Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество [Лайза Роугек] (fb2) читать онлайн

Лайза Роугек Сердце в котором живет страх Стивен Кинг: жизнь и творчество

Скотту Менделю

за то, что вот уже пять лет

терпит меня

со всеми недостатками

Введение

Я всего боюсь.

Стивен Кинг

Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что каждый миг существования Стивена Кинга пронизан страхами. Страхи окружают писателя, они повсюду. Любой, кто прочел хотя бы один его роман, знает: порой ужас таится даже в самых безобидных на первый взгляд вещах.

Сам Кинг неоднократно и во всеуслышание зачитывал поистине внушительный перечень своих страхов: темнота, змеи, крысы, пауки, все липкое, психотерапия, уродство, замкнутое пространство, смерть, неспособность писать, полеты… — можете продолжить сами, список длинный.

По словам писателя, он уже давно имеет постоянную столичную прописку в «Народной Республике Паранойя».

Хотите наглядный пример? Вот как Кинг рассуждает о собственной трискаидекафобии, или боязни числа «тринадцать». «От числа „тринадцать“ у меня всегда одно и то же чувство, его ни с чем не перепутаешь: будто кто-то водит по спине холодным как ледышка пальцем, вверх-вниз. Я никогда не останавливаюсь на странице под номером тринадцать или под номером, кратным тринадцати, — печатаю, пока не доберусь до безопасной страницы. Я перескакиваю через две последние ступеньки лестницы черного хода, как через одну, превращая тринадцать в двенадцать. Все-таки примерно до начала девятнадцатого века было принято строить на английский манер — по тринадцать ступенек на пролет. Во время чтения я не откладываю книгу на страницах 94, 193 или 382, потому что сумма цифр, из которых состоит каждый из этих номеров, равна тринадцати».

Сложилась картинка? Кинг (сам он предпочитает, чтобы его называли по имени, Стив) щедро черпает из своих страхов, перенося их на страницы рукописей, но при этом писательство для него отчасти попытка освободиться выдавить страхи из жизни на бумагу, где им и место, и таким образом наконец-то избавиться от мучительных кошмаров…

Ага, как же! Он, как и вы, в это не верит.

Писательство для него — единственный способ хоть как-то их сдерживать. Вот Стивен Кинг садится за очередную книгу, и сюжет, основанный на одном из бесчисленных страхов, так его захватывает, что само чувство отступает… по крайней мере временно. Скорость и неистовство, с которыми он работает, поразительны — но дело в том, что за десятилетия писательского труда наш герой твердо усвоил простую истину: стоит замереть ручке или выключиться компьютеру, и страхи нахлынут с новой силой.

Однажды Стив преодолел страх перед психологами и сходил на прием. Когда он начал перечислять длинный список страхов, психоаналитик его прервала, посоветовав представить страх в виде мяча, который можно сжать в кулаке. Писатель едва сдержался, чтобы не рвануть к двери. «Леди, вы не знаете, как сильно я боюсь, — ответил он. — Может, у меня получится сжать страх до размеров футбольного мяча, но меньше никак — это же мой хлеб».

Принимая участие в сейчас уже снятом с телеэфира ток-шоу Денниса Миллера, Стив с волнением обнаружил в ведущем родственную душу из «Страны страха». Они обсуждали страх перед полетами, и Кинг поделился собственной теорией, предположив, что коллективный страх пассажиров на борту помогает предотвратить авиакатастрофу.

«Верно, — с видом знатока кивнул Миллер. — Напряженность в телах пассажиров не дает самолету упасть».

«Не совсем, — поспешил объяснить Стив. — Тут дело в экстрасенсорике, и любой, у кого есть хотя бы пара извилин, поймет, что это не сработает. Возьмите трех-четырех перепуганных до смерти людей — и самолет будет спасен. Опасаться же стоит рейсов, где нет ни одного боящегося летать пассажира. Вот на них-то и происходят авиакатастрофы. Можете мне поверить».

В зрительном зале раздались редкие нервные смешки. Прищурившись в сиянии софитов, ведущий и гость обменялись понимающими взглядами: «Эти люди думают, мы шутим?»

Не существуй страхов, где сейчас был бы Стивен Кинг? Он как будто «подсел» на тревожные переживания — еще одна форма зависимости подобно алкоголю и наркотикам, с которых он десятки лет пытался «слезть». Вообще-то он не делает тайны из своей многолетней, длиной в жизнь, борьбы с употреблением химических веществ.

«Все эти вызывающие привыкание вещества — часть отрицательного опыта, — говорит он. — Мне кажется, это темная сторона той одержимости, которая и делает из нас писателей, побуждает излить чувства на бумаге. Для меня писательское ремесло своего рода наркотик. Даже когда что-то не выходит, если я не пишу… у меня от одной мысли кошки на душе скребут».

Как ни странно, долгие годы чрезмерного злоупотребления алкоголем и наркотиками никоим образом не сказались на качестве или количестве изумительных работ, вышедших из-под пера Стивена Кинга. Позже, удивляясь своей способности писать — писать несмотря ни на что, даже в беспросветном угаре, — он в то же время сожалел, что не помнит, как создавались некоторые из его книг — например, «Куджо». Это явно его беспокоило, ведь он всегда с нежностью вспоминал каждый свой роман или рассказ, возвращался к ним как к старым друзьям, прокручивал в памяти мельчайшие подробности и представления о мире и людях, которые чудесным образом возникали у него в голове.

Со временем сочинительство стало второй натурой Стива; он пек ужасы как горячие пирожки, каждый день — по несколько тысяч слов, несмотря на лошадиные дозы спиртного и наркотиков, способные свалить даже бывалого завсегдатая студенческих вечеринок. В стремлении отрицать очевидное писателю пришлось кормить байками журналистов. Долгие годы, давая интервью, он говорил, что пишет каждый день, делая перерыв лишь на четвертое июля (День независимости), свой день рождения и Рождество… Заведомая ложь. Позже он признался, что и дня не мог не писать и придумал историю про три выходных специально для поклонников — посчитал, что это придаст ему представительности в их глазах. Он тогда еще не понимал, что, признав свои проблемы, он откроет поклонникам свою человеческую сторону и станет им только ближе.

Пускай Стив — убежденный почитатель массовой культуры (на писательской кухне он считает себя «биг-маком»), ему не всегда комфортно на пьедестале. Кинга довольно рано «канонизировали» как короля ужасов: его позиция в современной беллетристике была зацементирована через несколько лет после выхода в свет его первого романа «Кэрри». И все же он не чувствует себя выше (или ниже) того, чтобы при случае воспользоваться славой.

По утверждению Кинга, он терпеть не может публичность — а жена Тэбби и вовсе ее ненавидит, судя по жалобам, что со знаменитым супругом она чувствует себя «как за стеклом», — но даже спустя три десятилетия на виду, под прицелом фото- и видеокамер, Стив по-прежнему общается с журналистами как крупных, так и небольших СМИ, не избегает публичности, посещает игры «Ред сокс» и подписывает книги на встречах с читателями. А ведь за тридцать с лишним лет в бизнесе он наверняка успел понять, что пара-тройка интервью почти не отразится на продажах. И, несмотря на все его байки о своей стеснительности, он все так же открыт и самокритичен, как и в самом начале.

Разумеется, тут есть и обратная сторона: «При выборе стези писателя тебя не предупреждают о письмах от безумцев и кошачьих костях в почтовом ящике или о том, что у твоего дома будет останавливаться экскурсионный автобус и люди будут толпиться у твоей калитки, щелкая фотоаппаратами».

Стивен Кинг ведет активный образ жизни — наверняка практически у каждого жителя Новой Англии имеется в запасе история-другая о том, как он повстречал «самого Кинга!».

Один уроженец Нью-Гэмпшира, завсегдатай бейсбольного стадиона «Фенуэй-парк», знал, что у Стива полугодовой абонемент на игры «Ред сокс». Несколько лет он высматривал Стива в толпе… безуспешно. И вот однажды на стадионе он поднял глаза и увидел Кинга: тот шел прямо на него. Бедный поклонник застыл на месте, потеряв дар речи. В конце концов, когда знаменитый писатель с ним поравнялся, бедолаге удалось лишь выдавить: «Бу!» Стив ответил: «Бу!» — и направился к своему месту.

«Просто у него есть соревновательный дух и воля к победе, он хочет быть лучшим в своем деле», — говорит о Стивене Уоррен Силвер, его бангорский друг.

И это после шестидесяти трех книг, опубликованных за тридцать пять лет, включая совместные работы и сборники рассказов — если принимать «Зеленую милю» за шесть отдельных книг. Со времени публикации «Кэрри» в 1974 году все его книги до единой переиздавались — достижение, которое мало кому из авторов бестселлеров удавалось повторить. Чем не доказательство живучести его страхов?

Пишет ли он для кого-то конкретного? Хотя, по собственному признанию, Стивен Кинг пишет, чтобы обуздать страх, для аудитории, состоящей из одного человека, причем это он сам, время от времени за приоткрывшимся занавесом проступает совершенно реальный образ… Образ отца, которого Стив не знал. Отца, который однажды вечером вышел из дома за пачкой сигарет, да так и не вернулся, бросив жену и двоих сыновей — четырехлетнего Дэвида и двухлетнего Стива — на произвол судьбы.

«Я действительно считаю, что пишу для себя, но, похоже, мое творчество направлено куда-то вовне. Меня привлекает мысль, что многие писатели художественной литературы пишут для своих умерших отцов».

Стив справлялся с обрушившимися на него в детстве невзгодами сначала при помощи книг, а затем — начав писать собственные истории. По словам Кинга, это мир, из которого он никогда и не уходил.

«Писатель должен быть немного чокнутым, чтобы представлять себе несуществующие миры. Ты слышишь голоса, придумываешь всякие вещи, делаешь все то, что нам не велели в детстве. Нас ведь учили различать реальный мир и воображаемый. Взрослые скажут: „У тебя есть невидимый друг, как мило, скоро ты вырастешь и забудешь о нем“. Только дело в том, что писатели не вырастают, они навсегда остаются детьми».

* * *

Нет, правда, кто такой Стивен Кинг на самом деле? Случайные фанаты и недоброжелатели ограничатся скорее всего образом жутковатого чудика, который обожает устраивать взрывы на заднем дворе. Преданные поклонники обычно заглядывают глубже; они знают Стива как любящего семьянина и человека, жертвующего средства бесчисленным благотворительным фондам, по большей части местным, расположенным рядом с его домом в Бангоре, штат Мэн.

Со слов же его друзей складывается иной, куда более сложный портрет.

«Он умнейший, веселый, щедрый, эмоциональный человек с многогранным характером, — говорит его старинный друг и соавтор Питер Страуб. — Вам не увидеть всей полноты картины, а то малое, что видно, вам не понять. Стив — как огромный дом с множеством комнат, с ним не соскучишься».

Если верить Беву Винсенту, другу, которому Кинг помог в написании книги «Темная Башня. Путеводитель», справочного руководства по выдающемуся произведению, состоящему из семи томов, вот что Стивен думает о себе: «В душе Стив по-прежнему считает себя провинциалом, которому удалось чего-то достичь; он сомневается, что его личная жизнь может хоть кого-то заинтересовать».

И он не понимает, с какой стати кому-то читать целую книгу о нем — не говоря уже о том, чтобы ее написать. С другой стороны, он готов свободно обсуждать свою работу, как в личной беседе, так и на страницах книг.

Но все мы знаем, что он не прав. Стивен Кинг провел увлекательнейшую жизнь, и вполне объяснимо, что нам хочется больше узнать о создателе наших любимых книг, рассказов и фильмов, которые заставляют нас восхищаться и трепетать от ужаса. Да и какой поклонник не захочет побольше узнать о жизни любимого автора?

Это биография, история жизни писателя. Разумеется, будут затронуты и его произведения — куда же без них? — однако главным пунктом программы станут не они. В центре внимания — сам Стивен Кинг.

За долгие годы поклонники Стива успели прославиться своей въедливостью — они замечают и ставят в вину автору малейшие неточности и несовпадения фактов. К примеру, в «Противостоянии» любимым лакомством Гарольда Лаудера были батончики «Пейдей». По сюжету Гарольд оставляет на странице дневника шоколадный отпечаток, хотя шоколад в состав батончиков не входил. В первые же месяцы после того, как книга была издана, читатели буквально завалили Стива письмами, где сообщали об ошибке, которая была исправлена в более поздних изданиях. Ну а потом, само собой, компания-производитель начала выпускать «Пейдей» с шоколадом. Можно назвать Стива провидцем, а вот винить его точно не стоит: в конце концов, нельзя требовать проведения тщательного исследования от писателя, который с головой погружен в написание романа. «Я провожу исследование (после того как вещь дописана), — делится он. — Потому что когда я пишу, мое отношение… не забивайте мне голову фактами. В смысле, не отвлекайте от работы, дайте писать».

С другой стороны, недостаток внимания Кинга к фактам, как реальным, так и художественным, в определенной мере стал разочарованием для меня и для других писателей. В ходе подготовки к этой биографии я изучила огромное количество фактов его жизни и столкнулась с тем, что Стив время от времени путает даты. Не знаю, связано ли это с возрастным ухудшением памяти или свою роль сыграли два десятка лет на алкоголе, кокаине и других наркотиках во всевозможных сочетаниях — вряд ли у кого-то повернется язык осудить мастера за подтасовку.

Так, например, в своей работе «Как писать книги» он упоминает, что его мать умерла в феврале 1974 года, за два месяца до того, как впервые была издана «Кэрри». А я отыскала не только копию некролога, но и свидетельство о смерти, и оба документа явно указывают на то, что его мать скончалась 18 декабря 1973 года, в городке Мехико, штат Мэн, в доме брата Стива, Дэйва.

Узнав, что мне предстоит писать о жизни Кинга, я тут же погрузилась в работу. Раскопала старые интервью в малоизвестных газетах и журналах, вплоть до тех, что публиковались всего лишь раз, в далеком семьдесят пятом, прочла множество книг и просмотрела почти все фильмы, поставленные по его рассказам и романам — как хорошие, так и плохие (кстати, среди плохих нашлись и такие, что обхохочешься). Также я перерыла огромное количество работ, написанных о нем и его творчестве с начала восьмидесятых — как и среди фильмов, в их числе были хорошие и не очень.

Больше всего меня впечатлили не спецэффекты с кровью и внутренностями — кровопролитные сцены, что в книгах, что в фильмах, оказались не такими уж и кровопролитными — и не умение автора передать и развить характеры персонажей — я заранее знала, что это один из его коньков.

Меня сразило наповал другое — его чувство юмора. Ему на самом деле удается нас рассмешить. Да, использование торговых брендов и ссылок на поп-культуру в сочетании с топором, торчащим из шеи жертвы, может быть забавным — как в офисной сцене с трупом, в глаза которому воткнуты карандаши марки «Эберхард», но шутки Кинга заставили меня хохотать от души. Я чуть с дивана не свалилась, когда в грузовичке мороженщика из «Максимального ускорения» заиграла песня «Король дороги», и снова — когда в «Ночной смене» крысы пытаются удержаться на сломанной дощечке, несущейся посреди стремительного потока через мельницу под мелодию «Серфинг сафари» от «Бич Бойз». И хотя сценарий «Ночной смены» писал не Кинг, в этой сцене явственно чувствуется его мощное влияние.

Стив неоднократно заявлял в прессе, что больше всего ненавидит вопрос «Откуда вы черпаете идеи?». У меня же, как у биографа, достаточно спросить: «Это официальная биография?» — и мое лицо скривится, совсем как лицо Кинга после очередного вопроса об идеях, заданного благоговеющим фанатом.

Нет, эта биография не официальная. Среди биографов ходит шутка, что нет лучше средства от бессонницы, чем официально одобренная книга. Кинг знает о моей работе и сообщил друзьям, что, если захотят, они могут со мной пообщаться. Осенью 2007-го я провела несколько серых сумрачных ноябрьских дней в Бангоре, посетив все любимые места Стивена Кинга. Иными словами, устроила себе небольшую экскурсию по памятным местам писателя. И по чистой случайности однажды утром мне посчастливилось оказаться в его офисе, расположенном в здании бывших казарм национальной гвардии рядом с аэропортом, и побеседовать с его многолетней помощницей Маршей Дефиллипо, которая долго и с пристрастием закидывала меня вопросами о целях этой книги.

Большую часть этого получасового допроса его виновник топтался снаружи у входа, вслушиваясь в разговор, но внутрь так и не зашел.

Пожалуй, самое поразительное в Стивене Кинге то, что он до сих пор остается неисправимым романтиком; романтика проступает между строк в каждой из его историй. И хотя слова, однажды им произнесенные, может, и не прозвучат как откровение, он сам первый признал в восемьдесят восьмом, удивив миллионы поклонников: «Да, я романтик. Я верю во все эти романтические глупости: что плохих детей не бывает, что всегда побеждает добро и что лучше любить и потерять, чем никогда не любить. Серьезно, верю. Ничего не поделаешь. По работе приходится».

Однако, как правило, самые романтичные сердца наиболее подвержены страхам. Я назвала эту биографию «Сердце, в котором живет страх». Ясно, что корни страхов Стивена Кинга идут из детства, из тех неизгладимых впечатлений и опасений, часть которых пошла во благо, а часть — не совсем.

В одном из интервью Би-би-си, когда речь зашла об отце и о том, как он рос без него, Стив вдруг заговорил резко, с вызовом, словно заявляя: «Зачем ворошить прошлое? Для меня это давным-давно пройденный этап». Но по мере того как он распалялся, беседа принимала все более личный, интимный характер, и в облике именитого писателя проступал испытывающий боль, обиженный на весь мир мальчик, который по-прежнему жив где-то там, внутри Стивена Кинга. В детстве у других имелись отцы, а у него — нет, объяснил он. Конечно, рядом часто присутствовали родственники мужского пола, но это было не то. Совсем не то…

«В „Сиянии“ у ребенка есть хоть какой-то отец, пускай даже плохой. У меня же вместо отца существовал вакуум — не плохой и не хороший, а просто пустое место». На этих словах лицо Стива слегка искажается, он рассеянно приглаживает волосы и отводит взгляд; камера держит крупный план еще секунду-другую, а затем резко отъезжает.

Одним словом, Стивен Кинг так и не перестал ощущать себя брошенным и в глубине души так и остался раненным в самое сердце мальчишкой-безотцовщиной. Это будет постоянно его мучить и повлияет на всю жизнь от детства до женитьбы — и, конечно, на книги. Особенно на книги.

Не забывайте об этом, когда будете читать мою книгу или романы Стива, — и, вот увидите, вам удастся глубже понять писателя и созданный им мир.

1 Способный ученик

Все говорит о том, что Стивену Кингу не суждено было родиться.

Его мать, урожденная Нелли Рут Пиллсбери, которую все звали средним именем Рут, вышла замуж за капитана торгового флота Дональда Эдварда Кинга в городке Скарборо, штат Мэн, 23 июля 1939 года. Их брак с самого начала строился на зыбкой почве: из-за надвигающейся войны Дональд уезжал из дома часто и надолго.

Врачи сообщили Рут, что своих детей она выносить не сможет, и Кинги поступили так, как в те времена поступало большинство объявленных бесплодными пар, — усыновили ребенка. 14 сентября 1945 года, вскоре после окончания войны, в Портленде, штат Мэн, был усыновлен новорожденный Дэвид Виктор.

А уже зимой сорок седьмого Рут обнаружила, что беременна, несмотря на поставленный диагноз «бесплодие». Врачи ошиблись. 21 сентября 1947-го, ровно через два года после даты оформления всех бумаг по усыновлению Дэвида, Стивен Эдвин Кинг появился на свет, в один день с писателем-фантастом Гербертом Джорджем Уэллсом, автором ставшего классикой романа «Война миров». Правда, с разницей в восемьдесят один год.

* * *

Нелли Рут Пиллсбери родилась 3 февраля 1913 года в городке Скарборо, штат Мэн, в семье Гая Герберта и Нелли Уэстон Фогг Пиллсбери. Четвертый ребенок из восьми.

История ее семьи уходит корнями в глубокое прошлое этого приморского городка. Прапрадедушка Рут Джонатан Пиллсбери переехал в Скарборо еще до 1790 года, сразу по окончании Американской революции, женился на местной девушке и обосновался здесь. Многие поколения предков Рут жили в Скарборо: владели собственностью, занимались сельским хозяйством, строили корабли и дома. Семейный дом находился на полуострове Праутс-Нек, в пятнадцати минутах езды от Портленда, города, население которого состояло из приезжавших на лето «курортников» и местных, обосновавшихся здесь несколько поколений назад. Юность Рут прошла в окружении большой дружной семьи, среди многочисленных братьев и сестер, дядьев и теток, дедушек и бабушек. Кстати, неподалеку от дома Гая Пиллсбери находилась студия художника Уинслоу Гомера, умершего в 1910 году.

В девятнадцатом веке Скарборо представлял собой оживленный морской порт. Помимо сельского хозяйства, местные жители занимались ловлей рыбы и строительством кораблей. В 1877 году неподалеку построили дамбу. Целью строительства была возможность контролировать площадь образованных приливами болот, но в результате морской ландшафт претерпел значительные изменения и гавань вокруг Скарборо превратилась в один большой солончак.

К началу двадцатого века, с появлением маршрутов, привозивших туристов из Бостона и Нью-Йорка, город постепенно оправился, став популярным летним курортом. Вдоль набережной протянулась полоса сезонных заведений: прибрежных ресторанчиков, гостиниц и мотелей, а также сдаваемых на лето домиков. Большая часть населения была задействована в летнем туристическом бизнесе, в том числе и члены семьи Рут: с 1915-го по 1932-й кто-то из ее родни даже владел гостиницей «Пиллсбери-Хаус». В начале двадцатого века отец Рут, Гай, местный плотник, летом подрабатывал, развозя туристов со станции по гостиницам на запряженной лошадьми повозке.

Нелли, мать Рут, до замужества работала учительницей, да и в целом в семье Пиллсбери уделялось большое внимание образованию детей и приобщению их к музыке. Братья и сестры Рут учились в Баудуане, Эмерсоне и Северо-восточном колледже.

В 1931 году в размеренную жизнь прибрежного Мэна, бесцеремонно нарушив привычный порядок, вторглась Депрессия. Скарборцы привыкли обходиться тем малым, что имели, но из-за Депрессии летний приток денег, поступавший в местные заведения из карманов туристов, постепенно пересыхал — становилось все меньше американцев, которые могли позволить себе отдых на побережье. У Гая Пиллсбери было «семеро по лавкам»; старшая дочь Мэри в свои двадцать три все еще жила с родителями, как и младшие дети: Молли, Лоис, Мэри, Гай-младший, Кэролин, Этелин и Рут. Настала пора кому-то покинуть отчий дом. И вот Рут в радостном предвкушении отправилась покорять большой мир.

Детство, беззаботная пора, закончилось. Рут некоторое время училась игре на пианино в Консерватории Новой Англии в Бостоне. О ее жизни в период Депрессии известно мало. Ясно одно: личная жизнь Рут по каким-то причинам не складывалась.

Уехав из Скарборо в тридцать первом году, через несколько лет Рут выскочила замуж, но отношения с мужем с самого начала не заладились и вскоре она подала на развод. В тридцатые годы в США разводы были редкостью, а к разведенной женщине обычно приклеивали ярлык «порченый товар». Спустя несколько лет Рут повстречала Дональда Кинга, рожденного 11 мая 1914 года в семье Уильяма Р. и Хелен А. Бауден Кинг в городке Перу, штат Индиана. История с разводом его, казалось, не беспокоила.

Рут и Дональд поженились 23 июля 1939 года в Скарборо. Вскоре после свадьбы, прошедшей в кругу родственников невесты, молодожены переехали в Чикаго и поселились с семьей Дональда по адресу: Бель-Плэн-авеню, 4815. Медовый месяц быстро выветрился из памяти — Рут начала скучать по родному Мэну. Она часто оставалась одна, в то время как Дональд, моряк торгового флота, плавал по всему миру.

В течение следующих шести лет семья часто переезжала. Проведя пару лет в Чикаго, они поселились в местечке Кротон на Гудзоне, севернее Нью-Йорка, по адресу: Террас-Плейс, 17. Но Дон тут же уплыл в очередную командировку, из которых он появлялся лишь наездами, и Рут как могла справлялась со всеми делами одна.

Она мужественно делала вид, что все в порядке, и даже решила всерьез заняться музыкой. Каждое воскресное утро она добиралась на пароме до манхэттенского Рокфеллер-центра, чтобы сыграть на органе в передаче «Церковь сегодня» на радиостанции Эн-би-си (еженедельная трансляция общепринятой церковной службы). Даже возражения мужа не могли бы ей помешать: Рут обладала завидным упрямством, и к тому же Дональд слишком редко бывал дома, чтобы беспокоиться из-за ее увлечения.

Когда стало ясно, что Вторая мировая подходит к концу, Дональд уволился, и Кинги вернулись в Мэн. Между супругами установилось шаткое перемирие, они стали жить вдвоем в скромном домике в Скарборо, в часе езды от родственников Рут, проживавших в Дареме. Рут так и не научилась водить машину и целиком зависела от мужа, если нужно было куда-то съездить. Дональд не питал особой любви к родне жены, поэтому семейные визиты пришлось сократить до минимума. Супруги становились все несчастнее.

Дональд устроился на работу коммивояжером в окрестностях Портленда: разъезжал по домам и продавал пылесосы «Электролюкс» домохозяйкам и довольным семействам, которые привыкали к обрушившемуся на Америку послевоенному беби-буму. Итак, непоседа Дональд, объехавший весь свет и, бывало, месяцами находившийся в открытом море, теперь был вынужден проводить каждую ночь водном и том же доме, с одной и той же женщиной, и осознание ситуации явно его беспокоило. «Как сказала мне однажды мама, он единственный из штата продавцов постоянно умудрялся демонстрировать пылесосы юным привлекательным вдовушкам в два часа ночи, — годами позже рассказывал Стив. — Если верить моей матери, отец был тот еще дамский угодник. Легкий на подъем, он испытывал настоящую тягу к путешествиям. Думаю, он был из тех неугомонных, кто постоянно впутывается в какие-нибудь истории».

Семейная жизнь начала тяготить Дональда Кинга. Дети — ни приемный, ни собственный, биологический — не могли его удержать. Он застрял в месте, где ему не нравилось, с семьей, которую никогда особо не хотел. Да что говорить, если его не удержали даже гостеприимные домохозяйки, желавшие получить от любезного торговца пылесосами кое-что помимо его товара. Дух приключений манил… дорога и открытое море, а главное — возможность просыпаться по утрам или посреди ночи, не зная, какие схватки готовит тебе грядущий день и с какими врагами доведется столкнуться.

И вот как-то ночью, когда Стиву едва стукнуло два годика, Дональд как бы невзначай обронил, что идет в магазин за сигаретами. Он вышел за дверь — и из их жизни. Больше его не видели. Театральное исчезновение, которое можно было бы даже считать комическим клише, если бы не серьезный, непоправимый вред, который оно причинило, сказавшись на каждом из членов семьи Кинг.

Истинная уроженка Мэна, Рут по природе своей была женщиной бережливой, изобретательной и практичной.

После ухода мужа Рут проглотила гордость, собрала двух своих детей и обратилась за помощью к родственникам, а также к родне Дона в Чикаго, попросив приютить их на короткое время, пока она подыскивала работу, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Несмотря на всеобщий экономический бум послевоенных лет, нашлось не слишком много вакансий для разведенной, а потом еще и брошенной пианистки с двумя маленькими детьми, поэтому она бралась за все, что предлагали, — часто это оказывалась неквалифицированная низкооплачиваемая работа прислуги или продавщицы в булочной.

Малочисленное семейство Кинг оставалось в доме или в квартире у какой-нибудь тетушки или кузины до тех пор, пока им не намекали, что пора бы и честь знать, а затем переезжало к очередному жалостливому родственнику, у которого была свободная комната. Бесконечные странствия завели их далеко за пределы родного Мэна. В течение первых четырех лет после ухода Дональда они успели пожить в Чикаго; в Форт-Уэйне, штат Индиана; в Малдене, штат Массачусетс; в Уэст-Де-Пере, штат Висконсин.

Иногда, к превеликому ужасу, Рут приходилось разделять детей. Было время, когда Стив оставался у младшей сестры Рут Этелин и ее мужа Орена Флоуза в Западном Дареме, штат Мэн, пока его брат Дэйв жил у другой сестры, Молли, в Малдене, штат Массачусетс.

Рут Кинг старалась не показывать детям, как сильно переживает из-за мучившей их бедности и постоянных переездов. Напротив, она воспринимала нелегкие обстоятельства, в которых они оказались, с неизменным юмором и скрашивала унылые будни, рассказывая мальчикам сказки. Именно материнский оптимизм, как и ее сказки, оставил неизгладимое впечатление в душе Стива.

Мальчики частенько делили одну спальню, а чаще — кровать; им доставались сломанные игрушки и поношенная одежда с плеча двоюродных братьев, которые нередко ревновали и злились, что Стив и Дэвид получают столько внимания. Закатываемые сверстниками сцены ревности вкупе с недоброжелательным отношением некоторых родственников, которые были явно не в восторге от парочки болтающихся под ногами молокососов, быстро научили ребят держаться вместе. Надежное укрытие они отыскали в книгах и часто читали их друг другу. Когда Рут приходила домой с работы, она устраивала сыновьям проверку и убеждалась, что все время, пока ее не было, они провели за чтением.

Гораздо позднее Стив расскажет историю, которая случилась с ним в четырехлетием возрасте, когда он играл с другом, жившим у железной дороги. Договорились, что мать его заберет, когда освободится, или по его звонку, но часом позже он сам пришел домой, явно в состоянии шока, с пепельным лицом.

Оказалось, что, пока они играли, друг Стива случайно забрел на пути, и его сшиб товарный поезд. «Мама рассказала, что останки собирали в плетеную корзину, — вспоминал он годы спустя. — Она так и не выяснила, что именно я видел, а у меня память отшибло напрочь, я бы и не вспомнил, если бы через несколько лет мне кто-то об этом не рассказал».

Семья по-прежнему постоянно меняла адреса. Когда Стив ходил в детский сад, Рут перевезла детей в Чикаго — на время пожить с родней Дональда. Это было что-то новенькое — и хоть какая-то связь с отцом. Из-за частых переездов Стив и Дэйв научились вести себя тихо, как паиньки, в присутствии взрослых, но особенно этот навык им пригождался, когда их оставляли с «бабой Спански», матерью Дональда. Рядом с ней Стив вел себя даже лучше, и на то существовали две причины.

Во-первых, он держал рот на замке и только слушал, а вдруг она проговорится и скажет, почему ушел его папа. Ведь она все-таки была матерью Дональда, она просто обязана была знать, что с ним случилось. Но даже если бабушка и знала о месте нахождения его отца, то не говорила.

Во-вторых, она ни капельки не походила на маминых родственников из Мэна, сдержанных, спокойных, избегающих неприятных и трудных вопросов. Баба Спански напоминала Стиву злую ведьму из сказок, которые они с Дэйвом читали друг другу. «Крупная, пышная женщина, которая то зачаровывала, то пугала меня, — рассказывает он. — Я как сейчас вижу, как она шамкает беззубым ртом, словно старая ведьма. Она могла поджарить целую краюху хлеба на шкварках на своей допотопной плите, а потом одним махом заглотить, фырча от удовольствия: „Вот это я понимаю, хрустяшки!“»

Покинув дом бабы Спански, они некоторое время гостили в Уэст-Де-Пере, штат Висконсин, у сестры Рут Кэл, затем переехали в Форт-Уэйн, Индиана, где прожили несколько месяцев с тетей Бетти, сестрой Дона, прежде чем найти квартиру неподалеку. Но Стив уже знал, что все это ненадолго. Либо их выселят (однажды их выгнали из квартиры после того, как няня заснула, и сосед увидел ползущего по крыше Стива), либо истечет терпение гостеприимных родственников и вновь начнутся междугородние звонки, созвоны и перезвоны между сестрами в разных штатах с целью выяснить, чья очередь приютить Рут и мальчиков на этот раз. Не пройдет и года, как настанет пора снова собирать чемоданы…

Когда Стивену было шесть, Рут с сыновьями переехала в дом своей сестры Лоис в Стратфорде, штат Коннектикут. Проработав несколько месяцев, она скопила достаточно денег, чтобы арендовать квартирку по соседству. Казалось, удача наконец-то поворачивается к ним лицом.

Каждый раз, идя в школу после очередного переезда, Стив оказывался в классе новеньким — нередко по несколько раз за один учебный год. Но он быстро смекнул, что к чему. Если кто-то из новых одноклассников начинал его задирать, как правило, это продолжалось недолго. Стив умел мягко «разрулить ситуацию» при помощи недурно подвешенного языка и сообразительности — всегда по-хорошему (потому что знал: «по-плохому» — не решение; тот, кого «проучили», только сильнее возненавидит обидчика) — и расположить к себе как учеников, так и учителей, поэтому у него редко появлялись проблемы.

Одна беда: у Стива с рождения было слабое здоровье, он часто болел. То ли из-за стресса от постоянных переездов, то ли из-за бедности, в которой им приходилось расти, но большую часть первого учебного года он провел дома в постели. Сперва мальчик слег с корью, затем последовал острый фарингит, который вскоре перекинулся и на уши. В итоге он заработал крайне неприятную форму ушной инфекции, не поддающуюся никаким антибиотикам.

Запертый в четырех стенах, он боролся со скукой, жадно проглатывая каждую попавшуюся книгу, в том числе широкий ассортимент комиксов, а самое главное — он начал создавать свои собственные истории. Однажды он переписал слова с облачков из комикса в блокнот, кое-где на свой вкус добавив описание обстановки и внешний вид персонажа. Он вручил свое творение матери, которая прочла и уже была готова рассыпаться в похвалах, когда сын признался, что вообще-то он не сочинил этот текст, а скопировал большую часть.

По лицу Рут пробежала тень разочарования. Она сказала, что текст в комиксах по большей части примитивный: «Кто-то всегда выбивает кому-то зубы. Готова поспорить, ты можешь лучше. Напиши что-нибудь свое».

Стив немедленно взялся за работу, написав рассказ под названием «Мистер Хитрый Кролик» — о белом крольчонке, который ездит по городку с тремя приятелями, тоже зверьками, в поисках попавших в беду детей, чтобы их выручить. Когда он вручил рассказ Рут, та первым делом спросила, сам ли он это написал. Сам, ответил он. Она ему сообщила, что рассказ хороший, достойный включения в книгу. Захмелевший от материнского одобрения, Стив тут же уселся и настрочил еще четыре рассказа о кролике и его друзьях. Мама их прочитала, улыбаясь и смеясь в правильных местах, а потом достала кошелек и заплатила Стиву по четвертаку за рассказ.

Это были первые деньги, которые он заработал как писатель.

Когда Стив сосредоточивался на складывающихся в строчки буквах и словах, то забывал, что болен. Пускай теперь он чувствовал себя лучше, но против инфекции рассказы были бессильны. Рут отвела сына к лору, и врач посоветовал сделать прокол — проткнуть барабанную перепонку стерильной иглой, чтобы вытекла зараженная жидкость. Врач велел лечь на кушетку и не ерзать. А еще он заверил Стива, что больно не будет. «Такой сильной боли я еще ни разу в жизни не чувствовал», — годами позднее напишет Кинг. Он выл и кричал, по щекам катились слезы. Но что важнее, он пытался переварить тот факт, что доктор ему солгал.

Неделю спустя он вернулся в кабинет к врачу, и тот снова сказал, что не будет больно. «Во второй раз я почти поверил», — сетует Стив. Его снова предали. На третью неделю, когда ложь повторилась, Стив брыкался и молотил по столу: он предчувствовал жгучую боль и одновременно осознавал свое бессилие. В довершение ко всему, врач так и не потрудился правильно запомнить его имя и называл не Стивом, а Робертом.

«В моем детском сознании лихорадочно проносились мысли: „Будет не больно? Как бы не так! Врешь — даже имя мое переврал“.»

После того как прочистили уши, воспалились гланды. Их удалили. Стив поправился и с тех пор больше не встречал врача, тыкающего иголкой в уши. Только вот из-за болезни пришлось пропустить слишком много занятий, и он остался в первом классе на второй год. Как назло, в тот же год его брат Дэвид учился на «отлично», получив разрешение пропустить четвертый класс.

После ухода отца в семье его называли не иначе, как «папа Дан» — условное обозначение для «папа done left», «сбежавший папаша».

«Как будто он был пустым местом», — говорит Стив. Иногда Рут оставляла Дэйва и Стива под присмотром родственников, и мальчики слышали, как тетушки или кузины судачат о том, что у Рут случился нервный срыв и что единственный способ поправиться — поехать куда-нибудь отдохнуть на некоторое время. На самом деле Рут работала в двух-трех местах, чтобы только выплатить долги Дональда, которые тот успел наделать за время их брака.

Не желая, чтобы дети узнали нелицеприятную правду об отце, перед тем как отдать их в начальную школу, Рут придумала для них что-то вроде шуточного заговора. В пятидесятые годы развод считался жутким позором, не говоря уже о ситуации, когда муж бросает жену; особенно в небольших городках, где соседки, как правило, перемывали косточки женщине — сама, мол, виновата. И только вдовы ходили с высоко поднятыми головами.

Поэтому Рут отозвала сыновей в сторонку и научила их, что говорить, если кто-нибудь спросит про отца: «Говорите, что он служит на флоте».

«Нам было совестно не иметь отца, — рассказывал Кинг. — Думаю, мама сильно стыдилась, что ее бросили с двумя маленькими детьми на руках, в то время как другим ее сестрам удалось сохранить мужей».

Одно время Рут работала в булочной в ночную смену. Ее сыновья возвращались из школы и ходили по дому на цыпочках, чтобы дать матери выспаться. Раньше им редко перепадали сладости, теперь же их то и дело угощали десертом — сломанным печеньем из булочной.

У Рут не было ни времени, ни сил наказывать детей — она надеялась, что Дэвид поможет воспитать младшего брата. Однако, когда Стив начал выказывать интерес к фантастике и ужастикам, мать сообщила, что не одобряет его увлечения, хотя и не высказала твердого «нет» — что-то запрещать сыновьям было не в ее правилах. Она позволяла им самим принимать решения и учиться на собственных ошибках.

Не получив от матери разрешения слушать по радио рассказы Рея Брэдбери, Стив нашел способ подслушивать из спальни через батарею, когда мама, в полной уверенности, что ее сын давно спит, включала внизу приемник. А когда передача заканчивалась, он был так напуган, что не мог спать в своей постели и ложился на пол, поближе к брату.

По мере взросления Стив все больше увлекался книгами; некоторые из них оказали на мальчика огромное впечатление. Прочитав «Пятьсот шляп Бартоломью Каббинса» доктора Сьюсса, Стив понял, что необычные вещи могут случаться с абсолютно обычными людьми на ровном месте, без причины.

Он обожал серию комиксов «Замок Франкенштейна» и покупал свежий выпуск, как только тот появлялся на прилавках.

В середине пятидесятых Стив с братом открыли для себя журнал «Р.К. Комиксы»; «Р.К.» в названии расшифровывалось как «Развлекательные комиксы». Мальчики обожали призраков, зомби и прочую нечисть, которая в избытке водилась на страницах выходящих дважды в месяц выпусков «Баек из склепа», «Гробницы ужасов» и «Склепа ужаса». Издателем «Р.К.» был Билл Гейнс, который в 1956 году начал публиковать журнал «Безумие», создав новую разновидность комиксов. Авторы «Р.К. Комиксов» часто начинали свои истории со слов «Дорогой читатель». Позже это нашло отражение в работах Стива — в своих рассказах и романах он пользуется приветствием «Постоянный читатель».

«В одном из моих любимых комиксов бейсбольная команда расчленяет тела злодеев и выкладывает их внутренностями дорожки базы, — вспоминает Стив. — Голову используют вместо мяча, и от удара битой один глаз выкатывается из глазницы».

И если книжные предпочтения сына Рут еще могла терпеть, то «Р.К. Комиксы» она ненавидела. В конце концов, когда дошло до того, что Стив начал с воплями просыпаться по ночам из-за мучивших его кошмаров, мать не выдержала и вмешалась. Она конфисковала все экземпляры журналов и отказалась их возвращать. Стив купил новые и спрятал под кроватью. Мать его застукала и спросила, зачем он тратит время на эту макулатуру. «Однажды я буду писать эту макулатуру», — ответил сын.

Помимо чтения комиксов и сочинения рассказов, Стив любил кино. Пока они жили в Коннектикуте, он старался не пропускать ночную передачу «Фильм на миллион долларов», шедшую по нью-йоркскому каналу. В этой передаче крутили черно-белые фильмы, обычно сороковых годов, часто один и тот же фильм — каждую ночь в течение недели. Прилипнув к экрану, Стив вникал в режиссерские приемы, способы подачи и спецэффекты в каждом из них, чтобы потом применить выученный урок на практике, в своих рассказах. «Я начал видеть то, что пишу, словно на киноэкране», — рассказывал он.

В числе других он посмотрел «Психушку», фильм 1948 года, с Оливией де Хэвилленд в главной роли, о женщине, которая находится в сумасшедшем доме, но не понимает, как она там очутилась, и в итоге доводит себя до безумия. Жена Стива Тэбби позже скажет, что фильм произвел на него неизгладимое впечатление: «Мне кажется, он вдруг осознал, как легко сойти с ума». Стив согласится: «Ребенком я сильно опасался за свой рассудок».

Еще он старался почаще ходить в кино. Особенно ему нравились второсортные ужастики, такие как «Я был подростком-оборотнем», «Я был подростком Франкенштейном» и дешевые фантастические ленты вроде «Земля против летающих тарелок» и «Создание из Черной лагуны».

Некоторым нравится смотреть низкопробные ужастики «ради смеха», Стив же никогда не отрицал, что был до смерти напуган этими фильмами. Он шел в кино, чтобы пугаться снова и снова. «Мне нравилось чувство страха, нравилось ощущение полной потери контроля над чувствами. Я рос в семье, где уделялось огромное внимание эмоциональному самоконтролю. Нас учили не показывать свой страх: даже если тебе больно, страшно или грустно — скрывай. Умение держать себя в руках было превыше всего, ибо это есть умение сохранять внешние приличия. Даже если ты находишься на тонущем „Титанике“ — будь любезен, не забывай говорить „спасибо“ и„пожалуйста“ и пользуйся носовым платком, потому что именно так подобает себя вести».

Даже трясясь от ужаса, он не переставал изучать техническую сторону фильмов. «Я стал чуть более разборчивым если не в плане вкуса, то по крайней мере в умении определять спецэффекты. И пускай „летающая тарелка“ на поверку оказывалась кончиком сигаретного фильтра со вставленным внутрь бенгальским огнем, для меня, мальчишки, она выглядела как самое что ни на есть настоящее НЛО — видимо, в силу моей юности и свойственной этому наивному возрасту легковерности».

Впрочем, в своих кинопредпочтениях мальчик не отличался разборчивостью; помимо прочего ему нравились фильмы о Второй мировой, такие как «Дворцы Монтесумы», «Пески Иводзимы» и «Энтузиаст».

Вообще-то первым фильмом, повергшим юного Стивена в трепет, был даже не ужастик, а лента Диснея. В пятьдесят третьем, после просмотра «Бэмби», его долгие недели мучили ночные кошмары из-за сцены лесного пожара.

Его пугали не только фильмы, но и обычные вещи из повседневной жизни.

Вероятно, больше всего Стив боялся, что их мать заболеет и не сможет о них заботиться. Или еще что похуже. Было ясно, что родственникам дети не нужны. Стив думал, что их с Дэйвом отдадут приемным родителям или упекут в какую-нибудь дыру вроде сумасшедшего дома из фильма «Психушка».

Стив начинал осознавать, что этот мир — как реальный, так и воображаемый — жутковатое место, и в результате его страхи стали расти в геометрической прогрессии. Он боялся пауков, боялся падения в унитаз, старших детей, ухода матери — в общем, всего-всего. Опасался, что умрет, не дожив до двадцати. И еще ему внушали страх клоуны. «В детстве я видел, как другие дети тоже плачут при виде клоунов. По-моему, в этом персонаже есть нечто жутковатое, нечто зловещее — под маской радости и веселья может таиться зло».

Рут также внесла свою лепту. «Своим успехом я отчасти обязан тому, что меня воспитала женщина, которая постоянно переживала по любому поводу. Она могла сказать, что я подхвачу воспаление легких и умру, если не надену галоши».

Но в пятидесятые существовало немало и настоящих причин для страха, включая охватившую всю страну эпидемию полиомиелита, от которого еще не придумали вакцину. Большинство людей избегали общественных бассейнов, опасаясь заразиться. Ну и, само собой, угроза русских. Тревога, вызванная укреплением социалистических стран, распространилась повсеместно, находя отражение в культуре. И с каждой учебной воздушной тревогой, когда детишек заставляли прятаться под парты, страх перед атомной бомбой, которая вот-вот упадет на твой город, лишь возрастал.

Одним воскресным днем в октябре 1957 года Стив сидел на дневном сеансе в кинотеатре, когда экран внезапно погас. Публика решила, что порвалась пленка или киномеханик поставил не ту бобину, и в зале поднялся шум, но тут зажегся верхний свет и по боковому проходу спустился менеджер, встав перед экраном. «Он взобрался на сцену и дрожащим голосом сообщил, что русские только что запустили на земную орбиту первый космический спутник», — вспоминает Кинг. Как же так? Соединенные Штаты, первые всегда и во всем, просто обязаны были находиться впереди планеты всей по военной мощи и технологии, и вдруг люди узнают, что их обогнали русские! Словно целая нация в одночасье получила удар под дых.

Помимо предостережений о заразности простуды, Рут Кинг любила в качестве воспитательного средства ввернуть при Стиве и Дэйве какую-нибудь многозначительную поговорку собственного сочинения вроде «За красоту еще никого не повесили» или «Тебе это нужно как курице флаг». Вернувшись домой после особенно трудного дня, она поучала детей: «Надейтесь на лучшее и ожидайте худшего».

Хотя большинство высказываний матери Стив пропускал мимо ушей, две поговорки, особенно запавшие ему в душу, он взял на вооружение, и теперь благодаря ему они достаточно известны: «Если думать о худшем, оно не случится» и «Если не можешь сказать что-то приятное, лучше держи рот на замке».

К счастью, Рут никогда не говорила сыну, что он не способен писать.

Все детство Стив продолжал писать, а мать продолжала ему платить по четвертаку за рассказ. Свой первый страшный рассказ он сочинил в семилетнем возрасте. Сказывались вечера, проводимые в кинотеатре, и просиживание с отвисшей челюстью перед экраном телевизора. Юный писатель нашел любимую тему.

«Из фильмов я усвоил, что, когда ситуация мрачнее некуда и кажется, уже все, конец — ученые обязательно находят какой-нибудь неожиданный выход из положения и в последний момент спасают мир». Поэтому Стив написал рассказ о динозавре, который крушил все вокруг, пока на помощь не пришел один из ученых. «Он сказал: „Постойте-ка, у меня есть теория — у древних динозавров могла быть аллергия на кожу“. Разбушевавшегося зверя забросали кожаными башмаками и одеждой, и тот отступил».

Впрочем, все эти фильмы, комиксы и рассказы в жанре хоррор, которые Стив поглощал в огромных количествах, имели и отрицательный эффект: из-за них мальчика мучили ночные кошмары. «Детская голова просто не могла вместить разыгравшегося воображения, и я провел немало мучительных часов, — вспоминает он. — Так уж устроено мое воображение: если перед глазами вставал образ, его было уже не прогнать. Я представлял маму, лежащую в устланном белым шелком гробу из красного дерева, с медными ручками, видел ее застывшее восковое лицо. Орган начинал играть похоронную мелодию, и в моей мрачной фантазии жуткая пожилая дама в черном тащила меня, упирающегося, в работный дом, словно сошедший со страниц романов Диккенса».

В восьмилетием возрасте ему приснилась виселица на холме с болтающимся в петле трупом. «Тело повернулось на ветру, и я увидел его лицо — сгнившее, исклеванное птицами и, как ни странно, смутно знакомое. И вдруг я узнал его: ошибки быть не могло, я видел собственное лицо! А потом труп открыл глаза и посмотрел прямо на меня».

Проснувшись, Стив зашелся в крике и никак не мог успокоиться. «После этого я не только несколько часов не мог заснуть, я так перепугался, что неделями спал при включенном свете. У меня и сейчас перед глазами стоит мое полусгнившее лицо на теле повешенного, словно это случилось вчера».

* * *

В 1958 году Рут перевезла семью из Коннектикута в Западный Дарем, небольшой городок в тридцати милях от Скарборо, чтобы присматривать за старыми больными родителями, которым было уже за восемьдесят.

Предложение поступило от ее сестер. Договорились, что они обеспечат Рут едой и жильем — старым покосившимся деревенским домом «с удобствами во дворе». Стив, Дэйв и Рут получали в распоряжение дом, а еще родственники подкармливали их и присылали консервы в обмен на уход за «Мамашей и Папой Гаем», как звали бабушку и деда, которые уже не могли обходиться без посторонней помощи. Сестра Рут Этелин и ее муж Орен Флоуз жили по соседству.

Рут приняла предложение родственников, и они втроем поселились в Западном Дареме возле пруда Ранараунд, в районе, который, как позже напишет Стив, состоял из «четырех семей и кладбища».

Когда семья освоилась на новом месте, Стив обнаружил, что его окружает семейная история, слухи и байки, свойственные маленьким городкам, — и в их числе несколько неплохих историй с привидениями. Слушая небылицы и сплетни, он понял, что людям нравится придумывать себе несуществующие истины и верить в них. Ценный урок для начинающего писателя!

Рут происходила из набожной семьи, и ее дети, как положено, несколько раз в неделю посещали церковь и библейскую школу при методистской церквушке по соседству с домом.

В церковь ходило не больше двадцати семей, поэтому у прихода не было денег на содержание собственного священника. Службы по очереди проводили сами прихожане, в том числе и Стив, хотя несколько раз в год для разнообразия проповедь читал приглашенный проповедник.

На одной из стен прихода висел плакат со словами «ОТВЕТ МЕТОДИСТОВ: СПАСИБО, НЕТ». В воскресной школе дети заучивали стихи из Священного Писания и цитировали их наизусть. За прилежание полагалась награда — незатейливые миниатюрные распятия, которые дети могли раскрасить как хотели. Каждый сам решал, рисовать или нет окровавленные тернии на руках и ногах.

«В детстве я наслушался историй про адские муки, — говорил Стив. — Где-то во мне, в глубине души, всегда будет жить тот мальчуган из методистской церкви, которого учили, что не трудом единым будет спасен человек и что грешников ад ожидает навек». В одной из услышанных им в детстве притч загробная жизнь сравнивается с голубем, который раз в десять тысяч лет пролетает над железной горой, чтобы тюкнуть клювом по металлу, — так вот, время, за которое голубь склюет всю гору до основания, равнозначно первой секунде в аду. «Когда тебе шесть или семь лет, от подобных мыслей в голове что-то щелкает», — говорит Стив, охотно признавая, что образы из церкви, как и другие впечатления детства, не раз появлялись в его рассказах и романах.

Пятый и шестой классы Стивен учился в районной средней школе, занимавшей однокомнатное здание в двух шагах от дома. Вынужденный остаться на второй год в первом классе, он был самым крупным и самым старшим среди учеников. Детские болезни никак не отразились на его росте — к двенадцати годам Стив вымахал до шести футов двух дюймов.^[1]

Западный Дарем, городишко крохотный, своей библиотеки не имел, но раз в неделю штат присылал сюда «Книгомобиль», большой зеленый фургон с передвижной библиотекой. После стратфордской библиотеки, где Стиву разрешали пользоваться только детской секцией (чаще всего это были романы из серии «Нэнси Дрю» и «Братья Харди»), для него наступило настоящее раздолье. В «Книгомобиле» читатели могли брать до трех книг в руки на неделю, а дети — свободно пользоваться секцией для взрослых. Просматривая «взрослые» полки, Стив обнаружил несколько полицейских детективов Эда Макбейна и в самом начале первого же взятого домой романа наткнулся на сцену допроса: полицейские допрашивают жительницу трущоб, женщина стоит в дверях своей убогой квартирки в одной комбинации. Полицейские отворачиваются и велят ей одеться, на что та тычет им полуголой грудью в лицо и с ухмылкой заявляет: «Хрен тебе, хрен легавый!»

«У меня тут же что-то щелкнуло в мозгу, — рассказывает Стив. — Я подумал, это же по-настоящему, взаправду, на самом деле может произойти! Вот так я и распрощался с „Братьями Харди“ и с подростковым чтивом».

Прогресс был налицо: от Макбейна Стив перешел к Эдгару Аллану По и Джону Д. Макдональду. Вскоре он уже взахлеб зачитывался классическим хоррором и детективом и бежал в первых рядах среди встречающих «Книгомобиль».

Стив по-прежнему, как и в Коннектикуте, частенько проводил субботние вечера в темном кинозале, став завсегдатаем кинотеатра «Ритц» в Льюистоне. Из-за высокого роста юного покупателя кассир то и дело норовил стребовать с подростка как за взрослый билет, и у Стива вошло в привычку на всякий случай носить в кармане свидетельство о рождении.

Шло время, и Стив все чаще искал прибежище в книгах и фильмах. Маленькая дружная семья из трех человек теперь жила вместе, никто не собирался их разлучать, но возвращение в родные места оказалось далеко не радужным, а жизнь стала только сложнее — особенно для Рут.

Почти десять лет Кинги перебивались без наличных денег, существуя за счет обмена вещами и подачек от родни — кто-то мешок с продуктами привезет, кто-то поделится ненужной поношенной одеждой. Каждое лето колодец на их участке неизменно пересыхал, и приходилось тащить ведра за полмили из дома Этелин. В доме не было ни ванны, ни душа, поэтому зимой мальчики ходили мыться к тете, а потом, распаренные, с мокрыми головами, возвращались домой по снегу.

Позже Стив сравнит их жизнь с издольщиной, где мать вкалывала как проклятая за мизерную плату. «Те годы стали самым несчастным временем в жизни мамы, — говорил он. — Денег не было, работать же приходилось круглые сутки — бабушка страдала от старческого маразма и недержания». Стирала Рут в старой стиральной машине с отжимом, и когда зимой она развешивала подгузники на бельевой веревке во дворе, от иссушающего сочетания щелочи и ледяной воды кожа на кистях растрескивалась и начинала кровоточить. Мать двоих детей, она так и не научилась водить автомобиль и зависела от других — постоянно приходилось просить кого-нибудь подвезти.

Обыденная близость смерти — от доверительного соседства с умершими членами семьи большая часть американцев успела отвыкнуть — также повлияла на формирующийся характер будущего писателя. Особенно после возвращения в Дарем. В пятидесятые и шестидесятые годы жители глубинки сельского Мэна по-прежнему самостоятельно заботились об умерших, обходясь без похоронных бюро. К тому же многим просто было нечем заплатить гробовщику. Стив повидал немало мертвецов — в основном тела престарелых родственников, выставленные для прощания в домах друзей, и еще одного утопленника, которого достали из пруда в Дареме.

В конце пятидесятых внимание американцев было приковано к кровавой эпопее Чарлза Старквезера. В компании четырнадцатилетней подружки Кэрил Фугейт девятнадцатилетний Старквезер пустился во все тяжкие, за два зимних месяца 1957/58-го убив одиннадцать человек в Небраске и Вайоминге — в числе прочих мать, отчима и сестру Фугейт. Старквезера поймали, осудили и казнили в 1959-м, а Фугейт получила пожизненный срок и освободилась в 1976 году условно-досрочно.

Стив, еще совсем ребенок, был заворожен серийным убийцей и в то же время чувствовал к нему отвращение, кровавые похождения манили и отталкивали одновременно — и Стив начал вести что-то вроде альбома, куда наклеивал газетные вырезки, посвященные преступлениям Старквезера. Он часами мог сидеть, разглядывая фотографии осужденного убийцы, стараясь понять, что же вдруг пошло не так.

Само собой разумеется, Рут не одобрила очередное увлечение одиннадцатилетнего ребенка. «Боже правый, да ты совсем свихнулся», — сказала она, наткнувшись на альбом с вырезками. Стив объяснил матери: он изучает Старквезера, чтобы, встретив на улице человека с такими потухшими глазами, вовремя распознать убийцу и отойти в сторонку. Впрочем, уже тогда, в раннем возрасте, он осознавал, что дело не только в этом.

«Всегда тянет посмотреть на чужой труп, — рассказывал он. — Это стремление не меняется в зависимости от цивилизации или общества, оно генетически заложено в человеческую психику, вполне законная необходимость сравнить себя с бедолагами, которым не повезло, и заявить: „У меня все хорошо“».

«Чарлз Старквезер казался мне абсолютным воплощением пустоты. Человек — черная дыра, именно это в нем и привлекало. Я его изучал — но не потому, что старался на него походить, ни в коем случае: напротив, я хотел при встрече поскорее убраться с дороги. Отчасти это можно было увидеть в его глазах. В них что-то отсутствовало. Хотя я понимал, что эта пустота есть и во мне, и во многих людях».

Однако за увлечением Старквезером стояло и нечто другое. «Голосок в моей голове нашептывал: „Ты будешь писать о таких, как он, всю свою жизнь, вот же она, твоя первая строка, не упусти ее, ВПЕРЕД!“»

Детство Стива почти не отличалось от детства других мальчишек в пятидесятых: он проводил время с друзьями, возился с машинами в автомастерской и слушал рок-н-ролл. Первой приобретенной им грампластинкой стал сингл Элвиса Пресли с «Охотничьей собакой» на лицевой стороне и «Не будь жестокой» — на обратной. Он крутил запись снова и снова, заиграв обе стороны до дыр. «Я словно нашел что-то очень, очень мощное, как наркотик. С его помощью ты становился значительнее, чем был на самом деле. Ты становился крутым, даже если в реальности таким и не был».

Однако, став подростком, Стив начал слегка выделяться среди ровесников своей эксцентричностью. Например, мог спокойно заявиться в гости к другу в тапочках — вероятно, забывал переобуться из-за огромного количества мыслей, роившихся в голове.

Ему нередко доводилось чувствовать себя изгоем, но с ранних лет он научился об этом помалкивать. «Некоторые мысли я предпочитал держать при себе. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-нибудь о них узнал. Мне казалось, если другие догадаются, что я на самом деле думаю о некоторых вещах, я как будто потеряю часть себя. Не то чтобы я стыдился своих мыслей — скорее не желал никого посвящать, пока сам не разберусь».

Стив выяснил, что единственный способ этого добиться — записать свои мысли.

В 1959 году Дэвид где-то раздобыл старый мимеограф, и братья решили издавать местный информационный вестник. По цене пять центов за экземпляр они создавали и распространяли «Листок Дэйва» среди соседей по Западному Дарему. Дэйв отвечал за местные новости, а Стив писал рецензии на любимые телешоу и фильмы, а также короткие рассказы. Соседям понравилось их начинание, многие покупали сразу по несколько экземпляров, однако через пару месяцев интерес Дэйва к вестнику угас.

Стив не стал горевать, ведь теперь он мог уделять больше времени сочинительству собственных рассказов и чтению книг. В Западном Дареме Стив начал подолгу прогуливаться после обеда, уткнувшись носом в книгу, — привычка, которую он сохранит на всю жизнь. И Рут, и Дэвид разделяли его любовь к чтению — нередко можно было увидеть всех троих сидящими за обеденным столом, каждый со своей книжкой, — но Стив проглатывал больше литературы, чем мать и брат, вместе взятые. Он терялся в этом обилии сюжетов и одновременно начинал подмечать, как разные авторы рассказывают свои истории, как писатель создает напряжение и заставляет его, Стива, сопереживать — или не сопереживать — персонажам. Из каждой прочитанной книги он узнавал что-то новое, а ему все было мало.

И писал он теперь почти столько же, сколько читал. Каждую свободную минуту, когда не был в школе и не помогал матери по дому, он проводил за книгой или за написанием рассказов.

Когда Рут купила сыну огромную подержанную печатную машинку «ундервуд» за тридцать пять долларов, он решил, что теперь у него есть все необходимое для начала писательской карьеры, и стал предлагать свои рассказы в дешевые детективные и фантастические журналы, которыми много лет зачитывался. Он писал после занятий и в выходные и редко покидал свою спальню на чердаке во время летних каникул. «Все лето я проводил наверху, в одних трусах, вкалывая до седьмого пота». Стив так много писал, что у машинки сломалась буква «М» и пришлось дописывать отсутствующие буквы от руки на каждой странице рукописи.

Чем больше он писал, тем лучше себя чувствовал. Он нашел способ справляться с образами и мыслями, которые, как он считал, не поняли бы ни в его семье, ни в обществе. Его рассказы изобиловали кровавыми сценами насилия и жестокости — как и рассказы, которые он любил читать, — но писать их, выплескивать на бумагу жестокие порывы было лучше, чем копить в себе.

«Ребенком Стивен Кинг видел и пережил слишком многое для своего возраста, — говорит Джордж Бем, автор нескольких книг о Кинге и его творчестве. — Представьте себе чувствительного ребенка: дети не умеют редактировать, фильтровать, окидывать критическим взглядом происходящее вокруг. Я бы сказал, эти образы столь ярко проявились в его прозе, потому что ребенком он не имел возможности их отфильтровать. Он просто впитывал как губка, и это глубоко его затронуло».

Друг детства Крис Челси считает, что чувство обособленности оказало не меньшее влияние на творчество Кинга, чем увиденные фильмы, прочитанные книги и нередко возникавшие жестокие желания. «Мать работала, а старший брат гулял с друзьями, поэтому Стив много времени проводил в одиночестве. В этом отношении он стоял как бы особняком, в стороне от других ребят».

Даже в четырнадцать лет, едва начав высылать свои рассказы в современные журналы, Стив был совершенно спокоен за свое писательское будущее и уверен в успехе. Они с Челси устраивались у него в спальне, читали, писали и курили. За машинку садились по очереди: один читал книгу, второй набивал страницу-другую. Как-то раз, вспоминает Челси, когда подошла его очередь сменить Стива за пишущей машинкой, тот взглянул на него, дымя свисающей из уголка рта сигаретой, и заявил: «Знаешь, что я сделаю, когда сорву свой первый куш, Крис? Куплю себе классный большой „кадиллак“!» С этими словами Стив рассмеялся, прикурил еще одну сигарету и повернулся обратно к машинке, хотя была очередь Криса.

Стив встретил в Дареме родственника, который напомнил ему, как тот часами сидел, завороженный бабулей Спански, но если бабушка пленяла малыша Стива своим сходством со сказочной ведьмой, то истории дяди Клейтона буквально его гипнотизировали. «Одним из лучших рассказчиков в те дни был мой дядя Клейтон, чудесный старик с душой большого ребенка, он сохранил детскую способность удивляться. Бывало, заломит охотничью шляпу над гривой белых волос, скатает самокрутку желтыми, в печеночных пятнах пальцами, закурит, чиркнув спичкой о подошву ботинка, и примется за рассказ. Рассказывал он замечательные истории не только о привидениях, но и местные предания и всевозможные семейные пересуды, байки „за жизнь“, подвиги Пола Баньяна^[2] — да он нам рассказывал обо всем на свете! Я, затаив дыхание, слушал, как он говорит — неспешно, с нарочитой медлительностью растягивая слова, — и будто бы переносился в другой мир».

Дядя Клейтон, который, как оказалось, и родственником-то не был — так, друг семьи, — обладал и другими талантами, поразившими Стива до глубины души. Старик мог проследить путь пчелы от цветка до самого улья — навык под названием «отслеживание» — и умел определять место, где рыть колодец, при помощи «волшебной лозы» — вилки из ивовых прутьев, указывающей на присутствие воды.

Стив уже тогда начал брать на заметку истории, услышанные от своих необычных чудаковатых родственников. Он знал, что в один прекрасный день они могут ему пригодиться.

Писательство помогло Стиву не только примириться с постоянными переездами и бедностью, омрачавшими его детство, но и ответить на вопрос, кто он и чего хочет от жизни, — юный писатель учился использовать свой дар для самоопределения. К тому времени как Стиву исполнилось четырнадцать, он успел накрепко усвоить для себя некоторые ключевые факты: писательство позволяло забыть о физических и эмоциональных неудобствах, и более того — кто-то был даже готов платить за это деньги. Да, пускай пока речь шла о его собственной матери — но ведь надо же с чего-то начинать! Между писательством и финансовой независимостью определенно существовала связь. И еще Стив уяснил, что, судя по очередям в кинотеатрах и популярности книг с историями-страшилками, он не одинок — другим людям тоже нравится, когда их пугают.

Сельский Мэн изобиловал историями, и смерть царила повсюду. Итак, основное направление творческого и жизненного пути Стивена Кинга было определено.

2 Опусти голову — и вперед!

Хотя Рут считала, что ее младший сын чересчур увлечен фильмами ужасов и книгами в этом жанре, сама она не отказывала себе в удовольствии посмотреть по-настоящему страшное кино или прочитать рассказ, от которого кровь стыла в жилах. Однако она с презрением относилась к «концовке в духе Альфреда Хичкока», как она это называла: когда режиссер вовлекал зрителя в жизни персонажей на голубом экране, а затем намеренно выбирал туманную и обескураживающую концовку. Юный писатель взял мнение матери на заметку.

Как-то раз Стив спросил у матери, доводилось ли ей видеть покойников. Она кивнула, а затем рассказала ему две истории.

В первый раз она стояла у входа в отель «Греймор» в Портленде: какой-то матрос спрыгнул с крыши, с высоты двенадцатого этажа. «Он упал на мостовую, и кровь брызнула во все стороны».

В другой раз это случилось в Скарборо, Рут была еще подростком. Однажды, придя на пляж, она заметила на берегу столпившихся людей и несколько лодок, которые пытались выйти в море. Оказалось, что одну из купальщиц волной отнесло далеко от берега, а обратно она доплыть не могла — не хватало сил. Лодки пробовали до нее добраться, но ничего не получалось, прибой был слишком сильным. Рут рассказывала: «Народ стоял на пляже и несколько часов слушал крики женщины. Она все кричала и кричала, час за часом, пока наконец не утонула». Стиву эта история запала в душу — такую вполне могли напечатать в его любимом журнале «Р.К.», и он на долгие годы запомнил материнский рассказ.

Подбадриваемый матерью, Стив продолжал писать каждую свободную минуту. Он уже начал слать в журналы свои первые опусы, но в ответ получал лишь квитки со стандартным уведомлением об отказе. И тогда он решил, что пора брать дело в свои руки, и к четырнадцати годам сочинил рассказ по фильму «Колодец и маятник», вышедшему на экраны в 1961 году, с Винсентом Прайсом и Барбарой Стил в главных ролях, по мотивам одноименного рассказа Эдгара Аллана По. Стив перепечатал сюжет — с щедрой россыпью орфографических ошибок — и, помня материнский совет придумывать собственную историю, добавил кое-что от себя, чтобы не слишком походило на фильм. Он пропустил рукопись через древний копировальный аппарат, принес копии в школу и организовал распродажу среди одноклассников — по четвертаку за экземпляр (образцом послужили установленные мамой расценки). К концу дня у него были полные карманы мелочи. Все кончилось тем, что горе-писателя временно отстранили от занятий — не из-за плагиата, просто, по общему мнению учителей и директора, он не должен был читать всякие ужасы, не говоря уже о том, чтобы о них писать.

Стив слезно умолял его простить, рассыпаясь в извинениях перед учителями, директором, матерью и учениками, которые раскошелились на четвертак, чтобы прочитать его творение. Он хотел всем нравиться — Рут считала, что желание угождать заложено в ее сыне на генетическом уровне. Она любила повторять: «Стиви, родись ты девочкой, ты бы все время ходил беременный».

На самом деле, если Стив и хотел от души кого-то порадовать, так это мать, потому что знал, как тяжко ей приходится. Они с братом выросли на лобстерах — в те времена морепродукты считались пищей для бедных. Часто на плите неделями стояла кастрюля, где тушилось фирменное домашнее жаркое; ее время от времени по необходимости разогревали и добавляли туда мясо лобстера, картошку, лук и морковь до нужного уровня. Несмотря на питательность этого поневоле распространенного в городке блюда, многие семьи стыдились, что едят его на обед.

«Если заходил священник, мать снимала с плиты кастрюлю и ставила за дверь — как будто оттуда он бы ее не унюхал, — вспоминал Стив, — но запах проникал повсюду, оседая на мебели, на одежде и в волосах».

1960 год ознаменовался огромным скачком в современный мир — Стив перешел из сельской школы, занимавшей одно помещение, в новое здание, где не было ни одной подержанной вещи, от парт и стульев до учебников. Открытие Даремской средней школы стало долгожданным и радостным событием для городка: предназначавшаяся для обучения в классах с первого по восьмой, она пришла на смену двум ветхим баракам «под снос», которые прежде использовались как учебные помещения и носили гордое имя «сельская школа». Так, на седьмой год обучения, Стив попал в свой первый настоящий класс.

В первый день в новой школе дети пришли в полный восторг от сливных бачков в туалетах и кранов с водой. Многие ученики впервые ехали в школу на автобусе.

Лью Пьюринтон познакомился со Стивом в седьмом классе, после открытия даремской школы. Они жили в разных концах города и раньше ходили в разные «сельские школы».

Стива было сложно не заметить. «Он был самым большим в классе, — вспоминает Пьюринтон. — Помню, я заметил, как он идет по проходу между партами, и спросил, сколько ему лет, ведь выглядел он намного крупнее, чем остальные. Стив посмотрел на меня сверху вниз и сказал: „Я достаточно взрослый и секу, что к чему, но слишком молод, чтобы заморачиваться“».

Пьюринтон сразу понял, что они с этим желчным парнем подружатся. Они попали в один класс в числе двадцати пяти учеников и вскоре стали проводить вместе время вне школы.

Пьюринтон бывал у Стива в гостях и в воспоминаниях описывает жилище Кингов как старый сельский дом, сильно отличавшийся от его собственного. «Сразу бросалось в глаза, что у них нет денег, что семья едва сводит концы с концами. Дом не был ни уютным, ни чистым».

Однако больше всего в память ему запала крохотная спальня Стива, буквально заставленная сотнями книг в мягких обложках: стопки в углах комнаты и даже у изножья кровати (при том, что ни одной книжной полки не наблюдалось) — в основном научная фантастика и ужасы.

Когда Лью спросил друга о книгах, Стив сказал, что прочитал все до единой. В этой россыпи то и дело встречались томики Г. Ф. Лавкрафта, автора начала двадцатого века, писавшего ужасы и получившего широкое признание как преемник Эдгара Аллана По.

Стив открыл для себя Лавкрафта в тринадцатилетнем возрасте — позже он назовет этот возраст идеальным для знакомства с его произведениями. «Проза Лавкрафта идеально подходит людям, живущим в состоянии гнетущей сексуальной неуверенности: по-моему, в образности его рассказов есть что-то юнгианское, — позже выскажется он. — Все они о гигантских обезличенных вагинах и тварях с зубами».

Спальня заменяла Стиву тайное убежище: здесь, в святая святых, в окружении книг Лавкрафта и других любимых писателей, вдалеке от школьных «напрягов» и необходимости «соответствовать», неспортивный, неуклюжий очкарик, не имевший успеха у девушек, мог расслабиться и быть самим собой. Да, популярности он не снискал, зато по крайней мере над ним не глумились, как над двумя девочками из его района, которые стали изгоями, заклейменные жестокими сверстниками.

Мать одной из них была заядлой участницей всевозможных конкурсов и лотерей и время от времени даже выигрывала призы — на беду, призы попадались какие-то странные: то грузовик с годовым запасом рыбных консервов, то огромный контейнер с карандашами. Самым дорогим и престижным из ее многочисленных призов стало раритетное авто, старый «максвелл» Джека Бенни; впрочем, счастливая обладательница награды так ни разу и не села за руль, бросив машину во дворе — медленно гнить и покрываться ржавчиной.

Очевидно, деньги-то у нее были — ведь покупала же она почтовые марки для рассылки заявок на участие во всех этих лотереях и викторинах, — только вот на детей мало что оставалось. Дети получали по комплекту одежды в год и с сентября по июнь ходили в одних и тех же вещах. Само собой, из них вышли легкие мишени для насмешек сверстников.

В десятом классе одна девушка попробовала разрушить стереотип, вернувшись после рождественских каникул в совершенно новой одежде. Вместо обычной черной юбки с белой блузкой она принарядилась в шерстяной свитер с модной юбкой. Она даже сделала перманент. «Но все принялись издеваться пуще прежнего, потому что никто не желал, чтобы она ломала привычный шаблон», — вспоминал Стив.

Сам он время от времени брался за случайную работу для соседей. В том числе пару раз подрабатывал могильщиком. Отец его друга Брайана Холла присматривал за кладбищем и иногда нанимал мальчиков копать могилы; он платил двадцать пять долларов за работу — целое состояние для подростка в начале шестидесятых.

В другой раз Стива наняла мать второй презираемой в классе девочки, которая ходила по школьным коридорам сутулясь, словно хотела уменьшиться в размерах и стать как можно менее заметной. Ее семья жила в Западном Дареме, в трейлере неподалеку от дома Стива. Стив зашел в трейлер выполнить поручение хозяйки и остолбенел при виде огромного, во всю стену, распятия, нависшего над гостиной. Фигура Иисуса выглядела на редкость реалистично, с обилием мелких деталей: кровь капала с ладоней и ступней, а на лице застыло выражение смертной муки.

Мать девочки сказала, что верует в Христа как в своего Спасителя, а затем спросила Стива, был ли он спасен. Он сказал, что не был, и постарался поскорее оттуда убраться — только его и видели.

Когда в «Кэрри» Стив стал прорисовывать портрет главной героини, его вдохновляли воспоминания об этих двух затравленных девочках. Позже он обнаружит, что к тому времени, как он начал писать роман, обе были мертвы: девушка с годовым комплектом одежды выстрелила себе в живот вскоре после рождения ребенка, а другая, которая, как выяснилось, вдобавок ко всему страдала эпилепсией, выехала из трейлера сразу же после окончания школы, чтобы вскоре умереть от припадка — в полном одиночестве, в своей квартире.

Как ни обидно, но начиная с десятилетнего возраста Стив не мог похвастаться спортивными успехами, несмотря на свою любовь к спорту.

В новой школе ученики проводили перемены и обеденный перерыв на игровой площадке. Мальчишки нередко посвящали это время отдыха бейсболу. Стив обожал играть в бейсбол, но каждый раз, когда дело доходило до разбивки на команды, его неизменно выбирали одним из последних.

Зато из-за роста он был востребован в американском футболе. «Приходилось играть в футбол, потому что, если ты большой крепкий парень и не играешь в футбол, тебя тут же запишут в гомики. Единственное, что у меня получалось, это левое блокирование». У Стива было несколько хороших друзей, с которыми он проводил время, но он все-таки чувствовал, что отличается от других ребят из школы.

К тому же Стиву неофициально был заказан прием в бойскауты — ведь у него отсутствовал отец, который помогал бы мальчикам.

Если Стива и беспокоило, что его отвергли — сперва на футбольном поле, а затем и среди бойскаутов, — он не показывал своих чувств. Однажды осенью 1960 года он сделал важное открытие среди старого хлама, годами пылившегося на чердаке над гаражом тети Этелин и дяди Орена. Сюда складывали принадлежавшие разным членам семьи вещи, которым не нашлось применения, а выбросить не поднималась рука — уроженцы Мэна славились своей бережливостью. В конце концов, ты не можешь знать, когда пригодится та или иная вещь.

Детям — Стиву и его брату Дэвиду в их числе — запрещалось лазить на чердак. Доски пола не были как следует закреплены, и кое-где зияли дыры.

Тем не менее однажды Стив решил исследовать чердак, где его ждало потрясающее открытие. Несколькими годами раньше, когда стало ясно, что Дональд дезертировал с концами, мать убрала на чердак все вещи, которые остались от отца Стива и напоминали ей о неудачном замужестве. Стив обнаружил, что давно покинувший семью отец питал склонность к тем же книгам в мягкой обложке — ужасам и мистике, — которыми зачитывался он сам.

Еще большим потрясением стала следующая находка: в одной из коробок Стив наткнулся на пачку уведомлений об отказах из издательств журналов с нацарапанными в спешке примечаниями — Дональда подбадривали и советовали писать еще.

Его отец тоже стремился проявить себя на литературном поприще!

Стив перерыл остальные коробки — весь чердак, сверху донизу, — но не нашел ни отцовских рукописей, ни одного опубликованного рассказа. Он бросился вниз по лестнице — матери придется кое-что ему объяснить! Стив был твердо намерен прижать мать к стенке и получить ответы, обвинив ее в том, что столько лет скрывала от него правду об отце. Рут его успокоила.

«Мама сказала, что отец написал немало действительно хороших рассказов. Он их рассылал в журналы, получая в ответ письма со словами: „Пожалуйста, шлите еще“. Но он относился ко всему как-то несерьезно, с ленцой, что ли, и особо не усердствовал», — рассказал Стив.

А затем Рут буквально нокаутировала сына «одной левой», а точнее, одним высказыванием, которое тот запомнит на всю жизнь. «Стив, — еле заметно улыбаясь, сказала она, — твоему отцу не хватало упорства. Поэтому-то он от нас и сбежал».

Стив понял, как отцовская лень отразилась на его матери и на их семье, и поклялся, что никогда не будет таким.

Однако его заинтересовало это общее с отцом увлечение. Может, писательство — и в конечном итоге публикация, мечта Стива — поможет выйти на связь с папой, которого он никогда толком и не знал?

Стив поблагодарил мать за то, что она наконец рассказала ему правду, попросил прощения и ретировался с места боя. Он рванул прямиком на чердак их старой облупившейся развалюхи, гордо именуемой «сельским домом», уселся за стол в отгороженной каморке под самой крышей и заправил чистый лист бумаги в пишущую машинку.

Весной 1962 года Стив окончил восьмой класс с лучшими оценками. Позже он будет иронизировать по этому поводу: мол, невелика заслуга, ведь «класс состоял из трех человек, да и то из двух других один был умственно отсталый».

Осенью Кинг начал подготовку к колледжу, поступив в девятый класс школы Лисбон-Хай, что в городке Лисбон-Фоллз, в восьми милях от Западного Дарема.

В Лисбон-Хай в классах с девятого по двенадцатый училось примерно пятьсот учеников, многие из которых, подобно Стиву, приезжали из окрестных городков и деревень, где в школе не было старших классов. Двое из прежних школьных товарищей Стива попали с ним в один класс: Лью Пьюринтон и Пит Хиггинс, сын директора Лисбон-Хай. Здесь можно было выбирать из трех вариантов специализации: группа А, учебный курс для учеников, планировавших поступить в колледж; курс Б — для «бизнес-ориентированных» студентов; а также курс В — коммерческий, куда попадали все остальные ученики, чем-то напоминающий сегодняшние общеобразовательные программы профессионально-технических учебных заведений. Время от времени кто-то из учащихся переходил с одного курса на другой (частенько это происходило по нисходящей — из А в Б или из Б в В — когда ученик начинал отставать). Стив, Пит и Лью готовились к поступлению в колледж, поэтому вместе посещали одни и те же занятия, включая алгебру, английский и французский.

Другое, неофициальное, деление было придумано самими учениками по принципу «кто с кем тусит»: спортсмены, бунтари, ботаны и все остальные.

Хотя Стив постоянно ходил, уткнувшись носом в книгу, и даже не пытался скрыть свой интеллект, его не записали в ботаны из-за общительности — в школе он прославился своим умением оживить любую компанию. Он получал пятерки по английскому и без труда с отличием сдавал профильные предметы, но не мог похвастаться подобными успехами в точных дисциплинах: трояк по химии и четверка с минусом по физике. «Я никогда не был „ботаником“, зато пересмотрел кучу разных фильмов пятидесятых годов вроде „Нечто“ и „Они!“, — признается Кинг. — Я в курсе, что радиация порождает чудовищ, а самое главное, мне также известно, что, если слишком долго заигрывать с неизученным, рано или поздно жди беды».

Очевидно, он не входил в число местных Джеймсов Динов^[3] по той же причине, по которой не попал в категорию спортсменов. «Я был не слишком популярен, — объясняет он. — Таких, как я, не выбирают в студенческий совет — хотя и прятаться по углам с затюканным видом мне не довелось».

По словам Пита Хиггинса, Стив попал в разномастную категорию «все остальные», но при этом свободно себя чувствовал в любой компании, без проблем вливаясь в другие группы — в первую очередь из-за своей изобретательности и нетривиального чувства юмора.

«Из-за высокого роста он несколько выделялся на общем фоне, — рассказывает Хиггинс. — Еще он носил черные очки, и, судя по внешнему виду, можно было сказать, что с деньгами у них в семье туго. Зато, какую бы тему ни обсуждали в классе, у него всегда была в запасе пара замечаний, которые вызывали смех у учеников или преподавателя».

Еще Стив научился обезоруживать учеников, пытавшихся его поддеть и сделать мишенью для своих насмешек. «В старших классах он стал намного уверенней в себе, — вспоминает Лью Пьюринтон. — Как только ребята просекли, что он не дурак и на многое способен, они начали более охотно с ним дружить. Он ведь и в самом деле был отличным компанейским парнем».

Несмотря на его попытки найти общий язык с одноклассниками, некоторые учителя и ученики по-прежнему не понимали Кинга. Пруденс Грант, преподававшая в Лисбон-Хай во времена, когда Стив там учился, вспоминает, что по дороге домой парня нередко подкарауливали старшеклассники. «Над ним часто и зло шутили. Они прятались в ложбине, и когда Стивен спускался с холма, выпрыгивали и пугали его». Позже, прочтя «Кэрри», учительница сразу же узнала в некоторых персонажах романа своих коллег по Лисбон-Хай.

«Я знаю, что школа в „Кэрри“ во многом списана с Лисбон-Хай — вплоть до отдельных преподавателей, — говорит Грант. — Был у нас один неуклюжий завуч, в книге он изображен как персонаж, который защемляет палец дверцей шкафчика. На страницы романа попали и другие учителя, хотя я лично себя среди персонажей не нашла, и меня это вполне устраивает».

Питеру Хиггинсу особенно запомнился один мальчишка из категории подражателей Джеймсу Дину — хулиган, который попил у Стива немало крови. «Он цеплялся к Кингу и обзывал Микки-Маусом — ему почему-то казалось, что Стив похож на Микки». Хиггинс добавил, что тот мальчик доставал Стива шепотом, чтобы не слышал учитель, а остальные ученики все прекрасно видели и понимали. «Но никто не заступился — каждый опасался, что хулиган выберет его в качестве следующей мишени».

«Я ненавидел школу, — говорит Стив. — То мне казалось, что я не так одет, то считал, что у меня слишком много прыщей на лице. Я не доверяю людям, которые с нежностью вспоминают старшие классы; это верный признак того, что в школе они входили в „элиту“, издевались не над ними, а они».

Стив отучился первый год в Лисбон-Хай и провел лето на чердаке старого скрипучего сельского дома за щербатой пишущей машинкой без буквы «М». Он прилежно продолжал рассылать рассказы в журналы, а в ответ один за другим на него сыпались отказы. Он собрал так много бумажек с отказами, что прибил гвоздь в стену над письменным столом и накалывал их туда. Большая часть ответов приходила без личных комментариев, но время от времени попадались нацарапанные от руки записки со словами: «Жуткая история, автор явно не бездарен». «По крайней мере я знал, что мои рассказы читают не только роботы», — вспоминает Кинг.

12 сентября 1963 года Стив, который начал учиться в десятом классе, вернулся из школы домой и, как обычно, зашел проведать бабушку. В ее комнате стояла жутковатая тишина. Он ее окликнул, однако ответа не дождался.

Он на миг растерялся, а затем вспомнил, как в кино герой подносит зеркальце ко рту человека, чтобы проверить, запотеет ли оно. Стив на цыпочках прошел к шкафу, схватил пудреницу и поднесбабушке к губам. Зеркальце осталось чистым. Ничего. Он сел в кресло в другом конце комнаты и уставился на тело покойной. Он и раньше видел трупы, но лишь мельком или издалека, на поминках в домах друзей.

Значит, вот как на самом деле выглядит мертвое тело…

Он так и остался сидеть напротив покойницы, потеряв счет времени, пока его не обнаружила вернувшаяся с работы мать.

Несмотря на неудачную попытку продать свой первый рассказ по фильму «Колодец и маятник» в седьмом классе, Стив снова стал предлагать свои творения товарищам по учебе, только на этот раз ему хватило ума делать это бесплатно. В то время по телевизору шел популярный шпионский сериал «Человек из U.N.C.L.E.». Во время подготовительных занятий Стив сочинял собственные сюжеты, используя персонажей Наполеона Соло и Ильи Куракина — главных героев сериала. Лью Пьюринтону довелось несколько раз присутствовать при этом.

«Закончив страницу, он передавал ее мне, и я читал, — вспоминает Пьюринтон. — К тому времени как я добирался до последней строки, у него уже была наготове следующая страница. Он ввел в сюжет других ребят из класса и перенес действие в Лисбон-Фоллз и Дарем. Я едва успевал дочитать страницу, как он вручал мне следующую. Он любил писать, он писал все время».

Наконец в 1965 году наступил долгожданный день: пришло письмо из журнала «Комикс ревью», где сообщалось, что редакция хочет опубликовать его рассказ «Подростком я грабил могилы». Это был рассказ о безумном ученом, которому удалось вывести личинок размером с человека, и он нанял подростка выкапывать свежие трупы им в пищу. Стив добавил реализма, привнеся в повествование свой опыт копания могил. В итоге зло наказано: личинки нападают на ученого и съедают его, а подросток успевает сбежать.

В качестве вознаграждения журнал предложил лишь пару экземпляров выпуска, к тому же редактор изменил название на «В полумраке ужаса». Стив не возражал, он был на седьмом небе от одной мысли о том, что кто-то захотел опубликовать его работу!

Теперь он мог похвастаться первой публикацией, что, впрочем, никак не возвысило его в глазах женской половины учеников Лисбон-Хай. Непонятно, что послужило причиной: простоватая внешность, бедность, мозолившая глаза, отсутствие машины или сочетание нескольких из вышеперечисленных факторов, — но в большинстве случаев девушки отшивали Стива. И, конечно, то, что он жил далеко от города, в деревенском захолустье, в шестидесятые годы не увеличивало его шансы. Какой девушке понравится добираться на попутках?

«Можно было просто поймать машину… куда там — мы же не ищем легких путей», — объясняет Кинг. Сперва он шел к одному из друзей, у которых имелась машина, с предложением съездить в кино — Стив обещал оплатить половину стоимости бензина, если его приятель согласится их подвезти или приведет собственную подружку. «Если он соглашался, я приглашал какую-нибудь симпатичную девчонку, а та отвечала, что у нее дела». Бывало, что друг приходил с подругой, а Стив — один. «После того как получил права, помнится, пару раз бывал в открытом кинотеатре: я за рулем в гордом одиночестве, а эти двое на заднем сиденье вовсю милуются», — жаловался он позднее.

Впрочем, у него почти не было времени себя жалеть. Помимо занятий, чтения книг (по воспоминаниям Пьюринтона, Стив читал даже на переменах, на ходу, переходя с урока на урок) и проб пера, в десятом классе он стал главным редактором «Барабана» — школьной стенгазеты Лисбон-Хай. Как и сегодня, в те дни Стива больше привлекали истории сочиненные, а не основанные на реальных фактах и требующие журналистского расследования (и потому на сто процентов правдивые), а когда к делу не лежит душа, то и полной отдачи ждать не приходится. Нет, разумеется, новый главный редактор написал несколько рассказов для «Барабана», в их числе «Мечта номер сорок три» и «Код: „Мышеловка“», только вот газета, выходившая при его предшественниках еженедельно — ну или хотя бы раз в две недели, — почему-то стала выходить раз в год… Кинг лишь разводил руками.

Как-то вечером Стив засиделся в редакции. Время тянулось, а из головы не шли мысли о том, сколько всяких разных комиксов, ужастиков и детективных романов он мог бы прочитать или написать, вместо того чтобы корпеть над чужими табелями успеваемости да позевывать над подростковыми виршами… И тут его осенило: почему бы не выпустить газету, которую ребята захотят прочесть? Не говоря уже о том, что работать он собирался в свое удовольствие, написав несколько рассказов для газеты. Так появилась на свет четырехполосная сатирическая стенгазета «Рвотное средство», где Стив опубликовал умело замаскированные рассказы о похождениях своих нелюбимых учителей и учеников — иными словами, злободневная пародия на «Барабан».

Стив отпечатал выпуск и распространил газету среди учащихся. Успех был оглушительный. В одном из рассказов Стив подшутил над трудовичкой, чопорной и нервной пожилой дамой, изобразив, как ее похищает Человек-волк, популярный персонаж фильмов ужасов тех времен.

Рассказы не были подписаны, но слухи распространяются быстро, и руководству не составило труда вычислить виновного. В качестве наказания Стива отстранили от занятий на три дня и заставили извиниться перед всеми учителями, над которыми он подтрунивал в газете. Благодаря этому происшествию он заслужил дурную славу среди учителей и уважение одноклассников — даже тех из них, кто раньше его дразнил и задирал. Стив выучил урок: оказывается, перо писателя можно использовать как щит, отвлекая от себя внимание людей, которым ты по какой-то причине не нравишься.

Через несколько дней после того, как Стива допустили к занятиям, прошло собрание преподавательского состава: чтобы направить талант начинающего писателя в нужное русло, было решено пристроить его внештатным спортивным репортером в «Лисбон уикли энтерпрайз» — писать о школьных спортивных мероприятиях (в основном о футбольных и баскетбольных матчах). Работа нравилась бы Стиву, если бы не одно «но»: вместо того чтобы, как положено репортеру, смотреть игры с трибуны, делать заметки и брать интервью у болельщиков, он предпочел бы играть сам.

«Он обожал спорт, однако не имел необходимых физических данных, — рассказывает Пьюринтон. — Наверное, это стало для него серьезным разочарованием, ведь он так хотел добиться успехов в спорте». Стив попробовал играть в американский футбол, но через год бросил — вероятно, помимо недостатка атлетизма серьезным препятствием послужил тот факт, что он жил далеко от школы и ни машины, ни прав у него не было.

В отсутствие автобусного сообщения Стив обычно пользовался «Службой такси Янко», местной таксомоторной компанией, фирменные маршрутки которой доставляли учеников в школу и обратно по установленному восьмимильному маршруту. Только когда живешь в глуши, дорога из школы до дома — отдельная история. Если Стив не успевал на дневную маршрутку, приходилось искать кого-нибудь, кто соглашался его подбросить, или ловить попутку. Если же никто не соглашался помочь, оставалось лишь идти домой пешком, часто в темноте и в промозглый холод.

Больше всего в службе такси — фирмой заправлял словак по имени Янко — Стиву нравилось то, что часть таксопарка состоит из старых «понтиаков» и катафалков «кадиллаков» сороковых и пятидесятых годов. По соседству со Стивом жила та самая девушка, чья мать вывесила в гостиной распятие в натуральную величину. Когда подъезжало такси, Стив и другие ученики выстраивались в очередь; те, кому повезло успеть в начало, садились первыми. «Все спешили занять лучшие места, — вспоминает сосед и одноклассник Кинга Брайан Холл, — потому что никто не хотел держать ее на коленках до самого Лисбона»…

Музыкальные вкусы Стива продолжили формироваться в старших классах. Несмотря на успех Элвиса, большая часть музыки, которую крутили по радио в 1963 году — легкие мелодии в ненавязчивой инструментальной обработке да поп-хиты в стиле ду-уоп,^[4] — звучала еще в пятидесятых. В тот год премию «Грэмми» получили Генри Манчини и Барбра Стрейзанд, но, кроме них, награды удостоилось и малоизвестное акустическое трио под названием «Питер, Пол и Мэри» — они выиграли в номинации «Лучшее исполнение вокальной группы» с песней «Колыхаясь на ветру». В стране росла популярность музыки в жанре фолк, которая добралась даже до такой глубинки, как Дарем.

Новое веяние не осталось не замеченным Стивом и его приятелями. Вместе со своим другом Крисом Челси Кинг начал знакомиться с фолк-музыкой и особенно увлекся такими исполнителями, как Дэйв Ван Ронк, Боб Дилан и Том Пакстон. «Мы сходили с ума по Филу Оксу, потому что в своих песнях он сумел передать ощущения, которые мы испытывали почти постоянно: раздражение и растерянность, — позже признался Стив. — В его музыке было чувство, грубая искренность, которая брала задушу. Когда год или два спустя я начал курить „Пэлл-Мэлл“, то лишь потому, что был уверен, что мой герой, Дэйв Ван Ронк, их курит. Разве мог толкователь „Клопиного блюза“ курить другие сигареты?»

У Челси была гитара «Гибсон», он самостоятельно выучился играть, а Стив, благодаря случайным заработкам и одолжив недостающие несколько долларов, ухитрился выкупить свою гитару (которую сам и заложил) из ломбарда Льюистона. Он, Крис и еще несколько ребят собрали некое подобие группы и даже выступили несколько раз на школьных мероприятиях, но, видимо, не очень удачно — сыграть на танцевальных вечерах старших классов их так и не пригласили.

Стиву было далеко до Фреда Астера, он все чаще стоял у стеночки, наблюдая за танцующими; впрочем, обычно главной целью было «склеить» девушку, а отнюдь не оттянуться на танцполе. Юноши выстраивались с одной стороны спортзала, девушки — с другой (хотя несколько девушек всегда танцевали), и начиналось: и те и другие потихоньку обходили танцпол, заигрывая и шутя со своими избранниками и избранницами.

По словам Пита Хиггинса, Стив не пользовался особым успехом у женского пола и отдавал предпочтение неофициальным вечеринкам. Несколько его одноклассников устраивали ночные тусовки в заброшенных домах в паре миль от места, где жил Стив. Ходили слухи, что в одном из домов, который когда-то занимала семья по фамилии Марстон, поселилось привидение, и когда ученикам наскучивала музыка и надоедала чрезмерная родительская опека на танцах в школе, они всей толпой набивались в три-четыре машины и ехали в дом Марстонов: пугать девчонок, выпивать и обжиматься. В штате Мэн в те времена пить спиртное разрешалось с восемнадцати, так что купить виски и пиво особого труда не составляло — особенно когда с вами верзила старшеклассник под шесть футов три дюйма^[5] ростом. Обычно кто-нибудь предлагал съездить в винный магазин в Льюистоне, в тринадцати милях от дома, а если продавец отказывал Стиву, то они крутились на крыльце у входа, пока случайный прохожий не соглашался купить им выпивку. Порой кто-нибудь из ребят привозил горячительное с собой, из родительских запасов.

Вскоре Стиву довелось увидеть второе мертвое тело за год: 3 февраля 1965 года умер его дед Гай Пиллсбери. Смерть отца освобождала Рут от изматывающего физического труда и унизительного безденежья, с которым они мирились почти семь лет. Или так ей казалось. Они остались жить в том же доме, и она принялась за поиски работы. Но, как и прежде, ей предлагали лишь однообразную отупляющую черную работу, за которую платили гроши. Увы: хотя Рут больше не была привязана к дому и родителям, да и зарплату теперь получала наличными, а не консервами или одеждой с чужого плеча, они по-прежнему едва сводили концы с концами.

Хотя прошло уже больше десяти лет с тех пор, как Дональд ушел, бросив ее и детей, Рут не оставляла попыток выследить беглеца — хотя бы для того, чтобы получить алименты или официальный развод… Но она так его и не нашла.

Теперь, когда ей приходилось тяжело трудиться, да еще вдали от дома, Рут стала нетерпимой к любым проявлениям претенциозности и щегольства — особенно когда речь шла о ее сыновьях. Как-то раз, проходя мимо комнаты Стива, она увидела, как тот крутится перед зеркалом, подворачивает рукава и расправляет воротник рубашки, и что-то в этом ее задело. Она ворвалась к сыну, приперла его к стене и заявила: «Под одеждой все мы нагие. Хорошенько это запомни!»

Стив всего-навсего пытался подобрать одежду для предстоящей поездки с классом, чтобы не слишком выделяться на фоне жителей большого города, однако слова матери крепко засели у него в голове. Впрочем, как вскоре стало ясно, беспокоился он зря. Потому что в большом городе выделялся весь их класс.

В апреле 1966 года два автобуса, полных учеников старших классов из Лисбон-Хай под присмотром нескольких сопровождающих взрослых, выехали в южном направлении — в недельную экскурсионную поездку по Нью-Йорку, Вашингтону и Йорку, штат Пенсильвания. Первая двухдневная остановка была в Нью-Йорке, далее в маршруте значился Йорк. Затем день в Пенсильвании, день в Вашингтоне, возвращение в Нью-Йорк, два дня там — и обратно в Мэн. Они ночевали в гостиницах, посещали все туристические достопримечательности, такие как Эмпайр-стейт-билдинг на Манхэттене, памятник Джорджу Вашингтону и Смитсоновский музей в столице и Геттисберг в Пенсильвании.

Что первым делом предпримут старшеклассники, оказавшись — многие впервые в жизни — далеко от дома в большом городе и к тому же почти без присмотра (от сопровождающих всегда можно улизнуть)? Правильно, напьются. Стив и его друзья не стали исключением. В Нью-Йорке, как и в Мэне, употреблять спиртное разрешалось с восемнадцати; Стиву и некоторым другим ребятам возраст это позволял, и они без проблем покупали пиво и что покрепче. Зато в Йорке, где существовало возрастное ограничение в двадцать один год, начались неприятности.

«Стив был крупным и выглядел старше остальных, так что его выбрали единогласно, — рассказывает Лью Пьюринтон. — Мы отправили его в винный магазин за пивом и наливкой. Помню, с каким гордым видом он вышел оттуда».

На обратном пути в Нью-Йорке старшеклассников прямо-таки распирало от чувства гордости за свои дорожные подвиги, однако вскоре удача им изменила. Они зашли в бар на Таймс-сквер; бармен, завидев шумную компанию нахальных приезжих подростков, в предчувствии неприятностей отказался их обслужить. Тогда они направились в пиццерию, где Пит Хиггинс заметил сорт баварского темного пива под названием «Тигриный клуб». Ребята выбрали столик и заказали пиццу и всем по кружке «Тигриного».

«В жизни не пробовал ничего более горького и противного», — признавался позже Хиггинс. Как и Стив, он сумел одолеть лишь несколько глотков и сдался. Затем компания завалилась в стейк-хаус; когда официант спросил, что они будут пить, никому и в голову не пришло заказать спиртное.

— Шоколадное молоко, — сказал Стив.

Официант, афроамериканского происхождения, фыркнул:

— Парень, здесь не принято говорить «шоколадное молоко», мы это называем черным или белым молоком.

Тогда Стив поправился:

— Принесите черное молоко.

Официант спросил следующего подростка, что он будет пить, и тот ответил:

— Черную газировку.

Пьюринтону такой ответ показался логичным. «Парень решил: раз шоколадное молоко здесь принято называть черным молоком, то кока-кола по идее должна называться черной газировкой», — объясняет он.

Внезапно ни с того ни с сего официант разозлился:

— Шутить надо мной вздумали? Если что, мои ребята ждут вас снаружи.

Мальчики запаниковали и выскочили из ресторана, не дожидаясь, когда принесут напитки. Пьюринтон не знал, толи официант говорил серьезно, то ли просто подшутил над простаками из провинции, но деревенщина из Мэна получила первый жизненный урок поведения в большом городе.

Через несколько дней ученики вернулись домой. До начала занятий оставалась еще неделя апрельских каникул.

В старших классах Стив неплохо успевал, и ему предложили компенсирующую стипендию в университете Дрю, методистском колледже в городе Медисон, штат Нью-Джерси. Однако даже половина стоимости была не по карману его матери, поэтому в 1966 году он подал документы в Университет штата Мэн в городке Ороно.

Несмотря на то что Университет штата Мэн готов был принять способного абитуриента на бесплатной основе, Стив не мог себе позволить бездельничать целую неделю. Он по-прежнему нуждался в деньгах на учебники (а ведь были и прочие расходы!) и летом устроился на ткацкую фабрику «Уорамбо» в Лисбон-Фоллз. В основном Стив трудился в отделе упаковки; этажом выше другие рабочие забрасывали ткань в огромные контейнеры, а затем Стив раскладывал ее в мешки. Вскоре возобновились занятия, и до самого выпускного ему приходилось крутиться как белке в колесе: днем он посещал уроки, а вечером трудился полную смену на фабрике.

Ко всему прочему он каким-то образом выкроил время на то, чтобы написать одноактную пьесу для майского выпускного вечера. Выпускники исполняли сценки, играли на музыкальных инструментах и вручали отдельным ученикам импровизированные награды, такие как «Клоун класса».

К счастью для Стива, у преподавателей, разрешивших ему написать одноактную пьесу для выпускного, оказалась короткая память: пьеса выглядела как приглаженная версия «Рвотного средства» — автор снова всячески подтрунивал над учителями и одноклассниками, почти неприкрыто их пародируя.

Пьеса называлась «Толстяк и Нашивка», пародия на популярный телесериал «Бэтмен», впервые вышедший на экраны в январе 1966 года. «Стив играл Толстяка, а действие происходило в Лисбон-Хай, — вспоминает Питер Хиггинс. — Толстяк и Нашивка пытались изловить зачинщика беспорядков в школе, старшеклассника по имени Лью Корруптингтона, который носил черный кожаный пиджак и не расставался с пивной бутылкой». Хиггинс сыграл собственного отца, директора школы. В пьесе его звали Директор Парикинс, и на сцене он появлялся в огромном страшном парике.

Несмотря на то что многие студенты читали выпуски «Рвотного средства» и хохотали до слез, некоторые зрители, особенно из числа преподавателей, не оценили талант юного драматурга.

Стив заслужил новообретенное уважение среди учеников, большинство же учителей вздохнули с облегчением, радуясь, что наконец-то выпроводят за порог этого безусловно способного, но одновременно доставляющего столько хлопот юношу. Получая аттестат, Стив тоже чувствовал облегчение: теперь он мог целиком сосредоточиться на чтении и на собственном творчестве, он стал студентом колледжа — шаг, который, как надеялся Кинг, приблизит его к осуществлению давней мечты: зарабатывать на жизнь писательским мастерством.

Во время своей работы в «Уорамбо» Стив был поражен несчетными полчищами крыс, которые буквально хозяйничали на фабрике, беспрепятственно разгуливая, где им вздумается. «Пока наверху заполнялся очередной контейнер, я скрашивал ожидание, швыряя банки в крыс, — рассказывает он. — Здоровенные были твари, скажу я вам, причем некоторые даже садились на задние лапки и попрошайничали на собачий манер». Как-то раз инструктор попросил его помочь убраться в подвале в выходные накануне Четвертого июля. Стив отказался, зато те, кто участвовал в предпраздничной уборке, в течение следующей недели взахлеб рассказывали страшилки об агрессивных грызунах, воде, затопившей подвал, и инструкторе-садисте — начинающий писатель тут же взял их рассказы на заметку.

В конце августа 1966 года Стив направился на север, в Ороно, чтобы приступить к учебе в Университете штата Мэн. В качестве основного предмета специализации он выбрал английскую литературу плюс дополнительно записался на курсы при педагогическом колледже, чтобы иметь возможность преподавать — на случай если его мечте об успешной писательской карьере не суждено быстро сбыться.

Его брат Дэвид поступил в университет несколькими годами ранее. На протяжении всего времени, пока оба были студентами, Рут каждую неделю высылала сыновьям по пять долларов на карманные расходы. «И только через несколько лет после ее смерти я узнал, что мама частенько обходилась без обеда — лишь бы выслать нам деньги, к которым мы так легкомысленно относились, — вспоминает Стив. — Меня это сильно расстроило».

В свой первый же день в качестве студента Стив встретился кое с кем из приятелей по подготовительному курсу в Лисбон-Хай (Лью Пьюринтон и Пит Хиггинс поступили в тот же университет).

По словам Хиггинса, Стива едва не исключили еще до начала занятий. В кампусе для студенческих братств существовал обычай устраивать что-то вроде вечера знакомства с новичками, когда члены братств собираются в гостиной или холле посмотреть на первокурсников. «Они присматривались к новеньким, подбирая кандидатов на вступление в братство», — рассказывал Хиггинс.

Вот на одной из таких вечеринок и оказались Пит, Стив и еще несколько студентов из Лисбон-Хай. Там они познакомились со студентом, который хотел запустить фейерверки, оставшиеся у него еще с Четвертого июля, а заодно пригласил и их — просто посмотреть.

Ребята из Лисбон-Хай стояли и смотрели, как новый знакомый зажигает первые фитили. «Когда они взорвались, мы дали деру со всех ног, — вспоминает Хиггинс. — Это оказались не какие-нибудь там бенгальские огни и шутихи, а настоящие, на порохе, заряды для праздничного салюта. Грохот стоял такой, что разбилось несколько окон в спальнях. Вызвали администрацию. Было объявлено, что виновных исключат еще до начала нового, 1966-го, учебного года. Мы стояли совсем близко от парня, запустившего фейерверк, и нас бы точно наказали, так что, если бы Стив попался, это могло стоить ему карьеры».

3 Стрелок

Рик Хотала, еще один первогодок, выбравший английскую литературу в качестве основного предмета, впервые увидел своего нового сокурсника Стивена Кинга в столовой: тот стоял в очереди, уткнувшись носом в книжку. «Это было дешевое чтиво в мягкой обложке, я и сам любил такие, — рассказывает Хотала. — На ужине он снова стоял в очереди, но уже с другой книгой. Складывалось ощущение, что парень прочитывает по три книги в день — на каждом из трех обеденных перерывов он появлялся с новой».

Хотя оба учились на кафедре английской литературы, предметы они изучали абсолютно разные. «Стива больше привлекала современная поэзия и литература двадцатого века, я же сосредоточился на средневековой литературе и литературе Возрождения, — говорит Хотала. — Его работы выделялись на фоне опусов большинства студентов. Никакого пафоса или претензии на художественность — он писал самые что ни на есть настоящие рассказы, а не какие-нибудь бессмысленные реминисценции».

«Стив всегда имел твердые убеждения, — рассказывает его сокурсник Майкл Элперт. — Он не верил официально признанному канону, гарвардской учебной программе — нисколько не верил. По его мнению, существовало множество куда более популярных писателей, которым было что сказать. И речь шла не только о предмете: Стив говорил о языке в целом. Уже тогда проявилась его необыкновенная восприимчивость».

Литературу первокурснику Кингу преподавал Джим Бишоп. «Стив всюду появлялся с книгой в мягкой обложке и упоминал в разговоре имена современных авторов, о которых другие студенты и профессора и слыхом не слыхивали, — рассказывал Бишоп. — Он уже тогда представлял себя знаменитым писателем и считал, что сможет этим зарабатывать. Стив добросовестно относился к писательскому мастерству, он писал постоянно, без перерывов. Создавал собственный мир».

Впервые оказавшись вдалеке от дома, в круговерти шумной студенческой жизни, привыкая к множеству новых предметов и обществу однокурсников, которые не имели ничего общего с ребятами из его родного городка — в колледже студенты с деньгами время от времени помыкали другими, — Стив умудрился за первые два семестра написать первый роман под названием «Долгая прогулка». За лето между первым и вторым годами обучения он довел роман до ума, а затем, осенью 1967 года, узнал о конкурсе на лучший первый роман, проводимом известным издателем Беннетом Серфом из «Рэндом хаус». Стив послал копию рукописи на конкурс, рукопись вернули с привычным бланком отказа и даже без редакторских пометок, которыми обычно сопровождались отказы из журналов. Стив пришел в полнейшее уныние и спрятал рукопись в ящик стола.

Впрочем, все было не так уж и плохо. Стив наконец-то осуществил свою первую профессиональную сделку: журнал «Жуткие мистические истории» купил его рассказ «Стеклянный пол». Ему заплатили аж целых тридцать пять долларов. Согласно подсчетам Стива, прежде чем продать свой первый рассказ, он получил около шестидесяти отказов.

Он понял, что стоит на правильном пути. Кто-то, помимо его матери и одноклассников, считал, что его произведения стоят того, чтобы платить за них реальные деньги.

Когда Стив впервые появился в кампусе, на бампере его машины красовался стикер Барри Голдуотера, демонстрирующий крепкие республиканские корни его семьи. Между вторым и третьим годами обучения он обнаружил, что политическим убеждениям юности брошен серьезный вызов — и не только войной во Вьетнаме, но и прокатившимся по стране движением борцов за мир. Стив оставил лагерь закоренелых республиканцев и перешел к радикальной форме либерализма — движения, которое охватило студенческие кампусы по всей стране и добралось даже до отдаленного уголка штата Мэн.

В августе 1968 года Стив решил поехать на Национальный съезд демократов в Чикаго, поддержать своего кандидата Юджина Маккарти, сенатора из Миннесоты, который соперничал с президентом Линдоном Джонсоном и обещал в случае победы на выборах вывести американские войска из Вьетнама. В то время в стране царил хаос. В апреле был убит Мартин Лютер Кинг, в июне — Роберт Кеннеди, и на съезде ожидались жаркие споры. Захватив с собой сотню баксов на расходы, Стив направился в Чикаго, останавливаясь по пути в корпусах Ассоциации молодых христиан.

На съезде быстро распространились слухи о стычках между протестующими и полицией. Стив участвовал в многотысячной демонстрации у здания, где проходил съезд; страсти неожиданно накалились, он получил в лицо струю слезоточивого газа и на время ослеп, но каким-то образом добрался до здания Ассоциации молодых христиан.

Из-за участия в съезде Стив оказался вовлечен в самый центр политических беспорядков и растущего напряжения. Когда осенью 1968 года он вернулся в Ороно, чтобы приступить к третьему курсу учебы, казалось, что все правила изменились буквально за ночь. Студенты требовали перемен, кампус бунтовал. А когда речь зашла о нудном учебном плане родного факультета, Стив стал одним из основных зачинщиков.

Университет штата Мэн пользовался репутацией консервативного учебного заведения с инженерным уклоном. Литературу здесь преподавали в соответствии с проверенными классическими канонами, сдобренными занятиями по письменной практике.

Воодушевившись оригинальными требованиями некоторых студентов — и Стива в их числе, — часть профессорского состава согласилась с тем, что настало время для перемен. Двое из преподавателей Стива, Барт Хэтлин и Джим Бишоп, организовали мастер-класс современной поэзии, рассчитанный скорее на аспирантов, чем на студентов старших курсов. Мастер-классы проходили после основных занятий, количество участников было ограничено двенадцатью студентами, которых отбирал сам преподаватель. Они писали, читали и обсуждали поэзию и литературу, и именно здесь Кинг впервые познакомился с творчеством Стейнбека и Фолкнера.

«Барт был для меня больше, чем просто учитель, он был моим наставником, практически заменившим отца, — рассказывает Стив. — Благодаря ему мы все чувствовали себя уютно в компании писателей и ученых; он давал нам понять, что место за столом найдется каждому».

Джордж Маклауд тоже посещал мастер-класс. «Это были дискуссионные занятия, проводимые в гостиной, — нечто совершенно новое для того времени», — вспоминает он. И конечно, помимо прочего, мастер-класс современной поэзии выделялся благодаря Стиву — его необычной внешности и вкладу в учебный процесс.

«Настоящий гигант», — отзывается о Стиве Маклауд. По его словам, высокий от природы Стив всегда слегка сутулился, пытаясь скрыть свой рост. И еще сложно было не заметить его длинные черные сальные волосы до плеч, толстые очки и неряшливую манеру одеваться. «Он садился с краю, прокашливался и вставлял замечание о стихотворении или о сказанном другими студентами, — добавляет Маклауд. — У него всегда имелось свое мнение, и оно редко совпадало с мнением остальных. Ему нравилось спорить только потому, что это выделяло его в общей массе».

Стив и с преподавателями любил поспорить. Как-то раз руководство факультета пригласило нескольких студентов, чтобы выслушать их предложения по будущему расписанию, и Стив, само собой, поспешил вставить «свои два цента». Он встал и раскритиковал факультет за полное отсутствие в учебной программе популярной культуры, пожаловавшись, что ни на одном занятии не может прочитать роман Ширли Джексон и получить оценку.

Его часто видели гуляющим по кампусу с книгой Джона Макдональда или сборником рассказов Роберта Блоха в руках. «Какой-нибудь урод обязательно подходил с вопросом, зачем я „это“ читаю, и слышал в ответ: „это“ написал великий писатель, — вспоминает Стив. — Но когда люди видят на обложке иллюстрацию с изображением девицы, у которой из блузки вываливаются буфера, то сразу вешают ярлык: „макулатура“. В таких случаях я обычно спрашивал: „А вы читали хоть одну его книгу?“ — и получал неизменный ответ: „Нет, мне достаточно взглянуть на обложку, и все сразу ясно“. Таков был мой первый опыт общения с критиками — в моем случае роли критиков играли университетские преподаватели».

Ему всегда нравилась такого рода литература, он на ней вырос и знал, что именно такие рассказы хочет писать сам. Осталось лишь убедить некоторых из профессоров, которые отчего-то никак не желали разделять точку зрения талантливого студента.

Даже в колледже Стив, не стесняясь, всем сообщал, что его мечта — писать популярную прозу. «А ведь ему приходилось проводить кучу времени, читая английскую литературу семнадцатого века, — пустая трата времени, на его взгляд, — говорит Маклауд. — Он не выносил никаких проявлений снобизма, а на решение Стива переметнуться в левый лагерь, как мне кажется, повлиял тот факт, что сам он вырос в консервативной республиканской семье».

Стив еще больше шокировал преподавателей, вызвавшись вести курс популярной прозы, чем вверг почтенных профессоров в состояние, близкое к нервному расстройству. Многие возражали не столько против включения этого предмета в учебный план колледжа, сколько против инициативы студента — считалось, что человек без диплома не в состоянии преподавать. В итоге, обсудив предложение Стива, факультет разрешил ему вести курс «Популярная литература и культура» вместе с Грэмом Адамсом, профессором, преподававшим английскую литературу.

Вскоре после вышеописанных событий у Маклауда со Стивом завязались дружеские отношения. Оба подыскивали новое жилье и вместе с еще парой студентов сняли квартиру на Северной Мейн-стрит в Ороно по сорок долларов с носа в месяц. Первый этаж занимали гостиная и кухня, наверху находилось четыре спальни — а если протянуть покрывало поперек одной из комнат, то даже целых пять.

«Жуткая была квартирка, — вспоминает Маклауд. — Зимой полы покрывала ледяная корка. И никому в здравом уме не пришло бы в голову воспользоваться душем — из страха подцепить какую-нибудь заразу. Все мы едва сводили концы с концами, но Стива это мало заботило — очевидно, ему было не привыкать. В том, что касалось окружающей обстановки, он был крайне неприхотлив. Один из наших соседей по квартире жил чуть лучше остальных, поскольку за его обучение платили родители. Он выделил себе отдельный шкафчик, где хранил еду, а остальные время от времени тайком туда наведывались. Впрочем, у Стива имелась собственная альтернативная вселенная — чтение и книги. Он читал книги, как мы дышали. Он мог назвать точное количество книг, написанных Джоном Макдональдом, потому что прочел все до единой. Он сосредоточивался на книге, уходил в нее с головой, буквально впитывал каждую главу».

Так уж вышло, что в конце шестидесятых в кампусе практически любого американского колледжа присутствовали наркотики. Травка, таблетки, кислота — тогда этого добра везде было навалом, и квартира на Северной Мейн-стрит не стала исключением. Однажды по кампусу пронесся слух о том, что у кого-то из студентов появился новый убойный галлюциногенный наркотик — угощайтесь кто хочет! Существовало только одно «но»: по словам Маклауда, это вещество нарушало чувство равновесия, поэтому он предупреждал, что, приняв галлюциноген, следует некоторое время оставаться на одном месте. «Просто посидеть на диване и подождать, пока головокружение не пройдет», — говорил он. Стив «закинулся» вместе с другими студентами, и вскоре все погрузились в наркотическое переживание… Время летело незаметно: ребята проводили его за разговорами, слушали музыку, хохотали.

Спустя пару часов хватились Стива. Обыскали весь дом — безрезультатно. Кинг пропал, как сквозь землю провалился. Маклауд предположил, что тот вышел из дома и теперь бродит по кампусу удолбанный, не в силах дойти до дома. И несмотря на эффекты наркоты, явно не способствовавшие проведению розыскных мероприятий, соседи принялись прочесывать кампус в поисках Стива.

Они обошли все бары, осмотрели все переулки и закутки в районе Мейн-стрит и даже заглянули в некоторые студенческие спальни и на факультет. Через несколько часов сдались и вернулись в квартиру… Стив как ни в чем не бывало сидел в гостиной и читал книгу. «Он устроился в кресле, закинув ноги на керосиновый обогреватель, резина на подошвах его ботинок уже начала плавиться, а ему хоть бы хны — он с головой ушел в книгу, — вспоминает Маклауд. — Кажется, это был „Психо“. Под этим наркотиком никто и страницу-то не мог перевернуть, а Стив спокойно сидел себе и читал, забравшись в свой маленький защитный литературный кокон».

Позже Кинг откровенно и подробно описывал свои эксперименты с наркотиками в студенческие годы. «Я часто употреблял ЛСД, пейот и мескалин, в общей сложности более шестидесяти раз. Я никогда не пропагандировал кислоту или другие галлюциногены, потому что знал: вещества эти не для всех, кому-то они по кайфу, а кому-то совсем наоборот, и такие люди могут серьезно пострадать в эмоциональном плане».

Вне зависимости от того, какими наркотиками баловались у них на квартире, если народ «пробивало на хавчик», то к их услугам были расположенные неподалеку «Пицца Пэта» и «Шэмрок», две любимые студенческие забегаловки в Ороно. У «Пэта» подавали пиццу и дешевую еду, как раз по карману бедному студенту, а в «Шэмроке» — лишь пиво, которое Стив прозвал «валиумом для нищих».

«„Шэмрок“ был простой пивнушкой, только столы и пиво, — рассказывает Маклауд. — Находилась она в подвальном помещении без окон, только три крана с разливным пивом и обслуживающие их футболисты».

Как-то раз, в перерыве между приемом наркотиков и посещениями «Пэта» и «Шэмрока», Стив позвал Маклауда к себе в комнату и выдвинул ящик шкафа: в комоде у Стива хранились сотни бульварных журналов, которыми он зачитывался в детстве. Он выудил экземпляр «Жутких таинственных историй» со своим рассказом и сообщил Маклауду, что собирается перейти на новый уровень. Маклауд, который тоже хотел стать писателем, пришел в восторг от такой подборки старых, двадцатилетней давности, журналов. Увлечение Стива писательством и популярным чтивом оказалось заразным, Маклауд загорелся, и вскоре, поскольку ни у того ни у другого не было собственной пишущей машинки (свою Стив оставил дома), оба зачастили на факультет журналистики.

«Обычно мы шли туда поздно вечером и усаживались за машинки, допотопные механические громадины», — говорит Маклауд. Иногда, вместо того чтобы работать над собственными рассказами, он наблюдал за товарищем. «Стив усаживался за пишущую машинку и сразу погружался в процесс. Он был настолько сосредоточен, что, даже ударь его кто-нибудь в тот момент кирпичом, он бы и не заметил».

При работе с классом Стив проявлял такую же сосредоточенность и уверенность в своих силах. Уже тогда он верил в себя и не переживал, когда кто-то из преподавателей или студентов критиковал его произведения за излишнюю современность.

«Вот он я, таков, каков есть», — отвечал Стив. А когда его что-то беспокоило, он просто-напросто писал очередное эссе или черкал статью в школьную газету «Мэн кампус».

Все время Стива уходило на занятия, чтение, сочинительство и тусовки, и многие из его одногруппников задавались вопросом, когда он успевает спать.

И еще он по-прежнему, как в детстве, смотрел много фильмов. Когда на экраны вышел ужастик «Ночь живых мертвецов», Стив, который как раз перешел на третий курс, отправился на премьеру. В зале было полно детей, и позже Стив признался, что впервые в жизни видел, чтобы целый кинозал детей вел себя тише воды ниже травы. «Их просто ошеломило обилие крови и насилия, — вспоминает он. — Их реакция говорила сама за себя, более весомого аргумента в пользу рейтинговой системы я еще не встречал. Ничего не имею против фильмов вроде „Мертвец“ или „Техасская резня бензопилой“, но детям подобное кино смотреть не стоит. Это зрелище для взрослых, и те детишки просто были к нему не готовы».

Он дал слово, что своих детей воспитает иначе. Пускай сам Стивен в нежном возрасте щелкал ужастики как орешки, те фильмы десятилетней давности не шли ни в какое сравнение с «Ночью живых мертвецов». Складывалось ощущение, что современное кино почти не оставляет простора для фантазии зрителей, — Стив прекрасно понимал, что некоторые вещи лучше додумывать, иногда без воображения не обойтись, и в отношении собственного творчества придерживался той же философии.

Кинг начал обобщать и другие идеи относительно взаимодействия писателя и читателя, о том, что в литературе позволено, а что — нет. «Книга должна цеплять, брать за душу. Я хочу, чтобы она захватила вас целиком и до последней строки держала в напряжении, не отпуская ни на миг. Я всегда стремился задеть читателя за живое — и одновременно развлечь. На мой взгляд, книга действительно должна быть живой и во многом по-настоящему опасной».

Его наметанный глаз подмечал особенности человеческой натуры, изучая окружающих. Он не боялся задавать людям вопросы, спрашивать, почему они поступили так, а не иначе, потому что рассчитывал рано или поздно использовать то, что узнал, в своем творчестве.

Однажды Стив натолкнулся на давнюю школьную знакомую. У той под глазом красовался синяк. Он спросил, что случилось, но она замяла тему. Он пригласил девушку на чашку кофе и попробовал разговорить.

«Она мне рассказала, что встречалась с парнем… Тот кое-чего от нее хотел, она отказалась, и парень ее ударил». Несмотря на приступ брезгливости, Стив как зачарованный продолжил деликатный допрос.

«Помню, я ей сказал, что не всякая отважится пойти на свидание, — вспоминал он позже. — Пусть даже девушке нравится парень, все равно она размышляет так: „Я сажусь к тебе в машину, значит, я тебе доверяю — будь добр, привези меня домой в целости и сохранности“. Это требует смелости, не так ли? А она ответила: „Как знать, как знать“. Тот разговор я запомнил навсегда и позже использовал в разных своих произведениях».

Написав несколько статей и эссе для университетской газеты «Мэн кампус», Стив обратился к редактору, Дэвиду Брайту, с просьбой о создании еженедельной колонки. Брайт дал талантливому студенту зеленый свет, и 20 февраля 1969 года в газете впервые появилась колонка Стива. Он окрестил ее «Мусоровоз» — поскольку, как сам он объяснял, «чего только не найдешь, копаясь в мусоре».

Брайту с самого начала нравилось, как пишет Стив, но он был не в восторге от нервотрепного стиля работы, который тот избрал для своей колонки. Каждый раз Стив появлялся в редакции буквально за час до истечения крайнего срока сдачи. Брайт, заламывая руки, сообщал Стиву, сколько места под его колонку выделено в этом конкретном выпуске. Затем Стив усаживался за одну из громадных зеленых редакционных пишущих машинок и набивал свой экземпляр — набело, без единой помарки или исправления, с первого раза, — укладываясь за несколько секунд до истечения срока.

Темы для своей колонки Стив выбирал самые разные — он явно хотел поделиться с человечеством своим взглядом на мир. Так, 18 декабря 1969 года он пишет: «Может быть, где-то в нашем мире есть дыра, прореха в самой ткани нашей Вселенной, и вещи переходят туда и обратно. Может, где-то там, в ином мире, существуют, и ходят, и разговаривают жуткие твари из оживших древних страхов — и время от времени проникают сюда».

И в том же выпуске он упоминает рассказ о целой вермонтской деревне под названием Джеремайяс-Лот, которая в начале девятнадцатого века буквально растворилась в воздухе, исчезнув без следа, и описывает теорию Ширли Джексон, одного из своих любимых авторов, о том, что дома и здания могут быть злобными по природе своей. В одном из следующих номеров Стив расхвалил университетский совет за то, что тот включил в программу семестра обильный урожай фильмов ужасов. Среди прочих в список попали «Ребенок Розмари», «Психо», «Дракула», «Франкенштейн», «Колодец и маятник» и «Горбун из Нотр-Дама». Стив не упомянул, разделяют ли большинство студентов его восторг по поводу подборки фильмов.

Очевидно, его не слишком волновало мнение других студентов и преподавателей; он воспринимал свою колонку как занозу, которой можно донимать обитателей кампуса, его целью было заставить их задуматься — и не важно, согласятся они с его идеями или нет.

Вероятно, Кинг также использовал свою колонку, чтобы выяснить, кто его настоящие друзья. Так, в номере от 13 ноября, он впервые признался в своих симпатиях к полицейским и заявил, что не испытывает уважения к сторонникам левых взглядов и либералам. В шестидесятые, когда кампус любого, даже самого захолустного колледжа напоминал пороховую бочку, написать такое было все равно что швырнуть канистру с бензином в разгорающийся пожар.

Затем он осудил студентов, высказывающихся в поддержку активиста радикальной группировки «Черные пантеры» Хьюи Ньютона, который в 1967 году застрелил полицейского.

«Копы — это те, кто стоит между вами и хаосом обезумевшей толпы. По-моему, люди, обзывающиеполицейских свиньями, сами свиньи, с грязными языками и пустыми башками».

К тому же Стив вдруг занял неожиданную позицию по отношению к сексу и контрацепции. «Контрацепция дискредитирует сексуальный акт, — писал он. — Это все равно что прыгнуть в машину, завести мотор и рвануть вперед на нейтралке. Пользоваться противозачаточными средствами — в некотором роде трусость. Неправильно решать вопрос с помощью пластикового мешочка. Единственный нравственный выбор — это аборт. По крайней мере люди задумаются о серьезности проблемы».

Впрочем, он далеко не всегда пытался расшевелить осиное гнездо или устроить проверку собственным необычным взглядам на мир. Время от времени Стив публиковал длинный список любимых песен, альбомов и фильмов. В конце 1969 года он посвятил целую колонку перечислению лучших, на его взгляд, альбомов года — «Горизонт Нашвилла» Боба Дилана и «Эбби-роуд» группы «Битлз» — и песен: «Боксер» Саймона и Гарфункеля и, как ни странно, «Шугар-шугар» группы «Арчиз». Он терпеть не мог музыку группы «Кровь, пот и слезы» или Глена Кэмпбелла.

Также Стив писал короткие рассказы для университетских литературных журналов, таких как «Онан» и «Мотылек». «В рассказах, которые он публиковал в студенческих журналах, присутствовала какая-то сила, — вспоминает Рик Хотала. — Их невозможно было игнорировать, и в то же время внутренний голос говорил тебе: Ничего себе, какая жестокость. Этот парень что, больной на всю голову? Откуда в его рассказах столько крови и насилия?» Хотала также признался, что рассказы Стива сильно выделялись на общем фоне — складывалось ощущение, что они напечатаны другим шрифтом и цветными чернилами.

Благодаря «Мусоровозу» Стив приобрел известность в кампусе, и даже руководство университета не выпускало его из виду. Ректор Уинтроп Либби однажды поинтересовался у профессора Теда Холмса, сможет ли Стив стать профессиональным писателем. «Прогноз Теда был далек от радужного, — рассказывал позднее Либби. — Он согласился, что Стив безусловно одарен литературным талантом, жаль только, пишет исключительно в жанре хоррор».

Некоторые студенты подбивали Стива перенести его «трибуну» с бумаги на театральные подмостки. Он играл на гитаре и пел не лучше, чем в средней школе играл в футбол, но мысль попробовать себя на сцене казалась притягательной…

В заведении под названием «Кофе-хаус», расположенном за территорией кампуса, собирались толпы битников. Посетители со сцены читали стихи — собственного сочинения или чужие — и философскую прозу. Однажды вечером Стива пригласили выступить, и он выбрал рассказ о человеке, у которого на ладонях росло множество глаз; из вежливости публика аплодировала. В следующий раз его позвали на представление в канун Хеллоуина, где он прочел еще несколько своих страшных рассказов. В некоторых местах публика смеялась, и Стив пришел в смятение, решив, что с его рассказами что-то не так, хотя, вероятнее всего, смех был защитной реакцией: смеялись, чтобы сгладить неловкость — слишком уж сильно рассказы Кинга отличались от того, что звучало со сцены до него.

После этого случая Стив больше не выступал в «Кофе-хаусе», предпочтя ему «Бараний рог», студенческое кафе на территории кампуса. Но рассказы читать он не стал, вместо этого принес гитару и запел. «Обычно Стив затягивал какую-нибудь заунывную песню в стиле кантри-энд-вестерн о вечном неудачнике, которому не везет по жизни, — рассказала Дайан Макферсон, студентка, посещавшая один из поэтических мастер-классов Барта Хэтлина вместе с Кингом. — Помню, я искренне считала, что Стив поет о себе самом».

Благодаря еженедельным зажигательным выступлениям на страницах университетской газеты отношение к Стиву поменялось: теперь он не просто вел колонку, а стал одним из лидеров студенческого движения.

«Если речь заходила о политике, его было не удержать, — вспоминает Маклауд. — Он мог шумно протестовать против Вьетнама, и это выглядело странным: удивительно, что, несмотря на природную застенчивость, он стал публичным человеком и громко заявлял о своих взглядах».

«Стив запрыгнул на волну антивоенного движения и тут же его возглавил, — рассказывает Рик Хотала. — На любом студенческом митинге он не тушевался, а просто хватал микрофон и толкал речь».

В то время в армии США служили по призыву, и многие студенты, несмотря на то что они, пусть и временно, были освобождены от воинской обязанности (студенты и аспиранты высших учебных заведений автоматически получали отсрочку), решительно выступали против войны. Впрочем, учитывалась и успеваемость студента: военные грозились, что отправят служить всех троечников.

В 1969 году отсрочку отменили, и по стране тут же прокатилась волна бурных протестов, с середины шестидесятых охвативших кампусы колледжей. Инвалидам и людям, страдающим от неизлечимых физических недостатков, таких как близорукость или плоскостопие, присваивалась категория «4F» — в отличие от «1А», означавшей отменное здоровье, — что автоматически вычеркивало кандидата из списка призывников.

Позднее, году в семьдесят первом, с целью сделать отбор более справедливым и единым для всех, ввели лотерею по дате рождения. Датам рождения в случайном порядке присваивали номера от единицы до трехсот шестидесяти пяти. Чем меньше был номер, тем выше шанс, что его обладателя отправят служить.

Некоторые студенты избегали участвовать в акциях протеста, рассудив, что, если не высовываться и иметь приличный средний балл, это позволит им остаться незамеченными и избежать призыва; другие же, такие как Стив, не боялись ничего и вовсю мутили воду. Вероятно, он и сам уже догадался, что из-за слабого зрения подпадает под категорию «4F» и призыв ему не грозит, потому-то и бунтовал так яростно и открыто.

Кинг не только вел колонку в газете, 17 января 1970 года он появился на первой полосе «Мэн кампус» с нацеленной на читателя двустволкой, длинными растрепанными волосами и диким блеском в глазах — многие студенты заметили сходство с Чарлзом Мэнсоном. Подпись под фотографией гласила: «Учись, блин!»

На третьем курсе Стива избрали в студенческий совет — рекордным числом голосов за всю историю выборов. Одной из его новых обязанностей стало присутствие на заседаниях всевозможных студенческих комитетов. Ректор Либби уважал Стива за боевой настрой и желание бороться против несправедливости и сочувствовал, что тому приходится улаживать недоразумения, то и дело возникавшие между преподавателями и студентами, но раскусил Стива он сразу: «На самом деле это был очень мягкий человек, который играл роль необузданного бунтаря».

В конце шестидесятых преподаватели (в отличие от студентов, которые в большинстве своем не могли сосредоточиться на учебе) предпочитали смотреть со стороны на все происходящее в кампусе и в мире, что неудивительно. Стив, взваливший на себя кучу обязанностей — как в университете, так и вне его, — не пользовался среди друзей репутацией образцового студента. «Мы никогда особо не разговаривали на эту тему, — говорит Маклауд. — Мы все учились, но учеба обычно отходила на задний план. Нас интересовали лишь политика, поэзия, наркотики и рок-н-ролл».

По всей стране студенты в крупных городах и более известных колледжах закрывали кампусы и устраивали забастовки, и Стив использовал свой пост главы совета, объединяющего студентов и преподавателей, чтобы обратиться к руководству с требованиями по реорганизации университета. Как-то вечером он собрал длинный список требований от разных групп студентов — начиная с независимых исследований и обучения в кредит и заканчивая бесплатными аттестатами для всех, кто принимал хоть какое-то участие в научной работе, — и организовал демонстрацию у дома ректора. В список, который Стив вручил Либби, вошли даже предложения одного из самых радикальных студенческих объединений «Студенты за демократическое общество».

Промозглым весенним вечером 1969 года Стив в мокрой облезлой бобровой шубе, потрясая факелом, возглавил демонстрацию и провел разношерстную толпу протестующих по кампусу. Противники демонстрации скандировали речовки и швыряли в участников яйца и тухлые овощи.

В итоге Либби выслушал требования демонстрантов и пообещал встретиться со Стивом и другими студентами, чтобы попробовать достичь компромисса… Впрочем, очень скоро Кинг потеряет всякий интерес к демонстрациям и протестам, поскольку его внимание захватят две куда более насущные темы: четвертый, он же последний, курс обучения на бакалавра и Табита Спрюс.

Несмотря на то что оба, и Стив Кинг, и Табита Джейн Спрюс, подрабатывали в одном и том же месте — библиотеке Фоглер, познакомились они на писательском семинаре Джима Бишопа. «Я считал ее лучшим писателем на семинаре, в том числе и лучше меня, поскольку она точно знала, что делает, — рассказывал Стив позднее. — В отличие от остальных она прекрасно разбиралась в синтаксисе и точно знала, из каких кирпичиков складывается поэзия и проза. Остальные, как правило, принимались пороть какую-то трансцендентальную чушь про рвущийся на свободу из души голос и прочий подобный бред».

Табита узнала о Стиве еще на первом курсе, осенью 1967 года, когда приехала в кампус. Перед тем как начать выпускать собственную колонку, Стивен написал редактору «Мэн кампуса» письмо, которое напечатали в газете. Она прочла и подумала: ничего себе, а парнишка-то умеет писать. «В то же время я злилась, что он меня опередил, успев послать письмо в газету до меня», — призналась Табита.

«Он был редким исключением — популярная личность в кампусе и при этом не спортсмен, — рассказывает Тэбби. — Если честно, то настолько бедного, в буквальном смысле, студента я еще не встречала. Он носил обрезанные галоши, потому что не мог себе позволить нормальную обувь. В подобных обстоятельствах казалось невероятным, что человек вообще ходит в колледж, не говоря уже о том, что его это совершенно не беспокоило. Мне сразу же стало ясно, что пишет он не хуже, чем любой публикуемый автор. Полагаю, то, как высоко я оценивала его творчество, впечатлило Стива. И еще его впечатлила моя грудь».

«Тэбби выглядела как официантка, — подхватывает Стив. — Она производила, да и сейчас производит, впечатление неприступной особы».

Джордж Маклауд делится предысторией их знакомства: «Перед тем как Стив и Тэбби познакомились, она встречалась с другим студентом с мастер-класса, но тот ее бросил и к моменту знакомства со Стивом она была одна. Некоторым из нас казалось, что Стив просто ее пожалел, однако на самом деле это была любовь; встретились два одиночества и два писателя, которые отлично дополняли друг друга».

Вскоре они стали проводить вместе все свое свободное время. Через несколько месяцев она переехала жить к нему, в его крохотную квартирку в Ороно.

Табита Джейн Спрюс родилась 24 марта 1949 года в семье Реймонда Джорджа Спрюса и Сары Джейн Уайт в городке Олд-Таун, штат Мэн, что чуть севернее Ороно. Тэбби, как ее называли родные и друзья, была третьей из восьми детей, рожденных в семье католиков, и посещала католическую школу, а старшие классы проучилась в Высшей школе имени Джона Бэпста. Отец работал в семейном магазинчике «Р. Дж. Спрюс и сыновья» на Мейн-роуд в Милфорде, на другом берегу реки Пинобскот. Дедушка Тэбби Джозеф Спрюс приобрел этот магазин на пару со старшим братом в самом начале двадцатого века.

Семья Спрюс имела франко-канадские корни; они сменили фамилию Пинетт на Спрюс еще в девятнадцатом веке, чтобы избежать притеснений, которым в те времена часто подвергались франкоговорящие выходцы из Канады. На севере Новой Англии тогда хозяйничал ку-клукс-клан, и новоприбывшим иммигрантам из Квебека — к ним частенько приклеивалось унизительное прозвище «лягушатники» — нелегко было найти себе работу.

Все дети Спрюсов работали в магазине. «Я выросла, слушая разговоры взрослых у пузатых печей, — рассказывает Тэбби. — Обычно в мои обязанности входила резка жевательного табака для пожилых покупателей. Отец рубил говядину в подсобке. Одно время часть магазина занимала почта, которой заведовала моя бабушка».

По ее собственным словам, Тэбби выросла одиночкой, замкнутой и независимой, и еще обожала писать: вела дневник и писала письма друзьям. Как и Стив, она читала запоем. «Стоило мне узнать о существовании публичной библиотеки, и я практически там поселялась, — вспоминает Табита. — Однажды библиотекарь позвонила родителям и пожаловалась, что я читаю взрослые книги, а мама ответила, что если я их понимаю, то все в порядке, а если нет, то и бояться нечего».

И еще, как и Стив, Тэбби успела насмотреться на омаров на целую жизнь вперед. Подростком она работала в ресторане «Лобстерленд» в окрестностях Бангора. Ресторан был рассчитан на туристов и специализировался на морепродуктах. Тэбби частенько приходилось запускать «лобстеродавилку», в которую собирали остатки недоеденных омаров с тарелок посетителей, чтобы снова пустить их в оборот: на следующий день вчерашние объедки подавались на столы в виде салата или рулета. Со временем она возненавидела запах несвежих морепродуктов, который въедался в кожу, волосы и одежду, — но приходилось мириться, в то время это была единственная работа, какую она могла найти.

«Когда я росла, в Олд-Тауне ничего не слышали ни о каком движении за права женщин, — рассказывает Тэбби. — Я очень рано поняла, как туго приходится женщине в патриархальном обществе, а если при этом ты еще носишь очки, то и вовсе нечего ловить. Потом я отрастила грудь, однако легче не стало». Окончив Высшую школу имени Джона Бэпста в июне 1967 года, она подала документы в Университет штата Мэн — обычный путь для смышленых выпускников из небогатых семей, у которых нет средств, чтобы отправить детей в частный колледж. Как и Стив, она училась на стипендию и деньги от подворачивавшейся время от времени работы в кампусе. Попав в колледж, Табита надеялась обрести свободу от ограничивавших ее интеллектуальное развитие условностей. Но не тут-то было: здесь она встретила незнакомые прежде формы сексизма. Позже она вспоминала, как один из профессоров имел обыкновение подписывать курсовые студенток: «Бросай учебу и выходи замуж».

С присущим ей упорством Тэбби старалась не замечать подобных издевок. Она еще не решила, какую специализацию выбрать, и первое время каждый семестр меняла основные предметы, пока не остановилась на литературе и истории. После окончания бакалавриата Тэбби планировала продолжить обучение в магистратуре по специальности «библиотечное дело», чтобы в будущем устроиться библиотекарем.

По крайней мере таков был план. Встреча со Стивом его разрушила.

«Как только дал Тэбби прочесть первую же вещь, еще до нашей женитьбы, я понял, что она мой идеальный читатель. Это был рассказ „Я — дверь отверстая“, и она его похвалила, — вспоминал позднее Стив. — Как обычно, в двух словах — она всегда немногословна, если вещь понравилась». Разумеется, со временем он обнаружит, что, если вещь ей не нравится, она не преминет ему об этом сообщить и непременно посоветует, как исправить положение.

С первой же их встречи — Стив тогда порядком набрался — они больше не расставались. Они понимали друг друга и интересовались одним и тем же.

Начав встречаться с Табитой, Стив мгновенно влился в ее большую семью, какой у него никогда не было, но о которой он всегда мечтал.

Для получения сертификата, разрешающего преподавать, Стив должен был пройти учебную практику, и в январе 1970 года он приступил к обучению старшеклассников в бесплатной средней школе в окрестностях города Хэмпден, штат Мэн. Несмотря на значительное увеличение нагрузки, он продолжил посещать мастер-классы и лекции в университете, находя время для чтения и сочинительства и параллельно преподавая литературу.

К этому времени они с Тэбби жили вместе в Спрингер-Кэбинс у реки Стиллуотер в Ороно. Эти дешевые жилища пользовались дурной славой, но, поскольку и Стив, и Тэбби учились и денег вечно не хватало, ничего другого они позволить себе не могли. Это было особенно важно, ведь Тэбби уже была на третьем месяце беременности. Она продолжала ходить на занятия, не обращая внимания на неодобрительные взгляды преподавателей-мужчин. Хотя судебный прецедент «Ро против Уэйда» появится лишь три года спустя, аборты спокойно делались уже тогда, особенно если знать, где искать врача. Со времен разгула свободной любви в конце шестидесятых и начале семидесятых многие женщины предпочитали делать аборт, а не рожать, поскольку обществом материнство воспринималось как признак мещанства.

Вот тут-то и раскрылась истинная натура Стива и Тэбби. Да, прежде Стив вовсю баловался наркотиками и водил демонстрации к дому ректора, выдвигая невыполнимые требования, но его взгляд на мир не сильно поменялся со времен консервативного детства. Аборт был неприемлем. К тому же Тэбби выросла в католической семье, да и свадьбу они уже запланировали — договорились пожениться сразу после получения Стивом диплома.

Вероятнее всего, Стив считал, что сделать аборт — все равно что бросить своего ребенка, а он ведь поклялся, что никогда не пойдет по стопам сбежавшего отца. Поэтому, невзирая на трудности, Стив и Тэбби решили не сдаваться. Стив и раньше-то никогда не испытывал проблем с мотивацией, чтобы писать, а теперь, когда у него появилась цель, и подавно. Литература, верил он, станет их пропуском в обеспеченную жизнь. Он тут же начал рассылать некоторые из своих рассказов в мужские журналы, такие как «Гэллери» и «Кавальер», и, как выяснилось, не зря — время от времени кое-что удавалось пристроить. Платили не много, пару сотен баксов за рассказ, но даже эти небольшие деньги казались Стиву целым состоянием.

Как-то раз, в марте, когда он работал в библиотеке, библиотекарь выложил для студентов несколько стопок ярко-зеленой бумаги — бери сколько хочешь, и притом бесплатно. Нетрудно было догадаться, почему ей не нашлось применения: листы толщиной с картон с трудом влезали в пишущую машинку. Да и размер листов, десять на семь дюймов, не соответствовал принятому формату, а преподаватели подобные вольности не одобряли.

Большинство студентов прошло мимо, но Стив набрал сколько смог. Кинг знал, что многие испытывают малодушный страх, глядя на чистый лист бумаги, — ну и что с того? Ведь для него самого чистый лист выглядел многообещающе. Он воспринял эту необычного размера и цвета бумагу как настоящий подарок. Хотелось приберечь ее для чего-то особенного; не в силах поверить собственному счастью, Стив нежно прижимал к груди драгоценные стопки, мысленно сравнивая себя с «алкоголиком, который никак не налюбуется на целый ящик первосортного виски, или с сексуальным маньяком, в гости к которому пожаловала пара сотен похотливых юных девственниц». Он принес бумагу домой, заправил первый лист в старенький верный «ундервуд», пишущую машинку, на которой печатал еще в детстве (он наконец перевез ее из Дарема), и напечатал первую строку будущего романа, почерпнув идею из «Чайлда Роланда» Роберта Браунинга — поэмы о юноше, пустившемся в опасное и полное приключений странствие по незнакомым и мрачным землям к далекой башне: «Человек в черном ушел в пустыню, и стрелок двинулся следом».

Помимо детективов, ужасов, научной фантастики и комиксов Кинг увлекся новым, обретающим популярность жанром, фэнтези, и в особенности циклом «Властелин колец» Толкина.

«Я был просто очарован магией этих историй, самой идеей путешествия ради некоей таинственной цели, ее широтой и тем, сколько времени понадобилось, чтобы ее рассказать». Разумеется, Стив подумывал о том, чтобы написать собственную книгу в том же жанре. Взявшись за первый роман из намеченного цикла из семи книг, он знал, что должен сознательно избегать стиля и сюжетов Толкина. И одновременно ему хотелось, чтобы действие происходило наполовину в фэнтезийном мире и наполовину — в реальном.

Он придумывал мир своего персонажа, Роланда Дискейна, и параллельно лихорадочно трудился над новыми рассказами и романами, одновременно дописывая дипломную работу. И по-прежнему сообщал всем и каждому, что его цель — стать профессиональным писателем. В отличие от многих товарищей по учебе, поддавшихся всеобщему пессимизму, вызванному войной во Вьетнаме, Стив смотрел в будущее с невероятным оптимизмом и в результате видел возможности и идеи абсолютно во всем, что подкидывала ему судьба, даже если речь шла о кипе никому, кроме него, не нужной бумаги.

Пройдет еще целых двенадцать лет, и из этой неформатной зеленой бумаги вырастет первая книга серии «Темная Башня»…

4 Безнадега

За месяц до получения диплома Стива арестовала полиция Ороно: он умудрился влипнуть в курьезнейшую историю с тремя дюжинами конусов дорожного ограждения. Дело было так: Стив, успевший порядком набраться в местном баре, по пути домой наехал на дорожный конус — с такой силой, что у старенького «форда»-фургона, который он в то время водил, оторвало глушитель. Ранее тем же днем он видел, как по всему городу наносят новую разметку пешеходных переходов и расставляют резиновые конусы вокруг свежеокрашенных мест, чтобы предупредить пешеходов и водителей.

Предупредили, называется… Теперь придется покупать новый глушитель — а все по вине городских властей! Возмущенный Стив решил проучить наглецов. «У пьяных своеобразная логика: я не придумал ничего лучше, чем объехать город и собрать все конусы, — позднее вспоминал он. — На следующий день я собирался принести их в здание мэрии вместе с останками глушителя и продемонстрировать как ценные улики в обоснование моего праведного гнева».

Он насобирал около сотни конусов, набив фургон под завязку. Полный решимости довести задуманное до конца, Стив заехал домой и выгрузил свой «урожай», а затем продолжил колесить по улицам, выискивая уцелевших обидчиков. Дело спорилось: он собрал приличную добычу за второй заход, — но тут взвыла сирена полицейской машины… Полицейский увидел достаточно конусов в фургоне мистера Кинга (и это при том, что первая партия осталась лежать дома!), чтобы арестовать нарушителя за хищение общественной собственности. «Поймай он меня с сотней конусов, сложенных возле моей квартиры, и, вероятно, речь бы уже шла об „особо крупных размерах“».

Суд был назначен на август.

Стивен Кинг окончил Университет штата Мэн в Ороно весной 1970 года, получив степень бакалавра наук в области английской литературы и сертификат, позволявший преподавать в средней школе. Призывная медкомиссия, которую он прошел сразу же по получении диплома, вынесла заключение: «4F», к службе негоден — по причине повышенного давления, слабого зрения, плоскостопия и пробитых барабанных перепонок, спасибо эскулапу-садисту из детства Кинга (впервые в жизни у Стива появился хоть какой-то повод поблагодарить своего мучителя и перестать наконец с отвращением оглядываться на перенесенную еще мальчиком жуткую процедуру).

Уже не будучи студентом, Стив продолжил писать для «Мэн кампус». Одним из сочиненных для школьной газеты рассказов стала «Прогалина» — история, начатая на неформатной зеленой бумаге за несколько месяцев до публикации.

Первенец, Наоми Рейчел, родилась 1 июня 1970 года, сразу после окончания Стивом университета, но за год до получения диплома Табитой. Несмотря на восторг, испытываемый молодыми родителями, по вполне понятным причинам и Стив, и Тэбби, которые и себя-то содержали с трудом, переживали, удастся ли обеспечить младенца. Поскольку Стив планировал справиться собственными силами, он подал заявление о приеме на работу учителем в школе Хэмпдена, а когда выяснилось, что вакансии отсутствуют, то и в другие средние школы в округе… И снова безрезультатно — везде тот же отрицательный ответ.

Он отчаянно нуждался в деньгах, но не хотел возвращаться на фабрику «Уорамбо», поэтому устроился на автозаправку в Брюере. Трудовой процесс здесь был устроен таким образом, чтобы работники не расслаблялись. Когда клиент хотел заправить машину, Стив обязан был трансформироваться в образцового продавца.

«К заправке прилагался на выбор: „стаканчик“ — уродливый, но прочный дорожный стакан с крышкой, или „хлеб“ — длиннющий белый батон с пористым мякишем, — рассказывает Стив. — Если мы забывали предложить клиенту проверить уровень масла, то он мог не платить за заправку. Если забывали поблагодарить клиента — та же история. Угадайте, из чьего кармана оплачивалась „бесплатная“ заправка? Правильно, из кармана забывчивого заправщика!»

После того как из его зарплаты вычли стоимость нескольких таких «бесплатных» заправок, Стив усвоил урок, несмотря на то что работа была невероятно однообразной и скучной. В августе, перед судебным слушанием по делу о хищении конусов, наш горе-похититель взял отгул, чтобы попасть на суд. Опасаясь увольнения — вдруг начальница решит, что наняла на работу злодея? — Стив сказал, что выходной ему нужен, чтобы съездить на похороны дальнего родственника жены.

Придя в окружной суд, он вызвался защищать себя сам, отказавшись от услуг адвоката, — и, само собой, почти сразу был признан виновным. Судья назначил штраф в сто долларов, но, к счастью, Стив недавно продал журналу «Адам» один из своих страшных рассказов, «Плот» — о четырех студентах колледжа, которые погожим осенним деньком отправляются на плоту по озеру и, заплыв на середину, обнаруживают, что под мутной водой скрывается жуткая тварь. Полученный чек Кинг использовал для оплаты штрафа. Если бы судья только знал, откуда деньги…

На следующий день Стив вышел на работу и был тут же уволен с заправочной станции — за вранье. Кто-то из родственников начальницы выследил Стива, просмотрев список дел, назначенных к слушанию в тот день, и сообщил тетушке, что ее работника вызывали в суд.

Необходимо было срочно искать новую работу. Кинг разослал резюме сразу в несколько мест и получил предложение (доллар шестьдесят центов в час) из прачечной «Нью-Франклин», принимавшей в стирку белье из коммерческих заведений и частных предприятий.

Прежде чем согласиться, он долго взвешивал все «за» и «против». В конце концов, его мать тоже какое-то время работала в прачечной; меньше всего сыну хотелось повторять ее жизненный путь — и Рут всем сердцем бы это одобрила.

Даже диплом не помог Стиву. Ему пришлось-таки шагнуть на унылую, ведущую вниз дорожку, прямиком по стопам матери: на молодого отца давил тяжкий груз ответственности за жену и новорожденного. В глубине души он понимал, что проще всего поступить как отец: однажды вечером после ужина сказать, что идет за сигаретами, а потом нагнуть голову — и бежать, никогда не оглядываясь… И тем яснее осознавал, что никогда так не сделает.

К тому же Стиву удалось связаться с одним редактором нью-йоркского издательства, который хвалил его книги и полагал, что у романов Кинга есть будущее.

Со времени окончания колледжа Стив работал над романом, который он назвал «Задело!», историей об ученике средней школы, который убивает двух учителей и на уроке алгебры берет в заложники весь класс. За лето Стив закончил книгу и, полагая, что его творение ничем не хуже — а может, даже лучше — многих бульварных романов, которые он в то время читал, решил отправить его издателю. Как раз на днях он прочел роман Лорена Сингера «Заговор „Параллакс“» и находился под впечатлением. Увидев сходство между своим романом и романом Сингера, опубликованным в издательстве «Даблдей», Стив упаковал рукопись и поспешил на почту. В графе «Получатель» он указал: «В издательство „Даблдей“», Нью-Йорк, редактору «Заговора „Параллакс“». Впрочем, Стив не знал, что к тому времени интересовавший его человек уже уволился из издательства — рукопись легла на стол другого литературного редактора, которого звали Билл Томпсон.

Томпсон ответил молодому автору: сообщил, что роман ему понравился, но его необходимо доработать, и привел список исправлений, которые, по его мнению, стоило внести. Неужели удача наконец улыбнулась Стиву? Взволнованный, он поспешил выполнить все указания и выслал исправленную рукопись Томпсону. Спустя несколько месяцев рукопись вернулась с пометкой: другие редакторы пожелали увидеть еще кое-какие исправления. Стив во второй раз переделал рукопись и снова отправил в издательство.

Томпсон вернул роман в третий раз и, рассыпаясь в извинениях, попросил внести новую правку — оказывается, теперь что-то не устроило редакционную коллегию. Стив засомневался было, но потом напомнил себе, что публикация романа — дело непростое: кто знает, может, у них в издательском бизнесе так принято? — и, добросовестно выполнив все пожелания коллегии, поплелся на почту в четвертый раз.

Найдя в почтовом ящике толстый пакет с указанием отправителя, издательства «Даблдей», Стив пал духом. Он вскрыл конверт: после проделанной им кропотливой работы, несмотря на то что он внес все исправления и выполнил все до единого требования редакторов, «Задело!» отклонили.

«Это был болезненный удар, ведь очень-очень долгое время меня тешили пусть призрачной, но надеждой, позволяя ей разгораться снова и снова».

Какое-то время он зализывал раны, а затем приступил к очередному проекту. В конце концов, Томпсону ведь роман понравился — по его словам, если бы решение зависело только от него, «За дело!» давным-давно издали бы. К тому же Стив старался не унывать: он многое узнал о работе редакционного отдела и о важных мелочах, которые одни редакторы приветствуют, а другие на дух не выносят. Позже выяснится, что на самом деле Билл Томпсон разослал роман знакомым редакторам в другие издательства в надежде где-нибудь его пристроить — поступок, за который он мог вмиг лишиться работы, узнай об этом начальство.

Билл попросил Стива, чтобы тот держал его в курсе и имел в виду, если появится что-то новое, поэтому Стив отправил ему рукопись очередного романа, «Долгая прогулка» — о сотне мальчишек, участвующих в ежегодном изнурительном марафоне с бесчисленным количеством правил — никаких привалов, скорость ходьбы не ниже четырех миль в час, — который продолжается до тех пор, пока не остается один-единственный участник. И опять началась та же морока: сперва Билл потребовал внести кое-какие изменения, затем свои два цента пожелали вставить другие редакторы, после настал черед редакционной коллегии, которая в конце концов забраковала проект.

Не забывайте, что во время этих событий Стив продолжал работать в прачечной — полную смену — и еще успевал писать рассказы для мужских журналов, где ему везло куда больше, чем в издательстве «Даблдей».

Летом журнал «Кавальер» купил у него первый рассказ, «Ночная смена», который опубликовали в октябрьском выпуске 1970 года. Рассказ был о столкновении гигантских крыс, обитающих в подвале старой фабрики, и людей, направленных на уборку подвала. В основу сюжета легли байки, которых Стив наслушался на фабрике «Уорамбо» от участников предпраздничной уборки перед Четвертым июля. В журнале «Кавальер», появившемся в конце шестидесятых как стильная альтернатива «Плейбою», за выбор коротких рассказов отвечал редактор Морис Деволт. Современными статьями и короткой прозой разбавляли основную «фишку» журнала — фотографии полуобнаженных девушек-моделей.

Как-то раз Деволт позвонил главному редактору Наю Уилдену и поделился впечатлениями о замечательном рассказе молодого автора по имени Стивен Кинг. «Однако он сразу меня предупредил, — позднее рассказывал Уилден, — что в нашем журнале прежде не публиковали ничего похожего. Я сказал, все равно неси — и пока я его читал, честное слово, у меня мурашки бегали по спине».

Он написал Стиву, чтобы сообщить, что они согласны взять рассказ и готовы заплатить сотню баксов. Стив тут же принял предложение, приложив к письму с ответом еще несколько рассказов — на случай если Уилден заинтересуется.

Разумеется, Стив знал, что журнал эротический, но ему нужно было оплачивать счета. И он пока не растерял оптимизма. Кинг по-прежнему с жадностью набрасывался на любую новую книгу — чем популярнее жанр и уродливее обложка, тем лучше. Но время от времени, при выборе книг на библиотечной полке, где обложку так сразу не разглядеть, его подстерегали неприятные сюрпризы. Вот как он сам их описывал: «Бывало, откроешь книгу на титульном листе, и в глаза сразу бросается надпись типа „Автор благодарит Фонд Гуггенхейма за финансовую помощь в написании книги“! Хотелось крикнуть этому „автору“: „Ну что, говнюк хренов? Урвал бабла и теперь на халяву просиживаешь задницу где-нибудь в уютной квартирке в Нью-Гэмпшире, пока я корплю над книгой — по ночам, стуча по раздолбанным клавишам затекшими пальцами, которые все в ожогах от пятновыводителя? Да кто ты, блин, такой?“ У меня от возмущения и злобы аж пар из ушей валил — так сильно я завидовал счастливчикам. Я пришел к выводу, что гранты достаются тем, кто просиживает штаны на всевозможных заседаниях и конкурсах и в литературном смысле „нюхают друг у друга под хвостом“. Преподаватель литературы говорит аспиранту: „Идите почитайте Натаниела Готорна“. Парнишка возвращается и заявляет: „Классный писатель, шеф. Кстати, может, подпишете мою заявочку на грант Гуггенхейма?“ Меня это ужасно бесило».

Тем временем Стив и Тэбби планировали свадьбу, причем у невесты имелось одно условие: чтобы жених уволился из прачечной и подыскал себе работу получше. Поэтому он обещал, что весной продолжит поиски работы по специальности.

«Она утверждает, что я женился на ней ради ее пишущей машинки, — не верьте, на самом деле я пошел на это из-за ее роскошного тела», — позже будет шутить Стив. А если серьезно, то «оливетти» Табиты послужила более чем достойной заменой ветхому «ундервуду», который верой и правдой служил Стиву еще с конца пятидесятых. Но пишущая машинка стала лишь приятным дополнением к основному призу, самой невесте. «У ее машинки был довольно скучный шрифт, надоедливый, как нацистское приветствие».

Стив и Тэбби поженились 2 января 1971 года, в Олд-Тауне, родном районе Тэбби. Заплатив всего пятнадцать долларов девяносто пять центов, Стив приобрел в одной из ювелирных лавок в Бангоре комплект обручальных колец. Церемония прошла в католическом храме — в соответствии с религией невесты, — а прием организовали в методистской церкви, которую в юности посещал жених.

Стив не прекращал поиски работы, однако с вакансиями по-прежнему было туго, поэтому к моменту их свадьбы он так и не уволился из прачечной. Дату свадьбы специально подгоняли под рабочее расписание жениха. «Мы поженились в субботу, потому что в субботу днем прачечная была закрыта, — вспоминает он. — Все меня поздравляли, но почему-то не забыли вычесть соответствующую сумму из зарплаты за отсутствие в субботу вечером».

В июне 1971 года Тэбби окончила Университет штата Мэн, став дипломированным историком. Это был долгий и утомительный процесс, ведь она продолжала ходить на занятия почти на сносях и даже после того как родила, совмещая учебу с уходом за новорожденной дочуркой.

Получив диплом, Тэбби столкнулась с теми же трудностями, что и ранее Стив: вакансий по специальности не было, предлагали лишь однообразный неквалифицированный труд. Пришлось устроиться продавщицей пончиков в «Данкин донатс». И то менеджер поначалу не хотел ее брать из-за диплома.

Со временем Стив и Тэбби возненавидели запах пончиков почти так же сильно, как и вкус омаров. «Поначалу аромат казался чудесным, ну, знаете, свежий такой, сдобный, — рассказывал Стив, — только очень скоро этот приторный аромат надоел нам до чертиков. С тех пор я на пончики даже смотреть не могу».

Тэбби собиралась поработать какое-то время, пока их финансовые дела не наладятся. «Я собиралась уволиться, как только мы вылезем из долгов, потому что пока Стив работал в дневную смену, а я — в вечернюю, мы не успевали нормально пообщаться с Наоми или между собой, — в общем, ничего хорошего», — позднее будет вспоминать Табита Кинг.

«Мне кажется, что мы с женой с самого начала стали выстраивать семейную жизнь в соответствии с традиционными ценностями, — утверждает Стив. — Наверняка многие друзья считали нас старомодной чудаковатой парой. Мы завели детей и постарались их воспитать в тех же традициях — дружная семья, заботливые родители, уютный дом».

Теперь Кинг понимал: вряд ли его мечта зарабатывать на жизнь писательским трудом осуществится в ближайшее время. Поэтому, когда осенью 1971 года в средней школе Хэмпдена (той самой, где он на последнем курсе проходил практику) открылась подходящая вакансия, он согласился обучать старшеклассников. Для начала ему пообещали платить шесть тысяч четыреста долларов в год — шаг вперед, если сравнивать с работой в прачечной.

В то время Тэбби, Стив и Наоми жили в снятом напрокат жилом трейлере на трассе номер два в Хермоне, примерно в семи милях от школы. На работу и обратно Стив ездил на «бьюике-спешл» 1965 года выпуска. Каждое утро, перед тем как повернуть ключ в замке зажигания, он скрещивал пальцы на удачу, умоляя, чтобы эта развалюха завелась — машина держалась на честном слове, клейкой ленте да проволоке.

Казалось бы, все складывается неплохо: Кинг стал учителем английской литературы и наконец мог использовать полученные в колледже знания, — но очень скоро он обнаружил, что совсем не так представлял себе жизнь преподавателя. «Я-то думал, что, преподавая в школе, гарантированно обеспечу семью и заживу как типичный представитель среднего класса. Я и не догадывался, что школьные учителя ведут настолько жалкое, полунищенское существование, — признается он. — Как будто к ушам подсоединили кабель и высасывают из тебя все соки. Пришел домой, проверил тетради — и уже никакого настроения писать. Мы планировали купить машину, собирались зажить по-человечески, и вдруг нате вам — выясняется, что учителю живется хуже, чем работнику прачечной».

Чтобы справиться с разочарованием, Стив стал подмечать, как себя ведут ученики. Домой он ехал, перебирая в уме свежеподсмотренные истории и яркие новые идеи, которые его подопечные подсказали ему в этот день (порой даже приходилось слегка помучить их на уроках — само собой, всегда беззлобно и с юмором).

Время от времени он мог припугнуть тех, кто филонил на занятиях, пригрозив им необычным наказанием. «Когда я проходил здесь практику, мой инспектор применяла особое, проверенное средство для „класса живых мертвецов“, — рассказывал притихшим ученикам Стив. — Допустим, она задала вопрос: „Кто мне подскажет, чем была вызвана глубокая депрессия Вилли Ломена из „Смерти коммивояжера“ (пьесы, вышедшей из-под пера знаменитого американского драматурга Артура Миллера)?“ Если через пятнадцать секунд никто не поднимал руку, она снимала туфлю. Через тридцать секунд — вторую. И так далее. До молнии на платье обычно не доходило: к тому времени кто-нибудь обязательно да вспоминал, что он думает о депрессии Вилли Ломена».

В перерывах между преподаванием, проверкой тетрадей и общением с Тэбби и дочерью Стив по-прежнему отыскивал время и возможность сосредоточиться, чтобы приступить к написанию романа, однако вскоре обнаружил, что короткие рассказы куда выгоднее и надежнее — по крайней мере в краткосрочной перспективе. Он по-прежнему поддерживал связь с Биллом Томпсоном из «Даблдей», но, после того как его заставили основательно перелопатить два романа, которые в итоге завернули, решил сосредоточиться на рассказах для мужских журналов: он мог заработать от двухсот долларов и выше всего за несколько часов.

Помимо изданий «Кавальер» и «Адам», Кинг сотрудничал с такими журналами, как «Чувак», «Джентльмен», «Бюст», «Шик» и «Гэллери». Когда он сообщил матери, что его сочинения пользуются спросом, та обрадовалась и, само собой, захотела купить журнал с рассказом сына. И хотя, в отличие от других авторов, Стив писал не порнографию, которой пестрел каждый выпуск, а ужастики, он не хотел, чтобы мать знала, в какого рода журналах публикуется ее сын. Поэтому Тэбби делала ксерокопии напечатанных рассказов, предварительно заклеив поля с кричащей рекламой фильмов для взрослых, смазки и секс-игрушек, как правило, обрамлявшей страницу с текстом.

На самом деле, в редакциях так высоко ценили его труд, что даже предлагали попробовать писать порнографию; в конце концов, за «клубничку» платили больше, чем за ужасы. Стив набрался храбрости и честно попробовал, но ничего не вышло: в эмоциональном инструментарии писателя не нашлось места для эротических фантазий. Где-то на пятидесятой странице он наконец сдался. «Слова были на месте, но я просто не мог себя заставить писать этот бред. Я валялся от смеха, — рассказывал Кинг позднее. — Еле-еле смог добраться до места, где близнецы занимаются сексом в придорожной пыли».

По его словам, дело было не в самом сексе — преданный семьянин, Стив испытывал неловкость, когда приходилось писать о разврате. «Когда состоишь в прочных моногамных отношениях, сложно сочинять сексуальные сцены, которые выглядели бы правдоподобно, воздействовали на читателя и при этом не выпадали из сюжета. Сцены секса выходили поверхностными, словно притянутыми за уши, — жаловался он. — Как, уже две главы никто не трахался? Надо срочно втиснуть сюда сексуальную сцену!»

Решив сосредоточиться на коротких рассказах, Кинг попал в точку. В 1972 году «Кавальер» опубликовал четыре его вещи: «Детки в клетке», «Пятая четвертушка», «Поле боя» и «Давилка». Это были верные деньги, а нередко и строка с именем автора в подзаголовке, и, когда Най Уилден сообщил, что читатели просят публиковать больше его рассказов, Стив по-настоящему обрадовался. Он еще не окончательно расстался с мечтой о романе и даже время от времени переписывался с Биллом Томпсоном. Впрочем, предлагать пока было нечего, и к тому же наученный горьким опытом Стив не хотел снова выполнять мартышкин труд по переделке рукописи.

Рассказ «Пятая четвертушка», о преступнике, который хочет отомстить за смерть друга, погибшего во время неудачного ограбления, Стив написал под псевдонимом Джон Суизен. Он выбрал новое имя, поскольку эта история отличалась от других его журнальных публикаций. Не рассказ о сверхъестественном, а скорее крутой детектив: в качестве образца Стив взял криминальное чтиво пятидесятых годов. «В те времена было принято использовать множество разных имен — из-за нескончаемого потока подобной литературы. А поскольку я решил попробовать себя в этом жанре, то использовал имя Джона Суизена — причем в первый и последний раз, так как оно мне не нравилось».

Когда школу закрыли на летние каникулы, Стив вернулся впрачечную «Нью-Франклин» на полную рабочую смену. У этой душной, неблагодарной, изнурительной работы был один плюс: как и на фабрике «Уорамбо», где ему довелось трудиться после школы, обстановка в прачечной располагала к рождению новых сюжетов, а местные работники время от времени подбрасывали идейку-другую для рассказа.

Так, у одного из коллег Кинга отсутствовали руки до локтей — мужчина носил специальные протезы с крюками на концах. Он работал в этом месте уже третий десяток лет; так случилось, что в один из дней его поставили дежурить у глажки. Работники в шутку называли машину для глажки «Давилкой» — потому что именно это грозило любому, кто подойдет слишком близко. К несчастью, в тот день галстук парня случайно попал в механизм. Он попытался вытащить галстук, и машина засосала его левую руку. Инстинктивно он попробовал вызволить левую руку правой — и в результате потерял обе.

Когда Стив работал здесь в начале семидесятых, парень с крючьями знакомился с новичками необычным способом: он опускал крючья под струи холодной и горячей воды, со спины подкрадывался к ничего не подозревающему коллеге и прижимал крючья к шее. Вдоволь насмотревшись на этот прикол, а также став его невольной жертвой, Стив решил использовать эту историю. В результате появился рассказ «Давилка».

Как-то раз осенью 1972 года в гости к Кингам заскочил один из друзей Стива, Флип Томпсон. Он прочел кое-что из вещиц Стива, опубликованных в мужских журналах, и теперь принялся распекать друга. В начале семидесятых женское движение за равноправие набрало полный ход, и любой просвещенный мужчина, желавший покорить современную женщину, просто обязан был проявлять интерес к женским проблемам. Флип спросил, почему Стив продолжает писать мачо-бред в сисястые журналы.

«Потому что „Космополитен“ не спешит покупать мои рассказы», — ответил Кинг.

Флип обвинил Стива в неуважении к женщинам, а тот ответил, что при желании мог бы уважать женский пол сутки напролет, но вряд ли «Кавальер» и другие заказчики оценят его чуткость.

«Если ты писатель и реально оцениваешь свои возможности, тебе любая задача по плечу, — парировал Флип. — На самом деле лучше всего получается у прагматиков и дельцов».

Флип готов был поспорить на десять баксов, что Стив не сможет написать рассказ с точки зрения женщины, и Стив принял вызов. Он как раз обдумывал одну идею для журнала «Кавальер» — о девушке-изгое со сверхъестественными способностями, мстящей одноклассникам за то, что они всю жизнь ее дразнили. Он помнил учебу в школе и девочек, которых считали изгоями в классе.

Вернувшись на работу в прачечную «Нью-Франклин», Кинг заметил, что одна из пожилых работниц буквально помешана на религии, и решил списать с нее образ фанатичной матери девочки-изгоя.

Сюжет потихоньку завязывался. Осталось только сесть и написать рассказ.

Согласно замыслу Стива, в первой сцене действие происходит в женской раздевалке. Он написал первые несколько страниц: по сюжету у главной героини, ученицы старших классов, начинаются месячные — впервые в жизни и, как назло, не где-нибудь, а прямо в школьной душевой — к вящему ужасу бедняги… несчастная, она уверена, что истечет кровью до смерти. Она не знает о простейших жизненных вещах, потому что ее свихнувшиеся на почве религии родители не удосужились заняться половым воспитанием дочери-подростка — темы, имеющие хотя бы косвенное отношение к сексу, в их семье табу.

В ответ одноклассницы принялись швыряться в девочку тампонами — и тут дело застопорилось, Стив зашел в тупик. Откуда девочки взяли столько тампонов? Из специальных платных автоматов? Он не знал. В конце концов, он лишь однажды побывал в женской раздевалке, помогая брату Дэвиду, который летом подрабатывал уборщиком в средней школе Брансуика.

Тогда он спросил о платных автоматах Тэбби. Та засмеялась и сообщила ему, что аппараты бесплатные.

«Это была жестокая история, — рассказывал Кинг. — О девочках, о женской раздевалке и о месячных — то есть о тех вещах, в которых я совершенно не разбирался. Передо мной замаячила верхушка огромного айсберга. Женщины! Девочки! И женская-то душа потемки, а уж что творится в головах у девочек и вовсе тайна за семью печатями».

Он продолжил усердно трудиться над сюжетом, но, напечатав около пятнадцати страниц с одинарным интервалом, сдался и выбросил все в мусорную корзину. Мало того что Стив испытывал трудности с «женским видением» — может, Флип и был прав, — вдобавок история ни в какую не желала втискиваться в стандартный лимит, принятый «Кавальером»: три тысячи слов. Журнал лишь однажды купил у Стива рассказ подлиннее.

«Короткий рассказ можно сравнить с динамитной шашкой с крохотным запалом, — объяснял Кинг. — Только успел поджечь — и все, конец. Меня вдруг осенило: без длинного запала тут не обойтись. Захотелось, чтобы читатель ощутил себя в шкуре моей героини и осознал, через что ей пришлось пройти и каково это — быть изгоем в жестоком мире подростков… Девушкой движет не злоба и даже не месть… Когда тебя долгие годы шпыняют и дразнят все, кому не лень, когда в душе изо дня в день капля за каплей копится обида, пожирая тебя изнутри, рано или поздно ты не выдержишь и дашь отпор обидчикам».

Выбросив страницы, Стив почувствовал необходимость расслабиться. В те времена райское блаженство (помимо круглосуточного просиживания за пишущей машинкой) означало для него нежиться в горячей ванне, покуривая сигарету и попивая пивко за прослушиванием прямой радиотрансляции с матча «Ред сокс» по заранее установленному на край раковины приемнику. За этим занятием его и застала заглянувшая в ванную комнату Тэбби. Она выключила радио, потрясла смятыми страницами и заявила:

«Ни в коем случае не бросай. История классная».

«Но я ничего не знаю о девочках», — попытался возразить Кинг.

«Я тебе помогу».

Даже если Флип был прав, то явно не отдавал себе отчет, что у Стива есть прекрасный консультант по вопросам женской психологии.

И еще Тэбби сообщила мужу, что эта история заслуживает больше, чем три тысячи слов, — по ее мнению, сюжет тянул на полноценный зрелый роман. Стив давно, еще в колледже, понял, что Тэбби — его идеальный читатель, а это на редкость привлекательное качество. «Она увлеченный читатель и бесподобный критик. Всегда укажет неудачные места, обоснует свою точку зрения и предложит несколько приемлемых вариантов на выбор».

Стиву ничего не оставалось, как разгладить смятые листы и вернуться к работе над рассказом. Дело вновь застопорилось, когда он дошел до сцены выпускного, где Кэрри пускает в ход телекинез. «Я точно знал, чего хочу: это была сцена, где обидчики получают по заслугам, жестокая картина расплаты, хаос и разрушение, — но не представлял, как именно все произойдет, — говорит он. — Тэбби посоветовала использовать усилители и электрическое оборудование рок-группы».

Помимо прочего, он и сам преподавал в школе — грех было не воспользоваться собственным опытом. «Во мне есть что-то от Кэрри Уайт, — признавал Стив. — Как и любому школьному учителю, мне посчастливилось наблюдать за школьной средой с двух разных точек зрения. Сначала — сидя за партой (помню, как по всему классу летали ластики), и позже — с места учителя».

Последовав совету жены, Кинг решил не ограничиваться требованиями журнала, и уже через три месяца перед ним лежала готовая рукопись — целых семьдесят тысяч слов. Ободренный успехом, он нарадоваться не мог на свое детище (роман получился отличный), но, увы, не все складывалось так гладко. Мало того что с понедельника по пятницу Стив как проклятый вкалывал в прачечной, отстирывая ошметки омаров и устриц с ресторанных скатертей или кровь и личинок с больничного белья, — вдобавок ко всему его изматывали постоянные переезды. С рождения Наоми семья успела сменить две квартиры в Бангоре — одна на Понд-стрит, другая на Гроув-стрит — и пожить в трейлере на Клатт-роуд в Хермоне.

Ни с того ни с сего (Стиву нравилось преподавать, и он с нетерпением ждал сентября, когда можно будет вернуться в школу) его вдруг стали мучить кошмары: во сне он, учитель литературы, пытался разобрать ворох рукописей, загадочным образом попавших в ящик его стола или в настенный шкафчик. Он признавался: «Во время работы над „Кэрри“ у меня случались приступы депрессии, иногда просто руки опускались».

Дописав рукопись, Стив подумывал послать ее Биллу Томпсону, однако так и не решился. В конце концов, в «Даблдей» уже отклонили два его романа, и меньше всего он хотел повторения. Поэтому он убрал рукопись в стол и принялся обдумывать замысел для следующего романа.

На уроках литературы в средней школе вместе с «Нашим городком» Торнтона Уайлдера Стив проходил с учениками «Дракулу». Разумеется, он обожал разговоры о вампирах, но не забывал и обсудить с учениками проблемы, которые поднимает в своем романе Уайлдер: отсутствие перемен в маленьком городке и взаимоотношения между его жителями. Стив, который и сам вырос в небольшом провинциальном городе, с легкостью вживался в образы персонажей книги.

После долгого дня у доски и прежде чем ретироваться в комнатушку для стирки, служившую ему кабинетом, Стив перекидывался парой слов с Тэбби за ужином в трейлере.

«А что, если Дракула приедет в Хермон?» — спросила она однажды.

Мысль Стива лихорадочно заработала. В итоге родился сюжет нового романа, о захваченном вампирами городке в штате Мэн, под рабочим названием «Второе пришествие».

Хотя Стиву нравилось писать романы, он прекрасно отдавал себе отчет, что кормят его не они, а короткая проза для мужских журналов. Поэтому он по-прежнему слал рассказы Наю Уилдену. К тому времени семья нуждалась в более стабильных источниках доходов, поскольку Тэбби снова была беременна. Второй ребенок четы, Джозеф Хиллстрем Кинг, родился 4 июня 1972 года.

Тэбби назвала сына в честь Джо Хиллстрема, более известного как Джо Хилл, профсоюзного деятеля и композитора, жившего в начале двадцатого века. В пятнадцатом году Хилла казнили за убийство, которого он, возможно, и не совершал; казнь вдохновила некоторых писателей на создание песен и стихов о его жизни. Одно из таких стихотворений, написанное в тридцатом году поэтом Альфредом Хейзом, переложил на собственную музыку Эрл Робинсон, композитор, творивший во времена Великой депрессии, превратив его в песню «Прошлой ночью во сне мне явился Джо Хилл», которую позже, на Вудстоке, исполнила звезда шестидесятых Джоан Баез.

Осенью 1972 года Стив вернулся преподавать в Хэмпден. Он был неплохим учителем, только слишком рассеянным — коллеги частенько подмечали его отсутствующий взгляд.

«Перспективный преподаватель, — отзывался о нем Роберт Рау, директор школы Хэмпдена. — Нигде не появлялся без книги под мышкой и постоянно читал, улучив свободную минутку. Впрочем, он всегда находил время на творчество».

Рассказывает Бренда Уилли, одна из учениц Кинга в школе Хэмпдена: «Он был хорошим учителем, который проводил семь уроков в день, а потом еще оставался, чтобы помочь нам с домашним заданием. Он признавался, что ему нравится писать, и, как мне кажется, хотел, чтобы мы тоже писали. И веселиться умел — на отсутствие чувства юмора он точно не мог пожаловаться».

Осенью Стив преподавал в течение всего дня, приходил домой и проверял тетради, готовился к завтрашним урокам, а затем уединялся в комнате для стирки и писал. Он взял за правило каждую ночь проводить по несколько часов в тесной каморке, скрючившись над пишущей машинкой и выстукивая рассказ за рассказом.

Как-то раз молодые супруги собрали детей и отправились в Дарем навестить семью Стива. Когда они пустились в обратный путь на север, стало ясно: Наоми, у которой и прежде частенько воспалялись ушки, заболела — ребенок всю дорогу хныкал и капризничал. По опыту Стив знал, что амоксициллин (розовый порошочек, как они его называли) поможет, но препарат стоил дорого, а у них, как назло, не оказалось денег. Стива душила ярость и осознание собственной беспомощности — он чувствовал, как желчь комом подступает к горлу.

Сразу же по возвращении в Хермон Тэбби разгрузила машину и отвела детей в дом, а Стив бросился проверять почту, надеясь отыскать письмо с чеком на пятьсот долларов — оплата за рассказ, который он отослал в «Кавальер» за несколько недель до этого. Когда Тэбби подошла к двери с двумя плачущими детьми на руках, он поспешил ее успокоить, сообщив, что у них есть деньги на «розовый порошочек».

«Позже приходили и другие чеки, на куда более солидные суммы, — спустя много лет рассказал Стив, — но тот, первый, не сравнится ни с чем. Благодаря ему я мог сказать жене: „Мы справимся“, — зная наверняка, что так и будет: мы пропечатали себе путь наверх из долговой ямы на пишущей машинке».

Несмотря на приходящие время от времени чеки, которые падали с неба подобно манне небесной, в первые годы совместной жизни денег им постоянно не хватало. Каждые несколько месяцев приходилось звонить в телефонную компанию с просьбой отключить телефон — в конце месяца не оставалось денег на оплату счетов. Стив отдавал себе отчет, как сильно ему повезло с Тэбби — мало кто может похвастаться такой понимающей женой. «Другая давно бы заявила: „Хватит уже каждую ночь по три часа кряду торчать в бельевой за пивом и сигаретами, которые нам не по карману! Почему бы тебе не устроиться на нормальную работу?“»

Дела обстояли столь плачевно, что, попроси Тэбби мужа найти вторую работу в ночную смену, он бы послушался. К тому же как раз в то время у Стива появилась реальная возможность подзаработать. Школьному дискуссионному клубу требовался новый куратор, и кто-то предложил кандидатуру Кинга. Куратор получал триста долларов за учебный год — неплохие деньги и очень нужные, — но тогда Стиву пришлось бы работать вечерами.

Когда он рассказал Тэбби об открывшейся вакансии, та первым делом спросила, останется ли у него время, чтобы писать, и Стив ответил, что времени будет намного меньше.

«Что ж, — вздохнула она, — значит, не судьба».

Несмотря на самоотверженную поддержку жены, Кинг ощущал себя канатоходцем, который идет по натянутой над пропастью веревке. Начинал сказываться накопившийся стресс от нелюбимой работы и постоянной нехватки денег на содержание семьи. Его всегда выручали две вещи: творчество и, увы, все чаще и чаще, выпивка.

«Я слишком увлекся выпивкой и начал профукивать деньги на покер и бильярд. Пятница, вечер, ты идешь в бар, обналичиваешь чек с зарплатой, и — пошло-поехало! — сам не замечаешь, как пустил на ветер половину семейного бюджета, деньги, на которые моя семья кормилась бы целую неделю… Знакомая картина? Я словно поставил перед собой цель: каждый раз напиваться до чертиков — и пил, пока позволяли средства. Никогда не понимал тех, кто пьет „за компанию“. По-моему, пить за компанию — все равно что целоваться с родной сестрой. Я и по сей день не понимаю, что в этом приятного. Я представлял себя в пятьдесят лет: в волосах седина, подбородок заплыл жиром, нос покрыт паутинкой разрушенных виски капилляров — тату алкашей, как мы их зовем в Мэне, — и пыльная груда неопубликованных романов, гниющих в подвале… Пятидесятилетний преподаватель, которому в жизни больше ничего не светит и остается лишь растрачивать жалкие остатки некогда блестящего литературного таланта на консультации для школьной газеты да на организацию каких-нибудь творческих курсов».

Безусловно, он любил свою семью. «С одной стороны, мне больше всего на свете хотелось их обеспечить и защитить, что, впрочем, отнюдь не мешало мне испытывать целую гамму отвратительнейших эмоций: сожаление, гнев, а порой и неприкрытую ненависть. Это был порочный замкнутый круг: чем сильнее я переживал и чем неадекватнее себя вел из-за того, что, как мне тогда казалось, я не состоялся как писатель, тем чаще искал прибежище в бутылке, тем самым лишь усугубляя и без того напряженную обстановку в семье, и от этого еще сильнее переживал. Само собой, Тэбби сердилась из-за выпивки, но говорила, что понимает».

«Больше всего я злилась из-за пяти долларов, которые каждую неделю уходили на блок сигарет, — признавалась она. — Меня просто с ума сводило, что он в буквальном смысле прожигает деньги».

«Единственное, что помогало нам держаться на плаву, — это рассказы для мужских журналов, — не скрывает Стив. — Уже многие годы меня то и дело просят расписаться на одном из таких журналов, и до сих пор я каждый раз содрогаюсь при мысли о том, через какой кошмар нам довелось пройти. В те дни я ходил в дырявых трусах».

Однажды Стив пришел с работы домой и увидел стоящую на пороге Тэбби. Она протянула руку: «Давай сюда бумажник». Он послушался. На глазах у Стива Табита вытащила из его бумажника все пластиковые карты: кредитки, карты магазинов и с заправки, — а затем взяла огромные ножницы и разрезала карты пополам.

«Но мы же ими расплачиваемся», — попытался возразить Стив.

Она ответила: «Нет, мы только выплачиваем проценты. Больше мы себе не можем этого позволить, отныне мы платим наличными».

Табита дала мужу выговориться, терпеливо выслушав все ахи и охи, а затем велела успокоиться. «Она сказала, что, чем зря себя жалеть, лучше потратить неизрасходованную энергию за пишущей машинкой, — вспоминал позднее Кинг. — Так я и поступил. Она была права: всегда можно выплеснуть свой гнев на бумагу, превратив его в десяток рассказов».

В Бангоре Стива и Тэбби время от времени навещал Джордж Маклауд, сосед по комнате времен учебы в колледже. «Местечко было то еще: дети бегали по всей квартире, а Стив сидел где-нибудь в уголке и печатал, — рассказывает Маклауд. — Шум ему не мешал. Даже находясь посреди битком набитой людьми комнаты, он словно накидывал на себя плащ-невидимку и исчезал в своем непроницаемом коконе — погружался в вымышленный мир, как ни в чем не бывало продолжая работать над сюжетом и характером персонажей».

Стив по-прежнему делал упор на коротенькие рассказы для мужских журналов, которые почти гарантированно приносили сотню-другую долларов, а то и больше, хотя, само собой, он продолжал думать и о романах: об уже написанных, о тех, что находились в работе, и о будущих — в его голове постоянно крутились новые идеи и замыслы. Хотя Кинг все еще поддерживал контакт с Биллом Томпсоном из «Даблдей», тот уже многие месяцы не получал никаких новостей и решил сам связаться с писателем. Он поинтересовался, почему Стив не присылает новые романы, добавив, что будет совсем не рад, если тот решит подписать договор с другим издательством.

Рассудив, что терять ему нечего, Стив порылся в столе, откопал рукопись «Кэрри» и послал ее Биллу, не питая, впрочем, особых надежд. На самом деле он считал, что из всех его романов «Кэрри» меньше других отвечает требованиям рынка.

«Работая над „Кэрри“, я постоянно себе напоминал, что все это прекрасно, только вот вряд ли кто-то захочет читать про трудную долю девчушки из захолустного городка, — признавался Кинг. — История мрачная, тяжелая и к тому же вымышленная».

Однако Томпсону рукопись понравилась, и он решил, что на этот раз все получится. Только вот, как и в предыдущие разы, потребовалось кое-что подправить. И хотя Биллу было неудобно просить Стива об очередной переделке, он понимал, что у этого романа самые высокие шансы «выстрелить». Редактор пообещал неиздаваемому автору сделать все, что в его силах, для публикации книги, если тот внесет нужные изменения.

В конце концов, истории о привидениях и ужасы были в моде. В июне 1971 года в продажу поступил роман «Экзорцист» в твердой обложке — на волне ожидания перед премьерой фильма по книге, который обещали выпустить в декабре 1973-го. «Другой», фильм о братьях-близнецах, добром и злом, вышел на экраны в 1972-м и сразу же стал кассовым. А о «Ребенке Розмари» продолжали говорить уже который год — хотя премьера состоялась еще в 1968-м. Издатели и кинопродюсеры охотились за новой сенсацией в этом жанре, и Билл Томпсон подозревал, что «Кэрри» может сорвать куш. Предыдущие произведения Стива не попадали в категорию «ужасы». «Кэрри» попала.

Несмотря на сомнения, Стив добросовестно, за несколько недель внес исправления, отослал рукопись обратно и благополучно о ней забыл, вернувшись к рассказам, которые он мог предложить в «Кавальер» Наю Уилдену и заработать немного наличных. Еще он возобновил работу над «Вторым пришествием», в процессе поменяв рабочее название на «Жребий».

В тот не по-весеннему холодный, серый мартовский день 1973 года настроение у Стива было хуже некуда — под стать погоде. Он снова торчал в классе, обучая нерадивых учеников, а домашний телефон опять отключили.

И тут по школьному радио объявили, что мистера Кинга просит к телефону жена — если дело было срочное, Тэбби звонила от соседей, — не мог бы он пройти в учительскую? Стив сломя голову рванул к телефону. В голове крутились две мысли: либо кто-то из детей серьезно заболел, либо «Даблдей» хочет купить «Кэрри».

Он снял трубку, и Тэбби рассказала, что Билл Томпсон прислал телеграмму, где сообщил, что книга будет издана, и предложил аванс на сумму две тысячи пятьсот долларов. Супруги пришли в восторг.

Позже Билл сообщил Стиву, что роман понравился не только ему: рукопись стала гулять по офису, произведя эффект разорвавшейся бомбы — особенно из-за первой сцены в раздевалке, где у Кэрри впервые начинаются месячные и девушку забрасывают тампонами. Женщины-редакторы делали копии, для себя и для секретарш издательства, а секретарши тайком давали почитать «Кэрри» подругам.

Рукопись практически не нуждалась в доработке или правке, но Стив пожелал внести одно важное для него изменение. Трудясь над «Кэрри», он выбрал местом действия штат Массачусетс, города Боксфорд и Андовер — он ведь не предполагал, что книгу издадут. Теперь же, когда Билл одобрил рукопись, Стив заявил, что хочет перенести место действия в родной Мэн.

Получив деньги за «Кэрри», Стив приобрел синий «пинто», первый новый автомобиль четы Кинг, всего за две тысячи долларов. Они переехали в четырехкомнатную квартиру по адресу: Бангор, Сэнфорд-стрит, 14, за девяносто долларов в месяц.

Но что лучше всего, с плеч Стива будто свалился тяжкий груз: он больше не чувствовал, что подводит жену и детей, потому что не в состоянии обеспечить семью, — теперь Кинг был кормильцем. «Не знаю, что бы стало с моим браком и моим рассудком, не купи „Даблдей“ „Кэрри“», — признавался он.

Переехав на новую квартиру, они первым делом заказали новый телефон. И, как вскоре выяснилось, очень кстати.

После того как «Даблдей» купил права на издание книги в твердой обложке, Билл Томпсон сообщил Стиву, что издатель планирует продать права на мягкую обложку и можно рассчитывать на сумму пять или десять тысяч долларов, которые, согласно контракту, будут поделены поровну между издательством и автором.

У Стива появилось искушение бросить преподавание и посвятить все свое время любимому занятию, но он понимал, что не может себе этого позволить. Он смирился с мыслью, что осенью надо будет возвращаться в школу, чтобы третий год подряд знакомить с английской литературой угрюмых подростков.

Но в День матери 1973 года все изменилось. Тэбби поехала в Олд-Таун навестить родителей и забрала детей с собой, а Стив остался дома, решив воспользоваться вынужденным одиночеством и, пока никто не мешает, спокойно и в тишине довести до ума «Жребий».

Зазвонил телефон. В трубке раздался голос Билла Томпсона, и Стив подумал, что это на него не похоже — звонить в воскресенье было не в правилах Билла. Билл поинтересовался, сидит ли Стив.

«А нужно?»

Тогда Билл сказал, что издательство «Нью американ лайбрари» (далее НАЛ) купило права на издание «Кэрри» в мягкой обложке.

«За сколько?»

«За четыреста тысяч долларов».

Стиву показалось, что тот сказал «сорок тысяч» — даже такая сумма казалась огромной по меркам молодого писателя.

«Сорок штук — это же отлично!»

И тут Томпсон его поправил: «Нет, Стив, четыреста тысяч долларов. Шестизначное число».

И половина суммы — двести тысяч долларов — полагалась Кингу!

Стив не последовал совету редактора сесть. Он стоял на кухне, у висящего на стене телефона. Едва Кинг переварил услышанное, как у него внезапно подкосились ноги. «Я как стоял, так и сполз вниз по стене: рубашка задралась, а мой зад очутился на линолеуме», — рассказывает он. Разговор продолжался еще минут двадцать, но, повесив трубку, Стив не мог вспомнить ни слова, кроме цифр: четыреста тысяч долларов…

Он с нетерпением ждал, когда же вернется Табита. Ходил взад-вперед по кухне и вдруг понял, что хочет купить Тэбби подарок. И, разумеется, его живое воображение тут же принялось рисовать жуткие картины.

«Переходя улицу, я подумал: вот сейчас из-за угла выскочит пьяный водитель и собьет меня насмерть, и все вернется на круги своя», — вспоминает Стив. Он направился прямиком в аптеку «Лавердьерс» в паре кварталов от дома и выложил двадцать девять долларов за фен для жены, которая его поддерживала и верила в его талант, даже когда он сам потерял веру. «Я шел торопливой походкой, то и дело оглядываясь по сторонам».

Когда спустя несколько часов Тэбби и дети вернулись, Стив, расплываясь в улыбке, вручил жене фен. Та рассердилась и сказала, что они не могут себе этого позволить. Он возразил, что как раз могут, и объяснил почему. И тогда они оба заплакали.

Позднее Томпсон рассказал Стиву, что НАЛ сразу же предложило за права на издание в мягкой обложке двести тысяч, ошарашив всех в «Даблдей». По словам Томпсона, когда Боб Бэнкфорд, менеджер, занимающийся перепродажей прав, первоклассный игрок в покер, получил первоначальное предложение НАЛ, он взял паузу, а затем осторожно сказал, что они ожидали несколько больше. В итоге издатель увеличил предложенную сумму вдвое.

Деньги дали Стиву свободу. Теперь он определенно мог уволиться из школы и заняться своим предназначением: писать романы.

И что лучше всего, теперь Билл Томпсон требовал следующий роман Стива. Кинг с удвоенным усердием принялся дописывать «Жребий».

И Стив, и Тэбби поверить не могли в свалившуюся на них удачу. «Словно кто-то открыл дверь тюремной камеры, — вспоминает свои ощущения Кинг. — Наша жизнь переменилась слишком быстро, и почти год спустя мы все еще ходили с глупыми улыбками на лицах, едва смея поверить, что на самом деле вырвались из цепких лап нищеты».

До продажи прав на издание «Кэрри» Стив лишь раз покупал книгу в твердой обложке, «Смерть президента» Уильяма Манчестера — и то в качестве подарка. Теперь он мог оторваться по полной и накупить дорогих книг сколько душе угодно.

В то время его мать работала в учебном центре «Пайнленд» для людей с задержкой в развитии, расположенном в Нью-Глостере, штат Мэн, в двадцати милях к северу от Портленда. «Она разносила еду, убирала дерьмо и носила зеленую униформу», — позднее рассказывал Стив. Он отправился в «Пайнленд», чтобы сообщить матери о продаже романа. «Она везла тележку с посудой. Выглядела ужасно: похудела фунтов на сорок и уже умирала от рака, хотя диагноз еще не поставили. Я сказал: „Мам, я тебя отсюда забираю“, — и это был ее последний день на работе. Денег за мягкую обложку я пока не получил, но взял ссуду в банке, и мама переехала жить к моему брату в городок Мексико в штате Мэн».

Новости о том, что первый же роман начинающего автора был куплен за баснословную сумму, быстро дошли до Голливуда. Права на фильм по книге приобрела кинокомпания «XX век — Фокс», затем передавшая их «Юнайтед артистс».

Деньги текли рекой, и Стив, который и не надеялся на подобный успех, вдруг обнаружил, что ему трудно делать покупки. Тэбби заявляла, что он ведет себя нелепо: они столько лет едва сводили концы с концами — и вот он, долгожданный заслуженный успех, так почему бы не потратить часть денег в свое удовольствие?

«После „Кэрри“ мы с Тэбби чаще, чем когда бы то ни было, спорили из-за денег, — усмехается Кинг. — Она хотела приобрести дом, а я говорил „нет“ — я пока не уверен в завтрашнем дне. Мои отказы жутко ее бесили».

После долгих лет жесткой экономии и множества фальстартов с исправленными романами, которые не удавалось продать, он не мог до конца поверить в происходящее. «Я зациклился на мысли, что это случайный успех и он не повторится, поэтому не стоит сорить деньгами. И пускай дети обедают хлопьями и арахисовым маслом — ничего страшного! Я буду писать».

Всего за месяц до окончания учебного года Кинг уволился из школы Хэмпдена, и впервые за несколько лет семейной жизни, проведенных в Бангоре и его окрестностях, они с Тэбби решили перебраться в южную часть штата, поближе к матери Стива. Они сняли дом на озере Себаго на севере Уиндхема, примерно в шестнадцати милях к северо-западу от Портленда и в ста тридцати милях от Бангора, куда и переехали в конце лета 1973 года.

За помощью с переездом Стив обратился к университетскому приятелю Джорджу Маклауду. Маклауда удивило, что Стив в буквальном смысле не имеет понятия, как перевезти вещи — при том что неоднократно переезжал с одной убогой квартиры на другую.

Маклауд занял у одного из друзей старый автофургон, к которому прицепили трейлер со всеми вещами Кингов. Маклауд сел за руль, и они отправились в путь. Маклауд всю дорогу не мог избавиться от странного ощущения: он словно попал в комедию «Деревенщина из Беверли-Хиллз», только в нашей версии действие происходило в штате Мэн. «Мы перевозили скудные пожитки Стива из прежней дыры в роскошные хоромы по девяносто пятой федеральной автостраде под проливным дождем. В гигантский, но абсолютно пустой особняк».

Сразу после переезда Стив ввел новый распорядок: он обязательно по несколько часов вдень писал, а в перерывах навещал больную мать.

Вскоре Кинг закончил «Жребий» и отправил рукопись Биллу Томпсону вместе с «Дорожными работами», очередным романом, написанным еще в колледже. «Дорожные работы» — история человека, которого вышвыривают из собственного жилища, когда городские власти решают проложить новое шоссе прямо через место, где находится его дом и место работы (главный герой работает в прачечной неподалеку). Когда Стив спросил своего редактора, какой из двух романов тот бы опубликовал первым, Билл предупредил, что ответ ему не понравится. «Он сказал, что „Дорожные работы“ — честнее и добротнее, что это настоящий роман, где сразу виден почерк мастера, но, увы, он бы предпочел „Жребий“, поскольку считает его более перспективным с точки зрения коммерческого успеха», — жаловался Стив. Билл предупредил молодого писателя, что на него могут наклеить ярлык «автора ужастиков». «Как Эдгар Аллан По и Мэри Шелли? Да ради Бога, решил я. Пускай считают автором ужастиков, зато я знаю все тонкости жанра».

Но сперва Билл, как обычно, попросил Стива кое-что изменить. «Он посоветовал переписать начало, чтобы читатель некоторое время потомился в неведении, а я ответил, что любой, кто читает такого рода литературу, сразу догадается, что книга о вампирах», — рассказывает Стив.

Редактор вежливо возразил: «Ты пишешь не для сорокатысячной аудитории. Мы хотим, чтобы твои книги волновали миллионы самых разных читателей, а не только фанатов „Жутких историй“». Стив внес необходимые изменения и позже признал, что Томпсон попал в точку.

Еще Билл попросил Стива переписать одну из сцен: ту, где Джимми Коди, местного врача, заживо сжирают крысы, полчища крыс. «В первоначальной версии крысы облепляют беднягу, накрыв его словно шевелящийся меховой ковер, кусают и грызут, а когда он пытается крикнуть, чтобы предупредить оставшихся наверху товарищей, одна из крыс запрыгивает ему прямо в рот и, вереща, отгрызает язык, — вспоминает Стив. — Мне нравилась эта сцена, но Билл ясно дал понять, что „Даблдей“ ни за что не согласится опубликовать нечто подобное. Пришлось мне насадить бедолагу Джимми на ножи. Только это уже было совсем не то».

Когда Стив работал над «Жребием», он срисовывал образ Бена Мирса с актера Бена Газзары, хотя в книге внешность героя описана весьма расплывчато, причем намеренно. «Обычно я избегаю подробных описаний персонажей. По-моему, это лишнее, — говорит Кинг. — Главное, чтобы читатель видел в героях книги реальных людей, а лица он сам дорисует. Я лишь упомянул, что волосы у Бена Мирса были черные и слегка сальные. Потом кто-то мне сказал, что Бен Газзара слишком стар для этой роли, а чуть позже я увидел его в каком-то фильме про гангстеров и подумал: „Боже правый, он и впрямь слишком стар“».

Билл Томпсон предложил купить «Жребий», хотя «Кэрри» еще даже не была издана; Стив подписал контракт сразу на несколько книг. Тем временем Рут становилось все хуже — жить ей оставалось недолго. Стив чувствовал себя обманутым. Мать столько для него сделала, заставив поверить в себя, поддерживая в трудные времена, голодая, чтобы выкроить несколько центов на карманные деньги, когда он учился в колледже… и вот она умирает, так и не подержав в руках его первую изданную книгу. Правда, Рут успела увидеть гранки «Кэрри», которые Стив ей прочел.

В ночь на 18 декабря 1973 года Рут Кинг скончалась от рака матки — в ту ночь произошло нечто необъяснимое, словно один из кошмаров Стива сошел со страниц книг, которыми он зачитывался в детстве. «В ночь, когда мама умерла от рака — практически в ту же минуту, — наш сынишка, мирно спавший дома в своей постельке, начал задыхаться, — вспоминает Кинг. — Он уже посинел, когда Тэбби наконец удалось вытащить застрявший в горле предмет». Едва опасность миновала, Стив, который раньше не боялся удушья, добавил в список страхов новый пункт.

5 Катаясь на «Пуле»

«Кэрри» издали в апреле 1974 года — книга вышла в твердой обложке по цене пять долларов девяносто пять центов. Стив радовался, что его первый роман наконец-то попал на книжные полки, но радость, омраченная смертью матери, имела горький привкус. В тот месяц в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс» попали «Челюсти» Питера Бенчли и «Первый смертный грех» Лоуренса Сандерса. «Кэрри» в список не включили. Первый тираж книги составил тридцать тысяч экземпляров, но продано было лишь тринадцать тысяч.

Стив и раньше частенько прикладывался к бутылке, теперь же, из-за депрессии, которая изводила его после смерти матери, он пил все больше. И еще он искал прибежища в творчестве: вскоре после того как мать умерла, Кинг написал «Женщину в палате» — рассказ о взрослом сыне, который помогает смертельно больной матери уйти из жизни.

Тэбби и Стив подумывали о смене обстановки. Они решили переселиться в другую часть страны — хотя бы на время. В конце концов, теперь они могли себе позволить жить практически где угодно. Они приобрели «Дорожный атлас Рэнда Макнэлли» и открыли его на странице с картой Соединенных Штатов. Стив закрыл глаза и ткнул пальцем наугад; палец приземлился в Колорадо.

Теперь, продав права на съемку кинокартины по «Кэрри» и подписав с «Даблдей» контракт на выпуск нескольких книг, Стив позволил себе расслабиться и потратить малую часть свалившегося на него состояния. Он купил новенький трехцветный, красно-бело-синий, «кадиллак»-кабриолет. Все бы хорошо, только вот теперь Кинг чувствовал себя неловко, навещая старых друзей в Дареме, поэтому домой Стив ездил на ржавом «додже-дарте» 1964 года выпуска.

В августе 1974 года Кинги забрались в свой новый «кадиллак» и отправились в Боулдер, штат Колорадо. Они сняли дом по адресу: Сорок вторая улица, Юг, 330, и Стив занялся поисками новых идей для своих книг.

В Боулдере у Кинга никак не получалось сосредоточиться на работе. Он начинал писать и бросал рассказ за рассказом — бесполезно, ничего не цепляло. Решив, что несколько дней отдыха будут нелишними, Кинг попросил соседей посоветовать место, где можно провести выходные в спокойной обстановке. Ему предложили отель «Стэнли» в парке Эстес.

В ночь на Хеллоуин Стив и Тэбби оставили детей с няней и отправились за сорок миль, в парк Эстес. Очень скоро у Стива разыгралось воображение. По дороге в отель они проехали дорожный знак, который гласил: «ПОСЛЕ ОКТЯБРЯ ДОРОГА БУДЕТ ЗАКРЫТА». Стив встрепенулся. В вестибюле отеля он заметил трех уезжающих монашек, словно сам Бог покидал это место, а на стойке регистрации им сказали, что это последний день сезона, перед тем как отель закроется на зиму.

Следуя за портье в свой номер, двести семнадцатый, они прошли мимо висящего на стене пожарного гидранта с длинным, плотно свернутым рукавом. Стив тут же подумал: «Совсем как змея».

Дальше — лучше: оказалось, что в ту ночь они были единственными постояльцами отеля. За ужином оркестр играл только для них двоих. Стулья вокруг остальных столиков в ресторане были перевернуты ножками вверх и установлены на столы. Погода стояла ветреная, и один из наружных ставней отошел и хлопал об окно; монотонный ритмичный стук не стихал всю ночь напролет.

После ужина Кинги вернулись в номер, и радостные открытия Стива продолжились: «Я чуть не утонул в ванне, которую не мешало бы выложить рифленым кафелем, такой она была глубокой».

За несколько недель до поездки в парк Эстес Стив обыгрывал идеи для рассказа о ребенке с экстрасенсорными способностями в парке развлечений. Но, насмотревшись на все эти чудесные предметы обстановки, очарованный жутковатой атмосферой старого отеля, он решил перенести место действия из парка в «Стэнли». «К ночи, когда пришло время ложиться спать, у меня в голове уже сформировался готовый сюжет», — вспоминал Кинг позднее. Стив тут же начал писать о маленьком мальчике с экстрасенсорным восприятием, который остро ощущает присутствие зла в населенном призраками отеле «Оверлук» и спасается от отца-алкоголика, одержимого мыслью убить сына.

Деньги сильно облегчили им жизнь, это правда, но, к удивлению Стива, гнев и ярость, которые он испытывал раньше — особенно по отношению к детям, — никуда не исчезли. Ярче всего это проявилось после переезда в Колорадо: Стив впервые поселился вне родного Мэна, вдали от знакомых мест он чувствовал себя уязвимым. «Я готов был сорваться на детях, — признается Стив. — Мне хотелось схватить их и ударить. И хотя я сдерживал раздражение, меня мучило чувство вины».

Став отцом, Стив обнаружил, что книги правил по отцовству не существует и придется придумывать ее самому. Образцом для подражания послужили комедийные сериалы пятидесятых «Спросите у папы» и «Предоставьте это Биверу»: «Я представлял, как прихожу вечером домой и сообщаю: „Дорогая, я дома!“, — а дети сидят за столом, уминают зеленый горошек и делятся друг с другом своими маленькими радостями. Я не был готов к реалиям отцовства».

Наоми родилась, когда Стиву было двадцать два года, а через пару лет на свет появился Джо. И Стив вдруг стал разрабатывать в своих книгах тему отцовства — так он надеялся лучше понять свалившуюся на него роль главы семейства. «Никогда не думал, что буду испытывать такую злость по отношению к собственным детям», — признавался он.

Однажды, когда Джо было три годика, мальчик схватил одну из рукописей Стива, решив, что будет писать, как папочка. Он взял цветные карандаши и сверху донизу разрисовал роман, над которым Стив тогда работал. Когда Стив это увидел, первой его мыслью было: «Мелкий гаденыш, так бы и прибил!»

Стив работал над историей, которая позже станет «Сиянием», и в ушах у него звучал совет матери: «Если ты не хочешь, чтобы что-то происходило, произнеси это вслух три раза подряд». Стив надеялся, что, если он напишет о том, что его мучило — и особенно о копившейся внутри ярости, — это никогда не выйдет наружу.

«Я писал о детях не из чувства садизма или гнева — ничего подобного. Скорее я рассуждал так: если я об этом напишу, то в реальной жизни ничего подобного не случится — как будто пытался не сглазить», — объяснял он.

Однако Кинг с удивлением обнаружил, что злость никуда не исчезла: финансовый успех, который сгладил многие острые углы, оказался бессилен перед демонами, обитавшими в его душе большую часть жизни. И имя этим демонам было стыд — стыд и разочарование из-за ухода отца.

Кинг очень быстро, практически на одном дыхании, написал большую часть «Сияния», но одна из сцен — сцена с мертвой женщиной в ванной, когда полуразложившийся труп вдруг садится и бросается к мальчику, — никак ему не давалась. Несмотря на все старания, он буквально цепенел, когда пытался ее написать. «Мне, как и мальчику, герою моей книги, совсем не хотелось лицом к лицу встречаться с этим жутким созданием из ванны», — признавался Кинг. Несколько ночей подряд, пока сцена не была написана, ему снился один и тот же кошмар о ядерном взрыве: «Грибовидное облако превращалось в гигантскую красную птицу, и та гналась за мной; как только я дописал сцену в ванной, сон прекратился».

Стиву казалось, что он пишет «Сияние», чтобы держать в узде свое желание сорваться на детях. Однако, хотя тогда он этого не понимал, Кинг также подсознательно писал и о своем алкоголизме — к середине семидесятых Стив уже не представлял свою жизнь без выпивки.

«Я написал „Сияние“, не осознавая, что пишу о себе, — говорил он позднее. — Самоанализ никогда не был моей сильной стороной. Люди часто просят меня объяснить скрытый смысл моих историй, соотнести их с реальностью. Я никогда не отрицал, что между моими книгами… и моей жизнью существует определенная связь, но со временем заметил интересную закономерность: проходят годы, и я вдруг в замешательстве осознаю, что снова перенес на бумагу собственные проблемы, подсознательно занимаясь чем-то вроде внутреннего психоанализа».

В какой-то момент «Сияние» затронуло слишком личные струны, и Кинг напрягся: взял паузу и переключился на новый роман, в основу которого легло похищение Патриции Херст.^[6] «Я был убежден, что единственный способ разобраться в деле Херст — сочинить очередную ложь». Он выбрал рабочее название для романа: «Дом на Валью-стрит». Сюжет пополнился газетным заголовком, который случайно попал на глаза писателю: в Юте в результате утечки химических отходов погиб домашний скот, и некий проповедник со Среднего Запада воспринял это происшествие как знак свыше и возвестил о приближающемся конце света.

Работа над романом, который позже выйдет под названием «Противостояние», продвигалась неспешно, параллельно с другими проектами — то прерываясь на пару лет, то возобновляясь, — но неожиданно Стив столкнулся с препятствием, которое грозило стать непреодолимым. Однажды в книжном магазине его внимание привлекла новая книга — роман уэльского писателя Терри Нейшена, автора «Доктора Кто», который назывался «Выжившие». «Это был роман о вирусе, опустошившем мир, и о кучке выживших. „Отлично, меня опередили,написали мою книгу“, — подумал я», — рассказывает Кинг.

Он завершил работу над «Сиянием», а затем все-таки закончил «Противостояние», несмотря на роман-конкурент с похожим сюжетом. «Возникло такое чувство, словно у меня открылась язва желудка и единственный способ остановить кровотечение — дописать книгу, а иначе я просто умру», — говорит Стив.

Семья прожила в Боулдере около года, а затем, летом 1975-го, Кинги вернулись в родной Мэн, купив свой первый дом на Канзас-роуд в городке Бриджтон, что милях в пятидесяти от Портленда, за сто пятьдесят тысяч долларов. «Нам было неуютно в Колорадо», — признавался Стив. Оглядываясь на книги, написанные им в Колорадо — «Сияние» и «Противостояние», — писатель узнавал в своих героях чуткость, свойственную людям из рабочего класса, среди которых прошло его детство. «Мы находились в Колорадо, но на самом деле я взял Мэн с собой. Куда бы тебя ни занесла судьба, свой дом ты носишь с собою».

«Жребий» в твердой обложке издали в октябре 1975 года; права на издание в мягкой обложке были проданы за пятьсот тысяч долларов. И снова Стив получил половину. Первые два романа принесли ему почти полмиллиона — феноменальный результат для начинающего автора, а продажа прав на съемку кинофильма обещала принести еще больше. Однако, после того как тринадцатитысячные продажи «Кэрри» не оправдали радужных прогнозов издательства, в «Даблдей» решили издать «Жребий» тиражом 20 000 экземпляров. Чтобы подстегнуть спрос на книгу, отдел продаж перед самым поступлением рукописи в печать на целый доллар снизил цену: теперь вместо восьми долларов девяноста пяти центов роман в суперобложке стоил семь девяносто пять. «Жребий» не попал в списки бестселлеров, но Стива это совершенно не волновало. Его мечта сбылась: он стал-таки профессиональным писателем и полностью обеспечивал семью — прошли те времена, когда они с Тэбби тревожились из-за денег.

Зимой 1976 года Кинг отправился в Нью-Йорк, на встречу издателей, где познакомился с Кирби Маккоули, агентом, который сотрудничал главным образом с авторами, предпочитающими жанры фэнтези и хоррор. Маккоули недавно переехал в Нью-Йорк со Среднего Запада и на момент их знакомства прочел лишь одну из изданных книг Кинга, «Жребий», однако стоило им разговориться, как выяснилось, что их литературные вкусы во многом совпадают: оба увлекались одними и теми же малоизвестными авторами сороковых-пятидесятых годов. Пока они обсуждали таких писателей, как Фрэнк Белкнэп Лонг и Клиффорд Саймак, Маккоули краем глаза заметил, что большинство присутствующих выстроились в очередь, чтобы побеседовать с популярным автором Джеймсом Болдвином, который стоял в углу, приветствуя поклонников. Но Стив, похоже, предпочитал общество Маккоули: он был поражен, когда тот упомянул некоторых из своих клиентов, в числе которых оказались Фрэнк Герберт, Пирс Энтони, Роберт Силверберг и Питер Страуб. Кинг сообщил, что пока не обзавелся собственным агентом, и Маккоули с радостью предложил свои услуги.

«Одна из обязанностей агента — видеть наперед, заглядывать в будущее, чтобы обеспечить развитие писательской карьеры», — сообщил он Кингу. В те времена Стив еще не задумывался о долговременной карьере — до сих пор его целью было наштамповать как можно больше книг и рассказов, пока на них есть спрос. Однако он взял предложение агента на заметку.

Кинги вернулись в Мэн, и Стив снова пек книжки как пирожки. Его романы по-прежнему пользовались спросом — он был благодарен читателям, которые покупали изданные книги и ждали новинок. «Деньги помогают мыслить здраво, — рассуждал Кинг. — Не нужно заниматься тем, что тебе не по душе».

Чтобы лишний раз не перепечатывать рукописи, Стив приобрел текстовый процессор «Вэнг» — теперь у него появилось больше времени на творчество. Наоми захотела попробовать себя в качестве писателя, и отец отдал ей серую «оливетти» Табиты — машинку, на которой были созданы «Кэрри» и «Жребий». Казалось бы, самое время насладиться успехом — и тут, как назло, подкачало здоровье. Стива стали донимать всевозможные мелкие болячки (и это при том, что ему не было и тридцати).

Он начал принимать препараты от давления и время от времени жаловался на бессонницу. Вдобавок Стив мучился от приступов мигрени, которые в шутку звал «рабочим симптомом». И он по-прежнему часто и помногу пил.

В ноябре на экраны вышел фильм «Кэрри» — первый фильм по книге Стива. Режиссером был Брайан Де Пальма, до «Кэрри» снявший несколько малобюджетных триллеров, а спродюсировал картину Пол Монаш. Художником-постановщиком стал Джим Фиш, муж актрисы Сисси Спейсек, которая пробовалась на роли Сью Снелл и Крис Харгенсон, но Де Пальма увидел в ней Кэрри и в итоге утвердил на главную роль.

Фильм побил все рекорды по кассовым сборам. Съемки «Кэрри» обошлись менее чем в два миллиона долларов, а за время проката в одних только США картина собрала тридцать миллионов. И что самое важное, благодаря кино о Стиве узнала совершенно новая аудитория. «Фильм „Кэрри“ принес Кингу такую массовую известность, какую не способна принести книга, — писал Джордж Бем, автор нескольких книг о Кинге. — Он привлек людей, которые обычно не ходят в книжные магазины». Теперь же эти люди сметали с прилавков «Кэрри» и «Жребий» с мыслью о том, что через два месяца нужно обязательно сюда вернуться и приобрести «Сияние».

Стиву очень понравилось, как Брайан Де Пальма переложил сюжет романа на кинопленку. «Он мастерски и со вкусом обошелся с материалом и добился от Сисси Спейсек великолепной актерской игры, — отзывался о режиссерской работе Стив. — Фильм вышел во многом более стильным, чем роман, который я по-прежнему считаю увлекательнейшей книгой, но при этом несколько тяжеловесной — в ней ощущается влияние „Бури и натиска“,^[7] которое напрочь отсутствует в картине».

Некоторые моменты книги в фильме пришлось изменить. В книге Кэрри в состоянии шока бредет домой после выпускного, взрывая по дороге несколько автозаправок, и весь город охватывает пламя. Де Пальма убрал эту дорогостоящую сцену из фильма, потому что спецэффекты не укладывались в бюджет.

В январе случилось еще одно приятное событие: Сисси Спейсек номинировали на «Оскар» за «Лучшую женскую роль», а Пайпер Лори, сыгравшую мать Кэрри, — за «Лучшую женскую роль второго плана».

Благодаря фильму продажи книг увеличились, а Стив завоевал новую широкую аудиторию читателей, желавших как можно больше узнать о творчестве писателя и о нем самом. «В их глазах читался вопрос, что-то вроде: „Есть ли еще скелеты в шкафу, Стив?“, — вспоминает он. — Или как бы невзначай начинали расспрашивать про мое детство: били ли меня, прижигали ли сигаретами. Обычно я отвечал: „Я такой же, как вы, честно“, — и они отставали».

Когда его забрасывали вопросами, он отшучивался, а потом давал заученный ответ: «По сути, разница лишь в том, что я не стесняюсь говорить о вещах, о которых боятся говорить другие. Работа, в чем-то схожая с трудом писателя-юмориста. Я занимаюсь поиском запретных тем, литературного эквивалента скребущего по стеклу железа или ложки дегтя в бочке меда. И когда наконец нахожу, читатели или зрители обычно реагируют так: „Спасибо, что затронули запретную тему, спасибо, что произнесли это вслух“».

Высокие продажи и растущая известность придали Стиву уверенности в своих силах, и он решился попросить «Даблдей» издать книги, отклоненные задолго до выхода «Кэрри». Стивену не терпелось увидеть на прилавках «За дело!», свой первый роман, который давным-давно, еще с колледжа, пылился в дальнем ящике стола, — история ученика, устроившего нападение на школу и захватившего одноклассников в заложники. Но в «Даблдей» не хотели перенасыщать рынок книгами одного автора.

У него было несколько черновых вариантов готовых романов, написанных раньше «Кэрри». И пускай другие писатели сочли бы эти работы ученическими, сырыми — так сказать, «юношескими пробами пера», не предназначенными для публикации, — Стив хотел, чтобы все его произведения получили шанс найти своего читателя. В те времена у редакторов и издателей существовало негласное правило: выпускать не более одной книги одного автора в год — считалось, что каждая новая книга уменьшит продажи предыдущих. Стива раздражала подобная ситуация, как и объяснение издателей: «Ничего не поделаешь, так уж повелось!»

Поэтому вместо того чтобы доверить «За дело!» «Даблдей», Стив выслал рукопись Элейн Костер, своему редактору в НАЛ, издательстве, купившем права на выпуск его книг в мягкой обложке. «Правило одной книги» не составило проблемы, поскольку Стив с самого начала настоял на использовании псевдонима — хотел узнать, будут ли люди читать его триллер, не догадываясь о «звездном» имени автора.

«Я подчеркнул, что я категорически против любой рекламы, — рассказывал он позднее. — Роман должен был появиться в продаже и либо найти своего читателя, либо тихонько сгинуть в никуда, не замеченным публикой. Я не ставил перед собой цель издать триллер, который мне нравился, отнюдь — скорее честно пытался создать новое литературное имя, которое-бы никак не ассоциировалось с моим, — так сказать, открыть отдельный счет в швейцарском банке».

Изначально он выбрал в качестве псевдонима имя своего покойного деда, Гая Пиллсбери. Костер передала рукопись в отдел маркетинга и другим редакторам, чтобы узнать их мнение, однако вскоре по офису пошел слушок, что автор триллера — Стивен Кинг. Стив был взбешен. Он отозвал рукопись и внес несколько изменений, чтобы подобное не повторилось вновь.

Первым делом он переименовал триллер, назвав книгу «Ярость», а затем осмотрел свою комнату в поисках подсказки, которые вдохновили бы его на создание нового псевдонима. На одной из полок он заметил томик Ричарда Старка (псевдоним Дональда Уэстлейка, автора детективов), чьим творчеством Стив восхищался, а в магнитофоне играла запись одной из его любимейших групп «Бахман-Тернер овердрайв».

Так родился псевдоним Ричард Бахман.

Костер согласилась опубликовать роман, пообещав не разглашать личность автора.

Роман «Сияние», изданный в январе 1977 года начальным тиражом пятьдесят тысяч экземпляров, стал первым бестселлером Стива, вышедшим в переплете. Стив перешел на совершенно новый уровень. Литературные обозреватели из «Нью-Йорк таймс» и «Космополитен» пели дифирамбы умению Кинга завладеть вниманием читателя. По мнению критиков, это был один из первых романов, где так мастерски обыграна проблема домашнего насилия.

Название он выбрал из песни Джона Леннона «Моментальная карма», где был такой припев: «И все мы сияем все ярче и ярче». Стиву пришлось поменять «Мы сияем» на «Сияние», потому что глагол «сиять» мог вызвать нежелательные ассоциации с одним жаргонным словечком, считавшимся ругательством в среде афроамериканцев.

Однако читателям книга показалась слишком страшной. Из-за доступности и популярности она стала первым романом Кинга, который запретили во многих школьных библиотеках — чаще всего по инициативе родителей или учителей — из-за того, что отец там изображен воплощением зла. Несколько школьных библиотекарей позвонили Стиву — в те времена он еще сам подходил к телефону — и поинтересовались его мнением.

«Подобная реакция родителей вполне объяснима: по закону в учебные часы за детей отвечает школа, школьные библиотеки существуют на средства налогоплательщиков, а значит, и на деньги родителей, которые имеют полное право изъять книгу», — отвечал Стив. И тут же вносил важную поправку: «Только, сдается мне, едва школьники узнают про запрет, они тут же бросятся в ближайший книжный или в районную библиотеку, горя желанием выяснить, что же от них пытаются скрыть. Всем известно: разжечь детское любопытство проще простого — и они не успокоятся, пока не узнают, что именно от них скрывают взрослые».

Читатели и рецензенты подвергли суровой критике образ Джека Торренса, отца, охваченного жаждой убийства. Стива спрашивали, что его заставило написать о подобных вещах. Он объяснял, что на создание романа его подвигло желание исследовать тайные порывы, таящиеся в глубине души, и приводил пример типичного заголовка «Нэшнл инкуайер» или «Уикли уорлд ньюс» конца семидесятых вроде: «Младенца прибили к стене». «Стоит вам заявить, что вы никогда не позволяли себе ничего подобного по отношению к собственным детям, хотя пару раз и хотелось, — и вот он, готовый сюжет для ужастика, — как ни в чем не бывало объяснял Стив. — Дело не в том, что кто-то прибил младенца к стене, а в том, что вы можете вспомнить случаи, когда вам хотелось оторвать собственному ребенку голову, потому что гаденыш никак не затыкался».

Несмотря на общеизвестное заявление Кинга, который не переставал твердить бравшим у него интервью журналистам, что сюжеты живут своей жизнью, а он просто их записывает, на самом деле Стив постоянно анализировал свои произведения. В случае «Сияния» он впервые признал, что над главным героем Джеком Торренсом в детстве издевался отец, и чуть не добавил, что видит в Джеке себя самого.

«Люди спрашивают: что это, история о призраках или на самом деле все происходит в воображении главного героя? Естественно, это история о призраках, потому что Джек Торренс сам как дом с привидениями. Его преследует призрак отца — снова, и снова, и снова».

Впрочем, Стив отчего-то забыл упомянуть затронутую в романе тему алкоголизма; казалось, у них с Джеком гораздо больше общего, чем он готов был признать — перед самим собой и перед окружающими.

Безусловно, вскоре в дверь писателя постучался Голливуд — учитывая успех киноверсии «Кэрри», вышедшей на экраны за два месяца до публикации «Сияния».

Несмотря на колоссальный успех и большие деньги, которых хватило бы, чтобы обеспечить Кингам безбедное существование до конца их дней, Стив продолжал писать рассказы для мужских журналов — он еще помнил, как благодаря им смог купить лекарство для заболевшего ребенка; они выручали их с Тэбби в самые трудные дни — всего несколько лет назад, когда Кинги буквально боролись за выживание, столкнувшись с беспросветной нищетой. Отчасти таким способом Стив благодарил журналы и редакторов за поддержку, оказанную ему в начале карьеры, и, кроме того, плодовитый автор чрезвычайно ценил возможность пристроить короткие рассказы, которые по-прежнему щедрым потоком лились из-под его пера.

Со времени первой публикации в журнале «Кавальер» в октябре 1970 года Стив не переставал присылать рассказы редактору Наю Уилдену. Вслед за первой историей («Ночной сменой») на страницах журнала появилось с десяток рассказов Кинга. Как-то раз в голову Уилдену пришла замечательная идея: провести в «Кавальере» конкурс короткого рассказа. Условия были просты: Стив напишет первую часть рассказа в жанре хоррор, а читателям предложат закончить историю. Те авторы, чья концовка понравится Стиву, будут названы победителями и получат призы.

Уилден откопал где-то портретное фото странной, безумного вида кошки крупным планом, решив, что этот образ послужит прекрасным источником вдохновения для Стива, которому идея понравилась. Редактор выслал Кингу фотографию кошки и попросил написать половину рассказа.

Неделю-другую спустя в редакцию журнала пришла рукопись под названием «Кот из ада» с пояснением Кинга: «Я так и не смог написать полрассказа и сочинил его целиком. Обрежьте текст на свое усмотрение. Может, после награждения победителя вы сочтете нужным опубликовать концовку, чтобы читатели увидели мой вариант».

Первые пятьсот слов «Кота из ада» появились в мартовском выпуске «Кавальера» 1977 года, а полная авторская версия вместе с лучшими конкурсными работами — в июньском выпуске.

После успеха «Сияния» «Даблдей» ждало от Кинга новый роман, который планировалось издать в следующем году. Но писатель уже начал работать над «Противостоянием» и знал, что не успеет закончить его в срок. Поэтому вместо очередного романа он предложил издательству сборник рассказов — тех, что успешно продавались «Кавальеру» и другим мужским журналам в течение последних семи лет, — который он назвал «Ночная смена». В сборник в числе прочих вошли «Давилка», «Поле боя», «Грузовики», а также «Дети кукурузы».

Он мог бы предложить «Даблдей» один из романов Ричарда Бахмана, если бы не считал, что книги, выбранные им для публикации под псевдонимом, написаны в особой манере. К тому же он уже пообещал свои ранние романы — «Долгая прогулка», «Ярость» и «Дорожные работы» — издательству НАЛ, которое выпустило романы Кинга в мягкой обложке и взялось опубликовать романы Бахмана.

В «Даблдей» пусть неохотно, но согласились на сборник рассказов — там считали, что спрос на подобный сборник будет относительно невысок, — и в феврале 1978 года издательство выпустило «Ночную смену» тиражом пятнадцать тысяч экземпляров — меньше, чем первый тираж «Жребия».

К всеобщему удивлению, первый тираж сборника был очень быстро распродан — «Даблдей» оказалось не готово к такому успеху. Чтобы обеспечить потребности книжных магазинов и дистрибьюторов, издательству пришлось отозвать стопки книг, которые поставлялись в книжные клубы — включая собственный книжный клуб «Литературная гильдия», — и выбросить на рынок партию, отпечатанную на бумаге более низкого качества.

Хотя Стив любил свою работу и, зайдя в книжный, радовался каждый раз, когда замечал на полке книгу со своим именем на обложке, он понимал, что потихоньку начинает «перегорать», и стал подумывать об отпуске.

«Я продолжаю твердить себе: вот допишу книгу и отдохну, — но не проходит и нескольких дней, как мне на глаза попадает очередная идея из тех, что я припас, пока работал над предыдущей книгой, и я загораюсь. Писать книги приятно, знаете ли. В конце концов, мы сами себя развлекаем».

Впрочем, появился дополнительный стимул сократить объем работы: 21 февраля 1977 года у Стива и Тэбби родился третий ребенок, Оуэн Филлип Кинг.

С самого начала возникли подозрения, что судьба уготовила этому малышу отнюдь не безоблачное будущее. В отличие от старших детей Оуэн родился с непропорционально большой головой — Стив и Тэбби опасались, что у их сына гидроцефалия — врожденный порок, при котором жидкость скапливается в тканях мозга и давит на него, грозя вызвать кровоизлияние, необратимые повреждения и кому.

На протяжении долгих недель они возили новорожденного в больницу для прохождения бесчисленных тестов и сдачи анализов. И хотя анализы не дали определенных результатов, при мысли, что его ребенок может умереть, Стива охватывал ужас.

«Меня всегда интересовало, как это — иметь ребенка-инвалида, — говорил он. — Я с удивлением обнаружил, что большая, похожая на гриб голова Оуэна нисколько не мешает мне его любить, — как раз наоборот: моя любовь к сыну выросла многократно. Я каждый раз испытываю шок, просматривая старые домашние видео. Оуэн там настоящий гадкий утенок — долговязый, худой, бледный, с маленьким личиком под нависающей громадой лба. Он не был гидроцефалом, просто мальчик с уродливой головой, но видели бы вы, через какие мучения нам пришлось пройти за показавшийся нам вечностью отрезок времени, когда мы не знали, чего боимся больше: что наш сын умрет или что выживет».

Теперь Кинг мог издавать по два романа в год — один под собственным именем через «Даблдей», а второй через НАЛ под псевдонимом Ричард Бахман, — и тем не менее у него постепенно накопилась масса претензий к издательству, выпускавшему его книги в твердом переплете: «автора номер один» не устраивало пренебрежительное, на взгляд Стива, отношение руководства «Даблдей». Помимо него издательство сотрудничало с такими коммерчески успешными писателями, как Апекс Хейли, автор «Корней», и Леон Юрис, написавший «Троицу», — по мнению Стива, им обоим уделялось гораздо больше внимания.

Билл Томпсон вспоминает: «Он нередко приезжал в Нью-Йорк, чтобы встретиться со мной или обсудить рукописи, и хоть бы раз кто-нибудь из забегавшего в кабинет начальства его узнал. Мне постоянно приходилось заново его представлять».

«Противостояние» было издано в сентябре 1978 года, первым тиражом тридцать пять тысяч экземпляров. Стив считал книгу своим лучшим произведением: апокалипсический роман о жуткой эпидемии супергриппа, сметающей с лица земли большую часть населения! Выжившим предстоит принять участие в битве добра и зла. Автор воспринимал роман как собственную версию «Властелина колец», только действие разворачивается на просторах Америки. Он отправляет хорошего парня Стью Редмана сражаться против Рэндалла Флегга, земного воплощения дьявола, а затем в самый разгар битвы бросает в круговорот событий шестнадцатилетнего Гарольда Лаудера, чтобы посмотреть, чью сторону тот выберет.

«Я написал строку „Темный человек без лица“, а затем объединил со зловещим лозунгом „Один раз в каждом поколении чума падет на них“, и дело пошло, — рассказывает Кинг. — Следующие два года я посвятил работе над „Противостоянием“, и порой мне начинало казаться, что я никогда не закончу эту книгу. Дошло до того, что в компании друзей я в шутку называл ее „своим карманным Вьетнамом“. Я утешал себя: еще страниц сто, и ты увидишь свет в конце туннеля… Образ Гарольда Лаудера во многом списан с меня. Работая над персонажами, обычно присматриваешься к людям, стараешься понять, о чем они думают и что чувствуют. Только в отличие от меня Гарольд ужасно одинок, он чувствует себя совершенно отвергнутым и никому не нужным: толстым уродцем, на которого не взглянет ни одна девушка».

И еще Стив признался, что, работая над «Противостоянием», дал вволю разгуляться разрушительной части своей личности. «Обожаю устраивать пожары, по крайней мере на бумаге. На мой взгляд, поджог в литературе в разы веселее, чем в реальной жизни, — рассказывал он, цитируя одну из своих любимейших сцен, когда Мусорный Бак поджигает нефтяные резервуары на перегонном заводе. — Я люблю огонь, обожаю разрушения. Это здорово, это запретный плод, это возбуждает. С „Противостоянием“ я оторвался по полной — еще бы: стереть все человечество с лица планеты! Черт побери, это было весело! Настоящий кайф — смотреть со стороны, как в мгновение ока рушится установленный общественный порядок… Наверное, где-то внутри меня живет маньяк-террорист».

Стив замечает: «Хотя многие до сих пор считают, что в „Противостоянии“ отражена эпидемия СПИДа, к моменту выхода романа СПИД еще даже не был открыт. Когда о СПИДе заговорили, я поверить не мог, насколько он напоминает происходящее в книге. Как будто болезнь сошла со страниц моего романа».

Когда Кинг впервые прислал в издательство рукопись «Противостояния» — внушительных размеров пачку в тысячу двести страниц, весом двенадцать с половиной фунтов, ему сказали, что роман слишком длинный. В те времена типографский пресс «Даблдей» был рассчитан страниц на восемьсот, не больше. Стиву объяснили, что нужно вырезать четыреста страниц — он может сделать это сам или довериться редакторам издательства.

Он ответил, что сделает все сам. И хотя Кинг старался не показывать недовольства, поведение издателя все больше и больше его раздражало. Продажа его книг принесла издательству не один миллион, и Стив полагал, что с ним должны считаться. Но в «Даблдей» наотрез отказались издавать книгу в первоначальном варианте. Они настаивали: треть материала нужно вырезать. Хуже того, по контракту он мог рассчитывать лишь на небольшие ежегодные выплаты, а его долей прибыли распоряжалось издательство. В контракте оговаривалось, что издатель вправе удержать авторский гонорар, выплачивая автору пятьдесят тысяч долларов в год. Большинство авторов не зарабатывали и малой доли такой суммы, но Стив в их число не входил. Он попросил «Даблдей» изменить этот пункт контракта. И получил отказ, несмотря на то что одна только продажа киноправ на его книги приносила сотни тысяч долларов в год, не говоря уже о зарубежных изданиях. Кинг понимал: «Даблдей» сознательно его обкрадывает. Отношения исчерпали себя. Издательство, которое в 1973 году приятно удивило Стива, согласившись выпустить «Кэрри», больше его не устраивало. По самым скромным подсчетам, одна только продажа прав на издание в мягкой обложке принесла издателю огромную прибыль — Кинг чувствовал, что недополучает не только уважения, но и денег. Сдав «Противостояние», он выполнил свои обязательства по старому контракту, поэтому с чистой совестью выставил издательству новые требования: «Даблдей» могло получить следующие три романа писателя, только выплатив три с половиной миллиона долларов аванса.

Томпсон, всегда защищавший своего звездного автора, уговаривал начальство принять требования Стива, но получил отказ. Издательство предложило три миллиона.

Стив вспомнил о литературном агенте Кирби Маккоули, с которым познакомился в прошлом году, и попросил у него совета. Тот посчитал, что самым разумным выбором будет издательство, уже знакомое с цифрами продаж и с прибылью, которую можно извлечь из его книг, — «Нью американ лайбрари», выпускавшее книги Кинга в мягкой обложке. Они согласились на все требования Стива, и хотя НАЛ специализировалось исключительно на выпуске книг в мягкой обложке, контракт был подписан: права на издание в твердом переплете приобрело издательство «Викинг».

Стив разорвал отношения с «Даблдей» и сделал Маккоули своим литературным агентом, а Томпсон попал под раздачу. «Стоило мне отказаться от их услуг, как Биллу указали на дверь, — рассказывает Стив. — Это было бы смешно, если бы не было так грустно: давайте убьем гонца, принесшего дурные вести».

Кингу казалось, что внезапная смена издателя и новость о миллионной сделке всколыхнет интерес читателей, в том числе — и к первой книге Ричарда Бахмана. В сентябре 1977 года НАЛ выпустило издание «Ярости» в мягкой обложке. Это был отличный роман, но Стив забыл, что на корешке красовалось не его настоящее имя, а никому не известный псевдоним.

Через месяц-другой книга исчезла с прилавков, не замеченная читателем. В конце концов, мир ждал Стивена Кинга, а не какого-то Ричарда Бахмана. И хотя Стиву было приятно, что одна из его ранних работ появилась в печати без звездного имени на обложке, продажи «Ярости» не шли ни в какое сравнение с популярностью того же «Сияния». Стив, который отпустил книгу в свободное плавание, предоставив ей самой выплыть или пойти ко дну, не скрывал своего разочарования.

Когда ситуация с «Даблдей» наконец разрешилась, Стив и Тэбби стали подумывать о смене обстановки. «Мне казалось, людям может надоесть, что действие всех моих книг происходит в Мэне, — вспоминает Стив. — Я решил, что отправлюсь на родину историй о призраках, в Англию, и напишу о привидениях. Мы взяли детей и устроили их на год в английскую школу». Они сняли дом на болотах в Гэмпшире, по адресу: Флит, Элдершот-роуд, 87. Если верить биографу Джорджу Бему, объявление Кингов о съеме дома выглядело так: «Снимем старый деревенский дом в викторианском стиле, со сквозняками, темным чердаком и скрипучими половицами. Привидения приветствуются».

Очень скоро Стив убедился, что переезд был большой ошибкой: вдохновение его покинуло. «Вдали от родины я буквально и строчки не мог из себя выдавить, как будто кто-то перерезал пуповину, соединявшую меня с моей музой».

Единственным приятным событием, случившимся за время поездки, можно считать знакомство с Питером Страубом, американским писателем, который в то время как раз жил в Лондоне. Страуб написал несколько хорошо принятых публикой романов, таких как «Джулия», «Под Венерой» и «Видел бы ты меня сейчас», а его роман «История о призраках» вот-вот должны были издать, когда они с Кингом познакомились. Как-то вечером писатели и их жены, Тэбби и Сьюзи, собрались вместе на ужин в доме Страубов на Хиллфилд-авеню в Лондоне. Мужчины отправили дам спать, асами засиделись допоздна, выпивая и разговаривая обо всем подряд. «Мы должны написать книгу вместе», — предложил Стив, и Питер немедленно подхватил идею. Однако когда писатели сверили расписания, выяснилось, что оба слишком заняты и смогут выкроить время на совместный проект не раньше чем через четыре года. Они скрепили сделку дружеским рукопожатием и занесли условленную дату в ежедневники.

Живя в Великобритании, Кинги постоянно мерзли. Снятый ими дом оказался холодным и сырым и ни в какую не желал прогреваться. Когда Стив и Тэбби вернулись в Штаты, Сьюзи Страуб в одном из писем написала: «В Англии по-особому относятся к отоплению — нужно время, чтобы к этому привыкнуть. Честное слово, здесь не любят жить в тепле».

Кинги собирались провести в Англии целый год, но спустя всего три месяца, в середине декабря, решили вернуться домой. Они купили дом на берегу озера в центре Лавелла, штат Мэн, — городке, жители которого в большинстве своем приезжали туда только на лето.

В 1978 году Стив был на подъеме, поток новых романов и рассказов не иссякал, хотя после успеха «Противостояния» Кинг в полной мере ощутил, каково это — быть знаменитым писателем в Америке.

Некоторые поклонники преследовали его даже в туалетах ресторанов, проталкивая книги на подпись в щель под кабинкой. Стив признавал, что только дома, в Мэне, он может вздохнуть спокойно. «В Мэне все иначе, ты знаешь тех, кто подходит за автографом, но чем дальше от дома, тем больше мест, где люди просто не в силах поверить, что я существую, — жаловался Кинг. — Чувствуешь себя каким-то уродцем».

Несмотря на то что к 1978 году Стив заработал достаточно, чтоб обеспечить безбедное будущее (благодаря первым трем романам и продаже прав на съемку фильмов по двум книгам), он не собирался сорить деньгами. Он с детства привык экономить. И еще сильнее, чем прежде, бесился, если его пытались использовать.

Школьный приятель Стива, Питер Хиггинс, вспоминает, как однажды вечером они решили прошвырнуться по барам. Хотя к тому времени у Стива был «кадиллак», он по-прежнему разъезжал на стареньком «додж-дарте». Так вот, они зашли в один из баров в Лисбоне, сели и заказали по кружке пива. Официантка предупредила, что, если они планируют подняться на танцпол, нужно заплатить пару баксов сбора. Они и не собирались танцевать, но Стив решил уйти из принципа: они допили пиво и направились в бар в Льюистоне, в двадцати минутах езды.

«Там с нас потребовали оплатить пятидолларовый сбор, — рассказывает Хиггинс. — Я смотрю на Стива, он смотрит на меня и говорит: „Я не собираюсь платить“. Я говорю: „Аналогично“. В итоге мы отыскали другое место, где не нужно было платить никаких сборов, и прекрасно отдохнули, прихлебывая пиво и вспоминая старые добрые времена. Я к тому, что у него уже тогда водились деньги и он мог запросто оплатить этот несчастный сбор не только за себя, а за всех посетителей той забегаловки. Но он отказался».

В 1978 году Стив решил вернуть должок своей альма-матер, Университету штата Мэн в Ороно, в течение года читая там лекции. Таким образом он хотел по-своему отблагодарить родной университет и особенно факультет английской литературы за все, что они сделали для него — юного студента, мечтавшего найти свой путь в литературе и стать писателем.

Сэмюэл Шуман, который сегодня занимает пост ректора в Миннесотском университете, как раз проходил стажировку на факультете английской литературы и застал возвращение Кинга. По его словам, в основные обязанности Стива входило обучение первокурсников предмету «Введение в писательское мастерство». «Он не вел себя как звезда: никаких встреч с читателями и раздач автографов, никаких профессиональных приемчиков, которых можно ожидать от романиста его уровня, — позднее рассказывал Шуман. — Он не отлынивал от обычных обязанностей преподавателя: принимал участие в различных комитетах и помогал в составлении учебного плана».

По словам Шумана, поначалу студенты побаивались именитого преподавателя, но трепет быстро проходил, стоило им побывать на его занятиях и послушать его лекции. Судя по всему, студенты относились к Кингу точно так же, как к другим профессорам.

«При всем желании язык не поворачивался назвать его внушающей страх фигурой: он был еще довольно молод, одевался и вел себя соответственно, без лишнего официоза, — вспоминал Шуман, добавив, что Стив мог прийти на занятия в застегнутой не на ту пуговицу рубашке или в носках разного цвета. — Обычный человек, который спросонья натянул на себя первую попавшуюся одежду». Вероятно, это стало еще одной причиной, по которой его не боялись студенты.

«Я с огромным интересом наблюдал, как знаменитый писатель общается с теми, кто когда-то его учил, — говорил Шуман. — Он по-прежнему выказывал им большее почтение, чем они ему. Он относился к преподавателям, как любой выпускник относится к старым профессорам, а для них он был недавним студентом».

Один из комитетов, в котором состоял Кинг, решал, кого из студентов включить в список кандидатов на вручение факультетских наград «Лучший новый автор» и «Лучшая газета года». «Никто особо не рвался в этот комитет, вот и назначили Стива, а он по неопытности согласился, — рассказывал Шуман. — Другие преподаватели были счастливы, что он хочет участвовать в жизни факультета и готов трудиться наравне с остальными».

Шуман был впечатлен: быстро растущий успех и слава совсем не испортили Стива. «У меня сложилось впечатление, что он не только не потерял головы, а, напротив, прекрасно понимает, кто он и чего достиг, и старается жить в соответствии со своими ценностями».

Разумеется, Кинг опирался на собственный опыт преподавания в средней школе. Однако он очень быстро заметил разницу: «В средней школе ученики совсем иначе относятся к учебе, потому что они вынуждены ходить в школу и часто пытаются хоть как-то себя развлечь — так сказать, совместить приятное с полезным. В то время как в колледже многие мои студенты на самом деле хотели стать писателями и вкладывали в учебу всю душу. Спустя какое-то время я совершил самую страшную ошибку, какую только может совершить преподаватель писательского мастерства, особенно когда речь идет о поэзии. Я начал робеть и осторожничать с критикой — из страха, что какой-нибудь ранимый студент придет домой и совершит что-то вроде харакири. Я не хотел нести ответственность за гибель амбиций».

Несмотря на смену обстановки и необходимость выполнять обязанности преподавателя, отнимавшие большую часть дня, Стив неизменно находил время для творчества, день заднем следуя привычной, отработанной за годы рутине.

«Есть определенный ритуал, который я совершаю, когда сажусь писать. Я выпиваю стакан воды или чашку чаю. Начинаю работать в определенное время, с восьми до восьми тридцати, каждое утро в один и тот же получасовой промежуток. Приняв витамины и включив музыку, я сажусь на одно и то же место, и бумаги на столе всегда разложены в одном и том же порядке. Цель всех этих повторяющихся изо дня вдень приготовлений — сообщить мозгу: „Пора настроиться, настало время помечтать“. Это не сильно отличается от ежедневной рутины, которую многие выполняют перед сном. Разве вы каждый вечер ложитесь спать по-разному? А как засыпаете, в одной и той же позе? Я, например, всегда перед сном чищу зубы и умываюсь. Почему люди умываются, перед тем как лечь в постель? Понятия не имею. И подушки должны быть повернуты определенным образом. Открытая часть наволочки должна смотреть вниз — только так и никак иначе. Почему — не знаю».

Пока Стив преподавал в университете, семья жила в снятом доме на Ривер-роуд в Оррингтоне, что в окрестностях Бангора. Дом стоял на оживленном и, как им вскоре предстояло обнаружить, предательски опасном шоссе. Под колесами несущихся грузовиков часто гибли животные, и соседские дети устроили в лесу за домами что-то вроде небольшого кладбища.

«Кладбище домашних животных создал наш сын Джон вместе с соседской девочкой по имени Бетани Стэнчфилд, — рассказывает Норин Левеск, которая по-прежнему живет неподалеку. — Все началось то ли с мертвого птенца, то ли с белки, подобранной детьми у дороги. Поначалу дети хоронили их в песочнице на нашем заднем дворе. Однако вскоре список случайных жертв пополнили кошки и собаки, и захоронение было перенесено на ближайший холм».

«Кто-то из детей брал тележку, клал туда тело и отвозил на кладбище, — говорит соседка Альма Доузен. — Они выкапывали могилки, хоронили животных и мастерили надгробия. А потом устраивали что-то вроде поминок». За кладбищем присматривало не меньше тридцати детей.

Стив, который брал на заметку все странное и непривычное, узнал о необычном кладбище и решил, что однажды использует его в каком-нибудь рассказе или романе. А пока они с Тэбби притащили несколько складных стульев поближе к месту захоронения, и каждый раз, когда Стиву хотелось спокойно поработать в тишине, он направлялся туда. Затем они стали играть с детьми на лужайке перед домом, и дело приняло совершенно иной оборот.

«Как и большинству малышей, делающих первые шаги, Оуэну казалось, что убегать от мамы с папой ужасно забавно, — вспоминает Тэбби. — Сразу после переезда в Оррингтон Оуэн устроил побег: пересек лужайку и направился прямиком к шоссе, навстречу смертельной опасности. Мы его поймали, но оба перенервничали не на шутку. А Оуэн как ни в чем не бывало заливался смехом, глядя, как мама с папой рухнули на траву».

Этот инцидент подтвердил, что, несмотря на длиннющий список всевозможных страхов, больше всего на свете Стив боится потерять кого-то из детей.

Однажды, пока Тэбби с дочерью ходила по магазинам, кота Наоми, Смаки, сбил грузовик. Когда они вернулись, Стив отвел жену в сторонку и сообщил о случившемся. Он сказал, что уже похоронил кота на кладбище домашних животных. «Он собирался сказать Наоми, что кот сбежал, но я настояла на честном ответе». Члены семьи организовали похороны, соорудили надгробие и возложили цветы на могилу кота. «На этом все и закончилось, — криво усмехается Тэбби. — Почти».

Это происшествие легло в основу романа, который Стив назовет «самым жутким» из своих произведений, — «Кладбище домашних животных», история отца, который возвращает своего ребенка из мертвых. Стив сам был в ужасе от того, что написал.

Стив дал почитать роман жене, и ей он показался отвратительным. «Когда в книге двухлетний малыш гибнет на дороге, мне очень, очень сложно такое читать и принимать», — призналась Табита. Даже друг писателя Питер Страуб счел книгу ужасной и посоветовал Стиву убрать ее в стол и забыть.

Кинг так и поступил. Как обычно, вскоре у него появился повод отвлечься. 1 октября 1978 года роман «Сияние» был издан большим тиражом. Спустя два года вышел фильм по книге, и всего было продано два с половиной миллиона экземпляров в мягкой обложке.

Отложив «Кладбище домашних животных», Стив начал работу над «Мертвой зоной». Сам Кинг именовал свое произведение любовной историей, на самом же деле этот роман стал своеобразной защитной реакцией. Писателя все сильнее беспокоили проблемы, которые привнесла в его жизнь (в том числе и семейную) слава — а всему виной был его редкий дар рассказчика и умение так пугать людей, что те чуть не писались со страха. У порога его дома круглые сутки толпились поклонники. Они могли постучать в дверь и попросить автограф или денег, причем их просьбы становились все более настойчивыми, а поведение — все более агрессивным. Стив пока не решил, как оградить свою частную жизнь от подобных вторжений, зато совершенно точно знал, что хочет жить как раньше.

Примерно в это же время ему в руки попала старая рукопись, которую он написал несколькими годами раньше и также убрал в стол. В отличие от «Кладбища домашних животных» эта история, «Стрелок», пришлась ему по душе. Стив наткнулся на рукопись случайно, убираясь в подвале после наводнения. «Страницы разбухли, но текст еще вполне можно было разобрать, и я подумал, что какой-нибудь литературный журнал захочет его купить». Он перепечатал рассказ, разослал, и «Стрелок» был опубликован в октябрьском выпуске «Журнала фэнтези и фантастики» за 1978 год.

Стив и Тэбби зажили обеспеченной жизнью, превзошедшей их самые смелые мечты. Однако к новообретенному благополучию еще нужно было привыкнуть: они слишком долго во всем себя ограничивали.

«Деньги казались нам нереальными, — признается Тэбби. — У меня есть каяк, у Стива — его гитары. И все-таки эти деньги существовали, они были как бельмо на глазу. Мы выросли в бедности, и люди нам помогали. Поэтому мы стараемся помогать другим».

«Главное, чтобы денег хватало на заботу о семье, ну и еще должно немного оставаться на книги и еженедельный поход в кино, — считает Кинг. — По-моему, ставить перед собой цель разбогатеть — на редкость глупо и смехотворно. Наша цель — исполнять волю Божью, по возможности не причиняя никому вреда».

Сам Стив был весьма целеустремленным человеком, что верно, то верно. Впрочем, насколько серьезно он одержим, выяснится лишь позднее, в один прекрасный день 1979 года.

После рождения Оуэна, их последнего ребенка, Стив решил сделать вазэктомию (пройти процедуру стерилизации) и обратился к местному врачу. После операции, занявшей менее получаса, врач прописал Стиву покой в течение нескольких дней, и тот пошел домой. Все было прекрасно, пока на следующий же день Стива не потянуло взяться за рукопись. Увлеченный процессом, Кинг не заметил, как в самый разгар работы швы разошлись и из разреза пошла кровь. Он обратил внимание на кровь, лишь когда дописывал очередную главу нового романа «Воспламеняющая взглядом», но даже тогда не пожелал останавливаться, потому что боялся спугнуть вдохновение.

Когда Тэбби заглянула в кабинет мужа и увидела, что он сидит в луже крови, она запаниковала. «Любой другой на его месте орал бы благим матом, а Стив лишь сказал: „Постой, дай закончить абзац“», — позднее вспоминала она. Он продолжил работать, пока не завершил главу. И только тогда Тэбби отвезла его в больницу.

6 Бегущий человек

Хотя основную часть времени Стив проводил в родном штате, издатели, кинопродюсеры и журналисты требовали все больше внимания. Несмотря на природную застенчивость и привычку проводить время с семьей, в компании текстового процессора, наш домосед стал чаще путешествовать. Ему по-прежнему льстило, что после стольких трудных лет люди ждут его романов.

Наркотики наравне с алкоголем являлись неотъемлемым атрибутом богемных тусовок конца семидесятых. В ассортимент, который обычно предлагался на коктейль-вечеринках и торжественных мероприятиях, входили валиум, метаквалон и кокаин. Поскольку Стив начал вращаться в этом мире — и с учетомего экспериментов с запрещенными веществами в бытность студентом колледжа, — он просто не мог не поддаться искушению; тогда он впервые попробовал кокаин. В конце концов, в те времена весь мир, казалось, увлекался этим. В случае Стива, с его врожденной предрасположенностью к зависимости и навязчивым состояниям, все могло закончиться весьма печально.

«Одна понюшка — и кокаин завладел моим телом и душой, — вспоминал он позднее. — Словно недостающее звено встало на место. Кокаин был для меня кнопкой пуска, он тонизировал и заряжал энергией. Стоит попробовать, и первая мысль: „Ух ты, классно! И почему я раньше его не принимал?“ Ты „догоняешься“ и пишешь роман, декорируешь дом, стрижешь газон — и вот ты уже готов к следующему роману. Я лишь хотел прочувствовать прелесть момента, обострить восприятие. Мне казалось, что я недостаточно счастлив, я искал способ улучшить природу».

Стив всегда, не стесняясь, пил на виду у людей, даже если те знали о его проблемах с выпивкой, но кокаин он тщательно скрывал и от друзей, и от родных. И, как в случае любой другой дружной семьи, где муж и отец пьет, каждый из домочадцев давным-давно привык к своей роли и довел до совершенства умение закрывать глаза на проблему, увязнув в созависимости и отрицании. Время от времени на протяжении долгих лет Тэбби предпринимала попытки убедить мужа завязать, но обычно сдавалась, поняв, что лишь зря сотрясает воздух: у Стива в одно ухо влетало, из другого вылетало. Они прошли вместе огонь, воду и медные трубы; Тэбби привыкла сохранять видимость благополучия на людях, и у нее это неплохо получалось. «Мой муж не алкоголик и никогда им не был», — заявила она в семьдесят девятом, в том самом году, когда Стив подсел на кокаин.

Однако кокаин не стал заменой пиву, скорее наоборот: каждый вечер Стив заливал порошок несколькими упаковками (по шесть банок в каждой), чтобы приглушить возбуждение — иначе он просто не мог заснуть.

Хотя в колледже Кинг покуривал травку, позднее он отказался от этой привычки из страха перед вредными примесями. «Любой может подмешать туда что угодно, и это немного пугает… Я считаю, кайф должен помогать расслабиться, — говорил он. — И если я когда-нибудь решу снова выкурить косячок, то сделаю это по дороге в кино, очень быстро, чтобы успеть на первый ряд. По-моему, это забавно, и к тому же там всегда есть чем закусить, если „пробьет на хавчик“».

После колледжа Рик Хотала, однокурсник Стива по университету, устроился на работу в местный книжный магазин, а в свободное время писал прозу. Стив частенько заглядывал к нему в книжный поболтать о том о сем. Как-то раз Стив спросил приятеля, пишет ли тот еще, и Рик ответил, что как раз работает над романом. Стив захотел взглянуть, и увиденное так ему понравилось, что он передал рукопись Маккоули. В результате Хотала подписал с Кирби Маккоули контракт, и тот почти сразу же продал его роман «Лунная смерть» издательству «Зебра», которое выпустило книгу в 1981 году. Кинг написал аннотацию к этой книге Хоталы и к следующей, «Лунная топь», изданной годом позже.

Они скрепили былую дружбу совместными походами по барам Бангора. «Меня пугала скорость, с какой Стив поглощал пиво, — вспоминал позднее Хотала. — Я с удовольствием выпивал кружку-другую, а он приканчивал шесть-семь кружек за это же время. Честно говоря, поначалу мне казалось, что он просто выливает их на пол».

Эту особенность заметил и Чак Веррилл, редактор, который примерно тогда же начал работать с Кингом в издательстве «Патнем»: «Каждый раз, когда мы шли в бар, я заказывал одно пиво, а Стив брал три».

Но больше всего Рика тревожило, что Стив пьет даже на встречах с читателями. «Распитие спиртного в общественном месте, в торговом центре штата Мэн, в окружении сотен поклонников… — сетовал Хотала. — Знаете старое выражение: „Стань козлом. Просто добавь алкоголь“? Так вот, когда Стив добирался до выпивки, то порой был совершенно несносным».

На работу в университет Стив старался приходить трезвым. Студенты его любили за неформальный стиль преподавания — при том что он был настоящей знаменитостью — и еще потому, что его считали «своим парнем». Он мог себе позволить одеваться в изысканнейшие костюмы от самых известных дизайнеров… только вот, сами понимаете, в Мэне так не принято — по крайней мере в тех местах, откуда он родом. Поэтому джинсовая куртка Стива выглядела так, словно ее только что выудили из мусорного бака Армии спасения, а в комплекте с поношенными «левисами» и фланелевой рубашкой наряд Стива идеально соответствовал официальному дресс-коду, принятому в штате Мэн. Неудивительно, что молодой преподаватель легко вписался в коллектив.

К тому же, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, Кинг выглядел не старше своих студентов. Он даже разработал собственную теорию, объясняющую этот факт.

«Многие писатели выглядят как дети. Возьмите Рея Брэдбери, у него… лицо ребенка. Или Айзека Сингера, у него детские глаза на лице старика». Согласно теории Стива, писатели и другие люди творческих профессий сохраняют детский взгляд на мир и используют воображение, совсем как в детстве, поэтому их лица и выглядят молодо.

В то же время он охотно признавал, что не обладает больше ни одним востребованным на рынке или полезным талантом, который помог бы ему в жизни: «Я не владею никакими навыками, способными улучшить качество жизни в физическом смысле. Я даже трубу в доме не смогу починить, если она замерзнет. Я умею лишь подсказывать людям, как по-новому взглянуть на что-то знакомое. Пускай вам кажется, что это облако, но, постойте-ка, разве оно не напоминает слона? И люди платят мне, чтобы я обращал их внимание на подобные вещи, потому что сами они давно разучились. Вот почему люди платят писателям и художникам; это единственная причина, по которой мы существуем. Мы багаж сверх установленной нормы, препятствие на пути прогресса. Я птичка-невеличка на хребте цивилизации».

Кинг по-прежнему писал рассказы и рассылал в те же самые журналы, что публиковали его в трудные времена, когда «Кэрри» еще не было и в проекте, а они с Тэбби перебивались с хлеба на воду. Он оставлял за собой право переиздать рассказы в виде сборника, особенно после успешных продаж первого сборника, «Ночная смена». И, совсем как в юности, наслаждался вызовом, с которым сталкивался романист, взявшийся за «малую форму».

Рассказ «Ящик» впервые появился на страницах июльского выпуска «Гэллери» в 1979 году. Как обычно, идея пришла Стиву на ум случайно, когда он услышал по радио новость о находке старинных предметов, которые больше века хранились под часто используемой лестницей в здании химического завода — в числе прочих артефактов был упомянут старый деревянный ящик. Диктор перечислил еще несколько вещей, но Стив уже не слушал: воображение писателя набирало ход.

«Меня поразила сама мысль о столетнем ящике, лежащем под лестницей, по которой как ни в чем не бывало ходят вверх-вниз несколько поколений студентов — и так сто лет! — рассказывал он позднее. — Наверняка внутри хранились какие-нибудь старые журналы, но у меня что-то щелкнуло в голове: а вдруг внутри затаилось нечто гораздо более зловещее?» Так и родился этот рассказ. Когда настало время описать создание из ящика, на ум писателю почему-то пришел тасманский дьявол из мультфильмов «Багз Банни».

«Сплошные зубы! — ужасался Кинг. — Как-то раз дети смотрели этот мультик, и я подумал: блин, ничего смешного, жуть, да и только!»

Второй роман, вышедший под псевдонимом Ричард Бахман, «Долгая прогулка», был тоже издан в июле. Повторив судьбу «Ярости», первой книги Бахмана, он точно также канул в Лету. Для сравнения: «Мертвую зону», первый роман, переданный издательству «Викинг», планировали издать месяцем позже в твердом переплете тиражом пятьдесят тысяч экземпляров.

«Это мой первый настоящий роман, — отзывался о „Мертвой зоне“ сам автор. — До сих пор я лишь упражнялся. Я создал настоящий роман с настоящими персонажами, настоящим серьезным сюжетом и подсюжетами».

«Мертвая зона» — первая книга, действие которой происходит в Касл-Роке, городке в штате Мэн, по словам Кинга, списанном с Дарема и Лисбон-Фоллз. Он позаимствовал название Касл-Рок из «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, одной из его любимейших детских книг: у Голдинга так называлась скалистая часть острова, где разворачиваются основные события.

Осенью в рекламных целях Кинг отправился в первое большое турне и за шесть дней объехал семь крупных городов. Когда тур подошел к концу, писатель заявил: «Это все равно что принять участие в бою на подушках, где все подушки обработаны ядовитым газом». Всего через пять лет после выхода первого романа имя Стивена Кинга постепенно становилось мировым брэндом. Порой писателю казалось, что он не справляется со свалившимся на него успехом, но он все равно был счастлив. Кинг не покладая рук трудился ради своей мечты, и вот она наконец исполнилась (во всяком случае, Стив так считал).

Далее последовал прорыв на телевидении: 17 и 24 ноября 1979 года канал Си-би-эс выпустил в эфир «Участь Салема», четырехчасовой двухсерийный фильм по роману «Жребий». Стиву предлагали принять участие в съемках, но он предпочел самоустраниться и сосредоточился на книгах. Вероятно, он предчувствовал трудности с телецензурой, а может, не хотел разочаровываться, глядя, как телевизионщики кромсают сюжет. По словам продюсера Ричарда Кобритца, съемочная группа работала в бешеном темпе: осенью из эфирной сетки убрали несколько сериалов, и, чтобы заполнить пробел, они должны были успеть подготовить фильм к эфиру до начала нового сезона, уложившись в восемь недель.

«Мы работали по семь дней в неделю, без выходных — только чтобы смонтировать фильм, озвучить и добавить музыкальное сопровождение, — вспоминает Кобритц. — Стив даже ни разу не заглянул на площадку. Мы отправили ему видеокассету с черновым вариантом монтажа, чтобы он получил представление о результате. Думаю, он с удовольствием выступил в роли стороннего наблюдателя и был рад увидеть готовый продукт».

По словам Кобритца, одной из самых сложных задач, с которыми он столкнулся на съемках, было подобрать актера на роль главного вампира, а также на роль Ричарда Стрейкера. Ранее в том же году состоялись две премьеры фильмов о вампирах; обе картины имели оглушительный успех; в обеих главные роли достались привлекательным, сексуальным и ярким актерам среднего возраста: Джордж Гамильтон сыграл в комедии «Любовь с первого укуса», вышедшей в апреле, а Фрэнк Ланджелла исполнил главную роль в «Дракуле», экранизации, близкой к оригиналу романа Брэма Стокера, которая появилась на экранах в июле.

Чтобы сделать Курта Барлоу, вампира из «Участи Салема», запоминающимся, Кобритц решил, что за весь фильм тот не произнесет ни слова, а все его реплики перейдут к Стрейкеру, его человеческому посреднику, которого сыграл Джеймс Мейсон. Были и другие уловки: так, по замыслу продюсера, чтобы раздразнить зрителя и вовлечь в происходящее на экране, первое появление вампира отложили на как можно более поздний срок. По словам Кобритца, вампир впервые появлялся почти на середине фильма, на девяностоминутной отметке. Продолжительность полной, неурезанной версии составила сто восемьдесят четыре минуты без рекламных вставок.

Предварительный показ состоялся незадолго до телепремьеры в одном из больших кинотеатров Беверли-Хиллз. Задумки Кобритца себя оправдали. «Когда вампир впервые появился в кадре, публика завизжала, и такая же реакция последовала на эпизод, в котором мертвый мальчик выскакивает из гроба», — вспоминает Кобритц. В сцене, где вампиру втыкают кол в сердце, экран темнел — так цензоры решили проблему насилия.

На следующий год повтор телефильма пришелся на выборы мэра Лос-Анджелеса, поэтому показ постоянно прерывался новостными выпусками и информационными сводками о результатах голосования. «В телекомпанию поступило рекордное количество звонков с жалобами от телезрителей», — рассказывает Кобритц.

«Участь Салема» получила три номинации на «Эмми» и одну — на «Эдгара» как лучший телевизионный фильм или мини-сериал. И, что самое приятное, телефильм понравился Стиву.

Популярность Кинга стремительно росла, и ему пришлось близко познакомиться с той частью жизни востребованного писателя, которую обожают многие знаменитые авторы, а некоторые, вроде него, терпеть не могут: интервью, рекламные мероприятия и подлизывание к журналистам — все ради роста объемов продаж.

«В детстве я мало говорил, все больше писал, — сетовал Кинг. — Мне сложно целый день давать интервью, потому что, по правде говоря, собеседник из меня не очень. Я привык выражать свои мысли на бумаге и никак иначе — так уж у нас, писателей, принято. Когда кто-то начинает много болтать о том, что значит быть писателем, это уже само по себе печально. И еще печальнее, когда люди действительно принимают такого человека за писателя, а он и рад».

Все же публичность имела и явные плюсы. По словам самого Стива, когда в нью-йоркской гостинице «Уолдорф-Астория» на встрече с продюсерами «Сияния» в его присутствии начали обсуждать, кого взять на главную роль, Джека Николсона или Роберта Де Ниро, он едва мог поверить в реальность происходящего.

Вернувшись в родной Мэн, Кинг словно спустился с небес на землю… и вздохнул с облегчением.

«Я приезжаю домой, собираю игрушки, проверяю, тщательно ли дети чистят зубки, а потом уединяюсь в кабинете, выкуриваю бесчисленное количество сигарет и жую аспирин, отдыхая от гламура и шумной толпы, — делится он. — Я живу как затворник, связанный своеобразным обетом: творить изо дня в день и изо дня в день терзаться сомнениями, что мои творения слишком банальны, а может, и вовсе никуда не годятся. Поэтому всякий раз, отправляясь в Нью-Йорк, я чувствую, что в некотором смысле заслужил эту поездку».

Жить в Мэне было приятно хотя бы потому, что местные практически не обращали внимания на именитого соседа. Дома никто не клянчил автограф и не тыкал ежеминутно в лицо книгами. Куда бы Стив ни поехал и как бы ни был занят, он каждый день старался выкраивать время для работы, даже в дороге, но нигде ему не творилось столь вольготно и легко, как в родном Мэне — особенно в сельской глуши. «Мне правда кажется, что в деревне реальность как бы истончается. Я лишь пытаюсь хотя бы отчасти передать в своей прозе это ощущение чего-то беспредельного и в то же время удивительно близкого — стоит лишь руку протянуть», — рассказывает он.

Помимо прочего Кинг начал слегка уставать от вечных переездов. Он чувствовал себя не в свой тарелке, постоянная смена адресов навевала воспоминания о кочевом детстве. Ему хотелось найти одно постоянное место и там осесть, желательно навсегда.

После того как Стив вернул моральный долг родному университету, в течение года обучая студентов, Кинги провели несколько месяцев в своем доме на озере в Лавелле, раздумывая над следующим шагом.

Они с Тэбби и раньше обсуждали возможность пожить где-нибудь в другом месте, чуть более романтическом, чем Мэн, но Колорадо не подошел и Великобритания тоже. Они родились в Мэне, они прикипели к нему душой, и только здесь чувствовали себя уютно. Вместо того чтобы круглый год жить на озере в Лавелле, курортном городе, практически пустовавшем девять месяцев из двенадцати, они решили купить еще один дом. Тэбби хотелось, чтобы Наоми, Оуэн и Джо общались с ровесниками, чтобы они могли выйти во двор и поиграть в мяч или салочки с соседскими детьми.

Кинги выбирали между Бангором и Портлендом.

«Тэбби хотела переехать в Портленд, а мой выбор пал на Бангор, потому что это суровый рабочий город — севернее Фрипорта никто и слыхом не слыхивал ни о какой nouvelle cuisine»,^[8] — рассказывает Стив. К тому же ему казалось, что где-то на улочках Бангора притаился новый, еще неизвестный ему сюжет. Писатель задумал слить воедино все, что знал о монстрах; он был уверен, что в Портленде, городе «белых воротничков», который почти не отличался от Боулдера, у него ничего не получится.

Итак, они выбрали Бангор — и сразу же принялись подыскивать уютный дом в городе. Долго искать не пришлось.

Один старый морщинистый янки, когда его спросили, как добраться до Бангора, сказал; «Никак не добраться. Глухомань».

Что ж, на самом деле добраться можно, только дорога займет намного больше времени, чем вы рассчитывали. Бангор — старомодный фабричный городишко — стоит на отшибе. Многие приезжие считают, что здесь, вдали от шума цивилизации, местные жители чувствуют себя как в ловушке, потому что им совершенно некуда пойти, но для тех, кто предпочитает уединение, это идеальное прибежище.

Стивен Кинг, без сомнения, был из числа последних. Если въехать в Мэн по шоссе 1–95, через час вы попадете в Портленд, крупнейший город штата, а еще через час доберетесь до столицы штата Огасты. Поездка будет интересной, скучать вам точно не придется: дорога проходит вдоль живописного побережья, через окрестные городки и местные достопримечательности. Однако стоит выехать из Огасты по направлению к Бангору, как картина резко меняется. Последние восемьдесят миль пути пейзаж за окном крайне однообразен: сплошные деревья, редкие автомобили да знаки «Осторожно, лоси».

Как выразился сам Стив, если вы действительно хотите попасть в Бангор, то выдержите поездку, в противном случае не стоит и пытаться. Для тех, кто решит лететь самолетом, есть два ежедневных рейса из Бостона. А вот из Портленда самолетом сюда не добраться, потому что прямого воздушного сообщения между двумя городами нет.

«Одна из причин, почему я живу в Бангоре, — его удаленность: если кто-то хочет ко мне попасть, то должен проявить недюжинное упорство, — говорит Кинг. — Нужно очень сильно захотеть сюда добраться. Живи я в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, любой желающий мог бы меня выцепить в любое время. Потому я и предпочитаю оставаться в Бангоре: здесь никто и ничто меня не отвлекает».

Бангор, издавна именуемый Городом королевы, некогда процветал благодаря развитой лесоперерабатывающей промышленности. Веймутова сосна, ценный ресурс, в изобилии росла в местных лесах, которые раскинулись на сотни миль во всех направлениях. Пик промышленного развития города пришелся на 1872 год: тогда в гавани Бангора побывало 2200 кораблей, вывезя на экспорт в разные страны почти 600 тысяч кубометров древесины. В те времена Бангор считался мировой столицей пиломатериалов, но по мере того как люди продвигались на запад и осваивали богатые лесные угодья Среднего Запада и Скалистых гор, спрос на крепкую древесину веймутовой сосны с юго-востока Мэна неуклонно падал. В 1870 году население Бангора составляло 18 289 человек, а десятилетие спустя число жителей уменьшилось до 16 857. Далее последовал рост, и в 2000 году по результатам переписи в городе проживало уже 31 473 человека.

В 1980 году Кинги купили особняк Уильяма Арнолда по адресу: Западный Бродвей, дом 47. Вилла в итальянском стиле, единственная на весь город, была построена в 1854–1856 годах. Прямоугольная башня правого крыла, выходящая на улицу, относится к изначальной постройке; восьмиугольную башню левого крыла пристроили позднее, приблизительно в конце восьмидесятых годов девятнадцатого века. Особняк из двадцати четырех комнат стоит на семи акрах земли.

Подростком, гуляя с подругами, Тэбби нередко заглядывалась на большие дома и представляла, что живет водном из них. Девочка из бедного района Олд-Таун прекрасно понимала, что ей, одной из восьмерых детей в семье, владеющей продуктовым магазином, остается лишь мечтать о подобной роскоши. Но когда Стив и Тэбби стали подыскивать дом в Бангоре и обнаружили, что на продажу выставлен красный особняк с двумя затейливыми башенками, они ухватились за эту возможность.

«Я решила, что это судьба», — вспоминает Тэбби.

Приобретя особняк, Кинги первым делом занялись превращением нового жилища в дом своей мечты. Чтобы переделать виллу сверху донизу, от ворот до самых укромных уголков поместья, понадобилось три года, а также небольшая команда плотников, стекольщиков, электриков и мастеров по кованому железу.

Шесть небольших комнат объединили в просторную кухню с особой, выполненной на заказ стойкой, которую специально сделали выше обычного, чтобы Стив мог резать овощи и месить тесто, не сгибаясь в три погибели. Украшение кухни — печь из кирпича марки «Ройал ривер», изготовленного в окрестностях Дарема. Огромная раковина цвета свежей крови расположена между массивными разделочными столами, а электрический кухонный лифт доставляет грязные полотенца и скатерти в прачечную на втором этаже.

Стив, который не забыл о том, как Тэбби его поддерживала в суровые семидесятые — другая на ее месте давно бы сбежала, — спросил, какое ее самое заветное желание.

Тэбби не так давно научилась плавать, и ее единственным желанием был бассейн.

«Считай, он уже есть», — объявил Стив.

Во внутреннем дворике за особняком, перпендикулярно основному зданию, располагалась пристройка — ее и было решено использовать под крытый плавательный бассейн. Работа закипела, и вскоре Кинги стали счастливыми обладателями собственного бассейна длиной сорок семь футов и глубиной двенадцать футов.

Во время ремонта мастера-стекольщики не тронули крохотные квадратные окошки, освещавшие конюшню, зато добавили большой витраж с изображением летучей мыши в комнатку с видом на бассейн. Этот расположенный в пристройке укромный уголок, куда ведет тайный проход, служит Стиву рабочим кабинетом. Изнутри проход не виден: дверь замаскирована под массивную стойку книжного шкафа. Мальчик, который вырос в доме без водопровода, теперь плескался в сорокафутовом крытом бассейне.

В истинном духе Стивена Кинга, особняк изнутри и снаружи украшают летучие мыши — настоящие и искусственные. Заботиться о настоящих летучих мышах Стив предоставил жене. «Дом старый, вот летучие мыши его и облюбовали, — говорит Тэбби. — Я отвечаю за „мышиный контроль“. Отлавливаю их и выпускаю на волю, ну а Стив только визжать горазд».

И конечно, поместье окружает изгородь. Изысканную кованую ограду разработал и изготовил художник-кузнец Терри Стил. «При разработке дизайна ограды важно учитывать архитектурные особенности дома, узор должен быть элегантным и радовать глаз и при этом отражать индивидуальность обитателей, — считает Стил. — Стив хотел, чтобы я изобразил летучих мышей, а Тэбби попросила добавить паутину и пауков». А еще Кинги желали, чтобы изгородь несла одно важное послание: «Смотрите сколько угодно, но не вздумайте перелезать».

Зайдя в гости к Кингам, чтобы обсудить дизайн решетки, Стил сразу заметил множество комиксов «Супермен» и «Бэтмен», разбросанных по всему дому. Он тут же решил использовать символ летучей мыши из «Бэтмена» как элемент узора. «Использовав символику супергероя, я хотел избежать демонических ассоциаций», — объясняет Стил.

Вся работа от начала до конца заняла полтора года; в течение этого срока было изготовлено двести семьдесят погонных футов решетки ручной ковки общим весом более одиннадцати тысяч фунтов. Помимо заказанных клиентами летучих мышей, пауков и паутины, от себя мастер добавил парочку козлиных голов.

Как только семья переехала в особняк, Стив и Тэбби выяснили, что их новое жилище имеет еще одну необычную особенность: вдобавок к тайным ходам в доме обитало привидение. Вероятно, их потусторонний сосед — дух генерала Уэббера, умершего здесь за сто лет до переезда Кингов. По словам Стива, он никогда не видел призрака, но время от времени, когда писатель засиживается за полночь, работая над очередной книгой, ему вдруг становится не по себе — появляется ощущение, что в комнате кто-то есть, хотя все домашние уже давно легли.

А вот Тэбби чувствовала присутствие призрака — слышала необычно резкий шум, непохожий на звуки старого дома, и ощущала крепкий запах сигар.

За особняком с Западного Бродвея числились и другие странности. Третий раз подряд Кингам доставалось жилье, где когда-то произошло самоубийство. Тэбби, которая занималась покупкой мебели, приобрела спальный гарнитур в отделе подержанных товаров; при оформлении покупки продавец сообщил, что она третья, кто покупает у них этот гарнитур: первые два раза мужья умерли в постели, и убитые горем вдовы возвращали злосчастную мебель. Тэбби пересказала услышанное Стиву, но тот отнесся к новости спокойно, заявив, что третий раз — счастливый. И не прогадал…

Пускай Стив ни разу не видел генерала Уэббера, зато ему довелось присутствовать при появлении другого таинственного призрака. Это случилось вскоре после переезда Кингов в особняк на Западном Бродвее в старом бангорском доме на Гроув-стрит во время мероприятия по сбору средств на предвыборную кампанию бывшего сенатора США Джорджа Митчелла.

Стив отнес их с Тэбби пальто в спальню наверху и положил на кровать, специально освобожденную под верхнюю одежду гостей. Примерно через полчаса Кинги решили покинуть мероприятие и пойти ужинать в полюбившийся им полинезийский ресторанчик «У Синга». Стив направился наверх за пальто, которые пришлось откапывать: за то короткое время, пока они здесь находились, куча одежды на кровати стремительно выросла, — и тут краем глаза заметил, что на другом конце комнаты, скрестив руки на груди, сидит мужчина.

«Он был лысый, в очках и синем костюме в тонкую светлую полоску, — рассказывал позднее Стив, который тут же занервничал, решив, что незнакомец может принять его за вора. — Я что-то залепетал про то, как сложно отыскать свои вещи в огромной куче, и вдруг смотрю — незнакомец исчез: был — и нету. Стоит пустой стул».

Стив верит в призраков, но лишь в разумных пределах: «Я бы ни за что не стал участвовать в спиритическом сеансе, даже если б моя жена умерла, а медиум клялся, что она передает мне сообщение с того света». И еще он верит в экстрасенсорные способности. «С учетом огромного количества документальных свидетельств, любого, кто сомневается в реальности экстрасенсорики, можно сравнить с заядлым курильщиком, который выкуривает по две-три пачки в день и продолжает упорно отрицать, что существует связь между курением и раком легких».

Когда Стэнли Кубрик впервые дал понять, что хочет снимать «Сияние», Стив не поверил. «Стою я в ванной в одних трусах и бреюсь, и тут врывается жена, взгляд у нее совершенно дикий. Я уж было испугался, что кто-то из детей поперхнулся и задыхается на кухне. А Тэбби выдает: „Стэнли Кубрик звонит!“ Я даже пену не успел смыть».

До Стива доходили голливудские слухи о легендарном Кубрике. Режиссер как раз подыскивал подходящую книгу, чтобы снять по ней фильм; секретарь уже привыкла к громким ударам, которые каждые полчаса-час доносились из кабинета босса. А происходило вот что: Кубрик брал книгу, начинал читать, но к странице сороковой-пятидесятой сдавался и, швырнув книгу в стену, брался за следующую, которая вскоре повторяла судьбу предшественницы. Однажды утром удары стихли, и секретарь связалась с боссом по интеркому. Не услышав ответа, она решила, что у него плохо с сердцем, ворвалась в кабинет… и застала режиссера за чтением «Сияния». Кубрик помахал романом и произнес: «То, что нужно».

Еще в бытность, фотографом в журнале «Лук» Кубрик прославился своим перфекционистским подходом к работе. В шестидесятые годы, когда он начал снимать кино (в числе его ранних фильмов «Заводной апельсин», «2001 год: Космическая одиссея» и «Доктор Стрейнджлав»), стремление к совершенству постепенно переросло в одержимость. Со временем режиссер становился все более категоричным: на съемках поздних лент Кубрик контролировал всех и вся и нередко переснимал сотни дублей одной сцены, прежде чем перейти к следующей.

Стив ожидал, что фильм с двадцатидвухмиллионным бюджетом и сценарием, который взялся написать сам Кубрик в соавторстве с писательницей Дианой Джонсон, выйдет не хуже, чем «Кэрри» и «Участь Салема». Однако себестоимость фильма неуклонно росла, составив в итоге шестьдесят четыре миллиона долларов, а вместе с расходами росло и разочарование Стива режиссерской интерпретацией: «Это все равно что „кадиллак“ без движка. Далеко на таком не уедешь, остается разве что восхищаться им как скульптурой».

Кинг с самого начала не видел Джека Николсона в роли Джека Торренса. Писатель предпочел бы Майкла Мориарти — публике он больше известен как помощник окружного прокурора Бен Стоун из популярного в девяностых телесериала «Закон и порядок», но актер сыграл также главную роль в картине 1978 года «Кто остановит дождь». Кинг готов был согласиться и на Джона Войта, в семидесятые снявшегося в таких крупных лентах, как «Возвращение домой», «Освобождение» и «Уловка-22». «С первых же кадров фильма Николсон был слишком мрачным, — объяснял Стив. — Весь ужас романа в том, что Джек Торренс — неплохой человек, он не из тех, кто летает над гнездом кукушки, а в фильме моральная борьба просто не показана».

Часть съемок проходила в Орегоне, в отеле «Тимберлин-лодж», что в горном местечке Маунт-Худ. Кубрик не моргнув глазом поменял важнейшую деталь — номер комнаты, двести семнадцать. В отличие от книги в фильме зловещий номер таинственным образом трансформируется в двести тридцать седьмой. В отеле был номер двести семнадцать, но владельцы опасались, что после выхода фильма на экраны гости побоятся в нем селиться, зато номера двести тридцать семь в отеле не было — и с легкой руки режиссера в фильм вошел именно он.

После премьеры «Сияния» число вопросов о личной жизни и прошлом Стива стало расти в геометрической прогрессии. «Люди всегда интересуются моим детством, — жаловался он. — Они ищут объяснений, хотят понять, почему я пишу все эти жуткие вещи. Ну а сам я считаю себя довольно жизнерадостным человеком. И воспоминания о детстве у меня в общем-то самые счастливые».

Стараясь поскорее забыть печальный опыт с экранизацией «Сияния», Стив с головой ушел в работу над новыми романами, рассказами и сценариями. В сентябре 1980 года вышло коллекционное издание «Воспламеняющей взглядом», первой из книг Кинга, изданных ограниченным тиражом, — позднее Стивен откажется от этой практики из-за ее дороговизны и элитарности. Коллекционными изданиями (тиражом не более сотни экземпляров) обычно занимаются небольшие издательства. Такие книги, часто нестандартного формата, изысканно оформлены и стоят на порядок дороже изданных большими тиражами аналогов — их скупают и перепродают поклонники автора. С момента публикации цены могут сильно вырасти и даже подскочить в несколько раз. «Воспламеняющая взглядом», роман о Чарли Макги — девочке, которая владеет пирокинезом и способна усилием мысли поджечь любой предмет, стоит ей лишь захотеть, — всколыхнул новую волну интереса читателей и репортеров. Люди хотели знать все о детстве Стива. И если раньше он вежливо и терпеливо объяснял, что был обычным ребенком, что мать его не била и не запирала в шкафу, то теперь попробовал новую тактику — уходить от прямого ответа, переводя разговор на тему отцовства. Стив рассказывал о воспитании собственных детей в надежде, что люди наконец поймут: он обычный человек и всегда себя таким считал.

«Для меня желание иметь детей не имеет ничего общего с сохранением расы или инстинктом выживания. Скорее это способ повзрослеть, попрощаться с детством. Заводя ребенка, вы заново переживаете все то, что уже пережили когда-то, но с точки зрения взрослого». Стив чувствовал, что только так он сможет оставить детство позади и двигаться дальше.

«Образ Чарли Макги сознательно списан с моей дочери, потому что я знаю, как она выглядит, как движется, что ее злит. Я использовал это знание в романе, но лишь до определенной степени. — Полная привязка персонажей к собственным детям сильно ограничивает свободу писателя. Наоми стала для меня чем-то вроде изысканной канвы, которую я заполнял на свое усмотрение».

К тому же писатель попал под перекрестный обстрел критиков, обвинявших его в использовании названий брэндов: в «Жребии» персонаж Ройял Сноу пьет пепси, а в «Кэрри» мисс Макаферти водит «фольксваген». В свое оправдание Стив говорил: «Я вставляю их в текст, только если уверен, что это уместно. Порой название брэнда — идеальное слово, оно помогает яснее представить сцену».

Журналисты быстро поняли, что самый простой способ заставить Кинга раскрыться — заговорить о «Ред сокс», его любимой бейсбольной команде, которой писатель беззаветно предан до сих пор. Восхищенные поклонники жадно ловили подробности: Кинг не скрывал, что каждую осень после финальной игры Мировой серии перестает бриться и не берет в руки бритву, пока не начнутся весенние тренировки. «Когда Мировая серия подходит к концу, часть меня умирает», — признавал он.

Как считает сам писатель, его неугасающая любовь к «Ред сокс» связана с цветом кожи. «Я белый. Не поймите меня превратно, я не расист, но у Бостона всегда была белая команда. Благодаря „Ред сокс“ неуклюжим белым парням есть за кого болеть. Они живое доказательство того, что белые тоже могут чего-то достичь в спорте». И хотя в последние годы в расовой политике команды произошли заметные перемены, Стив остался ее преданным поклонником.

Со временем Кинг стал понимать, что некоторые поклонники не просто зачитываются его книгами и интересуются подробностями жизни писателя, а сходят по нему с ума так же, как сам он сходит с ума по бейсболу, а в особо тяжелых случаях и намного сильнее.

«Порой я заглядываю им в глаза… Странное чувство: будто смотришь в окна заброшенного дома, — делится Стив. — Спроси их, зачем им автограф, они не ответят, потому что сами не знают: просто нужен, и все. И тогда мне становится ясно: дом не просто заброшен, здесь обитают привидения».

Как-то раз он опаздывал на важную встречу и по дороге случайно наткнулся на фаната, который умолял дать ему автограф: мол, он поклонник номер один и прочитал все его книги. Кинг извинился и сел в машину, и тут фаната словно прорвало: он начал поносить Стива последними словами. «Иметь поклонников — невероятно тяжкий труд. От тебя постоянно чего-то хотят. Они не просят, а требуют, и, сколько ни дай, им все мало, — вздыхает Кинг. — Грань между любовью и ненавистью на удивление тонка. Они тебя любят, но кое-кто только и ждет, когда ты оступишься и упадешь — и желательно на самое дно».

Вероятно, по-настоящему Стив осознал, как далеко может зайти обезумевший фанат, 8 декабря 1980 года, в день убийства Джона Леннона. Узнав о случившемся, Кинг вспомнил свою майскую поездку в Нью-Йорк в рамках рекламного тура «Сияния». На выходе из Рокфеллер-центра после очередного телеинтервью к нему подскочил поклонник и, представившись его фанатом номер один, попросил автограф. Стив расписался на клочке бумаги, после чего поклонник остановил случайного прохожего, вручил ему «Полароид» и попросил снять его вместе с любимым писателем. Затем он привычным движением выудил из кармана специальный маркер для глянцевой бумаги и попросил Стива расписаться еще и на фотографии. «Он явно действовал по отработанной схеме», — позднее рассказывал Стив, припоминая, что он написал на фотографии: «Марку Чепмену с наилучшими пожеланиями от Стивена Кинга».

Впрочем, позднее Стив понял, что это никак не мог быть тот самый Чепмен, убийца Джона Леннона. «Даты не совпадали», — объяснял он позднее. Проведя небольшое расследование, Стив выяснил, что в конце мая, когда он находился в Нью-Йорке, Чепмен был на Гавайях. Впрочем, примерно в то же самое время писателя донимал один безумный поклонник, «который постоянно подсовывал… разные вещи на подпись. И он носил маленькие круглые очки, совсем как те, что носил Джон Леннон».

Из водоворота фанатского безумия начала всплывать идея для книги. Стив снова и снова прокручивал в памяти слова, слетевшие с губ человека, который мог оказаться тем самым Чепменом: «Я ваш фанат номер один».

Тэбби забеспокоилась: «Это действует мне на нервы, я волнуюсь за его безопасность. Нет никаких гарантий, что какой-нибудь псих не попытается сделать с ним то же, что сделали с Джоном. Стив известный писатель, а по улицам ходит немало чокнутых».

Иногда Табита чувствовала себя заложницей успеха мужа.

Стив успокоил жену. Он считал, что беспокоиться не о чем.

7 Четыре сезона

Успех мужа подстегнул угасшее было желание Тэбби писать, и оно вернулось с новой силой. Однако, когда воспитываешь троих детей в возрасте от четырех до одиннадцати, сложно выкроить время для себя. Тэбби бралась за рассказы, но так ни одного и не закончила, и все чаще жаловалась мужу на нехватку времени. Устав выслушивать ворчание жены, Стив подарил ей новенькую пишущую машинку и предложил снять офис подальше от дома, где можно будет спокойно работать. После переезда в дом на Западном Бродвее Тэбби стала регулярно наведываться в офис, работая над историей, из которой позднее вырастет «Маленький мир», ее первый опубликованный роман.

Тэбби всегда открыто признавала, что ей сильно помогла известность мужа: во всяком случае, редакторы всегда были готовы уделить минутку миссис Кинг, в то время как рукописи других начинающих авторов сперва попадали в «отстойник» издательства, огромную кипу из опусов новичков, — и далеко не все из них добирались до стола редактора. «То, что я жена Стива, мне только на руку: проще найти приличного агента; опять же некоторые издательства не прочь подзаработать на громком имени», — делилась Тэбби. Стив передал рукопись «Маленького мира» в «Викинг», своему редактору Джорджу Уолшу. Позже тот признался Табите, что не горел желанием читать ее роман и пролистал рукопись только по просьбе знаменитого мужа, в лучшем случае рассчитывая увидеть неплохую попытку новичка из серии «небезнадежно, но на публикацию не тянет». Однако, вопреки всем сомнениям, рукопись ему понравилась, он согласился издать роман и поставил его в очередь на публикацию в 1981 году.

Стив гордился женой, хотя и не скрывал, что решение Тэбби, со времен колледжа не приближавшейся к пишущей машинке, снова начать писать задело его за живое.

«Я зверски ревновал. Как ребенок. На языке крутилось: „Эй, это мои игрушки, положи на место, они не для тебя“. Однако стоило мне прочесть законченную рукопись, как ревность сменилась гордостью: я осознал, что моя жена написала отличную вещь».

Тэбби же, как обычно, восприняла свой успех более спокойно: «Полагаю, мы оба хотим сказать, что я целых десять лет делала все возможное для развития его карьеры, от моральной поддержки до чтения рукописей и советов, и он ответил мне тем же. Пока дети не выросли, писать было непросто. К счастью, они привыкли к недостатку внимания. Детей полезно время от времени игнорировать, как полезно иногда позволять им скучать. Дети быстро понимают, что они не пуп земли, а скука часто приводит к размышлениям, исследованиям и, в итоге, к новым открытиям».

Наконец настал черед Табиты блистать: она ждала своего часа намного дольше, чем Стив, и не только из-за необходимости воспитывать детей — подход Тэбби к творческому процессу отличался от подхода мужа. Если Стив был способен творить даже посреди бушующего торнадо и ужасно страдал, не имея возможности писать, то Тэбби относилась к писательству гораздо спокойней. «Для меня проблемой было начать. Я из тех, кто всегда найдет повод пофилонить. Однако стоит мне взяться за дело, и меня уже не остановить».

Разница была не только в отношении, но и в стиле работы. Тэбби и слова не могла написать без предварительного погружения в материал. «Мне не обязательно работать каждый день, — делится она, — у меня другой пунктик: я просто не сяду за книгу, пока не проведу тщательнейшее исследование».

Стив же терпеть не мог эту часть работы. «Мне достаточно наглядного примера, чтобы составить собственное представление об истории, — говорит он. — Я сажусь и пишу книгу, а уже потом провожу исследование, потому что мой принцип работы таков: „Не грузите меня фактами. Не отвлекайте меня от работы“».

Тэбби обязательно составляла предварительный план произведения, Стив же редко пользовался заготовками. «Я начинаю с замысла и примерного направления, а схемы и планы — это не для меня, — признает он. — Обычно я предвижу сюжет на десять страниц вперед, но никогда ничего не записываю, чтобы сохранить элемент неожиданности — кто знает, какие сюжетные повороты ждут меня на следующей странице? Теодор Старджон как-то раз сказал мне: чтобы держать читателя в неведении, писатель и сам не должен знать, что произойдет дальше. Этим принципом я и руководствуюсь. Никогда не знаешь наверняка, куда тебя заведет сюжет».

Снова вспомним, как в «Противостоянии» Гарольд Лаудер, съевший батончик «Пейдей», оставил шоколадный отпечаток пальца на дневнике, а читатели забросали Стива гневными письмами и батончиками, в состав которых не входил шоколад. В последующих изданиях Кинг поменял батончик на «Милкивей», а позже и «Пейдей» стали выпускать с шоколадом. После выхода каждой новой книги Стив получает тонны писем с указанием ляпов и всегда их исправляет. Ходят слухи, что он намеренно допускает ошибки, проверяя внимательность поклонников.

После ухода из «Даблдей» Билл Томпсон, первый редактор Стива, устроился на работу в небольшое издательство «Эверест хаус». Билл попросил Стива написать особую книгу: с одной стороны, отдать дань авторам, оказавшим влияние на его раннее творчество, а с другой — создать летопись всеамериканского увлечения жанром хоррор. Стиву идея понравилась, и он приступил к работе над «Пляской смерти», своей первой документальной книгой.

Стоило ему начать писать «Пляску смерти», как одна из прежних идей, которую он уже много лет держал в голове — и до сих пор благополучно игнорировал, — вновь напомнила о себе. Летом 1981 года Стив понял, что больше не может прятать голову в песок, и сел за пишущую машинку.

«Я должен был написать о тролле под мостом или забыть о нем навсегда. Он — а точнее, „Оно“ — рвался наружу. Помню, как сидел на крыльце, курил и спрашивал себя, неужели я так стар, что боюсь попробовать… Встал, вошел в кабинет, поставил рок-н-ролл и начал писать. Я знал, что книга будет длинной, но понятия не имел насколько».

Через несколько месяцев после того как Стив начал писать «Оно», был издан его роман «Куджо».

Замысел «Куджо» родился благодаря старинной привычке Стива совмещать две, казалось бы, никак не связанные между собой темы. В случае «Кэрри» это были подростковая жестокость и телекинез. А в случае «Куджо» речь шла о двух происшествиях, случившихся с разницей в пару недель.

Однажды Стив повез свой мотоцикл в частный автосервис,расположенный в сельской глуши, на отшибе. Как только он въехал во двор, движок заглох. Стив окликнул хозяев, но вместо людей из гаража выскочил гигантский сенбернар и на полном ходу, рыча и оскалившись, устремился прямо к незваному гостю. Следом вышел механик; собака не остановилась. Когда пес уже готов был кинуться на Кинга, механик его приструнил, хлопнув по заду здоровенным гаечным ключом.

«Наверное, ему лицо ваше не понравилось», — изрек он, прежде чем поинтересоваться, что произошло с мотоциклом.

Несмотря на финансовое благополучие, Стив и Тэбби по-прежнему водили «форд-пинто», купленный за 2500 долларов аванса за «Кэрри», хотя машина была напичкана проблемами с самого начала. Через пару недель после столкновения с сенбернаром автомобиль забарахлил, и живое воображение Стива тут же нарисовало ситуацию: а что, если Тэбби повезла бы машину к тому механику и пес бросился бы на нее? А людей бы поблизости не оказалось? И что хуже всего, собака могла оказаться бешеной…

Прежде Стив и не предполагал, что собака может стать основным персонажем книги. Поначалу он собирался написать о матери и сыне, запертых в замкнутом пространстве. Допустим, мать больна бешенством — напряжение в книге должно было нарастать по мере того, как болезнь овладевает матерью; она борется с собой, из последних сил стараясь не причинить вреда сыну.

Однако Стиву пришлось немного изменить замысел, когда он изучил тему и выяснил, что у бешенства довольно долгий инкубационный период. «Фокус был в том, чтобы поместить персонажей в такое место, где бы их достаточно долго не нашли, предоставив зараженной женщине время на решение проблемы».

Увлеченный замыслом, Стив рвался в бой. В полном соответствии с собственным девизом «не допускать, чтобы факты помешали рассказать классную историю», он с головой ушел в работу и сам не заметил, как выдал на-гора сотню страниц. Вот как, по словам Кинга, зерно сюжета прорастает в голове писателя: «Видишь что-то, и все вдруг встает на свои места, и рождается история. Невозможно предугадать, когда это случится».

Кинг отнесся к «Куджо» как к эксперименту. Он впервые применил новый формат: единое повествование без разбивки на главы. Так вышло само собой: изначально он представлял себе сюжет в виде привычных глав. Однако по мере развития сюжета становилось все яснее, насколько ужасны описываемые события, и Стив изменил подход: «Я обожаю „Куджо“: он воздействует на читателя так, как, на мой взгляд, и должна воздействовать книга. Это крайне агрессивное произведение, оно похоже на кирпич, влетающий в окно. В романе чувствуется анархия, он как панк-роковая пластинка: короткий и злой».

Возмущенные читатели подняли шум, на Стива обрушился поток писем с критикой: поклонники не могли ему простить гибели невинного ребенка, которому просто не посчастливилось оказаться в неподходящее время в неподходящем месте в отличие от десятков жестоких подростков, гибнущих на страницах «Кэрри», — уж те-то, видимо, заслуживали смерти за свое бессердечие.

Чувствовалось, что персонажи «Куджо» далеки от мироощущения Стива — словно их разделяли световые годы. На то была и другая причина: одна из побочных сюжетных линий романа рассказывает о женской измене и о том, что происходит, когда муж обо всем узнает. Сцена объяснения супругов ставила писателя в тупик — повторялась ситуация со сценой из «Сияния», где женский труп встает из ванны, — и он до последнего откладывал ее написание.

«В жизни не писал сцены сложнее, — рассказывает Стив. — Ведь сам я никогда не оказывался в подобной ситуации, даже в молодости, с девушками. Я старался быть честным по отношению к обоим супругам, у каждого из них своя правда; меньше всего мне хотелось превращать кого-то в злодея или злодейку». Он бился над правдоподобностью персонажей, диалогов, действия в целом. «Мужа я мог понять, потому что знал, как чувствовал бы себя на его месте. Сочувствовать женщине было гораздо сложнее».

Он два дня вымучивал злополучный диалог — при том что в среднем обработка сцены аналогичной длины занимала часа полтора. «Я долго сидел, то рассматривая пишущую машинку, то вперив взгляд в чистый лист. И дело было не в том, что я не мог построить предложение, нет. В голове вертелось: „Зачем она это сделала?“ И хотя исчерпывающих ответов на этот вопрос в книге вы не найдете, по крайней мере я старался быть честным».

Шесть лет кокаиновой и алкогольной зависимости не прошли даром. Стив жестко подсел: он уже не мог, как прежде, писать ночи напролет без серьезного допинга и по многу раз за ночь нюхал кокс, то и дело промокая ватными шариками сочащуюся из обеих ноздрей кровь, чтобы та не капнула на рубашку и пишущую машинку.

Позже он признает, что начало 1981 года, когда он редактировал «Куджо», совершенно выпало из его памяти.

Несмотря на растущий успех и мировое признание, Стив по-прежнему рассылал свои рассказы в журналы. Все редакторы знали, что нет лучшей рекламы, чем его имя на обложке, а многие журналы отчаянно нуждались в рекламе, ведь ставки были высоки: порой речь шла о спасении или закрытии журнала. Когда «Куджо» поставили в очередь на публикацию, Кинг связался с Отто Пенцлером, редактором и издателем, руководящим небольшой издательской компанией «Мистирис пресс», с предложением выпустить «Куджо» ограниченным тиражом. Тот принял щедрое предложение Стива, и в том же году было издано 750 экземпляров книги. На обложке каждой книги стояла цена: 65 долларов.

Пенцлер не мог нарадоваться: «Доход от одного издания покрыл типографские расходы и по „Куджо“, и по предыдущей книге, а остатка с лихвой хватило бы на публикацию еще одного романа. Если бы не „Куджо“, мне бы, вероятно, пришлось уйти из бизнеса». Еще несколько независимых частных издателей рассказывали похожие истории: все они страдали от безденежья и едва удерживались на плаву. Однако стоило Стиву предложить чахнущему издательству права на свою книгу, как дела не просто налаживались, но и резко шли в гору. В 1984 году компания Пенцлера стала партнером издательства «Уорнер букс», а через пять лет была благополучно им куплена.

Ко всему прочему, Стив и Тэбби приобрели нового друга и единомышленника. Пенцлер держал книжный магазин на Манхэттене, и Кинги частенько туда заглядывали: приобрести новинки и попросить совета Пенцлера, что стоит прочесть. Пенцлер обратил внимание на заметные различия в литературных вкусах супругов: «Она, как ни странно, предпочитала очень жесткие, можно даже сказать — жестокие, книги о серийных убийцах, в то время как ему нравились детективы британской писательницы Филлис Дороти Джеймс».

* * *

Работа писателя имела свои преимущества, часто неожиданные: Стив, который в основном работал дома, мог больше времени проводить с детьми.

Когда Кинг услышал, что среднестатистический отец в среднем проводит с каждым из своих детей по двадцать две минуты в неделю, то лишь пожалел бедолаг. «Мои все время со мной, — сказал он. — И мне это нравится».

Казалось, Стив заново переживает второе детство — а может, даже пытается вернуть свое собственное, — теперь, обретя влияние и власть, не говоря уж о деньгах, — все те вещи, которых так не хватало когда-то простому мальчишке. «Все равно что попасть в машину времени. Те, у кого нет детей, лишены возможности заново пережить многие удивительные вещи: например, пойти с детьми на диснеевский сеанс, смотреть „Бэмби“, приговаривать: „Боже правый, ну и бредятина“, — и не замечать, как на глаза навернулись слезы, потому что эта „бредятина“ всколыхнула все те же знакомые чувства».

Джо, которому в то время было девять лет, превращался в миниатюрную копию отца. Они обожали вместе ходить в кино смотреть ужастики; Джо говорил, что, когда вырастет, хочет стать писателем, как папа. Тэбби уже тогда верила в его силы: по ее словам, у него очень даже неплохо получалось, да и упорства было не занимать. Оуэн, младшенький, не отставал от брата, несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте. На стенах его комнаты красовались постеры с космическими приключениями и супергероем, а в изголовье кровати гордо восседало игрушечное лох-несское чудовище. Уже в таком нежном возрасте он, как и старший брат, явно питал слабость к фильмам ужасов — и чем кровавее фильм, тем лучше. «Знаешь, что мне больше всего нравится? Кр-р-о-о-в-и-и-и-ща!»

Теперь у Стива и Тэбби появилась куча свободного времени, и хотя молодые родители явно наслаждались каждой минутой, проведенной в кругу семьи с детьми, они все чаще стали задумываться об оборотной стороне успеха. Больше всего Кингов волновало, что их детям придется расплачиваться за славу и известность отца.

«В один прекрасный день они поймут, что некоторые люди ищут знакомства с ними только из-за знаменитого отца, — сказала Тэбби в 1982 году. — Самое трудное еще впереди; когда-нибудь перед ними встанет выбор; восстать против нас или подражать нам. Мы все через это проходим, но, когда твои родители люди известные, выбор сделать сложнее. Интересно будет понаблюдать за происходящим».

По всем признакам популярность Стива только набирала обороты — в ближайшем будущем о спаде не могло быть и речи. В августе 1981 года в рейтинге «Паблишерз уикли» впервые в истории были представлены три книги одного автора одновременно; «Воспламеняющая взглядом» в переплете, а также «Мертвая зона» и «Сияние» — в мягкой обложке.

Впрочем, давление на писателя также возрастало. Давили не только поклонники, но и издательства. Слова современного издателя и редактора Майкла Питша, которые он недавно произнес в адрес редактируемого им автора Джеймса Паттерсона, вполне применимы к тогдашнему Кингу, поскольку они наилучшим образом характеризуют ранний успех писателя в годы, когда тот штамповал хит за хитом. Питш утверждал, что самое сложное в редактировании звездного автора — это давление, которое исходит от рассчитывающего на прибыль издательства: «Если автор имеет огромный успех, его включают в бизнес-план издательства — как правило, речь идет о ежемесячном бюджете. Вот вам и причина давления: сроки раз за разом урезают, издательство рассчитывает на публикацию этих книг в строго определенную дату — в соответствии с общей бизнес-стратегией компании».

Кинг понимал, что ему невероятно повезло построить столь успешную карьеру за столь короткий срок. В 1982 году он решил протянуть руку помощи нуждающимся писателям и представителям других творческих профессий, позволив использовать свое звездное имя. Он помещал отзывы на обложках романов и за символическую плату в один доллар предоставлял права на съемку кинокартин по своим рассказам режиссерам-любителям. На простых условиях: Стив получал кассету с конечным результатом, а сам фильм предназначался исключительно для некоммерческих просмотров. Он называл такие картины «долларовыми малышками»; первая кинолента, «И пришел Бука», снятая режиссером Джеффри Широ по мотивам рассказа «Бука» из сборника «Ночная смена», вышла на экраны в 1982 году.

Благодаря помощи Стива на плаву удержалось не только «Мистирис пресс», но и несколько других небольших издательств. В октябре 1978 года Дональд М. Грант, руководивший маленькой типографией «Дональд М. Грант, издатель», прочел в «Журнале фэнтези и научной фантастики» рассказ Кинга «Стрелок». Он связался со Стивом и сообщил, что хочет напечатать рассказ в виде отдельной книги, выпущенной ограниченным тиражом. Кинг дал согласие, но сперва пожелал отшлифовать рассказ и превратить его в главы романа, как изначально и планировал. Книга вышла четыре года спустя — общим тиражом десять тысяч экземпляров, тысячу из которых составило коллекционное издание с авторским автографом, — и была тут же раскуплена. Люди остались довольны конечным продуктом, однако у писателя имелись собственные планы на «Стрелка»: в соответствии с изначальной задумкой вышедшая книга должна была стать первой в серии из семи томов… если бы не одна загвоздка: Стив понимал, что из-за жуткой загруженности в ближайшее время он вряд ли вернется к Роланду Дискейну.

К тому же «Стрелок» разительно отличался от его бестселлеров. «Я не думал, что кто-то захочет его читать, — признается Стив. — Он больше похож на фэнтези об иных мирах в жанре Толкина. И он не был закончен. Слишком много неразгаданных загадок, и в их числе загадка таинственной башни, по плану автора связующей все части повествования: что она собой представляет и почему Роланд так упорно стремится туда попасть?»

В мае 1982 года вышел «Бегущий человек», четвертая книга, изданная под псевдонимом Ричард Бахман… только чтобы повторить горькую судьбу своих предшественниц, тихонько исчезнув с витрин уже через два месяца после прохладного приема читателями.

Той же осенью состоялась кинопремьера «Калейдоскопа ужасов», созданного в сотрудничестве с одним из кумиров детства Кинга, легендарным режиссером фильмов ужасов Джорджем Ромеро, снявшим классику жанра «Ночь живых мертвецов». Фильм состоит из пяти частей по мотивам рассказов писателя: «Ящик», «День отца», «То, что поможет тебе продержаться», «Они крадутся к тебе» и «Одинокая смерть Джорди Веррилла». В последней части Кинг сыграл роль главного героя. В картине отдавалась дань уважения «Р.К. Комиксам», любимому журналу его юности.

Писатель и режиссер познакомились летом 1979 года, когда Ромеро наведался в гости к Стиву в компании продюсера Ричарда Рубинштейна, обладателя киноправ на «Противостояние», чтобы обсудить варианты сотрудничества. Кинг горел желанием приступить к съемкам киноверсии, однако в итоге сошлись на том, что будет нелишним сначала опробовать силы в каком-нибудь менее масштабном и более скромном проекте; успех помог бы убедить киностудию выделить средства на полноценный крупнобюджетный фильм по «Противостоянию». Впрочем, устроив мозговой штурм, они пришли к выводу, что без известных актеров, таких как Лесли Нилсен, Адриенн Барбо и Тед Дэнсон, им не обойтись. Естественно, бюджет стал разбухать как на дрожжах и начальная сумма «менее двух миллионов» превратилась в восемь миллионов.

Ромеро и Кинг нашли друг в друге родственную душу. «Мне кажется, мы тут же сошлись, потому что оба из породы людей, предпочитающих тишину американской глубинки суете Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, — позднее делился Ромеро, который начинал карьеру со съемок рекламных роликов, а в 1968 году сумел „выстрелить“ как режиссер культового фильма „Ночь живых мертвецов“, ставшего классикой жанра. — Мы запросто можем сидеть и на пару хихикать над самыми омерзительными сценами… наверное, потому, что нас обоих искренне радует и отчасти даже удивляет, что жертва не он и не я. На мой взгляд, мы с ним действительно выплескиваем наши кошмары на потребу публике».

Несмотря на разницу в возрасте (Ромеро на семь лет старше), оба — и писатель, и режиссер — с детства обожали фильмы ужасов. «Если ты любишь ужастики, волей-неволей начинаешь испытывать нежные чувства даже к полному дерьму, — откровенничает Стив. — Ты превращаешься в человека, способного четыре раза подряд посмотреть „Атаку чудовищных крабов“».

Хотя Кингу всегда нравилось наблюдать, как режиссер и актеры интерпретируют его сюжеты, он был не в восторге от собственного актерского опыта. Оказавшись по другую сторону камеры в роли Джорди Веррилла, Стив вскоре обнаружил, что большую часть времени актеры проводят в гримерке. Он терпел по шесть часов в день, пока на его тело наносили зеленый грим, напоминающий искусственный газон.

В одной из сцен Стив высовывает язык, и зритель видит, что язык весь покрыт грибком, но сначала художник Том Савини должен был изготовить накладку. «Он взял шпатель, размазал эту дрянь толстым слоем по моему языку и велел сидеть так десять минут, высунув язык с налипшими к нему десятью фунтами лишнего веса», — рассказывал Стив. Савини сделал превосходное лекало, из которого позже смастерил четыре сверхтонкие (каждая толщиной с перчатку хирурга) накладки из зеленого латекса, и Кинг натягивал их на язык.

Вероятно, из-за однообразия и утомительности процесса Стив не удержался, чтобы слегка не похулиганить. Однажды между дублями он пошел бродить по торговому центру, находившемуся неподалеку, прихватив с собой один из пластиковых «языков». И вместо ответа на стандартный вопрос продавщицы, не может ли она чем-то ему помочь, он вывалил свой язык. Продавщица завизжала и вызвала охрану. Смеющийся Стив еле объяснил, что это всего лишь реквизит, бутафория. «Оно того стоило, было очень смешно».

Несмотря на некоторое однообразие, Кингу нравилось работать на площадке под беспристрастным оком камеры. Работа в большом коллективе, среди людей отличалась от его обычного времяпрепровождения за компьютером как небо и земля. «Я совру, если скажу, что не получал удовольствия, играя Джорди, но я действительно старался сохранить рабочий настрой, — делился он позднее. — Втягиваешься в процесс и начинаешь видеть разницу; и постепенно уже и сам определяешь, когда ты сыграл неплохо, а когда схалтурил».

Поначалу его игра была намного слабее профессионального исполнения других актеров «Калейдоскопа ужасов», таких как Адриенн Барбо, Тед Дэнсон и Лесли Нилсен, что неудивительно. Ромеро помогал Стиву войти в образ. «Ему требовался не настоящий фермер из жизни, а карикатура на грязного фермера — но у меня не выходило, я никак не мог добиться нужного эффекта», — вспоминал после съемок Кинг. После очередного особенно неудачного дубля Ромеро отвел его в сторонку и велел представлять себе мультик о Руте Бегунке. «Тебе известно, как выглядит упавший со скалы Вилли Койот^[9]?» — спросил Ромеро. «Само собой», — ответил Стив, и Джордж велел ему вести себя именно так. Стив уловил суть и начал вживаться в роль.

Стив был не единственным представителем семейства Кинг на съемочной площадке. В глаза режиссеру бросилось сходство Джо Кинга с мальчишкой, нарисованным на рекламных плакатах к фильму, и, получив разрешение Стива, он попробовал Джо на роль Билли, мальчика, которого бьет отец. Девятилетний Джо прошел пробы, и Ромеро доверил ему роль: ребенок, листающий книгу комиксов в прологе и эпилоге, — сын Стивена Кинга.

Поначалу он нервничал. «Какое-то время Джо ходил зашуганный, — рассказывает Стив. — Еще бы: на девятилетнего пацана надели пижаму и усадили в постель на съемочной площадке, вокруг которой собралась куча народу, в глаза бил яркий свет и все такое — мягко говоря, непривычно. Но когда настало время делать выбор, расплакаться или приступить к работе, он выбрал работу».

Ну какой мальчишка откажется побывать на съемочной площадке фильма ужасов, не говоря уже об участии в съемках! Сын своего отца, Джо с раннего детства обожал всякие жуткие штуки, и члены съемочной группы позволяли ему играть с любым реквизитом. Просто праздник какой-то! Девятилетний мальчик на всю жизнь запомнил тот день. «Там повсюду валялись всякие крутые резиновые штуки от разных монстров, — годами позже будет вспоминать Джо. — Полный атас!»

Как-то раз, незадолго до начала съемок, Стив поинтересовался впечатлениями сына, и Джо радостно затараторил про червяков, которые выползают из него в одной из сцен (в другой сцене ему в голову забивали гвоздь). Издалека их разговор можно было принять за трогательную задушевную беседу… ну, скажем, о бейсболе.

Однажды, возвращаясь в гостиницу после очередного съемочного дня, Стив и Джо решили прихватить еду из «Макдоналдса». Они подъехали к окошку быстрого обслуживания: на лице Джо, который не потрудился смыть грим, красовались синяки, порезы и царапины, а Стив тогда носил длинную бороду и выглядел как самый настоящий злодей. Девушка в окошке поглядела на странных клиентов — и вызвала копов. Она тянула время, несколько минут принимая их заказ. «Мы и глазом не успели моргнуть, — вспоминал позднее Стив, — как оказались на заднем сиденье полицейской машины. Как сейчас помню: Джо уминает свою картошку со словами „Это же просто кино“, — а я поддакиваю: „Все верно, офицер, просто кино“».

В августе 1982-го, впервые за четыре года после издания «Ночной смены», вышел сборник рассказов Стивена Кинга «Четыре сезона». В сборник вошел рассказ под названием «Тело». Старый приятель Стива, его сосед по комнате времен колледжа Джордж Маклауд, купил книгу и прочел — он покупал и читал все книги Стива. Дойдя до рассказа «Тело», он с улыбкой заметил свое имя: рассказ был посвящен ему. А потом начал читать и похолодел.

Однажды, еще в колледже, когда они вместе снимали квартиру на Северной Мейн-стрит в Ороно, Стив поинтересовался у приятеля, над чем тот работает, и Маклауд без задней мысли рассказал ему сюжет и детали рассказа, основанного на реальном случае из собственного детства. Он и несколько его друзей прослышали о трупе, лежащем у железнодорожных путей, и отправились на поиски. Джорджу не требовалось ничего придумывать, ведь он прекрасно знал, чем все закончится, и в мельчайших подробностях пересказал случившееся, но по какой-то причине так и не дописал рассказ.

«Он украл мой рассказ, — заявил Маклауд. — Я считал, что из этого сюжета может получиться произведение художественной литературы, и Стив, пускай и неосознанно, был со мной согласен. Позже он признался, что позаимствовал у меня историю, чтобы написать свою. Все байки и анекдоты в открытую содраны из моего рассказа! Единственная разница: в его варианте речь идет о мертвеце, а в моем — о мертвой собаке. В остальном они практически неотличимы».

В интервью Кинг описывает «Тело» как свою историю взросления. «Многое в книге правда, хотя большая часть выдумка, — признает он. — Писатель рассказывает о том, как должны были в идеале сложиться обстоятельства, а отнюдь не о том, как они сложились на самом деле».

Маклауд признавал, что Стив всегда держал ушки на макушке в надежде найти классную историю, причем ему было все равно, где искать: в книге, фильме или рассказе друга. «Стоит ему нащупать хотя бы намек на нечто интересное, и он впитывает информацию как губка, — рассказывал Маклауд. — Он как репей цепляется за все, что имеет отношение к популярной культуре. В этом его сила и, само собой, одновременно и его слабость».

Сэнди Фиппен, автор многочисленных романов и рассказов, а также общий друг Кинга и Маклауда, стал свидетелем конфликта: «Все верно, Стив издал рассказ под своим именем, тут не поспоришь. Но Шекспир делал то же самое: я имею в виду, что сюжет принадлежит тому, кто лучше других его расскажет». По словам Фиппена, до него и раньше доходили слухи о том, что Кинг заимствует чужие сюжеты из подслушанных где-то историй и даже из уже изданных книг.

«Не знаю, повернется ли у меня язык назвать это плагиатом», — признавал Фиппен. Однако он не скрывал, что слышал об авторе, чьи книги неплохо продавались и чьи рассказы даже вошли в одну из антологий Рода Серлинга «Сумеречная зона». В одном из этих рассказов говорилось о злобном автомобиле, который убивал всех и вся, что вставало у него на пути, — почти точный пересказ романа Стива «Кристина», вышедшего лишь в 1983 году. Позднее в разговоре с другом, который приходился Серлингу кузеном, Фиппен поинтересовался их мнением, упомянув данный факт. Кузен ответил, что Серлинг в курсе данного инцидента, но предпочитает не будить спящую собаку.

Маклауд чувствовал себя так, словно ему дали под дых. Может, он и спустил бы это дело на тормозах, если бы не очередной удар: через несколько лет по телевизору пустили рекламу фильма «Останься со мной», снятого по мотивам рассказа «Тело».

По словам Фиппена, Маклауд связался со Стивом, и тот спросил его, чего он хочет. Маклауд заявил, что хочет видеть свое имя в титрах фильма, а также причитающуюся ему сумму. Кинг ответил отказом, и на этом их дружба закончилась.

Впрочем, у Стива имелся печальный опыт подобных разрывов; не впервые слава успешного писателя вставала между ним и старыми друзьями — увы, не всякая дружба проходит проверку успехом. Кое-кто полагал, что от миллионов писателя не убудет, если тот раз-другой поможет бывшему сокурснику, иные же искали не денег, а признания, и жутко обижались. К примеру, друг детства Кинга Крис Челси считал, что обладает талантом писателя, однако Стив, прочитавший несколько его взрослых вещей, отказался замолвить за товарища словечко перед издателем или агентом. Взбешенный Челси тут же прекратил всяческое общение с Кингом.

Среди сверхпылких поклонников Стива встречались и поклонницы, которым от него было нужно только одно.

«Существует множество женщин, которых сексуально возбуждает слава или власть, — откровенничает писатель. — Не скрою, порой мысль об анонимном сексе кажется привлекательной — особенно когда в вечер перед отъездом какая-нибудь девица приходит на встречу с читателями и приглашает к себе. Так и подмывает сказать ей: „Да, давай обольем друг дружку массажным маслом и будем трахаться до посинения“.»

Но, по словам писателя, он не готов рисковать своим браком ради интрижки на одну ночь. «К тому же я не из тех, кто ищет сексуальных приключений, в моей жизни нет места оргиям, — признает он. — Я слишком дорожу своим браком, да и творчество отнимает слишком много энергии. На всякие глупости сил просто не остается».

Кинг добавляет, что Тэбби не из тех, кто спустит мужу измену, с ней шутки плохи. «Не то чтобы я верил в брак, — расплывчато выражается он. — Зато я всей душой верю в моногамию. Моя Тэбби — роза с острыми шипами; в прошлом я слишком часто о них кололся, чтобы осмелиться ей изменить».

«Неверность — самый простой способ схлопотать пулю в лоб», — подхватывает Табита.

Стив, который нередко обращался в своих произведениях к сильнейшим из собственных страхов, признавал, что один сексуальный страх пока не нашел воплощения: «Я бы хотел написать о vagina dentata — зубастом влагалище, которое захлопывается прямо в процессе занятия сексом и под корень отсекает мужской орган».

Однако вместо зубастой вагины в следующей книге Стив поднял тему цыганского проклятия. Работая над «Худеющим», он раздумывал, как издать книгу — под своим именем или под псевдонимом Бахман. Книги Бахмана, написанные до «Кэрри», были жестче и острее других его романов, но «Худеющий» отличался от всех историй Стива.

Замысел книги возник в кабинете врача, во время очередного ежегодного осмотра. Результаты осмотра оказались неутешительными. Стив знал, что располнел: он едва успел войти, как врач попросил его встать на весы. «Помню, как злился из-за того, что он не позволил мне снять одежду и не отпустил в туалет, а сразу заставил лезть на эти чертовы весы». Закончив осмотр, доктор сообщил неприятные известия: вес Стива превышает норму, уровень холестерина в крови зашкаливает. Писателю настоятельно рекомендовали бросить курить и начать худеть.

Кинг пришел в ярость: его обожал весь мир, любой текст, выходивший из-под его пера, становился золотым — да напиши он простой список покупок, тот все равно попал бы в рейтинг бестселлеров «Нью-Йорк таймс», — и никто (ну разве что Тэбби) не смел указывать ему, что делать! Он выскочил из кабинета врача и на несколько дней залег в спячку, дымя сигаретами. «Я злился на мерзкого врача: нет, ну наглец! Хочет заставить меня пойти на жуткие жертвы ради спасения моей же жизни!»

Когда сигаретная вонь, а с нею и злость писателя, выветрилась, Стив решил последовать совету врача: похудеть и даже отказаться от курения (хотя бы сократить количество выкуриваемых сигарет). Он сбросил несколько фунтов и в душе радовался этому факту, но с удивлением обнаружил, что к радости примешано страдание: «Как только вес действительно стал уходить, я начал осознавать, что сброшенные килограммы — часть меня, и мне вдруг захотелось их вернуть. И тогда я задумался о том, что произойдет, если кто-то начнет худеть и не сможет остановиться».

Еще один случайный опыт или оброненное кем-то замечание — еще одна книга. Еще один день из жизни Стивена Кинга.

«На самом деле я не готовлюсь к работе над романом, по крайней мере осознанно, — рассказывает он. — Иные книги созревают в течение долгого времени, идеи никак не могут найти благодатную почву. Мое сознание напоминает очень глубокий пруд: что-то проникает на глубину, а что-то плавает на поверхности. Со временем я начинаю видеть новые грани. Рано или поздно все встает на свои места, и я использую каждую деталь».

Первый контракт Стива с «Даблдей», заключенный в 1974 году, содержал пункт о «Плане авторских инвестиций», в соответствии с которым издатель имел право удержать всю прибыль, выплачивая автору пятьдесят тысяч долларов в год и инвестируя остальные средства. Само собой, большинство писателей столько не зарабатывали, но книги Кинга имели большой успех — он сам и его бухгалтеры не сомневались, что издательство на нем наживается, получая огромные барыши.

И хотя Стив сменил издателя в 1977 году, проблема с «Даблдей» не исчезла. К концу 1982 года на счету писателя скопились миллионы долларов, а сам он по-прежнему получал жалкие пятьдесят тысяч в год. Кинг попросил «Даблдей» расторгнуть договор и выдать полную сумму, которую они задолжали. Однако, согласно контракту десятилетней давности, издатель вовсе не был обязан идти ему навстречу.

Кинг уже собирался обратиться в суд, когда Маккоули выдвинул другую идею. Он предложил сделку: Кинг предоставляет издательству новый роман в обмен на выплату всех задолженностей. Поскольку по существующей договоренности все книги Бахмана были обещаны НАЛ, оставалось лишь вытащить из стола рукопись «Кладбища домашних животных». И хотя Стив все еще злился на «Даблдей», он дал согласие на публикацию романа, иначе рукопись и дальше пылилась бы в ящике.

«Я и представить себе не мог, что „Кладбище домашних животных“ когда-нибудь попадет на прилавки, настолько ужасной казалась мне эта книга, — признавал он. — Но поклонникам она понравилась. Публика и в Америке, и в Британии прекрасно приняла роман».

Стив не знал отца, но начиная с 1977 года, когда впервые за всю его писательскую карьеру появившийся на прилавках роман «Сияние» стал бестселлером, в душе у него теплилась надежда, что в один прекрасный день Дональд Кинг объявится, признает прежние ошибки и выразит желание войти в жизнь взрослого сына.

Стив продолжал писать рассказы и никогда не забывал, что отец может появиться в любой день — брал пример с матери: Рут до самой смерти не оставляла надежды на встречу с мужем, пускай под конец ее жизни эта надежда совсем растаяла.

Как бы Стив поступил, объявись вдруг Дональд Кинг? У самого писателя имелось на этот счет несколько соображений, каждое из которых могло стать почвой для нового романа или рассказа.

1. Видишь, чего я добился в жизни — сам добился, несмотря на то что ты нас бросил!

2. Может быть, знакомство с творчеством сына побудило бы отца вернуться и умолять о прощении, и Стив принял бы его, позволив войти в свою жизнь.

3. А может, Дональд вернулся бы к знаменитому сыну, умоляя того впустить его в свою жизнь, а он отказал бы.

Стоило читателям узнать о связи между некоторыми из его сюжетов и ранним уходом отца из семьи, как на Кинга обрушился шквал вопросов. В конечном счете Стив так и не выяснил, знал ли отец, что его сын — тот самый Стивен Кинг.

«В моих историях много отцов; некоторые жестоко обращаются с детьми, в то время как другие — любящие родители, всегда готовые протянуть руку помощи. Я надеялся, что сам буду именно таким отцом для своих детей, — признается Стив. — Мой же отец был лишь пустым местом. Невозможно скучать по тому, чего нет. Может, подсознательно, в потаенных фантазиях, я до сих пор его ищу, а может, все это дерьмо собачье… кто знает. Похоже, существует некий целевой читатель, к которому я обращаюсь. Меня всегда привлекала идея о том, что многие писатели творят ради своих ушедших отцов».

Действительно, достаточно прочитать несколько его ранних книг, от «Жребия» до «Сияния», и становится ясно, почему читатель может решить, что, по мнению Кинга, в душе каждого человека, совершенно обычного с виду, скрывается жуткий монстр и убийца, только и ждущий шанса вырваться на свободу.

Стив согласен: «Вряд ли это присутствует в каждом, но в большинстве людей — точно. На мой взгляд, таких людей насилие возбуждает; мы по-прежнему весьма примитивные существа с глубоко заложенным стремлением к насилию».

Майкл Коллингз, знакомый Кинга и по совместительству исследователь, написавший несколько книг, где он анализирует творчество писателя, уверен, что темой брошенного ребенка пронизана каждая строка, вышедшая из-под его пера. «Тема ухода отца из семьи ощущается везде, однако ни в одном произведении не раскрыта до конца, — говорит Коллингз. — Среди его персонажей редко встретишь мужчину, добросовестно выполняющего отцовские обязанности. А если и встретишь, то это кто-то вроде Джека Торренса, преследующего собственного ребенка. Почти во всех его книгах чувствуется, что отец, а в некоторых случаях даже мать, так или иначе отреклись от важнейшей роли родителя. Эта характерная особенность выделяется на протяжении всего творчества Стивена Кинга».

По словам самого Стива, он часто задумывался о том, чтобы попробовать узнать о судьбе Дональда, но… «Каждый раз меня что-то удерживало, как в старой пословице про спящую собаку, которую лучше не будить. Честно говоря, не представляю, как бы я отреагировал, если бы нашел отца и встретился с ним лицом к лицу. Впрочем, даже затей я расследование, сомневаюсь, что оно бы к чему-то привело, поскольку я практически уверен, что мой отец мертв».

Вероятно, Стив навел справки через тех немногих родственников со стороны отца, с которыми поддерживал связь, и старался избежать шумихи в прессе, не желая выносить на всеобщее обсуждение дела семейные. В конце концов, он предпочитал, чтобы внимание было привлечено к его книгам, а не к личной жизни.

Кинг не только осознавал свое прошлое, но и предвидел будущее, связанное с его наследием. Он еще в начале восьмидесятых предчувствовал, как будущие поколения читателей отнесутся к его творчеству, и с оптимизмом воспринимал негативные и критические отзывы, которыми пестрели литературные издания — почти все первые десять лет его карьеры в качестве публикуемого автора.

«Запаситесь терпением… Если вам посчастливится прожить достаточно долго, то ко времени, когда вы состаритесь и начнете себя пародировать — успев перенести несколько инсультов и инфарктов, — появятся и хорошие отзывы, вот увидите — хотя бы потому, что вы уцелели в этой гонке на выживание. Рано или поздно ваши усилия будут вознаграждены; главное — не сдаваться и продолжать делать свое дело. Упорство и труд все перетрут».

Сам Стив работал на износ: он написал несколько романов, о которых публика не знала (под псевдонимом Ричард Бахман), публиковал статьи и рассказы и ездил по стране, рекламируя только что изданные книги. Не зря существует поговорка «Будь осторожен в своих желаниях»… Чем больше он писал, тем больше росли аппетиты издательства — что, в свою очередь, не могло не отразиться на качестве. В его случае проблема заключалась в ускоренном графике публикаций.

Стив привык создавать по три черновика к каждой книге. В работе над первыми двумя черновыми вариантами он руководствовался словами, услышанными еще в старших классах от Джона Гулда, редактора «Лисбон уикли энтерпрайз»: «Когда пишешь рассказ, ты как бы рассказываешь себе историю; при переписывании набело твоя основная задача — убрать лишнее, все то, что не нужно для сюжета». Третий черновик появлялся, когда Стив получал комментарии редактора и, объединив их с собственными замечаниями, старался отшлифовать конечный результат. «Успех рос как на дрожжах, и становилось все сложнее уговорить редакторов выделить мне время на третий черновик, — жаловался Стив. — Боюсь, скоро качество рукописи будет определяться ее попаданием в график публикаций. Я с каждым годом пишу все быстрее и быстрее. На вычитку гранок остается пять дней, а вдруг в тексте окажется куча глупых ошибок? Вот так, по глупости, можно запороть отличную книгу. Люди станут говорить: „Стивен Кинг пишет ради бабла“ — и, как ни обидно, будут правы».

«Кристина» вышла в апреле 1983 года; в первую же неделю после публикации роман взлетел на верхние строчки рейтинга бестселлеров. В качестве «квинтэссенции зла», автомобиля, который воплощает зло и проявляет свою адскую сущность еще на конвейере, Стив выбрал модель «плимут-фьюри» 1958 года. «Насколько я помнил, это были типичные машины пятидесятых, — говорит он. — Я не хотел использовать авто, успевшее обрасти своей легендой, вроде моделей „форд-сандерберд“ или „форд-гэлакси“. О „плимутах“ же давно никто не судачил».

Права на съемку фильма приобрел Ричард Кобритц, который в 1979 году выступил продюсером «Участи Салема». «Кристина» должна была выйти на экраны в декабре 1983 года.

Как и в случае «Участи Салема», Кинг не принимал участия в съемках и не писал сценарий. В декабре 1982-го Кобритцу прислали сценарий, написанный начинающим сценаристом Биллом Филлипсом, в активе которого на тот момент была только одна картина — «Летнее солнцестояние», телевизионный фильм, ставший последней работой звезды немого кино Мирны Лой, — и дали зеленый свет, назначив начало съемок на следующий апрель. Спустя два месяца Джон Карпентер, прославленный режиссер, снявший некоторые из любимейших кинокартин Кинга, такие как «Хеллоуин» и «Туман», закончил съемки «Кристины».

В роли продюсера фильма Кобритц столкнулся с целым рядом непростых задач — несмотря на определенное сходство, они все же отличались от тех, что ему пришлось решать во время съемок «Участи Салема». «Сложность работы с фильмом ужасов состоит в том, что большая часть саспенса основана на воображении читателя и на авторских описаниях, — делился Кобритц. — Свет, проникающий сквозь дверную щель, вибрация, которую персонаж ощущает на другой стороне, и то, что там притаилось, — как передать мельчайшие нюансы визуальными средствами, избежав банальности и штампов? Диалогами подобные тонкости не выразить — только через настроение, освещение и в некоторых случаях при помощи спецэффектов. Порой это работает, порой — нет».

В процессе съемок Кобритц, Карпентер и Филлипс столкнулись со специфической проблемой. «Мы работали над сценарием, и я спросил: машина уже родилась злой или обозлилась со временем, и ни один из нас не знал, что ответить, — вспоминает Кобритц. — Я позвонил Стиву и задал вопрос ему. Он сказал, что не знает, и предоставил нам полную свободу действий; мы сошлись на том, что машина была злой по природе своей. Поэтому у нас автомобиль убивает человека на сборочной линии, хотя в книге этого нет. Зато зритель видит, что машина была злой с самого рождения».

Кобритц приобрел двадцать четыре разных двухдверных «плимута» 1958 года выпуска, модели со схожими корпусами — «фьюри», «бельведер» и «савой» — и доставил их в местечко Санта-Кларита в Калифорнии, где проходили съемки большинства эпизодов. В 1958 году фабрика выпустила всего пять тысяч триста три машины модели «фьюри». Техники из съемочной группы разобрали на части все двадцать четыре авто, и в итоге получилось семнадцать рабочих машин; для каждой была сделана особая пометка в сценарии: одна предназначалась для сцены пожара, другую переоснастили прорезиненным капотом и так далее. После завершения съемок осталось лишь две машины: одну подарили государственной радиостанции в Санта-Крусе, штат Калифорния, для участия в ежегодном аукционе, а вторую вручили победителю одного из конкурсов, проходивших на недавно открытом кабельном канале Эм-ти-ви.

Просмотрев черновой монтаж «Кристины», Стив сказал Кобритцу, что доволен тем, как они рассказали его историю. Парой месяцев раньше на экраны вышел фильм «Мертвая зона», который также понравился Кингу.

«На мой взгляд, Кристофер Уокен годился для роли Джонни — впрочем, как и любой другой популярный голливудский актер из тех, что приходили на ум», — признавался Стив.

Несмотря на основанный на невмешательстве подход к съемкам, он оставил за собой право утверждать актеров, и его выбор сначала пал на Билла Мюррея. Продюсер картины, итальянец Дино Де Лаурентис, приложивший руку к таким хитам семидесятых, как «Серпико», «Помада» и «Кинг-Конг», был согласен с выбором Стива, но выяснилось, что актер занят. Тогда Де Лаурентис предложил Кристофера Уокена, и Кинг посчитал, что тот отлично подходит для главной роли.

Обе картины, вышедшие в прокат в 1983 году, попали в десятку, собрав неплохую кассу, однако Стив продолжал перестраховываться. В конце концов, обжегшись на «Сиянии», он с недоверием относился к Голливуду. Рецензии на «Мертвую зону» были в основном хвалебными. Кинокритик Роджер Эберт написал, что фильм «действует, как любая качественная фантастика: триллер заставляет зрителя забыть, что это лишь выдумка».

Несмотря на то что Стив созванивался с Голливудом и сотрудничал кое с кем из обладателей самых громких имен в мире развлечений, свободное время по-прежнему предпочитал проводить со старыми друзьями. Стив благодарил судьбу за свой успех и только наполовину шутил, говоря, что рад был покинуть тропу, с которой, по его словам, боялся не свернуть до конца жизни.

В разговорах с Сэнди Фиппеном, преподававшим английскую литературу старшеклассникам, он говорил, что жизнь Фиппена — его худший оживший кошмар. Вдобавок к преподавательской деятельности Фиппен подрабатывал редактором в журнале «Мэн лайф». Как и Стив, он окончил Университет штата Мэн (правда, четырьмя годами ранее), однако, как ни удивительно, до недавнего времени их пути ни разу не пересекались.

В начале восьмидесятых Стив греб деньги лопатой; огромные суммы поступали за продажу киноправ, права на издание в мягкой обложке, зарубежные издания, аудиоправа, авторские и авансовые выплаты за книги. Со временем он научился тратить деньги — не напрягаясь и не трясясь над каждым центом, — но его самым большим транжирством после покупки дома в Бангоре и пары машин стало приобретение по-настоящему качественной гитары за несколько сотен долларов — покупка, о которой он всегда мечтал и которую никак не мог себе позволить. Он даже не стал отклеивать ценник — как напоминание о заоблачной цене.

Впрочем, когда речь заходила о том, чтобы потратить деньги на других, на помощь нуждающимся, Стив не задумываясь тянулся за чековой книжкой. «Они с Тэбби были на удивление щедры ко всем, — рассказывает Фиппен. — Могли приобрести новый комплект зимней резины на машину друга или оплатить аренду жилья, стоило лишь обратиться. Помню, однажды в Бангоре мне на что-то не хватало сотни-другойдолларов, и я случайно проезжал мимо книжного, где проходила встреча Табиты с читателями. Я остановил машину, пристроился в конец очереди и, когда она подписывала книгу, сказал про деньги. Она потянулась за сумочкой и без лишних вопросов выписала чек».

Стив и не думал менять стиль жизни — по крайней мере во время пребывания в Бангоре. Вообще-то он так часто выходил из дома, что у некоторых местных жителей появилась шуточная игра под названием «Сколько раз ты заметил Стивена Кинга на этой неделе?». «Иду в магазин, и он тут как тут, — улыбается Фиппен. — Я в кино, а он уже там. Он имел привычку читать в автобусе: выбирал место в самом конце салона, садился, доставал книжку и катался по всему Бангору. Иногда ученики мне сообщали: „Сегодня утром в автобусе был Стивен Кинг“. Он стал местной знаменитостью».

А тем временем популярность Тэбби тоже росла: осенью 1983-го вышел ее третий роман «Опекуны». Действие романа, рассказывающего о тайной любви между мужчиной и женщиной из разных социальных классов, разворачивается в Мэне. Естественно, один из первых вопросов, который журналисты задавали Тэбби, касался ее знаменитого мужа; иногда, если он забредал в комнату, им даже удавалось мимоходом урвать интервью и у него. Само собой, чаще всего Стива спрашивали, не ревнует ли он.

«У нас с женой совершенно разный подход к работе и нет особых поводов для разногласий, — отвечал Кинг. — Правда, время от времени она обвиняет меня в том, что я украл у нее идею».

И хотя в романах Тэбби в центре сюжета оказывались личные истории, не имеющие ни малейшего отношения к ужасам, она признавала, что по примеру мужа пользуется заготовками. «Каждый из моих персонажей неким образом связан с определенной стороной моей личности — иногда довольно неприятной стороной. Я не говорю, что во мне живет насильник или алкоголичка, просто такая уж у меня работа — влезать в шкуры разных людей».

А вот другой распространенный вопрос: хочет ли она повторить успех мужа. Тэбби всегда отвечает недвусмысленным «нет».

«Стив начал издаваться первым потому, что он талантливее меня и целеустремленнее, а еще потому, что мне было не до того: я рожала детей. Он крайне амбициозен и всегда на удивление верно расставляет приоритеты. А я с амбициями не в ладах и легко увлекаюсь, да и пишу я совсем другие вещи, не те, что он».

К тому же она категорически отказывалась уделять писательскому мастерству больше времени из страха привлечь лишнее внимание. «Я как могу отбрыкиваюсь от этой фабрики звезд, а все потому, что собственными глазами видела, как мой любимый муж практически полностью потерял право на частную жизнь. Я даю интервью, но всегда — на моих условиях, с оговорками, которые с годами становятся все жестче. Когда выясняется, что тот, кого люди, по их мнению, знают и любят, тоже всего лишь человек, такой же, как все, со своими слабостями и недостатками, разочарования не миновать».

Ее феминистские убеждения по-прежнему сильны, совсем как много лет назад, в колледже. «Жен успешных мужчин частенько воспринимают как бесплатное приложение к мужу — и это в наши дни! — замечает она. — Одна из причин, почему я редко даю интервью, — не хочу выглядеть как эдакая женушка, разделившая одно из мужниных хобби. Если я спрошу у него разрешения написать книгу, это будет выглядеть неестественно — как если бы я попросила у мужа разрешения позавтракать».

Уезжая на встречи с издателями или отправляясь в рекламные туры, Стив предпочитал летать самолетом из бостонского аэропорта Логан — отчасти потому, что за четыре часа, проведенных за рулем по дороге домой, успевал выйти из состояния стресса и постепенно пересекал грань от бешеного жизненного ритма Стивена Кинга публичного к намного более спокойному, размеренному темпу совсем иной жизни Стивена Кинга домашнего.

В ночь на Хеллоуин 1983 года он сошел с самолета и сел в арендованную машину, где имелся АМ-приемник. Стиву всегда нравился тяжелый рок — чем громче и злее, тем лучше. В тот день поездка домой обещала быть бесконечно долгой: тогда, как и сейчас, АМ-радио представляло собой настоящее темное царство, состоящее из ток-шоу, спортивных трансляций, религиозных станций, новостей, ну и до кучи — парочки музыкальных каналов, где крутили ретро, и никакого рока. В Бангоре имелась лишь одна рок-станция в диапазоне AM — WACZ. Стив уже давно дружил с Джимом Фойри, также известным как диджей Могучий Джон Маршалл, и по возвращении домой он пожаловался другу, что был вынужден возвращаться домой из Бостона под нелюбимую музыку. Маршалл взял слова Стива на заметку.

Однажды Маршалл спросил Стива, не хочет ли тот купить радиостанцию, которую как раз выставили на продажу. Если бы ее продали кому-нибудь другому, то единственным способом получить прибыль стало бы переоборудование WACZ: дистанционное управление, автоматические катушечные аппараты и программируемый эфир из лучших сорока композиций.

Стив раздумывал недолго. Он купил радиостанцию, потому что не хотел, чтобы Бангор остался без рока. Это смахивало на эгоизм, но, с другой стороны, он поступил так по той же самой причине, по которой писал аннотации к понравившимся книжкам никому не известных авторов: «Если никто не будет слушать группы вроде „Бодинз“ или „Рейнмейкерс“, с ними не подпишут контракт. Если подобное произойдет, моя жизнь станет чуточку скучнее — из нее исчезнет то незабываемое ощущение свободы, какое может дать лишь свежая, прущая напролом, на всю катушку, рок-музыка».

В некотором роде он относился к радиостанции, получившей новые радиопозывные WZON, как к еще одному способу самовыражения в дополнение к писательству. «Мы предпримем кое-какие действия, чтобы сделать станцию интересной, и мне лично придется применить некоторые из моих талантов, — сказал Стив в 1983 году вскоре после покупки, признав, что в вопросах радиовещания он новичок. — Я изучаю, как все работает, как будто снова поступил на курсы вождения». Если бы с радио все получилось, то в один прекрасный день он купил бы телестанцию и круглые сутки крутил бы фильмы ужасов.

В том же месяце было издано «Кладбище домашних животных» — книга, которую Стив не хотел публиковать. Сделка с дьяволом по имени «Даблдей» состоялась.

«Эта книга вышла из темных закоулков моей души. Будь на то моя воля, я бы и сейчас не стал издавать „Кладбище домашних животных“. Мне она не нравится. Это ужасная вещь — не с точки зрения исполнения, просто она уводит на самый низ, в беспросветную тьму. Она словно говорит: „Ничто не поможет, и спасения нет“, — а ведь на самом деле я так не считаю».

На первой странице «Кладбища домашних животных», где перечислены предыдущие публикации автора, наблюдательные поклонники заметили книгу, о которой раньше не слышали: «Стрелок». После выхода «Кладбища домашних животных» кабинет Кинга наводнили письма от читателей, желавших заказать неизвестную книгу. Узнав, что это невозможно, люди возмущались, но издатель Дональд Грант уже давным-давно распродал весь небольшой тираж через почтовые заказы. Телефоны в офисе Гранта, так же как и в офисе издательства «Даблдей», раскалились от звонков негодующих читателей. Грант попросил у Стива разрешения напечатать еще десять тысяч экземпляров, и Кинг согласился.

Стив усвоил важный урок: оказывается, поклонники были твердо намерены прочесть каждое слово, принадлежащее его перу. С тем же успехом он мог бы стричь купюры, публикуя свой еженедельный список покупок.

8 Максимальное ускорение

Если Стив и задумывался над тем, чтобы перестать употреблять кокаин и алкоголь, ставшие неотъемлемой частью его жизни, то выход «Кладбища домашних животных» убил в нем такое желание. Он кипел от злости при мысли о том, что «Даблдей» практически выудил у него рукопись при помощи шантажа, — и буквально занюхивал и заливал свое горе, увеличив и без того немалую дозу в несколько раз. Время от времени Тэбби и дети пытались вмешаться, но Стив продолжал отрицать, что у него проблемы.

Повесть «Цикл оборотня» была впервые опубликована в 1983 году в частном издательстве «Страна магии» ограниченным тиражом. История городка в штате Мэн, в котором появляется оборотень и начинает терроризировать жителей, «Цикл оборотня», по стандартам Кинга — до смешного короткая вещь: всего сто двадцать восемь страниц. Два года спустя повесть переиздали в мягкой обложке под новым названием, «Серебряная пуля», чтобы связать книгу со снятым по ней фильмом. Кинг написал сценарий к картине, ставшей режиссерским дебютом Даниэля Атгиаса; два десятилетия спустя Аттиас снимет один из любимейших телесериалов Кинга, «Остаться в живых».

Начало 1984 года Кинг посвятил президентской кампании кандидата Гэри Харта и зимой устроил у себя дома торжественный прием с целью сбора средств, на котором присутствовал сам Харт. Стив играл роль гостеприимного хозяина, приглашая всех своих друзей познакомиться с кандидатом и пожертвовать деньги на его предвыборную кампанию.

Сэнди Фиппен заметил, что во время приема Стив вел себя не так, как обычно. «Дом был переполнен, собралась целая толпа народа, и он практически на глазах перевоплотился в публичного Стивена Кинга». По словам Сэнди, на публике Стив становился совершенно другим человеком: «Он играл роль. Со временем приходится вживаться в роль, потому что это то, что люди хотят видеть».

Даже Оуэн знал, что есть два Стивена Кинга. Каждый раз, когда Стив уезжал из Бангора в рекламный тур или на встречу с кинопродюсерами или владельцами книжных магазинов, его семилетний сын восклицал: «Папочка снова уезжает, чтобы побыть Стивеном Кингом».

Той осенью последовал целый шквал фильмов, снятых по его книгам, включая «Кладбищенскую смену» и «Оно», ставшие телевизионными мини-сериалами.

В мае 1984-го вышел фильм «Воспламеняющая взглядом». Двадцатипятилетний египетский продюсер Доди Файед приобрел права на фильм за миллион долларов. Позже его имя узнает весь мир — он погибнет вместе с принцессой Дианой в фатальной автокатастрофе в Париже 31 августа 1997 года.

Дино Де Лаурентис, который считал восьмилетнюю Дрю Бэрримор воплощением Ширли Темпл ее поколения, решил снять ее в главной роли — Чарли Макги. Бэрримор была знакома с книгой: когда роман только вышел на прилавки, мама Дрю увидела обложку и заметила удивительное сходство между девочкой на обложке и собственной дочерью. Они купили книгу, и Дрю начала читать. Прочитав несколько глав, малышка озадачила маму, заявив: «Я воспламеняющая взглядом, я Чарли Макги».

Де Лаурентис выступил в качестве продюсера, Марк Лестер, чей послужной список включал такие фильмы, как «Роллер буги» и «Автостопщицы», стал режиссером. Кинг не писал сценарий, и, увидев черновую версию картины, решил, что та сделана на уровне «Сияния». «„Воспламеняющая взглядом“ — один из моих самых зрелищных романов и один из самых громких провалов в кино», — заявил он. Недовольство Стива вылилось в публичную пикировку между писателем и режиссером.

«Меня возмутили некоторые его слова, — говорил Лестер, добавив, что еще недавно Стиву нравились увиденные отрывки картины. — Я поражен, что человек его состояния и возможностей, увлекшись нападками на фильм, опустился до столь оскорбительных комментариев в адрес незнакомых людей».

«Утверждение Марка о том, что я просмотрел фильм и он мне понравился, смехотворно, — парировал Стив. — Я видел один из черновых отрывков раннего монтажа. Через несколько месяцев я увидел конечный результат и был крайне огорчен. Вроде все на месте, а результат почему-то намного меньше, чем сумма отдельных частей».

Вопреки тому, что «Воспламеняющую взглядом» разгромил как сам писатель, так и критики (Роджер Эберт написал, что, несмотря на целый ряд интересных персонажей, «самое поразительное в этом фильме — насколько он скучен»), имя Кинга котировалось как нельзя высоко. Писателя приглашали на всевозможные мероприятия и предлагали участие в разнообразных авантюрах.

Одним из немногих предложений, которые он принял, была съемка рекламного ролика «Американ экспресс». В начале восьмидесятых эта выпускающая расчетные карты компания запустила рекламу с участием знаменитостей, чьи лица не обязательно были всем известны. Вместе со Стивом в рекламе снимались другие звездные персонажи эпохи восьмидесятых: Джон Клиз, Тип О’Нилл и Том Лэндри, — и каждый из них спрашивал зрителей: «Знаешь меня?» Одетый в смокинг Стив бродил по декорациям дома с привидениями под жутковатые звуки органа, а вокруг расстилался густой туман и сверкали молнии.

Позже он признает, что участие в проекте было ошибкой. «После участия в этой рекламе у него появилось странное чувство, он словно создал собственного монстра Франкенштейна», — рассказывает Стэнли Вайатер, автор нескольких книг о Кинге. Увы, в рекламе Стива явно втиснули в стереотипный образ, навязанный ожиданиями публики.

Тем не менее Кинг успел попрактиковаться в актерском мастерстве, пусть и на куда менее масштабной сцене. «Внутри его прячется разочарованный актер, — говорила Тэбби. — Понаблюдайте за ним, послушайте, как он читает детям. Это могут быть комиксы „Марвел“, или „Властелин колец“, или что-то из написанного им специально для наших детей. Или же импровизированный кукольный театр с самодельной сценой, актерами — куклами с „Улицы Сезам“ — и нашим собственным репертуаром, состоящим из спектаклей о драконах, вампирах и всевозможных тварях».

После рекламы «Американ экспресс» предложения посыпались как из рога изобилия. Если бы Стив пожелал, то мог бы сняться в качестве приглашенной звезды в сериале «Любовная лодка» или же попасть на канал Рода Серлинга, став ведущим обновленной еженедельной версии «Сумеречной зоны». По ряду причин Кинг предпочел отказаться: несмотря на растущую публичность, он по-прежнему хотел, чтобы люди и средства массовой информации интересовались его творчеством, а не его персоной. К тому же, всего лишь понаблюдав со стороны за съемками «Участи Салема», Стив успел понять, что ему не избежать неоправданно завышенных требований цензоров, которые так и норовят выхолостить его произведения.

«В прайм-тайм можно показывать не больше одного удара в нос за час, а вы замахнулись на ужасы по ТВ?.. Я не испытывал ни малейшего желания пробовать: не хотел шесть недель мелькать на телевизионных экранах и с треском вылететь только потому, что в один прекрасный вечер зрителям надоест моя физиономия и они просто переключат канал».

Его по-прежнему ставило в тупик, что людей тянет к нему как магнитом только потому, что он известен: «Подобная реакция несколько удивляет — боюсь, я не совсем понимаю, в чем тут дело. Писатели не звезды — да и не должны ими быть. Думаю, со временем люди это поймут и все встанет на свои места».

Как бы то ни было, когда однажды Кингу позвонил продюсер и предложил появиться на игровом шоу «Голливудские крестики-нолики», Стив понял, что с него хватит. Он ответил отказом, а вскоре ему на глаза попалась статья в «Бостон глоуб», посвященная его любимой бейсбольной команде «Ред сокс»: забавно, автор статьи сравнивал недавно прошедший матч с одним из романов Стивена.

«Я словно попал на страницы собственной книги, — говорит Кинг. — Пожалуй, это высшее проявление ужаса и комедии в одном флаконе». Впрочем, он отнесся к новой роли спокойно, даже с долей иронии: «Видимо, Америке нужен Санта-Клаус и в каком-то смысле Америке нужен пасхальный кролик, и, само собой, ей никак не обойтись без Рональда Макдональда — думаю, он даже важнее, чем Санта-Клаус. Но и бука Америке тоже нужен. А поскольку Альфред Хичкок мертв, вакансию временно заполнили мной».

Хотя Стив старался вести обычную жизнь, мировая известность диктовала свои правила; где бы он ни появлялся, его узнавали. Больше всего Кинга расстраивали походы в торговый центр. Если ему случалось приехать пораньше на встречу с читателями, он просто бродил по залу, глазея на витрины. Вокруг тут же начинали шептаться: «Это же Стивен Кинг!» Он старался не обращать внимания, но люди часто не отставали, увязываясь следом.

Издатели и редакторы, публиковавшие его в начале карьеры — многим из них Стив продолжал помогать, время от времени подкидывая то рассказик, то аннотацию, — также не избежали соблазна и часто не брезговали извлекать пользу из звездного статуса старого клиента. Его популярность эксплуатировали все, кому не лень. Журналы соревновались за право поместить громкое имя на обложку — раз от раза все более жирным шрифтом, — и ладно бы только журналы: антологии вроде «По следам кошмара» и «Байки при свете луны», а также некоторые из ежегодных сборников рассказов в жанре фэнтези внаглую наживались на бесплатной рекламе. Не то чтобы Стив их винил — подобные сборники рассказов разных писателей отчаянно нуждались в паре-тройке известных имен, чтобы завлечь читателя, — однако, на его взгляд, господа издатели несколько увлеклись: «На обложке каждого второго журнала, опубликованного в Штатах, на самом вид ном месте красовалось мое имя… Я чувствовал себя уличной девкой, чьи прелести выставлены напоказ в живой секс-витрине на Сорок второй улице».

Кинг объявил, что с этой минуты и впредь отказывается «торговать собой на потребу ушлым рекламщикам», и внес изменения во все договоры: отныне его имя могло быть помещено на обложку любого сборника исключительно как пункт списка, среди имен других авторов, оформленных в алфавитном порядке, на всех — один стандартный шрифт.

Чем больше народу охотилось за Стивом в надежде извлечь выгоду из его успеха, тем чаще он искал прибежище в тиши своего кабинета. Бангор являлся одним из тех немногих мест, где Кингу не нужно было никого из себя изображать; он мог просто расслабиться и стать самим собой… Впрочем, место, где Стив вырос и сформировался как писатель, вызывало у него совершенно противоположные эмоции.

«Я люблю Мэн и одновременно ненавижу, — признавал он. — Настоящий Мэн навевает горькое чувство. Ведь настоящий Мэн — это не омары и не Бар-Харбор, как считает большинство американцев, — ничего подобного… Беззубые бедняки, автомобили, ржавеющие у обочины, и люди, живущие в палатках посреди леса, а внутри палатки — огромный цветной телевизор, — таким видим родной штат мы, коренные мэнцы».

Ему не требовалось отправляться за тридевять земель на поиски сюжетов, которые ждали прямо под носом, в родном Бангоре: «Провинциальный городок — отличное место действия для напряженного сюжета, потому что мы понимаем, что там существует свой микрокосм. В Нью-Йорке могут проживать сотни тысяч городских пьяниц, а ведь нам вполне достаточно одного. И этот один всегда найдется в маленьком городке».

По мере того как Стив осваивал скрытые возможности Бангора, он все больше времени проводил с Тэбби и детьми. К примеру, Кинги любили собраться семьей за обеденным столом с одной книгой на всех: кто-то из членов семейства читал свой отрывок и передавал дальше — и так по кругу.

В другой игре Стив придумывал завязку и первые несколько строк истории, а затем передавал ее кому-нибудь из детей, и тот продолжал. Позже Джо и Оуэн стали играть в собственный вариант под названием «Пиши-читай»: один писал первую страницу рассказа, а другой подхватывал, и наоборот.

Джо явно пошел в отца. В возрасте двенадцати лет он написал эссе и послал его в «Бангор дейли ньюс». Через несколько дней эссе опубликовали. «Мне казалось, я вот-вот прославлюсь», — вспоминал позднее Джо. Однако стоило юному писателю увидеть газетную статью, как его энтузиазм угас. «Я читал и краснел: сплошные банальности и балабольство. В конце они добавили коротенькую приписку: „Джозеф Кинг — сын знаменитого автора бестселлеров Стивена Кинга“, — и мне стало ясно, что мой опус опубликовали по одной-единственной причине: из-за отца. Я был в том возрасте, когда страх унижения, пожалуй, сильнее страха смерти; почти сразу после того провала я начал подумывать, а не попробовать ли писать под другим именем».

В семье Кинг не существовало такого понятия, как «родительская цензура»: Стив и Тэбби не ограничивали детей в выборе фильмов или книг. В случае Джо подобная политика вылилась в пониженную восприимчивость подростка к любимому кино отца. На свой двенадцатый день рождения он сообщил родителям, что хочет пригласить друзей на просмотр «Рассвета мертвецов» — первый для большинства гостей и десятый (!) для самого Джо. Медленно, но верно его друзья один за другим покидали комнату, хотя нашлась парочка храбрецов, которые все же досмотрели фильм до конца, стуча зубами от страха и побелев как полотно…

Благодаря шумихе, поднявшейся после выхода «Кладбища домашних животных», когда в список изданных книг включили «Стрелка», выяснилось, что растет число людей, желающих иметь у себя все книги, принадлежащие перу любимого автора, будь то коллекционное издание «Куджо» или экземпляр мужского журнала с одним из его рассказов. Таких людей называют истинными коллекционерами; поклонники стремятся собрать полное собрание опубликованных сочинений писателя — до последней строчки.

Уже в 1984 году неофициальный список «Все произведения Кинга» был длинным. Помимо оригинальных изданий в твердом переплете, существовали книги в мягкой обложке и в обложке для массового рынка, а также зарубежные издания всевозможных форматов. Лимитированные издания в свою очередь делились на «подписанные и пронумерованные» и на «подписанные и с тиснением». К тому же существовали аудиокниги, видеоигры, сценарии, плакаты и рекламные материалы к фильмам, снятым по книгам Стивена Кинга, не говоря уже об изданиях книжных клубов, американских и зарубежных, — и, наконец, о романах Тэбби.

В последующие годы задача коллекционеров только усложнялась: так, однажды список эксклюзивных предметов пополнила подписанная, выпущенная ограниченным тиражом гитара Стивена Кинга. В 1977 году компания, производящая музыкальные инструменты, купила черный орех — дерево из киноверсии «Куджо» — и изготовила двести пятьдесят гитар из его древесины. Внутри каждой гитары наклеили стикер с автографом Стива.

Хотя он сам разрешил выпускать коллекционные издания своих произведений — в основном с целью помочь начинающим издателям, которым приходится нелегко, — со временем подобная практика стала вызывать у Кинга смешанные чувства: «Люди приносят книги, обернутые несколькими слоями целлофана, и разве что на колени не падают: „О! Умоляю вас, осторожнее с переплетом, не порвите завязочку!“ Ну не бред ли? Это ведь всего лишь книга, а не какая-нибудь гребаная „Мона Лиза“».

Кинг по-прежнему появлялся на публике во время писательских конференций, посвященных жанрам хоррор и фэнтези, — традиция, которую он стал поддерживать еще в конце семидесятых, — однако к началу восьмидесятых делал это реже и реже. Поклонники все больше его пугали: «Я недавно посетил пару научно-фантастических конвентов, и, скажу я вам, публика там — будь здоров, пришибленные на всю голову. Нет, на полном серьезе. Люди не от мира сего, связь с реальностью отсутствует напрочь. Мне вообще показалось, что каждый там сам себе злобный инопланетянин, — наверное, поэтому им и нравится научная фантастика».

В марте 1984 года Кинг принял участие в Пятой международной конференции по фантастике, где свои доклады (в устном и письменном виде) должны были представить несколько ученых и преподавателей, изучающих его творчество. Тони Мэджистрейл, на тот момент доцент Вермонтского университета, преподающий английскую литературу, написал эссе на тему «Вьетнамская аллегория Стивена Кинга: о вьетнамских мотивах в рассказе писателя „Дети кукурузы“».

После выступлений Стив вышел пообщаться с докладчиками и раскритиковал доклад Мэджистрейла. «Он заявил, что уж чего-чего, а вьетнамских аллегорий в рассказе нет», — рассказывал позднее Мэджистрейл, считавший, что все это ничего ровным счетом не значит. А тогда, на конференции, он произнес фразу, которой пользуются учителя и профессора английской литературы по всему миру, когда хотят отстоять свою точку зрения: «В литературной критике важно не то, что вы имели в виду, а то, что я могу доказать. Уж поверьте». И Мэджистрейл продолжил: «Лично я сразу заметил некоторые вещи, бросавшиеся в глаза: парень был медиком во Вьетнаме, детей убивают в возрасте восемнадцати лет, земля заражена химикатами, а средняя школа носит имя Джона Ф. Кеннеди. Стива я так и не переубедил, зато мы с ним от души посмеялись».

Эссе вошло в первую книгу Мэджистрейла о Кинге «Природа страха: американская готика Стивена Кинга».

В ноябре 1984 года был опубликован «Худеющий», пятая книга Бахмана.

Впервые книга Ричарда Бахмана вышла в твердом переплете, активно продвигалась и рекламировалась: в мае 1984-го ее представили на Конференции ассоциации американских книготорговцев как «выбор ассоциации». Также ее активно продвигали в книжные магазины по всей стране.

«Я опытный редактор, которому посчастливилось издать некоторые самые классные романы ужасов из когда-либо написанных, и, признаюсь честно, меня довольно сложно заинтриговать новым именем автора, работающего в жанре хоррор. Сегодня такой автор появился», — разглагольствовала Элейн Костер в рекламных письмах, сопровождавших ознакомительные экземпляры, которые рассылались в книжные магазины.

«Мне хотелось выскочить и крикнуть: „Это же Стивен Кинг!“ Увы, было нельзя, — вспоминает Костер. — Нас забрасывали вопросами, и мы всячески скрывали личность автора. Мы хранили вынужденное молчание, а ведь раскрой мы имя Стива, продажи подскочили бы в разы. Однако Стив пожелал сохранить конфиденциальность, и мы были обязаны уважать его желание».

Для фотографии на обороте использовали снимок Ричарда Мэньюэла, друга Кирби Маккоули, жившего недалеко от городка Сент-Пол в Миннесоте и зарабатывавшего на жизнь строительством домов. «Мы искали человека, который жил бы в глубинке, чем дальше от Нью-Йорка, тем лучше, — делится Маккоули. — Ведь всегда существовала вероятность, что кто-нибудь в Нью-Йорке узнает идущего вниз по улице Мэньюэла».

Сам же Мэньюэл был в восторге от своей новой роли. После выхода книги на него обрушился поток звонков от друзей и родственников, которые заметили поразительное сходство с автором нового остросюжетного триллера.

Вскоре читатели начали слать Бахману гневные письма с обвинениями в беспардонном копировании Стивена Кинга. «Многих читателей это злило, — улыбается Стив, которому приходила почта Бахмана. — „Не смей ему подражать!“ — говорилось в письмах».

«Худеющий» возродил интерес к предыдущим книгам Бахмана. Все они, кроме романа «Долгая прогулка», по-прежнему были в продаже, несмотря на прошедшие шесть лет, — необычное явление для дешевых массовых изданий, принадлежащих перу предположительно безвестного автора триллеров, учитывая, как быстро с прилавков исчезает большинство книг массового ассортимента.

Однако после публикации «Худеющего» проницательные читатели задались очевидным вопросом. Они хотели знать, уж не Стивен ли Кинг на самом деле стоит за псевдонимом Ричард Бахман. Кинг каждый раз открещивался, хотя и признавал, что пару раз пересекался с Бахманом, что тот крайне нелюдим, владеет фермой, где разводит кур, и считает общение с прессой ниже своего достоинства. «Бедняга… одинокий, уродливый сукин сын», — рассказывал он журналистам.

Еще месяц-другой Кинг и его издатели упорно отнекивались перед лицом шквала звонков со всех крупнейших телешоу страны, начиная с передачи «Доброе утро, Америка» и заканчивая ежевечерним развлекательным шоу. В НАЛ даже позвонили из «Б. Далтон» — крупнейшей сети книжных магазинов в те дни — и, высказав свои подозрения, пообещали приобрести тридцать тысяч экземпляров, если издательство сознается. «Худеющий» получил благосклонные отзывы «Литературной гильдии», одного из авторитетнейших книжных клубов. Кинга немало позабавил комментарий одного из старейших членов клуба: «Так бы писал Стивен Кинг, умей он писать».

Тайну раскрыл некий Стивен П. Браун, работник книжного магазина в Вашингтоне. Браун был большим поклонником Кинга и к тому же прочел все книги Бахмана. Изучив рекламный экземпляр «Худеющего» из тех, что поступили в магазин за несколько месяцев до официального выхода книги, он заподозрил, что Бахман и Кинг — одно лицо. «Я был процентов на восемьдесят уверен, что Бахман — это Стивен Кинг», — утверждал Браун.

Он проверил, кому принадлежат авторские права на каждый из первых четырех романов Бахмана, и обнаружил, что обладателем авторских прав на «Ярость» является Кирби Маккоули. Браун тут же отправил Кингу письмо, в котором сообщал о своем открытии, и стал ждать ответа с гневным опровержением. Вместо этого в один прекрасный день в магазине зазвонил телефон и голос на другом конце провода произнес: «Стив Браун? Это Стивен Кинг. Итак, мы оба знаем, что Бахман — это я, давайте решать вопрос… Поговорим?»

«Все книги Бахмана грустные, у всех печальный конец», — заметил Браун. Романы же Кинга обычно заканчиваются на радостной ноте (за исключением «Кладбища домашних животных» и «Куджо»), Благодаря оптимистичной концовке «Худеющий» Бахмана куда больше на них походил — возможно, именно поэтому многие заподозрили, что Бахман — это Кинг.

«Книги Бахмана не слишком удачно вписывались в его творческую концепцию, — считал Маккоули. — Он прославился своими сверхъестественными романами ужасов и боялся, что читатель будет сбит с толку».

Официально Кинг раскрыл тайну псевдонима 9 февраля 1985 года, в «Бангор дейли ньюс»: статья называлась «Псевдоним держал в тайне пять романов Кинга».

Как только тайное стало явным, тираж «Худеющего» подскочил в десять раз: с 28 000 до 280 000 экземпляров. Сам писатель утверждал, что никогда не планировал снимать маску Ричарда Бахмана: «Я думал, мне все сойдет с рук». Увы, Бахман «скоропостижно скончался от рака псевдонима».

Писатель признался: «Когда я пишу за Ричарда Бахмана, задействована определенная часть моего сознания. Напоминает гипнотическое внушение: я словно примеряю чужой образ, становлюсь кем-то новым, иным — пусть несильно, но отличающимся от привычного меня. На мой взгляд, все авторы романов — завзятые любители ролевых игр; ну согласитесь, разве не весело перевоплотиться на время в другого человека, нацепить на себя его шкуру — в моем случае шкуру Ричарда Бахмана?»

Впрочем, даже исполняя роль Бахмана, Стив умудрялся сохранить кое-какие из прежних привычек. В «Худеющем» есть несколько мест, где герои общаются между собой на цыганском. «Ну и я, не будь дурак, снял с полки свои старые чехословацкие издания, наобум выписал несколько случайных фраз… и, само собой, попался. Читатели меня прищучили — и поделом, нечего было лениться».

«Талисман», первая книга, написанная в соавторстве с Питером Страубом, была издана в том же месяце, что и «Худеющий», начальным тиражом шестьсот тысяч экземпляров. Роман рассказывает о двенадцатилетнем мальчике по имени Джек Сойер, который отправляется в путешествие через весь континент, из Нью-Гэмпшира в Калифорнию, в поисках талисмана, способного спасти жизнь его умирающей матери. По пути он оказывается на загадочных Территориях, в параллельной средневековой вселенной. Как и прежде, все связанное с фамилией Кинг мгновенно превращалось в золото.

«В книге использовано множество хитрых приемчиков, которыми мы обменивались с целью запутать искушенную публику. Попробуйте угадайте, кто какой кусок написал, — рассказывает Питер Страуб. — Если вам кажется, что вы наткнулись на неопровержимую улику в тексте, стопроцентный признак автора, — значит, это один из таких трюков».

«Они повеселились от души, подражая стилю друг друга, — говорит Бев Винсент, приятель Кинга и автор биографии „Темная Башня. Путеводитель“. — Если в „Талисмане“ встречаешь отрывок, где упомянут джаз, сразу приходит на ум Питер, а на самом деле это Стив постарался. А части, где есть отсылки к рок-н-роллу, скорее всего принадлежат перу Питера, который выдавал себя за Стива».

«Мы сошлись на том, что неплохо бы сделать книгу цельной, без стыков, — рассказывал Кинг. — Шутки шутками, но мы не хотели, чтобы читатель ломал себе голову, угадывая, где чей текст. Самое забавное, что в процессе редактуры мне попадались огромные куски, авторство которых даже я не мог определить».

Страуба застала врасплох неожиданно обрушившаяся на него популярность. «Когда безумные фанаты Стивена Кинга принялись ходить за ним по пятам, забрасывая вопросами о жизни своего кумира, он на своей шкуре почувствовал, что значит быть Стивом, — усмехается Стэнли Вайатер. — Дошло до того, что люди заявлялись к нему домой и обрывали телефон в надежде хоть что-нибудь выведать. Он был на грани нервного срыва».

1985-й стал еще одним головокружительным годом, полным творческих достижений и благоприятных отзывов в прессе. В июне вышел очередной сборник рассказов «Команда скелетов». Учитывая, что ранее в том же году Кинг раскрыл личность Ричарда Бахмана, в октябре вышел сборник из четырех произведений, когда-то издававшихся под этим псевдонимом. Он включал романы «Ярость», «Дорожные работы», «Долгая прогулка» и «Бегущий человек» и назывался «Книги Бахмана».

Единственным неприятным моментом стало растущее число фанатов, ежегодно приезжавших в Бангор посмотреть на знаменитый особняк и, если повезет, одним глазком взглянуть на своего кумира. Почта также прибывала в огромных количествах. Стиву пришлось нанять пару помощников — помимо разбора мешков с почтой (к середине восьмидесятых в офис писателя еженедельно приходило более пятисот писем от поклонников со всего мира), в их обязанности входила помощь с договорами, бумагами и деловой корреспонденцией, на которую нужно было отвечать. Однажды Ширли Зондерэггер, одна из ассистенток писателя, предложила выпускать ежемесячный информационный бюллетень «Касл-Рок» — в надежде усмирить самых ярых фанатов и сократить поток писем от жаждавших ответов поклонников. Стив согласился, при условии, что его участие ограничится редкими статьями.

Кинг никогда не забывал, что своим успехом обязан не столько таланту, сколько везению: он оказался в нужное время в нужном месте. «Думаю, начни я в шестидесятые, определенную долю нынешней популярности я бы снискал. А в пятидесятые я бы стал кем-то вроде Джона Д. Макдональда, чьи книжки дозревали в задних карманах у двадцати миллионов работяг, спешащих к своим станкам». Иначе говоря, сложись обстоятельства по-другому — его имя никогда бы не стало всемирным торговым брэндом.

На протяжении многих лет Голливуд — и в частности, Дино Де Лаурентис — подбивал Стива снять фильм по одному из его рассказов, но каждый раз получал категоричное «нет». Наконец писатель все-таки «дозрел», решившись снять фильм по основанному на его рассказе сценарию: в рассказе «Грузовики» трейлеры, тракторы и всевозможные механизмы восстают против человечества, убивая всех на своем пути.

Создавая сценарий, Стив, который в тот момент даже не думал становиться режиссером, предусмотрел сотни специфических ракурсов камеры и съемку разными планами — подобная компетентность и навела Де Лаурентиса на мысль, что Кинг вполне в силах снимать сам. Стив отнекивался как мог, но тщетно: Дино готов был принять только один ответ — «да». Наконец Де Лаурентис дожал Стива; тот нехотя согласился, но на одном условии: Дино пообещал, что при малейшем намеке на профнепригодность без колебаний заменит Кинга. Итак, договоренность была достигнута, и в июле на студии Де Лаурентиса в Уилмингтоне, штат Северная Каролина, начались съемки «Максимального ускорения».

Воодушевление Де Лаурентиса постепенно передалось и Стиву; новоявленного режиссера радовало, что его боевое крещение пришлось именно на этот фильм. «Я взялся за „Максимальное ускорение“, потому что точно знал: с такими актерами я буду избавлен от любых истерик и проявлений звездной болезни на съемочной площадке — актеры-грузовики не звездят, — усмехается Кинг. — Где это видано, чтоб электрическая хлеборезка отказалась сыграть в откровенной сцене, ссылаясь на месячные? Я думал, что с машинами работать гораздо легче, чем с людьми».

Увы, все оказалось совсем иначе. «Грузовики и механизмы — те еще примадонны! — жаловался Стив. — Они непрерывно ломались, зато люди-актеры то и дело приятно меня удивляли».

Все шло наперекосяк — и дело тут было не только в неопытности режиссера. Грузовые машины ни в какую не желали заводиться, хлеборезка то и дело ломалась, да еще и главный оператор Армандо Наннуцци потерял по вине техники глаз… Это произошло во время съемок: задействованная в одной из сцен газонокосилка ни с того ни с сего взбесилась и стала ездить туда-сюда по площадке; аппарат зацепил кучку древесной стружки, и острая щепка отскочила точнехонько в глаз оператору.

Впрочем, случались и забавные моменты. Так, декорация стоянки для грузовиков, построенная специально для фильма, удалась на славу: по меньшей мере раз в сутки кто-нибудь из заезжих дальнобойщиков да покупался. Представьте себе удивление водителя, который выпрыгивал из машины, рассчитывая хорошенько подкрепиться, и вместо прилавка с харчами обнаруживал съемочную аппаратуру.

В одной из сцен должен был взрываться грузовике пивом, разбрасывая вокруг сотни упаковок (пиво в обмен на скрытую рекламу предоставила компания «Миллер»). Однако, как известно, пустые банки летают куда лучше полных. Съемочной группе практически приказали забрать все пиво домой и на следующий день вернуть пустые банки. Но даже это не помогло — пиво никак не желало кончаться. Кинг как мог откладывал съемку сцены взрыва; когда же наконец настал судьбоносный день, остатки пива отправились в сточную канаву.

Несмотря на настойчивые просьбы Стива, который требовал, чтобы Де Лаурентис и съемочная группа учитывали отсутствие у него режиссерского опыта, ему редко делали замечания, практически предоставив зеленому новичку полную свободу действий. «Вместе с первыми успехами приходит и осознание силы, которое распространяется на окружающих: люди видят, что ты лажаешь, и все равно просто отходят в сторонку и не вмешиваются», — сетовал он, называя происходящее «синдромом голого короля».

«Хотел бы я, чтобы кто-то заранее рассказал, на что я подписываюсь и какой это изнурительный труд. Я не подозревал, что окажусь полнейшим профаном в вопросах механики и политики кинопроизводства. Да и где это видано, чтобы с режиссером нянчились как с малым дитем, словно боясь отнять у ребенка конфету! Никто не горит желанием сообщать плохие новости».

Разумеется, общение не упрощал тот факт, что съемочная группа, состоявшая преимущественно из итальянцев (Де Лаурентис привез команду аж из самой Италии), плохо знала английский, а Стив не говорил по-итальянски, — соответственно на комментарии и указания, которые в обычных условиях заняли бы минуту-две, уходило десять, а то и все двадцать минут.

Позднее Кинг признался, что ему жутко не понравилось быть режиссером: «Слишком похоже на обычную работу. Сплошная трата времени и сил. Тэбби и детям приходилось нелегко; невозможно представить, чтобы я снова заставил их пройти через такое испытание».

Год спустя фильм вышел на экраны; параллельно телеканал Эм-ти-ви предложил Стиву поработать приглашенным виджеем — в течение целой недели, чтобы его появление в эфире совпало с премьерой. В ту неделю он крутил многие из своих любимых клипов, в том числе «Кто кого» группы AC/DC, «Давай почувствуй шум», «Куайет Райот» и «Подсел на любовь» Роберта Палмера.

Пока Стив работал над фильмом, в Северной Каролине вступил в силу новый антипорнографический закон. Всю свою жизнь являвшийся ярым поборником свободы слова (в конце концов, цензура, помимо прочего, напрямую угрожала его достатку), Кинг увидел закон в действии: «Едва законопроект утвердили — то есть где-то в промежутке между вечером вторника и утром среды, — с прилавков магазинчика, где я покупаю утреннюю газету и затариваюсь запасом пива на вечер, исчезли все выпуски „Плейбоя“ и „Пентхауса“. Как ветром сдуло — словно посреди ночи город посетила порнофея».

Еще одним поводом для беспокойства стала растущая наркозависимость писателя. «Проблема с этим фильмом заключалась в том, что к тому времени я уже крепко подсел на кокаин, на съемки приходил обдолбанный наглухо и, если честно, понятия не имел, что творю», — признавался он позднее. Редактор Чак Веррилл, заглянувший в гости к Кингу во время окончательного монтажа, был шокирован произошедшими в писателе переменами: «Он горстями поедал таблетки, запивая их жидкостью для полоскания рта. Дело даже не в его поведении — по крайней мере язык у Стива не заплетался, — но видок у него был еще тот, совершенно убитый».

Тучи над головой писателя сгущались. Сэнди Фиппен прекрасно помнит, как однажды ночью тот угодил в вытрезвитель при полицейском участке Бангора. К тому моменту Стив уже некоторое время жил один в брюерской квартире — терпение Тэбби в конце концов лопнуло, и она вышвырнула мужа из дома.

Стив, который никогда себе не отказывал в банке пива во время презентаций, не забывал прихватить с собой упаковку-другую и на благотворительные вечера. Фиппен в то время работал библиотекарем в Хэнкок-Пойнте, дачном поселке, расположенном милях в сорока от Бангора. В 1982 году он пригласил Стива выступить в местной церкви; целью мероприятия было собрать средства на починку крыши библиотеки. Кинг заливал пиво в старый белый кувшин, притворяясь, что пьет воду. Но правду не скроешь: некоторые дамы были так шокированы подобной наглостью — пиво! в церкви! — что демонстративно вышли из здания.

Аналогичный случай имел место в 1986 году, на чтениях, которые Кинг давал в библиотеке Виргиния-Бич. Через пятнадцать минут после начала выступления он достал из внутреннего кармана банку с пивом и выкрикнул в толпу: «Кто сегодня пойдет на „Серебряную пулю“?» Прикончив первую банку, он с хлопком открыл вторую и закурил сигарету. На следующий день кое-кто из присутствовавших в зале позвонил в библиотеку с жалобами.

Впрочем, Кинг, чья писательская карьера благополучно миновала двенадцатилетний рубеж, выглядел несокрушимым — казалось, никто и ничто не может его остановить. Он творил, несмотря на выпивку и кокаин.

Стив продолжал отрицать существование проблемы с наркотиками и алкоголем, утверждая, что может бросить в любой момент, стоит только захотеть. Увы, в глубине души бросать он не хотел: зачем, если можно и дальше кайфовать? На то, чтобы Стив решил завязать с наркотиками, требовалась серьезная причина.

В октябре 1985 года Кинг побил свой предыдущий рекорд — сразу четыре книги писателя ворвались в рейтинг бестселлеров «Нью-Йорк таймс»: «Команда скелетов» в переплете, а также «Худеющий», «Талисман» и «Книги Бахмана» — в мягкой обложке.

Тем временем литературный агент Кинга Кирби Маккоули также попал в заголовки газет, выторговав у издательства «Нью американ лайбрари» десятимиллионный контракт на две книги своего клиента, причем на сенсационных условиях. Ранее стандартная сделка предусматривала передачу авторских прав на весь срок их существования, но Кинг решил, что пятнадцати лет вполне достаточно. Если по их истечении рекламная и рыночная политика издателя будет по-прежнему устраивать писателя, он продлит срок действия контракта еще на пятнадцать лет. В противном случае подыщет себе новое издательство.

«Мы больше не продаем книги, мы сдаем их в аренду», — заявил Стив.

Подобное нововведение выглядело радикальным даже для столь популярного автора, как Кинг; многие издательства были этому совсем не рады, поскольку опасались, что в будущем и другие всемирно известные писатели могут перенять эту порочную, с точки зрения издателей, практику.

Впрочем, сам Стив, несмотря на восьмизначные гонорары, не мог поверить в собственное богатство. «В принципе я бы хотел стать Скруджем Макдаком: рассовать все свои деньги по бесплатным пакетам из супермаркета и держать их всегда под рукой, в собственном денежном хранилище. Может, тогда бы я поверил, что разбогател».

И еще он заговорил об отдыхе: «Я хочу разобраться со всем, что на себя взвалил, расчистить завалы и больше не брать никаких обязательств. И тогда я просто сяду и хорошенько отдохну». Вот как он описал свой идеальный день: «Проснувшись утром, я беру в руки книжку, устраиваюсь где-нибудь в укромном уголке и читаю весь день напролет — если не считать утренней прогулки, перерыва на обед, во время которого я съедаю гамбургер-другой в „Макдоналдсе“, и послеобеденной прогулки».

Однако Кинг прекрасно понимал, что это лишь пустые мечты. «Скука смертная. Да я бы взвыл уже на второй неделе такой жизни. У каждого должна быть цель, голубая мечта, которой мы тешимся время от времени».

Кстати, в 1986 году он перенес свой кабинет из дома в здание бывших казарм национальной гвардии на Флорида-авеню в Бангоре, находившееся недалеко от аэропорта, за электростанцией «Дженерал электрик», по соседству с рыбоперерабатывающим заводом. По мнению друга Стива Тони Мэджистрейла, он выбрал подходящее место: «Это сердце Бангора, идеальный выбор для Стива, который рос в бедных фабричных кварталах». Навещая Кинга в Бангоре, Мэджистрейл всегда настаивал на встрече там, а не дома, потому что, на его взгляд, именно там он видел привычного, «настоящего» Стива.

«Есть два Стивена Кинга, — объясняет Мэджистрейл. — Один из них трудяга, ставший живым воплощением всеамериканской мечты Горацио Элджера, а второй — писатель, который помнит о своих рабочих корнях: из-под его пера выходят достойнейшие персонажи, настоящая соль земли, такие как Стью Редман и Долорес Клейборн».

Сам Стив неоднократно повторял — в интервью, да и просто общаясь с читателями, — что в творчестве находят выход все его страхи, он изливает их на бумаге в надежде, что те если и не исчезнут полностью, то хотя бы отчасти угаснут. Самое забавное, что с каждой изданной книгой, с каждым отснятым сценарием его страхи не только не отступали, но в некоторых случаях разгорались еще ярче. Он даже обзавелся парочкой новых, прежде его не тревоживших.

«Я до сих пор не разучился пугаться. Более того, теперь меня пугает то, что раньше мне бы и в голову не пришло, — говорит он. — Например, ночуя в гостинице, я непременно подумаю перед сном: а что, если в номере этажом ниже кто-то напился в стельку и курит в постели… а что, если комната загорится… а вдруг сигнализация не сработает… а когда здесь в последний раз меняли батарейки в датчиках дыма?»

Но больше всего он боялся за своих детей. «У меня ведь есть деньги. Я волнуюсь, вдруг плохие парни решат похитить моих детей, вдруг потребуют выкуп. Я переживаю, как мои деньги могут отразиться на их жизни или на моей…»

Само собой, дети считают, что родители преувеличивают. Так, в подростковом возрасте Наоми больше всего злило, что учителя выделяют ее среди других учеников или что ее нахваливают незнакомые люди — только потому, что она дочь знаменитого отца. «Это как с Робином. Его все узнают, потому что он помощник Бэтмена, — усмехается Наоми. — На некоторых упоминание о моем отце производит огромное впечатление, и тогда у меня на голове словно вырастает корона».

Похоже, решение Кингов поселиться в Бангоре, чтобы растить детей в нормальной семье, подальше от вспышек фотокамер, оправдало себя, пошло на пользу как детям, так и взрослым. «Здесь многие не знают, кто я такая, за что я и люблю Западный Мэн, — утверждает Тэбби. — А тем, кто знает, плевать. Для них я лишь соседка, решившая прокатиться на машине с собакой на заднем сиденье».

Казалось, Стив оберегает Оуэна сильнее, чем других детей, но в то же время нельзя было не признать, что он относится к младшему сыну более спокойно. В конце концов, приближался сороковой юбилей писателя, его успех был заслужен, позиции прочны, а дети потихоньку взрослели и радовали родителей. Поскольку Кинг сделал вазэктомию, пополнения в семействе не предвиделось — отчасти это объясняло трогательную нежную заботу, которой отец окружил младшенького.

«В последнее время мой младший сын до ужаса боится ходить в школу под дождем, — переживал Стив. — Не знаю, в чем причина… может, думает, что промокнет и его не пустят под крышу. Мальчику всего шесть, страх засел у него в мозгу, а рассказать об этом язык не поворачивается — слишком напуган. Поэтому в дождливую погоду я везу его на машине до подъезда и высаживаю перед самым звонком на урок. Психиатр сказал бы, что я лечу симптомы, а не сам недуг, только мне глубоко начхать. Если сыну так легче, значит, я буду и дальше его подвозить».

Однажды Оуэн пожаловался, что приходится тянуть руку каждый раз, когда нужно отпроситься в туалет. «Весь класс знает, что я хочу писать», — рассказал он отцу. Стив уже было хотел успокоить сына, сказать, что не нужно стесняться… и тут же одернул себя: он вспомнил, что сам когда-то давно, еще в начальной школе, чувствовал то же самое. Он как мог утешил Оуэна и тут же задумался над тем, куда пристроить этот свой детский опыт, идею о «злобных старых учителях, которые заставляют тебя поднимать руку в присутствии оравы маленьких детей, и когда ты выходишь из класса, все ржут, потому что знают, куда ты пошел».

В результате на свет появился рассказ «Здесь тоже водятся тигры», вошедший в сборник «Команда скелетов», который был издан в июне 1985 года. Кинг посвятил книгу Оуэну.

Чем больше сочувствия Стив проявлял к младшенькому, тем чаще он вспоминал о собственном детстве. «Мы, взрослые, почти не помним своего детства, — рассказывал Кинг. — Нам лишь кажется, что мы помним, — вот где таится основная опасность. Краски ярче, небо бескрайнее. Дети живут в состоянии постоянного потрясения. Они впитывают столько свежих и сильных ощущений, что те просто обязаны вселять страх. Дети смотрят на эскалатор и всем сердцем верят: если не сделать широкий шаг, их засосет внутрь».

В 1986 году Кинг опубликовал всего один роман — впервые за шесть лет. Впрочем, учитывая объем и размах романа «Оно», вышедшего в сентябре, это можно понять. Книга была гигантской, произведение на тысяче ста тридцати восьми страницах, состоящее из более полумиллиона слов, — самое длинное в активе писателя, если не считать обрезанного «Противостояния», которое до редактуры, вероятно, было длиннее.

«„Оно“ для меня как выпускной экзамен. Мне больше нечего сказать о монстрах. Я собрал их всех на страницах этой книги».

Задумки Кинг почерпнул в нескольких местах. Во-первых, в детстве одним из его любимых мультэпизодов был момент, когда весь состав «Шоу Багза Банни» появляется на экране перед самым началом титров. Он задумал написать книгу, которая точно так же объединяла бы всех полюбившихся ему с детских лет монстров: Дракулу, создание Франкенштейна, оборотней и многих, многих других.

Затем ему на ум пришла сказка «О трех козлятах на мосту», и разные идеи слились в одну: «Как бы я поступил, если бы снизу меня окликнул тролль: „Кто там топает-хлопает по моему мосту?“ Мне вдруг захотелось написать о настоящем тролле под настоящим мостом».

Стоило Стиву приступить к работе над романом, как начали происходить удивительные вещи. В памяти стали всплывать случаи из его собственного детства; некоторые из них он включил в книгу.

Даже работа над «Оно» выбивалась из привычной схемы: корпя над предыдущими романами, Стив предвидел развитие сюжета на несколько страниц вперед, в случае же с «Оно» — словно каждый раз творил с чистого листа.

Примерно на восьмисотой странице Кинг добрался до сцены, в которой находят тело убитой девочки. За все то время, что Стив потратил на написание предыдущих сцен, он так и не приблизился к отгадке, к ответу на вопрос о ее судьбе, и это его тревожило. В последний вечер он так ничего и не придумал, поэтому, ложась спать, напомнил себе, что утро вечера мудренее — утром осенит!

Стив заснул, и ему приснился сон: во сне он был той самой девочкой, героиней своей книги, и стоял на помойке среди выброшенных холодильников. Он открыл один из холодильников и увидел странную, похожую на макароны субстанцию, свисающую с полок. У одной из макаронин вдруг выросли крылья, и она залетела прямо к нему в ладонь. «Внезапно эта тварь поменяла цвет с белого на розовый, и остальные макаронины полетели следом и облепили мое тело. Это оказались пиявки. Я проснулся перепуганный, но счастливый, потому что наконец-то знал, что произойдет дальше. Я взял сон и, ничего не меняя, поместил его в книгу».

Решив узнать мнение со стороны, Стив обратился к Майклу Коллингзу, автору нескольких книг о Кинге, профессору английской литературы на пенсии, он вел курсы писательского мастерства при университете Пеппердайн. Они некоторое время переписывались. Стива устраивал традиционный академический подход Коллингза, поэтому весной 1986 года он отправил профессору рукопись «Оно» с припиской: «Никогда не беритесь за книгу, если рукопись не помещается у вас в голове».

«В письме Стив сообщал, что „Оно“ — труд всей его жизни, что он ставит точку не только в избитой теме попавшего в беду ребенка, но и в теме монстров. По словам Стива, он считал „Оно“ своим последним романом о монстрах», — рассказывал позднее Коллингз. Профессор прочел рукопись, предложил кое-какие коррективы и отправил роман назад. Когда через полгода книгу издали, Коллингз не без удовольствия отметил про себя, что Кинг учел его замечания.

«От матери мне досталось обостренное чувство справедливости, — рассказывает Стив. — Мы были маленькими людьми в поисках лучшей доли, которых немало помотало с места на место… Предоставленные самим себе дети работающей матери, когда в Америке не существовало такого понятия, как „работающая мать“, а для женщин имелась только одна работа — убирать за другими людьми. Я никогда не слышал, чтобы мама жаловалась, но я не глухой и не слепой: я знал, что есть угнетенные и угнетатели, и прекрасно отдавал себе отчет в том, кто в этом мире „грязь“, а кто — „князья“. Те проявления несправедливости, с которыми я столкнулся еще в детстве, навсегда врезались мне в память и до сих пор находят отражение в моих книгах».

«Корни его произведений растут из детства, из некой травмы или потери, перенесенной еще ребенком», — считал Коллингз. Вероятно, Стив возвращался к теме утраченного детства в попытке справиться с собственной болью — в конце концов, писательство стало для него настоящей отдушиной, — но в то же время это была своего рода попытка избавиться от прежних комплексов. Проживая жизни своих героев, детей, которым все-таки удалось взять верх над ситуацией, он словно освобождался от тяжкого груза прошлого — от ощущения полного бессилия и постоянной необходимости бороться с нищетой — и мог почувствовать себя победителем, хотя бы на бумаге.

Приступая к работе над «Оно», Кинг намеренно старался подобрать верный душевный настрой, который помог бы ему вернуться в детство. Поначалу он с трудом припоминал подробности. «Но мало-помалу прошлое вернулось, и чем дальше, тем ярче становились образы, — рассказывал писатель. — В памяти всплывали совершенно забытые вещи. Я погружался в состояние полусна, и прошлое постепенно оживало».

Стив написал более дюжины романов, однако в одном всегда был верен себе: он по-прежнему старался избегать подробных описаний внешности создаваемых им персонажей. «Для меня персонажи не имеют физического воплощения. Когда говорю от лица героя, то не вижу, как он или она выглядит, я ведь нахожусь внутри, — объясняет Кинг. — Я прибегаю к описанию, только если персонаж смотрится в зеркало, а также в ситуации, когда важна его или ее внешность».

Завершив работу над романом «Оно», Стив объявил, что с него хватит историй о травмированной детской психике. «Когда я писал некоторые из самых ярких моих произведений, такие как „Сияние“, „Жребий“ и „Воспламеняющая взглядом“, мои дети еще носили подгузники и ползунки. Теперь же моему младшему сыну девять, да и тема давно раскрыта: я больше не вижу причин об этом писать».

Кому-то могло показаться, что после выхода книги, которую сам писатель назвал трудом всей своей жизни, Кинг будет почивать на лаврах — но не тут-то было. В течение следующих четырнадцати месяцев на прилавках одна за другой появились четыре новые книги: «Глаза дракона» (февраль 1987-го), «Темная Башня. Извлечение троих» (май 1987-го), «Мизери» (июнь 1987-го) — роман, чей первоначальный тираж составил 900 000 экземпляров, занял четвертое место в списке бестселлеров года по версии «Нью-Йорк таймс» — и «Томминокеры» (ноябрь 1987-го), изданный начальным тиражом 1200 000 экземпляров. Стив поддерживал взятый бешеный темп: встречался с читателями, участвовал в благотворительных акциях и помогал начинающим журналам. В октябре 1986 года журнал «Тайм» поместил Кинга на обложку, посвятив ему заглавную статью под названием «Мастер популярных ужасов».

Впрочем, чем больше окружающий мир вторгался в жизнь писателя, тем сильнее тот от него отгораживался. Когда ты знаменитость, тебе не избежать повышенного внимания прессы и поклонников, но Стив нашел выход: он терпел сколько мог, а когда стресс давал о себе знать, просто исчезал на какое-то время.

Стэнли Вайатер вспоминает несколько таких случаев. Как-то раз в попытке связаться с писателем, чтобы уточнить кое-какие вопросы касательно интервью, он обратился к Питеру Страубу (по мнению большинства общих знакомых, Питер был лучшим другом Кинга).

«Где Стив?» — спросил Вайатер.

Страуб не знал. Более того: по его словам, Стив даже не отвечал на его звонки. «Наверное, опять решил побыть отшельником», — предположил Страуб.

Как-то раз Кинг признался Вайатеру, что время от времени устает от славы и устраивает себе передышку. «Он писатель до мозга костей — увлеченный и страстно преданный делу. Если лишить его возможности писать каждый день, он станет раздражительным, впадет в депрессию, — говорит о Кинге Вайатер. — Я знаком и с другими писателями, которым это свойственно, хотя сам не из их числа. Стив живет со своей книгой, вживается в персонажей — месяцы, а то и целые годы. Неудивительно, что порой ему просто необходим отдых».

* * *

Кинг продолжал использовать свое громкое имя в благотворительных целях, и особенно — в сфере образования.

Со времени издания «Кэрри» они с Тэбби раздали сотни тысяч долларов — друзьям, благотворительным организациям и просто незнакомым людям, — и в 1987 году решили создать собственный Фонд Стивена и Табиты Кинг, чтобы придать своей деятельности официальный статус, не говоря уже о значительных налоговых льготах. Таким образом, некоммерческие организации могли напрямую обращаться за финансовой помощью в виде грантов, вместо того чтобы через десятые руки просить выделить средства на всевозможные благотворительные цели.

Для выпускников средней школы Хэмпдена Стив организовал целевую премию (что-то вроде университетской стипендии) в размере двух тысяч долларов в год. Получив письмо от старшеклассницы из Калифорнии — девушка жаловалась, что не сможет пойти в колледж из-за недавнего урезания федеральных образовательных фондов, — Кинг запросил ее школьный табель успеваемости и решил оплатить ей четыре года обучения в университете Южной Калифорнии.

Столкнувшись с последствиями антипорнографического закона, что вступил в силу в Северной Каролине, и находясь под впечатлением от увиденного, Кинг начал использовать свою славу, дабы обрести политическое влияние в родном штате. Весной 1986 года Общественная христианская лига штата Мэн провела референдум с целью запретить торговлю материалами порнографического содержания на территории штата. Стив высказался против, объявив данный законопроект одной из форм цензуры, и 10 июня в ходе предварительного голосования жители штата отказались принять закон.

После того как Стив дописал «Оно» и дал слово больше не затрагивать в книгах тему бесправных, страдающих от жестокого обращения детей, он стал уделять гораздо больше времени собственным отпрыскам, делясь с ними секретами мастерства. Очевидно, все трое представителей младшего поколения семьи Кинг могли похвастаться литературным геном, унаследованным от родителей. В возрасте шестнадцати лет Наоми уже писала центральные статьи для «Касл-Рок», газеты, посвященной творчеству отца. На детей знаменитого писателя, как и на него самого, то и дело обрушивались бестактные, а порой и откровенно идиотские вопросы поклонников. Стив научил детей, как правильно реагировать на расспросы особо назойливых фанатов: его секретная тактика заключалась в спасительном сарказме, приправленном щедрой долей иронии.

В ответ на наиболее часто задаваемый вопрос: «Каково это — быть дочерью Стивена Кинга?» — Наоми отвечала: «Он чуткий, внимательный и добрый. Он нас не бьет и не насилует, и в темных шкафах нас тоже ни разу не запирали».

Хотя они привыкли к повышенному вниманию, Наоми открыто заявляла о том, что была бы только рада, если бы отец по примеру Дж. Д. Сэлинджера предпочел чуть более уединенный образ жизни. «Некоторые считают, что мой отец способен ходить по воде, — усмехалась она. — Не хотелось бы вас разочаровывать, но, увы, это не так».

Джо занялся собственной писательской карьерой. В двенадцать лет он принял участие в проекте «Трай-аут бук», разработанном компанией «Марвел комикс» в поддержку честолюбивых начинающих авторов. Всем желающим предлагалось придумать окончание к стандартному началу — это напоминало историю 1977 года с рассказом Стива «Кот из ада». Джо долго корпел над концовкой, и наконец отправил свой вариант в «Марвел комикс»… Увы, вскоре пришел ответ с отказом. Но опять же, как и его отец, который был в восторге от того, что редактор нашел время и нацарапал на бланке отказа пару слов, Джо был вне себя от радости, увидев подпись главного редактора Джима Шутера. «Я буквально возликовал при мысли о том, что он прочел часть моей работы, и уверился в правильности своего выбора, — вспоминает Джо. — Это определенно побудило меня продолжать писать».

Даже Оуэн не остался в стороне. Увлеченный собиратель коллекции игрушечных солдатиков «Джи-ай Джо», он написал письмо в «Хасбро» с предложением создать новую игрушку — солдатика, умеющего предсказывать будущее, — и назвать ее «Джи-ай Джо — хрустальный шар». Компания-производитель заинтересовалась идеей и в следующем году выпустила модель «Тайного агента джи-ай Джо». В качестве гонорара за свое предложение Оуэн получил несколько коробок с солдатиками и всевозможными аксессуарами к ним.

Дети явно пошли в отца: помимо прочего, выяснилось, что они разделяют еще одно страстное увлечение Стива — бейсбол, и в частности, любовь к команде «Ред сокс».

Одним из самых болезненных воспоминаний Стива об одиноком детстве стал случай, произошедший, когда ему было девять лет и они с матерью жили в Стратфорде, штат Коннектикут. 8 октября 1956 года Стив сидел один перед телевизором, когда Дон Ларсен, питчер «Нью-Йорк янкиз», божественной подачей буквально вырвал победу из рук «Бруклин доджерс» в пятом матче Мировой серии 1956 года. Под конец игры Стив чуть ли не прыгал от восторга, и только одно омрачало радость: ему не с кем было ее разделить. Мальчик переживал из-за отсутствия брата, но что гораздо больнее, он вдруг, как никогда остро, ощутил нехватку отца — Стив точно знал, что отцы его друзей празднуют вместе с сыновьями, — и это окончательно его сломило. Он молча выключил телевизор и стал ждать возвращения матери и брата, сидя в одиночестве в пустой квартире…

Ровно три десятилетия спустя Кинг повел девятилетнего Оуэна на стадион «Фенуэй-парк» в Бостоне на матч Мировой серии, в котором «Ред сокс» принимали «Нью-Йорк метс». Стив пристально следил за реакцией сына: «Он смотрел во все глаза, стараясь ничего не упустить». Стив с болью отметил, как «словно в некоем ритуале, радость игры передавалась от поколения к поколению. Плюс, — добавлял он, не пытаясь скрыть дрожь в голосе, — на этот раз на картине присутствовал папа».

К сожалению, «Ред сокс» проиграли со счетом семь — один. На выходе со стадиона Оуэн, который как мог сдерживал разочарование от проигрыша любимой команды, не выдержал и залился горючими слезами, чем немало смутил и самого себя, и застигнутого врасплох отца. Кинг рассказал сыну о том проведенном в полном одиночестве дне тридцать лет назад, когда он наблюдал за безупречной игрой Дона Ларсена. Спустя двадцать минут проигрыш «Ред сокс» уже не казался ребенку концом света. И, вполне вероятно, благодарить за это стоило то самое, по-прежнему болезненное, воспоминание тридцатилетней давности.

9 Долгая прогулка

Несмотря на объявленное решение больше не писать о детях, Кинг задумал написать что-то для детей — и особенно для своей дочери.

В то время как Джо зачитывался «Противостоянием» и «Жребием» в возрасте одиннадцати лет, Наоми ни в какую не желала читать произведения отца. «Моя дочь — натура более тонкая, — объяснял он. — Ей нет дела до моих вампиров, покойников и склизких ползучих тварей». Отцовским книгам Наоми предпочитала романы Пирса Энтони в жанре фэнтези и произведения Джона Стейнбека, Курта Воннегута и Шекспира.

«Она не прочла ни одной из моих вещей, и это в некотором роде меня задевало. И тогда я подумал: ладно, раз гора не идет к Магомету, Магомет пойдет к горе». Кинг сел и написал историю о соперничестве двух братьев, действие которой разворачивается в некоем далеком мифическом королевстве. Придумав название (изначально Кинг назвал книгу «Пеленки»), в 1983 году он дал Наоми ее прочесть. Ей понравилось, и Стиву так польстила реакция дочери, что он решил опубликовать историю в своем ежегодном рождественском послании в 1984 году. Он переименовал книгу в «Глаза дракона» и издал ее на свои средства в собственной небольшой типографии «Филт-рум», которую основал в 1982 году для публикации первого тиража «Растения». Первую тысячу экземпляров — пронумерованных черными чернилами, с автографом писателя — через лотерею раскупили поклонники, а повторный тираж — двести пятьдесят подписанных экземпляров, пронумерованных красными чернилами, — Стив разослал своим друзьям и знакомым вместе с рождественскими открытками. Позднее Кинг использовал «Филт-рум» для издания небольшим тиражом рассказов и повестей, которые, на его взгляд, либо были слишком короткими, либо слишком сильно выпадали из его стилистики, чтобы отдать их нью-йоркским издателям.

И хотя Стив не планировал представлять «Глаза дракона» на суд широкой публики, в 1987 году он решил, что эта история заслуживает внимания большего количества читателей, и предоставил «Викингу» право выпустить коммерческое издание для распространения в книжных магазинах. Редактуру поручили Деборе Броди, внештатному редактору, успевшей поработать с такими известными детскими авторами, как Джейн Йолен и Патриция Райлли Гифф. Броди поразило то, с какой готовностью и пониманием Кинг отнесся к ее редакторской правке.

Она попросила, чтобы он чуть пораньше ввел в историю Бена, лучшего друга Питера: в оригинальной версии Бен появлялся примерно в середине книги. «Стив несколько раз упомянул его имя в различных сценах в самом начале, а затем даже написал новый эпизод с гонками в мешках, чтобы объяснить, как между мальчиками зародилась дружба, — вспоминала Броди позднее. — Это весьма волнующий момент для любого редактора: когда ты задаешь писателю верный вопрос и полученный ответ превосходит все твои ожидания». Если поначалу ее беспокоило, что она будет робеть, работая с Кингом, все страхи вмиг улетучились, стоило ему сказать: «Начальник здесь — книга».

В марте 1987 года Стефани Леонард — сестра Тэбби и редактор газеты «Касл-Рок» — сбросила настоящую бомбу на ничего не подозревающих поклонников Стива. Хотя он и прежде смутно намекал, что когда-нибудь уйдет на покой и бросит писать, теперь эта перспектива вдруг ясно замаячила на горизонте.

В редакторской колонке Леонард объявила, что Кингу необходима передышка. «Мы слышали, как он упоминал пятилетний срок», — написала она.

Бурная реакция не заставила себя ждать. Фанаты обрывали телефоны и заваливали офис письмами с гневными откликами и слезными просьбами изменить свое решение, а сама новость попала на первые полосы газет по всему миру…

Стив постарался успокоить поклонников: «В принципе идея неплохая, — со смехом говорил он. — Только вот вряд ли она осуществима. Тэбби полагает, что нет. По ее словам, перестать писать для меня все равно что перестать дышать».

Всплеск недовольства и гневная реакция фанатов заставили Стефани Леонард в одном из последующих выпусков внести исправления в письмо редактора: «На самом деле Стивен не уходит, он лишь надеется посвящать работе меньше времени, чтобы чаще бывать с семьей. В ближайшем будущем не стоит ждать пяти книг в год, как прежде. Он будет продолжать писать, но публиковаться станет реже».

Спустя несколько месяцев, с выходом «Мизери», страсти несколько улеглись… по крайней мере среди тех читателей, кто не воспринял его роман о жуткой фанатке на свой счет.

Как обычно, в основу романа легли личные переживания писателя. Кинг подумывал о том, чтобы выйти за узкие рамки привычного жанра — «Глаза дракона» стали первым реальным шагом в этом направлении, — и осознавал, что кое-кому из его фанатов подобные перемены придутся не по вкусу. Он предвидел жаркие баталии не на жизнь, а на смерть, — особенно в свете недавней реакции на его заявление об уходе. «Мизери» — история об авторе женских романов, который хочет попробовать себя в совершенно новом жанре, раз и навсегда сорвав опостылевший ярлык «дамского угодника от литературы», и об одержимой фанатке, которая его похищает и требует написать еще одну дамскую историю.

Некоторые поклонники восприняли роман (изначально предназначавшийся для издания под псевдонимом Бахман) в штыки — им показалось, что автор насмехается над ними. Поскольку серийная убийца Энни Уилкс изображена нарочито гротескно, некоторые из фанатов Стива увидели в ней карикатуру на самих себя и были оскорблены в лучших чувствах.

Давая интервью после выхода книги, Кинг не забывал повторять, что он по-прежнему любит своих поклонников и что именно им он обязан всем, чего добился. Однако он также впервые заговорил о темной стороне славы и о пугающем поведении некоторых фанатов, с которыми довелось столкнуться ему и его семье.

«Поклонники до сих пор меня кормят. Люди получают удовольствие от моих произведений, и в каком-то смысле я просто не могу не ответить любовью на любовь. Но если вы купили книгу, потратили два-три дня на то, чтобы ее прочесть, и остались довольны — значит, мы в расчете. Именно за это вы и платите свои семнадцать долларов девяносто пять центов. И это не дает вам пропуск в мой дом, в мою жизнь или в мою спальню — ничего подобного. Некоторых нездоровых людей тянет ко мне как мотыльков к огню. Мы собираем о них информацию. Самые преданные поклонники испытывают непреодолимую потребность эмоционально отождествлять себя с объектом поклонения». По его словам, страшнее всего, когда на смену низкопоклонству приходит чувство обиды: «Они считают, что заслужили все то, чем владею я».

Как обычно, Тэбби не стеснялась в выражениях, прямо предупредив фанатов Стива на страницах «Касл-Рок» спустя два месяца после публикации «Мизери»: «Вероятно, вам кажется, что вы, читатели, очень хорошо знаете этого человека. Поспешу вас разочаровать: вы совершенно его не знаете. Поверьте мне, за семнадцать лет брака я продолжаю узнавать о Стиве что-то новое и могу лишь надеяться, что это взаимно».

Кинг вторил ей: «Мне иногда кажется, что моя жена имеет на руках колоду из пятидесяти двух карт. И если меня спросят, сколько из них она показывает мне, я отвечу: не знаю. Мы близки, насколько вообще могут быть близки друг другу два человека, и все-таки чужая душа всегда потемки».

Его первоначальный замысел «Мизери» был гораздо выразительнее: Энни Уилкс планировала убить Пола Шелдона, скормить своей свинье, носившей кличку Мизери в честь героини романов Пола, и снять с него кожу, чтобы сделать из нее переплет для книги, которую он для нее написал. Вы спросите, каким был первоначальный вариант названия?.. «Первое издание Энни Уилкс».

Несмотря на то что персонаж Энни родился из собирательного образа самых пугающих поклонников писателя, в процессе работы над книгой он успел к ней привязаться. «Из всех созданных мной персонажей, о которых известно читателям, Энни Уилкс — моя любимица. Она постоянно меня удивляла, всегда вела себя непредсказуемо — этим она мне и приглянулась, — объяснял Кинг. — В ней гораздо больше глубины, и, если честно, я не ожидал, что проникнусь к ней сочувствием».

На самом деле Энни Уилкс стала суррогатным воплощением наркозависимости самого Стива. «Сам того не зная, я писал о своем алкоголизме»…

Следующей книгой Стива стал роман «Томминокеры», опубликованный в ноябре 1987 года, — история писательницы, которая обнаруживает, что на ее заднем дворе погребен корабль пришельцев, и наблюдает за тем, как первобытное зло из корабля охватывает городок, влияя на поведение людей. Даже самые преданные поклонники писателя признавали, что это не самая лучшая его работа, а критики так и вовсе устроили ей разнос.

Отзывы на «Томминокеров» заставили Стива обратить внимание на критические замечания в свой адрес, которые он получал уже некоторое время. Из-за свойственной писателю любви к многословию его романы разбухали — тут явно напрашивался хороший редактор. Стив как-то раз пошутил, что страдает от хронической «литературной слоновости»: «У меня серьезные проблемы с раздуванием текстов. Мои книги напоминают диету толстушек».

«Да он просто машина, — отзывался о Кинге Стивен Спиньези, автор многочисленных биографий писателя, в том числе книги под названием „Главное о Стивене Кинге“. — Он весьма плодовитая творческая личность и порой слегка увлекается. Он не ищет, где бы что вырезать, чтобы усилить воздействие на читателя. Так, к примеру, он может накатать описание комнаты или что-то подобное на две страницы, в то время как читатель ждет действия». Однако Спиньези признает, что на «раздутых» страницах зарыты настоящие сокровища: «Довольно часто именно в избыточных описаниях встречаются великолепные образы — прямое доказательство того, как мастерски Кинг владеет слогом».

«Никто не заставит меня что-либо изменить, — однажды высказался Стив о своем стиле. — Где сидит пятитонная горилла? Ответ прост: где хочет, там и сидит. Я запросто могу сам себе вырыть яму. Неограниченная свобода ведет к потаканию собственным слабостям…»

Он прекрасно знал, за что его критикуют: «Полагаю, я стал более небрежным. Мне сорок четыре года, а моему редактору тридцать пять, — само собой, я думаю: „Какого хрена он знает, мальчишка? Тоже мне, умник нашелся, вздумал меня, папку, учить, как шапки тачать. Да я такие шапки тачал, когда ты еще под стол пешком ходил“. А потом выясняется, что у этой треклятой шапки подкладка не на месте, а то и вовсе скроена шиворот-навыворот, вот и выходит, что редактор-то не такой уж и дурак. Я стараюсь слушать и мотать на ус: даже самой большой обезьяне в джунглях стоит смотреть, куда садишься».

После выхода «Томминокеров» даже сам Стив остался недоволен результатом. «Книга все тянулась и тянулась. Писать ее было сложно, непросто держать в голове истории многочисленных персонажей. Когда я закончил черновой вариант, он напоминал Батаанский марш смерти,^[10] с кучей вычеркиваний и вымаранных мест. Я закрылся в ванной, и со мной случилась истерика: я хохотал, плакал и снова хохотал. Еще ни одна книга не доводила меня до подобного состояния».

Само собой, в его бедах стоило винить алкоголь и наркотики: начинала сказываться многолетняя зависимость от них. Стив, совершенно измотанный как морально, так и физически, стремительно падал в пропасть. Устав от долгих лет алкоголизма и наркотических отключек, Тэбби начала намекать на ультиматум. Стив осознавал, что ступает по тонкому льду. Он не доверял себе и потому продолжал печь книги как пирожки, подталкивать себя, стараясь в каждом следующем романе еще сильнее шокировать искушенную публику.

Особенно безрадостно его профессиональные перспективы стали выглядеть в 1987 году, после того как он сдал рукопись «Томминокеров» и столкнулся с серьезным творческим кризисом. «Это было ужасно, — вспоминал писатель позднее. — Все, за что бы я ни брался в следующем году, разваливалось на глазах, как папиросная бумага».

Осенью 1987-го Стивен Кинг по идее должен был чувствовать себя на вершине мира. Да, «Томминокеров» приняли достаточно холодно, зато «Мизери» получила всеобщее признание, гораздо более бурное, чем все его предыдущие книги. Газета «Нью-Йорк таймс», которая ранее не спешила с хвалебными отзывами на романы Стива, назвала «Мизери» интересной работой, а «Ю-эс-эй тудей» объявила книгу лучшим творением Кинга. В середине ноября на экраны вышел «Бегущий человек» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли, только за первую неделю проката собрав более восьми миллионов долларов. Но кульминацией всего года для Стива, вероятно, стал октябрьский концерт Джонни Кэша, прошедший в «Бангор аудиториум»: «Человек в черном» пригласил писателя подняться на сцену и подпеть во время исполнения песни «Джонни би гуд».

Конечно, приятно постоять на одной сцене с самим Кэшем, только вот собственная жизнь Стива медленно, но верно катилась под уклон. Он размышлял, какие бы еще ужасы обрушить на головы персонажей своего следующего романа, а попутно пытался забыть о других, повседневных, ужасах, которые уготовила ему реальность — и особенно о наркотической зависимости, целиком подчинившей себе его жизнь. Когда Кинг стоял на сцене рядом с Кэшем, никто в зрительном зале или среди музыкантов и представить себе не мог, что всемирно известный автор ужасов, орущий в микрофон, за весь день провел в трезвости дай Бог если часа три, большая часть из которых прошла в размышлениях на тему, а не вышибить ли себе мозги.

«Я люблю жизнь, люблю свою жену и детей, но, сколько себя помню, меня всегда посещали мысли о самоубийстве — наверное, виной тому мое стремление во всем доходить до крайности», — говорил он.

В последние годы Кинг все чаще отключался, перебрав кокаина и алкоголя, — теперь он пил и нюхал не столько ради поддержания рабочего ритма, сколько для того, чтобы сдерживать внутренних демонов: «Думаешь, мир тебя любит? Уж мы-то знаем, что происходит, и не дадим тебе забыть, что мы здесь, мы всегда рядом».

Он говорил: «Такой успех, как у меня, как-то не располагает к тому, чтобы скромно потупить взгляд и признать: „Да, наверное, вы правы. Я говнюк“, — скорее он располагает к другой реакции: „Какого хрена вы мне указываете, что делать? Вы что, блин, не в курсе, я же король Вселенной, мать вашу?“»

Стив рассказывает одну историю, которую в детстве слышал от матери. Когда Рут была им беременна, она откалывала гудрон с шоссе перед домом и жевала. Она не знала, почему так поступает, видимо, в состав смолы входило какое-то вещество, которого требовал организм. Рут стеснялась своей странной прихоти, но не могла думать ни о чем другом и в конце концов сдавалась: бежала к дороге, вставала на четвереньки и расковыривала гудрон ногтями. По пути домой она засовывала добычу в рот и принималась жевать, словно самую вкусную ириску на свете. Ей тут же становилось легче. Ее мужу и отцу Стива Дональду привычка жены жевать гудрон казалась отвратительной, и он приказывал ей прекратить — бесполезно, тяга была непреодолима. «Видимо, содержалось в том гудроне нечто такое, чего не хватало ей, а точнее, мне», — спустя годы вспоминал Стив.

Позже Кинг шутил, что это гудрон во всем виноват: не жуй его Рут, Стив вряд ли подсел бы на алкоголь и наркотики; а может, он унаследовал от матери ген, вызывающий зависимость, который дремал в ее организме, а в организме сына со временем активизировался. А может, гудрон в ответе за ген, заставляющий Стива писать, — сам Кинг ни капли не сомневался, что тяга к писательству определенно является одной из форм зависимости.

За все время совместной жизни Тэбби слишком потакала слабостям мужа, терпеливо снося все его выходки. На ее глазах он продолжал писать в алкогольном и кокаиновом угаре, на ее глазах он деградировал — и это было жалкое зрелище. Тэбби не меньше мужа беспокоило, что он не сможет работать, если бросит пить и принимать наркотики, еще больше она боялась, что, если это произойдет, жизнь с ним станет невыносимой.

Как и многие другие писатели, предрасположенные к выпивке и наркоте, Стив искренне верил, что, стоит ему отказаться от допинга, и вдохновение помашет ему ручкой. По той же причине он избегал психотерапевтов: из опасения, что разговор о внутренних демонах приглушит страхи и лишит яркости личные переживания, из которых он черпает идеи для своих рассказов и романов.

Но даже он понимал, что ситуация выходит из-под контроля. Кинг все чаще и чаще отключался. Тэбби уже много ночей спала в одиночестве на двуспальной кровати в одной из двадцати четырех комнат их роскошного викторианского особняка; каждое утро она спускалась вниз по великолепной лестнице красного дерева, только чтобы увидеть опостылевшую картину — мужа, посапывающего в луже собственной блевотины на полу в кабинете. Существо, распростертое на полу, — и когда ее муж успел пасть столь низко? — все больше походило на сыгранного им когда-то персонажа, Джорди Веррилла из фильма «Калейдоскоп ужасов», которого постепенно пожирает и в итоге душит насмерть мерзкий зеленый грибок.

Теперь то же самое происходило со Стивом по вине алкоголизма. Да, да, Тэбби наконец-то решилась назвать вещи своими именами — эта отвратительная привычка душила ее мужа.

Стива беспокоило не только похмелье, которое, как правило, затягивалось далеко за полдень, пока он надевал маску мастера ужасов на публике и маску «все трын-трава» для домашних, — его вдруг осенило, что алкоголь и наркотики не лучшим образом сказываются на творчестве. И разгромный прием, оказанный «Томминокерам», послужил первым предупредительным звоночком.

Мало того что дурные привычки влияли на творческий процесс, в довершение всех бед они мало-помалу подтачивали обычный здравый смысл писателя: Стиву начало казаться, что он бессмертен. Несмотря на все умащающиеся запои и отключки, он работал на износ — и вместе с объемом вышедших из-под его пера произведений неумолимо росло и количество принимаемого допинга.

В конце концов терпение Тэбби иссякло. В один прекрасный день она прочесала кабинет мужа, собрав все лишнее. Кое-что валялось на виду: пустые банки из-под пива, пустые пузырьки из-под противопростудных препаратов и жидкости для полоскания рта. Другое пришлось поискать, ведь Стив настаивал, что не нюхает кокаин.

«Проблема заключалась не в пиве и не в кокаине, а в том, что я был склонен к зависимости, точка, — признавал он позднее. — Я выкуривал по две пачки в день. Я не мог обойтись без листерина, без найкуила^[11] — всего и не перечислить. Я перепробовал кучу препаратов, изменяющих сознание».

Тэбби обследовала книжные полки и нашла принадлежности для употребления наркотиков — завернутые в пластиковые файлы, они лежали под запечатанной коробкой с канцелярскими товарами: пакетики с остатками белого порошка, ложки для нюханья кокаина и прочее и прочее. Она отправила находки в мусорное ведро и, четко следуя указаниям брошюры Общества анонимных алкоголиков, сознательно «пошла на конфликт»: собрала детей и нескольких друзей семьи и в их присутствии вывалила содержимое ведра на пол перед мужем.

Она больше не желала закрывать глаза на проблему. Настроенная решительно, Тэбби предъявила мужу ультиматум: либо он продолжает катиться в пропасть, либо берет себя в руки и трезвеет. Если хочет, может и дальше себя губить, только пусть не рассчитывает, что его семья останется рядом… Позволить детям смотреть, как папочка медленно, но верно вгоняет себя в гроб? Нет уж, увольте!

«Хуже всего, что наркозависимый человек не отдает себе отчет в своих действиях, в упор не замечает вреда, который он наносит себе и окружающим, — говорила она. — Я открыла Стивену глаза. И сумела его убедить — он решил спастись».

Стив был обескуражен. Он сидел и с потрясенным видом смотрел на улики, словно не в силах поверить. Пока они были спрятаны в тайниках по всему дому, ему казалось, что их совсем не много. Но теперь, глядя на россыпь мусора, он осознал, что за двадцать лет скопилось немало свидетельств его постыдной привычки — гораздо больше, чем он предполагал. Пришло время посмотреть правде в глаза. Кинг понял, что если и дальше будет сидеть сложа руки, то еще лет пять, в лучшем случае — десять, и он покойник.

Когда Тэбби сказала, что в последние годы он практически каждое утро страдает от похмелья и обычно в пять часов дня уже прикладывается к бутылке и пьет без передышки в течение семи часов, он ей не поверил. А ведь под конец Стив пьянствовал и нюхал кокаин круглосуточно. Всю зиму и весну 1986 года он перечитывал и редактировал «Оно», постоянно находясь под кайфом.

Кинг даже началподумывать о том, чтобы бросить. Но дальше мыслей и планов дело не заходило. Стив ограничивался полумерами и словно уговаривал сам себя: может, выпивать одну упаковку пива за ночь?.. Или две вместо трех, а дозу кокаина сократить вдвое, по пять дорожек вместо десяти?.. Похоже, он не понимал всей серьезности своего положения.

«Я искал компромисс, потому что не был готов полностью исключить из своей жизни выпивку и наркотики, — признавал он позднее. — Стоит ли говорить, что у меня ничего не вышло?»

Несколько дней воздержания… а потом Стив возвращался к тому, с чего начал. Альтернатива — полный отказ от допинга, быть трезвым как стеклышко двадцать четыре часа в сутки — внушала священный ужас. Сколько он себя помнил, он писал и пил, пил и писал. Не то чтобы Стив всегда работал в пьяном или обдолбанном виде, просто в его сознании алкогольная палочка-выручалочка была неразрывно связана с легкостью слога. Кинг свято верил, что, если мозг время от времени не «заправлять», писательский дар завянет и погибнет, и смертельно боялся превратиться в калеку, который вымучивает каждое слово без привычного «костыля».

Понадобилось целых два года удачных попыток и промахов, фальстартов, нарушенных обещаний и, наконец, спокойного осознания того факта, что самому ему не справиться, чтобы Стив полностью, на все сто процентов, протрезвел — и с тех пор оставался трезвым. В 1989 году он окончательно решил завязать — причем насухо.

Первые две недели были настоящей пыткой. И только отметив галочкой каждый пункт в списке мучительных симптомов, которые он преодолел на пути к трезвости: рвотные спазмы, насморк, чихание, озноб и бессонницу, — он понял, что справится. Кинг решил, что больше не притронется к пиву, а к кокаину и подавно, — оно того не стоило; ничто не стоило повторения двух вонючих, отвратительных недель, которые он пережил. Постепенно, по мере того как его тело и сознание привыкали к новой реальности, Кинг приходил в себя, хотя поначалу непривычное чувство сбивало с толку.

«Нет худа без добра, — говорит Стив. — На самом деле мое пристрастие к кокаину меня спасло. Если б не дурь, я бы спился годам так к пятидесяти пяти и умер от инсульта. Добавив кокс, ты просто напрашиваешься на быструю смерть, эта дрянь пожирает тебя изнутри».

Трезвость пока была ему в новинку. С непривычки от тишины звенело в ушах. Новые ощущения нервировали — в конце концов, Стив начал пить еще подростком и уже практически забыл, каково это — быть трезвым. И тогда он обратился к своему любимому занятию — занятию, которое много раз его спасало в самых разных ситуациях, отвлекало от болезни и безденежья и наконец сделало богатым и знаменитым, воплотив в реальность самые смелые мечты…

Он сел писать.

И тут до него дошло, что самый жуткий из его страхов воплотился в реальность… Кто мог предсказать подобный поворот сюжета, столь пугающий и в то же время ироничный, словно сошедший прямиком со страниц одного из его романов?

У него не выходило. Слова не шли, фразы получались невнятными, а буквы вели себя как какие-нибудь иероглифы. Годами Стив твердил себе, что стоит ему бросить пить и нюхать, и его ждет настоящая творческая немота: он потеряет свой дар. И вот это случилось. Что теперь?

Кинг серьезно подумывал о том, чтобы снова запить, взвешивая все «за» и «против». Он знал, что сможет прожить без выпивки и кокаина. А вот без творчества он прожить не мог. Он был готов заключить сделку с дьяволом, сделку на крови — и знал, что каждая капля будет того стоить. Почему бы не умереть молодым? Посмотрите, сколько книг он уже написал, они-то и станут его наследием.

Он очень серьезно об этом задумывался.

В те хрупкие дни Тэбби читала мысли мужа и боролась вместе с ним. Она садилась рядом, плакала вместе с ним и не отпускала от себя, пока опасность не миновала. Она знала, как легко сорваться. И оба знали, что, если он сорвется, она от него уйдет. Именно понимание того, что он может ее потерять, заставило Стива пережить самые трудные времена. С ее помощью он начал писать: постепенно, по одному слову. Он перевел кипу бумаги, пытаясь вновь войти в рабочий ритм, не прибегая к прежним уловкам. И мало-помалу его дар рассказчика вернулся.

В 1988 году Стив начал посещать собрания анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов. В их девизе он увидел удивительную иронию — и в то же время истину: «Нельзя стать наркоманом на день, это борьба на всю жизнь. Нельзя бросить вчера или завтра, бросать нужно прямо сейчас».

Примерно через год после поставленного Тэбби ультиматума Стив ехал по шоссе 1–95 через пригород Бангора. Тогда он все еще баловался, заигрывая с идеей «контролируемого потребления»: в погоне за двумя зайцами он то и дело давал слово навсегда бросить выпивку и кокаин (что вы, что вы, больше ни-ни!) и тут же тайком залезал в какой-нибудь из своих секретных запасов, чтобы «поправиться» (уж этот-то раз точно последний!), следя вполглаза за дверью: не ворвется ли в комнату разъяренная Тэбби.

Отрезок шоссе между Огастой и Бангором довольно скучный и однообразный: глазу не за что зацепиться, один и тот же асфальт да сосны, насколько хватает глаз… Вероятно, идеальное место для того, чтобы пережить озарение, которое, как позднее утверждал писатель, спасло ему жизнь.

Он ехал в машине один. День выдался облачным. Стив по привычке представлял себе, как вернется домой и хорошенько оттянется, занюхав кокса. И тут из ниоткуда, словно гром среди ясного неба, раздался голос, велевший ему задуматься о смысле жизни.

«Не нужно больше этим заниматься, если не хочешь» — вот что он услышал.

«Голос как будто доносился со стороны», — вспоминал он позднее.

Выражаясь языком писателя, то был момент истины.

Когда Стив отказался от алкоголя и наркотиков, ему в голову пришла мысль показаться врачу — прежде всего он хотел, чтобы его научили справляться с ощущением мучительной пустоты, которую привнесла в его жизнь трезвость. И хотя советы психолога ему помогли, он решил действовать осторожно — из опасения, что это отразится на его способности писать. «Я боялся, что у моей корзины с идеями отвалится дно и все ценное выпадет не с той стороны, — признавался Кинг. — Не уверен, что это уничтожило бы меня как писателя, но многие отличные задумки точно бы пропали».

Протрезвев, он обратил внимание на другие стороны своей жизни, которые нуждались в пересмотре. Одной из жертв духовного обновления писателя стал Кирби Маккоули, долгие годы проработавший литературным агентом Кинга. Стив оборвал многолетнее сотрудничество с Маккоули и нанял Артура Б. Грина, личного менеджера, который совмещал обязанности агента и финансового директора. Первым заданием Грина стали переговоры по новому контракту с НАЛ; Кинг поставил условие: только одна книга в год в течение следующих четырех лет. Он снова писал, но пока не знал, чего ждать от своей новообретенной трезвости: каждое утро готовило новые сюрпризы.

В том, что касалось писательской карьеры Стива, 1988 год прошел спокойно. В сентябре состоялась публикация первого коммерческого издания «Стрелка». Позже, в ноябре, была издана книга «Кошмары в небесах» — альбом с фотографиями горгулий, сделанными независимым фотожурналистом Фицджеральдом; комментарии к фотографиям написал Кинг.

Решение сбавить темп оказалось весьма мудрым ходом, поскольку, пусть и небольшими дозами, стала всплывать суровая правда о проблемах Стива с наркотиками. Наконец-то он в полной мере осознал, как низко опустился и через что пришлось пройти его друзьям и родным.

Кинг нюхал кокаин около восьми лет. «В восьмидесятых я почти все время был под кайфом. Я бы не назвал это ужасно долгой зависимостью, однако с фактами не поспоришь: торчал на коксе дольше, чем длилась Вторая мировая война, — горько шутил он. — И большую часть времени я чувствовал себя как на войне. Я не скрывал, что выпиваю, а вот наркотики прятал как мог, потому что с самого начала понимал, что это не шутки. Дети привыкли к моему пьянству. Я никогда не поднимал на них руку — ничего подобного. В принципе я не сильно отличался от большинства отцов, которые выпивают по три-четыре бокала мартини после работы».

«Он отлично притворялся», — позднее скажет Джо, имея в виду проблему отца со спиртным и наркотиками.

Кинг продолжал наводить порядок в своей новой жизни: на этот раз изменения коснулись радиостанции WZON, которой он владел более пяти лет. В октябре он перевел WZON на некоммерческий формат, похожий на принцип работы общественных радиостанций. Вместо того чтобы получать прибыль от рекламы и прямых внестудийных эфиров, станция должна была существовать на пожертвования радиослушателей и правительственные дотации, а в случае необходимости Стив добавил бы средства из собственного кармана.

В следующем году Стефани Леонард решила закрыть газету «Касл-Рок». За последний год качество публикаций сильно упало, в основном из-за того, что Стив перестал заниматься газетой, — остались лишь присланные его поклонниками рассказы да приторно-хвалебные рецензии на новые книги Кинга. Теперь, когда Стив завязал и научился дорожить своим новым хрупким состоянием, ему приходилось тщательнее подходить к распределению сил и времени. Но что важнее всего, он был твердо намерен заниматься только тем, чем хочется. На первом месте — семья, работа — потом.

В 1989 году на прилавках появилось несколько коллекционных изданий отдельных рассказов из уже опубликованных сборников, среди которых были «Мой милый пони» и «„Кадиллак“ Долана». В этом году вышел только один роман стандартного объема — «Темная половина», изданный в ноябре.

Коллекционное издание рассказа «Мой милый пони» вышло в металлическом переплете, ограниченным тиражом 250 экземпляров в издательстве при Музее Уитни, публиковавшем одно коллекционное издание в год в благотворительных целях. Когда со Стивом связались работники музея, он предложил им «Моего милого пони», рассказ на ста страницах о старике, который объясняет внуку, как быстро летит время. Переплет изготовили из нержавеющей стали, а обложку украсили электронными часами. Несмотря на цену — 2200 долларов за книгу, — весь тираж мгновенно разлетелся. Тогда Кинг передал права издателю Альфреду Кнопфу, чтобы тот отпечатал 15 000 экземпляров по цене 50 долларов за книгу.

«Темная половина» была последним романом Кинга, который он писал до завязки, и, может, не случайно в книге поднимается тема раздвоения личности. «Я начал обыгрывать идею множественных личностей и где-то вычитал, что близнецы иногда не успевают развиться и рассасываются в материнской утробе — порой не до конца, — рассказывал Стив о том, как появился замысел этой книги. — Минуточку, подумал я, а что, если второй парень — это призрак нерожденного брата-близнеца? Вся книга строится вокруг этого предположения».

С каждым новым днем, проведенным без алкоголя и кокаина, словно пелена рассеивалась с глаз писателя. Несмотря на то что Стив согласился продать права на «Моего милого пони», идея коллекционных изданий все сильнее его разочаровывала. «Это всего-навсего книга, которую я подержал в руках, чтобы поставить на ней свою подпись. Ну и что? — размышлял он. — Ну дотронулся я до нее ручкой, так что с того? Я не совсем понимаю, в чем тут дело, но, по-моему, это ненормально».

И хотя Кинг и раньше участвовал во всевозможных благотворительных акциях, он решил расширить эту сферу деятельности — изыскивая деньги на проекты по экономическому развитию родного штата не только через свой фонд, но и при помощи своего творчества. Он согласился продать киноправа на «Кладбище домашних животных» при условии, что съемки пройдут в Мэне. Фильм, вышедший на экраны в апреле 1989-го, собрал неплохую кассу, и в последующие годы это место облюбовали и другие съемочные группы.

Тем временем Кинг сохранял относительное спокойствие и абсолютную трезвость. Он устроился помощником тренера в бейсбольную команду Оуэна — с его помощью летом 1989 года команда выиграла чемпионат штата. Семья сильно сплотилась с тех пор, как Стив бросил наркотики и алкоголь; Тэбби и дети были счастливы, как никогда.

В 1990 году Кинг был вынужден вернуться к сотрудничеству со своим первым издательством, «Даблдей», — планировалось выпустить «Противостояние: несокращенное издание». Наконец у него появилась возможность опубликовать одно из своих любимейших произведений в первоначальном виде. Сначала писатель восстановил сто тысяч слов, которые были вырезаны из оригинальной версии. Затем обновил роман, добавив новое начало и концовку, а также украсив книгу дюжиной иллюстраций Берни Райтсона, популярного художника в жанре фэнтези. Стив, который долгие годы восхищался его творчеством, полагал, что работы Райтсона придадут особое очарование несокращенному роману.

Разумеется, будь у Стива выбор, он ни за что на свете не связался бы с «Даблдей», но поскольку оригинальный роман был опубликован именно этим издательством, права по-прежнему принадлежали ему. Однако за прошедшие годы «Даблдей» поменяло владельцев и после слияния с фирмой «Бэнтам и Делл» стало называться БДД, поэтому Стив общался с совершенно новыми лицами. Многие работники компании сомневались в коммерческом успехе предприятия — какой смысл переиздавать давным-давно опубликованный роман? Они не брали в расчет мифологию книги и многолетнее ожидание, которое породили слухи о существовании полной версии. Вышедший в мае 1990 года роман «Противостояние: несокращенное издание» мгновенно взлетел на первую строчку рейтинга бестселлеров «Нью-Йорк таймс», и оставался там в течение долгих недель — и это несмотря на заоблачную цену в двадцать четыре доллара девяносто пять центов и не менее внушительный объем в тысячу сто пятьдесят три страницы.

К тому времени Стив как раз отметил годовщину трезвого образа жизни. Многие вещи прояснились. К примеру, он убедился, что воздержание в конечном итоге пошло только на пользу его работоспособности: «Я действительно ощущаю творческий подъем. Я прошел через сложный период в жизни и почти выдохся, как стакан сельтерской, которую хорошенько взболтали и выпустили все пузырьки. И вот я снова прежний — разве что морщин чуть прибавилось».

18 ноября 1990 года любимое произведение Стива «Оно» впервые появилось на телевидении в виде четырехчасового мини-сериала на канале Эй-би-си. Сердце Кинга трепетало при мысли, что экранизация труда всей его жизни совпала с выходом несокращенной версии «Противостояния». Ему частенько приходилось бороться не только с цензурой и редакторами — к примеру, отстаивая первоначальный объем книг, — но и с лимитом эфирного времени. Вероятно, именно по этой причине в последние годы он отказывался от создания телепьес и сценариев мини-сериалов по мотивам его книг. «Если бы сценарий для „Оно“ писал я, получился бы тридцатидвухчасовой фильм», — шутил писатель.

Сборник «Четыре после полуночи», опубликованный в сентябре 1990 года, объединил четыре повести: «Лангольеры», «Секретное окно, секретный сад», «Библиотечная полиция» и «Несущий смерть».

Как обычно, замысел одной из вошедших в сборник повестей возник из ниоткуда, когда Стив занимался повседневными делами. Как-то утром он завтракал с Оуэном, и двенадцатилетний сын попросил разрешения одолжить отцовский библиотечный билет, чтобы взять по нему несколько книг для школьного проекта. Когда Кинг поинтересовался у сына, почему бы тому не воспользоваться собственным билетом, Оуэн ответил, что ему страшно.

Само собой, Стив насторожился. «Чего же ты боишься?» — спросил он. Оказалось, что, когда Оуэну было шесть лет, одна из его тетушек сказала ему, что он всегда должен возвращать библиотечные книги в срок, а не то придет библиотечная полиция и накажет его. Рассказанная сыном история напомнила Стиву его собственное детство.

«Ребенком я всегда тщательно проверял дату на взятых из библиотеки книгах, потому что переживал из-за того, что может случиться, если я задержу какую-нибудь из них», — рассказал он, добавив, что несколько раз книги терялись и он впадал в самую настоящую панику.

Многие исследователи и поклонники творчества писателя, которым знакомо каждое написанное им слово, укажут дату 16 апреля 1990 года как переломный момент, когда Стивен Кинг превратился из писателя в жанре хоррор в того, кто может увлечь вас чудесной историей, не прибегая к ужасам, крови и кишкам и обходясь без всяких сверхъестественных штучек.

В этот день в элитном литературном еженедельнике «Нью-йоркер» появился рассказ, который назывался «Опусти голову — и вперед!» и был посвящен бейсбольной команде сына Стива и его собственному опыту в качестве помощника тренера в Малой лиге. Можете себе представить, какая разразилась буря…

«Полагаю, многие представители литературного сообщества относятся к хоррору как к второсортному жанру, — жалуется Чак Веррилл, много лет редактировавший Стивена Кинга. — Сложно представить Филипа Рота и Стивена Кинга в одном предложении, однако лично я считаю, что та публикация наконец-то открыла перед ним двери».

Кинг пожертвовал гонорар, выплаченный ему «Нью-йоркером», на развитие Бангорской малой лиги. «Это была сложнейшая вещь из тех, что я создал за последние десять лет, — признает он вскоре. — Мой метод работы на незнакомой почве до неприличия прост: опустить голову — и полный вперед! Вперед со всех ног, буду бежать, пока есть силы. Именно этим я тут и занимался: собирал документы, как слетевший с катушек хомяк, и старался не отстать от остальных. Сложно мне пришлось или нет, „Опусти голову — и вперед!“ — шанс, какой выпадает раз в жизни, и Чипу Макгратсу из „Нью-йоркера“ каким-то чудом удалось выжать из меня лучшее нехудожественное произведение за всю мою жизнь».

Джонатан Дженкинс вырос в Бангоре и в 1990 году закончил бангорскую среднюю школу. Первые два месяца после школы он работал в «Растущей заботе», ландшафтной компании с офисом в Ороно: по договору в его обязанности входила стрижка газонов и поддержание красоты в саду бангорского дома Стивена Кинга. Дженкинс сравнивал свой труд с покраской моста Золотые Ворота в Сан-Франциско. Несмотря на наличие дорогой самоходной электрокосилки, выстригающей полосы шириной пять футов, по словам Дженкинса, газон Кингов был «таким большим, что стоило нам закончить, пора было начинать сызнова».

И хотя Дженкинс вырос в Бангоре и знал, как выглядит особняк Кингов, ему понадобилось время, чтобы познакомиться с искусно разработанными садами, которые Тэбби лично спланировала и посадила, поскольку они по большей части находились сзади, со стороны внутреннего двора. Когда Дженкинс узнал, в каком доме ему предстоит работать, поначалу он ожидал увидеть парк, словно прямиком сошедший со страниц «Сияния». «У меня из головы не шла картинка: ребенок, бегущий через лабиринт зеленой изгороди в конце фильма», — признавался он.

Но сад оказался более скромным — никаких кустов, остриженных как фигуры зверей, или шестифутовой живой изгороди. Вместо парка всю территорию за домом занимали изысканные клумбы. Тэбби начинала терять обоняние — и, может быть, именно поэтому окружила себя ароматными цветами, добавляя все новые и новые однолетние и многолетние растения.

Самым ярким воспоминанием Дженкинса о стрижке газона Стивена Кинга стали туристы, нескончаемый поток людей. Некоторые разбивали лагерь напротив дома и мертвой хваткой вцеплялись в прутья кованой железной изгороди в надежде поймать в окне особняка случайно промелькнувший силуэт Стива. Другие медленно нарезали круги вокруг дома, высунувшись из окна машины с видеокамерой, нацеленной на башни. «Они проезжали вниз по улице, разворачивались и снова ехали мимо дома… — рассказывал Дженкинс. — Весь день напролет непрерывная процессия. Время от времени кто-нибудь высовывал голову в окно и вопил: „Эй, газонокосильщик!“» Иногда люди подходили к воротам с полароидными снимками дома и чуть ли не на коленях уговаривали Дженкинса взять у Кинга для них автограф.

Время от времени, пока садовники занимались газоном и клумбами, Стив выходил во двор погулять с собаками и перекидывался парой слов с Дженкинсом и другими работниками, но главной в саду, безусловно, была Тэбби. Большую часть цветочных клумб разбила она — и сделала это за домом, чтобы избежать любопытных взглядов зевак. «Не помню, чтобы она хоть раз подходила к фасаду здания, — говорил Дженкинс. — Обычно, если она собиралась поручить нам какое-то дело или просто поговорить, разговор проходил за домом или сбоку».

Однажды Дженкинс стриг газон у парадного входа и заметил, что на улице припаркована машина, битком набитая подростками. Они наперебой расспрашивали его, дома ли мистер Кинг, а затем внезапно Стив показался перед автоматическими воротами за рулем своего внедорожника. Джонатан сделал ему знак, чтобы предупредить, но компания в машине проследила за жестом садовника и заметила въезжающего в ворота Стива. «Они рванули к внедорожнику, и атаковали бы его, не закрой Стив в последний миг ворота», — усмехается Дженкинс.

Помимо навязчивых туристов, караулящих у дома, в память Дженкинсу врезалась щедрость Стива и Тэбби. Один из его школьных друзей был начинающим актером и отчаянно желал поступить в колледж на театральный, в то время как родители хотели отдать парня в медицинский институт. «У них состоялась грандиозная семейная ссора, и когда до Кингов дошли слухи о происходящем, Тэбби связалась с родителями юноши и сообщила, что они со Стивом берут на себя расходы по его обучению в колледже», — рассказывает Дженкинс.

20 апреля 1991 года Дженкинс не стриг газон — сезон еще не наступил. В этот день, в шесть утра, человек по имени Эрик Кин проник в дом к писателю. Тэбби была дома одна: сперва с кухни раздался шум — это Кин разбил стекло, — а затем она лицом к лицу столкнулась с пробравшимся на кухню злоумышленником. Размахивая завернутой в бежевую бумагу коробкой, внутри которой, по его словам, находилась бомба, Кин угрожал взорвать дом — якобы знаменитый писатель украл сюжет «Мизери» у его тети. Тэбби как была, в ночной рубашке, выбежала из дома и кинулась к соседям — звонить в полицию.

Полиция обыскала дом с натасканной на обнаружение взрывчатки собакой и обнаружила Кина: тот прятался на чердаке. Когда открыли коробку с «бомбой», внутри оказалось две дюжины карандашей, обмотанных скрепками для бумаги. Кина арестовали, осудили и приговорили к полутора годам тюрьмы, отсидев которые он был отправлен в Техас, где его судили повторно — уже за нарушение условий досрочного освобождения.

После этой выходки Кинги усилили охрану дома, установив кованую изгородь по всему периметру территории, добавив ворота с кодовыми замками и систему наблюдения с вращающимися камерами. Напуганные инцидентом, Кинги почти перестали выходить в свет, просидев дома большую часть года.

В августе 1991 года была издана третья книга цикла «Темная Башня», «Бесплодные земли». Нетерпеливые фанаты не теряли надежды, что Стив вернется к прежним темпам работы и вскоре порадует их остальными четырьмя книгами серии. Увы, пройдет еще шесть долгих лет, прежде чем читатели, горящие желанием узнать, какие приключения ожидают Роланда Дискейна, смогут купить следующую книгу.

Следующий роман Стива, «Нужные вещи» — первая книга, написанная им без какого-либо допинга, — был опубликован в октябре 1991 года. «Я чувствовал себя уязвимым, поскольку это была первая вещь, написанная мной с шестнадцатилетнего возраста без спиртного и наркотиков», — признавался Кинг.

Он задумывал книгу как комедию об эпохе Рейгана, но ни читатели, ни критики, похоже, шутки не поняли. «Мне казалось, я написал сатиру на рейганомику в Америке восьмидесятых, — говорил писатель. — Идея проста: незнакомец приходит в маленький городок и открывает лавку старьевщика, где каждый может купить все, что пожелает, только вот расплачиваться приходится дорогой ценой — собственными душами».

Из-за огромного числа персонажей Кинг ставил «Нужные вещи» в один ряд со «Жребием» и «Противостоянием», однако позже его мнение о книге изменилось: «С годами я все больше укреплялся в мысли, что она была не так уж и хороша».

В рекламе говорилось, что «Нужные вещи» — последний роман Кинга, действие которого происходит в Касл-Роке. Он знал, что будет и дальше писать истории о родном штате, но благодаря его усилиям на волне интереса к Сосновому штату появилась целая группа авторов, писавших романы о Мэне. Стив, не стесняясь, раскритиковал произведения, авторы которых даже не потрудились вникнуть в тему — за исключением единичных случаев (таких как роман «Египетские бобы, Мэн», написанный жительницей Мэна Кэролин Шут). Кинг считал себя провинциалом и всегда готов был встать на защиту родного штата: он свято верил, что всяким столичным выскочкам не стоило даже браться за эту тему.

«Приезжие могут писать о Мэне — но только если они пишут историю о приезжем, оказавшемся в Мэне, — говорил Стив. — А вот настоящую историю о Мэне и его жителях, я считаю, должен писать тот, кто здесь вырос».

К концу 1991 года Тэбби наконец смогла вздохнуть спокойно. Стив исправно посещал собрания анонимных наркоманов и анонимных алкоголиков, дом стал безопаснее некуда — хотя Кинг ясно дал понять, что не хочет «жить как Майкл Джексон или Элвис в Грейсленде» и намерен продолжать ходить на матчи любимых «Ред сокс» и появляться на встречах с читателями.

10 Центр притяжения

«Игра Джералда» увидела свет в мае 1992 года. Сказать, что Стив вышел за привычные рамки — все равно что ничего не сказать. Преданные читатели, без раздумий глотавшие обычные истории Кинга — об убийствах, разрушениях, сверхъестественных созданиях, местами приправленные как свежей, так и запекшейся кровью, — в ужасе отбросили книгу, стоило им понять, что речь в ней идет о супружеской паре, сексуальных играх и связывании в постели.

Замысел «Игры Джералда» родился, когда Стив решил по-новому взглянуть на главную тему «Куджо»: один или два персонажа, оказавшихся в ловушке в некоем замкнутом пространстве… Допустим, женщина одна, в комнате, как в ловушке, из которой не выбраться… Как она попала в подобную ситуацию?

«Они играли с мужем в связывание, и тот приковал ее к постели, — озарило Стива. — Я начал изучать причины, по которым люди занимаются подобными вещами, прочел кое-какую информацию и обнаружил поразительную вещь: было во всем этом что-то викторианское, что-то от Снайдли Уиплиша».^[12]

Помимо чтения статей о сексуальных играх, Кинг провел и другие исследования — что само по себе необычно, учитывая его нелюбовь к предварительному сбору информации. «Помню, как подумал: если главная героиня Джесс занималась гимнастикой в школе, то сможет просто закинуть ноги за голову, через изголовье кровати — и таким образом встать». Однако сомнения оставались. Поэтому, написав страниц сорок, он захотел проверить свою догадку и попросил сына Джо выступить в роли подопытного кролика.

«Я отвел его в нашу спальню и привязал шарфами к столбикам кровати. В какой-то момент в комнату заглянула Тэбби и спросила, чем это я занимаюсь, и я ответил, мол, ставлю эксперимент», — рассказывал Стив. Они перепробовали несколько поз, но у Джо так ничего и не вышло. И хотя Кинг собирался сделать главную героиню гуттаперчевой, он не думал, что это так сложно, — пришлось заново прорабатывать сцену.

Преданных поклонников, отказавшихся покупать книгу из-за поднятой щекотливой темы, наверняка удивил бы подход писателя: «„Игра Джералда“ — книга о насилии в семье. Обычная мрачная история девочки, которая подверглась насилию со стороны отца и, повзрослев, стала женщиной определенного типа. Она оказалась прикованной к кровати, потому что всю жизнь была скована определенным типом мышления». Критики отреагировали неоднозначно: рецензент из «Энтертейнмент уикли» называет сто пятьдесят страниц с описанием борьбы главной героини Джесси Берлингейм действительно страшными — глотком свежего воздуха на фоне других новинок жанра — и буквально в следующей же фразе журит писателя за «воинствующий феминизм». Как и ожидалось, многих читателей оскорбил сексуальный подтекст книги — прежде ни в одном из своих произведений Кинг не был столь откровенен.

Подобно рассказу «Опусти голову — и вперед!», опубликованному в журнале «Нью-Йоркер» двумя годами ранее, «Игра Джералда» стала очередной отправной точкой в карьере Стива. Впрочем, сам писатель видел в книге метафору о своей собственной внутренней борьбе с пагубным пристрастием, последние годы снедавшим его душу. Действие романа разворачивается не только в запертой комнате, но и в женском сознании… Не проходило и дня, чтобы Стив не боролся с искушением напиться пива или вынюхать несколько дорожек, и только благодаря героине книги Джесси он понял глубокий смысл девиза анонимных алкоголиков: «Дорожи каждым днем, прожитым в трезвости». Порой Кинг использовал собственный опыт бесконечно тянущихся дней, чтобы передать, как тянулись минуты для Джесси, — показать читателю весь ужас ситуации, в которой она очутилась.

Помимо расширения горизонтов писательской карьеры у трезвости были и другие на удивление приятные стороны: семейная жизнь изменилась клучшему. Стив и Тэбби словно переживали второй медовый месяц.

«Людям кажется, что влюбленность — ну то есть вздохи при луне и прочая романтика — заканчивается в момент свадьбы или вскоре после нее, — говорит Кинг. — И когда влюбленность вдруг возвращается с новой силой, это застает нас врасплох. Словами не передать, какое счастье — вновь пережить, казалось бы, навсегда ушедшие чувства; остается лишь благодарить судьбу за второй шанс».

Тэбби соглашается: «Иногда творческие люди творчески подходят к своему браку и находят способ его оживить. Все в жизни меняется, тут ничего не поделаешь. В конечном счете остается чувство покоя и уверенности, партнерство и дружба. И еще: поторопившись с разводом, вы пропустите кучу замечательных сюрпризов».

Ко всему прочему семейство Кингов продолжало жертвовать деньги на благотворительность — в основном в родном штате. В 1992 году они внесли 750 тысяч долларов на строительство нового педиатрического отделения в Медицинском центре Восточного Мэна.

Стив по-прежнему много времени уделял бейсболу, посещая матчи «Ред сокс» и тренируя команду Оуэна в Малой лиге. Когда Оуэну исполнилось тринадцать и он перешел в Старшую лигу, Стиву бросилась в глаза разница в качестве полей: новое поле было неровным и все в рытвинах, а оснащение выглядело так, словно его приобрели на распродаже.

«Я подумал, это позор, что ребятам приходится привыкать к некачественным полям и дешевой экипировке, — вспоминает Кинг. — Конечно, это не вклад в борьбу за мир во всем мире и не решение проблемы голода здесь, в Бангоре, но меня учили, что благотворительность начинается дома».

Поэтому Фонд Стивена и Табиты Кинг выделил полтора миллиона долларов на строительство высококлассного бейсбольного стадиона для подростков из Бангора и окрестностей. Стадион имени Шона Т. Мэнсфилда назван в память о сыне одного из тренеров, Дэйва Мэнсфилда — мальчик скончался от церебрального паралича.

Стадион, который сам Мэнсфилд окрестил «Полем криков Стивена Кинга», рассчитан на 1500 сидячих мест и оснащен по последнему слову техники: прожекторами для освещения ночных игр и новейшей системой громкой связи. Покрытие внутреннего поля сделано из красной глины, а по всей дальней части и вокруг зоны подачи аккуратно, вручную, уложен газон. Над оградой с правой стороны поля висит полноразмерное электронное табло с шестифутовыми цифровыми часами.

Помимо благотворительной деятельности, Стив продолжал оказывать поддержку небольшим издательствам и типографиям. Время от времени он подбрасывал рассказ-другой ничего не подозревающему редактору. Весной 1992 года Кинг выслал рассказ «Клацающие зубы» Ричарду Чизмару, основателю журнала «Танцы на кладбище». Основанный в 1988 году журнал ужасов отдавал дань уважения старому телевизионному шоу «Сумеречная зона» и публиковал рассказы, рецензии на книги и интервью с авторами. Кинг был одним из его постоянных читателей — когда рассказ появился в осеннем выпуске, громкое имя писателя помогло поднять авторитет издания.

Не прошло и двух лет после выходки Эрика Кина, как Кингов начал донимать очередной безумец. Летом 1992 года в Бангоре объявился некий Стивен Лайтфут, который путешествовал в фургоне, обклеенном посланиями, где говорилось, что в убийстве Джона Леннона виноват Кинг.

По сути, полиция не вмешивалась: Лайтфута лишь предупредили, что он не должен приближаться к Стивену и его семье под угрозой ареста. Вскоре после получения предупреждения Лайтфут был замечен в Портленде, на политическом митинге в поддержку конгрессмена Тома Эндрюса, где также присутствовали Стив и Тэбби.

Несколько людей из штаба Эндрюса наблюдали, как Лайтфут подходит к людям в зале. Кто-то позвонил в полицию, но там сказали, что у них связаны руки, поскольку Лайтфут не совершил ничего противозаконного. Как выяснилось, Стив был не первой известной личностью, попавшей под прицел: ранее тем летом Лайтфуту запретили приближаться к семейному поместью Бушей в Кенбанкпорте, штат Мэн.

Сэнди Фиппен лично познакомился с исключительной напористостью фанатов Кинга, еще когда жил в Ороно. Одним воскресным утром он пошел за газетой в местный магазинчик и наткнулся на парочку, приехавшую аж из самой Оклахомы, только чтобы сфотографировать дом Стива. «Каждый, кто живет в окрестностях Бангора, сталкивался с чем-то подобным», — говорит Фиппен. Обычно он просто показывает, куда ехать, но в тот раз сам подвез путешественников к дому Стива.

Основываясь на своем опыте книжного критика для журнала «Даун ист» («Штат попутного ветра»^[13]), Фиппен начал проводить туристические литературные экскурсии по Бангору. «Само собой, все хотят видеть дом Стивена Кинга», — вздыхает он. Однажды он вел экскурсию для целого автобуса туристов из Янгстауна, Огайо, которые оказались библиотечными работниками. «Многие писатели родом из Бангора, причем не обязательно плохие, — говорит он. — Но всем подавай дом Стивена Кинга да статую Пола Баньяна. В конце концов я сдался: начинало темнеть, еще немного — и они бы не успели сфотографировать дом Стива».

Вскоре после издания «Игры Джералда» Стив появился на ежегодном съезде Ассоциации американских книготорговцев (ААК) в Анахайме, Калифорния, крупнейшей книжной ярмарке в США. Однако в тот год он нашел чем заняться помимо общения с продавцами книг и журналистами: его пригласили выступить на благотворительном концерте в качестве гитариста — в составе группы, состоящей исключительно из популярных писателей.

Кинг поднялся на сцену как ритм-гитарист группы «Рок боттом римейндерс» — вместе с другими участниками, в число которых входили Эми Тан, Дэйв Бэрри и Барбара Кингсолвер. Планировалось два выступления: одно прямо на ярмарке, другое — в местном клубе. Девиз группы гласил: «Они играют так же хорошо, как „Металлика“ пишет романы».

Замысел собрать подобный коллектив пришел на ум Кэти Кеймен Голдмарк из службы пресс-сопровождения Сан-Франциско: когда писатели приезжали в Сан-Франциско с рекламным туром, именно она водила их по интервью. В перерывах между интервью Голдмарк общалась с авторами, время от времени упоминая в разговоре свой опыт выступления в нескольких музыкальных группах в стиле кантри.

По ее словам, все писатели реагировали одинаково: они хотели бы играть в группе, многие пробовали выступать в школе, но с годами подрастеряли свои музыкальные амбиции.

«Нам всем было под сорок, и каждый думал о вещах, которые мы так и не попробовали в жизни, я снова и снова слышала одну и ту же историю», — вспоминает Кэти. А потом наступило озарение. Почему нет? Каким-то образом ей удалось собрать музыкальную группу из дюжины знакомых авторов. Помимо Тан, Бэрри и Кингсолвер, в группу вошли Ридли Пирсон и Роберт Фалгхам. Один знакомый, который знал, что Стив играет на гитаре, сказал об этом Голдмарк и посоветовал пригласить Кинга в группу. Тот согласился не раздумывая.

Голдмарк попросила участников отправить ей по факсу списки песен, которые им хотелось бы сыграть; она прекрасно понимала, что авторы не знакомы между собой и объединяет их лишь то, что все они любители. «Я рассчитывала на простенький рок-н-ролл из трех аккордов».

Как только стало известно, что в группе будет Стив, все изменилось. Билеты на два запланированных концерта были мгновенно раскуплены, а на Голдмарк сыпались звонки с просьбами — чаще всего участники ярмарки просили устроить им частный ужин с Кингом.

Первым делом требовалось выяснить, насколько плоха группа. Голдмарк и музыкальный директор Эл Купер — композитор и продюсер, который помог в создании группы «Кровь, пот и слезы», а также играл на органе в классической композиции Боба Дилана «Лайк э роллинг стоун», — на несколько дней арендовали репетиционную студию неподалеку от здания ярмарки.

«Я вошел в зал, где проводилось прослушивание группы — дело было в Анахайме, Калифорния, в девяносто втором году, — народ уже собрался, и каждый играл на каком-нибудь инструменте, громко и из рук вон плохо, — вспоминает Дэй Бэрри, признанный юморист и ведущий колонки в „Майами гералд“. — В центре наяривал на гитаре Стивен Кинг. Я взял свою гитару и давай тоже наяривать, влившись в общую какофонию».

Во время обмена факсами со списками песен Бэрри опасался, что не справится: «Создавалось впечатление, что некоторые из этих людей — настоящие знатоки, судя по тому, как лихо они управлялись с нотной грамотой и аккордами». Сам он выступал в группе, когда учился в колледже, и не испытывал особых иллюзий на свой счет. Впрочем, прослушивание началось, и Бэрри расслабился: «Войдя в зал, я с облегчением понял, что мы все никуда не годимся».

Ридли Пирсон, автор книг «Кровь альбатроса» и «Подводные течения», тоже робел, когда шел на первую репетицию, но не столько из-за своих музыкальных способностей, сколько в предвкушении знакомства со Стивом.

«Я был его большим поклонником, — вспоминает Пирсон. — С самого начала зачитывался его книгами».

Когда же они наконец познакомились, Пирсона обезоружила простота, с которой держался Кинг. «Он оказался этаким ребячливым, безобидным верзилой, немного стеснительным, но невероятно умным и юморным, — отзывался о Стиве Пирсон. — Я почему-то ожидал, что он будет одет во все черное. А вместо этого увидел чувака в синих джинсах и футболке, вечного подростка — кстати, то же самое можно сказать и про остальных участников группы, именно поэтому мы так прекрасно ладим».

После нескольких первых нескладных репетиций они стали знакомиться, и Голдмарк обратила внимание на поразительную широту познаний Стива в области популярной культуры. «Он знает все, — удивлялась она. — Нет такой песни, артиста или книги, о которых он не слышал. Назовите песню, и он процитирует ее текст. Не важно, недавний это хит или тридцатилетней давности, Стив знает их все».

Тэбби также приняла участие в репетициях и представлениях. К облегчению Голдмарк, она сразу вписалась в коллектив. «Она вся из себя такая деловая — и в то же время без претензий и с отличным чувством юмора, — рассказывала Голдмарк, которая заказала для группы автобус, чтобы проехать десять кварталов от гостиницы на концерт и обратно. — Она пошла и купила кучу безразмерных семейных трусов и раздала людям, чтобы те швыряли их на сцену во время выступления. Концерт получился смешным, но в автобусе было еще смешнее».

По словам Голдмарк, во время выступления Кинг выглядел как мальчишка перед Рождеством, да и вел себя соответствующе. Он по большей части играл на ритм-гитаре, а также спел несколько песен, таких как «Последний поцелуй» и «Ангел-подросток».

«Когда Стив заводится, он импровизирует и произвольно меняет слова, — говорит Дэйв Бэрри. — На одном из концертов он переделал „Последний поцелуй“: „Когда я проснулся, она лежала рядом, я стряхнул с волос ее печень и разбудил ее взглядом“. Другие члены группы так и прыснули со смеху и несколько минут были не в состоянии играть».

Никто — ни Кэти Голдмарк, ни выступающие в группе писатели — не ожидал, что «Римейндерс» вызовут подобный ажиотаж; предполагалось, что они ограничатся двумя концертами. Не тут-то было: шумиха на национальном телевидении сделала свое дело, и эстафету подхватили утренние каналы, которые выстроились в очередь в надежде нажиться на сенсационной истории писателей-музыкантов; издательская индустрия стояла на ушах. После финального выхода на бис в конце второго концерта новоявленные музыканты гуськом спустились со сцены; в ушах у них стоял звон от восторженных воплей сотен фанатов.

Ридли шел следом за Стивом. Внезапно тот обернулся через плечо и сказал: «Ридли, мы здесь еще не закончили».

Потребовалось несколько дней, чтобы участники окончательно утвердились в своем намерении выступать и дальше, запланировав будущие концерты и гастрольный тур 1993 года. Осталось найти финансирование. Стив предложил идею книги своему издателю, «Викингу», и те немедленно согласились. Придумали рабочее название: «Тайна среднего возраста: „Рок боттом римейндерс“ гастролируют по Америке с тремя аккордами и боевым настроем». Каждый участник группы должен был внести свой вклад: Тэбби отвечала за фотографии, а Дэйв Марш, музыкальный критик, написавший биографии Брюса Спрингстина, Элвиса Пресли и группы «Ху», взялся редактировать книгу.

Итак, было решено, что «Рок боттом римейндерс» выступят снова.

Кинг продолжал удивлять поклонников, застигнутых врасплох «Игрой Джералда»: следующей изданной книгой стал роман «Долорес Клейборн», история женщины, прожившей долгую, полную тяжкого труда жизнь. В начале романа ее обвиняют в убийстве, причем не в первый раз. По словам Стива, он взял за образец непростую судьбу своей матери, а многие истории, использованные в романе, услышал в детстве от Рут.

На вопрос преданных поклонников, куда делись ужасы, писатель обещал вернуться к их излюбленному жанру, заверив, что ждать осталось недолго. «Не думайте, что я выхожу за рамки или отказываюсь от ужасов, — говорил он. — Я лишь пробую себя в чем-то новом, пытаюсь развиваться в творческом плане».

Одно время он даже подумывал объединить «Долорес Клейборн» и «Игру Джералда» в один роман, поскольку и там и там затронута тема насилия над женщиной. Однако, попробовав несколько разных подходов, решил оставитьих в виде двух отдельных книг. А так как замысел «Долорес Клейборн» посетил его в процессе работы над «Игрой Джералда», Кинг рассудил, что имеет смысл сначала закончить «Игру Джералда».

Помимо экспериментов с новыми жанрами, он также применял новые подходы к рабочему процессу.

«Худший совет, какой мне давали: „Не слушай критиков“. На мой взгляд, к мнению критиков необходимо прислушиваться: иногда они указывают на ошибки, которые еще не поздно исправить, — говорит писатель. — Зарыв голову в песок, ты лишишь себя возможности узнать чужое мнение и не поймешь, когда нужно что-то поменять. Зато если прислушиваться к критике, можно заметить свои недостатки и вовремя их исправить. Эй, никто из нас не любит критиков, но они лишь делают свое дело. Кстати, если все рецензенты хором объявляют роман куском дерьма, значит, так оно и есть».

Не успевали его романы (да и многие рассказы тоже) попасть в печать, а киностудии и продюсерские компании уже с руками отрывали киноправа на неопубликованные произведения. «Долорес Клейборн» не стала исключением, однако Стива начинали раздражать киношники, которые не придерживались оригинального материала, позволяя себе любые вольности.

Такие фильмы, как «Дети кукурузы-2», выпускались по одной простой причине — из-за лазейки в контракте. По сути, приобретая права на историю, в довесок продюсеры получали права на название. Как правило, первый фильм серии довольно точно соответствовал литературному материалу, а вот все последующие — увы, нет. К сожалению, способа прервать эту порочную практику не существовало.

«Уроды! — ругался Кинг. — „Кэрри-2“? Какой в этом смысл? Есть тысячи хороших сценариев и сценаристов, но им приходится побираться, потому что люди в киноиндустрии разучились использовать мозг — они не могут придумать ничего лучше, чем „Кэрри-2“ или „Дети кукурузы-4“.

Киноверсия „Иногда они возвращаются“ породила продолжение, „Иногда они возвращаются снова“, за которым последовало „Иногда они возвращаются снова и снова“. Стив с усмешкой предсказывал, что четвертый и пятый фильмы будут называться „Иногда они возвращаются… за ужином“ и „Иногда они возвращаются… за низкими, низкими ценами“.

„Это все равно что ходить с клочком туалетной бумаги, прилипшим к ботинку, — жаловался он. — Я то и дело слышу об очередном редкостном дерьме. Причем от случайных людей: сам я даже не в курсе, что они там наснимали“.

В большинстве случаев он даже не пытался ничего предпринять. Но когда студия „Нью лайн синема“ выпустила картину „Газонокосильщик Стивена Кинга“ с Пирсом Броснаном в главной роли, Стив объявил войну и добился своего. Дело в том, что продюсеры воспользовались другим сценарием под названием „Кибернетический бог“: так сказать, убили двух зайцев одним выстрелом, добавив в сюжет некоторые элементы из истории Кинга и запустив проект под названием „Газонокосильщик Стивена Кинга“.

Стива жутко разозлило, что его имя и название рассказа используются подобным образом; он подал в суд на „Нью лайн“, требуя уничтожения рекламных материалов и исправления титров фильма. Два разных суда приняли решение в его пользу, но кинокомпания уперлась и ни в какую не хотела менять название — на первых видеокассетах по-прежнему стояло имя Стивена Кинга. Только после того как суд обязал компанию выплачивать истцу по десять тысяч долларов в день плюс полную сумму прибыли, они убрали его имя из фильма.

Хотя „Газонокосильщика“ можно назвать экстремальным примером, в целом Стив с улыбкой относился к многочисленным провалам фильмов, снятых по его произведениям, — он называл это „проблемой гостиничных полотенец“. „Допустим, вы пытаетесь украсть все полотенца из гостиничного номера, засунув их в один чемодан, — рассуждал он. — Вы налегаете на чемодан всем весом и перекладываете полотенца — без толку, он не закрывается, потому что вы слишком много туда запихнули. Слишком много материала“. Примерно в том же образном ключе Стив выражался и о кинопродюсерах: „Они похожи на акул из фильмов ужасов. Этакие прожорливые машины по заглатыванию книг с потрохами: они скупают книги, и те пылятся у них на столах, пока продюсеры ломают голову, куда бы их, блин, пристроить“.

Когда Стиву говорили, что он мог бы повлиять на число выходящих на экраны плохих фильмов, перестав продавать киноправа на свои книги, он возражал: „Я не могу отказаться от новых проектов: вдруг не дам согласия на экранизацию, а потом выяснится, что можно было бы снять потрясающий фильм?“ Так, например, некоторые предостерегали Стива, что он совершает огромную ошибку, доверяя повесть „Побег из Шоушенка“ Фрэнку Дэрабонту — да еще и по смешной цене, всего за тысячу долларов. Дэрабонт имел мало опыта: он написал сценарий нескольких эпизодов телесериала „Байки из склепа“ и „Хроники молодого Индианы Джонса“, а его режиссерским дебютом стала короткометражка „Женщина в палате“ — „малышка за доллар“, снятая по одному из рассказов Кинга. „Приходится рисковать: ведь невозможно все делать самому — ни жизни, ни денег не хватит, чтобы все успеть“.

Одной из причин, по которым Стив остался в кинобизнесе, стала выгодная сделка с „Касл-Рок энтертейнмент“ — кинокомпанией, основанной актером Робом Райнером и несколькими голливудскими продюсерами в 1987 году. Взаимовыгодное сотрудничество началось с картины „Останься со мной“. „Они могут купить любую мою вещь всего за бакс, а взамен я желаю утверждать сценарий, режиссера и актерский состав — я хочу иметь право нажать кнопку „стоп“ в любой момент, и не важно, сколько денег было вложено в картину, — говорит Стив. — В конечном итоге я могу рассчитывать на пять процентов от прибыли: с каждого доллара, потраченного зрителями на билет в кино, я получу пять центов. Кинокартина „Нужные вещи“ собрала в домашнем прокате двадцать миллионов, а я заработал полмиллиона. „Зеленая миля“ принесла мне двадцать пять миллионов“.

Стив также научился отстаивать свою точку зрения, когда речь заходила о другом наглядном средстве рекламы — фотографиях. „Если я вижу, что в фотостудии установлены красные светофильтры или тусклая подсветка, я просто выхожу, — говорит он. — Все это дерьмо придает мне жуткий вид. Так и хочется спросить: а если нужно сфотографировать чернокожего писателя, они что, суют ему в руки арбуз и усаживают верхом на бочку?“

Не все режиссеры заставляли Стива кривиться; был один, с которым он согласился бы поработать, — осталось лишь дождаться, пока должным образом сложатся звезды.

„Мы трижды пытались работать вместе: сначала над „Талисманом“, затем над „Полтергейстом“, а потом еще над одной оригинальной идеей, — рассказывает Кинг. Однако не сложилось. — В нашем случае речь идет о двух сильных творческих личностях, а Спилберг — это живой пример неиссякаемой кипучей энергии, он всегда на два шага впереди, рядом с ним нужно постоянно себя подгонять“. Стив признавал, что и сам он, будучи человеком творческим, привык делать все по-своему. Он процитировал текст таблички, висящей у него в гараже: „Чтобы видеть, как меняется пейзаж, нужно быть во главе упряжки“. В этом-то и заключалась проблема: мы не могли определиться, кто из нас возглавит упряжку».

Ровно двадцать лет прошло с момента продажи «Кэрри»: жизнь Стива и Тэбби вошла в размеренное русло, и на семейном фронте наблюдалась полная идиллия.

Пятый роман Тэбби, «Один на один», вышел весной 1993 года. Четвертое произведение в серии о Ноддс-Ридже рекламировали как современную интерпретацию «Над пропастью во ржи». Вдохновленная примером мужа, который не побоялся выйти за рамки привычного жанра, Тэбби полностью погрузилась в творческий процесс.

«Стив действительно оказал влияние на мое творчество: благодаря ему я научилась не ограничивать себя определенными рамками и осознала, что все в моих руках, — делилась она. — И еще он показал мне, что в работе над книгой можно использовать самые обыденные вещи».

Тэбби вновь писала регулярно, хотя результат не шел ни в какое сравнение с объемами, выходящими из-под пера Стива. «Я живу с тем, кто пишет намного быстрее, чем я, поэтому я привыкла считать себя очень неторопливым писателем». Стив не сбавлял темп: в октябре 1993 года на прилавках появились «Ночные кошмары» — сборник публиковавшихся ранее рассказов, включая «Опусти голову — и вперед!» и «„Кадиллак“ Долана». В сборник также вошел рассказ «Пятая четвертушка» — единственный из опубликованных под псевдонимом Джон Свизен, он впервые появился в апрельском выпуске журнала «Кавальер» в 1972 году.

Весной 1993 года Кинг вместе с другими участниками группы «Рок боттом римейндерс» отправился в десятидневное турне по восьми городам Восточного побережья, от Провиденса до Майами. Тэбби отправилась вместе с группой в качестве фотографа; плодом совместного труда должна была стать написанная по итогам поездки книга «Тайна среднего возраста». После нескольких дней репетиций группа загрузилась в старенький гастрольный автобус Ареты Франклин и покинула Бостон, прихватив с собой плейлист, куда вошли такие композиции, как «Глория» в исполнении Дэйва Бэрри, «Вожак стаи» и «Эти сапоги сшиты, чтобы в них ходить» в исполнении Эми Тан, а также «Ангел-подросток» и «Останься со мной» в исполнении Стива.

Несмотря на то что это было заметно еще в прошлом году, во время двухдневного пребывания в Анахайме, только сейчас коллеги по группе действительно осознали, насколько их повседневная жизнь отличается от жизни Стива.

«В самых разных местах, в любое время суток нас останавливали, к нам приставали и всячески нам мешали — только потому, что в нашем автобусе путешествовал Стивен Кинг, — вспоминал Пирсон. — Его ни на миг не оставляют в покое, а он на редкость грамотно с этим справляется».

Бэрри соглашался: «Он на удивление вежлив, даже когда люди слишком навязчивы. Я слышал, как он объясняет поклонникам, что не может дать им автограф, потому что у него выходной, и если он даст один автограф, то придется дать все четыреста. Кто-то понимал, а кто-то нет. Иногда люди злились, как будто Стив им что-то должен».

Иногда фанаты донимали других членов группы, чтобы те взяли у Стива автограф. После выступления в филадельфийском клубе «Катманду» музыканты поспешили в автобус: им предстояла долгая поездка в Атланту, где должен был состояться следующий концерт. Бэрри садился последним; не успел он войти, как вокруг автобуса образовалась огромная толпа — и каждый из собравшихся сжимал в руке книгу Стивена. Кинг находился внутри, поэтому люди тут же окружили Бэрри, умоляя вывести своего кумира наружу и убедить подписать им книги.

«Пришлось произнести короткую речь; я напомнил им, что Кинг выступал перед ними в течение двух часов, что он устал, измотан, что всем нам предстоит долгий переезд на автобусе, поэтому спасибо, что зашли, но давайте дадим Стиву отдохнуть, — вспоминал Бэрри позднее. — Они внимательно меня слушали и даже кивали, но стоило мне замолчать, как они начали заново просить, чтобы я вытащил Кинга из автобуса. Они не слышали ни слова из сказанного. И, кстати, хоть бы один попросил автограф у меня — как же, им Стива подавай! Эл Купер шутил, что, если бы автобус попал в аварию, в газетах написали бы: „Стивен Кинг и еще двадцать три человека разбились“».

Позже тем же вечером, через несколько часов, автобус остановился в зоне отдыха в пригороде Филадельфии. «Четыре часа утра: мы всей толпой вывалили наружу, чтобы сходить в туалет, а когда минут через пятнадцать вернулись, перед нашим автобусом стояли четверо, держа в руках романы „Противостояние“, — рассказывает Пирсон. — То есть заправщики позвонили друзьям, разбудили их, те встали, оделись, схватили томики с романом, приехали на остановку грузовиков — не прошло и десяти минут, как они прибыли на место, надеясь получить автограф Стива, — и это в четыре утра!»

Некоторые фанаты точно так же чудили и в клубах на концертах. На одном из выступлений мужчина, решивший, что попал на концерт настоящей группы, зажег сигарету — правда, уже через секунду, оскорбленный в лучших чувствах, пулей выскочил из зала. «Кто-то из стоявших рядом был достаточно пьян, чтобы подумать — о да! — и зажечь зажигалку… За ним еще кто-то, и еще, и еще — пока не начало казаться, что мы на одном из старых концертов Боба Дилана, — рассказывает Пирсон. — Тысяча людей раскачивалась взад-вперед, подняв над головой зажигалки — ради нашей шуточной группы!»

Через пять минут Пирсон окинул взглядом зрительный зал. «Прямо перед Стивом стояла совершенно сногсшибательная дама лет сорока пяти: разинув рот в немом обожании, она призывно вскинула вверх обе руки, словно приглашая ее обнять, — рассказывает Пирсон. — А ее ногти — очевидно, пластиковые — пылали ярким пламенем. И тогда я крикнул Дэйву, что врагу не пожелал бы такой славы».

Голдмарк первой признала, что без Кинга их группа была бы совсем другой — и не только из-за безумных поклонников-пироманьяков. «Это совсем иной масштаб, — говорила она. — Он привлекал внимание, своей известностью группа по большей части обязана ему».

Но несмотря на явную публичность — ведь находясь на сцене, он стоял на виду у толпы, — сам Стив относился к группе как к своего рода убежищу. «Его жизнь действительно сильно отличается от жизни обычных людей, но он очень старается оставаться обычным парнем, вести простую жизнь, летать эконом-классом, вместе со всеми, — говорит Голдмарк. — Я чувствовала, что это важно для него. Он проводил время с группой, и это было достойно уважения».

Несколько раз Стиву и Тэбби приходилось прерывать турне и уезжать по делам — порой всего на несколько часов, — и каждый раз они об этом жалели. Приехав в Майами на книжную ярмарку, они со Стивом остановились в другом отеле, отдельно от группы. «Позже мы поняли, что совершили ошибку, — говорит Тэбби. — Стоило нам попасть на ярмарку, как Стив перестал быть частью группы: перед нами предстал Стивен Кинг — публичная фигура, жук в янтаре. Начиная с того момента, когда какая-то тупая сука влезла к нам в лимузин, заявляя, что влюблена в его образ мысли, и заканчивая ужином в ресторане, битком набитом издателями всех мастей, совсем как в Нью-Йорке, турне было безнадежно испорчено».

Как фотограф группы Тэбби восприняла эти гастроли как долгожданную возможность сменить обстановку.

«Уже на второй день все забыли, что она снимает, — говорит Голдмарк. — Мы познакомились с ней год назад, и казалось логичным пригласить ее, а не какого-нибудь странного дядю с фотокамерой. Гастроли получились на удивление веселыми, похожими на безумные и чудесные каникулы в летнем лагере».

В Майами тур подошел к концу, и все согласились, что нужно выступать хотя бы раз в год на мероприятиях ААК.

В апреле 1994 года вышла «Бессонница», история вдовца, который все больше и больше страдает от жуткого недосыпа. Вскоре доходит до того, что у него начинаются видения, которые он сперва принимает за галлюцинации, но постепенно понимает, что происходит: главный персонаж, Ральф Робертс, оказывается втянутым в схватку со сверхъестественными демонами, которые пытаются захватить городок Дерри и всех его жителей. 832 страницы романа — если сравнивать их с относительно небольшим объемом «Игры Джералда» (331 страница) и «Долорес Клейборн» (305 страниц) — говорили о том, что Кинг вернулся к своим излюбленным эпическим масштабам.

Хотя «Бессонница» попадала в ту же категорию, что и обычные книги Стива в жанре хоррор, он продолжал расширять горизонты. После выхода «Бессонницы» некоторые критики тут же причислили «Игру Джералда» и «Долорес Клейборн» к экспериментальным работам писателя: дескать, его последняя книга лишь доказала, что он по-прежнему является автором романов ужасов и не покинет эту стезю до конца дней своих. Кинг тут же опроверг данную теорию: «Я уверен, что мог бы прекрасно до конца жизни прожить как тот самый Стивен Кинг. Чем загонять себя в рамки стереотипа, я бы предпочел вообще не писать».

Сам Кинг на протяжении всей жизни время от времени страдал от приступов бессонницы. Очередное «А что, если?», легшее в основу книги, посетило его в одну из таких бесконечных ночей, а работа над романом лишь усугубила ситуацию: «Я практически не спал».

Впрочем, книга могла и не попасть в печать. Через четыре месяца работы, примерно на пятьсот пятидесятой странице рукописи, Стиву вдруг пришло в голову, что роман непригоден для публикации.

Кинг уже давно придерживался теории, что работа писателя — выкапывать существующие истории, по возможности доставая их из земли в целости и сохранности. «Для меня каждая история — это, по сути, уникальная находка, которая сама себя рассказывает, — говорил он. — Приступая к работе, я заранее вижу готовую книгу. Чудесным образом любая вещь существует заранее, сама по себе. И я не то чтобы создаю, скорее раскапываю — как откапывают, очищая от песка, реликвию. Фокус в том, чтобы сделать все правильно, не повредив находку. Всегда что-нибудь да отломается — я хочу сказать, невозможно достать целую вещь, но если быть аккуратным, то при определенной доле везения получится извлечь большую часть».

Он свято в это верит и негодует всякий раз, когда кто-то предполагает, что он создает свои сюжеты и характеры персонажей на пустом месте, из воздуха. «На самом деле, если я чувствую себя творцом, это верный признак того, что ничего не выйдет, — признает Стив. — Я не творец и не автор романов, я скорее археолог, который выкапывает ценнейшие артефакты — с величайшей осторожностью стряхивает кисточкой пыль и разглядывает вырезанные сверху узоры».

Так вот, когда Стив работал над «Бессонницей», у него возникло то самое ощущение — он почувствовал себя творцом. Что совсем не обрадовало писателя. «Если разбирать роман по частям, главу за главой, он очень даже неплох, — вздыхал Кинг. — Только вот выкопать его я не смог. Он сломался. Порой я к нему возвращаюсь, и мне начинает казаться, что его еще можно починить, но потом я вспоминаю, что ничего не выйдет — из-за особенности романа, которая не позволяет это сделать».

Он на время отложил рукопись, а примерно год спустя снова за нее взялся и в запале дописал до конца. Когда книга вышла, Стив устроил рекламный тур по стране на своем «харлее» модели «хэритаж-софтейл», по дороге делая остановки в книжных магазинах и проводя презентации. «Бессонница» на целых четырнадцать недель обосновалась в рейтинге бестселлеров «Паблишерз уикли», а «Буклист» признал роман изумительным.

Несмотря на почти двадцатилетний успех и десятки изданных книг, у Стива по-прежнему случался творческий «затык»: «Часто мне сложнее всего начать — словно некий психологический барьер не пускает к пишущей машинке или к компьютеру». Случались дни, когда он не был уверен, что сможет заставить себя работать, — человек, одержимый писательством, который не раз говорил об уходе на заслуженный отдых. «У меня часто бывают такие дни. По-моему, это даже забавно: люди считают, что, раз я Стивен Кинг, со мной такого не случается». Как правило, подобные сомнения одолевают Стива перед работой над какой-нибудь особенно сложной сценой, но стоит ему сесть за стол и прикоснуться к клавиатуре, как история его затягивает.

8 мая 1994 года канал Эй-би-си запустил четырехсерийный мини-сериал «Противостояние».

«Из всех кинопроектов, которыми я занимался, „Противостояние“ — самый важный, — признает писатель. — Я вложил в него огромное количество труда и усилий, которые стоят двух или даже трех любых моих романов».

Когда Стив взялся за сценарий по книге, изначально он планировал телеверсию театральной постановки. Он, как мог, ужимал материал, но даже сокращенный вариант выходил слишком длинным… Прежде чем передоверить сценарий другому автору, Кинг и режиссер Джордж Ромеро подумывали сделать два отдельных фильма, но затем поступило предложение от Эй-би-си — превратить кино в мини-сериал.

Как только сценарий был согласован — по всем расчетам, материала хватало более чем на шесть часов, — Стив кардинально поменял подход к кинопроизводству. Обычно, продав права на съемку фильма по своей книге, он умывал руки, но только не в этот раз: почти все сто двадцать пять дней, пока шли съемки «Противостояния», писатель провел на съемочной площадке в роли второго продюсера. Он не мог упустить такой шанс — в конце концов, речь шла о его детище.

«По большому счету я хотел удостовериться, что все делается правильно», — говорил Кинг. Время от времени он замечал ту или иную ошибку, на которую вряд ли обратили бы внимание. Когда Рей Уолстон, Гэри Синиз и Корин Немек сидят на крыльце дома героя Уолстона, Немек, играющий Гарольда, предлагает поехать в Стовингтон, и Синиз, исполняющий роль Стью Редмана, говорит, что в этом нет смысла, потому что там все мертвы. По сценарию Немек произносил реплику: «Скажем так, я Миссури». После трех дублей Кинг прервал актеров и попросил Немека повторить текст. Немек показал Стиву сценарий, где черным по белому было написано: «Я Миссури»… Выяснилось, что это опечатка.

«Правильная реплика должна звучать: „Скажем так, я из Миссури“; герой как бы говорит: „Убеди меня“, — объяснил Кинг. — В данном случае дело было не в глупости актера, просто он слишком полагался на сценарий и, по всей видимости, не хотел менять ни слова».

Мало кто знает, что сын Стива Джо также участвовал в съемках: он взял академический отпуск и присоединился к съемочной группе в качестве ассистента режиссера. А сам Стив сыграл в сериале эпизодическую роль Тедди Вайзака, который подвозит Надин, а затем охраняет въезд в город.

«В кои-то веки мне не досталась роль полного пентюха, как обычно, — смеется Стив. — Начиная с „Калейдоскопа ужасов“, меня брали на однотипные роли. За мою актерскую карьеру мне довелось сыграть немало деревенских дурачков».

Той же осенью на экраны вышел «Побег из Шоушенка». Фильм был восторженно принят критиками — даже теми, кто раньше исходил желчью при одном упоминании имени Кинга.

На самом деле «Побег» выделялся на общем фоне по одной простой причине: многие зрители даже не догадывались, что рассказ, по мотивам которого он снят, принадлежит перу Стива. Ни для кого не являлось секретом, что многие из его предыдущих фильмов полностью провалились. Но публику не обманешь: людям, которые ни за какие деньги не соглашались идти в кино на фильм по сценарию Стивена Кинга — или читать его книги, — фильм полюбился. Зрители толпами повалили в кинотеатры, приводя с собой друзей.

Наглядный пример: как-то раз Стив делал покупки в продуктовом магазине в Сарасоте, и вдруг к нему подходит женщина и говорит, как она счастлива с ним познакомиться. Мол, сама она его книг не читала и фильмов не смотрела, потому что не любит ужасы. На его вопрос, а что же она любит, женщина выпалила длинный список фильмов, среди которых оказался и «Побег из Шоушенка».

«Это я написал», — сказал Стив.

«Нет, не вы», — возразила она.

«Нет, я».

«Нет, не вы».

Стив попросил его извинить и направился к кассе.

Когда в журнале «Нью-йоркер» появился очередной рассказ за подписью Стивена Кинга, это событие почти не освещалось в прессе, зато вызвало бурную дискуссию в нью-йоркских литературных кругах. «Человек в черном костюме», опубликованный в выпуске от 31 октября 1994 года, стал вторым появлением Кинга на страницах престижного журнала. Неужели писатель отважился на новую литературную авантюру? А может, границы между высоким и низким жанрами постепенно стираются?

Стив время от времени показывал свои рассказы Чаку Верриллу — редактору, с которым писатель сотрудничал долгие годы, — чтобы тот посмотрел, не подойдут ли какие-нибудь из них для включения в готовящиеся к изданию сборники. Веррилл посчитал, что некоторые из нефантастических рассказов Кинга могут приглянуться «Нью-йоркеру», и переслал их Чипу Макграту, в то время являвшемуся редактором литературной рубрики журнала… Чип заявил, что предпочел бы получить один из обычных рассказов, и тогда Веррилл отправил ему «Человека в черном костюме». Журнал напечатал рассказ в хеллоуинском выпуске. Реакция самого Стива была смешанной: «Не хотелось бы кусать руку, которая меня кормит; я благодарен, что мои рассказы печатают… Настораживает лишь одно: смутное ощущение, будто меня хотят сделать командующим гей-парадом в национальный День шлюхи».

Кинг сам признавал, что ему нелегко сходить с проторенной дорожки любимого жанра: «Как будто нужно заново учиться думать. Сейчас для меня браться за обычную прозу все равно что учиться заново говорить после инсульта».

11 Золотые годы

1995 год запомнился выходом сразу нескольких фильмов, снятых по романам и рассказам Кинга. В марте на широком экране появились «Давилка» и «Долорес Клейборн», а через два месяца последовала киноверсия «Лангольеров», которая изначально задумывалась как телепостановка.

В июле была издана «Роза Марена», единственный роман Стива, опубликованный в этом году. Это история женщины, которая сбегает от жестокого мужа. В попытке начать новую жизнь она сдает в ломбард обручальное кольцо, чтобы приобрести загадочную картину, и с ее помощью открывает в себе неведомые силы. Очевидно, новое направление, выбранное Стивом, пришлось не по вкусу критику из «Энтертейнмент уикли», который разгромил книгу и поставил ей троечку с минусом, вопрошая: «Когда Стивен Кинг разучился пугать?»

Тот год ознаменовался переизданием ранее опубликованных романов, аудиокниг, а также рассказов и статей, появлявшихся в различных журналах и альманахах. Вероятно, самым большим сюрпризом стало вручение Стиву премии О. Генри: его опубликованный в «Нью-йоркере» рассказ «Человек в черном костюме» завоевал первый приз и вошел в антологию «Премия О. Генри: рассказы-победители 1996 года». Да-да, вы не ослышались, рассказ того самого Стивена Кинга… Согласно гипотезе Стива, он победил лишь потому, что конкурс был анонимным. «Если писатель популярен и пользуется успехом у широкой аудитории, его мгновенно причисляют к бездарям, штампующим дешевку, — жаловался он. — Есть две категории: высокая литература и популярная проза. Между ними протекает полноводная река непонимания. И многие борцы из тех, что ратуют за „чистоту языка“, решительно настроены сохранить установленный порядок».

Хотя Кинга приятно удивила и порадовала победа, он и сам сомневался, что такое возможно: «Я чувствую себя самозванцем, награжденным по ошибке».

А тем временем дети Стива и Тэбби уверенно шли по стопам родителей. В 1994/95 учебном году Джо перешел на последний курс в колледже Вассар, а Оуэн поступил на первый. Почти все свободное время Джо посвящал сочинению рассказов и повестей, которые он начал рассылать в литературные журналы и на конкурсы. Через два года после окончания колледжа его первый опубликованный рассказ «Дама отдыхает» напечатали в малоизвестном издании «Палас корби 7» под псевдонимом Джо Хилл. За первым скромным успехом последовали новые, к числу которых можно отнести получение премии Рея Брэдбери и награду от «Мира фэнтези» за лучшую повесть.

Сам Джо признает, что с ранних лет ощущал влияние отца, всемирно известного писателя. «Сколько я себя помню, в нашей семье за ужином всегда обсуждали писателей и книги, — говорит он. — Мне казалось вполне естественным проводить время в кабинете, занимаясь сочинительством. Наверное, вырасти я в семье владельцев пиццерии, я бы точно так же привык к тому, что мама и папа каждый день замешивают тесто для пиццы».

Его брат Оуэн тоже упражнялся в писательском мастерстве. Хотя он мечтал стать профессиональным бейсболистом, его истинный талант лежал совсем в другой области — и в старших классах он впервые заинтересовался карьерой писателя. «У меня лучше всего получалось работать руками и писать, вот я и решил для начала попробовать себя в писательском ремесле, — рассказывает он. — А поскольку я вырос в семье писателей, мой выбор никого особо не удивил».

И хотя Оуэн охотно признает, что вырос в привилегированной семье, он утверждает, что родители научили его объективно смотреть на вещи: «Я люблю Бангор, он всегда был и будет моим домом. Я ценю то, что вырос здесь и ходил в обычную бесплатную школу. Меня не отгораживали от простых людей. Мои родители богаты и знамениты, но в городе нашу семью всегда воспринимали как полноправных членов общества».

Что же касается Наоми, то она сменила несколько колледжей — от университета Южного Мэна в Портленде, до колледжа Рида в Портленде, штат Орегон, — пока в июле 1994 года не открыла свой ресторан на Фри-стрит, 94, в Портленде, Мэн. Вместе с партнером по бизнесу Пэтти Вуд они окрестили свое рассчитанное на двадцать два столика бистро «У Табиты Джин», сложив первые имена своих матерей. Вуд, опытный шеф-повар, отвечала за кухню, в то время как Наоми управлялась в обеденном зале. По их словам, в меню было представлено все разнообразие американской кухни, а особое место уделялось фирменному грилю, морепродуктам и вегетарианским блюдам. Помимо прочего, заведение могло похвастаться широким выбором вин ста пятидесяти марочных сортов. Изначально ресторан создавался с расчетом на клиентуру, состоящую из представителей сексуальных меньшинств, однако, по утверждению Наоми, среди их завсегдатаев встречалось немало людей нормальной ориентации.

Наоми, которая выросла в известной семье и не понаслышке знала о том, какой надоедливой может быть пресса, гарантировала полную анонимность известным клиентам. Она, как и мать, терпеть не могла назойливых папарацци, которые окружали отца, стоило тому где-то появиться. Для персонала установили жесткие правила: не общаться с прессой и не разглашать имена знаменитых посетителей ресторана.

«Те знаменитости, с которыми я знакома, не любят шумихи, для них важно, чтобы персонал ресторана ограждал их от охотников за автографами», — утверждала Наоми, обосновав введение новых правил своим личным опытом, несмотря на то что Портленд никогда не славился обилием знаменитостей. «Я лишена возможности вести спокойную жизнь, как другие люди, — сетовала Наоми, добавляя, что, будь у нее выбор, предпочла бы обычного, никому не известного отца. — Волей-неволей начинаешь ценить уединение».

Подобно дочери, Тэбби ощущала необходимость расширить горизонты и выглянуть за пределы родного Бангора. Она работала над «Выжившей», своим седьмым романом, впервые за шестнадцать лет выбрав в качестве места действия университетский городок Пелтри, а не привычный Ноддс-Ридж. «Я решила отдохнуть от Ноддс-Риджа, — объяснила она. — У меня там еще остались кое-какие незавершенные дела, но сейчас мне важнее закончить работу в Пелтри».

Идея написать роман пришла к Тэбби, когда она навещала сыновей в колледже Вассар. Она ехала по кампусу, и вдруг откуда ни возьмись перед машиной вырос студент. Тэбби вовремя затормозила, но когда развеялся первый шок, нарисованный воображением жуткий образ все еще стоял у нее перед глазами — так сама собой родилась идея романа. Героиня книги Кисси Мэллорс едва не сбивает двух девушек-студенток и тут же становится свидетельницей страшной картины: пьяный водитель обгоняет машину Кисси и на ее глазах переезжает девушек, одна из которых погибает. Роман рассказывает о том, как это происшествие повлияло на жизнь Кисси, а также на жизнь других людей, которые знали сбитых девушек. Помимо прочих тем, в книге ясно отражено отношение Табиты Кинг к семейной жизни.

Как и ее муж, Табита привыкла работать с черновиками. «Мои рукописи редко умещаются на тысяче страниц, а уже потом я их урезаю, снова и снова. Мне нравятся объемные толстые романы. И, по-моему, читателям тоже. Одни только издательства ноют и беспокоятся из-за производственных расходов. Печально, что упор делается на прилизанные истории, которые так мало походят на реальную жизнь».

Опять же, как и Стив, Тэбби пишет по три-четыре часа вдень, хотя ее стиль работы отличается от его. «Стив переписывает всю книгу целиком, я же делаю это постепенно, страницу за страницей, по мере продвижения вперед — и в итоге, когда приходит время переписывать набело, почти ничего не нужно менять».

Когда редактор попросил Тэбби изменить концовку «Выжившей», она отказалась, обосновав это тем, что ее концовка более правдоподобна. Стивен вмешался, встав на сторону редактора — неудивительно, ведь он предпочитает счастливый конец, — и Тэбби уступила.

Публикацию романа запланировали на март 1997 года.

В 1996 году Стив приступил к работе над документальной книгой — впервые после «Пляски смерти», изданной восемнадцать лет назад. В своих мемуарах под названием «Как писать книги» он решил раз и навсегда удовлетворить любопытство поклонников, ответив на часто повторяющиеся вопросы, которые ему задавали на протяжении более чем двадцати лет, со времен публикации «Кэрри». Самый раздражающий из них: «Откуда вы черпаете идеи?» — до сих пор заставлял писателя скрежетать зубами. Однако уже в процессе работы он увлекся идеей очередного романа и на время отложил «Как писать книги» в сторону. Кто мог знать, что, когда через несколько лет он вернется к мемуарам, это будет уже совсем другая книга?..

Середина девяностых стала золотым временем для Кинга и его семьи. Дети вступали во взрослую жизнь, Стив почти десять лет жил трезвой жизнью, а его писательский талант расцвел пышным цветом на радость поклонникам — удивительно, но даже несговорчивые критики, которые прежде свысока поглядывали на творчество писателя, теперь его признали. На этот раз он решил поэкспериментировать с одним из жанров своей юности — с литературными сериалами. В период с марта по август 1996 года издательство «Сигнит» публиковало «Зеленую милю», роман из шести частей, каждая из которых выходила раз в месяц отдельной книгой в мягкой обложке. Вполне предсказуемо, все они тут же взлетали на верхние строчки в списках бестселлеров.

Это был своего рода продуманный ответ поклонникам, привыкшим пролистывать книги, чтобы посмотреть, чем все закончится. Да и в детстве Стив часто наблюдал, как Рут заглядывает на последнюю страницу, чтобы узнать конец. В случае литературного сериала конец можно было прочитать только через шесть месяцев. И в то же время, взявшись за этот проект, писатель как бы бросил вызов самому себе.

«Я писал как безумный, стараясь удержаться в рамках бешеного графика публикаций и в то же время правильно оформить книгу — в каждую часть нужно было включить мини-развязку; мне оставалось лишь надеяться, что я все сделал как надо, иначе меня бы просто повесили, — вспоминает Кинг. — Напортачить я не имел права, приходилось бить в цель с первого раза. Я не мог позволить себе расслабиться, а значит, вынужден был рисковать».

Самое интересное, что он и сам не знал, чем закончится история, и это лишь усиливало напряжение: когда он дописывал последний том, две первые книги уже вышли. Ставки повысились, когда на обороте третьей части «Зеленой мили» появился анонс, обещающий выход четвертой книги из серии «Темная Башня» в 1997 году. Фанаты замерли в предвкушении.

Когда в августе 1996 года вышла финальная книга «Зеленой мили», все шесть томов серии попали в рейтинг бестселлеров «Нью-Йорк таймс», вызвав волну протестов на страницах газеты. С тех пор ввели правило: одно наименование занимает одну строчку рейтинга независимо от числа томов в серии.

Через месяц после публикации последней книги из серии «Зеленая миля» Стив вновь проявил интерес к литературным сериалам, хотя и несколько изменил подход. Осенью планировался выпуск еще двух романов: «Регуляторы», под псевдонимом Ричард Бахман, объемом пятьсот страниц, и «Безнадега» на семистах страницах, под его собственным именем. Кинг объявил, что два произведения взаимосвязаны, и настоял, чтобы их издали в один день, 1 октября 1996 года. Поскольку объемы продаж «Зеленой мили» по-прежнему были высоки, сложилась беспрецедентная ситуация: в некоторых рейтингах книги Кинга красовались аж на восьми строчках — рекорд, который вряд ли кому-то (в том числе и самому Кингу) удалось бы побить в ближайшее время. Более того, существовали отдельные рейтинги, куда включили массовое издание «Розы Марены», — а значит, книги Стива занимали невероятные девять строк!

Согласно определению самого писателя, два его новых романа отражались друг в друге, как в кривых зеркалах из комнаты смеха: «Обе книги населены одними и теми же персонажами, только я их хорошенько встряхнул, вывернул наизнанку и поставил с ног на голову. Представьте себе актерскую труппу, которая сегодня ставит „Короля Лира“, а завтра — современную пьесу „Автобусная остановка“».

Замысел «Безнадеги» возник у Стива во время автомобильной поездки по стране, когда он путешествовал на машине дочери из Орегона в Мэн. По пути через Неваду писатель проезжал мимо городка под названием Рут, который выглядел совершенно заброшенным. Казалось, единственный обитатель города — дородный полицейский, который вразвалочку подошел к машине Кинга, припаркованной у обочины. Внезапно Стива озарило: «О, я знаю, где жители! Их всех убил тот толстяк полицейский!» После он написал рассказ: действие разворачивается посреди невадской пустыни в городке Безнадега, где проживает всего один человек — шериф Колли Энтрагьян, открывший охоту на незадачливых водителей, которых злой рок забросил в его владения.

«Регуляторы» созревали дольше. В начале восьмидесятых Стив работал над сценарием, который назывался «Пулеметчики». В 1984 году Кирби Маккоули организовал встречу между Стивом и Сэмом Пекинпа, кинорежиссером, снявшим такие фильмы, как «Дикая банда», «В бегах» и «Конвой». Пекинпа как раз подыскивал сюжет для новой картины, и Кинг предложил ему «Пулеметчиков».

Пекинпа сценарий понравился, но он попросил Стива внести несколыко изменений. В декабре 1984 года Сэм умер от инсульта, и проект заглох. Кинг отложил сценарий и вспомнил о нем, лишь когда начал работать над «Безнадегой» — ему показалось, что кое-какие идеи из обеих историй могли бы сработать в тандеме, если объединить их в парную книгу.

Некоторых читателей оскорбило открытое упоминание Бога в «Безнадеге», особенно из уст персонажа Дэйва Карвера, мальчика, чья искренняя вера помогла ему вести за собой остальных.

«Идея использовать Бога в качестве персонажа романа послужила движущей силой, давшей книге жизнь, — объяснял Стив. — Я ни в коем случае не претендую на роль стенографа Господа. Он всегда незримо присутствовал в моих книгах. Это зависит от людей, о которых я пишу». В определенном смысле Кинг решил отдохнуть от злого начала, которое так или иначе описывалось в большинстве его книг. «Вот я и подумал: что, если поместить на страницы романа Господа со всей божественной атрибутикой и описать его с той же верой, благоговением и так же подробно, как прежде описывалось зло? Некоторые воротят нос, когда открыто упоминаешь Бога, — причем это те же люди, которые еще недавно спокойно читали о вампирах, демонах, големах и прочей нечисти».

Религиозные убеждения Стива сформировались еще в детстве: «Я всегда верил в Бога. И еще я убежден, что способность верить либо заложена в нас с рождения, либо проявляется в определенный момент нашей жизни, когда мы на самом деле нуждаемся в божеской помощи, — в такие моменты люди сами для себя решают, что отныне будут верить в Бога, потому что вера обогащает нашу жизнь и делает ее проще. Поэтому лично я выбираю веру».

Опасаясь сложностей и накладок, связанных с одновременной публикацией двух книг общим тиражом более трех миллионов экземпляров, издательство «Викинг» умоляло Стива выпустить книги отдельно, но тот настоял на своем: оба романа должны выйти в один день. Решение нашлось: «Викинг» выпустит «Безнадегу», а «Даттон» — другое издательство, входящее в тот же холдинг, — издаст «Регуляторов». И словно для того, чтобы еще сильнее запутать ситуацию, права на лимитированные издания также распределили: «Даттон» отвечал за лимитированный выпуск «Регуляторов», а коллекционным изданием «Безнадеги» должен был заняться Дональд М. Грант. Ни одно из издательств не взялось бы за выпуск двух коллекционных изданий одновременно.

В самый разгар производства «Регуляторов» возникла проблема. По воспоминаниям производственного менеджера Питера Шнайдера, когда пришло время подписывать книги, Стив отказался: «Как я могу их подписывать? „Регуляторов“ написал Ричард Бахман, а, как вам известно, Бахман умер. Я сказал, что вы можете выпустить коллекционное издание, но об автографах речи не было».

Шнайдер связался с Джо Стефко, внештатным дизайнером, ответственным за коллекционное издание, и тот вспомнил, что у другой небольшой типографии возникала подобная проблема с посмертным коллекционным изданием Филипа К. Дика. «Они купили у вдовы Дика оплаченные чеки за его подписью, вырезали подпись писателя и использовали ее вместо автографа», — рассказывает Шнайдер. По легенде, вдова вымышленного писателя Ричарда Бахмана после смерти мужа обнаружила несколько неопубликованных рукописей. «Значит, она вполне могла найти и несколько оплаченных чеков», — рассудил Шнайдер.

В конце концов каждый экземпляр коллекционного издания «Регуляторов» пронумеровали, промаркировали и прикрепили к первой странице оплаченный чек, подписанный Ричардом Бахманом — почерком Стивена Кинга. Самое забавное, что каждый чек был не только пронумерован — от единицы до тысячи, — но и выписан на имя персонажа или предприятия, упомянутого на страницах романов Кинга либо как-то связанного с прошлым писателя — с соответствующим комментарием. Так, чек номер 306 на сумму 12 долларов был выписан Энни Уилкс, а комментарий гласил: «На покупку топора и факела». Чек 377, на 8 баксов, был выписан журналу «Кавальер» за старый номер с рассказом «Кот из ада».

Выпустив целых восемь книг за один год, Стив позволил себе передышку — и его можно понять. На самом деле 1997 и 1998 годы были относительно спокойными: по одной книге в год. В ноябре 1997-го вышла четвертая книга из серии «Темная Башня», «Колдун и кристалл», а в сентябре 1998-го — роман «Мешок с костями». И еще в ноябре 1997 года Ассоциация писателей, работающих в жанре хоррор, вручила писателю престижную премию Брэма Стокера — его серия «Зеленая миля» победила в номинации «Лучший роман».

Карьера Стива снова находилась на подъеме. Его контракт с «Викингом» подошел к концу, и Кинг решил подыскать нового издателя. «Викинг» к тому времени перешел под товарный знак издательского дома «Пингвин», затем они купили НАЛ, а это означало, что Стив теперь делил издателя с Томом Клэнси. Клэнси сотрудничал с«Патнемом» с 1986 года, то есть со времени публикации его второго романа, «Охота за красным октябрем», и у Стива сложилось впечатление, что маркетинговая кампания по продвижению его книг уступала агрессивной рекламной кампании, развернутой «Патнемом» для Клэнси. Вдобавок Клэнси рекламировали как автора популярной прозы, а Кинга — как писателя в жанре хоррор, несмотря на его многочисленные попытки разбить привычный стереотип.

Но, пожалуй, самой убедительной причиной для смены издательства стал тот факт, что за почти двадцать лет взаимовыгодного сотрудничества и автор, и издатель слишком расслабились. Стив чувствовал, что стоит на месте. Кинг даже не стал дожидаться нового предложения от «Викинга», он просто хотел уйти.

Однако писатель допустил серьезную оплошность, столь рьяно взявшись за поиски: ведь эта драма разыгрывалась у всех на виду. Долгие годы Стив утверждал, что деньги для него не важны, главное — творчество, и тем некрасивее выглядел его следующий шаг. То ли Кинг блефовал, то ли слишком сильно хотел расстаться с «Викингом», но озвученная писателем сумма аванса была такой огромной, что «Викинг» никогда бы не согласился на его требования, и Стив прекрасно об этом знал. Он запросил неслыханные восемнадцать миллионов долларов за «Мешок с костями» — на самом деле не такая уж и возмутительная сумма, если учесть, что предыдущий гонорар писателя составил пятнадцать миллионов. Согласно формуле, принятой в издательском бизнесе, девяносто процентов книг, изданных с выплатой традиционного аванса и авторского гонорара, никогда не окупаются, и Кинг не был исключением. Услышав желанное «нет», он тут же помахал «Викингу» рукой и отправился на поиски нового издателя.

Почти четверть века Стив штамповал бестселлеры один за другим и теперь не нуждался в деньгах. Поэтому он подкинул очередную безумную идею следующему кругу претендентов, запросив смешную сумму в два миллиона аванса за каждую из трех книг. Кинг взялся оплатить половину производственных расходов, но и прибыль должна была делиться пополам. Издатель Сьюзан Молдоу из «Скрибнера», отделения «Саймон энд Шустер», согласилась на необычное предложение писателя, и процесс пошел. Чак Веррилл, много лет проработавший редактором Стива, последовал за ним к новому издателю.

Нововведения затронули не только финансовую сторону сделки. Первая книга, «Мешок с костями», также была необычной для Стива: история вдовца, автора бестселлеров, который вот уже три года, со смерти жены, страдает от творческого кризиса. Новый издатель рекламировал роман как необычную любовную историю и качественную литературу — подход явно изменился… хотя, судя по эмоциональным высказываниям самого Стива («Обожаю убивать главного героя в самом начале!»), автор остался верен себе.

Изначально Кинг задумывал готический роман, который соответствовал бы традиционному определению и одновременно в полной мере передавал узнаваемый почерк автора: «Это роман о тайнах, о вещах, которые похоронили, и они какое-то время лежали, никем не замеченные, пока не пошел запашок, как от закопанного трупа».

По словам писателя, вдохновение он черпал в готической классике — в «Ребекке» Дафны Дюморье, истории женщины, которая выходит замуж за человека, преследуемого памятью о предыдущей жене, ныне покойной. И хотя некоторые особенности романа стали для Стива настоящим испытанием, он обнаружил, что это единственно правильный выбор: «Повествование в книге ведется от первого лица — прием, который я редко использовал в работе над „крупной формой“.»

Как и в других случаях, когда главный герой был писателем, Стив заранее вывесил опровержение, на случай если кто-то из читателей решит, что он пишет о себе. «Я старался как мог дистанцироваться от героя книги, но, видимо, не слишком преуспел: нельзя не признать, что Майк мне близок, насколько это вообще возможно… В отличие от меня он менее успешен, у него нет детей, жена мертва, и к тому же он переживает творческий кризис. Но наш с ним подход к работе, да и взгляды на творчество очень схожи».

На суперобложке книги крупным шрифтом упоминалась недавно полученная автором премия О. Генри — отличный рекламный ход, который полностью себя оправдал. Канал Си-эн-эн назвал роман «классической историей о призраках», и, само собой, новинка в первую же неделю попала в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», где продержалась целый месяц.

Во время рекламных презентаций «Мешка с костями» Стив снова поднял излюбленную тему, открыто признав, что хотел бы уйти на покой — или хотя бы взять небольшую передышку. Впрочем, слова словами, а с годами он научился реально смотреть на вещи. «Знаете, как бывает на шоссе в жаркий день: кажется, что на горизонте маячит полоска воды? Это он и есть, мой призрачный год отпуска! Стоит подойти поближе, и он всегда немного отодвигается».

Дети выросли, разлетелись кто куда и делали первые самостоятельные шаги. Джо и Оуэн сосредоточились на собственных писательских карьерах, с головой уйдя в работу. А вот у Наоми все складывалось не так радужно: в 1997 году девушка перенесла серьезную операцию. Она продолжала заниматься рестораном, но бизнес оказался не столь успешным, как они с партнером рассчитывали… Однажды, когда Наоми ехала по дороге, размышляя над выбором жизненного пути, в ее машину врезался пьяный водитель, и она вылетела в кювет.

Виновника аварии так и не нашли. По свидетельствам очевидцев, на машине не было номеров. Наоми серьезно пострадала: перелом позвоночника наложился на старую травму спины. Эта авария стала настоящей трагедией: привычный мир Наоми рухнул.

«Моей первой реакцией было отчаянное желание спастись — я молилась, не жалея сил, умоляя Бога позволить мне выжить, — вспоминает она. — Позднее пришел гнев, страх и скорбь — я слишком многого лишилась, и знала, что потери невосполнимы». Годы спустя Наоми признается, что с тех пор каждый раз, въезжая в поток движущихся справа машин, жутко нервничает. «Я оказалась перед выбором: забыть про старые шрамы, оставленные гневом, страхом и скорбью, и вновь распахнуть свое истерзанное сердце — или и дальше жить в клетке, духовно и эмоционально отгородившись от мира».

Наоми являлась активным членом Первой универсалистской церкви в Ярмуте, в пригороде Портленда; когда ее привезли в больницу, более сотни прихожан собрались, чтобы за нее помолиться. Позже она говорила, что та служба за здравие стала ее самым ярким и запоминающимся духовным переживанием. «Это не передать словами, — делилась Наоми. — Когда сердца бьются в унисон, в едином ритме, чувствуешь пульс Вселенной».

Через несколько дней после операции те же самые прихожане сообщили ей, что их посещали видения, в которых Наоми отправляется в семинарию и учится на священника. Ей снились похожие сны. «Из ночи в ночь мне снилось одно и то же: шкаф с сутанами, ризами и принадлежностями для проведения церковной службы, — вспоминала девушка. — Только одно „но“: вам кто угодно скажет, что девочке-лесбиянке в семинарию путь заказан».

Вследствие этой истории, обернувшейся долгим выздоровлением, Наоми решила закрыть свой портлендский ресторан «У Табиты Джин». Ее жизненные приоритеты менялись. Она всерьез задумалась о том, чтобы поступить в семинарию и стать унитаристским или универсалистским священником, — хотя на самом деле тот факт, что дела с рестораном шли ни шатко ни валко, укрепил ее решимость. Не об этом они мечтали: да, в обед недостатка в посетителях не ощущалось, а вот вечером зал едва ли заполнялся наполовину.

Следуя по стопам филантропа-отца, все оборудование из ресторана Наоми раздала нескольким местным благотворительным организациям, включая миссию на Пребл-стрит (портлендский приют для бездомных с выездной кухней), программу «Ист-Энд» (местный центр по охране детства и служба надзора) и Первую универсалистскую церковь в Ярмуте, ее родной приход.

Проблемы со здоровьем начали беспокоить и Стива. Он и раньше носил очки с толстыми стеклами из-за сильной близорукости, но теперь его зрение резко ухудшилось. В 1997 году Кингу поставили диагноз: дегенерация желтого пятна сетчатки — в отдаленной перспективе ему грозила полная слепота. В следующем году началось отслоение сетчатки. Центральное зрение значительно пострадало, зато периферическое почти не изменилось. Казалось, Стива это вполне устраивало: «Для меня как для писателя и человека главное то, что я вижу краешком глаза».

У Тэбби тоже хватало болячек. Мало того что она практически полностью потеряла обоняние, вдобавок у нее обнаружили диабет. А несколькими годами ранее она перенесла операцию, после которой, по словам Рика Хоталы, «врачи вышли с ведерком, где лежала то ли целая почка, то ли большой ее кусок»…

Стив никогда не скрывал своего недовольства кубриковской версией «Сияния» и не возражал против римейка. В апреле 1997 года, когда Мик Гаррис взялся за съемки трехсерийного телефильма, запланированного к показу по телеканалу Эй-би-си, писатель не стал стоять в стороне.

Вот уже много лет Кубрика раздражали колкие замечания Кинга в адрес первой картины, снятой в далеком восьмидесятом. В Эй-би-си остались довольны «Противостоянием» и пригласили Стива поработать над другим мини-сериалом. Он ответил, что с удовольствием бы сделал телеверсию «Сияния», — только на этот раз хочет написать сценарий сам. В итоге была заключена необычная для Голливуда сделка между Кингом, Кубриком и компанией «Уорнер бразерс», спродюсировавшей первоначальный кинофильм: Стив получал разрешение на съемку телеверсии взамен на обещание помалкивать насчет картины Кубрика. Он согласился, отдел норм и стандартов дал зеленый свет, и группа приступила к съемкам.

Поскольку, несмотря на некоторое количество спорных сцен, канал явно устроила его трактовка «Противостояния», на этот раз Кинг решил проверить, как далеко он сможет зайти. «Я хотел сломать привычные рамки и знал, что руки у меня развязаны, — после многолетнего сотрудничества у нас сложились довольно доверительные отношения». Он чувствовал, что цензоров насторожит большое число неоднозначных эпизодов, и по возможности избегал сцен, которые им точно захотелось бы вырезать.

«У нас с каналом возникли кое-какие разногласия из-за насилия между мужем и женой, — рассказывает Стив. — Последний час — сплошная жестокость. В книге муж гонится за женой, она пытается защитить сына, он бьет ее молотком, снова и снова. Так вот, в фильме мужу досталось один раз, а он жену так ни разу и не ударил».

По иронии судьбы ужасы цензура пропустила на «ура», зато придралась к сцене, где Уэнди Торренс говорит мужу, чтобы он засунул свою работу себе в жопу. Цензоры уперлись рогом, поэтому Стив исправил реплику на: «Засунь свою работу куда подальше!» А вот проблему насилия над ребенком — жизнь Дэнни явно подвергается опасности — цензоры проморгали. Когда фильм вышел в эфир, на Эй-би-си посыпались жалобы от телезрителей, шокированных жестокостью сцен, где Джек — практически непрерывно — преследует сына. После показа «Сияния» цензоры на трех центральных каналах пришли к единому решению: все сцены или ситуации, где дети подвергаются физической или эмоциональной опасности, отныне будут убраны из сетки передач, транслируемых до девяти вечера.

1 декабря 1997 года Майкл Карнил, четырнадцатилетний старшеклассник средней школы Хиз в городе Падьюка, штат Кентукки, во время молитвенного собрания застрелил трех и ранил пятерых учеников. В шкафчике Карнила нашли томик «Ярости», первого романа Ричарда Бахмана.

2 февраля 1996 года, накануне своего пятнадцатого дня рождения, Барри Лоукаитис, ученик средней школы Фронтьер в городке Мозез-Лейк, штат Вашингтон, убил двух одноклассников и учителя алгебры. По свидетельствам очевидцев, после того как застрелил учительницу, пятидесятиоднолетнюю Леону Кейрес, Лоукаитис процитировал строку из «Ярости»: «Ну и как вам такая алгебра?»

В свете этих трагических событий и после резни в школе Колумбины в апреле 1999 года, когда погибли тринадцать человек и двадцать три получили ранения, Кинг принял важное решение. Он признался: «Я симпатизирую неудачникам этого мира и отчасти понимаю, что значит слепая ярость, когда бушуют гормоны, и тебя охватывает животная паника, и круг все сжимается и сжимается, пока не начинает казаться, что есть лишь один шанс, единственный способ избавиться от боли — насилие. И хотя мне жаль подростков, устроивших стрельбу в Колумбине, хотелось бы думать, что, будь на то моя воля, я бы сам их убил — как убивают бешеное животное, которое опасно для окружающих».

ФБР обратилось к писателю с просьбой принять участие в составлении компьютерного профиля, который помог бы распознавать подростков с подобными наклонностями. Он отказался, но эта просьба стала последней каплей — Стив понял, что с него хватит.

«Я написал много книг о подростках, которых толкают на насилие, — говорил он позднее. — Но в случае „Ярости“ я практически создал инструкцию по применению, объяснив, как легко это сделать. И когда стали происходить страшные вещи, я сказал: „С меня хватит, я изымаю книгу из продажи“».

Он попросил НАЛ, издателя ранних романов Бахмана, чтобы они отозвали роман из печати.

В 1998 году, во время пронесшейся по Новой Англии снежной бури, которая повалила немало деревьев и оставила регион без электричества на долгие две недели, Стив и Тэбби изменили свое отношение к мэнским зимам. Кинг гулял с одной из собак возле дома, крохотными шажками пробираясь по скользкому льду к почтовому ящику; когда он потянулся за почтой, огромная сосулька упала с ящика и чуть не задела пса. «Тогда-то мы и задались вопросом: почему мы торчим здесь каждую зиму? В голову приходит ответ: потому что привыкли». Чета решила, что отныне будет проводить зиму во Флориде, возле Сарасоты. «Просыпаясь по утрам, я первым делом включаю телевизор, чтобы посмотреть, как они там, на Севере, мучаются».

Кинги два раза в год переезжали туда и обратно на машине. Стив до сих пор боялся летать и подшучивал над собой: «Там, наверху, обочин нет. Если мотор заглох — то все, пиши пропало. — А потом добавлял, что, помимо сервиса и комфорта, есть и иная причина, почему он предпочитает летать первым классом: — Если мы разобьемся, я хочу первым попасть на место крушения. С другой стороны, тем, кто в последнем ряду, по крайней мере не придется торчать в ожоговой палате».

Однажды, когда Стив летел на небольшом частном самолете, он высказал вслух одно пожелание: мол, я не против провести в отключке весь полет, только не прибегая к наркотикам или спиртному… Один из пилотов сказал, что это возможно, если снизить уровень кислорода в пассажирском салоне. Стив просиял и попросил так и сделать, но пилоты почему-то отказались.

В другой раз он пережил настоящий кошмар во время полета на «лирджете», когда самолет попал в турбулентность при ясном небе. «Мы как будто налетели на кирпичную стену посреди неба, — вспоминал Кинг позднее. — Кислородная маска выпала из панели, и я решил, что нам конец. Никто не хочет видеть кислородную маску — разве что в кино, да и то в самом начале фильма». Турбулентность была такой сильной, что его кресло оторвало от пола, и Стив обнаружил, что лежит на боку в проходе, по-прежнему пристегнутый ремнем к сиденью.

Прошло немало времени, прежде чем он снова заставил себя сесть в самолет.

С возрастом, становясь мудрее, Кинг также приобретал уверенность в собственных силах: он знал, какую нишу занимает в современной литературе, и научился ориентироваться в реалиях издательского рынка. Писатель прекрасно отдавал себе отчет, что его решение отойти от привычного жанра отпугнуло часть читателей. «С годами я терял читателей, — говорит он. — Все-таки мои последние книги уже не дают такой возможности уйти от действительности, как тот же „Жребий“ или „Сияние“. Мне говорят, что ни одна из моих книг не сравнится с „Противостоянием“, и я отвечаю, что это очень печально. Обидно сознавать, что лучший твой роман был написан двадцать восемь лет назад».

Независимо от темы или подхода, с которым он приступал к новому роману, сам процесс никогда не менялся. «Когда речь заходит о творческой стороне вопроса, писательство для меня — все равно что высокоскоростная версия детской игры „Сделай сам. Одень бумажную куклу“, где можно подбирать кукле костюмы, прическу и аксессуары, — говорит Кинг. — Только в игре шесть-семь разных сочетаний, а в романе их даже не тысячи, а буквально миллиарды: разные события, персонажи со своими характерами и вещи, которые нужно сложить в единое целое».

Да, некоторые из поклонников жанра хоррор, которые были с писателем с самого начала, не приняли его творческих метаний и потеряли интерес к его книгам, но теперь Стив собирался запустить очередной проект, который завоюет миллионы новых фанатов, восклицающих: «Кто бы мог подумать, что это написал Стивен Кинг!» — совсем как после выхода на экраны «Останься со мной» и «Побега из Шоушенка».

Фрэнк Дэрабонт приступил к съемкам киноверсии «Зеленой мили» по собственному сценарию. Стив, который несколько раз посещал съемочную площадку, рассказывал, что за все время, пока он там находился, Том Хэнкс ни разу не вышел из образа: «Он пристегнул меня к стулу, затянул ремни и надел мне на голову капюшон. Я говорю: „Все, понял, понял, а теперь выпусти меня“». Когда же писатель предложил Хэнксу поменяться местами, тот заявил, что об этом не может быть и речи: пока отвечает за тюремный блок, на электрический стул он не сядет.

Даже на телевидении Стив продолжал экспериментировать. Теперь он не только занимался экранизацией своих произведений — его пригласили написать сценарий к эпизоду пятого сезона «Секретных материалов», который вышел в эфир 8 февраля 1998 года. В ноябре 1995-го Стив принял участие в шоу «Своя игра со знаменитостями» вместе Дэвидом Духовны и Линн Редгрейв и выиграл, пожертвовав полученные 11 400 долларов Бангорской публичной библиотеке. После шоу Духовны, который исполнял роль Фокса Малдера в сериале «Секретные материалы», предложил Стиву написать сценарий к одному из эпизодов. Тот вернулся в Бангор, посмотрел несколько выпусков и связался с создателем сериала Крисом Картером.

Стивен Кинг остался верен себе. По его сценарию секретный агент Дана Скалли (в исполнении Джиллиан Андерсон) в кои-то веки решает взять выходной и проводит уик-энд в небольшом городке в Мэне, где встречает местных жителей с выцарапанными глазами. Она предлагает полиции помощь в расследовании и выясняет, что причина всех бед кроется в матери-одиночке и ее, по всей вероятности, больной аутизмом дочери, чья любимая кукла по имени Чинга одержима неким демоном. По словам Кинга, Картер полностью переделал первоначальный сценарий, в котором девочка скрывается от преследования властей. Картер хотел, чтобы Кинг сделал акцент на Чинге, и тот переписал сценарий. Однако Картеру снова не понравилось, и на этот раз он не стал возвращать сценарий Стиву на доработку, а переделал его сам. Эпизод, который в итоге вышел в эфир, имел мало общего с первоначальной задумкой Кинга.

Несмотря на то что Стив годами мечтал найти отца — или хотя бы выяснить, что с ним случилось, — он никогда не предпринимал активных действий, вероятно, из страха узнать правду.

Однако в конце девяностых нашлись люди, которые сделали это за него.

Съемочная группа канала Си-би-эс в процессе работы над документальным фильмом о Стиве взяла интервью у его брата Дэйва. В ходе разговора всплыл вопрос об отце, и хотя обычно оба брата избегали больной темы, в тот раз продюсер уговорил Дэйва дать им номер социальной страховки Дональда Кинга. В ходе небольшого расследования команда напала на след, который давным-давно остыл. Предчувствия, которые терзали Стива еще в восьмидесятые годы, его не обманули. В ноябре 1980 года Дональд Кинг скончался в небольшом городке Уинд-Гэп, штат Пенсильвания, по иронии судьбы расположенном в пяти милях к западу от пенсильванского Бангора.

Узнав новость, Стив и Дэвид испытали смешанные чувства: продюсеры показали им фотографии новой семьи отца, в которой он прижил детей, трех мальчиков и девочку, это означало, что где-то живут три их сводных брата и сестра.

Кинг уверен, что вдова отца, бразильянка по происхождению, понятия не имела о прошлом мужа. «Двоеженство — очень серьезное преступление, которое обязательно отразилось бы на его детях, — считает Стив. — Я не мог так с ними поступить, у меня бы язык не повернулся им сказать. Поверьте, это тот случай, когда лучше не будить спящую собаку».

12 Мизери

Последний год тысячелетия начинался для Стива прекрасно. В его рабочем графике значилось четыре масштабных проекта: телефильм «Шторм столетия», история о зловещем всеведущем незнакомце, который появляется в небольшом городке в разгар жуткого шторма, планировался к показу в феврале. Роман «Девочка, которая любила Тома Гордона» включили в апрельский график публикаций, а «Сердца в Атлантиде», сборник рассказов, объединенных судьбами главных героев (историей дружбы четырех друзей, на жизнь которых оказала влияние вьетнамская война), выходил в сентябре. В декабре — с расчетом на рождественский ажиотаж — должна была состояться долгожданная премьера «Зеленой мили».

Вот уже четверть века Стивен Кинг до смерти пугал книголюбов и киноманов по всему миру. Он решил закатить вечеринку по поводу юбилея первой публикации «Кэрри». После изысканного ужина и моря шампанского — сам виновник торжества, само собой, не пил — настало время для гвоздя программы: свет погас, опустился экран проектора, и перед приглашенными почетными гостями предстала хитовая нарезка из самых кровавых, самых жутких фрагментов фильмов, снятых по мотивам книг Кинга.

Стив мог выбрать любое заведение в мире и оплатить перелет первым классом для двух сотен ближайших друзей и коллег, и это никак не отразилось бы на его банковском счете, но, оставаясь верным себе, он пожелал отпраздновать юбилей не где-то за границей, а в манхэттенской «Таверне на лужайке» — месте, идеально подходившем провинциалу из Бангора: большинство ньюйоркцев ни за что не стали бы проводить праздник в знаменитом ресторане, посчитав ниже своего достоинства уподобляться простодушным туристам.

Хотя Кинг по-прежнему предпочитал продавать киноправа и отстраняться от участия в написании сценария и кинопроизводстве, время от времени он кидался в другую крайность и с головой уходил в съемочный процесс: писал сценарий, выполнял функции исполнительного продюсера и проводил как можно больше времени на съемочной площадке. «Буря столетия» стала одним из таких проектов.

«На мой взгляд, правильнее всего сделать выбор и либо полностью самоустраниться, либо целиком отдаться работе, — говорил писатель. — В случае „Бури столетия“ я выбрал второе и от души наслаждался процессом».

Разрабатывая сюжет для этого четырехсерийного телефильма, Кинг вновь обратился к теме, которую исследовал бесчисленное количество раз, — теме маленького городка, где все знают друг о друге все, но предпочитают не выносить сор из избы. Однако с появлением незнакомца грязные тайны и старые обиды выплывают наружу, что приводит к разладу в городке и в душах людей.

Руководствуясь предыдущим опытом работы над «Противостоянием» и «Оно», при создании сценария Стив сделал все от него зависящее, чтобы обвести цензоров Эй-би-си вокруг пальца. К тому времени он успел изучить их вкусы и знал, какие вещи они пропустят, а какие завернут. Он придумал хитрый трюк: «Я вставляю в текст три-четыре обманные наживки, которые позже вымениваю на важные для себя вещи, — как правило, это срабатывает».

Одним из спорных моментов, вокруг которых разбушевались страсти, стала сцена, где помощник шерифа говорит: «Да уж, это будет тот еще, мать его за ногу, шторм». Цензоры велели вырезать ругательство. Кинг возразил: «Все комедийные шоу на американском телевидении построены на непристойностях». «Мы долго спорили, но в итоге я настоял на своем и они сдались. Вообще, если долго ныть, телевизионщики обычно уступают».

Каждый раз при выпуске новой книги или кинопроекта издательство, журнал, кинопродюсер или телесеть требовали от Стива, чтобы он участвовал в нудных и однообразных рекламных мероприятиях, и обычно он терпеть не мог эту часть работы, но заставлял себя, потому что «так надо». Каково же было удивление Кинга, когда в ходе рекламной кампании «Бури столетия» он почувствовал, что больше не ощущает раздражения во время встреч с журналистами и походов на ток-шоу. На самом деле Стив так вошел во вкус, что даже выразил желание сделать еще один проект с Эй-би-си, серьезно обдумывая возможность телевизионной экранизации «Мешка с костями». «Мне очень понравилось работать над „Бурей столетия“, и я бы хотел повторить этот опыт — вот почему с готовностью взялся рекламировать проект», — говорил писатель.

Критик Том Гудман заявил, мол, телефильм имеет те же недостатки, что и книги Кинга. «Местами даже затягивает. Увы, таких мест слишком много… Лично я назвал бы картину: „История, которая длится столетие“».

Стив по-прежнему говорил об уходе на отдых, но все яснее осознавал, что речь идет о долгосрочной перспективе: «Я не могу уйти, пока не допишу последний том „Темной Башни“, потому что в мире есть люди, которые меня зарежут, если я не закрою серию. Я чувствую себя, как Конан Дойл, который попытался убить Шерлока Холмса, послав того на Рейхенбахский водопад. Пока я не закончу с Роландом, не видать мне отдыха как своих ушей».

В марте один из друзей Стива, профессор Энтони Мэджистрейл, заместитель заведующего кафедрой английской литературы в университете Вермонта, пригласил Кинга приехать на три дня в Бурлингтон — прочитать лекцию и несколько своих рассказов, а также познакомиться со студентами, изучающими его творчество. К превеликой радости Мэджистрейла, Стив согласился.

По дороге в зал для собраний, где должна была пройти лекция, Кинг задал Мэджистрейлу любопытный вопрос: «Я слышал, должны прийти три тысячи пятьсот человек. Зачем им это?» Мэджистрейл вспоминает: «Я воскликнул: „Ой, да ладно тебе, неужели ты не знаешь ответа?“ И знаете, я вдруг понял, что это не ложная скромность. Он действительно не понимал, что в нем привлекает людей или как из нищего студента, жившего на стипендию и имевшего всего одну пару джинсов, он вдруг превратился в Горацио Элджера».

Похожая ситуация повторилась после партии в теннис, которую они затеяли в свободное время. Тони спросил Стива, не хочет ли тот сходить в сауну. «Он посмотрел на меня и переспросил: „В сауну?“ Как будто я предложил ему совокупиться с животным. Я расценил это как свидетельство его рабочего происхождения: никто из его знакомых не посещал сауну — в кругах, где он вырос, сауна считалась развлечением для избранных», — объясняет Мэджистрейл.

По истечении трех дней Тони вручил Стиву чек на сумму пятнадцать тысяч долларов — оплата за три дня работы. «Я извинился, что сумма скромная, а он повертел чек в руках и вернул мне со словами: „Найдите другое применение деньгам“».

«Девочку, которая любила Тома Гордона» опубликовали шестого апреля, выбрав день открытия «Ред сокс»: Том Гордон из названия — это запасной подающий из бостонской команды. Кинг по-своему описывал двухсотстраничную книгу: «Существуй в природе такая вещь, как молодежный роман Стивена Кинга, я бы сказал, что это „Девочка, которая любила Тома Гордона“.» Второй из трех, предусмотренных контрактом со «Скрибнером», роман немедленно попал в списки бестселлеров.

И еще весной 1999 года Стив и Тэбби впервые стали дедушкой и бабушкой. У Джо и его жены Леоноры родился сын, которого они назвали Этаном. Малышу едва стукнуло десять дней, когда новоиспеченный дедушка приобщил внука к семейным традициям, взяв ребенка на стадион «Фенуэй-парк», на первую в его жизни игру «Ред сокс».

Чувствуя прилив новых сил, Стив предложил Питеру Страубу совместную работу над новым романом «Черный дом». Публикация «Сердец в Атлантиде» была запланирована на сентябрь.

Стив реализовал все свои мечты. Жизнь казалась прекрасной…

В июне 1999 года, в разгар работы над новым романом «Почти как „бьюик“», Кинг решил, что созрел для возвращения к мемуарам «Как писать книги». Кто мог знать, что злой рок смешает все карты?..

В субботу, 19 июня 1999 года, в 16.30 Стив выполнял привычный ежедневный ритуал, о котором знали все местные жители: прогуливался по обочине шоссе номер пять на севере Лавелла, навстречу потоку машин. И, как обычно, читал на ходу. В тот день он читал «Дом» Бентли Литтла, рассказ о пяти незнакомцах, которых начинают мучить галлюцинации и кошмары; этих, казалось бы, никак не связанных между собой людей объединяет одно: в детстве все пятеро жили в одинаковых домах.

Добравшись до участка под гребнем холма, который загораживал дорогу впереди, писатель закрыл книгу, но не остановился. Когда появившийся из ниоткуда голубой фургон «додж» вильнул в его сторону, Кинг подумал, что водитель поймет свою ошибку и вовремя вывернет руль… Мгновение спустя Стив осознал, что этого не произойдет, и попробовал увернуться от несущейся прямо на него груды железа, которая не только не замедлила ход, а, наоборот, продолжала набирать скорость.

«Стив немного отскочил в сторону, — рассказывал Мэтт Бейкер, помощник шерифа округа Оксфорд, первый полицейский, прибывший на место аварии. — Не увернись он, удар пришелся бы прямо в корпус — и тогда он вряд ли бы выжил». К тому же Кинг приземлился на траву, а не на острые камни. «Упади он на камни, точно бы погиб».

По расчетам помощника шерифа, фургон сбил Кинга на скорости сорок миль в час. «Я тут же вырубился, — вспоминает Стив, — а когда пришел в себя, увидел свои колени, вывернутые куда-то в сторону, и подумал: „О Господи, вот я попал…“»

Брайан Смит, сорокадвухлетний водитель, находившийся за рулем фургона, покинул место аварии, чтобы позвонить в полицию, а затем вернулся. Он сидел на камне, глядя на лежащего без сознания Стива, — именно его Кинг увидел, когда очнулся. Смит сказал, что «скорая помощь» уже в пути.

Стив хорошо запомнил слова Смита, заявившего, что никогда прежде не получал даже штрафа за неправильную парковку. «Вот уж не повезло так не повезло: угораздило же меня сбить самого популярного автора бестселлеров в мире, — сказал тот, а затем добавил: — Обожаю ваши фильмы».

Тэбби понятия не имела, насколько тяжелы травмы Стива и каким болезненным будет выздоровление.

«Мне позвонили и попросили прийти в полицию, — вспоминает она. — Я не сразу поняла, насколько все серьезно. Стив был в сознании, вся голова в крови, но он по-прежнему мог разговаривать и отдавал себе отчет в происходящем».

«Время остановилось, — скажет Тэбби позднее. — А когда снова пошло, все стало другим».

Уже после аварии одна за другой всплывали подробности случившегося.

Автомобиль Смита вилял по дороге по меньшей мере полмили, перед тем как сбить Кинга: один из ротвейлеров водителя по кличке Пуля (другой ротвейлер, по кличке Пистолет, остался дома) находился в кузове и пытался забраться в холодильник, где лежало мясо. Сидя за рулем, Смит хотел своими маневрами помешать псу.

Почувствовав удар, Смит поначалу решил, что сбил молодого оленя. Он съехал на обочину и только тогда заметил запачканные кровью очки на пассажирском сиденье и окровавленное, изогнутое в неестественной позе тело, распростертое на клочке травы у дороги. Смит понял, что сбил мужчину, вылез из кабины и пешком направился к ближайшему таксофону, чтобы вызвать помощь…

Писателя отвезли в Мемориальную больницу северного Камберленда неподалеку от Бриджтона, где медики стабилизировали его состояние. Как только врачи оценили всю серьезность травм пациента, они приняли решение: Стива тут же погрузили в вертолет и отправили в Медицинский центр центрального Мэна (МЦЦМ) в Льюистоне.

По пути в Льюистон у Кинга отказало легкое. Он вспоминает: «Помню, как один из медиков воскликнул: „О, черт“, — а потом я услышал хруст, как будто разворачивают обертку. Кто-то сказал, что меня сейчас проткнут. Меня интубировали и накачали в легкое кислород, чтобы я снова смог дышать».

Затем его руки начали распухать. Врачи «скорой помощи» срезали одежду, сняли с него ботинки и сообщили, что необходимо срезать обручальные кольца. Стив носил по кольцу на каждой руке: первое, купленное на свадьбу в комплекте с кольцом невесты, по цене пятнадцать девяносто пять за пару, и второе, которое много лет спустя ему подарила жена. Кольцо с левой руки кое-как удалось стянуть, а вот на правой пришлось срезать.

В какой-то момент врач попросил Стива пошевелить пальцами на ногах, тот послушался, а затем спросил: «Они двигаются?»

Врач кивнул: «Еще как».

Даже несмотря на пелену боли и шока, Кинг ему не поверил: «Мои пальцы действительно двигаются, клянетесь Богом?»

«Поверьте, это так».

«Я умру?»

«Не сегодня».

Как только вертолет «скорой помощи» прибыл в МЦЦМ, Стива тут же отвезли в операционную. Операция началась в 20.30, через четыре часа после аварии…

После многочасовой операции, закончившейся в половине четвертого утра, пациента перевезли в реанимационное отделение.

«Каждая косточка с правой стороны была сломана. К счастью, голова уцелела — я отделался сотрясением», — говорил Кинг.

Предварительный список повреждений включал травму правого колена, которое было расколото пополам; перелом правого бедра; четыре сломанных ребра; глубокий порез на черепе (потребовалось двадцать швов, чтобы его зашить) и расщепленный в восьми местах позвоночник. Врачам пришлось решать: сохранять правую ногу, раздробленную в девяти местах, или ампутировать ее ниже колена. Позже Стив пошутит, что его кости напоминали носок со стеклянными шариками из детской игры.

Первым делом врачи закрепили ногу пациента при помощи специального аппарата для фиксации — похожего на проволочный каркас устройства из спиц и обода, которое крепилось на ноге и обездвиживало кости и суставы.

В понедельник Стива отправили на очередную операцию, которая продлилась почти десять часов.

Проснувшись на больничной койке после второй операции, он обнаружил, что на его предплечье красуется пластырь с антигистаминным препаратом, а из руки торчит капельница с морфином и массой других обезболивающих. Кинг взглянул и подумал: «Боже, я опять стал наркоманом. Меня это потрясло не меньше, чем сами травмы. Из всего, что со мной случилось, именно это было самым несправедливым: только представьте себе — после долгой борьбы с наркотиками и алкоголем, победа в которой далась мне с таким трудом, мне приходилось снова их принимать!»

Он решил, что единственный способ справиться с зависимостью от мощнейших, вызывающих привыкание препаратов, таких как викодин и перкоцет — лет десять назад он бы с удовольствием на них подсел, но времена изменились, — следить за количеством принимаемых лекарств и ни в коем случае не превышать рекомендованную дозу. «С другой стороны, я не собирался себя истязать — в ситуации, когда лекарство могло облегчить боль, я бы не раздумывая его принял», — признавался писатель.

Во вторник, 22 июня, через день после второй операции, врачи сообщили Стиву, что было бы неплохо, если бы к концу недели он начал ходить, а затем поинтересовались, есть ли у него планы на ближайшее будущее.

Кинг ответил, что 13 июля на стадионе «Фенуэй-парк» состоится матч всех звезд. «Как считаете, я смогу туда попасть, хотя бы в инвалидном кресле?» — спросил он.

«Две медсестры, стоявшие рядом, обменялись такими красноречивыми жалостливыми взглядами, что у меня внутри все похолодело».

В среду, 23 июня, состоялась третья изнурительная операция — третье хирургическое вмешательство за пять дней. В ночь, когда Стив лежал на операционном столе, на восток Мэна обрушился сильнейший ураган, вызвавший серьезные перебои с электроэнергией. Всю ночь электричество в больнице то включалось, то выключалось, несколько раз гас свет, но благодаря запасному генератору все обошлось.

Следующую многочасовую операцию назначили на пятницу, однако врачи посовещались и решили пока повременить — учитывая количество анестезии, которую Кинг получил во время первых трех операций, проведенных за короткий пятидневный срок. К концу первой недели при помощи терапевта и ходунков Стив уже мог сделать несколько шагов.

Он проведет в больнице еще три недели и перенесет еще две сложнейшие операции…

В ходе проведенного расследования выяснилось, что, когда Брайан Смит сбил Стива, водитель ехал из лагеря для автотуристов, где он останавливался, чтобы купить в местном магазинчике пару шоколадных батончиков «Марс». Один из шерифов встретился с Кингом в больнице и в разговоре заметил, что даже у банки пепси в руке Стива коэффициент интеллекта выше, чем у Смита. Позже Кинг признается: «Порой мне кажется, что меня сбил персонаж, сошедший со страниц моих романов. Это даже забавно».

Когда после аварии Смит сказал Кингу, что его ни разу не штрафовали, он явно лукавил. На самом деле стоило заглянуть во внушительный список его нарушений, как становилось ясно, что водитель нагло врал: Смит, нарушитель со стажем, не соблюдал правил дорожного движения с тех пор, как сел за руль. Среди недавних его грехов числилось неоднократное вождение в пьяном виде и отказы остановиться по требованию полиции. Только за 1998 год его трижды лишали водительских прав.

Как ни странно, но 19 июня никто не проверил Смита на алкоголь или наркотики.

Вернувшись домой, на Западный Бродвей, Кинг понял, что его жизнь кардинально изменилась. Он потерял более сорока фунтов; в доме круглосуточно дежурила сиделка, следившая за приемом лекарств, которые писатель заглатывал в неимоверных количествах — до ста таблеток вдень; и в довершение всего ему ежедневно приходилось превозмогать нечеловеческую боль на занятиях лечебной физкультурой.

Первостепенной целью, которую поставила его физиотерапевт, стало возвращение подвижности колену — чтобы нога сгибалась хотя бы под прямым углом. «Боль была нечеловеческая, мой вой разносился по всему дому, — вспоминает Стив. — Не представляю, как жена все это вынесла, бедняжка, а физиотерапевт лишь посмеивалась да просила еще поднажать. Я стонал, говорил, что больше не вынесу, но она не знала пощады».

Прошло несколько недель после его возвращения домой, и одна из медсестер призналась ему, что, перед тем как им доверили уход за знаменитым пациентом, начальник поговорил с каждой и строго-настрого запретил какие-либо шутки на тему «Мизери». Кинг оценил откровенность девушки и заверил ее, что ни одна из сиделок ни разу не сострила при нем на эту тему, хотя, может, и зря: учитывая любовь писателя к черному юмору, это могло бы хоть ненадолго отвлечь его от боли.

Вдобавок к физическим мучениям Стива одолевала слабость, он не был уверен, что сможет снова взяться за перо — по крайней мере, пока находится под действием бесчисленных препаратов. И все-таки Кинг начал писать — ровно через пять недель после аварии. У Стива случались перерывы и подольше, только вот этот был вынужденным — и потому невыносимым.

Однако он и не предполагал, как трудно окажется снова вернуться к творчеству: «Поначалу у меня было такое чувство, словно я никогда раньше этим не занимался. Я как будто начинал все с чистого листа. Никогда не забуду ту жуткую минуту, когда мне показалось, что я разучился писать». Кинг не знал, в чем тут дело: то ли всему виной недостаток уверенности в собственных силах, то ли побочные эффекты от кучи разных препаратов притупили остроту восприятия, а может, он слишком долго не писал и растерял навыки. Стив работал по десять — пятнадцать минут — не дольше. Несколько дней прошло, прежде чем он набрался смелости и прочитал написанное… Фразы выходили слегка тяжеловаты ми, но Стива волновало другое: больше всего он опасался увидеть бессмысленную писанину, а этого, к счастью, не произошло.

От раза к разу Кинг вырабатывал привычку каждый день проводить за компьютером чуть дольше, пока не увеличил время работы до полутора часов. Из-за боли в сломанном бедре он не мог сидеть за рабочим столом — удавалось работать лишь за кухонным, да и то приходилось подкладывать несколько подушек. Он возобновил работу над автобиографическим произведением «Как писать книги», над которым трудился перед аварией.

Иногда Кинг писал на ноутбуке, иногда — от руки, вечным пером марки «Уотерман»: во-первых, так было удобнее, во-вторых, он мог дольше работать. И если раньше его пальцы буквально порхали над клавиатурой, то теперь пришлось сбавить темп, что не могло не отразиться на творчестве писателя. Работая по ночам, он не включал верхнее освещение, а зажигал свечу и творил при свете ее мерцающего пламени.

Творчество помогало ему вернуться к нормальной жизни — насколько это было возможно, учитывая обстоятельства, — а также позволяло отвлечься от невыносимых болей. В середине ноября Стив приступил к работе над «Ловцом снов».

Кинг, который давно привык распоряжаться собственной жизнью, самостоятельно принимая важные решения, вдруг осознал, что в его физическом состоянии это невозможно — ему оставалось лишь опереться на других. «Я стал крайне пассивным, — признавал писатель. — Если ты не в силах управлять собственной жизнью и зависишь от других людей из-за перенесенных травм, рано или поздно приходится смириться».

Впрочем, несмотря на все меры предосторожности, вскоре Стив увлекся обезболивающим, особенно оксиконтином, прописанным одним из врачей, который зашел проведать пациента после первой операции и заметил, что тот слишком зависит от капельницы с морфином. Кинг понял, что вновь скатывается в пропасть зависимости… Переломы и многочисленные операции давали о себе знать: без мощных препаратов он не справлялся с болью. Разница между теперешней ситуацией и его проблемами десятилетней давности заключалась в том, что на этот раз он полностью отдавал себе отчет в происходящем и поклялся: как только боль отступит, он откажется от наркотиков, второй раз в жизни.

Но пока он не был к этому готов: «Я принимал таблетки, потому что не мог без них обходиться, а позже продолжил их принимать, поскольку боль — понятие относительное. Та часть моего мозга, что подсела на наркотики, начала выдумывать боли, чтобы получить обезболивающее».

Вскоре после аварии из-за огромных доз морфина и целого набора других лекарств, призванных приглушить боль от трех многочасовых операций, которые Стив перенес в первую же неделю, у него начались галлюцинации. Однажды емупривиделось, что Том Гордон, персонаж недавно опубликованного романа, убил его семью, а самого Кинга уложили в больницу только потому, что тот знал о преступлении. Воспаленный разум убедил писателя, что игрок «Ред сокс» охотится за ним и хочет его убить.

Еще он воображал, что один из его посетителей похож на учителя физкультуры в белом тренировочном костюме и что он персонаж книги. На самом деле этот человек был хирургом-ортопедом, лечившим Стива. По словам Кинга, в больнице ему несколько раз казалось, что он сам — персонаж одной из собственных книг… «А страницы моих книг — весьма жуткое место», — признавал писатель.

30 сентября 1999 года суд присяжных признал Брайана Смита виновным по двум пунктам: нападение при отягчающих обстоятельствах и опасная езда. Смит не согласился с приговором: по его словам, он не совершал никакого преступления, а трагедия, случившаяся 19 июня, была «просто несчастным случаем».

Зато Стив и Тэбби остались довольны судебным решением. «Я считаю, что, приговорив Брайана Смита, большое жюри поступило правильно, и я очень им за это благодарен — не только как пострадавшая сторона, но и как гражданин штата Мэн, — говорилось в заявлении писателя. — Вердикт присяжных содержит мощный посыл: садясь за руль, мы берем на себя ответственность за жизни других людей и должны быть готовы понести наказание за преступную небрежность».

На случай если Смит или его родственники решат нажиться на мрачной истории голубого фургона, друг и адвокат Кинга Уоррен Силвер предложил Смиту продать фургон за тысячу пятьсот долларов, и тот согласился. Какое-то время Стив подумывал использовать машину для сбора средств в целях благотворительности — «испытайте свою силу за пять баксов», — но Тэбби его разубедила. В конце концов фургон отвезли на ближайшую автосвалку и уничтожили.

Очки Стива, найденные на переднем сиденье фургона Брайана Смита, оказались куда прочнее, чем тело их владельца. Проволочная оправа погнулась, но даже после удара фургона, несшегося на скорости сорок миль в час, стекла уцелели. Кинг не стал выбрасывать линзы, а просто поменял оправу.

Той осенью, когда он поправился и начал давать интервью, вернулось и его чувство юмора. Стив поклялся, что если к концу октября с его ноги не снимут фиксирующий аппарат, то на Хеллоуин он развесит праздничные гирлянды прямо на спицы устройства.

И еще он понял, что пора завязывать с болеутоляющим. Кинг осознавал, что его тело, за несколько десятилетий привыкшее к наркотикам и алкоголю, начинает придумывать новые боли, чтобы оправдать прием лекарств. «Ради получения препаратов я стал фабрикой по производству боли. Передо мной стоял выбор: перестать пить таблетки или возить прописанный мне викодин в большой тележке», — шутил он. Оставалось вытерпеть ломку. «Подобные препараты вызывают физическую зависимость. Мне понадобилось около двух недель. Я крутился и потел, мучился от бессонницы, не находил себе места… а потом все прошло».

К 10 декабря, ко времени выхода на экраны фильма «Зеленая миля», Стив чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пойти на премьеру. Роджер Эберт из «Чикаго сан-таймс» писал: «Не побоявшись снять трехчасовой фильм, Дэрабонт превратил „Зеленую милю“ в захватывающую, запоминающуюся историю, в которой есть простор и детали. Фильм сильно бы потерял, укороти он его до двух часов». Ему вторит Дженет Мэслин из «Нью-Йорк таймс»: «Неожиданно сильный, трогательный фильм лишь выигрывает от неторопливой манеры повествования, выбранной мистером Дэрабонтом».

Наверняка, узнай та женщина из продуктового магазина, что «Зеленая миля» снята по роману Стивена Кинга, она бы опять не поверила…

13 Иногда они возвращаются

В новом тысячелетии писателя ждали новые испытания и события: некоторые — необычные, некоторые — ожидаемые. Выздоровление продолжалось медленно, но Стив выдержал. Пускай он пока не мог писать подолгу, его плодовитость не пострадала. Кинг закончил работу над черновиком «Как писать книги», сочинил электронную повесть «Катаясь на „Пуле“», создал сценарий для «Королевского госпиталя», тринадцатисерийного телесериала, и дописал «Ловца снов» — роман объемом шестьсот двадцать четыре страницы. И еще он возобновил сотрудничество с Питером Страубом над «Черным домом».

Его новую книгу «Почти как „бьюик“», которую Кинг завершил за пару месяцев до ДТП, должны были опубликовать в 2000 году, но издатель Стива, Сьюзан Молдоу, решила, что не стоит издавать книгу, где описано жуткое дорожное происшествие, сразу же после аварии — на ее взгляд, это стало бы проявлением дурного вкуса.

Несмотря на аварию, Стив и Тэбби решили продолжить традицию, которую они начали пару лет назад, и провести зиму во Флориде. Это означало, что они будут далеко от врачей, лечивших Стива и пристально наблюдавших за процессом выздоровления, но Кингов больше тревожила суровая мэнская зима и то, что она может сделать с ногами и бедрами Стива. Его кости по-прежнему скрепляла сложная конструкция из штырей и спиц, холод мог сделать боль невыносимой, а если бы Стив поскользнулся на льду, почти наверняка пришлось бы начинать все сначала.

Как ни странно, но у травмы нашлись и свои плюсы. Весной 2000 года Кинг посетил тренировочный лагерь «Ред сокс» в Форт-Майерсе. Стоило писателю появиться на поле, как его со всех сторон окружили игроки. «Подбегает Номар (Гарсьяпарра), за ним — Брет Саберхаген, и Тим Уэйквилд тут как тут… И Тим кричит: „Ну-ка, ну-ка подними-ка ее!“ Все хотели видеть мою ногу», — вспоминал Стив позднее.

В феврале к Кингам на недельку приехал погостить Питер Страуб; они со Стивом вернулись к работе над «Черным домом», продолжением «Талисмана». Соавторы разработали памятку на сорока страницах, где излагался костяк сюжета, а также краткое содержание и основные нюансы. На этот раз был избран другой метод работы. Создавая «Талисман», они проводили вместе много времени, прорабатывая детали — у Стива, в Мэне, или у Питера, в Коннектикуте, — и соответственно часть времени тратилась на переезды, то есть впустую. Работая над «Черным домом», они общались по электронной почте, уточняли детали по телефону и садились писать. Стив выдавал страниц эдак пятьдесят, а затем пересылал готовый материал Питеру; тот читал, дописывал продолжение на пятидесяти страницах и отправлял назад.

По словам Страуба, им больше понравилось работать над «Черным домом», чем над «Талисманом», не говоря уже об экономии времени, и это при том, что их стиль и методы работы сильно отличаются. «Стив более прямолинеен, его гораздо меньше заботит сложность сюжета и образов персонажей, — говорит Страуб. — Мы оба любим размах повествования, и нас обоих привлекают величие и разнообразные проявления зла. И чувство юмора у нас во многом схожее: мы частенько доводим друг друга до безудержного хохота».

Стив считал Питера старшим братом. И над вторым романом они работали с прицелом на третий. «Мы оба знали, что это не последняя книга, однозначно, — говорил Кинг. — Осталось лишь найти время».

Стэнли Вайатер охарактеризовал их отношения как инь и ян: «Питер из тех людей, кто встает утром, надевает костюм и выглядит в нем на миллион баксов. А Стивен Кинг встает, натягивает джинсы и ботинки-говнодавы и выглядит как водитель-дальнобойщик. Питер Страуб обладает тонким вкусом. Стоит ему взглянуть на карту вин, и он уже знает, какое вино лучшее. А Стив всегда выбирает „Миллер“ или „Будвайзер“».

В первые месяцы 2000 года в издательском мире вдруг проснулся интерес к электронным книгам, хотя никто пока не мог предоставить проверенных данных и многие люди внутри и вне индустрии еще не привыкли к тому, что книгу можно читать с экрана монитора. Ральф Вичинанза, агент Кинга по зарубежным правам, предложил Стиву опробовать новый способ. «Было бы неплохо получить представление о том, что собой представляет данный рынок», — сказал Вичинанза.

Стив обдумал это предложение и сообщил агенту, что у него есть повесть, которая должна подойти. Вичинанза прочел «Катаясь на „Пуле“» и согласился, что эта книга сработает в новом формате. «Мне показалось, что она идеально подходит, как по тематике, так и по объему», — сказал он.

«Это был способ заявить издателям, что я прекрасно могу обойтись и без них, — объяснил Кинг. — Мне хотелось стать первопроходцем, попробовать себя в чем-то новом». И, само собой, ему было любопытно посмотреть на реакцию читателей.

В течение суток с момента появления повести в Интернете в виде скачиваемого PDF-файла в форматах «Windows» и «е-book» — «Амазон» и «Барнс энд Ноблс» предлагали повесть бесплатно, в то время как некоторые сайты установили цену в два доллара пятьдесят центов — «Катаясь на „Пуле“» скачали четыреста тысяч раз.

Успех «Пули» заставил Кинга задуматься о новых экспериментах с электронным форматом. Стив с Тэбби часто шутили, что, после того как он чуть не отправился на тот свет, они получили от жизни призовой раунд, а значит, не стоит бояться экспериментировать. Интернет тогда все еще считался аналогом Дикого Запада, а Стив обожал истории о стрелках и ковбоях.

В 1982-м Стиву и Тэбби наскучило каждый раз рассылать друзьям набившие оскомину рождественские открытки, и Кингу пришла в голову идея — написать серийный роман, который можно было бы переплести и разослать вместо открыток. «Растение» — история домашнего растения по имени Зенит, плюща обыкновенного, вот только на самом деле он вовсе не обыкновенный. По правде говоря, история имела жутковатое сходство с «Магазинчиком ужасов», экспериментальным мюзиклом 1982 года о гигантском растении-людоеде, а также со снятым в 1960 году классическим фильмом ужасов режиссера Роджера Кормана с Джеком Николсоном в главной роли. «Растение» стало первой попыткой самиздата — Кинг впервые задействовал «Фиптрум пресс». Он напечатал двести двадцать шесть симпатичных зеленых брошюр.

В 1983 году Стив организовал рассылку второй главы «Растения». В следующем году он взял годичную паузу, занявшись выпуском «Глаз дракона», книги, написанной для Наоми. В 1985-м Стив опубликовал и разослал третью часть «Растения».

Однако в 1986 году на экраны вышел второй фильм по мотивам «Магазинчика ужасов», и это стало основной причиной, по которой четвертая глава не попала в печать. Стив заметил сходство сюжетов и побоялся, что его обвинят в плагиате.

После успеха «Катаясь на „Пуле“» он решил продолжить эксперименты с электронными публикациями, выложив «Растение» в Интернет. Но сначала Кинг хотел получить отклики читателей. На своем сайте он устроил небольшой опрос из двух пунктов: а) стоит ли публиковать «Растение» в формате сериала; б) будут ли читатели платить за скачивание по системе доверия — как это делается в магазинчиках при фермах в сельской глуши, где люди просто берут товар и оставляют деньги в банке из-под кофе.

Горячий отклик фанатов убедил Стива продолжить эксперимент.

В июле он начал выкладывать книгу частями: каждый месяц, вплоть до декабря, на официальном сайте выходила новая серия. После выхода шестой части Стив объявил, что сворачивает эксперимент, по крайней мере на какое-то время. За скачивание заплатили примерно семьдесят пять процентов читателей. И хотя, по признанию самого Стива, среди тех, кто не заплатил, было немало халявщиков, хватало и людей, готовых выложить больше доллара за каждую часть, но не разобравшихся в системе оплаты.

К тому же сам автор потерял интерес к этому произведению. Он решил выложить «Растение» в общий доступ, чтобы вернуть мотивацию, но это не сработало. По сути, шесть частей электронной версии представляли собой те самые три части, которые он опубликовал в восьмидесятых, нового материала было мало.

Впрочем, писателя сложно винить: он еще приходил в себя после аварии, стараясь вернуть былую форму. К тому же внимания требовали еще три проекта: «Черный дом», «Ловец снов» и пятая книга серии «Темная Башня». При работе над «Ловцом снов» (историей о четырех друзьях детства, которые вновь объединяются во взрослом возрасте, чтобы побороть своих демонов, как внутренних, так и сверхъестественных) Кинг поменял привычную стратегию — сначала писать и только потом проводить исследование. Он сравнивал свой новый роман с книгами Тома Клэнси: сюжет потребовал знания военной тематики — особенно вертолетов и «хаммеров», — и писатель обратился за помощью на базу национальной гвардии в Бангоре.

Он попросил прокатить его на «хаммере», и два солдата отвезли Кинга (который еще не снял фиксирующие скобы с ноги) в болотистую местность неподалеку от казарм. Стив был в таком восторге, что после окончания исследования предложил национальной гвардии штата Мэн свои услуги: знаменитый писатель пожелал принять участие в тридцатисекундной социальной рекламе, пропагандирующей армейскую программу содействия военнослужащим в получении высшего образования.

Ролик чем-то напоминал старую рекламу «Американ экспресс» начала восьмидесятых с его участием — «Узнаешь меня?». Текст Кинга начинался с реплики: «Знаете, попытки оплатить учебу в колледже порой страшнее, чем мои книги и фильмы».

Социальная реклама имела огромный успех. Ролик сняли с эфира на два месяца раньше срока: ряды гвардейцев пополнили 55 рекрутов, и еще 20 добровольцев записались в воздушные войска. Были задействованы вспомогательные федеральные фонды, и первоначальная сумма в 300 000 долларов, выделенная на осуществление образовательной программы для военнослужащих, выросла до 500 000.

В июне 2000 года Стив и Тэбби прилетели в Нашвилл, на «церемонию бракосочетания» между их тридцатилетней дочерью Наоми и ее избранницей по имени Тандека, пятидесятичетырехлетней преподавательницей из Школы богословия Мидвилла. В том же году Наоми поступила в семинарию.

Тандека, священник унитарианской универсалистской церкви, также окончила Клермонтскую высшую школу и имеет докторскую степень по философии религии и богословия. Они познакомились в Мидвилле, и, подобно Наоми, Тандека целиком поменяла свою жизнь в сознательном возрасте: после шестнадцати лет работы продюсером на телевидении она решила податься в священники.

В 1984 году епископ Десмонд Туту при крещении нарек ее новым именем Тандека, что на языке кхоса означает «та, кого любит Господь».

На свадьбу дочери Кинг прилетел на костылях, но в сентябре на праздновании своего дня рождения уже обходился без них. Бедро еще побаливало, и Стиву приходилось ежедневно его разрабатывать, зато нога уже была в порядке (насколько это вообще возможно) и больше не болела. «Моему телу пятьдесят два года, если не считать бедра, которое сейчас потянет лет эдак на восемьдесят пять, — шутил он. — Если раньше я думал: „Съезжу-ка в Нью-Йорк“, — то теперь это скорее выглядит так: „Свожу-ка свою ногу в Нью-Йорк“».

21 сентября, во время празднования дня рождения Стива, они с Тэбби узнали, что Брайан Смит, человек, по вине которого Стив прошел через нечеловеческую боль и на пятнадцать месяцев лишился возможности работать, умер от передозировки. Кинг сделал короткое заявление: «Меня очень расстроила весть о кончине Брайана Смита. Смерть в возрасте сорока трех лет иначе как безвременной не назовешь».

В октябре начальным тиражом 500 000 экземпляров была издана первая документальная вещь Кинга за два десятилетия — «Как писать книги». Несмотря на то что он всегда отказывался создавать автобиографию, в книге есть очень многое от мемуаров. Стив применил выборочный подход: в главе под названием «C.V.» он рассказывает о некоторых событиях своего детства, а в отдельной главе описывает подробности аварии и последующего выздоровления, собрав по кусочкам обрывки воспоминаний и рассказы знакомых.

Стив, который однажды сказал: «Писателя не должны волновать факты», — признался, что книга далась ему нелегко — особенно вторая часть, написанная после аварии. «В некотором роде это чем-то похоже на секс, — говорил он. — Лучше им заниматься, чем о нем писать».

Книга на 288 страницах была в четыре раза короче «Противостояния». Несмотря на двадцати пятилетний опыт издания романов, Кинг переживал, что она выйдет куцей. Он задался вопросом: «А действительно ли я сказал все, что мог, о писательском мастерстве и искусстве?» — и пришел к утвердительному ответу. Стив прекрасно понимал: кое-кто наверняка поморщится при мысли, что он написал книгу о том, как писать: «Как если бы городская шлюха взялась учить местных женщин правилам хорошего тона».

Как и в случае со сценариями для телевидения, цензура не дремала: еще бы, ведь в целевую аудиторию книги входили старшеклассники. Когда редактор вернул рукопись с просьбой смягчить слишком резкие выражения, писатель понял, что достиг своей цели — написал азбуку нонконформизма, «текст вне закона». Он говорил: «Дайте ребенку книгу и велите взять ее домой, обернуть в обложку и вернуть к концу учебного года, и он решит, что это тупая книга. А вот если он пойдет и купит книгу сам, то и относиться к ней будет гораздо серьезней».

Стив также вернулся к работе над пятой книгой серии «Темная Башня», несмотря на то что изначально планировал объединить последние три тома в один. Само собой, фанаты издали дружный вздох облегчения, но на самом деле писатель вернулся к Роланду Дискейну исключительно по личным мотивам: «Я решил быть честным с тем юношей, мечтавшим написать самый длинный популярный роман всех времен. Я понимал: это все равно что пересечь Атлантику в чугунной ванне. Я решил продолжать работу, потому что знал: если остановлюсь, то уже не заставлю себя снова начать».

Дата 2 января 2001 года стала серьезной вехой в совместной жизни Стива и Тэбби — их тридцатилетним юбилеем. Друзей и коллег не удивило, что пара продержалась так долго.

«Более здоровый и крепкий союз сложно себе представить, — говорит Отто Пенцлер. — Она знает его как облупленного, а он без нее просто не может. Тэбби — его опора. Они через многое прошли вместе».

Джордж Маклауд, университетский приятель Стива, соглашается и добавляет, что Кингу бы и в голову не пришло заводить интрижку на стороне: «В этом отношении Стив крайне консервативен. Он однолюб по своей природе». Впрочем, если верить Маклауду, по крайней мере в одном Тэбби и Стив — полные противоположности: «В нем до сих пор живет нервный мальчишка, а в Тэбби я никогда не замечал ничего подобного. Она более чем самодостаточна и, если нужно, может быть очень открытой. Рискну предположить, что именно по этой причине он по-прежнему от нее зависит, она — его палочка-выручалочка».

«Тэбби отгоняет монстров» — слова Стива.

«Никогда не знаешь, чего ждать от Тэбби, она совершенно непредсказуема, — говорит Рик Хотала. — Иногда при встрече она бросается обниматься и целоваться, как будто ужасно рада меня видеть, а порой обронит: „Привет“, — и все».

И если длинный список страхов Стива с годами лишь пополняется, то Тэбби, по мнению многих друзей семьи, женщина абсолютно бесстрашная. «Тэбби ничего не боится, ей вообще неведом страх», — признает Дэйв Бэрри.

«Мне кажется, что люди боятся вещей, которых бояться не стоит, и не испытывают страха перед действительно опасными вещами, — говорит сама Тэбби. — Если я окажусь в падающем самолете, то буду кричать, как и другие. Но страх мешает двигаться вперед и узнавать что-то новое».

Стив признает, что без Тэбби никогда бы не написал столько книг: «Когда люди спрашивают, в чем секрет моей плодовитости, я отвечаю: в том, что я до сих пор жив и не в разводе. Я веду довольно размеренную жизнь, и именно поэтому могу себе позволить писать о чудовищных, жутких вещах».

Несмотря на внушительный список изданных книг, Кинг не считает, что пишет много. «Просто я взял за привычку писать каждый день. Мне кажется, многие писатели стараются отстраниться от рукописи, берут паузу, если работа не идет. Я так не могу: стоит мне слезть с водительского сиденья, и обратно залезать уже не хочется. Мне слишком быстро приедаются истории, а чувства, которые я испытывал к персонажам, уходят. Поэтому, когда я чувствую, что углубляюсь в дебри, первое желание — прорваться. Так и накапливается материал. Если вышло плохо, мусорная корзина всегда под рукой».

Неужели он никогда не засматривался на знаменитых актрис? «В турах и на конференциях искушений хватает, как и молоденьких фанаток, — говорит писатель. — Какая жена захочет, чтобы ее променяли на молоденькую профурсетку? У меня перед глазами всегда стоял пример отца, бросившего мать. Я видел, каково пришлось маме после его ухода, всегда представлял себе последствия подобного поступка, и это помогало».

И Стив, и Тэбби утверждают, что ни разу друг другу не изменяли. Когда у Тэбби спросили, как бы она поступила, если бы муж завел интрижку, она (то ли в шутку, то ли всерьез) сказала: «Я бы кое-что ему отрезала, а потом пристрелила бы гада».

«Самое главное, что они любят друг друга, — говорит Сэнди Фиппен. — Они чудесная пара, и мне нравится тактика Тэбби. А еще они постоянно друг друга разыгрывают. Они подшучивают друг над другом, и, мне кажется, он добровольно отдает ей бразды правления».

Впрочем, несмотря на семейную идиллию, когда речь заходит о работе, каждый — сам по себе. В этом вопросе Стив и Тэбби едины: соавторство вряд ли возможно. «Звучит как прямой билет на бракоразводный процесс, — шутит Кинг. — Не думаю, что мы бы на это решились, хотя подобная мысль приходила мне в голову».

«Не представляю нашего сотрудничества, — вторит мужу Тэбби. — Я видела, как это делают другие, и, на мой взгляд, соавторство требует самопожертвования и готовности идти на определенные уступки. Я видела, как это делает мой муж, но не заметила, чтобы он шел на уступки. Когда он чего-то хочет, то прет напролом, как локомотив».

К тому же существовало и другое препятствие. «Однажды мы обсуждали совместный проект, но как только вмешались люди из издательского бизнеса, он превратился в проект Стива, — рассказывает Тэбби. — Я почувствовала себя пустым местом, словно меня не было в комнате… Само собой, я тут же отказалась от участия».

Она также отказалась от мысли о совместной работе с сыновьями: «Достаточно уже и того, что мы даем почитать друг другу наш бред и делимся советами — пусть каждый сам решает, принимать их или нет».

В феврале 2001 года Кинг выдвинул иск против своей страховой компании, «Коммершиал юнион Йорк иншуранс», из-за той самой аварии, произошедшей двумя годами ранее. Страховая компания тогда выплатила писателю четыреста пятьдесят тысяч, заявив, что это лимит по его страховке, а Стив решил взыскать с них полную стоимость своего десятимиллионного полиса, чтобы покрыть медицинские счета и компенсировать утраченную выгоду. По подсчетам адвокатов, его потери составили семьдесят пять миллионов долларов.

Газетчики как с цепи сорвались, почуяв скандал, а преданные поклонники писателя задавались вопросом, откуда такая жадность, ведь Стив был богат как Крез и всегда утверждал, что деньги для него не главное.

Впрочем, тех, кто знал Кинга, подобный поворот событий не удивил. «Деньги не имели значения, это было дело принципа, — прокомментировал ситуацию Стивен Спиньези. — Поскольку компания не выплатила полную сумму, которая, как он считал, полагалась ему по полису, он как бы выбросил деньги на ветер, а для человека, выросшего в грязи и нищете сельского Мэна, разбрасываться деньгами — грех. Раз он заключил договор со страховой компанией и страховщики его „кинули“, значит, ему пришлось заплатить из своего кармана, то есть выбросить деньги. Вот поэтому он и подал иск».

В итоге стороны уладили вопрос: Стив предложил страховой компании пожертвовать семьсот пятьдесят тысяч Центральному медицинскому центру штата Мэн в Льюистоне, где он провел три недели, восстанавливаясь после аварии, и страховщики согласились.

В марте 2001 года был опубликован «Ловец снов» — роман, к которому Кинг приступил через несколько месяцев после аварии.

«Эта книга о парнях, — рассказывал Стив. — Я хотел создать более правдивую версию „Железного Ганса“.^[14] Хотел написать о мужчинах, о том, как мы общаемся между собой, и о том, что значит быть мужчиной среди мужчин».

Писатель словно решил разом отыграться за многочисленные романы с сильными женскими персонажами, хотя сюжет, без сомнения, содержал и другие послания читателю. «Всю книгу пронизывает ощущение жуткого страха перед правительством, которое готово поубивать всех нас, лишь бы утаить правду», — говорил Стив.

Он выплеснул на страницы романа пережитую боль и собственный опыт выздоровления. «Персонажа на охоте сбивает машина, и он восстанавливается после аварии — я точно знал, каково ему. Когда я об этом писал, то почти не думал о боли. Как под гипнозом. Но в книге есть очень неприятные моменты, и я заставил себя отстраниться».

Изначально Стив хотел назвать роман «Рак», но Тэбби уговорила его изменить название, опасаясь дурной кармы.

Через месяц после публикации «Ловца снов» один из рассказов Стива появился в сборнике «Лучшая американская мистика столетия». Редактор Отто Пенцлер выбрал для антологии рассказ «Корпорация „Бросайте курить“» — о мужчине, который хочет избавиться от дурной привычки и обращается в агентство, где ему обещают помочь любыми средствами, — и тем самым поставил Стива в один ряд с некоторыми из героев его детства, включая Джона Д. Макдональда и Ширли Джексон.

Стив написал «Корпорацию „Бросайте курить“» еще в семидесятых, когда имел привычку творить под оглушительные ритмы рок-н-ролла. Однако с годами музыкальные вкусы писателя поменялись: теперь он предпочитал стиль кросс-кантри, смесь рока и кантри. Он по-прежнему слушал рок-н-ролл, но только не через наушники, на полную громкость, и не во время работы над первым черновиком романа или рассказа. В последнее время Кинг научился ценить тишину.

Впрочем, кое-что не изменилось: безумные фанаты по-прежнему дежурили возле украшенной летучими мышами кованой изгороди в надежде хоть одним глазком увидеть Стива. Они бросали на участок пакеты с книгами и подарками и иногда приставали к заезжающим в ворота. Однако трагедия 11 сентября напугала всю страну, включая Стива и Тэбби, которые годами имели дело с обезумевшими фанатами. Вскоре после атаки террористов на Всемирный торговый центр какой-то поклонник оставил посылку на дорожке, ведущей к дому писателя… Кинги вызвали полицию. Приехала бригада саперов. Но в посылке оказалось не взрывное устройство, а томик романа «Оно». Его буквально разорвало на клочки — крохотные кусочки бумаги разлетелись по всей округе.

11 сентября не лучшим образом отразилось и на выходе «Черного дома». Роман планировали издать 13 сентября, Стив и Питер готовились к напряженному рекламному туру по стране. График был плотный: участие в ток-шоу на национальном телевидении, интервью и встречи с читателями, — в итоге пришлось все отменить. «Как будто и не было книги, — говорил Кинг. — Я позвонил Питеру и сообщил, что, на мой взгляд, после случившегося вряд ли кто-то захочет читать о загадочном маньяке-каннибале. Позже книга имела успех, но не тогда. Впрочем, тогда все шло наперекосяк…»

27 января 2002 года на канале Эй-би-си состоялась премьера трехсерийного телефильма «Особняк „Красная роза“» по оригинальному сценарию Стива. Издательство «Скрибнер» выразило желание издать книгу, которая имела бы отношение к этому мини-сериалу, но чтобы это был не просто роман по фильму, а предыстория. Было даже предложено название: «Дневник Эллен Римбауэр: моя жизнь в „Красной розе“». Стив, занятый сценарием для телефильма, не смог выкроить время, и издательство попросило его посоветовать писателя, способного справиться с задачей. Стив сразу вспомнил о Ридли Пирсоне, который играл с ним в одной группе. За время, пока они играли вместе, Пирсон написал несколько благосклонно принятых романов, таких как «Цепочка доказательств» и «Опознанию не подлежит».

Ридли вылетел в Сиэтл, и они провели несколько дней на съемочной площадке, обсуждая сюжет и просматривая актеров. «Меня поразила его щедрость, — отзывался о Стиве Пирсон. — Мы разделили авторский гонорар за книгу, и он охотно меня выручал каждый раз, когда у меня возникали вопросы».

Несмотря на то что во время гастролей группы Стив и Ридли проводили вместе немало времени, им впервые представилась возможность пообщаться с глазу на глаз — обсудить книгу и фильм, да и просто поговорить о жизни.

«Он зрелый мужчина, который ведет себя как какой-то подросток, и это при том, что он умнее всех присутствующих», — рассказывал Ридли. У него сложилось впечатление, что Стиву неуютно в собственном теле: «Он крупный мужчина, а вы же знаете, как выглядят некоторые здоровяки: кажется, окажись на пути дверь, вышибут и глазом не моргнут. Стивен не такой. Он застенчивый и интеллигентный. Он как будто стесняется своего роста».

Как-то раз Ридли приехал в Бангор, в гости к Стиву и Табите, и Тэбби устроила ему экскурсию по дому, проведя в святая святых — библиотеку. Стив установил здесь огромный аптечный шкаф, приспособив его под старые книги в мягкой обложке. По словам писателя, в библиотеке собрана «куча книг пятидесятых годов — обожаю обложки той эпохи — и немало порнографии шестидесятых, недорогих изданий, написанных Дональдом Уэстлейком и Лоуренсом Блоком, просто потому, что мне она кажется забавной. Вы увидите отголоски этого стиля».

Во время экскурсии Тэбби невзначай обронила, что библиотека насчитывает около семнадцати тысяч книг. «Мы дошли до конца комнаты, и там стоял отдельный шкафчик примерно с тридцатью книгами, на котором висела табличка с надписью „СП“», — вспоминает Пирсон. «СП» означало «стоит прочесть». Пирсон указал на табличку, в его глазах читался немой вопрос. Тэбби утвердительно кивнула: да, Стив действительно прочел все книги в библиотеке, кроме тридцати, находящихся в этом шкафчике. «Я воскликнул: „Это невозможно!“ — а она лишь улыбнулась в ответ: „Уверяю тебя, он прочел их все до единой“».

В первую же неделю после публикации «Красная роза» взлетела на верхние строчки рейтинга бестселлеров и обосновалась там почти на три месяца. Это был первый бестселлер Пирсона. И хотя Стив радовался за друга, он не забыл предупредить Ридли о последствиях подобного успеха.

«Он мне позвонил и сказал: „Ридли, будь осторожен, приготовься к жестоким нападкам критиков. Попомни мои слова: теперь ты у них в черном списке“. И оказался абсолютно прав, — вздыхает Пирсон. — Это стало началом конца. До публикации меня все любили. После — дружно возненавидели». Кинг по собственному опыту знал: стоит автору добиться успеха и попасть в списки бестселлеров, его тут же запишут в бездари и в каждой рецензии критиков будет сквозить презрение.

Стив и Тэбби привыкли к удобному ритму жизни, который они избрали: полгода — в Мэне, полгода — во Флориде.

Проведя несколько зим во Флориде, Кинги решили раскошелиться на дом в Оспри, примерно в десяти милях к югу от Сарасоты. Современный дом на побережье Кейси-Ки общей площадью семьсот пятьдесят квадратных футов обошелся им в рекордные восемь миллионов девятьсот тысяч долларов. Понадобилось целых пять лет, чтобы в округе Сарасота купили дом дороже.

Если выпадал свободный день, Стив обязательно шел посмотреть на весенние тренировки своей любимой команды «Ред сокс» — благо они проходили совсем рядом, в Форт-Майерсе; он и не отрицал, что его увлечение бейсболом повлияло на выбор места жительства. «Я бы не сказал, что мы выбрали дом с решимостью дорвавшихся до бара алкоголиков, хотя в определенной степени так и было», — признавал писатель.

Тэбби обычно оставалась дома. «Я давным-давно перестала интересоваться профессиональным спортом, — утверждает она. — Я могу иногда посмотреть хоккей или бейсбол, но это мужской клуб и девочек туда не принимают. Ну и черт с ним».

А вот ее восьмидесятидвухлетняя мать Сара Спрюс с удовольствием болтала с зятем о бейсболе — они частенько висели на телефоне, пока не заканчивался матч, обмениваясь комментариями и утешая друг друга, если их команда проигрывала.

«Они со Стивом — бейсбольные кореша, — шутила Тэбби. — Мама принадлежит к породе болельщиц из Мэна, преданных команде „Ред сокс“ до мозга костей».

Молва о том, что Стив является давнишним и преданным болельщиком «Ред сокс», быстро распространилась, и на матчи команды повалили любители бейсбола, желавшие посмотреть на знаменитого писателя не меньше, чем на саму игру. «Я стал чем-то вроде талисмана команды», — шутил Кинг. Люди подходили пообщаться, иногда — с подарками. Чего только ему не дарили: компакт-диски, бейсбольные кепки и даже поддельные окровавленные носки — во время шестой игры финала 2004 года «Ред сокс» встречались с «Янкиз», и у питчера Курта Шиллинга разошлись швы на раненой лодыжке. Когда во время второй игры Мировой серии против «Сент-Луис кардиналс» история с лодыжкой повторилась, коллекция Стива насчитывала уже семь окровавленных носков.

Впрочем, чаще люди просто хотели поговорить с ним о бейсболе, о прогнозах на будущий год, о сильных и слабых сторонах игроков. Они действительно наслаждались игрой и с удовольствием ее комментировали.

К марту 2002 года вышел сборник рассказов «Все предельно», а сам Стив с головой погрузился в работу над последними тремя книгами серии «Темная Башня». Он всегда писал быстро, но уже давно не работал в таком лихорадочном темпе — еще с восьмидесятых, когда мог сутками творить в кокаиновом угаре.

К чему такая спешка? «К тому, что на этот раз я ощущал себя рестлером, ввязавшимся в неравный бой, — объяснял Кинг. — Я чувствовал, что если не закончу сейчас, то не закончу никогда, и потому сжал зубы и корпел, пока не дописал последнюю страницу. А раз уж все три книги были готовы к выходу в свет, я не видел причин тянуть с их изданием».

Он хотел издать все три книги одновременно, но издатель не согласился.

Стив понимал, что читателям пришлось подолгу ждать первые четыре книги; многие не хотели браться за первую, зная, что последняя еще даже не написана. В июне 2003 года НАЛ решило переиздать серию, и тогда в «Скрибнере» назначили дату публикации «Волков Кальи» — первой из новых книг «Темной Башни» — на ноябрь, то есть всего пятью месяцами позже. В июне 2004-го последовала шестая книга, «Песнь Сюзанны», ну а издание последней,^[15] «Темной Башни», выпало на пятьдесят седьмой день рождения писателя, 21 сентября 2004 года. «Когда мы наконец сообщили читателям, что книги выходят одна за другой, мне кажется, для них это стало настоящей наградой за долгое ожидание», — считает Кинг.

Несмотря на плотный рабочий график, он снова завел любимую пластинку, объявив (в четвертый или пятый раз за карьеру); еще несколько книг, предписанных контрактом, — и он оставляет литературное поприще. Это заявление было сделано незадолго до сентября 2002 года, накануне публикации его следующего романа «Почти как „бьюик“». Стива беспокоила реакция публики: люди могли решить, что он начинает повторяться. Новый роман слишком уж походил на обработку «Кристины» — и там, и там сюжет крутился вокруг сверхъестественного автомобиля из пятидесятых.

Редакторам, поклонникам и семье, давно привыкшим к подобного рода высказываниям, оставалось лишь соглашаться: «Ага, конечно» — да дружно кивать, вспоминая притчу о мальчике, который кричал «Волки!». «Конечно, в случае Стива угрозы уйти означали, что вместо трех книг в год он будет писать одну», — говорил Стэнли Вайатер.

Кое-кто считал, что публичные заявления об уходе участились с тех пор, как Кинг бросил пить и принимать наркотики. По их мнению, это была своеобразная замена бесконечным обещаниям времен семидесятых и восьмидесятых, только тогда он клялся Тэбби, что откажется от выпивки и кокаина (ну или по крайней мере притормозит), а теперь давал слово, что перестанет писать, но по старой привычке каждый раз нарушал обещание снова и снова.

«Работа — вот его единственный наркотик», — утверждал Вайатер.

«Когда я не работаю, меня мучают кошмары, — признавал Стив. — Видимо, все то, что не попало на бумагу, пытается найти другой выход».

«Раньше Стив грозился, что покончит жизнь самоубийством, если не сможет писать, и это меня жутко бесило, — рассказывает Тэбби. — Я ему так и сказала: только попробуй сыграть со мной в Эрнеста Хемингуэя, и я вышвырну твое тело на улицу и станцую на нем».

И все-таки многие опасались, что, может, на этот раз Кинг говорил серьезно. Ведь после аварии в его жизни, да и в поведении, произошли большие перемены. Казалось, он стал спокойнее и примирился с беспощадным натиском времени и с уходом части поклонников, которые отвернулись от него после громких обвинений в смене литературного жанра. Книги Стива, которые еще недавно месяцами удерживали верхние строчки в списках бестселлеров, теперь возглавляли рейтинги не дольше нескольких недель.

«Я и так перевел немало деревьев на планете, — говорил Кинг, тут же добавляя: это вовсе не означает, что он перестанет писать. — Я никогда не соглашался с идеей о том, что каждая книга должна дойти до читателя. Писать я не брошу — не представляю, чем еще можно заниматься каждый день с девяти утра до часу, — просто перестану публиковаться. Деньги мне не нужны».

Объяснение было простым: после публикации последней книги из серии «Темная Башня» в 2004 году Стив почувствовал, что ему нечего сказать читателю. Он сказал все и даже чуть больше…

И хотя Кинг настаивал, что теперь-то уж точно простится с литературой, никто из знакомых ему не верил — и меньше всего люди из издательства, которые слышали эту песню не первый год. Сьюзан Молдоу, издатель из «Скрибнера», не поверила ни единому слову. Она подсчитала: за пять лет, прошедших со дня подписания контракта, Кинг грозился уйти минимум шесть раз.

Даже Питер Страуб согласился: «Мне очень сложно в это поверить». Он шутил: «Может, „Почти как „бьюик““ и станет его последним романом… в этом году».

Прошло два месяца, и Стив подтвердил, что хочет уйти. Правда, теперь он высказался осторожнее: «Не думаю, что смогу бросить писать. Другое дело — перестать издаваться. Если я напишу вещь, на мой взгляд, достойную публикации, я ее издам».

На самом деле Кинг лишь заигрывал с поклонниками, а его постоянные угрозы были не чем иным, как затянувшейся и обросшей бородой шуткой. Большинство читателей давно его раскусили. «Через год люди только посмеются, услышав о моем уходе», — вздыхал писатель.

Он и сам признавал, что его случай безнадежен: «Я как наркоман: все твержу, что брошу, и не бросаю. Когда случается перерыв в работе, мое сознание начинает чудить, требуя привычного кайфа. Я страдаю от мигрени и на редкость ярких кошмаров. Это напоминает острый алкогольный бред, как будто тело и мозг пытаются меня запугать и таким образом заставить вернуться к работе».

Наступил 2003 год… Невероятно, но казалось, что Кинг твердо придерживается выбранной линии — сбавить темп, а затем помахать всем ручкой и уйти на заслуженный отдых. Он писал многочисленные статьи для журналов и газет, добавлял новые введения в переработанные и исправленные издания своих книг — и все. В том году свет увидел лишь один новый роман, «Темная Башня 5. Волки Кальи». Его слова об уходе уже не выглядели пустой угрозой: после того как будут изданы последние две книги серии, мир больше не увидит историй Стивена Кинга.

В июне переиздали первые четыре книги «Темной Башни». Стив внес значительные изменения в первую книгу, новый вариант сильно отличался от прежней версии: «Я целиком ее переделал. Все-таки я был совсем юным, когда писал первый том. Такое впечатление, словно я из кожи вон лез, чтобы сотворить нечто по-настоящему важное и значительное, поэтому постарался слегка ее упростить».

В августе Кинг начал вести постоянную колонку в «Энтертейнмент уикли», занимаясь обзором новых книг, фильмов и музыки — совсем как в колледже, когда он вел свой «Мусоровоз» по страницам университетской газеты, только теперь речь шла о популярнейшем издании, колонка в котором стала кульминацией многолетней любви писателя к поп-культуре.

«Абсолютно то же самое, — отзывалась Тэбби. — В отличие от меня он увлекается поп-культурой. Что касается новой музыки, то тут Стив прислушивается к рекомендациям наших детей. В отличие от меня он ходит в кино. Я достаточно взрослая, чтобы понимать: новое — это хорошо забытое старое. Такое ощущение, что я успела пересмотреть все чертовы фильмы до единого: в новых картинах те же до боли знакомые сюжеты, только переделанные».

Те, кто считал Стива любителем громкого рока, наверняка удивились бы, узнав о его музыкальных пристрастиях. Так, например, он не скрывает своего восхищения рэпером Эминемом и ценит его музыку. «Я понимаю Эминема, — говорит Кинг. — Он забавный, умный и очень сердитый. И он мне близок по духу».

Стив начал осознавать, что половина жизни уже позади, и задумался о том, какой след оставит после себя. Он обратился за помощью к старым друзьям и коллегам, способным определить и интерпретировать его наследие. Он дал интервью для очередной книги Тони Мэджистрейла, его старинного приятеля из университета Вермонта, которая называлась «Голливуд Стивена Кинга».

Хотя Стив утверждал, что полностью поправился после аварии, Тони был ошеломлен, увидев, как сильно сдал его старый друг: в конце концов, в последний раз они виделись за несколько месяцев до злополучного ДТП.

«Он изменился физически, явно ослаб и все еще ходил с тростью, — вспоминает Тони. — Он показал мне ногу — настоящее месиво. Они с врачами вместе подбирали коктейль из лекарств, который помог бы ему спокойно спать и вести более-менее нормальную жизнь без дикой боли. Он все еще боролся».

Мэджистрейл заметил, что Стив переменился и в эмоциональном плане. «Какое-то время, лет пять или семь, он был буквально помешан на этой аварии — это очень хорошо видно по „Королевскому госпиталю“. Премьера телесериала „Королевский госпиталь“, где Кинг выступил в качестве сценариста и продюсера, состоялась в марте 2004 года. Сериал шел один сезон на канале Эй-би-си.

К счастью, кое-что в Стиве осталось прежним. Когда Тони поинтересовался, где в Бангоре можно вкусно поесть, он перечислил несколько забегаловок…

Однажды Тони прямо его спросил: „Стив, только за прошлый год ты заработал пятьдесят пять миллионов. Что ты делаешь в Бангоре, штат Мэн?“ Кинг посмотрел на него как на какую-то букашку и ответил: „А где я, по-твоему, должен жить, Тони? В Монако?“

„Мы с ним тогда долго смеялись“, — вспоминает Мэджистрейл.

Когда стало известно, что Стивен Кинг не толькоприглашен на проходящую в ноябре ежегодную церемонию вручения премий Национальной книжной организации, но и удостоен награды „За выдающийся вклад в американскую литературу“, литературный истеблишмент снова поднял шум. Стив ликовал: долгие десятилетия, пока литературная элита воротила нос, во всем мире раскупались миллионы и миллионы его книг — и наконец свершилось! Вот оно, долгожданное признание, к которому он всегда стремился и которого, по собственному искреннему убеждению, заслуживал.

Ответная реакция не заставила себя ждать. Некто Гарольд Блум, самопровозглашенный „блюститель чистоты языка“, а по совместительству — литературный критик и профессор Йельского университета, брызгал слюной: „Как шокирующе низко пала наша культура!“ Хотя когда четырьмя годами ранее ту же самую награду вручали Опре Уинфри, почему-то никто не возмущался. В разное время награду „За выдающийся вклад“ получали Рей Брэдбери, Стадс Теркел и Тони Моррисон.

„Не могли же они заявить: „Не давайте Стивену Кингу награду““. Меня ведь наградили не за какой-то из моих романов, — шутил по этому поводу Стив. — Честно говоря, награждение больше смахивало на утешительный приз, вроде титула „Мисс Конгениальность“, вручаемого девушке, которой не суждено стать „Мисс Америка“».

Шутки шутками, а Кинг признавал, что на самом деле эта награда очень для него важна — ему жутко надоело постоянно сталкиваться с предвзятым отношением людей, привыкших навешивать ярлыки, людей, по мнению которых роман, не являющийся «высокой литературой», не стоит ни их внимания, ни даже бумаги, на которой отпечатан. «В определенных кругах распространено предубеждение, что популярная литература не может быть качественной, поскольку у американского читателя нет вкуса, — сетовал Стив. — В молодости меня жутко бесило подобное высокомерие элиты. С годами я стал спокойнее, но до сих пор не всегда могу сдержаться».

Как только стало известно о награде, на Кинга посыпались приглашения на ток-шоу и просьбы дать интервью. Он не очень хорошо себя чувствовал и обратился к врачу. Врач поставил диагноз «пневмония» и строго-настрого запретил выходить из дома и разговаривать. Но Стив не мог себе позволить пропустить долгожданный миг триумфа — искушение было слишком велико. До самой церемонии, назначенной на 19 ноября, он продолжал жить по плотному рекламному графику и, очевидно, тем самым окончательно подорвал свое здоровье.

«Эта награда чуть меня не прикончила, — скажет Кинг позднее. — Я решил во что бы то ни стало прийти на вручение и произнести речь». Через четыре дня после церемонии Стив угодил в больницу с двусторонней пневмонией, развившейся в результате запущенного воспалительного процесса, который начался сразу после аварии. «Легкое отказало, и нижняя его часть так и не восстановилась, но этого никто не заметил, — объяснил Кинг. — Потом спавшаяся часть загноилась, и заражение распространилось на оба легких». Он почти месяц провел в больнице; чтобы удалить жидкость и зараженные ткани из легких, хирурги выполнили торакотомию — то есть практически вскрыли грудную клетку.

В довершение всех бед в больнице Стив умудрился подцепить бактериальную инфекцию, которая не проходила целых три месяца. Когда болезнь наконец отступила, писатель весил сто шестьдесят фунтов — «ходячий скелет», как он себя называл. На самом деле это пребывание в больнице, которое чуть не стоило ему жизни, оказалось опаснее той трагической аварии.

Несмотря на постоянную рвоту, Кинг продолжал работать, каждые несколько часов бегая в туалет. «Даже когда накатывала слабость, а перед глазами все плыло, слова сами шли в голову, — рассказывал он. — Работа была самой приятной частью дня».

Когда врачи сообщили Тэбби, что Стив выкарабкался и самое трудное позади, первый вопрос, который она задала мужу: «Можно я переделаю твой кабинет?»

«Я сказал „да“, потому что это было все, что я мог сказать: из груди у меня торчала трубка, другая трубка была в горле, — рассказывал писатель позднее. — Она знала, что мне не до споров».

Вернувшись домой за неделю до Рождества, он поинтересовался у Тэбби, как идет ремонт, но та попросила его пока не входить в кабинет, чтобы не расстраиваться. Запретный плод сладок: Стив поступил в точном соответствии с собственной теорией — совсем как один из тех школьников, которые бросались за его книжками, как только родители им это запрещали. Однажды ночью, страдая от бессонницы, он прокрался в свой кабинет… И увидел голые степы и пол — никакой мебели, ковры скатаны, все книги разложены по коробкам. «Словно призрак наступающего Рождества, видение будущего… Так вот как будет выглядеть мой кабинет лет через двадцать — двадцать пять, когда я лягу в гроб, а Табита скатает ковры и примется разбирать мои вещи, бумаги и недописанные рукописи! Эдакая посмертная уборка. Когда мама умерла от рака, нам с братом довелось этим заниматься».

Ему в голову пришел рассказ, написанный несколькими годами ранее. Рассказ назывался «Лизи и безумец», и его отобрали для включения в готовящуюся к выпуску антологию «Зачарованная комната с поразительными рассказами Максуини» под редакцией Майкла Чейбона; сборник планировали издать в ноябре 2004 года. И тогда Стив сделал то, что делал и раньше, бесчисленное количество раз — взял две, казалось бы, несовместимые идеи и — подобно ребенку, играющему с набором юного химика, — объединил их… вдруг получится что-то интересное?

«Идеи витают в воздухе, и я вынужден за ними следовать», — часто любил повторять Кинг после очередной неудачной попытки ухода на заслуженный отдых. Он приступил к работе, в результате которой родился роман «История Лизи».

Так возникла история о жене известного писателя: женщина никак не может прийти в себя после неожиданной, безвременной кончины мужа, хотя прошло уже два года. Согласно авторскому толкованию, «История Лизи» удивительным образом трансформировалась из рассказа о горюющей женщине в роман о подавлении эмоций и о том, как старательно люди прячут свои чувства. Сам автор утверждал, что пишет историю о любви.

Роман перекликался с книгой «Мешок с костями», которую Стив написал в 1998 году и также представил публике рассказом о любви. Как и в «Истории Лизи», там говорилось об известном писателе и смерти одного из супругов — только роли поменялись: в «Мешке с костями» овдовевший писатель переживает творческий кризис, который начался после смерти его жены и растянулся на три года.

14 Конец всей этой мерзости

Наступил 2005 год. Стив и Тэбби, привыкшие к удобному ритму, проводили полгода в родном Мэне, полгода в солнечной Флориде. Рабочий график Кинга становился все менее плотным — видимо, сказались постоянные обещания «уйти на покой», — а вот карьеры детей набирали обороты.

В 2005 году, после долгой череды отказов, Джо наконец повезло: он отыскал небольшое специализированное издательство, «П.С. паблишинг», которое согласилось опубликовать его рассказы, пускай ограниченным тиражом — всего две тысячи экземпляров, — и в том же году вышел его первый сборник «Призраки двадцатого века». Книга выиграла две премии Брэма Стокера и премию «Мира фэнтези» — в число победителей того года входили Харуки Мураками и Джордж Сондерс, — а также награду Ассоциации британского фэнтези «За лучший сборник прозы».

Джо хотел по возможности дистанцироваться от отца, рассчитывая исключительно на свой талант. Почти сразу после окончания колледжа, едва начав писать всерьез и предлагать свои рассказы журналам, он взял псевдоним Джо Хилл, использовав имя активиста и композитора Джо Хиллстрема, в честь которого его назвали родители. «Мы с отцом пишем в одном жанре. Я отказался от использования имени Джозеф Кинг, чтобы это не выглядело так, будто я пытаюсь пробиться за счет папиной славы, — объяснял он. — А под именем Джо Хилл я могу писать все, что угодно, без оглядки на отца. У меня было целых десять лет на спокойное творчество, и все десять лет я наслаждался свободой, на меня не давил ярлык ребенка знаменитости».

Его стиль работы сильно отличается от отцовского. «Я не из тех, кто может или хочет писать по тридцать рассказов в год, — замечает Джо. — Чтобы написать хорошую историю, мне нужно не меньше месяца, а никак не неделя. Я из кожи вон лезу, стараясь не быть скучным и избегать наречий. Я бы дал такое определение своей прозе: ужасы, в которых мало наречий».

Со своей будущей женой Леонорой Лагранде Джо познакомился в университете Колумбии на программе «Магистратура изящных искусств». «Многие мужчины выбирают себе жену, похожую на их маму, — поделился Джо, — а Леонора скорее напоминает мне отца. Я дал им обоим одну и ту же рукопись и потом сравнил комментарии — все замечания совпали, один в один». Джо добавляет, что Леонора читает и рукописи Стива.

Подобно отцу, Джо попробовал себя на другом поприще. Он связался с редактором «Марвел комикс» и предложил ему «Фэнбойз», историю для «Человека-паука» на одиннадцати страницах. Сам он с теплотой отзывается об опыте работы над комиксом: «Наконец-то я воплотил свою самую заветную мальчишескую фантазию».

Пойдя по стопам старшего брата, после учебы в колледже Вассар Оуэн стал магистром изящных искусств в университете Колумбии, хотя поначалу терзался сомнениями, стоит ли идти в магистратуру. «Программы, обучающие писательскому мастерству, подходят не всем, и если вы хотите работать в традиционном жанре, готовьтесь к серьезным испытаниям», — говорит он. Впрочем, ему самому учеба в Колумбии пошла лишь на пользу: «Мне повезло с учителями, которые уделяли огромное внимание деталям, точности правильного языка и терпеливо добивались от меня результатов, которыми я горжусь по сей день».

Только в отличие от брата Оуэн предпочел не брать псевдоним. «Если говорить об узнаваемости имени, очевидно, что для меня как для писателя это большой плюс, но в то же время у использования громкой фамилии есть и свои минусы, ведь люди думают: „Ага, тут явно не обошлось без протекции папочки“, — и только и ждут, когда я облажаюсь». Именно поэтому его рассказы совершенно не похожи на отцовские: «Я пишу обычную современную прозу, никакой мистики. Мне хотелось найти собственное место под солнцем, а не спекулировать на имени отца».

Первая книга Оуэна «Мы все в этом замешаны», сборник, состоящий из повести и четырех рассказов, была опубликована издательством «Блумбери» в июне 2005 года. Как и отец, Оуэн черпал вдохновение из двух разных источников: «Когда в двухтысячном году на выборах победил Буш, я это воспринял крайне болезненно и отчего-то вбил себе в голову, что, раз народ его не поддержал, он откажется от поста. Я задумался о том, какой человек не остался бы равнодушным в данной ситуации, что бы сделал и как бы добился своего». Оуэн вспомнил одну бангорскую семью, которая писала лозунги и рисовала картинки на рекламном щите у своего дома — и так каждый год, в зависимости от сезона. В итоге из слияния двух идей родилась одна повесть.

Как и брат, Оуэн встретил свою будущую жену, Келли Браффет, во время магистратуры в Колумбии. Журналисты, бравшие у него интервью в связи с выходом книги, не забыли упомянуть, что пара живет в здании бывшей католической церкви в Бруклине. Браффет, автор романов «Джози и Джек», истории брата и сестры, страдающих от психологической взаимной зависимости, и «В последний раз видели перед уходом» — о матери и дочери, которые все больше отдаляются друг от друга, — утверждает, что стиль работы Оуэн перенял у отца: «Оуэн чертовски много работает, куда больше меня — рядом с ним я кажусь себе настоящей лентяйкой, вот и приходится себя заставлять».

Оуэн даже мыслит как отец. По словам Келли, он может запросто пойти в магазин на углу за бутербродом и вернуться с идеей для следующего романа. «Мне тут пришла в голову отличная идея, — говорит он в таких случаях. — Смотри: у клоуна, выступающего на детских праздниках, болезнь Туретта, и у него есть брат, финансовый советник, и они отправляются на подводную рыбалку на Средиземное море… Только представь: все эти амфоры и древние оливковые рощи вокруг».

Кинг радуется за сыновей и с удовольствием читает рассказы обоих, хотя и видит разницу: Джо явно предпочитает жанровую прозу, в то время как Оуэн старательно ее избегает. «Вещи Джо мне близки: в них есть увлекательный сюжет и напряженный конфликт, — объяснял Стив. — Оуэн же пишет в стиле Брета Истона Эллиса, эдакий „хит сезона“, пропитанный духом Нью-Йорка. И в этом есть два огромных плюса. Во-первых, то, что пишет Оуэн, не имеет ничего общего с моим творчеством, а во-вторых, слава Богу, он пишет хорошо».

Наоми также нашла свое призвание, выбрав стезю священнослужителя. В июне 2005 года она окончила Школу богословия Мидвилла, получив степень магистра богословия, а также институтскую награду Роберта Чарлза Биллингза «За отличие в учебе», которую присуждают студенту с самыми высокими оценками. Получив высшее образование, она какое-то время служила в родном приходе, Первой универсалистской церкви города Ярмута, а чуть позжетем же летом ей впервые доверил и собственный приход — Церковь унитариев-универсалистов в Ютике, штат Нью-Йорк.

Как и в свою бытность ресторатором, она сердится, когда ее спрашивают о родителях. На вопрос, что ее привлекло в религии унитариев, Наоми отвечает: «Мы начинаем с самых главных переживаний и ими заканчиваем: почитание, благоговение, страх, трепет, удивление. Все остальное — трактовка».

После того как Наоми переехала в северную часть штата Нью-Йорк, Стиву пришлось изменить заученный до автоматизма ответ на вопрос, откуда он черпает свои идеи. «Раньше я говорил, что беру идеи из магазинчика подержанных идей в Ютике, привожу домой, протираю тряпочкой пыль, и они начинают блестеть как новенькие. Теперь, когда Наоми стала пастором в Ютике, я больше не иронизирую на эту тему».

Но это не означает, что Стив больше не подшучивает над дочерью. «Я ей говорю, что церковь унитариев — это Бог для людей, которые не верят в Бога, а она лишь смеется в ответ».

Летом 2007 года Наоми оставила пасторство в Ютике и стала священником в общине унитариев-универсалистов «Река травы» в городе Плантейшн, штат Флорида.

Унитарианско-универсалистская церковь славится своей терпимостью к сексуальным меньшинствам. Но даже несмотря на теплый прием и признание и вопреки сану священника, Наоми по-прежнему бесят люди, которые не видят дальше ее сексуальной ориентации.

«Нелегко мириться с теологической системой, которая не желает признавать, что я существую, — негодует она. — Адов огонь и вечное проклятие для геев и лесбиянок, для женщин, решившихся принять сан, для унитариев-универсалистов. Парадокс в том, что я стараюсь всем сердцем возлюбить ближних своих — даже тех, кто и за людей-то нас не считает, не понимая, что все мы — любимые создания Господа».

Наоми утверждает, что семейная любовь к литературе очень ей пригодилась: «Все в нашей семье сочиняют истории. Только остальные используют печатное слово, чтобы достучаться до читателей, а я стараюсь достучаться до душ прихожан через проповедь».

Она говорит о чтении проповеди, совсем как ее отец — о ремесле писателя: «Меня завораживает сам процесс. Хорошая проповедь похожа на долгий танец. Никогда не знаешь, что случится в следующий миг; перестаешь понимать, где начало, где конец, а слова сами льются».

Наоми переняла и еще одну отцовскую привычку: она часто обращается в своих проповедях к иконам современной поп-культуры. Только за осень 2007 года она среди прочих упоминала Остров сломанных игрушек, Винни-Пуха и даже сказку «Гарольд и волшебный карандаш».

Стив и Тэбби гордятся своими взрослыми детьми, что неудивительно. «Приятный сюрприз — видеть, как дети внезапно повзрослели и стали самостоятельными, — говорит Табита. — А ведь долгое время я считала, что раз никто не попал в тюрьму, значит, родители справляются».

Когда редактор Чарлз Ардаи впервые связался со Стивом по поводу серии «Сложное дело» — новой линии, состоящей из оригинальных и переизданных детективных романов в мягком переплете, — то рассчитывал не больше чем на аннотацию от известного писателя на обложке. Большой поклонник детективного жанра, Кинг решил, что одной аннотации будет маловато, и написал целую книгу — так появился роман «Дитя Колорадо», опубликованный в октябре 2005 года. Он стал первым в детективной серии, куда вошли книги таких авторов, как Лоуренс Блок, Эд Макбейн и Дональд Уэстлейк. По стандартам Кинга роман вышел слишком коротким, всего 184 страницы, но, как вскоре выяснилось, это был лишь разогрев перед очередным проектом. Казалось, Стив взялся за старое: он снова строчил романы один за другим.

В июле 2005 года, потратив всего четыре месяца на работу над первым черновым наброском, Кинг дописал роман «Мобильник». На осень 2006 года была намечена публикация «Истории Лизи», но с появлением нового романа издательство тут же переключилось на «Мобильник», решив, что его нужно выпустить первым — и чем раньше, тем лучше. Выход романа запланировали на январь 2006 года, так как другой автор, Джон Гришэм, не успевал сдать в срок свою очередную книгу и в расписании появилось окно. Имелась и другая причина для спешки: согласно расчетам издателя Сьюзан Молдоу, публикация «Мобильника» должна была всколыхнуть интерес к «Истории Лизи» и повлиять на объемы продаж.

К октябрю Стив закончил редактуру, внеся все необходимые исправления, и в январе «Мобильник» попал на прилавки.

Книгу редактировал Чак Веррилл, через чьи руки прошла большая часть произведений Стива. Но когда встал вопрос выбора редактора для «Истории Лизи», Кинг попросил «Скрибнер» пригласить Нэн Грэм, которая редактировала бестселлер Фрэнка Маккорта «Прах Анджелы», а также сотрудничала с Салманом Рушди и Тони Моррисоном, — писатель считал, что роману не помешает женская рука. «Я опасался, что Чак расстроится, ведь он давно стал моим бессменным редактором, но он проделал отличную работу с „Мобильником“, а Нэн отлично поработала над „Историей Лизи“, — отзывался о работе редакторов Стив. — Это две совершенно разные книги, поэтому я и использовал разный подход. Тем более что написанный в спешке „Мобильник“ скорее походил на полуфабрикат».

Кинг был прав. Над «Мобильником» он работал на компьютере, отвечая на комментарии и вопросы Чака, тогда как «Лизи» писатель правил по старинке — прямо с листа, от руки, перепечатывая набело с учетом советов Нэн. По его мнению, эти книги попадали в совершенно разные категории — в данном случае не грех провести аналогию с Грэмом Грином, делившим свои книги на «романы» и «развлекуху». С точки зрения Стива, «История Лизи» была романом, а «Мобильник» — развлекухой.

Он начал использовать тот же стиль и для фильмов, которые снимали по мотивам его рассказов и романов, — даже в тех случаях, когда предпочитал не вмешиваться в кинопроцесс. И если в издательском бизнесе Кинг мог решать, какому редактору доверить книгу, то в кино хотел иметь последнее слово в выборе актеров. Как правило, актерский состав его устраивал, но как-то раз все-таки пришлось настоять на своем. Один из продюсеров, который готовился выпустить «Мизери» на Бродвей, прислал Стиву список кандидатов на главные роли. Заметив среди актрис на роль Энни Уилкс Джулию Робертс, Стив тут же вычеркнул ее кандидатуру. «Ничего не имею против Робертс. Она замечательная актриса, но Энни — дюжая бабища, которой под силу поднять на руки взрослого мужчину, — объяснил писатель. — Эта роль не для Красотки!»

Добавив последние штрихи к «Мобильнику», Стив переключился на «Историю Лизи». Он хотел написать о долгом и прочном союзе, похожем на его собственный брак.

«Ты влюбляешься в человека, и время от времени тебе хочется его задушить, но, несмотря ни на что, лично я уже много лет счастлив в браке», — признает Кинг. Ему особенно хотелось рассказать о тайном языке, на котором общаются между собой любящие супруги: «Пары, которые давно живут вместе, наедине всегда используют словечки, не предназначенные для чужих ушей. Не обязательно неприличные, просто при посторонних они будут звучать глупо, слишком по-детски»…

И еще ему хотелось написать о том, как со временем супружеская пара создает вокруг себя два мира: свой маленький интимный мирок и мир внешний. «В основе всей книги лежало желание приоткрыть завесу над интимным мирком двоих людей, — объяснял Кинг. Писатель прекрасно понимал, что это потребует полной эмоциональной отдачи. — Я хотел написать что-то вроде песни Хэнка Уильямса,^[16] где была бы раскрыта тема человеческого одиночества, чтобы напомнить людям: как бы сильно вы ни любили, рано или поздно всему приходит конец».

К тому же Стив хотел проверить одну из своих идей насчет ухода из бизнеса: реально ли продолжать писать, не публикуясь, — до сих пор он считал, что вполне реально, и подтверждением тому служила история, которую ему когда-то поведал Билл Томпсон, первый его редактор из «Даблдей».

Как-то раз Сэлинджер пришел в банк, чтобы положить в свою ячейку какой-то пакет. Работница банка поинтересовалась, не новая ли это книга. Он кивнул, а она спросила, не собирается ли он ее издать. «А смысл?» — ответил писатель.

«Что, если б был такой писатель и кто-то ограбил банк — не ради денег, а ради неизданных рукописей? — фантазировал Стив, шаг за шагом продвигаясь вперед. — Что, если после смерти известного писателя появился бы некий безумец, который охотится за неопубликованным материалом? Так в „Истории Лизи“ появился персонаж Дули».

Кинг — может, впервые за долгую успешную карьеру — вложил в книгу всю душу, но, даже дописав роман, не был уверен, стоит ли его публиковать.

Решение осталось за Тэбби. Она прочла книгу за два присеста и поделилась мнением с мужем.

«Снова про писателя», — сказала она.

«Ага».

«Люди могут решить, что Скотт и Лизи — это мы с тобой».

«Я им скажу, что это не так», — пообещал он.

«Эта книга ведь важна для тебя, да?»

«Да».

«Что бы ты сказал, если бы я призналась, что меня эта книга тревожит?»

«Тогда я уберу ее в стол».

«Книга меня тревожит, но ее стоит издать. Она слишком хороша, чтобы пылиться в столе».

Когда «История Лизи» вышла, критики объявили, что это самая интимная книга из всех написанных Стивом и один из его лучших романов. «Кинг хитер, как питчер-ветеран, и, похоже, у него неиссякаемый запас ловких крученых подач, которые всегда бьют точно в цель», — писал Джим Уиндолф в «Нью-Йорк таймс».

«Это особенная книга, — говорил Стив. — Я впервые не хочу читать рецензии, потому что знаю: наверняка найдутся люди, которые напишут гадость. Читать гадости об этом романе выше моих сил. Людям свойственно ненавидеть тех, кто обижает дорогого им человека, а эта книга очень мне дорога».

В июне 2006 года Тэбби опубликовала роман «Свечи горят». Она согласилась дописать незаконченную рукопись, оставшуюся после смерти их друга, писателя Майкла Макдауэлла, который скончался в 1999 году. Несмотря на то что Макдауэлл работал в жанре хоррор и даже написал сценарий комедии-ужастика «Битлджус», Тэбби считала его родственной душой.

Они познакомились на какой-то конференции, и к тому времени Табита уже прочла его «Холодную луну над Вавилоном» и «Хроники Черных вод» — роман-сериал, опубликованный в виде шести ежемесячных выпусков в 1983 году.

Макдауэлл оставил после себя сотни страниц романа «Свечи горят», однако Тэбби даже не догадывалась, что ее друг работал над этой книгой. Через несколько лет после того, как Макдауэлл умер от СПИДа, его редактор Сьюзан Эллисон связалась с Табитой и предложила ей взяться за недописанный роман. Уговаривать долго не пришлось: Тэбби с радостью согласилась взглянуть на материал — в основном потому, что знала: при жизни Майкла многие с удовольствием сотрудничали с ним. «С кем он только не работал, причем над самыми разными проектами, — вспоминала она. — Редкой души был человек».

Как только наследник и издатель сошлись на кандидатуре Тэбби, признав, что лучше ее никто не справится, она получила на руки незаконченную рукопись и страницы с примечаниями, а также полную свободу творчества — оставалось лишь постараться сохранить своеобразный дух южного готического романа, на страницах которого обитал целый сонм призраков.

Тэбби начала готовиться к работе. Первым делом она прочла незавершенную рукопись и перечитала несколько книг Макдауэлла, а затем тщательно изучила города, где разворачивалось действие романа, в том числе Новый Орлеан и городок Пенсакола, штат Флорида. Хотя Майкл не составил план романа и не успел придумать внятную концовку, стоило Тэбби погрузиться в рабочий процесс, как персонажи заговорили — она доверилась их голосам и начала писать…

Когда роман «Свечи горят» был издан, Тэбби уже знала, чего ждать от публики: громкое имя мужа наверняка привлечет внимание к книге, но в конечном итоге читатель заметит главное — отличный сюжет и писательское мастерство автора. «Мне говорят: „Я не читал ваших книг“, — и я отвечаю: „Ничего страшного. Миллионы людей их не читали!“ — шутила она. — Стив установил планку на недосягаемом уровне, и любой писатель в здравом уме осознает, что его нереально догнать».

Она планировала устроить рекламный тур, правда, в довольно скромных масштабах. «Я типичная домоседка, — объясняет Тэбби. — Когда вокруг слишком много людей, я начинаю волноваться. Меня хватает максимум на три дня в Нью-Йорке и на сутки — в Лос-Анджелесе. Я привыкла видеть глаза собеседника, в толпе я сразу теряюсь».

А Стива, как обычно, тянуло на эксперименты. Он решил перенести место действия следующего романа подальше от Мэна, и поскольку в последние годы Кинги проводили немало времени во Флориде, выбор писателя пал на этот солнечный штат.

С возрастом характер Кинга стал мягче, а стиль работы во многом изменился. «Раньше мозги лучше соображали, теперь не то, — жалуется он. — На прошлой неделе я что-то написал, а на другой день смотрю и думаю: „Где-то я уже это видел“. Я пролистываю назад страниц сто и обнаруживаю, что просто скопировал написанное раньше. Привет доктору Альцгеймеру».

Прошли те времена, когда Стив выдавал от двух до трех тысяч слов вдень. Теперь он радуется, если удается написать хотя бы тысячу.

И пускай жизнь не стоит на месте, Стив ею доволен.

В феврале 2007 года в «Марвел комикс» вышел первый выпуск комикса «Темная Башня. Рождение стрелка». Только по первой книге серии планировалось издать семь выпусков за семь месяцев — с февраля по август. Полную подборку «Рождения стрелка» объединили в одно общее издание в твердом переплете, которое увидело свет 7 ноября 2007 года.

Хотя сам писатель с трудом представлял себе какой-то иной формат «Темной Башни» помимо книжного, он обеими руками ухватился за возможность взглянуть на комикс по роману. Кинг был в восторге: «Потрясающе! Увидеть свое произведение в виде чудесных рисунков — о большем я и мечтать не мог».

Он начал подыскивать человека, способного представить его эпический труд на голубом экране. Но даже предложивший свои услуги Фрэнк Дэрабонт понимал, что это нечто из разряда заоблачных фантазий. «От одной мысли об экранизации саги меня прошибает холодный пот, хочется свернуться калачиком и захныкать, — вздыхал Дэрабонт. — Слишком много метафизики и странных превращений. Практически невозможно передать это на экране».

В феврале Стив объявил, что продал права на экранизацию «Темной Башни» Джей-Джей Абрамсу и Деймону Линделофу, создателям телесериала «Остаться в живых». Кинг, который с удовольствием смотрел этот сериал, решил дать Абрамсу и Линделофу шанс… всего за девятнадцать долларов.

В том же месяце был опубликован первый роман Джо Хилла «Коробка в форме сердца», и тайна личности автора выплыла наружу. «Я изо всех сил старался не привлекать внимания, но ничего не вышло, — говорит он. — Единственный способ остаться в тени — писать в стол. Я не хотел, чтобы мои книги публиковали только из-за громкого имени отца или из-за моей фамилии. И в этом смысле псевдоним оказался полезным — каждый раз, получая отказ, я чувствовал, что он работает».

Однако еще до публикации книги в Интернете пошли слухи: народ вовсю обсуждал сходство между Джо Хиллом и Стивеном Кингом — и не только внешнее, но и общность стиля и жанра. «К тому времени я почти дошел до точки, так меня это достало, — рассказывал Джо, вспоминая, как на презентации в Великобритании читатели постоянно отпускали комментарии по поводу его внешности, сравнивая с отцом. — Конечно, я бы предпочел, чтобы мой секрет раскрыли не так быстро, чтобы книга успела выйти и некоторое время пробыла в продаже, но, к сожалению, судьба распорядилась иначе».

Если Тэбби сразу догадалась, почему Джо решил взять псевдоним, то Стив никак не мог понять, зачем сын прячется за вымышленным именем. По словам Хилла, молчание далось отцу труднее всего: «Папа привык нами гордиться, и он не из тех, кто замалчивает что-то. Не любит он хранить секреты. Но в этот раз пришлось, и он меня не подвел».

«Я не учу их писать, а просто стараюсь поддерживать, — говорит Кинг. — У каждого свой стиль работы. Я лишь посоветовал как можно больше читать и ценить плохие книжки — раз уж даже их напечатали, значит, и у вас есть надежда».

По примеру Стива, который предупредил читателей: супружеская пара из «Истории Лизи» вовсе не является зеркальным отражением их с Тэбби брака, — Джо обратился к своим поклонникам с похожей просьбой. Он не хотел, чтобы образы плохих отцов из его книг автоматически ассоциировались с его собственным жизненным опытом. «Я могу создать образ плохого отца, папа лишь посмеется, — говорит Джо. — Уж он-то в курсе, что значит вымышленный герой».

Роман Джо стал бестселлером. С тех пор молодой писатель пользуется большой популярностью, издатели охотятся за его новыми романами, а сам он, как ни странно, с тоской вспоминает былые дни, когда прозябал в неизвестности: «Мой рассказ появлялся в журнале, и люди его просто читали. Ко мне относились непредвзято. А теперь на меня давит груз ответственности: ничего не поделать, меня всегда будут сравнивать с отцом».

14 апреля 2007 года в возрасте восьмидесяти трех лет скончалась Сара Уайт Спрюс, мать Тэбби. Стив потерял любимую тещу и преданную поклонницу его таланта.

Писатель даже не успел как следует оплакать потерю. Его литературный талант наконец-то признали, и награды сыпались одна за другой. Через две недели после смерти тещи Стива пригласили на ежегодный банкет «Эдгар», организуемый Американской ассоциацией авторов детективов, и удостоили Главной премии за 2007 год. Полученная награда стала признанием многолетних заслуг Кинга в данной области, и Стив, который слишком хорошо помнил косые взгляды на церемонии вручения премий Национальной книжной организации 2003 года, был от души тронут радушным приемом коллег.

Позже, в июне того же года, писатель получил награду «За вклад в литературу» Канадской ассоциации книготорговцев — при том что с момента появления награды в 2000 году ее удостаивались только канадские писатели.

Помимо прочего, Кинг часто ходил на церемонии награждения, чтобы поддержать знакомых авторов. Они с Тэбби собирались присутствовать на благотворительном ужине в Лос-Анджелесе, организованном еврейской общиной в честь актера Билли Кристэла, но Тэбби плохо себя почувствовала и не смогла поехать. Тогда Стив позвонил Кэти Кеймен Голдмарк, игравшей с ним в «Римейндерз», и пригласил составить ему компанию. Кэти с радостью согласилась. Это был официальный прием, а Кэти, жившая на севере Калифорнии, придерживалась неформального стиля. «Мне трижды позвонили из его офиса, хотели убедиться, что я в курсе дресс-кода и не забуду надеть вечернее платье», — со смехом вспоминала она.

«Когда мы входили в двери гостиницы, чтобы попасть на банкет, начался настоящий ужас: вспышки фотокамер слепили, а люди кидались на Стива, — рассказывала Кэти. — Я в первый раз в жизни видела папарацци — и, уверена, в последний, — но в тот миг поняла, что Стиву приходится иметь с ними дело постоянно».

Голдмарк была потрясена выдержкой Кинга: «Мы не могли нормально поговорить, нам не давали даже закончить фразу, кто-то постоянно подходил, чтобы пообщаться со Стивом. Я другими глазами взглянула на его жизнь, и стало понятно, почему ему так уютно в группе: для нас он просто товарищ, а не какая-нибудь знаменитость».

1 июня 2007 года после нескольких лет перерыва Стив снова сыграл в составе «Римейндерз» на концерте в Уэбстер-Холле во время проходившей в Нью-Йорке ярмарки «Бук экспо Америка».

«Это как пионерлагерь для взрослых, — говорит Эми Тан. — Я готова убивать китов, лишь бы и дальше выступать с группой».

По словам Кинга, он никогда не относился к группе серьезно, для него это развлечение. «Кто-то однажды сказал, что „Римейндерз“ без Стивена Кинга — все равно что „Грейтфул дед“ без Джерри Гарсии, и, должен признать, мне льстит подобное сравнение, — говорит Стив. — Я получаю огромное удовольствие от выступлений, ведь музыка для меня скорее хобби, чем работа».

Кинг прекрасно понимает, что не все в группе разделяют его мнение. «Дэйв, Ридли и Грег Айлз относятся к группе серьезно, — признает Стив. — Как три отличника перед экзаменом. А я скорее символ группы, что-то вроде фигурки на капоте машины».

И хотя всем участникам группы нравится играть, по словам Ридли Пирсона, основная причина для совместных гастролей по трем городам — желание хорошо провести время. Им весело вместе. «За один концерт не успеваешь пообщаться с каждым, — объясняет Ридли. — Другое дело гастроли: мы все набиваемся в один автобус или самолет, и тут начинается самое веселье. Мы выступаем вместе пятнадцать лет, и по идее могли бы уже чему-то научиться, но, увы, играем все также. Зато по-настоящему сдружились».

Кинг по-прежнему обожает гастроли, а вот Тэбби стала более осмотрительной. «Она куда практичнее, чем Стив, и все время за ним приглядывает, — признает Пирсон. — Помню, как-то раз она сказала, что боится, как бы Стив не возомнил себя вторым Джоном Ленноном».

Пирсон вспоминает концерт на Род-Айленде: двадцать полицейских штата выстроились в живую баррикаду, чтобы провести Стива через толпу. «Настоящее безумие, люди сходили с ума, как будто к ним приехали „Битлз“. В нас летели вещи, люди тянули руки, пытаясь дотронуться до Стива».

В июне 2007 года вышел роман «Блейз», написанный еще до «Кэрри», — один из «мусорных романов» Бахмана, на которых Стив набивал руку, чтобы потом убрать в стол и благополучно забыть на долгие годы.

Фрэнк Мюллер, профессиональный чтец аудиокниг, который записал несколько компакт-дисков с произведениями Стива, осенью 2001 года попал в аварию на мотоцикле и стал инвалидом на всю жизнь, утратив работоспособность. Он остался без денег, без страховки и с кучей долгов по неуплаченным налогам. У Фрэнка уже был один ребенок, а через несколько дней после аварии выяснилось, что на подходе второй.

Кинг сам регулярно слушал аудиокниги, а после того, как несколько раз попробовал себя в роли чтеца на звукозаписывающей студии, по-настоящему зауважал Мюллера. «Это изматывающий, тяжкий труд: приходится делать много дублей, — говорил Стив. — По-моему, в наш век книга вроде как и не существует, пока ее не выпустили в аудиоформате. Если прочесть вслух сильную вещь, ей это пойдет лишь на пользу, а если вещь слабая, на слух это сразу заметно. Аудиоформат не терпит несовершенства. Аудиокниги похожи на лица в ярких лучах прожектора, вот только недостатки стиля и убогость языка не скроешь под макияжем».

Стив жутко переживал задруга — уж кто-кто, а он точно знал цену выздоровления после смертельно опасной аварии. В 2002 году Кинг организовал фонд «Танцующий на волнах» в помощь Фрэнку. Это заставило его задуматься о других людях творческих профессий, потерявших трудоспособность в результате несчастного случая или внезапной болезни; писатель основал еще один фонд, «Небеса», с целью оказывать денежную помощь писателям, актерам и исполнителям, которые оказались в подобной ситуации.

Чтобы собрать средства для фонда, Кинг пригласил своих коллег, Джона Ирвинга и Джоан Кэтлин Роулинг, принять участие в двойном благотворительном выступлении «Гарри, Кэрри и Гарп» — два вечера в мюзик-холле «Радио-Сити».

Он давно подумывал о том, чтобы целиком передать фонду все права на одну из своих книг, включая аванс, авторский гонорар и выручку от продаж за границей, — вот тут и пригодился «Блейз».

Стив откопал старую рукопись, перечитал и даже удивился, когда понял, что роман не так уж плох: немного переделать, отшлифовать — и книга засверкает как новенькая. В июне роман вышел в издательстве «Скрибнер». «Буклист» удостоил книгу звездной рецензии, сравнив ее с произведением Джона Стейнбека «О мышах и людях». В первую же неделю «Блейз» взлетел на вторую строку рейтинга «Нью-Йорк таймс».

В 2007 году Стив и Тэбби обзавелись новой недвижимостью. В мае они купили еще один дом на Кейси-Ки в Оспри, примерно в двух милях от приобретенного пятью годами ранее. Дом обошелся им в два миллиона двести тысяч долларов: сумма, сравнимая с ценой покупки их первого особняка, — правда, теперь округ оценивал его стоимость в двенадцать с лишним миллионов.

Позже, в октябре того же года, Стив и Тэбби купили соседнее бангорское поместье. Белый дом в викторианском стиле с мансардной крышей, известный как «дом Чарлза П. Брауна», был построен в 1872 году и в те времена оценивался в десять тысяч долларов. Судя по документам, Кинги заплатили за него семьсот пятьдесят тысяч. Стив не скрывал, что хочет переделать здание под библиотеку, а может, даже устроить там музей, и еще он планировал проложить подземную железную дорогу между домами.

«Я сижу, фантазирую вслух, а Тэбби заявляет: „Зачем нам это?“ — „Чтоб было!“ — объясняю я».

Кинг согласился стать приглашенным редактором вышедшего в октябре сборника «Лучший американский рассказ-2007». В каком-то смысле круг замкнулся. Он начинал с рассказов, и в трудные времена именно они не раз его выручали: вспомнить хотя бы тот чек, который буквально спас Наоми, когда девочка слегла с ушной инфекцией, а в доме не осталось ни денег, ни лекарств.

С тех пор прошло много лет, но рассказы Стива по-прежнему востребованы — а в 2007 году так и вовсе были нарасхват. Отто Пенцлер собирался пригласить Кинга поработать редактором антологии «Лучший американский детективный рассказ-2007», но не получилось: его опередила Хайди Питлор, редактор «Лучших американских рассказов». «Я обязательно приглашу его снова», — не унывает Пенцлер.

Само собой, как только стало известно о том, что Кинг будет редактором антологии 2007 года, критики завели любимую заезженную пластинку про оболванивание американской культуры. Зато Стива наверняка воодушевила компания предыдущих приглашенных редакторов серии, среди которых были Маргарет Этвуд и Ричард Форд, Майкл Чейбон и Уолтер Мосли. И пускай с выхода последнего его сборника, «Все предельно», прошло целых пять лет, Кинг настаивал, что по-прежнему любит малую форму и его волнует судьба американского рассказа — ведь в последнее время спрос на короткую прозу резко упал.

«Я слегка отошел от сочинения рассказов — возможно, если я увижу перспективы работы с малой формой, во мне вновь проснется желание их писать, — объяснял Стив. — Я ведь всегда с особым удовольствием писал рассказы, и будет грустно, если прежние навыки пропадут зря».

Он с головой погрузился в проект. «Мне хотелось расширить границы: я искал материал в Интернете и в журналах, которые раньше не рассматривались, таких как „Эллери Куинн. Журнал детектива“ и „Журнал фэнтези и научной фантастики“. Мне кажется, я ни над одной книгой не работал так упорно, как над этой антологией». По словам Питлор, она прочла более четырех тысяч рассказов, из которых передала Кингу около ста двадцати самых, на ее взгляд, удачных, и еще четыреста он отыскал сам.

В конечном итоге Стив добился своей цели: работа редактора пробудила в нем угасший интерес к сочинению собственных рассказов. Одновременно с выходом антологии Кинг продал один такой рассказ «Журналу фэнтези и научной фантастики» за пятьсот долларов. Кто-то мог назвать это подачкой — и был бы не прав. Стив, истинный уроженец сельского Мэна, знал цену деньгам. «Я бы не назвал это подачкой. Во всяком случае, пяти сотен долларов определенно хватит, чтобы несколько раз пообедать, к тому же я буду только рад, если у журнала появятся новые читатели», — сказал он, подразумевая, что с его именем на обложке журнал скорее всего раскупят, каким бы тиражом его ни напечатали.

Кинг написал еще один рассказ — «Очень тесное место». Когда они с Тэбби живут во Флориде, Стив каждый день прогуливается по относительно безлюдному участку дороги. Как-то вечером, проходя мимо стройки, он заметил переносную туалетную кабинку. Все рабочие уже разошлись, до дома было далеко, и Кинг решил воспользоваться ситуацией.

Когда он зашел внутрь, кабинка покачнулась, и писатель сообразил: «Если одна из этих штук с человеком внутри упадет дверью вниз, бедняге не позавидуешь. На ум вдруг пришел рассказ По „Преждевременные похороны“ и разные истории про похороненных заживо, и я подумал: почему бы не написать историю про человека, попавшего в ловушку в переносном туалете? Сам я от клаустрофобии не страдаю, но идея показалась мне замечательной».

* * *

Осень 2007 года выдалась богатой на события: в ноябре на экраны вышел фильм «Мгла», снятый по мотивам повести «Туман» из сборника «Команда скелетов». Сценаристом и режиссером картины снова стал Фрэнк Дэрабонт, которому Стив всецело доверял.

Если верить оригинальной аннотации к сборнику 1985 года, Стив написал эту повесть еще в 1976-м. Они тогда жили в Бриджтоне и как-то раз, во время похода в супермаркет за разными мелочами для Тэбби, писателя посетила муза — как обычно, без предупреждения. Они с Джо уже направлялись к кассам, когда Стив вдруг поднял глаза и обратил внимание на фасад здания, сделанный из цельной стеклянной панели… Заметил и тут же подумал: «А что, если в стекло станут биться гигантские насекомые?» Не тратя времени зря, он тем же вечером с головой ушел в работу.

Как обычно, инстинкт писателя не подвел Кинга: повесть появилась на страницах сборника «Темные силы» — книги под редакцией Кирби Маккоули, его тогдашнего агента.

В процессе работы над сценарием Фрэнк Дэрабонт переделал концовку, убрав элемент недосказанности, присутствовавший в повести. И, как ни странно, Стив, который обычно терпеть немог, когда коверкают его сюжеты, ничего не имел против — более того, он посчитал, что картина лишь выиграет от новой концовки.

«Концовка меня потрясла, но еще и слегка покоробила, — признался Кинг. — При том что я с самого начала знал, чего ожидать — еще с просмотра черновой монтажной версии, — все равно не выдержал и поморщился. И только на второй раз свыкся с мыслью, что именно этот вариант — самый правдоподобный и, видимо, единственно верный. Режиссерский выбор наиболее точно соответствует атмосфере картины, в созданном мной мире история просто не могла закончиться иначе».

Опубликованный в январе 2008 года роман «Дьюма-Ки» стал очередной экспериментальной площадкой писателя. Он поставил перед собой сложнейшую задачу: действие книги происходит во Флориде и Миннесоте, это история разведенного мужчины, который теряет руку (а чуть позже — и жену) из-за трагического происшествия на стройке и, увлекшись рисованием, обнаруживает у себя редкий талант художника, — все эти подробности не имели ни малейшего отношения к личному опыту Стива…

«Я люблю искусство, но художник из меня никакой, я даже кошку, и ту не нарисую, — сокрушался он. — Поэтому я взял свое отношение к писательскому мастерству и отразил его на страницах романа о художнике. В конце концов, хватит с меня персонажей-писателей — сколько можно о них писать? Надоело!»

На этот раз вдохновение для романа снизошло на него во время ежедневной прогулки. «Я шагал вдоль заброшенной дороги — сами понимаете, после аварии я выбираю только глухие тропинки, — и тут мне на глаза попался знак „Осторожно: дети!“. Я подумал: что это за дети такие, которых стоит опасаться, — и почему-то представил себе двух мертвых девочек».

Несмотря на благосклонность критиков и тот факт, что «Дьюма-Ки» в первую же неделю обосновалась на верхних позициях в рейтингах, Стив чувствовал, что он больше не король бестселлеров, времена единоличного царствования прошли. Имя Кинга часто упоминалось рядом с именами Тома Клэнси и Джона Гришэма, вот только армия его поклонников таяла, а продажи падали — причем куда стремительней, чем у вышеупомянутых конкурентов, — с каждой попыткой писателя сойти с проторенной дорожки хоррора, приведшей его к славе. К примеру, первый тираж «Истории Лизи» составил один миллион сто тысяч экземпляров — сравните с трехмиллионным общим тиражом «Безнадеги» и «Регуляторов». К тому же время не стояло на месте: со времен публикации «Кэрри» издательский бизнес постоянно менялся, а параллельно с ним менялся и общий процент читающего населения.

«В итоге всегда все решали продажи, — говорит Стив. — Взять, к примеру, того же Гришэма: он меня обгоняет в четыре раза, но меня это больше не тревожит. Смотрю я в список бестселлеров „Нью-Йорк таймс“ и спрашиваю себя: „Ты готов надрывать задницу ради соседней строчки с Даниэлой Стил, Дэвидом Балдаччи и книгами о втором рождении?“»

Пускай Кинг до сих пор и сожалеет о сделанном в 1985 году опрометчивом заявлении: «Я литературный аналог „биг-мака“ и картошки фри», — но необходимости оправдываться больше не чувствует. «Ну да, ляпнул не подумав. Так ведь до сих пор расплачиваюсь… — вздыхает Стив. — Я-то имел в виду, что у меня хороший вкус и мои книги легко усваиваются, однако однообразная диета от Стивена Кинга явно не способствует здоровью».

«Поп-культура и популярная литература — его стихия, — говорит Джордж Маклауд. — В них он черпает силы и вдохновение, и вряд ли это когда-нибудь изменится».

Теперь, когда прошло более тридцати пяти лет со дня издания первой книги Стива, его произведения читают во всем мире, а сам он наконец-то признал, что не может не писать, логично было бы предположить, что Стивен Кинг, с его-то опытом, сумел упорядочить свою творческую жизнь и та вошла в спокойное русло. Однако сам он утверждает, что с годами мало что изменилось: он просто нажимает на нужные кнопки, и работа потихоньку продвигается. И еще Стив обнаружил в себе первооткрывателя: именно стремление постоянно что-то узнавать и пробовать толкает его на новые эксперименты.

Он признает, что с годами ему все труднее вести колонку в «Энтертейнмент уикли»: «Я слишком многого требую: с одной стороны, для меня важно высокое качество, с другой — импровизация и непринужденный тон. К сожалению, иногда приходится чем-то жертвовать».

Кинг не раз говорил: «Развивайся — или умрешь. И если уж каким-то ветром тебя занесло на танцпол, в первый и последний раз в жизни, не стоит ограничиваться простеньким „раз-два-три“». С таким вот подходом Стив, в соавторстве с Джоном Мелленкампом, взялся за создание мюзикла «Братья-призраки из страны Тьмы». Прежде чем выставить свое детище на суд публики и выпустить на Бродвее, авторы устраивают пробные чтения во время встреч с читателями и на мастер-классах.

А началось все с того, что Мелленкамп подошел к Стиву и предложил поработать над мюзиклом в стиле пятидесятых годов. В основу сюжета легла реальная история любви двух братьев к одной девушке. Один брат случайно стреляет в другого и смертельно его ранит, и девушка с виновным братом везут раненого в больницу. Они спешат, надеясь его спасти; машина слетает с дороги, на огромной скорости врезается в дерево, и оба гибнут. Мелленкамп предложил написать музыку при условии, что Кинг займется сценарием. Что характерно, Стиву идея понравилась: он сел и в своем фирменном стиле выдал на-гора либретто на шестидесяти семи страницах.

«Можно сказать, Джон обратился ко мне в подходящее время, — объяснил писатель. — Он много лет занимается своим делом, я много лет занимаюсь своим. Он старался, чтобы музыка получилась свежей, и экспериментировал с разными вещами и форматами».

Они моментально нашли общий язык: писатель и композитор чудесно поладили. «Обожаю Стива, он оказался совсем не таким, как все его представляют, — говорил Мелленкамп, — и у нас с ним много общего. Он живет в глуши. Я живу в глуши. Он не любит толпу, и я тоже. Этакая парочка асоциальных типов, и к тому же мы оба большие любители потрепаться».

Кинг продолжал раздвигать горизонты и осваивать новые территории, но кое-куда — например, в режиссуру — предпочитал второй раз не соваться, наученный горьким опытом. И все-таки искушение было велико: он время от времени подумывал о съемках собственного фильма. «Мой девиз: никогда не говори „никогда“. Наверное, стоит попробовать себя в роли трезвого режиссера и посмотреть, что из этого получится. Но пока я еще не выжил из ума, чтобы снова ввязываться в подобную авантюру».

Стив не раз говорил, что пишет о вещах, которых больше всего боится, таких как крысы и самолеты, однако есть одна особая (точнее, особо жуткая) тема, которая воплощает его самый сильный и потаенный страх, или, скорее, фобию, и он никак не наберется смелости, чтобы выплеснуть ее на бумагу. «Я хочу написать о пауках, потому что их боятся почти все. Лично я не могу себе представить ничего более жуткого, более отвратительного, чем пауки».

Сегодня работа — единственный его наркотик, она заполнила вакуум, образовавшийся, когда Кинг отказался от дурных привычек… более того, если он перестает писать, у него начинается что-то вроде ломки.

Он по-прежнему курит, хотя и сократил количество сигарет до трех штук в день. Он бросил пить, больше не нюхает кокаин, не принимает сильнодействующих болеутоляющих и не признает изменяющих сознание веществ, раз и навсегда сказав «нет» наркотикам.

«Теперь я не такой злой, как раньше, ведь мне уже не двадцать пять, — вздыхает Стив. — Мне шестьдесят, и это не дает расслабиться».

У обеих его благотворительных организаций: Фонда Стивена и Табиты Кинг и фонда «Небеса», — дела идут хорошо. «Стив верующий человек, и в отличие от меня верит, что каждому воздастся по делам его, — говорит Тэбби. — А я просто верю, что с собой на тот свет богатство не заберешь, вот мы и пускаем деньги на благое дело — столько, сколько можем. Мы рады помочь людям, и с удовольствием делали бы больше. Иногда возникает чувство, что наша помощь — лишь капля в бескрайнем море».

«Отдавай десять центов с каждого заработанного доллара, потому что иначе их отберет правительство, — делится своей философией Кинг. — Если кажется, что тебе это не по карману, просто взгляни на налоги, которые ты платишь за каждый галлон бензина».

«Стив сделал невероятную карьеру, — радуется задруга Тони Мэджистрейл. — У него есть деньги, есть народное признание; единственное, чего ему не хватает, это чтобы люди относились к нему как к серьезному автору, а не как к какому-то писаке».

Впрочем, даже отношение публики изменилось со времен первой публикации в «Нью-йоркере». Иногда кажется, что Стива расстраивают эти перемены. «Меня спрашивают, когда я напишу что-то серьезное, но подобные вопросы задевают за живое, — сетует он. — Они не понимают, что это все равно что подойти к человеку на улице и спросить, каково ему быть ниггером. А я в таких случаях отвечаю, что я всегда серьезен, каждый раз, когда сажусь за пишущую машинку. Я лет двадцать привыкал к этому дурацкому вопросу, стараясь не стыдиться собственных книг. Разумеется, всегда существует рынок для дерьмовых книжонок. Стоит лишь взглянуть на Джеффри Арчера! Пишет как в воду пердит».

И только одна вещь не изменилась: Кинг по-прежнему не понимает, откуда такой интерес к его личной жизни.

«Мне кажется, все мы чувствуем нечто похожее, — размышляет Ридли Пирсон. — В конце концов, большую часть времени писатель проводит в своем укромном уголке за клавиатурой, и в этом нет ровным счетом ничего интересного. И Стив такой же, он никогда не был зациклен на себе».

Может, Кинг и не зациклен на себе, зато определенно зациклен на успехе своих книг.

«Да, его книги уже тридцать шесть раз занимали первую строчку рейтинга — ну и что? Стиву все равно мало: он хочет, чтобы каждая его публикация взрывала рейтинг, — говорит Пирсон. — И не видит в этом ничего особенного. Он вообще считает себя обычным парнем: на его взгляд, вокруг полно гораздо более интересных людей, чем он».

Кстати, Стивен Кинг уже трижды успел стать дедушкой! У Джо и Леоноры родились три сына: Этан, Эйден и Райан.

В ноябре 2008 года Стив порадовал поклонников новым сборником рассказов «После заката», хотя оригинальное название было другим — «Противоестественные отношения».

«Ужасы всегда завораживают людей, — говорит писатель. — Пешеходы на улице забывают про свои дела и остаются поглазеть на аварию. В этом вся суть».

С годами он все чаще испытывает желание скрыться от поклонников, сказать, что с кем-то перепутали, когда люди его узнают. «День, когда я начну стесняться своей индивидуальности, когда скажу, что я — это не я, станет моим последним днем в литературе. Закрою лавочку, выключу компьютер и больше не напишу ни слова. Потому что, когда за возможность заниматься любимым делом приходится платить потерей индивидуальности, пора сказать „стоп“».

От автора

Как всегда, первым делом я должна поблагодарить Скотта Менделя, за то, что он сопровождал эту книгу в ее нелегком пути через полосу препятствий.

Следующий на очереди Питер Джозеф, который отредактировал эту книгу и внес несколько ценных советов и предложений, именно они помогли мне заглянуть в душу писателя.

Опять же спасибо фонотиписту Поле Хэнкок за помощь в расшифровке долгих часов записей.

Специалисту по генеалогии Маргарет Дьюб из Общества национального наследия в городе Киттери, штат Мэн, которая раскопала удивительные подробности о любимом штате Стива и Тэбби.

Спасибо друзьям, знакомым, деловым партнерам и другим людям, имеющим отношение к Стивену Кингу, — всем, кто поделился историями и забавными случаями из жизни, в том числе Дэйву Бэрри, Джорджу Бему, Майклу Коллингзу, Кэти Кеймен Голдмарк, Рику Хотале, Питеру Хиггинсу, Джонатану Дженкинсу, Джеку Кетчаму, Ричарду Кобритцу, Джорджу Маклауду, Энтони Мэджистрейлу, Ридли Пирсону, Отто Пенцлеру, Сэнди Фиппену, Лью Пьюринтону, Джеймсу Реннеру, Сэмюэлю Шуману, Стивену Спиньези, Беву Винсенту, Стэнли Вайатеру и Наю Уилдену.

Особая благодарность друзьям за то, что умудрялись общаться со мной, пока я волновалась из-за сроков сдачи материала: Тиму Эйшу, Лесли Кэпьюто, Бобу Диприту, Доку и Нэнси Джероу, Дину Холлатцу, Эду Ливитту, Дону Маккиббину, Спрингу Роумеру, Полу и Кэри Роуз, а также Энди и Донне Вайнопл.

Хронология

Ниже приводится список книг и событий из жизни Стивена Кинга в хронологическом порядке. Ознакомиться с полной библиографией писателя, включая короткие рассказы, романы и сценарии, можно на официальном интернет-сайте писателя: stephenking.com.

21 сентября 1947 г. — в Портленде, Мэн, в семье Дональда и Рут Кинг, которые уже растят двухлетнего приемного сына Дэвида, родился Стивен Эдвин Кинг.

1949 г. — однажды вечером Дональд выходит за сигаретами, чтобы больше никогда не вернуться в семью.

1949–1958 гг. — Рут с двумя сыновьями постоянно переезжает с места на место, сменив несколько городов: Чикаго, Уэст-Де-Пер (Висконсин) и Стратфорд (Коннектикут).

Лето 1958 г. — Кинги обосновались в Западном Дареме, штат Мэн, неподалеку от дома престарелых родителей Рут.

Июнь 1962 г. — Стив получает неполное среднее образование.

Сентябрь 1962 г. — Стив поступает в Лисбонскую среднюю школу в Лисбон-Фоллз, штат Мэн.

Июнь 1966 г. — Стив оканчивает Лисбонскую среднюю школу.

Сентябрь 1966 г. — Стив поступает на первый курс Университета штата Мэн в Ороно (УМО).

Октябрь 1967 г. — Стив продает свой первый рассказ «Стеклянный пол» журналу «Жуткие мистические истории».

1968 г. — третьекурсник Стив знакомится с Табитой Спрюс, студенткой второго курса.

Февраль 1969 г. — Стив начинает вести еженедельную колонку «Мусоровоз» в университетской газете «Мэн кампус».

Июнь 1970 г. — Стив оканчивает факультет английской литературы УМО, получив степень бакалавра.

Июнь 1970 г. — у Стива и Табиты рождается первый ребенок, дочь Наоми.

Октябрь 1970 г. — журнал «Кавальер» публикует рассказ «Ночная смена», открыв рассказам Стива дорогу в мужские журналы.

2 января 1971 г. — Стив и Табита женятся в Олд-Тауне, штат Мэн.

Апрель 1974 г. — опубликован роман «Кэрри».

Октябрь 1975 г. — опубликован роман «Жребий».

Ноябрь 1976 г. — на экраны выходит фильм «Кэрри».

Январь 1977 г. — опубликован роман «Сияние».

Февраль 1978 г. — опубликован сборник рассказов «Ночная смена».

Сентябрь 1978 г. — опубликован роман «Противостояние».

Июль 1979 г. — опубликован роман «Долгая прогулка», написанный под псевдонимом Ричард Бахман.

Август 1979 г. — опубликован роман «Мертвая зона».

Май 1980 г. — на экраны выходит фильм «Сияние».

Сентябрь 1980 г. — опубликован роман «Воспламеняющая взглядом».

Апрель 1981 г. — опубликована «Пляска смерти», первое произведение Кинга в жанре литературной критики.

Апрель 1981 г. — опубликован роман «Дорожные работы», написанный под псевдонимом Ричард Бахман.

Октябрь 1981 г. — опубликован роман «Куджо».

Май 1982 г. — опубликован роман «Бегущий человек», написанный под псевдонимом Ричард Бахман.

Июль 1982 г. — опубликован сборник «Калейдоскоп ужасов».

Август 1982 г. — опубликован сборник «Четыре сезона».

Ноябрь 1982 г. — на экраны выходит фильм «Калейдоскоп ужасов».

Апрель 1983 г. — опубликован роман «Кристина».

Октябрь 1983 г. — на экраны выходит фильм «Мертвая зона».

Ноябрь 1983 г. — опубликован роман «Кладбище домашних животных».

Декабрь 1983 г. — на экраны выходит фильм «Кристина».

Апрель 1984 г. — опубликован сборник «Цикл оборотня».

Май 1984 г. — на экраны выходит фильм «Воспламеняющая взглядом».

Ноябрь 1984 г. — опубликован роман «Худеющий», написанный под псевдонимом Ричард Бахман.

Ноябрь 1984 г. — опубликован роман «Талисман», написанный в соавторстве с Питером Страубом.

Февраль 1985 г. — раскрыта тайна псевдонима Ричард Бахман.

Апрель 1985 г. — на экраны выходит фильм «Кошачий глаз».

Июнь 1985 г. — опубликован сборник «Команда скелетов».

Июль 1985 г. — Кинг пробует себя в качестве режиссера фильма «Максимальное ускорение», съемки проходят в Уилмингтоне, штат Северная Каролина.

Июль 1986 г. — на экраны выходит фильм «Максимальное ускорение».

Август 1986 г. — на экраны выходит фильм «Останься со мной».

Сентябрь 1986 г. — опубликован роман «Оно».

Февраль 1987 г. — опубликован роман в жанре фэнтези «Глаза дракона».

Июнь 1987 г. — опубликован роман «Мизери».

Ноябрь 1987 г. — опубликован роман «Томминокеры».

Сентябрь 1988 г. — опубликован роман «Стрелок», первая книга серии «Темная Башня».

Ноябрь 1988 г. — опубликован альбом «Кошмары в небесах».

Март 1989 г. — опубликован роман «Извлечение троих», вторая книга серии «Темная Башня».

Ноябрь 1989 г. — опубликован роман «Темная половина».

Май 1990 г. — опубликована полная, несокращенная версия романа «Противостояние».

Сентябрь 1990 г. — опубликован сборник «Четыре после полуночи».

Октябрь 1990 г. — на экраны выходит фильм «Ночная смена».

Август 1991 г. — опубликован роман «Бесплодные земли», третья книга серии «Темная башня».

Октябрь 1991 г. — опубликован роман «Нужные вещи».

Май 1992 г. — опубликован роман «Игра Джералда».

Январь 1993 г. — опубликован роман «Долорес Клейборн».

Октябрь 1993 г. — опубликован сборник «Ночные кошмары».

Апрель 1994 г. — опубликован роман «Бессонница».

Май 1994 г. — премьера телесериала «Противостояние» на канале Эй-би-си.

Сентябрь 1994 г. — на экраны выходит фильм «Побег из Шоушенка».

Октябрь 1994 г. — рассказ «Человек в черном костюме» опубликован в журнале «Нью-йоркер».

1996 г. — Кинг удостоен премии О. Генри за рассказ «Человек в черном костюме».

Май — август 1996 г. — выходят шесть частей романа «Зеленая миля», по одной в месяц.

1 октября 1996 г. — в один день выходят два романа: «Безнадега» и «Регуляторы».

Ноябрь 1997 г. — опубликован роман «Колдун и кристалл», четвертая книга серии «Темная Башня».

Сентябрь 1998 г. — опубликован роман «Мешок с костями».

Февраль 1999 г. — премьера телефильма «Буря столетия» на канале Эй-би-си.

Апрель 1999 г. — опубликован роман «Девочка, которая любила Тома Гордона».

19 июня 1999 г. — во время прогулки писателя сбивает грузовик, Кинг получает серьезные травмы и едва не теряет ногу, почти месяц проводит в больнице и переносит пять сложнейших многочасовых операций.

Сентябрь 1999 г. — опубликован сборник «Сердца в Атлантиде».

10 декабря 1999 г. — на экраны выходит фильм «Зеленая миля», Стив и Тэбби присутствуют на премьерном показе.

Март 2000 г. — в Интернете опубликовано электронное издание повести «Катаясь на „Пуле“».

Июль 2000 г. — в Интернете опубликовано электронное издание романа «Растение».

Октябрь 2000 г. — опубликовано документальное автобиографическое произведение «Как писать книги», нечто среднее между мемуарами и учебным пособием для начинающих писателей.

Март 2001 г. — опубликован роман «Ловец снов».

Сентябрь 2001 г. — опубликован роман «Черный дом», написанный в соавторстве с Питером Страубом.

Март 2002 г. — опубликован сборник «Все предельно».

Сентябрь 2002 г. — опубликован роман «Почти как „бьюик“».

Июнь 2003 г. — переизданы первые четыре книги серии «Темная Башня».

Ноябрь 2003 г. — опубликован роман «Волки Кальи», пятая книга серии «Темная Башня».

19 ноября 2003 г. — Кингу вручают премию Национальной книжной организации.

23 ноября 2003 г. — Кинг попадает в больницу с двусторонним воспалением легких.

Март 2004 г. — премьера телесериала «Королевский госпиталь» на канале Эй-би-си.

7 апреля 2004 г. — Кинг заканчивает работу над серией «Темная Башня».

Июнь 2004 г. — опубликован роман «Песнь Сюзанны», шестая книга серии «Темная Башня».

21 сентября 2004 г. — в пятьдесят седьмой день рождения писателя опубликован роман «Темная Башня», седьмая и финальная книга серии «Темная Башня».

27 октября 2004 г. — бостонские «Ред сокс», любимая бейсбольная команда Кинга, побеждают в Мировой серии.

Декабрь 2004 г. — опубликована книга «Болельщик: хроника исторического сезона 2004 года глазами двух ярых фанатов „Бостон ред сокс“», написанная в соавторстве со Стюартом О’Нэном.

Октябрь 2005 г. — опубликован роман «Дитя Колорадо».

Январь 2006 г. — опубликован роман «Мобильник».

Октябрь 2006 г. — опубликован роман «История Лизи».

Февраль — август 2007 г. — выходит комикс «Темная башня. Рождение стрелка».

Июнь 2007 г. — опубликован роман Ричарда Бахмана «Блейз».

Октябрь 2007 г. — выходит сборник «Лучший американский рассказ-2007» под редакцией Кинга.

Ноябрь 2007 г. — на экраны выходит фильм «Мгла».

Январь 2008 г. — опубликован роман «Дьюма-Ки».

Ноябрь 2008 г. — опубликован сборник рассказов «После заката».

* * *

Это готического вида здание — больница штата Мэн в Портленде, где 21 сентября 1947 года родился Стивен Эдвин Кинг, — словно сошло со страниц одного из его романов. (Джордж Бем)

1969 год. Президент студенческого совета Кинг призывает других студентов принять участие в протестах против войны во Вьетнаме. (Ежегодник Университета штата Мэн. Джордж Бем)

По мнению многих студентов, на этой фотографии с обложки выпуска «Мэн кампус» от 17 января 1970 года Стив похож на Чарлза Мэнсона. («Мэн кампус». Джордж Бем)

Несмотря на то что Кинг работал на полную ставку преподавателем в средней школе Хэмпдена, его нередко можно было застать за чтением книги или журнала комиксов. (Ежегодник школы Хэмпдена. Джордж Бем)

Окончив колледж в 1971 году, Стив устроился на работу в бангорскую прачечную «Нью-Франклин» с окладом один доллар шестьдесят центов в час. Прачечная обслуживала коммерческие учреждения и предприятия малого бизнеса. (Джордж Бем)

Пускай Стиву приходилось тратить на обучение старшеклассников драгоценное время, которое он мог провести за пишущей машинкой, он не вешал нос и подходил к работе преподавателя с юмором. (Ежегодник школы Хэмпдена. Джордж Бем)

Обратите внимание на то, как от года к году меняется выражение лица Стива.

Надпись над фотографией все проясняет: его первую книгу вот-вот должны были издать. (Ежегодник школы Хэмпдена. Джордж Бем)

В 1978 году Кинг решил отблагодарить свою альма-матер и на год вернулся в Университет штата Мэн в Ороно в качестве преподавателя. (Ежегодник Университета штата Мэн. Джордж Бем)

Кинг и режиссер Джордж Ромеро расслабляются на съемочной площадке «Калейдоскопа ужасов». («Фотофест»)

Кинг в гостях у звезды фильма 1985 года «Кошачий глаз». («Фотофест»)

На съемочной площадке фильма «Золотые годы», где сыграл роль водителя автобуса, Кинг обсуждает сценарий с исполнительным продюсером Ричардом Рубинштейном и актрисой Фелисити Хаффман. («Фотофест»)

«Хотел бы я, чтобы кто-то заранее мне рассказал, на что я подписываюсь и какой это изнурительный труд, — отзывался Стив о своем первом режиссерском опыте над фильмом 1985 года „Максимальное ускорение“. — Я и не подозревал, что окажусь полнейшим профаном в вопросах механики и политики кинопроизводства». («Фотофест»)

Стив в роли Тедди Вайзака на съемочной площадке телефильма «Противостояние», вышедшего на экраны в 1994 году. («Фотофест»)

Кинг сыграл священника в фильме «Кладбище домашних животных», снятом по книге, которую он не планировал издавать. Картина стала режиссерским дебютом Мэри Ламберт.(«Фотофест»)

Поклонники часто шлют Кингу подарки. Стив оценил подарок художника Чарлза Хупера, смастерившего для него две куклы в гробиках. (Чарлз Хупер)

1999 год. Нога Стива помещена в специальный медицинский аппарат для фиксации и сращивания раздробленных костей. Стив пытается играть с Марлоу, своим псом породы корги.(«Бангор дейли ньюс»)

Примечания

1

Примерно один метр восемьдесят восемь сантиметров. — Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, примеч. пер.

(обратно)

2

Пол Баньян — легендарный лесоруб-гигант, герой американского фольклора начала XX в.

(обратно)

3

Джеймс Дин (1931–1955) — американский актер, воплотивший на экране образ юного красавчика бунтаря. После трагической гибели в автомобильной катастрофе стал иконой поп-культуры.

(обратно)

4

Ду-уоп — музыкальный жанр; партия инструментов исполняется вокалистами. Был популярен в Америке в 50-е гг. XX в.; название происходит от слов «ду-уоп», подпеваемых бэк-вокалистами.

(обратно)

5

Примерно один метр девяносто сантиметров.

(обратно)

6

Патриция Кэмпбелл Херст (р. 1954) — американская актриса, внучка миллиардера и газетного магната Уильяма Рэндольфа Херста, жертва политического похищения, террористка, осужденная за ограбление банка. В феврале 1974 г. была похищена леворадикальной террористической группировкой Симбионистская армия освобождения (САО). После выполнения семьей требований похитителей (раздача продуктов для неимущих жителей Калифорнии на сумму 6 млн. долларов) за сутки до обещанного террористами освобождения заявила о вступлении в ряды САО и отказалась вернуться в семью. В составе боевой группы САО принимала участие в акциях террористов, была объявлена в розыск и арестована. Херст рассказала о насилии над ней со стороны террористов и объявила, что в рядах САО действовала под принуждением. 20 марта 1976 г., несмотря на усилия адвокатов представить ее жертвой похищения, ее приговорили к семилетнему тюремному заключению. Благодаря вмешательству президента США Джимми Картера срок сократили, а 1 февраля 1979 г. приговор был отменен под давлением общественной кампании. По истечении срока тюремного заключения вышла замуж за своего телохранителя и живет с семьей в пригороде Нью-Йорка.

(обратно)

7

«Буря и натиск» — литературное движение в Германии 70-х гг. XVIII в., связанное с отказом от культа разума, свойственного классицизму, в пользу предельной эмоциональности и описания крайних проявлений индивидуализма.

(обратно)

8

Новая кухня (французская с пониженной калорийностью блюд) (фр.).

(обратно)

9

Вилли Койот — персонаж мультсериала «Веселые мелодии».

(обратно)

10

Батаанский марш смерти произошел в 1942 г. на Филиппинах после окончания битвы за Батаан и позднее был расценен как военное преступление японцев: 75 тысяч пленных филиппинцев и американцев гнали 97 км по разбитым дорогам с щебеночным покрытием, по тропической жаре, без еды и питья. Лишь 54 тысячи военнопленных достигли пункта назначения, остальные пали жертвами зверств японцев.

(обратно)

11

Листерин — жидкость для полоскания рта, содержащая спирт; найкуил — противопростудный препарат, содержащий псевдоэфедрин.

(обратно)

12

Снайдли Уиплиш — злодей с моноклем и цилиндром из мультсериала «Дадли справедливый» (1969–1970).

(обратно)

13

Одно из прозвищ штата Мэн.

(обратно)

14

«Железный Ганс» — сказка братьев Гримм. В 1990 г. вышла книга американского поэта Роберта Блая «Железный Ганс: книга о мужчинах», в которой Блай анализирует сказку и приходит к выводу, что в ней содержатся уроки прошлого, полезные для современных мужчин.

(обратно)

15

По информации, размещенной 10 марта 2011 г. на официальном сайте Стивена Кинга stephenking.com, на весну 2012 г. намечена публикация восьмой книги цикла «Темная Башня» под рабочим названием «Ветер сквозь замочную скважину». Этот том будет объединять события, происходящие в четвертой и пятой книгах цикла. — Примеч. ред.

(обратно)

16

Хэнк Уильямс (1923–1953) — американский певец и композитор в стиле кантри.

(обратно)

Оглавление

Введение

1 Способный ученик

2 Опусти голову — и вперед!

3 Стрелок

4 Безнадега

5 Катаясь на «Пуле»

6 Бегущий человек

7 Четыре сезона

8 Максимальное ускорение

9 Долгая прогулка

10 Центр притяжения

11 Золотые годы

12 Мизери

13 Иногда они возвращаются

14 Конец всей этой мерзости

От автора

Хронология

*** Примечания ***