Охотник за бабочками 2 [Сергей Васильевич Костин] (fb2) читать постранично

Сергей Костин Охотник за бабочками 2

ЧАСТЬ 2

— Летять утки! Летять утки…, — голос Кузьмича вознесся до непереносимо визгливых высот, — … И-и два-а гуся-я-я!

— Может, хватит, а? — я на секунду вынул палец из правого уха и сделал вежливое замечание Кузьмичу, который развлекал нас песенным образом уже целых четыре часа, — Тошно!

— Тошно, командир, бывает при больших перегрузках, — Кузьмич размял губы, набрал воздух и продолжил: — Летя-ят….

Я заткнул ухо.

В дальних перелетах, конечно, скучно. Но не до такой же степени я оскучнел, чтобы целый день слушать Кузьмичевские завывания. А ему нравится! Голос, видите ли, у него прорезался.

— Что? — Кузьмич, разевая беззвучно рот, толкал меня в нос, — Ну что тебе?

Кузьмич тщательно проверил состояние моих ушей, открыты ли, и только после осмотра заявил:

— А знаешь ли ты, командир, кто песню эту замечательную сочинил?

— Ты, Кузьмич. Ты, — на все согласен, лишь бы не пел больше.

— А вот здесь ты не прав. С большой буквы не прав, командир. Сочинил ее народ. Давно, правда, сочинил. Но как видишь, песня эта жива. Давай-ка я тебе напомню второй куплет…

Я ловко поймал неудачно оказавшегося рядом Кузьмича в кулак и стал настойчиво сжимать его маленькое, но очень жизнелюбивое тельце. Но даже из этого, совершенно бесперспективного положения, Кузьмич умудрялся напрягать голосовые связки:

— Эту песню, командир, ты все равно, не задушишь и меня, ты, не убьешь.

— Кто помешает мне? И почему я не сделаю этого? — я злорадно улыбался, наблюдая за перекошенным лицом Кузьмича.

— Потому, что брехло ты, командир, — Кузьмич хрипел и, как мне показалось, даже его крыло, торчащее между пальцев кулака, посинело, — Брехло и трепло!

— Это почему? — мне стало интересно, и я слегка ослабил хватку. Кузьмич не преминул этим воспользоваться и, извернувшись, укусил меня самым бессовестным образом. Естественно, что стерпеть такой наглости, но еще больше боли, я не смог, и выпустил подлеца из железных оков.

Кузьмич, припадая на одно крыло, взмыл к потолку и приземлился на край плафона. Там, изредка бросая на меня недружелюбные взгляды, он стал расправлять помятое крыло.

— Так почему же это я трепло и так далее? — заело меня!

— А потому, что врать больно горазд, — сообщил Кузьмич, присаживаясь, — Я тут давеча в Большой Галактической Энциклопедии поковырялся.

— И что?

— А то! Наврал ты мне про дядю Пушкина.

— Ну-ка, ну-ка! — возмутился я. Меня, все детство проведшего в библиотеке паПА, смеет обвинять какой-то таракан? Ну не таракан, а бабочек, какая разница.

— Никакой он, во-первых, не дядя, — Кузьмич поймал тему и теперь у него это надолго. Пока не выговорится, — У него свой дядя был. Строгий, но справедливый и честный, только болел часто. И не был Пушкин революционером. И не держит он за пазухой гранату.

— Хм! — сказал я, — А за что же ему тогда памятник поставили? И дорожку из марсианского камня выложили, чтоб травой не зарастала? За глаза красивые. Гранату он за пазухой держит. Уверен.

— Нет, — Кузьмич покачал головой и поболтал ногами, — Не гранату, а томик стихов. Поэтом он был. Точно. Был он, понимаешь, невольником чести, и погиб от клеветы толпы. Толпа в то время ни хрена в поэзии не понимала. Как ты, командир.

— Хорошо, — согласился я. С Кузьмичем трудно не согласится, — Пусть поэт. Я же не могу всего знать. И, вообще, ты к чему этот разговор завел?

— А к тому…, — бабочек, позабыв про обиды, спустился вниз и примостился у меня на плече, — Вот песня… Да не буду я петь больше… Ее народ сочинил. На века. Пушкин тот же. Помнят его, в энциклопедии прописан. А вот про нас с тобой, командир, кто через века вспомнит? Кто песню о нас сложит? А? И я не знаю.

— Может какой дурачок и сыщется, — пожал я плечом, — И напишет про нас песню. Ну не песню, тогда может книжку. Премию за нее получит.

— Про нас не напишут, — вздохнул мой маленький друг, — Что про нас писать? А тем более премию… Скажешь, тоже. Премии за что дают? За сказки всякие глупые, с драконами да гномами дурными. А за правду жизни, то есть вот как раз про нас с тобой, не-а. Глухо.

Мы помолчали немного. Первым не вынес мучительной тишины Кузьмич. Почесав за ухом Хуана, который все это время внимательно слушал наш спор, Кузьмич переключил все свое внимание на Корабль.

— Слышь, Волчара! Хорош дурью маяться. Что думаешь по теме?

Волк, он же Вселенский Очень Линейный Корабль, недовольно заскрипел переборками, оторванный от увлекательнейшего занятия. Он гонял по палубе игрушечную железную дорогу. С маленькими домами, паровозиками, вагончиками, деревьями, мостами и горками. Имелся даже маленький стрелочник, на которого Волк все время орал. Потому, что составы постоянно врезались друг в друга, сходили с рельс и валились под откос.

— По теме? — Корабль неторопливо убрал под пол железную дорогу и на его место выдвинул тумбочку