Вчерашний скандал [Лоретта Чейз] (fb2) читать постранично, страница - 2

двумя словами — покинул Лондон вместе с тобой.

Каждая минута нашей поездки в Бристоль врезались в мою память так же глубоко, как греческие и египетские надписи на Розеттский камень ^[1], и останутся так же долго. Если кто-то, столетия спустя, раскопает моё тело и будет препарировать мой мозг, то он найдёт там, запечатлённое чёткими буквами: «Оливия. Внезапно. Неожиданно».

Ты знаешь, я чужд сантиментам, в отличие от моих родителей. Мои размышления должны опираться на факты. А факт заключается в том, что моя жизнь приняла поразительный оборот после нашего путешествия. Если бы я не поехал с тобой, меня бы отослали в одну из многих школ в Шотландии, управляемых по принципам Спарты — хотя, честно говоря, если сравнивать, то спартанцы были гораздо мягче. Мне пришлось бы мириться с той же раздражающей ограниченностью, которая бытует в других школах, но в более жестоких условиях, как, например, непонятный шотландский акцент и отвратительная погода. И волынки.

В благодарность прилагаю маленький подарок. По словам тёти Дафны знак, обозначающий жука-скарабея, произносится как «kheper», с «kh» как немецкий «ach». Иероглифы имеют несколько значений и могут использоваться по-разному. Скарабей символизирует возрождение. Я рассматриваю эту поездку в Египет как своё второе рождение. Она оказалась ещё более захватывающей, чем я осмеливался надеяться. За прошедшие века песок поглотил целые миры, которые мы едва начали открывать. Эти люди восхищают меня, и мои дни здесь полны умственных и физических стимулов, как никогда не бывало дома. Я не знаю наверняка, когда мы возвратимся в Англию. И надеюсь, что это будет ненадолго.

На этом заканчиваю. Дядя Руперт вернулся целым, как мы с радостью отметили, и я не могу дождаться, когда услышу о его схватке с этими презренными бездельниками.

Искренне твой, Лайл.

P. S. Я бы хотел, чтобы ты не обращалась ко мне как к «милорду». Слышу, как ты произносишь это с досадным намёком на издевательство в голосе, и могу представить, как ты склоняешься в глубоком реверансе, или — учитывая твою путаницу насчёт того, что девочки могут делать и чего не могут, — поклоне.

P.P.S. Какие ещё Гравюры?

Четыре года спустя

Лондон, 12 февраля 1826 года.

Мой дорогой Л.,

Мои поздравления к твоему ВОСЕМНАДЦАТОМУ ДНЮ РОЖДЕНИЯ! Пишу второпях, поскольку мне снова предстоит отправиться в Изгнание, на сей раз в Чешир, с дядей Дариусом. Это научит меня тому, что не стоило брать такую маленькую СПЛЕТНИЦУ как Софи Хаббл в Игорный Дом.

Как бы я хотела, чтобы твой недавний визит длился дольше. Тогда бы мы отметили этот Значительный День вместе. Но я знаю, что тебе гораздо лучше находится в Египте. К тому же, если бы ты задержался здесь, тебе, возможно, вообще не разрешили бы вернуться в Египет. Вскоре после твоего Отъезда, у нас произошёл КРИЗИС с твоими родителями. Как тебе известно, я всегда оберегала Взрослых от Правды. Я дала лорду и леди Аттертонам понять, что Чума Египетская это не УЖАСНАЯ И СМЕРТЕЛЬНАЯ БОЛЕЗНЬ, которая ассоциируется со временами Средневековья, а всего лишь одно из незначительных заболеваний путешественников. Но через несколько недель, после того, как твой корабль расправил паруса, некий ЗАНУДА Сказал Им Правду! У них началась ИСТЕРИКА, дошедшая до ТРЕБОВАНИЙ повернуть судно назад! Я говорила им, что возвращение назад просто убьёт тебя, но они сказали, что я излишне драматизирую. Я!! Ты можешь поверить? Чья бы корова мычала ^[2] …

Но я должна остановиться. Посыльный здесь. Нет времени Рассказать ВСЁ. Достаточно сказать, что мой приёмный отец всё уладил, и ты пока в БЕЗОПАСНОСТИ.

Adieu ^[3], мой ДРУГ. Думаю о том, увижу ли тебя снова… О, чёрт! Должна идти.

Искренне твоя, Оливия Карсингтон.

P.S. Да, я пропустила фамилию Уингейт, и ты не удивишься почему, когда я расскажу, что мой дядя по отцовской линии сказал о моей Маме. Будь жив Папа, он бы отрёкся от них, и ты знаешь…

Чёртов посыльный! Он не станет ждать. О.

Деревня в десяти милях от Эдинбурга, Шотландия

Май 1826 года

В замке Горвуд никто не жил уже два года.

Старый мистер Далми, чьё здоровье становилось всё хуже, переехал за несколько лет до этого в современный, более тёплый и сухой дом в Эдинбурге. Его агент ещё не нашёл арендаторов, и смотритель, который прошлой весной пострадал от несчастного случая, до сих пор не вернулся. Поэтому реставрация и ремонтные работы, которые длились дольше, чем кто-либо помнил, на протяжении всего времени, пока мистер Далми жил в замке, постепенно замерли.

Вот почему в тот весенний вечер Джок и Рой Ранкины были предоставлены в замке сами себе.

Они по своему обыкновению рылись в мусоре. На собственном опыте они убедились, что величественные камни из зубчатых