Настоящая англичанка [Элоиза Джеймс] (fb2) читать постранично, страница - 4

вечером он с некоторыми друзьями появился в Королевской Опере в сопровождении группы молодых француженок. Как было замечено, Керр уделял особое внимание одной из них, и, поскольку она не может считаться подходящей партией для брака, все единодушны во мнении, что у Вашего жениха пристрастие к женщинам галльского происхождения. Это в высшей степени неподобающая тема, и я чувствую, что достойна порицания за то, что привлекаю к ней внимание незамужней леди. Однако моя преданность Школе для леди мисс Праудфут превыше хороших манер.

Ваша, со всем уважением,

Миссис Брутон

Эмма Лудэн, дочь виконта Хоувита, старательно рисовала пчёл, одну за другой. Пчёлы, как думала она про себя, крайне скучные насекомые: после того, как нарисуешь одно жёлтое круглое тельце, а затем ещё одно, уже знаешь всё, что необходимо знать о рисовании пчёл. Но облегчения не предвиделось — Титания и Основа упоминали пчёл во «Сне в летнюю ночь», и мистер Тэй решил, что пчёлы должны роиться на каждом заднике, и неважно, что зрители примут их за летающие бархатцы. Эмма вздохнула, обмакивая кисть в жёлтую краску.

Она как раз наносила финальный штрих на один из трёх ульев, когда открылась дверь.

— Леди Фласкелл, — объявил дворецкий Уилсон.

Эмма положила кисть как раз вовремя, чтобы Бетани метнулась через всю комнату и обняла её.

— Осторожнее, — сказала она, смеясь. — Ты вымажешься в краске.

— Не важно. На мне не что иное, как обноски для поездки.

Эмма отстранила свою младшую сестру на расстояние вытянутой руки и оглядела её, начиная с развевающихся лент цвета шафрана на восхитительной шляпке и заканчивая кончиками шёлковых туфель.

— Обноски выглядят всё лучше и лучше с каждым разом, — заметила она, развязывая свой широкий фартук.

Глаза Бетани сузились при виде её одежды.

— Должно быть, твоё платье создано мадам Мезоннэ! — воскликнула она. — На герцогине Сильвертон был точно такой же наряд шалфейно-зелёного цвета только на прошлой неделе. Об этом говорили все. Какими судьбами ты достала это платье здесь, в деревенской глубинке, даже не приезжая в город?

— У меня есть свои способы, — сказала Эмма, заправляя прядь волос за ухо.

— Что за способы? — наседала Бетани. — Я могла бы умолять, просить и плакать под дверями Мадам, но вполне уверена, что она скорее выполнит заказы других, чем мои.

Эмма поглядела вниз на своё утреннее платье. Оно было сшито в стиле à la militaire^[3], из янтарного поплина^[4] с гранатовыми пуговицами вдоль лифа. Оно облегало её формы до бёдер и заставляло её чувствовать себя необыкновенно женственным бригадным генералом. Она улыбнулась своей младшей сестре:

— Это не тайна, покрытая мраком. Мадам известны мои мерки, и она просто присылает мне те платья, которые, как она думает, могут меня заинтересовать.

— Прежде чем всем другим? — Сказала Бетани, прищурив глаза.

Эмма усмехнулась:

— Я также плачу ей примерно вдвое больше обычных цен, за её хлопоты. Я должна хорошо одеваться, чтобы поддерживать бодрость духа здесь, в деревне.

— Пфф! Ты могла присоединиться ко мне в Лондоне в любую минуту, если бы пожелала. Мама умерла больше года назад. Правда в том, что тебе нравится сидеть замурованной в четырёх стенах в Сент-Олбанс, Эмма. — Бетани прошла на сцену, всю в свежей краске и в пчелиных ульях. — Как ты можешь предпочитать сидеть без дела в деревне и рисовать? Всех этих насекомых?

— Пчёл. Разумеется.

— Что только подтверждает сказанное мною. Рисовать насекомых, будучи одетой в одно из последних произведений мадам Мезоннэ! Ты совсем лишилась рассудка.

Понимая, что к чему, Эмма видела, к чему всё идёт.

— Мне нравится рисовать декорации, — сказала она.

— Это не имеет значения, — сказала Бетани. — Хоть раз, Эмма, послушай меня серьёзно. Ты в беде.

Она глубоко вздохнула, её грудь внушительно всколыхнулась:

— Тебе угрожает участь незамужней женщины.

— Я прожила двадцать четыре года, будучи незамужней женщиной, — заметила Эмма, открывая дверь. — Может быть, мы отдохнём в утренней комнате и выпьем чаю? Ты, должно быть, утомилась после дороги.

Бетани прошагала через дверь и вниз по холлу, продолжая говорить всю дорогу и не обращая внимания на дворецкого и двух лакеев. Она подытожила, входя в утреннюю комнату:

— Суть в том, что незамужние женщины чудовищно не модны. Если они вообще когда-либо были в моде.

— Уилсон, принесёшь нам поднос с чаем? — попросила Эмма дворецкого.

— Сию минуту, мисс Лудэн, — ответил тот, кланяясь на выходе из комнаты.

— Тебе не следует говорить такое перед Уилсоном, — сказала Эмма, устраиваясь возле камина. — Когда он расстраивается, то страдает болями в желудке.

Бетани плюхнулась на канапе и вывернула наизнанку свой ридикюль.

— Я сделала вырезку из колонки сплетен, которую ты должна прочесть… Ах! Вот она! — Она помахала клочком газеты в