорубку». Да, сыграли свою роль уже упомянутый разрыв между штабами и фронтом и патовая стратегическая ситуация, когда две огромные армии уперлись друг в друга и у командующих нет иного выбора, как вновь и вновь пытаться идти вперед. Но в том, что происходило на Западном фронте, легко было уловить и мистический смысл: знакомый и привычный мир методично сам себя уничтожал.

Поразительна стойкость солдат, которая позволяла противникам, практически не двигаясь с места, истощать друг друга на протяжении четырех с половиной лет. Но надо ли удивляться, что сочетание внешней рациональности и глубокой бессмысленности происходившего подорвало у людей веру в самые основы их жизни? На Западном фронте спрессовались и перемололись века европейской цивилизации — эту мысль выразил герой сочинения, написанного представителем того самого «военного» поколения, которое Гертруда Стайн назвала «потерянным»: «Вот видите речушку — не больше двух минут ходу отсюда? Так вот, англичанам понадобился тогда месяц, чтобы до нее добраться. Целая империя шла вперед, за день продвигаясь на несколько дюймов: падали те, кто был в первых рядах, их место занимали шедшие сзади. А другая империя так же медленно отходила назад, и только убитые оставались лежать бессчетными грудами окровавленного тряпья. Такого больше не случится в жизни нашего поколения, ни один европейский народ не отважится на это…»

Стоит заметить, что эти строки из романа «Ночь нежна» Фрэнсиса Скотта Фицджералда увидели свет в 1934 году, всего за пять лет до начала новой грандиозной бойни. Правда, цивилизация многому «научилась», и Вторая мировая развивалась несравненно динамичнее.

Спасительное безумие?

Страшное противостояние явилось вызовом не только всей штабной стратегии и тактике прошлых времен, которые оказались механистичны и негибки. Оно стало катастрофическим экзистенциальным и психическим испытанием для миллионов людей, большинство которых выросло в сравнительно комфортном, уютном и «гуманном» мире. В интересном исследовании фронтовых неврозов английский психиатр Уильям Риверс выяснил, что из всех родов войск наименьшее напряжение испытали в этом смысле летчики, а наибольшее — наблюдатели, корректировавшие над линией фронта огонь с неподвижных аэростатов. У последних, вынужденных пассивно ждать попадания пули или снаряда, приступы безумия случались гораздо чаще физических ранений. Но ведь и все пехотинцы Первой мировой, по словам Анри Барбюса, поневоле превратились в «ожидающие машины»! При этом ждали не возвращения домой, которое казалось далеким и нереальным, а, собственно, смерти.

Апрель 1918-го. Бетюн, Франция. В госпиталь направляются тысячи английских солдат, ослепленных немецкими газами под Лисом. Фото ULLSTEIN BIDL/VOSTOCK PHOTO 

Сводили с ума — в прямом смысле — не штыковые атаки и единоборства (они зачастую казались избавлением), а многочасовые артиллерийские обстрелы, в ходе которых на погонный метр фронтовой линии иногда выпускалось по нескольку тонн снарядов. «Прежде всего давит на сознание… вес падающего снаряда. На нас несется чудовищная тварь, такая тяжелая, что сам ее полет вдавливает нас в грязь», — писал один из участников событий. А вот другой эпизод, относящийся к последнему отчаянному усилию немцев сломить сопротивление Антанты — к их весеннему наступлению 1918 года. В составе одной из оборонявшихся британских бригад в резерве находился 7-й батальон. Официальная хроника этой бригады сухо повествует: «Около 4.40 утра начался вражеский обстрел… Ему подверглись тыловые позиции, которые раньше не обстреливались. С этого момента о 7-м батальоне ничего не было известно». Он был полностью уничтожен, как и находившийся на передовой 8-й.

Нормальной реакцией на опасность, утверждают психиатры, является агрессия. Лишенные возможности ее проявить, пассивно ожидающие, ожидающие и ожидающие смерти люди ломались и утрачивали всякий интерес к действительности. Вдобавок противники вводили в действие новые, все более изощренные способы устрашения. Скажем, боевые газы. К масштабному применению отравляющих веществ весной 1915-го прибегло германское командование. 22 апреля в 17 часов на позиции 5-го британского корпуса за несколько минут было выпущено 180 тонн хлора. Вслед за желтоватым облаком, стелившимся над землей, в атаку с опаской двинулись немецкие пехотинцы. О происходившем в окопах их противника свидетельствует очередной очевидец: «Сначала удивление, потом ужас и, наконец, паника охватили войска, когда первые облака дыма окутали всю местность и заставили людей, задыхаясь, биться в агонии. Те, кто мог двигаться, бежали, пытаясь, большей частью напрасно, обогнать облако хлора, которое неумолимо их преследовало». Позиции британцев пали без единого выстрела — редчайший случай для Первой мировой.

Однако по большому счету ничто уже не могло нарушить сложившейся схемы военных действий. Оказалось, что немецкое командование просто не готово развить успех, добытый столь бесчеловечным способом. Серьезной попытки ввести в образовавшееся «окно» крупные силы и превратить химический «эксперимент» в победу даже не предпринималось. А союзники на место уничтоженных дивизий быстро, как только рассеялся хлор, двинули новые, и все осталось по-прежнему. Впрочем, позже обе стороны еще не раз и не два пользовались химическим оружием.

«Дивный новый мир»

20 ноября 1917 года в 6 часов утра немецкие солдаты, «скучавшие» в окопах под Камбре, увидали фантастическую картину. На их позиции медленно наползали десятки устрашающих машин. Так в атаку впервые пошел весь тогдашний британский механизированный корпус: 378 боевых и 98 вспомогательных танков — 30-тонных ромбовидных чудовищ. Спустя 10 часов бой закончился. Успех, по нынешним представлениям о танковых рейдах, просто ничтожный, по меркам Первой мировой оказался потрясающим: англичанам под прикрытием «оружия будущего» удалось продвинуться на 10 километров, потеряв «всего» полторы тысячи солдат. Правда, за время боя из строя вышло 280 машин, в том числе 220 — по техническим причинам.

Казалось, способ победить в позиционной войне наконец найден. Однако события под Камбре стали, скорее, провозвестием будущего, чем прорывом в настоящем. Неповоротливые, медлительные, ненадежные и уязвимые, первые бронированные машины тем не менее как бы обозначали собой традиционное техническое превосходство Антанты. У немцев они появились на вооружении лишь в 1918 году, и счет их шел на единицы.

Вот, что осталось от города Вердена, за который заплачено столько жизней, что хватило бы для заселения небольшой страны. Фото FOTOBANK.COM/TOPFOTO 

Не менее сильное впечатление на современников произвели бомбардировки городов с аэропланов и дирижаблей. За время войны от авианалетов пострадало несколько тысяч мирных жителей. По огневой мощи тогдашняя авиация не шла ни в какое сравнение с артиллерией, однако психологически появление немецких самолетов, например, над Лондоном означало, что прежнее разделение на «воюющий фронт» и «безопасный тыл» уходит в прошлое.

Наконец, истинно громадную роль сыграла в Первой мировой третья техническая новинка — субмарины . Еще в 1912—1913 годах морские стратеги всех держав сходились в том, что главную роль в будущем противоборстве на океане предстоит сыграть огромным линейным судам — броненосцам-дредноутам. Более того, в гонке вооружений, несколько десятилетий истощавшей лидеров мировой экономики, львиная доля приходилась именно на военно-морские расходы. Дредноуты и тяжелые крейсеры символизировали имперскую мощь: считалось, что государство, претендующее на место «на Олимпе», обязано демонстрировать миру вереницы колоссальных плавучих крепостей.

Между тем уже первые месяцы войны показали, что реальное значение этих гигантов ограничивается сферой пропаганды. А похоронили довоенную концепцию незаметные «водомерки», которых адмиралтейства долго отказывались принимать всерьез. Уже 22 сентября 1914-го немецкая подводная лодка U-9, вышедшая в Северное море с заданием препятствовать движению судов из Англии в Бельгию, обнаружила на горизонте несколько крупных кораблей противника. Сблизившись с ними, в течение часа она с легкостью пустила на дно крейсеры «Креси», «Абукир» и «Хог». Субмарина с экипажем 28 человек уничтожила трех «гигантов» с 1 459 моряками на борту — почти столько же британцев погибло в знаменитом Трафальгарском сражении!

Можно сказать, что глубоководную войну немцы начали и как акт отчаяния: придумать иную тактику борьбы с могущественным флотом Его Величества, полностью блокировавшим морские пути, не вышло. Уже 4 февраля 1915-го Вильгельм II объявил о намерении уничтожать не только военные, но и торговые, и даже пассажирские суда стран Антанты. Решение это оказалось для Германии роковым, поскольку одним из ближайших его последствий стало вступление в войну США . Самой громкой жертвой такого рода явилась знаменитая «Лузитания» — огромный пароход, совершавший рейс из Нью-Йорка в Ливерпуль и потопленный у берегов Ирландии 7 мая того же года. Погибли 1 198 человек, в том числе 115 граждан нейтральных США, что вызвало в Америке бурю негодования. Слабым оправданием для Германии служил тот факт, что корабль перевозил и военный груз. (Стоит заметить, что существует версия в духе «теории заговоров»: британцы, мол, сами «подставили» «Лузитанию» с целью втянуть США в войну.)

В нейтральном мире разразился скандал, и до поры до времени Берлин «дал задний ход», отказался от жестоких форм борьбы на море. Но вопрос этот вновь оказался в повестке дня, когда руководство вооруженными силами перешло к Паулю фон Гинденбургу и Эриху Людендорфу — «ястребам тотальной войны». Надеясь с помощью субмарин, производство которых наращивалось гигантскими темпами, полностью прервать сообщение Англии и Франции с Америкой и колониями, они убедили своего императора вновь провозгласить 1 февраля 1917 года — на океане он более не намерен сдерживать своих моряков ничем.

Этот факт сыграл свою роль: пожалуй, из-за него — с чисто военной точки зрения, во всяком случае, — она и потерпела поражение. В войну вступили-таки американцы, окончательно изменив баланс сил в пользу Антанты. Не получили немцы и ожидаемых дивидендов. Потери торгового флота союзников поначалу были действительно огромны, но постепенно их удалось существенно сократить, разработав меры борьбы с субмаринами — например, морской строй «конвоем», столь эффективный уже во Вторую мировую.

 Война в цифрах

За время войны в вооруженные силы стран, участвовавших в ней, вступило более 73 миллионов человек, в том числе:

4 млн — воевали в кадровых армиях и на флотах

5 млн — записались добровольцами

50 млн — находились в запасе

14 млн — новобранцев и необученных в частях на фронтах Число подводных лодок за период с 1914 по 1918 год в мире выросло со 163 до 669 единиц ; самолетов — с 1,5 тысячи до 182 тысяч единиц

За тот же период произведено 150 тысяч тонн отравляющих веществ; израсходовано в боевой обстановке — 110 тысяч тонн

От химического оружия пострадало более 1 200 тысяч человек ; из них погибла 91 тысяча

Общая линия траншей за время военных действий составила 40 тысяч км

Уничтожено 6 тысяч судов общим тоннажем 13,3 миллиона тонн ; в том числе 1,6 тысячи боевых и вспомогательных кораблей

Боевой расход снарядов и пуль, соответственно: 1 миллиард и 50 миллиардов штук

К окончанию войны в составе действующих армий осталось: 10 376 тысяч человек — у стран Антанты (исключая Россию) 6 801 тысяча — у стран Центрального блока

«Слабое звено»

По странной иронии истории, ошибочный шаг, вызвавший вмешательство США, совершен был буквально накануне Февральской революции в России , приведшей к стремительному разложению русской армии и в конце концов — падению Восточного фронта, которое вновь вернуло Германии надежду на успех. Какую роль сыграла Первая мировая в отечественной истории, был ли у страны шанс избежать революции, если б не она? Математически точно ответить на этот вопрос, естественно, невозможно. Но в целом очевидно: именно этот конфликт стал испытанием, сломившим трехсотлетнюю монархию Романовых, как чуть позже — монархии Гогенцоллернов и австро-венгерских Габсбургов. Но почему мы оказались в этом списке первыми?

«Производство смерти» становится на конвейер. Работники тыла (в основном женщины) выдают сотни боеготовых снарядов на фабрике «Шелл» в английском Чилвелле. Фото ALAMY/PHOTAS 

«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была уже в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена…Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен был исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна... Держа победу уже в руках, она пала на землю заживо, как древний Ирод, пожираемая червями», — эти слова принадлежат человеку, никогда не являвшемуся поклонником России — сэру Уинстону Черчиллю . Будущий премьер-министр уже тогда уловил — российская катастрофа не была непосредственно вызвана военными поражениями. «Черви» действительно подточили государство изнутри. Но ведь внутренняя слабость и истощение после двух с половиной лет тяжелейших боев, к которым оно оказалось готово гораздо хуже прочих, были очевидны любому непредвзятому наблюдателю. Между тем Великобритания и Франция упорно старались не замечать трудностей своего союзника. Восточному фронту надлежало, по их мнению, лишь отвлекать как можно больше сил врага, судьба же войны решалась на западе. Возможно, так дело и обстояло, но миллионы воевавших русских такой подход никак не мог вдохновить. Неудивительно, что в России стали с горечью поговаривать, что «союзники готовы биться до последней капли крови русского солдата».

Самой тяжелой для страны стала кампания 1915 года, когда немцы решили, что, поскольку блицкриг на западе не удался, все силы следует бросить на восток. Как раз в это время российская армия испытывала катастрофическую нехватку боеприпасов (предвоенные расчеты оказались ниже реальных потребностей в сотни раз), и пришлось защищаться и отступать, считая каждый патрон и платя кровью за провалы в планировании и снабжении. В поражениях (а особенно тяжело приходилось в боях с прекрасно организованной и обученной германской армией, не с турками или австрийцами) винили не только союзников, но и бездарное командование, мифических изменников «на самом верху» — на этой теме постоянно играла оппозиция; «неудачливого» царя. К 1917 году во многом под влиянием социалистической пропаганды в войсках широко распространилось представление, что бойня выгодна имущим классам, «буржуям», и они специально длят ее. Многие наблюдатели отмечали парадоксальное явление: разочарование и пессимизм росли по мере удаления от линии фронта, особенно сильно затронув тыловые части.

Экономическая и социальная слабость неизмеримо умножала неизбежные тяготы, легшие на плечи обычных людей. Надежду на победу они утратили раньше, чем многие другие воюющие нации. А страшное напряжение требовало такого уровня гражданского единства, какое в тогдашней России безнадежно отсутствовало. Мощный патриотический порыв, охвативший страну в 1914 году, на поверку оказался поверхностным и кратковременным, а «образованные» классы гораздо менее элит западных стран стремились жертвовать жизнью и даже благосостоянием ради победы. Для народа же цели войны, в общем, так и остались далекими и непонятными…

Позднейшие оценки Черчилля не должны вводить в заблуждение: союзники восприняли февральские события 1917 года с большим энтузиазмом. Многим в либеральных странах казалось, что, «сбросив ярмо самодержавия», русские начнут защищать обретенную свободу еще более рьяно. На самом же деле Временное правительство, как известно, не смогло установить и подобия контроля над положением дел. «Демократизация» армии превратилась в условиях всеобщей усталости в ее развал. «Держать фронт», как советовал Черчилль, означало бы только ускорять разложение. Остановить этот процесс могли осязаемые успехи. Однако отчаянное летнее наступление 1917 года провалилось, и с этих пор многим стало ясно: Восточный фронт обречен. Окончательно рухнул он после октябрьского переворота. Новое большевистское правительство могло удержаться у власти, только прекратив войну любой ценой, — и оно заплатило эту невероятно высокую цену. По условиям Брестского мира 3 марта 1918 года Россия потеряла Польшу , Финляндию , Прибалтику, Украину и часть Белоруссии — около 1/4 населения, 1/4 обрабатываемых земель и 3/4 угольной и металлургической промышленности. Правда, не прошло и года, как после поражения Германии эти условия перестали действовать, а кошмар мировой войны был превзойден кошмаром гражданской. Но справедливо и то, что без первой не было бы и второй.

Победа. 18 ноября 1918 года. Сбитые французами за все время войны самолеты выставлены на площади Согласия в Париже. Фото ROGER VIOLLET/EAST NEWS 

Передышка между войнами?

Получив возможность укрепить Западный фронт за счет частей, переброшенных с востока, немцы подготовили и провели весной и летом 1918 года целую серию мощных операций: в Пикардии, во Фландрии, на реках Эна и Уаза. Фактически то был последний шанс Центрального блока (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Турции ): ресурсы его полностью истощились. Однако и на сей раз достигнутые успехи так и не привели к перелому. «Неприятельское сопротивление оказалось выше уровня наших сил», — констатировал Людендорф. Последний из отчаянных ударов — на Марне, как и в 1914 году, полностью провалился. А 8 августа началось решительное контрнаступление союзников при активном участии свежих американских частей. В конце сентября немецкий фронт наконец «посыпался». Тогда же капитулировала Болгария. Австрийцы и турки давно находились на грани катастрофы и удерживались от заключения сепаратного мира лишь под давлением своего более сильного союзника.

Этой победы ждали долго (и стоит заметить, что Антанта , по привычке преувеличивая силы противника, не планировала достичь ее так быстро). 5 октября немецкое правительство обратилось к президенту США Вудро Вильсону, неоднократно выступавшему в миротворческом духе, с просьбой о перемирии. Однако Антанте уже нужен был не мир, а полная капитуляция. И лишь 8 ноября, после того как в Германии вспыхнула революция и Вильгельм отрекся, немецкую делегацию допустили в штаб главнокомандующего Антанты — французского маршала Фердинанда Фоша.

— Чего вы хотите, господа? — не подав руки, спросил Фош.

 — Мы хотим получить ваши предложения о перемирии.

 — О, у нас нет никаких предложений о перемирии. Нам нравится продолжать войну.

 — Но нам нужны ваши условия. Мы не можем продолжать борьбу.

 — Ах, так вы, значит, пришли просить о перемирии? Это другое дело.

Первая мировая война официально закончилась через 3 дня после этого, 11 ноября 1918 года. В 11 часов по Гринвичу в столицах всех стран Антанты прозвучал 101 выстрел орудийного салюта. Для миллионов людей эти залпы означали долгожданную победу, но многие уже тогда готовы были признать их траурным поминанием погибшего Старого мира.

Хронология войны

Все даты даны по григорианскому («новому») стилю

28 июня 1914 г. Боснийский серб Гаврило Принцип убивает в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жену. Австрия предъявляет ультиматум Сербии

1 августа 1914 г. Германия объявляет войну России, заступившейся за Сербию. Начало мировой войны

4 августа 1914 г. Германские войска вторгаются в Бельгию

5-10 сентября 1914 г. Сражение на Марне. К исходу битвы стороны перешли к позиционной войне

6—15 сентября 1914 г. Сражение в Мазурских болотах (Восточная Пруссия). Тяжелое поражение русских войск

8—12 сентября 1914 г. Русские войска занимают Львов, четвертый по величине город Австро-Венгрии

17 сентября — 18 октября 1914 г. «Бег к морю» — союзнические и германские войска пытаются обойти друг друга с фланга. В результате Западный фронт протягивается от Северного моря через Бельгию и Францию до Швейцарии

12 октября — 11 ноября 1914 г. Немцы пытаются прорвать оборону союзников у Ипра (Бельгия)

4 февраля 1915 г. Германия объявляет об установлении подводной блокады Англии и Ирландии

22 апреля 1915 г. У городка Лангeмарк на Ипре германские войска впервые применяют отравляющие газы: начинается второе сражение у Ипра

2 мая 1915 г. Австро-германские войска прорывают русский фронт в Галиции («Горлицкий прорыв»)

23 мая 1915 г. Италия вступает в войну на стороне Антанты

23 июня 1915 г. Русские войска оставляют Львов

5 августа 1915 г. Немцы берут Варшаву

6 сентября 1915 г. На Восточном фронте русские войска останавливают наступление германских войск у Тернополя. Стороны переходят к позиционной войне

21 февраля 1916 г. Начинается сражение под Верденом

31 мая — 1 июня 1916 г. Ютландское сражение в Северном море — главная битва военных флотов Германии и Англии

4 июня — 10 августа 1916 г. Брусиловский прорыв

1 июля — 19 ноября 1916 г. Сражение на Сомме

30 августа 1916 г. Гинденбург назначается начальником Генерального штаба германской армии. Начало «тотальной войны»

15 сентября 1916 г. В ходе наступления на Сомме Великобритания впервые применяет танки

20 декабря 1916 г. Президент США Вудро Вильсон направляет участникам войны ноту с предложением начать мирные переговоры

1 февраля 1917 г. Германия заявляет о начале тотальной подводной войны

14 марта 1917 г. В России в ходе начавшейся революции Петроградский Совет издает приказ № 1, положивший начало «демократизации» армии

6 апреля 1917 г. США объявляют войну Германии

16 июня — 15 июля 1917 г. Неудачное русское наступление в Галиции, начатое по приказу А.Ф. Керенского под командованием А.А. Брусилова

7 ноября 1917 г. Большевистский переворот в Петрограде

8 ноября 1917 г. Декрет о мире в России

3 марта 1918 г. Брестский мирный договор

9-13 июня 1918 г. Наступление германской армии под Компьеном

8 августа 1918 г. Союзники переходят на Западном фронте в решительное наступление

3 ноября 1918 г. Начало революции в Германии

11 ноября 1918 г. Компьенское перемирие

9 ноября 1918 г. В Германии провозглашена республика

12 ноября 1918 г. Император Австро-Венгрии Карл I отрекается от престола

28 июня 1919 г. Германские представители подписывают мирный договор (Версальский мир) в Зеркальном зале Версальского дворца под Парижем

Мир или перемирие

«Это не мир. Это перемирие на двадцать лет», — пророчески охарактеризовал Фош заключенный в июне 1919-го Версальский договор, который закрепил военный триумф Антанты и поселил в душах миллионов немцев чувство унижения и жажду реванша. Во многом Версаль стал данью дипломатии ушедшей эпохи, когда в войнах еще были несомненные победители и побежденные, а цель оправдывала средства. Многие европейские политики упорно не хотели до конца осознать: за 4 года, 3 месяца и 10 дней великой войны мир изменился до неузнаваемости.

Между тем еще до подписания мира окончившаяся бойня вызвала цепную реакцию катаклизмов разного масштаба и силы. Падение самодержавия в России, вместо того чтобы стать триумфом демократии над «деспотизмом», привело ее к хаосу, Гражданской войне и становлению уже нового, социалистического деспотизма, пугавшего западных буржуа «мировой революцией» и «уничтожением эксплуататорских классов». Русский пример оказался заразительным: на фоне глубокого потрясения людей минувшим кошмаром восстания вспыхнули в Германии и Венгрии , коммунистические настроения охватили миллионы жителей и во вполне либеральных «респектабельных» державах. В свою очередь, стремясь воспрепятствовать распространению «варварства», западные политики поспешили опереться на националистические движения, которые казались им более управляемыми. Распад Российской, а затем Австро-Венгерской империй вызвал настоящий «парад суверенитетов», и лидеры молодых национальных государств демонстрировали одинаковую неприязнь и к довоенным «угнетателям», и к коммунистам. Однако идея такого абсолютного самоопределения, в свою очередь, оказалась бомбой замедленного действия.

Разумеется, многие на Западе признавали необходимость серьезного пересмотра миропорядка с учетом уроков войны и новой реальности. Однако благие пожелания слишком часто лишь прикрывали эгоизм и близорукое упование на силу. Сразу после Версаля ближайший советник президента Вильсона полковник Хаус отмечал: «По-моему, это не в духе новой эры, которую мы клялись создать». Впрочем, и сам Вильсон, один из главных «архитекторов» Лиги Наций и лауреат Нобелевской премии мира, оказался заложником прежней политической ментальности. Как и прочие убеленные сединами старцы — лидеры стран-победительниц, — он был склонен просто не замечать многого, что не вписывалось в привычную ему картину мира. В результате попытка уютно обустроить послевоенный мир, воздав каждому по заслугам и вновь утвердив гегемонию «цивилизованных стран» над «отсталыми и варварскими», полностью провалилась. Конечно, в лагере победителей находились и сторонники еще более жесткой линии в отношении побежденных. Их точка зрения не возобладала, и слава Богу. Можно с уверенностью утверждать: любые попытки установить в Германии оккупационный режим были бы чреваты для союзников большими политическими осложнениями. Они не только не предотвратили бы роста реваншизма, но, напротив, резко ускорили бы его. Кстати, одним из последствий такого подхода явилось временное сближение Германии и России, вычеркнутых союзниками из системы международных отношений. А в дальней перспективе торжество в обеих странах агрессивного изоляционизма, обострение в Европе в целом многочисленных социальных и национальных конфликтов и довели мир до новой, еще более страшной войны.

Колоссальны были, конечно, и иные последствия Первой мировой: демографические, экономические, культурные. Прямые потери наций, которые непосредственно участвовали в боевых действиях, составили, по разным оценкам, от 8 до 15,7 миллиона человек, косвенные (с учетом резкого падения рождаемости и роста смертности от голода и болезней) достигали 27 миллионов. Если приплюсовать к ним потери от Гражданской войны в России и вызванных ею голода и эпидемий, это число возрастет едва ли не вдвое. Довоенного уровня экономики Европа смогла вновь достичь лишь к 1926—1928 годам, да и то ненадолго: мировой кризис 1929-го капитально подкосил ее. Лишь для США война стала прибыльным предприятием. Что касается России (СССР), то экономическое развитие ее стало настолько аномальным, что адекватно судить о преодолении последствий войны здесь просто невозможно.

Ну, а миллионы «счастливо» вернувшихся с фронта так и не смогли полностью реабилитироваться морально и социально. «Потерянное поколение» еще долгие годы тщетно пыталось восстановить распавшуюся связь времен и обрести смысл жизни в новом мире. А отчаявшись в этом, отправило на новую бойню новое поколение — в 1939-м.

Игорь Христофоров

(обратно)

Солнце, воздух и вода

Фото автора

Бибендум. Так зовут резинового толстячка, будто состоящего из положенных друг на друга покрышек (впервые он появился в рекламе фирмы Michelin в 1898 году). С тех пор и почти до самого конца XX века эта компания мирно выпускала шины, пока в 1998-м, в свете общего интереса к экологии, не обратила внимание на принципиально новые решения, позволяющие если и не обойтись без нефти, то максимально уменьшить ее потребление. Международный форум, который так и назван — Bibendum Challenge, — теперь почти ежегодно проходит на разных континентах, собирая тысячи журналистов со всего мира, а просто любопытствующих и не сосчитать.

Bibendum Challenge-2007 состоялся в Шанхае — в стране, в значительной степени ответственной за беспрецедентный рост цен на нефть. Ведь к 2010 году по Китаю будут колесить 50 миллионов автомобилей, а к 2020-му их число, по прогнозам, достигнет 100 миллионов! И мало того, что в баке каждой машины плещется по 40—80 литров топлива, надо еще выплавить для них сталь, синтезировать пластик, сварить стекло и обеспечить энергией заводских роботов. Быть может, энергетическую нагрузку удастся уменьшить, если снизить долю авто, потребляющих нефть и газ, с сегодняшних 98%?

По выставке, конечно, нужно бродить пешком, останавливаясь возле интересных экспонатов, но на этом можно и нужно прокатиться. Смешная трехместная городская «карета» Venturi Eclectic и в самом деле эклектична: в ней есть и аккумуляторы под полом, и солнечные батареи на крыше, и при необходимости выдвигаемый ветряк на мачте. Эта «карета» может обойтись даже без электророзетки — лишь бы солнце светило да ветер дул «в паруса». Правда, для дальних поездок Eclectic не годится: полный заряд аккумуляторов дает ему запас лишь на 50 километров хода, а если говорить о солнце и ветре, то за день они вместе могут «насветить и надуть» лишь на 22 километра пробега. В общем, типичный городской автомобиль, больше ожидающий своего хозяина дома и возле офиса, чем катающий. Именно в категории Urban Vehicle он и состязался в ралли с другими автомобилями, принявшими вызов Бибендума. И победил в своей группе хотя бы потому, что был единственным экипажем с «вечным двигателем». Впрочем, Eclectic получил высший балл и в ходе отдельных тестов на эффективность, экологичность, шумность, маневренность (его длина-то всего 2 860 миллиметров) и даже — на динамику!

В это колесо XXI века встроены все главные автомобильные механизмы. Лишь рулевой привод (слева) пока не подключили — законы не позволяют. Фото автора 

Мотор в колесе

Достижения разработчиков фирмы-организатора форума хвалить обычно как-то не принято. Но в данном случае это констатация факта: более оригинальной концепции мне до сих пор ни видеть, ни испытывать не приходилось. Система Michelin Active Wheel предусматривает, что все необходимое для комфортной езды не разбросано по всему шасси, а сосредоточено… внутри колеса! В каждом из них непостижимым образом уместились тяговый электромотор, пружины подвески, дисковый тормоз, активный электроамортизатор и электрорулевой привод. Само же шасси стало просто тележкой с торчащими ступицами, ни мотора, ни валов, ничего — так обычно делают примитивные детские игрушки. Но три концепта Michelin (отличающиеся источниками энергии — литий-ионные батареи или топливные элементы на водороде) — что угодно, но только не примитив. Стоит хотя бы взглянуть на характеристики тягового моторчика (помещенного внутрь колеса, напомним) с водяным охлаждением: 30 кВт, 800 В, 20 000 об/мин, 8 килограммов. Впечатляют и общие характеристики концепт-кара: запас хода на водороде (Michelin Hy-Light-II) — 450 километров, на батареях (Michelin EV-Light) — 400. Максимальная скорость — 145 и 140 км/ч соответственно, разгон до сотни за 10 секунд.

На дороге эти машинки ведут себя совсем не так, как привычные автомобили. Активная электроподвеска полностью устраняет «клевки» кузова при разгоне и торможении, равно как и наклоны в самых крутых поворотах. Плюс бесплатный аттракцион от разработчиков: по их команде Michelin изменял дорожный просвет, приседал набок или на любое колесо, а мог и проходить повороты с крутым креном ВНУТРЬ (как мотоцикл, так машина гораздо устойчивее в движении). И что с того, если в салоне пока нет кожаной обивки!

Футуристический гибрид Citroen C-Metisse тоже имеет пару электромоторов по 20 л. с. — они крутят задние колеса. Фото автора 

Водород: с неба на землю

После катастрофы дирижабля «Гинденбург» водород долго не решались применить в каком-либо транспортном средстве. Дирижабли и по сию пору заправляют только дорогим инертным гелием, но ракеты на водороде все же летают, идут разговоры о водородных авиалайнерах, а в автомобилях его широкое применение пока сдерживают, кажется, лишь дороговизна топливных элементов и отсутствие сети заправок. Первую проблему, впрочем, легко обойти, если не превращать водород в ток, а просто сжигать в цилиндрах традиционного двигателя. Этим путемидет BMW, и, конечно, на форуме были представлены уже выпускаемые мелкими сериями «семерки», с криогенными баками-термосами, в которых плещется охлажденный до –253°С и сжиженный водород. Его хватает лишь на 200 километров экологически чистого пробега, но автомобиль может проехать еще 500 на бензине, для которого есть отдельный бак. Большой минус кроется в большой минусовой температуре, необходимой, чтобы хранить запас жидкого водорода. Стенки термоса все-таки пропускают немного тепла с улицы, и потому запас топлива потихоньку улетучивается (через специальный предохранительный клапан). Если ездить каждый день, это не страшно, а вот после двухнедельной стоянки можно обнаружить изрядно опустевший баллон. Да и создать АЗС для такого топлива очень непросто, с чем столкнулась фирма Linde, которая построила по всему миру около 60 заправок и привезла еще одну (а иначе как бы ездили эти «семерки»?) в Шанхай.

Гораздо интереснее водородомобили с топливными элементами и сжатым до 350 или 700 атмосфер газом. Во-первых, здесь нет никаких цилиндров, коленчатых валов и прочей механики, во-вторых, такие заправки можно организовать прямо на дому. Кстати, параллельно с Шанхайским форумом Honda объявила о начале продаж своих водородомобилей Clarity в США вкупе с домашними/офисными АЗС, которые, питаясь природным газом из бытовой сети, способны вырабатывать до трех кубометров водорода в час. Кстати, в случае перебоев с бытовым электричеством такая установка, используя водородный бак и встроенные топливные элементы, сможет обеспечить дом и электричеством, и теплом. На вызов Бибендума откликнулось множество фирм, представивших ходовые образцы своих водородных авто. И среди них не только такие гранды, как General Motors, Daimler, Ford, Nissan, но уже и корейская Hyundai, и китайские Chery, SAIC. Вот как раз за руль Chery START-Eastar я и устремился в первую очередь. Что ж, по характеристикам автомобиль, созданный в сотрудничестве с учеными Шанхайского университета, получился весьма «на уровне». Его 55-киловаттный топливный элемент плюс литийионная батарея, запасающая энергию при торможении, обеспечили машине неплохую динамику при полном отсутствии вредного выхлопа и почти полной бесшумности. Но что-то в системе управления тяговым двигателем пока недоработано: при разгоне случаются странные рывки, присущие обычно автоматическим коробкам передач, хотя никакой коробки передач в этом автомобиле нет. Что ж, все закономерно — китайцам еще предстоит догонять западный автопром и в этом направлении.

И водород уже не кажется гостем из будущего, особенно, если посмотреть на мотороллер Hydrofight, созданный фирмой Peugeot в кооперации с Эсслингенским техническим университетом. Да, этот скутер ездит на водороде, запасенном в двухлитровом баллонекартридже, который даже не нужно заправлять — просто обменять на полный, подобно баллончику от пневматического пистолета. Причем вместе с литий-ионной батареей, способной отдать еще 5 кВт, вес скутера получился не больше, чем был у него до переделки.

Берлинский Clever очень похож на амстердамский Carver — по форме, но не по содержанию: все агрегаты свои. Фото автора 

Если есть в розетке ток

Разумеется, не было недостатка и во вполне готовых к серийному производству электромобилях, заряжаемых от розетки. Причем не только на форуме, но и в шанхайских супермаркетах, а значит, и на улицах. Пока в продаже, правда, лишь двухколесные электровелосипеды, зато стоят они от 1 500 юаней (около 5 000 рублей) и могут проехать без кручения педалей до 70 километров! У полноценных электромобилей пробег, понятное дело, больше — на сегодня средний показатель достигает 200. А есть и оригинальные гибриды, вроде Ford Edge W/Hy Series Drive. Приглядевшись, на его боках можно увидеть два лючка: под одним — розетка, под другим — штуцер для заправки сжатым водородом. На батарейках он может пройти первые 40 километров, а потом еще 320 на топливных элементах.

Просто газ

Автомобили, работающие на сжиженном или сжатом газе, давно не редкость. Газ и дешевле, и экологичнее бензина. В Шанхае обратили на себя внимание мотороллеры, бегающие на пропан-бутане по городским улицам (неужто большая экономия?), и концептуальный городской авто… нет, мото… Судите, впрочем, сами, что это. Clever = Compact Low Emission VEhicle for uRban transport, созданный Берлинским университетом, BMW и еще целым рядом партнеров на деньги Еврокомиссии, работает на сжатом природном газе, и главное в нем не скорость, а экономичность, чистота выхлопа и маневренность. Одноцилиндровый моторчик разгоняет его до 60 км/ч за 7 секунд (а вообще на спидометре — 100 км/ч), при том, что выбросы СО2 всего 60 г/км. Сидеть внутри неудобно, особенно сзади, зато впечатления от валящегося набок горизонта в поворотах незабываемые. Говорят, стоить это трехколесное чудо будет около 10 000 евро. Описаний поразительных новинок, увиденных и испытанных на Bibendum Challenge 2007, хватило бы, пожалуй, на целый журнал. Пройдет всего год-другой, и эти новинки превратятся из концептов в серийные авто-вело-мото и многие читатели смогут сами их опробовать. Ждать, судя по всему, придется недолго.

Алексей Воробьев-Обухов

(обратно)

Почему мы доверяем науке?

К этому мы привыкаем с детства, со школы. Даже когда мы чего-то не понимаем, достаточно услышать фразу «ученые доказали» или «с научной достоверностью», и сомнения уходят. Доверие — ценный ресурс, которым многие хотели бы воспользоваться. Разнообразные сомнительные учения надевают маску наукоподобия, стремясь убедить публику в своей правоте. В результате само понятие науки размывается и где-то в глубине сознания зреет вопрос: а почему, собственно, мы ей доверяем? И тут появляются непризнанные «гении», которые с жаром осуждают «косную официальную науку», неспособную воспринять их идеи. Даже самим ученым порой становится трудно разобраться, «где правда, где обман». Встает ключевой вопрос: а почему наука вообще имеет столь привилегированное положение в нашем обществе? Почему в школе тратят время на нее, а не на мифы или эзотерические учения? Да и можно ли вообще отличить настоящую науку от поддельной? Фото вверху LEEMAGE/FOTOLINK

Вопросы доверия относятся к числу самых деликатных и в то же время самых важных в нашей жизни. Доверяете ли вы тормозам своей машины? А правительству своей страны? А своему работодателю, банку, врачу, жене, ребенку, собственным глазам, наконец? Источником доверия обычно служит прошлый опыт. Так, ежедневные восходы и заходы солнца убеждают нас в том, что чередование дня и ночи продолжится и в будущем. Если вам 30 лет, то самолично убедиться в надежности дневного светила вы могли всего около 10 тысяч раз. Это очень мало: если за последний год у вашей машины не отказывали тормоза, считайте, что они проверены в несколько раз лучше.

В повседневной жизни мы ежесекундно полагаемся на огромное множество других привычных явлений: горючесть газа в кухонной плите, растворимость сахара в чае, падение на землю брошенного камня, твердость кирпичей дома, прозрачность воздуха — список можно продолжать бесконечно, и все его пункты проверены нами примерно в той же степени, как смена дня и ночи. Если бы каждый из них «сбоил» всего раз в тысячу лет, мы ежедневно наблюдали бы чудеса, причем, как правило, неприятные. Удивительная надежность мирового порядка в целом заставляет нас искать в ней проявление относительно небольшого числа высоконадежных принципов. Именно эта идея лежит в основе науки. И поэтому многие бывают шокированы, узнав, что научные теории никогда не доказываются, никогда не опровергаются и вполне могут находиться в противоречии друг с другом и с экспериментом.

«Как же можно доверять такой науке?!» — вправе воскликнуть читатель. На этот вопрос можно дать краткий ответ: «Потому что наука приносит очевидные и полезные плоды и доверие, следовательно, эффективна», а можно — развернутый, раскрывающий внутренние механизмы научного метода, чем мы отчасти и займемся ниже. Хотя наука развивается уже две с лишним тысячи лет, ученые все еще продолжают избавляться от иллюзий относительно того, что представляет собой научное знание. Причем те, кто специально не интересуется философией науки, часто и в наши дни пребывают во власти заблуждений, вскрытых еще в начале прошлого века. Чтобы разобраться в этом, начнем, как говорится, от печки.

Человек-Зодиак — иллюстрирует астрологические представления о связи созвездий с органами тела. Гравюра из книги «Философская жемчужина», знаменитого компендиума средневековых знаний, составленного монахом-картезианцем Грегором Рейшем на рубеже XV и XVI веков .  Фото ALAMY/PHOTAS

Астрология

В древности не отделялась от астрономии и заключала в себе исследовательскую программу, предполагавшую наличие причинной связи между небесными и земными явлениями. Основанием для нее была очевидная связь ритмов жизни с годичным и суточным циклами. Стимулировала наблюдения, которые легли в основу сферической астрономии. К XVII—XVIII векам стало ясно, что предположение о причинной связи земных событий с движением планет не подтверждается опытом и несовместимо с новой ньютоновской исследовательской программой. Астрология перестала быть наукой и продолжает существовать, скорее, как психотерапевтическая практика.

Наивная философия познания

Естественные науки описывают окружающий мир и наблюдаемые в нем явления, стремясь объяснить уже случившиеся события и предсказать будущие. Объяснение вносит порядок в наши представления о мире, позволяя заменить множество разрозненных фактов небольшим числом общих правил, которые намного проще запомнить. А главное: чем больше фактов описывает правило, тем выше к нему доверие и тем более оно пригодно для предсказания будущего. Наиболее общие правила удостаиваются особого почетного статуса «законов природы».

В глубокой древности никто не искал их целенаправленно, но некоторые обобщенные правила закреплялись в культуре практикой. Например, знаменитый египетский треугольник со сторонами длиной 3, 4 и 5 единиц, который, независимо от размера и материала, обязательно будет иметь прямой угол. Или не менее известное правило, связывающее разливы Нила с появлением на небе Сириуса. Подобные правила передавались из поколения в поколение без объяснений и обобщений.

Впервые о поиске общих правил и их природе всерьез задумались в Древней Греции. Именно тогда была систематически разработана логика и сложилось представление о математическом доказательстве. Вершиной греческой науки стала аксиоматическая геометрия Евклида, которая и по сей день преподается в школе. Но доказательства, так замечательно работавшие для мысленных математических объектов, были далеко не столь надежны в повседневной жизни. Греческие философы хорошо понимали, что математическая окружность — это совсем не то же самое, что окружность, нарисованная на песке. Поэтому Платон разделил мир на идеальный и реальный. В первом содержатся безупречные общие правила и свойства, доступные нашему мысленному взору, второй же состоит из их грубых воплощений, которые лишь приблизительно следуют идеальным образцам. Познать общие правила можно только умозрительно, пытаясь подсмотреть их в идеальном мире. Попытки вывести их из опыта в несовершенном реальном мире противоречили самому духу античной философии (хотя допускалось, что остроумное наблюдение может навести на правильную мысль и помочь умозрительному познанию).

Не жаловало подлунный мир и пришедшее на смену античности христианство. Но, хотя источник законов в нем был иной, способ их познания по-прежнему не предполагал обращения к реальному миру. Не имея своей физики и космологии (за исключением весьма общих формулировок Книги Бытия), христианство заимствовало умозрительную античную науку и держалось за нее вплоть до начала революционных перемен эпохи Возрождения. Достоин удивления тот факт, что, например, геоцентрическая система Птолемея, не имея никаких подтверждений в Священном Писании, тем не менее воспринималась как неотъемлемая часть христианской картины мира. Так что даже Коперник рассматривал свою гелиоцентрическую систему мира не как теорию, отражающую реальный порядок вещей, а лишь как более простой и удобный способ астрономических расчетов.

Система Птолемея в виде небесной сферы, поддерживаемой титаном Атлантом. Понятие «небесная сфера» сохранилось и в современной астрономии, но теперь ее считают условной воображаемой поверхностью. Фото SPL/EAST NEWS 

Геоцентрическая система Птолемея

Описывала видимые движения планет кинематически, не пытаясь искать причины этого движения. Обнаруживаемые расхождения между расчетами и наблюдениями заставляли вводить новые поправки, усложняя систему. Гелиоцентрическая система Коперника упростила расчеты, но строилась на прежнем предположении о круговых движениях планет, и ее точность тоже была низкой. Кеплер, допустив некруговые (эллиптические) орбиты, значительно повысил точность. Позднее законы Кеплера были выведены из законов Ньютона, которые легли в основу небесной механики. В современных точных расчетах учитываются также поправки, связанные с теорией относительности.

Наука нового времени

Однако подхвативший идеи Коперника Галилей не был столь осторожным и стал проверять, а как же устроен мир на самом деле. Его обращение к эксперименту следует, по большому счету, признать моментом рождения науки, во всяком случае, в современном смысле этого слова. Фактически Галилей предложил новую методологию научного исследования: вместо умозрительного познания идеальных законов он поставил перед наукой амбициозную задачу — постичь замысел Творца, изучая созданный им реальный мир. В определенном смысле такая наука была куда более христианской, чем прежняя средневековая схоластика (представляющая собой синтез христианского богословия и аристотелевой логики), постоянно ссылающаяся на авторитет Аристотеля. В самом деле, раз мир создан Творцом, то его следует изучать столь же досконально, как Писание, стремясь найти в нем безупречную божественную гармонию.

Этот подход оказался поразительно эффективным. Выяснилось, что новые законы и закономерности едва ли не сами валятся вам на голову. Причем многим из них быстро нашлись удивительно полезные применения (маятниковые часы, хронометр с пружинным балансиром, паровые машины, термометры и т. п.). Наука стала двигателем технического прогресса, впечатляющие достижения которого, выраженные в конечном счете деньгами, оружием и отчасти комфортом (то есть всем тем, что в первую очередь интересует финансирующих науку), резко укрепили доверие к новой методологии познания. Суть ее сводилась к построению естественных наук по образцу математики: от «самоочевидных» аксиом к строго доказанным теоремам. Не случайно основополагающий труд Ньютона назывался «Математические начала натуральной философии».

Расхождения теории и практики, которые для греков были имманентной проблемой, теперь стали источником задач, многие из которых удавалось успешно решить. Оказалось, что огромное количество явлений можно объяснить, исходя из небольшого числа простых и красивых законов-аксиом, которые, как считалось, открываются умозрительно, благодаря интуиции исследователя, но подтверждаются и доказываются путем опытной проверки вытекающих из них следствий. Научные теории воспринимались как свойство самого реального мира, нужно было просто их распознать, «прочитать книгу Природы», и подтвердить несколькими примерами правильность прочтения. Этот подход позднее получил название джастификационизма (от англ. justify — «оправдывать», «обосновывать»). Джастификационистский фундамент, заложенный в XVII веке трудами Галилея и Ньютона, оказался настолько крепким, что на протяжении двух столетий определял развитие науки. Но тем серьезнее оказался кризис, когда стали появляться экспериментальные данные, несовместимые с ньютоновской физикой.

«Алхимик», раскрашенная гравюра Жака Луи Перье, выполненная с картины фламандского живописца XVII века Давида Тенирса-младшего.  фото LEEMAGE/EAST NEWS

Алхимия

Раньше других наук пошла по экспериментальному пути, наработав методом проб и ошибок много полезных рецептов. Свойства веществ объяснялись сочетанием в них первичных элементов-стихий, но предсказательный потенциал алхимии был очень низок, что отчасти маскировалось эзотерическим духом учения. Главное предсказание о существовании «философского камня», способного превращать металлы в золото и продлевать жизнь человека, завело алхимическую исследовательскую программу в тупик. С XVII—XVIII веков начинает развиваться химия, которая дает более последовательное объяснение свойств веществ и постепенно приходит к современной атомно-молекулярной теории.

Теорию нельзя доказать

А таких примеров к концу XIX века накопилось немало. Никак не удавалось объяснить небольшое несоответствие в движении Меркурия , открытое Леверье в 1859 году. Орбита планеты систематически «уходила» от расчетной. Отклонение было крошечным, всего 43 угловые секунды в столетие, но ведь доказательная теория, основанная на божественных законах, не может быть неточной. Другую проблему подбросила новорожденная электродинамика. Согласно уравнениям Максвелла (1864), электромагнитное взаимодействие всегда распространяется одинаково быстро — со скоростью света. Но это прямо противоречит принципу сложения скоростей в механике Ньютона: как может луч света иметь одинаковую скорость, скажем, относительно движущегося поезда и неподвижного перрона? Кроме того, не удавалось в рамках классической механики объяснить устойчивость атомов и закономерности теплового излучения.

Справиться со всеми этими проблемами позволили теория относительности и квантовая механика, которые показали, что теория Ньютона не является абсолютно точной. Даже хуже того, сами базовые принципы новых теорий оказались совершенно иными. Для концепции джастификационизма это был приговор. Ни о каких доказательствах естественно-научных теорий больше не могло быть и речи. «Открытие греками критического метода вначале породило ошибочную надежду на то, что с его помощью можно будет найти решения всех великих старых проблем, обосновать достоверность знания, доказать и оправдать наши теории. Однако эта надежда была порождена догматическим способом мышления, ибо на самом деле ничего нельзя оправдать или доказать (за пределами математики и логики)» — так резюмировал крах джастификационизма философ науки Карл Поппер в книге «Предположения и опровержения», изданной в 1963 году.

Осенью 2006 года в России стартовал первый в истории нашей страны «обезьяний процесс»: петербургская школьница Мария Шрайбер и ее отец Кирилл Шрайбер пытались в суде оспорить правомерность преподавания в школе теории эволюции. Среди аргументов, которыми истцы обосновывали свои претензии, было утверждение о том, что дарвиновская теория естественного отбора «не доказана» и является «не более чем гипотезой». Отклонив в итоге иск, суд никак не прокомментировал данное заявление, и эти слова как бы повисли в воздухе. Теперь их при каждом удобном случае повторяют противники теории эволюции. Между тем уже более сорока лет известно, что научные теории в принципе не могут быть доказаны, поскольку они содержат универсальные утверждения, а число экспериментов всегда конечно. Различие же между гипотезой и теорией состоит лишь в том, как их воспринимает научное сообщество. Широко признаваемую систему идей называют теорией, а частное предположение, нуждающееся в подтверждении (частным экспериментом или серией), — гипотезой. И в этом смысле эволюция безусловно теория.

Требование «предъявить доказательства» часто приходится слышать и в отношении других научных концепций: теории относительности, квантовой механики, термодинамики, космологии Большого взрыва. «Наука никогда ничего не доказывает», — этими словами начинает свою книгу «Разум и природа» знаменитый американский антрополог и философ Грегори Бейтсон (Gregory Bateson) . Причем данное утверждение помещено в главе с ироничным названием «Каждый школьник знает», намекающим, видимо, на уровень компетентности тех, кто с этим тезисом незнаком. (Тут, конечно, надо оговориться, что речь идет о естественных науках, изучающих реальный мир. Чистая математика — единственная область исследований, где возможны строгие доказательства, — к числу естественных наук не относится.)

В книге «Принципы современной психической самозащиты» Владимир Данченко выделяет три типа патогенных систем верований: народную (с представлениями о «дурном глазе» и «наведении порчи»), оккультную («астральные шнуры», «инвольтация») и биопольную («пучки энергии», «заряды отрицательной информации» и т. п.). Последней внешнее наукоподобие помогает находить приверженцев среди людей, доверяющих науке. Фото REX/RUSSIAN LOOK 

Витализм

Объяснение разницы между живым и неживым присутствием особой жизненной субстанции. Выделить и изучить эту субстанцию не удалось, а развитие биологии показало, что вопросы функционирования живой материи находят объяснение в рамках физики и химии. На данный момент витализм слился с эзотерическими восточными учениями и выражается в представлениях об ауре и биополе, существования которых наука не признает, поскольку объективными методами подобные явления не регистрируются.

Обратный ход маятника

Масштаб философских потерь после краха джастификационизма был таким, что ученые долгое время просто не хотели об этом говорить. Теории перестали быть частью реальности, частью божественного плана, открыть который стремилась наука нового времени. Стало ясно, что теории придумываются людьми, а не отыскиваются в природе, и нужно было заново находить основания для доверия к подобным изобретениям ума. Особую остроту этому вопросу придавали быстрые темпы появления новых научных дисциплин и, соответственно, новых теорий: от квантовой механики до психоанализа, от генетики до внегалактической астрономии. На этом фоне стал популярен позитивизм — концепция, предложенная в 1844 году французским философом Огюстом Контом, согласно которой только опыт является фундаментом научного знания, а теории лишь упорядочивают эмпирические факты.

Позитивизм окончательно отверг платоновский идеальный мир, а вместе с ним был снят с повестки дня вопрос о «сущности» или «природе» различных свойств и явлений. Для позитивиста есть только факты и различные способы их взаимоувязки. «Согласно этому образу мысли научная теория — это математическая модель, которая описывает и систематизирует производимые нами наблюдения. Хорошая теория описывает широкий круг явлений на базе нескольких простых постулатов и дает ясные предсказания, которые можно проверить», — пишет знаменитый астрофизик Стивен Хокинг в недавно изданной на русском языке книге «Мир в ореховой скорлупке». Этот подход сыграл огромную роль в очищении науки от надуманных метафизических принципов, доставшихся ей в наследство от прежних веков.

Тем не менее до сих пор многие люди не могут смириться с тем, что наука не отвечает на вопросы «Что такое пространство?», «В чем природа времени?», «Какова сущность гравитации?» Позитивист считает, что эти вопросы ненаучны и должны быть переформулированы, например, так: «Как измерить расстояние?», «Существуют ли обратимые процессы?», «Каким уравнением описывается тяготение?»

Естественным развитием идей позитивизма стало представление о том, что все научные теории заведомо ошибочны, поскольку не могут учитывать всего разнообразия реального мира. Они рождаются лишь для того, чтобы умереть под ударами все более тонких и точных экспериментов. И тогда им на смену приходят новые, более совершенные, но по-прежнему временные теории. Этот взгляд, детально разработанный Чарлзом Пирсом, получил название фаллибилизма (от англ. fallible — «подверженный ошибкам»). Может показаться, что эта точка зрения, будучи зеркально противоположной джастификационизму, роняет ценность науки едва ли не до нуля. Как доверять теории, если мы заранее убеждены, что она ошибочна? Но на самом деле фаллибилизм просто описывает процесс постоянного совершенствования науки. Да, научное знание не может быть абсолютно достоверным. Но с каждым новым шагом степень его надежности увеличивается, и если мы получали пользу, доверяя старой теории, то тем более можем доверять новой, в которой исправлены обнаруженные ошибки. Так, последовательно избавляясь от ошибок, наука приближается к истине (что бы это ни было), хотя никогда не сможет ее достичь.

Шея у жирафа, по Ламарку, вытянулась от постоянных попыток дотянуться до высокорастущих ветвей. Результаты таких тренировок, по теории ученого, передавались по наследству. Фото NORTH FOTO/RUSSIAN LOOK 

Ламаркизм

Эволюционная теория Ламарка предполагала внутренне присущее всему живому стремление к совершенствованию и наследование приобретенных при этом признаков. Исследовательская программа Дарвина заменила метафизическое «стремление к совершенству» механизмами естественного и полового отбора, что обеспечило ей преимущество в объяснительной и предсказательной силе. В сочетании с генетикой дарвинизм дал начало современной синтетической теории эволюции. А наследование приобретенных признаков было скомпрометировано псевдонаучной деятельностью Лысенко. Сегодня идеи Ламарка находят ограниченное применение при моделировании эволюции в системах искусственного интеллекта и в некоторых исследованиях по иммунологии.

Почему бог не является гипотезой

Карл Поппер, развивая подходы позитивизма и фаллибилизма, пришел к еще более радикальному выводу: если теория не может быть опровергнута, ее вообще нельзя считать научной, даже если в остальном она согласуется с нашими знаниями. В самом деле, ведь такая теория не дает никаких проверяемых предсказаний, а значит, ее научная ценность равна нулю. Этот свой критерий научности он назвал принципом фальсифицируемости и поставил в один ряд с требованиями внутренней непротиворечивости и соответствия теории известным экспериментальным данным. Именно критерий Поппера говорит о ненаучности креационизма — учения о божественном сотворения Земли, жизни и человека. Ведь эксперимент, который мог бы противоречить идее сотворения мира, принципиально невозможен. И, кстати, по той же причине не является научной и гипотеза о существовании где-то в космосе братьев по разуму — чтобы ее опровергнуть, пришлось бы обследовать весь бесконечный объем Вселенной. Более интересно, что, как отмечает Поппер, «существует громадное количество других теорий этого донаучного или псевдонаучного характера: например, расистская интерпретация истории — еще одна из тех впечатляющих и всеобъясняющих теорий, которые действуют на слабые умы подобно откровению».

Принцип фальсифицируемости снимает также противоречие между наукой и религиозной верой. Вера — если, конечно, она подлинная — не может быть опровергнута опытом. А научные теории не должны оглядываться на веру, поскольку единственная их задача — упорядочивать этот самый опыт. Конфликт между наукой и религией может возникнуть только по недоразумению, если религиозные деятели станут диктовать, каким должен быть опыт, или ученые попытаются делать утверждения о сверхъестественных сущностях на основании своих теорий физического мира. Обе эти ситуации говорят о философской некомпетентности сторон. Вера не может зависеть от опыта, поскольку нельзя веровать в проверяемые гипотезы. А наука ничего не может сказать о Боге, поскольку принцип фальсифицируемости не допускает его рассмотрения с научной точки зрения — Бог не может превращаться в естественно-научную гипотезу. Все это стало понятно философам еще в первой половине XX века, но до общественного сознания доходит очень медленно. До сих пор многие священники с религиозных позиций выступают против чисто научной теории эволюции, а ученые с жаром убеждают, что наука познает истину и доказывает, что Бога нет. Правда, иногда может показаться, будто религиозные доктрины и научные данные явно не согласуются (например, в вопросе о сотворении мира). В таких случаях всегда надо помнить, что речь идет о продуктах совершенно разных методологий познания, которые вообще не могут друг другу противоречить.

Не стоит, однако, думать, что принцип фальсификации избавил философию науки от всех проблем. Позитивизм, будучи прямой противоположностью умозрительного познания, тоже столкнулся с серьезными трудностями. Подвело само понятие научного факта. Оказалось, что эксперименты, наблюдения и измерения не могут существовать сами по себе. Они всегда основываются на какой-то теории; как принято говорить, «нагружены теорией». При обычном взвешивании колбасы в магазине мы полагаемся на закон сохранения массы, пропорциональность веса количеству вещества и закон рычага. И даже когда мы непосредственно наблюдаем какое-то явление, мы исходим из того, что состояние атмосферы, оптика нашего глаза и процессы обработки изображения в мозгу нас не обманывают (хотя многочисленные сообщения об НЛО заставляют в этом сомневаться). Ну а при использовании сложных приборов требуется порой многолетняя работа, чтобы учесть все вовлеченные в акт измерения теории. Выходит, однозначно отделить факты от теорий невозможно, и в любом опыте сопоставление идет не с фактами, как таковыми, а с их интерпретациями на базе других теорий, задача же ученого — сделать так, чтобы теории, «играющие» на стороне фактов, по возможности не вызывали сомнений.

Искривление пространства-времени — это лишь наглядный образ, отражающий тот факт, что измеряемые расстояния и интервалы времени зависят от количества и движения вещества. Фото SPL/EAST NEWS 

Теория эфира

Выдвинута для объяснения электромагнитных волн в рамках ньютоновской механики. Свет считался колебаниями эфира — гипотетической среды с очень странными свойствами: твердый, но практически невесомый, всепроникающий, но при этом увлекаемый за собой движущимися телами. Механическая модель эфира получалась крайне неестественной. Специальная теория относительности избавилась от эфира, внеся изменения в ньютоновскую модель пространства и времени. Она резко упростила описание электромагнитных явлений и дала целую серию новых предсказаний, самое известное из которых — лежащая в основе ядерной энергетики эквивалентность массы и энергии E = mc2.

И опровергнуть теорию тоже нельзя

Проанализировав эту проблему и изучив реальное поведение ученых, философ науки Имре Лакатос пришел к выводу, что экспериментально теорию нельзя не только доказать, но и опровергнуть. Если хорошо зарекомендовавшая себя теория споткнулась на новом эксперименте, ученые вовсе не спешат от нее отказываться, ведь доверие к ней опирается на огромный массив прежних подкрепляющих данных. Так что единичный негативный эксперимент и его интерпретацию, скорее всего, поставят под сомнение и будут неоднократно перепроверять. Но даже если противоречие подтвердится, можно дополнить теорию новой гипотезой, которая объясняет обнаруженную аномалию. Таким способом теорию можно защищать неограниченно долго, поскольку число экспериментов всегда конечно. Постепенно может вырасти целый пояс защитных гипотез, которые окружают так называемое твердое ядро теории и обеспечивают ее работоспособность, несмотря на все трудности.

Отказ от теории происходит не раньше, чем появится достаточно хорошая альтернативная теория. От нее, конечно, ждут объяснения большинства известных фактов без обращения к искусственным защитным гипотезам, но самое главное — она должна указывать новые направления исследований, то есть позволять строить принципиально новые проверяемые экспериментом гипотезы. Такие теории Лакатос называет исследовательскими программами и видит в их конкуренции процесс развития науки. Старые исчерпавшие свой ресурс исследовательские программы теряют приверженцев, новые — обретают.

«Я математически доказал, что теория относительности ошибочна», — подобные письма регулярно приходят в редакцию «Вокруг света». Их авторы искренне заблуждаются, считая, что научные теории можно доказать или опровергнуть. Им в утешение можно только сказать, что до начала XX века большинство ученых пребывали в таком же заблуждении. «Но почему, почему вы так убеждены, что общепринятая теория верна?!» — возмущаются отказом горе-новаторы. Многие из них даже считают, что в «официальной науке» сложился заговор консерваторов, которые не дают хода смелым идеям, чтобы сохранить свое «теплое местечко». Переубедить в этом, увы, невозможно, даже указав на явные ошибки в математических выкладках.

При сжатии газопылевого облака под действием самогравитации выделяется энергия, которая идет на разогрев вещества будущей звезды.  Фото SPL/EAST NEWS

Кельвиновское сжатие

Объясняло энергетику Солнца его гравитационным сжатием. Предложено в конце XIX века лордом Кельвином, когда стало ясно, что химическое горение не обеспечивает достаточной мощности и длительности излучения. Кельвиновский механизм «давал» Солнцу 30 миллионов лет жизни. Сторонники Кельвина не верили в геологические данные о куда большем возрасте Земли, считая это проблемой геологии. В 1930-х годах теория термоядерного синтеза предложила новый источник энергии звезд, а радиоизотопный метод в 1940-х определил возраст Земли в более чем 3 миллиарда лет. Теория Кельвина ныне объясняет первичный разогрев протозвезд до начала в них ядерного горения водорода.

Продам парадигму, недорого

В обоснование своих идей новаторы обычно говорят о «кризисе науки», «смене парадигмы» и грядущей «научной революции». Вся эта терминология заимствована из знаменитой книги Томаса Куна «Структура научных революций». «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений», — пишет Кун в предисловии к своей книге. Все это очень похоже на борьбу исследовательских программ Лакатоса, и различия между двумя концепциями так бы и остались темой для узкопрофессиональных дискуссий, если бы теория Куна не была воспринята, особенно в России , как руководство к действию.

Кун под впечатлением кризиса физики начала XX века пришел к выводу о чередовании спокойных периодов «нормальной науки», когда среди ученых есть консенсус относительно научной парадигмы, и «научных революций», когда накопившиеся нерешенные проблемы (аномалии) сметают старую парадигму и открывают дорогу новой. Но вот откуда эта новая парадигма появляется, Кун не объяснил, а большинство читателей поняло так, что ее источник — творческий импульс отдельного гениального ученого. Это стало огромным соблазном для многих ученых и даже инженеров, лишь косвенно связанных с фундаментальной наукой. Шутка ли — всего лишь придумай удачную парадигму и сможешь стать новым Коперником, Ньютоном или Эйнштейном .

В итоге образовался целый рынок «новых парадигм». Некоторые авторы берут относительно солидную основу: ноосферу Вернадского, синергетику Пригожина, фракталы Мандельброта, общую теорию систем Людвига фон Берталанфио. Но пока все попытки выстроить на базе таких общих концепций ясную исследовательскую программу остаются не слишком успешными, поскольку они практически лишены предсказательной силы — из них не следуют проверяемые гипотезы. Другие стремятся «обобщить» науку, включив в нее религиозно-мистические представления. Но ведь именно избавившись от этих иррациональных идей, наука достигла современной надежности и эффективности. На сегодня объединение науки с мистикой — это все равно, что попытка взять телегу на борт самолета в надежде на увеличение совместного КПД. Наконец, есть немало «скромных опровергателей», которые не претендуют на создание новой парадигмы, а лишь пытаются разрушить старую, скажем, теорию относительности, квантовую механику или теорию эволюции. Они просто не в курсе, что исследовательскую программу нельзя опровергнуть, а можно только победить в конкурентной борьбе, добившись большей эффективности и предсказательной силы.

Но самое главное, что обрекает все эти попытки на неудачу, — это непонимание того, что концепция научных революций и смены парадигм годится только для ретроспективного анализа развития науки. Так красиво и стройно процесс становления новых научных взглядов выглядит лишь с расстояния в десятки и сотни лет, сквозь призму написанных победителями учебников. А вблизи даже самые выдающиеся ученые часто не могут распознать, какая из соперничающих исследовательских программ в итоге окажется наиболее эффективной.

Бум доморощенных псевдотеорий (часть из них предлагается совершенно бескорыстно, другая — с целью приобрести научный статус и воспользоваться его преимуществами) создает сегодня реальную угрозу для существования науки в России. С одной стороны, такие теории отвлекают на себя общественные ресурсы (деньги и внимание), предназначенные для науки, с другой — снижают доверие к науке в целом, поскольку шума много, полезного же выхода нет, а иногда (как при рекламе чудодейственных медицинских средств) людям может наноситься и реальный ущерб.

И вот, после всего, что мы узнали о внутренней кухне науки, мы вновь возвращаемся к вопросу: заслуживает ли она того особого доверия, которое ей выказывает общество? Наш мир, как мы сегодня знаем, устроен довольно сложно, а человечество изучает его уже давно. Поэтому узнать нечто новое и стоящее может только тот, кто целенаправленно к этому стремится, опираясь на огромный массив уже накопленного знания. Можно сказать, что свою коллективную познавательную активность человечество вынуждено препоручить касте профессиональных ученых, которые постоянно совершенствуют свою методологию. В последние столетия полученные этим способом знания позволили радикально изменить жизнь к лучшему (например, средний срок жизни почти удвоился). Это, по-видимому, достаточное основание доверять науке как социальному институту, реализующему эффективный метод. Но очень важно понимать, где лежат границы науки: не стоит ждать от нее того, чего она дать не может (окончательной истины, например), и уметь разоблачать (хотя бы для себя) тех, кто в силу личных интересов лишь прикрывается добрым именем науки, занимаясь на самом деле чем-то совершенно другим.

Научная контрреволюция ХХ века

Если вы задаетесь вопросом, почему наука, на протяжении стольких лет пользовавшаяся высшим доверием даже далеких от нее людей, вдруг в относительно короткие сроки этого доверия лишилась, вполне естественно обратиться к философии и истории. Ответы, даваемые философами, представляются вполне весомыми, чтобы такой поворот общественного мнения объяснить. Научные теории, говорят они, не могут претендовать на истинность; более того: само понятие истины является «трансцендентальным монстром», от которого следует избавлять всякое теоретическое рассуждение. Доподлинно известны лишь экспериментальные факты, а ценность теории — исключительно в том, чтобы экономно объяснить наибольшее количество фактов. Теории при этом сравниваются с футбольными командами, которые должны состязаться друг с другом в честном поединке, объясняя одни и те же факты, а проигрыш в матче отнюдь не подразумевает непригодности теории — ей надлежит совершенствовать свою технику и улучшать свой объяснительный потенциал. Мало кому из ученых, однако, нравились советы философов, и в большинстве своем они старались уклониться от бурных философских дискуссий середины ХХ века о том, что такое наука и какие критерии определяют статус научной теории. Но эти дискуссии и сами со временем утихли, и место Куна с Лакатосом заняли представители нового поколения социологов, которые обратили внимание на то, что и в стенах лаборатории «экспериментальный факт», скорее, «конструируется», чем обнаруживается. Одни и те же слова в разных исследовательских коллективах могут означать совершенно различные вещи, более того: одни и те же слова в рамках одной и той же лаборатории могут означать что-то одно, когда применяются в отношении самой этой лаборатории, и нечто иное, как только речь заходит о конкурентах. Правильное отношение к научным коллективам такое же, как к туземным племенам на тихоокеанских островах: аборигены могут делать что-то полезное, но понять, о чем они лопочут, практически невозможно. Общение с ними должно ограничиваться «зоной обмена», куда мы со своей стороны приносим рулоны ситца и всякие нехитрые безделушки и смотрим, что нам предложат взамен. Даже интеллигентному человеку, воспитанному на идеалах «свободного рынка», уже непонятно, о чем толковали в середине ХХ века философы науки, но по большому счету он с ними согласен: наука мало чем может ему помочь в смысле мировоззрения, зато разнообразные ее приложения приносят плоды чрезвычайно полезные, приятные и удобные. Нельзя сказать, чтобы эти теории понравились ученым больше философских, однако они вполне адекватно отражают эволюцию общественного сознания. Складывающаяся ситуация прямо противоположна той, которую мы привыкли обозначать словами «Научная революция XVII века». На протяжении XVI—XVII веков индуктивно-дедуктивный метод познания, созданный на заре нового времени крупнейшими мыслителями эпохи (Галилеем, Декартом, Бэконом, Ньютоном), постепенно превращался в основу мировоззренческого инструментария любого образованного человека. В новом естествознании, соединившем в себе наглядность эксперимента со строгостью евклидовой геометрии, виделся не свод полезных сведений, а определенный взгляд на жизнь, природу и общество, способствующий и целям познания истины, и улучшению условий человеческого существования. До начала ХХ века естествоиспытатель и философ объединялись, как правило, водном лице. Расставание культуры с наукой началось с развода естествознания с философией. О нем можно судить хотя бы по словам нобелевского лауреата, одного из самых авторитетных физиков современности Стивена Вайнберга. В его книге «Мечты об окончательной теории» одна из глав так и называется — «Против философии». «Мне неизвестен ни один ученый, сделавший заметный вклад в развитие физики в послевоенный период, работе которого существенно помогали бы труды философов», — пишет он там. И напомнив о замечании Ойгена Вигнера по поводу «непостижимой эффективности математики в естественных науках», добавляет: «Я хочу указать на другое в равной степени удивительное явление — непостижимую неэффективность философии». И это еще мягко сказано: некоторые его коллеги прямо обвиняли Куна во вредительстве, так как им не нравился его тезис о том, что наука не должна претендовать на стремление к истине, а теории нельзя ни доказывать, ни опровергать. Но обвинять философов во вредительстве так же малопродуктивно, как и перевоспитывать общественное мнение. Человек от природы стремится к истине, и ищет ее там, где ему ее пообещают. Дмитрий Баюк, кандидат ф.-м. н., член Американского общества историков науки

Александр Сергеев

(обратно)

Рыцари в круглых латах

Задолго до того, как человек изобрел боевые доспехи, их создала Природа. Вернее, создавала она их многократно, самого разного фасона и из разных «материалов». И хотя позвоночные с самого начала своей истории сделали ставку на внутренний скелет, они тоже породили немало бронированных форм: панцирные рыбы, черепахи, многие динозавры. Но среди млекопитающих существа, закованные в броню, встречаются крайне редко. Представьте теперь удивление испанских конкистадоров, которые среди прочих чудес и диковин увидели в Южной Америке зверей в блестящих доспехах. Не мудрствуя лукаво они назвали их armadillos — «латники». Во многие языки мира это слово вошло без перевода, русские же зоологи подобрали ему эквивалент: броненосцы.

Зоосправка

Броненосцы, армадиллы (Dasypodidae)

Тип — хордовые

Класс — млекопитающие

Отряд — неполнозубые

Семейство — броненосцы (Dasypodidae)

Около 20 видов, объединенных в 9 родов и 5 подсемейств. Длина тела с хвостом у самого мелкого вида (плащеносного броненосца) 15—18 сантиметров при весе около 90 граммов, у самого крупного (гигантского броненосца) — до 150 сантиметров при весе более 50 килограммов. Обитают в основном в Южной Америке, три вида заходят в Северную. Населяют открытые ландшафты. Питаются насекомыми (особенно общественными), наземными беспозвоночными, падалью. Чрезвычайно активны в рытье земли, как в поисках пищи, так и для строительства нор. Некоторые виды наряду с постоянными роют многочисленные временные норы, два наиболее мелких вида полностью перешли к подземному образу жизни. Предпочитают селиться неподалеку от водоемов, хотя способны жить и в пустынях (за исключением каменных). Отлично плавают и ныряют, могут переходить водоемы по дну. Благодаря пониженному обмену веществ и большому объему дыхательных путей могут задерживать дыхание до 6 минут. Основные враги — пумы, койоты, волки, собаки. Во многих странах служат объектом охоты ради мяса (считающегося деликатесом) и панциря, употребляемого на поделки (музыкальные инструменты, декоративные корзинки и т. д.). Преследуются скотоводами, поскольку норы броненосцев нередко становятся причиной увечий и переломов ног у скота. Часто гибнут на дорогах. Большинство видов включено в международную Красную книгу как находящиеся под угрозой. Некоторое время были популярны в качестве лабораторных животных, поскольку броненосцы — единственные животные вне отряда приматов, способные заражаться проказой.

Излюбленный трюк броненосца: резко распрямив все четыре лапы, взмыть вертикально вверх, обескуражив неожиданным прыжком хищника

Сегодня науке известно около 20 видов броненосцев, объединенных в одно семейство. Внешний вид их довольно разнообразен, но главное, что бросается в глаза, — панцирь из роговых щитков. На самом деле это только внешняя часть лат. Под пластинками рогового вещества залегает более прочная костяная броня. Панцирь броненосцев не сплошной: он покрывает тело только сверху и делится на явно различимые детали. В основной части панциря выделяются два крупных щита: плечевой и тазовый. Между ними — наборные части лат, состоящие из нескольких рядов мелких пластинок, которые называются «поясами». По их количеству и определяются многие виды броненосцев: «трехпоясной», «семипоясной», «девятипоясной»... (Впрочем, эти названия не вполне точны: у семипоясных броненосцев поясов реально может быть и шесть, а у девятипоясных — от 8 до 11.) В такие же пластинки «запакован» довольно мощный хвост. Голову покрывает отдельный щиток, не соединяющийся с плечевым. Впрочем, это, скорее, общая схема, которую каждый вид подгонял к своим нуждам и вкусам. Так, например, у плащеносных броненосцев вся спина покрыта рядами отдельных пластинок, а цельные щитки есть только на голове и заднем отделе тела (причем щиток расположен практически вертикально, создавая впечатление, что конец тела у зверька словно бы обрублен), а между ним и спинной броней задорно торчит полоска густой шерсти. За это украшение животных прозвали «кружевными Хуанами».

Помимо панциря броненосцы имеют и еще ряд неожиданных особенностей. Правда, оценить их по достоинству могут только специалисты-зоологи. Известно, например, что одно из важнейших эволюционных «изобретений» млекопитающих (точнее, их рептильных предков) — специализация зубов, разделение их на резцы, клыки и коренные. Вся систематика класса построена на особенностях строения и развития зубов, как правило, более-менее сходных внутри каждого отряда. В семействе же броненосцев число зубов варьирует в фантастических пределах — от 8 до 100, оно может заметно различаться даже у особей одного вида. Но сколько бы их ни было, все они имеют одинаковую цилиндрическую форму, лишены корней и эмали и растут всю жизнь.

У всех без исключения видов броненосцев лапы снабжены мощными когтями. Но это не оружие, а орудие

Последнее обычно характерно для животных, питающихся грубыми и твердыми растительными кормами. И опять броненосцы оказываются исключением из правил. Для большинства из них основным кормом служат общественные насекомые — муравьи и термиты. Этот промысел тоже наложил свой отпечаток на строение зверей, отсюда — мощные лапы с длинными крепкими когтями, вытянутая в трубку морда и длинный клейкий язык для сбора добычи. Впрочем, лишь некоторые виды броненосцев придерживаются строгой муравьино-термитной диеты. Большинство всегда готово разнообразить ее другими насекомыми и почвенными беспозвоночными (броненосец способен учуять крупную личинку сквозь 20-сантиметровый слой почвы), падалью и вообще любой легкоусвояемой едой. Значительную часть своей добычи они выкапывают из земли, а вышеупомянутые плащеносные броненосцы даже перешли к подземному образу жизни наподобие кротов. Но лишь немногие виды иногда включают в свой рацион части растений (в основном сочные корневища и клубни). Настоящих же хищников среди них нет вовсе: в таком облачении невозможно поймать даже вяло порхающую дичь.

Зато и сам броненосец может стать добычей далеко не всякого хищника: его защищает не только прочность лат, но и их округлая форма, неудобная для разгрызания. Правда, сворачиваться в шар, как это описано в известной сказке Киплинга, умеют только два вида (которых за это и зовут «шаровыми»). Большинство броненосцев при нападении врага прижимаются книзу, защищая уязвимую нижнюю сторону тела, и пытаются быстро зарыться в землю. Их способность погружаться даже в твердый грунт поразительна: описан случай, когда броненосец, застигнутый на асфальтированном шоссе, ухитрился за минуту разметать под собой асфальт и уйти в слой щебенки.

Бронированной маме нелегко приласкать своего закованного в латы ребенка. Но телесный контакт матери и детеныша играет в развитии броненосца такую же важную роль, как и у других млекопитающих

Если же быстро зарыться не получается, а хищник не отстает, у броненосца есть в запасе еще один сюрприз: резко распрямляя все четыре лапы, он вдруг взлетает вертикально вверх. Ошеломленный, а то и больно ушибленный, враг обычно предпочитает не связываться с такой бестией. Правда, в современном мире этот трюк часто играет с броненосцами злую шутку. Известно, что хорошо защищенные мелкие животные — ежи, черепахи, скунсы и т. д. — чаще других гибнут на дорогах, поскольку не убегают, а занимают оборону. Но если свернувшийся еж еще может уцелеть, оказавшись между колесами, то у подпрыгнувшего под машиной броненосца не остается ни единого шанса.

Если же нападение застигло животное неподалеку от норы, то он, не надеясь ни на панцирь, ни на когти, опрометью бросается к ней. Там зверь практически неуязвим: даже если враг успел ухватить его за хвост, броненосец ловко расклинивается, упираясь в стенки лапами и краями панциря. Извлечь его наружу без лопаты нереально.

Нора вообще занимает особое место в жизни латных зверей: населяя в основном открытые ландшафты (пампасы, пустоши, пастбища, кустарниковые заросли), они активны в основном ночью. Днем же предпочитают отсиживаться под землей — особенно в жаркую или, наоборот, слишком холодную погоду. Помимо всего прочего армадиллы не вполне теплокровны: температура их тела может меняться на несколько градусов в зависимости от температуры окружающей среды. И, конечно же, именно нора — место появления на свет каждого броненосца.

Биология их размножения тоже необычна. Если не считать людей и их ближайших родичей, броненосцы — единственные млекопитающие, спаривающиеся в «миссионерской позе», передом друг к другу. Причины этого более-менее понятны: жесткие панцири просто не оставляют им иной возможности. Куда менее понятно, почему у девятипоясного броненосца всегда рождаются однояйцевые близнецы — обычно четыре, но бывает от 2 до 12. То, что у других млекопитающих существует как редкий и необычный вариант, у броненосцев — норма: после первого деления оплодотворенной яйцеклетки получившиеся дочерние клетки разъединяются, затем каждая из них делится еще раз, и только потом начинается развитие зародышей.

Костно-роговой панцирь не мешает прекрасно плавать, а объемистые дыхательные пути позволяют по нескольку минут находиться под водой

Правда, едва начавшись, оно тут же останавливается на несколько недель или месяцев, после чего как ни в чем не бывало возобновляется вновь, и через 4 месяца на свет появляются близняшки-броненосцы. В мягких панцирях, но зрячие и способные к самостоятельному передвижению — словно в ближайшие месяцы они будут находиться не в безопасной норе, а едва обсохнув, отправятся в долгий переход. Впрочем, несмотря на привязанность к норам и относительную тихоходность, броненосцы и в самом деле способны на великие походы. Они, как и вообще все неполнозубые, — уроженцы Южной Америки . Как известно, этот континент очень рано отделился от прочих, и почти всю кайнозойскую эру его фауна развивалась в изоляции, породив множество необычных и даже гротескных существ. Несколько миллионов лет назад возник Панамский перешеек, что сделало неизбежной встречу фаун Северной и Южной Америки и привело к катастрофическим последствиям для последней. Огромное число специфических южноамериканских видов вымерло, некоторые уцелели, заняв уникальные или малопривлекательные экологические ниши. Броненосцы же... перешли в наступление. Два вида голохвостых броненосцев проникли в Центральную Америку (до Гондураса), а девятипоясной пошел значительно дальше, заселив территорию современной Мексики и юго-запада США . В настоящее время неторопливый латник прошел насквозь Техас, Аризону и Неваду, вступил в Небраску, Алабаму, Миссури... В последние годы броненосцев все чаще видят даже в Иллинойсе — штате, северную границу которого образуют Великие озера. Пока, правда, непонятно, способны ли они жить там постоянно, или каждое лето приходит новая волна переселенцев — зима в Иллинойсе довольно суровая, а до сих пор ни один вид броненосцев не мог выжить при температурах ниже нуля. Впрочем, сумел же один из щетинистых броненосцев заселить холодную Патагонию, научившись впадать в зимнюю спячку. Почему бы девятипоясному броненосцу не повторить это?

Борис Жуков

(обратно)

Последователи Кегресса

Вездеходность имеет очень большое, иногда определяющее значение для армейских транспортных и специальных машин. Это качество обусловливается прежде всего проходимостью по различным типам грунта и способностью преодолевать всевозможные препятствия — рвы, стенки, уклоны, броды. Гусеница в этих обстоятельствах предпочтительнее колеса. А если колесо и остается на службе, оно будет не совсем обычным. Рис. вверху Юрия Юрова

Обычные двух- и многоосные полноприводные машины при всех усовершенствованиях конструкции до сих пор относятся к категории «повышенной проходимости». В нише «машин высокой проходимости» или «вездеходных» первые места занимают гусеничные. Пара гусениц достаточной ширины, при определенной длине опорной поверхности, должном расположении опорных катков, ведущих и направляющих колес обеспечивает небольшое давление на грунт и хорошее сцепление с грунтом, большее тяговое усилие, уверенное преодоление различных препятствий и поворотливость.

Многоцелевой гусеничный транспортер-тягач МТ-ЛБу, СССР. Масса машины в снаряженном состоянии — 10,4 т, грузоподъемность — 4 т, двигатель — дизельный, 300 л. с., скорость по дороге — до 60 км/ч, на плаву — 5 км/ч, запас хода — 500 км. Рис.  Михаил Дмитриев

Стремление к унификации машин высокой проходимости привело к появлению многоцелевых гусеничных шасси, пригодных для перевозки войск и имущества, монтажа вооружения и специального оборудования в бронированном и небронированном вариантах. Классическим примером гусеничного многоцелевого шасси легкого класса стал советский бронированный транспортер-тягач МТ-ЛБу грузоподъемностью 4,0 тонны, базовая машина унифицированного (и едва ли не самого многоликого) семейства гусеничных машин, широко применяющихся и сейчас. Можно привести в пример также российские транспортеры-тягачи МТ-СМ и МТ-Т, используемые для буксировки различных систем массой до 15—25 тонн (при этом часть грузов или расчет перевозится на самом транспортере), монтажа ракетных, пушечно-ракетных комплексов, инженерного оборудования. Скорость хода таких «самоходов» весьма приличная — до 70 километров в час.

В США в качестве многоцелевого шасси приняли машину М987 (грузоподъемностью до 10 тонн) на основе БМП «Брэдли» с удлиненной на один каток ходовой частью. На основе М987 созданы РСЗО MLRS, командно-штабные машины, машина радиоэлектронной борьбы, санитарный и грузовой транспортеры.

Большинство транспортных и специальных гусеничных машин, как и боевые, «обуты» в стальные гусеницы, состоящие из отдельных звеньев. Однако на ряде агрегатов удачно эксплуатируются ленточные бесшарнирные гусеницы. Они легче звенчатых, менее чувствительны к засорению и имеют на 10—15% больший КПД, хотя и отличаются значительно меньшей прочностью — даже при усилении кордом и стальными поперечинами. Примером машины с такими гусеницами может служить трехместный снегоход BR-100 «Бомби» канадской компании «Бомбардир Лимитед». Его легкая неметаллическая «летняя» гусеница в сочетании с шинами опорных катков дает удельное давление на грунт около 0,1 килограмма на квадратный сантиметр (это примерно вшестеро меньше, чем давление на грунт ноги взрослого человека), а «зимняя» — всего 0,08. Этот снегоход побывал и в песках Ближнего Востока, где чувствовал себя вполне уверенно.

Конечно, каждому типу движителя свойственны свои достоинства и недостатки, часто являющиеся оборотной стороной достоинств. Неудивительно, что долгие годы продолжается поиск новых, оригинальных схем вездеходных шасси. Тем более что «вездеход» как военного, так и двойного назначения — машина специфическая и создается для специальных условий. И чтобы удовлетворить требованиям, предъявляемым к нему заказчиком, конструкторам нередко приходится прибегать к нестандартным решениям. Давайте присмотримся к некоторым из них.

Тяжелый многоцелевой гусеничный транспортер-тягач МТ-Т, СССР. Масса машины в снаряженном состоянии — 25 т, грузоподъемность — 12—17 т, масса прицепа — до 25 т, двигатель — дизельный, 710 л. с., скорость — до 65 км/ч, запас хода — 500 км. Рис.  Михаил Дмитриев 

Превращения гусеницы

«Автомобиль... свернул с дороги на целину, переехал придорожную канаву, затем прошел со значительной скоростью по мягкому травянистому грунту, свободно и плавно преодолевая различные препятствия», — так зафиксировал протокол испытаний качества «автосаней», созданных французским изобретателем для русских дорог...

В 1911 году в Петербурге прошли испытания «моторных средств», предназначенных для движения по снегу — «сезонный» транспорт всегда был актуален для России . На фоне других авто- и аэросаней машина Адольфа Кегресса не отличалась оригинальностью: он просто прикрепил на передние колеса автомобиля лыжи, а задние обмотал цепями. Два года спустя в мастерской императорского гаража Кегресс, который, будучи французским подданным, служил заведующим технической частью гаража, опробовал иную систему, установив вместо задних колес гусеничный ход. В 1914 году Кегресс получил привилегию производить «автомобиль-сани, движущиеся посредством бесконечных ремней с нажимными роликами». Русско-Балтийский вагонный завод заключил контракт на установку его движителей на свои автомобили С24/30. Движитель Кегресса состоял из гусеничных тележек с резинотканевыми гусеницами, свободно крепившимися вместо колес на полуоси заднего моста. Комплект для легкового «Руссо-Балта» весил 490 килограммов, зато обеспечивал удельное давление на грунт всего 0,8—1,0 килограмма на квадратный сантиметр. На передние колеса ставили лыжи. Управление автомобилем не менялось. В ходе испытаний на замерзшей Неве скорость достигала 60 километров в час. Однако колеса пробуксовывали по гусенице, между ними набивалась грязь, гусеницы соскакивали и рвались. Доработка движителя продолжалась.

С началом войны Кегресс не преминул представить свое изобретение Главному Военно-Техническому Управлению военного министерства. Им заинтересовались — даже не потому, что предложение поступило из гаража Его Величества, а потому, что оно показалось дельным и многообещающим. Гусеничный и полугусеничный ход не был в новинку: русская армия, так же как британская и французская, уже закупала гусеничные трактора в качестве тягачей для артиллерии. К тому времени успел потерпеть неудачу изобретатель А.А. Пороховщиков со своим одногусеничным «Вездеходом», который был вовсе не прототипом танка, к каковым его часто относят, а попыткой создания вездеходного автомобиля — оригинальной, но не слишком удачной конструкции. Предложение же Кегресса позволяло сравнительно небольшой переделкой превратить в вездеход почти любой автомобиль. В августе–сентябре 1916 года «кегресс» испытали пробегом между Могилевом и Царским Селом — приведенная выше цитата как раз из отчета об испытаниях.

В итоге разработали программу создания целого «флота» вездеходных «самоходов», от легковых штабных до грузовиков и бронеавтомобилей. Улучшенную гусеницу сделали на заводе «Треугольник». Путиловскому заводу заказали полугусеничные бронеавтомобили и переделку автомобилей «Руссо-Балт», «Рено», «Паккард», «Морс».

Но надвигались иные события — финансовый кризис, забастовки на заводах, революция. Догадываясь, что в новой России его не ждет ничего хорошего, Кегресс возвращается на родину и снова оказывается ко двору, хотя и не к императорскому. Плодом его совместной работы с инженером М. Хинстином и автомобилестроителем А. Ситроеном стала «Автогусеница Ситроен» 10CV B2, появившаяся в 1921 году. Во Франции не было снежных зим, зато она владела колониями с крайне плохими дорогами. И хотя «Черный рейд» 1924—1925 годов от Алжира до Мадагаскара подавался как испытательный пробег и научная экспедиция, было ясно, что испытывается «колониальный» транспорт. Странно сводит судьба людей: участниками рейда оказались племянник Кегресса и художник А.Е. Яковлев, сын одного из создателей первого русского автомобиля Е.А. Яковлева. Затем был «Желтый», трансазиатский рейд «ситроенов», после которого удалось заинтересовать французских военных. В частности, автомобили «Ситроен-Кегресс» и «Панар-Шнейдер-Кегресс» использовались в батальонах «возимых драгун» (мотопехоте) и в разведывательных подразделениях.

Идеи Кегресса пытались развить Ниберг в Швеции , Корнберг в Дании , итальянская фирма «Альфа-Ромео», британские «Берфорд» и «Кросслей». Ставили опыты с движителем Кегресса и в Германии , но предпочли полугусеничные машины несколько иной схемы.

Специализированная плавающая вездеходная машина «Арго» в четырехосном варианте (грузоподъемность 0,5 т). Двигатель — бензиновый, 25 л. с., скорость по суше — до 35 км/ч, на плаву — 4 км/ч, имеется съемная гусеница. Рис.  Михаил Дмитриев 

Да и в России «кегрессы» не забывали. В 1919 году Путиловский завод начал наконец строить полугусеничные броневики — всего под руководством техника А. Ермолаева их построили 6 штук. Занятно, что 25 октября 1919 года три таких «полутанка» удачно атаковали войска Юденича севернее Детского (Царского) Села, где десятью годами ранее начиналась история «кегрессов». Легковые автосани-«кегресс», переделанные из «Роллс-Ройса», возили Владимира Ленина между Москвой , Горками и Костино. В середине 1920-х был испытан французский «Ситроен-Кегресс», но им остались не совсем довольны. В 1920—1930-е годы усовершенствовать движитель Кегресса пытались профессор Н.С. Ветчинкин, заведующий гаражом Совнархоза А.С. Гусев, инженеры НАТИ А.С. Кузин, Б.В. Шишкин, Г.А. Сонкин. Полугусеничный НАТИ-3 на базе ГАЗ-АА прошел испытания в Каракумах, на Чукотке и Таймыре, послужил основой для серийного грузовика ГАЗ-60. «Кегрессовский» ход с улучшенным зацеплением использовали в ЗИС-22М и ЗИС-42, съемные комплекты выпускали для ГАЗ-ММ и ЗИС-5 — эти модели именовались ГАЗ-65 и ЗИС-33. Полугусеничный грузовик (артиллерийский тягач ЗИС-42М) хорошо послужил в годы Великой Отечественной войны.

Сам Кегресс скончался в 1943 году. А через год по Франции уже ехали с запада на восток союзники на американских полугусеничных бронетранспортерах, созданных «Даймонд Моторс» еще в 1940 году без участия Кегресса, но по его схеме — на базе серийного грузовика с установкой резинометаллической гусеницы на заднем мосту и защитного барабана перед передним. Эти бронетраспортеры моделей М2 до М17 стали самыми массовыми «кегрессами».

После Второй мировой войны «кегрессы», казалось бы, сошли со сцены, как и все полугусеничные схемы вездеходов. Тем не менее идея сменного легкого гусеничного хода, которую навеяли французу российские снега, и в России же впервые реализованная, продолжала привлекать конструкторов. Пример тому — британский автомобиль «Центаур», испытывавшийся в 1980-е годы. А американская «Мэтрэкс» выпустила комплект движителей с резинометаллической гусеницей, которыми на джипах можно заменить все 4 колеса — благо все колеса приводные. Сообщалось об испытаниях такого комплекта на автомобиле HMMVW, хотя на армейских машинах таких комплектов пока не видно.

Очень, очень большое колесо

Идея повысить проходимость за счет увеличения диаметра колеса не просто стара. Ее с полным основанием можно назвать даже древней. Вспомним высококолесные арбы Закавказья и Средней Азии, средневековые проекты огромных высококолесных колесниц. В XIX веке появились новые возможности для ее реализации, ведь гусеничный движитель был еще слишком «молод». В 1823 году в Англии Д. Гордон предложил паровой трактор с ведущими задними колесами диаметром 2,7 метра с приводом через внутренние венцы. В начале XX века трактора с не столь впечатляющими, но все же большими ведущими колесами и широкими ободами уже никого не удивляли, в том числе и в армии. Интерес вызвали, скажем, австрийские тягачи М.16 и М.17 с удивительно высокими колесами. Германская фирма «Ганза-Ллойд» в 1917 году построила армейский тягач с двумя ведущими колесами диаметром 3 метра с широким стальным ободом и передним поворотным роликом.

«Ломкое» шасси тяжелого тягача Р4-110 итальянского инженера Павези, начало 1930-х. Рис.  Михаил Дмитриев 

Успехи гусеничных шасси снизили интерес к высококолесным машинам. Однако в 1928 году в Германии появился детально разработанный проект колесного «корабля пустыни»: многоэтажный корпус длиной 48 и высотой 15 метров опирался на 4 колеса диаметром 12 метров с шириной обода 2,5 метра, запас хода по топливу должен был составить 8000 километров. Транспортно-пассажирский вариант машины обеспечивал бы перевозку 100 пассажиров и 200 тонн груза; предусматривался также вариант машины «для полицейской службы и целей обороны». Автор проекта инженер Бишоф задумал подобную машину еще в 1905 году, обслуживая в Африке транспорт германских колониальных войск. В 1916—1917 годах идея якобы привлекла внимание правительства Турции, мечтавшего о переброске своих войск через Аравийскую пустыню к Суэцкому каналу .

Гиганты грезились конструкторам еще долго. В СССР в 1936 году, например, профессор Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского Г.И. Покровский предлагал трансполярный грузопассажирский вездеход массой 1000 тонн, правда, гусеничный. В 1938 году инженер завода ЗИС Ю.А. Долматовский предложил не менее фантастический проект большого транспортного моноцикла «Автосфера ЗИС-1001» со сферическим корпусом. Хвостовые опорные колеса крепились на балке вместе с оперением: на ходу оперение приподнимало бы балку и обеспечивало стабилизацию «Автосферы».

Идея высококолесных транспортных машин не оставляла конструкторов и позднее — и тоже в связи с военным освоением дальних территорий. Так, в США в 1956—1957 годах проходил испытания автомобиль «Сноу-Багги» фирмы «Ле-Турно Вестингауз», имевший четыре двускатных неподрессоренных колеса диаметром около 3 метров с широкими шинами типа «Гигант» и дизель-электрическим приводом типа «мотор-колесо». В тот же период был разработан большегрузный автопоезд для снабжения и обслуживания РЛС противовоздушной и противоракетной обороны в районах Арктики. Поезд состоял из 12 машин с колесами диаметром 3 метра: 10 двухосных 13-тонных грузовых платформ и две крайние трехосные машины с силовыми установками и кабинами экипажа. Силовой агрегат, размещенный на крайних машинах, включал три газотурбинных двигателя по 350 л. с. (более выгодных в условиях Арктики, нежели поршневые двигатели).

Вообще для северных районов конструкторы часто предлагают схемы колесных вездеходов, в том числе военного назначения, с шинами большого диаметра, широкого профиля и низкого давления. Пример тому — опытный российский «Вектор» с колесной формулой 8х8, заинтересовавший, насколько известно, МВД.

«Гибкие» вездеходы

Одна из старых идей повышения проходимости наземных машин — гибкое полноприводное шасси из шарнирно-сочлененных звеньев, этакий «полностью активный» автопоезд. В 1920-е годы большое внимание к своим работам привлек итальянский инженер Павези. Стремясь повысить проходимость колесных машин, он соединил полноприводную схему и шарнирно-сочлененный корпус машины. Взаимный поворот переднего и заднего звеньев корпуса относительно друг друга в трех плоскостях обеспечивал постоянный контакт колес с грунтом на любой местности (машина как бы «обтекала» местность) и уменьшал радиус поворота машины. Уменьшалось удельное давление на грунт и пробуксовывание, улучшалось сцепление. Раз колесам не нужно было поворачиваться относительно корпуса, можно было ставить колеса большого диаметра (1,2—1,7 метра) с широким ободом, не уменьшая полезный объем корпуса, размещать более мощный двигатель. Опорная проходимость машины, то есть способность двигаться по слабым деформируемым грунтам, удачно сочеталась с проходимостью профильной (способностью преодолевать неровности, препятствия и вписываться «в колею»). Боевые машины у Павези получились не очень, а вот тягачи послужили в итальянской армии. Они даже становились трофеями советских войск во время Великой Отечественной войны. Британцы использовали свой вариант тягача Павези, производившийся по лицензии и усовершенствованный фирмой «Армстронг-Сиддели».

Снегоболотоход 2906 комплекса «Синяя птица» в кузове грузового колесного транспортера 4906. Скорость транспортера по дороге — до 80 км/ч, на плаву — до 9 км/ч. Рис.  Михаил Дмитриев 

Интерес к таким машинам возродился в 1960-е годы в связи с опытом локальных войн в труднопроходимых районах. В США, например, приняли целую программу создания военных сочлененных машин. В ее рамках создали грузовую двухзвенную М520 «Гоуэр» с поворотом звеньев только в горизонтальной плоскости, М561 «Гама Гоут» с поворотом в нескольких плоскостях, вслед за ней «Флэкс Фрэйм», этакий конструктор из нескольких активных (приводных) одноосных секций, «Дрэгон-Вэгон» и «Твистер» с двухосными звеньями, складывавшимися в двух плоскостях. В «Твистер» (8х8) фирмы «Локхид» каждое звено имело свой двигатель и полный привод колес, а для большей поворотливости обе пары колес передней секции сделали управляемыми. Однако колесные шарнирно-сочлененные машины тогда больше пригодились в гражданской сфере — примером того служат советский высококолесный универсальный тягач К-700 «Кировец» или шведский «Вольво» ВМ DR860. Хотя при разработке «Кировца» в начале 1960-х годов на ленинградском Кировском заводе предполагалась возможность и военного применения.

Шарнирно-сочлененные схемы пригодились и для гусеничных шасси. Схемы эти можно разделить на два типа: прицепные, с последовательным расположением звеньев, и седельные, когда отдельные активные звенья соединяются грузовой платформой.

В 1950-е годы инженер Нодвелл в Канаде предложил сочлененную систему из двух гусеничных тележек, соединенных друг с другом через шарнир и гидравлический силовой цилиндр. Шведская фирма «Вольво Болиндер-Муктелл» в 1961 году выпустила транспортер Bandvagn (Bv) 202 прицепной схемы из двух шарнирно-сочлененных звеньев с резинометаллическими гусеницами, удельным давлением на грунт 0,1 килограмма на квадратный сантиметр и скоростью хода до 40 километров в час. Сменивший его в 1981 году Bv-206 (представлявшийся уже компанией «Хегглундс») грузоподъемностью до 2 тонн приобрел широкую популярность в иностранных армиях — его закупили Великобритания , Италия , Канада , Норвегия , США , Финляндия , ФРГ — и послужил основой для довольно обширного семейства транспортных и специальных машин, включая бронированные Bv-206S и Bv-210. Силовая установка смонтирована в переднем звене, трансмиссия передает вращение на гусеничные ходы переднего и заднего звеньев. Той же компанией создан транспортер TL-4 грузоподъемностью 4 тонны и его бронированный вариант BVS-10 — тут грузоподъемность снизилась до 2,84 тонны.

Плавающий двухзвенный транспортер ДТ-30П «Витязь», СССР. Масса машины — 29 т, грузоподъемность — 30 т, количество мест в кабине — 5, двигатель — дизельный, 710 л. с., скорость по суше — до 37 км/ч, на плаву — 4 км/ч, запас хода по топливу — 500 км. Рис.  Михаил Дмитриев 

Примером весьма удачного семейства гусеничных двухзвенных транспортеров, построенного по такой схеме, может служить советское семейство «Витязь», разработанное под руководством К.В. Осколкова (впоследствии его сменил В.И. Рожин). Прототипы, созданные с участием 21-го НИИ, построили в 1971 году на Рубцовском машиностроительном заводе, а с 1982 года машины серийно выпускались Ишимбайским заводом транспортного машиностроения. В семейство вошли плавающие транспортеры ДТ-10П грузоподъемностью 10 тонн, ДТ-20П (20 тонн) и ДТ-30П (30 тонн) и неплавающие ДТ-20 и ДТ-30. Два гусеничных звена плавающего «двухзвенника» связаны шарнирной сцепкой, а поворотносцепное устройство с четырьмя гидроцилиндрами обеспечивает принудительное складывание машины в горизонтальной и продольно-вертикальной плоскостях и взаимный поворот в поперечной плоскости. ДТ имеют многотопливный дизель и гидромеханическую трансмиссию, передающую вращение на ведущие колеса гусеничного хода обоих звеньев. Даже у ДТ-30П при максимальной массе 59 тонн благодаря четырем резинотканевым гусеничным лентам шириной 1,1 метра при длине опорной поверхности 4,5 метра и опорным каткам с губчатыми камерами удельное давление на грунт не превышает 0,3 килограмма на квадратный сантиметр (для сравнения, у МТ-ЛБу — 0,5). Поворот «складыванием» уменьшает тормозные потери и повреждения грунта. Активное второе звено позволяет преодолевать вертикальное препятствие подъемом и «надвиганием» на него переднего звена. Водоизмещение понтонного корпуса и катков обеспечивает преодоление водных преград без подготовки, а складывание звеньев в вертикальной плоскости облегчает выход на неподготовленный берег или такую сложную операцию, как самостоятельное возвращение с воды на борт десантного судна. Блокируемые межосевые и межзвеньевые дифференциалы позволяют машине двигаться при сохранении всего двух гусениц. ДТ-30П может перевезти мотострелковую роту с легким вооружением, сам же помещается в грузовую кабину среднего военно-транспортного самолета Ил-76. Неплавающие ДТ рассчитаны на крупногабаритные грузы длиной до 13 метров (против 6 у плавающего) и выполнены по седельной схеме — с единой платформой для обоих звеньев. Кроме грузовых транспортеры могут нести и боевые платформы.

«Витязи» предназначены для перевозки, снабжения и обслуживания войск в болотистых районах, в Сибири, на севере, Дальнем Востоке, поработали и в антарктических экспедициях.

Сочлененный снегоболотоход СБХ-2 «Атака», Россия. Грузоподъемность — 0,5 т, двигатель — дизельный, 52,6 л. с., скорость — до 45 км/ч. Рис.  Михаил Дмитриев 

По грузоподъемности к ДТ-30 близок канадский «Хаски-8» (36,3 тонны), но это коммерческая машина со скоростью хода до 14,5 километра в час. Как видим, двухзвенные гусеничные машины вполне закономерно создаются в странах с суровым северным климатом. Однако в дело вступила и Юго-Восточная Азия — сингапурская компания «Сингапур Текнолоджи Кинетик», используя американские и канадские агрегаты, создала двухзвенный транспортер АТТС с грузоподъемностью 4,7 тонны и скоростью хода до 60 километров в час. И неслучайно «двухзвенники» уже вышли за пределы «снежных северных широт». Те же британцы уже притащили шведские транспортеры с собой в Ирак и не без успеха там используют. Да и российский ДТ-10П нашел применение в Чечне. По опыту боевых действий на Северном Кавказе продолжена разработка средств уменьшения акустической и тепловой заметности и локальной защиты, которые представили уже в новом семействе «двухзвенников» (под девизом «Вездесущий») с более мощным двигателем.

Спрос на машины такого типа, видимо, будет расширяться, причем наибольший интерес сейчас вызывают машины грузоподъемностью до 4 тонн, с возможностью движения на плаву, наличием средств защиты при сохранении скорости хода. Так, по требованиям, разработанным 21-м НИИ российского Министерства обороны, на Рубцовском машиностроительном заводе разработаны ДТ-4П «Ледоруб» грузоподъемностью 4 тонны и бронированный ДТ-3ПБ на 3 тонны.

Но и колесные сочлененные шасси продолжают привлекать внимание. Екатеринбургская компания «Исеть» представила двухзвенные снегоболотоходы «Атака» колесной формулы 4х4 с шинами низкого давления и грузоподъемностью армейского джипа.

Сферическая экзотика

Периодически возвращаются создатели вездеходов и к таким внешне экзотическим схемам, как сферические или полусферические колеса, — в них привлекает «автоматическое» регулирование площади опорной поверхности в зависимости от грунта — колеса с «активными» сегментами по окружности, сочетание колесного движителя с шагающим, гусеничного с «роликовым» и так далее. Правда, на военной службе таких машин пока не появлялось.

Давно экспериментируют и с такими комбинациями колесного и гусеничного ходов, когда один из них делается подъемным. Немало таких опытных шасси построили в 1920— 1930-е годы. Примером более позднего возвращения к идее могут служить шасси «объекта 19» КБ Алтайского тракторного завода, испытанное в середине 1960-х годов, или «быстроходно-вездеходная» машина БВСМ-80 Р.Н. Уланова 1983 года. Оба шасси, оставшиеся опытными, представляли собой машины колесной формулы 4х4 с малоразмерным гусеничным движителем, опускаемым на грунт для увеличения проходимости.

Плавающий двухзвенный транспортер ДТ-10ПМ «Вездесущий», Россия. Грузоподъемность — 10 т, двигатель — дизельный, 810 л. с., скорость по суше — до 40 км/ч, на плаву — 5—6 км/ч. Рис.  Михаил Дмитриев 

Идем на винте

Мысль о том, что шнек — знаменитый винт Архимеда — может служить не только для подачи воды, фарша и тому подобного, но и служить движителем, тоже возникла не вчера. Так, в 1920 году в США инженер Ф.Р. Бар построил «снежный мотор» для движения по снегу и льду, установив на трактор вместо колес или гусениц четыре шнековых барабана. Вскоре подобный движитель опробовали на тракторе «Фордзон» и автомобиле «Армстид». Диаметр барабанов обеспечивал низкое удельное давление, а вращение бесконечного винта продвигало машину даже по самому вязкому грунту. Затем шнеки (роторы) стали играть роль поплавков: получавшиеся амфибии отлично себя чувствовали на мелких заболоченных водоемах, реках с илистыми или песчаными берегами. К идее шнекохода возвращались неоднократно. В годы Второй мировой войны американская армия испытывала несколько шнекоходов на Аляске. В 1960 году в тех же США испытывались шнекоходы «Марш Скру Эмфбиен» и RUC, а также «Твилайтер» с двумя шнеками и колесным ходом, убиравшимся при переходе на слабый грунт.

В СССР при Горьковском политехническом институте в 1970-е на основе агрегатов ГАЗ-66 построили роторно-винтовую «ледово-фрезерную» машину, там же разработали лыжно-винтовой снегоход «Лайка». Но куда интереснее оказался появившийся в те же годы поисково-спасательный комплекс машин, разработанный в СКБ ЗИЛ для космической поисково-спасательной службы, а военное значение космических служб нет нужды доказывать. Заметим, что разработан был комплекс под руководством В.А. Грачева — выдающегося конструктора, которого называют «Королевым автомобилестроения». Принятый в 1975 году «комплекс 490», или «Синяя птица», включил машины разных типов: два колесных плавающих вездехода (пассажирский 49061 грузоподъемностью 2,02 тонны и транспортный 4906 на 3,4 тонны) и шнеко-роторный снегоболотоход 2906 (впоследствии — 29061). Транспортеры имеют полноприводное трехосное шасси (6х6) с независимой торсионной подвеской колес и равномерным расположением осей, водоизмещающий корпус, управляемые передние и задние колеса. В их оборудование вошли радионавигационный комплекс и пеленгатор. Но и такие машины пройдут не везде. Поэтому на грузовом транспортере, оборудованном крановой стрелой, перевозится снегоболотоход грузоподъемностью 0,375 тонны. Он может и плавать, но главное его назначение — движение по топким болотам и снежной целине любой глубины. Весь комплекс целиком перевозится самолетом Ил-76, каждая машина по отдельности — вертолетом Ми-6 или Ми-26. Что ж, «вездеходность» — действительно понятие комплексное.

Семен Федосеев

(обратно)

Кровь за Неаполь

Трижды в год — 19 сентября и 16 декабря, а также в субботу перед первым воскресеньем мая — рано утром вокруг Кафедрального собора Неаполя собирается огромная толпа. К народу присоединяются члены правительства области Кампанья, мэр Неаполя и, конечно, духовенство. Обстановка напряженная: видно, что все присутствующие — в ожидании. Кто-то тяжело вздыхает, кто-то, став на колени, перебирает четки. В 8.45 епископ Неаполя открывает ключами несгораемое хранилище и достает оттуда позолоченный ящик и стеклянную емкость в пышной серебряной оправе. В емкости, состоящей из двух частей, находится некое вещество красно-ржавого цвета. Верующие начинают молиться с удвоенной энергией. Они жаждут чуда… Фото вверху IMAGE FORUM/EAST NEWS

Чуда не происходит... На лицах присутствующих появляется тревога. Стоящие особой группой пожилые женщины в черном начинают грубо ругаться. Никто не протестует: ведь это «тети Святого Януария», они должны поносить его всякими словами, чтобы он наконец сделал то, чего от него ждут. А то, если так пойдет и дальше, плохи дела неаполитанцев. В Средние века несовершение чуда неизбежно приводило к эпидемии — чумы или холеры. А когда его не случилось в мае 1976 года, на севере Италии, во Фриули, произошло страшное землетрясение (погибло около тысячи человек). Не было чуда и в декабре 2006 года, и, хотя никаких катастроф, к счастью, не последовало, Рождество в Неаполе и окрестностях прошло в атмосфере уныния.

«Сан Дженнаро, ну, пожалуйста, умоляю тебя!» — молится на коленях молодой парень в яркой майке с эмблемой футбольного клуба «Наполи». Чем же знаменит этот Святой Дженнаро, по-русски Януарий, и какого чуда ждут от него неаполитанцы?

Особенно красочная процессия в честь покровителя Неаполя проходит в дни майских торжеств. Во время нее помимо бюстаСв. Януария по городу проносят серебряные статуи других святыхсопокровителей города. Фото Мила Тешаева 

От Януса — к Xристу

Все дошедшие до нас письменные свидетельства о жизни этого человека появились спустя несколько веков после его смерти, поэтому трудно сказать, насколько они достоверны. В «Болонских актах» VI—VII веков и «Ватиканских актах» VIII—IX веков описывается следующая картина. Будущий святой родился во второй половине III века в знатном семействе Януариев: родовое имя означало, что семья считала своим покровителем языческого бога, двуликого Януса. Тем не менее сам Януарий, когда вырос, стал истым христианином, а затем и епископом города Беневента. Узнав, что один из его сподвижников, диакон Созий, арестован в местечке Мизено, Януарий вместе с диаконом Фестом и чтецом Дезидерием отправились его навестить в узилище.

Созий поплатился за то, что вел непримиримую борьбу с прорицательницами — сивиллами, пользовавшимися огромной популярностью в народе. Жители Римской империи привыкли по каждому поводу спрашивать совета у пророчиц, высказывавшихся исключительно гекзаметром, и действия Созия вызвали всеобщее негодование. А вот за что пострадал Януарий — не совсем ясно. Никаких внятных обвинений против него выдвинуто не было — он просто зашел в тюрьму проведать приятеля. Но тогдашний наместник Кампаньи Тимофей усмотрел в этом заговор и приказал казнить всех виновных, чтобы угодить императору Диоклетиану, известному гонителю христиан.

Детская молитва в христианской традиции имеет особенную силу — иногда, когда чудо Януария «задерживается», мальчики молят святого сжалиться над Неаполем

Сосуды с реликвией

Сначала Януария и его друзей бросили в огонь, но языки пламени их не тронули. Затем на них напустили диких зверей — и тоже безрезультатно: те, как покорные щенки, стали лизать Януарию ноги. В отчаянии Тимофей приказал отрубить им головы. Однако палач, который должен был это сделать, внезапно ослеп, и доброму Януарию пришлось его исцелить. В результате в христианство обратились пятьсот человек, собравшихся понаблюдать за казнью. Но потом излеченный палач выполнил свою миссию и отрубил головы Януарию и его сподвижникам. Произошло это, если верить «Актам», 19 сентября 305 года. По преданию (документальных свидетельств нет), благочестивая христианка по имени Эузебия собрала кровь мученика в две емкости. А через несколько дней некоему христианину, имя которого утрачено, явился призрак Януария и рассказал, где искать отрубленную голову. Когда этот человек нашел голову святого, к нему подошла Эузебия со своими сосудами. К удивлению обоих, кровь Януария, уже успевшая загустеть, вблизи его головы снова стала жидкой.

Так начались «скитания» останков Януария по городам и весям. Согласно одним источникам, его похоронили в местечке Агро Марциано, на том самом месте, где сейчас находится стадион Сан-Паоло и тренируется футбольная команда «Наполи», а в V веке останки перенесли в катакомбы Каподимонте. По другим сведениям, Януарий был похоронен в Поццуоли, оттуда его перенесли в Беневент (в современном итальянском произношении — Беневенто), а потом в Монтеверджине. Пожалуй, точный маршрут здесь не так уж важен. Главное, что почти с самого начала никто не сомневался в святости Януария — поэтому между городами велась борьба за право обладать мощами. В конце концов голова и сосуды с кровью Януария оказались в Кафедральном соборе Неаполя. В 1389 году, на празднике Вознесения Девы Марии, епископ впервые продемонстрировал собравшимся горожанам эти реликвии. Тут-то и произошло удивительное. Кровь, которая за тысячу с лишним лет загустела до почти твердого состояния, вблизи головы Януария неожиданно для всех снова стала жидкой, словно лишь вчера покинула тело. А потом вновь загустела.

Разжижение крови Святого Януария — этого чуда трижды в год и ждут верующие неаполитанцы.

Кафедральный собор выстроен в честь Януария еще в XIII веке по приказу короля Карла II Неаполитанского

С научной точки зрения

Ученые неоднократно порывались исследовать состав субстанции, переходящей из твердого состояния в жидкое под воздействием молитвы. Однако католическая церковь бережет свою реликвию и не разрешает открыть сосуды с кровью: во-первых, сочленение стекла и серебряного оклада покрыто чем-то вроде глины, и вскрыть сосуды, не разрушив этой древней замазки, невозможно. Во-вторых, священники опасаются, что после подобного вмешательства чудеса могут прекратиться.

Правда, в 1902 году профессору Спериндео все же удалось провести некоторые исследования, не вскрывая сосудов. Он установил, что превращение густой субстанции в жидкую не зависит от температуры, а также провел спектральный анализ вещества и пришел к заключению, что в нем может содержаться оксигенизированный гемоглобин, то есть теоретически это действительно похоже на кровь. Но провести дополнительные исследования ему не позволили. И только в конце ХХ века итальянские химики Луиджи Гарласкелли, Франко Рамаччини и Серджио делла Сала решили не дожидаться милостей от церкви и пойти другим путем. В качестве рабочей гипотезы они предположили, что «кровь Святого Януария» изменяет свою вязкость при механическом воздействии — говоря попросту, от тряски, которая происходит, когда священник достает сосуд из ящика, где он хранится. Это свойство называется тиксотропией. На мысль их натолкнуло то, что время от времени чудо происходило, когда его никто не ждал, в обыденных ситуациях, например, когда сосуд переносили с места на место, чтобы почистить хранилище. Иными словами, ни молитвы верующих, ни близость к голове Януария вовсе не обязательны для свершения чуда.

Для полной уверенности ученые изготовили вещество, которое вело себя точно так же, как и объект их исследования. Они синтезировали красновато-коричневый гель, который в состоянии покоя густел, а при встряхивании снова становился жидким. Для его создания потребовались простейшие ингредиенты, вполне доступные и в Средние века, — вода, известковый мел, поваренная соль и хлорид железа. Поначалу вызвало вопрос железо: откуда оно могло взяться в окрестностях Неаполя? Оказалось — из Везувия: хлорид этого металла содержится в лаве вулкана, извергавшегося вблизи Неаполя. Так что теперь у верующих остается лишь два аргумента. Во-первых, непонятно, почему вещество, синтезированное учеными, ведет себя «послушно», то есть превращается в жидкость каждый раз, когда подвергается колебаниям, тогда как хранящееся в Кафедральном соборе иногда «капризничает» и не меняет состояния. Во-вторых, мы не можем знать, как поведет себя химическая смесь спустя сотни лет. А «кровь Святого Януария» оказалась долговечной.

...Епископ Неаполя еще раз с силой встряхивает сосуды и светлеет лицом. «Чудо свершилось!» — торжественно объявляет он, демонстрируя собравшимся в Кафедральном соборе бурую жидкость. По огромному помещению проносится вздох облегчения. Многие падают ниц. Святой Януарий продолжает любить Неаполь, так что сегодня здесь — праздник.

Надежда Моисеева

(обратно)

Наследник ледникового периода

Гейрангер-фьорд, представитель «Фьордов Западной Норвегии», — выдающийся образец молодых постледниковых ландшафтов — в июле 2005 года был включен в список Всемирного природного наследия ЮНЕСКО. А в ноябре 2006 года, когда объектам Всемирного наследия выставили баллы за сохранность их природного состояния, Гейрангер-фьорд получил наивысший балл. Фото вверху JEAN-RIERRE LESCOURRET/CORBIS/RPG

Это уникальное творение природы представляет собой 20-километровое ответвление Сторфьорда, зажатое между хребтами Ромсдаль и Норангсдаль, входящими в систему так называемых Суннмёрских Альп — самого внушительного горного массива Норвегии. В названии Гейрангер-фьорда содержится обычная для топонимики тавтология: «ангер» по-старонорвежски «фьорд». Зато «гейр» — «наконечник стрелы». И действительно, верхняя часть фьорда, словно дротик, впивается в горы и продолжается ущельем порожистой реки в направлении вершины Далснибба (1 550 метров).

Нерукотворная архитектура фьордов возникла почти 10 000 лет назад, на исходе ледникового периода, когда ледник начинал движение к океану и в буквальном смысле раздвигал горы. Пользуясь своим чудовищным весом и обломками скал как абразивом, он продавливал и выскабливал дно, спрямлял борта, образовывая так называемую U-образную троговую долину. В Гейрангер-фьорде она сложена докембрийскими гнейсами возрастом более 3,5 миллиарда лет и демонстрирует на вскрытых ледником участках великолепные образчики древнейшей континентальной коры. Отчасти за этот ценный геологический «экстерьер» Гейрангер-фьорд вместе с Нерёй-фьордом и были удостоены внимания ЮНЕСКО. Кстати, Нерёй-фьорд является самым узким в мире, его отвесные скалы высотой до 1 000 метров сближаются до расстояния в 250 метров.

1. Автомобильные дороги в окрестностях Гейрангера начали строить немногим более ста лет назад. Головокружительный серпантин Тролльстиген («Лестница троллей») словно соревнуется в скоростном спуске с горным потоком. Фото LAMY/PHOTAS

2. Берега фьордов подобны сказочным бастионам, охраняющим тысячелетнее наследие ледников. Фото автора

На Гейрангере нет присутствия человека, в том смысле, что здесь на реках и водопадах нет никаких электростанций и иных объектов, которые выстроены на других норвежских фьордах. Лишь единичные домики да линии электропередач, скрытно идущие вдоль лесистого склона или переходящие с одного берега на другой. Что касается местных жителей, то люди пришли в эти края сравнительно недавно: 3—4 тысячи лет назад, когда климатические условия на западных фьордах Норвегии оказались более-менее сносными. Это были уже не первобытные племена, а общины, знавшие бронзу и железо, но еще пользующиеся орудиями из камня и кости. Главными их занятиями стали, конечно, охота и рыболовство, потом — скотоводство и много позднее — земледелие. Веками они жили здесь уединенно и больше рассчитывали на себя и свои семьи. Сегодня они уже не столь оторваны от мира, хотя привычка жить обособленно все же осталась.

От Гейрангера до прибрежных городков губернии Мёре-ог-Ромсдал около 100 километров. От пристани Магерсхольм паром везет полтора часа по прямому, как труба, Йорунд-фьорду, до местечка Лекнес, где путешественники вновь оказываются на земле. Путь от Лекнес до Хеллесюльта — городка, расположенного в основании Гейрангер-фьорда, — лежит по дну ущелья Норангсдален вдоль склонов, заросших хвойным лесом, мимо ледниковых озер, снежников и крутых лавиноопасных скал. По краям шоссе, на травянистых, относительно «спокойных» склонах попадаются забавные каменные избушки, миниатюрные, с задернованными крышами, прижавшиеся друг к другу, словно овцы. Похожие на сказочные жилища домики — собственность вполне реальных фермеров, правда, обитаемы они только летом, когда на горных пастбищах растет сочная трава. В Хеллесюльте местный водопад гармонично вписан в незатейливую архитектуру городка. Кстати, почти в каждой деревне «страны фьордов» есть свой, домашний, водопад, которого вполне бы хватило, чтобы прославить отдельно взятую маленькую страну. Но не Норвегию! Она изобилует водопадами. Например, самый высокий в стране (и восьмой в мире!) — Мардаль — падает двойным каскадом с высоты 655 метров.

Гигантское лицо, вырубленное природойскульптором в скале, напоминает о героях скандинавских мифов — богах, монстрах и великанах. Фото автора 

Плавание от Хеллесюльта до Гейрангера занимает 50 минут. Водопады остаются за кормой, как верстовые столбы. В пасмурную погоду они — словно застывшие на фоне темных скал молнии. Берега фьорда крутые, сверху донизу, насколько хватает взгляда, заросшие густым лесом. Лишь на самом верху лес «иссякает», уступая место горным тундрам и ледниковым моренам. Главные деревья норвежского леса — ель, шотландская сосна и береза. Ели стоят плотно, «плечом к плечу», спускаясь местами до самого уреза воды. Грандиозность окружающей природы настолько велика, что обычные ее обитатели — волки, олени, выдры, тюлени и даже киты — легко теряются в просторах и глубинах. Зато в воображении неискушенных первозданной красотой путников возникают другие существа, пришедшие из скандинавских мифов: боги, монстры и великаны. Огненно-рыжий силач Тор с волшебным всесокрушающим молотом Мьёлльниром боролся с великанами и главным монстром Скандинавии — Мировым Змеем, который мог бы запросто скрываться именно здесь, среди мрачных скал, уходящих под воду на сотни метров, в зеленых глубинах Гейрангер-фьорда. Но сейчас, видимо, не его время, а потому вода во фьорде спокойна. Сюда из открытого моря не добираются шторма, только приливы и отливы, которые при таких обрывистых берегах почти незаметны. На границе Атлантического и Ледовитого океанов климат и суров, и капризен. Солнце здесь радует и настораживает. Слишком синее небо, слишком зеленая трава, слишком глубокие тени. Ветер с моря приносит низкую облачность — этот пласт облаков, начинающийся примерно на 400 метрах высоты, накрывает фьорд как бараньей шапкой, и водопады «свисают» с неба белыми косичками.

Стены фьорда иногда настолько крутые, что непонятно, каким образом за них могут цепляться деревья. Но всякой приспособляемости жизни приходит предел: темно-зеленую стену леса вдруг обрывает каменистая осыпь, а за ней — монументальная скала, на которой вдруг проявляется каменное «лицо» исполина — творение неведомого скульптора с тысячелетним терпением.

Гейрангер-фьорд — это театр водопадов с движущейся рампой. Иногда кажется, что паром стоит на месте, а берега плывут навстречу, выводя на авансцену водопады одного за другим. Каждый водопад индивидуален. Его русло — его «линия жизни». У одних она тонкая и извилистая, с хитрыми поворотами, у других — напористая и прямая. Водопады беззвучны: с середины фьорда, где идет паром, шума воды не слышно. И только если он сдаст поближе — будто окно распахивается от ветра и дождя. Водопад оживает, обретает голос, цвет и, если повезет с солнцем, прикрывается радугой.

1. Водопад «Семь Сестер» — самый большой в Гейрангерфьорде. Весной и летом он полноводен, осенью, когда стаивает снег в горах, теряет свою силу. Фото FOTOBANK.COM/GETTY IMAGES 

2. Крошечные домики фермеров в горах, на лавиноопасных склонах, жмутся друг к другу, как испуганные овцы. Фото автора 

О самых знаменитых водопадах сложены легенды, как, например, о «Семи Сестрах». Когда-то давно один смелый викинг пришел в деревню свататься. Ему предложили выбрать из семи красавиц-сестер одну. Девушки были настолько хороши, что викинг растерялся. Кому отдать сердце? Задача так и осталась неразрешенной. Время ушло, и застыли все герои легенды двумя прекрасными водопадами на берегах фьорда. «Семь Сестер» — семь тонких струй, похожих на девичьи слезы, и полнокровный «Жених» — могучий водопад на противоположном берегу. Паром минует «Семь Сестер», и если обернуться, можно увидеть наверху, у первой ступени водопада, на высоте 250 метров, среди пышной зелени два-три домика, словно заброшенные туда неведомой силой. Это ферма Нивсфло, покинутая обитателями в 1898 году из-за угрозы падения нависшей скалы. Люди перебрались в Гейрангер, но летом время от времени возвращаются, чтобы накосить какого-то особенного сена, которое потом спускают вниз на тросах и вывозят на лодках. Вообще, лавиноопасность — главный страх местных жителей. Детей, игравших зимой на склонах, родители связывали между собой и привязывали к столбу. В среднем три раза за столетие происходят катастрофические обвалы, уносящие десятки жизней и разрушающие деревни. Бывают и потопы. В соседнем Та-фьорде упавшая в 1934 году скала вызвала волну высотой 62 метра!

Для фьордов все это — пыль тысячелетней истории. Для людей, живущих в пределах одного столетия, конечно же, нет. Но дело в том, что у норвежцев любовь к дикой природе — в крови, и любовь не праздная, не модная по нынешним временам, а глубинная и настоящая.

Что касается нас, гостей этих мест, то опьяняющее действие дикой природы проходит, когда начинаешь понимать, что все, что ты видел, уже было в тех запредельных временах, куда неспособно заглянуть даже воображение. И возникает вдруг пронзительное ощущение украденного у вечности мига, в котором ты каким-то чудом оказался, — мига жизни, которая, может быть, скоро вновь отступит под натиском льда и безмолвия.

Андрей Нечаев

(обратно)

Сырных дел мастера

Жителей Нидерландов их соседи бельгийцы называют сырноголовыми, или «Янами Каасами», что на русский манер звучит как «Иваны Сырновы». В этих прозвищах голландцы не усматривают для себя ничего обидного, ведь сыр стал важной частью не только их традиционного питания, но и национальной культуры. Всеобщая любовь к нему и мастерство в изготовлении этого продукта превратили страну в мирового производителя сыра. Фото вверху DPA/PHOTAS

Первый сыр в истории человечества появился не в Европе, а где-то в Азии. И скорее всего, сыр не имел автора, а «изобрелся» сам собой, правда, непонятно, из какого молока он впервые получился: козы или овцы? Почему сам собой? Потому что кочевники хранили еду, в том числе и молоко, в мешках, изготовленных из шкур или внутренних органов зверей, и привязывали эти мешки (бурдюки) к седлам. Если сутки-двое поскакать с таким бурдюком, на стенках которого к тому же зачастую сохранялись остатки сычужного фермента пищеварительного сока животных (его также называют «реннин», «химозин» или «протеолитический фермент»), — молоко, конечно же, свернется. Став творожистым, оно обязательно разделится на твердый сгусток — прототип сыра — и сыворотку. Судя по всему, вкус случайно «испорченного» продукта людям понравился. А главное — оказалось, что твердая молочная субстанция хранится гораздо дольше, чем свежее молоко.

Крестьянские сыры делают из непастеризованного молока, что позволяет сохранить более богатый сливочный вкус. Фото FOTOBANK.COM/STOCKFOOD 

Триумф на севере Европы

Народы, обитавшие на территории современных Нидерландов , начали осваивать искусство сыроделия, переняв его у римлян в I веке до н. э. При этом слепыми подражателями они не стали, а творчески переосмыслили сырную идею. Помимо желания для этого у них были все условия: равнинные луга как нельзя лучше подходили для коров, которых в этих местах выращивали как минимум с XVII столетия до н. э. — во всяком случае, именно этим временем датируются найденные на севере Нидерландов остатки коров. Главными голландскими сыроделами стали крестьяне, которые производили столько сыра, что его хватало и для семьи, и для продажи. Так появились рынки молочной продукции: в 1266 году — в Харлеме, в 1303 году — Лейдене, в 1326 году — Аудеватере, в 1365 году — Алкмаре. В 1426 году в роттердамских торговых книгах впервые зафиксировали профессию «сыродел» (caescoper). А сам сыр превратился в подобие валюты. Известно, что голландские моряки, например, платили сыром портовые налоги. А почему бы и нет? Этот продукт практически не портился, пищевая ценность его не подлежала никакому сомнению, кроме того, цветом он напоминал золото, а круглой формой — монеты.

К середине XVII века только через один порт в Эдаме каждый год продавалось почти 500 тонн сыра. К этому времени этот продукт окончательно и бесповоротно вошел в жизнь голландцев. И примерно с того же момента сыры, и особенно эдамский и гауда, стали вести непримиримую борьбу за звание «самого-самого». В городах появились не только специальные рынки, но «Весовые дома» (Waaggebouw) — специально построенные для взвешивания сырных голов сооружения. Конечно, сейчас они, наряду с ветряными мельницами, скорее, дань традиции — сырная сделка длится долго и больше похожа на театральный спектакль, чем на деловое предприятие. Судите сами: покупатель подходит к продавцу, придирчиво осматривает сырные головы, хлопает ладонью по одной из них и называет свою цену. Продавец, изображая крайнее возмущение, тоже хлопает по сыру и называет свою цену, конечно, значительно выше. Обескураженный покупатель уходит, но вскоре возвращается с новой ценой, которая тоже отвергается. Каждый удар по сырной голове означает, что партнеры все ближе и ближе к согласию: либо продавец цену опустил, либо покупатель поднял. В конце концов две стороны договариваются и отмечают это дело сыром. Чтобы сделка прошла без обмана, сыр взвешивают в «Весовых». Туда тяжелые сырные головы относят на носилках специальные люди — сыроносы, которых можно узнать по белым костюмам, указывающим на принадлежность к гильдии сыроносильщиков. Все они поделены на четыре вемы, отличительными знаками которых являются разноцветные шляпы. И, видимо, для того, чтобы разнообразить свою работу, постоянно соревнуются друг с другом: какая вема перенесет больше сыра за рабочий день. Самый известный рынок находится в Алкмаре, он работает по правилам, установленным в 1672 году, и проводится каждую пятницу с апреля по октябрь.

Голландские коровы известны в мире своей рекордной продуктивностью. Фото ALAMY/PHOTAS 

Черно-пестрое качество

Самые знаменитые сорта голландского сыра делаются из коровьего молока. Нидерланды экспортируют не только сыр, но и коров. Ежегодно около 40 000 буренок черно-пестрой породы отправляются за границу, в том числе и в Россию, куда их впервые завезли в 1693 году. Их молочная продуктивность составляет в среднем 8—9 тысяч килограммов в год. Голландские черно-пестрые коровы известны во всем мире. От них происходят и знаменитые «голштинки» — чемпионки по удоям. Менее известна «голландская ремешковая» порода. Эти коровы ценятся не только за свои молочные качества, но и за оригинальный внешний вид: поперек черного туловища у них проходит, словно пояс, белая полоса.

Эдам или гауда?

Эдамский сыр, названный так по имени портового городка, известен за рубежом как «визитная карточка» Нидерландов, поскольку больше половины его идет на экспорт. Этот сыр стал главным слагаемым процветания Эдама еще со времен Средневековья. 16 апреля 1526 года император Карл V Габсбург даровал городу право еженедельно устраивать сырный рынок, а принц Вильгельм I Оранский сделал это право бессрочным. Так он отблагодарил жителей Эдама за поддержку, которую они оказали соседнему городу Алкмару, когда тот осаждали испанские войска. В наши дни жители Алкмара продолжают проводить на своем рынке церемонию, посвященную эдамскому сыру: носильщики приносят желтые головы эдама и выкладывают ими всю рыночную площадь, отчего она становится золотой.

Идеально круглые головы эдама, изготовленные для местного употребления, покрыты желтой оболочкой, на экспорт — красной. Настоящие знатоки и тому и другому предпочитают особо выдержанный (от четырех месяцев до полутора лет) эдамский сыр, который покрыт черной пленкой.

Производство эдама составляет 27% от общего производства сыра в Нидерландах. По этому показателю он уступает разве что гауде (Gouda), сыру, который предпочитают сами голландцы. Объем его продаж в «оранжевой стране» (кстати, именно так называют Нидерланды, потому что оранжевый — цвет правящей династии Оранских-Нассау) составляет примерно 50% от всех сыров. Помимо обычной гауды голландцы обожают копченую, с аппетитной коричневой корочкой. Особенно она хороша с пивом. Впрочем, исторически гауду, как и другие сыры, стали коптить не из-за вкуса, а ради увеличения сроков хранения.

Оба лидера нидерландского сыроделания производятся из коровьего молока, относятся к группе сыров натурального вызревания и делаются уже как минимум семь столетий. По сравнению с ними третий популярный голландский сыр — маасдам — просто младенец: он появился на свет в 70-х годах XX века. Голландские мастера создали его в качестве конкурента швейцарскому эмментальскому сыру. Этот сыр, известный также под именем леердам, становится серьезным конкурентом эдаму и гауде. Он покоряет публику не только оригинальным вкусом, но и гигантскими дырками.

Сырная статистика

Данные на 2004 год, United States Department of Agriculture for the US and non European countries, and Eurostat for European countries Ведущие производители сыра

(в тоннах за год) Ведущие потребители сыра

(в кг на душу населения за год) Германия — 1929

Франция — 1827

Италия — 1102

Нидерланды — 672

Польша — 535

Бразилия — 470

Египет — 450

Австралия — 373

Аргентина — 370 Греция — 27,3

Франция — 24,0

Италия — 22,9

Швейцария — 20,6

Нидерланды — 19,9

Австрия — 19,5

Швеция — 17,0 Нидерланды занимают пятое место по

импорту сыров в Россию, уступая

Германии, Украине, Белоруссии и Литве.

Голландцы любят добавлять в сырную массу кервель, тмин, паприку и другие пряности и таким образом создавать новый вкус. Фото ALAMY/PHOTAS 

Сырные изыски

Начиная с XVI века Нидерланды стали превращаться в крупнейшую торговую державу Европы. Первым в мире акционерным обществом стала Голландская Ост-Индская компания, основанная в 1602 году. Через нее купцы вели торговлю экзотическими товарами, поступавшими из Японии , Китая и многочисленных голландских колоний. Деятельность Ост-Индской компании приносила акционерам немалую прибыль, но до 1644 года она выплачивалась натурой. Такой порядок оказал неоценимую услугу голландскому сыроделию: ведь значительную часть этих товаров составляли пряности. C Молуккских островов в Нидерланды торговцы везли мускатный орех (за кражу которого наказывали смертной казнью), из Малой Азии — анис, из Индии — черный перец, из Индонезии — гвоздику. Голландцы не боялись экспериментов и щедрой рукой сыпали приправы в ванны, где покоилась сырная масса. Со временем Нидерланды лишились своих колоний, но сыры со специями остались. Самое интересное, что при всем изобилии колониальных специй больше всего голландцы любят сыр с тмином, за которым вовсе не нужно ездить за тридевять земель — тмин, или кумин, с древнейших времен растет в Северной Европе. Известность получил лейденский сыр, который делают из обезжиренного молока, добавляя к нему тмин и реже измельченную гвоздику. Иногда этот вид сыра так и называют — komijnekaas, то есть «тминный сыр».

Гордость нидерландского сыроделия составляют и плесневелые сыры. Хотя они известны в мире намного меньше, чем французский рокфор, но их достоинств это не умаляет. Несмотря на такую же мягкую, как у рокфора, консистенцию, вкус у голландских сыров с голубой плесенью совершенно другой. Их можно есть с корочкой, которую у других плесневелых обычно выбрасывают. Один из видов плесневелого сыра так и называется — Блау Клавер (Blauw Klaver), то есть «голубая корочка». Кроме сыров с голубой плесенью выпускаются и сыры с красной плесенью на корочке, которые отличаются еще более оригинальным, резким вкусом, например доруваэл (Doruvael). Для работы с красными бактериями, производящими эту плесень, требуется особая стерильность, поэтому на данный момент только одна-единственная ферма в Нидерландах имеет разрешение на изготовление доруваэла.

После прессования сыры погружают в рассол, где они выдерживаются около пяти дней. Фото ALAMY/PHOTAS 

Рождение вкуса

Особенных национальных технологий по приготовлению сыра у голландцев нет. Пастеризованное молоко наливают в емкость, называемую сырной ванной, и добавляют в него свертывающий агент (чаще всего это сычужный фермент, благодаря которому молоко становится более густым) и кисломолочные бактерии, обеспечивающие превращение лактозы (молочного сахара) в молочную (оксипропионовую) кислоту. Полученный таким образом творог — основная составляющая сыра. Для твердых сыров получившуюся массу измельчают: чем меньше получатся кусочки, тем плотнее будет будущий сыр. Иногда на этом этапе в сырную ванну наливают горячую воду — она промывает творожистые частицы, делая их легче и однороднее.

Затем массу нагревают до 35—55 градусов. Обычно при этом ее помешивают, чтобы будущий сыр не получился зернистым. Сыры, которые делают с участием бактерий Lactobacilli или Streptococci, нагревают еще сильнее, потому что эти бактерии переносят высокие температуры. Если сыр делается с травами, специями или приправами, их добавляют на этом этапе.

Затем наступает очередь формовки: сгусток уплотняют, при необходимости режут на куски подходящего размера и выкладывают в специальные формы. Теперь из сырной массы должна быть удалена лишняя жидкость — либо под действием собственной тяжести, либо под прессом. Чем сильнее нажим, тем тверже и суше будет готовый продукт. В Голландии, как и в России, получившуюся сырную единицу называют головой, хотя форма сыра может быть не только шарообразной, но и овальной или в виде кубов, колес, параллелепипедов, тетраэдров.

Почти во все сыры добавляют соль, причем не только для вкуса, а также для увеличения срока хранения. Происходит это на разных этапах, в зависимости от сорта: иногда соль соединяется с молоком в самом начале, в сырной ванне; некоторые сыры обсыпают солью в готовом виде или же вымачивают несколько дней в соляном растворе. Также в створоженную массу для изготовления сыра из зимнего молока добавляют красящие пигменты, например аннато, из тропического растения Bixa orellana L. Этот природный краситель, как и каротин, который получают коровы из летней травы, придает сыру выраженный желтый цвет.

Наконец наступает пора созревания. Попросту говоря, сыр должен «отдохнуть», вылежаться в специально предназначенном для этого прохладном помещении. Этот процесс может занять от нескольких дней до нескольких лет.

Для всех видов сыров существует свой штамп, которым штампуют каждую голову. На нем указаны страна происхождения (Нидерланды), название сыра, содержание жира в сухом веществе и серийный номер. Так что по любой сырной голове всегда можно определить, где, когда и кем он сделан. Это главная гарантия качества голландского сыра.

По статистике, люди стали потреблять сыра в пять раз больше, чем двадцать лет назад. Для голландцев такая любовь — явление естественное и понятное. Фото REX/RUSSIAN LOOK 

На восток!

Первый русский сыроваренный завод появился в 1812 году в Лотошине, в имении князя Ивана Сергеевича Мещерского, расположенном в Тверской области (об этом сообщает справочник заводов и фабрик России за 1894 год). Сырных дел мастером номер один стал Иоганн Мюллер, приглашенный на работу в имение Мещерского в начале XIX века. Будучи швейцарцем, сначала он начал варить сыр эмментальского типа, а вслед за ним перешел на производство голландских сыров — более соленых и острых, вкус которых столичная знать оценила задолго до начала местного производства. Они доставлялись из Нидерландов, прекрасно выдерживая долгую дорогу в Санкт-Петербург . Как ни удивительно, аристократы отдавали предпочтение одному из самых остропахнущих, чтобы не сказать вонючих, сортов голландского сыра: лимбургскому (Limburger). Его упоминает А.С. Пушкин в поэме «Евгений Онегин»:

Пред ним roast-beef окровавленный,

И трюфли, роскошь юных лет,

Французской кухни лучший цвет,

И Стразбурга пирог нетленный

Меж сыром лимбургским живым

И ананасом золотым.

Запах лимбургского сыра схож с запахом, извините, грязных носков. Это сходство послужило основанием для научного открытия, получившего в 2006 году альтернативную Нобелевскую премию. Голландские биологи Барт Кнолс (Bart Knols) и Рурд де Йонг (Ruurd de Jong) убедительно доказали, что самку малярийного комара Anopheles gambiae с одинаковой силой привлекает «аромат» как человеческих ног, так и лимбургского сыра. Разгадка кроется в том, что для ферментации лимбургского сыра используются бактерии Brevibacterium linens, в естественных условиях живущие на нашей коже.

Но все же массовое знакомство с голландским сыром приходится на первую половину XX века. Российские сыроделы на основе производства популярных голландских сыров создали унифицированную технологию и выпустили сыр с обобщенным названием «голландский». Вслед за ним появились костромской, ярославский, пошехонский, угличский, которые также стали входить в эту группу сыров.

В Голландии из сыра делают закуски, салаты, бутерброды, супы, яичницы, запеканки и обязательно подают его на десерт. Фото ALAMY/PHOTAS 

Кусок сыра для целого обеда

Голландцы любят не только есть сам сыр, но и блюда из него. Поэтому именно этот продукт выбирают в качестве основного ингредиента для сытного обеда или ужина. На первое готовим сырный суп.

Продукты: 3 сырых яйца, 1 яйцо, сваренное вкрутую, 4 столовые ложки сливок, 100 граммов эдамского сыра, щепотка мускатного ореха, 750 граммов куриного бульона, зелень.

Приготовление: сырые яйца взбить со сливками, тертым сыром и мускатным орехом. Бульон вскипятить, снять с огня, добавить в него взбитую массу. Подавать к столу, украсив ломтиками вареного яйца и зеленью. На второе подаем сырный стейк.

Эдам или гауду нарезать на порционные куски толщиной примерно 1 сантиметр, обвалять их в смеси яйца и муки и обжарить на сильном огне в масле, по 2—3 минуты каждую сторону. Сразу подавать с жареным картофелем и овощами. На третье — легкий и оригинальный десерт.

На каждую порцию потребуется 50 граммов сыра с плесенью, например Делфтс Блау, и одна груша. Сыр и грушу мелко нарезать, перемешать и заправить взбитыми сливками или йогуртом.

Все по правилам

Хотя жители Нидерландов во всем предпочитают простоту и безыскусность, голландские сыры вполне подходят для того, чтобы организовать «сырную церемонию». Правда, для этого потребуется дополнительное оборудование. Прежде всего — сырная доска круглой или прямоугольной формы. Лучшими считаются мраморные, но и обычная деревянная вполне подойдет. Понадобятся также специальные сырные ножи. Их должно быть как минимум три: один с длинным тонким лезвием, он предназначен для твердых сыров. Второй — для мягких сыров, с вилочкой на конце и отверстиями на лезвии (они сделаны для того, чтобы сыр не налипал на нож). Наконец, третий — с широким лезвием, для полумягких сыров.

В программу «сырной церемонии» включают несколько сортов, демонстрирующих все богатство вкуса голландской сырной палитры. Минимальный набор: эдам, гауда, маасдам, 1—2 сыра с плесенью (например, Блау Клавер), 1—2 сыра с пряностями (например, лейденский), козий сыр (например, шеврет).

К сырам в обязательном порядке подают хлеб (белый, типа французского багета) и фрукты — груши, яблоки, виноград. Некоторые эстеты предпочитают есть сыр с медом. Лучше всего для этого подходит каштановый. Но главный партнер сыра — это, безусловно, вино. Голландские вина хоть и существуют, но не слишком известны у нас в стране (да и в мире), так что лучше выбирать классические сочетания. К козьему сыру рекомендуются сухие белые вина (например, «Совиньон») или легкие португальские розовые; гауда прекрасно сочетается с рислингом, эдам — с насыщенными красными винами типа мерло и каберне. К сырам с голубой плесенью подходят десертные, сладкие вина типа сотерна. Вообще, как говорится в голландской пословице: «У кого есть сыр, тому десерт не нужен».

Надежда Моисеева

(обратно)

Сетевая агентура

В наше время никому не нужно объяснять, что такое Интернет, что с помощью поисковых машин и каталогов в Сети «найдется все», что там — сайты почти всех крупных СМИ, что в Интернете можно провести время в играх, на чатах и форумах, подобрать и заказать товары на дом и многое другое. А вот о том, что с его помощью можно организовать себе отпуск, изрядно при этом сэкономив, догадываются пока не все.  Фото вверху ALAMY/PHOTAS

Что делает добропорядочный гражданин, который решил отправиться в отпуск со всей семьей? В подавляющем большинстве случаев он идет в ближайшее туристическое агентство и покупает там тур. Иногда это эффективный способ потратить деньги — если вы едете на неделю-другую на пляжный курорт, давно обустроенный постоянными партнерами этого агентства, с постоянно летающими туда дешевыми чартерными авиарейсами и пр. В этом случае покупка стандартного тура — отличная экономия. Во всех остальных случаях малейшее отступление от привычных турецко-египетских маршрутов или стандартных туристических запросов приведет к тому, что агентство станет выполнять для вас за немалые деньги работу, с которой вы и сами можете справиться за пару часов.

Первый способ упростить себе жизнь — заранее подобрать на сайте агентства нужный тур. Прежде чем купить его, стоит попробовать с помощью поиска навести справки о выбранном маршруте, поискать в форумах отзывы об отеле и прилегающей к нему местности, узнать побольше об авиаперевозчике, организующем туда чартерные рейсы, и о туроператоре, обеспечивающем маршрут (ведь агентство обычно не продает собственные туры, а является лишь посредником). И все же этот способ — для самых ленивых и нелюбопытных.

Вот несколько интересных цифр. Годовые доходы онлайновых бюро путешествий только в США в 2005 году превысили 60 млрд долларов. По мере роста онлайнового туристического рынка клиенты постепенно перемещаются с сайтов агентств, предлагающих посреднические услуги, к фирменным сайтам поставщиков услуг: авиакомпаний, отелей и сетей проката автомобилей . За последние годы онлайновые агентства столкнулись с растущей конкуренцией со стороны сайтов поставщиков услуг — особенно в сегменте авиаперелетов и отелей, в несколько меньшей степени в прокате автомобилей. Скажем, если в начале века большая часть авиабилетов продавалась через агентства, то теперь через сайты самих авиакомпаний их продается более 60 процентов; примерно то же самое происходит и с отелями.

Но постойте, ведь для поездки в Европу и большую часть стран за пределами СНГ жителю России нужна виза? Ею в том числе занимается турагентство — бронирует отель, потом «под бронь» получает туристическую визу. А что мешает самостоятельно забронировать отель и получить визу? Это не так страшно, как может показаться на первый взгляд, а уж теперь при наличии любой информации в Интернете — и вовсе интересный, даже захватывающий процесс.

Итак, рассмотрим гипотетический случай — вы хотите провести неделю в Париже, а потом оттуда перелететь в Барселону и еще неделю колесить по побережью Каталонии на арендованной машине. Любое агентство с удовольствием предложит вам такой тур; с не меньшим удовольствием вы можете организовать его сами, сэкономив на этом до 50 процентов общей стоимости путешествия.

Во-первых, нужно заказать авиабилеты. Поскольку не так просто найти одного перевозчика, который обеспечит все рейсы разом, проще всего обратиться на сайты вроде skyscanner.com, mobissimo.com, www.cheapairrate.com , kupi-leti.ru, avia.travel.ru и другие. Это не сайты авиакомпаний, а сводные базы по всем перевозчикам, которые помогают найти дешевые билеты в любых компаниях, часто даже на сложный маршрут с несколькими перелетами.

Не нужно забывать и про то, что по всему миру совершают авиарейсы не только большие известные компании, но и так называемые дискаунтеры, или лоукостеры. Это, например, Сlick Air (clickair.com), который уже начал летать и в Россию, или German Wings (germanwings.com), Ryanair, AirAsia, Blue1 и многие, многие другие (у всех есть сайты с онлайновым заказом билетов). Стоимость билетов в этих компаниях часто не просто дешевле, а отличается на порядок. Так, из Риги в Ливерпуль (и обратно), если заказать билет за несколько месяцев вперед, можно добраться долларов за 50 (стоимость билета плюс сборы). Конечно, у дискаунтеров есть и свои минусы — ведь они экономят буквально на всем. В первую очередь — на нормах провоза багажа (редко когда можно взять с собой больше 15 килограммов). Во-вторых, у них отсутствует питание на борту, но на внутренних европейских рейсах можно обойтись и без него. В-третьих, эти перевозчики часто базируются в дешевых небольших аэропортах с не очень высоким уровнем сервиса — зато такой аэропорт может быть куда ближе к пункту назначения. В-четвертых, рейс в такой компании может быть легко перенесен на другое время или иногда даже дату. И, наконец, они выписывают электронные билеты, которые можно купить на сайте компании прямо через Интернет, потом в аэропорту распечатать их в специальном автомате. После этого их можно тут же порвать и распечатать еще сколько угодно раз — ведь главным документом стала не бумажка у вас в руках, а запись в общей электронной базе данных, доступная по всему миру. Электронный билет удобен еще и тем, что теперь вы можете купить его для любого человека, где бы он ни жил (хоть на Огненной Земле), и просто переправить ему любым способом номер билета.

Между прочим, электронными теперь бывают не только билеты. Многие авиакомпании предоставляют возможность не только купить билет на их сайте, но и там же, в онлайне, зарегистрироваться на рейс, выбрав подходящие места, и распечатать посадочный талон еще дома. Некоторые из них даже начали взимать особую дополнительную плату с тех пассажиров, которые предпочитают регистрироваться «по старинке», приехав в аэропорт и выстояв очередь к стойке регистрации.

Кстати, стоит обратить внимание и еще на один способ приобретения дешевых билетов — на специальные предложения авиакомпаний (их, например, удобно отслеживать на avia.travel.ru/special/). Даже крупные перевозчики, открывая новое направление или просто в период очередной рекламной кампании, часто какое-то время продают на него билеты по смешным ценам. Например, в прошлом году один из моих знакомых заплатил за рейс Москва-Сингапур-Бали (и обратно) примерно 1000 долларов вместо обычных 2200. Но вернемся к нашему гипотетическому путешествию. Билеты Москва-Париж-Барселона куплены, и теперь нужно заказать отель. Вас ждутсайты booking.com, travelocity.com, www.expedia.com и масса им подобных. Возможно, к ним стоит обратиться даже в самом начале — многие из них помогают бронировать и билеты, и гостиницы, и машины, и даже экскурсии на разных языках, давая совокупные скидки на «комплект». Любое агентство на любой московской улице предложит вам десятки парижских отелей почти на любой вкус и кошелек; любой же сайт, специализирующийся на гостиничном бронировании, предложит не десятки, а сотни вариантов. Окажется, что в Париже можно снять уютную комнату в небольшом отеле в центре долларов за 80—90 в день, а вовсе не за ту сумму, которую вам предложил агент. Наконец, вам понадобится машина. Самый безопасный вариант — заранее заказать ее в одном из крупных международных агентств по прокату машин, например, на hertz.com или avis.com. Тут всего за 300—350 евро (со всеми страховками) вам предложат сроком на неделю машину размером примерно со спичечную коробку. Такой вариант удобен, если вы берете машину в одном, а возвращаете в другом месте или вообще в другой стране. Если что-то случилось с машиной, в любом месте Европы вам через пару часов заменят ее на исправную и т.п. Однако если вы хотите только покататься в окрестностях той же Барселоны, лучше поискать через google.com какую-нибудь испанскую компанию, вроде amigoautos. com или ей подобную — скорее всего, сэкономите сотню евро.

А что же виза? Теперь, когда у вас на руках есть и билеты, и бронь во все гостиницы, можете обратиться в посольство соответствующей страны. А можете и не обращаться, если времени нет. Лучше набрать в yandex. ru что-нибудь вроде «шенгенская виза сделать» и поручить эту проблему любому агентству вроде shengenvisa. ru. Туристическая виза обойдется вам примерно в те же деньги, что взяло бы с вас и туристическое агентство, о котором вы уже успели благополучно забыть.

Ничего не пропустили? Разве что зайти на сайт www.multimap.com (у него, как обычно водится в Интернете, есть братья-близнецы) и проложить самый подробный маршрут путешествия. Здесь можно найти практически любую улицу каждого города, узнать, что интересного или полезного в нем находится, каким транспортом можно до него добраться (или разработать «траекторию» автомобильного проезда из одной точки в другую). Для каждого отрезка вы получите подробную дорожную карту, часто с фотографиями. Даже столик в понравившемся ресторане можно будет заказать заранее (для этого есть и отдельные сайты, стоит только немного поискать).

Перечислить адреса всех ресурсов, которые сделают ваше будущее путешествие приятным и не столь дорогим, как оно могло бы быть, в рамках одной статьи невозможно. Главная наша задача — рассказать о том, что web-планирование путешествий возможно и удобно. А дальше вы, уважаемый читатель, уж и сами справитесь.

Егор Быковский

(обратно)

Рулетка для души

«У этого — ума на троих хватит!», зато «тот упорнее и аккуратнее», а у третьего «совести ни капли» — привычно говорим мы, характеризуя человека. Но это всего лишь наша субъективная оценка, которая может совершенно не совпадать с мнением других. Каким же образом можно получить истинное представление об умственных и нравственных качествах индивидуума и в каких количественных выражениях их измерить? Ведь для физических величин единицы измерения всем известны: метр, килограмм, минута и т. д., — равно как и известны процедуры, позволяющие сравнить измеряемый предмет с эталоном. Часто у нас для этого есть даже специальный инструмент или прибор: линейка, секундомер, спирометр или весы. Но как измерить ум, талант, честность и что принять за точку отсчета? Можно ли быть уверенным, что способность к логическому мышлению математика и умение мошенника обвести вокруг пальца того же гениального ученого — это одно и то же качество? Или отвага обыкновенного человека, вынужденного в крайних обстоятельствах подавлять естественный страх, и бойца, наученного не поддаваться страхам, — две разные смелости? А ведь измерить их одним инструментом так же невозможно, как одним прибором определить силу сжатия пружины и силу тока. Фото вверху ALAMY/PHOTAS

Примерно со второй половины XIX века наука, вдохновленная успехами количественного подхода в физике, начала все шире применять его и к более сложным явлениям — от механизма биологической наследственности до структуры стиха. «Измеряй все, что можешь!» — провозгласил выдающийся ученый, основатель биометрии Фрэнсис Гальтон. Следуя этому пути, специалисты разных областей знаний, в том числе и психологи, стали прибегать к различным попыткам измерить те или иные качества и возможности человека. Для современных людей это довольно естественно. Все мы выросли в мире, наполненном разного рода психологическими тестами — наборами вопросов или заданий, ответы на которые после соответствующей обработки (в простейшем случае — подсчета условных очков, начисляемых за каждый ответ) позволяют определить, насколько у отвечавшего развито то или иное качество. Откуда эти опросники взялись, почему для измерения умственных способностей или степени тревожности выбраны именно такие вопросы, кто и как определил «цену» того или иного ответа, мы и не пытаемся узнать, полагая, что это научно обоснованный и проверенный тест, составленный специалистами.

Фрэнсис Гальтон — английский психолог и антрополог. В отличие от своего кузена Чарлза Дарвина он чаще вдохновлял других на открытия, чем делал их сам.  Фото LEEMAGE/FOTOLINK

Измеряй, но проверяй

Понятие «тест» в словарь психологии ввел именно Фрэнсис Гальтон. Однако кроме самого слова (значащего по-английски просто «проба») он не оставил заметного следа в истории психологического знания. Его собственные тесты были основаны на предположении, что тонкость и острота органов чувств человека коррелирует с его умственными способностями. Как только дело дошло до экспериментов, гипотеза Гальтона, мягко говоря, развалилась.

Между тем опытные учителя давно заметили: до некоего возраста ребенок не может успешно выполнять задания определенного типа. Скажем, двухлетнего малыша невозможно научить читать (хотя он может уверенно называть все буквы). В три-четыре года читают лишь единицы-вундеркинды, в пять — уже вполне заметная часть детей, и большинство, соответственно, в шесть-семь лет. Проверив такие задания на большом числе детей, можно построить определенную кривую (это окажется хорошо знакомая статистикам колоколообразная кривая нормального распределения — гауссиана), на которой потом можно будет найти место каждому вновь проверяемому ребенку: вот этот попадает в 10% самых лучших, а этот — как раз возле серединки... Правда, для этого нужно иметь набор контрольных заданий для каждого возраста: то, что в семь лет доступно только самым развитым, в десять умеют почти все.

На рубеже XIX—XX веков психология была совсем молодой наукой, а возрастная психология еще не оформилась как отдельная область знаний. Казалось само собой разумеющимся, что ребенок с возрастом умнеет, это выражается в успешности выполнения им школьных заданий, а значит, таким образом можно измерить ум. Тест, созданный французскими психологами Альфредом Бине и Теодором Симоном, был не первой попыткой такого измерения, но, вероятно, наиболее тщательно проработанной и статистически обоснованной. С 1905 года он широко применялся во Франции для определения пригодности ребенка для обучения в школе. Чуть позже, в годы Первой мировой войны, психолог из Стэнфордского университета Льюис Термен модифицировал его для определения умственных способностей призывников — кого имеет смысл брать в артиллерийские расчеты, а кому лучше не доверять ничего, кроме швабры. В таком ограниченном качестве экспресс-оценки интеллекта для грубой первичной сортировки большого числа людей (вернее, целая группа тестов, получившая название «батарея Стэнфорд — Бине») работали довольно эффективно.

Однако по мере применения тестов и накопления полученных данных росли и сомнения в том, что именно эти результаты отражают. Все менее однозначной казалась связь между умом и школьными успехами. Спору нет, дети со слабым интеллектом практически всегда учатся плохо. Но мы знаем, что очень многие обладатели мощного и даже выдающегося ума в школе тоже не блистали успехами или, по крайней мере, учились крайне неровно. А с другой стороны, не так уж мало школьных отличников оказывались плохо приспособленными к самостоятельной жизни, теряясь всякий раз, когда ситуация требовала хотя бы небольшого отклонения от стереотипов. Получается, что если внизу «шкалы» наш измерительный инструмент работает достаточно надежно, то на противоположном краю его показания все сильнее расходятся с нашими интуитивными представлениями.

Еще одной проблемой стало сравнение интеллекта людей, принадлежащих к разным культурам. Как известно, США — страна иммигрантов, однако в 1910-х годах американские власти уже стремились пропускать поток новых граждан Америки через фильтры, отсеивающие социальный балласт. В частности, одной из задач было недопущение в страну людей с ограниченным интеллектом. Поскольку о полноценном клиническом обследовании всех искателей счастья не могло быть и речи, иммиграционные службы прибегли к тестам. Результаты оказались сокрушительными: в первый же год применения тестов 79% итальянцев, 80% венгров, 83% евреев и 87% русских были признаны слабоумными. И хотя все это происходило за несколько лет до появления тестов «Стэнфорд — Бине», уже тогда встал вопрос о том, насколько результаты тестирования зависят от культурных навыков испытуемых — прежде всего от владения языком, на котором сформулированы тестовые задания.

Отделить одно от другого попытался главный психолог клиники Бельвью Дэвид Векслер (сам, кстати, иммигрант — он родился в Румынии и попал в США в шестилетнем возрасте). В 1939 году он разработал собственный комплект тестов (так называемые «тесты Векслер — Бельвью»), основанный в общем-то на тех же идеях, что и тесты «Стэнфорд — Бине», но более гибких и менее зависимых от культурного багажа тестируемых. Часть векслеровских тестов вообще не требует каких-либо словесных ответов: испытуемый должен, например, завершить схематическую картинку, уловив закономерность, которой подчиняется ряд других таких картинок. Векслер разработал также специальную шкалу, на которой тот или иной результат выполнения всей батареи тестов отображался неким числом — «коэффициентом умственного развития» (IQ). Этот термин был введен еще в 1911 году немецким психологом Вильямом Штерном, но только после работ Векслера вычисление IQ оказалось более-менее стандартизовано.

Шкала и батарея тестов Векслера очень быстро приобрели огромную популярность во всем мире — и стали объектом самой яростной критики. Вероятно, подобная судьба ждала бы любую методику, претендующую на измерение интеллекта: ведь если кто-то умнее, это значит, что кто-то другой глупее. А числиться дураком никому не хочется, особенно если от результатов тестирования IQ зависит поступление в престижный университет, прием на работу или повышение в должности. Поскольку в подобных тестах белые постоянно демонстрировали превосходство над чернокожими, мужчины — над женщинами и т. д., психологов обвиняли в расизме, мужском шовинизме и попытке научно обосновать неравенство между людьми.

В этих обвинениях, конечно, было немало предвзятости, идеологической ангажированности и просто откровенной демагогии. Однако сами энтузиасты тестирования отмечали, например, что если предложить одному и тому же человеку два раза подряд пройти тест на IQ (естественно, с разными заданиями), то второй результат почти всегда окажется заметно лучше первого. Поверить, что интеллект конкретного человека за час вырос на 10—15 пунктов, очень трудно. Остается предположить, что это результат обучения и тренировки: впервые проходя тест, люди знакомятся с логикой его заданий и во второй раз действуют увереннее и быстрее. Конечно, это распространяется только на новичков — после третьего тестирования результаты уже практически не меняются. Однако полностью исключить или скомпенсировать влияние всех «посторонних» факторов оказалось не так просто, как первоначально надеялся Векслер. Он перерабатывал, видоизменял и редактировал свои тесты до самого конца жизни: последняя авторская версия увидела свет в 1981 году, а в 1998-м ученик Векслера Алан Кауфман еще раз переработал тест учителя. Параллельно многие видные психологи разрабатывали собственные версии тестов на IQ (в частности, в Европе наибольшую популярность получили тесты англо-немецкого психолога Ганса Юргена Айзенка). Но еще никому не удалось придумать тест, успешность выполнения которого зависела бы только от интеллекта — и ни от чего больше.

Со времен Термена и Векслера сущность тестов на IQ не меняется — от испытуемого требуется выполнить как можно больше стандартных заданий за определенное время. Фото ETTMANN/CORBIS/RPG 

Тесты, которые нас отбирают

После всего, что было сказано о тестах, может сложиться впечатление, что они вообще не дают ничего полезного. Однако это представление столь же далеко от истины, как и вера во всемогущество тестов. Если связь между величиной IQ и реальными интеллектуальными возможностями человека продолжает оставаться предметом дискуссий, то высокая корреляция этого показателя с успехами в учебе (не только в средней, но и в высшей школе) — достоверный факт. Поэтому предварительное определение IQ будущих учеников может быть полезно как им самим, так и учебному заведению. При этом особенно важно правильное отношение к результатам: низкий IQ — это не клеймо, а сигнал о том, что у ребенка есть серьезные психологические проблемы. Какие именно — отставание в умственном развитии, отсутствие интереса, чрезмерная тревожность, неспособность к самоконтролю или что-то еще — должен определить специалист, но в любом случае отмахиваться от этого нельзя: без их решения учение для ребенка неизбежно превратится в мучение. Кстати, очень высокий IQ тоже лучше рассматривать не как повод для гордости, а как предостережение о возможных в будущем проблемах другого рода — в отношениях с педагогами и соучениками. Для взрослых людей тест на IQ может служить проверкой пригодности к профессиям, для которых требуются «школьные» качества: исполнительность, прилежание, быстрое и аккуратное решение стандартных задач. Тесты на IQ хороши своей стабильностью: один и тот же человек при нескольких тестированиях показывает примерно одинаковые результаты, которые мало меняются с возрастом и (после нескольких «пробных» прогонов) не зависят от предыдущего опыта. Для определения других возможностей человека — технических, музыкальных, двигательных и т. д. — существует великое множество тестов на профессиональные способности. Следует помнить, однако, что эти тесты более полезны для работодателя (особенно при быстром массовом наборе персонала), чем для самого носителя способностей. Небольшая вероятность ошибки для работодателя допустима: напрасно принятого работника он вскоре уволит, а о напрасно отвергнутом просто ничего не узнает. При определении же собственной судьбы лучше не ограничиваться информацией, полученной с помощью тестов: ошибка может обойтись слишком дорого. В еще большей степени это касается личностных тестов, призванных определить свойства характера. Если полученный результат удивляет или обескураживает, самое время вспомнить: любой тест — не окончательный вердикт, а лишь предварительная информация, от которой может оттолкнуться психолог-консультант, начиная работу с клиентом. Если же не хочется ни верить результатам тестирования, ни проверять их при помощи специалиста — что ж, можно успокоить себя тем, что связь между ответами на вопросы теста и психологическими характеристиками всегда имеет статистический характер. И очень может быть, что именно вы — исключение.

Тесты — эффективное средство быстрой сортировки больших групп людей, принадлежащих к одной биологической популяции и социальнокультурной группе. Фото ALAMY/PHOTAS 

Как разделить неделимое

В сущности, разработчики тестов остановились на том, о чем с самых первых шагов психологии предупреждали теоретики: человека даже условно нельзя представлять совокупностью качеств, проявляющихся независимо друг от друга. Пытаясь измерить любое из них, мы неизбежно обнаруживаем, что его значение зависит от множества других.

Это хорошо демонстрирует все тот же тест Векслера. Он состоит из нескольких (в классическом варианте — 11) субтестов, каждый из которых проверяет какую-нибудь грань интеллекта. Внутри каждого субтеста задания расположены по школьному принципу: от самых легких к самым трудным. Казалось бы, логично: при ином порядке есть риск, когда испытуемый, застряв с самого начала на задании, которое ему не под силу, истратит на него все время и не сделает того, что мог бы решить. Эксперименты показали, что некоторые испытуемые гораздо успешнее выполняют те же задания, если они предъявлены в случайном порядке. Оказывается, размещение самых трудных заданий (с которыми большинство испытуемых не справляется) в конце субтеста приводит к тому, что при завершении каждого этапа теста у человека возникает ощущение неудачи. А это сразу же снижает мотивацию, что и отражается на дальнейших результатах. Еще сильнее влияет на прохождение теста уровень тревоги: человек щелкает тестовые задания как орешки просто ради развлечения, но скажите ему, что от результатов тестирования зависит, примут ли его на работу, и он не справится даже с самыми легкими задачами. Столь же сильно влияние оказывают и другие вроде бы не связанные напрямую с интеллектом качества: азарт, сосредоточенность, чувствительность к мнению окружающих и многое другое.

В свете этого становятся понятными скандальные данные о значительных различиях в показателях IQ у представителей разных рас. В 2005 году американские психологи Филипп Раштон и Артур Дженсен, проанализировав огромный массив результатов IQ-тестирования самых разных групп людей и взяв специальные поправки на влияние социально-культурных факторов, представили сводные результаты. Оказалось, что самым высоким «среднерасовым» IQ обладают монголоиды — около 106 единиц. Дальше идут европеоиды — около 100, а у негроидов показатели значительно ниже: 85 — для американских негров и 70 (граница нормы и клинического слабоумия!) — для африканцев.

Публикация наделала много шуму: прогрессивная общественность была в шоке, расисты воспрянули духом — «мы же вам говорили!» Но для того чтобы правильно это оценить, необходимо вспомнить о давно известных биохимических отличиях негроидов от остальных рас. Биохимическим «предком» пигмента меланина, окрашивающего человеческую кожу, служит вещество диоксифенилаланин (ДОФА). Но ДОФА в организме превращается не только в меланин, но и в дофамин — важнейший нейромедиатор и одновременно сырье для других сигнальных веществ — адреналина и норадреналина. У чернокожих повышенное содержание всех предшественников меланина, а значит, у них выше и уровень «родственных» ему медиаторов и гормонов. Это делает их более моторными, ритмичными, пластичными в движениях, способными к быстрой мобилизации резервов: недаром чернокожие американцы, оставаясь меньшинством в населении США, давно стали большинством в американской спортивной элите, а высшая похвала белому музыканту-джазмену звучит как «ты играешь, как черный». Но за это приходится платить большей импульсивностью поведения, меньшей усидчивостью. Вот это-то прежде всего и отразил злополучный IQ. По той же причине, несмотря на все специальные компенсаторные программы, чернокожие школьники в среднем (именно в среднем!) учатся хуже, чем их белые сверстники. Это не значит, что они глупее — просто их ум больше полагается на другие механизмы и операции, не отраженные ни в школьной программе, ни в тестах на IQ.

Но тогда резонно спросить: а сколько же всего разных типов (или составляющих) интеллекта можно выделить? И если они такие разные, есть ли в них вообще что-то общее, что дает нам право называть их одним словом, не говоря уж о том, чтобы мерить единой мерой?

На первый вопрос современная психология может твердо ответить: много. Не один и не два. Например, американский психолог Ховард Гарднер в 1983 году постулировал как минимум семь самостоятельных типов интеллекта: языковой, музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический (владение телом и манипулирование предметами), внутриличностный (понимание себя) и межличностный (понимание других). Впрочем, в более поздних работах Гарднера появляется еще и особый «естественно-научный» интеллект, а за ним — и «экзистенциальный»... Другие специалисты выделяют типы интеллекта по-другому, но сама идея их множественности прочно вошла в круг психологических представлений. А это ставит под сомнение саму принципиальную возможность измерения и сравнения друг с другом интеллекта конкретных людей: это все равно, что сравнивать вольты с секундами, а килограммы с квадратными метрами. «На самом деле психодиагностики как области знания не существует, поскольку современный уровень психологической науки не позволяет на основе индивидуального результата выполнения той или иной психологической методики (психометрического теста способностей, личностного опросника, проективной методики и т. д.) перейти к психологическому диагнозу и тем более к прогнозу поведения конкретного человека», — пишет современный российский психолог, заведующая лабораторией психологии способностей Института психологии РАН Марина Холодная.

К этому следует добавить (даже рискуя окончательно разочаровать читателя), что численные значения того же IQ, строго говоря, не могут считаться количественной оценкой. Любое количественное измерение основано на эквивалентности измеряемого объекта какому-то числу единичных: ведро вмещает столько же воды, сколько десять литровых банок, килограмм пластита причинит такие же разрушения, как 2,5 килограмма тротила, на двухкиловаттном обогревателе будет выделяться вдвое больше тепла, чем на киловаттном, и т. д. К IQ это заведомо не относится: два человека с IQ 70 не решат задачу, которую решает один человек с IQ 140.

На самом деле IQ — это своего рода координата, место на шкале. Мы уже знаем, что любой сколько-нибудь серьезный тест начинается с того, что тестовые задания опробуются на очень большом числе людей. Если эта выборка достаточно велика и правильно подобрана, она может служить моделью всего населения. Это позволяет, определив IQ тестируемого, сообщить ему, на какой строчке таблицы «умников» он находится.

Так работают не только тесты, определяющие интеллектуальный уровень, но вообще все количественные психологические аттестации. И если умственные способности друг друга люди более-менее успешно оценивали и без всяких вопросов-ответов, то другие показатели (открытость-замкнутость, тревожность-беспечность, принципиальность-беспринципность и т. д.) не всегда столь очевидны. Для этих целей англо-американский психолог Реймонд Кэттелл создал собственный комплексный личностный тест — опросник из 181 пункта, позволяющий охарактеризовать 16 различных черт личности. Психологи и психотерапевты во всем мире широко пользуются тестом Кэттелла (как и многими другими, не менее популярными), но для них это, скорее, способ быстро составить самое общее представление о личности, чтобы потом уже начинать содержательный разговор.

Другое поле, где тесты оказываются весьма полезны, — это массовые исследования. Например, исследования интеллекта популяции, какие бы влияния его ни искажали, в большой выборке усредняются (конечно, если она биологически и культурно однородна), и с полученной цифрой можно работать.

Выполнение тестовых заданий часто походит на игру, развлечение на досуге, но при этом может иметь самые серьезные последствия. Фото STAR LEDGER/CORBIS/RPG 

Психологический словарь

Тест (от англ. test — «испытание», «исследование») — стандартизированная процедура психологического измерения, служащая задаче определения выраженности у индивида тех или иных психических характеристик. Обычно состоит из ряда относительно коротких испытаний, в качестве которых могут выступать различные задачи, вопросы, ситуации. Результаты измерения переводятся в нормированные значения, прежде всего на основе межиндивидуальных различий. Исключение составляют критериально ориентированные тесты. Результаты выполнения тестовых заданий являются индикаторами психических свойств или состояний. Выделяют тесты интеллекта способностей, личностные, а также тесты достижений, при помощи которых определяется уровень знаний, умений и навыков в конкретных учебных дисциплинах. Разработка тестов предполагает его статистическую проверку по критериям валидности, надежности, однородности, дифференцирующей силы, достоверности и прогностичности.

Расскажите мне обо мне

Впрочем, подавляющее большинство людей сталкиваются с психологическими тестами не в кабинете психолога, а в популярном сборнике, в журнале или Интернете. В последнее время на нас непрерывно сходит лавина тестов «для собственного употребления» — начиная от адаптированных версий самых авторитетных опросников (Айзенка, Векслера, Кэттелла, MMPI и других) до абсолютных самоделок вроде «Какая вы пряность?» или «Кем бы вы были в мире Гарри Поттера?»

«Это, конечно, не имеет отношения к науке,— говорит психолог-консультант Маргарита Жамкочьян. — Такие тесты, безусловно, имеют право на существование где-нибудь между кроссвордами и гороскопами. И это касается не только «пряностей» и персонажей поттерианы, но и тестов вроде бы серьезных, но предполагающих самостоятельный подсчет результатов. Вы обратили внимание, что у всех, кто проходил тесты Айзенка по книжке или в Интернете, IQ получался намного выше среднего?»

Не всякий тест научно обоснован и имеет прогностическую ценность. Но почти всегда он служит зеркалом, которое может и развлечь, и заставить задуматься. Фото M. TAGHI/ZEFA/CORBIS/RPG 

Тесты оказываются не только инструментом профессионального исследования и диагностики, но и элементом повседневной культуры. Можно, конечно, сказать, что это кич, ширпотреб, массовая культура, но это не объясняет главного: что ищут люди в этих тестах? По мнению Маргариты Жамкочьян, нынешнее увлечение тестами даже в самых комичных формах отражает вполне серьезную потребность современного человека: разобраться в самом себе, получить представление о своей индивидуальности. В известном смысле — получить подтверждение своего существования в этом мире.

Резкое расширение индивидуальной свободы и постепенное исчезновение границ между людьми — социальных, религиозных, этнических и прочих — имеет оборотную сторону: у человека не остается той общности, с которой он себя идентифицировал, чьими глазами он смотрел на себя и оценивал себя («что люди скажут?»). В современном обществе человек вынужден сам строить представление о себе и оценивать — в том числе и за психологические тесты. В Европе и Америке пик увлечения ими пришелся на 40—50-е годы прошлого века. У нас этот бум, похоже, только начинается — вместе с резким поворотом общества к индивидуалистическим ценностям.

Пока, правда, неясно, может ли результат тестирования побудить человека к попытке изменить свою личность или (что вероятнее) люди черпают из тестов лишь то, что им хочется видеть, что подтверждает их внутреннее представление о себе.

Борис Жуков

(обратно)

Дар чудодейства маркизы Казати

Сумасбродка, ведьма, горгона Медуза с волосами, «пропитанными икрой и шампанским», она — «аллегория тошнотворного величия» с рубиновыми когтями — отзывались о ней одни. Богиня, ослепительная Персефона, «живая метаморфоза», вечная муза — говорили другие. Фото вверху PHOTOSHOT/VOSTOCK PHOTO

Маркиза Казати вызывала у современников странные чувства: для сторонних наблюдателей она была богатой чудачкой, для близких и хорошо знающих ее людей — тонкой, изысканной, умной эстеткой. Художники писали ее без устали — в них она разжигала пожар. А один из самых модных поэтов эпохи, известный сердцеед Габриэле д"Аннунцио, влюбился в нее с первого взгляда.

И что с того, что она жила в придуманном мире и, развлекая себя, развлекала других?

Луиза Амман родилась в «золотой люльке». Ее отец, Альберто Амман, был крупным европейским промышленником — владел текстильной фабрикой в Порденоне, выпускающей хлопчатобумажные ткани. Интерес к текстильному производству он унаследовал от отца, уроженца австрийского города Брегенц, Франца Северина Аммана, который однажды перебрался из Австрии в Италию, где основал две ткацкие фабрики (одну — близ Милана), и стал Франческо Саверио. Его сын, Альберто, оказался таким же преуспевающим — помимо производства в Порденоне он возглавлял Ассоциацию итальянской хлопчатобумажной промышленности, основателем которой являлся. В возрасте 32 лет в 1879 году он женился на 22-летней уроженке Вены (из австрийско-итальянской семьи) Лючии Бресси. Через год, 22 января, у супругов появилась первая дочь Франческа, а еще через год, 23 января 1881-го, — вторая дочь, нареченная при крещении Луизой Аделе Розой Марией. Обеим девочкам было уготовано сплошь благоденствие. Родители к тому времени имели несколько домов, в том числе особняк в королевском парке Вилла Реале в Монце и виллу Амалия на берегу озера Комо. Разумеется, король Умберто I был знаком с Альберто Амманом и отмечал его среди подданных. Одно из признаний короля — графский титул Альберто.

О детстве Луизы известно не так много.

Воспитывалась гувернантками, была замкнутым ребенком, не любила шумные сборища и особенно разъезды по гостям. Луиза предпочитала проводить время уединенно, например, за рисованием. Но больше всего она любила разговаривать с матерью, как любят дети, которые хотят общаться с родителями больше.

Ее мать, Лючия Амман, рассматривала по вечерам детские рисунки, листала с девочками популярные журналы мод. Молодая, блистающая в свете женщина знала все о красоте и модных платьях того времени. А Луиза питала к этой теме особую страсть. Она могла подолгу, так же, как и за рисованием, проводить время у раскрытых гардеробов матери: изучать детали многочисленных нарядов и драгоценных украшений. Лючия очень любила жемчуг, и Луиза потом тоже станет носить жемчужные нити в несколько рядов, словно эти нити будут связывать ее с юностью, которая кончилась рано…

Весной 1894 года в возрасте 37 лет Лючия скоропостижно умерла. Граф Альберто был безутешен: для счастливой жизни семьи он, казалось, сделал абсолютно все, но кто бы знал, что такое счастье?

Он пережил свою жену всего на два года.

Опеку над девочками взял их дядя Эдоардо Амман, младший брат Альберто. Сестрам, унаследовавшим огромное состояние, к тому времени было 16 и 15 лет.

Начало карнавала

Удивительно, но до замужества кроме огромных и пугающих глаз ничто в Луизе не выдавало ее будущей сверхэкзальтации, пристрастий к грандиозным карнавалам, балам, бесконечным перевоплощениям, ее умения занять особое место в умах художников и поэтов и создать вокруг себя невероятный ажиотаж. Как превращалась застенчивая, робкая Луиза в эксцентричную маркизу, одну из самых известных женщин Европы?

И почему ее феномен не укладывается в рамки популярных психофизиологических теорий, наподобие современных теорий личности?

Камилло Казати на прогулке верхом. Около 1910 года. Фото GRAZIA NERI/PHOTAS 

Громкая история Луизы началась, конечно, с детства, с недостатка внимания, который потом, как известно, обязательно компенсируется. Далее в ее семье произошла трагедия — потеря родителей; она наложила свой отпечаток на изначальную замкнутость и робость Луизы — не стало людей, с которыми ей было тепло и уютно. Восстанавливая в памяти образы своей прелестной матери, Луиза стала создавать все новые и новые собственные образы, словно в продолжение того славного путешествия в мир моды, который приоткрыла ей Лючия. И вдруг, по прошествии времени, в какой-то момент она поняла, что обладает удивительным умением — «прятаться за костюм» и в этом самом костюме отличаться от всех остальных, выделяться на их фоне. Так осуществилось давнее желание — быть замеченной. Это, конечно, не все мотивы, сложившие ее неординарность. Есть еще один, материальный, — наследство. Но даже с ним объяснение феномена Казати окажется неполным, поскольку самый главный секрет скрывался, конечно же, в ней самой. В щедрой натуре, взрывном характере, несомненном чувстве прекрасного и собственного достоинства.

Первым шагом на пути к славе Луизы оказалось ее замужество, в котором графиня стала маркизой и осталась ею после развода. И в случае с замужеством, как, впрочем, и в остальных событиях жизни Луизы, ее нельзя уличить в корысти или выстроенной стратегии — она была слишком богата для этого. Все случилось совсем неожиданно — в зеленых глазах молодой, изящной и робкой графини, как в бездонном омуте, потонул один завидный жених — маркиз Камилло Казати Стампа ди Сончино, выходец из старейшего миланского рода. Завидным он был как раз по причине принадлежности к знатному роду, но отнюдь не в смысле состояния. Когда он предложил Луизе руку и сердце, ему было 21, а ей — 18. После помолвки, ухаживаний, приготовлений к торжеству и, наконец, после самого торжества, состоявшегося 22 июня 1900 года, новобрачные уехали в Париж, где проходила Всемирная выставка, а потом вернулись на виллу Камилло Казати и проводили время: он — на охоте, она — в общении (в замужестве круг ее знакомых увеличился и пополнился разными известными именами) и за столиками спиритических сеансов. Увлечение оккультизмом и черной магией было тогда повсеместным. И в Европе, и в Америке обеспеченная публика гадала, узнавала будущее, говорила с духами умерших. Луиза занималась этим на протяжении всей жизни. Гадалки, астрологи и иже с ними жили в ее дворцах годами, словно оракулы при императрице. А среди предметов, окружающих ее в последние дни, когда от состояния семидесятилетней маркизы не осталось и следа, значился футляр из хрусталя, в котором, как она поясняла, хранилась фаланга святого Петра: он кинул ею в Казати во время спиритического сеанса…

Биографы Луизы Скот Д. Райерссон и Майкл Орландо Яккарино склонны думать, что известный всему миру образ маркизы первоначально складывался под влиянием некой Кристины Тривульцио, героини итальянской творческой богемы XIX века. Последняя имела также огромные, выразительные глаза и слишком увлекалась магией. Правда, Луиза родилась, когда Кристина уже десять лет как пребывала в другом мире, но друзья и Луизы, и Камилло отмечали небывалое портретное сходство этих женщин. Сама Казати так им прониклась, что назвала Кристиной свою единственную дочь, появившуюся на свет в середине лета 1901 года...

Гонитель тоски

Габриэле д"Аннунцио, один из самых известных и модных европейских поэтов и романистов, подобрался к сердцу Луизы незаметно на третьем году ее семейной жизни. Невысокий, лысый и бесконечно энергичный, Д"Аннунцио был откровенным дамским угодником, имел многочисленные романы с состоятельными женщинами, среди которых числилась и неподражаемая актриса Элеонора Дузе. Луиза к этому времени уже заскучала в замужестве, Камилло больше всего интересовали охота и собаки, а она занималась поддержанием порядка в их многочисленных домах и виллах. На некоторых фотографиях этого периода в глазах Луизы — тоска. Зато как изменилось все с приходом в ее жизнь Д"Аннунцио, который увлек маркизу и страстью, и литературой. С его легкой руки Луиза стала Корой (он назвал ее одним из имен греческой богини Персефоны), и вместе они принялись «раскрашивать» жизнь друг друга. Свои чувства с разной степенью накала Казати и Д"Аннунцио пронесут до конца, до смерти поэта на семьдесят четвертом году жизни.

Габриэле д"Аннунцио в своем салоне на вилле Маммарелла. 1895 год. Фото LEEMAGE/FOTOLINK 

Портрет большого друга

«Этот лысый, невзрачный карлик в разговоре с женщиной преображался прежде всего в глазах собеседницы. Он казался ей почти что Аполлоном, потому что умел легко и ненавязчиво дать каждой женщине ощущение того, что она является центром Вселенной», — вспоминала Айседора Дункан о Габриэле д"Аннунцио… И это было не единственным «противоречием» в его бесконечно талантливой натуре скандалиста, авантюриста, сердцееда, жизнелюба, поэта, драматурга и даже летчика — любителя высоты! Это про него итальянские футуристы писали в своем программном манифесте: «Боги умирают, а Д"Аннунцио остается!» Он был выходцем из богатой и родовитой семьи (настоящее имя поэта — Рапаньетта), и несмотря на многочисленные легенды о местах, где якобы родился будущий поэт, он появился на свет в 1863 году в родном доме, в провинциальном итальянском городе Пескара, основанном еще в античности. Поэтический талант Д"Аннунцио обнаружился задолго до поступления в университет на отделение литературы и филологии. А его первый поэтический сборник вышел в 1879 году, когда Габриэлю исполнилось шестнадцать лет. Это был настоящий дебют, после которого поэтическое вдохновение уже не покидало Д"Аннунцио, едва успевая приобрести словесную форму в череде его многочисленных увлечений. О сонме чудесных созданий поэта стоит упомянуть отдельно. В воспоминаниях современников Д"Аннунцио есть свидетельства тому, что на закате жизни он составил огромную картотеку своих любовных приключений. Она занимала отдельную комнату и хранилась на вилле Витториале. Свой особый стиль жизни, во многом схожий со стилем Луизы Казати, Д"Аннунцио создал в Риме, во время учебы, а потом неустанно «совершенствовал» его. Атмосферу, которой окружал себя поэт, можно представить по списку, сделанному кредиторами, которые увидели арфу в замшевом чехле, клыки дикого кабана, позолоченную статуэтку Антиноя, алтарные дверцы, японские фонарики, шкуру белого оленя, двадцать два ковра, коллекцию старинного оружия, расшитую бисером ширму… В 20 лет Д"Аннунцио женился на юной, прелестной девушке, аристократке Марии ди Галлезе, которая из-за него убежала из дома. Вместе они прожили недолго, правда, успели обзавестись тремя детьми. А дальше романы Д"Аннунцио разворачивались один за другим, предвосхищая эротические сцены его романов и — подводя поэта к череде дуэлей. Итог одной из них — его лысина. (Врач, обрабатывающий рану на его голове, использовал слишком много антисептического раствора…) В 1889 году выходит первый роман Габриэля д"Аннунцио «Наслаждение», вслед за которым он становится еще более популярным. Выразитель индивидуалистического эстетизма, он оказывается, как говорится, на гребне волны. А далее — драма «Сон в осенние сумерки», романы «Триумф смерти», «Дева скал», «Невинная жертва» и многое другое… Помимо литературного творчества Д"Аннунцио известен и как неутомимый общественный и политический деятель, который становился участником самых разных событий времени: в период войны 1914—1918 годов он развернул кампанию за участие в этой войне Италии (на стороне Антанты), писал различные речи шовинистического толка. Когда же Италия вступила в войну, отправился на фронт добровольцем... После войны, в 1919 году, будучи во главе военного отряда, он занял город Фиуме, который представлялся его единомышленникам оплотом капитализма на Балканах. После фиумского разгрома начал проявлять интерес к фашизму, потом — к ордену францисканцев. И наконец, вступив в почтенный возраст, отчасти отходит от активной деятельности, предавшись размышлениям и воспоминаниям.

Кошки и газели

Костюмированные балы и маскарады маркиза начала устраивать во владениях Казати, это увлечение также было модным в богатых домах. Выбиралась определенная эпоха, стилизовались интерьеры, а гости прибывали на бал в костюмах героев выбранного времени. Большей частью эти маскарады были благотворительными и собирали большое количество участников. Луиза покоряла присутствующих и нарядами, и способностью вживаться в образ. В 1905 году публика трепетала при виде Казати в облике византийской императрицы Феодоры (супруги Юстиниана). Ее костюм, украшения и лицо под гримом были настолько правдоподобными, что казалось, время повернуло вспять — и перед зрителями стоит реальная Феодора, которая только что сошла с равеннской мозаики. На маскарад этого же года, проходивший в присутствии королевской четы в Квиринальском дворце, маркиза Казати прибыла в платье из золотого шитья и приковала к себе взгляды публики на неприлично долгое время. Хотя увлекать костюмом — разве это неприлично? Вот огромный питон вместо платья — другое дело, или же леопардовая мантия, наброшенная на голое тело. Не случайно про маркизу частенько говорили, что сегодня, кроме духов, на ней ничего не было.

Луиза Казати. Около 1905 года. Фото GRAZIA NERI/PHOTAS  

Роман с Д"Аннунцио раскрепостил Луизу: ее природная робость поначалу сокрылась за необыкновенными, баснословно дорогими костюмами, а потом и вовсе переродилась в невиданного масштаба эпатаж. Казалось, что светские сплетни по поводу ее скандального избранника отлетали от Казати, не коснувшись. Ее, видимо, и вправду не трогали всевозможные колкости и карикатуры в свой адрес, а может быть, напротив, она получала от них удовольствие. Интересно, с каким чувством она рассматривала популярную в то время карикатуру, на которой она была изображена в обнимку с Д"Аннунцио посреди кровати маркиза. Камилло реагировал на это индифферентно. И в целом, похоже, оказался благородным джентльменом, то есть понимал, что Луиза весьма и весьма пополнила его скромное состояние, что она никак не мешала его страсти к охоте и, главное, подарила ему чудесного ребенка. Что же еще может желать настоящий маркиз?

Отдаленные друг от друга супруги в 1906 году вдруг загорелись общим делом — строительством особняка в Риме.Словно для бесконечных разговоров своих богатых соседей Луиза отделала особняк вопреки всем традициям, доминантой здесь выступал черно-белый цвет интерьеров. Но самой большой страстью маркизы были, конечно, не венецианские зеркала и роскошные портьеры, а животные. Ими она окружала себя всю жизнь, и в таком количестве, что даже в конце своего пути, не имея средств к существованию, обитая в казенных комнатах, она держала пять-шесть пекинесов — любимую породу. Порой ей действительно нечего было есть, но еду собакам она добывала: у знакомых, друзей, бакалейщиков. Когда же, состарившись, какая-то из собак умирала, маркиза просила сделать из нее чучело.

В новом римском особняке припеваючи жили многочисленные сиамские, персидские и прочие коты, рядом с ними сторожил сад огромный мастифф Анджелина, в доме в ошейниках с крупными бриллиантами бегали борзые (с которыми она запечатлена на нескольких картинах).

«Я вошла в вестибюль, отделанный в греческом стиле, и села, ожидая появления маркизы. Внезапно я услышала тираду немыслимо вульгарных выражений, обращенных ко мне. Я огляделась и увидела зеленого попугая. Он сидел на жердочке, не привязанный. Я поспешно поднялась и перешла в соседнюю гостиную, решив подождать маркизу там. И вдруг до меня донеслось угрожающее рычание — рррр! Передо мной стоял белый бульдог. Он тоже был не на цепи, и я выбежала в соседнюю залу, устланную и увешанную медвежьими шкурами. Здесь я услышала зловещее шипение: в клетке медленно поднималась и шипела на меня огромная кобра…» — вспоминала танцовщица Айседора Дункан в «Моей жизни».

У главного входа в этот особняк гостей встречали две отлитые из золота газели. И все обитатели этого великолепия были настолько своеобразными, что разобраться, кто из них более, а кто менее «натуральный», представлялось делом нелегким.

Неугодных в шкаф!

Кого маркиза любила больше: животных или людей? Скорее, первых. А из людей предпочитала мужчин. С женщинами дружбы практически не имела, обходилась общением лишь с несколькими подругами. По отношению к другим — например, к дамам, присутствующим на ее балах, могла проявлять разные нелюбезности. Современники говорили, что во время печально известного парижского маскарада, устроенного Казати в память о графе Калиостро, за попытку скопировать ее костюм маркиза заточила одну из дам в шкаф на весь вечер.

Луиза слыла великим меценатом. Большой знаток живописи, она патронировала множество имен, известных и неизвестных. Поддерживала художников, поэтов, музыкантов: Филиппо Томмазо Маринетти, Альберто Мартини, Джованни Больдини, Артура Рубинштейна и многих других.

Знакомство Казати с Рубинштейном началось с большого недоразумения: впервые он заметил маркизу в приглушенном освещении в салоне одного отеля, увидел ее черные, подведенные углем глаза, фиолетовые волосы и — испугавшись, вскрикнул… Но потом Казати совершенно очаровала музыканта и поддерживала его материально, чему свидетельства — его воспоминания. А к Больдини маркиза питала и вовсе особенные чувства. Их знакомство привело к чудесным результатам — необыкновенным портретам Казати, которая по приглашению художника помчалась в Париж, в его мастерскую, провела возле Больдини довольно много времени, и вот в 1908 году появилось полотно «Маркиза Луиза Казати с борзой», снискавшее бурю оваций в парижском Салоне.

Венеция и Веньер деи Леони

В 1910 году Казати совершила покупку века — старинное венецианское палаццо — дворец Веньеров. В Венецию маркиза рвалась давно: об этом чудо-городе ей неустанно рассказывал Д"Аннунцио. И вот мечта сбылась, окна ее теперешнего дворца выходили на главную артерию города — Большой канал. Правда, сам полуразвалившийся дворец представлял унылое зрелище, но для маркизы не было ничего невозможного. Обладая хорошим вкусом, она отреставрировала его (основательно укрепив постройку), сохранив при этом дух старины. В дворцовый сад оригинальная особа запустила двух гепардов, сюда же из Рима переехали борзые, а со временем зеленый оазис и вовсе стал походить на невероятный зоопарк с дроздами, попугаями, павлином (дрозды и павлин были белыми), собаками, многочисленными приматами, а также кошками. Опять же современники маркизы отмечали, что у всей живности Луиза имела необыкновенный авторитет, звери слушались ее и практически не проявляли недовольства друг к другу. Гепарды стали любимой темой гостей и знакомых маркизы, что только не сочинялось про них, как и про следующее увлечение Казати — змей. Известен случай, когда в 1915 году во время путешествия в Америку на лайнере «Левиафан» исчез удав маркизы. И она, едва пережив эту потерю, по прибытии в Нью-Йорк тут же попросила купить нового удава...

Несмотря на бесконечные разговоры о ее чудачествах, Венеция, похоже, безоговорочно приняла созидательницу эпатажа (недовольными оставались лишь соседи): как только на водах Большого канала появлялась гондола, в которой Луиза восседала в умопомрачительных нарядах в обнимку с гепардами, — публика стыла от восторга. Вскоре Казати слилась с атмосферой города настолько, что устраивала балы прямо на площади Сан-Марко. Разве мог отыскаться во власти города такой смельчак, который решил бы что-либо запретить Казати?

Джованни Больдини. Маркиза Луиза Казати с павлиньим пером. 1914 год. Фото ARALDO DE LUCA/CORBIS/RPG 

Чаша с цветами

К гепардам и удавам нужно обязательно добавить восковую фигуру маркизы — иначе перечень ее чудачеств окажется неполным. Перед тем как изготовить свою точную копию из воска, Казати купила еще одну куклу — копию несчастной баронессы Марии Вечеры, которую в действительности в 1889 году в замке Майерлинг застрелил ее возлюбленный принц Рудольф (сын императора Франца Иосифа I). Казати имела обыкновение поочередно усаживать этих кукол за стол. Представьте состояние гостей, входящих в комнату для ужина и занимающих места по соседству с ними. Свою собственную копию Луиза просила одевать так же, как себя. Для чего ей нужны были эти куклы? Как инструмент для розыгрыша? А может быть, увлекаясь магией, она отводила им другую роль? Интересно узнать, какие глаза были у куклы-копии маркизы, могли ли они быть похожими на ее настоящие? Говорят, что блеск последних объяснялся просто: Луиза закапывала себе капли из белладонны, а потом подводила глаза углем (отчего и испугался упомянутый выше Рубинштейн), да еще и наклеивала пятисантиметровые ресницы.

Зато какими эти черно-зеленые очи получались на полотнах Альберто Мартини, Джованни Больдини, Кеса ван Донгена, который создал серию портретов Казати! На одном из них («Чаше с цветами») Луиза, изображенная подле чаши, сама источает необыкновенный аромат соблазна. Ван Донген настолько воспылал к ней, что отказался продавать свои работы и возвращался к ее образу на протяжении семи лет. А в 1921 году он даже поселился в палаццо Деи Леони, убежав от парижских критиков. Их роман-сотрудничество оказался, как и в случае с поэтом Д"Аннунцио, бесконечно плодотворным: они питались энергией, страстями и плодами воображения друг друга. Хотя вряд ли можно сравнивать ее недолгие отношения с Ван Донгеном с романом длиною в жизнь — с Д"Аннунцио. Где бы ни жила Луиза, она непременно возвращалась к своему поэту, привозила подарки, открытки, в момент отсутствия писала ему отовсюду. Однажды ее подарок-послание превзошел все ожидания. Маркиза отправила поэту посылку с черепахой, приобретенной в гамбургском зоопарке. А поэт «ответил» ей небольшим черным аллигатором, во всяком случае, так говорили их знакомые. Черепаха Хели прожила у Д"Аннунцио почти пять лет, но потом, прямо перед приездом маркизы, — и надо же такому случиться — она объела туберозы в саду его особняка и отравилась. Зная, как опечалится дорогая сердцу Кора, поэт заказал Хели золотые доспехи и уложил ее в этом обличье на атласную подушку. Видимо, предполагая, что эффект от этого зрелища несколько скрасит Луизе горечь потери.

Экстравагантность под занавес

Маркиза окончательно рассталась с супругом в 1914 году, а официальный развод получила лишь в 1924-м. Кристине в 1914-м исполнилось 13 лет, она осталась с матерью. Хотя что означает «осталась»? Дочь сначала жила в строгом римско-католическом монастыре, а потом училась в Оксфордском университете, который так и не окончила. А карнавал жизни Луизы по-прежнему продолжался, правда, теперь с меньшим размахом: увеселительные мероприятия европейского бомонда сократились в связи с Первой мировой войной. А после войны мир и вовсе стал другим, и это не могла не почувствовать Казати. Изменился и ее образ жизни, хотя, конечно, менее эксцентричной она не стала.

Судьба Кристины оказалась совсем непохожей на судьбу матери. В 1925 году она вышла замуж за Фрэнсиса Джона Кларенса Уэстерна Плантагенета, виконта Гастингса, вопреки воле родителей возлюбленного и обосновалась в Англии. Ее супруг занимался живописью и даже создал впоследствии портрет своей скандально известной тещи. В 1928 году Кристина родила девочку, которую назвали Мурея.

Внучка маркизы сыграет в ее закатной жизни особую роль: она одна из немногих будет рядом с Луизой в старости. Кристина расстанется с Гастингсом, выйдет замуж второй раз, но уйдет из жизни в 51 год. Так, постепенно близкие люди будут покидать маркизу…

Проказы графа Калиостро

Особо громкую и подчас скандальную славу Казати придали события, связанные с чередой ее балов 1927 года. Один из них, майский (он, правда, оказался, наиболее «тихим»), запечатлела помощница Айседоры Дункан Мэри Дести в книге «Нерассказанные истории»: «Мы прибыли около полуночи в страшное ненастье. Нам показалось, перед нами возникло сказочное видение. Дом был окружен вереницей крохотных электрических лампочек… По тропинкам сновали лакеи в роскошных, шитых золотом камзолах, атласных штанах и шелковых чулках. В доме, невзирая на потоп, собрались все звезды «Комеди Франсез» и самые знаменитые поэты и художники того времени. Прием воистину поражал великолепием… Росту в этой худой женщине (маркизе. — Прим. ред.) было что-нибудь метр восемьдесят, и вдобавок она надела очень высокую черную шляпу, усеянную звездами. Лица было не видно под маской, из-под которой сверкали под стать бриллиантам, усыпавшим руки, шею и плечи, огромные глаза. Как сомнамбула, прошла она по залам, раскланиваясь со всеми, будто одна из приглашенных…» Это называлось балом Золотой розы. Далее Мэри Дести отмечает, что в память об увиденном великолепии она долго хранила золотую розу, внутри которой находилась крошечная капсула с розовой эссенцией — золотые цветки раздавали гостям перед разъездом. Этот бал прошел на удивление спокойно, а вот другой — в память о графе Калиостро, устроенный месяцем позже, провалился. Он готовился в парижском особняке Казати — Пале-Роз, принадлежавшем до нее графу Роберу де Монтескью. Приготовления к празднику были грандиозными. Перед приездом гостей дворцовый сад был уставлен горящими факелами, столы изобиловали яствами, прислугу нарядили в парики и костюмы, соответствующие духу времени великого чародея. Кого здесь только не было! Петр Великий, Мария Антуанетта, граф Д"Артуа… Но действо развернули вспять сами силы природы, началась такая гроза, что молния, казалось, вот-вот спалит всех присутствующих. Возникла жуткая паника, и гости в ужасе стали разбегаться во все стороны прямо по потокам воды, да еще и поливаемые сверху. Все смешалось: костюмы, кринолины, парики, грим растекался по их лицам ручьями. Это было страшное зрелище.

Оплатить все счета за этот маскарад Луиза сможет с большим трудом, изыскивая средства уже из остатков своего состояния.

И с этого момента ее долги неуклонно росли. С молотка пошло сначала содержимое дворца, а потом и само сооружение, а главное — необыкновенный «Эрмитаж» Казати, где, говорят, насчитывалось около 130 посвященных ей работ. И если представить, какие имена присутствовали в этой галерее, то можно составить представление о величине долга. Хотя маркиза никогда не умела быть рачительной, чего стоят такие факты, что она могла расплачиваться с таксистом драгоценными камнями. Кстати, одну из золотых газелей приобрела в то время Коко Шанель…

В 1938 году умер ее самый задушевный друг — Д"Аннунцио. На его похороны Казати не поехала. Может быть, помнила тот факт, что поэт не откликнулся на ее просьбу о займе перед аукционом в Пале-Роз. Но какая же должна была быть сумма этого займа?! Маркиза не вдавалась в такие подробности. А может быть, она просто не хотела видеть его мертвым, не было ее и на похоронах дочери…

В преклонном возрасте маркиза продолжала оставаться Луизой Казати и все так же как магнитом притягивала к себе людей. Последние пятнадцать лет не единожды проверили ее на прочность, и она не изменила своей жажды жизни. Как пишут биографы, Скот Д. Райерссон и Майкл Орландо Яккарино, обстановка, в которой она пребывала, совершенно не походила на прежнюю. Некогда одна из самых богатых женщин Европы довольствовалась диваном, набитым конским волосом, старой ванной и сломанными часами с кукушкой. При этом Казати продолжала развлекать себя и навещавших ее друзей, число которых сильно сократилось: она составляла коллажи из газетных и журнальных вырезок. И ее творчество как всегда было проникнуто выдумкой и оригинальностью.

1 июня 1957 года Луиза Казати стала частью вечности. Она умерла за любимым развлечением — по окончании спиритического сеанса. Внучка одела ее в легендарный леопардовый костюм, последний друг маркизы, Сидни Фармер, принес для нее новые накладные ресницы, а также чучело любимого пекинеса, который приютился в ногах дражайшей хозяйки.

Прекрасная маркиза покоится в Лондоне на Бромптонском кладбище.

Вероника Карусель

(обратно)

Оглавление

Искры женской красоты

Звезда в короне

Единство противоположностей

Рожденные Олдредом

Гибель старого мира

Солнце, воздух и вода

Почему мы доверяем науке?

Рыцари в круглых латах

Последователи Кегресса

Кровь за Неаполь

Наследник ледникового периода

Сырных дел мастера

Сетевая агентура

Рулетка для души

Дар чудодейства маркизы Казати