Сплетенные судьбами [Элли Каунди] (fb2) читать постранично

Элли Каунди Сплетенные судьбами

Посвящается Яну, который, взглянув наверх, начал свое восхождение.

Не уходи безропотно во тьму,

Будь яростней пред ночью всех ночей,

Не дай погаснуть свету своему!

Хоть мудрый знает — не осилишь тьму,

Во мгле словами не зажжешь лучей —

Не уходи безропотно во тьму,

Хоть добрый видит: не сберечь ему

Живую зелень юности своей,

Не дай погаснуть свету своему.

А ты, хватавший солнце налету,

Воспевший свет, узнай к закату дней,

Что не уйдешь безропотно во тьму!

Суровый видит: смерть идет к нему

Метеоритным отсветом огней,

Не дай погаснуть свету своему!

Отец, с высот проклятий и скорбей

Благослови всей яростью твоей —

Не уходи безропотно во тьму!

Не дай погаснуть свету своему!

(Томас Дилан — Не уходи безропотно во тьму, пер. В. Бетаки)

И закат и звезда с высоты

За собою меня зовут.

И не надо стонать у последней черты,

А пора собираться в путь.

Так прилив выгибает спину

И в пене ревет прибой,

Вывинчиваясь из самых глубин

И опять уходя домой

Темнеет. Вечерний звон.

Дневной затихает шум.

И не надо грустить и ронять слезу

Оттого, что я ухожу.

Время, Место — остались здесь.

А меня понесло — туда.

Я надеюсь столкнуться лицом к лицу

С Лоцманом у руля.

(Альфред Теннисон — Пересекая черту, пер. Я. Фельдман)

Глава 1 Кай

Я стою в реке. Она синяя. Темно-синяя. Отражает цвет вечернего неба.

Я не двигаюсь, в отличие от реки. Она подталкивает меня и шуршит в траве у самой кромки воды. — Вылезайте оттуда, — говорит офицер. Он светит на нас фонариком, со своего поста на берегу.

— Вы же сказали опустить тело в воду, — говорю я, прикидываясь, что не понимаю, о чем говорит офицер.

— Но я не говорил тебе самому туда лезть, — отвечает офицер. — Бросай и выходи. И принеси его пальто. Ему оно больше не понадобится.

Я смотрю на Вика, который помогает мне управиться с телом. Вик не заходит в воду. Хоть он и не здешний, но, как и каждый в лагере, слышал об отравленных реках Отдаленных провинций.

— Все в порядке, — спокойно говорю я Вику. Офицеры и чиновники хотят, чтобы мы боялись этой реки, всех рек, чтобы мы никогда не пытались пить из них и никогда не пытались переплыть.

— Разве вам не нужен образец ткани? — окликаю я офицера, пока Вик пребывает в замешательстве. Ледяная вода достигает моих колен, голова мертвого мальчика запрокинута назад, его распахнутые глаза смотрят в небо. Мертвые не могут видеть, но я могу.

Я вижу многое. Всегда видел. Слова и изображения соединяются в моем уме, странным образом, и где бы я ни был, я замечаю все детали. Как сейчас. Вик не трус, но его лицо искажено страхом. Обтрепанные до ниток рукава на пальто мертвого мальчика плывут по воде, в том месте, где свисают руки. Его тонкие колени и босые ступни сияют белизной на руках Вика, в то время как тот подходит ближе к берегу. Офицер уже заставил нас снять ботинки с тела. И сейчас он покачивает ими взад-вперед, ухватившись за шнурки, намекая на острую нехватку времени. Другой рукой он направляет круглый луч фонарика прямо мне в глаза.

Я бросаю офицеру пальто. Ему приходится выронить ботинки, чтобы поймать его. — Можешь отпустить, — говорю я Вику. — Он совсем не тяжелый. Я один справлюсь.

Но Вик тоже входит в воду. Теперь ноги мертвого мальчика намокли, и его черная гражданская одежда пропиталась водой. — Не совсем похоже на Прощальный банкет, — выкрикивает Вик офицеру. В его голосе звучит гнев. — Ужин прошлым вечером был его выбором? Если да, то он заслуживает смерти.

Прошло столько времени с тех пор, как я позволял себе испытывать злость, так что теперь не ощущаю ее вовсе. Она наполняет рот, и я глотаю — вкус острый и металлический, как будто пережевываю фольгу. Этот парень умер из-за неправильного решения офицеров. Они не дали ему достаточно воды, и он умер слишком рано.

Мы должны спрятать тело, потому что нам не позволено умирать в этом лагере. Вместо этого мы должны ожидать, когда отправимся в деревни, где о нас уже позаботится Враг. Но не всегда происходит именно так.

Общество желает, чтобы мы боялись смерти. Но я не такой. Я боюсь только бессмысленной смерти.

— Вот так заканчивается жизнь Отклоненных, — говорит нам офицер. Он делает шаг в нашу сторону. — Ты ведь знаешь. Нет никакого последнего обеда. Нет последних слов. Отпускай его и выходи.

Вот так заканчивается их жизнь. Смотрю вниз и замечаю, что вода потемнела вслед за небом. Я все еще держу.

Жизнь Граждан заканчивается банкетами. Последними словами. Заготовленными образцами ткани, чтобы дать им шанс на бессмертие.

Ничего не могу придумать с едой или тканью, но слова у меня есть. Они всегда проносятся в моей голове, дополняемые картинками и числами.

Поэтому я шепчу кое-что,