Элинор Фарджон
Царь и хлеб
Жил в одной деревеньке простак. Да только не из тех простаков, над которыми вся округа потешается. Был он сыном школьного учителя и рос поначалу на диво смышленым - с колыбели все на лету схватывал. Он таких вот шустрых и жди: либо в гении угодят, либо в последние дурачки. Отец его, конечно, в гении прочил и пичкал с малолетства книжной премудростью. Но вот мальчику стукнуло десять лет, и отцовские надежды рухнули. Не то чтобы сынок поглупел. Хуже. У него, можно сказать, в одночасье разум отшибло. Впрочем... Кто знает, что есть глупость, а что есть разум?.. Теперь Вилли проводил дни в полях - валялся в траве да улыбался. И целыми днями молчал. Но уж если этот молчун вдруг разговорится - не остановишь. Болтать он начинал вдруг, точно старая шарманка - все думают, она сломана, а ткнешь случайно ногой - затянет свою незамысловатую песенку. Вот и с Простаком Вилли так же. Никогда не знаешь, от чего заведется. Читать он разлюбил вовсе. Иногда отец подсовывал ему какую-нибудь книжку, в которой он в детстве души не чаял. Но взгляд Вилли равнодушно скользил по знакомым страницам, а потом и вовсе перепрыгивал на вчерашнюю газету. Однако и газета вскоре навевала скуку. Лишь изредка Вилли-Простак уткнется носом в какую-нибудь заметку, ерунду какую-нибудь, - уставится и сидит битый час.
Отцу прозвище сына пришлось не по нраву, но деревенские кликали его Простаком любя. И с гордостью показывали Вилли приезжим, точно местную диковинку. Мальчик был к тому же редкостно красив: волосы золотисто-каштановые, кожа тонкая, веснушками усыпана, будто золотой пылью, а голубые глаза глядят по-младенчески невинно. И красивые губы улыбаются удивительно мягко.
Впервые я увидел Вилли, когда ему было уже лет шестнадцать-семнадцать. Я гостил тогда в его родной деревне. И Вилли очаровал меня, как очаровывал он каждого - недаром люди его любили. Первые дни я здоровался, а он лишь улыбался в ответ. Но однажды я лежал в полудреме на краю поля и глядел, как колышется пшеница, а вдали медленно, полоска за полоской падают под острой косилкой спелые колосья. Вдруг появился Вилли-Простак. Молча подошел и улегся рядом. Неожиданно протянув руку, он потрогал скарабея на моей цепочке от часов. Такие фигурки носили в Древнем Египте в надежде на вечную жизнь. Пощупав и осмотрев скарабея со всех сторон, Вилли заговорил:
- Давным-давно я сам жил в Древнем Египте и пахал там отцовское поле. Засеянное поле вскоре покрывалось зеленой дымкой, ростки набирали силу, превращались в спелые колосья. Поле из зеленого становилось золотым. И глядя на это золото, я верил, что богаче моего отца никого в Египте нет.
В то время Египтом правил царь, у которого было великое множество имен. Называли его всяко, я же выберу самое короткое имя - Ра. Царь Ра жил в большом городе в вкликолепном дворце. А мы с отцом - в маленькой хижине неподалеку от города. Царя я никогда не видел, но люди судачили о его богатствах, о дворце и нарядах, о сундуках, набитых золотом. Ел он на серебряных блюдах, пил из золотых чаш, спал под пурпурным шелковым пологом, расшитым жемчугом. Я слушал людские толки, и казалось мне, будто наш царь сказочный: не верилось, что он настоящий живой человек - точно мой отец, что его золотую мантию можно потрогать, точно колосья на нашем поле.
Однажды летом, когда солнце нещадно палило, а колосья уже потяжелели, я лежал в самой их гуще, в тени, ощипывал колоски и задумчиво жевал почти зрелые зерна. Вдруг над головой послышался смех. Возле меня стоял высокий-превысокий человек, я таких верзил и не видал никогда. Густая черная борода курчавилась, глаза смотрели по-орлиному цепко и горделиво. Я сразу догадался, что это царь: его одежды нестерпимо сверкали на солнце. Неподалеку гарцевали дворцовые стражники. Один придерживал за поводья царскую лошадь, поскольку царь спешился и стоял теперь возле меня. Так мы и смотрели друг на друга: он - сверху вниз, я - снизу вверх. Потом он снова засмеялся и сказал:
- Я вижу, ты доволен жизнью, дитя мое.
- Вы правы, царь Ра.
- Кто ты, дитя?
- Сын моего отца.
- Кто же твой отец?
- Самый богатый человек в Египте.
- Почему ты так решил?
- Моему отцу принадлежит это поле.
Царь окинул наше поле цепким орлиным взором и промолвил:
- А мне принадлежит весь Египет.
- Это слишком много, - сказал я.
- С чего ты взял? Вовсе не много. И, разумеется, я богаче твоего отца.
Я недоверчиво покачал головой.
- Говорю тебе - богаче! В чем ходит твой отец?
- В такой же рубахе, как у меня, - я показал свое полотняное рубище.
- Погляди, в чем хожу я! - Царь широко взмахнул мантией, и она, опадая, хлестнула меня по щеке. - Как смеешь ты говорить, что твой отец богаче меня?
- Но у него больше золота, - твердил я. - У него есть это
Последние комментарии
15 часов 42 минут назад
16 часов 18 минут назад
17 часов 11 минут назад
17 часов 15 минут назад
17 часов 27 минут назад
17 часов 40 минут назад