Уж не знаю, как вас назвать, славные мои товарищи.[1]
Людей переживают их грехи, Заслуги часто мы хороним с ними…[2]
Пролог
29 июня 1613 года
С противоположного берега реки казалось, будто в лондонском небе заходят два солнца. Первое садилось на западе, распуская по темной воде орденские ленты-дорожки розового, золотого и персикового тонов. Впрочем, разномастную флотилию барж, шлюпок и яликов привлекло второе: жуткий оранжевый шар, который словно не долетел до горизонта и рухнул на южный берег, где застрял среди трактиров и борделей Саутуорка, ощетинившись огненными лезвиями.
Конечно, никакого второго солнца не было — этот образ придумали самозваные поэты, а зеваки на соседних лодках подхватили. Случилось иное. Знаменитейший из знаменитых лондонских театров — «деревянное кольцо», «трон лондонских грез», великий «Глобус» — пожирало пламя, и весь город высыпал поглазеть на пожар.
— Вот, одождил Господь на Содом и Гоморру огнь с неба! — пророкотал Суффолк, оглядывая южный берег с борта собственного плавучего шатра.
Граф состоял в должности лорда-гофмейстера английского королевского двора. Подобное несчастье, поразившее «слуг короля» — любимую труппу его величества, — должно было, казалось, обеспокоить лорда, а он самодовольно ухмылялся, будто ничего не произошло. Двое собеседников Суффолка ничуть не дивились: попивали, как на приеме, вино и разглядывали из-под навеса гибнущий в пламени театр.
Суффолк, не слыша слов одобрения, продолжил:
— Блестящее зрелище, не правда ли?
— Дешевка! — отрезал седобородый Нортгемптон, его двоюродный дядя. В семьдесят с лишним лет он выглядел подтянуто и даже моложаво.
Младший из троицы — Теофил, лорд Говард де Вальден, сын и наследник Суффолка, — подался вперед, точно молодой лев, следящий за добычей.
— Утром наша месть воспылает еще ярче, когда мистер Шекспир и его присные узнают правду.
Нортгемптон взглянул на племянника из-под тяжелых век:
— Мистер Шекспир и его присные, как ты выразился, ничего такого не узнают.
Тео замер под дядиным взором, потом вскочил и швырнул свой кубок о палубу, расцветив желтые ливреи слуг леопардовым узором из винных пятен.
— Они выставили мою сестру на посмешище! — вскричал он. — Можете покрывать их сколько угодно! Я добьюсь расплаты, и никакие деды мне не указ!
— Дорогой мой племянник! — через плечо бросил Нортгемптон Суффолку. — Заметьте, с каким постоянством ваш отпрыск проявляет пагубную опрометчивость. Ума не приложу, откуда она у него. Говарды никогда подобным не отличались.
Он обернулся к Тео. Тот нервно сжимал и разжимал кулак на эфесе шпаги.
— Смеяться над побитым врагом может любой оборванец, — произнес старый граф. — На это большого ума не требуется. — По его кивку слуга передал Тео другой кубок, который тот неуклюже принял. — Куда увлекательнее, — продолжил Нортгемптон, — посочувствовать недругу, да так, чтобы тебя еще и благодарили. Пусть догадывается, что ты его погубил, — доказать этого не сумеет, даже самому себе.
Пока он так рассуждал, к барке причалил ялик. Какой-то человек перевалился через фальшборт и, прячась от света, скользнул в сторону графа, как тень, нашедшая хозяина.
— Любое сколько-нибудь серьезное дело — вот и Сейтон тебе подтвердит — требует изящества. Кто за него возьмется — маловажно. Кто будет осведомлен — безразлично.
Гость преклонил колена перед старым графом, а тог положил ему руку на плечо.
— Говори же, как все прошло? Нам с лордом Суффолком и моему внучатому племяннику — он нынче не в духе — не терпится тебя выслушать.
Сейтон откашлялся. Его одежда была какого-то неопределенного тона, среднего между серым и черным.
— Все началось утром, милорд, когда неожиданно заболел театральный канонир. Его сменщик, видимо, плохо скрутил пыж, заряжая пушку. Или выпачкал его в дегте — можно предположить и такое. — Губы Сейтона дрогнули в многозначительной, почти лукавой улыбке.
— Дальше, — велел граф, махнув рукой.
— Пьесу сегодня представляли новую, под названием «Все это правда». Она о короле Генрихе Восьмом.
— О Толстом Гарри, значит, — пробормотал Суффолк, чертя пальцами по воде. — Отце старушки королевы. Однако чревато…
— Весьма, милорд, — подхватил Сейтон. — По ходу представления актеры разыгрывали парад масок под пушечный салют. Пушка надлежащим образом выстрелила, однако публику так увлекло кривляние на сцене, что никто не заметил упавших на крышу искр. К тому времени как дым учуяли, огонь перекинулся на кровлю. Оставалось только спасаться.
— Жертвы были?
— Двое пострадавших. — Его взгляд переметнулся к Тео. — Один из них — человек по имени Шелтон.
— Как? — опешил Тео. — Он ранен?
— Пострадал от ожогов. Не сильно, но заметно. Мне со своего места
Последние комментарии
22 часов 16 минут назад
22 часов 32 минут назад
22 часов 45 минут назад
22 часов 50 минут назад
1 день 1 час назад
1 день 1 час назад