Мне из Кремля пишут [Владимир Сергеевич Бушин] (fb2) читать онлайн

- Мне из Кремля пишут 804 Кб, 232с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Владимир Сергеевич Бушин

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Владимир Сергеевич Бушин Мне из Кремля пишут

Ленин и теперь умнее всех живых

Виктор Стефанович, прочитав сегодня в «ПРАВДЕ» вашу беседу с Распутиным, хочу заметить вот что.

Вы оба много и правильно говорите о ТВ. А читали ли вы в «ЗАВТРА» № 10 коллективное письмо «Телевидение, ты чьё?» Под письмом стоят имена наших великих патриотов В.Белова, В.Крупина, вашего Распутина и др. А в письме Ленин объявлен «душителем прогресса». Чего ж они возмущаются ТВ, если в важнейшем вопросе с ними заодно, вместе клевещут на нашу историю? Я ответил им в «Дуэли», а «ПРАВДА» промолчала о подлости своих друзей.

Распутин у вас говорит:

— Приходится всё чаще вспоминать знаменитую клятву Ахматовой из осаждённого Ленинграда:
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не страшно остаться без крова,
Но мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!
Насчёт «не страшно» хорошо ответила фронтовая сандружинница Друнина:

Я только раз видала рукопашный.
Раз — наяву. А сколько раз во сне!..
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Ахматова пережила за свою жизнь несколько войн, но ничего не знала о них, кроме естественных житейских трудностей. И приведенная «знаменитая клятва» прозвучала 23 февраля 1942 года не из осаждённого Ленинграда, а из Ташкента, где пули не свистели, кровли не рушились. Живому классику Распутину следовало бы это знать.

Конечно, в 42-м отрадно было услышать от Ахматовой и это, но нельзя не понимать, что тогда речь шла не только о русском языке, а о всей русской советской жизни. А ей, выходит, достаточно было сохранить русскую речь. Совершенно как Бродскому. Его спросили: как вы относитесь к гибели Советского Союза? Он ответил: «А что? Язык-то русский остался». Ахматовой и её любимцу этого достаточно. И не соображают, что ведь и языка не останется как в 42-м, так и теперь, если не останется русская власть.

А в связи с тем, что вы пишете о ЛГ, которая-де «соблюдает объективность», посылаю статью, напечатанную в ЛР № 18–19.

* * *
Саша, не могу не вступиться за Симонова, которого ты сегодня по телефону определил одним словом: гедонист.

Я тоже гедонист: обожаю красивых женщин, люблю армянский коньяк, плачу, слушая фуги Баха, с удовольствием жарю шашлык, тоскую о Коктебеле…

А ты не гедонист? Если коснуться первого признака, то есть люди, всю жизнь прожившие с одной женой и с мудрой максимой: «У кого было много женщин, тот знает женщин, кто прожил с одной, тот знает любовь». Прекрасно! Завидно. Но не всем это удаётся. Я женился трижды. А Симонов — четырежды: Типот (Нат. Соколова) — Ласкина, от которой сын Алексей — Серова — Жадова. И что?

Ты сказал, как я могу в такое время, когда гибнет Россия, ввязываться в драку из-за каких-то литфондовских дач. Саша, живущий в стеклянном доме не должен швыряться камнями. Я ввязался и в эту драку и в драку между Михалковым и Бондаревым-Ларионовым, не имея никаких личных целей. Я выступил против грабежа писателей, против наглости и бесстыдства. Ты почитал бы, что они писали в ПАТРИОТЕ не только о 95-летнем Михалкове, но и о его жене, о секретарше. А ведь Михалков не сказал ни единого лживого слова о Советском времени. Наоборот, прямо заявил: «Я настоящий советский писатель». И это не оспоришь. А его новый гимн… Измена! — шумит, например, ПРАВДА. А что такое гимн? Это песня во славу родины. Таков и новый его гимн. И кто его осуждает-то! Зюганов пришёл в Большой театр почтить 95-летнего аксакала, а его ПРАВДА надменно прошла мимо юбилея, не отметив его хотя бы информацией о том, что их лидер почтил. ПРАВДА! Которая сто лет вела антирелигиозную пропаганду, а теперь ползает перед попами на брюхе. Чего стоит ст. куда-то исчезнувшего Зоркальцева в двух или трех номерах. А он был членом президиума ЦК…

Да, мне доставляет удовлетворение, я рад, что могу так выступить против негодяев, я даже наслаждаюсь, и это тоже можно назвать гедонизмом.

А твои роскошные юбилеи в ресторанах и грандиозные презентации то в ЦДЛ («Господин Гексоген»), то в барском особняке у Никиты Михалкова («Симфония пятой империи»)? Тут было не только общественное, но и нечто сугубо личное, гедонистическое, согласись. После празднования твоего шестидесятилетия мне позвонила Таня Глуш-кова и сказала: «Вы были? Это ведь пир во время чумы?» Что мог я ей ответить? Родина и тогда гибла. Как и в твое семидесятилетие. Что делать! Таков человек. Вон в Китае только что погибли во время землетрясения 70 тысяч, а они готовятся к Олимпиаде, к всемирному празднику.

Меня удивляет враждебность к Симонову многих людей твоего круга. Наперстный друг Бондаренко назвал его даже «писателем, далёким от патриотизма»! Да он просто не читал ни поэм «Ледовое побоище», «Суворов», ни строк:

Опять мы отходим, товарищ.
Опять проиграли мы вой.
 Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной…
Симонов был не гедонист, не эпикуреец, не жуир, а труженик, талантливейший трудяга. Ни один писатель не мотался так много по фронтам, начиная с Холхин-Гола, как он, никто так много и честно не писал о войне, никто не был так популярен и любим в годы войны, как он. Ты читал его двухтомник «Разные дни войны»? Это дневниковые записи тех дней и позднейшие замечания к ним. Это — лучшее, что он оставил, и самое честное о войне. Бондарев, например, не читал.

Да, мы люди разного поколения. Это многое объясняет.

После нашего разговора по телефону и твоих слов о какой-то двухуровневой даче Симонова, я позвонил давнему товарищу по «Литгазете» Лазарю Шинделю, много писавшему о Симонове, хорошо знавшему его лично. Он сказал, что Симонов купил в Переделкино дачу Ф.В.Гладкова, но жил там недолго, а когда разошелся с Серовой, оставил дачу ей. Почему именно купил, Лазарь не знает. Может быть, это была не литфондовская дача, а построенная там лично Гладковым. Много лет подряд Симонов снимал дачу, кажется, в Сухуми. Но корить за это с его силикозом так же нелепо, как больного Толстого — за Гаспри, как Чехова — за дом в Ялте, как Горького с его чахоткой — за Капри.

Будь здоров и дай Бог нам удачи.

Посылаю статью, о которой говорил. Если не лень, посмотри.

В.Бушин

* * *
Кто говорит о неклассовой политике и о неклассовом социализме, того стоит просто посадить в клетку и показывать рядом с каким-нибудь австралийским кенгуру.

В.И.Ленин

Знаете ли вы, как в тропических землях ловят мартышек? Очень интересно! В кокосовом орехе делают небольшое отверстие, удаляют содержимое, кладут какое-нибудь мартышкино лакомство, а с противоположного конца орех прикрепляют к дереву. Мартышка находит приманку, сует в орех лапу, хватает лакомство и хочет вытащить. Но сжатый кулак не проходит в отверстие, не вылезает из ореха, а разжать пальцы, бросить лакомство мартышка по безмерной жадности своей не может даже когда появляется человек. Тут её и ловят. Это присказка покуда, сказка будет впереди…

В своё время я бывал у некоторых писателей на их дачах в Переделкино: приезжал к Корнею Чуковскому, который дал мне для «Молодой гвардии» статью о Толстом, написанную ещё при жизни Толстого, с молодой и прекрасной Викторией Токаревой заходили мы к Николаю Тихонову, едва не уморившего нас своими фантастическими рассказами, однажды посетили с женой институтского товарища Владимира Корпеку, жившего на даче покойного тестя Б.А.Вадецкого… Я, конечно, знал, что это дачи литфондовские, общественные, но никогда мне не приходила в голову мысль о том, как и кому они даются, по какому принципу. И задумался об этом только теперь, когда случилось ЧП литфондовского масштаба и на страницах «Литгазеты» и «Литературной России» вспыхнула баталия из-за этих дач.

Кинув взор в недалёкое прошлое, я вспомнил: тогда многие известные писатели могли получить дачу в Переделкино, однако предпочли построить для себя бунгало на собственные средства. Ну, в самом деле, разве отказали бы, например, таким прекрасным писателям да к тому же и высокопоставленным руководителям нашего Союза, как Твардовский, Симонов, Михалков, Бондарев, Бакланов, но они не просили, а построили дачи кто на Пахре, кто на Николиной горе, кто во Внуково. Паустовский купил домик в Тарусе, Пришвин построил избу в деревне Дунино. Да и те, кто помоложе: Викулов, Асадов, Евдокимов — в Красновидово. А была у Шукшина дача в Переделкино? А получил там дачу Проханов?.. Казалось бы, ведь если есть средства, то гораздо лучше построить свою дачу: казенную-то рано или поздно придётся освободить, детям её не оставишь. Но мартышки не могут этого понять…

Недавно Феликс Кузнецов на страницах «Литературной России» вроде бы даже с гордостью твердил: «Я тридцать лет живу в Переделкино, тридцать лет!» Я, дескать, уже абориген и ветеран, корни пустил глубоко, меня не вырвать… Да, в 1977 году, как только стал первым секретарём Московского отделения Союза писателей, он позаботился о даче и получил её. Никто не против: начальству полагается. Несколько озадачивает другое. Кузнецов всю жизнь пишет о нравственности: «Литература и нравственное воспитание личности» (1962), «В.И.Ленин о проблеме нравственности» (1970, к столетнему юбилею Ленина), «Нравственные искания в современной прозе» (1975), «Размышления о нравственности» (два издания: в 1979 и в 1988 годах)… Словом, нравственность — его любимая тема. Он без неё жить не может. Я знаю только одного человека, который так же страстно обожает нравственность. Это Арсений Ларионов, владелец нашего издательства «Советский писатель», лютый супостат Кузнецова.

Так вот, мне думается, что свою любовь к высокой нравственности Кузнецову следовало бы подкрепить и личным примером, в частности, — на дачном поприще. Принимая во внимание скоротечность нашей земной жизни, пожил бы годочков пять, пусть даже десять, и уступил бы дачу другому писателю, да хотя бы и мне — я и старше намного, и фронтовик, и книгу аж о самом Энгельсе сочинил, а себе за это время ему надо бы построить персональное монрепо на Пахре или на Николиной. Дело в том, что ведь сразу как драгоценный наш Феликс стал первым секретарём, к 60-летию Октября он получил не только орден Октябрьской революции, а потом и Трудового Красного знамени, но и Государственную премию, а потом — Ленинского комсомола (хотя был уже в предпенсионном возрасте). И чуть не каждый год выходили его бесчисленные книги. Они в большинстве своём скучноваты — всё нравственность да нравственность, всё гармония да целомудрие, но гонорары-то — весёленькие, улыбчивые! Первый же секретарь, государственный да ещё комсомольский же лауреат! Таким платили по высшей ставке: рублей по пятьсот с листа да еще потиражные. И зарплата первого секретаря столичного отделения СП была, надо думать, не пустячная. А государственных квартир Кузнецов сменил, всё более нравственно совершенствуясь, с полдюжины. Предпоследней была у него хорошая кооперативная квартира на Красноармейской улице. Глядь, Литфонд построил прекрасный дом в Астраханском переулке. Надо внедриться! Я опять не против. Пусть получил. Но при таких подарках любимой родины и Литфонда куда деньжищи-то девать? Я не о том, что их было невпроворот, Бог с ними, но как можно при этом бесплатно получать на двоих-троих 3-4-комнатную квартирку, за символическую плату тридцать лет занимать общественную дачу, когда другим — ни изданий-переизданий, ни дач, ни однокомнатных даже квартир… Вот замечательные писатели Владимир Солоухин и Николай Евдокимов, инвалид войны, получили одну квартиру на две семьи. При первой же возможности Солоухин купил кооперативную. И Кузнецов на один лишь гонорар за двухтомник «Избранное» (1981) мог такие хоромы отгрохать! Я хорошую двухкомнатную квартиру купил в кооперативе за 6 тысяч 800 рублей, а дачу — за 16 тысяч. Такие суммы для первого секретаря и дважды лауреата чепуха.

А через десять лет, в 1987 году, известный Яковлев, член ПБ, посадил Кузнецова, уже и доктора филологии (1980) и профессора (1983), в кресло директора Института мировой литературы и тут же пропихнул в член-коры Академии Наук (а сам уже пролез в члены). Вы подумайте, Кожинов там не был, Палиевского и Кара-Мурзы там нет, а Кузнецов — давным-давно! Притом, надо полагать, все эти должности и звания тоже не на общественных началах. Тут был самый подходящий момент во имя коммунистической нравственности разжать кулачок, вытащить лапу и бежать. А дача перешла бы, допустим, к тому же Бушину, который ни квартиру от государства, ни дачу от Литфонда не получал. Но нет, не в силах он был разжать ухватистые пальчики, а каким-то образом вытащил кулачок и продолжал лакомиться. Да как!

Словно мартышка-троеручица, запустил он лапки в три ореха — в Международный союз писательских союзов, в Международный литфонд и в Академию Наук. И везде, пока кроме АН, он — главный, и везде — лакомства. И какие! Я не поверил своим глазам, когда прочитал, что из одного ореха мартышка беспрепятственно извлекает каждый месяц 75 тысяч рублей — и это только полставки по совместительству, а Иван Переверзин — 125 тысяч. Какова же ставка Кузнецова по основному ореху? Вообразить трудно… Что сказал бы любимый им Владимир Ильич, давший управляющему делами Совнаркома Бонч-Бруевичу нагоняй или даже выговор за то, что он самовольно повысил ему зарплату, кажется, на 400 рублей?..

8 ноября прошлого года я был в гостях у генерала Макашова в Думе. В разговоре между делом спросил: «Альберт Михайлович, а сколько депутатам платят?» Он опустил глаза: «Стыдно сказать, дорогой, — 96 тысяч!» Генерал-полковнику, депутату, избранному народом в Госдуму по одномандатному округу, стыдно, хотя он не имел никакого отношения к назначению такой суммы, а тут — министерские оклады! Повторяю: дело не в самих окладах и доходах. Если бы речь шла о каком-то процветающем предприятии, то для его умных, честных, умелых руководителей не жалко было бы ни дач, ни высоких зарплат. Но Союз-то писателей ограблен, при Ю.Бондареве во главе Союза, при В.Огневе во главе Литфонда (не ошибся?) украли у нас и сказочные дома творчества, и прекрасную поликлинику, и мощное издательство, большинство писателей бедствует…А тут ещё среди издателей нашлись кровососы вроде Бондаренко, которые отправляют детей кто в Оксфорд, кто в Сорбонну, сами — мечутся из одного увлекательного вояжа в другой по всему свету от Ирландии до Цейлона, от Северной Америки до Южного Китая, а гонорары авторам своих изданий не платят! Пользуются нашей безвыходностью и поощрением режима, мерзавцы. На всех уровнях литературные мироеды на наших глазах гребут и гребут под себя. Кто назначил им такие оклады? И за что — один вернул нам Малеевку? Другой — поликлинику? Ну, проснитесь же, братья писатели! Назначьте им по 30 тысяч и пусть радуются жизни, ни в чём себе не отказывая!

А Феликс ещё и присосался к «Тихому Дону»! Делает вид, что если бы не он, репутация Шолохова погибла бы. Власть дала ему 50 тысяч долларов для выкупа рукописи. А как директор ИМЛИ хотя бы уж в этом-то случае мог выложить и свои. Шолохов-то не раз выкладывал на общественные дела — и Сталинскую, и Нобелевскую… Да ведь есть такие чудики и среди ныне живущих: Семён Шуртаков отдал Госпремию на памятник погибшим на войне односельчанам, Проханов — премию «Бестселлер» сидевшему в тюряге Лимонову на адвокатов… Так кто же для меня профессор и членкор Кузнецов? Самый настоящий классовый враг. «Я с детства жирных привык ненавидеть…»

А Юрий Поляков? То же самое. Там, где Поляков прошёл, Кузнецову делать нечего. Я, говорит, «с самого начала внутренне был в оппозиции к так называемым «демократическим реформам». Внутренне. А внешне? Внешне он рвался на вершину этой демократии! И в Государственную Думу, но — осечка. И в Московскую думу, опять — осечка. И в курултай, и в меджлис — то самое… Тогда он заявил, что «предпочитает не участвовать в политической жизни». В доказательство этого написал книгу «От империи лжи — к республике вранья». Абсолютно аполитичный фолиантик. А вскоре питомец «империи лжи» двинул в «Литературку» и наконец попал, прошёл, уселся! Восстановил на первой полосе профиль Максима Горького, убранного когда-то хунвейбином Бурлацким, что, впрочем, не помешало Полякову дать слово одной учёной даме, заявившей: «А надо ли опять ставить памятник Горькому у Белорусского вокзала? Ведь он не очень-то хотел вернуться на родину и вернулся только через десять лет после революции». А то, что порой появляется за этим профилем, изумляет! Руками С.Казначеева популяризирует, например, аполитичные пейзажные стишки такого рода:

Появились коммунары
И спросили: «Кому нары?»
И седьмого ноября
Стали строить лагеря.
«Лагерь» слово не однозначное. Строить лагеря с нарами не было необходимости, пожалуй, хватало от царского времени. И тюрьмы, кажется, не строили. В Москве хватало Бутырок, в Ленинграде — Крестов и т. д. А вот пионерские лагеря коммунисты действительно начали создавать с седьмого ноября 1917 года и создали их великое множество, самые известные — «Артек», «Орлёнок», «Молодая гвардия», «Зубрёнок» (в Белоруссии)… Вполне возможно, Поляков, член ЦК комсомола, отправлял своих деточек именно в эти лагеря, а как ребенок из малообеспеченной семьи, может, и сам бывал. До прихода к власти Горбачёва-Ельцина в лагерях отдыхали по 15 миллионов детей ежегодно. Сколько ныне?… Но стихотворец держал в уме. Разумеется, другие лагеря, хохмил о них, — видимо, за это Бог вскоре и прибрал его. На эти стишки нельзя не откликнуться:

Появился в «Литгазете»
Самой праведной на свете
Главредактор Поляков.
Слава — выше облаков!
Вслед за ним — и Казначеев,
Литзлодей из литзлодеев,
Асмодей из асмодеев.
Вот бы сплавить их скорей
Сторожами лагерей.
И много других интересных поэтов открыл нам Поляков под горьковским профилем! Допустим, вот Андрей Дементьев, в прошлом завотделом пропаганды того же ЦК комсомола, а ныне какой-то очень большой начальник над «Литгазетой», попечитель, что ли. Недавно он к тому же каким-то образом обрёл родственников на небе. Да, так и пишет: «Породнился я с небом навеки…» Если бы это сказал лётчик или космонавт, то всё понятно, а тут уж и не знаю, что подумать. Неужто дочь выдал замуж за архангела Гавриила?.. И вот как гавриилов тесть с небесных позиций воспевает Израиль:

Я в Израиле, как дома…
Где живу легко и просто,
Как обрезанный еврей…
Я в Израиле, как дома…
А настанет пора — за себя постоим,
Вспоминая при этом Иерусалим…
Словом, если придётся Дементьеву идти в бой, то вспомнит он не Севастополь, не Москву, не Сталинград, а бросится на врага с криком «За родину! За Иерусалим!» Прекрасно…

А тут же и Константин Ваншенкин с его прединфарктными эротическими мечтаниями ветерана. И ведь как раз за разом печатает их Поляков — простынями! А ещё так: на первой полосе большой портрет Николая Рубцова, возвышенные слова о нём, а внутри — большая подборка стихов не его, покойного, а благополучно здравствующего Александра Кушнера, многократного лауреата. Все довольны. Кресло не качается.

Но при такой возвышенной любви к поэзии, может быть, превосходящей любовь доктора Кузнецова к нравственности, как у человека хватило духа сцапать казенную дачу с отменным участком! Ведь его изданиям-переизданиям счёта нет. В иные годы, например, в 1994-м и 1999-м, выходило по 4–5 книг. У Паустовского или Пришвина — никогда! А собрание сочинений то в двух, то в трех томах, кажется, вот-вот выйдет и в пяти. Тут и едва ли не полдюжины кинофильмов по его нетленкам и спектакли. Да с одного «Козлёнка» Поляков надоил сладкого птичьего молока больше, чем Солженицын со своего колченогого «Телёнка», похожего на бешеного волка. Словом, уж никак не мог бы Поляков повторить вслед на поэтом, премию имени которого получил когда-то:

Мне
и рубля
не накопили строчки.
Краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки, —
скажу по совести,
мне ничего не надо.
Кое-что накопили, кое-что слали, кое-что ещё хочется… А тот поэт и квартиру имел в коммуналке, и десять лет дачу снимал на свои трудовые вдали от Москвы на какой-то Акуловой горе, но там рождались бессмертные строки:

Светить всегда,
светить везде до дней последних
донца!
Светить —
и никаких гвоздей! —
вот лозунг мой
и солнца.
А эти света солнца не любят, даже боятся. Но ещё раз повторю: подавитесь вы своими изданиями и собраниями, тиражами и этажами, гонорарами и ангарами, должностями и орденами, но перестаньте же, наконец, грабить и душить собратьев! Ведь ещё Державин взывал к кровососам:

Живи и жить давай другим,
Но только не за счёт другого;
Всегда доволен будь своим,
Не трогай ничего чужого:
Вот правило, стезя прямая
Для счастья каждого и всех…
То-то появились у нас даже такие экзотические премии, как Иерусалимский крест, им. Моше Даяна, им. Жаботинского, им. Голды Меир, а премия им. Маяковского ликвидирована, а премии им. Державина и не было.

Интересно, не хотелось бы член-кору Кузнецову, если была бы у него ещё и быстроходная машина времени, пригласить на свою дачу Владимира Ильича для беседы о нравственности, а Полякову — Маяковского, чтобы посмотрел тот, чего натаскали ему краснодеревщики? И стишки классику почитал бы:

Хватать всегда,
хватать везде —
Проворней,
глубже,
шире!
Хватать —
и никаких гвоздей! —
Вот лозунг —
лучший в мире!
По причине его полной ясности лишь коротко упомяну среди выдающихся дачников ещё Евгения Евтушенко. Патрисия Томпсон, дочь Маяковского, приехав в этом году на Пасху в Россию, первым делом в страстную субботу заявила в «Московском комсомольце»: «Евтушенко, конечно, хороший поэт, но он же дурак…» (МК, 26.4.08).

Действительно, в Нью-Йорке заявился к ней и потребовал предъявить свидетельство о рождении на гербовой бумаге с печатью, где было бы указано: «Отец — великий пролетарский поэт Владимир Маяковский». Патрисия повернула лицо к свету и сказала: «Вот мое свидетельство!»

Однако при всей моей любви к её отцу, при всём уважении к ней самой, профессору и автору пятнадцати книг, я не могу согласиться с её однозначной оценкой: дурак. Нет, Евгений Александрович кое в чём очень даже не дурак, он великий недурак. У нас таких только три: он, Солженицын да Галина Вишневская. Лишь эти трое из всех русских имеют поместья по обе стороны Атлантического океана. А этого можно было достичь только при уме с футбольное поле или даже с его дачный участок.

Не один раз мне приходилось слышать интересную историю времен культа личности и его последствий. Когда наш знаменитый полярник Иван Дмитриевич Папанин за свои мужественные дела на благо родины получил звание Героя Советского Союза и был отменно вознаграждён правительством, он на эти средства построил прекрасную дачу. И очень ему хотелось показать её товарищу Сталину. Несколько раз приглашал вождя, но тому, конечно, некогда — тиранством занимался с утра до ночи. Однако Иван Дмитриевич был так настойчив, что в конце концов Иосиф Виссарионович приехал. Всё обошел, все осмотрел, пощупал, а когда сели за стол отметить новоселье, тиран встал с бокалом вина и сказал:

— Товарищ Папанин, вы построили замечательный детский сад! Выпьем за его скорейшее открытие. Родина не забудет и этот ваш подвиг, дорогой товарищ Папанин.

И, действительно, детский сад имени Папанина вскоре открылся.

15 апреля профессора Кузнецова, наконец, вместе с бархатной обивкой отодрали от кресла председателя Литфонда и бросили в окно Академии Наук. Да ещё вместе с Поляковым исключили из Литфонда. Интересно заметить, что в своё время Ахматову, Зощенко, потом Пастернака исключили из Союза писателей, но оставили членами Литфонда, а тут — как бы зеркальное отображение. Не знаю, что жесточе, что гуманней, но во всяком случае дачки-то верните, господа, они только для членов-с.

Петр Алёшкин против исключения. Он говорит, что эти люди так склочны, пронырливы и ловки, что они всех нас заплюют, ославят, истерзают, а своего добьются. Может быть, Алёшкин и прав. Поляков уже кое-кому и позвонил: «И ты, брат Брут?» А уже 23 апреля и анонимная статейка «ЧОПнутые» появилась в «Литгазете». Статейка всего тридцать строк, но как много вместила и как характерна для классовых врагов трудового народа! Её снабдили фотоснимком: решетка у входа в Литфонд и около охранник. Текст поясняет: «Это не КПП оборонного объекта. В миллион рублей обошлись писателям сотрудники ЧОПа (частного охранного отделения), нанятые бывшим директором Литфонда И.Переверзиным»

Во-первых, доктора и академики, дачники и козло-воды, вы хотите сказать: «Писатели — вольные питомцы Аполлона! А тут решётка, тут охрана! Фи, как некрасиво, не галантно, не толерантно, какой позор!» Оглянитесь вокруг, господа кровососы: решетки, охрана ныне не только у военных объектов, а повсеместно. Такова селявуха, пришествию коей иные из вас содействовали сочинениями об «империи лжи». Даже святые отцы обзавелись ныне охраной. Не исключаю, что кое у кого из вас она тоже имеется. Да как академику без телехранителя! Похитить могут. И я бы лично себе завел охранника, но — пенсии не позволяет, а гонорары не всегда платят.

Во-вторых, а разве полуакадемик Кузнецов и автор полубессмертного «Козлёнка» в козлиной шкуре не видели раньше этой решетки, не знали, что охранники уже несколько лет стоят здесь не из бескорыстной любви к их сочинениям? Или они протестовали против и решётки и ЧОПа? Или требовали привлечь Переверзина к уголовной ответственности? Что-то до сих пор не слышно было… Так кто же чопнутае? Где рейдеры? Кого считать бывшими?

Да, судя по этой первой ласточке в образе вороны, П.Алёшкин прав, но всё-таки невозможно согласиться, что президент Кузнецов дороже для русской литературы, чем Паустовский, что комсомолец Поляков во всём превзошел своего давнего предшественника по «Литгазете» Симонова, что Евтушенко не может обойтись без двух поместий по обе стороны Атлантики…

На место Кузнецова срочно доставили из Сибири и посадили Станислава Куняева. Прекрасно! И тут вспоминается, что недавно в «Правде» была его замечательная статья «Учиться у Сталина!» Вот и начни, Станислав, с помянутого папанинского урока Сталина. Дачу Кузнецова — под детский сад им. Ленина, дачу Полякова, — под приют им. кинорежиссера Бенкендорфа для писателей-инвалидов, дачу Евтушенко — под склад сочинений Кузнецова. Директором склада с зарплатой в 125 тысяч рублей назначить Бушина B.C. Это будет хорошая прибавка к его пенсии в 18 тысяч. И выдать Бушину берданку. Если Евтушенко призовет в защиту своих дачных интересов мировую общественность (ведь этот Лоуренс Аравийский бывал в 96 странах!), то можно будет подселить его к Солженицыну, у которого поместье в Троице-Лыкове, раньше принадлежавшее не то Ягоде, не то Кагановичу. Это будет гуманно.

P.S.

Вот что еще интересно… Ведь у всех троих — прекрасное трудовое происхождение: Поляков — из рабочей семьи, родители Кузнецова — сельские учителя, у Евтушенко отец, может быть, и юрист, но мать — истинная труженица — газетная киоскёрша, которой сын добивался звания заслуженного работника культуры. И однако же — все трое классовые враги безземельных и безлошадных членов Литфонда! Что ж, этот факт лишь подтверждает правильность поправки, которую Ленин делал для классового подхода: «Личные исключения из групповых и классовых типов, конечно, есть и всегда будут» (ПСС, т. 56, с.207). Да, эти трое и многие другие — исключение из класса трудящихся, а сам Ленин, Дзержинский, Орджоникидзе и многие другие — исключение из класса дворян. Как видите, Маяковский (между прочим, тоже из дворян, притом — столбовых!) был прав: Ленин и теперь умнее всех живых!

27 апреля 2008, Светлое Христово воскресенье —1 мая, День международной солидарности трудящихся Красновидово — Немчиновка — Красновидиво.

«Литературная Россия» № 18–19'08

Кто из них мне не нравится

Позвольте мне
без позы, без маски,
как старший товарищ,
неглупый и чуткий,
поразговаривать с вами,
товарищ Безыменский,
товарищ Светлов,
товарищ Уткин.
Мы спорим —
аж глотки просят лужения,
мы задыхаемся
от эстрадных побед.
А у меня к вам —
дельное предложение:
давайте устроим
товарищеский обед.
Маяковский. Письмо пролетарским поэтам

Вот так столбовой дворянин обращался к трём собратьям-евреям. Но об этом — в конце…

У меня есть справка, что я — фашист. Это теперь такие справочки выдают бесплатно направо и налево, а я получил в далёком 1951 году, ещё в студенческую пору. И выдал мне её за собственной подписью не кто-нибудь, а однокурсник Гриша Фридман, знаменитый впоследствии писатель-антифашист Григорий Яковлевич Бакланов. Он, к сожалению, еврей, но был большим дружбаном Сороса, к сожалению, евреем и даже американского президента Рональда Рейгана, с которым в обществе госсекретаря Шульца однажды бражничал в ЦДЛ.

Правда, через несколько дней тогда, в 51-м, Гриша примчался ко мне домой в Измайлово и душевно просил отдать ему справку, т. е. извинялся. Мне очень не хотелось отдавать, но я уступил. Думал, что он порвет её и забудет о ней. Действительно, после этого мы обменивались книгами с дружескими дарственными надписями, он приезжал ко мне за рукописями моих интересным ему статей, которые я не мог напечатать, и т. п. Но оказалось, Гриша справочку приберег и, спустя сорок лет — сорок лет! — когда объявили полную свободу ото всего на свете, он в журнале «Знамя» (№ 2'92), где был тогда главным редактором, воспроизвёл её с героическими по отношению к себе комментариями: дескать, его за «фашиста» исключили из партии и дело могло кончиться крахом всей литературной карьеры. А через семь лет ещё и включил с трогательными прибавлениями в книгу «Жизнь, подаренная дважды»: «Бездарного критика Бушина я публично назвал фашистом…» (М. ВАГРИУС, 1999. С. 114, 119). Публично! Вот, мол, как я бесстрашен. Можно подумать — с трибуны. А на самом-то деле публичность была невелика. Он сидел в зале, и когда я шел мимо, у него и свалилось с пьяного языка. Слышать это могли всего несколько человек, сидевших с ним рядом. А главное, ничего похожего на исключение из партии или хотя бы на выговор не было, это всего лишь старческие фантазии. Однако, как видим, через свой журнал, а потом и книгу Бакланов дважды выдал мне справку о моём персональном фашизме. Вернее, уже дубликаты справки 1951 года.

Надо заметить, что не одного меня выдающийся мастер слова производил в фашисты. Он признаётся: «Есть у меня странная привычка: иногда я мысленно переодеваю людей, так легче представить человека в других обстоятельствах. Глянув как-то на Ю.Б. (тут полностью названа фамилия известного критика, — В.Б.), на светлые его негустые волосы, на белый, особенной белизны лоб, глаза голубоватые, холодные, я мысленно примерил на него эсэсовскую фуражку и поразился…» (Там же). Так он из человека, чем-то ему нелюбезного, изготовил эсэсовца. Будто у всех эсэсовцев непременно негустые волосы и особой белизны лоб.

Тут примечательны два обстоятельства. Во-первых, как злобен, но и наивен Бакланов! Он пытается создать впечатление внезапного непредвиденного наития. Но всем же понятно, что сперва он решил, что Ю.Б. эсэсовец, а потом для подтверждения в собственных глазах своей мысли и полноты впечатления мысленно напялил на него эсэсовскую форму. Не пришла же ему на ум, допустим, форма суворовского солдата или наполеоновского гренадера… И не понимает, что его хитрость шита зелёными нитками. Во-вторых, прибегая к такому творческому методу мышления, не может вообразить, что в ответ и его не трудно переодеть мысленно как угодно, например, в форму даже Гитлера или Муссолини.

С годами способность выдавать людям справки и переодевать их у Бакланова развилась сильнее, окрепла, он научился трансформировать сразу сотни, даже тысячи соотечественников. Так, недавно объявил фашистами «Хасбулатова и компанию», т. е. всех защитников Дома Советов и конституции в 1993 году («Русская жизнь» № 5'08). Кого объявит завтра, не известно, но возможно что угодно.

А ещё у меня есть справка, что я антисемит. Её мне выдал опять же не кто-нибудь, а знаменитый критик Бенедикт Сарнов, тоже мой однокашник. И он, к сожалению, еврей, рядовой, тихий еврей, но ужасно плодовитый. Он был большим дружбаном с покойным А.Н.Яковлевым, членом Политбюро и академиком в особо крупных размерах. Любой может видеть эту справку в его книге «Скуки не было», изданной в 2004 году, на странице 213. Тираж книги всего полторы тысячи, сыскать её нелегко, поэтому объясню, на каком основании выдана справка.

Сарнов пишет: «Много гадостей сделал Владимир Бушин за долгие годы». Ну, если много, то назови хоть парочку-троечку. И он называет.

Первая: «Я видел его по телевизору в толпе беснующихся «красно-коричневых», он стоял рядом с Анпило-вым». Это ли не антисемитизм — рядом с Анпиловым! Вторая: «Не зря Гриша Бакланов сгоряча назвал однажды Бушина фашистом». Но ведь сгоряча-то можно ещё и не то брякнуть, например, что Сарнов родной брат помянутого Яковлева или — что Валерия Новодворская его внебрачная дочь. А сам Бакланов, никогда раньше об этом не говоривший, ныне вдруг заявил в том же «Русском журнале»: «Что тут объяснять! — Бакланов явно смущён, замечает журналист-собеседник. — Выпивши я тогда был… Будь я трезв, конечно, промолчал бы». Значит, сгоряча и спьяну. Но это тогда, в 1951 году. А перепечатывал-то спустя сорок лет после извинительного визита ко мне в Измайлово в каком состоянии, по каким соображениям? Нет ответа. Но я понимаю: во имя нагрянувшей демократии.

Казалось бы, имея в опубликованном виде две таких справочки, можно жить спокойно: ничего интереснее уже не будет. Заклеймили меня однокашнички, пригвоздили и укокошили.

Но не хочу, о други, умирать… Мудрейший С.Г.Кара-Мурза в книге «Евреи, диссиденты и еврокоммунизм» (М., 2002) напоминает: «Антисемитизм — вид национальной нетерпимости, враждебное отношение к евреям как народу». А задолго до этого В.В.Шульгин — в 1967 году я встречался с ним в Гаграх, в Доме творчества, ему было тогда девяносто лет, но, понятно, что он был мне интересен не только этим — Шульгин написал книгу «Что нам в них не нравятся». Во-первых, если «нам», то как бы всем русским, и если «в них», значить как бы во всём еврейском народе. Такой взгляд для меня совершенно неприемлем. Хотя, во-вторых, если «что», значит, не нравится не всё в целом, а нечто отдельное, конкретное, определенное и допускается мысль о наличии рядом с этим чего-то и такого, что нравится. Коме того, «не нравится» это еще далеко не враждебность и, следовательно, не антисемитизм. Мало ли что и кто мне не нравится, например, не нравится мне неуместной игривостью манеры говорить и держаться диктор первого канала телевидения Екатерина Андреева, но никакой враждебности к ней у меня, конечно, нет. Другое дело, если уж не выходить из этой сферы, Евгений Киселёв, долгое время бывший ведущим на НТВ, прихвостень Гусинского, или Сергей Медведев, пресс-секретарь Ельцина, а ныне сочинитель лживых антисоветских фильмов, или Алексей Пивоваров на НТВ, сочинитель таких же фильмов о войне — это мои враги и я их враг.

Так вот, этой статье я дал название «Кто из них мне не нравится» отчасти в пику книге В.В.Шульгина: да, не нравится, но не «нам», не всем русским, от лица коих я не имею права говорить, а «мне» лично и не «в них», не во всех евреях, а в конкретных лицах, точнее, в их определённых поступках и писаниях. Но в то же время, если я непримирим по отношению к иным русским, хотя бы к только что названным, то никто не запретит мне так же относиться и к иным евреям. И теперь пусть Бакланов и Сарнов думают, что им делать со своими справками, принародно выданными мне.

Иные читатели могут, конечно, сказать: «Но как много в этой книге евреев! Само количество изобличает автора в антисемитизме». А что я мог поделать? По признанию самих евреев, например, Л. Радзиховского, подавляющая их часть приняли контрреволюцию, члены партии побросали, позжигали парбилеты, вписались в капитализм, многие занимают в разных сферах высокое положение, позволяющее им весьма эффективно поносить Советское время, а я остался советским человеком, коммунистом. Естественно, большинство из них именно поэтому теперь не нравятся мне или стали противниками, даже врагами..

Кара-Мурза в цитированной книге пишет: «Я не потому не антисемит, что имею друзей-евреев и люблю их. Это к делу не относится никак. Можно быть отъявленным расистом и влюбиться в мулатку. Да у меня, похоже, и нет уже друзей-евреев, я с ними разошелся в октябре 1993 года». У меня тоже были друзья-евреи: одноклассник Леня Гиндин, со времен работы в «Литгазете» — Дмитрий Стариков, Михаил Синельников…Но их уже нет в живых.

Недавно, наводя порядок в своих книжных завалах, я на отдельную полку поставил подаренные мне в своё время сборники стихов с самыми добрыми дарственными надписями. Среди авторов этих книг — Лев Болеслав-ский, Евгений Винокуров, Петр Градов, Даниил Долинский (Ростов-на-Дону), Анатолий Житницкий (Харьков), Александр Коган, Лев Кропоткин, Лиля Наппельбаум, Валентин Резник, Рудольф Ольшевский (Кишинёв), Юзеф Островский, Михаил Танич, Михаил Шлаин… По именам-фамилиям я мог понять и понимал, что все они евреи, и какую удобную возможность давала, допустим, закрытая рецензия, написанная для издательства — никто же не узнает! — разгуляться юдофобу, однако кого-то названных, как Льва Израилевича Кропоткина, — и это большинство — я поддержал благожелательным отзывом в издательстве «Советский писатель»; других, как Винокурова, — рецензией в «Литгазете»; третьим, как Анатолию Зиновьевичу Житницкому, помог впервые появиться на страницах той же «Литгазеты»; Когану посодействовал с приёмом в Союз журналистов, чему он был весьма удивлён, поскольку незадолго до этого «обложил» меня в «Вопросах литературы»…Причём тогда я не знал лично никого, кроме Винокурова, Когана и Островского.

Кое-кто из этого перечня и книгу подарил и позже звонил: Градов, Танич, Резник, не говорю уж о Винокурове — мы с ним дружили. Михаил Танич на своем сборнике «Пароль» написал мне: «Первому читателю моей рукописи, не без его доброты ставшей книжкой, — с благодарностью, уважением и всеми опечатками». Я обнаружил три опечатки. По нынешним временам это пустяки. Но зато какой тираж — 20 тысяч! Сейчас разве что только Донцову так издают. А стихи там были такого рода:

Чужими болями болею,
Чужие доблести хвалю…
Раздам что есть, не пожалею,
Кого не стоит, полюблю.
Как у цыгана кочевого,
Характер лёгкий у меня:
Не надо мне шатра второго,
Седла второго и коня.
И замечаю, понимаю,
Я в доброте не виноват.
Я отдаю — как получаю.
А получать, ну, кто ж не рад!
Как было не поддержать!..

Книга Александра Когана «Зарубки на сердце» была, пожалуй, последней в списке. Он подарил мне её 11 февраля 1997 года в ЦДЛ, надписав на ней: «Дорогому Володе, другу-врагу, давнему оппоненту и товарищу. Без которого было бы скучно жить, — сердечно».

Да жить без оппонентов скучно. Однако же как было мне не оказаться врагом таких, например строк Алека, написанных в 1993 году об умершем академике Сахарове и его здравствующей супруге:

Таких людей не видел свет ещё, —
Без них бедней наш общий дом был:
Он осудил своё же детище —
Свою же ядерную бомбу.
Но, совести народной донор,
Ложась навеки в твердь природную,
Оставил нам Елену Боннэр —
Вторую бомбу водородную!
Автор ликовал, а я уверен, что Сахарову следовало осудить не первую, а как раз вторую бомбу. Как же не оппоненты!..

Некоторые из названных стихотворцев, увы, умерли: Винокуров, Градов, Коган, Танич… Их я знал близко. А судьба большинства по причине нынешней разобщенности литературного мира и плохой информации неведома мне. Но не так давно позвонил Валентин Резник. У него вышла в «Литературке» большая подборка, и он, вспомнив обо мне, просил посмотреть. А позже ему стукнуло семьдесят, и опять в «ЛГ» новая большая подборка. Прекрасные стихи! Вот одно:

А я советский. Да, советский! —
Совок, как где-то говорят.
Открытый и добрососедский,
Крушащий всех врагов подряд.
Я бамовский, и я целинный,
Орущий, прущий напролом,
И пиджачок поры старинной
Висит на мне мешок мешком.
Мне из Кремля пишут
Пусть и подвержен переменам,
Которым я отчасти рад,
Но до сих пор считаю в ценах
Что были тридцать лет назад.
И так же в облаках витаю,
Как и в косыгинском раю,
И ту же классику читаю,
И гимны прежние пою.
После этого я подумал: а не попытаться ли разыскать хоть кого-нибудь ещё? В справочнике Союза писателей 1996 года нашел телефон только Болеславского. Я снова перелистал его книгу «День радости» и еще раз убедился, что не зря более четверти века тому назад похвалил её. Хотя бы за стихотворение «Геракл»:

Со львом и гидрой многоглавой
Сражался он, свергал царей!
И совершил свой подвиг главный —
Спас Прометея от цепей.
В беде не ник он головою
И не боялся никого.
И- взяли на Олимп героя,
И богом сделали его.
За пышные столы сажают,
И факелы над ним горят…
Но с той поры не совершает
Великих подвигов Геракл.
15 июля прошлого года я позвонил Болеславскому. Лев Ионович сразу — а ведь какая глыба времени проплыла! — всё вспомнил и опять благодарил за поддержку его книги, ведь это был его первенец, после, говорит, вышло уже много книг. Мы пожелали друг другу добра и успехов.

Из названных поэтов самый известный и талантливый, конечно, Евгений Винокуров. У него мать была еврейка, но он считал себя русским, хотя и женился на еврейке, и всё это ничуть не мешало нашей дружбе со студенческих лет до самой его смерти в 1993 году Когда был уже болен, попросил меня прислать только что напечатанную в «Советской России» статью о Евгении Евтушенко. Прочитал и сказал: «Мягко ты о нём. Надо бы жестче, гораздо жестче».

У него есть стихотворение, обращенное к жене: вот, мол, уже столько лет, всё привычно, знакомо, обыденно. А кончалось так: «Но если ты уйдешь, то я умру». Она ушла. И он умер 25 января, в Татьянин день, в день её именин.

У меня десятка полтора его книг, большинство с надписями в таком духе: «Дорогому Володе Бушину, старинному другу, в память нашей молодости, Тулы и Литинститута. С верой в нашу дружбу, долголетнюю и испытанную, от всей души. Женя Винокуров. 30.11.58.». Или: «Дорогой Володя, мы с тобой столько лет знаем друг друга, — надо дорожить старой дружбой. Евг. Винокуров. 12.7.64».

Причём здесь Тула? А это мы во время каникул, кажется, после второго курса предприняли незабываемую поездку в мою родную деревню Рыльское, что в Тульской области на Непрядве. Мои родственники жили там еще в землянке после немецкой оккупации. А обратно мы ехали на какой-то попутной полуторке через Тулу под проливным дождём. В Туле сняли номер в гостинице переночевать, а денег было всего лишь, чтобы купить чекушку да аспирина на закуску от простуды. Как забыть!..

А теперь, коли не лень, читайте, кто из соплеменников моего друга и почему не нравится мне. А в дорогу возьмите его стихотворение «Простодушие»: Я верю в простодушие. Оно Орудие особенного рода, Оно как здоровенное бревно, Которым вышибаются ворота.

Уклончив тот, тот в сложности залез,
А тот в обход пошёл: впрямую — струсил!
Но простодушие, как Геркулес, —
Оно кряхтя идёт, ломая лес,
И гордиев перерубает узел!
Оно, как пастушок, что гонит вброд
Коров и свищет в дудочку пастушью.
Оно — король, что через площадь прёт:
— Эй, расступись!
Дорогу простодушью!
Иначе говоря, не ищите в тёмной комнате черную кошку, которой там нет.

В помощь Сарнову и Бакланову я собрал в эту книгу много публикаций, в которых преобладают их соплеменники, и пусть мои однокашнички доказывают, где тут антисемитизм — вражда к еврею как еврею.

Есть в книге страницы и о неевреях. Желающие могут сопоставить: шибко ли они ласковей?

4 мая 2009. Красновидово

Ленин в Кремле

Трудно назвать в XX веке политика, на долю которого выпало столько труда, скитаний, трагедий, как на долю создателя Советской России Ленина. Родившись в большой семье директора народных училищ Симбирской губернии, дворянина, действительного статского советника, он в ранней юности пережил смерть отца и казнь горячо любимого старшего брата. Попробуйте это вообразить… С золотой медалью окончив гимназию, поступил в Казанский университет, который потом назовут его именем, а известнейший поэт Евтушенко, почётный член Американской академии искусств, к столетию со дня рождения Ленина, напишет сагу «Казанский университет» в 17 песнях. Ещё позже почётным доктором университета, как и ещё 22-х, включая Улан-Баторский, станет известнейший Сергей Миронов, один из отцов демократии.

С первого же курса, в декабре, Ульянова исключают из университета. За то, как пишут современные историки, что на экзамене не смог ответить, кто написал помянутую сагу. Мало того, за это же самое ещё и арестовали да и сослали в деревню Кокушкино. И вот, в семнадцать лет первый арест, первая ссылка. А певец свободы Евтушенко уже почти до ста дожил — и ни одной ссылки, даже из Литфонда не исключили за дачные проделки, как Феликса Кузнецова.

Вернувшись из ссылки, Ленин блестяще сдаёт экзамены за юридический факультет и работает в Самарском окружном суде. Здесь же, в Самаре организовал первый революционный кружок. Затем — первый раз поехал в Петербург, немного позже — за границу: Швейцария — Франция — Германия. Всюду — хождение по библиотекам, установление связей с революционерами. В Германии посетил все путинские места, включая дискотеку, которой тёзка заведовал. Возвращение в Россию: Вильна — Москва — Орехово-Зуево. Опять — встречи, знакомства, связи. Опять Петербург, создание «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Под руководством «Союза» прошла знаменитая стачка петербургских текстильщиков, в которой приняли участие 30 тысяч рабочих и работниц. Второй арест, тюрьма, 14 месяцев в одиночной камере. Новая ссылка. На этот раз — Сибирь, Енисейская губерния, те самые места, где президента Медведева застала весть о грузинской агрессии, но он не испугался. Чего пугаться, когда есть такой министр обороны, как Сердюков.

Отбыв ссылку, Ленин уезжает за границу и там в тридцать лет вместе с Г.В.Плехановым они начали издавать первую общерусскую политическую газету «Искра». Хлопот с ней было побольше, чем с иными оппозиционными газетами в наши дни. Ведь она была нелегальной, печатать её приходилось то в Лейпциге, то в Мюнхене, то в Лондоне, т. е. в трех разных странах. И переправлять её в Россию, распространять было трудно и опасно. В киосках она, как ныне «Правда», не лежала.

В тридцать три года Ленин создаёт партию большевиков. Путин и Грызлов при несчитанных деньгах и необъятной власти слепили свою pocket-party в 50–60 лет За плечами многих членов ленинской партии, как у самого соиздателя, — годы ссылок, тюрем, скитаний. У членов грызловско-путинской party все это пока впереди. И первыми тут будут, пожалуй, Морозов, Исаев и Володин.

А потом, как хотя бы Инесса Арманд, возможно, узнают, что такое одиночная камера, Ирина Яровая и Екатерина Лахова?

Надо ли говорить, какая сложная, трудная, опасная жизнь началась у Ленина на посту председателя правительства России. Достаточно напомнить, что на него было совершено шесть бандитских налётов и покушений, одно из которых едва не стало роковым и уж несомненно похитило у него несколько лет жизни. С чем это можно сопоставить ныне? Ну, однажды какой-то мужик врезал по загривку Горбачеву, одна девушка букетом из роз отхлестала покойного Яковлева в Самаре прямо на сцене театра во время презентации его очередного учёного труда. Да, розы были с шипами, но ведь это не то, что пули Каплан. А больше и вспомнить нечего…

Ещё находясь в эмиграции, сорокапятилетний Ленин писал помянутой Инессе Арманд: «Вот она, судьба моя. Одна боевая кампания за другой против политических глупостей, пошлостей, оппортунизма… Это с 1893 года (то есть с 23 лет — В.Б.). И ненависть пошляков из-за этого. Ну, а я всё же не променял бы сей судьбы на мир с пошляками». Как это похоже на известные слова Пушкина о том, что несмотря на все тяготы русский истории, он — «клянусь честью» — не хотел бы переменить отечество и иметь иную историю, чем та, что Бог нам послал.

Шли годы, десятилетия, скоро уже сто лет, как Ленин умер, а племя политических глупцов, пошляков и оборотней-оппортунистов, орда ненавистников Ленина и клеветников на него не убывает. Максим Горький в знаменитом очерке о Ленине вскоре после его смерти писал: «Даже некоторые из стана его врагов признают: в лице Ленина мир потерял человека, который среди всех современных ему великих людей наиболее ярко выражал гениальность».

Немецкая буржуазная газета Prager Tageblatt напечатала о Ленине статью. Полную почтительного удивления перед его колоссальной фигурой и закончила словами: «Велик, недоступен и страшен кажется Ленин даже в смерти».

«По гону статьи ясно, — продолжал Горький, — что вызвало её не физиологическое удовольствие, цинично выраженное афоризмом «Труп врага хорошо пахнет», не та радость, которую ощущают люди, когда большой беспокойный человек уходит, — нет, в этой статье громко звучит человеческая гордость человеком».

Такая гордость недоступна и непонятна нашим доморощенным пошлякам и ненавистникам, всем — от покойного Волкогонова да перманентно животрепещущего Познера. Этот Познер 13 апреля беседовал в ночной программе первого канала телевидения с польским послом Ежи Баром. Речь шла разумеется, о двух Катынях. И странная это была беседушка… Улыбка то и дело перепархивала с одних старческих уст на другие, а порой со-беседнички даже не могли удержать приступ смеха. Боже милосердный, ведь прошло только 72 часа и погибло 96 человек. Их ещё не похоронили, не помянули…

Я знал, чем Познер закончит: конечно же, как всегда, — проклятием коммунизму, Ленину и Сталину. Он тужился на эту тему в течение всей беседы, а закончил тем, что вслед за Геббельсом, творцом Катыни-1, объявил коммунистическую партию преступной, ту самую партию, членом которой, как шкурник от рождения, лет двадцать состоял. Нет, мазурик, преступна не партия, спасшая тебя и твоих соплеменников от душегубки, — преступна власть, которая ежедневно даёт возможность с самых высоких трибун лгать и клеветать, унижать и оскорблять народ, к которому они не имеют никакого отношения, — таким, как француз Познер, грузин Сванидзе, грек Попов, поляк Радзинский, словак Радзиховский, испанка Новодворская, перс Млечин, «проклятый жид, почтенный Соломон» Михалков, как сказал бы о нём Пушкин, и другие.

А покойный Волкогонов? О, этот целую книгу о Ленине накатал. Поди, сейчас, сидя на сковороде, чертям вслух читает. Да и как было не накатать книгу после появления в 1992 году в журнале «Русская мысль» письма Инессы Арманд, посланного Ленину в декабре 1913 года из Парижа в Краков, где она тоже недавно была. Вот оно в сокращении.

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! <…> Какое большое место ты ещё здесь, в Париже, занимал в моей жизни. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому не могло бы причинить боль. Зачем было меня этого лишать?<…> В Париже я в то время боялась тебя пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты заходил, в комнату Н.К., я сразу терялась и глупела. Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой. Я так любила не только слушать, но и просто смотреть на тебя, когда ты говорил…» И в конце: «Ну, дорогой, на сегодня довольно. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я послала три письма, это четвертое. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли.

Крепко тебя целую. Твоя Инесса».

Тут можно только добавить, что это писала 39-летняя красавица, мать пятерых детей. И писала не главе правительства, а всего лишь эмигранту, автору нескольких книг, мужчине средних лет с непредсказуемой судьбой. Ведь тогда пели «Варшавянку» с полным сознанием серьёзности этих слов:

В бой роковой мы вступили с врагами.
Нас ещё судьбы безвестные ждут…
Безвестно было, к слову сказать, и то, что через семь лет 12 октября 1920 года уже глава правительства возложит на гроб венок из живых белых цветов с предельно краткой надписью на траурной ленте: «Тов. Инессе — В.И.Ленин». Назвав её здесь по имени, он позволил себе единственную нотку интимности…

И вот это письмо попало в руки кастрата либерализма, который, разумеется, и не подозревал о существовании таких чувств и писем. Я избавлю читателя от непотребного зрелища, устроенного покойным кастратом.

В.Познер, конечно, не единственный ученик и последователь покойного пошляка Д.Волкогонова. Вот хотя бы историк Поцелуев Владимир Алексеевич. Не так давно в Москве вышел его увесистый том «Ленин», имеющий все признаки большой учёности автора: и предисловие, и заключение, и научный аппарат в виде указателя использованной литературы, и беспристрастные фотографии лиц, о коих идёт речь… Но стоит полистать книжечку, как маскировочный туман учёности — фу-фу — расточается.

Судите сами. Ну, обязан же учёный, сочиняющий книгу о Ленине, знать имя Веры Ивановны Засулич и всё той же Инессы Арманд? Так он, бесстыдник, не знает и безбожно переименовывает их (с.70 и 118), будто Поцелуевы имеют на это право. А вот пишет, что в 1939 году книга Сталина «Вопросы ленинизма» была издана в количестве 4 миллионов экземпляров, а население-де — 190 миллионов, значит, «на каждого грамотного человека приходилось по книге» (с.6). Товарищ Поцелуев, вы, между нами, в своём уме? Тогда в одних только общеобразовательных школах было 35,6 млн. учащихся (СЭС,М., 1985. С. 1257). А ведь еще существовали и тысячи техникумов, сотни вузов, которые, как и начальные да средние школы, работали и все предыдущие годы советской власти выпускали образованных специалистов. Словом, грамотность в стране благодаря стараниям живодёров-большевиков составляла примерно 90 %, т. е. уж читать-то умели, возьмем с походом, миллионов 150–170. Выходит, одна книжечка приходилась не на каждого, а человек на 40–45. Как же это вы? Сорокакратное враньё! А ещё учёный человек с такой притягательной фамилией.

Впрочем, что ж, это умственная мелочь. Человек считать не умеет. Подумаешь! Да и зачем арифметика нужна историку-то? Но вот вопрос поважнее и чисто исторический. Поцелуев пишет, что 13 членов Временного правительства были арестованы и после недолгого заключения освобождены. Да, это известно, только арестовали тогда не 13, а 15 человек. Но тут же читаем: «Некоторые эмигрировали, оставшиеся в Советской России С.Салазкин, Н.Кишкин, С.Ольденбург, А.Зарудный, П. Малянтович и другие были в дальнейшем репрессированы» (с. 197). Да ведь сразу недоумение: почему одних беспрепятственно отпустили, а других…

Это густое враньё. Во-первых, что значит репрессированы — уволены с министерских должностей? Да, в этом смысле кровожадный Ленин жестоко репрессировал их всех. Но недавно в телепередаче «Пост скриптум» некий Дмитрий Графов заявил, что всех 15 зверюги большевики расстреляли, а ещё в 1992 году ныне покойный писатель С. в книге, изданной на американские деньги, рисовал ещё более кошмарную картину: «не мешкая ни часу, ни дня, посадили их в баржу, а баржу потопили в Неве». Есть веские основания думать, что и вы, Поцелуев, несмотря на нежную фамилию, намекаете на нечто подобное в отношении перечисленных вами министров, но опять трусливо напускаете туман.

А между тем, дотошный Вадим Кожинов — царство ему небесное, — верить которому несколько больше оснований, чем всем Поцелуевым, Лабзаевым и Чмоковым демократической России, установил, что тогда уехали за границу восемь бывших министров, а семь остались на родине. Один из них — С.Л.Маслов, занимавший довольно высокий пост в системе кооперации и преподававший в МГУ и других вузах, в 1938 году действительно был расстрелян, но не за то, конечно, что двадцать лет тому назад работал министром земледелия, а за совсем другое. В декабре 1943 года был расстрелян и С.Н.Третьяков. А произошло это в Париже, где с 1929 года бывший министр работал на благо родины как агент советской разведки и был схвачен немецкими фашистами. Вот такие две жертвы… Трагична судьба и генерала А.А.Маниковского, короткое время исполнявшего обязанности военного министра. Он — представьте себе, Чмоков! — во время Гражданской войны по предложению Советского правительства стал начальником Главного артиллерийского управления, потом — начальником снабжения Красной Армии, но в 1920 году погиб в железнодорожном крушении.

Можно кое-что сказать и о поцелуевских репрессантах. Так, министр просвещения биохимик С.С.Салазкин отошел от политики, до 1927 года работал преподавателем, потом до самой смерти в 1932 году — директор Ленинградского института экспериментальной медицины. Когда умер, ему было 68 лет.

Кто ещё? Н.М. Кишкин, врач. Видная фигура — член ЦК партии кадетов, один из их лидеров. Он занялся было антисоветской деятельность и был осуждён. После освобождения работал в Наркомздраве, всё ждал, ждал, когда придёт туда златокудрая нимфа демократии Татьяна Голикова. Увы, не дождался, умер в 1930 году в возрасте 66 лет.

Академик С.Ф.Ольденбург с 1904 года и после революции до 1929-го непрерывно состоял учёным секретарём Академии Наук. История сохранила его выступление на одном общем собрании Академии: «В наши трудные и сложные дни многие склонны падать духом и не понимать тех величайших переворотов, которые совершаются во всех странах, у всех народов. Переворотов, глубоко болезненных и мучительных, но тем не менее великих и замечательных. И многим из нас — людям науки — начинает казаться, что и наука гибнет от непонимания и невнимания к ней. Опасения эти напрасны…» (ВОСР, Энциклопедия. М., 1987. С.360). Последние четыре года жизни Ольденбург работал директором Института востоковедения АН СССР. Умер в 1934 году на 82 году жизни.

Что касается остальных, то Кожинов писал, что «большинство из них прожили долгую и по-своему содержательную жизнь. Так, министр исповеданий А.В.Карташев стал в эмиграции выдающимся историком православия. Умер в 1960 году в Париже в возрасте 85 лет. Дай Бог, Поцелуев, вам дожить до этих лет… Министр путей сообщения А.В.Ливеровский не уехал и играл большую роль на транспорте. Во время блокады Ленинграда принял участие в строительстве и работе «Дороги жизни», благодаря которой спаслись тысячи и тысячи ленинградцев. Умер он в 1951 году в возрасте 84 лет. Военно-морской министр адмирал Д.Н.Вердеревский, пишет Кожинов, в мае 1945 года явился в наше посольство во Франции, пил там за здоровье Сталина и даже успел получить советский паспорт. Умер в 1946 году Ему было 73 года.

Как видим, судьбы министров Временного правительства не очень-то подтверждают справедливость сочувственно приведенного Поцелуевым заявления знаменитого где-то историка Акима Арутюняна, его брата по разуму: «По масштабности и изощренности совершенных злодеяний Ленин далеко превзошел своих именитых предшественников» (с.22). Да почему же он здесь пренебрег расширением масштабности? Ведь уже в лапах были все 15? И какая отменная возможность для изощренности: на баржу — и в Неву. Ан, нет…

Но друг Аким опять голосит: «Такого страшного зла не причинил народам России ни один глава государства, ни один лидер партии» (Там же). А дальше сам товарищ Поцелуев: «Без сомнения, теория, созданная Лениным весьма привлекательна, ибо содержит наиболее желанные мечты человечества». Совершенно верно, спасибо. Позвольте я вас чмокну… Но дальше! «Однако реальные пути и практические методы их достижения противоречили главному — во-первых, человеческому благосостоянию и даже, во-вторых, самой человеческой жизни». Э-те-те… Пардон, сударь, где ж тут противоречие? Во-первых, благосостояние народа с каждым годом росло Вот две характерных цифры. До революции трудящийся люд вообще не знал, что такое сберкнижка, но в 1940 году сумма денежных вкладов населения в сберкассы составляла 0,7 млрд. рублей, а в 1984-м — 202, 1 млрд. Это что ж получается? Можете сосчитать? Ну, так помогу: за сорок с небольшим лет под солнцем ленинизма сбережения народа возросли в 30 раз. Да ведь, поди, и сами вы имели к этому времени и машину, и дачу, и сберкнижку, а при такой эротической фамилии могла быть и куча любовниц, что недешево обходится. И какое же в ленинизме «противостояние жизни», если в годы Советской власти эта самая жизнь в лице человеческих душ непрерывно росла — от 150 миллионов почти до 300.

Через пару страниц тов. Поцелуев продолжил свою мысль: «Сила ленинизма заключалась в политической эффективности, ибо идеи Ленина были близки и понятны большинству ущербного населения». Да, близки и понятны. Да, эффективны, и не только политически, а и экономически. Но при этом каков хлюст! Мы только что на конкретных примерах показали его собственную ущербность, а он, оказывается, уже давно объявил ущербным весь народ, пошедший за Лениным, и нас в том числе.

Не мог Поцелуев обойти и знаменитого вопроса о кухарке и её детях: «Пора бы коммунистам смириться с тем, что кухарка не может управлять государством». Святая правда! Позвольте в другую щёчку чмокну, если хорошо побрита. И Ленин то же самое говорил: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством» и т. д. Другое дело, что Ленин требовал «немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники». Впрочем, не только из богатых семей. Ведь Путин и Медведев, Грызлов и Миронов Чубайс и Кириенко из обыкновенных советских семей. У одного отец был поваром хоть и в Кремле, у другого мать — прачка, у третьего — уборщица, у четвертого отец — дрессировщик летучих мышей и т. д. Но фортуна контрреволюции им улыбнулась, подмигнула, подмахнула, они сами стали богатыми и служат богатым. Если интересно всё, что сказал Ленин об этом, — ПСС, т.26, с.88. Впрочем, он никогда не отрицал, что даже безо всякой подготовки кухарки могут быть историками и писать книги, они это очень любят.

Много ещё весьма увлекательного и загадочного в книге историка Поцелуева, но где-то около 450-й страницы меня всё-таки сморило, я задремал и вот что под впечатлением прочитанного мне привиделось.

Будто 22 апреля утром открылась дверь Мавзолея, вышел Ленин и решительной походкой направился в Кремль. Орлы на башнях его не удивили. Ведь рубиновые звезды установили лет через десять после его смерти. До этого некогда было заниматься такими вещами, дело надо было делать. Охрана у Спасских ворот сразу узнала Ленина, взяла под козырек:

— Здравия желаем, Владимир Ильич!

— Здравствуйте, товарищи красноармейцы. Кто вас так обрядил? Маскарад? Архинесуразно!

Охрана мнётся, молчит.

— А где у вас тут предатель Совнаркома? Солдаты переглядываются, не понимают.

— Ну, хорошо. Пойду поищу.

Ленин входит в Кремль и видит, что на Ивановской площади выделывают артикулы петрушки президентского полка. Посмотрел, посмеялся и пошел дальше. Вот наконец и кабинет с вывеской «Президент Российской Федерации». Постучал — не отвечают, ещё раз — ни звука. Вошел в кабинет. Сидящий за большим столом малый сразу узнал Ильича:

— Ваше превосходительство…

— Вы кто такой?

— Я историк Поцелуев, которого за огромный вклад в лениниану недавно избрали новым президентом. Медведев получил 7 процентов, Путин 8, а я 85.

— Вы свободны, можете идти. Пришлите председателя Моссовета. При мне был Каменев, а сейчас кто?

Поцелуев на четвереньках выползает из кабинета, держа что-то в зубах, а Лужков, стукнувшись с ним лбом, на четвереньках вползает.

— Товарищ Лужков, во-первых, встаньте и сядьте в кресло. Скоро День Победы. Как вы к нему готовитесь?

— Мы вывесим в пределах Садового кольца десять портретов товарища Сталина.

— Что, десять? Потрудитесь вывесить 10 тысяч портретов товарища Сталина и столько же моих. Самые большие портреты повесьте, как это было всегда, на здании ГУМа напротив Мавзолея. Интересно, как вся эта кодла во главе с Поцелуевым будет себя вести под нашими взглядами.

— Не выдержат, Владимир Ильич, начнутся обмороки, корчи, приступы эпилепсии, диареи. Ведь понимают же, что натворили мерзавцы…

— Посмотрим. Дайте мне микрофон, хочу сделать важное заявление.

Лужков даёт микрофон. Ленин говорит: — Граждане России, рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, непременно состоится. Сегодня — рано, послезавтра — поздно, значит — завтра. Смерть антисоветским оккупантам!

«Завтра» № 16'10

Вот чем они кормят тебя, русский!

Словари и справочники, в том числе биографические, существуют не для того, чтобы читать их на сон грядущий и класть под подушку. К ним обращаются по мере надобности от случая к случаю. И вышло так, что я, пользуясь другими привычными источниками, редко раскрывал справочник "Кто есть кто в России и в ближнем зарубежье", вышедший в не столь давние времена немалым тиражом в 50 тысяч экземпляров. Это плод совместных стараний издательств "Новое время", "Все для вас", акционерного банка "Деловая Россия", агентства "Русская пресс-служба" при участии (надо полагать, интеллектуальном) ИТАР-ТАСС. Вот сколько сподвижников сразу! Что такое эти издательства, банки и агентства, объявляющие о своей русской принадлежности, я не знаю. Но ИТАР-ТАСС в общем-то штука знакомая, доводилось когда-то и писать для него.

Как напоминает помещенная в словаре справка, с августа 1991 года, то есть сразу после фашистско-еврейской контрреволюции, ТАСС возглавил Виталий Игнатенко, известный не только тем, что родился в одном городе с Борисом Немцовым — в благоухающих Сочи. Отнюдь! У Виталия Никитича ошеломительный послужной список: был первым заместителем главного редактора "Комсомольской правды", заместителем директора ТАСС, которое тогда состояло при Совете Министров СССР, потом — заместителем заведующего Отделом международной информации ЦК КПСС, главным редактором журнала "Новое время", помощником президента Горбачева, затем — руководителем его пресс-службы, и наконец, вот уже восемь лет с легкой руки все того же "лучшего немца" — генеральный директор ИТАР-ТАСС. Да еще одновременно побывал вице-премьером в правительстве Черномырдина. Такое впечатление, право, что где трудно, где трещал фронт, туда родина и бросала Виталия Никитича.

Дольше всего, с 1978 по 1986 год, Игнатенко потрудился в ЦК. Не исключено, что имеется некая мистическая связь между этой высокой должностью и обилием у него наград и премий, включая Ленинскую, полученную как раз в пылу беззаветной борьбы за построение развитого социализма на высоком посту зам. зав. Отделом ЦК. Правда, тут же сообщается, что В. Н. Игнатенко — автор ряда книг и более двадцати киносценариев. К стыду своему, из такого внушительного кургана литературной продукции я не могу назвать ни одно произведение, даже то, что удостоено Ленинской премии. Если вы, читатель, можете сделать это, я буду вам признателен за радостную весточку. На всякий случай надо выяснить, кто писал ельцинскую конституцию… Как увидим дальше, напоминание о том, что у справочника "Кто есть кто" столь умудренный опытом жизни, высокопоставленный и просвещенный покровитель, совсем небесполезно.

Да, в суперрусский игнатенковский справочник я заглядывал редко и не составил себе ясного представления о нем. Но вот недавно умер писатель Анатолий Иванов, и мне надо было узнать точную дату его рождения. В ее поисках пришлось добраться и до игнатенковского кладезя. На сей раз прочитал и предисловие. О, какие возвышенные самоаттестации, какие соблазнительные обещания! "Книга, которую вы взяли в руки, уникальна… Впервые в таком полном виде… Благодаря богатому фактическому материалу книга поможет вам познакомиться с государственными и общественными деятелями, учеными и предпринимателями, замечательными представителями театрального, изобразительного и других видов искусства… Справочник не только расширит ваш кругозор, он поможет вам разобраться… Вы узнаете немало неизвестного из биографии любимых вами популярных деятелей искусства… Не выпускайте из рук эту редкостную книгу!.." Так и сказано: "Не выпускайте из рук!" В цеху, у станка, на рыбалке, на непраздном супружеском ложе — всегда держите при себе!

Ну, хорошо. Буду держать. А пока ищу статью об Иванове. Листаю, листаю… Наконец-то вот они, Ивановы, целая куча. Первым стоит, естественно, Александр Александрович. Это кто же такой? А, "Вокруг смеха"! Да, сразу видно, что справочник поистине уникален. В какой еще книге вы могли бы найти литературную фигуру таких габаритов и профиля — "писатель-пародист"! — да еще узнать, что по происхождению он, видите ли, из малороссийских дворян, но не из таких, как Иван Иванович Перерепенко и Иван Никифорович Довгочхун, которые, как известно, поссорились из-за пустяка. Нет! У пародиста Иванова прадед — полковник, а дед — аж генерал! А сам он еще и заядлый рыбак. Очень интересно! Однако в справочнике почему-то не сказано, что в годы уголовного разгула демократии хохмач-затейник вдруг обернулся лютым ненавистником нашего недавнего прошлого. Однажды во время гастролей в Твери на вопрос молодежной газеты, какую черту в себе он считает главной, генеральский отпрыск прямо рубанул: "Пещерный, зоологический антикоммунизм!" ("Провинциал", № 19, 30.У.93).

Признаться, я невольно сопоставил: у меня-то прадеды — крепостные крестьяне, которых, не исключено, пороли на конюшне предки пародиста (среди них были и русские дворяне), а деды — один ткач на глуховской мануфактуре Арсения Морозова, другой — тульский крестьянин, рядовой солдат японской войны, позже, после небольшой отсидки в тюрьме по нелепому доносу, председатель колхоза им. Марата в деревне Рыльское, что на берегу Непрядвы, отец же — в молодости всего лишь поручик царской армии.

И вот совсем было уже под неистовым напором разных сванидзей готов я был отринуть классовый подход к жизни и проклясть его, но тут опять засомневался. Действительно, я при моем рабоче-крестьянском происхождении был и всегда останусь сторонником коммунизма и защитником советской власти, а пародист Иванов при его дворянских генах да генеральских корнях так ненавидел то и другое, что, пожалуй, в приступе этой ненависти однажды в не самом преклонном возрасте и задохнулся. Как Адамович, как Волкогонов, как Окуджава… Что из этого следует? По крайней мере предостережение: не спешите, сванидзы, выбрасывать классовый подход, пожалуй, есть сферы, где он небесполезен…

Это, между прочим, подтверждает сопоставление и таких фактов: их благородие пародист оказался членом Союза писателей уже в тридцать лет, а я, фабрично-колхозный потомок, продрался туда сквозь завалившую меня приемную комиссию во главе с Анатолием Рыбаковым на пятом десятке. И это при том, что ведь писатель-пародист столь же экзотическая штука, как танкист-велосипедист.

Мне могут сказать: "Вы сгущаете краски. Главное здесь — талант и плодовитость автора, а не классовая настырность. Можно и на велосипеде гонять по вертикальной стенке. К тому же Иванов сочинил более 800 пародий и около 600 эпиграмм". Не спорю, целиком согласен. Одной его эпиграммы сподобился и я лично. Дело было десять лет тому назад. В "Нашем современнике" № 4 за 1989 год появилась моя большая статья о драматургии. Она произвела немалый шум, ибо содержала весьма резкую критику пьес Михаила Шатрова, очень известного тогда драматурга и одного из самых свирепых носорогов демократии, — за дурной язык, за сознательное искажение исторических фактов, за демагогию… Вскоре получаю от Иванова почтовую открытку с эпиграммой, уже один заголовок которой удручал чрезмерной простотой своей фабрикации. Моя статья называлась "Когда сомнение уместно", он назвал эпиграмму — "Когда сомнение неуместно". К лицу ли генеральскому отпрыску такой уровень? Его высмеивали еще Ильф и Петров. Вот, писали они, на роман Серафимовича "Железный поток" критик пишет статью "Железный ли поток?", на "Капитальный ремонт" Соболева — "Ремонт, но не капитальный" и т. п.

Читаю эпиграмму:

Не сомневаюсь я, что Бушин
К чужим деньгам неравнодушен…
Вы только подумайте: он меня знать не знает, наше знакомство чисто шапочное, но — ничуть не сомневается, железно уверен, что я — завистник на чужое добро, мерзкая личность. Вот так же точно он был уверен в справедливости и спасительности своего пещерного антикоммунизма!.. Но дальше еще забористей:

Вот отмусолил бы Шатров —
Он был бы менее суров!
То есть он уверен еще и в том, что я готов брать взятки и поставить свое перо в полную зависимость от них. Тут явлен уж столь недворянский склад ума и души, что хоть святых выноси. Когда-то за такую игривость лишали дворянского звания, срезали погоны, а в наше время следовало бы исключать из Союза писателей. Правда, эпиграмма, насколько мне известно, не была напечатана.

А вот как незадолго до этого писал Иванов в "Советской культуре" о герое моей статьи:

Шатров работает без фальши.
И впредь бы так — как можно дольше!
Но чем он "Дальше… дальше… дальше!",
Тем споров больше, больше, больше…
Не эпиграмма, а дифирамб!..Но споры о пьесах Шатрова давно смолкли по причине их политической мимолетности и художественной эфемерности, тем более что сам творец ленинианы, по данным словаря "Евреи в русской культуре", вскоре оказался гораздо дальше, дальше, дальше, чем можно было ожидать, — в Америке!

А ведь я в свое время (2 марта 1980 года) тоже написал письмецо Иванову. Оно начиналось обращением "Дорогой Саша!", в нем были похвалы некоторым его пародиям и эпиграммам, а суть состояла в самом дружеском просветительстве. Дело в том, что Валентин Сидоров употребил в одном стихотворении слово "облак". Иванов счел это неграмотным произвольным усечением и вот прочитал по телевидению эпиграмму, целиком построенную на нелепых комических усечениях слов. Получилось смешно, но совершенно несправедливо. Слово "облак" несколько устарело, но оно вполне литературно, и я привел в своем письме несколько примеров его употребления поэтами покрупнее Сидорова.

Жуковский:

Луна сквозь облак дымный
При вечере блеснет…
Пушкин:

И вдруг из сени темной рощи,
Как в час весенней полунощи
Из облак месяц золотой, Выходит ратник молодой….
Огарев:

Серые облаки по небу тянутся…
И даже у Гончарова во "Фрегате "Паллада": "Солнце выходило из-за облак и садилось за тучи…"

И вот в благодарность за такое основательное и совершенно бескорыстное литературное просветительство со стороны старшего собрата он лепит ему в глаза: «Скупердяй! Взяточник!..» Нет, что ни говорите, а я уверен, что Иван Иванович Перерепенко и Иван Никифорович Довгочхун проголосовали бы за лишение "танкиста-велосипедиста" дворянского звания.

Но оставим пародиста. Ему, поди, и так не сладко на том свете (в компании с Шатровым — 2010 г.) со своей испепеляющей ненавистью, да и сам товарищ Дзержинский, конечно же, давно поджидал его… Анатолий Иванов должен быть рядом. Но что это? Сразу после пародиста идет нынешний министр иностранных дел Игорь Иванов. И в диапазоне от пародиста до министра Анатолия нет. Ищу в конце книге — может, есть список имен, пропущенных по оплошности? Ничего подобного.

Тьфу ты, Господи! Но где же мой-то Иванов? Нет Иванова! Позвольте, благодетели, ведь он был не только многолетним редактором популярнейшего, чуть не миллионнотиражного журнала "Молодая гвардия", а еще и крупным писателем, автором романов ("Вечный зов" и "Тени исчезают в полдень"), которые вот уже 35–40 лет люди читают, а многосерийные фильмы по ним телевидение показывает и сегодня. Наконец, он Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии, был депутатом Верховного Совета СССР. А кто сейчас, когда прошло всего несколько лет после смерти "танкиста-велосипедиста" дворянского происхождения, читает его пародии? Кто, кроме меня, их помнит? Но факт налицо: пародист есть, а романиста нет, бабочка-однодневка положена под стекло, а вдохновенный творец широчайших полотен русской жизни выброшен…

Нехорошая догадка мелькнула у меня, и чтобы проверить ее, я решил посмотреть, есть ли в справочнике имена других писателей и редакторов патриотических изданий. Например, Михаил Алексеев. Тоже известнейший писатель, фронтовик, Герой, лауреат, депутат Верховного Совета, автор романов об Отечественной войне и русской деревне, которые почти все были экранизированы, многолетний редактор журнала "Москва", тираж которого достигал 760 тысяч.

И вот листаю… Абашидзе, государственный деятель Аджарии… Абдрашитов, кинорежиссер… Абдулов, актер… Абишев, казахский государственный деятель… Абуладзе, грузинский кинорежиссер… Авен, бывший министр внешних экономических связей… Аганбегян, экономист… Агафангел, митрополит… Адамович, белорусский писатель… Айтматов, киргизский писатель… Алексий Второй… Нет Михаила Алексеева!.. И вы только подумайте: книга издана в столице России на русском языке, издатели бьют себя в грудь: "Мы — русские!", но вот — собрали ворох известных и неизвестных казахов, грузин, киргизов, белорусов, евреев, аджарцев, а русскому среди них места не нашли!

Нет в справочнике редакторов и других патриотических газет и журналов — ни Александра Ильина ("Правда"), ни Александра Проханова ("День", "Завтра"), ни Станислава Куняева ("Наш современник")…. Почему-то исключение сделали только для редактора "Советской России" Валентина Чикина. Вот так "небывалая полнота", "огромное фактическое богатство", "широкий спектр"…

Но может быть, составители справочника именно так и планировали — дать двух-трех редакторов, допустим, лишь тех, кто еще и депутат Госдумы, как Чикин? О, нет!

Все любимцы режима, так славно вписавшиеся в него, тут в полном сборе, словно тридцать три богатыря во главе с Яковлевым, как с дядькой Черномором, посадившим их почти всех в редакторские кресла: Игорь Голембиовский ("Известия"), Павел Гусев ("Московский комсомолец"), Егор Яковлев ("Общая газета"), Владислав Фронин ("Комсомольская правда"), Альберт Беляев ("Культура"), Лен Карпинский ("Московские новости"), Виталий Третьяков ("Независимая газета") и пр. и пр. Среди последних еще и Евгений Киселев с Татьяной Митковой, ибо они даже превосходят иных редакторов по возможности приготовления и использования лапши не по прямому ее назначению.

Вот такая скособоченная картина реальности. И это при том, что все редакторы патриотических изданий, как уже сказано, еще и широко известные писатели, они и без редакторских постов имеют немалый вес в обществе. А эти? Ведь именно такие, о ком поэт сказал: "морковный кофе".. Ну кто знал бы Голембиовского без редакторского кресла! Выдерните его, и что от антропоса останется? Его сделали в "Известиях" главным в том же примечательном августе 1991 года. А ранее под эгидой Шеварднадзе, тогда главного комсомольца Грузии, он занимался коммунистическим воспитанием грузинской молодежи в газете "Молодой сталинец". За выдающиеся успехи в этом деле еще раньше, чем самого Шеварднадзе, его взяли в Москву, в ЦК комсомола, разумеется, в Отдел пропаганды и агитации, оттуда, видимо, по причине уже далеко не комсомольского возраста — в "Известия", где через несколько лет в результате беспощадной борьбы он уселся в кресло главного редактора. И что без "Известий" стал бы теперь Голембиовский делать? Издавать газет "Молодой троцкист"? Или идти в пресс-секретари к Шеварднадзе? Или — на завалинку?

А полюбуйтесь на Гусева. Куда ему в случае чего податься? Ведь Краснопресненского райкома комсомола, где он в должности первого секретаря, может, резвее Голембиовского трудился на ниве коммунистического воспитания молодежи, теперь нет. ЦК Комсомола, где в том же Отделе пропаганды и агитации он грудью защищал идеалы коммунизма, тоже нет. Движение "Наш дом — Россия", где той же грудью пер против коммунизма, в предсмертных судорогах откидывает копыта. Право, остается, разве что пойти бухгалтером, кладовщиком или начальником ОТК в публичный дом, перед которым у "МК" большие заслуги в деле подготовки кадров.

О Егоре Яковлеве в справочнике сказано: "Автор более двадцати книг". Следовало бы уточнить: девятнадцать из них — о Ленине. О его величии, мудрости, прозорливости и, разумеется, человечности, а также — о его презрении к оборотням всех мастей. Недаром Яковлев был сценаристом бесконечного телесериала "Ленин. Страницы жизни". Возможно, что как раз за установление абсолютного рекорда по ловкости и быстроте перебежки из стана аллилуйщиков Ленина в стан ельцинистов Яковлев получил премию "Лучший журналист Европы" и медаль папы римского Иоанна Павла Второго. Так вот, если оставить Яковлеву все его премии и медали, а к двадцати аллилуйным книгам добавить еще двадцать гипотетических книг проклятий советской власти, но отнять редакторское кресло, то мы увидим, как мыльный пузырь лопнет и на другой день люди будут спрашивать друг друга: "Вроде был какой-то пузырь. Где он?"…

Что касается Беляева, Коротича и Карпинского, то их судьбы убедительно подтверждают правильность нашей мысли о том, что все эти деятели, попавшие в справочник, без своих редакторских кресел — ничто! Нуль без папочки. В самом деле, вот Альберт Беляев. Жизнь начал, как полагается: работал слесарем, токарем, даже штурманом Мурманского пароходства. А потом ступил на комсомольско-партийную стезю, окончил Академию общественных наук при ЦК, стал доктором филологии и дошел до зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС. Само по себе это не беда, но он сидел там дверь в дверь с интеллектуальным фальшивомонетчиком Яковлевым. Почти 15 лет сидел! Это, конечно, не могло пройти бесследно для чистоты души и мозговых извилин. В 1986 году, решив, что Беляев уже созрел для любых злодейств, Яковлев направил его главным в "Советскую культуру". В приснопамятном 1991 году газета под руководством Беляева легко и безболезненно преобразилась в "Антисоветскую культуру". Однако доктор филологии, кавалер трех орденов Трудового Красного Знамени и ордена Октябрьской революции, говорят, по недосмотру пропустил однажды статью, в которой автор в дискуссионном порядке утверждал, будто Сталин был во время Отечественной войны Верховным главнокомандующим и что наша армия якобы взяла Берлин. За такое попустительство вольнодумству Альберта сняли с должности, лишили всех орденов да еще из докторов филологии разжаловали в кандидаты ветеринарных наук. А на его место посадили Ю. И. Белявского. Ну, обычная для наших дней "рокировочка" в духе обожаемого президента: был Беляев — стал Белявский. Азохен вэй! И где теперь этот ветеринар яковлевской выучки? Кто видел его последний раз? Молчание…

Но перейдем к Виталию Коротичу. Для него составители справочника сделали исключение. Ко времени выхода книги Коротич два года пребывал в самом дальнем зарубежье: уже к 1991 году выполнив задачу, возложенную на него Яковлевым в "Огоньке", он сиганул в США, где сумел прилепиться в качестве, представьте себе, профессора русской литературы к университету в Бостоне.

Казалось бы, отрезанный ломоть. Ан нет, ему отведена целая страница… В послужном списке Коротича больше всего поражает обилие у него наград и премий. Вы только вообразите: Государственная премия СССР за книгу "Лицо ненависти" (Чье лицо? Америки, разумеется.). Далее: премия Всесоюзного Ленинского комсомола,премия украинского республиканского комсомола, премии им. Шевченко, им. Островского, им. Алексея Толстого, им. Бориса Полевого, им. Фучика… Это ж каким надо быть сноровистым да ухватистым, чтобы всюду поспеть и хапнуть!.. А ведь еще и куча других наград, орденов, включая орден Октябрьской революции и какую-то статуэтку "Золотого дюка". Но не меньше, чем наград, премий, было у Коротича постов, должностей, званий. Оказывается, например, он еще и числился вице-президентом международного движения "Деятели искусства — за ядерное разоружение", и председателем комиссии по литературному наследию Корнея Чуковского (ну, с какого боку?), и сопредседателем ассоциации писателей "Апрель". К тому же был депутатом Верховного Совета и Украины, и СССР, и уж, конечно, членом КПСС чуть не с пионерских лет. Как тут не повторить вслед за великим Гоголем и невеликим Бенедиктом Сарновым: "И подивился Тарас бойкости жидовской натуры…" Коротич — это полное, исчерпывающее олицетворение всей перестройки" и "демократии". И вот что же стало теперь с мультилауреатом, суперорденоносцем и поликреслосидельцем? Как видно, Америке он осточертел, и пришлось возвращаться в Киев. Там сейчас работает в газете "Бульвар". Наконец-то человек нашел себя, но, увы, за это пришлось расплатиться умопомрачительной известностью.

Наконец, Лен Карпинский. Самый яркий и самый драматический случай. То ли просто не смог без должности жить, то ли сгорел на работе. Да и как не сгореть! Ведь столько лет крутился в самых высших и огнеопасных сферах: был секретарем Горьковского обкома комсомола, потом возглавлял журнал "Молодой коммунист", затем — секретарь ЦК комсомола по идеолог™, культуре, печати, спорту и даже армии, дальше — заведующий Отделом пропаганды "Правды", там же — Отделом культуры и быта и т. д. Наконец, все в том же августе 91-го недреманный Яковлев посадил его в кресло главного редактора "Московских новостей". Это был ударный батальон контрреволюции. По обилию постов и должностей с Карпинским можно сравнить в нашей истории, пожалуй, только Л.Д. Троцкого. Только вот своего персонального поезда не было.

Когда Карпинский как секретарь ЦК "курировал" множество вопросов от культуры до физкультуры, я как завотделом и член редколлегии "Молодой гвардии", можно сказать, был под его началом, он "курировал" и меня. Один эпизод "курирования", вероятно, потому что это имело отзвук в печати, запомнился. Дело было в его цековском кабинете. Лен Вячеславович сидел в кресле и слегка покачивал ногой, закинутой на другую и обутой в модную тогда узконосую туфлю. Он был элегантен и проницателен, как Мефистофель.

— Вот вы, — говорил Мефистофель, постукивая изящным карандашиком по столу, — вы, работник молодежного журнала, интересуетесь ли песнями, что поют у нас и по радио и всюду? Нравится вам, например, песня "Все выше и выше"?

— Очень даже! — радостно ответствовал я. — Хотя там есть, пожалуй, парочка неудачных строк. Например: "творя невиданный полет". Или: "Наш каждый нерв решимостью одет". Но ведь такие промахи нередки в песнях, а их не замечают. Вот сейчас популярны песни Окуджавы. В одной из них есть такая строка: "Я в синий троллейбус сажусь на ходу…"

— Вам не нравится Окуджава?

— Нет, многие песни нравятся. Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты.

Секретарь ЦК пронзил меня взглядом, дернулся всем телом, издал мефистофельский смешок:

— Ну, это мелочь.

— Я и не спорю. Встречаются вещи посерьезней. Например, в песне о легендарном матросе Железняке мы слышим, что он со своим отрядом "шел на Одессу, а вышел к Херсону". Ничего себе! Верст на двести промахнулся. А ведь военный человек, моряк, должен по звездам дорогу знать. Да еще в засаду угодил, а из всего вооружения осталось несколько винтовок без патронов к ним ("пробьемся штыками!") да десять гранат, о которых сказано, что это, мол, не пустяк. И с такой оснасткой он шел брать Одессу, большой город!

Мефистофель по идеологии не был лишен чувства юмора, он рассмеялся, но тут же сказал:

— И это мелочь по сравнению с тем, что в песне "Все выше".

Что такое? Я начал негромко, как бы про себя, повторять слова песни в надежде обнаружить крамолу:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор.

Нам разум дал стальные руки-крылья… — А вместо сердца — пламенный мотор! — яростно перебил меня Мефистофель. — Вы только подумайте: вместо живого, полного чувств и желаний человеческого сердца — железный мотор! Вот идеал иных деятелей нашего искусства!

— Но это же… — пролепетал я.

Раздался телефонный звонок, видимо, очень важный, может быть, звонил сам товарищ Суслов. Как бы то ни было, а разговор прервался. Мефистофеля куда-то срочно вызвали…

Позже, в 1967 году, когда он работал уже завотделом культуры и быта в "Правде", они вместе с Федором Бурлацким, который возглавлял в ЦК партии группу советников, состоявшую из Арбатова, Бовина, Шахназарова и других аристотелей по вызову, сочинили и напечатали в "Комсомольской правде" статью "На пути к премьере". Как тогда обернулось дело для Феди, не помню, а Мефистофеля уволили с работы. Это было совершенно справедливо хотя бы той причине, что в статье подверглась беспощадному разносу за трансплантацию рокочущего бездушного мотора на место нежного трепетного сердца та самая песня "Все выше". В самом деле, разве может заниматься руководящей деятельностью в области искусства и культуры человек, не понимающий, что "поэзия — пресволочнейшая штуковина". Человек, который не читал даже пушкинского "Пророка" хотя бы, где сволочной характер поэзии явлен в необоримом величии как во всем стихотворении в целом, так и в этих, например, строках:

И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверзтую водвинул…
Мертвый уголь вместо бьющегося сердца — вот ведь до какой трансплантации может дойти поэзия! Мотор по сравнению с углем — чудо! Он же фурыкает, это же энергия, движение, жизнь!.. А между тем до этих двух цековских питомцев никто не поставил под сомнение гениальность "Пророка", как никто не осудил и песни "Все выше".

Итак, обширная галерея деятелей прессы вот такой довольно однообразной масти предстает со страниц справочника "Кто есть кто". Может быть, случайно? Или по торопливости? Или по невежеству? Но возможно ли так помыслить о столь фундаментальной и просвещенной фигуре, как хотя бы ленинский лауреат Игнатенко!.. И тут мне вспомнились слова из предисловия: "Вы узнаете немало неизвестного из биографий любимых вами популярных деятелей искусства…" Но, во-первых, ведь ясно же, что составители не могут знать, кого люблю я, но прекрасно знают, кого любят сами. Вот они и насовали в справочник своих собственных любимцев, не пустив туда тех, кто им не нравится. Знакомая картина! Точно так поступали в свое время их твердолобые коллеги. В составленных ими энциклопедиях и справочниках, даже в учебниках, можно было прочитать, например, о троцкизме, но кто такой сам Троцкий — оставалось неизвестным. А между тем такого рода издания это, как принято считать, мир, расположенный по алфавиту, то есть представленный в полной независимости от симпатий и антипатий составителей. Трудно было поверить, что и нынешние составители справочника решительно отбросили благородный принцип объективности и полноты информации, наплевали на него с Останкинской башни, ибо если их предшественники прямо говорили о своей приверженности к диктатуре, то ведь эти-то без конца трезвонят о демократии, о свободе слова!

Надеясь хоть отчасти разувериться в твердолобое™ составителей справочника, я стал искать имена уж самых известных и увенчанных, самых почтенных по летам писателей: Сергея Михалкова, Виктора Розова, наконец, аж самого Леонида Леонова. Им было в год выхода справочника от 80-ти до 90 с хвостиком. Ищу. И что же?.. Никого!.. Уму непостижимо… Начинающий журналист Михальчук есть, а Михалкова нет. Цветущий драматург Розовский есть, а Розова нет. Развеселый Войнович есть, а классика Леонова нет…

Ну а Георгий Свиридов, Борис Покровский, Игорь Моисеев, Тихон Хренников? Ведь тоже классики! Но и тут кто-то очень бдительный приказал: "Не пущать!" Георгий Арбатов, кремлевский советник, есть, а великого композитора Георгия Свиридова нет. Борис Немцов, "сторонник частной собственности", есть, а прославленного режиссера Бориса Покровского нет. Игорь Шурчков, "государственный деятель России", есть, а единственного в мире Игоря Моисеева нет…

Вам еще не все ясно? Тогда пошли дальше. Замечательного дирижера Евгения Светланова нет и в помине, а Евгений Кисилев, о котором говорят и пишут как об агенте КГБ, ЦРУ и Моссада, — вот он во всей красе. Гениальному пианисту XX века Святославу Рихтеру не отведено ни строки, а клоуну демократии Юрию Никулину — больше полстраницы. Нет Ирины Архиповой, народной артистки СССР, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, но есть Ирина Понаровская, обладательница французского титула "мисс Шанель". Не нашлось места даже для великой Галины Улановой, зато можете любоваться Валерией Новодворской, Еленой Боннэр.

Может быть, хоть чуть-чуть иначе обстоит дело с учеными? Ищу академиков В. Н. Челомея, Б.А. Рыбакова, В. Л. Янина, А. Н. Страхова, Нечая. Первый из них, Генеральный конструктор ракетно-космической и авиационной техники, создатель непревзойденного "Протона", дважды Герой Социалистического Труда, лауреат трех Сталинских и Ленинской премий. Второй — историк, тоже Герой, дважды лауреат Сталинской и лауреат Ленинской премий. Двое последних имеют свои немалые заслуги и награды. И ни один из них не допущен в справочник! Зато есть академик Т. И. Заславская, создательница и проводница смертоносной теории "неперспективных" деревень, тут же и неуемный писака философских и исторических наук Волкогонов и, уж конечно, академик Лихачев, верная опора режима.

И цель всего этого одна — чтобы ты, русский, и твои дети забыли и не знали свою великую историю, культуру, науку.

Так жить нельзя, а живут

Станислав Говорухин, создатель лакейских тротиловых фильмов «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли», недавно заявил о неназванных им почему-то режиссерах и лентах: «Снимать кино, где все русские дебилы — подлость» (Московская Неделя. 13.ХI.09). Правильно. И очень своевременно после известного признания В.Путина на встрече с писателями: «Один из сюрпризов состоит в том, что национальные мотивы руководят поведением человека в значительно большей степени, чем мы раньше думали». Весьма отрадно, что глава правительства наконец понял, что национальность это не выдумка замшелых коммунистов. Глядишь, скоро власть дозреет и до возвращения в паспорта графы о национальности, как в Татарстане и Башкирии. Но для уже старого режиссера, художника-сердцеведа не могло быть сюрпризом то, что оказалось им для сравнительно молодого политика. Однако до этой «госотмашки» художник молчал. Почему? Да потому что трус.

Но главное-то вот в чём: снимать фильмы, где утверждается, что в нищей России царского времени всё было великолепно, а в Советской сверхдержаве всё грязно, отвратительно и преступно, как изображено в помянутых фильмах, — ещё большая подлость, чем изображать каких-то русских дебилами.

Теперь режиссёр возмущён: «Современные фильмы зачастую вызывают в людях низкие животные инстинкты. Нельзя позорить свою страну». Разумеется. И очень своевременно после только что прозвучавшего заявления президента: «Надо уважать своё прошлое». Но о каких именно фильмах речь? Опять молчит. И приходится напомнить, что первопроходцем кинокартин, позорящих родину был именно Говорухин, певец Солженицына, за что и сидит с ельцинских времён в Госдуме, получая там по 120 тысяч ежемесячно. Теперь он, прозорливец, негодует: «Нельзя показывать родину дикой, невежественной, азиатской». Если речь о современности, то родина на самом же деле становится невежественной и дикой. 60 % взрослого населения, как отметил сам Медведев, ничего не читают. Некогда! Борьба за кусок хлеба отнимает все силы. Сам-то он писания Пелевина и Улицкой смакует, но вот народ… Миллионы детей не имеют возможности учиться. Из года в год растёт количество совершенно неграмотных новобранцев в армии. И я не уверен, умеет ли читать карты сам министр обороны. Да что там! Телевидение в перерывах пещерной антисоветчины показывает совокупление артистов со своими подругами…

Но азиатской? В азиатском Китае почти ликвидирована неграмотность, а за сюжетик совокупления по телевидению на другой же день своего эрнста китайцы казнили бы. Ничего подобного нет и в азиатской Индии, и в азиатском Вьетнаме, и в других азиатских странах. Режиссер всё ещё живёт представлениями времён России, которую он, не видя её, потерял.

Так вот, невероятному одичанию родины невероятно энергично содействуют деятели искусства, их творения, и первыми среди них были те же два помянутых выше фильма маэстро Говорухина.

Валаамова ослица вдруг признала: «В Советские годы жегловы (т. е. честные, мужественные, добропорядочные люди, настоящие патриоты, — В.Б.) были в каждом городе — и в Москве, и в Одессе, и в Киеве». Более того, на каждой улице, в каждом доме. Но что вы-то, сударь, изобразили во всей вашей России, в которой-де жить нельзя? Ни одного Жеглова! Одни живоглоты.

В деморализации народа, в установлении бандитского режима кино сыграло гораздо большую роль, чем, допустим, весь Солженицын с его «Архипелагом» и всеми потрохами… Эту четырехтомную бездарщину никто и не читал внимательно, а чего стоит посмотреть двухчасовой фильм! Легче лёгкого. Их все видели.

Сейчас многие уже не помнят, например, как на Съезде народных депутатов шло обсуждение советского-германского договора 1939 года. Но Говорухин-то не забудет до самой смерти. В первый день, несмотря на все старания Горбачёва, Яковлева и Лукьянова, разрушителям Советского Союза ничего не удалось. Перенесли обсуждение на утро следующего дня. А вечером депутатам показали этот самый шедевр антисоветской клеветы — «Так жить нельзя!». И цель была достигнута: многие депутата дрогнули, расчувствовались, поверили лжецу. И на утро договор большинством голосов был осуждён, чем немедленно воспользовались прибалты — объявили себя независимыми. Шибко художественные фильмы Говорухина умело использовались в самый решающий момент как острое политическое оружие убийства родины.

Между прочим, даже Солженицын, самое большое русофобское трепло XX века, для прославления коего вы, сударь, с благоволения Ельцина катали аж в США, в штат Вермонт, даже он, Александр-то Исаевич, великий и незабвенный Нобелевский лауреат, однажды в Советское время отрёкся от своего полубессмертного творения — от пьесы «Пир победителей». Это то самое сочиненьеце, о котором Шолохов писал: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство автора, злоба и остервенение. Все командиры, русские и украинцы, либо законченные подлецы, либо ни во что не верящие люди. Почему осмеяны русские и татары? Почему власовцы, изменники родины, на чьей совести тысячи убитых и замученных, прославляются как выразители чаяний русского народа?» Ведь это, Говорухин, прямо перекликается с вашим анонимным негодованием по поводу неназванных фильмов, где все русские — дебилы.

Так вот, в Советское время Солженицын отрёкся от этого сочиненьеца, как от написанного в отчаянную, дескать, пору жизни. Это был первый вроде бы честный шаг. Но когда вернулся из Америки, а у власти были уже демократы во главе с обкомовским пропойцей, он побежал со своим «Пиром» в Малый театр. Это был второй, уже болезненно бесстыжий шаг. И там, в доме Островского-то, на священной сцене русской культуры такие же лицедеи, как вы, Говорухин, поставили эту пиеску. Она продержалась четыре показа.

Подумайте, маэстро, не повторить ли вам первый шаг своего кумира без второго, т. е. признайтесь, что фильмами «Так жить нельзя» и «Россия, которую мы потеряли» вы хотели выслужиться перед Ельциным и Чубайсом, помогло вам в этом ваше невежество и болезненное бесстыдство, что отхватил изрядный куш, который ныне в перечислении передаю, допустим, в Детский фонд Альберта Лиханова и т. д. Ведь вы только что заявили: «Сейчас самое время говорить о таких понятиях, как честь, благородство, долг, Родина». Ну, вообще-то говоря, у порядочных людей для этого всегда — «самое время», но будем снисходительны.

Так покайтесь же, пока не поздно. Ведь душу свою спасёте этим. Неужели не страшно с рожей Солженицына ходить до конца дней?

Говорухин очень любит показать себя тонкой и широко образованной художественной натурой. Явно с этой целью рассказывает, как однажды попросил поднять руку тех своих студентов, кто читал «Тёмные аллеи» Бунина. И был ужасно огорчён, даже возмущался, что никто не читал сей шедевр. Господи, да ведь это же всё равно, что спросить, кто читал стихотворение Пушкина «Красавице, которая нюхала табак». Пятнадцатилетним отроком сочинил поэт такой изящный пустячок, который заканчивается строкой горького сожаления: «Ах, отчего я не табак!» Бунин же не в отрочестве, а в глубокой старости да еще в дни немецкой оккупации написал эти «Аллеи». О них хорошо сказал Твардовский: «Эротические мечтания старости». И не пришло в голову маэстро спросить студентов, а кто читал, допустим, бунинскую «Деревню», или «Жизнь Арсеньева», или хотя бы стихотворение «И цветы, и шмели, и трава, и колосья…» Почему не пришло? Да потому что голова не та.

Я большего у Бога не просил… (День Победы 1999 г.)

Ордена и медали были начищены зубным порошком еще накануне с вечера. Но погода 8 мая, как и всю предшествующую неделю, стояла до того пасмурная и холодная, что невольно думалось: не сверкать завтра моим регалиям под солнцем… Но утром проснулся — вся комната залита золотом и теплом. Кинулся к одному окну, к другому — небо как вымытое! "Есть Божий суд, наперсники разврата!" — воскликнул я по адресу ельцинским телевизионщиков, вчера и позавчера запугивавших нас дождем в наш великий день. Поверить, что это жулье просто ошиблось, да еще "с точностью до наоборот", так же немыслимо, как поверить седовласому извращенцу Клинтону и его ручной говорящей жабе Олбрайт, что пять их ракет 8 мая случайно, по ошибке, по недоразумению ударили с разных сторон по китайскому посольству в Белграде и обратили его в руины. Позже, 10 мая, министр обороны США Уильям Коэн твердил: да, да, произошла досадная ошибка, подвели бездельники из ЦРУ, подсунувшие командованию карты Белграда 1992 года, когда китайское посольство было в другом месте. Боже милосердный! Что государственный муж должен иметь в своей государственной черепной коробке, чтобы привести такой довод в оправдание своего бандитизма! Да какое всему миру дело до твоего ЦРУ с шефом, не разбирающимся в картах. Да что нам до ваших "ошиблись — не ошиблись". Суть совсем в другом: кто дал вам, извращенцы, право бомбить чужую землю, независимое государство! Ракеты устаревшие (газеты сообщали, что НАТО использовало в Югославии отслужившее свой срок оружие) девать некуда? Потренироваться захотелось? Вот и ударьте по родному штату Клинтона. Арканзас, что ли?

А ведь наши телехолуи, все эти комические недотыки, тотчас подхватили: "Ошибка! Случайность! Досадный сбой!" Есть там некая Павлова с нарисованным накладным лицом. Она даже так деликатно выразилась: "Оплошность!" И уже всё сводят именно к этому: если ошибка, оплошность, то, пожалуй, достойно сожаления, что не ту цель поразили, а если безошибочно уничтожены завод строительных материалов или мост, электростанция или тюрьма, табачная фабрика или госпиталь, то, что ж, это правомерно, на войне как на войне… Конечно, они намеренно лгали и про погоду, надеясь угрозой дождя многих оттолкнуть от демонстрации. Но — тепло и солнце, день чудесный!..

К Белорусскому вокзалу я немного опоздал. Колонна уже двинулась. Пришлось догонять. Сначала попал в ряды монархистов с хоругвями и трехцветными флагами. Нет, это не для солдата Отечественной. Хотя лозунги и карикатуры были подходящие. Вот Ельцин и Клинтон в аду на одной сковородке, а огонь под ней разводят черти с головами Олбрайт и Чубайса. Отменно! Однако же я поспешил вперед.

Догнал "Трудовую Россию". Бросилось в глаза, что здесь не одни, как бывало, беззаветные анпиловские старушки, готовые на все — хоть броситься на амбразуру, хоть отдубасить ненавистного депутата, как это было с беглым полковником от марксизма Юшенковым, наперсным дружком Гайдара. Нет, здесь, как и во всей демонстрации, чаще и чаще мелькают веселые и решительные молодые лица.

Хотелось своими глазами увидеть, много ли народу, и я опять пошел вперед. Наконец добрался до "Союза офицеров" и "Движения в поддержку армии". Это уже почти во главе всей демонстрации. С ними я и прошел большую часть пути. Когда начали подъем от Театральной площади к Лубянке, я оглянулся: хвост демонстрации был еще у Государственной Думы. Ого!

А пораньше, где-то между площадью Пушкина и Моссоветом, ко мне кинулась вдруг с тротуара светловолосая невысокая девушка. Поздравила с праздником, протянула три прекрасных розы и какой-то конверт. Что такое? Оказалось, в прошлом году на такой же демонстрации она тоже подарила цыкты да еще сфотографировала нашу шеренгу. И вот они, фотографии, в конверте. Смотрю: там рядом со мной мои друзья — Миша Лобанов, его жена Таня, Ямиль Мустафин. Конечно, я был сердечно тронут таким добрым вниманием молодой девушки к старому солдату. Что по сравнению с этими розами моей незнакомки все их бесчисленные Букеры, Ники, Кумиры, ТЭФИ. Но еще больше, пожалуй, я был изумлен, как девушке удалось разглядеть, разыскать меня в этом бурном и многоцветном людском море со всеми его флагами, транспарантами, плакатами. Иголка в стоге сена! А ведь конверт с фотографиями свидетельствовал, что она была заранее уверена в успехе. Спасибо, милая, спасибо… "В небесах торжественно и чудно…" Она снова сфотографировала нас…

Солнце играло на лицах, знаменах, орденах, и стало совсем тепло. А в колоннах, по моим впечатлениям, разговоры велись в основном о двух вещах — обо всем, что связано с войной в Югославии, и о том, как изображают ее наши телевизионщики. Капитан, шедший от меня слева, сказал мечтательно: "Эх, если бы китайцы в ответ за свое посольство разнесли бы к чертям американское посольство в Пекине!" — "Нет, так нельзя, — возразил подполковник, шагавший впереди. — Это прямолинейно и грубо. Гораздо разумнее деликатно шарахнуть ракетой по самому Белому дому в Вашингтоне. У китайцев есть для этого всё. Янки, конечно, завопили бы благим матом на весь белый свет. Но им можно очень убедительно ответить: "Ошибка. Случайность. Оплошность. Ракета на 18 градусов сбилась с курса и только поэтому угодила в Овальный кабинет. Весьма сожалеем, но надеемся на понимание: ведь вон у вас самих сколько было ошибочных целей в Югославии — и международный экспресс, и автоколонна албанских беженцев, и автобус на мосту, и наше посольство… Вы сами признали уже около двадцати таких ошибок, из коих одна ужаснее другой. Чему же удивляться, если и мы после вас допустили одну ошибочку. Все люди, все человеки. А человеку свойственно ошибаться. Наш единственный промах гораздо извинительнее, чем ваша большая и кровавая серия. Тем более что никто не пострадал: в момент удара в Овальном кабинете не было ни Клинтона, ни Моники". В колонне засмеялись.

— Вся эта война в Югославии, — вступил в разговор журналист из ДПА справа от меня, — грандиозный военно-политический эксперимент американцев. Во-первых, они испытывают на эффективность свое новое оружие. Во-вторых, испытывают на безропотность своих приспешников.

— Уж это точно, — вставил кто-то сзади. — По Румынии или Болгарии, что ли, уже саданули ракетами четыре раза, а те, как предоставляли свою территорию и воздушное пространство для американских самолетов, так и предоставляют. А итальянцы и не пикнули, когда гвозданули по их посольству. Значит, с этой публикой можно делать что угодно.

— В-третьих, — продолжал журналист, — американцы испытывают на послушание и трусость наших российских госмужей. Помните, как шумел главнокомандующий вначале: "Не разрешим!.. Не позволим!.. Не потерпим!.. Защитим!.." А что теперь? Всегдашняя болтовня. Значит, таких ораторов, как Ельцин, Черномырдин, Сергеев и прочие, можно не принимать в расчет.

— Испытывают и китайцев, — добавил капитан. — Те совершенно правы, когда говорят, что не верят, будто их посольство разбомбили случайно. Такой эксперимент высшего порядка могут произвести и над нами. В ответ опять ничего не будет, кроме ельцинского пустопорожнего вопля и обтекаемой черномырдинской болтовни. Сейчас болтовня и порхание Черномырдина по столицам мира только на пользу американцам: это благообразная ширма, за которой идет беспощадное уничтожение страны.

Кто-то упомянул о телевидении — словно поднес зажженную спичку к пороховой бочке. Гневные восклицания послышались со всех сторон.

— Откуда взялось столько малограмотных, бездарных проституток!

— Нет, это не проститутки. Те обслуживают в основном свое население, а эти — только американцев. Это настоящая пятая колонна США в Москве.

— А что за рожи! Один — шимпанзе с заячьей губой, другой — как с витрины парикмахерской, третья — улыбчивая, как деревенская дебилка, четвертая — с бородавкой под носом… Какие-то гоголевские типы! Киселев и Сванидзе — это же Бобчинский и Добчинский. "Нет, это я первый сказал "Э!" Как при таких "вывесках" могли они попасть на телевидение? Кто их принял?

— Их специально подбирали по одному признаку — бесстыдству.

— Как они изощряются, чтобы не обидеть хозяев! Кажется, эта самая Миткова говорит: "В Белграде произошла бомбежка". Произошла!.. Как о землетрясении.

— А какими наглецами надо быть, чтобы постоянно устраивать на телеэкранах парады политических трупов вроде Гайдара и Гавриила Попова! К ним обращаются по всем вопросам, дают самое лучшее время, словно это великие мудрецы, спасшие родину, а не кучка болтунов, над которыми смеются во всем мире.

— Раз они не могут жить друг без друга, то я бы лично из гуманных соображений всю эту публику пересажал на длительные сроки в двухместные камеры Матросской Тишины или Бутырок: Киселева с Чубайсом, Сванидзе с Новодворской, Сорокину с Жириновским, Миткову с Кохом, Худобину с Гайдаром, Максимовскую с Кириенко, Андрееву с Уринсоном, Павлову с Черномырдиным… Интересно, что получилось бы месяцев через девять.

— А с кем Бориса Федорова? Вы читали его книгу "Вперед, Россия!"? Он так о нас, ветеранах, пишет, что с радостью проголосует "за то, чтобы каждый участник Великой Отечественной войны был похоронен за счет государства".

— Ах, заботник! Я бы за такую нежную заботу о нас после смерти сегодня же похоронил бы его на свою ветеранскую пенсию…

— Федорова надо посадить в одну камеру с Хангой, специалисткой по сексуальным проблемам. Так вот, говорю, что получилось бы через девять месяцев?

— Гораздо раньше все они передушили бы друг друга или отравили ядом своих испарений.

Бесспорно, так и случилось бы в первой камере, но в остальных я не исключаю гораздо более отрадного для демократии исхода.

…Шел уже второй час. Голова колонны поднялась на Лубянский холм, здесь митинг. О нем написано немало, поэтому не стану пересказывать известное. Замечу лишь, что надо привлекать новых ораторов, а не тасовать от раза к разу все тех же, всем хорошо знакомых. Это же в интересах дела. А вот плакаты, которые теперь на холме удобно было рассмотреть, радовали разнообразием. Среди них были такие, например, красивые: "Клинтон — трибунал— веревка!", "НАТО — новая американская террористическая организация", "Ельцин — агент НАТО в Кремле", "Ельцина и олигархов — под суд!" Право, очень красиво…

С митинга я поспешил на улицу Герцена, в Центральный дом литераторов, где ждали меня на праздничный банкет друзья-фронтовики. Примчался, не опоздал, торжество еще не начиналось. В фойе было многолюдно. Правда, я уже не мог, как лет сорок назад, повторить за поэтом:

Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры…
Нет, картина была поскромней. Во-первых, не гремела музыка и никто не упивался мазуркой. Кавалергарды, разумеется, наличествовали, но шпоры почему-то не бренчали. Но самое огорчительное, не летали ножки милых дам, не порхали, не летали. А вот шум и теснота все-таки имели место. Нельзя было не заметить и сверкавшие кое-где пламенные взоры, но они устремлялись не по следам дамских ножек, а в глубину дома, в его манящие недра, где были накрыты банкетные столы.

А ведь было время!.. И музыка гремела, и трепака отплясывали, и шпоры бренчали, звенели, даже громыхали, например у моряка Поженяна, который, разумеется, никогда не имел никаких шпор, кроме литературных. А как летали, мелькали ножки Оли Кожуховой, Юли Друниной, Дины Терещенко… "Иных уж нет, а те далече, как Сади некогда сказал…"

Но все же!.. Вот прошел мой старинный однокашник по Литературному институту, товарищ по комсомольскому бюро, известный поэт Константин Ваншенкин, автор знаменитой в свое время песни "Я люблю тебя". Прекрасная песня! И я говорил ему это с радостью. Правда, за долгие годы — ничего удивительного! — случались между нами и отдельные несогласия. Так, однажды на съезде писателей Ваншенкин обрушился с разносной критикой на только что появившуюся песню Владимира Харитонова и Давида Тухманова "День Победы", назвал ее "диверсией против национального вкуса", заслуживающей того, чтобы запретить ее в законодательном порядке. Диверсия! Ну как тут было промолчать. Я выступил в защиту прекрасной песни, которая не только вот уже лет тридцать живет полнокровной жизнью, но и стала поистине гимном нашей Победы. И сегодня на демонстрации она звенела и там и здесь.

Тогда, защищая песню, я напомнил ее критику о таком же беспощадном разносе, что до него еще в 1946 году именитая лауреатка Вера Инбер устроила гениальному стихотворению Михаила Исаковского "Враги сожгли родную хату". Вот такие разносы и есть подлинная диверсия против национального вкуса. Инбер она удалась: на долгие годы были задержаны и новые публикации самого стихотворения и появление конгениальной песни Матвея Блантера на эти слова… А потом?.. В мае 1968 года в Коктебеле Евгений Долматовский, сам автор многих замечательных стихотворений, ставших популярными песнями, подарил мне свою только что вышедшую тогда книгу "50 твоих песен". Это тексты самих песен и короткие рассказы об их авторах, о том, как песни создавались. Интересная книга, много замечательных песен. Но как ни горько, среди этой полусотни "твоих", то есть общепризнанных, не нашлось места для прекрасной песни Исаковского— Блантера. А ведь прошло уже двадцать лет после диверсии Инбер!..

Есть у меня и ныне кое-какие расхождения с Костей. Например, он теперь уверяет, что та знаменитая песня на его слова была чуть ли не антисоветской. Да, да, говорит, ведь там есть такие бесстрашные слова о советской жизни: "Я хочу, чтобы лучше ты стала." За это, дескать, могли и посадить, только популярность и спасла… Конечно, сейчас, когда изображают тайными антисоветчиками многих замечательных деятелей нашей культуры от Есенина до Шостаковича, это заявление не удивляет, но все же хочется сказать словами классика: "Послушай, ври, да знай же меру!"

…Но вот в фойе гремит команда: "Становись!" Становимся. Идет перекличка. Я в списке самый последний. По окончании переклички Алек Коган читает возвышенные стихи, и затем все устремляются к банкетным столам в Дубовый зал.

Я не так уж часто праздновал День Победы здесь, в ЦДЛ: удручала некоторая монотонность. Ну, действительно, вот собирались мы в фойе, и нас приветствовал записанный на пленку голос Юрия Левитана. Прекрасно! Потом Генрих Гофман проводил перекличку. Хорошо. После этого говорил речь Марк Галлай. Что ж, ладно. А когда входили в Дубовый зал, то видели во главе стола на самом почетном месте тех же Гофмана, Галлая да еще генерала Драгунского. Они командовали банкетом. И уж тут невольно вырывалось: "Ну сколько можно!" Полезно отметить при этом, что ведь никто из нас был не против любого из этих достойных товарищей в отдельности, но зачем же такой букет. И ведь так из года в год, из десятилетия в десятилетие. Да и не только в День Победы.

Попался мне как-то в старых бумагах пригласительный билет в ЦДЛ на вечер 6 декабря 1976 года, посвященный 35-й годовщине разгрома немцев под Москвой. Ну, председательствовал, конечно, Алексей Сурков, а главным гостем — генерал армии А.П.Белобородов, дважды Герой. Но выступающие!.. Сергей Баруздин, Евгений Винокуров, тот же Галлай, Юлия Друнина, Александр Дунаевский, Павел Железное, тот же Коган, Григорий Корабельников, Зоя Корзинкина, Александр Крон, Марк Соболь, Илья Френкель, Исидор Шток… Только Баруздин да Корзинкина нарушали гармонию…

На этот раз, кажется, дело ограничилось одним Коганом, подумал я с тихой и робкой отрадой, но, увы, ошибся. В середине стола, который, как всегда, был как бы столом президиума, восседал Герой России Рослый. И как только мы все разместились, налили рюмки, он начал торжественную речь. В обеденный час да еще при налитой рюмке нет ничего ужаснее длинных речей, но она была именно такова. И о чем же? Хотите верьте, хотите нет: о Юрии Левитане. Да, именно он был главным героем праздничной речи. Оратор рассказывал, как где-то когда-то в высокой компании прославленных маршалов и генералов праздновал День Победы. И вот не эти известные всей стране герои войны остались в его памяти, не их выступления, а то, что ему предоставили слово после Юрия Левитана, и он ужасно смутился, растерялся: что, мол, я могу сказать после такого знаменитого человека, да кто я есть рядом с ним, да что подумают и т. п. Слушать это было скучно и утомительно. Сидевший против меня Николай Плевако взмолился: "Левитан да Левитан, а об водке ни полслова…"

А я думал о посмертном смущении Юрия Левитана. Он был обладателем редкого голоса, прекрасным диктором, замечательно читавшим тексты, которые ему давали в начале войны в Москве, а потом — в Куйбышеве. Да, к его голосу в годы войны все привыкли, он был одной из постоянных примет тех лет. Ему поручали читать наиболее важные сообщения. Все это бесспорно. Но бесспорно и то, что дикторская работа не была связана ни с какой особой опасностью, кроме общей в ту пору для всех москвичей, среди которых несколько сот погибло от бомбежек. Ни с какими великими трудностями на своей работе диктор не сталкивался, никаких подвигов не совершал.

Есть, однако, люди, которые из кожи лезут вон, чтобы из талантливого, добросовестного, скромного труженика эфира, каким был Ю. Б. Левитан, сделать важную фигуру войны, ее необыкновенного героя. Назвали морское судно его именем, повесили мемориальную доску на доме, где он жил, — казалось бы, прекрасно! Тем более что и при жизни человек не был обойден вниманием: имел награды, получил звание народного артиста СССР. Нет, всего этого им мало! И появляются публикации о нем одна другой восторженней и несуразней.

Так, некто Ю. Белкин в статье "Победно звучал его голос", напечатанной в "Комсомольской правде", писал: "Юрий Левитан рассказывал мне…", будто 22 июня 1941 года вызвали его на радио и сказали: "Готовьтесь. В 12 часов вам предстоит читать важное правительственное сообщение". И дальше приводится будто бы рассказ самого Левитана: "Заявление — несколько печатных страничек, а читать его нет сил: к горлу подкатил комок. В аппаратной тревожно замигал сигнал: "Почему молчите?" И я, собрав всю волю, включаю микрофон: "Внимание! Говорит Москва!.." И так страна узнала о войне… Ах, до чего живописно! Сколько волнующих подробностей! Но это же от начала до конца — липа. Ничего подобного Левитан рассказать не мог. По той простой причине, что 22 июня 1941 года в 12 часов дня с заявлением о нападении фашистской Германии выступил по радио член Политбюро, заместитель председателя Совета Народных Комиссаров, народный комиссар иностранных дел В. М. Молотов.

Разумеется, лютая чушь и россказни Ю. Белкина о том, что "Гитлер предлагал своим подручным сто тысяч за то, чтобы вывезти Левитана в Берлин, и уже немецкая разведка в бессильной злобе разработала операцию по уничтожению или похищению Левитана, но наши чекисты сорвали планы фашистской разведки". Подумать только! Ни Жуков, ни Василевский их не интересовали, а вот из-за Юрия Борисовича с ног сбились. Враг № 1!.. Вот так эти белкины при попустительстве начальства фабрикуют необыкновенных героев и небывалых гениев. А главным редактором "Комсомолки" был тогда Геннадий Николаевич Селезнев. Я написал ему: "Не ставьте покойника в смешное и глупое положение…"

И вот опять в День Победы мы слушаем за праздничным застольем рассказ о величии фигуры Левитана. Я не знаю, кто этот Белкин, но сейчас-то перед нами держит речь Герой, который должен бы знать, что такое подлинный подвиг, а он, смотревший смерти в глаза, рассыпается мелким бесом перед диктором. Можно было ожидать, что Герой закончит речь предложением почтить память Юрия Борисовича, которого он так счастлив был знать. Но нет, под конец все-таки очухался, вспомнил, что есть на белом свете кое-что еще, и воскликнул: "За Россию!" Я тотчас уточнил: "Без Ельцина и Березовского!" Герой, кажется, поперхнулся.

Корабль праздничной застолья отчалил и поплыл: говор, звон рюмок и фужеров, бренчание медалей и орденов. Время от времени с рюмкой в руке поднимались стихотворцы и читали стихи: Константин Ваншенкин, Петр Градов, Николай Данилов. Но чаще всех возникал со своими виршами какой-то малорослый генерал, сидевший рядом с Героем. Стихи у него были жутко возвышенные и все о небесной любви. Но когда уже расходились, он небольшой группке сотрапезников, среди которых была молодая женщина, дочь писателя Владимира У, стал рассказывать какую-то историю или анекдот и при этом без малейшего смущения пустил в ход матерщину. Я оборвал его: "Как вы смеете при женщине! Вы не генерал, а…" Я сказал неласковое словцо. И что же он? А ничего. Отвернулся, и все… На фронте за все время войны я, рядовой солдат, не видел ни одного генерала. Оно и понятно! Как сказано в бессмертном "Теркине",

Генерал один на двадцать,
Двадцать пять, а может статься,
И на тридцать верст вокруг.
И вот встретил, налюбовался, наслушался… Но было на банкете кое-что поинтересней… В 1983 году в такой же день на таком же праздничном застолье мы с Владимиром Солоухиным, давним приятелем со студенческих лет, сидели в самом конце этого зала — под дубовыми антресолями у камина. Все шло как обычно. Торжественные тосты следовали один за другим. Вдруг Володя поднялся, подошел к главному столу, взял микрофон и сказал:

— Товарищи ветераны! Мы празднуем великую победу нашей армии и народа. В честь ее мы уже провозгласили много тостов. Но как же в такой день можно не поднять бокалы за Верховного Главнокомандующего Красной Армии и вождя советского народа? За Сталина!

О, что тут началось! Несколько человек крикнули "ура!", но их голоса потонули в воплях и визгах: "Провокатор!.. Мерзавец!.. Сталинист!.." Как ни печально, особенно неистовствовал внучатый племянник великого Некрасова. Солоухин был не робкого десятка, но тотчас покинул зал… И вот сейчас, в 1999 году, встает Семен Шуртаков, тоже наш однокурсник, и говорит то же самое, мало того, предлагает выпить за Сталина стоя. И что же? Почти все встают, из полутора сотен гостей остаются сидеть человек двадцать — тридцать. А я опять встромил ядовитое словцо: "Герои России могут не вставать!" Тут нехотя встает и Герой. И это еще не все. Примерно через полчаса поднимается Николай Данилов и предлагает то же самое. И опять почти все встают! И при том — ни слова протеста, ни единого возгласа несогласия. Впрочем, нет, один что-то невнятное пролепетал, но это был какой-то незнакомый эстонец. Что с него взять! Потом он заснул за столом.

Я спросил у сидевшего слева от меня Левы Экономова:

— Старик, в чем дело?

— Да очень просто, — уверенно ответил он. — Самые громкие крикуны уехали в Израиль, в США, а другие, увы, перемерли, осиротили нас. Например, Борщаговский…

— Нет, Борщаговский, благодарение небесам, жив-здоров, ему 86 лет, и никуда не уехал.

— Ну, значит, хотя бы в 86 соображать начал. Отрадно. Вдруг Герой объявил, что я прошу слова. Ну, коли так… Я вышел и прочитал стихотворение "Срам", только что написанное в связи с американским нападением на Сербию:

Громят страну славянскую
Недалеко от нас,
А мы ей шлем — Казанскую.
Таков, мол, Божий глас.
Обдуманно, размеренно
Враг сеет смерть и тлен,
А наш Главком лишь перена —
целивает член.
Эх вы, душонки узкие
Да плоские умы!
Смеются сербы: "Русские!
Не бойтесь, с вами — мы!"
И срам и боль-обиду
Как пережить мне, брат,
Солдату-инвалиду
С медалью "За Белград"?
…Мы возвращались домой с Мишей Игнатовым, моим товарищем студенческих лет. В конце пятидесятых годов он работал главным редактором литературной редакции нашего Иновещания на заграницу и пригласил меня своим заместителем, но вскоре уволился, и я стал главным. Шли к Маяковке по Вспольному, Ермолаевскому переулкам и вспоминали нашу редакцию. Где-то сейчас неутомимый Анатолий Загорский? Что с Ниной Световидовой? Ада Петрова работала на телевидении, последний раз ее можно было видеть в передаче о Светлане Аллилуевой, — куда девалась?

— А помнишь Колю Войткевича? — спросил с доброй усмешкой Миша.

Еще бы! Все пять лет учебы в институте он был старостой нашей группы и все пять лет писал какую-то грандиозную поэму о войне. Сразу после института женился, родился ребенок, жил трудно, бедствовал. Когда я стал на радио главным редактором, до меня дошел слух, что он не может устроиться на работу, поскольку три года был в плену. Я позвал его и отвел в отдел кадров для оформления сотрудником нашей редакции. Когда он заполнил там все анкеты, написал необходимые бумаги и ушел, меня позвали к заведующему отделом кадров. И состоялся примерно такой разговор:

— Вам известно, что Войткевич был в плену?

— Да, он попал в плен летом 42-го года под Севастополем.

— А вам известно, что он был членомпартии и в плену выбросил свой партбилет?

— Не выбросил, а закопал в землю. А как вы поступили бы со своим билетом в плену? Ведь коммунистов фашисты расстреливали сразу.

— И вы верите, что он закопал?

— А как не верить? Он проходил проверку, а главное — я просидел с ним в одной аудитории пять лет, видел его в разных ситуациях и обстоятельствах. Я знаю, что это честный и мужественный человек.

— А вы понимаете, что у нас идеологическая организация и здесь могут работать только люди с безупречной биографией? И потому мы не можем принять в свои ряды человека, три года бывшего в плену.

— Но разве есть такой закон, постановление или хотя бы инструкция? Покажите. Нет же таких документов!

— Это ясно безо всяких постановлений и инструкций. Мы на передовой линии борьбы.

На этом разговор окончился, но я каждый день звонил начальнику отдела кадров и настойчиво повторял просьбу принять на работу Войткевича. Наконец он опять попросил зайти. Разговор получился уже иным.

— Вы как член партии ручаетесь за него, берете под свою ответственность?

— Конечно, ручаюсь. Конечно, беру.

Так Коля был принят на работу. И проработал там всю жизнь, до самой пенсии, и, между прочим, со временем был восстановлен в партии.

Мы виделись редко, а потом, и очень долго, я о нем ничего не слышал. Но года три назад, уже давно на пенсии, он позвонил мне.

— Коля! Как я рад! Что у тебя? Как здоровье? Надо бы встретиться! Какой у тебя телефон?

— Конечно, надо повидаться. Вот мой телефон… Возьми карандаш и бумагу. Взял? Пиши: 151-33-90…

Я обомлел:

— Старик, тут что-то не так. У меня точно такой же телефон!

— У тебя? Ах, да! Тьфу ты! Ну, знаешь, бывает в нашем возрасте, заходит ум за разум. Положи трубку, я вспомню и позвоню тебе через пять минут.

Я положил. Минут через пять звонок.

— Ну, слава Богу, разобрался. Возьми бумагу и карандаш. Пишешь?

— Пишу. 151-33-90…

Я расхохотался… Наконец мы кое-как разобрались.

…А перед нынешним Новым 1999-м годом хотел поздравить его и позвонил. Дочь сказала, что и мать и отец недавно умерли… Глотая спазмы, я сказал дочери:

— Если когда-нибудь могу быть чем-то полезен, позвоните мне: 151-33-90…

Да, с каждым годом нас становится все меньше, все меньше… На всю Россию уже меньше двух миллионов, то есть чуть больше одного процента всего населения. И при этом "с каждым годом празднование святого праздника Победы становится все более помпезным и все более фальшивым", — так справедливо сказано в статье Ирины Петровской "Телешоу ко Дню Победы", напечатанной 15 мая в "Известиях". Иные из этих шоу особенно омерзительны, и автор пишет о них с убийственным сарказмом. Вот, например, известная Арина Шарапова. Я о ней в свое время писал:

Мадам Шарапова Арина,

Дочь коммуниста Шамиля,
Не ела сроду маргарина,
Не выглядела как перина,
По жизни хила как бы шаля.
Но свет такой мерцал в очах,
Что пес мой глянул — и зачах.
Так вот, продолжая свои шалости, эта мадам 9 мая напялила на свои высококачественные телеса второй свежести солдатскую гимнастерку и в передаче, носящей ее собственное имя, словно оно так же почитаемое всеми, как имена Марины Расковой или Зои Космодемьянской, вздумала изображать сцену из фронтовой жизни. Да еще под одну из самых пронзительных песен военной поры. Да еще в окружении живых фронтовиков. "Она играет в сопереживание, — негодует Петровская, — то преувеличенно звонко смеясь, то широко раскрывая глазки, то надувая губки, то закрывая руками личико: "Ах, слезы, сейчас я справлюсь с ними…" А ведь "ей зарыдать — что чаю попить", пишет автор. И далее отмечает, что все программы Шараповой "насквозь фальшивы". Да иначе и быть не могло! Ведь сколько лет она лгала и лицемерила в роли ведущей последних известий, служа лживому и лицемерному режиму. Но, конечно, "беспредельная фальшивость Шараповой, дешевые инсценировки, самолюбование" особенно возмутительны в такой день, да еще "на фоне подлинных чувств и судеб".

В этот же день 9 мая по НТВ был показан фильм Сергея Урсуляка "Сочинение ко Дню Победы", в котором главные роли играют Михаил Ульянов, Вячеслав Тихонов и Олег Ефремов. "Фильм очень хороший, я ревела", — сказала Шарапова. Фигуры такого пошиба, как Арина, и на телевидении, и в искусстве, и в политике не понимают, что их похвалы, как и хулы, нормальные люди воспринимают наоборот. Например, когда недавний советник президента по экономическим проблемам Лифшиц говорит о своем вчерашнем шефе, который как раз по его советам довел страну до экономического краха: "Великий политик!" — то я думаю: одно из двух — или человек просто спятил, или только что получил "коробку из-под ксерокса".

Естественно, что восторженный рев Шараповой о фильме "Сочинение…" произвел точно такое же, обратное ожидаемому ей, действие. Совершенно справедливо И. Петровская считает фильм "фарсом, кичем на святую тему". Она пишет: "Старики (которых играют названные выше корифеи. — В. Б.) выглядят в нем выжившими из ума маразматиками, молодые — ублюдками и подонками. Если режиссер хотел навести мосты между поколениями, то цели достиг прямо противоположной".

Но вот что интересно! В этом же номере "Известий" напечатана статья Антонины Крюковой, посвященная тоже фильмам и другим телепередачам ко Дню Победы. Статья начинается с цитаты: "Война совсем не фейерверк, а просто трудная работа". Так статья и названа: "Война — совсем не фейерверк…" Мерси за великое открытие. Но ведь война — это не "просто работа". Да, работы в ней много, но много еще такого, о чем даже сказать иной раз трудно и страшно. Так что процитированный, но почему-то не названный поэт в данном случае не отличился глубиной суждений. И вот, несмотря на все это, рецензент заявляет: "Военная тема на телевидении — тоже (!) нелегкая работа для телевизионщиков". Да, "работала" во время войны Герой Советского Союза, а потом и Герой Труда, командир авиаполка Валентина Гризодубова, совершившая около 200 боевых вылетов, и теперь тоже "работает" Арина Шарапова, совершившая едва ли меньше 200 телевылетов против правды.

Но больше всего в этой статье наводит на размышления вот что. Автор перечислила несколько прекрасных старых фильмов о войне от калатозовских "Журавлей" до "Белорусского вокзала" Андрея Смирнова и пишет: "Военная тема для нынешних молодых режиссеров — вещь совершенно далекая и даже чужая. Странно! Поставил же американец Спилберг своего "Рядового Райана", и, казалось бы, наш ответ господину Спилбергу напрашивался сам собой. Ан нет, не ответили". Да почему же? Автор даже не задумывается над этим.

А ведь дело-то совершенно ясное. Американцы, как все неидиоты, понимая значение армии для любой страны, не поносили ее, а, наоборот, прославляли, хотя их заслуги в победе над фашизмом и потери (300 тысяч убитыми) не идут в сравнение с заслугами и потерями Красной Армии; хотя позже в десятилетней войне против Вьетнама американцы потерпели позорнейшее поражение, а еще через пять лет при попытке воздушного десанта в Иране американские самолеты, как летающие крокодилы, передавили друг друга, и задача освободить своих дипломатов, осажденных иранцами в посольстве, была не выполнена. В США никому не позволено называть своих солдат оккупантами, хотя в разных районах мира американцы систематически применяют военную силу, а их военные базы разбросаны по всему свету. Они не поносили своего президента времен войны и своих командующих, как у нас до сих пор подло, скудоумно и невежественно поносят Сталина и Жукова.

Для большей конкретности можно сравнить войну во Вьетнаме и наши военные действия в Афганистане. Примерно за десять лет американцы потеряли 58 тысяч убитыми и были вышвырнуты за океан. За такой же срок наши войска потеряли убитыми немного больше 13 тысяч и в полном порядке с развернутыми знаменами ушли домой по решению правительства и приказу командования. В любой стране такое сопоставление было бы предметом национальной гордости, а вместо этого на нашу армию обрушился поток злобной и малограмотной клеветы, зачинателем которой все мы видели в 1989 году на съезде народных депутатов СССР просвещенного патриота академика Сахарова. Короче говоря, американцы охраняют авторитет своей армии, лелеют ее, щедро ассигнуют, а наши реформаторы все делают наоборот. Поэтому у них выходят фильмы, прославляющие свою армию, а у нас о нашей армии — фарсы да кичи. Дело еще и в том, что американцы не изображают дикторов радио героями войны, а их генералы, я полагаю, на банкетах, посвященных победе, не матерятся в присутствии женщин… Обо всем этом мы и толковали с Мишей Игнатовым по дороге от ЦДЛ до метро "Маяковская"…

…Среди ночи я проснулся и на еще не перекинутом листке календаря за 9 мая записал:

День Победы в 1999 году

Май, а ненастье, чуть ли не морозы.
Но день великий все преобразил:
Сияет солнце. Флаги. Вы и розы —
Я большего у Бога не прост…
«Наш современник» № 10'99

Чудесное исцеление (День Победы 2008 г.)

Беседа с писателем-фронтовиком

«ЗАВТРА». Владимир Сергеевич, прежде всего: как ваше здоровье?


Владимир Бушин. Увы, года два назад у меня объявилась стенокардия, или, как говаривали в старину, грудная жаба. А дело было так. Я однажды, включив телевизор, случайно угодил в передачу Швыдкого.


«ЗАВТРА». Любимца Ельцина…


В.Б. Почему Ельцина? При нём Михаил Швыдкой был никому неведом, а разыскал его, откопал и посадил министром культуры (КУЛЬТУРЫ!) вовсе не Ельцин, а его преемник. Не надо приуменьшать масштаба деяний оного. Часто на Ельцина сваливают и введение для всех равного 13-процентного налога, и обилие долларовых миллиардеров, и многое другое. А тех же миллиардеров было при Бореньке всего-то 7 штучек, и мы бы это еще как-нибудь с Божьей помощью пережили, но преемник за восемь лет вздул их число до сотни — попробуй теперь совладай с такой ордой!


«ЗАВТРА». Итак, вы смотрели передачу Швыдкого…


В.Б. Смотреть было невозможно. Какое-то смрадное болото. Я быстро переключился. Но почувствовал, что в груди что-то вдруг начало теснить. И со временем это не прошло. Вынужден был обратиться к врачу. «Когда, — говорит он, — вы это почувствовали?» Я рассказал. «Всё ясно, — сокрушенно вздохнул многоопытный врач. — Типичный случай: как только вы опрометчиво открылись перед этим смрадным болотом, оттуда прямо вам в грудь впрыгнула жаба, она и теснит». Как теперь быть, врач не знал. И вот, представьте себе, я излечился!


«ЗАВТРА». Ну? В такие годы! Операция?


В.Б. Никаких операций. Обыкновенное чудо в День Победы.


«ЗАВТРА». Как это?


В.Б. Расскажу попозже, а пока задавайте следующий вопрос.


«ЗАВТРА». Хорошо вы отметили День Победы? Как провели эти дни?


В.Б. Замечательно! Уже давно не праздновал так. Почти, как в сорок пятом году в Кенигсберге. Начал ещё 7 мая. В этот день пришли в гости главный редактор неукротимой «Дуэли» Юрий Игнатьевич Мухин и его сподвижник по газете Валерий Константинович Юдин, мои старые друзья. Жены дома не было, она уехала тетешкать внуков, но я и без неё сумел сообразить приличный стол да выставил три не пустячных бутылки, в числе коих была украинская «гирка настоянка з перцем», подаренная когда-то Сергеем Георгиевичем Кара-Мурзой и до сих пор не приконченная. А гости и сами принесли бутылку «Пшеничной слезы»…


«ЗАВТРА». Раньше была просто «пшеничная» с шишкинской нивой на этикетке.


В.Б. Да. Этикетка та же, но теперь из пшеницы ещё и слезу выжимают. Это в духе времени… Но главное, «дуэлянты» принесли в подарок сканер. Прекрасная вещь! Как ныне жить без сканера?.. Принесли и свежий, 19-й номер газеты, где напечатана моя не совсем безобидная статейка «Почему Юрий Мухин постоянно печатает идиотов?» Мало того, в этом же номере «Дуэли» — стишок читателя по фамилии Соловей, оголтело прославляющий меня. Правда, я это обнаружил потом, а если бы сразу — ещё за бутылкой «слезы» в казёнку сбегал бы. Ну, погудели мы душевно. Это не опишешь…

На другой день пригласили меня в территориальный Совет ветеранов, это недалеко. Пошёл, рассчитывая, что министр Голикова одарит меня «мерседесом»… Иду. Трюх-трюх… трюх-трюх… Пришёл. Три милые женщины. На стене, как в лучшие времена жизни — портрет Ленина. Отрадно. А я как раз в эти дни напечатал в «Литературной России» № 18–19 статью «Ленин и теперь умнее всех живых». Это против классовых врагов в литературном мире. Одна из женщин, с изысканным именем Изабелла Александровна, вручает мне роскошную поздравительную открытку и бутылку под названием «Самородок», опять же — «перцовая настойка с чесночком». Это я уважаю. Это даже получше, чем «мерседес». В ответ дарю свою книгу «Сталина на них нет». На обратном пути зашёл в славное издательство «Алгоритм». Там тоже прекрасные товарищи во главе с Сергеем Васильевичем Николаевым, человеком широким и мужественным, знающим своё дело.


«ЗАВТРА». Тут «Самородок» и прикончили?


В.Б. Нет, не решился я толкнуть трудовой коллектив на рискованный аморальный путь. Они же работают, тем более — как раз и над моей новой книгой «Победители и лжецы». Да ещё надо было на ясную голову обсудить с Сергеем Васильевичем замысел моей новой книги «Кто из них нам не нравится». Это в пику известной книге Василия Шульгина «Что нам в них не нравится». Кстати сказать, с Шульгиным я был знаком. Обсудили.


«ЗАВТРА». Так, восьмого. А девятого?


В.Б. Не спешите… Восьмого вечером по телевидению был большой концерт, и в нём — немало замечательных выступлений. Больше всего мне понравились Тамара Гвердцетели и Екатерина Шаврина. Тамара прекрасно спела песню на слова Мандельштама «Я вернусь в этот город, знакомый до слёз». Три раза во весь голос на всю страну женщина бросала: «Ленинград!.. Ленинград!.. Ленинград!..» И это не по поводу блокады, а просто из любви к великому Городу-Герою.


«ЗАВТРА». А как вы относитесь к акции «Георгиевская ленточка»?


В.Б. Конечно, тут попытка подменить символ нашей Победы, примазаться к ней, упразднив ее главный цвет, а он был красным! Сама армия называлась Красной. Все её знамёна, от полкового до того, что водрузили над рейхстагом, — красные. И площадь, на которой состоялся первый исторический Парад Победы, — Красная. Воевало множество солдат и офицеров по имени Георгий, начиная с Георгия Жукова, и многие из них сложили головы, но святой Георгий-то отношения к Великой Отечественной войне не имел, он разве что только взирал на наши битвы с небес, где обитает и ныне.


«ЗАВТРА». Но согласитесь, подмена проделана ловко: ведь есть же орден Славы с Георгиевской лентой.


В.Б. Мало того, самая многочисленная награда той войны, медаль «За победу над Германией», — тоже на такой ленте. Есть Георгиевские цвета и у медали «За взятие Берлина», и у ордена Нахимова. Но ведь нынешняя власть, как большевики когда-то, упразднила все советские награды и звания, даже орден святого князя Александра Невского, всё перечеркнула, вплоть до звания и ордена «Мать-героиня», всё — за исключением Героя. Потому не упоминаются и те советские награды, что на Георгиевской ленте. Сталин, возрождая генеральские и офицерские звания, погоны, награды с той лентой, понимал, что такое традиция и преемственность, а тут — обычное малоумие и лицемерие режима, который хочет перепрыгнуть через советское время, объявленное им пропастью, в два прыжка. Я лично, помня о советских наградах с Георгиевской лентой, принимаю эту акцию. Думаю, что так же принимают многие люди моего поколения. Но молодёжь разве помнит, какие ленты у наших наград? Им твердят о святом Георгии, о Георгиевском кресте.


«ЗАВТРА». В эти дни приходилось слышать сетования на то, что и КПРФ должна была провести подобную массовую акцию, выпустив алые ленточки, скажем, с изображением Советского Герба или Знамени Победы, с профилем Сталина или Жукова. Люди искали такие ленточки, но их, увы, не было.


В.Б. Думаю, вы правы, но это дело поправимое. Дней Победы впереди еще много…


«ЗАВТРА». Но мы отвлеклись от концерта. Чем же вас проняла красавица Шаврина?


В.Б. Песней о России, особенно словами:

Иванами да Марьями
гордилась ты всегда…
Ведь своих внучат, которым два месяца, мы и назвали Иванами да Марьями — Ванечкой да Манечкой!


«ЗАВТРА». Поздравляю!


В.Б. Спасибо… К празднику были, конечно, телеграммы, письма, телефонные звонки. Вспомнили обо мне москвичи Лазуткин и Зыкова, ленинградец Симонов, Здоб-нова из Мытищ, Лернер и Внукова из Балашихи, Авдеев из Аткарска (Саратовская обл.), Гулькины из Новосибирска, Бойко из Ростова, Куликов из Дагестана, Доильни-цына из Астрахани (стихи!), Кузьмин из Красноярска, общество «Наш Сталин» из Иркутска, Белова из Гродно… Конечно, все поздравления радовали, как и письмо от моего взводного Алексея Борисовича Павлова, живущего в Алуште. Иностранец, видите ли… «Дорогие Таня и Володя, примите наши самые…» Буквы расползаются, он плохо видит, и читаю я скорее сердцем, чем глазами. Ах, Алёша, а какими встретились мы зимой сорок второго года в Мосальске, где и под обстрел впервые угодили, это — как второе крещение…

Звонили, конечно, и родственники — дочка со своими глазастыми ангелятами — всех троих вы видите здесь на фото — сёстры-москвички и сёстры-минчанки, племянницы, племянники, в том числе известный математик, член-корреспондент АН Борис Кашин, достойно представляющий в Государственной думе русский патриотизм и советскую науку…

Поздравляли не только уже редкие фронтовые друзья, но и друзья литературные, и внелитературные: Лиля Беляева, Миша Шевченко, Юля Миличевич, полковник Артур, Женя Нефёдов, московская парижанка Ирина Ермакова, Александр Проханов (из Дамаска!), Иван Савельев, Вероника Кононенко, Сергей Семанов (из пивной)… Пользуюсь случаем и говорю всем им сердечное спасибо.


«ЗАВТРА». А утром девятого мая парад смотрели?


В.Б. Что ж, кое-что порадовало, но поймите людей моего поколения, привыкших видеть командующими и принимающими военный парад на Красной площади «генералов меча» — прославленных полководцев Великой Отечественной, начиная с Жукова на белом коне и Рокоссовского на вороном. И потому нас несколько смущала фигура упитанного господина в черном костюме от Диора, при полосатом галстучке и явно не кавалерийской, не артиллерийской и не пехотной внешности, который, стоя в машине, объезжал войска и поздравлял их с праздником. Но хорошо уже и то, что при докладе президенту он не приложил руку, по фронтовому выражению, «к пустой голове», то есть без фуражки, как это делает, например, великий воин Саакашвили.


«ЗАВТРА». А речь Верховного главнокомандующего?


В.Б. Она несколько смущала. Он, например, сказал: «Вооруженные конфликты разжигают те, кто свои амбиции ставит выше интересов народа». Это он о чём в день Победы над Германией? Великая Отечественная война — конфликт? И о каком «разжигании» гут речь? Было прямое, ничем не спровоцированное нападение на всём протяжении границы от Баренцева до Черного моря, а никакое не «разжигание». И при чём здесь амбиции? Чьи? Ведь тут скрытый намёк, в духе Сванидзе, на обе стороны. А на самом-то деле речь тогда шла о порабощении нашего народа, о захвате его земли, а не о каких-то «амбициях»!.. Почему хотя бы в такой День прямо не сказать: «Нападение фашистской Германии, агрессия Гитлера»?


«ЗАВТРА». Это у них называется политкорректно-стью. Они без неё не могут.


В.Б. Это точно. И вчерашний, и сегодняшний президенты, и их окружение обожают мудрёные залётные слова вроде «позитив», «конструктив», «императив», «контрпродуктив», «транспарентно», «инкорпорировать» и т. п….


«ЗАВТРА». Провинциально как-то всё это…


В.Б. Именно так. Это та же развязная жириновщина, только наоборот. Последняя, кстати, 7 мая была и явлена в Думе. Поднявшись на трибуну, шут-долгожитель потребовал принести ему другой стакан воды, поскольку к прежнему мог прикасаться предыдущий оратор-коммунист…


«ЗАВТРА». И депутаты захохотали!


В.Б. Да, обмирали со смеху, а ведь 85 % из них — бывшие советские партократы!


«ЗАВТРА». Мы опять ушли от темы. Так вам не понравилась на параде речь Главковерха?


В.Б. Какое слово!.. (смеется).


«ЗАВТРА». А как они заслонились плакатами да транспарантами от Ленина, Сталина, ото всех маршалов и генералов, от великих умов народа, от гениальных конструкторов — от всех, чей прах покоится в Кремлёвской стене.


В.Б. Это уже — позорище на местечковом эстонском уровне, от которого им никогда не отмыться. Ведь когда-то их самих засунут за транспарант, а эти имена воссияют…

Но хорошо уже и то, что президент не повторил на Красной площади свою речь о частной собственности (далее — ч. с), которую произнёс, как можно понять из публикации в «Литтазете», в Сталинграде, на Мамаевом кургане, на фоне статуи Матери-Родины. Вы только подумайте: явился в город великой славы и сперва стал проливать слёзы о ч. с: «Понимание ч.с. у нас не достигло уровня развитого государства. Для многих ч. с. есть синоним мошенничества, тяжелой жизни, эксплуатации». Совершенно верно. Россия убедилась в этом на собственном опыте. В своё время Прудон, заявив, что «собственность — это кража», хватил через край, ибо собственность всё-таки бывает и нажитой честным трудом. Но в нашем случае тут никакого преувеличения нет. Советские люди своими глазами видели, как хапуги стали хозяевами огромной ч. с, сверхбогачами — именно благодаря мошенничеству шайки Ельцина — Чубайса. А затем, да, последовала жесточайшая эксплуатация, тяжелейшая жизнь. Ныне из 74 миллионов работающих граждан 55 миллионов получают 5–6 тысяч. Посадить бы тебя, Сегодняшний, на такую зарплату. Какую собственность ты заимел бы? Потом он стал нахваливать ч.с. и попутно угрожать народу: «Ч.с. — крайне важная конструкция(?). Если мы не научимся её уважать и защищать, как во всем мире, мы так и будем пребывать в отсталости и запустении». Так он, наконец, признался, где мы пребываем ныне, куда они завели страну.


«ЗАВТРА». Но всё-таки воины шагали на параде лихо, ракетные установки — могли устрашить кого угодно, самолёты пронеслись в небе, как демоны…


В.Б. Конечно, конечно. Это была внушительная демонстрация советской военной техники, вероятно, отчасти и устаревшей. А вы слышали, как было сказано, притом несколько раз: «Эти установки прибыли на парад прямо с боевого дежурства». Я хотел бы спросить господина в костюме от Диора: что это за боевое дежурство, с которого можно уйти на прогулку? А ведь тренировки парада начались ещё в марте.

«ЗАВТРА». Владимир Сергеевич, а после парада что вы предприняли?


В.Б. Моя жена в День Победы никогда не ходила на демонстрации, считала, что это мужское дело, а на сей раз охотно пошла со мной. Это уже было событием. От «Аэропорта» мы доехали на метро до «Театральной» и вышли на площадь. О, что там творилось!.. Море красных знамён, пламенные речи, залихватские песни, гневные проклятия… Геннадий Зюганов в своей речи очень убедительно сопоставил восьмилетия разных периодов советской эпохи с путинским восьмилетием. Так, в первые восемь лет Советской власти, сказал он, мы прошли путь от полностью парализованной экономики до золотого червонца, до плана ГОЭЛРО, в ходе выполнения которого было построено 30 электростанций; а при Путине достроили только одну, начатую ещё в советское время, электростанцию и размонтировали лучшую в мире энергосистему, которую вот-вот распродадут окончательно. В предвоенное восьмилетие страна каждый год вводила в строй до 600 заводов и предприятий; а при Путине не построено ни одно крупное современное наукоёмкое предприятие. В послевоенное восьмилетие Советский Союз создал атомное оружие, вскоре первый в мире осуществил прорыв в космос, построил первую в мире атомную электростанцию, тогда наша граница фактически проходила в Германии, тогда около 20 миллионов детей, оставшихся сиротами или безотцовщиной, были вскормлены, подняты и стали полноценными гражданами, тогда по всему Советскому Союзу насчитывалось 678 тысяч беспризорных по вине войны; а при Путине погубили подводный крейсер «Курск», ликвидировали по требованию американцев космическую станцию «Мир», военные базы на Кубе и во Вьетнаме, НАТО вот-вот войдёт в Киев — мать городов русских, беспризорных в мирное время по официальной статистике — 730 тысяч, 3 миллиона детей в этом учебном году не пошли в школу, а среди выпускников медики признают вполне здоровыми лишь 5 %. Тут я бы назвал еще несколько цифр предреформенного, советского восьмилетия: население ежегодно росло на 800 тысяч, средняя продолжительность жизни была 72 года, а теперь население на столько же убывает, продолжительность жизни мужчин рухнула до 59 лет.


«ЗАВТРА». Кто это всё оспорит! Но и кто исправит то, что натворили реформаторы?…


В.Б. Хорошо сказал Г.Зюганов и о некоторых министрах, хотя тут требуются уточнения: «Кудрин убьёт любое живое дело…». Почему «убьёт»? Уже многое убил и продолжает убивать! Например, убил 13 триллионов рублей и выбросил эти родные трупы в Америку, а там их с помощью нанотехнологий, о коих наши отцы отечества только талдычат, воскресили и заставили, как когда-то африканских негров, работать на себя.

«Министр обороны не знает военного языка…» Такое впечатление, что он и русского-то не знает и вообще не умеет говорить, а есть у него, как у известного щедринского персонажа, органчик, который может произносить отдельные фразы: «Разрешите доложить……. «Чего изволите?»… «Вот прекрасная двуспальная кровать. Купите, не пожалеете»… и т. п.

«Швыдкой — это вне комментариев…» Да, этот деятель уже сам о себе всё сказал, и все давно знают, что путинский Швыдкой страшнее гитлеровского Геббельса.

«Фурсенко я выгнал бы палкой из правительства»… Мало палки-то, Геннадий Андреевич, надо привлекать к ответственности, как об этом вот уже много лет неутомимо твердит Юрий Мухин. У нас для чиновников кары страшнее увольнения и не знают…

И о Путине верно сказал Зюганов: везунчик. Действительно, из подполковников, завклубов, безо всякого Тулона — прямо в императоры!.. Он недавно воскликнул в сердцах, рассчитывая на сочувствие: «Я восемь лет пахал, как раб…» Нашёл чем удивить русских людей! Восемь лет… А я, например, как и весь наш трудовой народ, пашу с семнадцати лет, с июля 41-го, когда встал к станку на авиационном заводе № 266 имени Лепсе, что был в Москве на Мочальской улице. И до нынешнего дня пашу, — только уже не у станка, а у компьютера. Это без малого семьдесят годочков. И ведь ты все эти восемь лет то, как раб, пахал, то, как султан, отдыхал, и получал немало, а я нередко и сейчас — на голом энтузиазме, отдыхал же последний раз — в ныне украденном вашим режимом Коктебеле — в 1989 году. Но за всё время я никогда не был и не чувствовал себя рабом. Вот в чём великое различие.


«ЗАВТРА». Вы пришли на площадь со всеми наградами на груди?


В.Б. Нет, я обычно ограничиваюсь орденом Отечественной войны, медалью «За отвагу» да орденом Сталина, которого удостоили меня украинские товарищи. На этот раз сиял еще роскошный орден Петра Великого, полученный в Академии обороны и безопасности. При виде этих наград ко мне то и дело подходили незнакомые люди, говорили прекрасные слова, обнимали… А одна милая женщины вдруг сказала: «Победитель, можно я вас поцелую?» «Конечно, — с большой готовностью ответил я, — и притом лучше бы, как Шаляпин пел:

Сперва — ты меня, потом — я тебя,
Потом вместе мы поцелуемся…
Так троекратно мы и расцеловались на глазах самых достойных свидетелей — рядом стоявшего Маркса, поодаль сидевшего в кресле Островского, врубелевский принцессы Грёзы, взиравшей на нас со стены «Метрополя», самого Аполлона на фронтоне Большого театра, многотысячного народа и моей собственной родной жены. Вот тут-то и произошло чудо…


«ЗАВТРА». Чудо вашего исцеления?


В.Б. Да! При звуке третьего пламенного поцелуя швыдковская жаба, долго теснившая мне грудь, выскочила — и под гиканье демонстрантов поскакала прочь! А гранитный Карл Маркс — два пальца в рот, да как свистнет вослед ей. Жаба хотела спрятаться, допрыгала до Большого и по второй колонне справа ловко полезла вверх. Довольно скоро добралась до крыши, до Аполлоновой квадриги, и уселась под ногами коней, злобно поглядывая на ликующую народ. А бронзовые кони вдруг ожили и начали нетерпеливо перебирать ногами: цок! цок! цок!.. И жаба погибла под их копытами.


«ЗАВТРА». И вы излечились? Интересно…


В.Б. Не верите? Спросите у Маркса, сходите к Островскому… Да вот перед вами и я сам. Ведь мы с женой намеревались погулять по площади и поехать обратно на метро. Но теперь я сказал: «Никакого метро! Пойдём по улице Горького до площади Пушкина». — «Но ведь это и далеко для тебя и всё в гору», — пыталась урезонить меня жена. «Ничего! Никакой жабы больше нет». И мы пошли.

Какой это был путь! Что там триумфы Цезаря или Августа! Нам навстречу валили толпы молодёжи, направлявшейся на Красную площадь. То и дело от их стаек отделялись девушка или парень и подбегали к нам с цветами. Сколько добрых слов, светлых глаз, чистых улыбок… Их никто не организовывал, не призывал, всё это было порывом юных сердец, благоговеющих перед нашей Великой Победой. С большим букетом дошли мы до площади Пушкина. Хотя дарить дареное не принято, но я не мог не поделиться цветами с великим поэтом и сказал: «Всё в порядке, Александр Сергеевич! Никаких жаб, одни патриоты». Он ответил:

— Да здравствует солнце! Да скроется тьма! И мы спустились в метро.

На другой день утром — звонок. Открываю. На пороге молодая приятная женщина. Вроде не та, с которой целовался.

— Здравствуйте. Я Ирина Макарова. Вы обещали мне свою книгу «Эоловы арфы» и кое-что ещё.

Когда обещал? Не помню… Но нельзя же в такой день чинить допрос. Делать нечего, пошел и принёс четыре книги. А у неё праздничный ответ — бальзам «Старый Кашин». Невзирая на мой возраст! Но, может, теперь, после жабы это мне и полезно?

Только проводил Макарову, опять звонок:

— Здравствуйте. Я Ирина Балясова. А это мой муж Борис Алексеевич. Вы обещали мне книгу «Огонь по своим» и кое-что ещё.

В чём дело? Оказывается, вчера на площади я направо и налево раздавал свой телефон, адрес и обещания. Делать нечего, пошел и принёс ещё четыре книги. Но и эти гости были не простые, а с бутылкой армянского. Как быть? «Таня, накрывай стол!» И праздник продолжался: «За Победу!»… «За Красную Армию!»… «За Советский народ!»… «За Сталина!»… «Вечная память героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины!»…

А на другой день радостное сообщение: то зловонное болото, в котором так долго барахтался Швыдкой, ликвидировано. Он уже не министр. Не начало ли перемен? Хотя этого мало! Его бы, я думаю, судить надо как клеветника и разжигателя межнациональной вражды…

Верю, что когда в День Победы пойдут на демонстрацию мои внуки Манечка и Ванечка, уже не будет ни ч. с, ни «реформаторов» с их верховными, ни швыдковско-сванидзевского ТВ. Не для них добывали мы Победу, а для наших детей и внуков.


«ЗАВТРА». Спасибо большое, Владимир Сергеевич! Здоровья вам, вдохновения, счастья вашей семье. Пишите нам, читатели ждут.


В.Б. Есть!

Беседовал Андрей Никитин

На берегу озера Титикака

А знаете,
всё-таки жаль перуанцев…
Вл. Маяковский. 1915 г.

В последние месяцы, недели жутко активизировался немного было притихший антисоветский психоз. Посмотрите, что творится хотя бы только на телевидении. Известный своим невежеством и холопством замшелый профессор трепологии Алексей Пушков мобилизовал писательницу, выступающую под прекрасным псевдонимом Дашкова и с её помощью организовал телепередачу, в которой утверждается, что «крошка Фанни» ни в чем не виновата, она вовсе и не стреляла в Ленина, а стреляли с провокационной целью в своего вождя сами большевики, известные своим коварством и кровопийством. А с какой яростью набросились на Ленина господа присяжные заседатели, участвующие в полоумном проекте «Имя Россия». (И чего суетятся, если великий поэт давно объявил: «Моя фамилия — Россия, а Евтушенко — псевдоним!»).

Кто же эти шавки и мопсики, что набросились и вцепились в слона мировой истории? Легендарный политический тяжеловес Черномырдин, лауреат премии ленинского комсомола Казахстана товарищ Михалков, который Никита, художник Глазунов, писавший портреты всех президентов мира от Фиделя Кастро до Горбачёва, Сергей Миронов, тёмная лошадка из Ленинграда… Господи, да ведь это же все миллионеры! И все оборотни! Тяжеловес Черномырдин, например, наедал свои килограммы в ЦК КПСС. О его миллионах и взяточничестве говорил даже американский президент. Тяжеловес вгорячах публично пригрозил ему судом, но скоро опомнился, понял, что судиться крайне опасно, струсил, замолчал и смылся послом на Украину, где опять же шкурно молчит, когда его родину обвиняют в голодоморе украинцев. А Михалков? Летом газеты писали и показывали, какое монрепо отгрохал он в Нижегородской области за 25–30 миллионов долларов. А Глазунов? Получил в центре Москвы на Волхонке роскошную галерею для своих картин. Как, на каких основаниях получил? Да на тех же самых, что Абрамович огрёб «Сибникель» и другое народное богатство. И все они нажили эти миллионы в пору, когда их соотечественники по миллиону в год вымирали: миллион вымер — у них 10 миллионов прибыли, еще миллион вымер — у них ещё 10 прибыли… Смешно ожидать от них одно хотя бы спокойное словечко о Ленине. Он для этих присяжных — самый лютый враг, они боятся и ненавидят Владимира Ильича даже спустя 85 лет после его смерти. А по скудоумию своему «во имя национального единения» добиваются ликвидации Мавзолея и захоронения Ленина на кладбище. Ведь под носом у себя ничего не видят и не соображают! Ну, вынесли же на ваших глазах под ваши ликующие визги Сталина из Мавзолея, зарыли в земле — и что, легче вам, успокоились? Да нет же! По-прежнему ненавидите его и боитесь! По-прежнему он вам спать не даёт, вызывает чесотку, низводит до нуля половую потенцию…

Так чем объяснить этот новый бурный всплеск антисоветчины? А тем, что кризис, вышвыривая на улицу тысячи и тысячи тружеников, охватывает страну всё шире и глубже. И всё страшней им, боятся не только за свои кубышки, знают, что есть вещи подороже любых кубышек. Со страху пускают ракету из Баренцева моря на Камчатку. Со страху послали крейсер «Петр Великий» на другую сторону земли. Со страху устраивают передачи о невинной «крошке Фанни»… Надо любой ценой задурить людей, отвлечь, валить всё на прошлое. И очень характерно, что в кампанию одурения включились даже отцы отечества, раньше вроде бы державшиеся более или менее осмотрительно.

Взгляните на товарища Медведева. Он вдогонку за крейсером «Петр Великий» махнул в Перу и даже на самолёте перегнал крейсер. А там на приёме президент страны сказал, что вот, мол, наши перуанские марксисты ездили в своё время учиться в Москву. Умный политик подхватил бы тему: дескать, ах, какие у нас давние дружеские связи, так давайте их продолжать и развивать на марксистской основе. Но Медведев перепугался, что его визит дал повод для разговора о марксистах и, чего доброго, появится сейчас живой по-русски говорящий марксист и подарит портрет или бюст Маркса. Как он с таким подарочком явится в Москву? Да его Путин тут же в Матросскую Тишину упечёт. И он в страхе брякнул: «У меня в доме нет бюста Маркса, и это о чём-нибудь говорит». О чём именно, опасливо умолчал.

А тут надо различать два момента: сам факт отсутствия бюста в доме президента и то обстоятельство, что президент счёл нужным сказать об этом на высоком государственном приёме. Первый факт может говорить о многом. Например, о недостатке средств на покупку бюста, т. е. о скромности президента России в быту. Или: живу, мол, в однокомнатной квартире, тесно, негде поставить. Это опять о скромности. Возможно и такое: зачем мне бюст дома, если в самом центре Москвы стоит прекрасный памятник и я, чуть ли не каждый день проезжая мимо, любуюсь им. И второе обстоятельство довольно многозначно. С одной стороны, оно свидетельствует о том, что и президенты должны помнить правило: сказанное слово — серебряное, а несказанное — золотое. То есть лучше было бы ему помолчать. С другой, убеждаешься в том, и Медведев, как Новодворская, не пощадит живота своего в борьбе против всего, что связано в Советской эпохой, — даже находясь на другой стороне земного шара от своей родины. И перуанцы, и те, что были на приёме, и те, что сидели на берегу озера Титикака, вынуждены слушать его речь о антимарксистском безбюстии.

Очень показательно, что в этот же день, находясь в Ленинграде, с президентом через всю планету аукнулся глава правительства. Он свою лепту в антисоветский самум внёс в виде заявления: «Мы не можем следовать сталинскому принципу «нет человека — нет проблемы».

Сталинского? А где это он сказал или написал? Да вы же, миленький, прочитали это в сочинении своего любимого мастера слова Радзинского. А там много всякого вложено в мертвые уста вождя. Например, «Неважно, как проголосуют, важно, как подсчитать». Или: «У нас нет пленных, у нас только предатели». Или: «Я солдата на маршала не меняю» Ничего подобного, дорогой оратор, Сталин не говорил, не писал и не мог этого делать. Он же, в отличие от нынешних правителей, думал, что говорит и отвечал за свои слова.

Ну, в самом деле, зачем ему была циничная глупость о голосовании и подсчёте, если советские люди голосовали за предложения своей власти и за её кандидатов так же примерно, как ныне голосуют в Чечне и Кемеровской области за негодяев «Единой России».

Или: как, кому он мог говорить, что нет пленных, когда по его же распоряжению создавались лагеря, в которых, как принято во всём мире, пленные проходили проверку, и после неё одних возвращали в армию, других отправляли домой, третьи за недостойное поведение в плену несли наказание. Давно известны и цифры. Интересует? Обратитесь к книге И.Пыхалова «Время Сталина» (Л-д, 2001). К тому же, это ваш Радзинский не соображает, что предательство это позор, а плен во многих случаях вполне простителен. Но Сталин-то понимал и не стал бы плен прикрывать предательством.

Такая же малограмотная чушь и об обмене. Во-первых, нет никаких свидетельств о том, что к Сталину обращались с предложением о таком обмене. Во-вторых, сын Яков был не солдатом, а старшим лейтенантом и находился в руках у немцев, а Паулюс — у нас в руках. Поэтому, идиоты, если Сталин отвечал бы на предложение, то сказал бы так: «Я маршала (который у нас в плену) на лейтенанта (на старшего лейтенанта, на офицера, который у вас в плену) не меняю». Поняли хоть что-нибудь?

Наконец, «нет человека — нет проблемы». Как так нету? Если умер, погиб даже простой смертный, сколько проблем с похоронами, поминками, могилой… А потом

— если это единственный кормилец и остались дети? А если занимал важный пост, был большим специалистом

— кем заменить, как продолжить его дело?.. Думать надо, Путин, мозгами шевелить, ведь скоро шестьдесят стукнет, пенсию получать будешь. Это вы уже пятнадцать лет живете так: «В прошлом году вымер миллион — нет проблем: повысим пенсию с трех до четырех тысяч; в этом году вымрет миллион — нет проблем: создадим для продления долголетия Общественную палату; в будущем году вымрет миллион — нет проблем: устроим Олимпиаду в Сочи»…И конца этому нет. Жаль, что на том свете вы и все эти господа присяжные заседатели попадёте не в ту секцию, где пребывают Ленин и Сталин. Уж они бы, взяв на прокат кочергу, с вами поговорили…

Да, Маяковский был прав:

А знаете,
всё-таки жаль перуанцев.
Но русских
мне жалко вдвойне.
Как тяжко
под властью бездарных засранцев
В прекрасной
любимой стране!

Москва. Кремль. Д.А. Медведеву

Дмитрий Анатольевич, батюшка, я пишу это 5 декабря 2009 года. В день Сталинской конституции. В своих выступлениях Вы часто говорите о «правовом нигилизме», будто бы спокон веку свойственном нашему народу. Об этом любит побалакать и Ваш Предшественник. Уж больно вы с ним горазды в подобных суждениях о родном народе. Позволю себе не согласиться с вашим обоюдным высоким мнением и привести парочку примеров противного.

22 июня 1941 года, в день нападения на нашу родину фашистской Германии, был издан подписанный М.Калининым и А.Горкиным Указ президиума Верховного Совета СССР о мобилизации. В нем говорилось:

«На основании статьи 49 пункта «л» Конституции СССР Президиум Верховного Совета СССР объявляет мобилизацию на территории военных округов (далее перечислялись 14 округов)…

Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно.

Первым днём мобилизации считать 23 июня 1941 года».

Все понимали: война это война, там можно с жизнью расстаться. И что же? Несмотря на то, что некоторые районы Прибалтийского, Западного и Киевского особых округов оказались захвачены врагом и там военнообязанные не смогли явиться в места назначения, к 1 июля, т. е. на восьмой день войны, 5 миллионов 300 тысяч человек явились на пункты призыва и были направлены по назначению. Мобилизационный план был выполнен.

Конечно, в огромной стране находились и такие, кто старался улизнуть от фронта, но это мощно перекрывалось сотнями тысяч добровольцев: они по тем или иным причинам не подлежали первоочередному призыву и могли не идти в армию, но шли: всего по стране изъявили желание идти на фронт добровольно свыше 4 миллионов граждан, из отобранных к осени сформировали около 60 добровольческих дивизий народного ополчения. Они стали основой 36 дивизий регулярных войск, из которых 26 прошли всю войну, а 8 стали гвардейскими (Великая Отечественная война. Энциклопедия. М., 1985. С.479).

Выражаясь родным для Вас юридическим языком, советский народ в роковой для страны час показал высочайшее правовое сознание и неукоснительную законопослушность.

Позволю себе привести факт из собственной биографии. Первый раз я получил повестку о призыве в те самые дни октября 1941 года, которые часто вспоминают как «дни московской паники». Я знал, что призыву подлежат те, кому исполнилось 18 лет, а мне ещё не исполнилось. Но я же понимал, что за время, и в надлежащий день и час в сопровождении матери явился на призывной пункт в школу около Семеновскойплощади. Когда подошел к столу с плакатиком «А-Б» и протянул человеку, сидевшему за ним, паспорт, он раскрыл его, глянул и крикнул мне:

— Тебе ж восемнадцати нет! — Ну да…

— А ну, шпарь домой!

Второй раз я получил повестку, когда уже исполнилось восемнадцать.

После этой давней-предавней истории, Дмитрий Анатольевич, давайте вспомним один правовой эпизод, происшедший у нас с Вами на глазах не так давно.

Известный A.C. в своё время получил повестку из прокуратуры, предписывавшей ему явиться для допроса. А он на повестку начхал. Через некоторое время приходит вторая повестка. А он на нее наплевал. Приходит третья, пятая, десятая… Тот же результат. Прокуратура имела полное законное право после циничного наплевизма на первые же, допустим, две-три повестки доставить гражданина С. на допрос принудительно. Но тогда были в большом ходу разговоры о толерантности, галантности, а также о сталинизме. И потому прокуратура решилась на принудительные действия лишь после неявки помянутого гражданина, получившего уже двенадцать повесток. Но тот каким-то образом пронюхал о предстоящей явке к нему на квартиру милиции и прикинулся больным: сердечный приступ! Нужно было выиграть время. А тем часом его дружок В.П. каким-то образом раздобыл спортивный самолёт «Сессна», изловчился тайно посадить туда друга, договориться с кем надо о свободном пролёте и очень скоро вместо прокуратуры мерзавец оказался в Париже.

В итоге картина ясная. С. и упорным нежеланием явиться в прокуратуру и тайным трусливым бегством за границу доказал, что он боится правосудия, ибо у него на совести какое-то немалое правонарушение. А В.П. сделал всё, чтобы помочь правонарушителю удрать за границу, избегнуть заслуженной кары. Словом, перед нами два живых воплощения, мягко выражаясь, «правового нигилизма».

Кто же этот А. С? Покойный профессор юриспруденции Собчак. Кто этот В.П.? Ваш, Дмитрий Анатольевич, предшественник. Он спас негодяя-профессора от правосудия. И Вы лично об этом прекрасно знали. А вот теперь произносите речи о правовом нигилизме, учите меня и весь народ соблюдать закон, уважать конституцию, переходить улицу только на зелёный свет. Да кто же вас послушает?

Патриот по вызову, однако

На первом канале телевидения с незапамятных ельцинских времён живёт и процветает передача «Однако». Её начальник — несменяемый Михаил Леонтьев, штабс-капитан в отставке. Начальство пускает его в дело по разным пожарным случаям. Говорит Леонтьев невнятно, дикция у него не поставлена, часто понять ничего невозможно. Да ещё в каждую свою лилипутскую передачку впаривает сюжетики из старых фильмов. Вырванные из киноконтекста и засунутые в словесный контекст, они тоже сплошь и рядом только мешают, как реклама женских прокладок во время фильма «Гамлет». Зачем они? Разве что для оживляжа. Но ведь не всегда он требуется. А уж в хороших-то передачах — чего ради? И вот при всё этом Леонтьев сидит и сидит там. Почему? Нужен начальству в экстренных случаях для поддержания антуража. Но вот, допустим, в Венгрии, которая в 1942 году как оккупант допёрла с фашистской Германией до Волги, сейчас отрицание «советской оккупации» в 1945 году считается уголовным преступлением. Где Леонтьев? Он призвал Миллера перекрыть газ Венгрии? Однако, сперва о другом…

Есть в Океании славная республика Папуа-Новая Гвинея (Papua New Guinea), по-русски сказать бы — Папуасия. Она расположена в основном на острове Новая Гвинея, частично — на Соломоновых островах. Страна входит в Британское содружество наций, ну это вроде нашего СНГ И Папуасия похожа на СНГ, даже и аббревиатура совпадает: Соломоновы острова + Нов. Гвинея = СНГ. Там четыре года тому назад генерал-губернатор, представляющий английскую королеву, попросту говоря, вождь папуасов, был отправлен в отставку с редкостной формулировкой: «За полным отсутствием умственных способностей», то есть за элементарную глупость, за дурь.

Первый раз его попытались сковырнуть ещё в 2000 году после того, как он, только что придя к власти, тут же помиловал и отпустил на родину иностранного шпиона Эдмунда Поупа. Этот мерзавец, выкрав и передав в свой центр секретные данные о папуасских подводных ракетах, нанес многомиллиардный урон вооруженным силам страны и её экономике. Верховный суд осудил негодяя аж на двадцать лет каторги. И вот такую-то вражину вождь помиловал! Но тогда потонул новейший подводный крейсер Папуасии, может быть, от удара той самой ракеты, секрет которой выкрал Поуп, погибли 118 моряков, страну захлестнула волна горя и было не до вождя.

Второй раз его чуть не вытряхнули из кресла за то, что он всему народу заявил: «Да, у нас плоская шкала налогов. Все папуасцы платят 14 процентов. И это прекрасно. Это подлинное равенство всех перед законом. Нам завидуют во всём мире!». Ему говорят: «Да ты посмотри, болван, что в других царствах-государствах. Там богачи платят 50, 60, даже 70 процентов, и эти средства идут на благо всего народа, а при твоей шкале несчастные папуасы вымирают, как мухи, от нищеты и болезней. Это же яснее ясного». Опять не желает слушать, не понимает, не сечёт. А тут в день начала учебного года сепаратисты-террористы учинили грандиозное побоище на юге Папуасии, убили около 150 школьников и учителей. Все видят бездарность и беспомощность вождя, его неспособность обеспечить даже безопасность граждан демократической Папуасии, т. е. самое главное право человека, все понимают, что немедленно надо его на мыло, но не нашлось смелых и решительных людей, чтобы возглавить борьбу за свержение вождюги.

Третий раз хотели его выдворить после позорного опять-таки на весь СНГ бормотания: «Мы ввели плоскую шкалу не от хорошей жизни, а от того, что мы не можем администрировать, потому что кругом жульничество и коррупция, а богачи уходят от уплаты…». То есть, он уже не нахваливал плоскую шкалу, не лепетал о зависти к нам всего прогрессивного человечества, а наоборот, признал её вынужденный характер, каялся в беспомощности: «мы не можем администрировать…». Как это так? — говорят ему трудящиеся папуасцы. А кем тебя, дура, избрали как не главным администратором островов? Если не можешь — уходи, дай место тем, кто может и умеет. К тому же у тебя 1,7 миллиона разных администраторов, таких же, как ты сам, — что им делать? Да и причём здесь администрирование? Ведь это же ты создал такую систему власти, что не можешь в административном порядке даже запретить телевидению поносить славную историю великой Папуасии или насаждать порнографию. Но здесь-то никакое администрирование и не требуется. Надо принять закон о налоге на богачей в 70 процентов — и всё. Не платят — тащить их в суд, как в других даже самых демократических странах, сажать в тюрягу, конфисковывать имущество. Это никакое не самодурное администрирование, а защита интересов народа родной Папуасии, которые ты клялся на Конституции соблюдать и защищать. И кто дал отмашку коррупции и жульничеству, как не ты сам, ставший вождём за взятку, которую дал в Лондоне. Но он опять не сечёт! А тут жуткая катастрофа на гидростанции, погибли 75 человек — и опять не до вождя.

Вскоре пригласили его на Петербургский экономический форум. И там, когда дали слово, он буквально зашёлся в приступе слабоумия: «Папуасия должна стать привлекательной страной, куда люди будут стремиться со всего мира в поисках своей мечты!» И дальше без конца: «Мы будем… мы должны… мы хотим… мы станем… мы решили… мы мечтаем».

Этого папуасцы уже не выдержали. Живущий в эмиграции известный в стране бард Арбалет гневно воскликнул на страницах «Советской России»:

Как живешь, страна-мечта?
Как нам жить, страна-новатор?
Ведь не знает ни черта
Генерал-наш-губернатор!
(Перевод с папуасского Андрея Дементьева)

Тогда же корреспондент этой газеты обратился к Виталию Ивановичу Воротникову, бывшему премьеру России: «Вы встречались когда-нибудь с вождём? Связывали с ним какие-нибудь надежды?» Тот ответил: «На ранней стадии его работы встречался. И тогда казалось, что он достаточно умный человек. Получил неплохое образование, окончил Академию госбезопасности…» Умный? Папуасцы знали своего вождя лучше, и, как только он возвратился из Ленинграда в столицу Порт-Морсби, его наконец схватили и отдали в столичный зоопарк на съедение крокодилу… Впрочем, ведь и Воротников сказал лишь «казался» и лишь «тогда». За десять лет от непосильной работы можно было категорически одуреть.

Знают ли эту печальную историю на московском телевидении, знает ли её, в частности, однакий Михаил Леонтьев? Должны знать! Интеллектуалы ж… Но вот случилась такая история. Белоруссия задолжала России, точнее, любимому «Газпрому» Алексея Миллера, 187 млн. долларов, а Россия, точнее, «Газпром» Алексея Миллера, любимой Белорусии, точнее «Белтрансгазу», — 260 млн. долларов. Правда, Алёша Миллер уверяет, что не 260, а 228. Но нет никаких оснований верить этому Алёше, ибо он совсем не тот, к которому в 1941 году Константин Симонов обращался:

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси…
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси…
Нет, это не тот Алёша, этот ничего такого не помнит и не знает. Его дело — труба, газ, доллары. Ничего больше не интересует. Это друг Чубайса, который на его глазах двадцать лет лжёт народу. А Лукашенко, естественно, внушает полное доверие и своей разумной политикой, и личным поведением. Ну хорошо. Пусть не 260, а 228. Как в таких случаях поступают разумные люди, да просто хоть отчасти не полоумные? Производят взаимный расчёт: 228–187=41. Отдай, Алеша, 41 миллион и гуляй и спи спокойно. Тем более что ведь тут не просто торговые партнёры, а творцы единого Союзного государства, провозглашенные друзья. Для меня лично Белоруссия — родная земля. В 1944 году я всю её протопал наискосок от Быхова до Гродно. И сейчас там живет куча моих кровных родственников во главе с двумя сестрами. Да разве я один…

А 187 миллионов это не те деньги, из-за которых шлют ультиматумы и устраивают спектакли на государственном уровне. Это же всё равно, как если бы сосед закатил скандал соседу из-за того, что тот просрочил ему долг в размере путинских 10 рублей. Ну неприлично… Однако же вместо делового и безо всякого шума расчёта между двумя экономическими предприятиями на телевидении как раз и устраивается грандиозный спектакль цирка Шапито с участием высших должностных папуасов великой державы. Президент предъявляет Белоруссии ультиматум: в течение 120 часов выплатить все 187 миллионов, иначе Миллер перекроет трубу! Лукашенко просит: «Подождите две недельки…». Ни в коем случае, не желаем! Будто за две недели они без этих денег ноги протянут. Лукашенко говорит: «Давайте мы рассчитаемся тракторами, продуктами питания?..» Ни в коем случае, не желаем! Никаких простокваш и блинов! На блины я к тёще Аделаиде Борисовне хожу. И добавил при этом для публики: «Обратите внимание, что белорусские партнёры получают наш газ по самым низким ценам». Да на что ж тут обращать внимание, так и должно быть, если провозглашено, что наша цель — единое Союзное государство. Не состоит же Россия в союзе с Венгрией или Грузией. С другой стороны, почему для любимых союзных белорусов цена на газ в два раза выше, чем для любимых россиян?

И вот после всех этих речей, достойных его биографа Сванидзе, Верховный главнокомандующий скомандовал: «За нашу родину — огонь!» И в ночь на 22 июня начали перекрывать. Набросили удавку и стали затягивать. И с какой прытью! Медведев-то по доброте душевной распорядился — 15 %, а Миллер-киллер быстрёхонько затянул до 60-ти. «Иначе они не умеют», — сказал Лукашенко. Да откуда уметь-то им, читающим Гоголя в интернете?

Поскольку это произошло в такой день, да ещё фамилия-то у фельдмаршала заслонки такая, то мне невольно вспомнился ультиматум, который 8 апреля 1945 года командующий нашим 3-м Белорусским фронтом Маршал Василевский предъявил немецким войскам, оборонявшим Кенигсберг. 11 апреля — новый ультиматум оставшейся после капитуляции в том же районе группировке: «Немецкие солдаты и офицеры, оставшиеся в Земланде! Ваше положение безвыходное. Помощи вам никто не пришлёт. Ваше сопротивление бессмысленно. Чтобы избежать кровопролития, я требую от вас в течение 24 часов сложить оружие. Я обещаю всем сдавшимся достойное солдат обращение». 8 мая — ещё ультиматум вновь назначенного командующим фронтом генерала армии Баграмяна группировке на устье Фриш Нерунг и в устье Вислы: «Von dem Befehlshaber der Sowjettruppen der 3 Bjelorussischen Front Offiziere und Soldaten!..» Три ультиматума подряд! А тут? 120 часов — и мы начинаем штурм! Помощь вам никто не пришлёт. И никаких обещаний достойного обращения.

Ты помнишь, Алёша, изба под Борисовом…
По мёртвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но горе поняв своим бабьим чутьём,
Ты помнишь, старуха сказала: —
Родимые, Покуда идите, мы вас подождём…
Борисов — это Белоруссия, это недалеко от Минска, и упомянутая изба, понятно, белорусская. Её и хотел лишить газа путинский Алёша в расчёте на то, что помощь никто не пришлёт. Но помощь-то к несварению алёшино-го желудка пришла, да как быстро — в двадцать часов! Далёкий мусульманский Азербайджан помог православной Беларуси спастись от православного соседа Медведева.

Республики СНГ ещё помнят своё родство. Белорусы выплатили весь свой долг. А Алёша свой, хотя он больше — только после этого и только по своим подсчётам.

В Кенигсберге наши войска захватили свыше 3,5 тысячи орудий, около 130 самолётов и 90 танков… И город стал советским. А что обрели вы, группенфюрер Миллер и весь ваш цирк Шапито, кроме бессмертной славы Шей-лока и презрения белорусского народа? По их демократской бездарности произошли ещё и две войны с Чечнёй, по их путинско-медведевской трусости, не позволившей им упредить её, была война с Грузией, по их коллегиальному тупоумию идут без конца то молочные, то сырные, то простоквашные, то газовые войны с Беларусью…

Так вот, понимает же Леонтьев, просто по возрасту не может не понимать, что все участники устроенного спектакля достойны в истории встать рядом с помянутым вождём папуасцев и разделить его судьбу в пасти аллигатора. Он же такой умный и образованный. Сидит, говорю, на ТВ ещё с ельцинских гнусных времён и будет сидеть до морковкина заговенья демократии. И 1 июля во всю мощь отпущенного ему Богом сарказма и любви к начальству он выступил с целью защитить вождей папуасцев и опорочить «матёрого захребетника» Лукашенко. Подобно тому как во время войны у нас печатались злые карикатуры на Гитлера, Геринга, Геббельса, Леонтьев разыскал очень непривлекательный портрет президента Союзной Беларуси и всю передачу держал его перед глазами телезрителя. Но этого усердия начальству показалось мало. На другой день Телемоську снова натравили на слона… И он опять лез из кожи. «До какой же подлости может дойти комбинация чувств человеческих?» — гадал Достоевский.

И ведь весь этот балаган из-за 41 миллиона на фоне 8 миллиардов, что «простили» Афганистану, 13 миллиардов, что «забыли» Сирии, бесценных морских шельфов, подаренных Америке, да ещё под улюлюкание 73 долларовых миллиардеров, ограбивших родину по указанию папуасских вождей.

Однако, до скорого.

Владимир Бушин, солдат Великой Отечественной войны, награждённый медалью «За освобождение Беларуси»

«Своими именами» № 7'10

Даешь черту оседлости

Наш замечательный президент Медведев Д.А. решил переименовать да уже и переименовал безо всякого обсуждения милицию в полицию. Один товарищ по этому поводу заявил в интернете: «Президент — жертва путиноидов, которые специально толкают его на необдуманные поступки, чтобы вызвать гнев народа и прокатить на скорых президентских выборах». Чушь! Ничего подобного. Во-первых, как сказал поэт,

Таких друзей на свете
Нет и не будет по сути:
Мы говорим «Медведев»,
Подразумеваем — «Путин».
Патриотизм — не вымер!
На ярком свету и во тьме
Мы говорим «Владимир»,
Но Дмитрий у нас в уме.
Их можно уподобить самым знаменитым дружеским, любовным или творческим парам в мировой истории и литературе, например, героям-братьям Аяксам из «Иллиады», или знаменитым братьям Гракхам, римским трибунам второго века до нашей эры, тоже, кстати, занимавшимся реформами, но, увы, убитым, или гоголевским старосветским помещикам — Афанасию Ивановичу и Пульхерии Ивановне, или даже Марксу и Энгельсу, которых они почему-то не любят и боятся, или братьям Райт, изобретателям самолёта, — они тоже изобрели самолёт демократии, но не знают, где он сядет, наконец, можно уподобить даже Тарапуньке и Штепселю, ныне подзабытым, но замечательным эстрадным юмористам. И на будущих президентских выборах они оба победят, оба станут президентами и сядут в одно кремлёвское кресло, каждый — на полпопочки. Это во-первых, говорю.

А во-вторых, наш президент слишком умён, образован и прозорлив, чтобы его можно было толкнуть на что-то сомнительное. Вспомните, как мудро недавно в Дании он ответил на вопрос «Каково ныне лицо России?». Ни секунды не мешкая, гордо заявил, выдвинув вперед свой фейс: «Смотрите на мое лицо. Это и есть лицо великой России!». А чего стоит его признание о том, что «Мертвые души» Гоголя он скачал из интернета и с удовольствием начал читать. Это ли не интеллектуальный подвиг!

Поэтому есть все основания считать, что Медведев именно сам лично решил переименовать милицию в полицию и тем продолжить великое дело, начатое его учителями Ельциным и Путиным, — изгонять к чертовой матери из жизни всё советское и восстанавливать всё царских времён. Правильно! Молодец! Достойный ученик!

Вспомните… Бессмертный Собчак провернул переименование героического Ленинград в Петербург, и город вскоре из второй столицы державы превратился в первую столицу преступности. И на телевидении появился цикл прекрасных передач — «Криминальный Петербург».

В Советское время высший орган законодательной власти назывался Верховным Советом. Прочь! Стало, как при Николае, — Дума. И результат налицо: Россия вышла на первое место в мире по абсолютной величине убыли населения и количеству самоубийств. Первое место! За что боролись…

Дальше. Государственным флагом СССР было красное полотнище, украшенное серпом, молотом и пятиконечной звездой. Такого красивого и овеянного славой флага не было ни у кого в мире. Но у Ельцина при виде его начинались корчи, переходившие в запой. Значит — выбросить! Взяли триколор фашистско-власовской армии, состоявшей из двух дивизий и разбитой в прах Красной Армией. Цвета — те же, что у Франции и, кажется, у Нигерии. И что? Сразу вышли на первое место в мире по числу разводов, внебрачных детей и детей, брошенных родителями. И не редко брошенных — в прямом смысле выброшенных. Вот 10 августа телевидение сообщило, что в Ростовской области около города Аксай одна пожилая женщина нашла в поле под палящим солнцем выброшенную двухнедельную девочку, слава Богу, живую. Спасли кроху. Но зато — власовский триколор.

Вместо Советов во всех областях ныне насажали правительства и губернаторов. Теперь у нас около сотни правительств, столько же губернаторов и тысячи министров. И все хотят пищи. Приходится кормить. Губернаторам хорошо бы при вступлении в должность (инаугурации, как говорят холуи) вместе с тяжелой цепью на шею давать и новые имена в гоголевско-щедринском духе царского времени: Сквозник-Дмухановский, Угрюм-Бурчеев и т. п. Каков итог? Первое место в мире по торговле людьми и по импорту китайских автомобилей. Опять первое!

Вот добрались и до милиции. Прекрасно! Какой восторг это вызвало у многих. Так, товарищ Семён, посетитель моего сайта, пишет: «Это же гениально. Ну, теперь заживём. Страна возродится, вырвется на передовые позиции. Заткнём за пояс Америку. Вот оказывается, в чем проблема-то была: органы правопорядка не так назывались. Ведь как просто!

Но, конечно, многое придётся пересмотреть. Взять тех же недавних «приморских партизан». Они ведь боролись против милиции, этого тяжелого наследия СССР. Их кажется, всех перестреляли. Но, оказывается, они были правы. Теперь придется посмертно присвоить звание Героя России.

Нет, всё-таки приятно, когда руководители страны — гении. Теперь их рейтинг с 31 % подскочит до 100. Впрочем, гениальность цифрами не измеришь. Признаюсь, я тоже иногда критиковал их. Да разве гениальность сразу распознаешь. И потом, такая жара, а они и при жаре гениальны!»

Да, все замечательно, однако есть закавыка. Ведь полиция слово не русское, это немецкое Polizei, которое происходит от греческого. А наш Медведев — суперрусский экстрапатриот. И ведь на Руси был когда-то Разбойный приказ. По-моему, он бы больше был по душе суперпатриоту. Не восстановить ли это название? Как красиво звучало бы, например: воевода Нургалиев, глава Разбойного приказа. А тех, кто у него под началом, мы стали бы называть «ярыжки», «стрельцы», «объезжие головы»… Чуете, как русским духом от этих слов шибает?

Но если он всё-таки хочет, чтобы непременно была полиция, то пусть будет так. Но ведь и тут не всё просто. Это тянет за собой длинный хвост несколько замшелых должностей и названий: полицмейстер, городовой, жандарм, исправник, урядник, пристав, квартальный надзиратель… Так что вместо начальников отделений милиции теперь будут, видимо, жандармы, вместо участковых — околоточные, урядники. Надо будет опять же давать им тоже соответствующие новые имена. Медведев любит Чехова. Вот из Чехова и взять — унтер Пришибеев, околоточный Очумелов, из гоголевского «Ревизора» — Держиморда. Городничий давал ему прекрасную характеристику: «Для порядка всем ставит фонари под глазами, и правому и виноватому». Для новой России — предел мечтаний! Нургалиев тоже получит новое звание — шеф корпуса жандармов. Как знаменитый Александр Христофорович Бенкендорф (1783–1844). Глядишь, и родину нашу опять начнут ласково именовать жандармом Европы.

Надо будет учредить и газету, как это было при царе,

— «Полицейские ведомости». На должность главного редактора, по моему, очень подошел бы опытный журналист Веллер с языком, как пропеллер.

Тут возникает ещё и такая проблема. Советская литература и кино создали целую галерею образов милиционеров — людей честных, смелых, добрых и притом

— истинных профессионалов своего дела. Тут и михалковский дядя Степа, друг и защитник детей, и Глеб Жеглов, которого великолепно сыграл Высоцкий в фильме «Место встречи изменить нельзя», и незабываемый участковый милиционер Анискин, представленный нам великим Михаилом Жаровым в фильме «Деревенский детектив», тут и повести Ивана Лазутина «Сержант милиции», «Суд идёт»… Как со всем этим быть? Я думаю, что создателей названных книг и фильмов надо объявить наёмными агентами социализма, предпринявшими диверсию из беспросветного коммунистического прошлого в светлое путинское будущее. Полезно было бы их и расстрелять, но, увы, уже никого не осталось в живых. А их книги и фильмы надо публично сжечь.

И останавливаться на полиции, господин президент, не следует. Уж если всё как при царе, то — всё. Обязательно надо восстановить, например, и Черту оседлости, которую в 1917 году отменили безмозглые зверюги большевики. И в первую очередь следует отправить за неё трех ещё живых наших премьеров во главе с Фрадковым (один, как известно, к сожалению, умер своей смертью) и трех вице-премьеров — Чубайса, Немцова и Явлинского. Ведь они вложили огромный вклад в дело завоевания Россией первого места в мире по числу миллиардеров надушу населения, по количеству авиакатастроф (в 13 раз больше среднемирового уровня) и по импорту кенгурячьего мяса из Австралии. А как хорошо было бы ещё установить Черту оседлости для непуганых идиотов и членов «Единой России». Ну, это только мечта… А с той Чертой опыт есть.

У вас, Димитрий, в запасе ещё два года. Успеете. Но медлить нельзя. Успехов, le Petit!

«Завтра» № 32, 10

Проверка на лживость

Эта статья была своевременно предложена газете «Завтра» к 80-летию со дня рождения В.М. Шукшина. Но ответственный сотрудник газеты известный антисоветчик Владимир Бондаренко в знак протеста против её публикации объявил сухую голодовку и даже пригрозил вскрыть вены. Из соображений гуманности газета не стала печатать статью.

Года два тому назад я придумал стишок:

От рассвета до заката
И в любое время дня
Ходят-бродят шукшинята
Под окошком у меня.
Именно так: близнецы Фома и Фока, внуки Василия Шукшина, сыновья его дочери Маши, живут в соседнем подъезде, мы нередко видимся, уже беседуем, и я даже начинаю их различать. Очень солидные белобрысенькие мужички. Так что не только на литературной стезе Шукшин был для меня собратом-соседом, но вот и в жизни через внуков чувствую его живое соседство. Кроме многих других и по этой причине тоже, я с особым вниманием встретил недавно юбилейную дату Василия Макаровича. Смотрел по телевидению все его фильмы, слушал воспоминания друзей-знакомых и, конечно, читал статьи в газетах.

Начал с «Литературки». Здесь главная статья, конечно, Валентина Распутина. Хорошо, хорошо… «Окончилась земная жизнь Шукшина…» Началась небесная. Хорошо! Только заголовочек несколько озадачивает — «Даёшь сердце!» Это как? Можно сказать и — «Даёшь ум!»? Ведь так говорят о том, чего нету, но надо взять, получить, добиться: «Даешь пятилетку в четыре года!»… «Даёшь коллективизацию!»… «Даёшь Берлин!»

Несколько смущает и такое уверение: «Феномен Шукшина в том, что его не должно было быть, никто ему не давал справки на деятельное существование. Не должен, а явился». Ну не справки, конечно, а разрешения или пропуск, что ли? Странно… А кто давал разрешение на «деятельное существование» Пушкину и Лермонтову, Гоголю и Достоевскому? Кто выписывал пропуск Горькому и Есенину, Шолохову да и самому Распутину?

Но это у него не юбилейная обмолвка. Распутин уверен, что Шукшин жил во времена, когда «конфигурация жизни не могла не калечить людей». Ну вот искалечила она, допустим, того же Шолохова, Валерия Чкалова, Шостаковича. Так? Они, советские люди, «перестали различать, где благо, а где напасть и не верили ничему». И вот, говорит, из-за этого «потеряло свою могучую силу государство. И когда итог этот стал окончательно предрешен, Шукшин ушел». Это, что ж, ещё в 1974-то году, задолго до горбачёвско-ельцинской катавасии всё было окончательно предрешено? И катавасия, и её творцы ни при чём? И никто не виноват? Здесь слышится то ли признание закономерности ухода Шукшина в 45 лет, то ли объявление его дезертиром. Мы же с Распутиным не ушли и по мере сил противодействуем «окончательному решению» русского вопроса. А вот Василий Макарович…

Распутин совсем не одинок в своей уверенности, что все доброе в советской жизни не должно было иметь место, но почему-то было. У его единомышленников давно и формулировочка на сей счёт есть: «Не благодаря, а вопреки!». Например, с особым рвением они твердят: «В Великой Отечественной войне наш народ победил не благодаря Советской власти и партийному руководству, не благодаря Сталину и его маршалам да генералам, не благодаря героизму советского солдата, а вопреки всему этому!»

Ну а отдельные личности применяют эту формулу к своей горемычной судьбе. Вот, скажем, Ирина Ракша, ровесница Распутина. Журналист, уверенный, что в Советское время преуспевали только холуи да негодяи, говорит ей: вы не были придворным автором, не писали в угоду кому-то, не врали, но как же вам удалось издать около двадцати книг, написать множество статей, очерков, сценариев? Она отвечает: «Всё, что у меня получилось, — это не благодаря, а вопреки им», т. е. властям советским. Запомним…

Ракша тоже писала о Шукшине и много. А он вот что отвечал ей и всем этим вопрекищикам: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту… Уверуй, что всё было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наши страдания — не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком». Но, увы, не могут они, не могут…

Однако, что там в «Литературке» ещё? Вторая главная статья написана, разумеется, Львом Аннинским. Прочитал — ничего не понял. Второй раз прочитал — усёк отдельные фразы. Например, ещё на свежую голову — самую первую: «Вот уж кто не мыслился в почтенном возрасте!» Опять выходит: вовремя убрался. И картина Советской жизни та же: «обездоленное крестьянство», «обездоленные горожане»… И как рука поднимается в нынешнее время сплошного бандитизма и беспошлинного ограбления народа так писать о том времени! Для критика страна не измордована, не оплёвана, не разворована, не обманом, ложью и силой затащена в джунгли, кишащие гадами — она всего лишь «перестроилась», и притом сама! А Советская власть не захлебнулась кровью в Останкино и в Доме Советов, а тоже сама «исчезла», растворилась, растаяла. И автор считает, что эти джунгли как-то «срифмуются»!) с прошлыми временами. А «пока Шукшин — там», в этих временах. Вот срифмуемся, тогда и читать его опять будем.

А ныне, говорит, «мы ж на все вопросы отвечаем теперь по-другому». На все!.. Это кто же — мы? Это на какие ж вопросы? Например, на существенный вопросик: «Что делать, если население страны ежегодно убывает на 800 тысяч душ?» я лично и пятьдесят лет тому назад, когда мы в вами, Лёва, работали в «Литгазете», и ныне ответил бы одинаково: «Надо свергать правителей, судить их и ставить во главе страны разумных, честных и грамотных людей». А вы, Лев Александрович — «по-другому»! Так не таись — как? Свобода ж…

Дополз я ещё до строк о том, где, рассуждая о шукшинском романе «Я пришёл дать вам волю», критик заявил, что «при советской власти с её марксистским базисом»… Фи-фи!.. «не больно-то различались понятия свободы и воли». И вот только теперь раскумекали мы это благодаря философам прошлого. Это похоже на то, как Надежда Мандельштам уверяла, будто в Советское время не употреблялись слова «честь» и «совесть». Но, помилуй Бог, могу напомнить множество примеров ясного понимания помянутого различия, чему «марксистский базис» ничуть не мешал, но приведу лишь один, что сейчас под рукой. Ещё в 1976 году я написал стихотворение «Случай под Одессой». Это рассказ о действительном факте: Пушкин, будучи в южной ссылке, однажды удрал от всякого начальства и в чистом поле набрёл на воинскую часть, которая приветствовала его пушечным салютом. Так вот,

Он убежал за город, в поле.
И долго брёл. Какая тишь!
В душе ни горечи, пи боли.
И не свобода здесь, а — воля!
Вот руки вскинь — и полетишь…
И никаких философов прошлого не потребовалось мне.

Дальше продираться сквозь завалы и ограждения бесчисленных скобок, кавычек, многоточий, вопросительных знаков (и это писатель пишет о писателе!) я по ветхости здоровья не мог. Да так и не понял, что же всё-таки хотел автор сказать, ядро ореха-то в чём? Впрочем, возможно, он в этом и не виноват, просто у меня, не удивительно, уже одно полушарие в полной отключке.

А рядом в «ЛГ» статья «Приговор Стеньке Разину» Юрия Скопа, давно живущего в Риге. Он «с большим душевным теплом рассказывает о судьбе так и не появившегося на экранах фильма о Разине». Впрочем, фильма-то и не было.

Статья начинается с неубедительных лингвистических изысканий: «Искренность, ведь она от иска, да?» От судебного, что ли? Да ничего подобного. Она скорее от изменившегося «корня»: искоренность, т. е. слова или чувства из корня, от корня. Вот почему, говорит, в моём рассказе «требуется чего-то покрепче, может, от крови? ОТКРОВЕННОСТИ?» И опять мимо. Корень здесь не «кровь», а «кров», т. е. кровля, покров, что отбрасывается в порыве откровенности.

Конечно, такое начало подрывает интерес к статье, но учитывая, что передо мной эмигрант предпоследней волны, я дочитал её. И вот что там в самом конце: «Да, да, — свидетели имеются — тогдашний живой гений и классик Сергей Аполлинариевич Герасимов, царь и бог киностудии им. Горького, по заданию ЦК сообщил на Старую площадь, что Разин в вульгарной трактовке Шукшина разрушит привычный народу стереотип стихийного атамана и разбойника и позволит воспринимать его как сознательного бунтаря против государственной власти. Вот о чём мне поведал Макарыч». Словом, испугался Герасимов антисоветского бунта после фильма.

Но, во-первых, если есть свидетели, где они, кто они? Уж из суверенной Риги-то можно бы рассказать о деле сорокалетней давности. Никак нет-с. Молчок. И я должен верить почётному гражданину Кобленца?

Во-вторых, есть сведения, что главную роль в судьбе фильма сыграл не Герасимов, а Ермаш, председатель Госкино, что гораздо достоверней.

Наконец, в статье Федора Раззакова читаем, что в ЦК писал о «Разине» замред Госкино Владимир Баскаков: «Сценарий был признан интересным в тематическом отношении, содержащим отдельные яркие, талантливые сцены. Вместе с тем сценарная редколлегия указала на крупные недостатки сценария идейно-художественного порядка — нагнетание жестокостей, принижение образа Разина и т. п.» («Советская Россия», 23.7.09).

Да ведь и Василий Белов, самый близкий друг Шукшина, имел немало претензий: «Прочитав сценарий «Разина», я сунулся с подсказками. Моё понимание Разина отличалось от шукшинского… Он был иногда близок к моему пониманию исторических событий, но он самозабвенно любил образ Степана и не мог ему изменить». Ну а И. Ракша вообще возводит проблему на небеса: «Это не Бондарчук, а Господь не дал ему поставить фильм».

Как видим, к делу имели отношение многие люди, включая самых близких друзей. Как же можно безо всяких доказательств всё валить из-за рубежа на одного человека — крупного деятеля нашего искусства, воспитавшего многих мастеров советского кино? Впрочем, это уже вопрос не столько к иностранцу Ю. Споку, сколько к редакции газеты, цветущей под родными осинами. Вот уж если я говорю, что Юрий Поляков в порядке страшной классовой мести лишил меня в этом году бесплатной подписки на «ЛГ», которую я имел, как все московские писатели-фронтовики, то я это могу доказать. А тут?

Известно, что неприятелей и прямых врагов у Шукшина хватало, могли найтись и на «Разина»… Иные не угомонились даже после его смерти. Вот что писал, например, Фридрих Г…штейн, ныне покойный, в статье «Алтайский воспитанник московской интеллигенции», имевшей подзаголовок «Вместо некролога»: «Что же представлял из себя этот рано усопший идол? В нём худшие черты алтайского провинциала сочетались с худшими чертами московского интеллигента… В нём было природное бескультурье и ненависть к культуре вообще, мужичья сибирская хитрость Распутина, патологическая ненависть провинциала ко всему на себя не похожему, что закономерно вело его к предельному даже перед лицом массовости явления, юдофобству. От своих приёмных отцов он обучился извращенному эгоизму интеллигента, лицемерию и фразе, способности искренне лгать о вещах, ему незнакомых, понятиям о комплексах, под которыми часто скрывается обычная житейская пакостность».

В 1999 году (Господи, десять лет пролетело!..) Василий Белов прислал мне небольшую, но интересную и хорошо изданную в Вологде книжечку с портретом Василия Шукшина на передней обложке, а на задней его же слова: «Кто бы ты ни был — комбайнёр, академик художник — живи и выкладывайся весь без остатка, старайся много знать, не ходи против совести, старайся быть добрым и великодушным — это будет завидная судьба». Такой и была судьба самого Шукшина.

Книжечка издана к 70-летию со дня рождения писателя, называется она «Светлые души». Это сборник лучших рассказов, поступивших на конкурс его имени. Тут рассказ и самого В. Белова, вернее, отрывок из воспоминаний: как он ходил к Леониду Леонову, как напечатал в журнале «Молодая гвардия» очерк о своей руководящей работе на комсомольской ниве, как ликующий и гордый пришёл в издательство получать первый в жизни литературный заработок и как вдруг… из неприкрытой двери отдела очерка услышал сказанные под добродушный смешок сотрудницы отдела Лили Русаковой слова завотделом Георгия Давидьянца: «Филипок пришёл…».

Я тогда как раз работал в журнале, что, видимо, Василий вспомнил и это побудило его прислать книжечку мне. Он писал в ту пору не только комсомольские очерки, но и комсомольские стихи. Помню, одно из них заканчивалось восклицанием о том, что ради каких-то советских ценностей:

Мы и жизнь не жалели,
А не то, что любовь!
Отдел критики, который я возглавлял, находился в одном кабинете с отделом поэзии, которым тогда руководил Владимир Котов, позже Владимир Цыбин — царство им небесное! — и когда комсомольский поэт заглянул к нам, я сказал ему:

— Вася, что ж ты так о любви-то? Вся мировая поэзия всегда прославляла её, нередко ставила даже выше жизни, а у тебя…

Он задумался…

Но это к слову, а в воспоминаниях меня поразило, как обидел его этот «Филипок»: «Значит, я для них всего лишь герой толстовского рассказа, и это меня приютила всемогущая «Молодая гвардия»! Сердце вдруг застучало… Да, мой рост не позволял стоять на правом фланге, когда дивизион выстраивался на поверку, только ведь и Дави-дьянцростом был ничуть не выше…» Но это не утешало. Куда там! «Всего лишь двумя словами я был низвергнут с какой-то солнечной высоты, с гомеровского Олимпа! Будущее померкло… Задуманная повесть представлялась теперь никому не нужной и графоманской. Наверное, зря я выбрал этот Литературный институт, этот жизненный путь…» Вот даже как!

Но — «женская жалость Лили Русаковой показалась мне приторной, я терпеть не мог даже некрасовской жалости к так называемому «угнетенному» классу — крестьянству…» Не верит он, что класс этот был угнетенным, не желает верить! И дальше: «Слёзные надрывы «Орины — матери солдатской» или «Несжатой полосы» были для меня совсем неприемлемы». Ещё удивительней… Какие надрывы? В обоих стихотворениях речь идёт о болезни и смерти, в первом — от восьми лет солдатчины, во втором — от непосильного крестьянского труда, в первом — смерть оплакивает родная мать, во втором — сама природа. Что тут неприемлемого?

Отношение к Некрасову прямо враждебное: «ярославский барин, крестьянский плакальщик»… Впервые слышу такое от писателя-деревенщика. Вот через сколько поколений вылезла классовая вражда крестьянина к барину. Но ведь, дорогой Вася, почти все наши классики XIX века были барами, как мы с тобой, да и Шукшин — комсомольскими вожаками, членами партии. Все люди — дети своего времени. Действительно, Пушкин — псковский да ещё нижегородский барин с поместьями и крепостными (почитай книгу Щёголева «Пушкин и мужики»), Лермонтов возрос в имении богатейшей бабки. У Гоголя было свыше 1000 десятин земли и около 400 крепостных душ, что и давало ему возможность годами жить в Германии, Франции, Италии, Швейцарии. Тургенев — орловский барин, А Фет? А Толстой?.. И однако же первый из них пишет:

Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца…
Здесь рабство тощее влачится по браздам
Неумолимого владельца…
Напомнить, что писали другие? Но Белов не хочет знать никакое рабство нищее и никакого сочувствия и жалости к рабам. «То ли дело весёлые коробейники…» — ликует он. Да, занятно читать и петь про коробейников, но это же, друг дорогой, не крестьяне, а мелкие бродячие торговцы. Ну, маленькие абрамовичи. А вот Катя, что «бережно торгуется, всё боится передать», но, в конце концов, однако же отдала всё, что имела, — это крестьянка. Её-то не жаль?

Знает только ночь глубокая,
Как поладили они.
Распрямись ты, рожь высокая,
Тайну свято сохрани.
А ведь если Катя принесёт в подоле от этого весёлого коробейника, как сохранить «святую тайну»? Да и какая тут святость-то? У катиной сестры, у «девы» из стихотворения Пушкина остался на руках «тайный плод любви несчастной». Несчастной, но — любви! А тут никакой любви — чистая торговая сделка: ты мне — я тебе, чем богата. И вот он — через девять месяцев плод. И очень велика вероятность, что Кате выпадет то же самое, что пушкинской героине:

Склонилась, тихо положила
Младенца на порог чужой,
 Со страхом очи отвратила
И скрылась в темноте ночной.
А где весёлый коробейник? Он где-то далеко-далеко в другой губернии опять взывает к девичьей жалости:

Пожалей, душа-зазнобушка,
Молодецкого плеча!..
Сто с лишним лет тому назад горьковский Сатин воскликнул со сцены Художественного Общедоступного: «Человек! Надо уважать человека! Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!» Конечно, иная жалость унижает, но это вовсе не абсолютный закон, хотя есть и пословица «лучше жить в зависти, чем в жалости». В русском языке слова «жалеть» и «любить» стоят рядом, а порой могут и заменить друг друга. Помните у Твардовского -

…Коротка солдату ночь.
Знать, жену жалеет, любит,
Да не знает, чем помочь…
У Даля читаем: «Жаль, жалость, жальба — состраданье, соболезнованье, сочувство при чужой беде, печаль, грусть, скорбь, сокрушение». Тут же и поговорка ёмкая: «Человек жалью живёт».

И как можно не пожалеть некрасовскую Катю! Она вынуждена, у нее ничего другого, кроме дара природы, нет. А она молода, легкомысленна, хочется приукрасить себя уж не парчой даже, а хотя бы ситчиком. Вот и пошла на такой риск с бродячим абрамовичем.

Но Белов своё: «Лжёте! Мужик не любил, когда его жалеют. Русский крестьянин с древних пор был достаточно горд, спокоен, снисходителен к барину, уряднику и даже царю. Напрасно господа демократы называюткрестьянина рабом…» Выстрел мимо.

Ну, допустим, можно было снисходительно относиться к барину (хотя не совсем ясно, в чём это могло выражаться), но такое отношение не мешало ему, барину-то, пороть крестьянина, продавать, менять на породистых собак, заставлять его жену или дочь выкармливать грудью породистых щенков, погашать крестьянской семьёй, а то и целой деревней карточный долг, как когда-то тульский помещик граф Бобринский погасил такой долг уральскому горнозаводчику Демидову моими предками с берегов Непрядвы. И так мои однофамильцы появились и в Нижнем Тагиле. И это всё не рабство? Допустим, можно было загадочно-снисходительно относиться и к царю, которого никогда не видел, но и тому это не помешало, например, отменяя крепостное право, оставить крестьян без земли, а когда, скажем, 9 января 1905 года питерские рабочие, то есть вчерашние крестьяне, с хоругвями и его портретами пошли к царю искать защиты от кровососов вроде Чубайса и Черномырдина, это не помешало ему встретить их картечью. Допустим также, что можно быть очень гордым, можно не считать себя рабом, но рабство-то с древних пор было настоящее, узаконенное. И только одно утешение здесь: в реакционной России («Жандарм Европы») его отменили раньше, чем в прогрессивной Америке (статуя Свободы), где захватническое, чужеземное, иноязыкое рабство было ещё тяжелей.

Право, от суждений писателя о весёлых коробейниках да от его отрицания угнетённости крестьян на меня повеяло духом давних-предавних его стихов, упоминавшихся выше: «Мы и жизнь не жалели…».

В конце предисловия к сборнику Белов заметил: «Дорогие читатели, не судите о нашем выборе слишком сурово, как судит Ирина Ракша: «Шукшин ушёл вовремя, взяв предельную планку собственной высоты».

От таких доброжелательных критиков, которые пишут больше всего о себе, Шукшин, может быть, действительно ушёл вовремя… Но то, что он ушёл в полном расцвете творческих возможностей и что высота его была ещё далеко не исчерпана, у меня нет никаких сомнений». Прав Василий, хотя здесь стыдливо опустил сентенцию, стоящую у набожной писательницы в цитате после первых трёх слов: «У Бога нет безвременной смерти». Почему опустил? Да потому, что и сам он, былой комсомольский вожак, вдруг уверовал, что без воли Божьей ни единый волос не упадёт с головы человека. Что уж говорить о смерти…

Так вот оно что, православные! Выходит, нет причин горевать нам о смерти ни Пушкина в 37 лет, ни Лермонтова в 26, ни Есенина в 30, ни Маяковского в 37, ни Кедрина в те же 37… Они, по мысли Ракши, своё дело сделали, и Бог вернул их из дальней командировки. Да горевала ли она и о своем муже, замечательном художнике, Юрии Ракше, умершем от лейкоза в 42 года? Не должна бы… И вот её книга «Белый свет» (М. 2004), где много страниц посвящено и мужу и Шукшину, с которым она была знакома. Там и пишет: «У Бога безвременной смерти нет». Это о них обоих и обо всех усопших, разумеется.

Читаю я эту книги и диву даюсь: ведь давно знаю Ирину Ракшу, вроде по одной земле ходили, вроде в тех же домах бывали, вроде иногда в одних журналах печатались, а, оказывается, жизнь прожили в разных странах да чуть ли не на разных планетах.

Начать хотя бы с некоторых, так сказать, частностей о писателях. Ты пишешь, Ирина, что в твоей стране Достоевский сказал: «Русский человек без веры — дрянь!» (с.420). А в моей стране это сказал Никита Михалков, Достоевский же — ничего подобного. Как можно! Ведь большого ума человек был! В твоей стране Александр Блок был запрещён (с.386) и, естественно, не издавался, а кто имел его дореволюционные книги, тех, надо полагать, колесовали. В моей же стране Блока даже изучали в школе, а уж издавали-то без конца — и многотомные собрания сочинений, и дневники, и письма, и воспоминания о нём, а критическая литература о его творчестве — это же книжное море!.. Но интересно, это кто ж у вас запретил Блока — не Георгий ли Марков, который, оказывается, был в вашей стране членом Президиума ЦК и, конечно, имел большую власть? У нас ему это не удалось бы, ибо тут он был всего лишь членом ЦК. А это земля и небо!

Если обратиться к вопросам более важным, чем афоризмы и должности некоторых писателей, то различие наших стран оказывается еще глубже. Ты пишешь, что до революции твоя родина была «полоумной страной» (с.379), а революция и вовсе её убила (с.375), и настало «чёрное время», потянулись одно за другим «черные десятилетия» (с.328, 392), и в стране всё вершили, естественно, черные люди. В подтверждение этого цитируешь милейшую мадам Гиппиус, которая задолго до революции и до всех нынешних абрамовичей приобрела квартиру в Париже, куда в 1918 году и укатила с обоими сожителями: «Тем зверьём, что зовутся «товарищи» обескровлена наша земля». Впрочем, это помягче твоего: обескровлена, но не убита всё же.

Рассказывая о своём послевоенном иссиня-чёрном детстве, вспоминаешь с негодованием: «После войны в голодовку 46–47 годов, чтоб как-то прокормиться, моя интеллигентная красивая мама стала «на выезд» преподавать музыку» (с.356). Это, конечно, возмутительно: интеллигентка, а вместе с народом ей голодно. Это ни на что не похоже: красивая, а вынуждена работать да ещё «на выезд». Но, между прочим, в той стране, где я теперь живу, и сейчас есть интеллигентные красивые дамы, работающие именно так. Однако, горькая судьба твоей мамы имеет объяснение: как я понял из рассказа, красивая мама родила тебе братца не от твоего некрасивого папы, а от какого-то красивого женатого дяди, папа шибко осерчал и ушел. Я не осуждаю ни её, ни его, но что красивой маме оставалось делать, как не идти работать?

Ещё уверяешь, что в твоей стране «учили, что всё хорошее, настоящее началось с 1917 года» (с.360). С ума сойти! Да неужто уверяли, что, например, железная дорога Москва-Петербург, или таблица Менделеева, или поэма «Медный всадник», как и сам всадник, или Первый концерт Чайковского — всё это появилось после Семнадцатого года? Зверюги! Просто зверюги. А у нас — ничего подобного. Наоборот. Никто не скрывал, что крещение Руси произошло задолго до Октябрьской революции безо всякого решения ЦК, что Наполеона изгнали не Жуков и Рокоссовский, а Кутузов и Барклай, что тот же Пушкин не был членом ордена Ленина Союза писателей и т. д. Нет, не таили!

Естественно, тебя возмущает и то, что в твоей стране «было опасно иметь в доме икону, крестить детей, украшать к Рождеству елку, и уж тем более молиться и ходить в церковь. Это было тогда чревато гибелью карьеры и даже вообще гибелью, тюрьмой, смертью. Мы, с трудом выжившее поколение, никогда этого не забудем» (с.328). Как забыть такое чёрное время! Но церкви-то, значит, всё-таки работали? Выходит, хотя бы ценой головы можно было сходить и помолиться, и поставить свечечку за упокой собственной души, и младенчика окрестить. К тому же в одном вопросе однажды вышло послабление: «Запрет на ёлки был снят. В конце сороковых Сталин вдруг разрешил ёлки…»

Я прочитал это с изумлением и глубоким сочувствием к тебе, Ирина, как представителю чудом выжившего поколения той чёрной страны. В моей ничего подобного и близко не было. Начать хотя бы с ёлки. Ведь затея-то эта не русская и не православная, а католическая, пришла к нам из Германии вместе с бесчисленными немецкими принцессами, ставшими жёнами наших царей и великих князей. Произошло это только во второй половине XIX века. Нет же никаких ёлок ни у Пушкина, ни даже у Толстого при всём обилии у них разных балов и праздников.

Явившись из Германии, ёлка хорошо прижилась в стране, богатой еловыми лесами. А запретили её… Ну, надо думать, не запретили царским рескриптом, а стали осуждать и отринули в 1914 году, когда началась германская война. И было это при активнейшем содействии церкви, Синода. Ничего удивительного, если тогда в антинемецком порыве даже столицу переименовали на русский манер.

После революции эта тенденция царского времени сохранилась. Но опять же — никакого официального запрета, а просто — «не приветствовалось», а порой и высмеивалось. Так, Маяковский язвил:

И граждане, и гражданки,
в том не видя озорства,
превращают елки в палки
в честь Христова Рождества.
Но ведь точка зрения поэта была ни для кого не обязательна, тем более, что сам Ленин, глава правительства, заявил публично: «Я не принадлежу к числу поклонников таланта Маяковского». Более того, словно в пику поэту атеист Ленин, как известно, устроил в Сокольниках для детей ёлку, да не на Новый год, а именно на Рождество.

У вас, говоришь, Сталин додумался разрешить ёлку только в конце сороковых годов, а у нас ещё с середины 30-х годов справляли её всюду, начиная с Колонного зала, а потом и Дворца съездов, и кончая самыми бедненькими клубами и детскими садами. А уж после войны-то!.. В твоей же чёрной стране, оказывается, и после войны за ёлку могли к стенке поставить. Какой кошмар! Кто из твоих друзей пал жертвой такого зверства — не Стаднюк ли? Не Носов ли? Не…

И за крещение детей, оказывается, — высшая мера. А у меня так было. Родители, видимо, не думали крестить, время шло, но приехал дед из деревни и окрестил. И представь, живым уехал обратно. И мать не расстреляли, и карьера отца-коммуниста никак не пострадала. И тётя Тоня, моя крёстная, дожила до старости.

И пасху в вашей чёрной стране справляли тайно: «Мама поплотнее задергивала шторы, на дверь накидывала крючок, мы полушепотом читали «Отче наш»… На клеёнке, чтобы не запачкать, расстилались газеты (конечно, с портретами вождя в каждой)… Но если кто-то нежданно стучал в дверь, мама тотчас прикрывала всё это полотенцем» (с.329). Какой ужас!

А я и до войны, и много лет после жил в Измайлове, в доме, мимо которого шла дорога к старинной церкви, и школа моя была рядом с ней. Так до сих пор помню в предпасхальные дни вереницы аккуратно одетых старушек, с куличами на тарелках, в белых платках направлявшихся святить куличи. И никого не хватали, ни одну бабульку не волокли на Лубянку.

А портреты вождя у нас в газетах тоже бывали, но уж не в каждом номере, а по праздникам, по каким-то важным юбилеям. Не сравнить с тем, что ныне. Теперешние-то вожди не только в газетах, а ещё и с экранов телевидения именно каждый день, включая воскресенье, глаза мозолят. Что Путин с Медведевым, что Грызлов с Мироновым…

Да, черное детство было у тебя. Да ведь и зрелые года не светлей: «Удушающий страх окутывал нас, как болотный туман. Мы молчали, не могли высказаться. Страх сковывал, как взгляд змеи лягушку» (с.419). Однако, как ни сковывал, а лягушка «бесконечно много работала. Летала и ездила по стране без оглядки. Писала в газеты и журналы (лягушачьи) рассказы, повести, очерки и статьи, работала для радиостанции «Юность», издавала книги (для лягушек). А платили нам гроши… Правда, по рекомендации Михаила Светлова была совсем юной принята в Союз писателей» (с.411, 419).

Тут позволю себе только два-три дружеских замечания, ангел небесный. Во-первых, в чёрный Союз писателей тебя, светлую душу, приняли не совсем юной, не в шестнадцать лет: ты до этого прожила в чёрной стране уже 32 чёрных года и давно была мамашей.

Во-вторых, если не давали высказаться, обрекали на молчание, то что же было в твоих двадцати книгах и в фильмах по твоим сценариям? Хорошо бы пояснить.

В-третьих, кто же держал тебя в жутком болотном страхе? И как можно тебя запугать, такую отчаянную, что «часто вызывала огонь на себя»? (с.419). Я, правда, этого огня никогда не видел и не слышал.

Наконец, должен признаться, что даже сейчас я не могу сдержать возмущения: почему тебе и твоему замечательно талантливому мужу (ведь ты пишешь «нам») везде платили гроши?! Позволю привести один примерчик из собственной жизни. В 1986 году в издательстве «Молодая гвардия» у меня вышла книга «Эоловы арфы». Я получил за неё восемь с чем-то тысяч. Что это за деньги? За свою приличную двухкомнатную квартиру с трехметровым потолком я заплатил шесть с чем-то. Значит, гонорара за одну книгу (правда, она довольна большая и тираж 200 тысяч) хватало на хорошую квартиру да ещё и на мебель для неё. Как же ты ухитрилась лет на десять раньше меня на гроши отгрохать роскошную квартиру и обставить её наподобие филиала Лувра в одной комнате и Елисеевского — в другой? Значит, были какие-то светлые лазеечки в вашей чёрной стране?

Нет! — кричит что есть мочи, — «жизнь наше была бедна и трудна. Всегда не хватало денег… вечное безденежье…»

И вообще все в стране было кошмарно: «Трагедия советских десятилетий в том, что полстраны — не профессионалы. Правители — неучи. Крестьян разучили пахать, врачей — лечить, рабочих — работать… Таланту никогда не помогали, наоборот — унижали и давши (с.421, 424)…

Подумать только! Изуверы!.. Но тут два вопроса. Во-первых, как же тебе (уж не говорю о муже) при твоей вопиющей и ненавистной властям талантливости удалось окончить обычную школу да ещё и музыкальную, а потом — Институт кино да ещё Литературный, печататься в диссидентской «Юности» да еще и в русофильской «Молодой гвардии», стать членом Союза журналистов да ещё и Союза писателей, получать премии в профсоюзной газете «Труд» да ещё и правительственных «Известиях», прославлять певца Первой конной армии Буденного и ходит в гости к патриарху (тут и фоточка) — вот как? Да что там! Ведь даже планету, что телепается где-то между Юпитером и Марсом, учёные России и США нарекли твоим небесным именем. Уж куда дальше! И в Америке прославлена! И в космосе утверждена! Учёные обоих полушарий ночи напролёт мозговали, как её порадовать. Ну вот каким образом такое изобилие даров благоденствия? Ответ твердый: «Всё это не благодаря, а вопреки!» Прекрасно!

Вопрос второй: насквозь видя всю мерзость чёрной жизни, всё понимая и негодуя, почему же ты вступила в чёрную-пречёрную КПСС? И ведь не в двадцать лет по легкомыслию, как некрасовская Катя, или за компанию, как, допустим, я на фронте, а когда уже хорошо шагнула в пятое десятилетие. Может, дубьём загнали или на аркане приволокли? Но кто мог — ты же, перебиваясь на гонорарные гроши с хлеба на воду, нигде не работала в штате? Никакого над тобой начальства.

Может быть, хотя бы теперь чёрный партийный билет защищал тебя от чёрного коммунистического зверства?

Ха! «Меня вычёркивали из всех издательских планов, из списков на премии или награды, на поездки и льготы. И фамилия моя им не нравилась» (с.418). А что фамилия? Пушкин с гордостью писал:

Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил.
Разве Рача лучше, чем Ракша? Думается, что всё-таки не за это вас, Ирина Евгеньевна с Александром Сергеевичем кое-кто не любил. Скорей всего, именно за великой талант.

«И была я москвичка, а не деревенская… И не пущали…». А что, деревенским предпочтение было, их пущали, куда угодно и давали, что угодно? Сама же пишешь о деревенском Шукшине, да ещё с каким презрительным негодованием: «Литературный генерал Марков, председатель Комитета по Ленинским премиям (он им никогда не был — В.Б.), наконец удостоил Шукшина премии. Проголосовали-таки. Конечно, посмертно. Когда «Калина красная» потрясла весь мир. Не дать просто было уже невозможно» (с.406).

Негодуешь так, словно то была единственная и горько запоздавшая премия. А ведь это притворное негодование. Ещё в 1967 году Шукшин получил премию имени братьев Васильевых, через год — звание заслуженного деятеля искусств, ещё через год — Государственная премия СССР, дожил бы до пятидесяти — уж наверняка получил бы орден Ленина, если не Золотую Звезду Героя. О чём шуметь-то?

И тут мы подходим к главному. Ракша пишет, что в её черной стране «чтобы снять фильм, опубликоваться, мы, как и все, должны были «бороться», хитрить. И потому, как могли, мы осваивали Эзопов язык». Ну, «бороться» — это естественное дело. За каждую вещь в той или иной форме и степени приходится бороться всем. Вот парочка собственных свежайших примеров. Недавно послал я в «Правду» большую обстоятельную статью о глупостях, что обильно пишут патриоты о Сталине, а они, не сказав мне ни слова, взяли и напечатали безобидный хвостик. Послал я им письмецо: «Хамство!» Вот и вся борьба. Не удалась мне и борьба с «Алгоритмом» за издание сборника стихов. Слава Богу, нашлись доброхоты в Пензе. А ты, что же хотела, чтобы приходили домой за твоими рукописями, а потом приносили авторские экземпляры и гонорар? Нет, голубушка, так только у Ахмадуллиной.

Так что борьба — это нормально. Но Эзопов язык? Но хитрости? У Шукшина есть одна эзопова вещь, но ты-то приведи хоть единый примерчик из своих обильных писаний или из работ своего мужа. Одни заголовки твоих книг чего стоят. «Катилось колечко» — это что, эзопов намёк на будущее «Красного колеса»? «Ужин тракториста» — тут ты ловко обличаешь пышные пиры советской бюрократии? «Далеко ли до Чукотки?» — напоминание о ГУЛА-Ге? «Солнышко, здравствуй!» — замаскированное приветствие Ельцина? «Голубочек мой ясный» — имеется в виду Чубайс? И дальше такая же чепуха на постном масле.

А вот это сущая правда: «Мы зачитывались книгами Анатолия Рыбакова, Даниила Гранина, Юрия Трифонова. Прощали авторам и посредственность языка, и художественную ординарность. Выискивали в подтексте отчаянные, как подвиг, близкие нам честные мысли, крупицы правды. Найдя, радовались взахлёб, цитировали. Подтекст становился текстом. Вообще наше поколение осуществлялось не благодаря, а вопреки. И собирались по кухням не только единомыслием, но ещё и от тайного страха…» (с.396).

Да, кроме «вопреки», тут всё достоверно. Именно так копошились вы на кухнях, выискивали близкие вам антисоветские фиги в кармане, считали их подвигом и взахлёб радовались. Верно и то, что никакой настоящей литературы вам не надо было, вам её заменяли фиги, особенно если они были со сливочным маслом и хорошо поперчены. А сами вы на антисоветские фиги были неспособны — страшно!

Но я уверен, что Юрий Ракша о фигах и не думал. Невозможно представить, чтобы и Василий Шукшин вместе с тобой копошился, выискивал и ликовал. Ты права: «Шукшин, уж если говорить честно (уж если хоть разочек! — В.Б.), никогда не был вместе со столичной литературной и киношной элитой (той самой — фиговой, позже предавшей народ. — В.Б.). Он ей не доверял, был к ней насторожен, как-то её опасался, остерегался. Он словно был другой «группы крови» (с. 398).

Да, он — другой, но ты — одной. Это же с ними ты тогда выискивала антисоветские фиги, а теперь объявила и дореволюционную Россию полоумной страной и Советское время — черной дырой, из которой «с кровью выдираемся» ныне благодаря демократии (с. 428).

«Сегодняшние элитарные «шестидесятники» — поэты, режиссёры, постоянно мелькающие на ТВ (порой эмигранты), вспоминают, как откровения, минуты встреч с Шукшиным. А ведь он с ними вместе никогда не был. Рядом был, да. А чтобы вместе, чтобы «внутри» — никогда» (Там же). Увы, свет очей моих, ты тут сказала и о себе: рядом — был, но вместе, «внутри» — никогда. По другому случаю ты это и сама признаешь: «Нам с Юрой довелось знать его долгие годы. но… неблизко» (с.429).

Никогда ни к чему не следует преувеличивать свою близость. В том числе, и к Божьей благодати. Ракша много говорит в нынешних книгах о своей религиозности. Как говорится, без Бога не до порога. Она, оказывается, председатель приходского совета одной из Московских церквей, а вот и фотка, на которой она рядышком с покойным патриархом Алексием, а на стене — лик Спасителя. Замечательно!

Но есть некоторые обстоятельства, заставляющие призадуматься. Так, на вопрос журналиста, кого или что она больше всего не любит, Ракша решительно заявила: «Безбожников!» Как же так, Ирина? Ведь неверущие должны быть в твоих глазах несчастными заблудшими людьми, гибнущими, обречёнными, потому заслуживающими твоего особого внимания, заботы и сострадания. Разве не так? Разве патриарх говорил тебе другое?

Ещё более смущает такое признание: «У нас в семье для новых знакомых всегда был тест. Как говорили в шутку — «проверка на вшивость». «Как относишься к Богу? Как — к животным?..» Господи, да это же не просто поразительная для писательницы бестактность — лезть каждому знакомому в душу, это сущее богохульство: игра в религиозность, тест на веру, Бог и животные в одном ряду да ещё шуточка насчёт вшивости… И как же поступали с неверующими? Судя по ответу журналисту, вы их просто не впускали в свой дом или выгоняли. Спаси, сохрани и помилуй!..

Сейчас весьма нередки случаи, когда дети умерших родителей, вдовы и другие родственники усопших подмалёвывают их образы под нынешнюю демократическую моду, особенно религиозную. Уверяют, например, что во время войны Сталин советовался не только с маршалами Жуковым, Василевским и другими военачальниками, но ещё и с неким старцем Илией, обитавшем в Ливанских горах, в пещере; что тот же маршал Жуков всю войну возил с собой икону, хотя никто её не видел… Сдаётся мне, на такой манер подмалевала Ирина Ракша образы своего мужа, в частности, представив его участнитм «проверки на вшивость», и Василия Шукшина, в частности, наделив его отвращением к Павлику Морозову. Он будто бы сказал однажды: «У нас с любовью к родителям, с почитанием — туго. Мы Морозовых Павликов дети» (с.399).

Орда демократов изображает Павлика мерзавцем, предавшим своего невиновного беспорочного папочку. Именно в таком смысле его имя и упомянуто в приведенной цитате. Но у Шукшина не было никаких оснований для уподобления себя этому образу. Он был очень заботлив к матери, как только было можно — навещал, часто писал ей теплые письма, построил для неё на первый большой гонорар новый дом… С какой же стати он будет сравнивать себя с человеком, изображаемым предателем? Да и образ-то такой слеплен и пущен в оборот Алминским, Альперовичем, Феофановым уже после смерти Шукшина.

И тут опять встает вопрос о «проверке на вшивость». Если даже допустить, что Павлик Морозов не встал на защиту матери, которую заодно с детьми отец избивал и бросил, уйдя на глазах всей деревни к другой, если даже допустить, что подросток грешен перед отцом, то ведь плату-то с него взыскали наивысшую — жизнь! Да ещё прихватили жизнь младшего брата. И это притом, что отца-то, секретаря сельсовета, осудили на несколько лет за спекуляцию фальшивыми справками. С точки зрения верующего человека не искупил ли подросток свой грех с немалым перебором? Можно ли такого мальчишку презирать, ненавидеть, делать чудовищем?

На подаренной книжке Василий Белов написал мне: «Володя, живи дольше!» Живу, дорогой Вася, живу. В День Победы ещё до Театральной добираюсь. А расхраблюсь — и до Лубянской — трюх-трюх, трюх-трюх… Дай Бог, и тебе то же. Ибо без нас некому уже устроить настоящую проверку ни на вшивость, ни на лживость.

И глупость и предательство

Когда мне говорят «Победа!»,
Я вижу Сталина в Кремле.
Семён Гудзенко. «9 мая». 1946 г.

Не перестаю восхищаться бесконечной мудростью и могуществом Всевышнего. Вы посмотрите хотя бы только на то, каким выразительным обличьем наделил Он, допустим, Чубайса, Познера, Радзинского, Новодворскую, Лукина… Вглядитесь в их лица. Как сказал поэт, «тут ни прибавить, ни убавить» — на них видна вся духовная суть этих людей. Для кого может быть загадкой, допустим, лик последнего из них и сама его натура?.. Правда, иногда суть этих персон словно бы затуманивается, но в иных случаях, наоборот, становится прямо-таки пронзительно ясной, азбучно доступной.

Вот правительство Москвы решило в дни празднования 65-й годовщины нашей Победы над фашистской Германией вывесить 10 портретов И.В.Сталина, под руководством которого мы одержали эту великую Победу. Десять!.. Если взять территорию города в пределах автомобильной кольцевой дороги, то это 878,7 кв. км.(а на самом-то деле уже за 1000 кв. км, ибо город давно перешагнул за МКАД). Если в тех же пределах взять население города, то это около 10 млн. человек. Значит, один портрет приходится примерно на 100 кв. километров, то есть на площади размером в 10 на 10 километров — один портрет, и он же, 1 портрет, будет приходиться на 1 миллион жителей.

Казалось бы, такой масштаб, такую гомеопатическую концентрацию сталинизма легко выдержали бы даже многие жертвы культа личности — от Троцкого до Гитлера. Но иначе смотрят на это помянутые выше обладатели говорящих ликов. И что они закатили, как только услышали об одном портрете на миллион москвичей! Как вспыхнули, заискрили их лики! Как они визжат и катаются по полу своих кабинетов, кусая коленки!.. Тот самый любимец Козырева, американского министра иностранных дел России, который назначил его, любимца-то, нашим послом в Америке, возопил: — Победил не Сталин, а народ! О Сталине надо провести научную конференцию и выяснить, не агент ли он германского Генштаба вместе с Лениным…

Ему говорят: — Сталин всю войну был Верховным Главнокомандующим Красной Армии. Это исторический факт, который ни в какой конференции идиотов или в симпозиуме олухов не нуждается. А праздновать юбилей Победы без портретов Верховного Главнокомандующего или — загородив фанерой его могилу, а заодно и могилы маршалов и наркомов, учёных и космонавтов, как было в ельцинско-путинские времена, это значит дать всему миру убедительное свидетельство своего тупоумия, что не опровергнет никакая конференция. Ну, поломали дурака и хватит. Нет, всё демонстрируют…

Тут не совсем удачно выступил в интернете, а потом был перепечатан в «Советской России» некто Тапк:

— День Победы праздник наших ветеранов. Спрашивать надо у них…

Вы, дорогой товарищ, как и очень многие, ошибаетесь, бездумно повторяете то, что слышите с телеэкрана. День Победы — Праздник всего народа, а не только ветеранов, Праздник всей нашей тысячелетней истории. 9 мая 1945 года в обращении к народу Сталин сказал: «Вековая борьба славянских народов за своё существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией. Отныне над Европой будет развеваться великое знамя свободы народов и мира между народами». И даже все губошлёпы могут праздновать День Победы, ибо нет убедительных доказательств, что их родители служили в армии Власова или в зондеркомандах.

10 марта проблему 10 портретов Сталина на 10 миллионов жителей столицы бурно обсуждали в телепередаче «Пусть говорят». Там в самом начале диктор телевидения Алла Данько сказала: «Мы живём в другой стране, теперь насаждаются другие кумиры, главный кумир — золотой телец. А историю родины, выходит, можно и не знать». И тут как раз историк Андрей Зубов, редактор двухтомника «История России XX века» взял слово и запричитал: «Какую страну мы загубили! Какой народ мы истребили! За что мы эту власть любили!..» Я вначале не понял, почему он говорит «мы». Но потом сообразил: видимо, невольно и подсознательно Зубов говорил не о сталинском времени, а о нынешнем: да, ныне страну и народ губят, и такие именно деятели, как этот историк, и любить эту власть невозможно. А тот «истребленный народ» разгромил мировой фашизм и создал сверхдержаву, что едва ли достойно показано в зубовском двухтомнике..

Вот, говорит историк, недавно я встречался с писателем Граниным. «Как люто ненавидит он Сталина за то, что он искорёжил всю его жизнь». Господи милостивый, ещё одна жертва культа, ещё один искорёженный, но живой… А как же именно Сталин корёжил его житуху? Гранин родился в небольшом селе Курской области в бедной еврейской семье, но получать высшее образование поехал в 1934 году не в Курск, что рядом, а за тысячу верст — в Ленинград. Смог бы сделать это в царское время провинциальный юнец по фамилии Герман? Ещё и в Курской-то области едва ли довелось бы жить — черта оседлости! Печататься еврейский мальчик начал в 18 лет, на десять лет раньше графа Льва Толстого! И что, тов. Сталин тотчас раскритиковал его сочинения или даже запретил печататься? Нет, тов. Сталин терпеливо молчал. На фронте Гранин вступил в партию. А в 1949 году, когда шла памятная «борьба против космополитизма», в которой пострадали иные его соплеменники из числа литераторов, Гранин печатает рассказ «Вариант второй», позволивший ему считать себя уж совсем писателем. А дальше — книга за книгой.

Но заметьте: вождь искорёжил Гранину «всю жизнь». Ему сейчас уже за девяносто. Сталин умер 57 лет тому назад, но все эти 57 лет тиран продолжает корежить жизнь несчастного писателя. Как? Да, видимо, именно он приказывает с того свете издавать бесчисленные книги Гранина, собрания сочинений, давать ему самые высокие должности, осыпать орденами (всего с дюжину, одних Ленина — три), премиями (не меньше орденов), дарить квартиры… Вот так они и малюют ужасы ГУЛага, искорёженные советской властью жизни, загубленные судьбы…

Однако же, если сказать прямо, то более благополучного, чем Гранин, или, как ныне говорят, продвинутого писателя за последние сто лет в России и не было. Как же ему не пукать до 93 лет от ненависти к Сталину! Видимо, в этом секрет его долголетия…

После Зубова мы услышали председателя Ассоциации жертв репрессий Сергея Волкова. Я, говорит, юнцом пришёл на завод простым рабочим, а потом стал мастером, начальником цеха, директором «и так далее», то есть, видимо, и до министра допёр, что ли. «Я был никто, я был ничем, а стал секретарём парторганизации завода, а потом и директором». Круто! В сущности, Волков это живое воплощение слов партийного гимна: «Кто был ничем, тот станет всем!» Это относится и к судьбе искорёженного курского мальчика, ставшего при Брежневе секретарём Правления СП РСФСР и лауреатом Государственной премии СССР, при Горбачёве — Героем Социалистического труда и секретарём правления СП СССР, при Ельцине — народным депутатом от КПСС и членом Президентского совета, при Путине — совестью русского народа.

А Волков добавил: «Знаете ли вы, что в Москве 25 тысяч жертв репрессий!» Я не знал и от души порадовался. Да как не ликовать: Сталин уже почти шестьдесят лет как умер, а столь многочисленные жертвы его культа до сих пор здравствуют. Да продлят небеса их дни. Вот уже скоро в ряды их Ассоциации Волков, видимо, примет и Ходорковского, и другие жертвы путинских репрессий.

А пока он продолжал: «Мой отец был никто, а ему дали десять лет ни за что!..» Какая выразительная картина эпохи: «враг народа» сидит в тюрьме, а сын «врага» делает блистательную карьеру — от рядового рабочего до директора завода и «т. д». Но всё-таки сказал бы хоть по какой статье сидел родитель, а то — как верить, будто ни за что?

Дмитрий Сорокин из Саратова, предложивший поставить в своём городе памятник Сталину, продолжил тему репрессий и обратил внимание на то, что жертвы культа, которые особенно увлечённо живописуют ужасы ГУЛага, сами ничего подобного не изведали и дожили до глубокой старости. И то сказать, ведь никто не отрицает, что были произвол, несправедливости, жестокости, но взять хотя бы известные фигуры из литературно-артистического круга, о безмерных страданиях коих уж так много и проникновенно говорят — Георгий Жжёнов, Лев Разгон, Олег Волков, академик Лихачёв, Солженицын… Только последний не дожил пять месяцев до славного Девяностолетия и официального провозглашения Совестью нации, остальные — перевалили за. Уж не говорю о том, что все (кроме Разгона) почили в Бозе обремененные ворохами орденов, премий, почётных званий и прочих даров властей. Если бы всего этого поменьше, глядишь, и ныне слушали бы их рассказы об ужасах ГУЛага вроде тех, на которые особый мастер был Александр Исаевич!

Вот лишь один примерчик из его писаний: бригада заключенных не выполнила дневной план лесоповала — загнали всех, человек пятьдесят, в избу и живьём сожгли. Его спрашивали: «А кто же на другой день план стал бы выполнять?» Он отвечал: — Вот если бы вам, как моему соседу по нарам, загнали раскалённый шомпол в задницу, вы не задавали бы дурацких вопросов.

Интересны и такие факты. Д.Лихачёв, сидевший в Соловецком лагере, рассказывал по телевидению, что когда ему надо было поработать в библиотеках (интеллектуал же!), ему давали «увольнительную» и он ехал в родной Ленинград, работал в Салтыковке, ходил по театрам, музеям, вернисажам, а через две-три недельки возвращался на ужасные Соловки. Это он рассказывал в советское время, а после контрреволюции однажды уверял, что был случай, когда его вдруг решили расстрелять. За что? Видимо, за чрезмерную любовь к библиотекам и театрам. И что же? А мне, говорит, пригодился опыт детства, когда мы играли в казаков-разбойников, — я спрятался за поленницу дров, меня и не нашли, хотя искали с собаками, ну, а потом и забыли обо мне… Вот так и на свободе уже в 1941 году, когда началась война, Лихачёву тоже пригодился опыт детства: ему было 34 года и он подлежал мобилизации в первый же день войны, но опять так надёжно спрятался за поленницу в Пушкинском доме, что не нашли. И прятался все четыре года. А потом получил Сталинскую премию и стал академиком. Как же ему не проклинать Сталина! А остальным, кто, как Жженов, Разгон и Волков, всю войну просидевшим в лагерях? Их «сталинские репрессии» спасли от большой вероятности оказаться в скорбном сообществе 27-ми миллионов. Всю жизнь им благодарить надо было судьбу, а они туда же: тиран! Антропофаг!.. Разгон рассказывал даже, что в день смерти Сталина пир закатил…

Тут вышел из-за кулис легендарный борец против сталинофобов Юрий Мухин. Он — свежайшая жертва «путинских репрессий». Совсем недавно ему влепили два года каторги. Но так как ныне даже убийцам, как правило, дают срок условный, то и ему — два года условно с запретом заниматься профессией.

Все ожидали, что он скажет что-нибудь в таком роде: «Десять портретов? Позор! Надо десять миллионов! Каждому москвичу — персонально!» А он вдруг сказанул: «Я категорически против портретов Сталина в День Победы. Права Алла Данько: мы живём в другой стране. Об этом и Медведев всё время шепчет нам на ушко. Да, в другой. И кумиры у вас другие — Собчак, Новодворская, Чубайс… Вот их портреты или чучела и вешайте. Можно вверх ногами. Собчака — на крематорий, Новодворской — на всех салонах красоты, их в Москве 1286, чучело Чубайса — на Красной площади, на Лобном месте…»

Этой вполне конструктивной речи не выдержал гладкий красавец Александр Брод, если не ошибаюсь, американец из города Броды, что на Западной Украине, недалеко от Львова: — Скажите спасибо, что вас приглашают на такие передачи, дают возможность высказаться. В другие времена вы уже давно были бы в местах…

В какие времена за такую пламенную любовь к Чубайсу можно было бы оказаться в местах? Видимо, в те мечтаемые времена, когда у власти оказался бы уж совсем один сброд.

Красавца Брода перебил некто Усков, не очень красавец: — Я страшно рад, что рухнула Советская империя. При ней была уничтожена деревня!..

Этот ярый деревенщик повторял недавнюю премьерскую чушь Путина, пущенную им в сеансе общения с любимым народом: «С 1924 по 1953 год страна изменилась коренным образом: из аграрной превратилась в индустриальную». Каким образом «изменилась» — сама собой? Как «превратилась» — по воле Божьей? Сказать, что по воле всего народа и под руководством коммунистов, он боится: кондрашка хватит. Вместо этого лучше в могилы покойных коммунистов камень бросит: «Правда, крестьянства не осталось» (КП.4.12.09). Вы подумайте, совсем не осталось! Ну, этого-то оратора понять можно: сам деревню добивает и хочет свалить всё на Сталина, при котором сельское население составляло, например, в 1940 году — 67,5 % и существовало 237 тысяч колхозов. Я помню это и по войне: в нашей роте большинство составляли колхозники: Коровин, Ушаков, Устименко…. Правда, ни одного из колхоза им. Путина.

Участник войны Петр Кондратьевич Сябро, в юности переживший в селе Черногорка Харьковской области оккупацию, рассказал в эти дни на страницах «Советской России»: «1941 год выдался особенно урожайным. На наши богатства и зарились оккупанты, из этого расчёта не стали разорять колхозы. Коли они хорошо работают — зачем? Сохранили все порядки. Председателем был инвалид, и его не тронули. Но уж зато всё отобрали» (20.3.10). И какими же надо быть болванами или ненавистниками родины, чтобы разрушить то, эффективность чего сразу же поняли даже злобные захватчики-чужеземцы!

И ведь в 1984 году, т. е. даже накануне второго гитлеровского нашествия, в стране было 26,6 тысяч колхозов и 22,5 тысячи совхозов, 10,1 тысяча межколхозных организаций. Уменьшение числа колхозов произошло за счёт их укрупнения и превращения в совхозы. Тогда жили и работали на селе почти 25 млн. человек. А сколько ныне, уважаемый? Сколько вы с Ельциным уничтожили колхозов?.. Так вот, враньё Путина, говорю, понять можно, но этот Усков-то чего лезет! Только из любви к начальству.

Движимый этим неодолимым чувством опять возник директор «и т. д.» Волков. Перестаньте, мол, перечить. «Есть же президент Дмитрий Анатольевич. Он 30 октября в обращении к дню памяти репрессий сказал: Сталин преступник!» И сослался на великого праведника Солженицына. Что, мол, вам ещё надо, коли сам президент, сам всенародно избранный…

В сей драматический момент объявилась Ирина Яровая, депутат Госдумы то ли от «Единой», то ли от «Справедливой». И опять: — Все эти (путинско-медведевские) годы День Победы праздновался без портретов Сталина, а теперь, когда ветеранов осталось совсем мало, вдруг портреты. Зачем? Почему? Где справедливость?..»

Во-первых, мадам, День победы, повторю специально, чтобы вы передали Грызлову или Миронову, это праздник всего народа, даже ваш лично, если вы попали в Думу не за взятку, как рассказывал о фактах подобного рода сам тов. Медведев. Во-вторых, в народных демонстрациях в этот День мы всегда несли портреты и Ленина, и Сталина, и Жукова А вы, как видно, на демонстрации не ходили, сидели под колпаком или отмечали этот день, если вообще отмечали, только на банкетах в кругу лиц, которых президент подозревает в нелегитимности.

«Я абсолютно убеждена, — продолжала думская дама, — что это победа советского народа, советских солдат, а не Сталина». Господи, и такие погремушки сидят в Думе, решают наши судьбы… Никому нет никакого дела, в чём вы, мадам, убеждены, даже абсолютно и даже вместе с Мироновым и Грызловым. Все трое вместе вы не в силах сообразить, что одна мысль влечёт за собой другую, что, отвергая роль Сталина, вы одновременно оправдываете Гитлера: ведь он, если взглянуть на ваше абсолютное убеждение с другого конца, абсолютно ни в чем не виноват, ибо не сам же с обрезом в руках напал на нашу страну, а немецкие генералы, немецкая армия, немецкие, венгерские, румынские, финские и многие другие солдаты. Вот их всех и надо было тащить в Нюрнберг, да? А Гитлер дурачок перетрусил и застрелился. Да вы бы его непременно защитили. Вот же адвокат Резник сожалеет, что не занимался делом Чикатилы:

— Я бы его защитил!..

И потом, мадам, я абсолютно убеждён, что вы плохо учились в школе, никогда не интересовались Пушкиным и не читали его знаменитое стихотворение, посвященное М.И. Кутузову. Вот это:

Перед гробницею святой
Стою с поникшей головой…
Всё спит кругом.
Одни лампады
Во мраке храма золотят
Столпов гранитные громады
И их знамён нависший ряд.
Под ними спит сей властелин,
Сей идол северных дружин,
Маститый страж страны державной,
Смиритель всех её врагов,
Сей остальной из стаи славной
Екатерининских орлов.
В твоём гробу восторг живёт!
Он русский глас нам подаёт,
Он нам твердит о той године,
Когда народной веры глас
Воззвал к святой твоей седине:
«Иди спасай!» Ты встал — и спас…
Сталин и был таким маститым стражем державы, смирителем её врагов. И какое счастье, мадам, что вы не жили в пушкинское время. Вы и тогда были бы на каком-нибудь высоком посту, возможно, — членом Государственного Совета, Синода или шефом Третьего отделения. Вы непременно выступили бы по первой программе телевидения и сказали об этом стихотворении: «Неправда! Врёт «потомок негра безобразный». Я абсолютно убеждена, что Россию спас не Кутузов, а народ. Сбросим Пушкина с парохода современности! Швыдкой, на помощь!» А Швыдкой тут как тут…

А Яровая (не зря ж такая фамилия!) опять: «Ни в коем случае нельзя приватизировать Победу в одном образе Сталина!» Да какая же это приватизация, матушка, — десять портретов! Вот изданная к 60-летию Победы иллюстрированная энциклопедия «Великая Отечественная война». Издание роскошное — 67,2 печатных листа, большой формат, твердая в золоте обложка, мелованная бумага, красочные иллюстрации и военные карты. А открывается книга портретом… Кого бы вы думали, мадам, Сталина? Или групповым портретом маршалов? Нет, почти во всю страницу — загадочно-самодовольно улыбающийся товарищ Путин. Тираж книги 5000 экземпляров. Вот и сопоставьте: 10 портретов действительного Верховного Главнокомандующего в годы Великой Отечественной войны, и 5000 портретов человека, не имеющего к этой войне никакого отношения, 10 портретов победителя Гитлера и фашистской Германии, которые повисят лишь несколько дней, и 5000 портретов победителя Саакашвили и вчерашней Советской Грузии, которые (портреты) можно хранить хоть триста лет. А сколько ещё портретов этого же руководящего товарищи! Вот уж приватизация так приватизация… Надо думать, сейчас книгу переиздадут в том же виде. Может, заменят портрет Путина портретом Сердюкова или даже Чубайса? Посмотрим…

Вдруг 13 марта в телепередаче «Постскриптум» возникла Светлана Алексеевна Ганнушкина. Я её впервые увидел и услышал, но, оказывается, в каких-то кругах она имеет очень большой вес, и кто-то выдвигает её в этом году на Нобелевскую премию мира. И она может встать в ряд между Горбачёвым и Обамой. Ни фига себе! Тут не шути. Герои живут рядом, а мы и не знаем о них.

Ну, вначале мадам сочла нужным в 1001-й раз повторить в форсированном тоне несколько замшелых банальных глупостей: — Победил не Сталин, а народ. Победил не благодаря, а вопреки Сталину!

Говорила он так уверенно, словно и сама-то родилась не благодаря, а вопреки самозабвенным стараниям своего батюшки. Впрочем, кто знает, может и так.

Но потом — нечто свеженькое, пиарное: — Фигура Сталина настолько зловеща, что если бы враг пришёл иначе, его бы поддержала определённая часть населения, что в некоторых случаях и произошло…

Так вы полагаете, мадам, что фашисты могли «притти иначе» — без грабежей и расстрелов, без душегубок и виселиц? И тогда бы «часть населения» а, судя по всему, и вы лично как ненавистница Сталина поддержали бы пришельцев? Но, мадам, во-первых, они не пришли, как вы деликатно выражаетесь, а, разорвав два государственных договора, гарантировавших мирное соседство, вломились к нам ночью. И затемименно, чтобы истреблять нас. Неужели это для мадам новость? Ну, почитайте «Майн кампф» Гитлера, «Миф XX века» Розенберга, речи и доклады Гиммлера, дневники Геббельса. Ведь всё благодаря усердию демократии ныне доступно. Ах, вам некогда, вам надо бороться за права человеков? Тогда целесообразно помолчать о Сталине.

А в каких же случаях и кто поддержал врага? Осторожная и трусливая здесь, как куница, мадам не смеет их назвать. А ведь знает: увы, в крымо-татарском случае, в чечено-ингушском, калмыцком, балкарском… Да, нашлась там «определённая часть населения», которая приветствовала и поддержала врага, несмотря на то даже, что он пришел так, как пришёл — с душегубками и виселицами.

Но вот что должна бы знать гипотетическая нобелиатка. Ведь не раз приходил враг на нашу землю несколько «иначе». Приходили всё-таки без душегубок золотоордынцы — и чем дело кончилось? Приходили без Бабьего Яра поляки — и что? Приходили без виселиц и чуть ли не с пением «Марсельезы» французы — и где они? Продолжить? Молчание…

А её единомышленники, потеряв аппетит и сон в ужасе от возможного появления портретов Сталина, обратились с письмом к президенту, в котором негодовали: «Он же проиграл начало войны!» Тут на «Эхо Москвы» объявился ещё и Александр Авдеев не какой нибудь, а министр культуры: «Сталин несёт полную ответственность за первые два года поражений!» Да, «проиграл» он первый и второй сет, как вы сказали бы. Жестоко проиграл. А третий выиграл, но счёт 2:1 все равно в пользу Гитлера. Так?

Но, мадам Ганнущкина, вы-то с думской умницей Яровой и культурным министром Авдеевым знаете, например, каким было начало войны для России в 1812 году? Ведь страшно вспомнить: враг захватил Москву! А в наше время, каково было начало войны, например, для гордой Англии? Слышали что-нибудь о Дюнкерке или Ковентри? А известно ли вам, что Америка в первые же часы первого дня войны с Японией потеряла основные силы своего Тихоокеанского флота — 8 линкоров, 6 крейсеров, 272 самолёта и тысячи солдат? А интересовались ли вы, матушка, какими были и начало войны и её конец для Польши, Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии, Греции, Югославии?.. Не знаете? А уж Авдеев-то министр культурный должен знать хотя бы о Франции, ведь он пребывал там послом. Пусть расскажет дамам, какой там был молниеносный разгром в три недели, капитуляция, а потом и сотрудничество правительства Петена с Гитлером. После войны у нас в плену оказалось 23136 французов. Откуда взялось столько лягушатников? А ведь были же ещё и убитые и те, кто по ранению убыл на родину, и не попавшие в плен. Это ж сколько всего-то наберется детей прекрасной Марианны? И только через пять-шесть лет эти страны были освобождены благодаря победам Красной Армии и её изрядно припозднившихся союзников. Вот каковы были начала и концы войны для многих европейских стран… Богатая пища для размышлений правозащитнику!

Министру Авдееву, если не просвещением дам, то заняться бы тем, что вытворяют в Большом театре Десятников, а во МХАТе у Табакова — его собрат Лев Эрен-бург (надеюсь, не родственник Ильи Григорьевича). Но Авдеев не смеет, ибо он помнит, как нежно и озабоченно говорил Медведев о необходимости дать дорогу таким новаторам, похабящим русскую культуру. Да хоть бы мат в этом МХАТе запретил.

А ещё Авдеев, между прочим, рек: «У меня есть личная позиция в вопросе о Сталине и его портретах». Ничего личного, как видим, на самом деле у него нет. Месье удобно сидит между двух прекрасных мадам — Яровой и Озимой. И даже когда жертвы войны взваливает на Сталина, объявляя Гитлера ни в чем неповинным, и тут лишь повторяет зады своих братков и сестриц по разуму.

В эти дни имя Сталина заполняло также интернет. И вот что писал некто Реtго: «Говорят, что Медведев, возмущающийся правовым нигилизмом народа, назвал Сталина преступником. Неужели и впрямь он, юрист по образованию, допустил такой «прокол». Ведь даже студент первого курса юридического факультета знает, что называть человека преступником нельзя, пока это не установит суд».

Товарищ Рейо, вы слишком много смотрите телевидение и слушаете наше радио — они и внушили вам это убеждение. Неужели вы, будучи свидетелем ограбления или убийства, не посмеете грабителя и убийцу назвать преступниками до тех пор, пока (возможно, через несколько лет) так назовет их суд? На ваших глазах ограбили вашу родину — вы это видите или нет? На ваших глазах над народом проводят такой людоедский эксперимент, что он вымирает чуть не миллиону в год, — вы знаете об этом или нет? Если видите и знаете, то всё равно будете молча ждать какого-то суда? А совесть-то существует или исчезла вместе с Советским Союзом? А смелость-то где?

В вашу голову втемяшили сумятицу и смуту: реальную жизнь вам подменили сферой права, юриспруденции, о чем так любят умно поговорить нынешний и предыдущий наши президенты А разница в данном случае состоит в том, что ты как частное лицо вообще-то можешь кого угодно назвать как угодно, но это для него не повлечет никаких правовых последствий (последствия могут наступить для тебя), но если суд в соответствии с законом признает человека преступником, то для него это влечет неизбежные правовые последствия — от штрафа или домашнего ареста до смертной казни. Эта смазь произведена жульём сознательно, чтобы заткнуть нам рот, заставить нас молчать при виде их преступных дел. Медведев и Путин без устали лепечут о «правовой базе» и «юридическом нигилизме» народа. А вы и уши развесили, ещё и поддакиваете им: «прокол»… студент первого курса… О Русь…

И.В.Сталин в обращении к народу 9 мая 1945 года сказал: «Три года назад Гитлер всенародно заявил, что в его задачи входит расчленение Советского Союза и отрыв от него Кавказа, Украины, Белоруссии, Прибалтики и других областей. Он прямо заявил: «Мы уничтожим Россию, чтобы она больше никогда не смогла подняться». Это было три года назад. Но сумасбродным идеям Гитлера не суждено было сбыться — ход войны развеял их в прах. На деле получилось нечто прямо противоположное тому, о чём бредили гитлеровцы. Германия разбита наголову. Германские войска капитулируют. Советский Союз торжествует победу…»

Прошли годы. И сумасбродные идеи Гитлера насчёт расчленения СССР и истребления нашего народа сбылись. Как? Кто их без единого выстрела осуществил? Это всем известно: Горбачёв, Шеварднадзе, Ельцин, Яковлев, Солженицын, Гайдар, Собчак… К сожалению, все, кроме двух первых, уже неподсудны. Конечно, по его ничтожности Горбачёва невозможно назвать новым Гитлером, но всё-таки с него началось крушение, и приходится признать: да, это новый Гитлер. Шеварднадзе, вопрос об экстрадиции которого давно пора возбудить, — воскресший после виселицы Риббентроп. Ельцин — непросыхающий Геринг. Яковлев — Геббельс и Розенберг в одном флаконе. Гайдар по бесстыдству и свирепости его живодерских реформ можно назвать российским Гиммлером. Собчак — Кальтенбруннер из Читы… Они и возглавили второе гитлеровское нашествие.

А что касается своеобразия юридического мышления Медведева и Путина, то есть примеры более выразительные. 29 марта в связи с террористическими актами в Московском метро, в результате которых погибло около 40 человек, он несколько раз решительно заявил: «У меня нет никаких сомнений, что мы найдём всех террористов и всех уничтожим. До тла!». Президент-юрист в порыве чувства просто не соображает, что говорит, не понимает, сколь многообразна жизнь и каковы у нас законы. Представьте себе, что террористы будут найдены и схвачена или кто-то из них явятся с повинной. И что? Их будут судить, а смертную казнь сердобольный учитель Путин давно отменил. Значит, никакое уничтожение за сорок жизней преступникам не грозит. Но это не мешало и самому Путину в эти дни тоже сорясать атмосферу: «Мы их уничтожим!..» «Таким образом, — пишет Александр Фролов в «Советской России», — налицо абсолютно ненормальная, абсурдная ситуация. С одной стороны, наше законодательство весьма либерально относится к терроризму, а с другой высшие руководители признают полезным и даже необходимым это законодательство игнорировать». И заодно предупреждает: «Беззащитность граждан перед милицией есть оборотная сторона «усиления борьбы с терроризмом» — до тла! Вот такие они у нас верховные юристы: рука пишет одно, а уста изрекают нечто противоположное…

А второе гитлеровское вторжение продолжается…В «Завтра» № 9 и 10 за этот год напечатана большая статья Сергея Телегина, невинно озаглавленная «Наперсточники». Автор обстоятельно рассматривает деятельность Гайдара лично и возглавлявшегося им правительства. Приводя поразительные факты нанесения огромного ущерба стране и народу, С.Телегин время от времени спрашивает читателя: «Это глупость или измена?»… «Это тупоумие или предательство?»… «Это безмозглость или вредительство?»… Иногда добавляет: «Есть признаки того и другого». И очень закономерно. Но ведь подобные вопросы сами собой напрашиваются и сегодня.

Например, в стране невиданный в мире разгул всех видов преступности, в том числе и таких, которые в Китае, США и других странах караются смертью, а у нас уже давно, как упоминалось, Путин ввёл мораторий на казнь!

Это тупоумие или поощрение преступности? Неужели китайцы и американцы глупее подполковника КГБ? Или: пресса чуть не ежедневно сообщает о массовых отравлениях, особенно в школах и детских интернатах, а у нас Медведев или Путин только что полностью отменили санитарный контроль за качеством продуктов. Это безмозглость или намерение побыстрее выполнить план мадам Тэтчер — сократить население страны до объявленных ею 50-ти миллионов? Или: страна срочно нуждается в больших финансовых вложениях в реальную экономику, в первую очередь — в сельское хозяйство, а у нас затеяли грандиозную показуху в Сочи, где после нашего очередного и неизбежного позора в 2014 году, там будут блаженствовать только абрамовичи. Это полоумие или ненависть к своему народу?

21 марта в еженедельной программе «Время» выступил важный чиновник администрации президента В.Сурков. Улыбчивый, весёлый, весть — как на шарнирах. Говорил много, складно, чуть ни в рифму, но мне запомнилось вот что. Он сказал: «Наше главное богатство не в недрах земли, а в головах» — и постучал себя указательным пальцем по продолговатому черепу: бум…бум…бум… Не горюйте, мол, о недрах, пропади они пропадом в необъятных карманах Дерипасок. Он у них там в Кремле вроде теоретика, что ли. Придумал какую-то «суверенную демократию», т. е. независимую. От чего? От стыда и разума. Прелестно.

Надо полагать, говоря о головах, оратор в первую очередь имел в виду руководящие и направляющие Госголовы. Да, такие головы в России были. Об одной из них большой поэт сказал:

Он в черепе
сотней губерний ворочал…
А другой большой поэт сказал о обладателе этой головы так:

Он управлял теченьем мыслей.
И только потому — страной.
Но ответил бы жизнерадостный и суверенный тов. Сурков, каково содержание тех Госголов, которые принимали названные выше решения. Что у них в черепе — сотня губерний или дачный участок? Кто из них управляет теченьем мыслей хотя бы своей жены?

Или вот довольно свежий и уж очень характерный случай. Большая руководящая Госголова № 2 беседовала с согражданами. И совсем простая голова-два-уха спросила её, что она думает о нуворишке Тальмане Исмаилове, который, разбогатев за счёт Черкизовского рынка, отгрохал в Турции самый дорогой в этом полушарии отель «Лам-борджини», где чуть ли не серебряные толчки и золотые писсуары. И Госголова ответила так: «Да, есть у нас люди, которые быстро и неожиданно разбогатели и не умеют себя вести, не умеют распорядиться должным образом имеющимся у них ресурсом и выставляют всё это напоказ» (Известия, КП. и др. газеты за 4.12.09).

Тут есть вопросы. Да, они разбогатели очень быстро, но разве неожиданно? Ничего подобного. Чубайс и другие госголовы создали в стране такую обстановку, приняли такие законы, что можно было хватать «ресурсы» практически безвозмездно. Этим и воспользовались Ходорковские, исмаиловы, бешбармаковы. Никакой неожиданности. Всё закономерно. Так что, Госголова № 2 не знает это или не соображает?

Но самое замечательное в ответе дальше: «Вы человек молодой, а я помню, как ещё в советское время в некоторых кругах выставляли своё богатство напоказ: модно было у некоторых людей вставлять золотые зубы, причём желательно передние, чтобы показать уровень своего благосостояния. Вот «Ламборджини» и прочие дорогие финтифлюшки — это и есть те самые золотые зубы. Ничем эти люди, которые выставляют напоказ и кичатся своим богатством, от тех (советских) граждан, выставлявших напоказ свои золотые зубы, не отличаются» (Там же).

Вы подумайте: ничем! Господи милосердный, это же просто невообразимо! Человек словно с неба свалился, блаженно-бездумно прожив там 52 года. Он не имеет никакого представления о таких фундаментальных категориях, как время и пространство, качество и количество, необходимость и дурь, блажь. Совершенно не знает советскую жизнь. Представление о ней, как видно, по передачам Радзинского. В самом деле, золотые зубы это несколько граммов благородного металла, и они были вполне доступны советским людям весьма среднего достатка, а вовсе не только людям «определённого круга». И если богатство Исмаилова выразить в золоте, это — тонны. И вот Голова не видит, не понимает количественной разницы между граммом и тонной. У тебя, Бушин, четыре золотых зуба? Значит, ты ничем не отличаешься от миллиардера Исмаилова.

Я вставлял золотые зубы на свои трудовые, а Исмаи-лов хапнул у народа. Но Госголова и тут не видит между нами никакой качественной разницы: вы из одного круга! Наконец, я вставлял зубы по физической необходимости. А из золота просто потому, что тогда это был лучший и в таком количестве — совсем не дорогой материал, такие зубы некоторым даже прописывали врачи, поскольку золото оказывает какое-то благотворное воздействие на кишечно-желудочный тракт. А Исмаилов с жиру бесится, учинил похабно-грандиозное торжество по случаю открытия отеля, пригласив множество известных фигурантов эпохи, платил артистам бешеные деньги… А я сказал зубному врачу «спасибо» и пошел своей дорогой И тут Госголова не видит между нами никакой разницы. Он уверяет, что Исмаилов с его отелем им. Хеопса, Абрамович с трехпалубной яхтой, Ваксельберг с бессценными крутыми яйцами и другие обладатели подобных финтифлющек — это такие же пережитки советского прошлого, как я. До чего ж кардинально отшибает мозги антисоветчина…

И все газеты сей полоумный вздор напечатали, и никто не сделал никакого замечания. Вот до чего дошла дебилизация СМИ. И ведь невольно думаешь: если человек начисто лишен способности к сопоставлению фактов, к анализу и несёт такую околёсицу в совершенно ясном и простом деле — причем не между «шартрезом и клико» в тёплом компании, а публично, на всю страну — то как же он может решать действительно сложные вопросы государственного значения? Вы-то, Сурков, хоть с женой своей под одеялом посмели хихикнуть?

Примеры кремлёвского пустоголовия можно приводить без конца. Но напоследок — самый свежий. Известному Советскому учёному Жоресу Алферову, лауреату Ленинской (о которой «правдинские» коммунисты почему-то умалчивают), Государственной и Нобелевской премий на-днях исполнилось 80 лет. В связи с этим президент Медведев пригласил его в свой кабинет и вручил орден «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени. Сюжет, достойный кисти Айвазовского… Вы подумайте, Гранину — третьей степени, Радзинскому — второй, а выдающемуся учёному — самой низшей, ниже которой уже ничего нет… А ведь учитывая весомость фигуры учёного и соотношение возрастов почти 1:2, мог бы Медведев сам припожаловать к нему домой. Бегал же Путин трусцой к повойному живому классику вранья Солженицыну поздравлять его с 80-летием. Да, но тот был антикоммунист. А этот — коммунист. Однажды на большом собрании Жорес Иванович вышел на сцену и прочитал знаменитые стихи Маяковского:

Читайте,
завидуйте, я —
гражданин Советского Союза!
При виде коммунистов да ещё читающих Маяковского Госголовы дуреют уж вовсе. Увы, господа кремлёвцы, с какого конца к вам ни подходи, — вы безнадёжны. Вы не имеете никакого отношения к нашей истории, к русской культуре, к земле, на которой стоят ваши хоромы.

P.S.

Газеты сообщили, что Лужков отступил, выбросил белый флаг, подписал капитуляцию… Сдался на милость Яровой, Ганнушкиной, культурного министра Авдеева… В этом-то всё и дело. Жидковат вы оказались, Юрий Михайлович, жидковат. Если бы вот так же мы защищали Москву, Ленинград, Сталинград, то вы, сударь, не были бы сейчас не только мэром столицы России, но даже гауляйтером Балашихи. Ах, как прав был Давид Самойлов, сказавший о 41 годе:

Хорошо, что это случилось с нами,
А не с теми, кто помоложе…
«Завтра» № 14' 10

Новинка детской литературы

Опять я не выдержал! Опять написал Путину! А ведь знаю, что бесполезно: он же без стеснения заявил, что критика ему надоела, и он не обращает на нее внимания, даже не читает. Но посудите сами, читатель, с одной стороны, пример великого Льва Толстого, которому, конечно же, хочется следовать, а он сто лет тому назад писал то царю, то Столыпину; с другой, — хотя бы Ксения Ивановна Григорьева из Краснодарского края, которая сейчас тоже пишет в Кремль. И вот она, безвестная, терпеть уже не может, а ты, «эхо русского народа»?..

Толстой мечтал: «Если бы правительство было умным и нравственным, если бы оно было хоть немного русским». Столыпину написал пять писем. В последнем от 30 августа 1909 года сострадал премьеру: «Пишу Вам об очень жалком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю. Человека этого Вы знаете и, странно сказать, любите, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете… Человек этот — Вы сами… Не могу понять того ослепления, при котором Вы можете продолжать Вашу ужасную деятельность, угрожающую Вашему благу, потому что Вас каждую минуту могут убить. Деятельность, губящую Ваше доброе имя, потому что уже теперь Вы заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя Ваше будет повторяться как образец грубости, жестокости и лжи…»

«Вас могут убить…» Не прошло и года, как страшное предупреждение писателя сбылось… Да, это было сто лет назад.

А Ксения Ивановна в наши дни пишет тоже премьеру: «Не любите вы наш народ и нашу страну. Так люди о вас говорят. Я, больная старая женщина. Получаю пенсию плюс инвалидность 7700 рублей. Такие, как я, как-нибудь доживём до своих последних дней. А что ждёт наших детей и внуков? Работы нет, а если есть, то не известно, заплатит хозяин или нет. Не любите вы наш народ…

Вы списали долги Монголии — 8,5 млрд., Ираку -10,5 млрд., Афганистану, Сирии, Алжиру, додумались отдать даже столетние царские долги Франции, которые прокутил Распутин. Со всеми расплатился. А с нами? Вас называют Обещалкиным. Нет, не любите вы наш народ…

Когда десять лет назад в Чечне погибла вся наша бригада, вы катались на лыжах со съёмочной группой и фотографировались. А в 2003 году в Пятигорске вторично подорвали электричку. В ней студенты и рабочие. Сколько погибло! А вы радовались, что ваша сука принесла шесть щенят… Нет, не любите вы наш народ. Хоть бы немного вы были душой русским. От вашего руководства не видно просвета. Душите нас налогами и ценами. Уходите по-хорошему! Уходите по добру, по здорову» (СР. 28 октября 10).

Да, не выдержал, написал письмо и я: «103073 Москва. Кремль…» Как известно, года два тому назад премьер распорядился, чтобы школьники штудировали «Архипелаг» А.Солженицына. Министр просвещения (а не затемнения?) Андрей Фурсенко, известный своей учёностью и выучённостью, шаркнул ножкой: «Буисделано!», хотя сам-то едва ли читал эту телемахиду. Но прошло время, и Наталья Солженицына, вдова писателя с грустью признала: «Оказалось, не то что дети, но и многие взрослые не могут, увы, прочитать «Архипелаг» целиком». Просто жизнь не даёт такой возможности» (Российская газета, 28.Х. 10). И это несмотря на пламенные призывы Бориса Немцова и его собратьев: «Люди русские, читайте Солженицына! Народ православный, читай «Архипелаг»!»

Нет, мадам, не столько жизнь, сколько сама книга препятствует её усвоению. Ведь это без малого две тысячи страниц кошмарно-взвинченного ораторства языком Новодворской. И взрослому-то не лезет, а как одолеть такую глыбу несъедобщины чистой, нежной, ранимой детской душе!.. И тогда неутомимая леди решила выручить и премьера новой России и министра затемнения. Она пошла по пути американских друзей, которые уже пятнадцать лет тому назад сделали из шедевра мировой классики дайджест в 120 страниц. Правда, она сократила его, по подсчётам Марии Агранович, сотрудницы «Российской газеты», только в пять раз. И говорит: «Это была не редактура. Это было преображение текста». Вы можете себе представить, чтобы хоть в два раза Наталья Николаевна решилась «преобразить» роман своего мужа «Евгений Онегин», а Софья Андреевна — «Войну и мир», а Мария Петровна — «Тихий Дон»?.. Но у нынешних классиков вот такие вдовы…

Сам автор ловко определил свое гомерическое сочинение как «опыт художественного исследования». Поэтому когда его тыкали носом в какое-нибудь враньё, он всегда мог ответить: «Что за претензии? Это же всего лишь опыт! Это только моё художество! И не больше». Но мадам бесстрашно пошла ещё дальше: «Мне удалось не засушить роман…». Вы слышите: уже роман! И собеседница Агранович тут же подхватывает: «В работе над романом вы чувствовали себя автором или редактором?» Более того, Н.Д.Солженицына объявляет книгу супруга «большой симфонией», а себя — «чувствует подмастерьем великого композитора». Ну, а с симфонией — совсем легко. Посмотрите, например, что вытворяет Соломон Волков, уехавший в США, с симфониями Шостаковича. Многие из них посвящены юбилеям революционных событий родины, а Соломоша объявляет их антисоветскими. Очень просто…

Тут весьма примечательно и такое заявление подмастерья: «Меня ошеломило, что учителя, с которыми советовалась, сказали: «Дети не знают, например, кто такой Киров. Надо дать объяснение об очень многих людях». Мне пришлось, говорит, составить словарь исторических деятелей. «Раньше мы издавали «Архипелаг» без такого словаря».

Увы, она запамятовала. Такой словарь уже был в свердловском издании 2003 года. Это более 100 страниц, там тысячи две с лишним имён. Причем, объясняется не только, кто такие, допустим, Сократ и Архимед, Гомер и Вергилий, Декарт и Кант, Бальзак и Ромен Роллан, Рузвельт и Черчилль, — все подобные имена даже советским школьникам старших классов хорошо известны. Но ещё и говорится, например, что Разин и Пугачёв — не кто нибудь, а руководители крестьянских восстаний, Державин — русский поэт, Герцен — писатель и публицист, Римский-Корсаков — композитор, Рахманинов — тоже, объясняется, кто такие Молотов и Микоян, Жуков и Рокоссовский, Алексей Толстой и Твардовский, — уж такие-то имена у нас эдак с пятого-шестого класса все знали. Но в 2003 году да и первый список имён и второй уже в самом деле надо объяснять и вовсе не только школьникам, ибо вот уже двадцать лет все эти имена в забвении, а впаривают всеми средствами массового впаривания людям всех возрастов такие имена, как царь Николай, Столыпин, Деникин, Колчак, Иоанн Кронштадский, Иван Ильин, Солженицын, Собчак, Гайдар, Радзинский, Дементьев, Черномырдин… Их награждают и прославляют, сажают в высокие кресла, их хоронят как национальных героев, им ставят памятники. На недавних похоронах последнего из названных кто-то горестно возгласил у гроба:

Я русский бы выучил только за то,
Что им говорил Черномырдин!
Даже у могилы не стесняется хохмить «элита» новой России!..

И тут нельзя не признать, Наталья Дмитриевна, что ваш супруг сыграл выдающуюся роль в гнусном деле околпачивания народа, истребления его национальной памяти, деградации. Так что, ваше изумление незнанием школьниками Кирова можно объяснить только полным отрывом от реальной жизни за стенами своего поместья.

Помянутая М.Агранович по простоте душевной спросила вдову: «Правда ли, что Александр Исаевич вместо сказок читал сыновьям на ночь «Архипелаг»?» Наталья Дмитриевна перевела дыхание, сглотнула и решительно отвергла этот домысел. Но, говорит, наш сынок Игнаша прочитал «Архипелаг» в одиннадцать лет, и книжечка так обаяла его, что с тех пор перечитывает чуть на каждый год. Ну, как «Мой Додыр» или «Дядя Стёпа». Но странно, почему папочка не читал детям на ночь свой «художественный опыт» вместо сказок? Ведь там очень много сказочного. Например, мог бы читать страницы о том, как прекрасно жилось советским пленным в фашистском плену. Они узнали бы, что некоторых пленных немцы даже в музыкальные школы направляли, пестовали русские таланты. И так нашим пленным понравилось в немецком плену, что около трех миллионов так навсегда и остались в Германии, там и похоронены в братских могилах. Прелестная сказочка! Или о том узнали бы, как замечательный генерал Власов по скромности под именем генерала Клыкова Николая Кузьмича доблестно сражался в 1942 году на Волховском фронте. А в мае 1945-го вовсе не войска фронтов, которыми командовали Конев, Малиновский и Ерёменко, не танковые армии Рыбалко и Лелюшенко, а Власов со своими двумя тощими дивизиями власовцев освободил Прагу. Заслушаешься! Или о том, как волшебники из КГБ умели в четырехместном купе вагона поместить с удобствами 80 заключенных. Что рядом со всем этим Андерсен и барон Мюнхаузен, старик Хаттабыч и барон Врунгель вместе взятые! Право, жаль не были использованы сказочные мотивы «Архипелага». Глядишь, сыночки выросли бы ещё удачней.

И вот 27 октября с романом-симфонией в четыре-пять раз урезанным, умело превращенным в pocket-book, Наталья Дмитриевна явилась к главе правительства. Он дважды — 20 сентября 2000 года и 12 июня 2007-го — посещал покойного живого классика в поместье, подаренном Ельциным. Говорят, когда-то это была дача Ягоды. Её, разумеется, перестроили, перекрасили, уморили керосином клопов.

В.Путин, ещё в бытность президентом, сказал: «Жизненный и творческий путь Солженицына — пример истинного подвижничества, бескорыстного служения людям и отечеству». Он восхищается им не меньше, чем Радзинским. Кажется, больше ни о ком из писателей он не говорил. Принимая pocket-симфонию, Владимир Владимирович сказал:

— Это знаковое событие. Оно произошло накануне дня памяти жертв политических репрессий.

Да-да, конечно, знаковое. Только сам-то Солженицын здесь не при чём. Он знал, что упекли его в лагерь за дело по полной справедливости и прямо признавал: «Я не считаю себя невинной жертвой. Я никогда не чувствовал себя невинно захваченным». Это цитирует даже его нежная обожательница Л.Сараскина.

— Я благодарю вас, — сказал Путин. — Ведь это была ваша идея.

— Нет, это была ваша идея, — деликатно отклонила вдова такую честь. — И мне кажется, удалось сохранить свет, присущий книге. И школьники, да и взрослые, прочитав её, станут мудрее, щедрее, добрее, светлее…

О, чего-чего, а уж света в этой книжечке — тьма!

— Я полностью с вами согласен. Эта книга востребована…

Ну, не шибко. Вот издали её три года тому назад в Свердловске, редактор — опять же сама Наталья Дмитриевна. А почему не в Москве, ведь вроде бы сподручней? Да, видно, охотников не нашлось. А тираж? Всего-то 4 тысячи экземпляров. А хвалебная книга Людмилы Сараскиной о Солженицыне вышла хоть и в Москве, но тоже -5 тысяч. Позже, не распродав первое издание, выпустили второе — 3 тысячи. Но ведь обе книги и ныне пылятся в московских магазинах. Правда, «Двести лет вместе» вышла тиражом в 100 тысяч, если верить издателям. Это, должно быть, в расчёте на повышенный интерес еврейских читателей, ибо там же главным образом о евреях. Но и она вот уже десять лет ломит полки столичных магазинов. А ведь были времена!.. В советскую-то проклятую пору, в 1989 году «Архипелаг» — 100 тысяч! Вот вам и востребованность: было 100, и всё раскупалось, а стало 3… 4… 5, и всё лежит годами.

Да ведь не только книги, но и само драгоценное имячко тоже не сильно востребовано. 6 августа 2008 года президент Медведев издал Указ «Об увековечении памяти А.И.Солженицына», в котором рекомендовал правительству Москвы присвоить имя усопшего одной из улиц первопрестольной, а правительству Ставропольского края и администрации Ростовской области — осуществить меры по увековечению памяти гиганта мировой литературы в Кисловодске, где он родился, и в Ростове-на-Дону, где долго жил.

Ну, в Москве дело провернули быстро. Попробуй тут помешкать, коли на самом Боровицком холму сидят, свесив ножки, обожатели покойника! Несмотря на протесты горожан, уже 2 декабря утром (ещё и спешили к 90-летию титана — 11 декабря) с домов по Большой Коммунистической улице, что в районе Таганки, начали сбивать таблички с ужасными словами и присобачивать новые. Вот так немцы, захватывая в 1941 году наши города и сёла, срывали флаги с сельсоветов, крушили советские памятники. Помните стихи Степана Щипачёва той поры?

Из бронзы Ленин. Тополя в пыли.
Развалины разбитого вокзала.
Под утро немцы в городок вошли
И статую низвергли с пьедестала…
Неужели вы, Наталья Дмитриевна, женщина, не понимаете всю гнусность такого переименования именно этой улицы?..

А в Ростове нашлись энтузиасты, предложившие назвать именем вечно живого классика университет. Это были недоросли, которые под крылом «Единой России» украли и налепили себе на лоб чужое славное имя — «Молодая гвардия». Ректор В.Г.Захаревич из числа обожателей. Он сказал: о, получить университету такое грандиозное имя, это так почётно, что просто страшно, но, говорит, в 2009 году мы этот вопрос решим.

А тут в газете «Вечерний Ростов» вдруг появляется письмо школьницы Ангелины Москвитиной. Отроковица гневно восгласила: — Да с какой стати? Этот классик всю жизнь врал, клеветал — на родину, на Красную Армию, на события Отечественной войны, и одновременно занимался доносами, даже — на своих школьных друзей, даже на жену, и мать родную оклеветал бы, но она к тому времени умерла. Закончила она так: «Сейчас я учусь в восьмом классе. Со временем собираюсь поступать в ЮФУ.

И я не хотела бы, чтобы университет, где буду учиться, носил имя человека, всю жизнь предававшего не только друзей и родных, но и родину, весь народ».

Но вслед объявился и некто Э.А.Мазин, представившийся другом Солженицына. Он не поверил, что может быть такая школьница, которая презирает его милейшего друга. Это, говорит, фальсификация, покажите мне вашу Ангелину. Ему показали: вот она, смотри, только руками не трогать. И друг титана сник…

Большинство читателей газеты поддержали Ангелину, увидев в ней чистого ангела, трубящего правду. И что же? А минул 2009 год, кончается 2010-й, но никто имени грандиозного сочинителя на вывеске университета не видел.

Правда, в школе № 5, где учился будущий гений, создали было его музей, но вскоре он как-то сам собой рассыпался и исчез. А мэр города М.А.Чернышев уверяет, что одна из улиц нового района будет названа именем титана. Ну, это ещё дожить надо. И не станет ли к тому времени Чернышев Беловым…

Мадам Солженицына прекрасно понимает, каково положение и с книгами и с именем её незабвенного гиганта. Как сказал поэт: «Всё миновалось, молодость прошла…» Она умеет считать, потому и дайджест издала тиражом всего в 10 тысяч. Но о каких же школьниках при таком тираже может идти речь? В каком классе они должны начать приобщаться к бесценному кладезю мудрости? Игнат прочитал в одиннадцать лет — это четвертый класс. Чем московские школьники хуже Игната? У меня нет под рукой данных на сегодняшний день. Но вот справочник «Москва в цифрах. 1988». Он свидетельствует, что тогда в 4-10 классах московских школ обучалось 589 тысяч школьников (с. 179). Неужто под солнцем демократии их стало меньше? Что ж, допустим, лишь 500 тысяч. А если стало больше, пусть будет 600. И что для них ваши 10 тысяч, мадам? Одна книжечка на 50–60 человек. Курам на смех, гусям на потеху, уткам на забаву. И это только в Москве! А часть тиража, видимо, основная, уже поступила не в школы, а в магазины. А там прямо-таки пионерская цена — 560 рэ. И с таким-то нанотиражом, с такой ценой вы пришли к главе правительства, и он нашел время заниматься этим мини-мыльным пузырём.

Вы, Наталья Дмитриевна, сказали премьеру и в газете: «Ужасно, когда о страшных несправедливостях и злодеяниях в стране мы узнаём и начинаем обсуждать их лишь спустя десятилетия». Такие злодеяний, что творятся в нашей стране ныне, история, и русская и мировая, ещё не видывали. Ваш супруг поздно, но понял это. А вы, судя по всему, до сих пор ничего понять не можете, и сыночки не помогают маме-пенсионерке. И вы продолжаете: «Такие злодеяния нельзя терпеть, нельзя сидеть десятилетия с кляпом во рту. Надо реагировать сразу. Это требует мужества, смелости, честности. Нельзя проходить мимо зла, зажмурив глаза» и т. д.

Ваш супруг, много сделав для победы и торжества того зла, что терзает родину уже двадцать лет, потом, говорю, всё-таки немного очухался, протёр глаза и попытался «реагировать». В апреле 1995 года по Первой программе телевидения начались регулярные «Встречи с Солженицыным». И ваш родной оратор принялся там справедливо гвоздить Гайдара, Чубайса, их бандитскую приватизацию… И вы же знаете, мадам, чем это кончилось. Уже 20 сентября того же года намеченная передача не состоялась, т. е. вашего великого супруга выперли из телевидения, говоря вашими словами, забили ему кляп в рот. И кто это сделал? Да ведь тот самый демократ № 1, что дал вам поместье, и при полном молчании без кляпа во рту демркрата № 2, которому вы — о кошмарах столетней давности.

И уж совсем свежий пример. Стоило многогрешному Юрию Лужкову, тоже через двадцать лет начавшему соображать кое-что, вдруг напомнить, что Севастополь — город русской славы, и попытаться на юбилей Победы вывесить десяток (на всю-то Москву!) портретов Сталина да ещё и сказать, да ещё заявить, что в стране гнетущая атмосфера перманентного катастрофизма, как его тотчас облили шоколадом, заморозили и выбросили. И кто это сделал? Мадам, это ваши друзья и почитатели вашего супруга.

На другой день правительственная «Российская газета» вышла с интервью Н.Солженицыной и двумя мученическими портретами супруга. Один, тот что во всю первую полосу, — тот самый, которым уже почти сорок лет с первого парижского издания «Архипелага» украшает едва ли не все публикации о Солженицыне, есть он, конечно, и в дайджесте: вот стоит гений, растопырив руки, с лицом висельника в распахнутой телогрейке с номерами на шапке, на груди и на колене, и кто-то в добротном дубленом полушубке и ушанке обыскивает его. И к этому следует текст: «В Особлагах настойчивее и чаще, чем в ИТЛ, производились обыски (ежедневный тщательный выходной и входной)». Вот, мол, полюбуйтесь, как это делалось.

И мало кто знает, что ведь это инсценировка, дешёвая художественная самодеятельность, к которой Александр Исаевич всю жизнь испытывал тягу. И тут он устроил сценку вскоре после освобождения из лагеря. Вот чем был занят вместо того, чтобы дышать полной грудью, нюхать цветочки да любоваться вольным полётом птичек. Эта инсценировка на первой полосе правительственной газеты и была последней каплей, побудившей меня написать письмо главе правительства.


«Уважаемый товарищ Путин,

недавно вдова известного писателя А.Солженицына подарила Вам его известное сочинение «Архипелаг Гулаг», которое она собственноручно сократила в четыре раза, отчего, по её словам, оно стало ещё лучше. Да, есть такие сочинения, которые чем больше сокращать, тем лучше для них и для читателей. Но самое лучшее — оставлять их в письменном столе автора.

Вы сказали мадам Солженицыной, что без препарированной ею книги наше представление об истории страны будет неполным. Совершенно верно, ибо несправедливости действительно были при Советской власти, как и при царской, как при Рамзесе Втором, как и при всех властях в мире. Как неполно представление о царской России без «Мертвого дома» Достоевского, «Сахалина» Чехова, «Деревни» Бунина…

Надо полагать, Вы уже принялись за чтение улучшенного мини-«Архипилага». Но мне кажется, что Ваше представление об этом сочинении и его авторе будет неполным, если Вы не полистаете мою статью «Жизнь, прожитая во лжи» в журнале «Политическое просвещение», которую посылаю Вам.

Может быть, Вас заинтересуют и другие публикации в этом журнале, например, статья «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанная незадолго до Великой Октябрьской революции Вашим коллегой по образованию и должности В.И.Ульяновым-Лениным. Он-то знал, как надо бороться с катастрофой и победил её. Статейка очень злободневна и ныне, когда в России что ни день, то новые и новые страшные катастрофы, грозящие слиться в одну — во всеобщую.

А что касается проблемы части и целого, представшей перед нами в деянии Н.Д.Солженицыной, то она весьма не проста и, разумеется, не всегда часть предпочтительней целого. Возьмите случай с рязанской деревней, трогательно названной когда-то Свеженькая. О ней вот уже несколько раз вещало и показывало её жителей телевидение. Одни жители ликуют, другие — неистовствуют. В чем дело?

Деревня состоит из двух частей — русской и мордовской. Минувшим летом мордовская часть сгорела, а русскую удалось отстоять. И вот сейчас мордовскую отстроили, погорельцы вселились в новенькие дома со всеми городскими удобствами. Они и ликуют. Прекрасно! Мы всей душой рады за них, поздравляем. А русские? Как жили в столетних избах, так и остались — без воды, без канализации, без газа, с печным отоплением… Ведь не надо быть Марксом или Энгельсом, Лениным или Сталиным, чтобы понять, как чувствуют себя сейчас русские жители деревня Свеженькая. Неужели вы с Медведевым и никто из окружающего вас сонма высоколобых госмудрецов, вроде Нарышкина и Кудрина, истинного Жана Кольбера новой России, не понимали проблемы, имеющей, как здесь, ещё и национальный характер, не соображали, что сеяли раздор среди сельских жителей? Вы же то и дело твердите, что мы живем в многонациональной стране, однажды даже сказали: «Мы не представляли, что национальный вопрос имеет такое большое значение». Кто — мы? Разве, только вы с Медведевым да Миронов с Грызловым. И теперь вы поняли, да? Но вот многонацио-нальность предстала перед вами в живом виде и вы опять в упор не можете её разглядеть!

Сколько домов сгорело? Кажется, 2 тысячи. И будут построены 2 тысячи новых домов. Замечательно! Но что стоило такой великой стране при таком министре финансов построить 5–7 тысяч домов, т. е. обновить опалённые деревни целиком. Это же капля в море по сравнения с дворцами абрамовичей и бармалеев!

С надеждой на это и с пожеланием всего наилучшего жму державную мозолистую руку.

В.Бушин»

И видел я его в лицо…

Мне предложили принять участие в программе «Суд времени» Пятого канала телевидения в составе команды Сергея Кургиняна, отстаивающей и защищающей правду о Советской эпохе против Н.Сванидзе и Л.Млечина. Я согласился, я соблазнился, я дал слабину, хотя целиком разделяю взгляд покойного академика Виталия Гинзбурга на наше телевидение: «Это преступная организация». И руководят ею, естественно, преступники.

Да и как всё-таки было не соблазниться, если я не красовался на телеэкране уже 45 лет! Ждать ещё 50? Увы… Соблазнился, несмотря на то, что свежайшие деяния этой организацией только убеждают в правоте академика Гинзбурга. Что такое были, например, недавние налёты НТВ на Александра Лукашенко и Юрия Лужкова. Самый настоящий морально-политический бандитизм. При этом его вдохновители, заказчики и организаторы не в силах сообразить, что всё это — против их собственных персон. Ведь, допустим, Лужкова, возглавлявшего Москву почти двадцать лет, можно было убрать тихо и достойно под предлогом его возраста, необходимости ротации кадров и т. п. Так нет же! Сперва обгадили с головы до ног, а потом было высокопарно и надменно возглашено: «Я его не просто уволил. Я его отрешил!» Милок, да ведь тебя самого-то при жизни вами созданной могут не отрешить, а порешить. О подлой клевете на Лукашенко я уж не говорю. Даже о Гитлере во время войны у нас не было подобных спектаклей, а тут — глава дружественного союзного государства! Разве можно представить, чтобы тогда же у нас поносили Рузвельта или Черчилля, допустим, за волынку с открытием второго фронта?

Знал я и о том, как ловчат и шельмуют пятиканальные организаторы «Суда» даже в постановке вопросов, в формулировках. Например, передача о начале Великой Отечественной войны была заявлена так: «1941 год: сталинская система провалилась или выстояла?» Затравочка… Но к чему такие крепкие словечки? Все же знают, что не «провалилась». Ведь можно было сказать иначе, допустим, «дала сбой» и т. п. Нет, им требуется именно «провалилась» да ещё в первую очередь, а уж потом «или». И непременно «или» — «или». Жизнь-то почти никогда не укладывается в такую схему.

И дальше: «Первый год войны стал для нас самой настоящей национальной катастрофой — с этим сегодня не спорит ни один историк, какой бы идеологии он не придерживался». Ни один — хмельной идеологии Сванидзе и Млечина. А историки трезвой идеологии, говорят: национальная катастрофа — это в Польше, где армия и государство рухнули в две-три недели, а правительство бежало за Ла-Манш; катастрофа — это во Франция, где случилось то же самое в три-четыре недели, а правительство капитулировало и пошло в услужение немцам вплоть до участия вместе с ними в боях против друзей-англичан под командованием своего министра обороны.

Военные операции следует оценивать по тому, какая ставилась цель и насколько удалось её выполнить. Допустим, в войне с Финляндией в 1940 году наша цель состояла вовсе не в том, чтобы захватить страну, как об этом твердят радзинские всех мастей и калибров, а лишь — отодвинуть границу от Ленинграда, и, несмотря на ошибки, промахи, тяжелые потери, Красная Армия отодвинула её. Финны явились в Москву и подписали мир на наших условиях, по которым мы ещё и получили в аренду на 30 лет полуостров Ханко для военной базы, в признательность за что вывели войска из района Печенга (Петсамо) с богатейшими залежами никеля. Это и есть победа в чистом виде.

Но в «Суде» была предложена, конечно, такая формулировка о характере войны: «Неудавшаяся экспансия илистратегическая необходимость?» Это неграмотно. В точном переводе с латинского «экспансия» означает расширение, но «судьи» имели в виду не расширение, а захват всей страны, к чему СССР, как уже сказано, вовсе не стремился, но стратегически необходимое «расширение» в результате войны действительно произошло. А если бы стремился, мог легко сделать это на волне наших громоподобных побед в сентябре 1944 года, когда финны опять капитулировали.

И вот как голосовали: 44 % тех, кого они как бы бескорыстно и беспристрастно пригласили с улицы в студию, — за желанную «судьям» экспансию, 56 % — за необходимость. Голосование же по интернету дало соответственно 15 % и 85 %. А наиболее широкое и демократичное голосование по телефону — 10 % и 90 %.

А немцы в сорок первом году ставили целью в краткосрочной операции, в пять-семь недель, разгромить нашу армию, захватить Ленинград, Москву, Киев и победно завершить войну парадом на Красной площади. Да, заняли большую территорию; да, уже осенью захватили Киев. Но цель не достигнута, задача не решена. Красная Армия существует, набирает силы, крепнет, в Москве действительно военный парад, но — в честь годовщины Октябрьской революции, советская власть работает. Где ж катастрофа? Её нет. А что есть? Временное тяжелое поражение ряда фронтов, но не всей армии. Где ж немецкая победа? Её нет. А что есть? Большой успех летней компании. Что за ней последовало в декабре? Разгром под Москвой.

За «провалилась» проголосовало 11 % телезрителей, за «выстояла» — 89 %. И ведь это не предел. Иные передачи давали и такое соотношение: 2 % и 98 %. И это хозяев эфира ничуть не смущает. Гонят и гонят линялого зайца демократии дальше, а он уже при издыхании…

Очень характерно и красочно объясняет такое соотношение очаровательная Ирина Петровская из «Известий». Видите ли, говорит, у эфирного мусье Млечина изысканные аристократические манеры, а наш народ это не любит, уж так не любит… Ему подавай плебеев, которые, как Кургинян, пользуются «площадными приёмами». И в этом всё дело. Ах, мадам у меня нет слов. Завтра же подпишусь на «Известия», чтобы ежедневно учиться у вас аристократическим манерам в журналистике. Да и как не учиться такой, например, изысканности слога, с какой вы писали об одном драгоценном человеке: «великий гражданин, одно присутствие которого на Земле должно было наполнять гордостью и благодарностью каждого, кто признаёт себя homo sapiens…»

Меня лично совсем недавно тоже коснулись, так сказать, смягченные вариации на тему эфирного бандитизма. Вот перед Днем Победы нагрянула ко мне на дачу съемочная группа с ТВЦ. «Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш драгоценный! Вы нам так нужны. Давайте побеседует!» Уж я им лепетал-лепетал, уж они меня снимали-снимали… Все были довольны. Руководительница группы, милая женщина, выразила уверенность, что и начальство будет то ли радо, то ли просто счастливо. На прощанье я подарил ангелам эфира свои книги с трогательными надписями. Расстались закадычными друзьями. Я попросил известить меня о времени передачи. Хотел сватью порадовать. «Да, да, конечно! Да, да, всенепременно, драгоценный вы наш победитель!» И что же? Уехали и словно в плен немцам попали, где их повесили. А если нет, то, должно быть, отложили передачу до столетия Победы. Увы, боюсь не дотяну…

А в скором времени перед годовщиной начала войны явилась другая группа, уже с РЕНТВ. «Ах, Владимир Сергеевич, ветеран вы наш любимый!..» Уж я опять верещал-верещал, уж так рассыпался мелким бесом, а они заставляли меня и маршировать строевым шагом, и бренчать медалями, не додумались разве только заставить по-пластунски ползать по огороду да бегать по полю с криком «Россия, вперёд!» И опять я дарю им книги, и опять расстаёмся закадычными. И что же? Сунули меня в какой-то бездарный антисоветский фильм, где я совершенно неуместно мелькаю раза два по три-четыре секунды.

И как тут не вспомнить, что в прошлом году позвонил мне из Нью-Йорка с русскоязычной телестудии неизвестный мне журналист Александр Грант и попросил интервью. На какую тему? «У вас недавно вышла книга «Живые и мертвые классики». Поговорим о классиках. Только пришлите фотографию». Что ж, не каждый день звонят мне из Берхтесгадена, согласился и фотку по интернету послал. И вот в назначенный день, в условленное время меня соединяют, и я битый час сотрясаю своей коммунистической ересью атмосферу над Америкой от Сиэтла до Майами, от Портленда до Сан-Диего. Иногда зрители задают вопросы, порой резкие, злые. Не беда, отвечаю. И никаких помех, запретов, перебоев. Правда, потом выяснилось, что этот Грант — Рабинович, живший в Москве на одной улице со мной, откуда, возможно, и его интерес ко мне. Что ж, и это не беда, хорошо даже.

Так вот, спрашивается, где же демократии больше — в медведевской благоухающей России или в обамовских США?

Я поинтересовался у того, кто пригласил меня на «Суд времени»: передача будет в прямом эфире? Меня подняли на смех: какой прямой в стране, где губернаторов уже давно не население избирает, а назначают по своему вкусу постояльцы Кремля; где даже нет минимума для явки избирателей к урнам и 25 камчадалов могут избрать рос-сиянского президента. Конечно, говорят, это будет запись. Что делать! Таков мир, который слепили для нас ученики Собчака…

Накануне дня записи у меня почему-то не шли из головы и даже вертелись на языке давно, казалось, забытые строки не то Леонида Мартынова, не то Вадима Шефнера:

Я жил во времена Шекспира
И видел я его в лицо.
И говорил я про Шекспира,
Что пьесы у него — дрянцо.
И что заимствует сюжеты
Он где попало без стыда,
Что грязны у него манжеты
И не опрятна борода.
Но…
Что такое? Почему вдруг всплыло в памяти? С какой стати? По какой причине? А строки всё крутились и крутились в голове. И уже осточертели, как бесовское наваждение. Но уже вечером меня вдруг осенило: пожалуй, всё дело в словах «видел я его в лицо». Ведь завтра мне предстояло увидеть в лицо Сванидзе и Млечина, моих старых антагонистов-антисоветчиков, о коих я не раз писал, но лицезрел только по телевидению. У меня невольно вырвалось:

Я жил во времена Сванидзе
И видел я его в лицо…
Нет, ещё не видел. Но тут произошло чудо: Мартынов или Шефнер вдруг вылетели из головы, освободив её для завтрашнего дня. На радостях я опрокинул рюмочку.

Итак, завтра встречусь с ними «лицом к лицу, как в битве следует бойцу». Это надо было обдумать. Одна дело эфирное созерцание, и совсем другое — в жизни, в быту, на квадратных метрах. Я представил себе: вдруг кто-то из них подойдёт и протянет руку — как быть? Жать их длани я не хотел, не мог, не имел права. Ну, в самом деле, мне вступившему в комсомол в четырнадцать лет, бывшему комсоргом и в школе, и на фронте, и в Литературном институте, — как мне пожать руку человеку, который назвал комсомол фашистской организацией, «гитлерюгендом»! Да это предать и весь комсомол и комсомольцев тех организаций, которые я возглавлял. А ведь среди них многие головы сложили в войне против фашизма с его «гитлерюгендом». Не простит мне это и Ефим Гольбрайх, фронтовые воспоминания которого вторично напечатаны сейчас в газете «Своими именами» (№№ 3,5,7). Он был комсоргом роты 594 полка 207 стрелковой дивизии, потом комиссаром батальона. Защищал Сталинград, штурмовал Севастополь, освобождал Донбасс. Его так и звали на фронте — Комсомол. Не знаю, жив ли, ведь с 1921 года. Мне и перед тенью его стыдно было бы за такое рукопожатие.

Но тут есть соображения и другого рода. Можно ли пожать руку человеку, заявляющему по телевидению: «Когда смотрю, как играют немецкие футболисты, я не могу понять, как мы могли выиграть войну у немцев!» Это ж какой пробы ум! Сравнил четырехлетнюю смертельную схватку двух великий держав с полуторачасовым состязанием двух команд из 11-ти спортсменов. И ведь едва ли знает, как 22 июня 1942 года в Киеве попавшие в оккупацию игроки местного «Динамо» дали прикурить команде Люфтваффе, за что некоторые из них поплатились жизнью, а уже после войны наша сборная врезала в Москве сборной ФРГ, тогдашнему чемпиону мира.

Наконец, ведь это та самая проворная рука, которая написана книгу о главном начальнике страны, который ещё ничего для страны не сделал.

А ещё и такая история приключилась минувшим летом. В известном молодёжном лагере на Селигере его обитатели устроили «Аллею позора». На столбах прикрепили пластиковые головы в фашистских фуражках с фотографиями известных лиц: Саакашвили, Ющенко, Сванидзе, Немцова, Эллы Памфиловой, Людмилы Алексеевой, именующей себя правозащитницей, кого-то ещё, о ком пресса умолчала. Ну, естественно, всем названным это не понравилась. Памфилова даже в отставку подала с должности председателя Совета по правам человека при президенте, уступив место такому же антисоветчику Михаилу Федотову, извлечённому из нафталина. Наконец-то, Эллочка отвалилась. Ведь лет двадцать бросалась грудью на амбразуру, защищая права сограждан. И так в этом преуспела, что годами никто её и не видел и не слышал.

И вот, представьте, журналистка Е.Польгуева, коммунистка, публикует на полполосы статью «Инкубатор ненависти» со скорбной фотографией святой великомученицы Эллы. Журналистка осуждает ненависть к застолбленным личностям: «Переборщили!.. Средневековый способ… Единственное, что объединяет столь разные личности, попавшие на аллею, — то, что никто из них в лагерь на Селигере никогда не приехал бы». Единственное? Ошибаетесь, сударыня коммунистка. Всех названных объединяет нечто гораздо более существенное — злобная антисоветчина и русофобия. Да неужто вы считаете, что Саакашвилк и Ющенко друзья России? Или Сванидзе и Немцов — русские патриоты? А журналистка ещё и приводит пространную цитату Памфиловой, поскольку «её слова того стоят, они очень сдержанны и дипломатичны».

Но этого ей мало. Цитирует ещё и замшелого антисоветчика Владимира Лукина. Он возмущается нетерпимостью к персонам, подобным ему. «Это инкубатор ненависти!», — восклицает антисоветчик. И коммунистка — спасибо-де за помощь — берёт эти слова заголовком своей статьи. И сочувственно приводит лживый рассказ Лукина о зверствах в Китае, где, мол, «разбивали собачьи головы». И подвела предварительный итог: «Правы, пожалуй, Памфилова и Лукин». Нашла коммунистка союзничков. Много лет искали среди попов и вот где нашли, наконец.

Но слушайте дальше: «Можно, конечно, обратить внимание (А можно и не обращать? — В.Б.) только (!) на «двойные стандарты», которые проявляют эти правозащитники, когда оскорблениям подвергаются, например, коммунисты. Они предпочитают закрывать глаза на это и про терпимость к оппонентам(!) как-то не вспоминают». Ведь каждое слово здесь трусливо и лицемерно! Во-первых, это не «оппоненты» в дискуссии, а враги. Во-вторых, они не «закрывают глаза», а самым бешеным образом сами борются против коммунистов и патриотов. Нужны примеры? В-третьих, честный человек не может обратить или не обратить «внимание» на их клевету, а обязан дать решительный отпор.

А через два дня Е.Польгуева напечатала еще статью в полполосы — «Эллу топят в Селигере?» И опять кидается спасать тонущую. Ещё бы! «В последнее время Памфилова критиковала власть неоднократно». Где? Когда? По какому вопросу? А теперь она аж «обрушилась(!) на власть», даже «совершила нападение(!) на «святое» — на «властную элиту». Лет двадцать просидев в этой «элите» при всех президентах.

Обычно газета, где Е.Польгуева напечатала две свои странные статьи, даёт отклики читателей, но на сей раз не дала ни слова. А ведь, пожалуй, недоуменных откликов было немало. Возможно, было и напоминание старой мудрости: враг моего врага — мой союзник.

Н.Сванидзе, с которым завтра мне предстояло встретиться, в первой статье назван «невинно пострадавшим», во второй — «по ошибке попавшим» на «Аллею позора». И журналистка сообщает, что перед ним извинились, но он — «извинений не принял». Какой гордец! — залюбуешься.

По этому поводу Аполлон потребовал меня к священной жертве. И я её принес:

На Селигере хваткие ребята
Представши Сванидзе как фашиста.
И это лишь законная расплата
За то, что он поганит всё, что свято
Для всех, живущих праведно и чисто.
Но не учли братки того момента,
Что сын Карлуши среди прочих рож
Любимый лейб-биограф президента
Да и премьеру он любезен чем-то
И член Общественной палаты тож.
И вот ему приносят извинения:
— Нет, нет, вы не фашист, не сукин сын!
Мы уважаем вас до обалдения
И слушаем всегда до опупения —
Ведь вы во всей стране такой один!..
А что же вы, друзья, не расспросили —
Ведь это непростительный провал —
Он сам-то извинился иль не в силе
За то, что славный комсомол России
Фашистским гитлерюгендом назвал.
Поэтому возьмите-ка обратно
Свои все извинения, братки.
Ведь врать ещё он будет многократно
И всей стране публично и приватно,
Пока таким не вырвут языки.
Так обстоит дело со Сванидзе. А Млечин? Тут дело ещё выразительней. Этот шустрый товарищ в Советское время шибко преуспевал. Его отец был долгие годы заместителем Героя социалистического труда Александра Чаковского в «Литгазете», мать — переводчица, член Союза писателей. Как же и Лёне не быть потомственным писателем! Начинал он сразу после МГУ с сочинения криминальных детективов, которым давал пленительно-уморительные заглавия: «Хризантема пока не расцвела», «Поздний ужин с тайным агентом», «Обстоятельства смерти господина К»… Тут явное влияние великого Радзинского, у которого есть и «Приятная женщина с цветком и окнами на север», и «Я стою у ресторана», и много других несправедливо забытых шедевров.

Накатал Лёня с дюжину сочинений, и, видно, надоело. Кинулся служить отечеству на ином поприще и совсем ещё молодым вдруг стал заместителем главного редактора популярнейшего еженедельника «Новое время», позже

— опять заместителем главного в ещё более популярной газете «Известия», где этот пост после «Литгазеты» до него занимал его батюшка. И тут по наследству. И какие должности! Номенклатура ЦК! На этих высочайших трибунах ещё в конце 80-х годов коммунист Млечин восхищался своей социалистической родиной, её внешней политикой, Китаем, КНДР, всеми странами лагеря социализма и беспощадно клеймил руководителей Америки

— президентов Трумэна и Картера, госсекретаря Шульца, генерала Макартура и других супостатов коммунизма.

Так, в «Новом времени» № 26 за 1987 год этот товарищ писал: «Раскол Кореи был оформлен юридически. В те годы США и их союзники, обладая большинством голосов в ООН, могли протащить любую резолюцию». Как сейчас протаскивает в Думе что угодно «Единая Россия». Но старый боец молчит…

Торжество бандитского капитализма превратило Млечина, коммуниста уже беглого, в огнедышащий вулкан антисоветчины. Ельцин ещё только отвалился, Путин ещё только появился, а у него уже готова пронзительная книженция в 600 страниц «От Ельцина к Путину». Ещё не улеглась пыль от рухнувшего торгового центра в Нью-Йорке, а на полках книжных магазинов России уже пылилось его учёное исследование «Кто взорвал Америку?». Потом вдруг взялся за наше высшее чиновничество, выпустил фолиантик «МИД. Министры иностранных дел». Всех описал — от Троцкого до Игоря Иванова, десятка полтора. Потом — «Председатели КГБ». Тоже всех 23-х изобразил

— от Дзержинского до Патрушева. Дальше — «Русская армия от Троцкого до Сталина», «Сталин и его маршалы»… Перечислить всё невозможно. А какие объемы! 500-700-800 страниц. Что угодно может изобразить! Закажи ему «Сандуновские бани. Директора. 1893–2010» — напишет в две недели. Предложи тему «Ваганьковское кладбище. ХVIII-ХХI века. Обитатели и посетители» — через три недели представит рукопись. И обо всём, даже о кладбище

— с пеной антисоветского бешенства. А ведь сколько у него на телевидении учеников! Вот как только началась перепись населения, один из них заявил: «Результаты переписи 1937 года не понравились Сталину, и он приказал всех переписчиков расстрелять». И с этим учителем ручкаться? Но с другой стороны — а политкорректность?

Я долго думал и наконец решил так. Я вежливо скажу: «Милостивый государь, как великий Маяковский, я, его почитатель, не признаю рукопожатия. Поэт писал:

Всюду слышен ладоней скрип —
Это люди разносят грипп.
Кто может гарантировать, что вы не разносчик гриппа или какой-то ещё более опасной болезни, например, русофобии?»

Это будет достойно и политкорректно.

На другой день утром знающий шофер Денис мчит меня на студию. Куда мы приехали через полтора часа, где это территориально, я не понял. Денис ведёт меня в огромное здание, потом — по каким-то катастрофическим коридорам, где всюду балки, занавеси, ступени и толпы народа. Кто это? Оказывается, та самая публика, которая, надо думать, не безвозмездно будет изображать роль хора в трагедии Эсхила. Наконец мы оказываемся в небольшой комнате, и мой Вергилий передаёт меня сотруднице Пятого канала милой девушке по имени Иветта. Кто бы мог предположить такой благоприятный исход после катастрофического пейзажа. Иветта объясняет мне что к чему.

Потом подошли наши участники передачи и рассказали, что сванидзеанцы и млечинцы были решительно против моего участия. Кто-то даже будто бы заявил: «Бушин? Только через мой свежий труп!» Как же так? Почему? Где же гласность и демократия, порождением чего эти живые трупы и явились? Наши сказали: если вы против Бушина, то мы не желаем видеть Пивоваров. Кто такой? Что, кроме того антисоветчика, что на НТВ, есть ещё Пивоваров? Как же, как же! Большой историк. Член-кор ельцинской эпохи и академик путинского закваса. Оказался в Академии вслед за Яковлевым и Солженицыным, проторившими туда тропку.

Не так давно меня поразило его рассуждение в «Комсомолке» о знаменитой картине Николая Ге «Что есть истина?»: «Почему Христос опустил глаза и не отвечает стоящему перед ним Понтию Пилату, что есть истина? Я долго не мог понять». И вот, став академиком и увидев кагебешника в церкви со свечкой в руке, понял: «В христианстве невозможен этот вопрос, а возможен «Кто есть истина?» Христос и есть Истина. Поэтому Христос и не отвечает». Какая чушь! Разглядел религиозную схоластику: какой вопрос можно задавать, какой нельзя. Но зачем задавать, если ответ известен? И Христос, значит, молчал из скромности, дабы не называть себя. А Пилат уличается в религиозном невежестве и только. Да, мол, картина именно о скромности одного и невежестве другого. Ну, академики пошли… Да ведь суть-то яснее ясного, она гораздо шире религиозного сюжета: самодовольный, благоденствующий, всемогущий властитель глумится над гонимым, бессильным перед ним проповедником истины: посмотри, дескать, на меня — какой я гладкий да вальяжный, как богата моя одежда, а ты в этом рубище чего добился своей проповедью истины? Эта великая картина может быть иллюстрацией к лермонтовскому «Пророку». Она как никогда чрезвычайна злободневна и ныне, когда у нуворишей в ходу присловье: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Картину Ге можно назвать именно так. И сейчас можно написать подобную картину, поставив на место Пилата, допустим, Чубайса или Абрамовича, а на место Христа, скажем, обобранного ими безымянного ветерана войны или тень Темиряна Зиннатова, защитника Брестской крепости, в 1992 году приехавшего в Белоруссию из Сибири и бросившегося от отчаяния под поезд там, у крепости. И этот академик, любитель живописи — их главная надежда!

После мучительных раздумий сванидзеанцы-млечинцы пошли на мировую: черт с ним, с Бушиным, пусть каркает, у нас же есть хорошие ножницы! И даже, говорят, извинились за свою то ли робость, то ли глупость, то ли за троцкизм.

Нет, с академиком Ю.С.Пивоваровым они никак не могли расстаться. Вот несколько его кардинальных суждений «В 1917 году Российская империя… Будто ветерок подул — и карточный домик рассыпался. Хотя была мощная армия. Непонятно, почему всё рухнуло». Ему опять непонятно. Перед нами ценнейшая для режима модель Незнайки, задача которой — фабрикация исторических загадок для одурачивания народа. Все же неакадемики знают, что ветерок-то, нарастая и нарастая, дул столетия, а уж последние-то двадцать николаевских лет это был ураган, буря. Да еще несколько лет ненужной русскому народу, чудовищно кровопролитной, бездарной войны, начавшейся в августе 14-го самсоновской катастрофой в Восточной Пруссии и кончавшейся в 17-м при всей её «мощности» дезертирством со всех фронтов.

Но вот ветерок надул и Октябрьскую революцию. И что же? До неё, говорит, «мы расширялись, разбухали». До чего это ему отвратительно! Как Окуджаве: «Меня удручают размеры страны…» Я тогда посоветовал ему ехать в Грузию или Армению, откуда его родители. И вдруг, говорит, «началось сужение. Сначала по Брестскому миру в марте 1918 года, подписанному большевиками, Россия потеряла около миллиона кв. километров. Это нынешняя Украина, Белоруссия, Крым». Лютое враньё. Конечно, если сюда прибавить Финляндию, Польшу, Прибалтику, то, пожалуй, наберется миллион. Но, во-первых, ещё до Брестского мира 18(31) декабря 1917 года В.И.Ленин лично передал приехавшему в Петроград финскому премьер-министру П.Свинхувуду документы о признании независимости Финляндии. Во-вторых, Польша тоже ещё до Брестского мира объявила о своей независимости, и это было признано Советским правительством. В-третьих, речь шла не о всей территории Украины и Белоруссии, а о западных областях. Наконец, Крым здесь и вовсе не при чем. Его «потерял» известный алкаш, страдавший недержанием даже мочи, не то что земель России. Тот самый алкаш, при котором Пивоваров потерял партбилет и приобрел звание членкора.

Словом, по Брестскому миру от России отторгалось не миллион кв. километров, а 150 тысяч. Есть разница? Нет разницы, ибо дело-то не в километрах, а в способе вранья и одурачивания: мерзкие большевики сузили Россию на миллион километров — и точка. А о том, что это было всего на восемь месяцев, что после революции в Германии большевики 13 ноября 1918 года аннулировали договор и вернули отторгнутые территории — ни слова. Будто бы это «сужение» так и осталось. О том, что позже большевики предприняли «расширение» и вернули в состав страны и западные области Украины, Белоруссии, и Бессарабию, и Южный Сахалин — ни звука. Ему бы лучше посчитать, насколько «сузили» Россию его братья по разуму. Нет, не смеет. Приходится сообщить: да, почитай, на целых 5 миллионов кв. километров. Десять Франций!

И ещё о «сужениях» и «расширениях»: «1941 год. Миллион кв. километров оккупирован немцами». Тут почему-то не врёт способом умолчания, но как преподносит правду! «Мы отыграли назад»… О кровопролитной войне, в которой погибли миллионы соотечественников, — как об игре в карты.

Дальше: «В конце 80-х — начале 90-х пусть не было в России такого потрясающего расцвета, как в начале века…» Минуточку. С этим «потрясающим расцветом» Россия в начале века плелась в хвосте великих держав, а в конце 80-х без «расцвета» наступала на пятки Америке. Так или нет? Молчит и прёт опять: «Вдруг в несколько дней страна развалилась. Случился паралич властный институтов. Началась анархия». Какой паралич? Все «институты» были на месте — и Верховный Совет, перелившийся в Думу, и правительство, и армия, и милиция, и академики с суженными мозгами от замшелого Аганбегяна да Чубарьяна до новоиспеченного Яковлева, а на подходе был и Пивоваров. Да и не анархия тогда началась, а великий грабёж, ловко организованный Чубайсом по законам этой Думы. И не развалилась страна сама собой, о чём свидетельствует плебисцит, на котором 76 % проголосовали за единство, а её развалили — сознательно, обдуманно, целенаправленно. И сделано было это не в несколько дней — над сей увлекательной задачкой бились самые большие негодяйские умы внутри и вне страны.

В комнате стоял небольшой стол, уставленный вопиющими яствами. А рядом сидел, как потом я узнал, историк Владимир Лавров, застуженный антисоветчик республики. Тот самый, что в затее «Имя России» поносил Ленина. По праву старшего и ранее прибывшего я любезно пригласил: «Угощайтесь…» Антисоветчик не шелохнулся. «Подкрепитесь…» Заслуженный бровью не повёл. Видимо, уверенный в нашем всеохватном коварстве, думал, что угощение отравлено. Может быть, вспомнил классика: «Где стол был яств, там гроб стоит…». Чтобы развеять его ужасные подозрения, я демонстративно умял парочку бутербродов с чашечкой кофе. Он бросил на меня взгляд, в нём читалось: «Не на того напал! Тебе-то сообщили, какие бутерброды съедобны, их пометили. А я?..»

Потом мы с Иветтой стояли у двери и о чём-то разговаривали, как вдруг дверь распахнулось и кто-то весьма значительной корпуленции вторгся в комнату: «Здравствуйте!» Я пожал протянутую руку и через секунду обмер: это был Николай Карлович Сванидзе собственной персоной. Как я опростоволосился! Все мои домашние заготовки насчёт скрипа-гриппа рухнули мгновенно. Вот вам маленький пример эффекта внезапности. А нам твердят, что внезапность вторжения в нашу «комнату» 22 июня 1941 года не имела никакого значения.

Сванидзе так же внезапно исчез, как и появился. Я смотрел на захлопнутую дверь и думал о том, что слышал версию, по которой Николай Карлович сын Карла Каутского, известного ренегата марксизма. Я возражал: «Позвольте, Каутский умер ещё до войны и было ему уже за восемьдесят». Да, отвечали мне, но остался клочок волос из подмышки, вот из них и удалось клонировать ренегата несколько другой внешности. Я опять возражал: «Во-первых, тогда ещё не было клонирования. Во-вторых Каутский, несмотря на то, что именно Ленин назвал его ренегатом, после смерти Владимира Ильича писал: «Надо быть сумасшедшим, чтобы не признавать величие Ленина. Он был колоссальной фигурой, каких мало в мировой истории». А что говорит Сванидзе о Ленине?» Мне отвечали: во-первых, тайное клонирование велось уже давно; во-вторых, ну, не бывает же всегда один к одному, получился несколько иной вид ренегата, ельцинско-путинский.

Вскоре нас пригласили на трибуны под око телекамер. Мы расселись на одной стороне, млечинцы — напротив. По импозантности я сразу узнал там Пивоварова. Вгляделся… Давно, ещё в молодости я научился довольно сносно читать по губам. Академик разговаривал с соседом. И я прочитал фразу: «Советская власть худо-бедно просуществовала 70 лет…» Я чуть не крикнул: «Ничего себе худо — спасла мир от фашизма и послала человека в космос! Ничего себе бедно — была второй сверхдержавой!» И опять читаю: «Великий русский писатель Александр Солженицын, лауреат Нобелевской премии, сказал: «Россия проиграла XX век». А какой выиграла? — хотелось спросить мыслителя. Да ведь этот лауреат столько наплёл… Что Сталин произнёс великую речь 3 июля 1941 года сквозь слёзы, что немцы наступали по 120 километров в день, что единственный достойный генерал был у нас — Власов, что сам он, Солженицын, всю войну командовал огневой батареей, что в лагере сексотом он стал, но никого не заложил, что Достоевский на каторге ходил в белых штанах и это ли не свидетельство благоденствия, что его, лауреата, травили, кололи, но Бог миловал… И всё вранье! Врал он безоглядно и о себе, и о войне, и о стране как царских времен, так и советских.

А вот что говорил его вроде бы собрат по изгнанию Александр Зиновьев: «Советская Россия прожила более семидесяти лет. Она добилась эпохальных успехов, несколько десятилетий была лидером социальной эволюции человечества. Советский период был вершиной российской истории. Успех новой социальной системы был колоссальный — ничего подобного никогда и нигде не было! Как могли бы мы столько лет держаться, если бы не эта система, когда против нас — весь Западный мир? А мы держались. Надо говорить не «всего 70 лет», а — «целых 70 лет» мы держались против такого врага!»

А Пивоваров всё шевелил губами: «Только члены партии, только те, кто состоял в списках райкома, горкома, ЦК могли могли продвигаться во власть. Номенклатура! Если ты посол, то номенклатура ЦК, если директор бани, то номенклатура райкома». Какое страшное сужение академических мозгов: баня как вертикаль власти! Неужели он эту чушь будет и всем нам тут говорить? Да я его забросаю примерами покруче посла. Шапошников стал начальником Генштаба, будучи беспартийным бывшим полковником царской армии. Говоров без партбилета стал и генерал-лейтенантом и командармом, да ещё известно было где надо, что служил в армии Колчака. Беспартийный царский мичман Леонид Соболев был создателем и многолетним руководителем Союза писателей России, Константин Федин — Союза писателей СССР. А Шостакович, о котором укативший в Америку Соломон Волков, не соображая, что позорит великого композитора, пишет, что его в отличие от Федина и Соболева на шестом десятке загнали в партию, и он в отчаянии едва не покончил самоубийством?.. Господи, да моя жена была главным редактором киностудии без партбилета… Но — внимание! Мотор!

Началось действо. Тема — «Советский человек». Сергей Кургинян был великолепен! Какая широта, разнообразие и убедительность аргументации. Какая зоркость, быстрота ответного удара, и что за умение загнать противника в угол, им же, олухом, и созданный. И какая энергия, сколько ума и сердца в защите советских ценностей!

Но известному теоретику марксизма Юрию Белову всего этого мало. Он пишет: «С. Кургинян не противник ни Путину, ни Медведеву. Разве что слегка пофрондировать…» Это «фрондирование», дорогой товарищ, дает ему почти все голоса телезрителей. Кто из ораторов КПРФ когда-нибудь получал такие цифры?

«Из памяти не выходит, что С. Кургинян с тревогой говорил об опасности дестабилизации общества, распада страны в случае ухода Путина». Я — решительный противник Путина и Медведева, но тревога Кургиняна мне понятна, ибо совершенно неизвестно, кого посадят на их места. Разве исключено, что Чубайса и Абрамовича? Вот убрали Юрия Лужкова после того, как он поехал в Севастополь и на всю страну заявил там, что это город русской славы и построил дома для офицеров флота, а позже запретил в Москве парад гомосексуалистов, попытался по случаю юбилея нашей великой Победы вывесить в Москве десять портретов того, под чьим руководством мы эту Победу одержали, а потом в глаза Медведеву заявил, что в результате бесчисленных ежедневных аварий, катастроф, терактов, небывалых пожаров от Иркутска до Рязани, забытых болезней вплоть до сибирской язвы, — в результате всего этого в стране царит гнетущая атмосфера. Не мог всего этого выдержать жизнерадостный фанат рок-музыки и обнародовал рескрипт: «Отрешить от должности в связи с утратой моего доверия!» Ну, отрешил. А кого посадил — Мельникова? Решульского? Нет, от макушки до пяток своего, который и словечка поперёк не скажет, хотя, говорят, из староверов. Лужков же и после отрешения заявил на встрече с молодежью, что никакой демократии у нас нет, президент имеет почти диктаторские полномочия, позволяющие ему «расправляться с неугодными губернаторами и мэрами», а 122-й путинский закон о монетизации льгот назвал «жлобским», про «Единую Россию» сказал, что это «партия-лакей» с низким потенциалом и грызловским интеллектом. И такие поступки, такие речи на фоне бесчисленных бессловесно-покорных отрешений даже военных министров и глав правительства. Да это диво дивное!

А зюгановцы как порочат Кургиняна, который делает великое дело, на которое они сами-то не способны — бьёт смертным боем самых горластых антисоветчиков, клевещущих на нас с самых высоких в стране телетрибун, так и ликуют по поводу изгнания этой властью во многом прозревшего, изменившегося Лужкова. «Правда» с радостью даже перепечатала из английской газеты «Гардиан» статейку новоявленного Дэвида Херста. Тот негодует: «Лужков стремился к популярности у населения…» А кто из политиков не стремится — может, Черчилль или Тэтчер? Может, Путин или Медведев, не сходящие с экранов ТВ? «Лужков повышал зарплату учителям и врачам за счёт городского бюджета». А что в этом плохого или незаконного? «Лужков установил в Москве памятник Петру Первому». А кому надо — Ельцину? «Москва сделалась диккенсовским городом контрастов: множество роскошных автомобилей и тысячи беспризорников». Такой стала вся Россию, господа Херст и Комоцкий.

Однако, позвольте, а что такое персональное доверие президента, которое изобрел, оказывается ещё Путин, чем он на этих днях похвастался, как об изобретении колеса? Это же как догмат о непогрешимости папы. Но, во-первых, догмат всё-таки относился только к делам церкви и вопросам нравственности. Во-вторых, сей догмат давно отменён. А у нас вдруг возродился. Да в каком виде! Речь идёт о доверии или недоверии не к какой-то черте личности или стороне её деятельности, а о личности в целом, во всём охвате, со всеми потрохами. Не стоим ли мы на пороге святой инквизиции?

«20 сентября, — продолжает Ю.Белов, — С.Кургинян, выступая в передаче «Момент истины», в сванидзе-млечинской манере характеризовал КПРФ и её лидера. Всё стало на свои места». Вот оно — самое главное! — ещё и Зюганова любить обязательно. Да его и так уже двадцать лет все любят. И как не любить! Партия с 500 тысяч членов в 1993 году сжалась до сомнительных 153 тысяч. Фракция в Думе имела около 200 депутатов, скатилась до 56. Или это тов. Зюганов выступил с предложением к властям вывесить в День Победы портреты Сталина?

Подобно тому, как Ельцин сначала хмельным бездействием, а потом пьяным дуроломством устроил войну с Чечней, а Путин и Медведев трусливым молчанием даже после Косово спровоцировали нападение Грузии на Южную Осетию, так и Зюганов учинил погромы Московского, Ленинградского и Красноярского обкомов. Так за что его пестовать?

Ещё в 2002 году в еженедельнике «Патриот» я любовно предлагал тов. Зюганову, пережившему трех президентов и дюжину премьеров, отдохнуть, уступить место в партии кому-то из тех, кто помоложе, энергичней, с более острым политическим чутьём, а самому сосредоточиться на работе в Думе.

«Кургинян пошёл к Сванидзе, чтобы нажить капитал доверия у советских людей. Он осознал, что советское прошлое стало занимать господствующее положение в массовом сознании. И сделал соответствующие выводы».

Словом, ловкач и делец. А Ю.Белову требуется, чтобы человек и советскую историю защищал, и товарища Зюганова во всех его четырех ипостасях нахваливал, как Ц.О., порой публикующий пяток его портретов в одном номере.

Когда дошла очередь до меня, я, обращаясь к председателю суда Сванидзе, сказал:

— Ваше степенство, последний раз мне довелось выступать по телевидению 4 января 1966 года, сорок пять лет тому назад. Это была передача из Ленинграда, которую вел академик Лихачёв, тогда ещё не академик, а участвовали писатели Москвы и Ленинграда — Владимир Солоухин, Олег Волков, Вячеслав Иванов, ныне академик, Лев Успенский, В.Бахтин и другие. Не соблаговолите ли вы учесть это достопечальное обстоятельство и дать мне времени побольше?

— Нет! — отрезал судия.

А если бы он знал, что это была за передача, то вообще слова не дал бы. Она называлась «В защиту русской культуры». Солоухин и Успенский говорили о засорении нашего языка иностранщиной, нелепыми неологизмами да аббревиатурами, которые, впрочем, имеют давние корни в религиозной литературе, где пишут: с.в.м. — святой великомученик, х.в. — Христос воскрес, б.м. — Божья матерь… Да и РПЦ тут же. Волков призывал вернуть в концертные залы Бортнянского и других авторов духовной музыки. Сам Лихачев — о вкладе в русскую культуру нерусских авторов. А я — о многочисленных и часто антиисторических переименованиях городов, улиц, площадей. Незадолго перед этим в «Литгазете» была напечатана моя статья на эту тему — «Кому мешал Теплый переулок?», и меня завалили письмами со всех концов страны. Авторы решительно требовали вернуть прежние имена Нижнему Новгороду, Твери, Самаре, Сталинграду… Сейчас я читал выдержки из писем, и, видимо, это было особенно сотрясательно. Н.Месяцев, тогдашний председатель Комитета по радиовещанию и телевидению (недавно он отметил 90-летие) позвонил из Москвы и потребовал под любым предлогом прекратить передачу. Работники студии не дрогнули, и передача успешно дошла до конца, за что некоторые из них во главе с директором студии Фирсовым несколько пострадали. Правда, уже после того, как известный оборотень А.Яковлев, обитавший тогда в Отделе пропаганды, представил докладную записку в Политбюро, в которой передача была изображена как идеологическая диверсия.

Сейчас я подумал: так же, как Яковлев, поступил бы и этот эфирный оборотень Млечин. А он как раз в этот момент встаёт и заявляет: «Бушин действует мне на нервы. Я его не люблю. И контактировать с ним не желаю!» Кургинян вспылил. Обрушил на сепаратиста гневную речь и вышел из студии. Ну, действительно! Ведь условились же, и вроде было извинение, и вдруг…

А в чём дело-то? А в том, говорит кефирный сапара-тист, что Бушин неласково писал об Окуджаве. И ведь верно! Я встал и сказал, что многие песни Булата любил и люблю, но когда он взялся писать двусмысленные повести и романы с разными антисоветскими намёками и экивоками, я выступил в «Литгазете», потом в журнале «Москва», где писал, что его романы изобилуют разного рода нелепостями комического свойства, материал — русский быт середины XIX века — автор знает плохо, что с языком у него не лады. Было это в 1979 году. Почему тогда, в год столетия Л.Д.Троцкого, аристократ Млечин не бросился грудью на защиту Окуджавы? И почему ныне, спустя тридцать с лишним лет, он проснулся и подвергает меня остракизму? Ответа не было. И мне пришлось внести ясность. Дело не в Окуджаве, аристократ скромно умолчал, что ещё более неласковая статья (ведь Окуджава-то талантлив, а этот?..) была у меня и о нем — «Титаник мысли». И не тридцать лет тому назад, а не так давно — в прошлом году. Вот Сванидзе честнее, он воскликнул: «И обо мне писал!» Правильно. Статья называлась то ли «Квадратура лба», то ли «В мире толоконных лбов».

Кургинян вернулся. В тему «Советский человек» мне надо было уложиться за 30 секунд. А я хотел начать с того, что, как вольный художник, не люблю мудрые термины и философские конструкции, а предпочитаю образы, символы. И предложил бы для понимания вопроса сопоставить два символа павильонов нашей страны на Всемирной выставке 1937 года в Париже и на Всемирной выставке в Шанхае, которая сейчас. Тогда — гениальная скульптура «Рабочий и колхозника» Веры Мухиной, завоевавшая гран-при, сейчас — Незнайка, комический персонаж детского писателя Николая Носова — мальчишка, не желающий ничего знать, не желающий учиться и постоянно попадающий впросак, иногда смешно, иногда не шибко. Оба символы до чрезвычайности правдивы и выразительны для России разных эпох.

Там — символ советского человека, всего народа, вдохновленного идеей социализма, устремленного вперед, народа сильного и гордого своей страной. Здесь — комический шалопай, который не хочет учиться даже тому, что было совсем недавно у него на глазах. Восстановление? Развитие? Индустриализация? «А что это? Нет, не желаю. Лучше мы запузырим модернизацию развалин».

Китайцы и иностранные посетители нашего павильона недоумевали: что за Незнайка? Зачем он? Какого ветром его сюда занесло? А предложил этот символ, конечно же, кто-то из самого кремлёвского поднебесья. Выставка-то Всемирная! И не иначе, как советовались в Академии Наук. Если так, то я подозреваю, что посоветовал именно академик Пивоваров. Кто же ещё! Яковлев и Солженицын преставились… Правда, когда на выставку явился президент Медведев он дотумкал, что надо убрать Незнайку. Убрали. Но запах остался. А символа теперь и нет.

Что больше всего поражало в действе, так это замшелость, убогость, затрёпанность доводов кефирных аристократов. Это сквозило даже в том, как Млечин объявлял своих ораторов. Один из них — академик, другой — народный артист. И каждый раз Млечин подчёркивал это. Да кто придаёт значение этим званиям после того, как академиком стал Яковлев, а народным артистом — Якубович?

А имена! А факты! Всё то же вранье о Великой Отечественной, о Сталине, Горьком, Павлике Морозове… Сванидзе сказал: «Не за советскую власть воевал народ! Замечательный поэт Константин Симонов в замечательном стихотворении о войне замечательно писал:

Если дорог тебе твой дом…
За родной дом воевал народ!»
Дальше оратор цитировать не решился, дальше он выговорить не может. А там так:

… дом,
Где ты русским выкормлен был…
Каким ещё русским?

Конечно, мы воевали за небольшой родной дом, который стоял в большом Доме Советской России, в СССР, и каждый понимал, что если рухнет большой Дом, то не устоять и дому, «где ты в люльке, качаясь, плыл» и вырос советским русским человеком. Другой России, кроме советской, не существовало. Её мы и защищали. Оторвать мой дом от России да ещё противопоставить их может только шельмец с самой грязной целью.

А когда Сванидзе заявил: «Сталин издал приказ, в котором объявил, что все наши пленные — предатели», я не выдержал, вскочил и крикнул: «Ложь! Не было и не могло быть такого приказа!» Это очень похоже на то, что переводчица Лилиана Лунгина в недавно показанном по ТВ фильме о ней Олега Дормана (Господи, опять они! И тут они!) сказала в связи с горькой судьбой своей подруги Ревекки, оказавшейся с мужем в Париже: «Когда в 1930 году Сталин подписал декрет, что тот, кто не вернётся в СССР, получает кличку «невозвращенец» и теряет советское гражданство, Ревекка не вернулась…» Во-первых, она же могла вернуться и не получить кличку, но не захотела. Во-вторых, Сталин не подписывал никаких декретов, тем более — декретов о том, кому какую кличку дать. Во-третьих, зачем советское гражданство человеку, который решил не возвращаться на родину? Правильный декрет подписал товарищ Сталин!

Сванидзе только и мог в ответ мне твердить: «Был такой приказ о пленных! Был! Был! Это общеизвестно!» Что ему оставалось… У меня не хватало времени привести хотя бы такие факты. В Литературном институте, куда я поступил сразу после войны, было немало бывших пленных среди и студентов и преподавателей. Старостой нашего курса все пять лет был Коля Войткевич, попавший в плен в 1942 году под Севастополем. А еще были Юрий Пиляр, Борис Бедный, Александр Власенко… И знал я Ярослава Смелякова, Степана Злобина, Виктора Кочеткова, а всего по едва ли полным данным справочника «Отчизны верные сыны» (М.,Воениздат. 2000) были в плену 18 писателей. Все они, конечно, прошли проверку, после чего жили нормальной жизнью полноправного советского человека: селились, где хотели, включая столицу, работали, где нравилось, писали книги, получали награды (В.Кочетков, например, два ордена Отечественной войны), премии — и Сталинские (С.Злобин), и Государственные (Я.Смеляков) — и это объявленные Сталиным предатели родины?

Но вот такой же свежести обвинение: «Горький объявил: если враг не сдаётся — его уничтожают». Какое зверство! Вот, мол, он — советский человек во всей красе. Господи, да ведь речь-то идёт не об оппонентах в дискуссии, а о врагах. Эти подсудимые то и дело слышат и видят на своих экранах, что в Чечне или Дагестане окружили группу боевиков-террористов, предложили им сдаться, они отказались и их уничтожили. Так всегда было и во время войны. В полном соответствии с девизом Горького, впрочем, не им придуманного. Но кефирные ныне почему-то не протестуют, не вопят: «Медведев, прекрати зверство! Пожалей террористов!»

А чего стоит ещё и такое гневное обличение Советской власти: «Александр Блок умер от голода!» Уморили, мол. И ведь опять плетется в хвосте. Еще двадцать лет назад на заре демократического ренессанса ныне покойный писатель B.C. расследовал по своим возможностям причину смерти Блока и объявил, что по заданию Ленина поэта отравила знаменитая Лариса Рейснер. Какие доказательства? Да как же! За полгода до смерти Блок простодушно отобедал у неё. А причём здесь Ленин? Да он ко всем злодеяниям причастен.

И B.C. ссылался ещё на Надежду Мандельштам, которая утверждала: «Лариса была способна на многое. Все, кого она знала, погибли, не прожив своей жизни». Жуткое дело, и очень убедительно. Хотя, с одной стороны, не совсем ясно, что значит «прожить свою жизнь» — шестьдесят лет, восемьдесят, сто? Если все знакомые Ларисы погибли, то что помешало назвать хотя бы двух-трех? Наконец, знакомыми Рейснер были Корней Чуковский, Рюрик Ивнев, Оскар Курганов… И первый не погиб до 87 лет, второй погиб в постели в 90, третий сопротивлялся гибели ещё дольше.

А Н.Мендельштам писала, что Рейснер в довершение всех своих коварств еще и умерла в тридцать лет. Кто ж из порядочных людей с чистой совестью умирает в таком возрасте? И B.C. цитировал: «Мне не верится: неужели обыкновенный тиф мог унести эту полную жизни красавицу?» Действительно, паршивенький тифок, а тут такое диво! Известно же, что на них, на красавиц-то, даже чума не действует, даже собачье бешенство и сибирская язва, ибо в большинстве своём они сами — чума и язвы. Бесспорно, Лариса нарочно, целенаправленно умерла, мерзавка, чтобы унести в могилу тайну смерти Блока и прямую ответственность за нее Ленина.

И вот уже лет пять, если не десять, Сванидзе, видимо, не знающий о злодеянии язвы Рейснер, верещит на свой манер: «Умер от голода! Уморили!» Ещё в 2005 году со страниц «Литгазеты» его урезонивал Юрий Чехонадский: «Перестаньте вопить! Откройте 92 том «Литературного наследства» и прочитайте там статью доктора медицинских наук М.Щербы и кандидата наук Л.Батуриной «История болезни Блока». Чехонадский умер, а Сванидзе всё голосит. То же самое слышали мы в неоднократно показанном по ТВ фильме «Александр Грин».

Известно, время было голодное, война. Однако вот что писала Мария Андреевна Бекетова, тётка Блока, родная сестра его матери, в книге о последних днях своего великого племянника, с которым она жила вместе: «Со всех сторон предлагали деньги, доставляли лекарства, посылали шоколад и другие сладости. Любовь Дмитриевна (жена, 1881–1939) отказывалась от денег, т. к. их было достаточно, но приношения и услуги всегда принимала с благодарностью. По части еды она доставала всё, что можно было достать и что нравилось Ал. Ал…. Булки, сахар, варенье, сливочное масло не сходили с его стола. Но ел он, к сожалению, мало. Только иногда просыпался аппетит и особая охота, например, к свежим ягодам».

И специально для Сванидзе тётка поэта подчёркивала: «Я нарочно привожу все эти подробности, чтобы разрушить басню, которую досужие русские эмигранты сложили о голодающем Блоке, которого-де кормил из милости какой-то иностранец. Всё, что можно было сделать для него в Петрограде, делалось» (Цит. по «ЛГ»26.XI.05). Поразительно! Те эмигранты уже перемёрли давно, а басня их в устах вовсе не досужих лакеев режима, эмигрантов из области правды, до сих пор жива.

Сванидзе знает, как в первые годы демократического ренессанса академика Н.П.Бехтереву заставили сказать, будто её дед знаменитый психиатр В.М.Бехтерев (1857–1927) в результате обследования Сталина установил, что он страдает эпилептоидной паранойей. Поэтому Сванидзе и скажет: «Да заставили большевики старушку Бекетову так сказать о племяннике! Накинули петлю на шею и заставили. Знаем мы это большевистские штучки!»

Но ведь вот какое дело. Через несколько лет Наталья Петровна призналась: «Это была тенденция: объявлять Сталина сумасшедшим, в том числе с использованием якобы известного высказывания моего деда. Но никакого высказывания не было, иначе мы знали бы. А кому-то понадобилась эта версия. На меня начали давить. И я должна была подтвердить, что это было так» (Аргументы и факты № 27. 1995). Конечно, участие во вранье не украшает Наталью Петровну, но мы же не знаем, каково было давление на неё. И всё-таки она же нашла в себе мужество в конце концов сказать правду.

Ну, а слова М.А.Бекетовой можно подкрепить признанием Самуила Мироовича Алянского (1891–1974), основателя издательства «Алконост», где печатался Блок: «В апреле 1921 года здоровье Александра Александровича заметно ухудшилось: он часто уставал и жаловался на сердце». И тоже специально для Сванидзе: «Продовольствие Блок получал по карточкам, как и все граждане. Дополнением к этой норме были пайки, которые выдавались некоторыми организациями своим сотрудникам. Блок получал два, а иногда три таких пайка: по Дому учёных, как писатель, и по Большому драматическому театру, как служащий, а в последнее время он получал ещё паёк по журналу «Красный милиционер». Блок получал гонорары и зарплату, как и Любовь Дмитриевна. Правда, были ещё мать и тётка, но не было детей» («ЛГ» 26.VI.05). А ещё и Корней Чуковский 1 мая 1921 года записал в дневнике: «Поездка в Москву. Блок подъехал в бричке ко мне, я снёс вниз чемодан, и мы поехали (на вокзал). Извозчику дали 3 тысячи и 2 фунта хлеба» (Т.1. с. 164). Это 800 грамм, целая буханка. Можете ли вы, Николай Карлович, вообразить, чтобы голодающие, умирающие от голода расплачивались с извозчиками буханками хлеба?

Андрей Турков в биографическом словаре «Русские писатели XX века» (М., 2000) пишет: «Блок весной 1921 года смертельно заболел. Попытки Горького и др. добиться для поэта разрешения на выезд за границу для лечения остались безуспешными» (с.98). Смертельно — да, безуспешными — неправда.

Вопрос о выезде деятелей культуры за границу был тогда очень сложен. С одной стороны, страна бедствовала, и некоторые писатели, артисты, художники были обречены здесь на скудное существование и хорошо бы им съездить в более сытые края, а иногда и для лечения, для санаторного отдыха, которого тогда в России не было. Голод, даже недоедание люди переносят по-разному. Нина Берберова вспоминала, как в 1944 году после освобождение Парижа она решила отметить свой 43-й день рождения. Раздобыла где-то колбасы и сделала бутербродики по числу приглашенных русских писателей. Первым пришёл Бунин, и сразу — в столовую. А именинница встречала в прихожей гостей. Когда все вошли в столовую, она взглянула на стол и ужаснулась: бутербродики стали просто кусочками хлеба: всю колбасу с них съел Иван Алексеевич Бунин, дворянин, классик, тонкий стилист, Нобелевский лауреат. Может, благодаря тем кусочкам колбасы и дожил до 83 лет.

Иначе держался в голодное время, например, Маяковский:

Не домой, не на суп,
а к любимой в гости
две морковинки несу
за зеленый хвостик.
И нет сомнений, эти морковинки он по дороге не съел, принёс по назначению, ибо признавался:

Мне — легше всех. Я — Маяковский.
Сижу и ем кусок конский.
Между прочим, тоже дворянин. Но не все даже разночинцы могли сидеть и не всех даже простолюдинов радовал кусок конины.

Это одна сторона проблемы, а с другой, иные из уехавших, начинали заграницей антисоветскую деятельность. Но самое главное, надо же было постараться сберечь для страны культурные силы. И вот как быть? 10 мая 1921 года Политбюро разрешило отъезд за границу знаменитого Шаляпина, но — «при условии гарантии со стороны ВЧК, что артист возвратится. Если ВЧК будет возражать, вопрос пересмотреть». Видно, ВЧК побожилась. И первый раз, погуляв с полгодика по заграницам, Шаляпин вернулся. А чем дело кончилось во второй раз, всем известно. В 1927 году великого невозвращенца и звания Народного артиста лишили. В те дни Маяковский, уже давно забывший о конине, рявкнул:

Вернись сегодня этот артист
опять на русские рублики,
я первый крикну: — Назад катись,
народный артист республики!
А 18 мая 1921 года руководители Иностранного отдела ВЧК писали в ЦК В.М.Молотову: «Ещё раз обращаем внимание ЦК на совершено недопустимое отношение Нарком-проса к выездам художественных сил за границу. Огромное большинство артистов и художников, выезжающих за границу, являются потерянными для Советской России по крайней мере на ближайшие годы. Кроме того, многие из них ведут явную или тайную кампанию против нас за границей.

Из числа выехавших за границу с разрешения Наркомпроса вернулось только 5 человек, остальные 19 не вернулись, 1 (Бальмонт) ведёт самую гнусную кампания против Советской России. (А было специальное решение Политбюро 20 декабря 1919 года об улучшении его обслуживания. — В.Б.).

Что касается 1-й студии Художественного театра, ВЧК уверенно может сказать, что она не вернётся. Все артисты театра, находящиеся сейчас за границей, пользуются там огромным успехом и великолепно живут в материальном отношении» (Власть и художественная интеллигенция. М. 1999. С.18).

И ещё 28 июня того же года — опять в ЦК В.М.Молотову: «В ИноВЧК имеются заявления ряда литераторов, в частности, Венгеровой, Блока, Сологуба о выезде за границу. Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампания против Советской России и что некоторые и них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями, — ВЧК не считает возможным удовлетворять ходатайства» (об отъезде) (Там же, с. 20–21). Даже столь демократичный Куприн!

8 июля нарком просвещения Луначарский писал наркому иностранных дел Чичерину, в Особый отдел ВЧК Менжинскому и управделами Совнаркома Горбунову: «Общее положение писателей в России очень тяжелое. Вам, вероятно, известно дело об отпуске за границу Сологуба и просьба о том же Ремизова и Белого; но особенно трагично обернулось дело с Александром Блоком, несомненно, самым талантливым и наиболее нам симпатизирующим из известных русских поэтов. Я предпринимал все зависящие от меня шаги, как в смысле разрешения Блоку отпуска за границу, так и в смысле его устройства в сколько-нибудь удовлетворительных условиях здесь. В результате Блок сейчас тяжело болен цингой и серьёзно психически расстроен, так что боятся серьёзного психического заболевания. <…> Поэтому я ещё раз в самой энергичной форме протестую против невнимательного отношения ведомств к нуждам крупнейших русских писателей и с той же энергией ходатайствую о немедленном разрешении Блоку выехать в Финляндию для лечения» (Там же, с.22)

Понятное дело, что в просьбах нередко прибегают к преувеличениям. Но можете ли вы, читатель, представить авторами даже смягченного варианта подобного письма о нуждах русских писателей Швыдкого, Авдеева или Фурсенко? Да они, как Сванидзе, и слово-то «русский» не смеют, не желают произнести! За это в Фурсенко недавно во время его выступления в Южном федеральном университете (Ростов-на-Дону) студент исторического факультета Евгений Мельников запустил тухлое яйцо. Прекрасным историком будет Евгений!

11 июля года Луначарский пишет Ленину: «Поэт Александр Блок <…> тяжело заболел нервным расстройством. По мнению врачей, единственной возможностью поправить его является временный отпуск в Финляндию. Я лично и т. Горький об этом ходатайствуем. Бумаги находятся в Особом отделе. Просим ЦК повлиять на т. Менжинского в благоприятном для Блока смысле» (Там же, с.24).

В этот же день Ленин прочитал письмо и наложил резолюцию: «Тов. Менжинскому! Ваш отзыв? Верните, пожалуйста, с отзывом» (Там же). В этот же день Менжинский пишет Ленину:

«Уважаемый товарищ!

За Бальмонта ручался не только Луначарский, но и Бухарин. Блок натура поэтическая; произведёт на него дурное впечатление какая-нибудь история, и он совершенно естественно будет писать стихи против нас. По-моему, выпускать не стоит, а устроить Блоку хорошие условия где-нибудь в санатории» (Там же).

На другой день Политбюро принимает решение: «Ходатайство тт. Луначарского и Горького об отпуске в Финляндию А.Блока отклонить. Поручить Наркомпроду позаботиться об улучшении продовольственного положения Блока» (Там же, с.25).

В этот же день Горький пишет большое письмо Ленину, где есть и такие строки: «Честный писатель, не способный на хулу и клевету по адресу Совправительства, А.А.Блок умирает от цинги и астмы, его необходимо выпустить в Финляндию, в санаторию. Его не выпускают, но то же время выпустили за границу трех литераторов, которые будут хулить и клеветать, — будут <…> Невольно вспоминается случай со Шпицбергом, «коммунистом» и следователем ВЧК по делам духовенства. Этот Шпицберг во времена царского режима был мелким гнусненьким адвокатом по бракоразводным делам. Человек тёмный… После Октября он объявил себя «богоборцем», редактировал журнал «Церковь и революция». Наконец, проник в ВЧК и, работая там в качестве следователя, совершил бесчисленное количество всяких мерзостей… Я слышал, что его, наконец, прогнали из ВЧК да, кстати, и из партии.

Это — хорошо, но не осталось ли там ещё одного Шпиц-берга» (Там же. с.26).

Писатель явно намекал Ленину. Что не следует безоговорочно доверять ВЧК и некоторым его работникам.

16 июля Луначарский пишет в ЦК: «Решения ЦК РКП по поводу Блока и Сологуба кажутся мне плодом явного недоразумения. Кто такой Сологуб? Старый писатель, не возбуждающий более никаких надежд, самым злостным и ядовитым образом настроенный против Советской России. И этого человека вы выпускаете <…> Кто такой Блок? Поэт молодой, возбуждающий огромные надежды. Вместе с Брюсовым и Горьким главное украшение всей нашей литературы <…> Он признаёт и восхваляет Октябрьскую революцию. Но вы его не выпускаете… Я говорил об этом факте с Лениным, который обещал всячески поддержать отпуск Блока в Финляндию.

Могу вам заранее сказать результат, который получится вследствие вашего решения. Высоко даровитый Блок умрёт недели через две, а Федор Кузьмич Сологуб напишет по этому поводу отчаянную, полную брани и проклятий статью…» (Там же, с. 27–28).

Сологуб такую статью не написал. За него это сделал Сванидзе.

23 июля Л.Б.Каменев направил записку В.М.Молотову: «Я и Ленин предлагаем пересмотреть вопрос о поездке за границу А.А.Блока. На прошлом ПБ «за» голосовали Троцкий и я, против — Ленин, Зиновьев, Молотов. Теперь Ленин переходит к нам» (Там же, с.29).

В этот же день, 23 июля Политбюро приняло решение: «Разрешить выезд А.А.Блоку за границу» (Там же).

Увы, было уже поздно: через две недели 7 августа 1921 Блока не стало. Луначарский ошибся только на одну неделю.

Вывод из всего этого очевиден. Во-первых, поэт умер не от голода, а от тяжелой болезни; во-вторых, по сложным условиям времени его отъезд за границу был весьма не простым вопросом; в-третьих, самые активные литературные и административные силы того времени настойчиво, энергично добивались разрешения на отъезд; в-четвертых, власть дала разрешение, но было уже поздно…

Что на это может ответить судья? На языке у меня вертелось:

Я жил во времена Сванидзе
И видел я его в лицо.
 И говорил я про Сванидзе,
Что как историк он — дрянцо.
Что он заимствует сюжеты
У всех радзинских без стыда,
Что враки, мухи и котлеты
Его любимая еда…
— Владимир Сергеевич! — прервала мою мысленную оду Иветта. — Машина ждёт.

Поздние страсти вокруг Тель-Авидения

В газете «ЗАВТРА» (№ 10, 08) напечатано коллективное письмо: «Телевидение, ты чьё?» Под ним стоят имена нескольких весьма известных писателей, двух критиков, двух артистов, одного врача и даже одного протопопа, известного читателям «Дуэли» Михаила Алексеевича Ходанова.

В самом начале говорится, что авторы обращаются «ко всем соотечественникам с просьбой разделить тревогу по поводу засилья на телевидении одних и тех же персон». Ну, разделил я вашу тревогу. И что? Да не только разделил! На страницах этой же газеты, как и других, я неоднократно писал и о засилье «персон», и — что гораздо важнее — о засилье дремучего невежества, злобной антисоветчины, клеветы на наше прошлое, похабщины. И что, говорю? Да разве я один! Мало того, Виктор Анпилов уже давно и неоднократно устраивает народные протестные шествия к стенам «империи лжи» в Останкино. Кто-нибудь из вас, подписанты, скажем, Владимир Крупин, Игорь Золотусский или Валентин Курбатов, принимали участие в этих народных шествиях? Сомневаюсь, вы скорее предпочтёте дать по телефону согласие на свою драгоценную подпись под таким обращением к соотечественникам, чтобы на страницах газеты выглядеть бесстрашными зачинателями борьбы.

Разумеется, всех названных в обращении «персон» давно пора гнать с телевидения, а таких провокаторов, как Швыдкой, и судить надо. Но дело не только в этом. Надеюсь, ни Василий Белов, ни Валентин Распутин, ни Юрий Назаров и другие письмо это не читали, ибо оно составлено кустарно, неграмотно, напичкано злобной клеветнической антисоветчиной, словом — не только бесталанно, но и так, что не привлекает сочувствие многих читателей, а отталкивает. Я имею в виду не тех чистюль, которых отталкивает уже одно неумение борца за справедливость правильно запятые расставить или то, что он пишет «одни и те же персонажи». Вопрос серьёзней.

Нет никаких сомнений, что писал обращение — видно по манере — давний и постоянный сотрудник газеты искусствовед Савва Ямщиков, закоснелый антисоветчик, в прошлом приятель — не знаю, чей больший — то ли Познера, то ли Швыдкого, которым, по его собственным рассказам, оказывал некоторые деловые услуги. О Ямщикове надо сказать особо. Впервые он заинтересовал меня гневным протестом против второго памятника Достоевскому в Москве по той причине, что, во-первых, писатель был «скромен до болезненности»', во-вторых, в Москве он всего лишь «только родился и жил маленьким». Я был изумлён. Да разве памятники ставят лишь таким нескромникам, как Пушкин, писавший, что к нему «не зарастёт народная тропа», или Маяковский, восклицавший: «Славьте меня! Я великим не чета!» Да и никакой особой, тем паче болезненной скромностью Достоевский не отличался, он знал себе цену. Чего стоит хотя бы его возмущение тем, что Толстому издатели платили по тысяче рублей с листа, а ему только пятьсот. А кроме того, неужели и в шестнадцать лет, окончив московский пансионат Леонтия Чермака (это, грубо говоря, вроде нашей десятилетки), писатель все еще оставался «маленьким»?..

Позже я был тронут взволнованным рассказом Ямщикова о гневном осуждении Кровавого воскресенья 1905 года А.П. Чеховым, которого тогда уже не было в живых.

Ямщиков напечатал в газете много бесед с известными и малоизвестными людьми главным образом антисоветско-церковного склада. Разумеется, иногда это интересно, но порой кое-что в них просто ошарашивает. Вот, допустим, примечательная беседа с тележурналистом Виктором Правдюком, о лживом, невежественном и прогерманском фильме которого о Второй мировой войне «Завтра» обстоятельно выступала три или четыре раза. Для общего уровня беседы характерен, например, такой эпизод. Правдюк говорит: «У меня Маяковский вызывает большие сомнения». Для антисоветчика это естественно. Но о каких сомнениях речь — о биографических, художественных, политических? Молчит. Однако тут же выясняется, что речь идёт о сомнениях морально-политических. Какие же основания? Оказывается, говорит, «под некрологом Маяковского первой стоит подпись Якова Агранова, заместителя Ягоды», а последней — какого-то Эльберга. Допустим, да, оба они были мерзкими людьми, за что в 1938 году Агранова и расстреляли. Но Маяковский-то какое отношение имеет к подписям под своим некрологом? Это ж не послесловие к прижизненному собранию сочинений. Или Правдюк думает, что перед тем, как застрелиться, поэт позвонил Агранову и сказал: «Яков, тут такое дело. Я, видишь ли, через полчаса уйду в мир иной, так ты, пожалуйста, не забудь свою подпись поставить под некрологом. И Эльбергу передай мою просьбу. Уж, пожалуйста. Век не забуду… Ну, пока!»

Да разве нормальный человек может судить об усопшем по некрологу. Гораздо вероятнее допустить, что какие-то мелкие и гнусные людишки, ухитрившись поставить свои подписи под некрологом великого поэта, надеялись хоть так примазаться к его имени. А людям моего поколения до сих пор памятно, что когда скончался Пастернак, «Литературная газета» написала: «Умер известный член Литфонда Б.Л. Пастернак». Вы, Правдюк, знаете стихи этого члена Литфонда? И учтите, что еще вопрос, кто подпишется и под вашим некрологом. Я думаю, что уж Чубайс и патриарх Кирилл — обязательно. И напишут: «В золотой фонд нашего искусства вошёл его невероятно правдивый 90-серийный фильм о войне. Что ни серия, то и подарок. Что ни подарок, то и радость для наших чистых антисоветских душ» и т. д.

Разумеется, Правдюка, как и многих других антисоветчиков, ещё до сих пор гложет мысль об аторстве «Тихого Дона». Как Бенедикт Сарнов, Солженицын, Вознесенский, не верит он, что это Шолохов. Когда-то, теперь уже. давно, под руководством до сих пор памятной Белы Курковой он со своим подручным Александром Зайцем провели по ленинградскому телевидению («Пятое колесо») множество передач: не Шолохов! И все они были на таком же мыслительном уровне, что новость о Чехове и рассуждения о некрологе Маяковского — а где иной-то уровень взять? И обнаружение рукописи «Тихого Дона» Правдюка не угомонило, он продолжает многолетние кропотливые изыскания. И что же? Слушайте! «Нам удалось собрать интереснейшую информацию. Например, поговорить с другом детства Шолохова по фамилии Солдатов». Прекрасно, повезло. Но разве кто-нибудь утверждал, что Шолохов писал роман в детстве? Разве этот Солдатов заявил: «Как сейчас помню Мишку, пас он гусей, ездил в ночное — и никаких романов!»

Какая ещё «интереснейшая информация»? Вот: «Мы выяснили, что Шолохов родился не в 1905 году, а в 1903-м. Сделано открытие! Но литературоведы не захотели этим заниматься». А чем тут заниматься? Такие факты встречаются не столь уж редко. Вон кто-то доказывает, что Сталин родился не в 1879-м, а в 1878-м году. И что из этого следует? Учёные спорят даже о рождении Христа, причем расходятся не на 1–2 годочка, а на 7–8 лет. Как нарочно, когда писал эту статью, попал в руки журнал «Биография», № 12'07. Там дочь известной артистки Валентины Серовой пишет о матери: «Она подчистила метрику, исправив свой год рождения, 1919-й, на 1917-й» (с.54) Зачем? Чтобы раньше времени поступить в театральный техникум. Так что, Правдюк, ешьте свое «открытие» сами.

Но главное в этом эпизоде то, что энтузиаст шолоховедения не соображает, на кого и против кого работает его «открытие». Ведь один из главных доводов ниспровергателей Шолохова состоит в том, что он, дескать, был слишком молод для «Тихого Дона». А Правдюк щедро прибавляет ему два года. Прекрасно! Спасибо. Может, иные крикуны теперь перестанут вопить о молодости гения.

Вот на таком умственном уровне написано и письмо о телевидении. Прежде всего надо заметить, что жанр коллективного письма имеет свои законы, например, в нём, недопустимы фельетонные выверты такого эстетического пошиба, как «А чё? Ни чё». Или: «Они друг перед другом оттопыриваются»(?). А что такое какие-то «антоши с клёпами»? Что за антоши? Что за клёпы?

Верю, что С. Ямщиков хороший реставратор, но писать, увы, он не умеет. Это воззвание к согражданам он задумал в духе сатирического изобличения «персон». Но как убоги его сатирические средства! Главное из них — кавычки. Да это же нищенское средство, а он думает, что если слова «герои», «гвардейцы», «демократы», «знатоки», «безвозмездно» и т. п. взять в кавычки, то тем самым лиц и явления, которые они означают, пригвоздил к позорному столбу навеки. Или вот, желая уязвить академика Гинзбурга именует его не лауреатом Нобелевской примни, а — «нобелистом». То-то уязвил?

А затем позорит доктора каких-то наук Швыдкова тем, что Геббельс тоже был доктором. Боже мой… А ещё провокатор Швыдкой ему напоминает, видите ли, Ленина и Мао Цзэдуна, названных «душителями прогресса». Тут пример многократного тупоумия. Во-первых, в отношении Ленина и Мао утверждение тупоумно само по себе, что доказывать просто смешно. Во-вторых, ты же обращаешься ко всем соотечественникам, а должен бы знать, что среди них многие миллионы относятся к Ленину с великим уважением. Кто ж тебе дал право оскорблять того, кого они почитают, а значит, и их самих? Что побудило оскорбить и великий китайский народ? Ты хотел этого? Нет, не хотел. А оскорбил по той причине, что просто не соображаешь, что делаешь.

Наконец, ведь под оскорблением Ленина с радостной готовностью подпишутся, пожалуй, все, кого Ямщиков проклинает в своём письме: и Швыдкой, и Познер, и Ерофеев, и Владимир Соловьёв… Таким образом, Ямщиков показал своё генетическое родство с этой публикой. Никаких сомнений! Как те творят свои мерзости, не считаясь с убеждениями, взглядами и чувствами миллионов родного народа, так и Ямщиков плюёт на эти же миллионы.

Да ведь косвенно об этом свидетельствует и сам заголовок обращения. Всем давно ясно, чьим стало наше телевидение, а он всё вопросики задаёт, всё сомневается. Так вот, сообщаем вам, Савва Ямщиков: телевидение уже почти двадцать лет — еврейское. В народе его давным-давно называют тель-авидением. Передайте это Белову, Гостюхину, Золотусскому, Крупину, Курбатову, Ходанову, Назарову, Недоступу и Распутину. Вот они.

Модернизация оптимизации

Анатолий Салуцкий — фигура видная. Он член КПСС с 1964 года, академик загадочной Академии Российской словесности, дважды лауреат премии Ростовского обкома партии, автор многих сочинений, один заголовок коих восхищает, радует и внушает оптимизм: «Если завтра в поход», «Наш друг — универсам», «Шаг в будущее», «Уметь жить!» и т. д. Непостижимым для меня образом он всю жизнь умел жить, как сказал классик, «с Пушкиным на дружеской ноге». И не только в переносном расширительном смысле, но и буквально. Вот напечатал он только что в «Литгазете» очередную полосу и уверяет, что она «вызовет бурную реакцию», как в свое время — известные стихи Пушкина, как некое сочинение Гоголя.

А уж если говорить о переносном смысле, то здесь в жизни писателя было множество «Пушкиных» в широчайшем диапазоне: от литературного патриарха Сергея Михалкова до корифея науки Станислава Шаталина, нашего главного экономиста, как тот сам себя называл. Для старого члена партии панибратство с Шаталиным в 1996 году выглядело очень странно. Этот академик хоть и вырос, как сам говорил, на коленях некоторых членов Политбюро, был лютым и невежественным антисоветчиком вроде нынешних Ципко, Веллера, Новодворской. Чего стоит хотя бы такое его объявление той поры: «То, что у нас называют Великой Октябрьской революцией, историки всего мира называют «авантюрой Ленина и Троцкого». Но назвал бы хоть одного историка. А вот Николай Бердяев, противник и Ленина и коммунизма, утверждал: «России грозила полная анархия, распад (как и сейчас — В.Б.), он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться».

Или вот академик сообщал новость: «Коммунисты не созидатели, а разрушители. Они не могу работать конструктивно». Если он раньше ничего не соображал, то сейчас, кабы жив, посмотрел бы хоть на одну Саяно-Шушенскую ГЭС и подумал, кто её построил, крупнейшую в мире, и кто разрушил, к счастью, не совсем. А как он нахваливал пустоголового дятла Горбачева! «Михаил Сергеевич, с Вашим интеллектуальным потенциалом… Вы умный человек… Ваша капитуляция перед черными полковниками Алкснисом и Петрушенко меня просто поражает» и т. д. Шаталин производил впечатление человека, пребывающего в полной отключке. А Салуцкий изображает его ныне великом провидцем.

Правда, Анатолий Самойлович и сам уже тогда мог кое в чем посоперничать с экзотическим академиком. Например, уверял вместе с ним, что большевики это синоним глупости, что Октябрьская революция принесла народу один страдания и ничего больше. А то запросто, как ныне известные персонажи в ОБСЕ, выстраивал в один ряд немецкий нацизм, итальянский фашизм и «сталинскую тиранию», которая, как известно, докатилась до такого зверства, что свернула голову нацизму.

Но те два вышепомянутых, увы, ушли из жизни, и теперь Салуцкий на дружеской ноге с «Пушкиными» «Литгазеты» — с бывшим завотделом пропаганды ЦК комсомола, а ныне певцом Израиля поэтом Андреем Дементьевым и другими титанами. О первом из них хорошо сказал Лопусов:

Он был певцом Страны Советов,
Он комсомольский был вожак!..
Да, есть продажные поэты.
 Но чтобы так, но чтобы так…
Кроме умения стоять на дружеской ноге с титанами, Салуцкий примечателен своим глубокомыслием, мистицизмом и склонностью к пророческому бормотанью. Вот однажды увидев Руцкого, когда тот еще будучи вице-президентом, пришел в широких черных брюках на пленум ЦК КПРФ, и вспомнив, что прошлый раз тот был в узких серых штанах, писатель глубоко задумался: что бы это значило? «Неслучайно…Этим Руцкой словно бросал вызов партократам, затянутым в стандартные одеяния». Какие стандартные одеяния — толстовки, максхалаты, френчи? Неизвестно. Но представляете — вызов партии фасоном и цветом портков! Это дорогого стоит.

Или ещё такой размышлизм: «Ни у Ельцина, ни у Лебедя нет личных дач, и это может сыграть немаловажную роль». В чем? Ну, естественно, в истории России, речь же идёт о государственных мужах. Да почему, черт возьми? А потому, говорит, что через пять лет в России начнётся эпоха дачных погромов (ЭДП). И следовательно, она не заденет Ельцина и Лебедя, более того, она может пойти им на пользу, т. к. многие их противники будут зажарены на своих дачах. Это было сказано со страниц «Правды-5» в 1996 году. За минувшие 15 лет оба бездачника ушли, пророчество не сбылось, дома и дачи полыхают по всей России, но ЭДП всё-таки, слава Богу, не настала. А пророк делает вид, будто и не пророчил её. Как Зюганов, который божится, будто никогда не говорил, что «Россия исчерпала лимит на революции», который вычислил для него Яковлев.

Но главным делом писателя той давней поры было открытие «закона Салуцкого»: «Через каждые 4–5 лет после прихода к власти нового лидера, он получает право быть самим собой и принимает тот облик, с которым входит в историю». Так было, говорит, с Александром Вторым, Лениным, Сталиным, Хрущёвым, Брежневым, Горбачёвым. Так во второй срок правления будет и с Борисом Николаевичем. И подкрепил свой закон изречением конгениального мудреца: «Николай Сванидзе справедливо заметил, что теперь Ельцин, возможно, станет другим, и именно новый Ельцин войдёт в историю». И подчеркнул неоспоримую научность своего закона: «Если придерживаться объективных, истинно исторических закономерностей, то Ельцин второго срока должен предстать в новом облике. Его курс изменится, причём по крупному счёту. Это будет действительно Новый Ельцин — таковы неотвратимые особенности развития российской власти вообще». Ну, и что мы увидели? Как был в первый срок обкомовский алкаш, так остался и во второй; как был американский холуй, так и остался; как был безграмотное хамло, так и остался…

А Салуцкий тогда уверял: «Всё чаще стали появляться светлые блики…Жизнь входит в нормальное русло… Уже нет причин, мешающих восстановлению справедливости…» Где эти блики-то? Где справедливость? Да как же, говорит, вот Зюганов сразу после поражения, надев белые штаны вместо черных, пошел на почту и поздравил Ельцина с победой. Батенька, да это он от страха, что так много голосов получил. А потом начнёт скулить, что выборы фальсифицированы и побегут его мальчики с исками в суды. Но у Салуцкого был ещё один светлый блик: Дума утвердила Черномырдина премьером. Вот сокровище обрела Россия! Право, такое впечатление, что тогда и газету и автора просто наняли.

Прошло столько лет! Должен бы взрослый человек, находясь в трезвом уме и твердой памяти, сделать вывод о своих писаниях вообще, о своих законах и пророчествах в частности. Ни в зуб ногой! В порядки дискуссии выпускает новый манифест — «Оптимизм модернизации» (ЛГ № 31). Сам- то он давно модернизировался. Ну, например, теперь без Бога — ни до порога. Вот, говорит, во время войны на моего старшего друга, Сергея Владимировича Михалкова, однажды во время бомбёжки обрушилась стена дома. И что же? Его напарник погиб, а у Михалкова — ни одной царапины. Почему? Божий промысел: Вседержитель хотел, чтобы именно мой друг написал три гимна России. А от его напарника Господь ничего не хотел, вот и отправил на тот свет заодно с миллионами.

В статье «Оптимизм модернизации» ныне, когда правые и левые, русские и нерусские, партийные и беспартийные сплачиваются в отвержении этой власти, уж предельно ясно показавшей свою беспросветную бездарность в дни всероссийских огневых катастрофах уходящего лета, А.Салуцкий вдруг заявляет, что как раз сегодня благодаря оной власти Россия предстала перед миром как «совсем иная страна». Какая? «Монолитно прочная!» А мы, говорит, «забываем напоминать о добром и хорошем, что происходит в новой России в наши дни». Опять «светлые блики»…

Писателю ужасно не нравится, что «умонастроение в стране становится всё более скептическим», его возмущает преобладающий в СМИ «издевательский тон по отношению ко всему, что делается сегодня на просторах России…В итоге в людях нарастает неуверенность в завтрашнем дне». И это, мол, вполне устраивает предсказателей грядущих катаклизмов, «волхователей новых бед». Тут, во-первых, приходится напомнит оратору, что ведь ещё 15 лет тому назад он сам и был одним из таких «волхователей»-предсказателей. Кто пужал нас кошмарной эпохой дачных пожаров? А кто писал: «Реальная угроза фашизма нависнет именно в ближайшие годы… Верхние десять процентов рискуют разделить при этом участь евреев в нацистской Германии… Грядущий фюрер… Громкие уголовные процессы над бизнесменами…» Ведь опять — ничего не сбылось, но что это как не запугивание? И, кстати сказать, Гитлер не устраивал никаких процессов над бизнесменами, судили коммунистов — от Георгия Димитрова до Эрнста Тельмана. А среди верхних десяти процентов, между прочим, которых он пужал участью немецких евреев, девять процентов евреи и были.

И вот, уверенный в том, что «в стране происходит немало хорошего», автор в статье на целую полосу называет лишь один-единственный, по его мнению, «внятный пример того, как светлая любовь, воплощенная через СМИ в общественно значимые явления жизни, дала радостно ощутимый результат». Друг мой, Аркадий, говори о внятных вещах внятно. И вот: «Веду речь о повышенном внимании, какое начали наконец уделять многодетным семьям, счастью семейного очага…» Это не Ксения ли Собчак воспевает счастье семейного очага? Не артисты ли, озабоченные решением демографической проблемы, совершают акты соития со своими подругами прямо на глазах телезрителей?

«Нет, не только материнский капитал, а прежде всего престиж, внимание, уважение принесли заметный рост рождаемости». Какой рост? Медведев однажды его назвал: за 1 год — 1 тысяча человек. Он просто не понимал, что говорил. Такой «рост» в стране с населением в 145 миллионов просто не может быть зафиксирован. Да ещё при нынешнем-то системном бардаке от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей.

В Советском Союзе в годы войны для многодетных матерей были учреждены ордена и медали, звание Мать-Героиня, денежные выплаты. И матери действительно были окружены вниманием и почётом. В тупоумной ненависти ко всему Советскому Ельцин и его прихвостни всё это вытоптали, выбросили и прокляли. Через много лет спохватились: всё-таки надо как-то поощрять! Но, как всегда, пустив в ход лишь половину извилины, решили и тут внедрить свою демократию. В Советское время награду получала мать, и ни один мужик, включая мужей, не был против, ибо мать это мать. Нет, это несправедливо, решили кремлёвские постояльцы. И стали награждать обоих родителей. Как же-с… Мужинёк-то тоже работал. И ещё придумали «материнский капитал». Капитал!.. Они сравнили бы его со своим. Получить этот нанокапитал совсем не просто. Ну, если даже вымирающим фронтовикам не выдали обещанные 100 тысяч! А недавно был такой случай. Умерла многодетная мать, имеющая право на этот «капитал». Отец остался один с детьми. Естественно, решил в такой трудный момент воспользоваться причитающимися деньгами. А ему говорят: «Капитал-то материнский, а мать умерла. Значит, никакого вам капитала, вы — отец». Власть, издавая закон, обязана предусмотреть и существование в природе идиотов, хотя и говорят, что им закон не писан. А уж чего проще — предусмотреть смерть, которая у всех за плечами, включая президентов, премьеров и Сванидзе. Но не могут они, не способны, живут с замашками небожителей. А ведь так просто: назвать не материнский, а детский капитал, — и вся недолга!

Издевательский тон по отношению ко всему — это, говорит товарищ Салуцкий, «не инерция перестроечных лет, а расчётливо продуманная линия на то, чтобы затруднить посткризисное возрождение, вызвать волну недоверия к власти, сбить с толку мыслящий слой России». Нет, сударь, это вы сам, как и пятнадцать лет тому назад, всё валя в одну кучу, пытаетесь сбить с толку и мыслящих в белых штанах, и несмыслящих в черных. В «перестроечные годы» издевательский тон, ложь и клевета организованных Яковлевым СМИ были обрушены на всё Советское вплоть до Победы над фашизмом. Но вы, ваше степенство, тогда то стояли с разинутым ртом в ожидании пришествия Нового Ельцина, то пророчили скорый фашизм. А всё «демократическое» — частная собственность, грабительская приватизация, «эффективные менеджеры», «архангельские мужики», критика без границ, пылкая любовь к нам Запада и т. д. — всё это превозносилось и прославлялось.

Но вдруг ещё и странные слова о каком-то «перестроечном взлёте надежд и упований массового сознания». Взлёт упований был у Чубайса да Березовского, но — самых бесстыдных и хищных. А то, что творилось с массовым сознанием, можно видеть даже на диаграмме: с 1992 года население страны пошло резко на убыль. И с тех пор ничего не изменилось: по тем же адресам и клевета, и восторги, та же убыль населения.

Не менее удивительна и такая мысль: «Лишь сегодня, когда государство очнулось от шока, даже глубокого обморока, вызванного сменой общественного строя…» Минутку! Позвольте, сударь, не вертеться и не юлить, а называйте вещи своими именами: произошла смена социалистического строя на капиталистический. Так? Или социалистического на коммунистический? Увы… И смену произвёл не народ, который сразу от всего отстранили, а как раз государственная власть в лице её президентов, премьеров, министров в странно большой степени двуязычного происхождения. И потому они вовсе не в обмороке ныне, а лихо отплясывают на могиле задушенного ими социализма.

Но, опять увиливая от точных определений, Салуцкий уверяет: «Смена общественного строя означает лишь приспособление к изменившимся условиям жизни, не более». Ну, хорош кадр у «Литгазеты»: не более!.. Представьте себе: поймали кита, выволокли на берег и говорят: «Чем ты недоволен? Чего хвостом бьёшь? У тебя всего лишь изменились условия жизни, не более. Приспосабливайся!» Или поймали орла и посадили в чулан. Приспосабливайся!

Надо заметить, что автор вообще не любит конкретные имена. Назвал лишь некоторых журналистов, редакторов, экономистов, из коих уже никого не осталось в живых, а о нынешнем времени так: «отставные экономисты, политики, военные, многим из которых и не снилась та вселенская слава, что обрушилась в оппозиционной жизни…» Хотел бы я видеть хоть одного из них со вселенской славой вокруг чела. Или вот стыдит какую-то правозащитницу за антипатриотизм. Но — она член Президентского совета, «непосредственно общается с президентом». Тут автор решается только намекнуть. Посмотрел бы на другие-то газеты. Вот «Советская Россия» приводит заявление: «Пожары выявили катастрофическое отсутствие инфраструктуры не только противопожарной и не только инфраструктуры МЧС, но и политической инфраструктуры в целом». И указан автор: Глеб Павловский. А уж кто несёт ответственность за политическую инфраструктуру в целом, это все знают и без напоминания.

Но вернёмся к прерванной цитате: «Лишь сегодня… во всем величии(!) своекорыстия начинают^!) представать перед нами «демократические» деяния перестроечных лет». Только сегодня и лишь начинают… Если под словами «перед нами» вы имеете в виду себя и свою супругу, ваше благородие, то вопросов нет. Возможно, что перед вами, пережившим дачные погромы, кровососы действительно только начинают представать в их истинном виде, а мы с женой и много ещё людей семейных и несемейных, холостых и разведенных разглядели их сразу.

А с каждым днем нарастающее негодование общества вызвано не СМИ, уважаемый, а самой властью, самой жизнью, которую она устроила на необъятных просторах родины. Но он всё своё: «В кризисный период тон российских СМИ стал ещё более критическим. Подвергаются осмеянию чуть ли не все решения власти». А он ждал всенародных аплодисментов по поводу, например, нового Лесного кодекса и двукратного сокращения лесничеств или создания Комитета по борьбе с фальсификацией истории, в котором, как насмешка небу, сидит его драгоценный Сванидзе? Или — по поводу пятимиллионной премии Ахмадулиной и Евтушенко? Или — по поводу того, что Путин и Медведев, посетив Финляндию, возложили венки на могилу и к памятнику Маннергейма, о котором они и не знают,кто это. Для таких оскорбительных для родины дел он находит изящную формулировочку: «не до конца продуманные решения». Да кто им мешал продумать до конца?

И потом, почему речь идёт только о российских СМИ? Увы, они не одиноки. Французская газета «Уэст-Франс» пишет: «Благополучие или хотя бы элементарная безопасность граждан не входят в число приоритетов российских руководителей». А еженедельник «Экспресс» приводит такие данные: во Франции 25 тысяч пожарных, а у нас в результате гайдаро-путинских реформ осталось только 22 тысячи. И это притом, что Россия по территории в 30 раз больше Франции. А вот немецкая газета «Тагесцайтунг»: «Масштабы пожарной катастрофы доказывают, что дело не в отдельно взятых бюрократах. Вся система Путина оказалась неспособной и прогорела насквозь». Ещё? Испанская «Пайс»: «Из рук Путина и Медведева власть вывалится, как вывалилась из рук им подобных: в 17 году — из рук царя Николая, в 91 — из рук Горбачёва».

О негодовании общества А.Салуцкий пишет: «На первый взгляд такая тенденция оправдана естественной реакцией общества на благостную лакировку жизни, которой славились советские СМИ». Очухался! Двадцать лет прошло, выросло поколение, которое кроме Радзинского и Разумовского уже ничего не знает, а он всё про аджубеевский «Советский Союз», где сам и занимался лакировкой, да про «Мурзилку»

Но вдруг писатель с чего-то решил сделать поклон в Советскую сторону: «Однако уже первое углубление в тему заставляет вспомнить, что при всех зверствах цензуры, при всей процентной ничтожности критических выступлений советской печати эффект от них был несравнимо заметнее, чем сейчас». Странный поклон. Какое зверство цензуры вы, ваше благородие, видели со своими и тогда безмерно оптимистическими писаниями? Что, пять лет не могло пробиться в печать сочинение «Наш друг-универсам»? Или десять лет пролежала в столе книжечка о Всеволоде Боброве? А «Реку полноводную» цензура и вовсе перегородила? За свою долгую и активную литературную жизнь я ни разу не сталкивался с цензурой. Ни разу! Меня душили на редакционном уровне. Кто? Аллигаторы полноводных рек.

Но кое-что автора всё-таки огорчает и в поведении власти, например, то, что она «не склонна даже в минимальной степени учитывать общую скептическую атмосферу, сложившуюся в стране под влиянием прогнозных страшилок..» Вот прилип он к каким-то безымянным страшилкам, которые сам изготовлял с большой охотой. Да ведь многие ныне и газеты не читают и телевизор не смотрят, а власть ненавидят. Чем объясняется? Повторяю: самой властью и созданной ею жизнью. Я хочу уважать и президента, и премьера, и всю власть, но они же решительно не дают мне ни единого шанса. Ну, как я могу уважать человека, который заявляет, что во всем мире завидуют нашей плоской шкале налогов, при которой и Абрамович и уборщица тётя Нюша платят 12 %? Как — если в трагическое время засухи и пожаров, когда гибнут люди и скот, горят жилища и уничтожаются народные сокровища, он устраивает пошлый телеспектакль, главную роль в котором играет он сам как Лучший пожарник страны? Как — если на вопрос «Каково ныне лицо России?» он выставляет свой квадратный фейс и говорит: «Вот лицо Российской Федерации, всех 89-ти её субъектов»? Как — если он читает «Мёртвые души» в интернете? Как — если он прямо заявляет: я не читаю критику в свой адрес, она мне надоела? Мало того, не лично начальник, а сама власть, как пишет Салуцкий, оказывается, «приняла инструкции, не обязывающие её реагировать на критику СМИ», то есть власть выключила из жизни общественное мнение. Она не соображает даже, что дело может дойти до ракет «земля-воздух-земля», которые грохнут по Кремлю. И такую власть — уважать и от нее ждать чего-то?

«Полное безразличие власти к морально-политическому климату в стране — проблема не просто важная, но отчасти загадочная», — изумляется писатель. Да ничего тут загадочного. Эти люди оказались у власти совершенно случайно, как вы, маэстро, — на страницах «ЛГ». Нет у них ни опыта жизни, ни знаний, ни характера. Ну, то есть какой-то опыт, конечно, имеется, но очень узкий и специфический: опыт вербовки шпионов, управления нотариальной конторой, заведования дискотекой. Они не понимают даже того, что такое Кремль, его палаты, Красная площадь. Взять хоть последний пример. Такая пора, такие дни, а президент вылезает с не до конца продуманной блажной идеей переименования милиции в полицию и ещё раз раскалывает общество. Он этого хотел? Нет. Но совершенно не способен предвидеть последствия своих идей и поступков. Полная блажь!

Все знают, что в Белоруссии, Казахстане, Узбекистане дела идут куда как лучше. Почему? В огромной степени потому, что во главе первой стоит человек, много лет работавший не Главнокомандующим дискотеки, занятым вербовкой агентов за рюмкой шартреза, а директором совхоза, занятым вербовкой и выращиванием специалистов, умельцев, мастеров своего дела. Он знает жизнь, людей, их нужды и запросы. Потому так и ненавидят его бездарно-паразитические «энтэвешники», умеющие только врать и лакействовать перед властью. Две другие республики уже много лет возглавляют не читатели Гоголя по интернету, а тоже вышедшие из народных трудовых глубин бывшие первые секретари ЦК республиканских компартий. И у этих такой опыт за плечами, такая с юности впитанная ответственность перед народом…

Наш мыслитель, однако, очень близок к истине в робком предположении: «Возможно, высокие государственные мужи (ростом в 163 и 167 сантиметров — ред.) игнорируют угнетённую общественную атмосферу, не зная, как её изменить?» Конечно, не знают. Откуда им знать? Вот они изо всех сил пыжатся изменить атмосферу, превознося на кремлёвском уровне некоторые успехи в спорте. И в то же время председателя Олимпийского комитета Тягачева после небывалого провала в Ванкувере сняли с должности, но тут же сделали Почетным председателем этого же самого комитета. Что это такое с точки зрения анатомии и физиологии человека? А работающим председателем назначен вице-премьер Жуков, сын писателя. Он сидит в правительстве уже лет двадцать. И кто слышал от него хоть одно умное слово? Даже Элла Памфилова тут смотрится предпочтительней.

И дальше: «Действительно, нельзя же давить на СМИ, свобода слова — коренной принцип демократии, заставить прессу и ТВ сменить тональность невозможно». Почему невозможно, если они, по твоему же убеждению, приносят вред стране? Интересы государства важнее любых «коренных принципов». Тут вспоминается бессмертный Гайдар. Однажды в пространном интервью «Независимой газете» он поведал, что когда работал в «Правде», то считал венцом творения советскую политико-экономическую систему, когда побывал в Югославии — югославскую, когда пожил в Венгрии — венгерскую. Ну, а теперь, говорит, разумеется, я признаю высшим достижением в мире китайскую. Ему корреспондент вопросик: «Так, что ж, надо нам идти по китайскому пути?» — «Нет, нельзя, никак нельзя, потому что мы провозгласили коренным принципом свободу и демократию, а в Китае расстреливают взяточников, казнят торговцев опиумом. Низзя!» Так и остались мы в обнимку со своим коренным принципом на задворках мира, а Китай наступает на пятки Америке.

Невозможно обойти вот это уж очень характерное суждение. В других, говорит, странах законы долго обсуждают, взвешивают, прикидывают, а «в современной России иначе: за день принимают по пять-шесть законов. Но здесь незачем ни укорять, ни сравнивать — в стране идёт ускоренными темпами оформление нового уклада, время диктует свои требования». Ну, братцы… Опять: какого уклада? Людоедского. И не время диктует, а Абрамович. И писатель со страниц писательской газеты взывает: — Не смейте этому мешать!..

Хоть Пушкина-то с Горьким убрали с первой полосы.

Очень настойчиво и проникновенно Салуцкий призывает нас «не пугать народ близкими катаклизмами, которых, слава богу, всё нет да нет и, скорее всего, уже не будет, а наоборот, вдохновлять грядущим возрождением страны». Тут можно задать автору несколько вопросов сразу: «Это не тебя ещё Жюль Верн отправил из пушки на Луну?»… «Ты уже оттуда свалился или всё ещё там?»… «Что ты разумеешь под словом катаклизм?»… В переводе с греческого «катаклизм» это наводнение, потоп. «Так ты не видишь, что наводнение идиотов и паразитов так поднялось, что уже затопило и Боровицкий холм и Краснопресненскую набережную?» Увы, затопило…

Однако у А.Салуцкого есть путь спасения. Он негодует по поводу того, что ныне «лишают страну славного опыта тех лет, когда символом модернизации был оптимистический «Марш энтузиастов». Прекрасно! И что делать? Поручить поэту Евгению Евтушенко, автору книги «Шоссе энтузиастов», сочинить новый «Марш энтузиастов»? И всё будет тип-топ, ибо «переустройство всего лада жизни невозможно без массовых оптимистических настроений»? Вот и пустить под евтушенковский «Марш» эти оптимистические настроения впереди паровоза модернизации всего капиталистического лада жизни.

В конце статьи есть одна всё же отрадная мысль, высказанная со ссылкой на авторитет классика: «Не пора ли, как писал Тургенев, перестать дорожить мнением «парижских лоботрясов»?» Очень хорошо, хотя и очень поздно. Тем более, что задолго до Тургенева было известно: мнением не только парижских или вашингтонских, но и своих доморощенных лоботрясов тоже дорожить не следует, если даже они высказывают свои мнения на страницах писательской газеты, особенно популярной в Израиле, выходящей там тиражом в 22 тысячи экземпляров.

Письмо

На днях пришло письмо из администрации президента от его советника по письмам трудящихся мадам Д. Полное имя её я называть не буду. Видимо, она ещё молода и неопытна, ибо письмо составлено не совсем профессионально.

Начать с того хотя бы, что в нем нет, как принято в такого рода официальных письмах, обращения к адресату, и потому оно приобрело оттенок невежливости, чего автор, конечно, вовсе не хотела, но это мелочь. Гораздо хуже, что в письме нельзя понять главного.

Мадам советница благодарит меня за обращение к президенту В. Путину, а за какое обращение — можно лишь гадать. Её не научили, что в таких письмах надо указывать, какое обращение, по какому вопросу, где опубликовано или когда прислано по почте и т. д. А в письме сказано лишь, что этот вопрос волнует многих и руководство страны постоянно информируется об этом.

Но ведь я неоднократно обращался к бывшему президенту по разным вопросам, которые, как я думаю, волнуют многих. Например, я посылал ему по кремлёвскому адресу (почтовый индекс 103073) приглашение на мой юбилейный вечер в Центральном Доме литераторов — краткое письмецо и билет на две персоны, и весь вечер просил эти места во втором ряду партера не занимать. В самом деле, незадолго до этого тов. Путин побывал в гостях у юмориста Геннадия Хазанова, который угощал его фаршированной фиш и еврейскими анекдотами. А от него поехал в Еврейский культурный центр в Марьиной Роще, где уже сам к удовольствию присутствующих рассказывал еврейские анекдоты. Прекрасно! Но почему бы (пусть уж и после этого) не придти на вечер литератора-фронтовика? Тем более, что евреи-юмористы никогда не переведутся, пребудут во веки веков, а фронтовики, увы, убывают с каждым днём. Присутствию президента в ЦДЛ многочисленные участники вечера, представители разных слоев общества и национальностей, были бы очень рады. Авось, и побеседовали бы по душам. Тов. Путин, увы, на дружеское приглашение никак не откликнулся, даже не распорядился, чтобы кто-то из многочисленных помощников и советников (хоть бы мой сосед по даче Анатолий Приставкин) позвонил мне. Или послал телеграмму, допустим, с цитатой из послания Пастернака артистке Анастасии Платоновне Зуевой:

Увы, не в силах, не сумею,
На праздник ваш я не приду.
Но мысленно — на юбилее,
В оставленном втором ряду…
Увы, увы…

Писал я В. Путину и об одной особенности его речи: от изысканных импортных слов «транспарентность», «толерантность», «имманентность» он вдруг переходит к таким посконным речениям, как «мочить в сортире», «мотать на кулак сопли», «из желудка вырву», «мочевой пузырь завяжу»… Я по этому поводу написал, что не следует переходить так резко. Это коробит. Должна быть какая-то промежуточная фаза. Например: «сукин сын Чубайс», «усатый трепач Грызлов», «нудный чревовещатель Лавров» и т. п. И что? Тоже промолчал.

Но я обращался и по вопросам куда более важным. Так, я предлагал Горбачёва, Яковлева и Ельцина, как изменников родины, предать суду военного трибунала. В ответ — ни звука. Более того, решено «увековечить имя» последнего как великого реформатора России: в Екатеринбурге навесили это светлое имячко на поселок Бутки, где на горе России он диверсантом проник на свет Божий, а также — на институт, который окончил сей всероссийский алкаш, на улицу, где была его любимая пивнушка, да еще запланировано назвать его именем Главную библиотеку страны. Я написал тогда Путину: назовите его именем сортир в своей резиденции «Бочаров ручей», а страну не выставляйте на всесветное посмешище.

Едва став президентом, Путин назначил министром культуры невежественного пустопляса из Киргизии Швыдкова, а тот оказался ещё и злобным русофобом, провокатором. Чего стоит одна лишь его попытка свести 100-летний юбилей великого Шолохова к областному Ростовскому уровню, даже к районному Вешенскому. Не удалось. Но о состоявшемся всё-таки торжественном вечере в Большом театре, о докладе там Петра Палиевского не только не было трансляции по радио и телевидению, но даже и упоминания в наших прогрессивнейших и свободолюбивейших газетах. Так ненавистно им всем свидетельство русской гениальности. Да никто из первых лиц и не явился на юбилей, как раньше на юбилеи Пушкина, Гоголя или Толстого являлось строем всё Политбюро. Я дважды предлагал Путину выслать Швыдкого в Мексику, в Койоакан, где, говорят, до сих пор пустует вилла Троцкого. И тут не отозвался. И хотя Швыдкого, дав ему возможность лет десять гробить русскую культуру и глумиться над русским народом, наконец, выперли из министров, но он продолжает своё подлое дело на телевидении.

Однажды в публичной беседе Путину было прямо сказано: «Смотрите, что творится с нашей единой энергосистемой по плану Чубайса! Так по Чубайсу и будет продолжаться?». И он так же прямо ответил: «Мы сделаем не по Чубайсу, а по уму». Однако в последующие годы на глазах Путина всё было сделано именно по Чубайсу: единственная в мире энергосистема разорвана на множество кусков, отданных в частные руки, в результате чего плата за электричество в будущем году возрастёт на 26 %, в 2010-м — ещё на 22 %, в 2011 — ещё на 18 %, и в ближайшие четыре года увеличится в 2–3 раза. Чего же после этого стоит обещание вырвать у богачей из желудка еще непереваренную пищу и раздать бедным?

Тогда я предложил Путину попросить у Буша на прокат электрический стул (расходы на это я лично, как и многие другие, мог бы покрыть из своей пенсии) и на столь комфортное сидение посадить Чубайса, приказать Квачкову включить рубильник, а самому после окончания президентского срока не правительство возглавлять, а пойти директором Каширской ГЭС, построенной по плану ГОЭЛРО. И что? Молчание…

Когда Путин назначил руководителем всего нашего ядерного хозяйства человека, известного под именем «киндер-сюрприз Кириенко», только что за 36 часов до дефолта уверявшего страну, что нашей экономике ничто не угрожает, я написал президенту, что это назначение — грубая ошибка. Уж лучше назначил бы меня: я по крайней мере знаю, чем электрон отличается от протона, а ведь Кириенко, судя по дефолту, и этого не знает.

Потом стал разъезжать по стране с лекциями о демографической проблеме тов. Медведев. Был какой-то Медведев около Горбачёва, кажется, Вадим и член Политбюро, и есть Рой Медведев, называющий себя историком. Так вот, прошел слух, что нынешний Медведев — плод однополого брака между теми Медведевыми. Но я об этом Путину деликатно не писал, а спросил: где он взял этого Медведева? Он же правый берег от левого не отличает, ему неведомо, где начала, где концы. Вот явился в Сталинград и у подножия мемориального монумента «Родина-мать» принялся читать лекцию о великой благодати частной собственности, которую русский народ обязан защищать своей жизнью, прежде всего — Абрамовича. «Литературная газета», главный редактор которой сам стал недавно крупным собственником за счёт Литфонда, так рядом с монументом и дала портрет оратора и тест лекции.

А что касается демографии, то патриоты вот уже двадцать лет бьют в рельсу на всех площадях России, но вот-вот теперь только, когда проблема стала катастрофой, они спохватились. Я спросил Путина: чем объяснить такое тупоумие? Или это плановое вымаривание народа? Если всего лишь тупоумие, то начинать надо не с «материнского капитала» (кто из них эти 250 тысяч считает для себя капиталом?), а с телевидения, которое ежедневно, неусыпно, неустанно работает на понижение и умерщвление полового инстинкта и сексуального влечения в народе. Пушкин писал:

Сквозь чугунные перила
Ножку дивную продень…
Всего только ножку! И уже это приводило нормального мужика в эротический экстаз. А тут тебе с утра до ночи — голые бабы, педерасты, лесбиянки, однополые браки, их венчание… После такого принудительного обжорства, нормальная половая жизнь становится пресной, она не влечёт. Обрушьте всё это хотя бы и на медведей — и среди них возникнет демографическая проблема. Даже среди кроликов, знаменитых своей плодовитостью!.. Мой родной племянник однажды сказал мне, что лет до сорока и не подозревал о существовании «лесбийской любви». И в таком божественном неведении веками пребывал почти весь наш народ. Демократические выблядки просветили его…

Не так давно, уже перед концом президентского срока, Путин назначил министром обороны бессловесно-мрачного тов. Сердюкова, говорят, завсекцией двуспальных кроватей мебельного магазина в Балашихе и, уж это точно, — зятя тогдашнего главы правительства Зубкова. Я написал, что если бы Сердюков был зятем даже Александра Македонского или внебрачным сыном маршала Жукова, я и тогда не допустил бы его на улицу Фрунзе. Почему? Спросите у подавшего в отставку начальника Генштаба генерала армии Ю.Н. Балуевского.

Хроническая безответность В.Путина сродни такой же болезни Г.Зюганова. Они в этом очень похожи.

А взять такое дело. Во главе госкорпорации «Роснанотех», которая будет заниматься всеми проблемами на-нотехнологий и уже получила под это имущества на 130 миллиардов рублей, а в 2008–2010 годы ещё получит по бюджету 180 миллиардов, поставлен владелец финансовой группы «Алмер» (90 миллионов долларов) Леонид Меламед. Я его не знаю, но специалисты пишут: «О его научных заслугах или о его достижениях в области высоких технологий ничего не известно». Точно так же, как ничего было не известно о заслугах и достижениях Чубайса в экономике, Кириенко — в ядерной физике. Впрочем, писали, что Чубайс когда-то успешно торговал в Ленинграде на углу Лиговки тюльпанами. А тут — совсем ничего. И вот: во главе энергосистемы — Чубайс, во главе атомного хозяйства — Кириенко, во главе нанотехнологий — Меламед. Я написал президенту: в чём дело? Как это объяснить? Ведь это три важнейших отрасли хозяйства страны! А во главе — совершенно чуждые этим отраслям персоны. Неужели для демонстрации интернационализма без берегов в демократической России недостаточно было подряд четырех соплеменников Меламеда во главе правительства и многих министров, в том числе — иностранных дел и культуры? Что должны думать об этом русские? Назовите ещё хоть одну страну, кроме Израиля, где было бы возможно такое. Если уж так любо, можно завести три, семь и даже больше возлюбленных одной национальности, но тут вопрос не сексуального пристрастия. В ответ — опять ни звука.

А этой весной был такой случай. В Нижнем Тагиле банда негодяев угрозой заставляла девушек заниматься проституцией, и на доходы от этого мерзавцы шиковали, а тех девушек, которые отказывались, эти скоты просто убивали. И вот их 4 апреля судили. Их надо было всех повесить, а им дали какие-то комические сроки, которые они едва ли полностью отбудут. Я никому из правителей не желаю зла, но 27 апреля написал в газете «Дуэль»: «Представьте себе читатель, что фамилии четырнадцати убитых девушек были бы такие:

1. Путина

2. Медведева

3. Иванова

4. Зубкова

5. Грызлова

6. Миронова

7. Патрушева

8. Сердюкова

9. Устинова

10. Нургалиева

11. Чайка

12. Лаврова

13. Редигер

14.3орькина

Что тогда было бы? Или это совершенно невозможно, поскольку мальчики и девочки с такими фамилиями круглые сутки под неусыпной охраной? Да ведь не только дети, но и сами высокопоставленные родители нередко оказывались жертвами убийц — от Столыпина до Кеннеди, от Кирова до Анвара Садата, от Индиры Ганди до Беназир Бхутто…».

Вырезку из этой статьи я послал всем носителям перечисленных фамилий, в том числе — в Кремль, но не президенту, а его супруге в надежде на женское сердце. Вот на это-то, скорей всего, я и получил загадочный ответ мадам Д.

Надеюсь, в будущем, по мере внедрения нанотехнологий, сотрудники администрации президента сумеют повысить свою квалификацию.

Материнский капитал

В цветущую и благоухающую ныне эпоху демократии мы уж так насмотрелись на эту скорбную картину!.. Множество самых разных граждан отечества: известные учёные, многоопытные, но отринутые властью государственные деятели, академики и бывшие министры, генералы и адмиралы, лауреаты самых высоких премий, включая Сталинскую, Государственную и Нобелевскую, персонально и коллективно, порой до полусотни блистательных имён сразу, обращаются к отцам отечества по различным вопросам катастрофического бытия России — и никакого реагажа! И как на этом фоне выглядит, допустим, недавнее негодование «Правды» по поводу того, что высокие инстанции отставляют без внимания неоднократные обращения к ним совсем не по пустячным вопросам Героя Социалистического Труда писателя-фронтовика Ю.В.Бондарева. Да они просто смеются в ответ. Что для них Герой! Что для них, почти сплошь и в армии-то не служивших, фронтовик! Недавно В.Путин прямо заявил, что ему надоела критика в свой адрес, и он на неё просто не обращает внимания. Да ещё присовокупил: «Мы всё делаем правильно!» Это ж какая самоуверенность… А в «Литературке» я прочитал, что, оказывается, есть специальная инструкция или даже закон, разрешающие не отвечать на запросы или критику. А дела-то всё страшней и страшней…

В самом факте обращения граждан к властителям, разумеется, ничего нового нет. И Пушкин взывал к Николаю Первому: «Во всем будь пращуру подобен!» И Лев Толстой писал то царю, то Столыпину. И Горький, Булгаков, Пастернак — Сталину… Но в нынешнюю глухую пору некоторые «дети страшных лет России» предлагают идти дальше. Так, Галина Анисимова из Астрахани, заявив в «Советской России» по поводу намерения Медведева переименовать милицию в полицию, что «большего оскорбления для всех нас, граждан России, победивших и полицейских и полицаев, трудно придумать», тут же в отчаянии предлагает: «А не обратиться ли нам к матерям Медведева и Путина? Поговорили бы они со своими сыночками, чтобы одумались они и отказались от никчёмных преобразований, занялись бы более нужным в нынешнее время делом».

По-моему, предложение дельное. Действительно, почему нам не использовать такого рода огромный «материнский капитал»? Ведь нередко, когда преступник захватывает заложников и грозит, если не выполнят его требований, уничтожить ни в чем не повинных людей, милиция срочно разыскивает родителей террориста, и те, взывая к совести и милосердию, вороша воспоминания о золотом детстве, пытаются урезонить его и отказаться от никчемных преобразований живых соотечественников в трупы. И нередко удаётся достичь благополучного исхода: возможный убийца отказывается от своего страшного замысла и добровольно сдаётся властям. Так почему же не попробовать этот способ и в отношении тех, кто захватил Кремль и сделал заложниками своих реформ весь народ? Надо! Больше того, надо было в своё время обратиться бы и к матери Гайдара, когда тот вдруг с бухты-барахты возглавил правительство и начал свои людоедские реформы: «Дорогая Иран да Павловна, что вытворяет ваш отпрыск! Пристыдите его, недотыку, напомните слова из сказки «Хозяйка медной горы» его деда, вашего отца Павла Бажова: «Что, мастер Данила, не выходит твоя чаша?» Ведь ничего не выходит у него: обещал малахитовую чашу с мёдом, а вышла чугунная — с ядом для России. Поспособствуйте во имя и этого деда и другого — Аркадия Петровича». Думаю, небезнадёжно было бы воззвать и к матери Чубайса, когда он ещё не был электрическим чайником, но уже — первым вице-премьером: «Глубокоуважаемая Раиса Хаимовна, ваш пострел совершенно житья не даёт русскому народу. Приструнили бы вы его, голубушка, ведь просто оборзел до последней степени, заявляет, что готов уморить 30 миллионов во имя своих реформ и уже много в этом преуспел. Напомните ему, что отец его, Борис Моисеевич, был членом партии с 1939 года (партбилет № 3397566) и полковником Красной Армии, коммунистом, политработником» и т. д. И к матери премьера Фрадкова надо бы: «Любезная Берта Ивановна, с чего ваш сыночек-то таким уродился — не в городе Богдан, не в селе Селифан. Ведь словечка громкого молвить не смеет. Пожалуйста, взбодрите его хоть ненадолго. А то — уберут с поста, никто и не вспомнит о нём и будут спрашивать друг друга: «Да был ли Фрадков-то? Может, Фрадкова-то и не было?» и т. д.

Да, всё это хорошо бы. Может, и вняли бы кремлёвские сыночки проникновенному материнскому слову. Но, дорогая товарищ Анисимова, во-первых, а живы ли эти матушки? Ну, мать Гайдара, моя соседка по даче, слава Богу, жива, но, увы, по известной причине взывать к ней уже бесполезно. Мать Электрического Чайника родилась в 1918 году, и тут надежд на диалог маловато. Да и остальных властителей взять: одному уже под пятьдесят, другому — под шестьдесят, третьему — под семьдесят. А если у кого родители и живы, то ещё вопрос, позволяют ли им их средства выписывать газеты, в которых вы предполагаете обратиться к ним, читают ли они эти газеты? Ни то, ни другое неизвестно. Вон даже сам президент только в интернете недавно открыл и скачал «Мёртвые души» Гоголя и знает теперь, что есть маниловщина, которой пристыдил на днях губернаторов, проявивших нерадивость в борьбе с пожарами. Правда, тут больше подошла бы обломовщина, но Гончарова президент ещё не скачал. Это он оставил на второй срок. Ему, как сыну секретаря райкома, наверняка памятны слова Ленина о том, что коммунистом можно стать только тогда, когда обогатишь свою память знанием всех богатств, что выработало человечество. И он понимает, что это в ещё большей степени относится к президенту великой державы. Нельзя же всё сразу… Вот он ещё раскумекает, что такое хлестаковщина, смердяковщина, сванидзевщина, а уж потом…

Это, говорю, во-первых, а, во-вторых, могу признаться, что я лично и по почте на кремлёвский адрес, и через газеты не раз обращался не только к самим нашим державным дуумвирам, но и к их женам, к «ночным кукушкам», как говорится, которые, по народной вере, всегда могут перекуковать «кукушку дневную» — такую, допустим, как тот же Чубайс-Чайник или Радзинский, Грызлов или Млечин, Миронов или Веллер. И каков результат? Я, допустим, писал супруге президента и указал на конверте — «Лично». А ответ получил от неведомого мне тов. В.Шуверова, какого-то советника из Управления президента. 2 июня сего года он отписал мне: «Ваше обращение на имя С.В.Медведевой рассмотрено. В соответствии с ч. 3 ст. 11 Федерального закона «О порядке рассмотрения обращений граждан» обращения, содержащие некорректные и оскорбительные выражения, при рассмотрении в государственных органах оставляются без ответов по существу поставленных вопросов».

О, как много тут смыслов! Видимо, об этом законе я и читал в «Литературке» и, признаться, не очень верил, что такой закон есть. Но, оказывается, есть грызловский закон-чик. И по нему, действительно, даже для самых высших государственных органов, главное — тон обращения, а не существо дела. Тон должен быть куртуазный. И если кто напишет правителю на манер пушкинского Золотого петушка: «Царствуй, лежа на боку!.. Чуть не всю Россию от Иркутской области до Рязани пожар охватил, а ты о безвизовом режиме с великой Данией хлопочешь, орденочки новые придумываешь, как вешать их решаешь, поздравляешь футболистов, победивших могучую Андорру (40 тыс. населения, территория — два футбольных поля), полицаев, как бульдогов, завести хочешь… Проснись, лежебока маниловский!», — такой вопль останется без внимания, ответ может прийти только от тов. Шуверова или г-на Изуверова.

Но дело не только в этом. А ещё и в том, что ведь обращался-то я не в орган государственной власти, а лично к тов. Медведевой, никаких постов не занимающей, и на кремлёвский адрес только потому, что не знаю домашний. К тому же моё письмо было лишь ответом на письмо её высокопоставленного супруга, поздравившего меня, как фронтовика, с 65-й годовщиной Победы. Как можно не ответить на поздравление! Для нас, коммунистов, это немыслимо. А супруге — из понятного соображения, что сам президент очень занят, он то на Кубе, то в Финляндии, то в Бразилии, то в Тьмутаракани… Где тут письма читать? Супруга же, говорю, никаких государственных постов не занимает, у неё время есть, да и писем ей наверняка гораздо меньше. Ну, может, и прочитает, может, и передаст моё словцо благодарности высокопоставленному супругу.

А главное, в моём письме, разумеется, не было и не могло быть по отношению к адресату ничего оскорбительного. Ну как можно… Мы, коммунисты… Наоборот! Письмо начиналось с обращения «Дорогая Светлана!» И тут же я ещё и поздравлял её с премией имени Кирилла и Мефодия. Кто, кроме Радзинского и Сванидзе, ещё поздравил? А дальше — я советовал внимательней беречь супруга, ограждать его от дурного влияния. Да ещё писал, что хочу подарить ей мою книгу о Солженицыне и сборник стихов разных лет самого широкого диапазона — и политических, и сатирических, и эротических. Какие же тут оскорбления? Где они? А мерзавцами по ходу письма я называл Горбачева, Ельцина и Собчака. Но ведь никто из них не брат и даже не сват уважаемой Светланы Владимировны.

Так вот, личное письмо было перехвачено и до адресата не дошло. Это настоящая перлюстрация на высшем государственном уровне. А нам говорят: демократия, права человека… Права на переписку лишена сама первая леди королевства! Правда, среди откликов на мою статью «И лицо, и мысли» в «Завтра», где было кое-что сказано о президенте, был и такой:

«Светлана. Спасибо автору! Ваша публицистика и с юмором, и с глубоким смыслом. Я думаю, Медведев, прочитав это, тоже (! как я, Светлана? — В.Б.) не обидится, а от души посмеется над своими собственными ляпами. И впредь постарается быть внимательней. Он вполне способен воспринимать справедливую критику. И в культурном отношении не безнадёжен».

И «тоже», и весь текст заставляли задуматься: откуда такая осведомлённость о восприимчивости Медведева к справедливой критике, о его персональной культурной небезнадёжности? Простые смертные вроде бы это не замечали…

А вот еще ответ от 20 мая с.г.: «Ваше обращение на имя С.В.Медведевой рассмотрено. Информация принята к сведению.

Советник Е.Зыбкин».


Товарищ Зыбкий, мы давно вылезли из зыбки и знаем цену каждого слова вашего зыбкого ответа. Но ведь до адресата письмо опять не дошло. Это хуже, чем перлюстрация, при которой письмо лишь читают или копируют, но адресат его всё же получает. Понятно, что всегда и везде перлюстрировались письма разных смутьянов, тем более, в смутную пору, когда режимы сотрясали революции. Так, 7 июня 1849 года Маркс писал Энгельсу из Парижа в Кайзерслаутерн (Пфальц), где тот как раз в те дни и орудовал не оружием критики, а критикой оружием: «Прежде всего ты должен мне ответить, пришло ли это письмо неповреждённым. Я полагаю, что письма опять любовно вскрываются». И сколько таких меток в их переписке за десятки лет! Но всё-таки письма-то доходили до адресатов!

И ведь это касалось не только революционеров. Известно, в частности, что в Австрии читались письма Екатерины Второй к Шарлю де Линю, служившему ранее в русской армии, участвовавшему в осаде Очакова, в Германии — к Эрбергарту Циммерману, бывавшему в России, писавшему о ней, во Франции и Швейцарии — к самому Вольтеру. Но может ли всё это утешить Светлану Владимировну первопрестольную?

Так вот, товарищ Анисимова, письма по высоким адресам не доходят. Что же теперь делать? Я — человек настойчивый и решил продолжить свои усилия в этом же направлении: написал письмо уже не супруге президента, беззащитной женщине, лишенной права переписки, а их сыну Илюше, в надежде на то, что уж молодой-то человек не позволит на ниве прав человека бесчинствовать всяким Изуверовым. Но об этом — в другой раз.

И лицо, и мысли

Бог правду видит, да не скоро скажет

Все, конечно, понимают, что во многих отношениях мы живём ныне в совершенно ином мире, чем, скажем, в пору моей молодости. Разве можно вообразить хотя бы, допустим, что Сталин говорил бы с Рузвельтом и Черчиллем «на ты», или — Сталин, Черчилль и Рузвельт похлопывали бы друг друга по спине. А сейчас так называемая «властная элита» иначе и не может. «Здравствуй, Дмитрий!».. «Будь здоров, Барак!».. «Как у тебя дела, Нико-ля?».. Элита оплебеилась в доску. И это — во всём!

Вот, допустим, Медведеву журналист говорит:

— Дмитрий Анатольевич, страну захлестнула коррупция. Что сейчас главное в борьбе с ней?

— Главное, надо срочно создать законодательную базу и пресечь коррупцию! А кроме того, надо учиться на уроках истории.

— Дмитрий Анатольевич, в Киргизии беспорядки, гибнут люди, в том числе русские. Что делать?

— Главное, необходимо немедленно прекратить беспорядки и создать законодательную базу, исключающую их. А кроме того, надо учиться на уроках истории.

— Дмитрий Анатольевич, в Сибири и в Архангельской области ужасное наводнение. Как быть?

— Главное, мы должны спешно ликвидировать наводнение и создать законодательную базу, исключающую подобный экологический дискомфорт. А кроме того, надо учиться на уроках истории.

И это мы слышим от него вот уже три года.

Но всё-таки во всём мире, кроме России, некоторые давние традиции, старые правила, манеры остались незыблемы. Невозможно представить, чтобы тот же Обама или Меркель, Саркози или Берлускони стали бы поносить, тем более, приехав в Россию да ещё с официальных трибун на государственных церемониях свои родные страны, их прошлое, их давно умерших руководителей. Даже от Меркель я не слышал дурного слова даже о Геббельсе.

А наши? Помните, каким позорищем была поездка Ельцина в Америку. «Я облетел на самолёте статую Свободы, и у меня перевернулось всё представление о мире!» И этот переворот тотчас явил себя при возвращении на родину в виде либерально-демократического мочеиспускания у колеса самолёта на аэродроме в Белфасте, где тут же российского президента ожидали дамы и господа с букетами цветов.

А как недавний коммунист, советский генерал Степашин, автор докторской диссертации «Всепобеждающая роль марксизма в пожарном деле», будучи очередным и кратковременным главой ельцинского правительства, поносил вчерашний коммунистический день своей родины в конгрессе США!.. И ведь это поношение с тех пор так поныне и продолжается.

Вот нагрянул наш драгоценный президент в великую Данию (площадь 43 тыс. кв. км, что на 3 тыс. больше, чем Рязанская область, население около 5,5 млн., что меньше половины Москвы). Прекрасно! Беседует с королевой Маргарет II, милой бабушкой, сидящей на троне вот уже сорок лет. И о чем же он лопочет? О величии Дании и о ничтожестве России! Примерно так, послушайте:

— У вас, ваше величество, процветающая демократия! Дания — прекрасная страна! Вашей демократии несколько сот лет. А что мы? При царях не было никакой демократии, только головы рубили, при коммунистах — как при царях. Нашей демократии всего двадцать лет. Всего двадцать! Что с нас взять? Хотя у истоков нашей демократии стояли, или всё ещё стоят, такие титаны и столбы мысли, как Горбачёв и Ельцин, Собчак и Чубайс. Солженицын и Грызлов с Сержем Мироновым… Но всё же, что с нас, недотык, взять! Одна надежда у нас — на Данию…

Августейшая старушка могла подумать при этом: «Но и за такой короткий срок ваша демократия сумела весьма преуспеть. Во-первых, тупые коммунисты освободили от врага многие миллионы советской земли, а вы сочли, что 4 миллиона из этих освобождённых (это сто Дании) обременительны для вас, излишни и освободились от них, как от обузы, которую Россия веками зачем-то собирала и влачила сквозь столетия. Ну, в самом деле, кому нужны, например, этот потогонный Крым или хмурое прибалтийское побережье с его портами! Во-вторых, ваша демократия уменьшила количество ртов в России на 15 миллионов и успешно продолжает это богоугодное дело в интересах остального народа. В-третьих, по вашим гордо сказанным справедливым словам, президент, демократия завела страну в тупик. Весь западный мир ликует при виде таких итогов двадцатилетия вашей демократии».

Но бабушка Марго почему-то не сказала всего этого, а спросила о другом:

— Скажите, голубчик (или что-то в этом роде), а каково ныне лицо России, её лик?

— Лицо России? — переспросил, наверное, Медведев. — Вы видите мое лицо? — он выпятил свой фейс на полметра вперёд. — Я улыбаюсь. Это и есть лицо России. Она сегодня без конца улыбается. Пугачёва, Долина, Хазанов, Рязанов — все улыбаются! Весь народ безудержно улыбается. В советское время день начинался физзарядкой по радио, а теперь день начинается передачей по телевидению, в конце которой звучит страстный призыв: «Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!»

Да, эта передача Первого канала называется «Доброе утро». 150 человек сгорели в ночном клубе? А вы улыбайтесь. Катастрофа на Саяно-Шушенской ГЭС и погибло 75 её работников? А вы улыбайтесь. Разбился самолёт с сотней пассажиров? А вы улыбайтесь, господа… По слухам, идея передачи принадлежит президенту. Но уж точно, а не по слухам известно, что это ни кто иной, а он сказал: «Мой фейс — это лик России!» Я слышал это сам.

Надо заметить, что товарищ из Кремля здесь несколько поотстал. Ведь ещё в XVIII века его французский собрат заявил: «Государство — это я!». Значит, его лицо — лицо Франции. Да что XVIII век! На нашей памяти известный поэт воскликнул:

Моя фамилия — Россия,
 А Евтушенко — псевдоним!
Все недоумевали: понятно, почему, допустим, при фамилии Пешков писатель взял псевдоним Горький, или вместо Булыга — Фадеев, или вместо Маршак — Шатров, но тут-то зачем при такой прекрасной фамилии?.. Правда, есть сведения, что настоящая-то фамилия поэта Гангнус. А ещё президент Ющенко однажды сказал по поводу своего лица, вдруг таинственно покрывшегося струпьями: «Моё лицо — это лицо несчастной Украины!» Юлия Тимошенко оспаривала: она считала, что тут уместнее сказать о её мордашке.

Но есть примерчик совсем свежий. Во время Олимпиады в Ванкувере в известном там увеселительном «Русском доме» висел огромный плакат, который должен был вдохновлять наших спортсменов на подвиги. В знаменитом плакате Ираклия Тоидзе «Родина-мать зовёт!» медведевские спортивные патриоты вырезали скорбно-мужественный святой лик матери-родины, вставили на его место весёленький пленительный фейс певички Ларисы Долиной, а сверху написали: «ДОЛИНА-МАТЬ ЗОВЕТ!» Ну, как мы знаем, выше 11 места никто за этой матушкой не последовал. Хотя плакатиком этим, как видно, были вполне довольны и министр спорта Мутко, и председатель Олимпийского комитета Тягачев. Во всяком случае последний оказался в отставке вовсе не из-за радостного фейса. Так что президент Медведев угодил в компанию с королём-солнцем, поэтом-королём, бывшим оранжевым солнцем Ющенко и эстрадной луноликой певичкой.

Но ведь поклонами Дании по поводу демократии дело не ограничивается. Не помню где, может быть, в Бразилии или в Норвегии, Медведев, словно не понимая, что вступает на минное поле, пустился в рассуждение о русской культуре. О Господи, спаси, сохрани и помилуй… В частности, я прочитал, говорит, в школьные годы всего Чехова. Видимо, имеется ввиду 30-томное собрание сочинений, выходившее тиражом 300 тысяч экземпляров в 70-е годы, когда Дима бегал в школу. «А тогда с книгами, говорит, в Советском Союзе было не очень хорошо». Это, разумеется, надо понимать так, что теперь стало очень хорошо, ну, очень. В самом деле, такая демократия в книготорговле, что даже продают «Майн кампф» с золотым обрезом в красочной суперобложке и с портретом автора.

«Что мы имели, то и читали». Только то, что имели дома? А библиотеки? Например, в 1981 году, когда Дима с комсомольским значком на груди ходил в седьмой класс, в стране было 329 тысяч библиотек, и в последующие десять лет до контрреволюции 1991 года число их только увеличивалось. А уж в Ленинграде-то, где обитал Дима! Одна ордена Трудового Красного знамени Салтыковка со своими 29 миллионами единиц хранения на 1 января 1985 года чего стоит. И Ленин находил время её посещать, а Диме с Вовой некогда было, мечтали о Кремле, готовились занять там важные должности.

А уж что касается Чехова, то его книги в советское время с 1918 года по 1986-й издавались 1863 раза — чаще, чем Льва Толстого — общим тиражом 195,4 млн. экземпляров. Это по книжке почти на каждого жителя страны, включая грудных младенцев, ещё не знающих, кто такой Путин, и ослепших старцев, уже не способных разглядеть Медведева. Подобным образом обстояло дело и с другими классиками, нашими и зарубежными. Их книги издавались десятками миллионов экземпляров, что немыслимо было до революции у нас, и невозможно ныне, как в новой благоухающей России, так и в странах цивилизованного Запада. В 1980 году, за десять лет до контрреволюции, в Советском Союзе было издано 5439 художественных книг общим тиражом 270,9 млн. экземпляров при населении 276,3 миллионов человек, опять же включая беспутинских младенцев и безмедведевских старцев. Вот что такое, тов. Медведев, ваше «не очень хорошо». А, может быть, вы знаете страну, где книг художественной литературы на душу населения издавалось больше? Или можете назвать державу, где есть специальное Издательство детской литературы, или — издательство «Иностранная литература», или — журнал «Иностранная литература», или — журнал «Русская литература наиностранных языках»? А выходившие по всей стране журналы, тиражи которых доходили до миллиона экземпляров? Куда всё это ваша вшивая демократия дела? Сейчас чемпион по тиражу — «Наш современник», его недосягаемый для других рекорд — 9 тысяч экземпляров. Недавно ваш коллега на встрече с писателями сказал, что, да, были большие тиражи, потому что в них были полемика, дискуссии… А сейчас-то о чём спорить, что обсуждать, когда всё идёт так прекрасно: крейсер «Курск», Беслан, Саяно-Шушенская ГЭС, удвоение числа миллиардеров…

Недавно был большой юбилей Чехова — 150 лет со дня рождения. В советское время к таким датам издавали собрания сочинений писателей, посвященные им книги, в Большом театре проводили на правительственном уровне торжественное собрание… А что было сейчас? Вам хоть однотомничек подарил новый министр культуры Авдеев? Это же ваш любимый писатель!.. Да-с, президенту полагается думать, прежде чем сказать о чем-то народу «хорошо», «не очень хорошо» или «очень плохо».

А дипломат Авдеев, неизвестно почему вдруг ставший министром культуры, наводит на раздумье. Случалось быть дипломатами великим творцам русский культуры: Грибоедов, Тютчев… Этот — из того же славного ряда, или достаточно того, что собрат Швыдкого?

Но как бы то ни было, а Медведев прочитал все тридцать чеховских томов! И что понял? Какой вывод? Этот писатель, говорит, дорог мне «отсутствием у него причин, каких-то прагматических мотивов, чёткой идеи, всякой идеологии. Может быть, это для искусства самое главное!» (Цит. по CP, 27.4.10).

Ну, во-первых, президент только пересказывал здесь то, что говорил недавно его любимец Марк Захаров: для него ценность Чехова «в отсутствии какой-то публицистической идеи; вот зачем написал, для чего, почему, против чего борешься» — ничего неизвестно, невозможно рассказать, о чём иные его пьесы. (Там же).

А? Вы когда-нибудь слышали что-то подобное? Чехов — безыдейный писатель! Да его главная, магистральная основополагающая идея выражена чётко и просто: «В человеке всё должно быть прекрасно — и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Примечательно, что прежде всего тут названо лицо. По мысли писателя, оно вовсе не должно быть иконописным, но и с ванкуверским фейсом не может иметь ничего общего.

Да читали ли они с Захаровым хотя бы рассказ «Хамелеон»? Только одурев от триумфа демократии, можно не увидеть и не понять его яснее ясного выраженную идею: лицемерие отвратительно! А «Ваньку Жукова» читали? Своими плоскоумными реформами наплодив в богатой стране миллионы несчастных Ванек, тщетно взывающих о помощи к своим дедушкам на деревне и в городах, они знать не желают об этих Ваньках. И у Чехова смотрят на них в упор и ничего не понимают. Сочувствия к обездоленным детям? Призыв помочь им, спасти? Неужто? Где это?.. В глазах струя — не видят… ничего…


Оглавление

  • Ленин и теперь умнее всех живых
  • Кто из них мне не нравится
  • Ленин в Кремле
  • Вот чем они кормят тебя, русский!
  • Так жить нельзя, а живут
  • Я большего у Бога не просил… (День Победы 1999 г.)
  • Чудесное исцеление (День Победы 2008 г.)
  • На берегу озера Титикака
  • Москва. Кремль. Д.А. Медведеву
  • Патриот по вызову, однако
  • Даешь черту оседлости
  • Проверка на лживость
  • И глупость и предательство
  • Новинка детской литературы
  • И видел я его в лицо…
  • Поздние страсти вокруг Тель-Авидения
  • Модернизация оптимизации
  • Письмо
  • Материнский капитал
  • И лицо, и мысли