Первыми показались коммунисты. Кучкой человек в десять они торопливо шли по бульвару, соединяющему площадь Комба с улицей Менильмонтан; от них чуть поотстали юноша и девушка — у юноши было что-то неладно с ногой, и девушка помогала ему идти. Лица их выражали тревогу, нетерпение, безнадежность, словно они торопились на поезд, хотя в глубине души уже знали, что упустили его.
Хозяин кафе увидел их издалека; фонари в этот час еще горели (поздней они были разбиты пулями, и этот район Парижа погрузился во тьму), так что кучка людей явственно выделялась на широком безлюдном бульваре. После захода солнца в кафе появился только один клиент, и очень скоро со стороны Комба послышались выстрелы; станция метро была закрыта вот уже несколько часов. И все же какое-то упрямство и стойкость, свойственные хозяину, не позволяли ему закрыть кафе; а может, все объяснялось его жадностью; он и сам не знал толком, почему до сих пор не закрыл своего заведения, а стоит, прижавшись широким желтым лбом к оконному стеклу, и посматривает то на один конец бульвара, то на другой.
Но, заметив кучку людей, которые явно спешили куда-то, он тут же стал закрывать. Прежде всего он пошел предупредить единственного своего клиента, — тот расхаживал вокруг бильярда, отрабатывая удары, хмурился и между ударами поглаживал жидкие усики; лицо его в рассеянном свете низких ламп казалось зеленоватым.
— Красные подходят, — сказал хозяин. — Лучше бы вам уйти. Я закрываю.
— Не мешайте. Ничего они мне не сделают, — ответил клиент. — Мудреный ударчик. Красный между домами. От борта боковик, стукнется и пойдет винтом.
Но он загнал в лузу свой же шар.
— Я так и знал, что у вас ничего не выйдет, — сказал хозяин, кивая лысой головой. — Шли бы домой, право. Только сперва подсобите мне со ставнями. А то я жену услал.
Клиент сердито повернулся к нему, встряхивая кий.
— Говорили мне под руку, я и промазал. Вам-то, ясное дело, есть чего бояться. А я человек бедный. Меня не тронут. Я остаюсь...
Он подошел к своему пиджаку, вынул из кармана сигару.
— Принесите мне стакан пива.
Он стал ходить на цыпочках вокруг бильярда, и шары защелкали снова, а хозяин, по-стариковски сутулясь, в раздражении поплелся обратно в бар. Пива он наливать не стал, а принялся закрывать ставни. Движения у него были медлительные, неловкие, и задолго до того, как он справился со своим делом, коммунисты были уже у кафе.
Испугавшись, как бы стук ставен не привлек их внимания, он опустил руки и со скрытой неприязнью начал за ними наблюдать. «Если я притихну, замру, — подумал он, — может, они пройдут мимо». И он со злорадством вспомнил о полицейской баррикаде на площади Республики. «Тут им будет крышка. А мне пока надо притихнуть, замереть». Он испытывал нечто вроде удовлетворения при мысли о том, что житейская мудрость подсказывает ему именно ту тактику, к которой он более всего склонен по натуре. Так он и стоял, выглядывая в просвет жалюзи, — желтый, тучный, испуганный; смотрел, как хромает по тротуару юноша, опираясь на руку девушки. Вот они оба остановились и с сомнением оглядели конец бульвара, упирающийся в Комба.
Но когда они вошли в кафе, хозяин уже был за стойкой — он улыбался и кланялся, старательно все примечая; он увидел, что кучка вдруг разделилась и шесть человек побежали обратно к Комба.
Юноша сел на пол в темном углу возле лесенки в погреб; остальные стояли у двери, словно чего-то ожидая. У хозяина появилось странное чувство: стоят тут в его кафе, выпивки не заказывают и, видно, знают, что будет дальше, а он, владелец, решительно ничего не знает, ничего не может понять. Но вот девушка отделилась от своих спутников, подошла к стойке.
— Коньяк! — сказала она.
Когда же хозяин подал ей рюмку, постаравшись отмерить точно, но без излишней щедрости, она молча направилась в темный угол, к юноше, и поднесла рюмку к его губам.
— Три франка, — бросил хозяин ей вдогонку.
Она пригубила коньяк, затем повернула рюмку так, чтобы юноша мог коснуться губами того же места. Потом опустилась рядом с ним на колени и замерла, припав лбом к его лбу.
— Три франка, — снова сказал хозяин, тщетно пытаясь придать своему голосу уверенность.
Юноши там, в углу, уже не было видно — только спина девушки, худой, неказистой, в черном бумажном платье. На хозяина наводили ужас те четверо у двери; ведь они красные, думал он, у них нет уважения к частной собственности, они выпьют его вино и уйдут, не расплатившись; они надругаются над его женщинами (вообще-то у него была только жена, да и та уже ушла домой); они обчистят его кассу; они и его самого пристукнут, как только он попадется им на глаза. Со страху он решил махнуть рукой на эти три франка, лишь бы не привлекать к себе их внимание.
И тут вдруг сбылись его наихудшие опасения.
Один из мужчин, стоявших у двери, подошел к стойке и заказал четыре коньяка.
— Сейчас, сейчас, — забормотал хозяин, возясь с пробкой и моля в душе Пречистую Деву послать ангела, послать полицейских, послать gardes
Последние комментарии
13 часов 27 минут назад
17 часов 35 минут назад
17 часов 52 минут назад
18 часов 13 минут назад
20 часов 54 минут назад
1 день 4 часов назад