Красная ворона [Ника Викторовна Созонова] (fb2) читать постранично

Созонова Ника Викторовна Красная ворона

ЧАСТЬ 1 В Ы Д У М Щ И К

ДОЖКИ

Ринат родился раньше меня на два года, десять месяцев и одиннадцать дней. Когда я еще только училась садиться и улыбаться, он уже перестал быть светловолосым и стал рыжим и прилично говорил: редко, но по делу. Лет до шести (моих) он не замечал моего существования вовсе. Так, мельтешит что-то под ногами — вроде не кошка, раз не пушистая и без хвоста. Порой совершает робкие попытки познакомиться поближе, которые безжалостно пресекаются: объект представляет нулевой интерес.

Может показаться странным, как два ребенка, живущие в одной семье, могут не общаться месяцами. Но у нас была просторная квартира, с широкими коридорами, высоченными потолками и отличной звукоизоляцией. Мне была предоставлена своя комната, Рину — своя. Даже нянь было две. Точнее, няня Рина, простая старушка, перешла ко мне по наследству, стоило мне появиться на свет. А для него наняли тетеньку с высшим образованием, чтобы с младых лет учила английскому и хорошим манерам.

Хотя родители старались заботиться и не ограничивать своих отпрысков ни в чем, ощущения семьи в нашем доме отчего-то не было. Ни мягкого гнезда, ни теплого очага, ни уютной норки. Просто несколько разных людей по какой-то причине обитали под одной крышей.

Родители много работали, постоянно были заняты, и виделись мы редко, даже по выходным. Даже завтракать, обедать и ужинать отчего-то полагалось в разное с ними время, хотя просторная кухня вполне могла вместить всех шестерых (вместе с нянями).

Самое печальное в мои рассветные смутные годы было то, что детское одиночество не сближало: единственный родной братик не желал меня замечать.

В девять лет Ринат серьезно заболел — что-то с легкими. Два месяца провалялся в больнице, а когда выписался, врачи порекомендовали свежий воздух и отдых от всех занятий. Обоих нянь быстренько спровадили в отпуск, а нас с братом отвезли в глухую деревню. В таковой очень кстати проживала мамина двоюродная тетя, а для нас — троюродная бабушка.

В деревню нас доставил папа на своем "москвиче". Всю неблизкую дорогу он хмуро молчал, видимо, обдумывая насущные проблемы. Мы с братом сидели на заднем сидении, и я страшно робела, впервые в жизни оказавшись с ним в таком тесном соседстве без посредничества нянь. Ринат был необыкновенно возбужден поездкой и пребывал в непрестанном движении. Хаотично взбрасывал в разные стороны кисти рук, забирался с ногами на сиденье, а потом сползал под него, крутил большой лохмато-рыжей головой на тонкой шее. То и дело он задевал меня — ступней, локтем, плечом, — не замечая этого. Даже глаза не оставались в покое: то расширялись, то сужались, и вообще вели себя настолько свободно, насколько позволяли лицевые мышцы — в компании с носом, губами и подбородком. Папа почти не делал замечаний, не оборачивался, сосредоточенно глядя в лобовое стекло. А я, наоборот, не спускала глаз с брата. Мне казалось, что весь он крупно дрожит или вибрирует, и словно перетекает из одной формы в другую. Это было захватывающе интересно, и я смотрела, не отрываясь, хотя и порядком трусила.

— Что вылупилась?

Он не выдержал наконец гнета моего внимания. Я тут же опустила глаза и весь оставшийся путь изучала узор своей новенькой клетчатой юбки.

Дом, в который мы были доставлены на исходе дня, оказался настоящим деревенским — из круглых бревен. Примерно так я его и представляла — по книжкам, но все равно было необычно и здорово: скрипящие доски выскобленного до желтизны пола, веселые полосатые половички, которые жалко было топтать ногами, железная громоздкая кровать с пирамидкой уменьшающихся подушек. Бабушка, она же тетя, оказалась грузной, шумной и деловитой. Баба-тетя — так стал называть ее брат с первых минут, и я следом за ним. Она поправила было пару раз, но быстро смирилась, что предложенный ею вариант — баба Таня — был нами отвергнут.

Нас с братом поселили вместе — в комнате на втором этаже. Там были зеленые в цветочек бумажные обои, шелушащиеся от ветхости, и столь же ветхая пожелтевшая тюлевая занавеска на пыльном окне. Спать мы должны были — о чудо! — прямо на полу, на старых соломенных матрасах. Белье, правда, присутствовало, но было все в швах и заплатках и расползалось от каждого движения.

Пристроив нас и дав исчерпывающие инструкции, чем и когда кормить, во что одевать и в какое время укладывать спать, папа с облегчением отчалил. И мы помахали ему вослед с не меньшей радостью. Точнее, помахала одна я — братик в момент отъезда "москвича" интенсивно исследовал двор и даже не оглянулся.

Баба-тетя тут же наплевала на инструкции, накормив в неурочное время вкуснейшими зелеными щами с домашней сметаной и посоветовав ходить босиком и одеваться так, "чтоб не запариться".

Днем я исследовала сад и огород и провела время насыщенно и приятно: в компании клубники, черной смородины, двух коз и выводка цыплят. Но поздним вечером,