Город святых и безумцев [Джефф Вандермеер] (fb2) читать постранично, страница - 3

смотрел-то вниз, собирая монеты, которые выпали через дырку в поношенных штанах, порванных сзади, пока он трясся из доков в Амбру, трясся в повозке, которую тащила лошадь, направлявшаяся на завод клея, ее, вероятно, уже повели на бойню в тот самый день — в канун Праздника Пресноводного Кальмара, как потрудился разъяснить ему возница, быть может, надеясь, что Дардену и в дальнейшем понадобятся его услуги. Но Дарден думал только о том, как удержаться на скамье по дороге до постоялого двора, где оставил свой багаж в каморке, а после снова вернулся в квартал лавочников — ради толики местного колорита, ради толики пищи, — и тут они с возницей расстались. Шелудивая кляча оставила на Дардене свой запах, но поездка была неизбежной, ведь у него ни за что не хватило бы денег на механического коня, повозку из дыма и нефти. Ни за что, ведь и так в кармане скоро останутся лишь гроши, и отчаянно нужно искать работу, ради которой он приехал в Амбру, так как его бывший наставник в Морроуском институте религиозности, некий Кэдимон Сигнал, проповедовал в религиозном квартале Амбры, и, учитывая предстоящие торжества, должна же найтись какая-нибудь работа?

Но, подобрав монеты, Дарден распрямился слишком быстро, и его буквально развернула и едва не сбила с ног пробегавшая мимо ватага растрепанных сорванцов, и его взгляд невольно устремился к серому, угрожающему дождем небу, а оттуда скользнул к окну, за которым он сейчас наблюдал с таким напряжением.

У женщины были длинные тонкие пальцы, выстукивавшие на машинке неведомые ритмы: она вполне могла играть «Пятую» Восса Бендера, бросаясь в отчаянные пропасти и воспаряя к величественным высотам, которые Восс Бендер объявил своим царством. Когда в сиянии стекла Дардену на мгновение открылось ее лицо (легкий наклон, чтобы сменить ленту, быть может), он различил, что его черты под стать рукам: сдержанные, искусные и искусственные. Какое разительное отличие от неотесанного, грубого мира, окружавшего сейчас Дардена, и от великих, не отмеченных на картах южных джунглях, откуда он только что бежал! Там со злобным умыслом подстерегали черная пантера и черная мамба. Оттуда, снедаемый лихорадкой, сомнениями и недостатком новообращенных, он вернулся в упорядоченный мир законов и правительства, где — о, услада для глаз! — обитали женщины, подобные той, что сидела над ним в окне. Наблюдая за ней, чувствуя, как медленно закипает в венах кровь, Дарден спрашивал себя, не снится ли она ему. Неужели это представшее перед ним в ореоле света видение вечного спасения — мираж, которому суждено вскоре исчезнуть? Неужели он снова очнется в миазмах лихорадки, ночью посреди джунглей?

Но это был не сон, и внезапно Дарден вышел из забытья, осознав, что она может бросить взгляд за окно и увидеть его или что прохожие могут угадать и раскрыть ей его намерение прежде, чем он сам будет готов. Ведь его окружал реальный мир: от вони гниющих в канавах овощей до обглоданных свиных ног в отбросах, от цоканья лошадиных подков до дребезжащих гудков механических повозок, от шепчущих шорохов грибожителей, потревоженных в своей полуденной дреме, до той барочной мелодии, доносившейся с переливами и тресками, будто ее играет патефон. Со всех сторон его, не оставляя места посторониться, теснили люди: торговцы и жонглеры, продавцы ножей и уличные цирюльники, приезжие и проститутки, сошедшие на берег матросы и даже изредка бледные юные воры, раздвигавшие губы в омертвелых улыбках.

Дарден понимал, что должен действовать, но был слишком робок, чтобы подступиться к ней, распахнуть дверь «Хоэгботтона и Сыновей», взлететь на три пролета лестницы и, грязным с дороги, незваным (и, возможно, нежеланным) ворваться к ней, пыльным и сраженным любовью и со вчерашней щетиной на подбородке. Совершенно очевидно, что он прибыл из-за Великого Края Света, ведь от него еще смердит гниением джунглей и их излишеством. Нет, нет. Нельзя навязывать ей себя.

Но что же делать? Мысли Дардена неслись кувырком, точно вспугнутые клоуны, он был близок к панике, близок к тому, чтобы заламывать руки, чего не одобряла матушка (впрочем, для миссионера это показалось бы довольно обычным), когда его осенила внезапная догадка, и он лишился дара речи от собственной проницательности.

Подарок. Конечно, какой-нибудь пустяк. Оплаченная им мелочь, которая бы доказала его любовь. Дарден огляделся по сторонам, даже обернулся в поисках лавки, хранящей сокровище, которое могло бы тронуть, заинтриговать и в конечном итоге привлечь незнакомку. «Кружева мадам Лоуэри»? «Дамское царство»? «Ювелирная лавка Юлии»? Нет, нет, нет. Ибо, что если она современная женщина, которую нельзя взять на содержание или обрюхатить, но которая, напротив, вращается в кругах художников и писателей, актеров и певцов? Каким тогда оскорблением станет подобный подарок! Каким бесчувственным мужланом она его сочтет… а он… он поистине выкажет себя бесчувственным. Неужели проведенные в джунглях месяцы отобрали у него здравый