Леле [Эдуидж Дантика] (fb2) читать постранично, страница - 2

полиции принуждал его соборовать заключенных, которых затем казнили в отсутствие судебного чиновника. Племянница священника, у которой он поселился, когда у него забрали приход, попросила меня составить от ее имени заявление о психической болезни священника, и все, что я намеревался сделать в суде, — это повторить очевидное: что по той или иной причине священник сошел с ума. Судья, не имея никакой охоты возиться с делами, которые не сулят взяток, скорее всего, отклонил бы иск с ходу, но ожидались два местных радиожурналиста, и он волей-неволей должен был ломать комедию и делать вид, что выслушивает доводы.

Юридического образования у меня нет. Все свои познания я приобрел, следуя за отцом, как тень. Подход к делу у него всегда был одинаковый. Наша задача, говорил он, только свидетельствовать, а не участвовать. Составить по просьбе человека документ — письменное показание, нотариально заверенное заявление, которое потом можно будет использовать в каких-либо юридических процедурах. Выступаешь в суде — говори только о том, что видел своими глазами, и только когда тебя спрашивают. Никаких предположений, никаких догадок.

Именно так я повел себя с Леле и Гаспаром. Когда машина Гаспара приблизилась к нашему дому, я нарочно не стал медлить и двинулся на своей машине в противоположную сторону. Судя по всему, мне предстояло участвовать в их бракоразводном процессе. Будет еще время занять ту или иную позицию.

Ни священник, ни его племянница не явились, поэтому судья отклонил иск. За те десять лет, что я исполнял свою должность, я обнаружил, что люди чаще всего не приходят. Многим просто хотелось разговора как такового — на месте событий или у меня в офисе, где я делал большинство записей. Другие заранее знали, каким будет решение, или были слишком испуганы, чтобы прийти.

Когда я вернулся домой обедать, машина Гаспара все еще стояла. Гаспар был человек маленького роста, ниже Леле, даже когда она была босиком. Но красивый — темно-коричневое лицо эльфа, широкая улыбка, от которой он не способен был удержаться даже в рассерженном состоянии. Он происходил из семьи портных и одевался очень хорошо. В последнее время предпочитал воздушные белые рубашки с вышивкой и свободные хлопчатобумажные брюки.

Когда я вошел, Леле и Гаспар сидели у противоположных стен гостиной: он — в нашем шестидесятилетнем шезлонге с геральдическими французскими лилиями, она — в кресле-качалке у двери с жалюзи, выходящей на испорченное наводнением поле с травой ветивер.

Неторопливо вошла Марта, которая служила у нас с незапамятных времен и принимала роды, когда появились на свет и я, и сестра. Она взяла у Гаспара пустой стакан и поставила на маленький блестящий поднос. Я представил себе, как Гаспар сидел тут все утро, растягивая на долгие часы один-единственный стакан вкусного фирменного лимонада Марты с ванильной эссенцией и глядя на безучастный профиль Леле. Марта, хоть я и нанял ей в помощь служанку помоложе, предпочитала легкую работу делать сама, в том числе обслуживать гостей. Марте было уже под семьдесят — примерно столько же, сколько было бы сейчас нашей матери. И такие же лунообразное лицо и коренастая фигура. Мальчиком я воображал, что мама и Марта — сестры. Я и теперь не уверен, что это не так.

Я подождал, пока Марта выйдет из комнаты, и, потирая руки, спросил:

— Ну что, любовная парочка, помирились?

Гаспар поднял на меня взгляд, и его непроизвольная улыбка на миг стала враждебной. Раньше никогда такого не было, чтобы он, улыбаясь, чуть не скрежетал зубами.

— Она вам не сказала разве? —  спросил он.

Я пожал плечами, глядя на сестру, которая не отводила глаз от опустошенного поля.

— Нам надо расчистить это поле, — проговорила она наконец. —  И чем скорее, тем лучше. Может быть, что-нибудь еще удастся спасти.

— Бывает так, что нечего спасать, — сказал Гаспар.

Он встал и метнулся мимо меня, но, дошагав до двери, около которой сидела Леле, вернулся и положил руку мне на плечо.

— Прошу прощения, брат, — сказал он. —  Лучше вам было этого не видеть.

Я покачал головой, не зная, что сказать. Казалось, что все карты на руках у Леле. Ее ход.

Я подождал, пока не услышал, что Гаспар запустил мотор. Когда под шинами заскрипел гравий дорожки, я спросил сестру:

— Ты уверена, что сейчас подходящее время для непримиримых противоречий?

Она встала с кресла и закрыла двустворчатую дверь, отчего в комнате стало довольно сумрачно.

— Не хочу об этом разговаривать, — сказала она и с размаху села на один из диванов у заставленного камина.

— Он что, изменяет тебе? —  спросил я. —  Если так, я поищу способ отправить его в тюрьму.

— Нет, не изменяет.

— А ты ему?

В ответ она широко раскрыла глаза и показала на свой живот.

— Это его ребенок? —  спросил я, садясь на пол у ее ног.

— Какой же ты дурак.

Положив голову