Перечисли мертвых [Пол Макоули] (fb2) читать онлайн

Пол Макоули ПЕРЕЧИСЛИ МЕРТВЫХ

Я хочу, чтобы вы доказали, что именно он убил мою Эмму, — сказала мне женщина.

— Понимаете, мадам…

— Я всего лишь желаю знать.

— …что полиция не посчитает все, найденное мной, уликами или доказательствами.

— Муж развелся со мной. Отец и мать скончались. Эмма в могиле. Я совсем одна, мистер Карлайл.

Она, разумеется, ошибалась. Никто из нас не одинок. Ни живые, ни мертвые. Даже в моем святилище отирались бледные призраки шелковых дел мастера и его жены. Я уже не говорю о той твари, что липла к плечу моей потенциальной клиентки.

Ее руки судорожно вцепились в ручки сумочки.

— Я знаю, кто вы такой. И слышала о ваших способностях. Помогите найти мою Эмму.

— Может, выпьете еще чаю, миссис Стоукс? — предложил я своим самым вкрадчивым бархатистым голосом. — Разрешите предложить вам этот восхитительный шоколадный кекс с ромовой пропиткой?

— Я вполне спокойна, мистер Карлайл, и не нуждаюсь в утешении. Кроме того, мне кажется, вы успели съесть все кексы.

Пришлось признать, что миссис Стоукс — женщина поистине необыкновенная. Грозная противница. С такой лучше не связываться. И хотя ей явно было не по себе от мерного шипения газовых рожков, зеленых обоев, тяжелой ореховой мебели и стеллажей, забитых книгами, она старалась не показать виду и сидела, чопорно выпрямившись, несмотря на то, что огромное мягкое кресло манило принять более свободную позу. Только пальцы, судорожно стиснувшие ручки голубой вышитой сумочки, выдавали ее волнение. Она держалась за них так, словно от этого зависела ее жизнь.

За окном стоял хмурый ноябрьский денек, и хотя было всего четыре часа, тьма уже пряталась по углам и красила в черные тона окрестные улицы, казавшиеся еще более мрачными в отдаленных бликах неоновой рекламы индийских ресторанчиков и бангладешских видеомагазинов на Брик Лейн. От топившегося углем камина несло нестерпимым жаром, но миссис Стоукс даже не сняла габардинового плаща. Одинокая жизнь не отучила ее заботиться о внешности: морщинистое лицо заштукатурено тональным кремом и румянами, тонкие губы подкрашены помадой, шапка белых волос застыла пенными волнами недавнего перманента. Наклоняясь вперед, она словно испускала облачко едкого запаха пудры и духов «Арпедж».

Тварь, прильнувшая к ее плечу, взирала на меня со смесью злобы и страха. Странно, что ее собственный призрак обзавелся кругленьким личиком мертвой дочери, чья фотография лежала между нами на ореховой столешнице. Чтобы найти меня, миссис Стоукс потратила немало денег, и еще больше — энергии. Так что я действительно был ее последней надеждой. Как и всякого, кто сумел меня отыскать.

Миссис Стоукс взяла снимок.

— Он убил ее, мистер Карлайл, — убежденно выпалила она. — Я знаю, это он. И изуродовал лицо… можно сказать, срезал. Такой ее нашли: голую, мертвую, без лица. Как и остальных жертв. Но он не признается.

В ее голосе не было ни страсти, ни ненависти. Жесткий взгляд блестящих глаз. Похоже, она давным-давно выплакала слезы. Двенадцать лет назад ее дочь Эмма сбежала в Лондон и была убита. Тело бросили на пустыре позади вокзала Кингс Кросс. Год спустя в сгоревшем гараже поймали некоего Роберта Саммерса, носившего лицо жертвы вместо маски и проделывавшего с телом нечто настолько неописуемое, что трое полисменов, производивших арест, сразу же после суда ушли на пенсию раньше срока. Психиатры посчитали его вменяемым, а суд обвинил в предумышленном убийстве. К сожалению, детективы так и не смогли представить доказательств: ДНК, отпечатков пальцев, волокон, группы крови, связывавших его с гибелью еще шести женщин. Ничего, кроме способа убийства и, что называется, «частичного свежевания тел». Однако существовала и возможность того, что он просто подражал настоящему серийному маньяку. Ранее он никогда не задерживался полицией, не менял места работы и пятнадцать лет прослужил в бухгалтерии большого универсального магазина на Оксфорд-стрит. Получил обычный срок, который ему скостили за примерное поведение. Последний год провел в тюрьме общего режима и вот уже три недели как выпущен.

Мать Эммы Стоукс стала искать кого-то вроде меня, как только узнала о скором освобождении Саммерса. Она продала дом, который муж был вынужден оставить ей после развода, сняла комнату в Далстоне, в окружении турецких ресторанов и их темнокожих посетителей. Но деньги для нее ничего не значили. Она хотела одного: знать. Знать, что именно он это сделал. Искупить вину перед погибшей дочерью, вернее, перед преследующими ее призраками, если они еще оставались.

Я, разумеется, мог бы мгновенно излечить ее, но зачем? Деньги мне нужны. Очень.

И все же мне было ее жаль. Я попытался снова объяснить: все, обнаруженное мной, не может быть использовано в суде. Хотя некоторые полицейские старой закалки и были на моей стороне, вся система изменилась.

Недалеко от Кингсленд-роуд и того места, где снимала комнату миссис Стоукс, в одном из кварталов, пользующихся дурной славой, есть дом, где вы можете без излишних формальностей взять напрокат револьвер всего за пятьдесят фунтов в час. Но я сомневался, что она жаждет мести, а кроме того, не мое это дело — давать советы. Мое дело — общение с мертвыми.

Я изложил ей свои условия. Она, как выяснилось, их уже знала и помимо денег принесла с собой все остальное. Деньги она вручила без малейшего колебания. Что же касается остального… с этим она рассталась не без усилия.

— Вы найдете ее, — прошептала она.

— Вернее, вступлю с ней в контакт, когда все будет кончено.

Она хотела было дать мне номер автомата в ее пансионе, но я отказался.

— Я редко пользуюсь телефонами, миссис Стоукс. Но будьте уверены, что я отыщу Эмму. С условием: когда все кончится. Не раньше. Это может занять какое-то время.

— Я ждала двенадцать лет, мистер Карлайл.

Направляясь к выходу, она задала вопрос, на который не осмеливалось большинство моих клиентов.

— Почему вы так живете?

Сказано это было с оттенком чопорно-провинциального осуждения.

— Вам не обязательно приходить сюда снова, — заверил я.

— Нет, мне все равно. Но это придает всему, что вы делаете… нечто театральное. Производит впечатление обычного шарлатанства. Надеюсь, что это не так, мистер Карлайл. Я отдала Эмму в ваши руки.

* * *

Прежде всего я отправился на Кингс Кросс, но здесь не было ничего от Эммы Стоукс, как, впрочем, и от других жертв. Другие духи, разумеется, так и роились здесь — в основном, клочья и обрывки удовлетворенной похоти, смешанные с искрами ярости клиентов местных шлюх, все еще, обслуживающих вокзал, несмотря на видеокамеры охраны и дополнительные полицейские патрули. Все это я отбросил, но немного позже вдруг обратил внимание на старуху, наблюдавшую за мной из высокой травы и сорняков, разросшихся среди паутины ржавых рельсов. Судя по длинному черному платью и шали, она принадлежала викторианской эпохе, и я мысленно напомнил себе: надо проверить, в чем дело, как только завершу расследование. Древние привидения редки даже в Лондоне. Казалось, я знаю их всех, тем более, что особое пристрастие питаю к викторианским призракам.

Позже, когда я спросил о ней библиотекаря, тот слегка улыбнулся:

— Вы еще многих из нас не знаете, Карлайл. Живым не дано ведать имена всех мертвых.

— Но вам известно, кто она.

— К сожалению, нет. Впрочем, я могу справиться…

— Не сейчас.

— Ну да, вас больше занимает убийца девушки. Как, должно быть, вы низко меня ставите, если вынуждаете общаться со столь гнусными типами.

— Вам необязательно делать это.

В кармане моего пальто лежало все, что передала мне миссис Стоукс, и библиотекарь чуял, что это там, недаром его глаза, тусклые звезды на бледном лице, не отрывались от заветного места.

— Он жив, — сообщил библиотекарь. — Где он?

Я объяснил.

— А, чайные и Нью-Ривер… Я провел там, в тенистых лугах, много счастливых дней.

Чайных там давно не было. Их построили много лет назад — и с тех пор неоднократно перестраивали, одновременно с Макуис Истейт. Роберт Саммерс занимал там однокомнатную квартиру. Я следил за ним почти весь день, который он провел сначала на скамейке треугольного парка в Айлингтоне, на перекрестке Аппер-стрит и Эссекс-роуд. Пришлось ждать почти целый час на ближайшей ветке метро Сейнсбери, пока он покупал еду в бакалее. Жалкий маленький человечек, небритый, запущенный, с тупой гладкой физиономией и седеющими волосами на невысоком лбу. Черный костюм с грязной рубашкой, которая когда-то претендовала на белый цвет. Окружающие инстинктивно сторонились его, и он существовал в некоей пустоте.

Но призраки к нему не липли. Может, ещё в тюрьме перешли к кому-то более сильному. Большинство привидений — легкомысленные, неверные существа.

* * *

Библиотекарь был одним из самых упорных: мертвая оболочка человека, ушедшего из мира живых в середине девятнадцатого века. Как многие духи, он не распространялся о том, кто избавился от него. На самом деле он не был библиотекарем, но имел какое-то отношение к книгоиздательству: то ли продавец, то ли переплетчик, а может, редактор. И обитал почти постоянно в читальном зале Британской библиотеки, куда я приходил, чтобы проконсультироваться с ним, притворяясь, будто изучаю историю британских профсоюзов, и часами беседовал на самые различные темы.

Шел дождь, и тяжелые капли барабанили по крыше.

— Что будете делать, когда это место закроют?

— О, в подобных заведениях недостатка нет. Быть может, я наконец решусь уйти на покой. Двадцатый век становится несколько утомительным, и я без всякого восторга жду нового тысячелетия. А теперь давайте то, что принесли, и я исчезну столь же молниеносно, как Пак или Ариель.

Я вынул все, что дала мне миссис Стоукс, и положил на стол. Квадратик голубой материи, вырезанный из старой простыни Эммы. Полузасохшая губная помада. Простые белые трусики от «Маркса и Спенсера». Снимок — очевидно, сделанный в ателье фотографа.

Библиотекарь алчно, как наркоман, уткнулся во все это.

— Да… очень стильно… так хорошо… — вздохнул он и немедленно растворился в пространстве. Последними исчезли звезды глаз.

Пока я собирал вещи и книги, прозвенел звонок. Время закрытия.

* * *

Подобно библиотекарю, я нахожу последние годы двадцатого века крайне утомительными. Из-за моей манеры одеваться и обставлять квартиру люди предполагают, будто я специально подражаю викторианскому стилю, чтобы выразить презрение к современности, но это не так. Этот стиль просто стал моей второй натурой. Я не смог перерасти его, если можно так выразиться. Кроме того, именно в это время моя семья приобрела власть над мертвецами. Мы гордимся своей долгой и славной историей, и среди нас было немало экзорцистов, изгонявших нечистую силу. Но именно мой дед занялся непознанными, а точнее, паранормальными явлениями. Это он обнаружил и систематизировал способы общения с мертвецами.

Я последний в роду. Родители мои погибли, когда наш дом был разрушен вследствие неудачного эксперимента. Оправившись от последствий катастрофы, я переехал из Эдинбурга в Лондон и купил дом в Спитлфилдзе, большой, в георгианском стиле и плохом состоянии, но я не модернизировал его и даже не восстановил первоначального облика. (Пришлось твердо воспротивиться визитам доброхотов, членов самодеятельного исторического общества, которые, переодевшись в костюмы той эпохи, водили группы туристов по своим обновленным домам. Но мой черный сюртук, пестрый жилет, трость, фетровая шляпа и часы с цепочкой — не маскарад.) В доме не проведены ни электричество, ни телефон, но в этом нет необходимости. Как свет притягивает мошкару, так электричество привлекает слишком много призраков, а я не люблю отвлекаться на пустяки. Мне хватает газовых рожков и угольного отопления. Всякий, кто стремится найти меня, обязательно достигает цели или в процессе поисков рано или поздно обнаруживает, что я ему вовсе ни к чему.

Но для меня самое главное, что это спокойный дом, тихое место, надежное убежище. Как трудно отыскать нечто подобное в большом городе! Все, жившие когда-то здесь, умерли естественной смертью, последовавшей за счастливой, безоблачной жизнью. Здесь нет ни одного призрака, порожденного страхом или ненавистью, экстазом или тщеславием. Иногда по комнатам блуждают духи первых хозяев — шелковых дел мастера, ярого гугенота, и его жены — и до сих пор гуляет привидение сапожника, жившего и работавшего в подвале более пятидесяти лет. Но все это слабые и безвредные фрагменты, причиняющие беспокойства не более, чем мыши, которые шуршат за ореховыми панелями. Следы наркотического бреда, оставленные колонией хиппи, обитавшей здесь в начале семидесятых, я без труда рассеял, а остальных непрошеных гостей отпугиваю уловителями душ на дверях и окнах, а также регулярным окуриванием розмарином, рутой и диким чесноком.

По мере того, как орды призраков растут, найти подобные места становится труднее и труднее. Все меньше людей склонны умереть в своей постели, и толпы на улицах наполняют атмосферу злобными призраками, рожденными в минуты неукротимого гнева или страха. Перекрестки кишат отзвуками ярости водителей. Я не в силах посещать больницы, ездить в метро или проходить мимо казино. Игроки, сами того не подозревая, бывают правы, когда требуют новую колоду карт перед каждой партией, ибо призраки, цепляющиеся за старые, сильно воздействуют на законы случайностей.

Духов давно умерших, как и меня, крайне раздражает вездесущесть и мельтешение призраков. Кроме того, некоторые из них опасны. На свободе бродят львы, тигры и медведи. И по мере приближения миллениума, на пороге которого мы стоим, их становится все больше, так что неизвестно, ждет ли нас за этим порогом бездонная пропасть. Лондон населен привидениями, духами, призраками и выходцами с того света, но истинные долгожители постепенно исчезают, пожираемые своими же собратьями, которые нуждаются в энергии для поддержания собственного существования.

Но те, кто материализовался по соседству со мной, особой угрозы не представляли. Я мирно пробирался по людному рынку, успев купить орехового хлеба, органически выращенного картофеля и капусты, а также потрепанное издание «Смерти и вечной жизни» некоего Хика, обещавшее оказаться забавным чтивом. Но когда двое мужчин взяли меня под локти и потащили за угол, согласитесь, вырваться было затруднительно.

— Мы искали вас, — объявил тот, что поменьше, тощий светловолосый тип с узкими усиками и в плаще без единой складки. Несмотря на холод, он был мокрым от пота. К редеющим волосам цеплялась целая гирлянда духов, сварливых черных созданий, стрекотавших, как свора летучих мышей.

— Вас нелегко найти, — процедил он.

— Рад это слышать. Мой дом защищен.

— В отличие от вас, — заметил человечек и, обратившись к компаньону, добавил: — Покажи, что я имею в виду.

Верзила распахнул кожаную куртку и предъявил металлическую дубинку.

— Это первое предупреждение, — сообщил человечек.

Духи самозабвенно что-то нашептывали ему в уши, поэтому реплика прозвучала вызывающе. И все же глаза коротышки опасливо блеснули. Он чуял, что попал в капкан, хотя и не понимал этого.

— Значит, мой друг, вы в большой опасности.

— Заткнись! У Родди полно таких игрушек, и он любит пускать их в ход. Еще есть время вернуться в твой дом! Там он спокойно с тобой разберется!

— Вряд ли я позволю вам найти свой дом. Думаю, вы разыскивали его все утро, но у вас ничего не вышло. И не выйдет. Говорите, что вам нужно и убирайтесь.

Светловолосый вручил мне конверт.

— Там все сказано. Вы наступили на ногу влиятельному человеку, мистер Карлайл.

— И кто же это?

Духи снова затрещали.

— Никаких имен, ясно?

— Вот как! Один из этих!

— Вам лучше помолчать, согласны? Вспомните Эдинбург.

— Что вы знаете…

Но человечек уже отошел, опустив голову. За ним неотступно следовал второй. Оба направились к черному «БМВ», припаркованному как раз за воротами рынка. Они сели на заднее сиденье: очевидно, кто-то дожидался в машине, но я заметил лишь тень, прежде чем дверца захлопнулась и мотор заработал.

К конверту прилип черный дух, и я раздавил его, скорее рефлекторно, чем сознательно. Он был предназначен для одной цели: донести о том, что конверт вскрыт, и я позволил ему выполнить свое предназначение.

Само послание было коротким и грубым, чтобы не сказать — шокирующим. К нему прилагался снимок. Бросив на фото лишь один взгляд, я позвонил старому другу.

* * *

Мы встретились следующим утром в пабе у Спитлфилдзского рынка, одном из тех, что открываются в половине седьмого. Суперинтендант Роулс взглянул на снимок, лежавший в конверте, и сказал, что это часть документов по уголовному делу, а именно, сцена преступления.

— Попытаюсь узнать, как произошла утечка, — пообещал этот высокий, стройный, подтянутый мужчина, с коротко стриженными белыми волосами и военной выправкой; один из самых порядочных людей, которых я когда-либо знал. Он приканчивал вторую пинту горького, пока я наслаждался превосходным английским завтраком, шедевром кухни той злосчастной страны, которая приютила меня.

— Неважно, откуда взялась эта фотография. Важно совсем другое.

Я рассказал о просьбе миссис Стоукс, о тех двоих, которые передали письмо, и о моем подозрении, что это дело рук некроманта, решившего использовать убийцу Роберта Саммерса.

— Не нравится мне все это, — заметил инспектор Роулс. — Может, вам стоит посмотреть наши альбомы, вдруг найдете этих двоих. Но больше я ничего не могу для вас сделать.

— Вы же понимаете: их не может быть среди ваших громил.

— Вероятно, нет. Кстати, она была вашей клиенткой. Что она там делала?

— Сняла комнату. Кажется, продала свой дом.

— Держитесь подальше от Саммерса. Мы за ним следим. Ваша клиентка мертва, так что вы не обязаны выполнять эту работу.

За Саммерсом неотступно ходил библиотекарь. Я вполне мог и на милю к нему не приближаться, о чем сказал Роулсу, прибавив:

— Как по-вашему, он убил ее?

— Вы бледны, — вместо ответа заметил он. — Бледнее обычного, хотя вижу, что ваш аппетит не пострадал. Полагаете, этот тип, некромант, опасен?

— Только если он еще более невежествен, чем я думаю. Отнюдь не мысли о нем выбили меня из колеи. Все дело в близости рынка.

— Призраки коров? — улыбнулся Роулс.

Я воспользовался остатками кровяного пудинга — здесь подавали два вида, белый и черный, — чтобы подобрать остатки желтка.

— Животные не оставляют призраков. Просто на этом месте когда-то проводились публичные казни. Мэри Тюдор сожгла двести мучеников, а до того здесь сгорели или были сварены заживо еретики и ведьмы. Даже после стольких лет следы остаются. Эманации толпы еще хуже, чем духи бедных замученных жертв, хотя самое ужасное — это общественный транспорт.

— Ты слишком чувствителен для этого города, парень, — заметил Роулс, снова взглянув на полароидный снимок. — Стиль нашего фигуранта. Но тот, кто сделал это, не слишком силен в искусстве свежевания. Саммерс использовал специальные ножи, каждый раз новый, и имел большую практику в этом деле. К сожалению, именно поэтому нельзя было доказать связь между всеми убийствами. А вот это проделано не охотничьим ножом, а скорее, солдатским, тем, который преступник использовал, чтобы перерезать женщине горло. Мы не обнаружили ни оружия, ни отпечатков, и нож мог быть куплен в любом магазине. Мы прочесываем местность, но сомневаюсь, что добьемся успеха. Подобное — дело рук профессионала.

— Это было сделано в назидание мне. Саммерс — нечто большее, чем кажется.

— Остановитесь, старина. Мы сами управимся.

— На нем ни одного призрака. Он замучил не меньше пятнадцати девушек, и ни одного призрака!

— Что тут странного? Он долго сидел в тюрьме.

Роулс был человеком практичным, но инстинктивно схватывал множество оттенков всего, что касалось мертвых.

Он допил кружку.

— Может, тот малый, что пытался давить на вас, забрал призраков Саммерса.

— Но зачем ему Саммерс? Кстати, вы слишком много пьете, Роулс.

— А вы — едите. Через два часа у меня встреча с шефом. Холодный доктор философии, вся практика которого составила шесть часов, прежде чем его посадили перебирать бумажки. На пятнадцать лет моложе меня. Выражается как, типичный администратор, с подобающими случаю цитатами, и каждое слово у него на вес золота. В будущем году ухожу на покой, и, вполне вероятно, меня заменит компьютер последней модели. Да, Карлайл, старые времена позади.

— К сожалению, мне это ясно, как никому.

Прощаясь со мной, он добавил:

— Надеюсь, теперь это всего лишь трость. Если какой-нибудь ретивый молодой бобби вздумает к ней приглядеться, вы попадете в кутузку за ношение холодного оружия.

Предупреждение оказалось на сегодня не последним.

Как я уже упоминал, мой дом защищен. Здесь, в сердце старого Спитлфилдза, между убогостью рынка и блеском Брик Лейн не так-то много улиц, но для того, кто ищет мой дом с недобрыми намерениями, эти кварталы превращаются в непроходимый лабиринт.

Однако следующее предупреждение не постучалось в мою дверь, а с ревом и бульканьем вырвалось из раковины на кухне, устроенной в том подвале, где когда-то работал сапожник. Шум был такой, что весь дом сотрясался, но я уже сбегал вниз со свечой в руке.

Из сточной дыры била вода, подрагивая и кружась небольшим водоворотом. От нее исходило слабое зеленоватое свечение. Смрад стоял невыносимый. И вдруг на колеблющейся поверхности показалось лицо, то самое, которое ожидаешь увидеть в кроне дерева, на месте, где была отломана ветка. То самое, которое выплывает из темноты, если прижать к сомкнутым векам кончики пальцев. Подобие лица. И хотя глаз у него не было, я понимал, что оно меня видит.

Слова вырывались из тонких губ с ужасающим клекотом. Латинские слова. И я сразу узнал, кто это. Древнейший из всех лондонских призраков. Я тут же почтительно склонился перед ним.

Он никогда не был человеком, и это делало его могущественнее любого обычного привидения. Нечто вроде эманаций, от которых мне становилось дурно рядом со Спитлфилдзским рынком — сконцентрированной жажды крови тысяч мужчин и женщин, сбегавшихся, чтобы ради забавы поглядеть на казни, только куда более сильной и сфокусированной, ибо подпитывалась и поддерживалась она жертвенными церемониями прихожан храма Митраса, основанного Ульпиусом Сильванусом, ветераном легиона Августа, во время римского владычества в Британии. Археологи нашли барельеф с изображением бога, убивающего быка, скульптуру речного божества и другие предметы культа в центре Уолбрука. Очевидно, это и был жертвенник, вокруг которого позже выстроили поселение. Но лишь я знал точное место, где стоял храм, и истинную природу ритуалов. В жертву приносили не только быков, но и людей. Несчастных сажали в брюхо медного быка, а под ним разводили огонь.

Создание, которое объявило о себе, показавшись в стоке моей кухонной раковины, и было тем, что осталось от речного бога, созданного поклонением и жертвоприношениями. Можно сказать, отголоском коллективной мании, настолько сильной, что две тысячи лет люди находились под ее чарами. Призрак говорил только на латинском, но благодаря своему отцу я не только хорошо знаю латынь, но и умею (в отличие от современных знатоков этого мертвого языка) правильно произносить слова. Я даже распознал испанский акцент Митраса: Ульпиус Сильванус, как многие легионеры, захватившие Британию, был родом со средиземноморского побережья Испании.

— Не трогай убийцу, — приказал Митрас. — Оставь его в покое, и все будет хорошо.

— Но почему? В чем твой личный интерес?

— Я говорю от имени всех мертвых.

— В таком случае, ты оказал мне огромную честь своим визитом.

Вынув из морозилки стейк, я бросил его в крутящийся, подрагивающий столб воды. Стейк мигом исчез, разорванный в кровавые лохмотья. Я смотрел, как исчезает мой ужин, но в данном случае куда важнее было умилостивить старого бога. До этого я видел его всего однажды, во время того неудачного похода в лондонские подземелья вместе с молодым инженером и доктором Преториусом. Правда, это было давно, в дни моей молодости.

— Жертва принята, — объявил Митрас. — Можешь спрашивать.

Когда-то в его честь десятки быков были умерщвлены всего за один день. Мужчины, пьяные от густого красного вина, названного «Бычьей кровью», бежали по улицам впереди жертвенных животных, а тех, кто попадал на рога и под копыта, считали такими же жертвами Митрасу, как и бедняг, которых поджаривали в чревах медных идолов. Митрас был могущественным богом, охранявшим римское поселение от древних туземных призраков враждебных земель, простиравшихся за стенами крепости. И выжил только благодаря своему влиянию. Да, он архаизм, давно забытое прошлое, но сумел сохранить кое-какую силу. Интересно, когда ему в последний раз приносили жертвы?

— Один вопрос, — разрешил он. — Говори.

— Робертом Саммерсом завладел живой человек?

— Нет такой личности, как Роберт Саммерс.

— В таком случае, что он собой представляет?

— Ты задал свой вопрос и получил ответ. На этом все. Не спрашивай. Не ищи. У тебя есть покровители, но я мог бы расправиться с ними одним махом. Если бы пожелал, конечно.

— Где библиотекарь? Приведи его сюда, и я поговорю с ним.

Скорость вращения воды все увеличивалась. Жирные брызги каплями оседали на моем лице. Зеленоватый водоворот издавал высокий воющий звук, и откуда-то из глубины этого звука донесся голос Митраса:

— Он более не существует.

— Саммерс уничтожил его? Или тот, кто властвует над ним?

— Не спрашивай. И помни, ты живешь здесь только из милости. Моей милости.

— Хм-м-м… при всем моем уважении к вам, это не совсем верно. Мой дом лежит к востоку от стен вашего города.

— Достаточно и того, что некоторые из моих мертвых лежат поблизости.

Теперь я вспомнил, что четыреста лет назад в полях к востоку от аббатства Святой Марии, покровительницы Спитлфилдза, были найдены римские захоронения. И уже открыл было рот, чтобы продолжить расспросы, но лицо исчезло или расплылось на мерцающей поверхности неустойчивого столба воды. Силы, державшей воду, больше не существовало.

Отступив, я уронил свечу. Тонкая струйка дугой ударила в стену. Я остался наедине с мраком.

Оставалось разгадать тайну. Не мог я оставить все, как есть. Хотя моя клиентка погибла, и следовательно, контракт потерял силу, одно то, что я взял деньги миссис Стоукс, грозило бедой. О нет, не сейчас, но если спустить с рук содеянное тому дилетанту, который не побоялся экспериментировать с призраками Роберта Саммерса, тот вообразит себя безнаказанным и наделает глупостей. Лучше остановить его сейчас, что бы там ни наговорил Митрас, нежели ждать катастрофы.

Кроме того, я всегда симпатизировал библиотекарю.

Собирая грязную воду со старого линолеума, я вспомнил о призраке, способном мне помочь. Но прежде пришлось посыпать пол и раковину сухой рутой и диким чесноком. Конечно, речного бога это не удержит, зато не даст проникнуть в дом посторонним духам.

Других предосторожностей я не принял. Не стоит привлекать излишнего внимания.

* * *

Пообедал я в одном из уютных бангладешских ресторанчиков на Брик Лейн, после чего отправился к северу. Сегодня ноги моей в общественном транспорте не будет: необходимо иметь ясную голову (кстати, такси еще хуже, поскольку хранят слезы ярости и бессмысленной злобы куда лучше, чем автобусы). День стоял сухой, холодный и безветренный. Небо сверкало синевой, только на востоке виднелось несколько пушистых облачных прядей.

До пансиона, где убили миссис Стоукс, я добирался примерно час. Она снимала комнату в одном из домов викторианской эпохи, так называемых террас, то есть имеющих общие боковые стены и располагавшихся за Ридли Роуд Маркет. Убогие унылые жилища, выстроенные наспех, когда понадобилось приютить целые армии фабричных рабочих, прослужили недолго. В жалком садике стояло три мусорных ящика без крышек, валялась сломанная детская коляска. Перед дверью, опечатанной бело-голубой лентой, скучал молодой констебль. Фарс, сопровождающий любое убийство, — я имею в виду полицию, экспертов, «скорую помощь» и толпу любопытных, — уже кончился.

Но что-то все же осталось.

Я купил ватрушку в еврейской круглосуточной пекарне и, отойдя к обочине, стал есть. И, разумеется, наблюдать. Уличные фонари зажглись, небо постепенно темнело. Холод пробирался под одежду, и я пожалел, что не взял еще и кофе.

Откуда-то налетел слабый запах пудры и «Арпедж»; даже не оборачиваясь, я понял, что пришла она.

* * *

Дух миссис Стоукс показался на удивление сдержанным, можно сказать, спокойным. Впрочем, судя по нашей короткой встрече еще при ее жизни, ничего другого я не ожидал. Мало того, рассчитывал именно на это. Она знала, что уже мертва, хотя, как большинство призраков, не помнила момента смерти. Восстановив в памяти присланный снимок, я посчитал это актом милосердия.

Когда машин на улице стало меньше, — она считала, что мчащиеся автомобили ужасно ее отвлекают, будто каждому предстояло унести ее в рай, — я зашагал вдоль Боллз Понд Роуд. Она держалась за моей спиной и не переставая говорила об Эмме. Думаю, несчастная слилась или сплавилась с тем существом, которое цеплялось за ее плечо, когда она пришла в мой дом.

— Я увижу свою Эмму. Снова увижу, — повторила она.

— Обязательно. Так и будет.

Я мог бы убрать призрак с плеча миссис Стоукс еще тогда, во время первой встречи. Она лишилась бы своей одержимости и просто ушла бы навсегда. С большинством своих клиентов я так и поступил бы, но уж очень нуждался в деньгах на этот раз. Что же, иногда отсутствие моральных принципов тоже имеет свои преимущества, иначе я никогда не узнал бы, что это за создания — так называемый Роберт Саммерс и человек, им управляющий, — а когда спохватился бы, понял, что безнадежно опоздал. И без того остановить их будет нелегко.

Я пытался объяснить это призраку, но тот счастливо щебетал, что все неважно, главное — увидеть дочь.

— Знаю, что я должна предпринять, и готова пойти на все ради моей Эммы. Я смогу, смогу, вот увидите. И приведу ее в объятья Иисуса, мистер Карлайл. Я найду путь клону Господню.

И внезапно добавила:

— Как странно все выглядит! Что-то яркое, даже блестящее, остальное — совсем темное. Когда-то у меня был такой телевизор. Штука, которая отвечала за цвет, сломалась. Все было либо белым, либо темным. Пришлось отнести его в магазин, а они еще не желали ничего делать, хотя я была в своем праве! Такой скандал разгорелся! А как это выглядит на ваш взгляд, мистер Карлайл? Так же?

— Иногда.

— Неудивительно, что вы так живете. Теперь я знаю, почему у вас нет электричества. По-моему, я его вижу. Каждая машина — это пунктирная путаница электропроводов, как волоски в лампе.

Нет, она не совсем понимала. И казалась гораздо моложе. Скорее всего, приняла облик дочери, какой ее запомнила, но я не смел оглянуться, чтобы в этом удостовериться.

* * *

Большой черный «БМВ» был припаркован на двойных желтых линиях Эссекс Роуд, у лестницы, ведущей на второй этаж многоквартирного дома. Двигатель работал на малых оборотах: белое облако газов вырывалась из-под багажника. Но я не видел, кто сидел внутри, поскольку окна были тонированы.

Миссис Стоукс ощущала, что Эммы в машине нет. Я едва не отстал от нее, когда она взлетела по ступенькам к квартире Саммерса, ловкая и гибкая, словно молоденькая девушка. Я, пыхтя, взбирался следом, но так и не смог задержать ее. Хорошо еще, что бесчисленные граффити отвлекали внимание женщины. На верхней площадке стояли те двое, что угрожали мне на Спитлфилдзском рынке. Что же, ничего удивительного.

— Вам здесь не место, — резко бросил светловолосый. — Катись отсюда, дедушка.

Его наглость была лишь маской. Я обонял его страх. Духи, остроугольные черные тельца, сгрудились вокруг его головы, яростно каркая.

— У меня дело к вашему хозяину, — сообщил я. — Насколько мне известно, он сейчас в квартире Роберта Саммерса. Посторонитесь.

Я, естественно, боялся, но одновременно был исполнен решимости во что бы то ни стало пройти испытание. Похоже, одержимость миссис Стоукс передалась и мне.

Светловолосый поднял руку. На ней была черная кожаная перчатка.

Я нажал на защелку трости. Она распалась, обнажив короткое обоюдоострое лезвие. Светловолосый испустил хриплое подобие смеха, больше походившего на лай, и отступил.

— Да кем ты себя воображаешь? Зорро? Убери это, иначе тебе не поздоровится.

— Прочь с дороги!

— Врежь ему, — велел он напарнику, сунув руку в карман плаща. Я сразу понял, что у коротышки револьвер, но он не хотел пускать его в ход, опасаясь привлечь внимание.

Вперед выступил верзила. Я сунул клинок ему в лицо, и пока он пытался сфокусировать на нем взгляд, молниеносно опустил оружие и прочертил длинную линию на потрескавшемся бетоне. Громила невольно опустил глаза и на миг потерял бдительность. Старый, но действенный трюк. Он будет смотреть на линию, пока я не освобожу его. И не сможет оторваться, пусть даже самые соблазнительные женщины продефилируют мимо во всем блеске своих прелестей. И хотя он безуспешно пытался вырваться на волю (я видел, как на его лбу выступают капли пота, а в немигающих глазах собираются слезы), было понятно, что его усилия бесплодны.

Светловолосый с лихорадочной скоростью вырвал револьвер из кармана, стоило мне направить шпагу на него.

— Стой смирно — или пожалеешь, — прошипел он.

Я устал от угроз коротышки. И поэтому мигом расправился с его свитой стрекочущих духов. Растерянно взмахивая руками, пытаясь ощупать голову, он уставился на меня, словно видел впервые. Губы шевелились, но некому было вложить в них нужные слова.

— Подождите у машины, — предложил я.

— Да, — усердно закивал он. — Именно так я и сделаю. Он хочет видеть вас. Все, что от меня требуется, пойти и подождать…

— В машине.

После его ухода я прошел мимо громилы, по-прежнему напрягавшего силы, чтобы избавиться от морока, и оказался у двери квартиры Роберта Саммерса, когда-то выкрашенной в светло-голубой цвет. Кто-то черной краской из пульверизатора намалевал на ней грубое подобие мужских гениталий. Еще кто-то — возможно, тот же автор граффити — пробовал проломить нижнюю филенку, оставив три выбоины, вокруг которых облупилась краска и потрескалось дерево. Дверь была приоткрыта, и оттуда лился свет. Когда я поднял руку, чтобы распахнуть ее, голос изнутри объявил:

— Добро пожаловать, пожиратель призраков, но знай, что ты делаешь это по собственной воле.

* * *

Я очутился в коротком коридоре, с кухней по одну сторону и ванной по другую. Повсюду царила невероятная грязь. Свет исходил из комнаты в самом конце, источником его служила стоваттная лампа без абажура. Ни ковра, ни дорожки, только обшарпанные, в жирных пятнах доски пола. Розовые, в серебряную полоску обои измалеваны непристойностями и идиотскими изречениями. Омерзительный смрад застарелой мочи, плесени и немытого тела. Запах отчаяния. Впервые я оказался в столь пагубном месте. Если бы не дух миссис Стоукс, льнущий к моей спине, я не раздумывая спасся бы бегством, заперся в уединении своей надежной крепости, и ноги моей не было бы с тех пор на улице.

Посреди комнаты стоял Роберт Саммерс, сложив руки в паху. Он словно не заметил моего появления. Застыл, как тот человек, на которого я наложил заклятие. Беспощадный свет отражался от лысины. На нем все еще был дорогой черный костюм. Только вот с лицом творилось что-то неладное. Раньше оно не было таким морщинистым. И, казалось, съехало вниз, так что подбородок лежал на засаленном воротничке белой рубашки.

И тут я понял, в чем дело. Маска. Маска, сделанная из срезанного лица миссис Стоукс.

— Вам не следовало приходить сюда, мистер Карлайл, — раздался голос сзади.

Я обернулся. На дешевом пластмассовом кресле, из тех, что обычно ставят в патио, сидел человек среднего роста, с лицом, скрытым аккуратно подстриженной бородкой и темными очками, одетый в безупречный костюм, дорогую сорочку от «Тернболл и Ассер» и темно-вишневые мокасины. В манжетах переливались запонки из оникса. На правом запястье красовался плоский «ролекс» стоимостью десять тысяч фунтов, с левого свисало несколько тяжелых золотых браслетов. Он находился в кругу, начерченном на ободранных досках, и еще не успев увидеть тушу черного ягненка в углу, я уже знал, что круг выведен кровью.

— О, я хорошо защищен, — кивнул мужчина.

Я прислушался. Выговор выдавал человека образованного, хотя улавливался легкий восточноевропейский акцент. То ли латышский, то ли словацкий. Несмотря на дорогую одежду и маникюр, в незнакомце ощущалось что-то невыразимо мерзкое, словно все это великолепие покрывала невидимая пленка экскрементов. Однако я протянул руку:

— Рад познакомиться с вами, сэр.

На мгновение мне показалось, что мужчина вот-вот встанет, но вместо этого он распластал ладони на тонких ручках кресла, расслабился и улыбнулся.

— Вы знаете, что я не покину круга.

— Но я с вами не знаком.

Мужчина растянул рот едва не до ушей и поднес пальцы к кончику аккуратной бородки.

— Верно. Мое имя не так-то легко выведать.

— А вот мое вам известно.

— Значит, у меня есть некоторое преимущество. Вижу, вы обзавелись спутницей.

— Ваше создание не смогло съесть ее до конца.

— Съесть? А, понятно. Нет, он не творит того же, что и люди. Кстати, вы совершили роковую ошибку, мистер Карлайл. Вам не следовало приходить сюда. Почему вы явились?

— Миссис Стоукс — моя клиентка.

— Та несчастная, что цепляется за вас, не может быть ничьей клиенткой. Это все, что от нее осталось.

Я не посчитал нужным ответить. Можно, конечно, выйти из комнаты. Миссис Стоукс при этом останется и в каком-то смысле воссоединится с дочерью, так что условия контракта будут выполнены. Даже сейчас она рвется к Саммерсу, как умирающий от жажды в пустыне — к глотку воды. Но если я сделаю это, оставаться в Лондоне больше будет нельзя. Вероятно, во всем мире для меня не найдется безопасного места.

— Я скажу, почему вы здесь, — начал незнакомец в кресле. — Потому что вообразили себя духовным хранителем города. Считаете, что ничего не должно меняться, все обязано оставаться как всегда, а не как следует быть. Ненавидите перемены — столь же яростно, сколь и те призраки, которых снисходительно считаете своими подопечными. Вот и примчались сюда, как последний дурак, уверовавший в собственный бред. Вы шарлатан, обманщик, жалкий пожиратель призраков, зарабатывающий на жизнь тем, что дурачит скорбящих родственников. Я же здесь потому, что давно настало время перемен. На свободе гуляют новые существа, дикие и великолепные.

— Львы, тигры и медведи, — невольно вырвалось у меня.

— Да. Свирепые неукротимые твари, созданные невероятным напряжением, накопившимся к концу столетия. Это не ваш век, мистер Карлайл. Вы здесь чужой.

— Саммерс — ваше чадо, — выговорил я.

— Я нашел его, — не смог не похвастаться незнакомец. Какой фатальный недостаток — это стремление всюду стать первым!

— Он никогда не жил по-настоящему, — продолжал мужчина. — Оболочка человека, сгусток привычек. Его работа была бессмысленной и тривиальной. Никакой личной жизни. По выходным он сидел на краю продавленной кровати, среди складок засаленного покрывала, смотрел на клочок неба, видневшийся над дымовыми трубами, и мечтал об избавлении. Это было самым сильным его желанием, и в конце концов оно изъязвило ему душу. Он исчез в себе. Стал таким же пустым, как его комната, а место в раковине занял новый жилец.

— Оно ужасно одиноко, верно? Поэтому и убивает.

— Оно не имеет человеческих слабостей, мистер Карлайл. И убивает потому, что преступление заложено в самой его природе. В этом его сила.

Его голос звенел таким злорадным торжеством, что мне стало не по себе. К горлу подкатила тошнота. Но я понимал, что он мелет чушь. Если бы оно убивало лишь ради самого убийства, к чему тогда делать маски из лиц жертв? Очевидно, этот человек не вполне понимает, что именно создал.

— Так что вы можете сделать, мистер Карлайл? — допрашивал он. — Сбежать? Но куда? Попробовать спрятаться? Ни одно ваше убежище не окажется вечным. Захотите встать под мои знамена? Но я не нуждаюсь в вашей помощи. Так и быть, попытайтесь проткнуть меня вашим вертелом. Ну же, давайте! Я знаю, вам просто не терпится.

— Тут вы правы, но я не стану этого делать. Вы действительно защищены. Но я подарю вам то, чего вы так долго добивались.

И я отпустил призрак миссис Стоукс. Она столь неукротимо стремилась на свободу, что для меня было большим облегчением дать ей волю. Она выпорхнула с радостным вскриком, прямая, как стрела.

Не думаю, что незнакомец увидел ее, вряд ли он вообще был способен узреть духов. Наверняка чувствовал их присутствие, но что в этом необычного? Он ничего не понимал в мертвых. Ему требовалось только их могущество. Проблема не в неверии людей, а в том, что верят они в вещи ложные: нумерологию, спиритизм, таро, кристаллы и тому подобное. Как заметил дьявол в «Искаженных письменах» Клайва Льюиса, первый шаг к вечным мукам — замена Господа на другое верование. Слабость этого человека заключалась в том, что он верил в безграничность собственной силы, но во всем, что касается мертвых, оставался всего лишь дилетантом. Древние некроманты были слишком суетны, чтобы доверить бумаге свои знания, их система шифровки не выдерживает соревнования с современными компьютерами.

* * *

Однако если незнакомец на заметил призрака бедной женщины, то тварь, носившая имя Саммерса, насторожилась, вскинула голову, зевнула, показывая пожелтевшие фальшивые зубы, и проглотила его.

Сначала ничего не произошло. Совсем ничего. Незнакомец бесшумно зааплодировал, едва сдвигая чистые розовые ладони. Но тут Саммерс, откинув голову, дико взвыл, и я понял: миссис Стоукс нашла свою дочь.

Это все, чего она жаждала столь жарко, сильно и трепетно. Неумолимо, как острый нож, вонзающийся в ткань, она прошла сквозь призраков, окружавших создание под именем Саммерс. И произошел взрыв. Словно вспышка магния в пещере, полной летучих мышей. В ту же минуту комната наполнилась привидениями и другими потусторонними существами. За спиной раздавались обезумевшие вопли незнакомца, но я почти не слышал их. Лампа взорвалась, рассыпав сноп ярких искр. Вокруг в темноте летали духи. Я и рад быутверждать, что видел миссис Стоукс и ее дочь, но с уверенностью сказать не могу. Слишком много их было. И в центре вихрящегося водоворота оставалась тварь, связавшая их, почерневшая и взлохмаченная. Нечто очень старое, возможно, доисторическое, некое напоминание о шаманском ритуале или видении. Как же страстно оно хотело быть человеком! Поэтому и убивало, создавая личность из фрагментов мертвецов.

Я избавился от него, и духи разлетелись во всех направлениях.

Что же, на этом мой рассказ почти закончен. Незнакомец закрыл лицо руками. Кровь сочилась сквозь пальцы. В мои ноздри била вонь опустошенных мочевого пузыря и кишечника.

Я оставил его сидеть в магическом кругу и вернулся домой.

* * *

В последующие несколько дней газеты были полны сообщений о волне преступлений и самоубийств, захлестнувшей город. Какой-то посетитель зоопарка бросился в клетку со львами; одна женщина подожгла себя и спрыгнула с Хангерфордского моста; другую застали, когда она пожирала жилистую тушку одного из воронов Тауэра.

Все, разумеется, уляжется, но я еще раз понял, насколько изменился мир. В нем пробудились новые, ужасные создания, и далеко не все из них принадлежали царству мертвых. Слишком долго я жил так, словно окружающее оставалось незыблемым, словно этот великий и жуткий век не что иное, как сон, и я рано или поздно проснусь, свободный от бремени прошлого и моих собственных призраков.

Мне вдруг стало ясно: никто не может освободить меня. Только я сам.

---

Paul J. McAuley, "Naming the Dead" (1999)

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

Журнал "Если", 2001, № 10

Оглавление

Пол Макоули ПЕРЕЧИСЛИ МЕРТВЫХ