ветру.
Глядят, продирая глаза: пески, песии мухи,тарабарские песни, змеи, пронырливые хорькии все — одни старики. Одни старики и старухис немолодыми детьми. Старухи да старики.3Спрашиваешь: — Когда? — Где-то в районе лета,где-то около мая, где-то в седьмом часу… —И вот нас туда несет, на стыках дрожа, карета,и конь коренной летит и стелется на весу.Так странствуем мы — то в Рим эпохи упадка, пены,то в Ерусалим страстной, спускающийся с горы.И преображается время в пространство, возводит стеныи вновь собирает камни, раскидывает шатры.Тут что-то царица Савская высматривает на небе,загадывает, зрачок вперяет — хоть плачь, хоть вынь:— Когда же увижу вновь возлюбленного моего? Но жребий“Где-нибудь после смерти” — гласит ей. Аминь. Аминь.ПортретВсё висел портрет мой на гвозде и вдруг в Страстную средурухнул, чтоб я вздрогнула — как ненадёжно свитата тесёмка, как расшатан тот гвоздок! — свою победупразднует воздушных духов свита.Тот портрет Вильгельмом Левиком был написан к окончаньюшколы, то есть — школьницей настороженно гляжу я, подневольно,чуть надменно, но и с робостью, с тайной страстью к умолчанию,с поэтической тоскою — мол, душе земное ваше — больно.Мол, нельзя без неба ей, без чуда ей — никак и не смириться,если лестницы не спустятся с небес, не взмоют ввысь позёмки.И горит огонь огромный, в буйных волосах змеится,а вокруг все — сумерки, потёмки.И без прикровенных знаков — тошно всё, бессмысленно: пасутсяскопом все, толпой, неразличимо…Станешь связывать тесемки, а они и не сойдутся,станешь забивать гвоздок и — мимо, мимо!И теперь, в Страстную среду, я не то чтоб от портретажду ответа, но я чувствую, как властновсё своё же — душу ловит, держит, ломит, ранит, — этоЛевик передал как раз прекрасно!СонМне приснилось что-то такое, мол — мир и Рим.Будто с неким вроде бы даже Ангелом об этом мы говорим.Хоть Мартына Задеку бери, хоть Юнга — один ответ:ты, душа, измельчилась, бедная, так выйди на Божий свет.Выйди, выйди на Божий свет, ведь там — Рим и мир.Человек наматывает круги, как конь скаковой; как сыр,в центрифуге сбивается; спекается, как рубин:кровяные тельца, алый билирубин.Человек сгущается, как туман, по углам клубится, как тьма.Человек боится сорваться с круга, сойти с ума.Поломать хребет, прорасти хвощами и ржой.Ну а больше всего боится, что его поглотит Чужой.Потому-то, как в мир войдёшь, ищи там, конечно, Рим.А как в Рим войдёшь, выбирай лицо, надевай хитон, пилигрим.А как станешь победителем на ристалище, бери в награду сапфир:побеждая Рим, ты побеждаешь мир.Так и ты, душа унывающая, дерзай, иди и смотри.Отверзай глаза, закрытые страхом, при счете “три”.Пусть тебя терзает волчица алчная, гонит по пятам —смерть твоя, как в яйце Кощеевом, вовсе не здесь, а там.Ах, не об этом ли сказывал пернатый легионер: он держал кольцо.А на нем — сундучок заветный, а там — яйцо.А в яйце — сшивающая концы и начала таинственная игла.Если уж где-то жить, так в последнем Риме, — я так это поняла.
(обратно)
Лето бабочек
Голованов Василий Ярославович родился в 1960 году. Закончил журфак МГУ. Автор книг “Тачанки с Юга” (1997), “Остров” (2002), “Время чаепития” (2004), “Пространства и лабиринты” (2008). Лауреат российских и международных литературных премий. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.БУЛЬВАРВот, значит, это случилось, когда я шел поздравить с шестнадцатилетием свою старшую дочь. Но прежде я должен объяснить, что значит “шел”. Потому что это слово не столь уж невинно, как выглядит на бумаге. Я шел не с работы, я возвращался не из дальней командировки, я шел издалека, из далекого мира своей жизни в ее мир, теперь уже взрослый, чтобы потом надолго, до следующей нашей встречи, уйти обратно, как в параллельную штольню. Я виноват перед читателем, и чувство этой вины искренне: не так уж приятно сознаваться в том, что и моя жизнь, как жизнь других миллионов людей, прошла не без слома, я был, но так до конца и не стал хорошим отцом, эта роль осталась недоигранной, и мне больно от этого, как было больно другим миллионам отцов и матерей, потерпевших частичное или полное крушение в своей семейной жизни.И вот я шел, слегка подобрав паруса, осторожно, еще не зная, что именно я скажу своей почти взрослой дочери, когда достану свои подарки, и как отреагирует мое сердце
Последние комментарии
5 часов 24 минут назад
9 часов 40 минут назад
9 часов 49 минут назад
9 часов 55 минут назад
10 часов 15 минут назад
10 часов 24 минут назад