Таинственный всадник [Марша Кэнхем] (fb2) читать онлайн

Марша Кэнхем Таинственный всадник

Вглядись в луну, которая несется

Сквозь облака почти в зените ночи

Подобно страннику, который заблудился

На неба непроторенном пути^[1]

Джон Мильтон

Пролог Ковентри, Англия, 1796 год

Это была ночь, просто созданная для воровского налета, – темная, с бледной луной на небосводе. Глубокая тишина радовала всадника, силуэт которого вырисовывался в лунном свете. Казалось, что человек весь обратился в слух: он мог различить любой шорох, даже тишайший, с которым скользил мягкий туман, обволакивая легкой пеленой стволы деревьев, мог расслышать звук влажных капель, с которым они срывались с гладких листьев. Ночной холод пробирал его до костей даже через толстую шерсть плаща-накидки, ветерок умудрился забраться за поднятый воротник, почти скрывавший лицо. В узком пространстве между воротником и шляпой, надвинутой низко на лоб, блестели настороженные глаза – только их и можно было бы разглядеть, даже если направить на темную фигуру свет от дюжины фонарей.

– Лошади, – донесся до его ушей хрипловатый шепот из тени деревьев справа.

Тайрон Харт едва заметно кивнул, давая понять, что заметил. Его тонкий слух уже уловил цокот копыт на дороге, скрип колес, переходящий в скрежет на неровностях колеи.

Снова раздался шепот – уже с легким волнением:

– Пара. Слишком уж сильный топот.

Прижавшись к шее жеребца, бандит рванул с места, на ходу доставая из-под полы плаща длинноствольный пистолет с кремневым замком – пару таких пистолетов он всегда носил на поясе.

Не снимая перчатки, Тайрон по привычке поднес пистолет к самому носу, проверяя, не отсырел ли порох.

Харт скосил глаза в тень, туда, где лошадь Дадли нетерпеливо дергала шеей. Его черный Арес, названный в честь бога войны, стоял совершенно неподвижный, безмолвный, невидимый в черноте ночи, сохраняя твердость и спокойствие гранитной глыбы. Только пар от дыхания, вырывающийся из ноздрей и мгновенно растворяющийся в тумане ночи, указывал на то, что это живое существо, а не камень.

Харт снова сосредоточил взгляд на выбеленной лунным светом извилистой ленте дороги. Между деревьями мелькала повозка, вот-вот она покажется из-за поворота. На ее крыше горел единственный каретный фонарь, свет от которого не только освещал саму повозку, подпрыгивающую на кочках, но и обрисовывал на темном фоне силуэт кучера.

– Модная штучка, это хорошо, – прошептал Дадли. – И пара лошадей отличная, маркетри на дверях… Не видишь, это, случаем, не герб?

– Пока не вижу.

– И никакого сопровождения. Без эскорта. Что ты думаешь про все это, а?

– Я думаю, разберемся, когда она подъедет поближе.

– Сегодня вечером в «Белом лебеде» болтали, будто губернатор уже просто в ярости от того, сколько добропорядочных граждан страдает на дорогах от бандитов. Я слыхал, он отделал твоего дружка, полковника Роса, прямо перед полком!

Черные глаза Тайрона сузились. Полковник Бертран Рос не был ни его другом, ни изобретательным противником. Он был обыкновенным напыщенным хвастуном, которому еще четыре месяца назад дали задание доставить в Ковентри и повесить неуловимого бандита, известного местному населению под именем Капитана Старлайта. С тех пор как полковник поклялся, что все увидят Старлайта на виселице уже перед Рождеством, на дорогах появился усиленный патруль, а кареты, курсирующие в качестве приманки, были битком набиты солдатами. И хотя Харт не относился к угрозе Роса легкомысленно, он не думал, однако, что эта модная карета, которая приближается к нему все ближе и ближе, тоже окажется ловушкой. Она была слишком шикарна, чтобы доверить ее тупоголовым драгунам Роса. К тому же Тайрон обладал странным, но никогда не подводившим его чутьем – чутьем на опасность. А сейчас он ее не чувствовал.

Тем не менее осторожность – непременное условие игры, которую он ведет постоянно, и именно она выручала его в последние шесть лет.

– Если Рос едет позади кареты, мы скоро узнаем об этом.

Он легонько дернул уздечку, разворачивая Ареса. Карета только-только поравнялась с ними. Понадобится минут шесть, чтобы она добралась до того места, где дорога извивается между двумя лесистыми холмами. Всадник мог совершенно спокойно преодолеть это расстояние вдвое быстрее, сокращая путь по гребню и ожидая в засаде с другой стороны. Клубы тумана вились за ними прямо по следу, словно природа торопилась задернуть занавес. Лошади ступали почти бесшумно по мягкой упругой земле. Тайрон посмотрел на небо и обнаружил луну за вершинами деревьев. Она была полная и сине-белая, окруженная мерцающим сиянием, как будто на нее набросили прозрачную кисею. Замечательная луна, как раз такая, какая нужна для их дела.

Они проделали путь к засаде довольно лихо, сэкономив время. Тайрон быстро спешился. Оглядевшись, пригнул нижнюю ветку дерева: она не толще запястья и будет почти незаметна с высокого сиденья кучера, а когда карета ударится о нее и повредится колесо или ось, кучеру придется остановиться и посмотреть, что случилось. Он выйдет на дорогу, а Дадли – тут как тут, и карета у них в руках… И останется у них в руках до тех пор, пока пассажиры не освободятся от бремени драгоценностей, которые у них наверняка есть при себе.

Это была идея Дадли – поменяться сегодня ролями. Если они попадут в западню, ему будет гораздо легче – ведь он знает, что в тени стоит Тайрон с оружием. Харту не слишком нравилась такая перемена. Несколько лет назад Дадли сломал ногу и сейчас сильно хромал. Конечно, надо отдать должное Дадли: верхом на лошади этот человек был быстрее молнии, но, попав в переделку, он мог оказаться на земле. А это уже совсем другое дело…

Стук колес приближался, и Тайрон Харт снова легко вскочил в седло. Он поднял повыше воротник плаща, надвинул треуголку пониже и, перекинув поводья через передок седла, вытащил второй пистолет и взвел оба курка. Тайрон сдавил коленями бока Ареса, и животное остановилось, застыв, словно каменное изваяние. Всадник тоже замер, и они слились в одно целое, в один окутанный туманом призрак.

Глава 1

Лошади бежали легким галопом, не ожидая, что наткнутся на толстую ветку. Карета подскочила на колесах, откатываясь назад, накренилась, дважды дернулась. Как и ожидалось, громкий треск ломающегося дерева заставил кучера натянуть поводья и привстать. Лошади остановились как вкопанные, и Дадли ждал, пока кучер спустится вниз – а тот, похоже, не торопился. Ему было лень покидать свое удобное возвышение. Не снимая с руки перчатку, он оперся о переднее колесо и наклонился, заглянув под карету. Дадли вышел из тени.

– Добрый вечер, сэр. Кажется, маленькая неприятность?

Его приветствие с ярко выраженным акцентом кокни не произвело никакого впечатления. Лошади ответили фырканьем, а кучер уже наполовину был под каретой, дергал оси, проверяя, что стряслось, что именно сломалось.

Дадли наклонился и приподнял край маски, скрывавшей лицо.

– Вечер добрый, сэр! Маленькая неприятность, а?

На сей раз голова кучера оказалась почти у края деревянной рамы.

– Мария и Иосиф! – Он отодвинулся от кареты и почесал затылок. – Незачем так громко кричать, дорогой. Я, может, и старый, но не глухой!

Дадли выпрямился в седле и поднял пистолет, поскольку кучер даже не посмотрел на него.

– И не слепой, я думаю?

С особой осторожностью кучер разгладил полу ливреи, чтобы не было ни единой складочки или морщинки. Он был высокий и худой, лицо было совершенно спокойным, и его выражение свидетельствовало о столь долгих годах работы в услужении у благородных людей, что выносить наг–лость простого бандита он не собирался.

– Я ручаюсь за собственное зрение. Я вижу гораздо больше, чем кажется. – Он впился взглядом в оружие, затем в скрытое под маской лицо бандита, и на его физиономии появилось презрение. – Так вот вы о чем! Грабите честных путешественников по ночам?

– Ага, этим делом я и занимаюсь, – искренне признался Дадли, а потом уже громче, чтобы было слышно в карете, объявил: – Ночь-то какая прекрасная. Приглашаю весь народ подышать свежим воздухом, вылезайте-ка! Да поживей, по одному, чтобы без толкотни!

В окне бледным пятном возникло чье-то лицо. Секунду оно изучало Дадли, потом раздалось бормотание, в котором безошибочно проскальзывали проклятия.

«Мой Бог», – произнесено было по-французски и «Не может быть, чтобы это был он», – уже по-английски.

Сильный акцент на миг застал Дадли врасплох, но, кроме всего прочего, этот голос был, несомненно, женским!

– А может, это и я, – ответил он намеренно грубым, низким голосом. – А может, и нет. В любом случае у меня есть оружие, и если я говорю: вставайте и вылезайте, значит, ждать я не собираюсь.

Пятно замерло в окне на несколько секунд дольше, чем Дадли счел это уместным, но, прежде чем он повторил свой монолог, кучер нажал на задвижку и открыл дверь. Он подал руку в перчатке, чтобы помочь скрывавшейся в карете даме осторожно выпростать ногу из-под пышных юбок. Она повернулась к свету так, чтобы Дадли не мог видеть ничего, кроме абриса капюшона и плаща, но невозможно было ошибиться: шелковая одежда незнакомки была роскошна.

– Француженка, а? Говорят, вы все оттуда бежали, начхав в корзину драгоценных камней из короны столько…

– Начхав в корзину? Что это значит?..

Вопрос был задан тихим шепотом кучеру, но Дадли ответил сам:

– Вы слышали, что я сказал. Вроде этого. – Он вытянул свою левую руку, чтобы показать обрубок пальца. – Чувствуете поцелуй мадам гильотины, а? Да, вы как раз сгодитесь для сегодняшней ночки. – Он захихикал и перевел взгляд на дверь кареты. – Давайте по одному, я сказал. Чтобы я увидел все-ех…

– Больше никого нет, – сердито ответила женщина и вздохнула. – Я совершенно одна.

– Одна? Вы переезжаете через пик Честера ночью одна?

– Мне говорили… об этом. Я была склонна поверить… – Она остановилась и, казалось, обдумывала то, что собиралась сказать, но вместо слов гневно выдохнула: – Да, теперь я вижу, что введена в печальное заблуждение. Не может быть, чтобы вы были тем, кого они называют Капитан Старлайт.

– А? Какой капитан?

– Капитан Старлайт. Я была склонна поверить, что его не будет этой ночью. – Она сделала паузу и посмотрела на расплывшийся диск луны. – Я заплатила огромную сумму за эти сведения, но теперь прекрасно понимаю, и более того – вижу, что сделала глупость.

– Я предупреждал вас: это будет пустая трата времени, мадемуазель, – тихо резюмировал кучер, чопорно заложив руки за спину. – Но как обычно…

– Да, да. – Еще один протяжный вздох свидетельствовал о невероятном разочаровании женщины. – Ты меня предупреждал, а я не послушала тебя. Да.

Дадли потер челюсть о морду чудовища, украшавшего пистолет.

– Минуточку… Вы говорите, что кому-то заплатили за сведения, где и в каком месте могут ограбить?

Тяжело сопя, кучер ответил вместо дамы:

– Я отговаривал мадемуазель, и весьма решительно, должен заметить. Я предупреждал ее, что она бросает на ветер солидные деньги. Ну для чего бандиту рассказывать кому-то о том, где и когда он выйдет на большую дорогу? Да этого так называемого Капитана Старлайта давно бы схватили, если бы каждый немытый оборванец знал бы о его делах и намерениях.

– Хотя все обстоит совсем не так, – раздался голос из тенистых зарослей, – ему тем не менее будет чрезвычайно интересно узнать, где эти сведения были куплены и у кого конкретно. Я просто сгораю от любопытства.

Кучер и женщина мгновенно оглянулись и стали всматриваться в слоистый туман. Даже Дадли был поражен, поскольку никак не ожидал, что Тайрон может объявиться вот так запросто. А тот, словно призрак, возник из черноты.

– Капитан Старлайт, – прошептала женщина по-французски.

Жеребец все так же спокойно стоял под всадником. После длительной паузы Тайрон отвесил легкий поклон:

– К вашим услугам, мамзель. Если я правильно расслышал, вы искали меня?

Женщина завороженно смотрела на него, словно не слыша вопроса, и ему пришлось повторить его.

– О! Да, месье. Да. – Она сделала шаг вперед и остановилась, прижав руку к груди, словно желая удержать непо–слушное сердце на месте. – Я должна поговорить с вами, месье. По весьма важному делу.

Дадли нервно оглянулся.

– Мне это не нравится, кэп.

Лицо Тайрона было скрыто за поднятым воротником накидки. Он стерег взглядом обе стороны дороги, чтобы не пропустить даже едва заметное движение, вслушивался в звуки леса, холмов, надеясь уловить случайный стук лошадиных копыт или шелест травы, скользящей по ботинку, но все было тихо.

Пристальный взгляд Тайрона снова замер на женщине. Глупая и наивная, сразу же решил он, потому что только такая не увидит для себя огромной опасности, пускаясь на рискованные поиски. Его разбирало любопытство, и он уже не обращал никакого внимания на предупреждающие взгляды Дадли, которые тот умоляюще устремлял на него.

Игнорируя своего напарника, как и собственный здравый смысл, Тайрон засунул оружие за пояс. Он спешился, и тотчас твердая земля громко захрустела под его башмаками.

– Что ты, черт побери, делаешь? – торопливо спросил Дадли, и даже его акцент от удивления исчез.

– Леди нажила много неприятностей, чтобы найти меня.

Дадли приподнял край маски, чтобы прошипеть:

– Ты на самом деле спятил? По лесу могут ползать драгуны!

– Если увидишь такового – сперва стреляй в кучера и тащи ко мне. – Тайрон протянул руку в черной перчатке, приглашая женщину отойти подальше от дороги. – Мамзель?..

Когда она заколебалась, не ожидая, что придется покинуть карету, которая казалась ей островком безопасности, он слегка повернул голову, позволяя ей увидеть блеск своих глаз. Не он придумал столь экзотическое имя – Капитан Старлайт. Его подарила ему одна из его жертв, женщина, которая потом всем клялась, что это был не простой смертный, а призрак с глазами, струящими звездный свет.

– Вы сказали, что хотели поговорить, не так ли?

Капюшон слегка шевельнулся, что указывало на кивок в знак согласия, и девушка, подобрав пышные складки плаща, последовала в том направлении, куда незнакомец увлекал ее. Он не остановился у обочины и, когда она должна была перешагнуть через канаву, подхватил ее ниже локтя и повел к покрытому травой склону. Туман рассеивался, и тени начали истончаться, когда они добрались до вершины пологого холма. Луна же стала ярче, словно омытая невидимой водой, и все вокруг осветилось бледным серебристым светом.

Тайрон отпустил локоть девушки и медленно пошел вокруг гребня холма, оглядывая лес, пригорки, вздыбившиеся с обеих сторон дороги, едва видные извивы самой дороги, слабо различимой в тумане. Он обратил особое внимание на туманные озера во впадинах между холмами, которые из-за бледного лунного света казались наполненными сливками.

– Уверяю вас, месье, здесь нет никаких солдат, никто не спрятался здесь в ожидании вас. Я еду сама по себе.

Он остановился и слегка повернул голову в ее сторону. Она видела лишь черный силуэт на фоне полуночного неба. Его одежда была сшита из густой выделанной овчины, не отражающей свет, а плащ женщины из шелковой парчи, напротив, мерцал в темноте сине-белыми сполохами. Голова ее все еще была скрыта капюшоном, и лица не было видно. Тайрон намеренно отстал и шел немного сзади, вынуждая женщину тем самым поворачиваться к нему, когда он начинал что-то говорить.

– Вы сказали, у вас есть важное дело, которое вы хотели бы обсудить со мной?

– Действительно, это так, месье. Но я должна знать, могу ли доверять вам и надеяться, что все, о чем мы будем говорить сегодня, останется между нами.

Тайрон Харт медленно подкрался к ней. Теперь он мог отчетливо видеть ее рот. Он был совершенной формы – нижняя губа полная и нежная, – а ее слова просто обезоружили его, заставив невольно улыбнуться.

– Вы приняли бы на веру клятву обычного вора? – Последнее слово он произнес по-французски.

– Вы говорите по-французски, месье?

– Немного.

– Хорошо. Хотя я изучала английский язык много лет, но все еще есть слова и фразы, которых я не понимаю, и не могу изъясниться так, как полагается.

– Кажется, у вас прекрасно получается, – сказал Тайрон, снова оглядываясь вокруг. – Но мое время ограничено, и, кроме того, в число достоинств моего друга, которого вы видели, мамзель, терпение не входит.

– Тогда скажите, месье, я получила ваше слово?

Умиляясь ее настойчивости, Тайрон торжественно поклонился:

– Вы получили мое слово, мамзель. Все, о чем мы сегодня говорим… или делаем… здесь, сегодня ночью, уйдет со мной в могилу…

– В таком случае… – Женщина, глубоко вздохнув, выдохнула: – Я намерена нанять вас!

Сообщение поразило Тайрона несказанно, он пристально посмотрел на незнакомку:

– Нанять меня?

Она кивнула, и шелковые нити капюшона заискрились звездной пылью.

– Мне нужна помощь кого-то… обладающего вашим… особенным талантом…

Харт жадно втянул воздух один раз, другой, третий, прежде чем ответил, и слова его шли из глубины высоко поднятого воротника:

– Какой именно особенный талант вам необходим?

– Я хочу, чтобы вы совершили ограбление. Остановили карету на дороге и забрали у пассажиров их ценности.

Тайрон подался вперед, почти уверенный, что не расслышал как следует то, что она сказала.

– Вы хотите нанять меня… ограбить карету?

– Это ведь то, чем вы занимаетесь? Не так ли?

– Да, но…

– У пассажиров этой кареты будут при себе ценности, к которым у меня особый интерес.

– Какие ценности? – прямо спросил Тайрон.

– Драгоценные камни.

– Драгоценные камни?

– Да, месье. Ожерелье, браслет, серьги… весь гарнитур, самые прекрасные, самые изящные рубины и алмазы. Я хочу их получить, а за вашу помощь я вам хорошо заплачу.

Тайрон изучал ее молча и задумчиво. Капюшон все еще оставлял в тени ее лицо, но в темноте он видел превосходно, и само видение было превосходным – цвет лица, тонкий парижский носик, сочная зрелость рта.

– Рубины и алмазы, – пробормотал он. – Гарнитур должен потянуть на целое состояние.

– Несколько десятков тысяч ваших английских фунтов, – согласилась она без колебаний с его оценкой.

– А что могло бы меня остановить от того, чтобы награбленное оставить себе?

Девушка, судя по всему, была готова к такому вопросу: Тайрон Харт заметил, как улыбка, несколько напряженная, мелькнула на ее губах.

– Во-первых, месье, вы не знаете, по какой дороге и в какую ночь поедет карета, какая именно будет карета, и вы никогда об этом не узнаете без моей помощи. Во-вторых, вы, как сами сказали, обычный вор. И вам было бы трудно, а может, даже совершенно невозможно оценить их у ювелира или вообще продать, не привлекая внимания властей. А я предстану аристократкой, которая вынуждена продать драгоценные семейные реликвии, чтобы выжить.

– Вы не думаете, что владелец камней мог бы возражать?

– Я – владелец, месье. Драгоценные камни я получила в подарок в день помолвки.

Тайрон был застигнут врасплох второй раз, но ничем не выдал себя, и девушка стала излагать подробности плана:

– Четырнадцатого числа этого месяца я должна выйти замуж, месье. За неделю до счастливого события будет несколько обедов и приемов, где, как ожидается, я должна надеть драгоценные камни. По дороге на один из этих увеселительных приемов вы подстерегаете карету и отнимаете у меня мои драгоценности. Если вы это сделаете успешно, мы можем встретиться на следующий день – где хотите, на ваш выбор, – и вы отдадите мне драгоценные камни, а я вам заплачу за услугу.

Харт подошел поближе к мерцающему женскому силуэту на один шаг, заставив тем самым незнакомку поднять лицо повыше. Ее капюшон упал в тот самый момент, когда порыв ветра закрыл луну облаками, и он подумал, что она не так уж наивна и глупа, как ему показалось сначала.

– Если драгоценные камни вам подарены в день помолвки, зачем вам красть их?

– Потому что у меня нет никакого желания выходить замуж за человека, который мне их подарил. Меня даже не спросили, мне сказали об этом как о принятом решении. Я была… Как это у вас говорят? Товаром для обмена. Как вещь. Меня продал мой дядя, который хочет одного – избавиться от меня, избавиться от бремени и расходов на мое содержание и на наряды.

Брови Тайрона взметнулись.

– Многие женщины принимают это как данность, этого ждут – денег, положения в обществе, которое дает брак, влияния, наконец. Или вы ищете любовь?..

– Любовь? – Она нетерпеливо отмахнулась от этого слова. – Не смешите меня. Многие столетия в моей семье заключались браки ради власти и выгоды. Но я-то хорошо знаю, в чем заключается ценность женской матки: она нужна для размножения, чтобы было больше народу…

Искренность девушки на мгновение его шокировала, а потом Тайрон едва удержался от смеха.

– Если бы это было так, мадемуазель, не много бы нашлось женщин, которые предпочли бы выйти замуж за бедного, а не за богача.

– Действительно, у человека, с которым я обручена, есть деньги и драгоценные камни, чтобы украсить ими жену, – сказала она тихо, но в голосе чувствовалась ярость. – Но он скотина. Он грубый и вульгарный и смотрит на меня, как будто я всегда голая. Если бы у меня был хоть какой-то другой способ удрать от него, будьте уверены, я бы его выбрала.

Тайрон снова огляделся, но все было совершенно неподвижно и безмолвно.

– Вы могли бы убежать и избавиться от него сегодня вечером. У вас есть карета, кучер и две быстроногие лошади.

– Он в Лондоне. Так же как и рубины, – сказала она, упреждая его следующий вопрос. – Они с моим дядей долж–ны прибыть в Ковентри в конце недели.

– Могу ли я предположить, что ваш дядя вам не помощник в этом деле?

– Вы, месье, – мое последнее прибежище.

– И довольно рискованное, – усмехнулся Тайрон.

Девушка упрямо смотрела на темные тени, которые пробегали между его воротником и треуголкой, пытаясь поймать его взгляд.

– Я француженка. Я эмигрантка. Ваша страна воюет с моей, и мне позволено просить убежища здесь только благодаря покровительству тех, кто боится, что революция может перекинуться через канал и пробудить простой народ Англии. У меня нет друзей, никакой семьи, и мне некуда возвращаться. Мой дядя не стесняется лишний раз напомнить мне, что я живу благодаря его милосердию, но он угрожал отказать мне и в этом, если я не исполню его желание. Драгоценные камни позволят мне обзавестись средствами, чтобы убраться отсюда поскорее и подальше.

– И жить в комфорте и удобстве некоторое время, – сухо добавил Тайрон и тут же почувствовал горячее негодование, поднявшееся в ответ на его саркастическое замечание.

– Я не боюсь работы, месье. В течение семи прошедших лет мне пришлось пережить очень много, начиная с той ночи, когда добропорядочные граждане Парижа двинулись на Бастилию. Я осталась без родителей, без бабушки и дедушки, я лишилась тети, дяди, кузенов – все они погибли на гильотине. Я пряталась в сараях и убегала на зловонных подводах, увозящих городское дерьмо, а солдаты охотились за аристократами даже в деревнях. – Последние слова она не произнесла, а выплюнула, как нечто уничижительное, вложив в них все леденящее душу презрение. – Я ложилась спать холодная и голодная, молясь о том, чтобы прежде, чем я умру, я смогла бы хоть немного согреться. – Она умолкла, собираясь с силами, и добавила: – Но я не хочу умолять вас проявить снисходительность или жалость, взывать о помощи, если вы сами не пожелаете мне помочь. Я готова сполна заплатить вам за услуги.

Что ж, это хорошо, размышлял Тайрон Харт. Сначала эта женщина взывает к его мужской галантности, а когда первый заход терпит неудачу, она меняет тактику и взывает к его жадности.

– Вы совершенно правы, мамзель, – согласился он с оценкой своего «таланта». – Я хотел бы получить гораздо большую плату, чем любой из дюжины дорожных ястребов, которым вы могли бы сделать это предложение. И поэтому я все же хотел бы знать: почему вы обратились именно ко мне?

– У вас репутация смелого человека, месье, и удачливого в делах. Вор, которому нет равных. За шесть лет вас ни разу не поймали, никто никогда не видел вашего лица, вас никто никогда не предавал, несмотря на обещанную за вашу поимку награду – две тысячи фунтов, – большие деньги, гораздо большие, чем те, что обычные люди могут заработать за всю жизнь.

Еще один хороший ход, подумал он, а если и это не принесет удачи?..

– Поговаривают, что вы не любите тех, кто грабит и обманывает бедных людей. И говорят, вы нередко оставляли деньги тем, кто остался бы голодным или совершенно беззащитным…

– Мамзель! – Не в силах удержаться от смеха, Тайрон дал себе волю. – Боюсь, вы путаете меня с другой легендарной личностью. Робин Гуд грабил богатых и наделял бедных. Если я и выбираю в качестве жертв сборщиков налогов или разжиревших землевладельцев, то лишь потому, что у них в карманах монет больше, чем у фермеров или клерков. Что касается отказа от добытого нечестным путем, то я уверяю вас: это слухи, и только слухи.

– Тогда… вы не станете помогать мне?

В его голосе все еще слышалась насмешка, когда он ответил ей:

– Я не привык к тому, чтобы меня нанимали.

Казалось, его отказ искренне ошеломил ее. Не такого ответа ожидала эта женщина, хорошая актриса, стремившаяся убедить Тайрона в правдивости своего рассказа.

– Жаль, – прошептала она по-французски. – Жаль, что я попусту отняла у вас время.

Она отступила к дороге, но успела сделать не более двух шагов, когда голос Тайрона остановил ее.

– Я сказал, что я не привык к тому, чтобы меня нанимали, мамзель. Но я не сказал, что отказываюсь от вашего предложения.

Девушка оглянулась, и на несколько секунд лунный свет полностью осветил ее лицо. Тайрон чувствовал, что под капюшоном и плащом скрывается очень красивая женщина, но к тому, что он увидит такую потрясающую красавицу, он не был готов. У него перехватило дыхание, а сердце едва не остановилось от потрясения. Пухлые губы, тонкий, красиво очерченный носик, будто у фарфоровой статуэтки, глаза огромные и светящиеся. Стоило ему заглянуть в них, как кровь забурлила в венах.

– Вы могли бы попробовать совратить меня, мамзель, – пробормотал он.

– Пардон?

– Соблазнить меня. Вы сказали, что намерены оплатить мои услуги особенным способом. Что вы имели в виду?

Девушка опустила подол на росистую траву и обернулась к нему.

– Тысяча фунтов заинтересовала бы вас, месье?

– Не так сильно, как две, – спокойно заявил Тайрон.

– Две?!

– Это не легкая прогулка при лунном свете, мамзель. Как вы только что совершенно точно заметили, награда, обещанная за мою голову, весьма значительна, и нет недостатка в людях, которые прежде стреляют, а потом задают вопросы. А вдруг они возьмут меня на мушку? Кроме того, если на самом деле драгоценные камни стоят столько, сколько вы сказали, то вы вполне можете себе позволить принять мои условия. С другой стороны, – Тайрон пожал плечами и слегка подтянул воротник, готовясь вернуться к карете, – если цена свободы слишком высока…

Девушка протянула тонкую изящную руку в перчатке.

– Две тысячи, – согласилась она. – Никакая цена не может быть слишком большой, чтобы оплатить свободу.

Тайрона несколько удивил этот мужской, деловой жест, но потом он взял ее тонкие пальцы в свои и крепко пожал, скрепляя договор.

– Мне понадобятся детали, как вы понимаете. Но не сегодня ночью. Мой товарищ, наверное, сгорает от нетерпения, и кроме того… нам обоим нужно время все тщательно обдумать и подойти к делу, как к потере девственности: что сделано, того не вернуть.

– Я не девственница, Капитан, и я не изменю своего решения. – Ее колебание было едва заметно, она хорошо его скрывала. Улучив момент, она высвободила свою руку. – Только скажите, где и когда мы с вами встретимся, и я буду там.

Она, конечно же, не сказала ему всей правды, но вы–глядела так, как и стремилась выглядеть: такой же отчаянной, какой она себя изображала. Тайрон решил довести игру до конца.

– Вы придете ко мне, чтобы как можно подробнее рассказать о событиях, запланированных на неделю, предшествующую свадьбе. Если я решу, что дело можно сделать, я возьмусь. Но предупреждаю вас, мамзель: если я почувствую, что вы солгали мне, – добавил тихо Тайрон, – я без сожаления сверну вашу прелестную шейку.

Глава 2

Рене Мари Эмануэль д’Антон заставила себя идти спокойно, так спокойно, как только могла, шагая рядом с высоким темным силуэтом, осторожно ступая по скользкой траве, стараясь держаться не слишком далеко и не слишком близко от спутника. Подойдя к карете, он помог ей сесть, галантно поклонившись, потом Финн забрался на свое кучерское место, взял вожжи и держался так, как будто не произошло ничего из ряда вон выходящего.

Она откинулась на сиденье и закрыла глаза. После четырех провалившихся попыток соблазнить неуловимого Капитана Старлайта она начала думать, что он просто призрак, вымысел чьего-то разгоряченного рассудка, игра воображения. Всякий раз, когда Финн заходил в гостиницы или таверны, он как бы невзначай ронял, что некий богатый и важный господин будет проезжать по Честерской дороге в ближайшую ночь. И каждый раз, когда они отправлялись в поездку, нервы Рене были натянуты до предела – она не знала, чего ждать. В конце концов, нет никаких гарантий, что бандит, который их остановит, будет тот самый Капитан, а даже если и он, то удастся ли ей реализовать свой план?

Ее сердце оборвалось, и ей стало трудно дышать, когда она увидела его: во всем черном, в черной тени, черное чудовище. От испуга у Рене задрожали колени. Она знала, кто он. Это был Капитан-призрак Старлайт.

Но он явно не был призраком, тот, кто вел ее сквозь туман в безопасное место для разговора, кто выслушал с удивлением и любопытством ее предложение. Он был очень осторожен: стоял спиной к лунному свету, чтобы она не рассмотрела его лица. Только однажды ей удалось уловить его смелый взгляд, рассмотреть прямой нос и темные брови. Но такими чертами наделены тысячи мужчин, и вряд ли его можно будет узнать.

Капитан Старлайт говорил низким голосом, без интонаций, у него не было акцента, который выдал бы его при случае, – в общем, он не давал ни малейшего шанса себя узнать. Он казался высоким, выше среднего роста, но это могло быть и ошибкой, обманом зрения. Даже накидка, которую он носил, маскировала его фигуру, и Рене не могла бы сказать, широкоплеч он или узок в плечах, худой или в теле.

Финн слышал несколько историй о Капитане и говорил, что тот может отстрелить пуговицу от пальто с расстояния в сотню шагов. Капитан Старлайт осторожен, осмотрителен, бдителен и проницателен. Он появлялся из тумана и исчезал, а иногда, если таким историям можно верить, ночами, когда луна высокая и яркая, его можно было заметить верхом на летящем коне на гребне дальнего холма, откуда он, вероятно, смеялся над бестолковостью солдат, которые гнались за ним, но слишком отстали.

Рене вздрогнула от холода, забилась поглубже в угол кареты и поняла, что она не обратила внимания на кое-какие детали. Осторожно, стараясь придерживать юбки, она вы–глянула из кареты.

– Мадемуазель?

– Мы почти на перекрестке, Финн?

– Он за следующим подъемом.

– В самом деле, – пробормотала она тихо, – а я так замерзла, что пальцы превратились в ледышки.

– До Гарвуд-Хауса не больше получаса. Если бы вы предпочли отправиться домой…

– Нет, Финн. Я больше не могу, боюсь, мои пальцы просто окоченеют. И вообще храбрость покидает меня. Мне необходимо попасть в тепло, хотя бы на несколько минут, и я приду в себя.

Финн фыркнул, бормоча что-то насчет упорной глупости, и, прежде чем дверка кареты закрылась, девушка услышала свист кнута – это Финн подгонял лошадей.

Постоялый двор на перекрестке был сооружен из старых бревен и оштукатурен. Свет уже пробивался через оконные ставни. В ответ на уверенный стук башмаков Финна из задней комнаты появилась круглолицая женщина. Гостиница была рассчитана на путешественников, но появлялись здесь и местные жители, которые выбирали «Лису и собаку» для уединения. Женщина, открывшая им, окинула хитрым взглядом закутанную фигуру Рене, подозревая, что это как раз та категория гостей.

– Миледи замерзла, – заявил Финн властным тоном, стараясь сразу же расставить все по своим местам и избавить их от подозрений. – Ей нужно выпить что-нибудь согревающее, а также посидеть у огня, если это возможно.

Женщина подняла трезубый канделябр повыше и осветила лицо Финна и его ливрею. Когда дымный свет запрыгал по фигуре Рене, женщина цокнула языком и что-то пробормотала себе под нос.

– Вы совсем посинели, дитя мое. Пойдемте, я посажу вас к огню. Что касается вас, – она заметила красный нос Финна и его пурпурные уши, – вы можете пройти на кухню, где наша Вайолет нальет вам чашку горячего бульона.

Финн бросил на Рене сдержанный взгляд.

– Я предпочел бы не оставлять вас одну, мадемуазель.

– Все в порядке, Финн, – устало сказала она. – Я позвоню в колокольчик, если ты мне понадобишься.

Смирившись, он предоставил Рене заботам хозяйки, которая привела девушку в комнату, довольно большую, обшитую панелями с изображением дубовых листьев, с огромным камином возле стены. Половина комнаты, очевидно, служила пивной, на другой половине стояли небольшие столы и стулья, где постояльцы могли пообедать или просто посидеть. Кроме одинокого джентльмена в углу, читавшего экземпляр «Ковентри меркьюри», в комнате никого не было. Рене могла бы и его не заметить, если бы не блики света на его рыжих волосах, – казалось, они горели так же ярко, как пламя свечи.

Хозяйка гостиницы представилась как госпожа Огилви и указала на деревянную скамейку прямо перед очагом.

– Прекрасно, – отозвалась Рене, усевшись перед огнем.

– Я вернусь через минутку, миледи. Мы хорошо заботимся о наших гостях, вы сами увидите.

Госпожа Огилви скоро вернулась и поставила перед ней маленький кубок с вином и тарелку с сыром и хлебом. Благодарно кивая, Рене взяла оловянный кубок обеими руками и стала медленно пить, мелкими глотками, надеясь, что терп–кий напиток согреет ее изнутри. Она не сняла ни плаща, ни капюшона, ее лицо порозовело в тепле комнаты, а замерзшие пальцы на ногах в вымокших ботинках уже могли слабо двигаться.

Рядом появилась тень, и Рене пришлось поднять голову.

– Не разрешите ли снова наполнить ваш кубок, дорогая? – Рыжеволосый джентльмен протянул руку и, не дожидаясь ответа, взял сосуд и наполнил теплым вином.

Он склонил изящное худощавое тело, потянувшись к огню. Сзади его кожаные брюки натянулись, жакет был скроен по моде и укорочен спереди, дабы показать богатый парчовый жилет под ним. Воротник высокий, с широкими отворотами, а пышный плиссированный белый шейный платок смягчал острые, даже угловатые, черты лица джентльмена. Волосы были заплетены в опрятную косичку, и возле каждого уха оставлены два крутых завитка.

Он поставил свой стакан и, осторожно подняв длинные полы жакета по бокам, уселся рядом с девушкой.

Он заметил, куда устремлен ее пристальный взгляд, и улыбнулся:

– Ах да. Я забыл… Вам никогда не доводилось видеть меня без униформы, не так ли? По правде говоря, парики мне представляются больше аффектацией, чем диктатом моды.

Глаза янтарного цвета больше подходили хищной птице, чем офицеру конницы короля Георга; пламя камина отражалось в них.

Мужчина изучал профиль девушки.

– Вашему кучеру не доставило труда найти эту гостиницу?

– Нет, – сказала Рене спокойно. – Никакого.

– Я знаю, вам пришлось сделать крюк, но я предпочитаю предосторожность ошибке.

Рене отпила глоток вина, а ястребиные глаза скользнули к крошечной влажной бусинке, задержавшейся на ее нижней губе.

– Оказаться замеченным при многократных встречах в одном и том же месте дало бы повод для сплетен и предположений, – добавил он. – Ни то ни другое не соответствует нашим целям. – Наблюдая за ее лицом, он откинулся назад и сцепил пальцы под подбородком. – Должен ли я сделать вывод, что совершенно очевидное отсутствие у вас энтузиазма указывает на то, что… наше маленькое… предприятие… еще раз окончилось неудачей?

Рене попыталась погасить ненависть в глазах, прежде чем обернуться.

– Случилось так, – сказала она мягко, – что нас остановили не в пяти милях отсюда.

Минуту мужчина не двигался, ничем не выдавая своей реакции. Тот, кто лучше знал особенности характера полковника Бертрана Роса, мог бы заметить белый ободок, который появился вокруг его ноздрей, и тонкую синюю жилку, которая вздулась и стала пульсировать на виске. Рене же показалось, что он даже глазом не моргнул.

Рос медленно наклонился вперед и процедил сквозь зубы:

– Вы уверены, что это был он? Действительно ли это был Старлайт?

Рене перевела взгляд с его лица на руки, которые лежали на коленях, словно лапы хищной птицы. Она поняла, что он, должно быть, провел несколько тревожных часов, ожидая ее в гостинице.

– Это был Капитан Старлайт, – сказала Рене. – Я совершенно уверена.

– Совершенно уверены? Следует напомнить, что на этих дорогах орудует немало предприимчивых парней, которые с помощью оружия и черной лошади заставляют своих жертв расставаться с деньгами.

– Это был Капитан Старлайт. Я абсолютно уверена, потому что я говорила с ним.

– Вы говорили с этим ублюдком?

– А разве не это я должна была сделать, месье? – сердито спросила Рене. – Разве не это являлось целью всего этого маскарада?

Рос откинулся назад и снова стиснул руки под подбородком, пропуская мимо ушей вопрос Рене, поскольку более важным вопросом был его собственный.

– Вы видели его лицо?

– Нет. У него был слишком высокий воротник и слишком низко надвинута шляпа на глаза, и…

– Да… и?

– И… – Она колебалась, подумав, что Рос вряд ли захочет узнать, что бандит держался смело и независимо. – Он был чрезвычайно осторожен, месье, он старался, чтобы я не увидела больше того, что он хотел.

– Вы не очень-то предприимчивы, дорогая. Я надеялся на большую изобретательность с вашей стороны.

– Что бы вы сделали на моем месте, полковник? Подпрыгнули и сняли бы с него шляпу? Повернули лицом к свету и потребовали, чтобы он представился?

Рос скривил губы.

– Итак. Вы говорили с ним. И вы сказали ему… Что? Что вы сказали ему?

– То, что и предполагалось. Я сказала ему, что хотела бы его нанять.

– И? – Белизна стиснутых пальцев никак не соответствовала холодности его тона. – Капитан Старлайт не удивился странному предложению?

– Он действительно счел мое предложение весьма странным. Он захотел узнать, для чего я намерена нанять его.

– Вы говорили убедительно? Он поверил вашему объяснению?

Румянец пополз по ее щекам, и они заалели.

– Почему бы ему не поверить мне? Тем более что это в основном правда. Меня вынуждают вступить в брак против воли, меня используют как заложницу, а если я откажусь…

– Если вы откажетесь, мадемуазель д’Антон, – вставил свое замечание полковник Рос, – ваш брат предстанет перед королевским судом за покушение на жизнь человека.

Ее ненависть к Росу вспыхнула мгновенно, и Рене чуть не задохнулась от гнева.

– Антуан не покушался на жизнь лорда Пакстона!

– Он был найден в комнате – он стоял на коленях над неподвижным телом вашего дяди. В руке у него было оружие, ствол еще горяч и дымился. Мой Бог, женщина, вы там были, вы это видели…

– Я услышала выстрел и побежала посмотреть, что случилось. Но кто бы ни стрелял, лорд Пакстон остался жив. Антуан был там…

– …и держал оружие над головой лорда, вероятно, готовясь исправить неудачу.

– Он пытался узнать, жив ли лорд Пакстон!

– Действительно, при ранении в голову обычно вытекает очень много крови, вот почему оно так обманчиво… И это, несомненно, неутешительный момент для того, кто думал, что он сделал точный выстрел.

– Антуан не стрелял в него, – повторила Рене, в волнении закрывая глаза. – В комнате был кто-то еще.

– Каким же способом он сообщил вам об этом?

Рене снова открыла глаза и, не мигая, смотрела на Роса. Нет, Антуан ничего не сказал ей, Антуан вообще не мог говорить, начиная с того дня, когда они сбежали из Парижа. Рос знал это, и его глаза блестели от удовольствия, испытанного от доставленной ей боли.

– Он ведь мальчик, – тихо сказала Рене. – Ему еще нет четырнадцати.

– Английский закон весьма строго карает за покушение на жизнь независимо от возраста преступника. Его могут заключить в тюрьму на весь остаток жизни или отправить в колонию для уголовников в Австралию. Или повесить. Но могут и освободить. Мадемуазель, это полностью зависит от щедрости характера лорда Пакстона.

– Которая, в свою очередь, будет зависеть от того, соглашусь ли я помочь вам схватить Капитана Старлайта? – спросила она шепотом.

– Достаточно малая цена, я полагаю.

– Если бы вас никогда не предавали, я думаю, это была бы и на самом деле незначительная цена.

– О, и сейчас это именно так. Вы не можете сравнивать положение небезызвестного Капитана Старлайта с тем, что происходит во Франции, с тамошними политическими гонениями. Он вор и хладнокровный убийца, здесь не нужны никакие доказательства. Ему самое место на виселице, и на ней он и будет болтаться, не важно, поможете ли вы арестовать его или нет. С другой стороны, ваш брат… – Он пожал плечами, словно размышляя. – У него впереди целая жизнь. Вы можете ему облегчить эту жизнь… или очень, очень осложнить.

Рене посмотрела на него, как на что-то отвратительное, прилипшее к подошве ее ботинок.

– Вы также должны учесть ту роль, которую я играю в этом деле, – тихим голосом напомнил он, пробегая кончиками пальцев по рукаву ее плаща. – Ну, если бы меня не было в Лондоне в тот вечер… когда это… случилось… Могло и не быть все так спокойно, если бы я не противостоял гневу Пакстона. Ваш брат мог оказаться далеко после того случая, очень далеко, в камере Ньюгейта, полной крыс, а не в имении вашего дядюшки в Ковентри.

– Но он под наблюдением ваших людей, и днем и ночью. Он не может шагу ступить без них.

– Это ради его же собственной безопасности, я ручаюсь.

– Ради вашего удобства, вы хотите сказать.

Костистые пальцы оставили наконец ее руку. Его лицо было всего в нескольких дюймах от лица Рене, и она ощутила запах напомаженных волос и увидела его пересохшие, потрескавшиеся губы. Он улыбнулся. Улыбка была искусственной, и она подумала, что зубов у него слишком много для такого маленького рта.

Рос заметил ее пристальный взгляд и наклонился еще ближе, ободренный, как ему показалось, ее явным интересом.

– Из-за погоды, столь непредсказуемой в эти дни, я подготовил для себя комнаты на всякий случай. Мы… могли бы поужинать и… обсудить, как нам в дальнейшем помочь друг другу.

Не впервые он прибегал к такой увертюре, и не он был первым мужчиной, предложившим ей использовать свое тело для достижения цели. Она не понимала, насколько хороша собой, и относилась к своей внешности больше как к проклятию,чем к благословению Божьему.

– Полковник, – произнесла она голосом, которым, как она предполагала, должна говорить самая дорогая куртизанка, – если я хотя бы на одну секунду смогла бы удержать содержимое собственного желудка в целости и сохранности, играя роль шлюхи для англичанина, я бы так же легко продалась ради славы произвести на свет Робеспьеровых ублюдков.

Полковник ошеломленно уставился на нее. Смех забулькал в глубине его горла, и поскольку Рос так редко выражал подлинную радость, то, когда этот смех сорвался наконец с его губ, он стал похож на лай.

– Вам не откажешь в остроумии, дорогая, и потом – такая истинная гордость за старый режим. Я воображаю, как некоторые мужчины восхищаются подобными качествами в женщине, хотя, смею думать, другая на вашем месте проявила бы большее смирение, конечно, если вы не испытываете наслаждения от шепота у вас за спиной и от презрительных взглядов – деревенские ведь плюют вам вслед.

Рене почувствовала, как загорелись ее щеки – и совсем не из-за близости огня. Жители Ковентри не испытывали никакой любви к французским эмигрантам. Большинство селян отправили мужа или брата через канал, чтобы сражаться на войне, которая доставляла слишком много неудобств и потерь. Если Франция захотела свергнуть монархию, если она захотела покончить с жадностью аристократии и отдать управление страной в руки народа, для чего им вмешиваться? Почему и зачем англичане должны посылать своих мужчин погибать на чужой земле, когда их страной управлял король, с которым случались припадки безумия, а главная часть богатств находилась в руках правящей аристократии и так было всегда? Крестьяне не понимали: если их страна находится в состоянии войны с Францией, то почему столько французов просят политического убежища у них? А что еще удивительнее – почему у этих эмигрантов сытые животы и теплые постели, в то время как сами они ходят босиком и питаются одними корками?

Рене редко уходила далеко от Гарвуд-Хауса. К ней относились с подозрением и откровенным презрением. Не важно, что она была жертвой безумств Робеспьера, а террор отправил на гильотину всех членов ее семьи. Поэтому чем скорее она уберется подальше отсюда, тем скорее сможет обрести свободу.

Зная, что Рос наблюдает за малейшей переменой в ее лице, Рене коснулась языком сухих губ и спокойно сказала:

– Капитан согласился подумать над моим предложением.

Медно-красная бровь взметнулась вверх.

– Только подумать?

– Я полагаю, он хочет проверить, не ловушка ли это. Он… согласился встретиться со мной.

Рос глубоко вздохнул и снова откинулся на спинку стула.

– Когда? Где?

– Через три дня. Я должна быть в Стоунбоу-Бридж ровно в полночь. Оттуда я должна ехать на север по Бирмингем–ской дороге, пока он не перехватит меня, но это произойдет только в том случае, если он уверится, что за мной никто не едет и в засаде нет солдат.

– Бирмингемская? – Рос сощурился. – Двадцать миль ровных полей и вересковой пустоши по обе стороны.

– Возможно, именно поэтому он и выбрал эту дорогу.

Казалось, Рос не слышал ее слов.

– Только еще один жулик, Дик Тарпин, мог ускользать от властей так долго, но он знал каждый куст, каждую травинку. Селяне знали его, владельцы гостиниц давали ему кров, когда солдаты гнались за ним, и, как было установлено на суде, он родился совсем недалеко от его излюбленного места засады. Однако в отличие от Тарпина, – продолжал Рос, – Старлайт облюбовал пять округов. Даже отдавая должное его уму, надо заметить, что он недальновиден, пренебрегая бесспорно дружественным отношением к нему жителей округов. До сих пор ему удавалось избегать любой западни, в которую мы пытались его заманить. Остается сделать один вывод: источники, из которых он черпает сведения, удивительно точны и прекрасно осведомлены. Никто из его людей не предал его ни разу ни в чем, хотя эти люди готовы свидетельствовать даже против собственных бабушек, если им пообещать, что их карман потяжелеет на несколько пенни. – Рос сделал паузу, и его рука сжалась в напряженный кулак. – Я поклялся поймать его, и я поймаю, клянусь Богом.

– Человек, который пытался до вас сделать это в течение шести лет, не сумел его поймать?

– Полковник Льюис? – Рос словно выплюнул это имя. – Ему давно уже надо было оставить свой пост, и он оставил бы, если бы смог оторваться от бочки пива, чтобы поставить подпись. – В глазах Роса заблестело презрение. – Я вынужден напомнить вам, несмотря на то что вы наслушались романтических рассказов о его смелости и авантюрах: он убил трех человек – хладнокровно, насколько нам известно, и не колеблясь лишил бы сегодня ночью прекрасной седой головы и вашего мистера Финнерти, если бы увидел, что старик потянулся за пистолетом.

– Я уже сказала вам, я сделаю все что смогу, – отчетливо произнесла девушка. – Но это вовсе не означает, что я должна испытывать удовольствие от того, чем вынуждена заниматься, месье.

Рос, откинувшись на деревянную спинку, сцепил руки на коленях.

– Нет, отнюдь, вы не должны наслаждаться ничем подобным, мадемуазель, но я жду от вас полного и абсолютного доверия. Старлайт скорее всего подумает, что его намерены заманить в очередную ловушку, но я ожидаю от вас более решительных действий: вы должны предпринять все необходимое, чтобы убедить нашего благородного Принца Всех Воров, что он ошибается, никакой ловушки нет. Запомните: на сей раз ничто не должно возбудить в нем подозрений.

– Могу ли я узнать, что мне сообщить ему насчет времени и места, где должно произойти ограбление?

– Когда надо будет, вы узнаете все, что он захочет.

– Вы не доверяете мне, месье? – насмешливо поинтересовалась девушка.

– Ни на йоту, – без колебаний ответил полковник Рос. – Но я верю в вашу искреннюю любовь к собственному брату. Я полагаю, вы любите его настолько сильно, что, если бы я приказал вам немедленно встать и прямо сейчас подняться по лестнице ко мне в комнату, чтобы принять меня, обнаженного, у своих колен… вы бы сделали это.

Глава 3

Рене почувствовала, как внутри у нее похолодело. И когда Рос схватил ее руку и притянул к своим коленям, пальцы девушки сжались от отвращения.

– Наверху четыре комнаты, – сообщил он как о деле решенном. – Моя – слева, последняя. Вам не составит труда ее найти.

Ей стало страшно. Жестокая улыбка полковника Роса и глаза, наблюдающие за ее реакцией, говорили ей о том, что этот тип без всякого смущения выполнит свою угрозу и накажет Антуана за ее упорство.

Он склонил голову набок, словно удивляясь.

– Признаюсь, ваша тяга к лояльности утомляет меня, дорогая. Вам жаль убийцу-бандита, но, похоже, вы ничего не хотите предпринять, чтобы помочь вашему собственному брату. Уверяю вас, в Уорикшире живет немало красивых женщин, которые умоляли бы о возможности спасти их любимых от тюрьмы.

– Тогда пригласите одну из них занять мое место. Я уверена, Капитан Старлайт не будет задавать вопросов насчет замены.

– А ваш брат? – Глаза Роса блестели. – Когда он почувствует грубость петли, стиснувшей его шею, он тоже ничуть не удивится и не станет задавать вопросы?

Где-то вдали, словно звук пришел из конца очень длинного туннеля, раздался стук в дверь, взрыв хриплого смеха, а потом громкий топот. Секунду спустя уединенность гостиной была нарушена: четыре молодых господина, пьяных, заняли весь дверной проем.

Пораженная Рене вскочила. Она задела край маленького столика и опрокинула его, кубок с грохотом покатился в очаг. А у нее за спиной уже летели на пол высокие бобровые шапки, поднимая облака пыли, которую господа пытались стряхнуть с рукавов изящных жакетов, уже слышались неистовые крики – подать бутыли вина! – а один из прибывших, услышав стук опрокинутого столика, качаясь на ногах, уставился на закутанную в плащ фигуру у камина.

А госпожа Огилви уже спешила из задней комнаты за объяснением: по какой причине затеян весь этот шум?

– Т-такой длинный п-путь от Меридена, и м-моих компаньонов сжигает жажда! – заявил один из гостей.

– П-положительно сжигает! – согласился с ним другой.

– Ч-черт бы побрал мои глаза, если они лгут, джентльмены, но я уверен, что среди нас леди.

– Разве я не говорил, что она здесь появится? – воскликнул белокурый круглолицый мужчина. – Лизбет, мой персик! Моя лебедушка! Свет моей любви!

Бертран Рос, скрытый до сих пор высокой деревянной спинкой дивана, вскочил на ноги и встал рядом с Рене.

– Боюсь, господа ошибаются в своих ожиданиях. Прекрасной Лизбет здесь нет.

Откровенный холод в его глазах заставил блондина усомниться. Он стоял, пошатываясь, переводя взгляд с одного мрачного лица на другое, потом отступил на два шага.

– Прошу прощения, миледи. Прошу прощения, сэр, за ошибку.

Двое из его компаньонов приняли товарища в свой круг с фырканьем и смехом, а третий стоял, икая, и смотрел на Рене с откровенным восхищением. Она же тем временем поправляла атласный капюшон, стараясь прикрыть лицо.

Но вдруг сбросила капюшон с головы, давая свободу золотому водопаду волос. Еще один гость уставился на нее, и для надежности она решила привлечь внимание оставшейся пары. Рене распустила шнурок на шее, подняла вверх пышную сверкающую массу завитков. Казалось, солнце расплавилось и облило ее плечи, ложась золотистыми волнами, и эти волны ловили свет огня у нее за спиной, образуя вокруг головы пылающий ореол.

Рос остолбенел от этого великолепного зрелища, его глаза сузились от гнева, а рука впилась в ее руку.

– Что, черт возьми, вы себе позволяете? Что вы делаете?

Девушка сначала посмотрела на руку Роса, потом на его лицо.

– Вы не находите, что у огня слишком жарко, месье? Поскольку вы пригласили меня остаться на ужин, я подумала, что вот так мне будет удобнее.

Растерянный взгляд Роса метнулся вниз. После того как она распустила шнурок, тяжелый плащ соскользнул, задержавшись на мгновение на плечах, и упал на пол. Простое белое муслиновое платье, оказавшееся под плащом, было перехвачено под грудью высоким поясом. На ней не было корсета – только сорочка.

Это был тот случай, когда Рене отчаянно надеялась, что ее красота пойдет на пользу ей самой. Ведь Рос настаивал на том, чтобы место их встречи было скрыто от посторонних глаз как можно надежнее. Его навязчивая идея поймать Капитана Старлайта и его убежденность, что у бандита повсюду есть глаза и уши – даже в полковом штабе, – требовали секретности. Рос не мог стать объектом любопытства. Ковентри – большой город, в нем около семнадцати тысяч жителей. Достаточно для того, чтобы поддерживать на высоком уровне лицемерие лондонского общества – высший класс распространял сплетни и слухи и ловко спекулировал на них. С самого начала войны между Францией и Англией полки местной полиции были засекречены: их обучали действиям в случае неприятельского вторжения. И ничто не щекотало нервы добропорядочных граждан так сильно, как сплетни о добр–одетельных молодых леди, соблазненных галантными мужчинами, одетыми в форму. А здесь – настоящее зрелище! И завтра один из этих четырех, протрезвев, вспомнит высокую, тонкую француженку с поразительными белокурыми волосами и потрясающими синими глазами, у которой было тайное свидание в гостинице «Лиса и собака». И если бы полковник не поторопился, то в нем узнали бы Бертрана Роса с его незабываемыми, пылающими огнем рыжими волосами и лицом, залитым краской.

Тихо ругаясь, Рос схватил упавший плащ и снова накинул его на плечи Рене. Вцепившись девушке в локоть, он повел ее через комнату к двери, так глянув в дальний угол комнаты, что вся четверка отвела глаза. Но все-таки они не удержались и, толкая друг друга локтями, стали подмигивать.

– Это было чрезвычайно глупо, дорогая, – шипел Рос, ведя ее в тень холла.

– Я даже не понимаю, что вы имеете в виду, месье.

– Не понимаете? – Он грубо толкнул ее в угол, прижав к стене. – Я не большой знаток французских манер, но на любом языке явный вызов требует одинаково явного ответа.

Рене попыталась освободиться, но его руки, как тиски, сжимали плечи.

– Отпустите меня. Отпустите меня немедленно! Вы слышите?

– У меня превосходный слух. Но мне кажется, вы неверно оцениваете ситуацию, в которой оказались. Мадемуазель д’Антон, я повторяю еще раз.

– Уберите от меня руки! – Рене задыхалась. – Уберите их, или я закричу!

– На самом деле? – спросил он, откинув голову. – Тогда давайте, погромче.

Рене открыла рот, чтобы перевести дыхание, но прежде, чем она смогла это сделать, левая рука Роса поднялась вверх и девушка почувствовала удар чуть ниже уха. Рене пронзила резкая боль. Все мысли мигом вылетели из головы. Большой палец Роса впился в шею, и она не могла двигаться, не могла даже дышать.

– Вы сами навлекли на себя это наказание, вы сами виноваты и прекрасно это знаете. Вы бросили мне вызов, но я еще не показал себя во всей красе. Хотите увидеть?

Глаза Рене наполнились слезами. Боль была мучительна, и она не могла пошевелиться, когда Рос наклонился и его язык коснулся ее уха. Перед глазами Рене все потемнело. Ее легкие горели огнем, ее сердце билось в груди, словно его стиснули в кулаке, кровь застыла в жилах.

Она чувствовала скользкий рот Роса, его губы поползли по шее, и внезапно рука его оказалась у нее под плащом. Рос хрюкнул от удовольствия, нащупав ее пышную грудь.

Сквозь страх и ужас Рене слышала, как молодые лорды смеются и звенят стаканами в гостиной. Они находились так близко, почти в двадцати шагах, но сейчас это было все равно что в двадцати милях.

– Я думаю, – бормотал Рос, – будет весьма негалантно с моей стороны не сопроводить вас домой – ведь опасный бандит на свободе.

Рене справилась с собой, и из ее горла не вырвалось ни звука. Она задушила в себе этот звук. Словно из ниоткуда возникла высокая черная фигура. Рене не могла бы точно сказать, что это был не обман зрения, не игра воображения, – глаза ее были подернуты пеленой слез и измучены болью, и она вообще почти ничего не видела, но в следующий миг она услышала унылый, глухой стук и почувствовала, что ее горло свободно. Голова Роса упала на плечо и замерла, его глаза остекленели и выпучились от неожиданности и удивления. Он упал перед ней на колени, цепко хватаясь за юбки, но не мог удержаться и осел на пол.

Финн поднял руку, чтобы замахнуться еще раз, и Рене увидела тяжелый железный подсвечник, который он сжимал в руке.

– Все ли в порядке, мадемуазель? – тихо спросил он по-французски.

Теперь, когда Рене могла дышать, она судорожно глотала ртом воздух, обнимая Финна и кивая.

– Да. Да, все хорошо. Он… он пробовал заставить меня…

– Могу себе представить, что он хотел сделать с вами, – сказал с презрением Финн, – и я предлагаю, если мы не хотим иметь свидетелей, поскорее убраться отсюда.

– Но… мы не можем оставить его здесь.

Он посмотрел вниз и после недолгого колебания полез во внутренний карман ливреи и вынул плоскую серебряную флягу. Открыв ее зубами, он щедро плеснул бренди на шею Роса, налил жидкости ему за воротник, потом вложил пустую фляжку в руку лежащего без сознания полковника. Вы–прямившись, старый камердинер встретился взглядом с Рене.

– Строго в лекарственных целях, уверяю вас. Я думаю, что вечер будет холодный.

Девушка посмотрела на Роса и отступила.

– Он не рассердится?

– Более того, он разъярится, я ничуть в этом не сомневаюсь. Но если он не хочет, чтобы ему было предъявлено обвинение в попытке совершить насилие – а это не только вызвало бы гнев короны, но его осудили бы как офицера и джентльмена во всем округе, – я полагаю, он перенесет оскорбление стоически и не станет ничего предпринимать.

Рене дрожала, и ее пальцы никак не могли соединить полы плаща.

– Пойдемте, – сказал Финн, – а то, боюсь, мне снова захочется двинуть ему еще разок как следует.

Ни Финн, ни Рене не оглядывались назад, на гостиницу, поэтому не видели, как узкая полоска света осветила мрак и исчезла – дверь открылась и закрылась, выпуская высокого мужчину, чей силуэт тотчас же растворился в ночи.

Он постоял секунду в ночной прохладе, задумчиво наблюдая, как удаляется свет фонаря. Потом развернулся, и широкие черные крылья плаща взметнулись, словно пытались не отстать от своего хозяина.

Глава 4

Местные жители называли Гарвуд-Хаус «Угрюмым пристанищем». Выстроенный из серого камня, он стоял, одинокий и преисполненный несчастья, на фоне сурового пейзажа. Его древние фронтоны и покрытые лишайником стены обдували колючие ветры, которые напрочь оголили и близлежащую пустошь. Утомленные ветрами, старые деревья – вяз и тис – стояли в бессмысленном карауле возле того, что некогда было заставой норманнского барона; круглая башня, оставшаяся с давних времен, все еще высилась в дальнем конце восточного крыла. Единственное, чем могло похвастаться это древнее сооружение, – плоская крыша и каменные зубья стен.

Новые постройки отличались узкими длинными окнами. Комнаты были неблагоустроенны, зимой стоял лютый холод, а летом – мучительная духота, пронизанная запахом плесени. В верхних апартаментах от давления тяжелых сланцевых плит на стропила потолки протекали. Бедный лорд Чарлз Финчворт Холстед, граф Пакстон, получил приличное наследство, но приличным оно было только на бумаге, поскольку большая часть состояния была заложена, а собственные финансы, слишком тощие, не позволяли потратиться на ремонт и нормальное содержание дома.

Рене и ее брат занимали спальни в старом крыле возле стены из каменных блоков. Они и не мечтали, что экономка, миссис Пиджин, поселит их в западном крыле. Но такая изолированность нравилась Рене, особенно когда небо было таким же хмурым, как и ее настроение, и когда не оставалось никакой надежды на то, что проглянет солнышко.

Никто не ждал ее, никто не подходил к двери, чтобы поприветствовать или помочь снять плащ. Она почувствовала бы себя удостоенной большой чести, если бы кто-то позаботился оставить зажженную свечу в холле, а когда это случалось, то она знала – это сделано ради удобства драгуна, который обычно спал часами, сидя на удобном стуле. Если его не было на месте, то можно было смело предположить и не ошибиться: он в кладовой – распивает бутылочку красненького с молоденькой судомойкой, а если вино уже кончилось, то просто болтает от скуки.

Хозяйство Рене вела Дженни, стройная, круглолицая девочка из деревни. Она очень старалась сделать жизнь молодой хозяйки как можно удобнее, но весьма скромных средств для этого явно не хватало.

Когда две недели назад Рене, Антуан и Финн приехали в Гарвуд-Хаус, им был представлен перечень, весьма пространный, в котором скрупулезно указывалось, что им разрешено делать в этом доме и что не разрешено ни под каким видом. Подчеркивалось самое главное: независимо от того, к какой роскоши они с братом привыкли в их раззолоченном замке во Франции, теперь они находятся в Англии и живут здесь благодаря любезности и милосердию дяди, а поэтому они не должны рассчитывать на излишнюю роскошь и все ключи в доме зажаты в кулаке Эфеметри Пиджин.

Миссис Пиджин была крупная, сердитая и даже агрессивная женщина; лицо ее было чем-то похоже на алебастровую маску одной из горгулий, прикрепленных к зубчатым стенам старой башни. У нее была тяжелая походка, и она так громко топала, что из щелей между деревянными половицами поднималась пыль. Лорду Пакстону она служила уже двадцать пять лет и прекрасно знала, как из пенни складываются фунты. Она не любила Рене. В ответ на любой вопрос девушки миссис Пиджин только раздраженно фыркала или пожимала плечами.

Рене не просто устала на этот раз – она чувствовала себя выжатой как лимон. Последние минуты, проведенные наедине с Росом, испугали ее: она еще раз убедилась, насколько уязвимо положение ее и Антуана в Англии.

Нельзя сказать, что история, которую она рассказала бандиту с большой дороги, была обманом от начала до конца. Ее брата на самом деле обвиняли в покушении на жизнь дяди, и над головой мальчика нависла весьма серьезная угроза. А сегодня Рене выяснила, что его положение еще хуже, чем она считала до сих пор. Рос поручил четырем своим драгунам поселиться в доме лорда Пакстона и неотступно наблюдать за «гостями из Франции», докладывать о каждом чихе, о каждой мелочи, о любой пешей прогулке или утренней прогулке верхом. Рене боялась – нет, ее охватывал панический ужас при мысли о том, чтобы доверять еще кому-то, кроме Финна. Он готов вырвать сердце из своей груди, если она его попросит, но Финн стар, ему уже шестьдесят, у него неважное здоровье. Он спал в комнате, прилегающей к комнате Антуана, и бывали ночи, когда Рене, слыша его тяжелый, надрывный кашель, боялась, что утром найдет его бездыханным.

Рене зажгла свечу от свечи в подсвечнике и оградила пламя рукой, не давая ему погаснуть, пока она шла по галерее к восточному крылу. В высокие окна по всей длине галереи лился лунный свет и ложился на пол квадратами. Ее юбки и плащ мягко шелестели при каждом шаге. Больше никаких звуков не было. Она дошла до конца, собираясь подняться по узкой винтовой лестнице, которая вела к верхним этажам. Поскольку именно здесь старая часть дома примыкала к более современной постройке, лестница повторяла округлую форму стены без окон; там стояла кромешная тьма. Толстый, покрытый плесенью гобелен, висевший на стене, скрывал маленькую арочную дверь, ведущую в башню. Антуан обнаружил ее однажды совершенно случайно.

Рене попробовала расспросить служанку Дженни об этом странном месте в Гарвуд-Хаусе, но девочка лишь торопливо перекрестилась и сплюнула через левое плечо. Согласно местным преданиям, призрак первого владельца дома все еще живет здесь. Варвары из Уэллса, совершавшие набеги в эти края, уморили его голодом в темнице, и, по слухам, он бродит по верхушкам зубчатых стен, вопит от голода и гремит цепями. Вот почему слуги избегали восточного крыла и не рисковали появляться там после наступления темноты.

Оказавшись на втором этаже, девушка снова остановилась. Темно, никаких свечей, и лишь одно окно, огромное, почти до середины галереи. Отсюда второй коридор вел в среднюю часть дома, расположенную над галереей. Ее спальня находилась справа. Рене сняла плащ и разожгла огонь в камине, потом отправилась в другой конец холла, с минуту постояла, прислушиваясь, осторожно толкнула дверь и вошла.

Комната была похожа на ее собственную – квадратная и обыкновенная. Кровать, словно жертвенный алтарь, высилась на подиуме; четыре массивных столба по углам поддерживали балдахин. Толстые ворсистые ковры закрывали большую часть половиц, а длинные, до пола, занавеси спускались по окну от потолка. Пламя, пылающее в очаге, отбрасывало тени от письменного стола и стула, от кровати, от двух ночных столиков с канделябрами и оловянной посудой.

Рене на цыпочках подошла к кровати, и на секунду ее охватила паника – она не увидела знакомого сияния золотых волос на подушке. Девушка быстро опустилась на колени и подняла покрывало – брата она нашла под кроватью. Он, широко раскрыв глаза, смотрел на нее, словно раненый зверек, пойманный в капкан.

– Антуан, – прошептала Рене. – Это всего-навсего я. – Она еще раз вздохнула, чтобы ослабить напряжение, и добавила подчеркнуто спокойным голосом: – Выбирайся, мой милый, оттуда, а то ты умрешь от холода.

Он медленно, то и дело замирая, вытягивал ноги, чтобы вылезти из-под кровати.

– Мой Бог, – воскликнула Рене, – посмотри, какая пыль! Клянусь, пол там не подметали лет сто, а может, и больше. Почему ты залез туда?

Мальчик не двигался, а Рене стряхивала с него пыль, которая поплыла облаком по комнате. Но он был не только в пыли – к его ночной рубашке прилипли комья грязи. Мальчик дрожал, его руки были холодны как лед, и Рене, взяв их, поднесла к своим губам.

– Я не собиралась задерживаться так долго, но послушай… сейчас лишь полночь, а я сказала, что вернусь к этому времени. В кровать, милый, и поскорее, прежде чем придет Финн и увидит, что ты тут устроил.

Ты видела его?

Он не произнес ни звука, но поскольку он молчал уже больше года, Рене научилась читать по его губам.

– Да, – вздохнула она. – Я видела его.

Глаза Антуана на мгновение блеснули, но она, придав лицу серьезность, указала на кровать.

– Если ты пойдешь в кровать и заснешь сразу же, я обещаю утром все рассказать. Нет, не теперь, – добавила она, опережая его вопрос.

Но Антуан поднял руку, вытянул два пальца и поднял большой палец вверх, словно взвел курок пистолета. Он стрелял в вас? Вы очень испугались? Он отвратительный?

– Нет. Он не стрелял в нас.

Антуан быстро поцеловал сестру в щеку, желая успокоить ее, шагнул к кровати, потом повернулся и снова посмотрел на нее. Свет ушел из его глаз, осталась лишь привычная печаль из-за постоянной тревоги.

Я боялся, что вы не вернетесь. Я боялся, что солдаты придут и заберут меня и вы не сможете меня найти.

Рене покачала головой и раскрыла руки. Он бросился к ней в объятия.

– Никогда не смей думать, что я могу оставить тебя, душа моя, – прошептала она. – Ни на одну секунду не допускай и мысли, что я уехала бы отсюда и не взяла тебя с собой или не вернулась бы, если обещала вернуться.

Рене пригладила золотистые волосы, упавшие Антуану на брови. Они были такого же цвета, как у матери, а глаза такие же синие, как у нее, хотя лицом Антуан был похож на отца. Теперь он последний из их рода, кто обладает таким сильным подбородком, высокими скулами, крепким носом и широкими бровями, унаследованными от предков по благородной линии, восходившей к давно минувшим дням. Всех остальных – а это дяди, тети, кузены, племянницы и племянники – постиг страшный кровавый конец на Площади Революции. Четырнадцатилетний мальчик живет уже четыре месяца в постоянном испуге. Антуан теперь – двенадцатый герцог д’Орлон. Его плечи все еще худенькие, ноги длинные и неуклюжие, но со временем мальчик обещал превратиться в статного, широкоплечего, сильного юношу, и так бы оно и случилось, если бы во Франции закончилось безумие и монархия была бы восстановлена.

Сейчас же это был просто испуганный мальчик. Ему пришлось перенести слишком много горя для своих лет, такого, чего не довелось испытать людям даже вчетверо или впятеро старше его.

– В кровать сейчас же, – приказала Рене, целуя его лоб, – или Финн обвинит меня в том, что я пришла и разбудила тебя только ради того, чтобы обняться.

Огромные глаза испытующе, не мигая смотрели на Рене. И так же быстро, как недавно исчезла, улыбка, широкая и искренняя, вернулась и осветила его лицо. Антуан изобразил двумя пальцами пистолеты и выстрелил, направляясь к кровати, потом нырнул под толстые стеганые одеяла, и только макушка торчала на подушке. Рене наклонилась к ярким золотым завиткам и, произнеся последнее наставление, прижала указательный палец к его губам. А потом через холл прошла в свою комнату.

Закрыв дверь, она без сил прислонилась к ней. Теперь она не могла сдержать рыданий.

Они прибыли в Англию, чтобы обрести безопасность в этой стране, отделенной от Франции каналом, они думали, что дядя защитит их от беззакония, творящегося на родине, что они будут свободны от тирании, от притеснений, перестанут бояться засыпать вечером и просыпаться утром. Но то, с чем они столкнулись здесь, было просто настоящим предательством. Их дядя не тратил времени попусту: сразу выставил Рене на аукцион и продал ее тому, кто предложил самую высокую цену. Ее жених, Эдгар Винсент, – настоящая скотина. Они с Росом приятели, и поэтому поведение полковника в гостинице казалось Рене еще более оскорбительным.

Рене застонала и отошла от двери.

Она сбросила ботинки, чулки и оставила их там, где они упали, а сама прошла в смежную комнату переодеться. Гардеробная была небольшая. Умывальник, зеркало и комод стояли вдоль одной стены, а на противоположной были полки, и только часть из них заполнена сложенной одеждой. Если бы она снова оказалась в Париже и если бы не было никакой революции, уничтожившей ее жизнь, одно только нижнее белье заполнило бы две комнаты и полки стояли бы от пола до потолка и от стены до стены.

Пододвинув свечу поближе к умывальнику, Рене налила воды в старую фарфоровую миску. Зачерпнув пригоршню, девушка впервые за вечер осмелилась встретиться со своим отражением в зеркале. То, что она увидела в облезлом стекле, потрясло ее; она долго всматривалась в собственные глаза, словно испрашивая разрешение увидеть наконец, что сделал с ее шеей Рос. К счастью, свет в комнате Антуана был довольно тусклый и мальчик ничего не заметил, но здесь, вблизи пламени свечи, Рене увидела багровый отпечаток каждого пальца Роса.

Рене еще раз критически осмотрела свое лицо. Ей показалось, что рот портит слишком пухлая нижняя губа, а глаза чрезмерно большие и очень темные – говорят, обладательницы таких глаз искусны в тонком флирте. Ресницы и брови Рене, цвета потускневшего золота, были густые и придавали особую выразительность глазам.

Ее мать была женщиной ослепительной красоты, с серебристыми волосами и бледной нежной кожей. Когда молодой, темпераментный маркиз де Мар был представлен Селии Холстед во время поездки в Лондон, они полюбили друг друга с первого взгляда. Не важно, что отец Селии уже определил ей будущего мужа, а брат был просто оскорблен желанием сестры выйти замуж за француза. Когда последняя попытка уговорить родных дать согласие на брак потерпела неудачу, молодые люди бежали, поклявшись в верной любви до конца дней. Отец Селии – холодный и жестокий человек, каким он был даже в самые лучшие времена, – сошел в могилу, не передав дочери ни единого слова, а брат заявил, что больше не хочет ее знать.

Но любовь англичанки и француза оказалось такой же сильной, крепкой и верной даже спустя два десятилетия. Родители Рене и Антуана относились друг к другу все эти годы так же, как в день свадьбы.

Рене засмотрелась на блондинку в зеркале, вьющиеся волосы упали ей на плечи, и она вспомнила мать, которая всегда приходила к ней в комнату по вечерам, сверкая шелками и драгоценными камнями. Мать и дочь смеялись над претендентами на Рене – их было много, молодых и старых, жаждущих объединить мощные семейства; они хихикали над молодыми наследниками, которые, как павлины, распускали перед юной Рене хвост. И поскольку Селия д’Антон вышла замуж по любви, а не из-за денег, мать желала дочери только единственного, который похитит ее сердце навсегда.

Фантазии, мечты, планы и надежды рухнули в одночасье. Им положили конец разгневанные граждане Парижа, которые штурмовали Бастилию. Сразу после штурма служанка, которая была принадлежностью дома уже тридцать лет, плюнула в лицо Селии д’Антон и объявила себя свободной от тирании.

Людовик XVI вынужден был подписать проект новой конституции, в соответствии с которой каждому гражданину Франции гарантировались свобода, равенство и братство. В течение двух лет все наследные права и состояния были конфискованы в пользу государства, уцелевшие аристократы устремились в другие страны, пытаясь вывезти свое богатство.

Как бывшего герцога д’Орлон, дедушку Рене арестовали вместе с сыновьями и тысячами других подозреваемых за попытку помочь королю спастись от народного мщения. Людовик XVI был признан виновным в измене и казнен на гильотине, Комитет общественной безопасности стал рупором террора в новой республике, а к власти пришел тиран Робеспьер. Свободные граждане Франции, поощряемые лидером якобинцев, с готовностью доносили на аристократов и монархистов, подозреваемых в заговоре против новой республики. Если господин шел слишком быстро или долго разговаривал с соседом, его могли обвинить в коварном замысле против славной революции. Если он носил шляпу со слишком круглыми полями, то, несомненно, он был из числа монархистов, а если он повязывал слишком пышный шейный платок, значит, нарочито демонстрировал тщеславие привилегированного класса. Употребление пудры или духов считалось изменой, точно так же как слишком частые купания или жевание фенхеля – сладкого укропа, освежающего дыхание.

Никого не удивляло, что на улицах Парижа теперь не появлялись люди, одетые в платья со шнуровкой, кружевами, исчезли парики, никто не носил нижних юбок экстравагантной ширины. Белый цвет считался цветом для женских платьев, в то время как серые и черные цвета стали стандарт–ными для мужчин. Волосы заплетены или коротко подстрижены, на головах – простые белы кепи: незачем предаваться греху тщеславия.

Проснувшись как-то утром, Рене и ее семейство увидели за окном густой черный дым; казалось, он заполонил весь Париж. Селия д’Антон вышла на улицу и спросила у прохожего, что горит. Тот, пожав плечами, сообщил новость: гражданин Робеспьер объявил, что тюрьмы слишком переполнены, поэтому две тысячи аристократов были обезглавлены в одну ночь, а поскольку на кладбищах уже не было мест и хоронить несчастных было негде, то обезглавленные трупы загрузили в повозки доверху, отвезли в общую яму и там сожгли.

В ужасной панике Селия велела Рене и Антуану не выходить из дома и запереться понадежнее.

Финн ушел, чтобы продать хоть что-нибудь из драгоценных камней и купить хлеба и яиц, а когда он возвратился, ни Рене, ни брату уже не нужно было сидеть взаперти. Втроем они бежали по мокрым от дождя улицам к тюрьме, где их отец провел уже почти год.

Селия пошла на гауптвахту, чтобы узнать хоть что-то о своем муже. Стража была прежняя, та самая, которую она подкупила и которая разрешала приносить продукты и одежду Себастьяну д’Антону, но на сей раз жандарм только за–смеялся и указал на столб смердящего черного дыма, стелющегося над городом. Он сообщил равнодушным, холодным тоном, что бывший герцог и его сыновья больше ни в чем не нуждаются, они объявлены предателями республики и казнены по приказу Комитета.

Начала собираться толпа, и теперь, когда появились зрители, стражники предстали перед ними настоящими свободными гражданами: они били Селию, приглашая зевак поучаствовать, сорвать свою злость на этой грязной аристократке. Граждане, возбужденные кровью и опьяненные свободой, хватали камни и кидали в нее. Они не отступились до тех пор, пока она не осталась лежать совершенно неподвижно у них под ногами.

Теперь эта мертвая женщина была уже не нужна им, и народ вспомнил об Антуане. Но там, где еще недавно стоял мальчишка, лежал гвардеец: он корчился на булыжниках, сжимая руками нож, торчащий из живота. Кто-то крикнул, что видел высокого тощего старика – тот тащил мальчишку вниз по улице… И началось преследование.

Эти трое не могли вернуться домой, на рю Дюпон, они не смели позвать на помощь – человек мог польститься на обещанную награду за их головы. То, что Селия была англичанкой, спасло ее и детей на время от террора, но теперь, когда ее мужа объявили предателем, а Финн отправил на тот свет гвардейца, гильотина готова была принять их в свои кровавые объятия. Оставив печаль на более поздние времена, Финн украл оружие и кое-что из рваной одежды, в которую они переоделись, и, пригрозив золотарю, заставил перепуганного крестьянина вывезти их из города в вонючей телеге.

В Лондоне Рене и Антуан, едва стоявшие на ногах, завшивленные и грязные, предстали перед Чарлзом Холстедом, лордом Пакстоном, как дети его умершей сестры.

Они не ожидали, что лорд встретит их с распростертыми объятиями и открытым сердцем. Тридцать лет прошло с тех пор, как он в последний раз видел сестру, и не менее тридцати дней после получения письма от французского правительства, в котором сообщалось, что семейство бывшего герцога д’Орлон погибло. Почти с неприличной поспешностью дядя предложил ей выйти замуж за Эдгара Винсента. Делая подобное предложение Рене, лорд Пакстон проявил абсолютное безразличие к тому обстоятельству, что племянница еще не сняла траур по погибшим родителям.

Сначала девушка вообще отказывалась даже говорить о браке. Но четыре недели назад в Лондоне кто-то стрелял в ее дядю. В преступлении обвинили Антуана, и Рене ничего более не оставалось, как согласиться на брак, а также согласиться помогать полковнику Бертрану Росу – словом, пойти на все, чтобы не позволить арестовать брата.

Рене открыла глаза. Ее блуждающий взгляд остановился на коробке из сандалового дерева, где лежал крошечный пузырек с розовым маслом – по капле она добавляла его в ванну. Там была и большая синеватая бутыль с настойкой опия – она принимала лекарство во время ежемесячных недомоганий; были там и завернутые в бумажки порошки от мигрени. Последние два лекарства, предупредил врач в Лондоне, смертельны, если принять слишком большую дозу.

Рене снова посмотрела в зеркало. От слез остались две светлые полоски на щеках, и она протерла лицо влажной фланелевой салфеткой, терла долго и старательно, пока щеки не запылали. Потом принялась за синяки на шее, но внезапно ее взгляд снова замер в зеркале. Синяки оказались и ниже, под лифом, там, где побывали жадные руки Роса. Ее чуть не стошнило при мысли, что у нее на теле могли остаться его пот и слюна. Рене открепила широкую ленту под грудью и спустила платье на пол.

Оставшись в одной сорочке, девушка осмотрела все тело, потом наклонилась вперед, чтобы вымыть грудь и избавиться от следов отвратительных рук и рта. Но была одна отметина на неж–ной белой коже, которую стереть было невозможно, сколько ни старайся: винного цвета родинка в форме сердечка. Она была повыше левой груди, достаточно высоко, чтобы увидеть даже при самом скромном вырезе. Не одна пара развратных глаз пялилась на эту родинку, гадая, не косметическая ли это уловка, не приклеена ли она для того, чтобы привлечь внимание.

Рене отбросила салфетку и потянулась за халатом, но его не оказалось на полке, возле которой она стояла. Со вздохом она подумала, что он уже лежит возле кровати – Дженни наверняка положила его туда.

В спальне было темно, и Рене задержалась в дверях, давая глазам привыкнуть к темноте. Дрова в камине, который она разожгла, дотлели, осталась только груда золы. Свеча на ночном столике уже коптила, дымок вился к потолку в сине-белом свете луны, лившемся из окна. Вдруг одна из рам распахнулась – задвижка была ветхой и уже не могла выдержать резкого порыва ветра.

Рене вздрогнула, потом босиком, с распущенными по плечам волосами, в нижней короткой сорочке, подошла к окну и закрыла раму. Постояла недолго, все еще не отнимая руку от стекла, вглядываясь в ночной пейзаж. Новый, совершенно неожиданный образ возник в ее воображении: одетый в черное Капитан, летящий на коне по открытому полю, вольный бывать там, где ему захочется. Этот образ увлек ее, и Рене закрыла глаза, представляя, как и она летит вместе с ним, соединив руки у него на груди, прижавшись к его спине лицом и всем телом, а ее серебристые шелковые волосы развеваются на ветру.

Рене посмотрела на светящийся круг луны.

Она хотела – и вполне серьезно – попытаться украсть драгоценности самостоятельно, но Эдгар Винсент не тот человек, который позволит человеку, залезшему к нему в карман, остаться целым и невредимым. Он подарил ей рубины в Лондоне, когда объявили об их помолвке, и в предстоящие две недели Рене разрешалось носить драгоценные камни только в его присутствии. Но Винсент всегда забирал их с собой, когда отправлялся домой, а там прятал их в сейф до следующего раза, когда у него возникнет желание продемонстрировать свою вульгарную показную расточительность.

Что, если легендарный Капитан Старлайт все же украдет драгоценности? Гарнитур стоил более пятидесяти тысяч фунтов – это такая огромная сумма, что они с Финном могли бы увезти Антуана очень далеко. А Рос остался бы с носом со своими лживыми обещаниями и гарантиями свободы.

Рене больше не смотрела на луну. Ее взгляд был прикован к отражению яркого пламени свечи в гардеробной. Она специально оставила дверь приоткрытой, чтобы темная спальня хоть немного освещалась. А теперь щель стала узкой, и она поняла, что кто-то закрыл дверь плотнее, и это не просто невидимый поток воздуха. Кто-то более сильный и зловещий…

Глава 5

– Вы! – Она едва не задохнулась.

– Не пугайтесь, мамзель. Я здесь не затем, чтобы навредить вам.

Трудно было поверить в подобное заявление человека с двумя пистолетами, дула которых вспыхивали в лунном свете. Она призывала на помощь всю свою сообразительность.

– Тогда… Могу ли я спросить, почему вы оказались здесь?

– Я хотел узнать о вас немного больше. Ведь не каждую ночь меня останавливают на дороге и нанимают для грабежа.

– Но… Но как вы меня нашли? – Она взглянула в окно, но не могла припомнить, вилась ли по каменным стенам виноградная лоза и была ли там какая-нибудь решетка, по которой можно влезть. – И как вы сюда вошли?

– Я ехал за каретой, – просто признался он. – А водосточная труба – довольно удобная вещь: она пересекает стену как раз возле вашего окна. А если вас интересует, как я узнал, в какой комнате вы живете, то об этом совсем просто догадаться – в одном окошке вдруг зажегся свет, так что мне, можно сказать, повезло.

Рене охватило странное ощущение. Ее тело вело себя как-то непривычно, казалось, ее кожа стала влажной. Она посмотрела вниз и ужаснулась. Боже, она ведь не завязала ворот ночной рубашки, и ее грудь совершенно открыта, и видна соблазнительная ложбинка… да она вообще почти голая!

– Я не ожидала гостей. И поэтому хотела бы одеться. Я могу это сделать?

– По правде сказать, мне нравится ваш вид. Но если вам так удобнее и вы будете лучше себя чувствовать – пожалуйста.

Одевшись, Рене оглянулась и указала на стволы пистолетов.

– Это так необходимо, месье? Вы, должно быть, заметили, что у меня никакого оружия…

Бандит промолчал, а потом Рене услышала тихий смех, когда он спрятал оружие под плащ.

– Я бы не говорил об этом столь уверенно, мамзель.

Этот низкий хрипловатый смех вызвал в Рене еще неведомое ощущение, словно горячая волна омыла тело. Девушка кивнула в сторону ночного столика.

– Могу ли я снова зажечь свечу?

– Нет.

– Но вы меня видите, а я вас нет.

– Неизбежная необходимость при моей профессии.

Второй раз за эту ночь она спросила:

– Вы не доверяете мне?

– Нет. – После паузы Капитан Старлайт добавил: – А с чего бы мне вам доверять? Как вы полагаете?

– Я вас наняла, чтобы совершить преступление, – медленно проговорила Рене. – Разве я не становлюсь вашей сообщницей в этом случае?

– Сообщницей? Только в том случае, если вы предстанете перед судом и признаетесь, что вы меня наняли. А стоит вам сказать лишь одно слово против меня, то, боюсь, мои объяснения не будут иметь для судей никакого веса.

Рене чувствовала, как начинают дрожать колени.

– Вы не будете возражать, если я сяду?

– Именно это я и собирался вам сейчас предложить.

Единственным доступным местом была кровать, но она стояла в луче лунного света и Рене сразу поняла, что ей будет неловко. Прошуршав юбкой, Рене возвратилась к окну и встала, отметив,что и он изменил позу, не желая высвечивать лицо.

– Итак, месье, вы все взвесили и передумали?

– Именно так поступили вы?

– Нет, – сказала она спокойно. – Я не изменила своего решения. Я очень хочу это сделать и поскорее оставить Англию. Я хочу оказаться как можно дальше от этих берегов.

– Вы ненавидите нашу страну, мамзель?

– Меня здесь ничто не удерживает. Погода ужасная, косые взгляды людей, постоянные пересуды за спиной; кажется, все ждут от меня только одного: я непременно должна украсть кусок с их тарелки.

– Но похоже, вы живете в Гарвуд-Хаусе с комфортом. – Он пожал плечами. – И здесь точно не публичный дом.

– Что означает… этот… дом? – спросила она и нахмурилась.

– Бордель, другими словами.

Рене вновь окатила горячая волна. То, что он знал название поместья, не вызвало у нее удивления: Рос говорил, что бандит хорошо изучил местность. А поскольку он знал название дома, он, конечно, знал и имя владельца.

Она провела кончиком языка по пересохшим губам.

– Возможно, вам и кажется это жилище солидным, но комнаты, мебель обветшали, здесь постоянно чувствуется запах земли и затхлости. У меня до сих пор никак не могут согреться ноги, хотя мы уже давно уехали из Кале.

Рене поняла, но слишком поздно, что последняя фраза прозвучала довольно фривольно, как бесхитростное приглашение посмотреть на стройные голые ступни, выглядывающие из-под юбки.

– Вы не там искали тепло и помощь. От «Лисы и собаки» едва ли стоит ожидать подобного комфорта…

Рене смотрела на темный силуэт, скрытый в тени, и поражалась собственной глупости. Если он ехал за ней следом, значит, видел, что она останавливалась в гостинице. И если он обладал хотя бы крупицей разума и находчивости, какими должен обладать вор, он несомненно выяснил, зачем она там остановилась и с кем встречалась.

– Вы, кажется, хотите избежать проблем, месье, и отказаться от моего предложения.

– Но у вас, кажется, возникли неприятности, а я, как и вы, предпочитаю собирать любую информацию, хорошую или плохую, и не закрывать на нее глаза.

Сердце Рене учащенно забилось.

– Вы имеете в виду, конечно, мою встречу с полковником Росом, – сказала Рене как можно спокойнее. – Без сомнения, вам интересно узнать, о чем мы говорили.

Тишина стояла мучительная – полминуты, минута. Рене знала, что Капитан Старлайт пристально рассматривает ее, и где-то глубоко внутри, в животе, ощутила странное трепыхание, словно бабочки, невесть как туда попавшие, помахивали крыльями и летали.

– Продолжайте, мамзель, – спокойно проговорил Тайрон. – Я весь внимание.

Девушка нервно прикусила нижнюю губу.

– Мы говорили о вас. Он не расстается с мыслью поймать вас. На самом деле это он захотел, чтобы я встретилась с вами. Он приказал мне выехать сегодня – впрочем, как и три предыдущих вечера подряд – на дорогу, он дал мне точные и исчерпывающие указания: познакомиться с вами любым путем и, если появится необходимость, взывать ко всем вашим чувствам – к любым, – чтобы заставить вас принять мое предложение.

Капитан Старлайт сложил руки на груди и привалился плечом к стене.

– Осмелюсь спросить: что же, по вашему мнению, оказалось более всего кстати?

– Чтобы быть совершенно честной, месье, – ничего. Почти все, о чем я рассказала вам, было правдой.

– Почти?

– А вся правда в том, месье, что хотя полковник думает, что он умнее и хитрее всех и использует меня как приманку, но я надеюсь, что в западню, которую он намерен устроить для вас… попадет он сам…

Снова Капитан Старлайт замолчал, снова повисла гнетущая тишина. Было слышно только, как где-то в темноте завыла на луну собака, словно предупреждая о чем-то Рене.

Тайрон Харт не относился к числу людей, которые откровенно выражают свои эмоции. Он гордился способностью скрывать свои чувства, будь то гнев, презрение, ненависть… или удивление. Но сейчас он благодарил темноту, потому что глаза его расширились от удивления, челюсть отвисла и лицо побледнело.

Он пробрался сюда, чтобы подробно расспросить ее о встрече с Росом в гостинице, но никак не ожидал, что эта девушка признается, причем как бы между делом, что сама хочет надуть полковника.

Если бы Дадли оказался здесь и если бы он, Тайрон, попросил у друга совета, то наверняка ответ был бы один: «Прыгай из окна и гони коня подальше отсюда, без оглядки». И если здраво рассудить – ни одной причины, чтобы не последовать такому совету.

Не сам ли дьявол послал ее к нему этой ночью?

На самом деле дьявол. Он не знал, что скрывают плащ и капюшон, но пенный водопад серебристых завитков он не предполагал увидеть, это уж точно. И что ноги у нее такие же матовые, как лунный свет.

– Я должен признаться, мамзель, – пробормотал он наконец, – мне нечего сказать вам.

– Все очень просто, Капитан. Я по-прежнему хочу нанять вас, как я и говорила, чтобы украсть рубины.

Тайрон все больше поддавался. Он видел ее мерцающую грудь под тонкой светлой тканью.

– Я все еще слушаю, мамзель.

Рене как бы случайно отпустила ворот рубашки и положила руки на подлокотники кресла.

– Полковник Рос относится с большим уважением к вам как к противнику, месье, и это, судя по всему, заслуженно. Этого я не понимала до сегодняшнего вечера. По правде сказать, я думала, что вы не более чем обычный воришка, весьма, ну, удачливый, если сумели избежать до сих пор западни.

– Это попытка польстить мне, мамзель?

– Польстить вам? Нет, месье. Я всего-навсего хочу, чтобы вы знали, почему я согласилась на это: во-первых, я полагала, что вы мелкий вор и что в конечном счете вас все равно поймают, с моей помощью или с чьей-либо еще. Две тысячи фунтов – хорошие деньги для того, у кого два ливра в кармане, да и их надо экономить.

– Однако…

– Да, – уступила она, – я не стану обвинять вас, если вы уйдете не оглядываясь.

– Признаюсь, такое желание есть, и оно очень сильно. Я думаю, что лучше не доверять вашим словам.

Он был прав. Конечно, он был прав. Рене едва ли сама верила в то, что говорила, и разве могли ее слова убедить такого опытного человека? Но если есть даже самый маленький шанс на успех, может быть, стоит рискнуть? Она слишком устала бояться, она устала оттого, что над ней измываются, что ей угрожают.

– Я согласна с вами, месье, – сказала Рене совершенно спокойным голосом. – И все-таки мы долж–ны доверять друг другу, если намерены действовать вместе.

Не сводя с него глаз, она поднялась и сделала несколько шагов в его сторону. Приблизившись к нему, насколько позволяла смелость, девушка подняла свои волосы и собрала их в корону вокруг головы, обнажив стройную шею.

– Вы предупреждали меня, месье, о наказании за ложь, не так ли?

У Тайрона перехватило дыхание. Он видел ее пылающее лицо. Девушка стояла так близко, что он мог коснуться ее. Когда она подняла руки, рубашка разошлась на груди, и у Тайрона уже не было сил оторваться от этого зрелища. Ее грудь была упругой и полной, и, наверное, соски были розовые, как румянец на щеках, а кожа податливая, нежная и теплая. Он чуть не задохнулся и не выпрыгнул из собственной кожи, когда увидел крошечное сердечко – родинку на мягкой белой выпуклости, которая то поднималась, то опускалась при каждом вдохе и выдохе, дразня его и возбуждая опасные желания.

«Если ее действительно послал дьявол, то он просто осторожный старый кретин! – разозлился Тайрон. – До сих пор это роскошное искушение не в моих объятиях».

Стоя спиной к свету, Рене постепенно привыкла к темноте, и может быть, потому, что ее одежда отражала свет, она смогла немного рассмотреть его лицо. Воротник плаща больше не скрывал его черты, и ей показалось, что подбородок у него квадратный и чисто выбритый. Глаза широко расставлены и посажены глубоко, брови темные, нос прямой; и хотя нечеткие очертания не могли служить верным доказательством, но она поняла, что Капитан Старлайт был красив. Опасно красив.

Что-то прикоснулось к рукаву Рене, и она почувствовала, как неведомые бабочки снова забили крылышками и полетели вниз. Рука Капитана Старлайта потянулась к волосам Рене и вернула на место несколько выбившихся локонов; его взгляд задержался на сверкающих прядях, когда он пропускал их между пальцами. Он снял перчатки, и Рене увидела его руки – сильные, красивой формы, с длинными тонкими пальцами.

Обвив ее прядью свою ладонь, он притянул лицо Рене так близко, что девушка ощутила слабый аромат кожи и запах лошади, исходивший от черного плаща. Когда их лица почти соприкоснулись, Капитан Старлайт остановился. Ему захотелось дотронуться до синяков на ее подбородке и шее, и он почти машинально коснулся пальцем уха и ключицы Рене. Затем его палец прошелся по вороту рубашки и замер на краю выреза, нежно дотронувшись до темной родинки.

Его рука обжигала огнем, она была горячей, как пламя свечи, поднесенной слишком близко, и Рене явственно услышала ответ собственной плоти. Внутри все задрожало, грудь напряглась, приподняв шелк рубашки.

– Я не заметил больше ни одного освещенного окна на этаже, – пробормотал он. – У вас нет служанки?

Рене с трудом перевела дыхание и откашлялась, прежде чем смогла ответить, но слова прозвучали сухо и едва слышно:

– Комната Финна через холл. Домоправительница и остальные слуги – в западном крыле дома.

– Они там все?

Рене посмотрела на его руку, которая находилась в опасной близости от ее груди. Пальцы уже изогнулись, словно он собирался взять ее грудь в ладонь, как в колыбель, но в самый последний момент Старлайт отстранился, и большой палец скользнул от ключицы к вороту, туда, где голубые вены ниже уха повторяли ритмы его возбужденного пульса.

– Нет ли здесь еще кого-нибудь? – уточнил он.

Снова горячая волна окатила ее. Знает ли он об Антуане? И что означает его вопрос: опять проверка на честность и искренность?

Прежде чем Рене решила, какой из ее ответов будет более мудрым, Капитан Старлайт наклонился так близко, что от его дыхания загорелось ухо Рене.

– Этот ваш мистер Финн… он чутко спит?

Между двумя быстрыми ударами сердца, между вдохом и выдохом она вспомнила, что сказала ему – никакая цена не бывает чрезмерной ради обретения свободы.

Его пальцы ласкали шею, и Рене стояла потрясенная; она видела его лицо всего в дюйме или двух от собственного лица. Она увидела его глаза, огромные, в обрамлении густых ресниц, и в них блестели точечки света.

– Он слышит меня, когда я кричу, месье.

– Когда вы кричите?

– Я… мне часто снятся кошмары, – прошептала она. – Я вижу во сне, что я снова на улицах Парижа, на Площади Революции, там, куда отвели на казнь моего отца. Я вижу гильотину, такую высокую… до самого неба, я вижу кровь, которая капает с лезвия, и она бежит потоками прямо к ногам зевак, которые собрались поглазеть на убийство…

Прошла, наверное, вечность, прежде чем он виток за витком отпустил ее прядь, накрученную на ладонь. Казалось, Капитан Старлайт делал это нехотя, но когда послед–ний завиток соскользнул с длинных пальцев, он снова отступил на несколько шагов в тень, скрывая лицо от света.

– Скажите точно: во сколько вы оцениваете рубины?

Вопрос застал ее врасплох, когда ее тело еще не очнулось от ласки, поэтому она не успела продумать ответ. Рене сказала только то, что на самом деле думала:

– Пятьдесят тысяч фунтов, а возможно, и больше.

– Пятьдесят тысяч? – Он тихо присвистнул – За несколько драгоценных вещиц?

Она почувствовала в его голосе нечто большее, чем простое сомнение.

– Они не просто драгоценные камни, месье. Это знаменитые рубины «Кровь Дракона». – Они принадлежали благородному французскому семейству. Как и многие другие, опасавшиеся потерять все во время революции, герцог де Блоис постарался спасти хотя бы часть семейного состояния. Рубины «Кровь Дракона» вместе с другими семейными реликвиями были вывезены контрабандой из Франции; их надеялись спрятать в хранилище банка до того времени, когда герцог совершит побег или его наследники смогут их востребовать.

– Думаю, герцог не совершил побега?

– Он был передан Комитету и казнен за измену, как и его жена, его сыновья и внуки, даже младенец, которому было не больше месяца.

– Каким образом рубины оказались у вашего жениха?

– Он один из тех, кто брал драгоценные камни, золото и серебро – и не только у герцога де Блоиса, но и у других – на хранение, обещая их вернуть, как только владельцы покинут страну вместе с семьями. Действительно, он держал все это богатство в собственном банке, пока не получил известие, что владельцы попали в тюрьму, а потом их казнили. А дальше эти сокровища становились его собственными.

– Какой он предприимчивый, – заметил Тайрон.

– Предприимчивый, – согласилась Рене, – и совесть не беспокоит, что прибыль запятнана кровью.

Заметив, что Рене разволновалась, Тайрон поднял руки, желая успокоить ее.

– Я почти готов встать на защиту вашего жениха, но…

– Никакой защиты, – прервала она. – Эти несчастные доверили ему драгоценности, чтобы обеспечить собственное будущее, защитить семейное наследство от исчезновения. Они заплатили ему огромные суммы за контрабандный перевоз, чтобы Робеспьер и его жадные фавориты не конфисковали все от имени свободы, равенства и братства, а он украл сокровища, украл их из могилы.

– И теперь вы собираетесь украсть их?

– Если я смогу – да.

– И двойная мораль вас не волнует?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, осуждать других за то, что вы намерены сделать сами. Но не беспокойтесь, вам незачем отвечать на этот вопрос. Меня больше интересует другое. Вы сможете продать рубины, не потеряв в цене?

– В Лондоне есть люди, лояльно относящиеся к Франции, к монархии. Они охотно выкупили бы рубины только ради того, чтобы они снова не попали в руки другого такого же Эдгара Винсента.

– Эдгар Винсент? Какое, черт возьми, он имеет отношение к этому?

Рене вздохнула.

– Он – мой жених. Он – мужчина, за которого я должна выйти замуж четырнадцатого числа.

Тайрон не смог удержаться от широкой усмешки.

– Черт побери, что вы говорите!

– Это что-то меняет, месье? Вы знаете его?

– Наши дороги пересекались, а мечи скрещивались.

– Вы уже грабили его?

Из темноты раздался хриплый смех.

– Действительно, было дело. Если память мне не изменяет, среди щедрых даров от него и его компаньонки был один премилый пустячок. Брошь… – он умолк на секунду, задумавшись, словно устанавливая между чем-то связь, – из рубинов и алмазов… И жемчуг первоклассный.

– Пожалуйста, расскажите мне, – Рене едва дышала, – рубины были обвиты жемчугом? Золотая змея с алмазными глазами?

– Это была невероятно изящная вещица, – согласился он. – Слишком даже, потому как джентльмен, с которым я давно имею дело, отказался ее взять. Я вспоминаю сейчас… он говорил, кажется, что быть беде, если он согласится связаться со мной и попытается продать ее по своим обычным каналам.

Рене почти боялась задать вопрос, который мучил ее.

– Значит, она все еще у вас?

– Ну а если и так? – поинтересовался Тайрон.

– Если так, то она невероятно подняла бы цену всего гарнитура.

– Не пытаетесь ли вы еще раз воззвать к моему низменному инстинкту – жажде наживы? – ехидно спросил он.

– Я сомневаюсь, что практицизм – низменный инстинкт, месье. И я с удовольствием заплатила бы любую цену, которую вы запросите, за эту брошь.

– Любую цену? Опасное предложение, мамзель.

Девушка посмотрела в глаза Капитана Старлайта – они были сейчас еще ближе, чем минуту назад, – и тихо сказала:

– Я не думаю, что вы столь бесчестны, каким хотите казаться.

– Почему? Потому что вы до сих пор одеты? Или потому что я не попытался поцеловать вас до сих пор?

Прямолинейность его ответа поразила Рене, но Капитан Старлайт не дал ей опомниться; его рука утонула в серебристом облаке волос Рене, и его губы нашли ее губы, а другой рукой он обнял тонкую талию и прижал хрупкое тело к своему сильному телу. Это было объятие мужчины смелого, искреннего, уверенного в себе, который не тратит времени попусту на лесть и комплименты. Капитан Старлайт быстро и умело преодолел барьер ее губ, и его язык был уже в горячей глубине ее рта, проникая все глубже. Это было скорее вторжение, чем нежность, и когда он прервал поцелуй, Рене почувствовала, что ее заалевшие губы, к ее глубокому удивлению, жаждали гораздо большего.

– Вам следовало бы выслушать один маленький совет, мамзель, – нежно прошептал он. – Я не святой, не спаситель, не монах. Не соблазняйте меня на большее, чем вы готовы дать. Или вы кое-что потеряете. – Он оставил ее так же внезапно, как и схватил. – Как Рос планировал устроить западню? Расскажите.

Быстрая перемена темы и поведения ошеломила ее, и она начала заикаться:

– Я… я не знаю… д-деталей, месье, он не рассказал мне. Это п-правда, я клянусь вам. Но, – добавила она слабым виноватым голосом, – он знает, что я должна встретить вас снова в течение трех дней.

Капитан Старлайт размышлял не долее секунды, потом спросил:

– Вы понимаете, что случится с вами, если Рос обнаружит, что вы собираетесь его надуть?

– Я знаю характер полковника.

– Его характер? Мамзель, вы еще не видели, что у него за характер! Вы узнали только о его жадности и, возможно, подлости, но вы не подозреваете, насколько он жесток и бессердечен. На вашем месте я попытался бы избегать любой возможности снова оказаться наедине с ним.

Губы Рене все еще были влажными, они еще помнили не–ожиданное нападение Капитана Старлайта.

– У него более сомнительная репутация, чем у вас?

– Я никогда не принуждаю женщину дать мне то, чего она не хочет, – спокойно парировал он. – Возможно, мне приходилось иногда проявлять настойчивость, но я никогда не злоупотреблял своей силой… – Пальцы Капитана Старлайта нежно коснулись красных пятен на шее Рене.

Глаза девушки расширились.

– Вы были там? Вы видели, что он делал?

– Скажем так: ваш защитник мистер Финн опередил меня всего лишь на секунду.

Рене попыталась восстановить в памяти все происшедшее, но, кроме темного зала гостиницы «Лиса и собака», больше ничего припомнить не смогла. Полковник Бертран Рос, который так долго гоняется за своей добычей, был всего в нескольких шагах от цели!

– Если вы все видели, месье, тогда вы, долж–но быть, поняли, что я не тот партнер, который его жаждет.

– Но я должен признать, что Рос – умный ублюдок. Глупый кое в чем – да, – пристальный взгляд Капитана задержался ненадолго на губах Рене, – но очень умный в другом. Мы встретимся снова, как запланировано, в течение трех дней, и тогда я дам вам ответ. Скажу о своем решении.

– Но Рос знает, где мы должны встретиться. Разве он не пошлет своих солдат туда, чтобы попытаться вас поймать?

– Я был бы чрезвычайно удивлен, если бы он не сделал этого. – Капитан небрежно отклонил ее беспокойство. Он возвратился к окну.

– Вы уходите?

Он распахнул окно и оглянулся через плечо. Девушка стояла в лунном луче.

– Мамзель, – спокойно предупредил он, – если бы я остался дольше, то совсем не для беседы. Уверяю вас.

Рене слегка вздрогнула от скрытого намека.

– А если что-нибудь случится раньше и мне надо будет связаться с вами?

Он закинул одну ногу на подоконник.

– Если я вам понадоблюсь, – сказал он медленно, – по любой причине… отправляйтесь на почту в Ковентри. Поговорите с клерком – он пишет письма для людей, которые сами не умеют писать. Отдайте ему записку на адрес Джеффри Бартоломью с советом забрать колеса от своей кареты немедленно, или их продадут, чтобы погасить его долги.

– Джеффри… это ваше имя?

– Нет.

– Могу ли я узнать ваше имя, месье? – шепотом спросила она.

– Могу ли узнать ваше?

Она колебалась не долее секунды.

– Д’Антон. Рене д’Антон.

– Что ж, Рене д’Антон, до новой встречи.

Он отсалютовал ей, потом, завернувшись в темный плащ, встал на подоконнике во весь рост и шагнул в густоту ночи. Рене выглянула в окно, но увидела только нечто похожее на огромную летучую мышь – он опустился на землю и исчез в темноте.

Глава 6

Роберт Дадли уже устал от напряженного ожидания; лошади были готовы, и он бормотал что-то себе под нос, наверняка ругательства, когда Тайрон внезапно возник из темноты.

– Я, черт побери, уже заждался, – проворчал он, передавая уздечку Ареса Тайрону Харту.

– Мы интересно поболтали.

– Поболтали? Но ты выяснил, что хотел?

Тайрон посмотрел сквозь деревья и увидел лишь контуры крутых крыш и наклонных фронтонов Гарвуда.

– Я выяснил… Она – исключительно прелестное, когда без одежды, существо.

Дадли сощурился.

– У тебя не было времени…

– Не тужи, Робби. Я говорю всего-навсего о том, что на ней не было длинного плаща и капюшона. Вообрази, – он усмехнулся и оглянулся на дорогу, вскакивая в седло, – еще пять минут – и я мог бы произвести на тебя впечатление собственным мастерством.

– Ты и так каждый день меня впечатляешь, – сухо заметил Дадли, вскакивая в седло следом за ним. – Смею спросить, о чем вы говорили?

– О ее предстоящем браке с Эдгаром Винсентом, кроме всего прочего.

Дадли, который старался осторожно провести лошадь среди переплетенных толстых корней, поднял голову так резко, что ветка хлестнула его по макушке, и если бы не быстрая реакция, шляпа точно слетела бы на землю.

– Ты сказал… Эдгар Винсент?

– Именно так. Это он – удачливый женишок нашей миленькой маленькой французской распутницы.

Дадли пробормотал:

– О Боже.

– Точно, – подтвердил Тайрон. – Она говорит, что приходится племянницей лорду Пакстону; она обручена с Эдгаром Винсентом и помогает полковнику Бертрану Росу устроить нам с тобой западню.

Дадли медленно оглянулся, кожаное седло заскрипело под его тяжестью.

– Естественно, она отрицала, что видела этого полковника в гостинице?

Харт покачал головой:

– Нет, она призналась, что встречалась с ним. Кроме того, она сказала, что это он велел ей завлечь нас, соблазнить и подманить.

– И?..

– И… Она, похоже, думает, что предложенный ею план просто великолепен, и хочет, чтобы я стащил рубины из-под носа полковника Роса.

– Что-о? – Дадли подался вперед. Казалось, он не верил собственным ушам. – Она хочет надуть Роса?

– Похоже на то.

– Конечно, ты ей не веришь?

Харт нахмурился. Он верил тем ужасным синякам, которые оставил на ее шее Рос, он верил ненависти, которую увидел у нее в глазах в гостинице. Участие лорда Пакстона в этом деле Тайрон тоже мог понять. Граф был игрок, у него большой долг, и если он на самом деле обручил ее с Эдгаром Винсентом, то сделал это или во имя денег или ради исполнения обязательств перед партнерами. Винсент же – торговец рыбой, незатейливый мужлан, который начал свое дело, торгуя карпами в Лондоне. Как он стал одним из богатейших людей, для некоторых было глубокой тайной, но не для тех, кто тоже занимался торговлей. Его имя было хорошо известно на черном рынке. Иметь дело с богатством французских мертвецов-аристократов – это только звучит неприятно, а на самом деле достаточно выгодно. И Винсент этим занялся.

Но крысе из канавы на все деньги мира нельзя купить того, чего хотелось больше всего, – респектабельности. Брак с племянницей Пакстона дал бы Винсенту положение в обществе, особенно если заглянуть немного вперед и увидеть будущую смерть лорда. Единственный сын Пакстона умер от лихорадки еще в детстве, а если в браке Винсента и Рене д’Антон родится наследник мужского пола, то мальчик, вероятно, унаследует все титулы и состояние.

Что касается Роса, этот высокомерный и честолюбивый тип решил сделать себе имя, чего бы это ему ни стоило. Он воспользовался бы любыми средствами, подвернувшимися под руку, ради достижения поставленной цели… Поэтому, решил Тайрон Харт, он должен узнать все, абсолютно все о Рене д’Антон и о том, какой выгоды от нее ищет полковник Бертран Рос.

– Ты поверил, Тайрон, это написано на твоем лице, – заметил Дадли. – Похоже, мы приближаемся к виселице.

– Я пока еще не дал согласия.

– Но ты ведь не послал ее подальше, так ведь?

– Мне интересно посмотреть, как будут развиваться события, – объяснил Харт.

Роберт Дадли вздохнул:

– Развиваться? Да я уже чувствую петлю на шее.

– Ради пятидесяти тысяч фунтов стоит потерпеть некоторые неудобства.

– Пятьдесят тысяч? – Дадли тихо присвистнул. – А наш кусок?

– Все пятьдесят тысяч, естественно. – Тайрон направил Ареса вперед. – Доверься мне, старина. Я когда-нибудь позволял женщине вмешиваться в дела?

– Нет, но всегда все случается в первый раз. А для тебя первый раз может оказаться последним.

– Поверь мне, я не возьмусь за дело, если не буду убежден, что игра стоит свеч. И не стану рисковать попусту.

Дадли фыркнул.

– Да, если бы мы только обсудили с тобой сначала, что такое риск.

Тайрон тихо засмеялся.

– Риск, мой дорогой, – это то, что способно удержать кровь, слишком быстро текущую по венам.

Но в голосе компаньона не было уверенности Тайрона.

– Как ты расстался с ней? Что вы решили?

– Я сказал ей, что мне надо все обдумать. И мы встретимся через три дня, как и планировали, вот тогда я и сообщу о своем решении.

– Три дня… не много времени.

– Она говорила Росу о возможности нашей встречи, поэтому надо ожидать и его появления.

– Конечно, – сухо бросил Дадли.

– Если бы я передумал и отказался от встречи, то Рос, который за ней следит, сразу бы понял: что-то пошло не так. И его нос, обладающий прекрасным чутьем, задергался бы, как у бладхаунда, когда у него жар, и мы могли бы потерять собственное преимущество.

– А у нас есть преимущество?

Тайрон наклонился и хлопнул Дадли по руке.

– У нас есть ты. В течение трех дней ты сможешь выяснить все, даже то, почему моча у короля синяя, а… – Он хотел добавить еще что-то в том же духе, но передумал. – Ты должен узнать насчет девочки: чем именно держит ее Рос, и как мы можем эти сведения обернуть себе на пользу.

Дадли свирепо посмотрел на приятеля.

– И это все?

– Ну, поскольку ты сам напрашиваешься, то можешь осторожно поинтересоваться насчет рубинов. Она назвала этот гарнитур «Кровью Дракона» и подозревает, что рубины из дворца короля Людовика. Они стоят кучу денег и были отданы торговцу рыбой на хранение. Это займет у тебя дня два. А пока, я думаю, – Харт оглянулся назад и внимательно всмотрелся в темноту, – визит к Дорис Райли будет весьма полезен. Если кто и знает что-нибудь насчет приближающегося бракосочетания Эдгара Винсента, то это должна быть мадам его любимого публичного дома.

– Ты в бордель, а мне, значит, за городскими сплетнями? Несправедливое распределение труда.

Тайрон засмеялся:

– Прекрасно! Ты отправишься к Дорис, а я поеду обратно на Прайори-лейн и объясню беременной девахе, которая ждет тебя в твоей постели, что ты в Берксвелле собираешь кое-какие сведения у кого надо.

– Ага. – Дадли сдвинул шляпу на затылок. – Понимаю твою мысль.

– Мысль моя заключается в том, Робби, что нельзя позволять женщине залезать тебе под кожу, чтобы ты чувствовал себя виноватым, если загляделся на другую пару хорошеньких ножек.

– Знаешь мое самое заветное желание? Вернуть тебе в один прекрасный день вот эти самые слова.

– Этого никогда не случится. У меня слишком толстая кожа, и я слишком впечатлительный.

Как только деревья кончились, Тайрон направил Ареса вперед и они быстро понеслись по открытой местности, так быстро, словно это были не лошадь и всадник, а черная молния. В мгновение ока перед Тайроном возникли дома. Это означало, что они приближаются к деревеньке Беркс–велл. Харт повернул на восток, стараясь держаться в тени деревьев. Он петлял, подъезжая к городку, пока не достиг западных окраин и не натолкнулся на высокий, величественный дом, обнесенный низкой каменной стеной.

Для случайного прохожего он был обычным модным домом, каких немало расположено по берегу реки. Но местные жители, особенно мужчины, прекрасно знали, что это один из известнейших борделей между Ковентри и Бирмингемом.

Сейчас на Дорис работали четыре девочки: Лаура, Кэти и две Джуди. Тайрон Харт знаком со всеми. Они были красивые и энергичные и всегда с радостью проводили с ним вечера и ночи, когда он бывал здесь.

Двадцатидевятилетнюю Дорис девочки называли мамочкой или королевой. Она развлекала тех, кого хотела, и не обижалась, когда местные матроны, раздувая ноздри, переходили на другую сторону улицы, чтобы быть от нее подальше. В случае если ее сильно задевали, она сообщала богатым и благородным леди то, что они заслужили услышать, поскольку знала по именам всех мужей, посещавших ее заведение. Она была зрелая, грешная и свободная и время от времени делила ложе с Тайроном.

Это случилось почти четыре года назад, когда после столк–новения с военным патрулем тяжелораненый Тайрон очнулся в берксвеллском доме. Дорис не задавала никаких вопросов. Она просто раздела его, уложила в кровать, и когда стражи порядка захотели обыскать помещение, они обнаружили Тайрона и Дорис, занятых делом.

За эти годы она стала одним из его лучших осведомителей. Среди личной клиентуры Дорис были армейские чины, местные судьи, банкиры, торговцы. Они хвастались перед ней, сколько у них денег, сколько их при себе и какие меры предосторожности они обычно предпринимают. Она присылала открытку или записку, приглашая Тайрона пообедать вечерком, и как бы между прочим упоминала о ком-то, кто ехал на следующий день в Лондон, или где трусливый дьявол-бюргер прячет налоговые сборы. Ни в одной пьяной компании никогда ни взглядом, ни жестом Дорис не выдала того, что ей известно, кто скрывается за высоко поднятым воротником плаща и надвинутой на глаза треуголкой.

Однажды, по ее совету, Тайрон остановил повозку на дороге в Нарборо, и каково же было его удивление, когда из кареты появилась Дорис Райли, одетая лишь в румянец на щеках и с алмазным кулоном на груди. Ее спутник, подчиняясь угрозам, явился в лунном свете в весьма деликатном виде – его единственным украшением были лишь красные ленты вокруг нижней части тела.

Тайрон узнал Эдгара Винсента сразу, несмотря на нелепый облик. Высокий, с бычьей шеей, с сильным телом борца и воинственным характером, он не привык, чтобы в его личную жизнь или в его секреты кто-то вторгался. Мудрый вор, обнаружив, кого он по неосторожности хотел ограбить, должен был бы рассыпаться в извинениях и поспешить подальше от этого проклятого места, да как можно быстрее, и лететь без остановки до тех пор, пока за спиной не останется в пыли половина Британии от быстрых лошадиных копыт.

Но Тайрон только расхохотался.

Винсент осыпал его проклятиями, призывая на голову Тайрона все беды мира, но пока сбылась лишь одна угроза. Полковник Бертран Рос прибыл в Ковентри и выставил ночные патрули на дорогах. Он распорядился останавливать каждого одинокого всадника, а если тот отказывался подчиниться или пытался удрать, то разрешалось стрелять.

Дело, которым занимался Тайрон Харт, было весьма прибыльным, да и возбуждало, щекотало нервы. Случались и ночи, когда Тайрон испытывал только одно-единственное желание: повыть на луну. И ночи, когда с каждым вдохом он чувствовал, как в самые глубины легких входит свежий холодок, и тело переполнено остротой ощущений, и – он живой.

То были ночи, когда у него не возникало никакого сожаления, никаких мук совести или чувства вины за избранный путь, а лишь абсолютное смирение перед фактом, что он – вор, негодяй, жулик, бандит с большой дороги. Это лучшее из того, что судьба могла бы уготовить ему. И не известно, что бы с ними было, если бы он пошел по пути отца и деда. Они оба были служителями закона, они происходили от гордого племени лесников; то были времена, когда девять десятых Англии были в лесах и мужчина мог лишиться руки и жизни из-за королевского оленя.

У Тайрона не было бы никакой надежды выбиться в люди, если бы судьба не распорядилась так, что в этот мир в ту же самую неделю, что и он, явился сын и наследник хозяина поместья. Поскольку мать Тайрона была кормилицей наследника и делила молоко между двумя младенцами, Тайрон провел первые годы жизни в приятелях и компаньонах у юного Реджинальда Брейтуэйта, толстого, испорченного и грубого ребенка, который устраивал истерики и бился в припадках, если не получал желаемого. Реджинальд ненавидел учебу и заявлял, что согласится терпеть наставника, если Тайрон вместе с ним будет мучиться на уроках. Хотя он сидел в дальнем углу и на него никто не обращал внимания, Харт наблюдал и слушал. У него были хорошие мозги, и едва он понял, что из букв можно составлять слова, он переключился на романы, которые крал по ночам в библиотеке и читал столько, сколько могла вместить изголодавшаяся голова. В то время как юный лорд проклинал переводы и плевался, Тайрон изучил французский, латинский и греческий языки. Оказалось, у него был дар подражания: он улавливал произношение и развлекал наследника тем, что копировал речь оксфордского педагога, присланного наполнить знаниями пустую голову Реджинальда.

Когда Тайрону исполнилось шестнадцать, отец наследника решил, что пришло время показать сыну Европу. Хитрый Реджинальд отказывался даже говорить об этом путешествии, если вместе с ним в качестве компань–она и телохранителя не поедет Тайрон. Они провели за границей гораздо дольше запланированных шести месяцев – Тайрон хотел увидеть пирамиды и Парфенон, послушать поэтов в Италии и фортепьянные концерты во Франкфурте. Там, в лето своего семнадцатого года, Реджинальд подхватил воспаление горла, и два утомленных путешественника вернулись домой. Не прошло и недели, как молодой лорд умер, а Тайрон вернулся на конюшню.

Ко всем трудностям прибавилась еще одна: когда он улыбнулся дочери хозяина, помогая ей оседлать лошадь, он схлопотал удар кнутом по лицу и был обвинен в чрезмерной смелости и неблагодарности к своим благодетелям. Ему приказали немедленно убраться из имения, без денег, куда глаза глядят. И он отправился на лондонский берег, долго блуждал там, пока не нанялся на борт первого попавшегося судна, чьи орудия, похоже, использовались не только для охоты на китов.

Жизнь на корабле открыла ему многие чудеса, лежащие за далеким горизонтом. Она же оставила и первые рубцы на его душе и теле – кожа на спине и на плечах Тайрона Харта покрылась шрамами. Властный боцман решил, что простому моряку не следует так часто цитировать греческих классиков. Харт прослужил три года помощником стрелка – до пьяного спора на берегу, когда тот же боцман обвинил его в убийстве. Решив, что моря с него предостаточно, Тайрон направился на север, в Шотландию, где вступил в банду и научился грабить и дурачить британских солдат, которые оккупировали гористую Шотландию после неудавшегося восстания.

Та двухлетняя авантюра оставила на нем еще больше шрамов и закончилась в Британской тюрьме, где он и встретил Роберта Дадли, жертву неудачного падения с фургона, перевозящего шотландское жидкое золото – виски – через границу в Англию.

Ночью накануне казни – Дадли должны были повесить – он извел охрану просьбами, чтобы не забрали Тайрона. В предыдущее утро Харта избили просто зверски, и Дадли заявил, что тот умер и сильно воняет, а осужденному на казнь человеку невозможно находиться в такой обстановке в последнюю ночь на земле. Один из охранников, устав от воплей Дадли, пришел в камеру (что было не слишком-то разумно с его стороны) и пообещал сломать ему и другую ногу, а то и прикончить еще до того момента, когда на рассвете за ним явится палач. Он успел произнести лишь эти несколько слов, когда чудом воскресший Тайрон, поднявшись с заплесневелой соломы – своего смертного одра, схватил охранника и шмякнул о каменную стену с такой силой, что череп его треснул, как зрелый грецкий орех.

Воспользовавшись ключами и конфискованным оружием, Харт и Дадли сумели сбежать и двинулись на юг в поисках хорошего английского эля. Именно на темной дороге из Экстера они натолкнулись на богатую карету со сломанной осью.

Тайрон, подскочив к хозяину, свалил его одним ударом. Оставив его у дороги, они поехали подальше – с жеребцом и с толстым кошельком, набитым золотом.

Это произошло шесть лет назад, и ни Дадли, ни Харт нисколько не жалели о пути, который они избрали в жизни. Они подбирались к своим жертвам осторожно, просчитывая десятки вариантов, чтобы избежать опасности. Тайрон и Дадли не грабили кого попало, они не грабили тех, для кого это было бы огромной и невосполнимой потерей, они не трогали местные почтовые кареты, но останавливали фургоны контрабандистов – справедливая цена за сверхдоходы на черном рынке. Им помогали. Были такие, как Дорис Райли, которые делились сведениями за небольшую плату, а были владельцы гостиниц, которым нравилось, что стражи порядка гоняются за своей собственной тенью.

Тайрон, конечно, верил в собственную неуязвимость. Он мог совершить ошибку, и один из солдат Роса оказался бы более удачливым. Такой день не за горами, потому что объявленная награда в две тысячи фунтов – искушение для многих; это слишком большие деньги для тех же владельцев гостиниц, чтобы устоять перед соблазном. Но если даже веревка сдавит горло Тайрона на следующее утро, он все равно будет смеяться, веря, что он чертовски хорошо устроил свою жизнь: он никому не подчиняется, его ничто не сдерживает, и он ничего больше не хочет на этом свете.

Редкая, почти детская улыбка скользнула по лицу Тайрона, когда он остановился недалеко от дома Дорис Райли и наблюдал, как тает на земле лунная дорожка. В голове промелькнуло недавно виденное: поток света струится в открытое окно, освещает короткую влажную женскую сорочку, почти прозрачную, серебряные кудри… Рене д’Антон. Даже имя ее – экзотическое и невесомое. Ее глаза, когда она обнаружила его в тени комнаты, светились, ее губы были теплые и мягкие, почти бархатные, как он и предполагал, а ее тело… Ох… А если бы, целуя ее, он позволил своей руке коснуться ее упругой груди… стоял бы он сейчас здесь, вглядываясь в темноту?

Осколок луны исчез и, мигнув на прощание, оставил Тайрона наедине с иным видением – мужчина и женщина упали на атласную простыню… Лица двух воображаемых любовников прояснились. Она – французская красотка, а он – Эдгар Винсент. Но Рене извивается на постели не от удовольствия, а от боли. Он раздвигает ее бедра, а она не может даже сопротивляться, потому что ее запястья и лодыжки привязаны к кровати кроваво-красными лентами.

Тайрон оглянулся, глубоко втянул воздух и услышал реальный звук, который прервал поток его мыслей. Тайрон мгновенно метнулся в тень за дверным проемом. Он инстинктивно потянулся за пистолетом, но вспомнил, что оставил оружие в сумке, притороченной к седлу. В долю секунды он скатился по низким деревянным перилам и присел в кустарнике, избегая широкой полосы света из распахнувшейся двери. Зазвенел женский смех.

– Достаточно, – хохотала она. – Ты уже порвал одно из моих лучших платьев. На сегодня хватит.

– Я буду рад разорвать дюжину твоих платьев и куплю еще дюжину.

Тайрон почувствовал, как волосы встают дыбом. Он напрягся, когда увидел на веранде высокого здоровенного мужчину, который тащил лениво упирающуюся, смеющуюся Дорис Райли на воздух. Ее смех был приглушен поцелуем, и было слышно, как лопается очередной шов, и мужчина мнет чувственные груди Дорис.

Ее стон был наполовину искренним, наполовину профессиональным, она вырывалась у него из рук.

– Ты сказал, что должен ехать, – напомнила ему Дорис. – Два часа прошло с тех пор. Разве полковник не будет интересоваться, что с тобой случилось?

У мужчины был массивный зад, и казалось, что штаны вот-вот лопнут на нем.

– Да ничего, черт возьми, – усмехался он. – Этот ублюдок вообще не ждет меня в Ковентри до завтрашнего вечера. Почему это только он должен забавляться?

Дорис засмеялась и страстно притянула нетерпеливого любовника; она завизжала от восторга, когда он сгреб ее и потащил в дом, громко хлопнув дверью.

Tайрон ждал; его ладони стали влажными и холодными, а кровь бешено понеслась по жилам.

Это был Эдгар Винсент.

Глава 7

Отвлекшись от игры с Антуаном в шахматы, Рене посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке. Она была уверена, что уже полночь. Но оказалось, всего лишь десять часов вечера. Девушка убедилась, что часы идут, когда уловила слабое тиканье сквозь гудение огня в камине. Рене слышала и завывание ветра, его удары по стеклу, и едва уловимое урчание, когда пламя натыкалось на сырой фитиль. Время от времени слышался и еще один звук: слабое бульканье в животе Антуана – последствия вечерней трапезы.

Рене приходилось использовать как приправу одну горчицу, никаких других специй не было. Повар в Гарвуд-Хаусе редко рисковал выйти за границы привычного меню – вареное мясо и капуста, пюре из репы, зеленый перец, весьма, надо сказать, горький. Не способствовал хорошему настроению и воздух в спальне Антуана – здесь всегда стоял приторный запах горчицы. А после того вечера, когда он прятался под кроватью, у него появилась легкая лихорадка и сухой кашель. Два дня он лежал в постели с пластырями и горячими кирпичами, и лихорадка отступила под натиском бульона, приготовленного Финном, и крепкого травяного чая, но кашель оставался, и Рене волновалась, не задеты ли легкие, из-за слабости которых мальчик страдал в детстве.

Антуан постучал пальцем по краю шахматной доски, привлекая ее внимание.

Если ты намерена оставить свою королеву без прикрытия, я возьму ее, будь уверена.

Рене вздохнула, подалась вперед, чтобы дотянуться до обреченного коня, и вдруг свет, идущий от камина, словно переменил все на доске. Она увидела броню, щит, копье, плащ с высоким воротником и треуголку. Она отдернула руку и почувствовала озноб, несмотря на тепло, идущее от очага.

То, что казалось блестящим планом еще два дня назад, теперь виделось смешным и безрассудным. То, что казалось смелым и романтичным, стало скучным и примитивным. Нанять бандита украсть гарнитур «Кровь Дракона»? Надуть Роса и надеяться скрыться целой и невредимой?

Настоящее безумие.

Старлайт – вор и убийца. За две краткие встречи с ним она еще не смогла понять его натуру, и ей никак не сравниться с ним в смелости, сколько бы она ни открывала ему свою шею. Да, он говорит на хорошем английском, он подает руку даме, но это еще ни о чем не говорит – обыкновенное умение подражать господам. Откуда она знает, что он не устроит собственную ловушку Росу и не надует ее?

Рене снова и снова обдумывала свое положение, взвешивая все «за» и «против». Финн явно осуждал ее. Он предложил немедленно упаковать самые необходимые вещи, бросив здесь все остальное, сесть в карету и уносить отсюда ноги, да побыстрее. Они ускользнули от ищеек Робеспьера, заявил он, так что смогут улизнуть и от Роса с его волонтерами.

Но спорам был положен конец, когда утром Антуан проснулся в лихорадке.

– Ты едва открываешь глаза, – сказала Рене брату, играя с ним в шахматы. – Я удивляюсь, что Финн до сих пор не явился сюда и не выгнал меня.

Он пошел приготовить бульон. Антуан наморщил нос.Наверное, он не смог найти крылья летучей мыши и цыплячьи лапки, чтобы сварить в горшке.

Рене улыбнулась.

– От него тебе лучше, не правда ли?

В ответ мальчик снова наморщил нос. Дверь спальни открылась. Появился Финн с подносом, на котором стояла небольшая миска с бульоном.

От мощного запаха горчицы Антуан закатил глаза и умоляюще взглянул на сестру.

Ты не можешь сказать ему, что мне уже намного лучше?

Она покачала головой.

– Нам стоит слушаться Финна. Он занимался твоим кашлем и мокрым носом, когда ты был еще в пеленках, и я не собираюсь вмешиваться и злить его.

Я не кашляю, и у меня совершенно сухой нос. Посмотри.

Он повернулся к ней лицом, но Рене только улыбнулась.

– Может быть, завтра я спасу тебя от бульона из крыль–ев летучей мыши, сердце мое. Но сегодня вечером ты во власти Финна.

Она встала и принялась собирать разбросанные шахматы. Антуан откинулся на подушки в полном отчаянии.

Когда Финн прилепил на грудь Антуану свежий пластырь, Рене наклонилась и нежно поцеловала брата в щеку.

– Спокойной ночи, приятного сна. Знай, я люблю тебя всем сердцем. Если тебе что-то понадобится… – Она не закончила фразы, хорошо зная, что Финн не отойдет от мальчика, пока тот не заснет.

Провожая ее в холл, Финн успокоил Рене:

– Я оставлю смежную дверь открытой на ночь, хотя и не могу сказать, что это для меня большое удовольствие. Молодой господин храпит почти так же громко, как Пиджин.

Рене благодарно улыбнулась, и они с Антуаном подмигнули друг другу: уж кто бы говорил насчет храпа…

– Тогда спокойной ночи…

– Спокойной ночи, мадемуазель. Если вам что-то понадобится…

– Я сама смогу справиться. Не волнуйся.

– Да как же не волноваться! Никто ни на что не годится здесь, кроме молоденькой Дженни, но у нее сегодня дел по горло в западном крыле. Она приводит комнаты в порядок.

Рене прикусила нижнюю губу. Госпожа Пиджин получила указание от лорда и леди Пакстон проветрить большие спальни к их прибытию, намеченному на конец недели. Они собираются привезти с собой гостей, которые останутся здесь до дня свадьбы. Ведь до события меньше двух недель.

Рене послала воздушный поцелуй Антуану и прошла через холл в свою комнату. Там затопили камин, воздух был сухой, и было почти так же тепло, как в комнате у Антуана. Два толстых полена ярко пылали на решетке, желтые языки пламени лизали дерево.

Она потерла рукой шею и подошла к окну. Небо было хмурым. Последние два дня были довольно холодными, и сквозь стекло ничего не было видно, кроме темноты. Ее пристальный взгляд коснулся запора на окне. Рене убедилась, что оно так же крепко закрыто, как и несколько часов назад, когда она уходила.

Финн, спасибо ему, оставил графин вина; девушка наполнила бокал и выпила половину большими глотками. Вино было густое, с привкусом железа и плесени, но оказалось крепким, и Рене сразу почувствовала его действие, даже внутри потеплело. Она осушила бокал и налила снова – на случай, если не удастся заснуть в эту ночь. Она все еще не приняла решения и боялась, что не примет его и за час до назначенного свидания.

Все еще стоя у окна, Рене подняла руки, вытащила булавки и тонкие серебряные гребни из волос и попробовала массировать кожу на голове, надеясь, что массаж поможет отделаться от странного беспокойства, которое начало ее охватывать. Так происходило каждую ночь. Не важно, устала она или нет, но, когда она оставалась одна в своей темной комнате, глаза не повиновались ей, тело не расслаблялось, она не могла уснуть. Она отключалась всего на несколько тревожных минут, но даже тогда ее мучили ужасные видения из прошлого.

Рене сделала еще глоток, отстегнула ленты ниже талии, и белый муслин расправился и лег свободной волной. Рене выпила остатки вина так же лихо и уже не могла понять, что происходит – реальность это или воображение? Впрочем, где-то в глубине души она ждала этого…

Он ничем не обнаружил своего присутствия. Возможно, лишь слабый свет камина выдал его либо едва уловимый запах тумана, кожаного седла или влажной шерсти накидки. В любом случае Рене знала, что Капитан Старлайт здесь.

Она закрыла глаза и вздрогнула от ледяных покалываний в позвоночнике.

– Что вы делаете здесь, месье? Зачем вы снова явились?

– Я тоже спрашивал себя об этом, мамзель. Единственный ответ, который я смог придумать… я здесь из любопытства.

– Любопытства?

Она услышала тихий шорох его шагов по ковру – он вышел из угла и направился к ней. Капитан Старлайт резко остановился за спиной Рене, и она ощутила жар, исходящий от его тела.

– Из любопытства, – снова повторил он, – я хотел узнать, понимаете ли вы на самом деле, какую опасную игру затеваете… Или все дело в том, что вы считаете, будто мной управлять легче, чем Росом?

– Я ничего подобного не думаю, никем из вас невозможно управлять, и я не пытаюсь этого делать.

– Нет?

Рука, обтянутая черной перчаткой, скользнула мимо ее плеча, и она почти ожидала увидеть вспышку из дула пистолета. Но никакого оружия в руке не оказалось, и единственная искра, которую она увидела, была искрой от бокала, который он забрал у нее и поднес ко рту.

– Я всегда считал, что бренди лучше всего разгоняет всех чертей, но оказалось, что незрелый кларет с привкусом ржавчины тоже может сгодиться.

– И у вас проблемы с чертями?

– Мы все немного боимся темноты, мамзель.

Он прошептал ей это в самое ухо, и Рене почувствовала, что бедра ее заволновались. Его рука легла ей на плечо, отодвигая тяжелую массу волос и открывая изгиб неж–ной шеи.

– Любопытно, – сказал он снова, как будто тема их беседы не менялась. – Вы говорили, что наслышаны о том, какой я умный, – он сделал паузу, проведя по округлой линии плеча Рене, – и должны были знать, что я займусь проверкой вашей истории.

– Я не лгала вам, месье, – сказала она, с трудом преодолевая дрожь.

– Но и правду не сказали. Или вы забыли, что у вас есть брат?

– Антуан? – прошептала она. – Ему еще нет и четырнадцати.

– И он уже обвиняется в убийстве.

– К-как вы узнали?

– Дорогая мамзель д’Антон. – Его голос ласкал ей затылок, а от его прикосновения грудь налилась и внутри все напряглось. – У меня было два дня, чтобы выяснить, почему такая красивая женщина, как вы, готова подчиняться требованиям такого ублюдка, как Рос.

Рене была ошеломлена. Максимилиан Робеспьер однажды похвастался обширной сетью своих шпионов, рассеянных по всему миру, но он и его революционный трибунал просто опозорились бы на фоне этого английского бандита.

– Обвинение ложное, – сказала Рене, пытаясь вернуть самообладание. – Антуан никого не пытался убивать. Он услышал выстрел и побежал на помощь, и когда он нашел дядю, лорд Пакстон лежал без сознания. Дядя потом за–явил, что в него выстрелили сзади и он не мог видеть нападавшего. Я думаю, что он считает, что это вовсе не Антуан, но полковник Рос убедил его открыть дело, если я не соглашусь помогать им.

– Они пошли на все это лишь ради того, чтобы вынудить вас сотрудничать?

– Я тоже этого не понимаю, месье. Ведь есть тысяча женщин, которые с удовольствием раскатывали бы по ночным дорогам, надеясь свести с вами знакомство.

Он был немного удивлен ее сарказму, но, очевидно, не раздосадован, потому что стоило ей попытаться повернуть голову, как его левая рука взяла Рене за подбородок и удержала ее лицо на месте. В то же самое время он положил правую руку ей на талию и притянул Рене к себе. Рене дернулась, пытаясь понять, что бы это значило. И хотя она дрожала в его зловещем объятии, она не пыталась сопротивляться, но и не провоцировала его на дальнейшие действия.

– Две тысячи фунтов – большие деньги, – медленно проговорил он.

– Пятьдесят тысяч – гораздо больше. Если бы я хотела получить только награду, месье, я закричала бы в первую же ночь, когда вы вошли ко мне в комнату.

– Да, – пробормотал он. – Мне сказали про охрану.

– Обычно в карауле двое солдат, и днем и ночью. Один на часах у главного входа, другой патрулирует у конюшни и во внутреннем дворе. – Она снова посмотрела на плотно запертое окно. – А как вы вошли сюда, месье? Финн внимательно осмотрел сегодня вечером окна и запер их очень надежно.

– Я – вор, напоминаю вам. Я появляюсь там, где меня не ждут, я беру то, что прекрасно охраняется. – Его рука отпустила ее подбородок, скользнула вниз и коснулась изгиба шеи. – Запоры и замки только возбуждают и делают задачу более интересной.

У Рене слегка закружилась голова. Его тело казалось горячей стеной, его рука лежала на ее талии, стягивая ее крепким обручем. Его пальцы в перчатках обвили ее шею, и он, конечно, чувствовал бешеное биение ее пульса, но она ничего не могла поделать с собой.

– Есть ли еще какие-нибудь маленькие секреты, которые вы утаили от меня? Старшие братья? Или, может быть, возлюбленный?

– Антуан – мой единственный брат. И… – Рене с трудом проглотила слюну, стиснутая рукой в перчатке, – мой бывший жених умер в Париже. Его казнили в один день с моим отцом.

– Конечно же, он был аристократ?

Она инстинктивно ощетинилась, услышав снисходительность в его тоне.

– Он был сыном одного из самых могущественных семейств Франции, месье, но он был добрый и нежный, способный к состраданию и благородный, если это для вас так важно.

– Вовсе нет. Доброта и мягкость способны убить, так же как сострадание и честность, и для меня сейчас важнее всего понять, могу ли я вам на самом деле верить.

– Право же, если вы презираете эти качества, то как мне самой разобраться – могу ли я доверять вам?

– Я склонен думать, что мое положение немного сомнительнее вашего. Если меня поймают, то повесят. Если вас поймают, вероятнее всего, вам придется провести ночь-другую в постели Роса, вы сможете потом встать и уйти.

– Я предпочла бы умереть, – заявила Рене.

Его пальцы по-прежнему слегка сдавливали ее шею. Когда он наконец убрал руку, жест этот можно было бы назвать почти нежным.

– Почему бы нам не выяснить вместе, мамзель, насколько серьезно мы намерены рисковать и насколько мы можем доверять друг другу?

Она повернула голову, ожидая продолжения.

– Ваша дверь запирается на замок?

Слегка поколебавшись, она ответила:

– Да.

– Тогда заприте ее. И дайте мне ключ.

Несколько секунд Рене стояла и смотрела на два темных отражения в окне – их силуэты. Света от камина было достаточно, чтобы увидеть углы треуголки, его широкие плечи и высоко поднятый воротник. Она была на голову ниже, и ее очертания были сглажены волнами волос; несколько локонов все еще цеплялись за шерсть его накидки.

Она не взглянула на его лицо. Она прошла мимо, к двери, зная, что он смотрит ей вслед, что его глаза следят за каждым ее движением. Она коснулась медного замка, и ей стало холодно. Она взяла ключ и повернула его два раза, зажав между большим и указательным пальцами. Потом Рене вытащила его и осталась стоять у двери, ожидая, когда ее колени перестанут дрожать. Было ли это испытанием для нее? Она так не думала.

Глава 8

Когда Рене направилась к окну, где стоял Тайрон, он вытянул руку, чтобы остановить ее. Ему нужно было время, чтобы подумать. Когда она в его объятиях, он не способен на это. Ее волосы пахли розами и казались шелковыми. Они окружали ее серебристым ореолом. Без пояса, который подхватывал бы ее платье на талии, муслин спускался прямо от края лифа к полу, мешая ему сосредоточиться, дразня воображение. Не надо было особо напрягаться, чтобы вспомнить, как она выглядела в короткой влажной нижней рубашке, какие длинные и стройные у нее ноги, какая тонкая талия, какая мягкая, круглая грудь. От ее кожи исходил запах экзотических духов, которые предупреждали моряка, что за горизонтом есть тропический остров, и от этого кровь Тайрона резко меняла скорость и направление.

– Возможно, это дело слишком опасно, месье, – прошептала она. – Вероятно, это абсолютно дурацкая затея, и… и я не думаю, что я могла бы вынести, если…

Тайрон шагнул ближе к ней, ближе к огню.

– Если… что?

Рене наблюдала в полном ошеломлении, как он небрежно стащил перчатки, потом потянулся к шляпе и снял ее. С легкой непринужденностью он бросил ее на сиденье стула и сделал еще один шаг в ее сторону.

– Чего вы не смогли бы вынести, мамзель? – спросил он снова, расстегивая верхние пуговицы плаща. Огонь в камине был достаточно ярок, и она опять увидела огромные, глубоко посаженные глаза и смелый разлет бровей. Его густые черные, как чернила, волосы от прямого пробора спускались к воротнику. Нос прямой и правильный, подбородок квадратный с ямочкой или шрамом посредине.

Как она и думала, лицо у него красивое. Даже более красивое, чем она могла предположить. Было заметно небрежное благородство в его манере поведения, словно он знал заранее, какой эффект это произведет на людей.

Он снял накидку и бросил ее на спинку кровати, а потом еще на один шаг приблизился к ней.

Плащ, конечно, расширял плечи, но не слишком, потому что, когда он снял его, стало видно, какое мускулистое тело под модным жакетом, какая мощная грудь и крепкие руки. На нем были высокие сапоги из мягкой кожи, отогнутые ниже колена; шея обнажена, а рубашка с открытым воротом не скрывала темных волос, вьющихся на груди. К ее удивлению, все вещи Капитана Старлайта оказались весьма дорогими. Изящный жакет из прекрасной мериносовой шерсти, жилет из черной шелковой парчи, расшитый золотой нитью.

Подойдя к Рене вплотную, он поднял пальцем ее подбородок, заставляя ее встретиться с его пристальным взглядом. Его глаза оказались бледнее, чем она ожидала, и цвет их было трудно определить в неуверенном свете камина, но она чувствовала, что смотреть в них гораздо опаснее, чем в дуло пистолета.

– Скажите мне, – прошептал он, – чего вы не смогли бы перенести?

– Я… – Ее губы так и остались открытыми, слово повисло в воздухе слабым звуком. Потом она продолжила: – Я бы не перенесла, если бы вас повесили из-за моей затеи…

– Но вы даже не знаете меня.

– Но я отвечала бы за вас, предав вас, месье.

Сначала он был безликим, бесформенным, безымянным незнакомцем, тенью, призраком. А когда он обрел плоть и кровь? На склоне холма? В ее комнате в прошлый раз? Или сейчас, когда он держал ее за талию? Теперь он стал для нее реальным, и если он совершит то, на что она его толкает, если его поймают или… или убьют… она оказалась бы ничуть не лучше добропорядочных граждан Парижа, которые свидетельствовали против своих соседей за дополнительную корку хлеба.

Он вздохнул; его пальцы все еще поддерживали ее подбородок, но потом, словно на что-то решившись, заскользили вниз по шее.

– Рос…

Его глаза сощурились.

– Рос, – сказал он по-французски, – это пустое место. – Он даже меньше, чем ничто.

– Однако он хочет поймать вас, месье, он поклялся, что увидит вас на виселице.

Капитан Старлайт продолжал смотреть на нее не отрываясь, потом наконец медленная улыбка расплылась по его лицу.

– Ручаюсь, мамзель, что я вполне взрослый мужчина, способный сам принимать решение, какие поступки совершать, а какие нет. Поэтому не вы должны отвечать за мои действия, а я сам, даже если эти действия приведут меня на виселицу. – Он наклонил голову, а его нежные пальцы прикоснулись к ее губам, словно налагали печать.

Рене замерла. Казалось, его слова побежали вниз по спине, и от этого быстрого бега она вновь ощутила легкое покалывание. Грудь набухла, а плечо, к которому прикасались его губы, таяло как масло от их тепла. Сердце заколотилось, ноги ослабели. Ее чувственность проснулась в тот миг, когда его губы и язык прошлись по изгибу ее шеи к краю муслинового рукава.

— Капитан…

Его пальцы не слушались ее протестующего слова, которое она произнесла задыхаясь, и отодвинули муслин в сторону, обнажая атласный купол плеча. Он целовал нежную кожу, и она уже начинала терять способность о чем-то думать.

– Капитан, пожалуйста, – прошептала она. – Вы не долж–ны этого делать.

– Под этим , – он нахмурился, – вы имеете в виду вот это? – Он поцеловал ее в плечо и вернулся к чуткому изгибу шеи. – Или вы имеете в виду это? – Он притянул ее к себе за волосы, и его губы нашли ее рот.

Он целовал ее с дразнящей нежностью, и если и был какой-то вызов с его стороны, то только вызов удовольствия, яркого, чувственного, которое усиливалось с каждым неспешным движением его языка.

Она тихо застонала, и его пальцы еще глубже погрузились в густые волосы. Его язык завладел ее губами, он чувствовал их гладкие, нежные контуры… Когда он поднял голову, то увидел, что она изумлена его нерешительностью больше, чем если бы он схватил ее насильно.

– Как я уже сказал, – пробормотал он, – жизнь полна опасностей. Поэтому нужно жить как можно полнее, пока у нас есть возможность – ведь завтра может и не быть.

Глаза Рене расширились и потемнели, влажные губы хранили вкус его поцелуя.

– Вы говорите так, потому что на самом деле верите в это, месье, – спросила она, затаив дыхание, – или потому что хотите затащить меня в постель?

На сей раз улыбка не появилась на его лице: он был несколько озадачен ее непосредственностью.

– Я говорю так, потому что это принцип моей жизни… и потому что я очень хочу затащить вас в постель!..

Широко раскрыв глаза, она видела, как он снова наклоняется к ней, как его губы тянутся к ее губам, теплым и нежным. И они открылись, они ждали его страсти. Это всего на миг, думала она. Позволить ему совратить ее было бы еще большим безумием, чем совершить грабеж. Это было бы отвратительно и бесстыдно. Ведь она дочь герцога! Благородная королевская кровь Франции текла в ее венах, а он всего лишь вор. Человек, который жил, не думая о завтрашнем дне… У которого нет будущего. А у нее есть Антуан, она должна думать о нем и о Финне…

Ее здравый смысл потерял последний шанс на победу – спасительный шанс, – и Рене полностью погрузилась в огонь, чувствуя нестерпимые взрывы желания. Все горело у нее внутри. Она подняла руки и обняла его. Она поняла, что он принял ее капитуляцию, и застонала, почувствовав, что он с силой притянул ее к себе и его губы стали искать ее губ.

Это просто безумие, думала Рене. Но ее рот ждал его поцелуев. Рене крепко прижалась к нему, погрузилась в его объятия и, чего с ней никогда не было прежде, нетерпеливо возвращала ему поцелуи. И когда она почувствовала его плоть, вставшую между ними, она уже знала, что все, что произойдет дальше, будет для нее более важным, чем все опасности, какие несет с собой этот мужчина.

Чувство, овладевшее ею сейчас, не было теплом и неж–ностью. Это был голод, неприкрытый, откровенный голод плоти, и было отчаяние в ее ответе на его страсть; она горела в его огне, ее покоряла его храбрость.

Ее реакция оказалась сильнее, чем Тайрон ожидал. Он уже знал, что ее полные губы свежи и прелестны, но не думал, что они будут так страстны. Он знал, что она гибкая и мягкая, но не ожидал, что сам так воспламенится, как только она прижмется к его телу. Он собирался просто преподать ей урок, что значит затевать опасные игры с опасными мужчинами, но вместо этого вынужден был признаться самому себе: он безумно желает эту женщину.

Жакет и жилет он бросил в тень. Рубашка оказалась там же. Лихорадочным движением он обнажил ее плечи, муслин опустился вниз; его губы скользнули по нежной коже, оставляя за собой розоватый горячий след. Он отодвинул верхний край сорочки, и ему открылась сияющая белизна ее грудей. Сорочка полетела в темноту; он наклонился к Рене и припал к ее соскам, лаская их губами, и она закричала от наслаждения. Его руки скользнули вниз, к атласной наготе ее бедер, и он раздвинул их слегка, чтобы она почувствовала, как сильно он ее хочет.

Издав хриплый звук, похожий и на стон, и на рычание, он поднял ее на руки и понес к кровати, обрывая оставшиеся пуговицы, мешавшие ему.

Такая страсть потрясла Рене. Она почувствовала его дрожащие руки на своих коленях, а потом всю тяжесть его мощного тела. Она почти не дышала и не произносила ни звука. Но вдруг застонала, почувствовав слишком много плоти, слишком много огня, слишком много мышц на его спине, плечах, руках, бедрах. Его руки лежали под ее ягодицами и поднимали их выше при каждом энергичном ударе, и ей не оставалось ничего другого, как двигаться вместе с ним вниз-вверх, чтобы легче переносить силу его толчков.

Первый оргазм она испытала удивительно быстро, словно все вокруг взорвалось и яркий свет ослепил ее. Она задыхалась, но когда горячая волна прошла, ее плоть все еще оставалась напряженной, заставляя его действовать с еще большим рвением.

Ее крик, откровенный и естественный, вызвал в Тайроне новые ощущения: он чувствовал ее страх и недоверие. Ничего подобного не должно было случиться. Он не собирался терять контроль над собой. Его тело стало единым обнаженным нер–вом, мускулы напряглись и повлажнели, и он ощущал покалывание даже в кончиках пальцев на ногах. А когда она кричала снова и снова, ее руки, ее тело просили его, убеждали его, требовали…

Его тело выгнулось, и одним мощным движением он освободился от всего, что накопилось от дикой, раскаленной добела страсти.

Она все еще задыхалась, вздрагивала, а он уткнулся головой в ее шею, ошеломленный откровенным и полным предательством собственного тела. Даже руки, казалось, не хотели отпускать Рене, они гладили ее волосы, плечи, бедра.

Рене чувствовала каждое проявление нежности, словно это был единственный спасительный путь выжить, не погибнуть. Его плоть, думала она, – единственная твердь внутри ее, потому что остальная часть тела стала совершенно размягченной. Ее ноги переплелись с его ногами, и у нее не было сил освободиться от них. Ее руки сжимали его плечи и не собирались отпускать его. Она не знала, что скажет ему теперь, когда вспышка страсти прошла.

Рене только что легла в постель с абсолютно незнакомым мужчиной. Она не только не сопротивлялась, но и сама желала его, торопила его, у него даже не было времени снять брюки. Они спустились вниз, открывая бедра, и болтались вокруг колен. К своему глубочайшему изумлению, Рене и на своих ногах увидела чулки и подвязки, и, если она не ошибается, на правой ноге осталась комнатная туфелька…

Румянец залил щеки Рене, ее бросило в жар, и она подняла голову с плеча Тайрона. Темные завитки волос разметались на его висках. Он не был смущен поспешностью происшедшего и их полунаготой. Она могла бы поклясться, что он улыбается! Он поднялся на локти и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я должен сказать, мамзель, – прошептал он, – вы удивили меня.

Тонкая серебристая влажная полоска замерцала под ее ресницами, слезы стали собираться в уголках глаз. Он наблюдал, как они капают прямо на волосы, видел, как дрожит ее подбородок.

– Но это комплимент, уверяю вас. Если я и должен осудить чье-то поведение сегодня ночью, так это свое собственное, потому что я не всегда так… недисциплинирован. – Он поднял руку и пальцем снял слезинку.

Она снова покраснела с головы до пят и попробовала отвернуться, чтобы избежать пристального взгляда, но он не позволил ей.

Он взял ее лицо в ладони, как в колыбель. Ее волосы ниспадали серебряным водопадом, и он вздрогнул при воспоминании о том, как они только что лежали на его груди. Его жадный взгляд прошелся по стройной шее, потом скольз–нул на грудь, зрелую и полную. Ее белизна ярко контрастировала с темными зарослями на его груди. Он предполагал, что ее соски бледно-розовые – они такими и оказались: бледные, как розовая пудра, и мягкие, как бархат. Теперь они красные, как и ее губы, и хотя он был не из тех, кто извиняется за свои грехи, но сейчас он пожалел о собственной поспешности и грубости. Но он ничего не мог поделать, он попал во власть чувств, причем в полную власть, и не ожидал оказаться в таком восторге от этой женщины!

– Я ведь даже не знаю вашего имени, месье.

Его большой палец скользнул вниз по ее щеке.

– Тайрон. Этим именем вы можете называть меня вместо месье или Капитан. Оба кажутся довольно официальными в подобных обстоятельствах, вы не согласны со мной?

– Пожалуй, да.

– А я буду называть вас Рене. Мне разрешат?

Она секунду поколебалась, потом кивнула:

– Да.

– Мы решили доверять друг другу?

– Да.

– Полностью? Абсолютно?

Она испытующе посмотрела ему в глаза.

– Я не доверяю никому полностью или абсолютно. Только Антуану и Финну.

– Ах этот долговязый Финн! – Тайрон Харт улыбнулся, и его губы прильнули к ее губам, а потом – к завораживающей винно-красной родинке на груди Рене. – По-моему, его поведение тоже нельзя назвать образцовым, если он знал, что я здесь.

Рене закрыла глаза в ответ на его замечание – его губы добрались до ее сосков. Он покусывал их почти с примирительной нежностью, и она словно кормила его своей грудью и хотела растянуться под ним и мурлыкать как кошка.

– Он был бы не в восторге.

– Воображаю себе. – Его губы ласкали другую ее грудь.

Даже ослепленная натиском желания, Рене в один момент напомнила себе, какой противоестественной и неподобающей является эта связь. Однако страсть сделала свое дело.

– Если вас волнует мнение Финна, то, что бы он ни сказал или ни сделал, он никогда не предаст вас. Если только это не обернется для меня чем-то плохим.

Он отпустил ее сосок, мягко причмокнув, а потом долго, изучающе смотрел на нее. Он наклонился и губами коснулся гладкого живота Рене. Он снял с нее чулки и подвязки и после недолгой борьбы со своими штанами предстал перед ней совершенно нагим.

– Месье! – Она заволновалась, догадавшись о его намерении. – Вы думаете, это мудро?

– Нет. Я не думаю, что это мудро, мамзель. Я думаю, что это совершенно неблагоразумно – остаться здесь даже на минуту дольше. С другой стороны, – его руки раздвинули ее колени, и темная голова склонилась между ее бедрами, – как определить, что благоразумно, а что нет…

Рот Рене приоткрылся. Сейчас он был похож на кота, а она – на кувшин со сливками. Инстинкт подсказывал ей попробовать скользнуть вверх, но его руки держали крепко, а язык делал свою дьявольскую работу, он дразнил ее, и не было сил избежать его.

Глава 9

Рене услышала скрип кровати и почувствовала, что матрас сдвинулся. Она была в невероятном состоянии, переходя от сна к яви и наоборот, и ей не хотелось открывать глаза. Но она вспомнила…

В комнате было темно. Дрова в камине почти прогорели, остался пепел с красноватыми углями; этот свет позволял рассмотреть темную фигуру, блуждающую по комнате в поисках разбросанной одежды. Рене лежала на кровати совершенно обнаженная.

Осторожно, стараясь не двигаться, она отвела волосы с лица и заложила их за ухо. Даже этот слабый жест напомнил ей, что ее тело стало другим. Кожа на груди горела, она чувствовала каждую складку на простыне, каждый изгиб ткани, все тело ныло – эхо промчавшейся бури.

Он, конечно, загладил свою изначальную поспешность, подумала она. Не осталось ни одного дюйма на ее теле, который бы он тщательно не исследовал, ни одного секретного местечка, которое бы он не обнаружил, ни один крик, или вздох, или просьбу он не пропустил мимо ушей, – он исполнил все с галантной расточительностью.

Она скосила глаза на окно – было еще темно. Тайрону надо, конечно, подальше уйти отсюда, прежде чем наступит рассвет. Слуги просыпались рано, чтобы заняться хозяйством. Она могла бы успокоить его немного: ни один из них не отличался чрезмерной добросовестностью или рвением в работе. Даже Дженни поднималась по лестнице с горячей водой или чашкой шоколада, когда утро бывало уже в разгаре.

Рене положила голову на несмятую часть подушки. А другая подушка, обнаружила она, лежит под ее ягодицами; но она не стала задумываться, почему она там оказалась.

Тайрон подошел поближе к камину и наклонился, чтобы натянуть штаны. Она никогда не видела, как одевается мужчина. Мерцающего света хватало, чтобы разглядеть крепкие мышцы на его бедрах и ягодицах, когда он натягивал льняное белье. На мускулистых руках выделялись вены, а плоский живот был упругим и сильным.

Мощный великолепный торс – у нее даже перехватило дыхание при воспоминании о темных зарослях волос и об ударах его сердца под ее пальцами. Он хотел, чтобы она знала его тело так же, как он знал ее, и она коснулась его, вначале застенчиво, а потом все более и более смело, и от собственной смелости даже захватывало дух. Многочисленные шрамы на теле Тайрона потрясли ее. Широкие полосы на спине – вероятнее всего, от ударов плетью. Уродливые шрамы на бедре и на руке – следы пули и меча.

А Тайрон уже стоял в бриджах и сапогах и тряс рубашку, чтобы определить, где у нее полы, а где воротник. Он натягивал ее через голову и казался призрачным белым пятном на фоне темноты, а когда он начал передвигаться на ощупь, пытаясь отыскать еще что-то, она решила напомнить о себе.

– Можете зажечь свечу, месье, если вам трудно искать.

Он медленно выпрямился и повернулся в ее сторону.

– Я справляюсь. Но спасибо.

Она не высказала вслух свои подозрения, что у него, вероятно, большой опыт поиска одежды в темноте.

– Кстати… я доволен, что вы проснулись, мамзель, – сказал он. – Я тут поразмышлял кое над чем…

– И решили отвергнуть мое предложение? – Она закуталась в простыню и подтянула ноги к животу. – Я тоже думала об этом, месье, и полагаю, так будет лучше. Рос хочет вас поймать, и я боюсь, он преуспеет в этом, если вы возьметесь за мое предложение.

– Вы, кажется, потеряли веру в мои способности за прошедшие два дня?

– Не в ваших способностях я сомневаюсь. Я знала людей типа Роса и раньше; Париж был переполнен гражданами, которые готовы продать свою душу, самых близких друзей из-за голода или ради власти. Он убьет вас, если у него появится шанс.

– Если я не убью его первым.

Рене наградила его взглядом огромных глаз, в них была торжественность.

– Если бы вы хотели убить Роса, вы могли бы сделать это намного раньше. И я думаю, это вы теперь хотите заставить меня думать, что вы значительнее, чем на самом деле.

Из тени раздался тихий смех Тайрона.

– Так что же, теперь, по-вашему, мои способности оказались выше ваших ожиданий?

Он дразнил ее, но его слова задели ее.

– Я просто не хочу взваливать на свою совесть бремя ответственности.

– Я уже сказал вам, мамзель, я – не ваше бремя, не вам его нести. Поскольку с одной стороны у вас Рос, а с другой – Эдгар Винсент, я думаю, вам есть о чем волноваться.

– До сих пор я боялась собственной тени. Я только и думала о том, как бы убежать и скрыться. И повиноваться, словно кроткий ягненок, всему, что ожидает меня.

– Бегство похвально, мамзель, – твердо заявил Тайрон Харт. – И скрыться вы сможете. Но ничто не доставляет такого чувства удовольствия, как переиграть ублюдка в его собственной игре.

Рене покачала головой:

– Нет. Я освобождаю вас от договора, который мы с вами заключили. Вы вольны… торговаться в другом месте.

Белое пятно переместилось ближе к кровати.

– Вы меня освобождаете от данного слова?..

Ее щеки вспыхнули, но она владела собой.

– Да. Да, я…

– Это, – он указал рукой на кровать, – это ведь не повлияло на ваше решение, не так ли, мамзель?

Рене посмотрела на Тайрона и нахмурилась.

– Мне стоило крепко подумать, прежде чем допустить это.

– Ах да. – Он скрестил руки на груди. – Мы обсуждали сравнительную ценность наших шей. Так что вы скажете полковнику Росу?

– Я ничего ему не скажу. Вы не появились сегодня ночью, и наша встреча не состоялась, поэтому он должен предположить, что вы передумали, месье.

– Честно говоря, мне безразлично, обеспокоится ли Рос. Но как быть с вашим браком с Эдгаром Винсентом?

Рене крепче прижала простыню к груди.

– Я сказала вам, месье, что не намерена выходить замуж за человека, у которого на руках кровь. Меня здесь не окажется в любом случае.

Тайрон Харт задумчиво склонил голову набок.

– Где же вы будете?

– Так далеко, куда только Финн сможет нас увезти.

– Вас не волнует обещание Роса арестовать брата?

– Обещание должно утратить свою силу, потому что я ему помогала. Он не сможет обвинить меня, если его план провалится.

– Святая невинность, – пробормотал Тайрон. – Мамзель, неужели вы и вправду думаете, что это все, чего Рос от вас хочет?

Рене поежилась при воспоминании о Росе.

– Но они с Эдгаром Винсентом друзья.

– У Роса нет друзей.

– И у вас тоже, месье?

– У меня есть знакомства со взаимными интересами, – сказал он, секунду поколебавшись. – И имя…

– Пардон?

– Мое имя. Тайрон. Вы еще не забыли его?

На сей раз от его тона щеки Рене заалели.

– Я не забыла. Но поскольку я никогда не увижу вас больше и вы никогда больше не увидите меня, я думаю, лучше всего, если мы вернемся к официальному обращению.

Сейчас уже Тайрон не мог удержаться от улыбки, несмотря на внутреннее раздражение. Она сидела, словно в развороченном гнезде, среди простыней, и ее кожа, все еще ослепительно розовая после его ласк, и ее бедра, гладкие, как атлас… И что же – она прогоняет его?

Но пока он стоял и смотрел на нее, его уверенность вернулась к нему и он вновь почувствовал желание.

– Прежде чем я уйду, – произнес он негромко и спокойно, – могу я спросить, каким образом вы намереваетесь уехать отсюда? Вы сказали, что люди Роса наблюдают за вами, и я сомневаюсь, что он поручил охранять клетку по–следним дуракам. Рос далеко не идиот, хотя иногда он таким и кажется. Если встреча сегодня не состоится, он не станет молча пожимать плечами, уверяю вас. Ему не нужны неприятности, и если он заподозрит, что вы решили вести двойную игру, вы увидите другую сторону его натуры и весь остаток жизни будете кричать от ночных кошмаров.

– Но я выполнила свою часть работы. Я сделала все, о чем он попросил меня. У него нет никакой причины подозревать меня в чем-то.

– Пока драгоценные камни не исчезли.

– Я не понимаю.

– Все очень просто. Я думаю, стоит рискнуть. Мы должны встретиться сегодня вечером, как запланировано, и украсть драгоценные камни, как договаривались. Именно это я собирался сказать вам, и именно это я планирую сделать – с вашей помощью или без нее.

Простыня незаметно выскользнула из рук Рене. Она смотрела на Тайрона, открыв рот.

– Вы бы это сделали? Вы пошли бы на грабеж?

– Почему бы и нет? Драгоценности того стоят. И я был бы просто последним глупцом, если бы позволил пятидесяти тысячам фунтов уйти из-под носа. Но я понимаю, почему вы не хотели бы принимать участие в этом.

– Я должна думать о безопасности Антуана, – прошептала Рене.

– Конечно, должны.

– Если бы это касалось только меня…

– Вы бы надели черный плащ и треуголку и отправились бы грабить в одиночку?

Тайрон поддразнивал Рене, это было ясно, но Рене не обращала внимания.

– Рос придет в ярость.

– Люди в ярости совершают большие ошибки.

– А вы никогда их не совершаете, месье?

– О, я совершаю множество ошибок, мамзель. Я всего-навсего только мужчина. – Эти слова он пробормотал, глядя на обнажившиеся бледные холмики груди Рене. Его тянуло обнять ее снова, но это нарушило бы его правило, которое он считал главным, – никаких привязанностей.

– Хорошо, мамзель. – Его голос зазвучал бесцеремонно и деловито, он отошел от кровати. – Как я уже сказал, вам решать, остаетесь вы в игре или нет. Если выбираете «нет», то я бы предложил вам поскорее сворачивать свои дела и уезжать. На случай, если вы столкнетесь с трудностями, советую запомнить имя, которое я называл вам, – Джеффри Бартоломью. Кроме того, что он пишет письма на почте, у него есть маленький постоялый двор. Он мой старый товарищ по плаванию, не намного моложе вашего господина Финна, и он просто глупеет, когда видит красивых женщин. За обещание улыбки он примет вас и доставит в полной безопасности в Лондон или еще куда-нибудь, куда вы захотите. И наконец, желаю вам всего самого наилучшего и удачи во всех ваших делах…

Рене наблюдала, как Тайрон заправил рубашку в бриджи и надел жилет и жакет. Его движения, как ей показалось, были менее точными, чем прежде, словно он внезапно заторопился уходить.

– Месье?

Тайрон был уже в плаще и на полпути к окну, когда ее голос остановил его. Он слышал шелест простыни, скрип кровати. Она встала, прикрывая наготу.

– Я хотела бы тоже пожелать вам самой большой удачи, – добавила она шепотом по-французски.

Тайрон опустил глаза и смотрел вниз, когда ее рука легла на его руку.

Он с трудом оторвал ноги от пола и, собрав последние силы, рванулся к окну.

Глава 10

Прошел час. Непроглядная чернота ночи начала уступать розовому рассвету, а Рене все еще стояла у окна. Она так и осталась там, завернувшись в простыню, с тех пор как Тайрон ушел, и видела, как понемногу прибывает свет, обрисовывает деревья, поля, изгоняя тонкие слои тумана, поднявшегося от земли.

Он даже не поцеловал ее на прощание.

Она ничего и не ожидала от него, конечно. Он получил то, что хотел, и теперь возвращался к своим делам. Его работа – подкарауливать путешественников и грабить их; он жил за счет своего оружия и ловкости, он презирал опасность и бросал вызов судьбе и смерти.

Рене поспешила в гардеробную. Через несколько минут девушка оделась, а спутанные волосы собрала узлом на затылке.

Она чувствовала себя сейчас разбитой, помятой и, хотя тщательно вымылась с мылом и мочалкой, все еще ощущала на себе его запах.

Рене взяла свечу и пошла к двери, собираясь спуститься вниз и посмотреть, не проснулся ли кто-нибудь из слуг. Кроме того – и это показалось ей странным, – она захотела есть; остатки вина они допили вчера вечером, измученные жаждой, а также всю воду, оставшуюся в кувшине, не обращая внимания на привкус ржавчины.

Ручка, когда она покрутила ее, не открывалась, и ее бросило в жар – она вспомнила, что заперла дверь изнутри и вынула ключ.

Она зажала его в руке вчера вечером, но Тайрон поцеловал ее, и она забыла обо всем.

Рене встала на колени и стала шарить на полу в том месте, где он обнимал ее. Свеча, высоко поднятая над головой, освещала достаточно широкий круг, и она нашла ключ. Когда она подбирала с пола рубашку, платье и чулки, свет на секунду мигнул и внизу что-то блеснуло.

Это оказалась булавка для шейного платка. Тайрон не носил шейного платка, но он был одет как на прием и мог снять ее раньше, положить в карман или прицепить к отвороту, чтобы не потерять. Значит, она, должно быть, выпала или отстегнулась сама.

Рене подняла булавку и осмотрела ее в ярком пламени свечи. Это была дорогая вещь, и сделал ее настоящий мастер. Иголка золотая, а головка рельефная, с гребнем и щитом, который разделен на несколько ячеек четырьмя алмазами; одну из ячеек украшал сапфир.

Очевидно, Тайрон украл эту вещицу у очень богатого владельца.

Рене почувствовала, что ее кровь побежала по венам скорее, когда она приколола булавку к внутренней стороне ворота, и поспешила из комнаты. В холле было тихо как в могиле и было бы совсем темно, если бы не желтый круг света, отбрасываемый ее свечой. Она направилась к двери Антуана – это вышло само собой, – но потом передумала. Ему надо отдохнуть, очень скоро ему понадобятся силы.

Босиком через холл Рене пошла к Финну и, бросив осторожный взгляд в оба конца, тихо постучала в дверь.

Никакого ответа, нет ни света под дверью, ни единого звука изнутри. Она снова постучала и приложила ухо к полированному дереву двери.

– Финн? – позвала она.

Тишина.

Она снова огляделась и повернула дверную ручку, приот–крывая дверь, чтобы прошептать в щелку:

– Финн? Ты здесь?

Толкнув дверь ногой и открывая ее пошире, Рене подняла высоко над головой мерцающую свечу. Она увидела пустую, в полном беспорядке постель, и проскользнула в комнату. В четверть меньше ее собственной, по-спартански опрятная, комната была похожа на человека, который ее занимал. Обстановка простая, кровать узкая и жесткая, с запасным шерстяным одеялом, свернутым в ногах и уложенным поперек кровати. Узкое окно закрыто занавеской. Была и дверь, соединяющая комнату Финна через гардеробную со спальней Антуана.

– Вы что-то хотели, мадемуазель?

Голос Финна раздался у нее за спиной. Свеча едва не выпала из рук Рене, и она чуть не обожгла пальцы расплавленным салом.

Финн стоял в дверном проеме гардеробной в одной ночной рубашке и в колпаке. Бесформенная рубашка ниспадала до самых костлявых лодыжек, а ночной колпак сполз на ухо. В левой руке он нес свечу, а в правой – фарфоровый горшок.

– Вам что-то нужно, мадемуазель?

Она посмотрела на него через плечо.

– Как Антуан? Он хорошо спал? Он меньше кашляет?

Финн выгнул седую бровь.

– Он не кашлял сегодня, спал тихо, невинным сном младенца. Вы, смею предположить, не очень хорошо спали?

Ее сердце замерло: она подумала, что он пытается намекнуть на визит ночного гостя, но после следующих его слов поняла, что он слишком сонный для подобных тонкостей.

– Я неважно спала, – призналась Рене.

Финн приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но вспомнил про горшок в руке и наклонился, чтобы поставить его под кровать.

– Я не могу этого сделать, Финн. Это слишком опасно. Все может пойти не так, как надо, и Антуану придется расплачиваться за мою глупость.

Бровь Финна взметнулась вверх.

– Вы имеете в виду вашу договоренность с полковником Росом?

Она кивнула:

– Да. Я не могу пойти на это.

– Хорошо, благодарение Господу за это решение, мадемуазель! – Его плечи и все тело, казалось, обмякли от облегчения. – Я знаю, не мое это дело – вмешиваться, но, по правде сказать, я уж начинал опасаться, что придется предпринять кое-что решительное, чтобы привести вас в чувство.

Рене повернулась к окну и пальцем слегка отодвинула занавес. Она взглянула на холодный суровый пейзаж за окном и увидела далеко-далеко силуэт всадника, несущегося на лошади, и ей показалось даже, что она слышит его раскатистый смех.

Рене обернулась к Финну.

– Я намерена ехать в Лондон.

– В Лондон, мадемуазель?

– Оттуда суда отплывают в Америку, разве нет?

– В Америку?!

– В Америке нет гильотин, Финн. Папа часто рассказывал о Новом Орлеане. Он говорил, что это изысканный и элегантный город. Мы были бы там в полной безопасности.

– В такой же безопасности, как на земле, где живут краснокожие дикари и кровожадные пираты, – фыркнул Финн.

– Ты предпочел бы остаться здесь, где дикари белые, а пираты не менее кровожадные?

Не зная, что ответить, Финн поджал губы.

– Вопрос в том, как туда добраться. И дело не только в деньгах: плыть туда очень трудно, несколько недель, а то и месяцев, если судно собьется с курса.

Рене прикусила нижнюю губу. Когда они пересекали канал, Финн был совершенно зеленый. Кажется, он испытал гораздо большую радость от того, что ступил на твердую землю Британии, чем от благополучного побега из Франции.

– Мне жаль, Финн, но я думаю, что это единственное место, где мы можем спастись от моего дяди, от Роса и кошмаров революции. Антуану ничто не будет там угрожать.

Финн медленно кивал, нехотя соглашаясь:

– Конечно, вы абсолютно правы, мадемуазель. Мы должны позаботиться о благе молодого господина. Однако я все еще стою за то, чтобы малой кровьюрешить все наши серьезные проблемы. Но если желание ваше так сильно, поступим как скажете. Я уже, – добавил он, слегка откашлявшись, – проверил ящики лорда Пакстона, но, увы, они пусты. Если и есть тут что-то ценное, не сомневаюсь, что Пиджин держит все под замком.

Рене снова прикусила губу и, секунду поразмышляв, позвала Финна в свою комнату. Пока старый камердинер держал свечу, Рене встала на колени возле кровати и нашла на матрасе неровный шов, который был прежде распорот, а потом снова зашит. Она резко выдернула нитки, в лицо ей полетели перья: засунув руку внутрь, она достала маленький мешочек. Там бренчали две золотые монеты и скудная горстка серебряных ливров – все, что осталось от запасов, привезенных из Парижа зашитыми в подол нижней сорочки.

Но Финн смотрел не на монеты, которые она держала. Синие глаза Финна не могли оторваться от постели, от скомканных одеял и мятых подушек; они валялись на кровати, на полу, хотя Рене обычно спала, словно бестелесная, почти не оставляя вмятин, – даже трудно было догадаться, где она лежала. Старый камердинер уставился на девушку.

– Мария и Иосиф! – прошептал он. – Он снова был здесь, не так ли?

Не было никакого смысла отрицать очевидное, тем более когда он поднял свечу и поднес ближе, чтобы получше ее рассмотреть. И что он увидел? Взлохмаченные волосы, порозовевшую кожу и свет вины в глазах.

– Милостивый Боже! – воскликнул он – Он… вынудил вас?

Рене трудно было заставить себя не лгать, очень трудно, горячая волна окрасила шею и щеки.

– Нет. Нет, он не принуждал меня, – сказала она спокойно. – Я сама захотела украсть у него то, что могла.

– Украсть, мадемуазель? Я не понимаю, что вы могли у него украсть.

– Частицу его храбрости, наверное. Его смелости. Бесстрашия. И вот это, – добавила она, вспомнив про алмазную булавку для шейного платка. Дрожащими пальцами Рене отцепила ее от нижней стороны воротника и показала. – Это, должно быть, упало, когда он… когда он уезжал.

Финн смотрел на блестящую вещицу, но не прикасался к ней. Он отступил на несколько шагов и тяжело опустился на стул.

– Я… никогда не думал, что такое возможно. Заставить себя продаться этому… этому дорожному ястребу. Когда я просмотрел главное в вашем воспитании?

– Я не продавала себя, – спокойно возразила Рене. – Так случилось. Я никогда бы не пошла на подобное, я бы предпочла умереть.

Финн пристально посмотрел на Рене.

– Что вы подразумеваете под своими словами? Объясните.

Рене покачала головой и опустилась перед стариком на колени.

– Я стояла там же, на площади, с тобой и Антуаном, когда на маму напали солдаты. Я не побежала, чтобы попытаться ей помочь, потому что я тоже испугалась. Я видела, как они били ее, пинали, смеялись над ней, и я хотела за–кричать так же громко, как Антуан, но… я испугалась. Я видела все, я слышала все, я знала, что надо что-то делать, помочь ей, но… я не могла двинуться с места. Потом мне хотелось умереть. Умереть, и больше ничего. Но ты не позволил мне сделать это. Ты руководил мной. Я виновата в своей слабости.

Финн поднял костлявую руку с дрожащими пальцами и погладил длинные волосы Рене.

– Вы? – переспросил он хмуро. – В чем вы виноваты?

– В том, что я не похожа на свою мать. Что я не обладаю ее силой характера и ее храбростью…

– О Господи, дитя. И это давило на вас столь тяжким грузом все прошедшие месяцы? И поэтому, – Финн наклонился и неожиданно схватил Рене за плечи, – и поэтому вы согласились помогать полковнику Росу? Поэтому вы согласились на отвратительный брак? Потому что вы не смогли пожертвовать собой в Париже? Потому что живы, а ваша мать мертва, и… – Ему пришлось остановиться – его переполняли те же чувства, которые испытывала Рене.

Тридцатью годами раньше он помог Селии Холстед бежать от семьи, из Лондона, тайно, с Себастьяном д’Антоном. Это требовало мужества и хорошей подготовки: старый граф держал дочь под замком, за ней следили днем и ночью слуги и члены семьи. Ее ведь собирались благополучно выдать замуж за скрюченного подагрой престарелого герцога Лестера. В день свадьбы Финн занял свое привычное место кучера, но вместо того, чтобы ехать в церковь, он помчал невесту к берегу, где Себастьян приготовил судно и готов был поднять парус тотчас же, как Селия ступит на борт. Финн не собирался покидать Англию, но слуги графа гнались за ними, обстреляли судно с берега, и он убедился, что его новым домом должна стать Франция.

Он остался в семействе д’Антон и с тех пор занимался хозяйством, но все же никто и никогда не догадывался о реальной причине, по которой он предпочел другой берег канала. Никто, кроме Рене, которая заметила, каким он стал опустошенным после смерти ее матери. Он любил ее так глубоко, так искренне, так благородно, как настоящий мужчина может любить женщину, и пронес это чувство в своем сердце с тихим достоинством в течение более двух десятилетий.

– Никогда, никогда больше не говорите мне ничего подобного, мадемуазель. Я не хочу слышать этого снова. Никогда не давайте мне повода даже подумать, что вы сожалеете о том, что живы, иначе ее смерть, смерть вашего отца были бы напрасными. Пока вы пребываете в этом мире, они живы в вашей памяти, и никакие гильотины не способны предать их забвению.

Из-под густых ресниц Рене хлынули слезы. Увидев, что она плачет, Финн снова откашлялся и встал.

– Я согласен: оставим рубины. Самое лучшее для нас – это бежать отсюда подальше. Охранники уже не такие строгие, как раньше, хотя, конечно, нам есть о чем подумать: мы не должны вызывать у них беспокойство и уж тем более тревогу. Смею сказать, полковник Рос не обрадуется, что его развлечение сорвалось.

Рене подперла щеку рукой.

– Я надеюсь, он умрет от расстройства.

– Да. Хорошо бы. Но мне интересно, – Финн сделал паузу и огляделся, – как он все-таки пробрался сюда?

– Я не знаю, как он вошел, – проговорила Рене. – Он был… уже здесь. Он сказал, что это для него обычное дело.

Она умолкла, а Финн фыркнул:

– Надеюсь, что этот человек окажется таким же находчивым, когда его запрут в тюремной камере. А мы между тем последуем его примеру и просто выйдем через главный вход. Чтобы избежать подозрений, не возьмем никакого багажа – только то, что войдет в саквояж. Ваша задача, мадемуазель, – найти предлог для поездки в город. Пиджин, конечно, захочет увязаться за нами, как всегда, но… – Он нахмурился. – У вас остались снотворные порошки, которые дал доктор в Лондоне?

Рене кивнула и пошла за маленькими пакетами, которые лежали в коробке из сандалового дерева в ее гардеробной. Когда она вернулась, Финн снова приободрился.

– Мы сначала остановимся в кондитерском магазине и предложим ей сладости. Она наверняка расцветет, увидев маленькие белые кексы, пропитанные портером и сливками. В то время как вы будете осматривать следующий магазин, я подслащу ее чай, – он потряс один из пакетиков, – и полагаю, она здесь надолго задержится. Как только она заснет, мы направим карету на тихую улочку и наймем другой экипаж. К тому времени, когда голова ее прояснится, мы будем уже на полпути к Манчестеру.

– К Манчестеру?

– В Лондоне скорее всего нас и начнут искать, поэтому нам незачем туда ехать. Надо приготовиться и к погоне: они пустятся за нами следом тотчас, как обнаружится, что зайцы сбежали; но я думаю, основные силы бросят на юг, а не на север. – Финн замолчал, видя, что Рене не сводит с него глаз, и попытался утешить ее быстрой улыбкой.

Финн взял у Рене булавку для шейного платка и поднес к свету.

– Действительно, исключительная вещь. Этих камней хватит, чтобы заплатить за троих.

– Он назвал мне имя человека, который мог бы помочь.

– Кто?

– Месье Тайрон. Так зовут Капитана Старлайта.

Ноздри Финна вздрогнули от легкого презрения.

– Ирландец? Неудивительно.

Рене внимательно посмотрела на старого дворецкого.

– А разве ты не имеешь ничего общего с ирландцами?

Финн выгнул бровь и одернул ночную рубашку.

– Это не то, чем я хотел бы похвастаться, мадемуазель. Ирландцы – безумная, непредсказуемая порода людей, у них нет никакой самодисциплины, у них совершенно дикие понятия о том, что такое независимость.

При упоминании о самодисциплине на скулах Рене появились красные пятна. Ее взгляд вернулся к постели, к смятым простыням и раскиданным подушкам, туда, где она чувствовала себя столь же смелой и свободной, как и мужчина, страстно обнимавший ее.

– Разбуди Антуана, – спокойно сказала Рене.

Глава 11

Финн оделся быстро. Не прошло и получаса, как Дженни стояла в дверях с двумя ведрами воды, от которых шел пар. Бадью вытащили из гардеробной и поставили перед очагом, и пока девушка занималась водой, Рене упаковала гобеленовый саквояж.

Маленький мешочек с монетами Рене уложила первым, а чтобы они не звенели, она закутала их в чулки. Булавку с бриллиантами она спрятала в более безопасное место – приколола на нижнюю сорочку. Кроме маленькой коробки с лекарствами, щетками и гребешками, не было ничего такого, что ей хотелось бы взять с собой из этого негостеприимного дома.

По такому важному случаю, как отъезд, Рене решила надеть строгий наряд – юбка в английском стиле и облегающий верх. Корсет на китовом усе перехватил ее в талии и поднял грудь повыше, но платье, надетое поверх, спрятало ее от посторонних глаз. Юбка из синего бархата ниспадала от талии поверх нижних юбок, а стало быть, Рене обеспечено тепло во время путешествия. Кроме того, поверх платья девушка надела простой редингот с застежкой под подбородком, чтобы не привлекать любопытствующих взглядов в пути.

Дженни принесла еще воды и чашку густого шоколада, который должен утолить голод до самого завтрака. Это был горький напиток, почти невыносимо горький и плохо размешанный. Но Рене проглотила его, повинуясь распоряжению Финна съесть как можно больше, потому что никто не знает, когда им удастся поесть в следующий раз. Возможно, это произойдет не сегодня.

Рене думала не только о еде, когда очень осторожно вступала в бадью с горячей водой. В большинстве гостиниц на постояльцев, которые требовали ванну, смотрели так, будто у них три уха, и Рене была почти уверена, что о такой роскоши на борту океанских судов не слышали. Бадья была небольшая, в ней можно было только сидеть, подтянув ноги к самому подбородку, однако вода горячая и мыло пахло свежестью. Рене надеялась смыть с себя воспоминания о прошедшей ночи.

Но напоминанием была кровать. Рене поправила простыни и одеяла, вернула подушки на место, но стоило ей опять взглянуть на постель, как в памяти возникали два переплетенных нагих тела в бешеном ритме страсти. Рене снова чувствовала руки Тайрона на бедрах, его губы на своей груди. Она закрыла глаза.

– Мэм?

Дженни стояла рядом с полотенцем в руках, ожидая, когда Рене закончит омовение. Вода остывала быстро. Рене вздрогнула, вставая; ее тело блестело от солнечного луча и огня.

– Вы хотите надеть синее? – спросила служанка, указывая на платье Рене, лежащее поперек кровати.

– Да, пожалуй. Я собираюсь в Ковентри.

– О-о, там ярмарка. Все торговцы лентами слетятся туда показать свой товар. – Девушка вздохнула, расчесывая спутанные влажные волосы Рене. – Хотела бы и я поехать, но госпожа Пиджин говорит, что у нас нет на это времени. Она говорит, что там всякие шлюхи запасаются лентами. Шлюхам и француженкам надо ловить себе богатых му… – Она не договорила и замерла, открыв рот, потом крепко сжала губы. – Простите, мадам, – пробормотала Дженни через несколько секунд. – Вы же племянница лорда Пакстона – значит, не целиком француженка, да?

Рене искоса взглянула в зеркало, которое висело позади бадьи. Ее волосы были уже почти сухие и развевались, потрескивая, когда Дженни расчесывала их перед очагом. Да, с такими волосами трудно остаться незамеченной.

Сейчас она приказала Дженни уложить волосы в толстую косу короной вокруг головы. А короткие локоны у висков и на лбу можно было завить нагретыми щипцами.

В то время как Дженни занималась бадьей, воду из которой надо было вылить в окно, Рене отнесла поднос со щетками и гребешками в гардеробную и смахнула их в саквояж, прежде чем поставить его незаметно в угол. Булавку она переместила на сорочке так, что она оказалась в ложбинке между грудями.

Оглядевшись по сторонам в последний раз, Рене пошла через холл к комнате Антуана. Дверь холла открылась прежде, чем она успела постучать, и они с Финном подпрыгнули от неожиданности.

– Прощу прощения, – быстро проговорил камердинер. Он смотрел поверх ее плеча и нахмурился, когда увидел через открытую дверь Дженни – горничная стояла в комнате Рене. – Их милость не с вами?

– Нет. Я пришла посмотреть, достаточно ли хорошо чувствует себя Антуан, чтобы спуститься к завтраку. – Она облизала губы и умолкла, отлично зная, что служанка все слышит. – Я надеюсь, он вполне может сопровождать меня в город.

Финн видел, как Дженни вышла из комнаты с пустыми ведрами и влажными полотенцами.

– Я уверен, он скоро спустится, мадемуазель. Подготовить карету?

– Пожалуйста. К одиннадцати часам.

Финн слегка поклонился.

– Как угодно, мадемуазель.

Комната для завтраков находилась в дальнем конце западного крыла, над кухнями. Стены ее были окрашены в сочный желтый цвет. Эффект от солнечного света и ярких стен был ошеломляющим, на миг Рене показалось, что она совершенно ослепла; но, увидев Антуана в конце длинного обеденного стола из вишневого дерева, она облегченно вздохнула. Правда, радость ее длилась недолго.

В комнате, кроме Антуана, оказалось четверо мужчин, один из которых, увидев Рене на пороге, немедленно вскочил и покраснел так сильно, что его щеки стали напоминать помидоры. Девушка почувствовала, что сердце ее оборвалось: она узнала капрала Чейза Мальборо, волонтера из Ковентри, молодого и очень серьезного офицера, адъютанта полковника Бертрана Роса.

Рос сидел спиной к яркому свету, лившемуся из окна, но ошибиться было невозможно: это он. Он был в форме, казавшейся ярко-красной на свету, рыжие волосы спрятаны под белым париком, и его улыбка, когда он обнажил два ряда неровных зубов, сверкала уже знакомым восхищением.

– Ах, мадемуазель д’Антон. Истинное удовольствие видеть вас в столь ранний час. Мы только что обсуждали празд–ные привычки молоденьких красивых женщин, которые не думают ни о чем и спят до полудня. Что скажете вы, Эдгар?

Потрясенная Рене медленно повернулась к третьему мужчине, который только теперь, с опозданием, следуя примеру Роса, встал. Эдгар Винсент был высокий, широкоплечий, сильный. Черты лица его были грубые, выражение тупое, брови срослись в одну черную линию, а карие глаза казались просто унылыми. Он не урод, но его не назовешь приятным мужчиной. Его манеры натянуты, речь вульгарна.

Рене почувствовала холодный взгляд. Лицо Винсента выражало явное разочарование – наверняка ему не понравился ее наряд. В их первую встречу он осматривал ее, будто покупал лошадь; казалось, вот-вот он проверит зубы и твердость икр на ногах. Сейчас губы кривились, а взгляд впился сначала в прическу, потом переместился на скромный вырез платья, которое, вероятно, показалось ему жеманным.

– Присоединяйтесь, дорогая, – сказал Рос, указывая на свободное место напротив. – Мы только что одержали незначительную победу над скупостью госпожи Пиджин, потребовав чего-то более существенного, чем каша и ветчина.

Краска, еще недавно заливавшая щеки Рене, исчезла так быстро, словно ей вскрыли вены. Она не видела Роса и не получала от него никаких известий после встречи в гостинице. Она была благодарна за отсрочку, но ясно видела по хищному свету янтарных глаз, что он не забыл тот инцидент.

– Да, присоединяйтесь к нам, – повторил за Росом Винсент, нетерпеливо помахав рукой.

Она посмотрела в тусклые карие глаза и внутренне вздрогнула от отвращения, но голос не должен был ее выдать:

– Я… спустилась лишь за Антуаном. Финн готовит коляску, чтобы отвезти нас в город. У меня есть дела…

– Они могут подождать, я уверен, – прервал ее Рос, нахмурившись. – У нас тоже есть дела, которые заслуживают гораздо большего внимания, чем ваши – разъезжать по городу и делать покупки. Мальборо, ради всего святого, если ты собираешься упасть в обморок, то по крайней мере прояви галантность, прежде чем упадешь.

Капрал действительно остолбенел при виде Рене и, торопясь выдвинуть для нее стул с высокой спинкой, нечаянно задел ее. Он казался почти мальчишкой, слишком юным, чтобы носить военную форму, – восемнадцать или девятнадцать лет, не больше; у него были круглые щенячьи глаза и гладкие щеки без всякого намека на щетину. Он был, возможно, на дюйм выше Рене, но смотрел так, как будто с радостью опустился бы на колени, если бы она потребовала.

– Мадемуазель, – произнес он почтительным шепотом.

Рене подошла к стулу, когда четвертый, наиболее прожорливый джентльмен фыркнул и чертыхнулся, а потом принялся оттирать пятнышко жира, брызнувшего на манжету.

– Разрази меня гром! Кто оставил ложку под таким углом! Смотрите, рукав испорчен, а еще нет десяти утра!

Рос бросил насмешливый взгляд в его сторону:

– И вы уже в третьем костюме за нынешнее утро.

– Серый я выбрал, доложу я вам, из-за погоды. К тому же коричневый нехорош с этими ботинками, а черный – просто пародия. Повсюду болтаются нитки. Морщит в швах. Если бы меня заранее предупредили о вашем приезде… – Фраза повисла в воздухе, а он огляделся и энергично поднял голову, чтобы впервые обратить внимание на Рене. – Мамзель, вы должны простить нашу невоспитанность. Меня подняли ни свет ни заря и посадили в карету. Я даже не успел испытать удовольствия от бисквита и чая, а мне было просто необходимо подкрепиться, чтобы сразиться с бессонницей. Чертов зуб, чтоб вы знали. Он мучил меня, даже когда я попытался жевать гвоздику. Разрази меня гром, если я не пошлю сейчас же человека поймать в реке лягушку и не привяжу ее к своей голове!

Все молчали, но любопытство возобладало над Винсентом, и он спросил:

– Ради Бога, зачем вашей голове лягушка?

– Ну, говорят, она помогает от зубной боли или от мигрени, и очень быстро.

Рене почувствовала, что ее сердце замирает в груди. К счастью, не одна она следила пораженным взглядом за джентльменом, когда он нес тарелку к дальнему концу стола, продолжая разъяснять лекарственные свойства лягушек и жаб.

Она была даже благодарна ему за длинную тираду, потому что его безумная речь давала ей время хотя бы отчасти оправиться от удара.

Нет, ничего знакомого в его облике не было. Если бы она встретила его на улице, то никогда бы не посмотрела на него дважды. И никогда бы не узнала в этом чопорном типе мрачно-красивого, опасного мужчину, который явился к ней через окно ее спальни.

От манеры, в которой он произнес слово «мадемуазель», ее руки покрылись гусиной кожей. Произношение было такое, что никто не мог бы его скопировать: он сказал «мамзель». Капитан Старлайт, ее призрак, полуночный любовник, оставивший ее в незабываемом восторге от великолепных мускулов, первородной силы и неоспоримой мужественности.

Что он здесь делает? Почему Тайрон оказался рядом с Росом и Винсентом? В одной компании?

В панике Рене оглядела стол.

– Вы, конечно, не можете ничего сказать, – промолвил Рос. – Все эти глупости о достоинствах лягушек стали уже привычными, правда, несколько утомительными, но ради гармонии в нашей работе можно и потерпеть. Но, я полагаю, вы должны познакомиться с этим джентльменом. Мадемуазель Рене д’Антон, я имею честь представить вам господина… Тайрона Харта, эсквайра.

Позже она поклялась бы, что Тайрон семенил ногами, когда шел к ней, чтобы отвесить низкий поклон и прикоснуться к ее руке.

– Мамзель, – сказал он, прикоснувшись губами к ее ладони, – ручаюсь вам своей честью, что во всем происходящем сейчас виноваты эти два господина. Они вытащили меня из постели в безбожно ранний час. Но с этим я уже смирился. Для вас же обнаружить банду бродяг, явившихся без всякого предупреждения, тяжело, не правда ли? Прошу вас принять мои самые искренние извинения, мамзель. Я никогда бы не одобрил подобное вторжение, если бы узнал об их намерениях заранее.

Когда Рене улучила момент и заглянула Тайрону в глаза, ей показалось, что она видит в ясных серых глубинах поддержку, а она ей сейчас так нужна, чтобы вернуть на место словно с цепи сорвавшееся сердце.

– Не стоит извиняться, месье, – сказала спокойно Рене. – Я уверена, ничего нельзя было изменить.

Он отвесил еще один поклон и возвратился на свое место. Рене заметила некоторую натянутость в его поведении и поняла, что он не был уверен в ее первой реакции.

Зная, что теперь она не одинока, чувствуя, как замешательство и паника понемногу отступают, Рене положила дрожащие руки на колени и изобразила вежливую улыбку, обращаясь к Винсенту:

– Вы должны простить мне мое удивление, месье, поскольку мы не ожидали вас до конца недели.

– У меня были дела в Уорике. Пришлось уехать из Лондона скорее, чем я предполагал.

– Понимаю. – Она облизнула губы. – А мой дядя?

– Я слышал, подагра снова скрутила лорда Пакстона, – объяснил Рос, – и это служит ему оправданием, чтобы устраниться от чрезвычайных дебатов в палате лордов, и потому вам не стоит удивляться, если вы увидите его только завтра или послезавтра.

– Это правда, – спросил Харт, прикладывая салфетку к губам, – что там ничего существенного, кроме ссор и препираний политиков, в эти дни не происходит? Я слышал, будто Фокс требует, чтобы наша армия вернулась домой из Франции, в то время как господин Уильям Питт настаивает совсем на другом: он утверждает, что мы должны послать наш флот в Средиземноморье до того, как этот выскочка Наполеон приберет к рукам всю Италию и станет серьезной угрозой на наших торговых путях.

– Я не политик, сэр, – заявил Винсент. – Но я за то, чтобы дать коленом под зад кому надо, а наша армия это и делает.

– Я хочу, чтобы вы знали, сэр: я действительно очень беспокоюсь, и я полностью согласен с господином Питтом.

Даже Рос, казалось, удивился:

– Вы за то, чтобы война развернулась на двух фронтах? Вы за то, чтобы оставить наши берега абсолютно открытыми для нападения, отослав флот защищать полоску земли за тысячу миль отсюда?

– Не только землю, дорогой друг. Тот, кто командует Италией, командует Средиземноморьем, а мы не можем себе позволить долгое время не торговать с нашей Индией. Ну, самое малое, чего мы можем лишиться из-за дьявольской француз–ской блокады, так это модных шелков. Клянусь, смешно сказать, но мы уступаем итальянцам и испанцам даже в качестве кружев и серебра. Стоит только взглянуть на это. – Харт вытащил кружевную манжету из рукава камзола. – Сделано не более чем в десяти милях отсюда, а какой непрезентабельный вид! – Он презрительно цокнул, на сей раз в абсолютной тишине, повисшей в комнате.

Винсент взглянул на Роса, незаметно кивнув в сторону эсквайра.

– Это абсолютно необходимо?

– Боюсь, что да, особенно если мы надеемся на успех нашей операции – захватить Капитана Старлайта. До сих пор нам не хватало добровольцев в этом деле, и глупо отказываться даже от самой малой возможности, если она подворачивается.

Рене не могла удержаться от изумленного взгляда: Tайрон снова обращался к Росу, указывая вилкой, что его рот набит пастернаком и он не может говорить.

– Кажется, я снова виноват: я сделал одно упущение, – вздохнул Рос. – Я забыл упомянуть, что господин Харт – наш уважаемый дорожный инспектор, и потому, кроме, может быть, Капитана Старлайта, нет другого человека в этих пяти округах, который знает каждый холм, каждую рытвину на всех дорогах отсюда до Лондона.

Глава 12

Рене обратилась к полковнику:

– Прошу прощения, месье?

– Я говорил о том, что вы упомянули о своем намерении уехать сегодня из Гарвуд-Хауса. Ничего срочного?

– Нет. – Она перевела дыхание. – Нет, я… я слышала, что сегодня в городе открылась ярмарка, и подумала, что Антуану не мешало бы побывать там, посмотреть. Он неважно себя чувствовал в последние несколько дней и…

– И вы намеревались поехать одни? Без эскорта?

– Госпожа Пиджин поехала бы с нами. И Финн.

– Конечно. – Рос нахмурился. – Я спрашиваю лишь потому, что произошел еще один инцидент на дороге.

– Карету подстерегли на дороге в Латтеруорт, вчера вечером, и довольно рано, – пояснил капрал Мальборо. – Некоторые свидетельства указывают, что, возможно, это снова работа Капитана Старлайта.

– Возможно? – Рос поднял бровь.

Молодой офицер вспыхнул.

– Есть некоторые сомнения в том, что именно он совершил преступление. Грабеж был слишком жестокий по своему характеру и совершенно не похож на его прежние налеты.

– По вашему мнению.

– По м-моему мнению, да, сэр.

– Которое я не принимаю.

Мальборо побагровел, лицо его напряглось, и он уселся на стуле так прямо, словно проглотил аршин.

– Грабитель ужасно избил одного пассажира пистолетом, – продолжал Рос, – а другого подстрелил. И все это из-за скудной поживы – трех гиней и дешевой булавки для шейного платка.

– Какой ужас! – воскликнул Тайрон. – Вчера вечером, вы говорите? И довольно рано? Выходит, теперь опасно даже на обед отправиться или поиграть в вист?

– Я усилил патрули, – заверил его полковник Рос.

– Вчера вечером у меня был разговор, – хрюкнул Винсент. – С бригадой ваших слишком энергичных служак, по дороге в Берквелл.

– Там было десять человек, – Рос побледнел, – они просто выполняли свои обязанности. Если бы вы побеспокоились заранее и сообщили бы мне, что должны прибыть в Ковентри очень рано, это могло бы уберечь вас от такого неудобства, как сопровождение в штаб, где меня, как обычно, окружили задержанные джентльмены, заявлявшие о своей невиновности и о произволе тех, кто их сюда доставил.

– Если вы полагаете, что я намерен предъявить вам счет за каждую проведенную там минуту, – Эдгар Винсент пристально посмотрел на Роса, который пожирал взглядом Рене, и хлопнул по столу, – то вы имеете дело с тем, кто знает, что надо делать.

Рос только улыбнулся.

– Скажите, – он наклонился вперед и поставил перед Рене серебряную фляжку, – вы, случайно, не знаете, кому она принадлежит?

Рене собрала все оставшиеся силы, чтобы выражение ее лица не изменилось. Ей незачем было осматривать серебряную фляжку – Финн оставил ее в гостинице после того, как стукнул Роса по голове подсвечником.

– Если вы знаете, – продолжал Рос, – я с превеликим удовольствием верну ее владельцу.

– Нет, – пробормотала она. – Боюсь, я даже не представляю, месье, чья это вещь.

Он впился пальцами с уродливо обкусанными ногтями в серебро и многозначительно взглянул в сторону Антуана.

– А ты, мальчик? Не видел ли этого предмета прежде?

Пораженный, что кто-то заметил его, сидевшего в конце стола, Антуан поднял ясные синие глаза от фляжки, которую он видел слишком часто, чтобы не узнать ее, и пристально посмотрел на полковника.

Если бы даже булавки загнали мне под ногти и вырвали ноготь большого пальца, я все равно не сказал бы ничего.

– Что он ответил? – вежливо обратился к Рене Рос.

– Он сказал «нет», месье. Эта вещь ему не знакома. Он никогда ее прежде не видел.

– Разрази меня гром, это же прекрасной работы вещица, – заявил Тайрон. Он потянулся и вырвал флягу из рук Роса, поворачивая ее к свету и стараясь разглядеть клеймо. – Английская работа, я клянусь. Викс… или, возможно, Нетертон. Вы уверены, что вы ее не выиграли, полковник?

– Нет уж, благодарю вас, я предпочитаю сам ковать свою удачу, а не полагаться на то, как лягут карты или кости.

– Жаль. А мне везет с козырями. Но умоляю, скажите мне, вы не забыли насчет суаре, которое состоится сегодня вечером в Фэрли-Холле? – Он снова посмотрел на Рене. – Я прошу вас пообещать, мамзель, что вы тоже будете там, поскольку я должен знать, что найдется дружеская рука, на которую я могу опереться и спастись.

– От чего вас надо спасать? – грубо спросил Винсент.

– О мой Бог, кажется, леди Вулридж намерена соединить меня с ее дочерью. Вы должны знать эту особу – у нее усы такие же роскошные, как у моего двоюродного дедушки Горацио.

Рене впервые слышала о предстоящем приеме и собиралась сказать об этом, но ее опередил полковник Рос:

– Действительно, Эдгар только что сообщил мне, что сегодня вечером опять соберется компания у лорда Вулриджа. И он намерен отыграть тысячу гиней, которые он потерял в последний раз.

– Да? – Тайрон выкатил глаза и уставился на Винсента. – У него играют, как известно, несколько дней подряд. Я благодарен небесам, меня никогда не тянуло играть в кости, – он сложил пальцы ковшиком, словно собирался подбросить невидимые кубики, – хотя, говорят, это приносит хорошую прибыль.

Рос стиснул зубы и обратился к Рене:

– Вам незачем беспокоиться, что вы окажетесь заложницей у Вулриджа до окончания партии. Я думаю, что Эдгар не будет держать вас там до полуночи, мадемуазель.

Сердце Рене гулко ударилось еще раз, прежде чем окончательно успокоиться. Так вот почему они явились сюда! Чтобы удостовериться, поедет ли она на свидание с Капитаном Старлайтом.

– Вероятно, я должна найти Финна и сообщить ему об изменении наших планов, – спокойно сказала Рене.

– М-м. – Рос проглотил горячий чай, прежде чем ответить. – Позвольте мальчику уйти: он, кажется, закончил завтрак, а наша беседа будет для него невероятной скукой. Мальборо тоже может отправляться с ним. Заберите мальчика и… покажите ему лошадей.

Антуан подождал знака от сестры – она кивнула – и выскочил из комнаты, как ошпаренный кот. Капрал поднялся и, ступая более спокойно, последовал за ним, хотя было совершенно очевидно, что он обижен на столь небрежное обращение. Харт шумно вздохнул.

– Я все еще пребываю в недоумении: мне не ясно, зачем меня подняли в столь ранний час. Конечно – ха-ха! – вы же не предполагаете, что я возьму петарду и присоединюсь к охоте на этого жулика Старбрайта или как там его? Разрази меня гром, если я могу вспомнить, когда в послед–ний раз держал в руках пистолет.

– Вы предпочитаете шпаги, не так ли? – сухо поинтересовался Винсент.

– Я согласен, что рапира не годится для джентльмена. Увы, я не могу похвастаться чрезмерным умением владеть любым оружием, к сожалению. – Выражение боли появилось на лице Тайрона Харта, когда он стал массировать запястье. – Неудачный перелом в детстве оставил меня с печальной слабостью в кости. Но я, – добавил он энергично, – каждый месяц получаю сведения о самых последних методах и стилях ведения дуэли.

Винсент заерзал на стуле и стрельнул глазами в сторону Рене, а полковник только засмеялся:

– Не бойтесь, Харт. Единственная помощь, которая от вас требуется, – это ваши дорожные карты. Признаюсь, я бы и не вспомнил о вас, если бы не прослышал о ремонте, который вы произвели недавно на Бирмингемской дороге.

– Ах да! Все пребывало в ужасном беспорядке, должен признаться. Ямы могли проглотить карету со всеми четырьмя колесами и пассажирами, а денег на свежий гравий не–откуда было взять. И так длилось до тех пор, пока граф Кенилворт, проезжая там в одно дождливое воскресенье, не прикусил язык. После этого нашлись и рабочие, и гравий. Но карты, – напудренные ресницы опустились, изображая скромность, – они, по всеобщему признанию, лучшие из когда-либо существовавших! Они сообщат вам все до мелочей, все, что вы хотите узнать, и не только о дороге, но и о прилегающей территории. Если бы вы разрешили мне остановиться в моей конторе, они уже были бы здесь, лежали бы перед вами, но вы приказали мчаться сюда во весь опор! – Харт подчеркнул эти слова, размахивая вилкой и вычерчивая ею в воздухе цифру восемь. – И поэтому мне пришлось послать моего человека Дадли за ними. Он скоро привезет их, я вас уверяю.

– Этого калеку? – вскинулся Винсент.

– Он слегка прихрамывает, да, верно, – подтвердил Харт, взглянув на кончик носа Эдгара Винсента. – Но это никоим образом не отражается на его умственных способностях. Должен признаться, что именно его художественные способности позволяют нам держать столь высокие цены на наши проекты и ремонтные работы.

– Я рассчитываю на вас, сэр: эти карты необходимы нам для главной цели – поимки Капитана Старлайта, – заявил Рос. – Чтобы сделать это, мы должны знать о каждом дереве в роще, о каждом выступе скалы, о каждом, возможно, опасном или скрытом месте. Обо всем.

– Именно так. – Тайрона, казалось, сейчас больше интересовало яблоко, которое он разрезал. – И где, смею ли я узнать, намечено устроить развязку?

– Я не могу сказать точно, – ответил Рос, – да и было бы опасно называть точные координаты. Но вы можете за–ключить пари, если хотите: я вам заявляю совершенно опре–деленно, что он будет пойман в пределах границ округа, и произойдет это не далее чем в предстоящие две недели.

– Как интригующе. И как дразняще неопределенно.

– Неопределенность необходима, я полагаю. Любая точка в радиусе пяти миль от Говард-Хауса и в радиусе десяти миль от Ковентри подходит для этого. Мы должны уяснить из ваших карт и вашего замечательного знания местности, какие объекты являются наилучшими для успеха нашей операции.

– Но как вы можете угадать, на какую коляску или карету, на какой именно дороге и в какую ночь бандит совершит налет? Насколько я понимаю, трудность заключается в том, что он чрезвычайно, раздражающе непредсказуем.

– Я уверен, на сей раз его жадность поспособствует нашему успеху. Приманка, которую мы предложим ему, слишком соблазнительна, он не устоит.

– Ах! Я понимаю. Хорошо, да. – Тайрон сделал паузу, пытаясь снять языком с нёба прилипший кусочек яблока. – Естественно, я сделаю все, что в моих силах, дабы помочь вам. Я попробую мыслить так, как делал бы это бандит с большой дороги.

– Чрезмерно сильное напряжение, я полагаю, – сказал Рос, снова улыбаясь. – Но попробуйте, если вам нравится игра…

– Игра? – Напудренные брови взметнулись вверх, и Тайрон Харт восхищенно всплеснул руками. – Если я правильно понимаю, то я выиграю приз?

Винсент внезапно вскочил на ноги.

– Я дам тебе приз, ты, проклятый сутенер! Я заставлю тебя держать язык за зубами! – Он бросил льняную салфетку на стол и впился яростным взглядом в Роса. – Я хочу поговорить с вами наедине.

– Нельзя ли подождать еще пять минут?

– Нет. Нельзя.

Рос подождал, пока он выйдет, сердито топая, из комнаты, а потом аккуратно отложил вилку и нож в сторону.

– Прошу прощения. Я ненадолго.

Он был явно раздосадован, покидая комнату вслед за Винсентом. Дверь за ними закрылась, сердитые шаги гулким эхом отзывались по деревянному полу. Пока шаги не стихли, ни один мускул не дрогнул на лицах Рене и Тайрона. Его глаза сторожили дверь, а ее – не отрывались от лица Капитана Старлайта; она была совершенно очарована им в этой фантастической ситуации. Часы отсчитывали секунды, надо было что-то сказать, и когда Рене обратилась к нему, в ее голосе были гнев и изумление.

– Я не могу поверить в вашу безрассудность, месье, – прошептала она. – Неужели никто не догадался?

– Никто в последние четыре года, с тех пор как я купил эту должность, – мрачно признался Тайрон Харт. – И это не моя идея – явиться сюда сегодня, мамзель. Я едва успел войти в свой дом через черный ход, когда они стали колотить в парадную дверь. Я потерял, наверное, пять лет жизни, когда карета свернула к вашему дому, – они ведь не сообщили мне, куда мы едем, и я подумал, что уже слишком поздно делать что-нибудь, чтобы не навести их на подозрения. Мне… – Он сделал паузу, чтобы сказать с жаром: – Мне искренне жаль, Рене. Если бы я мог избавить вас от этого! Хотя, должен признаться, вы держались очень хорошо. Лучше меня, уверяю вас. У меня душа ушла в пятки.

– Я едва не упала в обморок. Чуть не выдала вас…

– Но вы ничего такого не сделали, – пробормотал он. – Вы держались очень храбро, и я отчаянно хочу вас поцеловать прямо сейчас.

Рене в ужасе посмотрела на Тайрона.

– Вы не должны даже произносить ничего подобного. И тем более помышлять об этом. У вас сейчас очень трудная задача, и знать, что… – Она закрыла глаза.

– Я сказал правду, Рене, у меня не было никакой возможности вас предупредить. – Тайрон ждал момента, когда девушка откроет глаза, но она не открывала их, и он подался немного вперед. – Храбрая, маленькая, моя маленькая.

Она открыла глаза и посмотрела на Тайрона. Сумасшедший тип: ни страха, ни даже испуга. Ни капельки. Она попробовала вдохнуть глубже, но не позволял корсет: он слишком туго стягивал ее, а в комнате стало душно и жарко.

– Это вы ограбили ту коляску вчера вечером?

Его лицо мгновенно окаменело.

– Вы имеете в виду, что я поколотил одного человека, потом подстрелил другого, а затем приехал сюда, чтобы провести с вами всю ночь?

Она прижала руку к лифу платья, пальцы вспыхнули на синем бархате, словно бледная звезда. Булавка шейного платка уколола ее нежную грудь.

Тайрон внезапно вскочил.

– Вставайте, прогуляемся.

– Г-где?

– Где-нибудь, не важно.

Он не позволил ей отказаться, подхватил ее под локоть и поднял на ноги.

Выйдя на открытый воздух, где оказалось заметно холоднее, Рене смогла наконец отдышаться, бледность отступила, и щеки порозовели.

Дойдя до середины коридора, он направил ее к ряду закрытых дверей и, быстро оглядевшись по сторонам, завел в одну из комнат. Рене хотела что-то сказать, но Тайрон приложил указательный палец к своим губам. Удовлетворенный тем, что никто их не заметил, он подошел к Рене, которая дрожала возле двери, и, нежно прислонив ее к стене, поцеловал.

– Притворяетесь? Играете? Да ради Бога! – Каблуки Винсента отпечатались в гравии, камешки захрустели. Он подошел к своей карете. – Этот проклятый сутенер изображает из себя мужчину!

Рос на секунду остановился возле двери кареты, потом поднялся на ступеньку и присоединился к Винсенту, который уже устроился на удобном сиденье. Винсент наклонился вперед и толкнул потайную дверцу. Она скользнула, и взглядам пассажиров явилась ниша, где находились бокалы с золотым ободком и бутылка.

– Коньяк, – хрюкнул Винсент. – Свежий завоз, получено на прошлой неделе. Настоящий, прямо из Франции. Крепкий как черт, и мне он просто необходим, иначе я сделаю лепешку из проклятого дурака.

– Я постараюсь держать его на безопасном расстоянии, – задумчиво ответил Рос. – Но вы должны пообещать мне не совершать никаких непредсказуемых поступков, по крайней мере пока он не сослужит свою службу.

Винсент проглотил коньяк и вытер рот тыльной стороной руки.

– Девочка, кажется, нервничает. Вы уверены, что она собирается помогать нам?

– Она прекрасно с этим справится. Она очень любит своего брата.

Уголки губ Винсента скривились.

– Я все еще не понимаю, почему бы вам не разрешить привести кое-кого из моих людей? Они бы занялись делом! Несколько сломанных костей – и мы не только найдем Капитана Старлайта, но и сами с ним разберемся, вместо того чтобы отдавать его под суд.

Рос с раздражением посмотрел на Винсента, его терпение кончалось. Неужели ему снова придется объяснять одно и то же: переломанные кости и измочаленное тело привлекут нежелательное внимание.

– У вас еще будет шанс перерезать ему горло и пристегнуть язык булавкой для шейного платка, если вы жаждете подобного рода мести. Между тем у нас есть три сотни вооруженных людей, они в нашем полном распоряжении, и справедливое негодование богатых граждан Уорикшира, которые готовы помочь выманить этого жулика из его логова и отдать под суд.

– Ваше отношение к правосудию, возможно, справедливо, – пробормотал Винсент. – Но нет другого такого ублюдка, который, ограбив меня, думает, что может спокойно жить на этом свете и смеяться надо мной.

– Хорошо, но, должен заметить, этот все еще жив и вполне процветает, хотя прошло уже пять месяцев с тех пор, как он, несомненно смеясь, отправился домой. Обмотанный красными лентами к тому же. Осмелюсь полюбопытствовать, каким местом вы думали, но явно не головой, когда решили развлечься со шлюхой голышом в карете и тратили на нее еще и драгоценные камни?

Винсент допил коньяк и секунду молчал.

– Я не тратил их. Я просто порадовал ее несколькими пустяками.

– Но мне интересно, нет, я на самом деле удивляюсь: почему наша собственность не охраняется вот так же? – Рос кивнул, указывая на потайной шкафчик.

– Раньше я никогда не сталкивался с неприятностями.

– А теперь вы мне собираетесь сказать, что никогда не встречали и шлюх вроде Дорис Райли, да?

Винсент посмотрел ему прямо в глаза.

– Не собираюсь. Абсолютно искренне – нет. Она из тех, кто может все.

– Похвальный талант, я уверен. Если бы я знал, что энергичная пара губ может так быстро лишить вас здравого смысла, я бы поискал другой путь для перевозки наших товаров из Лондона.

Винсент стиснул бокал, из которого только что пил коньяк. Его кулак был похож на кусок ветчины, и ему очень хотелось двинуть Роса по физиономии. Однако Винсент был не совсем дурак, и Рос разочарованно хмыкнул, когда бокал снова прикоснулся к толстым губам: он думал, что этот высокомерный чурбан даст ему осмысленные объяснения.

– Я делаю вывод, что вы не получили от ваших осведомителей сведений, не пытался ли кто-то продать драгоценные камни, которые Старлайт украл у вас в ту ночь.

Винсент покачал головой:

– Сейчас полно проклятых французов, которые закладывают свои семейные реликвии, и трудно выйти на след продавца, продающего краденое. Кроме одного ожерелья, и нам с этим повезло. Старлайт, кажется, довольно хорошо осведомлен, и у него крепкие связи.

– И мозги, – словно размышляя, сказал Рос. – Он, вероятно, нарушил не один договор, и если так, то он мог бы продавать драгоценные камни по одному, по мере надобности, и жить с комфортом еще много лет.

– Если это так, – пробормотал Винсент, – никто уже не сумеет вернуть нам камни.

– Что ж. Но в конечном итоге Старлайту придется искать покупателей для крупных вещей, и когда он сделает это…

– Факт воровства зависнет на нем, – фыркнул Винсент. – Его будут обвинять, а не нас.

– Нет, – пробормотал Рос с ненавистью. – Не нас, нет. Но он наверняка попробует продать какую-нибудь вещь из гарнитура с рубинами, а половина Лондона видела, как вы застегивали его на шее вашей невесты. И тогда что?

– Я об этом не думал. Понятия не имел.

– Вы понятия не имели. Вы действовали, совершенно не думая о другом моменте, скандальном, и я смею назвать это непростительной глупостью – представить вашу невесту в драгоценных камнях, в которых она сама и половина эмигрантов с готовностью признают собственность герцога де Блоиса. – Рос искоса посмотрел на Винсента. – Вы принесли их?

Винсент отставил пустой бокал в сторону, снова наклонился вперед и пошарил внутри потайного буфета, в самой задней его части. Он вытащил синюю бархатную коробочку. Щелчок пальца – и слетел крошечный золотой запор, а когда Винсент снял крышку, свет упал на блестящее ожерелье из рубинов иалмазов.

Змеиные глаза Роса округлились. Ожерелье лежало в середине коробочки, на ложе из бархата. Семь рядов рубинов, каждый в кольце крошечных алмазов, нанизаны на золотую цепь, звенья которой вырезаны в виде чешуек. В каждом следующем ряду камни были крупнее, а самый большой камень – рубин размером с яйцо малиновки – вставлен так, что казалось, дракон держит его в своих челюстях. Серьги были прикреплены к бархату повыше ожерелья, а браслет лежал поперек донышка.

– Какое изящество! – выдохнул Рос. – И просто бесценно.

Винсент хихикнул.

– Если вы так думаете, то вы показываете собственное невежество, Рос. Эти камни стоят примерно… ну, сотню гиней или около того.

Рос быстро взглянул на него.

– Что вы имеете в виду? Это рубины «Кровь Дракона»?

Вместо ответа Винсент полез во внутренний карман и через секунду вынул камень.

Положив его на пол кареты, он ударил по нему что было силы каблуком, и тот рассыпался. Когда Винсент убрал ногу, вместо рубина Рос увидел кучку грубого розового порошка.

– Стекло, – объявил самодовольно Эдгар Винсент. – На оригинал очень похоже, рядом с подлинными камнями эти выглядят совершенно настоящими. – Когда он увидел лицо Роса, его губы скривились. – Вы ведь не думали, что я собираюсь держать подлинный гарнитур в опасном месте?

– Вы, конечно же, намеревались открыть мне правду…

– Я сообщаю вам ее теперь, не так ли? – Он схватил бутылку и плеснул себе изрядную порцию.

– Вы могли бы сказать мне и раньше.

– И испортить удовольствие от неожиданности? Ну и какая разница, если бы вы узнали раньше? Вы ведь не собирались украсть их для себя, не так ли?

– Не будьте смешным. Какая мне нужда красть драгоценности, которые, смею поклясться, я никогда не смог бы показать публично или продать без того, чтобы в одно прекрасное утро не оказаться на крючке? – Он сделал паузу, чтобы вернуть самообладание, и выдавил бледную улыбку. – А настоящие камни?

Винсент поджал губы и покрутил бокал в руках. Он кивнул, указывая тайник под сиденьем, и на сей раз Рос наклонился и залез внутрь, вынимая вторую, похожую коробку из черного бархата. Он сел, положил ее себе на колено, нажал на запор и поднял крышку.

Гарнитуры были похожи как две капли воды, но когда он наклонил коробочку, чтобы поймать солнечный свет, настоящие камни ожили. Алмазы сверкали искорками, а рубины переливались всеми оттенками красного цвета. Он отложил коробку на секунду и, схватив синюю, положил рядом, и тогда различие оказалось по-настоящему заметным.

– Как я и говорил, – Винсент бокалом указал на стразы, – их можно принять за оригинал.

– Удивительно, – пробормотал Рос, глядя то на один гарнитур, то на другой. – Они превосходны. Но ей-богу, это просто удача. На прошлой неделе с Пакстоном была настоящая истерика: он услышал, что кто-то их разыскивает. Агент французского правительства, человек по имени Депардье, знает, что гарнитур «Кровь Дракона» объявился в Лондоне.

– Хорошо, теперь у нас есть поддельные драгоценные камни, их мы и будем показывать.

– Действительно, если кто-то попросит провести экспертизу – ради Бога, если есть желание.

Лицо Винсента исказила гримаса.

– Из-за этого вы вызвали меня сюда, в Гарвуд-Хаус, словно конюшенного лакея? Или вы считаете, есть шанс, что кто-то в этом… – он пытался найти особенно уничижительные слова, – блестящем обществе проявит излишнее любопытство – захочет проверить стеклышки?

– Я вызвал вас сюда, – сказал Рос, – поскольку я только что обнаружил, что у нас возникла другая проблема.

Винсент вздохнул:

– Что еще?

– Ну, как вы можете догадаться, когда Депардье начал задавать вопросы, я подумал, что будет весьма благоразумно с моей стороны задать несколько своих, и, кажется, цена, которую еврей дал вашим рубинам, несколько ошибочна.

– Ошибочна? То есть?

– Очевидно, он не принял во внимание древнюю и весьма славную историю драгоценных камней и семейства, которому они принадлежали. Проданные по отдельности, браслет, ожерелье, серьги и брошь действительно составили бы в общей сумме, вероятно, сорок или пятьдесят тысяч фунтов. Но проданные как полный гарнитур, – Рос сделал паузу и слегка покачал головой, словно сомневаясь в чем-то, – дали бы сумму вчетверо большую.

– Двести тысяч фунтов? – Сросшиеся брови Винсента сошлись на переносице. – За несколько ниток с рубинами?

– Это не просто рубины, дорогой друг; очевидно, что они восходят ко времени походов крестоносцев. Какие-то драгоценные камни были захвачены при падении Иерусалима и подарены Элеаноре Аквитанской^[2] ее сыном, Ричардом Львиное Сердце. А она отдала их своему защитнику, темному рыцарю, в счет оплаты за хорошую службу. Рыцарь завещал их одному из своих сыновей, Эдуарду Фитц-Рэндвулфу Блоису, который впоследствии сделал из них гарнитур. И вы обладаете ими сегодня.

– Они старые – это вы мне хотите сказать, да?

Рос презрительно улыбнулся:

– Они названы гарнитуром «Кровь Дракона» после темной, таинственной истории, произошедшей в этом семействе. Они были потеряны, но их считают одним из наиболее важных сокровищ Франции из-за жемчуга.

– Жемчуга? – Винсент сердито нахмурился, изучая коробку, но видел только рубины и алмазы.

– Жемчуг был в броши, – терпеливо пояснил Рос. – Это подарок Элеаноры Аквитанской ее внучке, Элеаноре Бретан–ской, которая, в свою очередь, подарила его как символ благодарности и привязанности тому же Эдуарду Фитц-Рэндвулфу Блоису: он, рискуя жизнью, спас ее от верной смерти от рук ее дяди, короля Иоанна^[3] Дальше слухи касаются сына Элеаноры Бретанской, которая вышла замуж за одного из Блоисов, но…

– Вы совсем запутали меня, Рос. У этой истории есть точка?

– Дело в том, что ценность гарнитура определяется еще и уникальностью жемчуга, названного «Жемчугом Бретани». Он, мне говорили, такого уникального цвета и размера, что нет в мире подобного ему, и без броши, доказывающей цельность и подлинность гарнитура, мы могли бы с тем же успехом владеть ящиком симпатичного стекла.

Винсент по-прежнему хмурился.

– Так теперь, вы говорите, мы не только должны ловить этого проклятого бандита, но еще и брошку найти?

– Точно.

– А если он откажется пойти нам навстречу или он ею уже распорядился?

– Тогда мы покажем ему, как он неправильно, как опрометчиво поступил, когда оказался у нас на дороге.

Винсент долго думал, прежде чем нагнулся и вытащил из ножен, спрятанных в голенище сапога, тонкий, острый клинок.

– Вот мне будет удовольствие! – Он усмехнулся. – Я буду резать его, как рыбное филе, слой за слоем.

Рос, который не раз видел своего компаньона за работой, тускло улыбнулся.

– Да, в общем, держите лезвие хорошо заточенным, потому что я то же самое пообещал Пакстону, если он попытается надуть нас снова.

Винсент захихикал и вернул нож обратно в ножны.

– Я вас уверяю, жадность – одно из самых ярких достоинств человека.

– Жадность – да. Глупость – нет. Я был удивлен его непроходимой тупостью, когда он попытался нас отсечь от сокровищ д’Орлонов.

– Может быть, к нему вернулась сентиментальность? – Винсент насмешливо фыркнул. – Он-то подумал, что все мертвы. И потерял дар речи, когда дети его бедной покойной сестры появились на пороге его дома.

– Целый год мы убеждали герцога д’Орлона и его сыновей довериться нашей сети курьеров. Того, что он наконец положил в наши хранилища, нам хватило бы, чтобы жить по-королевски до конца дней. Мы сможем это сделать, если вы выполните свою часть дела и сразу же заделаете ей ребенка.

Винсент развел руками.

– Я уж постараюсь, можете быть уверены. Но если родится девочка? А не мальчик?

– Можете утопить ее, как котенка, и попробовать снова. Нам нужен собственный законный наследник, и чем скорее, тем лучше. Я не доверяю Пакстону и не хочу держать его в нашем деле до конца, поскольку он уже попробовал однажды избавиться от нас.

– Хорошо, что вы нашли те бумаги в его конторе.

Рос кивнул:

– Если бы он поторопился и стал законным опекуном мальчика, тогда он единственный обладал бы контролем за состоянием, пока мальчик не достигнет совершеннолетия. Когда я указал ему на это, толстый ублюдок заявил, что не собирается делиться с нами, поскольку он единственный живой родственник покойной сестры, то есть законный опекун. Уверяю вас, – Рос стиснул зубы, вспомнив эту сцену, – ему крупно повезло, что я не всадил ему пулю в ухо, а просто задел мочку. Повезло ему и в том, что я остался доволен – я увидел, как он обмочился, прошу прощения.

– Мальчишке не повезло – зря он прибежал в библиотеку.

– Напротив, если бы мы не нашли способа его использовать, он был бы давно мертв. Вина за выстрел в лорда Пакстона целиком на нем, и теперь можно заставить девчонку делать все, чтобы спасти его от тюрьмы. Даже выйти за вас, – добавил он, сардонически усмехаясь, – несмотря на аромат береговой линии, въевшейся в вас навсегда, Винсент. Как только у вас появится собственный законный наследник, тогда все трое можете начинать тратить. Сокровища в хранилищах будут обнаружены, родословную продолжит плод ваших чресел, – он поднял бокал, словно произносил тост, – внук оплаканного Себастьяна д’Антона, последнего из д’Антонов, и самый свежайший герцог д’Орлон.

Винсент нахмурился.

– Вы сказали – все трое?

Рос впился в него взглядом.

– Господь милостивый! Уж не думаете ли вы, что я смягчусь так же, как вы?

– Она очень красивая женщина. Я с удовольствием брал бы ее к себе в постель каждую ночь.

– Вам это быстро надоест. Леди благородного происхождения не склонны вставать на четвереньки и упираться задницей в стенку конюшни. Конечно, вы всегда могли бы прибегнуть к не очень-то нежному убеждению, но синяки обычно вызывают нежелательные сплетни.

– Вам это лучше знать, это уж точно. Как звали ту женщину? Анжелина? Эрнестина? Можно ли было опознать ее лицо, после того как вы поработали над ней?

Глаза Роса запылали, в них отчетливо проступило зловещее предупреждение.

– Это случилось десять лет назад, и она была шлюха.

– Это случилось семь лет назад, и она была дочерью видного чиновника. Вы забыли, Рос, что мне известны все ваши грязные тайны. Я даже знаю, где погребены тела тех, кто не смог удовлетворить ваши требования.

Рос вспыхнул и стал таким же красным, как рубины, и Винсент собирался уже насладиться собственным остроумием, когда тихий хруст гравия за окном кареты заставил их затаиться. Рос схватился за рукоятку меча, он среагировал первым. Полковник вскочил и оказался за дверью раньше, чем Винсент смог заставить себя подняться с места. К тому времени, когда он это сделал, полковник приставил кончик лезвия к горлу мужчины, пойманного возле кареты.

– Какого дьявола он здесь и почему крадется, как злая собака?

– Я собирался спросить примерно о том же самом, – процедил Рос сквозь зубы, поднимая лезвие повыше и тем самым заставляя мужчину подняться на цыпочки.

– Ничего я тут не делал, сэр. Я только шел туда, куда мне велели, в дом, где все.

– Я тебя знаю? Кто ты? – требовательно спросил Рос, и его глаза превратились в злобно блестящие щелки.

– М-меня з-зовут Дадли, сэр. Роберт Дадли. Господин Тайрон, сэр, велел мне принести карты. Прямо сюда, сэр, понимаете? – Он возился, чтобы показать то, что лежало в битком набитом кожаном мешочке на бедре. – Я привязал лошадь на постоялом дворе и сразу поковылял сюда.

– Так что же, ты стоял здесь и подслушивал наш разговор?

Челюсть Дадли отвалилась.

– Ничего я не слышал! У меня вообще одно ухо не в порядке – я упал с лошади, она лягнула меня в голову.

Рос оскалился, а Винсент тяжело вздохнул:

– Ради Бога, дайте этому псу идти своей дорогой. На вас дурно влияет эта поимка Старлайта. Вы становитесь раздражительным и подозрительным, за каждым кустом вам мерещатся шпионы.

Рука Роса слегка разжалась, его воинственность несколько поутихла, и клинок вернулся в ножны.

– Ладно, отправляйся, – сказал он Дадли.

– Да, сэр. Спасибо, сэр. – Дадли пошел, хромая, неровным шагом.

– Да, на вид он опасный злодей, этот тип. В другой обстановке, я нисколько не сомневаюсь, он пристукнул бы нас этим рулоном из карт и выбил бы нам зубы. – Рос посмотрел на бутылку в руке Винсента. – Вы на самом деле полагаете, что поступили мудро, напившись в столь ранний час? У нас полно дел.

– У вас полно дел, – глумливо парировал Винсент. – Моя часть работы начинается с брачной ночи.

Глава 13

Тайрон подался вперед и закрыл глаза. Его тело слабо покачивалось, его руки ласкали Рене. У нее снова перехватило дыхание, и внезапно набежавшие слезы обожгли глаза.

Комната, в которую они ускользнули, оказалась музыкальным салоном. Она была заброшенной, как и остальная часть старого дома, и пахло здесь плесенью. Тайрон уселся за фортепьяно, его профиль казался несколько мрачным в ярком свете окна. Рене села на стул рядом с ним, выпрямившись, наклонив голову и стиснув руки на коленях: она была поглощена звуками меланхолической сонаты. Ее отец всегда говорил, что Селия играет так, что может заставить ангелов заплакать, и каково же было разочарование Рене, когда открылось, что она не обладает музыкальным даром! Девушка всегда смущалась, когда ей приходилось играть на фортепьяно. Но она любила слушать. Закрыв глаза, Рене представила, как играет Селия д’Антон, чтобы заглушить крики раненых на улицах Парижа.

И теперь Тайрон сидит за инструментом, словно ускольз–нув от нее в иной мир, где будет сыгран следующий акт пьесы, поставленной на потребу невидимой аудитории.

Что это для него? Действие? Спектакль? Шанс? Этот мужчина состоял из одних противоречий, которые ей невозможно ни понять, ни оценить правильно. Как в нем уживаются два человека, столь разных, и как он сумел не потерять себя окончательно?

И кого из них, двойников, видит она перед собой? Воры не учились игре на фортепьяно или умению говорить грамотно, но государственные служащие, регулярно получающие жалованье, не способны карабкаться по водосточной трубе, увитой виноградной лозой, в мертвой тишине ночи.

Словно отвечая ее мыслям, его длинный палец ударил не по той клавише, и музыка замерла. Пораженный полковник Рос приоткрыл дверь, потом толкнул ее каблуком сапога.

– Убейте меня, если я не спасен, – заявил Харт, раздраженно вздыхая. – Клянусь вам, сегодня все идет наперекосяк, и правая рука, очевидно, пребывает в блаженном неведении о том, что творит левая. А начало так запутано, что бедного композитора следовало бы предать смерти, если бы он уже не был мертв. Я приношу самые глубокие извинения, мамзель, за неблагозвучие.

– Я думаю, было очень красиво исполнено, месье, – искренне произнесла Рене.

Тайрон фыркнул и повернулся к Росу.

– И вы, сэр! Вы не могли топать погромче?

– Еще момент, – тихо сказал Рос, – и я бы вдохновился на танец.

– Ясно. – Харт опустил руки. – Смею сказать, вы пошли бы на это, если бы знали место, где ваши ноги оказались бы в благородной компании.

– Одно или два местечка я уже вспомнил, пока мы разговариваем с вами, – пробормотал Рос.

– Убейте меня. Вы острите, а еще даже не полдень. Но секунду! Вы, как я вижу, нашли Дадли.

Рене не заметила вторую фигуру, стоящую в дверном проеме, мужчину среднего роста, стройного, который мгновенно сорвал шляпу с головы, пытаясь при этом усмирить копну песочных волос.

– Ты принес карты, я полагаю? – спросил Харт, лениво растягивая слова.

– Да, сэр. Они тут. – Дадли уставился в пол и не поднимал глаз, пока благополучно не прохромал мимо Роса. Внимательно и быстро изучив лицо Харта, он осторожно огляделся; его взгляд сначала прошел мимо Рене, прежде чем наконец он набрался смелости и посмотрел на нее.

– Должен ли я предложить полковнику вытряхнуть из тебя карты?

Дадли замигал, и его взгляд вернулся к Тайрону.

– А?

– Карты, мой хороший. – Он указал на мешок. – Ты намерен вот так стоять и прижимать их к груди?

– О, сэр… Прошу прощения. Вот они.

Тайрон стал вытаскивать из мешка листы пергамента и раскладывать их на фортепьяно. Их было десятка два – аккуратно связанных лентой и скрепленных маленьким куском воска. Он нетерпеливо махнул рукой.

– Хорошо. Я просто не вижу смысла заниматься географией на крышке фортепьяно. И, о Боже! – Харт затряс головой, когда часы начали отбивать время. – Вы говорили, это недолго. В полдень меня ждет портной, он может разозлиться. Он продал мне новый рулон шелка, еще тепленького, прямо с ткацкого станка, как он уверяет. Семнадцать гиней за лот, но я купил все до ниточки, несмотря на его экстравагантность. Если не купить все, то какой-нибудь пузан, вроде лорда Грейвенхерста, будет щеголять в таком же облачении. Вы можете себе это вообразить?

Зубы Роса сверкнули, он натянуто улыбнулся:

– Это было бы истинной пародией на моду, я уверен. Мисс д’Антон, – с поклоном обратился он к Рене. – Если это не слишком для вас неудобно, мы могли бы воспользоваться библиотекой лорда Пакстона – на час, не более?

– Конечно. – Она привстала, но Рос поднял руку.

– Не беспокойтесь, моя дорогая. Я знаю туда дорогу. Я также взял на себя смелость сообщить госпоже Пиджин, что мы уединимся там, и попросил ее принести нам свежий чай.

Рене все продолжала смотреть туда, где они только что стояли, а Дадли издали наблюдал за ней долгим тяжелым взглядом.

Он ожидал, что она будет красивой – Тайрон бы не остался на ночь ради какой-то простушки.

Ее волосы с золотистым отливом, а не белокурые, как ему показалось сначала, обрамляли бледный овал лица, а сказать, что у нее синие глаза, было бы слишком мало – они были цвета неба. Все же одной красоты недостаточно, думал Дадли, чтобы тронуть сердце такого искушенного человека, как Тайрон. Но ее взгляд способен остановить мужчину: пристальный, нежный, это был взгляд раненой самки, пойманной на мушку охотника.

Дадли не знал, что он найдет в Гарвуд-Хаусе, и поэтому из предосторожности отправился через лес, надеясь избежать западни, если она подготовлена. Он, конечно, не ожидал увидеть Тайрона сидящим за фортепьяно в доме лорда Пакстона. Это его тайная страсть, его единственная связь с прошлым; он оставил это прошлое вместе с именем, под которым жил до двадцати одного года. То, что он играл Моцарта здесь, для нее, потрясло Дадли почти так же, как открытие, сделанное чуть раньше, – коньяк утром. Харт объявил, что они украдут рубины в любом случае, несмотря даже на то, что Рос устроит засаду на дороге.

Но для него, Роберта Дадли, уже прошло время вендетт. Не тот возраст. Дело Роса и Тайрона перешло в конфликт личного свойства, и если Харту нравилось дразнить и оскорблять Бертрана Роса, своего противника, то пожалуйста, но у Дадли есть некоторые обязательства в жизни. У него жена – вернее, Мэгги Смоллвуд скоро ею станет, как только их обвенчает священник, а через несколько месяцев у него появится ребенок. Им не нужны деньги, которые они выручат за рубины, у них и так средств к существованию более чем достаточно, и до конца своих дней они преспокойно могут жить в роскоши.

Тайрон Харт был сейчас для него просто загадкой в этом шутовском парике, с напудренными бровями. Дадли вспомнил, как впервые увидел его: парень лежал на сене и заживо разлагался в тюрьме Абердина. Да, он мог быть хладно–кровным убийцей – и танцевать гавот, по всем правилам выворачивая лодыжки. Он мог выпить баррель рома – и не опьянеть, или мог съесть бессчетное количество кексов. Он приспосабливался всюду, словно хамелеон, но не принадлежал никому и, кажется, был совершенно доволен тем, что прожил день, высокомерно отклоняя неизбежность того, что ему некуда в общем-то идти, кроме как на виселицу или в могилу.

У Дадли почти остановилось сердце, когда предприимчивый Тайрон Харт, напялив атласные бриджи и плащ от модного портного, появился в дверях арендованных ими апартаментов и объявил, что купил должность дорожного инспектора в графстве Уорик. За смехотворную сумму в сотню фунтов в год ему дали возможность властвовать на каждой дороге, каждом холме, в любом лесу; теперь он мог собирать пошлины на всех дорогах, пересекавших его территорию, а поскольку он выглядел дворянином, его приглашали в общество, где веселилась аристократия края.

Дадли почувствовал, как колючий холодок пробежал вниз по спине, и понял, что Рене смотрит на него.

– Вы… очень давно работаете на месье Харта?

– Семь лет, мисс. – Он поднял руку и убрал прядь волос со лба.

Он увидел, как расширились ее глаза, они стали глубокого синего цвета. Она смотрела на мизинец, который он по привычке грыз. Его лицо было скрыто маской в их первую встречу на залитой лунным светом дороге, но он привлек ее внимание тогда этим жестом, и она узнала его теперь.

– Я понимаю. И он всегда такой… безрассудный?

– Безрассудный, мисс? – С удивительной легкостью Дадли прошагал к двери. На пороге он остановился и оглянулся. – До сегодняшнего дня в нем не было и капли безрассудства.

Глава 14

Рене отметила стихающий стук колес. Карета останавливалась. Конечно, Финн предпочел бы пустить лошадей в полный галоп, пока они не окажутся в доках Манчестера, но Антуан оставался в Гарвуд-Хаусе, и после того как Рос и Эдгар Винсент побывали в Фэрли-Холле, у Рене не было другого выбора, кроме как поехать на встречу с Капитаном Старлайтом.

Тайрон Харт был сегодня на суаре, и на приеме его видели многие. Потрясая окружающих серебряным атласом и кружевами, он развлекал общество проделками, а после ужина затеял с дамами игры в шарады. Мужчины с облегчением отдали под его начало своих жен, а сами уселись за карты или играли в кости.

Дураки, подумала Рене. Они видели в нем безопасного шута, клоуна, но все же она уловила весьма большой интерес в некоторых женских глазах, который явно свидетельствовал о том, что они лучше знали о его «безобидности».

Винсент не отпускал ее ни на шаг. Он вел себя так, как будто она его жена, его собственность. Когда часы пробили одиннадцать, а потом и следующую половину часа, Рене обрадовалась, что ей пора, – надо только извиниться и уйти. Она оставила Винсента доигрывать; Рос тем временем затеял политические споры с хозяином. В последний раз Рене посмотрела на Тайрона Харта, когда ожидала Финна с каретой: Харт небрежно прогуливался на террасе с очаровательной кокеткой леди Викторией Росуэлл.

Никто не усмотрел ничего странного в том, что Рене уехала с приема одна и довольно рано. Кроме нескольких учтивых приглашений присоединиться к ним для беседы, она ничего не услышала от этих леди, которые предпочитали держаться с ней так, словно она говорит только по-французски и ни слова не понимает по-английски. Если бы не то обстоятельство, что Эдгар Винсент снабжал их мужей контрабандным вином и конья–ком, с ней скорее всего вообще обращались бы не более уважительно, чем с обыкновенной шлюхой. Да и вряд ли бы ее положение изменилось и после брака с Винсентом.

Рене поплотнее закутала плечи и подтянула колени повыше. Окна кареты защищали ее от прохладного ночного ветерка, но она чувствовала, что сильно озябла.

Нет ничего глупее ехать в ночь на встречу с человеком, которого там заведомо не будет. Кроме того, Тайрон не риск–нул бы привлекать к себе внимание, удалившись с приема следом за ней. Его нос, вероятно, уже уютно устроился в гнездышке между грудями Виктории Росуэлл, и она была бы весьма обижена на своего кавалера, если бы он покинул ее.

Два жарких пятна гнева заалели на щеках Рене. Она услышала голос Финна, понукающий лошадей, и почувствовала, что карета стала двигаться гораздо медленнее. И вообще, кажется, останавливалась. Скрипя колесами, карета замерла, и она услышала другой мужской голос, властный и резкий, который настоятельно советовал кучеру оставаться на месте.

Рене тревожно посмотрела в окно, но не могла ничего разглядеть сквозь толстое стекло. Но ведь это невозможно!

А решительные шаги уже приближались к карете. Она вжалась спиной в подушки и смотрела на дверь. В следующий миг замок щелкнул, дверь кареты открылась и Рене тихонько ахнула – глубоко в душе она надеялась увидеть мужчину в напудренном парике и серебряном атласе. Вместо этого перед ней зияла лишь мрачная чернота. Но это был он.

– Я вижу, вы приехали одна. Очень хорошо.

Когда рука в черной перчатке потянулась в карету, Рене отпрянула, словно испугалась змеи, потому что в другой руке, тоже затянутой в перчатку, Тайрон Харт держал пистолет.

– Что вы делаете? Почему вы здесь? Почему приехали?

– Мы договорились встретиться, не так ли?

– Хорошо… Да, но…

– Вот мы и встретились. – Он поманил пальцем, приглашая Рене выйти из кареты. – Если вы не имеете ничего против, мамзель, выходите, потому что я все еще предпочитаю держаться подальше от посторонних взглядов.

– Но я возражаю. В этом нет никакой необходимости.

Тайрон вздохнул, и она почувствовала неприятный запах алкоголя, который окутал ее лицо. Он сжал ее запястье и почти силой стащил ее с сиденья.

– У меня был очень утомительный день, мамзель. И вы меня очень обяжете, если составите мне компанию – ненадолго. О, и мистер Финн! – Уводя ее от кареты, он прицелился предостерегающе в спокойную фигуру, которая возвышалась на кучерском месте. – Я бы посоветовал вам смотреть вперед и навострить уши.

Рене услышала ворчание Финна, она заметила, что плечи его угрожающе напряглись. Он весь день был в напряжении после внезапного визита Роса; эта новость показалась ему ужасной. Ее упакованный саквояж все еще оставался в Гарвуд-Хаусе, как и Антуан, хотя ему было велено приготовиться и ждать их возвращения домой среди ночи. И если ее дядя действительно скоро появится – через день-два, – они не могут позволить себе задерживаться с отъездом.

Рене почувствовала вину перед Антуаном, сердце ее заныло. Острые концы булавки впивались в ее тело. Она не смела оставить булавку в доме – противная госпожа Пиджин могла бы найти ее, – и хотя Рене сменила синее бархатное платье на более легкое, вечернее, из бледно-розовой кисеи, булавку она приколола к нему и сейчас чувствовала ее буквально при каждом шаге.

– Я не думала, что вы приедете, месье, – сказала Рене, слегка задыхаясь от быстрой ходьбы. – Я думала, если мы приняли решение, то не стоило встречаться сегодня.

– Было бы негалантно с моей стороны оставить вас здесь, в темноте, одну… Вы не согласны?

– Но вы ужасно рискуете, месье. Вас не спохватятся? Никто не спросит, куда это вы отправились в такой спешке?

– Кто, черт побери, может задать такой вопрос? Усатая мисс Вулридж?

– А леди Росуэлл?

Он резко остановился и повернулся к ней лицом.

– Так вы наблюдали за мной?

– Не льстите себе, месье. Было слишком трудно не заметить, как вы развлекались с ней весь вечер.

Ее голос затих, гася неожиданную вспышку негодования.

– Она очень красивая женщина. Я уверена, все обратили на вас внимание.

– Она надеялась, что это заметит только ее любовник.

Рене подняла лицо.

– Она хотела позлить его как следует.

Она махнула рукой, давая понять ему, что для нее нет никакой разницы.

– Месье, пожалуйста! С кем вы развлекаетесь, с кем говорите, с кем отправляетесь в постель – это меня не касается. Я всего-навсего подвергаю сомнению необходимость в вашем нынешнем поступке: зачем вы приехали? Зачем, – напряженно добавила она, – оружие?

– Сила привычки, – пробормотал Тайрон Харт, пряча оружие под плащ. – Я думаю, эта встреча совершенно необходима, – он сделал паузу и бросил взгляд на пустующую ленту дороги, – потому что я ни секунды не сомневаюсь, что Рос узнал бы в течение часа, что карета не была перехвачена.

– Вы могли договориться, чтобы кто-то другой ее перехватил.

– Да, я мог, – согласился он.

Рене посмотрела вдаль.

– Если полковник Рос послал кого-то наблюдать за нами, он теперь может сообщить, что все идет по плану. Поэтому нет никакой причины продолжать стоять на таком холоде.

Тайрон сердито вздохнул. Ее плащ белел в темноте ночи, стройные плечи плотно обтянуты тканью, золотые локоны выбились из-под капюшона. И только огромным усилием воли он удержался, чтобы не протянуть руку и не отвести ткань, не вынуть булавки и гребенки, которые поддерживали локоны, и не запустить пальцы в шелковистую массу, чтобы ворошить до тех пор, пока она не превратится в поток, струящийся на плечи, словно лунный свет.

Было действительно опасно оставаться здесь дальше. Но Тайрон Харт был взвинчен: он весь вечер неустанно наблюдал, как Рос и Винсент парили над ней, словно ястребы. Винсент лапал ее при малейшей возможности. И всякий раз, когда жадные глаза Эдгара Винсента косились на грудь Рене, он хотел превратить его в лепешку.

После мучительных споров с самим собой Тайрон Харт сунул руку под плащ и вынул маленький сверток.

– Вот. Возьмите.

Он услышал мягкий шелест шелка, когда она снова повернулась к нему.

– Что это?

– Берите же, скорей. Возьмите.

Ее взгляд прошел сквозь мрак ночи, стоявший между ними, словно стена. Она не пошевелилась, не протянула руки. Сердце Тайрона забилось. Он быстро развернул сверток: на бархате лежала прелестная брошь. Рене увидела «Жемчуг Бретани».

Даже в скудном лунном свете жемчуг сиял дивно. Днем он показался бы слишком бледным и отливал бы серовато-коричневым цветом. Он был больше куриного яйца и укреплен в золотом гнезде. Его обвивал рубиновый дракон из драгоценных камней с двумя алмазами на месте глаз.

Рене еще ребенком впервые увидела эту брошь. Дракон переливался и блестел в искусственном свете, он, казалось, готов был извергнуть огонь, и девочка долго ждала страшного чуда, так долго, что стареющая герцогиня де Блоис громко спросила, собирается ли она когда-нибудь снова заморгать и отвести глаза.

– Возьмите, – хрипло сказал Тайрон, и его голос показался Рене намеренно грубым. – Уезжайте отсюда подальше, ко всем чертям и продайте за сколько сможете.

Рене снова посмотрела ему в глаза; он вздохнул, заворачивая углы бархата. Когда сверкание камней погасло, надежно укрытое тканью, Тайрон вложил брошь в руку Рене и пригнул ее тонкие пальцы, чтобы она не выронила подарок.

– Не берите меньше, чем пять тысяч; любой, кто скажет, что она не стоит таких денег, – настоящий вор.

Услышав такой совет из его уст, Рене хотела улыбнуться, но сил у нее не было даже на это. Рене слишком устала и чувствовала себя совершенно разбитой. Она посмотрела на сверток, потом подняла глаза на Тайрона.

– Я не знаю, что сказать, месье. И как благодарить вас.

– Только выберитесь благополучно отсюда и будьте как можно дальше от Роса. Этой благодарности мне будет вполне достаточно.

– Вам не надо было делать этого. Вы не должны…

– Это… Это для меня всего-навсего пустяк. Когда вы спросили меня насчет этой вещицы прошлой ночью, мне показалось, для вас это не просто вещь.

– Я знала герцога и герцогиню де Блоис очень хорошо, – прошептала она. – Это был их сын, Жан-Луи, кто… кто…

Он слегка повернул голову.

– За кого я должна была выйти замуж, – закончила она неуверенно.

Он заставлял себя не смотреть на нее. Здравый смысл или то, что от него осталось, а также инстинкт самосохранения вопили, требуя, чтобы он не заглядывал в эти огромные озера глаз.

Рене дотронулась до щеки Тайрона, отодвинув в сторону жесткую шерсть высоко поднятого черного воротника, чтобы прижаться губами к затвердевшему холодному подбородку. Это был, конечно, один из самых невинных и скромных поцелуев за всю его жизнь, которые он мог вспомнить, но он закрыл глаза и почувствовал как его тело накрыла горячая волна.

Застонав, он повернулся и наклонился к ней, ища ее губы, отчего Рене едва не задохнулась, пораженная неожиданным поступком. Его рука скользнула вниз, обвила Рене за талию, он притянул ее к себе и крепко прижал. Его язык обжигал огнем, потом этот страстный огонь метнулся глубже, проскользнув между губами; он то двигался, то замирал, пока девушка не застонала и ее руки не обвились вокруг шеи Тайрона; она была в полной его власти и не чувствовала никакого стыда, никаких угрызений совести.

Тайрон распахнул черные крылья плаща и закутал Рене. Он ощутил горячее нежное тело и задрожал, словно юнец, не закаленный в любовных испытаниях. Кровь бушевала в теле, словно океан во время шторма, сердце стучало так громко, что казалось, кроме его биения, он ничего уже не слышит. Тайрон уже готов был толкнуть ее вниз, на траву. Но он только зарычал и резко освободился из ее объятий.

Настойчивый тревожный голос, возникший где-то на задворках разума, призывал вернуться к реальности. Грохот выстрела разорвал тишину ночи. Тайрон оттолкнул Рене, а сам метнулся в противоположную сторону, прыгнув с кошачьей ловкостью и выставив перед собой оба пистолета. Выстрел раздался со стороны кареты, и Тайрон успел только прицелиться, когда увидел еще одну вспышку и еще один выстрел прогремел в ночи.

Глава 15

– Финн! Нет! О мой Бог!.. Нет! – Рене с трудом держалась на ногах, она запуталась в проклятых юбках и растянулась на влажной траве, но падение и даже ушиб – ничто по сравненное со страхом, который Рене испытала. Стреляли, несомненно, из кареты и целились явно в них. Вспышки осветили темную фигуру Тайрона всего на краткий миг, но девушка успела заметить, каким гневным стало лицо Капитана Старлайта.

Финн, должно быть, видел, как Тайрон обнял ее, и он подумал… о Боже, что он мог подумать? Но сейчас ей надо непременно, во что бы то ни стало остановить Тайрона!

Рене побежала к дороге, надеясь предупредить Финна прежде, чем тот сможет перезарядить свое оружие и выстрелить снова. В это же время Рене услышала, как щелкнули у нее за спиной взведенные курки пистолетов, и вспомнила, что пистолеты Тайрона с двумя стволами.

Финна нигде не было, и Рене снова побежала вперед, выкрикивая его имя. Она обернулась и увидела огромного черного жеребца Тайрона, а рядом с ним хозяина, который остановил животное, чтобы прыгнуть в седло.

– Нет! Нет!

Но он уже пустил коня в галоп, направляя его в поле.

– Нет, – рыдала Рене. – Погодите!

Она смотрела вслед исчезающей фигуре всадника, которая становилась все меньше, а в ушах еще звучали четыре выстрела, которые разнесли карету.

– Финн! Финн, где ты?

– Здесь, черт побери. Здесь я.

Рене пошла на голос и увидела, что Финн вылезает из укрытия, которым стало для него кучерское сиденье. Он наклонил голову и прикоснулся к щеке – на руке осталось что-то теплое.

– Ты ранен! В тебя попала пуля!

– Ублюдок, он едва не вышиб мне глаз! – закричал Финн. Он вошел в круг света и, увидев кровь, капающую с ладони, снова огласил ночь проклятиями. – Господи Иисусе, он за–платит за все! Он заплатит!

Рене, задыхаясь, отступила на полшага. Сутулые плечи больше не были сутулыми, седой парик слетел при стрельбе, а полковник Бертран Рос, явившийся перед ней, был таким же разгневанным, каким Рене только что видела Харта.

– Вы! – Она едва не задохнулась. – Но где Финн?

– Вероятно, в Гарвуд-Хаусе к этому часу, – прорычал Рос, направляясь мимо нее к задней части кареты. Подняв крышку багажника, он залез внутрь и вытащил еще два пистолета, порох, пули, а также меч. Все это он сложил вместе в стороне, потом сорвал плащ и заменил его алой туникой. – Вы что, полагали, что я позволю пустить события на самотек? Иисусе Христе! – снова проговорил он, прижимая к лицу льняной носовой платок.

Рене была ошеломлена и не знала, что сказать. Сего–дня, поспешно покидая прием, она думала только о предстоящей встрече и очень волновалась, но все же могла поклясться, что Финн, а не кто иной, сидел на высоком кучерском месте.

– Почему вы не сообщили мне? Я думала, что стрелял Финн. Я думала, что в Финна попала пуля! – взволнованная и раздосадованная до крайности, заявила наконец Рене.

Рос на секунду замер и, не вытирая кровь с лица, резко и крепко схватил ее и потащил к карете.

– А какого черта вы там стояли? Я пытался сделать точный выстрел, но было невозможно разобрать, где кто! Вы стояли слишком близко друг к другу! – прорычал он.

Рене старалась удержать свои чувства в узде, ничем себя не выдать. Что именно видел полковник Рос? Что слышал? Они с Тайроном Хартом находились в двадцати шагах от кареты и старались разговаривать шепотом. Ночь выдалась темная, невероятно темная. Луна лишь слабо освещала небо из-за тяжелых облаков, а каретный фонарь был специально прикрыт.

– Я… я только следовала вашим указаниям, вашим распоряжениям. – Она запнулась. – Вы приказали мне сделать все возможное, чтобы войти к нему в доверие.

– Так что же, вы целовали его?

– О-он… он собирался уезжать, вы, должно быть, видели это. Он был очень сердит. Вы, должно быть, заметили, как он вытащил меня из кареты, я не хотела выходить. О-он… он стал подозревать, что это западня, ловушка, я… поцеловала его… в награду. Он прибыл на эту встречу, чтобы сообщить мне свое окончательное решение: он не согласен на этот грабеж, он считает, что такой поступок чрезвычайно опасен для него.

– А вы решили поцелуем заставить его передумать?

– Я не знала, что еще предпринять. Разве не вы говорили мне, что я должна использовать абсолютно все средства, чтобы заставить его пойти на это?

– А если бы это не сработало, что еще вы могли сделать, дабы убедить бандита в необходимости принять нужное нам решение? Вы упали бы к его ногам, встали перед ним на колени и поцеловали бы его еще куда-нибудь?

Было ли это реакцией на недавнее насилие или причина заключалась в другом – ведь она все-таки Рене Мари Эмануэль д’Антон, а полковник Рос зашел слишком далеко, – но девушка размахнулась и изо всех сил ударила его по щеке.

Звук пощечины был похож на выстрел; Рос дернулся назад, пораженный скорее ее смелостью, чем силой удара. Он не привык к подобному обхождению, никто не посмел бы ударить его, тем более женщина. Он отреагировал инстинктивно и совершенно дико – Рос вернул Рене пощечину. Удар пришелся в челюсть и был настолько сильным, что она, качнувшись, повалилась боком на заднее колесо кареты.

Рене совершенно забыла про завернутую в бархат брошь, которую она сжимала в руке. Пытаясь удержаться от падения, она разжала пальцы, и сверток приземлился на гравии у ее ног. Бархат раскрылся, брошь выскользнула, и Рене в ужасе смотрела на мерцающие искры ярких драконь–их глаз.

В следующее мгновение Рос схватил Рене и потащил к двери кареты. Его рука была у нее под подбородком, пальцы вцепились в горло, а рот его оказался так близко, что брызги слюны полетели ей в лицо, когда он закричал:

– Я полагаю, что достаточно ясно предупредил вас однажды относительно пределов моего терпения, которое я вам не советовал испытывать!

Рене напряглась: тело ожидало следующего удара, и она не сомневалась, что этот удар последует, но их обоих отвлек грохот приближающихся копыт. Патруль драгун возник на дороге из темноты и остановился, обдав их облаком пыли.

Рос подался вперед, наклонился и прошипел ей в ухо, оставляя за собой последнее слово:

– Мы не закончили нашу беседу, мадемуазель.

Он оттолкнул ее и отступил на шаг – капрал Мальборо спешился и отдал честь великолепно точным взмахом руки.

– Мы услышали выстрелы и сразу поспешили сюда, сэр. О Боже… ваше лицо! – Он шагнул было вперед, но хищный блеск янтарных глаз был холоден и остудил горячий порыв молодого капрала. – Все ли в порядке, сэр?

– Прекрасно, черт побери! Вы видели его?

– Нет, сэр, мы находились менее чем в четверти мили отсюда, но никого не заметили. А это был он?

– Это был он, – объявил Рос, оглядываясь на офицера.

Рене, вжавшись в колесо кареты, вытянула ногу так, чтобы подолом юбки прикрыть искрящуюся на гравии брошь. Она осторожно подтянула ее к себе, даже не глядя вниз, чтобы не привлечь внимание кого-нибудь из драгунов.

– А как остальные люди – они на позиции?

– Да, сэр, – кратко ответил капрал Мальборо. – Согласно вашим распоряжениям, пикеты расставлены через каждые пятьдесят ярдов, начиная от перекрестка и дальше: таким образом, обложены две квадратные мили по периметру. Ни одна блоха не проскочит, чтобы мы не заметили.

Усмешка на лице Роса, испачканном кровью, выглядела совершенно издевательской.

– Как мудро – выбрать ровный ландшафт! Запомните, я хочу получить его живым. Можете ранить, если это понадобится, чтобы остановить его, схватить, поймать, но запомните одно: мне этот ублюдок нужен живым! – Полковник Рос пошел к драгуну, находившемуся ближе всех, и без единого слова предупреждения потянулся к нему и выдернул из седла. – Мне нужны вы, Мальборо, и еще четверо, чтобы сопроводить мисс д’Антон в Гарвуд-Хаус. Вы должны остаться там, быть начеку и ждать дальнейших указаний. Что касается вас, моя дорогая, – он запрыгнул в седло и посмотрел на Рене, – будьте уверены, мы непременно продолжим нашу приятную беседу, когда все закончится.

Он нагло поклонился ей и дернул уздечку. Лошадь загарцевала на месте, поднимая пыль, раздался крик, понукающий ее, и Рене увидела, как полковник Рос исчезает в темноте, которая недавно поглотила Капитана Старлайта.

Капрал Мальборо наконец опомнился и смущенно смотрел на Рене. Она сделала несколько шагов к карете и, споткнувшись, нагнулась. Молодой офицер ринулся вперед, чтобы помочь, но девушка уже выпрямилась.

– Не беспокойтесь, все хорошо, – холодно заявила Рене, пряча руку под плащ. – Мне в ботинок попала галька.

Дверь кареты была сломана, и внутри свистел ветер. Но Рене была почти без чувств не от холода: нервы ее не выдерживали и болел подбородок. Хотя поведение Роса ничуть не удивило ее, он все-таки оказался еще большей скотиной, чем она думала. Просто мерзкое животное.

Когда карета подкатила к главному входу в Гарвуд-Хаус и остановилась перед домом, Финн уже стоял там с фонарем в руке, с тревогой ожидая Рене.

– Мадемуазель, я понятия не имел… – начал Финн.

– Все в порядке, Финн. Все хорошо. Где Антуан?

– В своей комнате, он спит.

Рене кивнула, благодаря судьбу хотя бы за это милосердие, и направилась к двери.

– Мисс д’Антон?..

Рене остановилась, насторожившись, но ничем не выдала своего состояния, лишь слегка наклонила голову и повернулась в сторону капрала Мальборо.

Молодой офицер прошел немного вперед под убийственным взглядом Финна, который был готов на все, если что-то пойдет не так, как надо.

– Я… я только хотел вам сказать, что мне очень жаль, что вам доставили сегодня столько неудобств. Я совершенно не согласен с методами полковника Роса. Он не является представителем правительства его величества и… и если он оскорбил вас или совершил что-то нехорошее, я клянусь своим мечом и честью моей семьи…

Рене сорвалась с места так неожиданно, что от удивления капрал Мальборо сбился с мысли. Но она ничего не сказала молодому офицеру – она просто не могла ничего ему сказать, ни одного слова благодарности, которую она почувствовала, услышав его монолог.

Финн сердито сопел, шагая следом за Рене в дом. Когда они подошли к лестнице, он взял канделябр вместо лампы,так как дальше был длинный коридор, ведущий в восточное крыло. Ни о чем не спрашивая, он зажег еще несколько свечей в комнате Рене и подкинул еще одно толстое полено к тем, что уже пылали в очаге.

– Это… это… не ваша ли это… мадемуазель?

Ей понадобилась секунда, чтобы сосредоточиться.

– Пардон?

Финн указал на пятна крови на ее плаще:

– Не ваша кровь?

Она смотрела, как будто видела эти пятна впервые.

– Нет. Это не моя кровь.

Она ответила шепотом, и это расстроило Финна гораздо больше, чем обнаруженные пятна; он помог девушке снять плащ и усадил ее у огня. Потом принес вино из буфета и заставил ее обхватить бокал замерзшими пальцами.

– Я могу только предположить, что произошло после того, как этот негодяй Рос запер меня в задней комнате.

– Он занял твое место, Финн, – спокойно сказала Рене. – Он надел твое пальто и седой парик. Даже я думала, что это ты сидишь.

Верхняя губа Финна дернулась.

– Нам следовало ожидать подобного. Рос ведь не джентль–мен… – Финн умолк, прислушиваясь, потом снова наполнил бокал вином. – А Капитан?

– Мы говорили, и… и он, должно быть, увидел что-то, чего не видела я; он оттолкнул меня и выхватил оружие, и… и… – Она посмотрела на осунувшееся старое лицо. – Он, должно быть, полагал, что ты пытался защитить мою честь… но я не думаю, что он хотел тебя убить. Это было сначала. А потом ты… Рос… снова выстрелил в него, и он… он…

– Вероятнее всего, он думал, что не вашу честь я пытался защищать, а погнался за наградой в две тысячи фунтов, прельстился ею?

Рене тяжело вздохнула и кивнула.

– Его лицо, его глаза были в последний момент просто ужасны…

– Да уж, представляю. – Финн оттянул воротник, ослабляя давление, – он внезапно стал ему тесен. – Да! Удача для нас обоих, что он мертв.

Голова Рене дернулась.

– Капитан мертв? Откуда ты знаешь?

– Вы же сами только что сказали, мадемуазель, как он смотрел в последний раз…

– Ну, он посмотрел так, а потом вскочил на лошадь и умчался в темноту.

– Он далеко уехал?

– Да. Он выстрелил и заставил Роса спрятаться за каретой, потом подозвал своего жеребца и умчался. – Ее плечи снова поникли. – Конечно, я не знаю, далеко ли он уехал, ведь Рос расставил своих людей повсюду, чтобы не дать ему улизнуть. Драгуны, как мне показалось, вполне уверены, что он не сможет проскочить мимо них.

– Тогда вам стоит вспомнить о чрезмерной самоуверенности всей британской армии, – прозвучал голос у них за спиной. – Они были точно так же уверены, что смогут нанести поражение Наполеону во Фландрии, но посмотрите, что случилось.

Финн подскочил, выплеснув вино из графина, и оглянулся. Рене уронила бокал на пол, не веря собственным глазам: дверь раздевалки открылась, повинуясь высокому черному сапогу, и Тайрон Харт предстал перед ними с двумя пистолетами со взведенными курками.

– Месье! – задыхаясь, проговорила она и вскочила на ноги. – Как вы пробрались мимо солдат?

– Мне жаль, что вы совершенно утратили веру в меня, мамзель. Или вы подумали, что я буду так потрясен вашей искренностью и невинностью, что не смогу предпринять самых простейших мер предосторожности?

Она не знала, что ей ответить Капитану Старлайту. Воротник его плаща был отвернут, сам плащ расстегнут, и под ним искрился серебристо-серый жилет. Тайрон Харт ослабил жабо, надетое по случаю сегодняшнего суаре.

– Я не предавала вас, месье, – прошептала она. – И Финн тоже. Ни он, ни я не знали, что Рос собирался предпринять сегодня вечером, поверьте, – проговорила девушка, глядя в лицо Тайрону.

Темные, в густых ресницах глаза остановились сначала на Рене, всего на миг, потом на пожилом камердинере. Тайрон Харт увидел рану на виске. Финн осторожно коснулся ее указательным пальцем и нахмурился.

– Мадемуазель говорит истинную правду, сэр: меня заставили замолчать и заперли тут незадолго до вашего отъезда.

Тайрон перевел пристальный взгляд на руку Финна и указал пистолетом на графин.

– Есть еще стакан?

– Да, сэр. Конечно, сейчас, сэр.

– Почему вы приехали сюда? – снова спросила Рене. – Внизу полно солдат, и, вероятно, их будет еще больше, когда Рос обнаружит, что вы избежали западни, которую он вам устроил. Он расставил своих людей повсюду…

Тайрон бросил каменный взгляд в ее сторону.

– Он не может расставить мне ловушку и не попасть в нее сам, мамзель. А я прибыл сюда, чтобы снова почувствовать вкус вина лорда Пакстона. Прекрасного напитка, мамзель. Если вы против моей компании, вам стоит всего лишь крикнуть – и сюда немедленно прибежит молодой капрал Мальборо.

Она побледнела от язвительного замечания Тайрона, но не отвела взгляда от его лица: пот струился от виска к воротнику плаща, выбившиеся волосы упали на брови и щеки и на бронзовой коже казались туго закрученными спиралями.

– Мадемуазель… – Финн поспешно поставил графин, потому что ноги Тайрона начали подгибаться. – Я полагаю, он собирается…

Старый камердинер подхватил Тайрона в тот миг, когда он качнулся вперед. Стон сорвался с губ Харта. Финн осторожно опустил его на пол. Оружие отлетело в сторону. Глаза закатились, и остались видны одни белки.

– Финн? – Рене рванулась вперед. – В чем дело?

– О Господь милосердный, – только и проговорил он.

Камердинер отодвинулся, и Рене опустилась на колени возле Тайрона. Финн отвернул верхнюю полу плаща и указал на огромное красное пятно, пропитавшее почти весь низ серебряного жилета.

– Я боюсь, в него попала пуля, мадемуазель. – Он наклонился и просунул скрюченный палец в вырез жилета. Через секунду рука старика окрасилась кровью. – Я полагаю, пуля прошла насквозь.

– Что нам делать? – Глаза Рене расширились от ужаса.

– Что делать? – Финн посмотрел на свою руку, потом снова на лежащего перед ним Тайрона. – Ну, перво-наперво попробовать остановить кровотечение.

Рене бросилась в гардеробную и собрала все полотенца. Она сгребала все, что могло подойти для перевязки. Финн положил на рану сложенную в несколько слоев ткань, но перевязать спину не смог – мешал плащ.

– Нам придется раздеть его, мадемуазель.

Старик взялся за дело; он осторожно стаскивал тяжелый плащ с неподвижного Тайрона, начиная с рукавов, а Рене занималась подготовкой постели для раненого.

– Я хотел бы напомнить вам, мадемуазель, об опасности всего происходящего, – обронил Финн, не поднимая головы. – Имейте в виду, никто из слуг ни в коем случае не должен обнаружить раненого мужчину в вашей постели. И вообще никто из обитателей дома или посторонних не должен знать о его пребывании в доме.

– Ты ведь не предлагаешь мне выбросить его из окна? – спросила Рене, не оборачиваясь.

– Очень сомневаюсь, что он пережил бы еще одно падение, – сухо отозвался камердинер. – Но как вы понимаете, здесь мы не можем его оставить. У вас есть ножницы? Любые?

– Что? – спросила она по-французски.

– Ножницы, – тоже по-французски ответил Финн. – Хватит уже его тревожить и толкать. Верхнюю одежду я снял, но дальше придется поработать ножницами.

Рене дала ему ножницы и с тревогой наблюдала, как камердинер разрезает изящный шелковый жилет и красивую льняную рубашку. Яркий ручеек свежей крови заструился в бледном свете свечи, и, пытаясь удержаться от тошноты при виде истерзанной человеческой плоти, девушка перевела взгляд на лицо Тайрона Харта. Она видела высокий чистый лоб, местами влажные пряди прикрывали белую кожу. Он, должно быть, уехал с приема вскоре после нее и гнал коня изо всех сил, летел как ветер, стремясь попасть на свидание вовремя.

Вспомнив о чем-то, Рене нащупала под платьем бархатный сверток и вынула его. Развернув, она положила брошь на ладонь, покачала ее, словно в колыбели, внимательно разглядывая, и внезапно со всей отчетливостью осознала, на какой риск пошел этот человек ради того, чтобы она могла обрести свободу.

– Милый, глупый месье Харт, – прошептала она.

– К счастью, нет. Пуля миновала сердце, мадемуазель, хотя у меня мало надежды на его выздоровление.

Она замигала и невидяще посмотрела на Финна. Потом догадалась, о чем говорит камердинер. По-английски его фамилия и слово «сердце» созвучны.

– Нет, Харт – это имя. Месье Тайрон Харт.

Глаза Финна чуть не вылезли из орбит.

– Но это ведь не тот господин Тайрон Харт, который приехал сюда сегодня с полковником и господином Винсентом?

– Представь себе напудренный парик и лицо в пудре, смешные надутые губы. Вот тебе и господин Тайрон! Он изображал дурака, чтобы одурачить их всех! А посмотри-ка, что он дал мне сегодня вечером! – Рене вытянула руку и разжала пальцы. Жемчуг замерцал в свете очага.

– Неслыханно! Это что-то из ряда вон выходящее! – пробормотал Финн.

– Именно поэтому мы не можем позволить людям Роса найти его. Не имеем права. Надо спрятать и держать его в безопасности до тех пор, пока он не поправится. Тогда он сможет сам распоряжаться собой, как прежде.

– Спрятать его, мадемуазель? – Финн был просто потрясен. – Держать в безопасности, пока он не поправится? Этому человеку нужен доктор. Даже если мы остановим кровотечение, рану надо зашить и перевязать как полагается. Потом еще один маленький вопрос – о вашей собственной безопасности и безопасности вашего дорогого и горячо любимого брата Антуана.

– Я думала обо всем этом… – тихо сказала Рене. – Но я не могу убежать сейчас и оставить этого человека умирать.

– Вы забыли, что вскоре приезжает ваш дядя? Он привезет с собой гостей и слуг – в доме будет полно народу.

Рене быстро покачала головой:

– Все они поселятся в том крыле, где живет семейство дяди, и нас никто не побеспокоит. Есть четыре вполне пригодных для жилья комнаты в конце нашего холла, и никому в голову не придет их использовать…

– Не можете же вы на самом деле так думать и полагаться на случай, дитя мое?

Рене села на корточки.

– Тогда он останется здесь, а я запрусь и объявлю, что подхватила чуму.

Финн устало вздохнул, но он знал, что нет никакого смысла обсуждать это и дальше и спорить с Рене. Финн посмотрел на бандита еще раз и подумал, что, возможно, его беспокойство преждевременно. Вор может к утру умереть, и проблема сама собой разрешится; тогда перед ними возникнет задача другого свойства: что делать с бездыханным телом?

Внезапный страшный удар грома заставил Финна и Рене вздрогнуть. Они посмотрели в окно. Крупные капли дождя ударили по стеклу. Они едва успели оправиться от одного удара, как в ту же секунду такой же зловещий грохот сотряс дверь спальни.

Глава 16

Роберт Дадли не волновался до тех пор, пока часы в библиотеке не пробили пять раз. Он дремал перед очагом, держа в руке стакан с коньяком, и проснулся, когда стакан оказался на полу. Пробормотав проклятия и от души выругавшись, он посмотрел на часы. Потом, увидев пустой стол позади, понял, что сидит совершенно один.

Городской дом Тайрона был неприметным трех–этажным зданием, расположенным в самой отдаленной части респектабельного района Ковентри. Убранство и меблировка первых двух этажей выдавали холостяка, который предпочитает развлекаться подальше от дома. Полки в библиотеке были заполнены книгами и картами. Посетители дома номер 33 по Прайори-лейн не видели здесь ничего, что указывало бы на тайную жизнь Тайрона Харта.

Гости редко нарушали тишину верхнего этажа. Здесь были личные покои: большую спальню украшала массивная мебель, дальше располагались гардеробная и кабинет. В дорогом, изящном хрустальном графине прекрасный французский коньяк, который он мог потягивать, играя на фортепьяно в кабинете или вытянувшись во всю длину в белой эмалевой ванне, которую он вывез с Дальнего Востока. Большая кровать занавешена тяжелыми бархатными драпировками; роскошные толстые ковры под ногами закрывали почти весь пол из полированного дуба.

Апартаменты Роберта Дадли, хотя и менее просторные, но не менее удобные, располагались в цоколе. У него была большая отдельная спальня и гостиная недалеко от подсобных помещений: кухни, кладовой и винного погреба. Повар и служанка приходили каждый день, но была и горничная, постоянно жившая в доме: Мэгги Смоллвуд, миниатюрная темноволосая ирландская деваха, однажды вечером заявилась с черного хода с запиской от Джеффри Бартоломью, чтобы выяснить, нет ли здесь вакансии домоправительницы. Местный писарь ручался за ее характер и добавлял, что она убежала от жестокого мужа, который колотил ее исключительно для собственного развлечения, и что любая помощь, которую они могли бы оказать ей, будет принята с большой благодарностью как личная услуга. Бартоломью был не только хорошим писарем, но и прекрасным осведомителем Капитана Старлайта, и, прожив месяц в доме, Мэгги нашла свое место и в сердце Дадли, и в его постели.

Он услышал ее мягкие шаги у себя за спиной, когда пытался опуститься на здоровое колено и подобрать осколки разбившегося стакана.

– Мистер Тайрон еще не вернулся? – спросила Мэгги.

– Похоже, нет еще, – ответил Дадли.

Она пожала плечами и, коснувшись его руки, слегка отодвинула в сторону, опустилась на колени и собрала осколки стекла. Взгляд Дадли стал мягче, он с нежностью смотрел на живот Мэгги, который день ото дня становился все круглее.

– Ты должна быть в постели, – заявил он.

– Ты тоже должен, – ответила Мэгги. – Он не мальчик, которого надо ждать ночами и держать свечу зажженной на подоконнике, чтобы он не споткнулся и не расквасил себе нос.

– Ему и самому это не нравится, но у меня что-то на душе неспокойно. – Роберт Дадли посмотрел в окно и нахмурился, увидев, что унылый серый свет уже позволяет различать очертания деревьев, домов и даже их цвет. – Он должен был давно вернуться, – покачал головой Дадли.

– Может, он… куда-нибудь завернул. Отвлечься. – Мэгги умолкла, когда его рука стиснула ее руку. – Ты сам хорошо знаешь, как бывает, – добавила она тихо.

Рука Дадли легла на грудь Мэгги, прикоснулась к соску, лаская его. Он вспомнил, какой была эта женщина, впервые переступив порог дома на Прайори-лейн, – худая, изможденная, с грязными волосами, похожими на паклю, а во взгляде таились страх, опасение и ожидание. Она была замкнутой, работала спокойно и старательно; Дадли старался избегать ее общества, смущаясь собственной хромоты, считая себя уродливым из-за шрамов, которых было слишком много на его теле. По утрам Мэгги не раз наблюдала, как этот мужчина превозмогает боль в ноге. Однажды вечером она пришла к нему в комнату и принесла бальзам, который сама приготовила из трав и камфары, и, несмотря на его протесты, настояла, чтобы он разрешил ей сделать массаж колена. Он не ждал от этой процедуры чудесного исцеления, но ощутил заметное облегчение – нога стала более подвижной, и по утрам он уже не испытывал прежней нестерпимой боли, от которой искажалось лицо. Каждый вечер после этого он с удовольствием наблюдал, как пальцы Мэгги трудились над его задеревеневшими, искореженными мышцами. А потом он стал замечать и кое-что другое – он вдруг обратил внимание, что волосы ее в свете пылающего очага обретали каштановый оттенок; он с удивлением обнаружил, что лицо ее округлилось, а когда она улыбалась – это происходило все чаще, – появлялись ямочки, а глаза сияли, словно ограненные изумруды.

– Да, – пробормотал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее. – Я знаю, я очень хорошо знаю.

Внезапный стук во входную дверь застиг обоих врасплох. Мэгги положила на пол осколки стакана, Дадли огляделся вокруг.

– Как ты думаешь, кто это может быть? – жарким шепотом спросила Мэгги.

– Ш-ш-ш. – Дадли приложил палец к ее губам, призывая помалкивать, а сам неловко пытался встать на ноги. Колено не хотело слушаться, словно не понимая, что это совершенно необходимо сейчас, но он наконец справился и дохромал до стола; открыв ящик, вынул длинноствольный пистолет и быстро проверил, заряжен ли он, чтобы подстраховаться.

– Спускайся вниз по лестнице, – спокойно приказал он Мэгги, – и сделай так, чтобы тебя никто не видел.

– Но, Робби…

– Делай как тебе сказано, любовь моя. Немедленно.

Мэгги кивала, ее глаза округлились, но в них не было никакого страха, и он понял, что она сделает так, как он велит, – она безраздельно доверяет ему.

Дадли поставил зажженную лампу на стол и вытащил оружие из-за спины. Он пригладил волосы и ослабил ворот рубашки, а когда открыл тяжелую дубовую дверь, то громко зевнул, показывая, что никак не мог проснуться.

– Какого дьявола?..

– Вы мистер Дадли?

Шел сильный дождь, и Робби скосил глаза, пытаясь за–глянуть под низко надвинутую шляпу.

– И если это я?

– Если это вы, – Финн стащил с головы промокшую шляпу, – то я хочу вам сказать, что мистеру Харту срочно необходима ваша помощь, причем сейчас же, немедленно.

Дадли встревожился, он почувствовал, как к вискам прилила кровь. Волосы Финна свисали седыми сосульками на воротник и ниже, на плащ, под которым была ночная рубашка, второпях подвернутая выше бедер.

– Что случилось? Где он?

– Сейчас, я думаю, он находится в подземной тюрьме.

– Что?

– Ну, на самом-то деле это старинная комната в башне, но она очень похожа на тюрьму. Должен вам сказать, мистер Дадли, что более подходящего места, чем эта комната, для того чтобы спрятать его, нет.

– Что случилось? Начините с самого начала, ничего не пропуская.

– Ну хорошо, я так и сделаю. Вчера вечером Капитан отправился на свидание с мадемуазель д’Антон. Полковник Рос вытряхнул меня с облучка и уселся сам, замаскировавшись – надел парик и мою ливрею. Произошла стычка, они обменялись выстрелами. Капитан сумел убежать, несмотря на то что несколько дюжин вооруженных волонтеров Роса ожидали его, устроив засаду и окружив все поле. Капитан нашел дорогу к Гарвуд-Хаусу и прибыл туда, чтобы застрелить нас, но… рухнул без чувств на пол спальни.

– Рухнул?

– Я разве не упоминал о том, что в него стреляли? Довольно противная рана, должен вам сказать, мистер Дадли, хотя я далеко не эксперт в этом деле. Мадемуазель Рене не знала, что делать, но тут пришел молодой господин Антуан, испугавшись страшной грозы и ливня. Его, знаете ли, мучают ужасные кошмары. Впрочем, не его одного, а их обоих, и брата, и сестру. Я предложил молодому господину…

– Тайрон, – прервал его тираду Дадли. – Тайрон, что с Тайроном?

Финн вскинул бровь.

– Вы велели ничего не пропускать.

Дадли молча взглянул на него, и старый камердинер продолжил:

– Да, ну и, в общем, молодой господин совершенно обезумел от вида крови и бездыханного тела на полу… Но его приход оказался как нельзя кстати, потому что именно он, наш юный господин, предложил воспользоваться старинной комнатой в башне. По правде говоря, мы проходим мимо нее каждый день по три, а то и по четыре раза, но там довольно большой гобелен занавешивает вход, и никому и в голову не приходило посмотреть, что же находится за этим гобеленом. Если бы не любопытство господина Антуана, который и обнаружил за гобеленом нишу, то я сомневаюсь, что мы вообще узнали бы о том, что туда есть доступ из главной части дома. К сожалению, ни у одного из нас нет опыта в области медицины, и я с прискорбием вынужден признаться, что у него снова открылось кровотечение, весьма обильное, и оно не прекратилось и до моего отъезда к вам. Мы делали все, что могли, конечно, но требуются услуги доктора, и очень срочно.

Дадли тяжело вздохнул.

– Мадемуазель д’Антон надеется, что вы сможете помочь. Нам самим необходимо как можно скорее уехать подальше от Ковентри, но она отказывается покидать дом, пока Капитана не передадут в надежные руки и он не окажется в полной безопасности.

– Вы говорите, это произошло вчера вечером?

Финн выпрямился.

– Я ручаюсь, что мадемуазель д’Антон послала меня, как только можно было сделать это. Как я уже упомянул, в окрест–ностях полно волонтеров. Сам Гарвуд-Хаус находится под бдительным наблюдением, и я сумел ускользнуть, лишь сославшись на то, что отправляюсь за молоком. Мне пришлось дать мальчику пять шиллингов, чтобы он отвез меня на окраину города, а остаток пути я прошел пешком. Да я еще и не знал, далеко ли до дома, который я ищу. Мне пришлось раскошелиться еще на два шиллинга, чтобы узнать дорогу у немытого пострела, который облегчался в канаве.

Дадли протянул руку.

– Мне жаль. Я не ожидал, что такое случится. Конечно, вы правильно сделали, что держались так осторожно. Куда он ранен? В руку? В ногу?

– Примерно сюда. – Финн указал на ребра. – К счастью, пуля, кажется, прошла навылет, но он потерял слишком много крови.

– Если вы дадите мне десять минут, чтобы упаковать мои травы, – раздался голос Мэгги за спиной у мужчин, – я смогу хорошо зашить рану.

Дадли стал отказываться, но Мэгги уперлась ему в спину тяжелым армейским ружьем.

– И если ты скажешь «нет», Роберт Дадли, ты пожалеешь. Я напомню тебе, как много я задолжала мистеру Тайрону, и мне сейчас не важно, что ты думаешь.

Дадли посмотрел на воинственно вздернутый подбородок Мэгги и кивнул:

– У тебя всего пять минут.

Мэгги торопливо ушла, а Дадли покачал головой, глядя на Финна:

– Вы говорите, он сейчас в старой башне?

– Это единственное место, где нет ни солдат, ни слуг.

– Хорошо. Там есть подземный ход, который идет от башни до берегов канала; надо подъехать к реке и вынести его туда.

Финн искренне удивился:

– Подземный ход, вы говорите?

– Большинство старых замков в этих местах имеют такие ходы, чтоб вы знали. Ковентри был парламентским городом во время гражданской войны, но тут жили и сочувствующие роялистам, и ни один из них не выбрался бы отсюда без тайных ходов. Между прочим, торговцы с черного рынка и контрабандисты пользуются ими до сих пор. Тайрон обнаружил большинство из них и знает самые удобные маршруты, да и секретных ходов в старых особняках в поместьях он знает немало, особенно если…

– Возникает потребность проникнуть в будуар леди? – Финн скривился. – А мы не могли понять, как он сумел пробраться внутрь, проскользнуть мимо охраны и патрулей!

Дадли закрыл дверь на задвижку и махнул рукой, приглашая Финна следовать за ним. Он достал накидку из овчины и широкополую шляпу, добавил еще пару пистолетов и пороха к своему арсеналу и направился впереди Финна к задней двери, а дальше – к сараю, где стояла повозка. К тому времени, когда появилась Мэгги, он уже вывел из конюшни лошадь и стал запрягать.

Не более часа ленивая лошаденка тащила телегу с седоками; потом они спустились вниз по скалистому выступу и, вероятно, проскочили бы мимо незаметного входа, если бы не знакомая лошадиная голова, мелькнувшая в высоких травах.

Именно лошадь Дадли учуяла знакомый запах и радостно приветствовала огромного черного жеребца. Арес, хорошо обученный, не ответил, пока не услышал команду Дадли. Он посвистел, и Арес выскочил, выкатив глаза, выражая тем самым неудовольствие от столь долгого ожидания.

– Ну, старина. – Дадли вылез из повозки и ощупал сначала блестящую шею, потом проверил ноги – нет ли каких повреждений. – Ты думал, мы забыли про тебя, да?

Он помахал Финну, который направил повозку через низкий сводчатый проход под каменный зонтик скалы, достаточно широкий, чтобы защитить лошадей и подводу от дождя. Дадли помог Мэгги выбраться, и втроем они поспешили в проход, лишь однажды остановившись, чтобы зажечь фонарь, который прихватили с собой.

Туннель был длинный, забитый камнями. Пахло влажной землей, летучие мыши сновали над головой. Они одолели сотню ярдов и повернули под уклон. Шли согнувшись и довольно медленно, подстраиваясь под ритм Дадли. Никто даже не ахнул при виде иссохших костей. Вскоре стало посвободнее, потолок повыше, и, наконец, они ступили на шершавый пол, откуда поднималась крутая каменная лестница.

Дверь висела на ржавых петлях, и Дадли поднял фонарь повыше. Он велел своим спутникам смотреть под ноги повнимательнее – посреди пола зияла дыра, напоминавшая о временах, когда придумывали разные способы борьбы с налетчиками с севера. Дадли пнул камень и успел сосчитать до трех, прежде чем раздался всплеск воды. Он взял Мэгги за руку и пошел вперед ко второй двери у края стены. Она открылась, и они оказались в довольно большом помещении круглой формы, с каменными арками, поддерживающими потолок. Везде были следы разрушения. Финн с некоторым удивлением заметил холщовые мешки, корзины, фонари и подсвечники.

– Вы раньше подозревали, что лорд Пакстон имеет дело с контрабандистами?

Дадли фыркнул:

– Он один из самых главных воров во всем Уорикшире. Как вы думаете, почему они состоят в такой нежной дружбе с Эдгаром Винсентом?

– Я должен признаться, меня это весьма удивляло, – пробормотал Финн.

Дадли указал на пару железных колец, болтающихся на стене. От каждого тянулась длинная цепь.

– Интересно, когда ими пользовались в последний раз?

Мэгги задрожала и толкнула его рукой.

– Ну иди же.

Они обнаружили еще одну дверь, закрытую с помощью толстых, с запястье, железных брусьев, положенных так, чтобы нельзя было открыть дверь с другой стороны. По царапинам, которые остались на грязной поверхности, было ясно, что недавно этим входом пользовались, и когда они отодвинули всю конструкцию, то оказались у основания башни, там, откуда начиналась винтовая каменная лестница. За дверью была молельная, куда владелец замка мог прийти и получить вечернее благословение. На полке стояли свечи и валялся давно заржавевший старый железный ключ. Финн втянул воздух, огляделся, и его осенило, где они находятся в данный момент.

– Туда, – с некоторым изумлением указал он на узкую арочную дверь у основания лестницы. – Это путь в главный дом. Эту дверь нашел мой молодой господин Антуан, когда прислонился к гобелену. Мы пронесли господина Тайрона именно там.

Он повел их по крутым ступенькам. Наверху Финн два раза тихо постучал в дверь, и через секунду они услышали приближающиеся шаги. Когда дверь открылась, Финн отшатнулся назад, облив себя расплавленным воском: освещенная зажженной свечой, стояла Рене. Вытянутые вперед руки дрожали от тяжести пистолетов Тайрона, которые она сжимала изо всех сил. Они были заряжены.

– Мой Бог! – Рене опустила тяжелое оружие. – Я могла пристрелить вас.

Дадли протолкнулся в дверь и пошел прямо туда, где лежал Тайрон. Мэгги кивнула Рене и прошла следом, снимая на ходу плащ и перчатки.

Тайрона можно было принять за мертвеца, если бы его грудь не поднималась и не опускалась под одеялами. Цвет лица, обычно здоровый, бронзовый от загара, сейчас был иной – он напоминал желтоватый старый воск. Кожа влажная от температуры, и когда Робби откинул одеяла, то увидел, что повязка на его груди стала зловещего темно-красного цвета.

Рене коснулась руки Финна.

– Мы думали, ты никогда не вернешься. Мы думали…

– Ливень, да такой, будто ад разверзся, – объяснил Финн, – и дорога размокла.

– Мы с Антуаном, – она обернулась к брату, чтобы тот подтвердил ее слова, – мальчик стоял в тени у дальней стены, – вернулись сюда, к месье Харту. Я была у себя и ждала Дженни с утренним шоколадом, и когда она принесла его, я сказала, что мне нехорошо и я весь день проведу в постели.

– Она ничего не заметила?

Рене покачала головой:

– Я все убрала и положила коврик поверх пятна на полу. Я не знала, что делать с его одеждой и запачканными полотенцами, поэтому Антуан принес их сюда.

Пристальный взгляд Финна скользнул по куче тряпья в углу.

– Действительно, вам пришлось потрудиться.

Около тюфяка, на котором принесли сюда Тайрона Харта, стоял теперь низкий деревянный стол и стул с прямой спинкой. Железная жаровня пылала, и оловянные ясли были наполовину заполнены углем. В комнате было влажно и пыльно, но место вокруг лежанки с раненым Тайроном Рене вычистила. Кувшин с водой и ванночка с чем-то розоватым стояли на столике подле лампы.

– Нам понадобится больше света и одеяла, – сказал Финн. – Мне надо попасть на кухню, но так, чтобы ни у кого не возникло подозрений, и взять кое-что из еды, чайник и бисквиты. Мой молодой господин Антуан, во имя всего святого, не надо вам находиться здесь, в этом затхлом воздухе – не дай Бог, у вас опять заболят легкие. И… О милосердный Иисус!

Восклицание было столь горестным, что даже Дадли повернулся к Финну.

– Что такое? Что случилось?

Финн ошеломленно смотрел на изуродованный подбородок Рене. За прошедшие часы синяк потемнел, а скула припухла, как будто у девушки разболелись зубы.

Он обратился к Дадли, который подошел с фонарем:

– Вы только взгляните, сэр! Уже второй раз полковник Рос посмел поднять руку на мадемуазель д’Антон. Клянусь, это уже свыше моих сил. Я насажу этого ублюдка на его собственный меч, клянусь!

Несмотря на протесты Рене, Дадли осмотрел ушиб.

– Кожа не повреждена. У моей Мэгги есть специальный бальзам, все исчезнет через день-два.

– Полковник Рос еще получит свое, я уверен, – заявил Финн. – То же самое ожидает и тупорылую свинью Винсента. А лорд Пакстон вызывает у меня просто омерзение!

При упоминании о дяде Рене нахмурилась, вспомнив сообщение служанки Дженни.

– Мои тетя и дядя провели ночь в Стоуни-Стратфорд. Они прислали гонца с известием, что прибудут или сегодня поздно вечером, или завтра рано утром.

– Нет, если дождь не перестанет, они не приедут ни сегодня, ни завтра, – хмуро сказал Дадли. – Тридцать – тридцать пять миль по скользкой дороге быстро не одолеть, а насколько я знаю, Пакстон не любит причинять себе беспокойство.

– Месье Винсент также сообщил, что он воспользуется гостеприимством лорда Вулриджа еще на один день, и капрал Мальборо, – Рене на секунду умолкла, чтобы справиться с дрожью в голосе, – был отозван в Ковентри, потому что патруль захватил пятерых мужчин; трое, кажется, убиты. Говорят, возможно, в их руках Капитан Старлайт.

Бровь Финна выгнулась дугой.

– Что за чертовщина!

– Две тысячи фунтов – очень большие деньги для рядового солдата, – сухо заметил Дадли. – И самые жадные не очень-то церемонятся, если человек соответствует габаритами или внешним видом тому, на кого идет охота.

Грянул гром, потрясший старую башню, казалось, до основания. Стены задрожали, а высоко над головой, во мраке, завыл ветер в бойницах, где когда-то стояли лучники.

– Вот я и говорю, что если ураган не прекратится, доблестный полковник и его волонтеры из Ковентри утонут по пояс в грязи, наблюдая за мостами.

От тюфяка, где лежал раненый Тайрон, раздался негромкий голос Мэгги:

– Хорошо, что идет дождь, потому что мистера Тайрона нельзя тревожить, а тем более переносить. Я даже не уверена, смогу ли я… – Она осеклась и прикусила губу. Дадли поспешил к ней на помощь.

– Скажи, что тебе надо?

Женщина беспомощно смотрела на бесчувственное тело и, казалось, не знала, с чего начать.

– Побольше одеял. Воды. И посудину, чтобы заварить травы. У меня есть иголка и нитка, но еще понадобится нож с широким лезвием. И побольше угля. Нам необходимо развести сильный огонь, очень сильный. Я боюсь, что простыми стежками такую рану не зашьешь. Ее надо прижечь. – Она положила ладонь на лоб Тайрона и покачала головой. – Он потерял так много крови, что у него наверняка будет жар, лихорадка.

Антуан, неподвижно стоявший в тени и наблюдавший за взрослыми, подошел к Рене и потянул ее за руку.

Он умрет?

Она посмотрела на людей, чьи лица горели желанием спасти раненого.

– Я надеюсь, что нет. Но для этого мы должны сделать все, что сможем, и помочь ему.

И я тоже?

– Ты больше всех, мой мышонок, – сказала она тихо по-французски. А потом добавила по-английски: – Ты должен проскользнуть так, чтобы тебя никто не заметил, а если заметил, то не обратил бы внимания, и найти одеяла, стеганые одеяла, и побольше свеч, мыла, и простыни – мы их порвем для перевязки. И метлу. И подумайте с Финном, во что можно переодеть раненого, принесите чистую, сухую одежду. Смотри, как он стучит зубами от холода!

Глаза Антуана загорелись, в них заплясали озорные искорки.

Я знаю, как сделать пластырь из горчицы.

– Право, нам всем он понадобится, если мы не сможем натопить здесь как следует, – сказала Рене, потирая озябшие руки. – А теперь иди, милый. И пожалуйста, будь как можно осторожнее, чтобы никто не видел, как ты уходишь.

Гордясь важностью поручения, мальчик кивнул Финну, показывая на дверь. Когда они ушли, Рене подошла ближе к свету и остановилась в шаге от постели раненого. Мэгги рылась в мешочке, который принесла с собой; она раскладывала иглы, нитки, маленькие горшочки, пучки трав и лекарства. Она подняла руку, чтобы убрать прядь влажных волос, упавших на глаза, и Рене впервые заметила ее состояние.

– Скажите, могу ли я хоть чем-то помочь?

Дадли посмотрел на нее и проговорил:

– Помолиться не помешало бы, мисс.

– Да, помолиться, – прошептала Мэгги. – Попросить всех святых об удаче.

Глава 17

Тайрон очнулся от приглушенного раската грома. Он прислушался, но не столько к грому, сколько к самому себе: он ощутил свои ноги, потом давящую тяжесть простыней, почувствовал запах чего-то несвежего и неприятного.

Его сердце учащенно забилось, а жало внезапно возникшего напряжения впилось в позвоночник.

Где он находится?

Почему он не может ничего вспомнить, ну хоть что-нибудь? Думай. Думай! Он появился в Гарвуд-Хаусе в компании полковника Роса и Эдгара Винсента, он замечательно с этим справился, он ничем не выдал себя, когда увидел Рене д’Антон в комнате для завтрака.

К сожалению, он на самом деле оказался настоящим дураком. Он должен был знать, что Рос обязательно что-то придумает, какую-то ловушку. Иначе это был бы не Рос. Он позволил себе увлечься. Он вел себя опрометчиво и неосмотрительно, нарушив одно из главных правил в игре: никогда не думать ни о чем, кроме своей головы! Он вор, и чертовски удачливый, и если он начнет уступать каждой паре больших синих глаз, устремленных на него, то может сам надеть себе петлю на шею, чтобы не утруждать других.

Больше ему не надо было уговаривать свои глаза открыться: то, что он увидел сквозь узкие щелочки, заставило их распахнуться.

Единственное узкое оконце находилось высоко, почти под самым потолком. Тайрон Харт увидел вспышки молний: значит, за окном настоящая гроза, но невероятной толщины стены скрадывали звуки, и громыхало где-то в отдалении от этой странной комнаты.

Тайрон никогда не был в тюрьме в Ковентри, но он решил, что она должна выглядеть и пахнуть примерно так же. Он пытался найти в окружающем пространстве хоть что-то, что объяснило бы, куда он попал, и вдруг услышал шаги за дверью. Потом дверь распахнулась и кто-то вошел в комнату.

* * *

Рене бросила осторожный взгляд в сторону кровати. Тайрон не шевелился, в такой же позе он лежал и час назад. Все оставалось прежним, даже шум, доносящийся снаружи, – гроза продолжалась. Она подумала, что они должны быть благодарны природе за этот акт милосердия. Полковник Рос заехал ненадолго в Гарвуд-Хаус среди дня, но тотчас отбыл, и погода удерживала теперь его в другом месте.

Гарвуд-Хаус, однако, не оставался без внимания. Дважды появлялся промокший до нитки капрал Мальборо: он стоял в зале с несчастным видом, с него капало, а он добросовестно сообщал Рене о том, что лорд и леди Пакстон прервали отдых в Фэрли-Холле и намерены выехать в Гарвуд, и о том, что Эдгар Винсент решил воспользоваться гостеприимством Вулриджа, пока дороги не просохнут.

Тайрон Харт все эти три дня находился в старой башне; у него был сильный жар. Он не открывал глаз, не поднимал ресниц. Рене всякий раз волновалась, входя к нему в комнату: жив ли он, дышит ли?

Что-то заставило ее сейчас взглянуть на густые ресницы, полумесяцем обрамлявшие веки, попристальнее, и ей показалось, она заметила легкий трепет… Неужели?

Было удивительно, что он вообще жив до сих пор.

Мэгги Смоллвуд работала быстро: она зашила раны Харта, затем смазала их мазью с мерзким запахом скипидара – она приготовила ее из дикой моркови и семян льна – и перевязала его. У него уже начиналась лихорадка, и о том, чтобы вынести его из башни, не могло быть и речи.

Виски его были влажными и блестели, притягивая взгляд Рене. Она сначала коснулась кончиками пальцев трехдневной колючей щетины на подбородке, потом положила руку ему на лоб. Никакого жара – высокая температура ушла и забрала с собой неестественный румянец щек, оставив запекшиеся, потрескавшиеся губы.

На столе лежала свернутая салфетка, и Рене, смочив ее в чистой холодной воде, отжала почти досуха, чтобы отереть лицо и шею Тайрона. Потом она решила проверить повязку на ране, не промокла ли она от крови. Но повязка оказалась чистая и сухая, исчез и неприятный запах.

Девушка выпрямилась, поправляя повязку, и вдруг замерла.

Пальцы Рене скользнули по темной тонкой полосе, которая спускалась на живот. Она вспомнила, как по этой пушистой полосе пробегали ее губы, как они целовали каждую клеточку его тела, точно так же как его губы ласкали ее.

С восхитительной непосредственностью она открыла для себя, что его соски реагируют на ее прикосновения, и она дразнила их, как тогда, пока они не стали такими же темными и тугими, как сейчас.

Как сейчас!

Пораженная Рене взглянула на лицо Тайрона и увидела, что его глаза открыты. Ясный взгляд был устремлен прямо на нее, и ее губы расплылись в радостной улыбке.

– Пожалуйста, мамзель, – прошептал Тайрон, – не сбрасывайте меня со счетов.

Глава 18

Сердце Рене забилось, и она отдернула руку.

– Вы проснулись, месье.

– И разбудили меня таким приятным способом, о котором я не смел даже мечтать…

Рене собралась ответить, но, покраснев, передумала: как она могла объяснить ему, почему вдруг ее пальцы стали гладить его живот?

Появление Рене явилось долгожданным ответом на мучительный вопрос: где он и у кого, потому что, если бы они находились в темнице, вряд ли бы Рене парила над ним сейчас, словно ангел. Она была в простом белом платье из муслина и выглядела свежей. Ее волосы свободно лежали на плечах, а чтобы не падали на лицо, она перевязала их узкой шелковой лентой, но несколько прекрасных золотистых завитков все-таки своевольно выбивались на висках. Тайрон ласкал взглядом ее нежное лицо, мягкую линию подбородка, безупречный изгиб шеи.

Его взгляд замер на соблазнительный родинке над левой грудью, и поэтому он не сразу понял смысл слов, которые произносила Рене.

– …сказали, что вы должны были умереть.

– Кто это сказал?

– Финн и Мэгги Смоллвуд. Они говорили, что вы потеряли слишком много крови и потому могли умереть.

– Мэгги здесь?

– Была, месье. Я отправила ее домой… м-м… вчера.

– Не хочу показаться нелюбезным, мамзель, но могу ли я спросить, где я сейчас нахожусь?

– В башне… призраков… Так называет ее Антуан.

Тайрон Харт прищурился.

– Так, значит, огнедышащие драконы не притаились за дверью и не собираются меня сожрать?

Рене проследила за его взглядом и увидела паутину.

– Это единственное место, где мы могли вас спрятать, месье. Что ж, по крайней мере вы очнулись.

Его брови сошлись, он нахмурился.

– Сколько времени я уже здесь?

– Вас подстрелили три ночи назад. Вы вообще ничего не помните?

– Ничего, – честно признался Тайрон. – Боль, может быть. И что-то вроде факела, который держали надо мной.

– Да, такое было. – Рене нервно улыбнулась. – Мэгги боялась, что одними стежками не остановить кровотечение, поэтому она нагрела нож, и… – Рене махнула рукой в сторону жаровни. – Но она уверила месье Дадли, что если вы переживете лихорадку, то рана заживет быстро.

– Робби?..

– Финн привел его сразу, когда мы решили, что это вполне безопасно. Он пробыл здесь весь первый день, надеясь, что вам полегчает. Но у вас начался сильный жар. Мэгги послала его домой за лекарствами и травами, а гроза тем временем разыгралась еще сильнее. Месье Дадли сказал, что у вас дома уже лежит несколько сердитых записок – вас вызывают заняться затопленными дорогами.

– О Господи…

– Месье Дадли собирался поработать вместо вас, а если кто-то заинтересуется, куда вы подевались, он скажет им, что вы где-нибудь в другом месте, где положение еще хуже.

Странно, думал Тайрон, произошло столько событий за последние три дня, а он почти ничего не помнит.

– Я думаю, что один раз я приходил в себя, – медленно проговорил он. – Я видел лицо, но не ваше. Большие синие глаза и короткие золотистые кудри, как у херувима.

– Это был Антуан, – сказала Рене с улыбкой. – Он говорил мне, что вы смотрели на него секунду, не больше, а потом начали кричать и проклинать дьявола.

– Наверное, сознание еще полностью не вернулось тогда.

– Вы не помните, как вас ранили?

– Помню, я подумал о том, что, должно быть, переусердствовал за обедом с прекрасным кларетом у лорда Вулриджа.

– Вы слишком переусердствовали с прекрасным кларетом у лорда Вулриджа, – поправила она, суетясь у постели и пытаясь освободить другое запястье. – Вы явились сюда после ранения и размахивали оружием, угрожая застрелить нас за предательство.

Тайрон Харт смущенно моргнул.

– Я угрожал застрелить вас?

– Нас с Финном, обоих.

В ее голосе слышался упрек, и когда она освободила его руку, Тайрон поймал девушку за локоть.

– Рене, если я сказал или сделал что-нибудь…

– Вы были очень сердиты, – пробормотала она. – Но конечно, я понимаю, вы были ранены. И очень серьезно.

Она смотрела на его руку, но не пыталась выдернуть свою, а он, заметив это, сцепил ее пальцы со своими.

– Вам никогда не говорили, что раненые животные наиболее опасны, когда они в ловушке или когда чувствуют, что их предали?

Огромные синие глаза, не мигая, смотрели на него.

– Опасность подстерегает всех нас, месье. Пока нам чрезвычайно везло, но когда гроза закончится, слуги забудут свои страхи, они перестанут бояться призрака из башни и…

– Призрака из башни?

Она вспыхнула так сильно, что Тайрон даже удивился – он еще не видел у Рене такого жаркого румянца. Он погладил пальцем ее ладонь и был совершенно очарован, увидев, как мгновенно запылали и округлись ее щеки.

– Вы слишком громко кричали и стонали во время лихорадки, – сказала она. – А поскольку уже существует легенда, что в башне живет призрак, который часто выходит на старые зубчатые стены, Финн пробрался на крышу, завернувшись в белые простыни, и грохотал там цепями.

– Несгибаемый, упрямый мистер Финн?

– Он не лишен чувства юмора, месье.

– Я должен буду сделать комплимент мистеру Финну за его находчивость и изобретательность.

– Вообще-то это идея Антуана. – Она прикусила нижнюю губу и попыталась осторожно высвободить свою руку.

– Кто-нибудь еще знает, что я здесь?

Она посмотрела на Тайрона и нахмурилась.

– Ни Финн, ни Антуан не предадут вас и не раскроют ваше присутствие здесь, месье.

Рене видела, как сощурились глаза Тайрона Харта, и память внезапно вернулась к нему.

– Вы сказали, я пробыл здесь уже три дня? Какое сегодня число?

– Девятое, месье.

– Девятое. О Господи! А вы, предполагается, выходите замуж четырнадцатого? Почему же, черт побери, вы все еще здесь?

– Не было выбора, месье. Вас нельзя былопереносить, а мы не могли оставить вас здесь одного.

– Ради Бога, помогите мне найти мою одежду…

Он попробовал подняться, но каждое движение отзывалось дикой болью. Рене подбежала к нему.

– Вам нельзя двигаться, месье! Вы еще недостаточно окрепли.

Тайрон стиснул зубы от внезапно подступившей тошноты. С трудом оторвав голову от подушки, он попросил дать ему воды.

Рене быстро взяла кувшин и налила воды в стакан, потом, поддерживая за шею, поднесла воду к губам Тайрона. Его рука снова накрыла ее руку. Девушка держала стакан и не выпустила даже тогда, когда его голова снова упала на подушки, а его губы стали понемногу расслабляться.

– Снимите повязку. Я хочу посмотреть, так ли уж плохо.

– Я не думаю…

Его рука стиснула ее руку так сильно, что Рене испугалась, не хрустнет ли стакан.

– Пожалуйста.

– Хорошо, – проговорила она по-французски очень тихо, почти шепотом.

Рене помогла ему приподняться. Зрелище было не из приятных, и Тайрон не удержался от проклятия. Отверстие в теле зашито толстой черной нитью, а края прижжены раскаленным лезвием ножа. Кожа, окружающая рану, стала сине-фиолетовая, с желтыми пятнами у ребер.

– Сейчас рана выглядит намного лучше, чем три дня назад, – заверила его Рене. – Вам повезло, месье, пуля прошла между ребрами. Навылет.

Тайрон фыркнул и снова уронил голову на подушки.

– Вы должны простить меня, если я кажусь вам неблагодарным, но в последний раз я лежал на спине и не мог пошевелиться в раннем детстве.

Он умолк, собираясь с силами, чтобы сказать:

– Но я должен сделать кое-что.

Она проследила за его взглядом, направленным на фарфоровый прибор в углу, сняла крышку и приподняла край одеяла, но он протянул руку.

– Я не думаю, мамзель, что я такой уж беспомощный, – проворчал он, отворачиваясь.

– Да, конечно, в прошлые дни вы были значительно слабее, – заметила она.

Теперь настала очередь Тайрона покраснеть.

– Ничего не поделаешь, мамзель, – коротко бросил он, – я был в беспамятстве.

Она подала ему горшок.

– Я подожду за дверью?

– Пожалуйста, – процедил он сквозь зубы.

Рене была на полпути к двери, когда ее осенило.

– У вас есть мать, месье?

– Была. Она умерла, когда мне было восемь лет. – Он склонил голову набок. – Вы считали, что я вылупился из яйца?

– Да нет, ничего подобного. Конечно, нет. Я просто хотела узнать, жива ли она сейчас. Может, вам было бы удобнее, если бы о вас заботилась мать или…

– Жена? – хмуро добавил он. – Уверяю вас, мой статус закоренелого холостяка прекрасно известен во всем округе.

– Я думаю, не будет большим преувеличением сказать, Капитан, что вы не совсем точны: у вас может быть жена и десять детей в любом округе, – высказала Рене свою точку зрения на холостяцкое житье Тайрона.

– Все могло быть, конечно, – согласился он, но при этом воинственно нахмурился. – Но не произошло. Я свободен от семейного очага: семья больше обременяет, чем дает комфорт такому человеку, как я.

Рене обдумывала его слова, ожидая за дверью. Она услышала, как он громко кашляет, давая ей понять, что она может вернуться.

Она накрыла крышкой горшок и поставила его в угол, потом подошла к постели и подоткнула одеяло, закутав Тайрону ноги.

– Вы наверняка о ком-то заботились, месье, – сказала она, глядя на него из-под густых ресниц.

– Вы хотите в это верить, мамзель? Вам кажется, что я пережил какую-то трагедию? И вместо того чтобы броситься с утеса в пучину моря из-за несчастной любви, я решил всю жизнь мстить судьбе, совершая преступления и принося другим несчастья? – Тайрон Харт вздохнул и покачал головой.

– Тогда почему вы делаете то, что делаете, месье? Почему вы убиваете и крадете?

– Во-первых, сознательно я убил только двоих, и в обоих случаях, должен вас заверить, они пытались убить меня. – Он наблюдал, как она уже в десятый раз поправляла одеяло. Тайрон ожидал ее испытующего взгляда. – Во-вторых… мне это интересно, меня это возбуждает. И, как это ни странно звучит, я тешу свое чувство юмора – до чего же интересно дразнить таких болванов, как Бертран Рос. А как насчет вас?

– Меня?

– Я полагаю, что брак – не с ублюдком вроде Винсента, конечно, – решил бы многие ваши проблемы. У вас нет желания иметь мужа, который бы обеспечил вам безопасность и защиту?

– Я именно так и думала и всегда этого хотела, – сразу же ответила Рене.

– А теперь?

– Теперь? – Ее голос стал мягче, глаза, казалось, затуманились, из них ушла прежняя сосредоточенность. – Теперь я бы снова хотела почувствовать тепло. Я хотела бы найти место, где Антуан смог бы снова научиться смеяться, а Финн позволил бы нам заботиться о нем – для разнообразия. – По телу Рене пробежала дрожь – она чувствовала, что его глаза неотступно наблюдают за малейшими переменами в ее лице. Чтобы скрыть беспокойство, внезапно охватившее ее, Рене взялась за полоски ткани, приготовленные для перевязки. – Надо сменить повязку, месье, уже пора. Капитан, вы сможете сесть сами или мне сходить за Финном, чтобы он поднял вас и посадил?

– Я смогу сесть, – мрачно произнес Тайрон и протянул правую руку. – Если вы поможете мне.

Он обхватил рукой плечо Рене, она поддержала его, и Тайрон сел, но чего это ему стоило, стало ясно по скрежету стиснутых зубов. Наконец он тяжело выдохнул.

– С каждым разом все легче, – проговорил Тайрон, едва не уткнувшись ей в шею.

– Вы так думаете, месье?

Он хмыкнул в ответ, а Рене быстро заработала руками. Тайрон неловко наклонялся к ней, ему было трудно удерживать равновесие, а ее руки перебрасывали ткань через плечо на спину. Он коснулся лбом ее ключицы, ему было трудно сидеть, не опираясь на нее, но он храбрился, и она не могла отстраниться, чтобы избежать его близости.

– Я, конечно, хам и жулик, – пробормотал он, – но я должен сказать то, что думаю, мамзель. Вы были такой горячей в ту ночь. А я окунул нас обоих в ледяную воду.

Свернутые в клубок бинты выскользнули из рук Рене, и ей пришлось рыться в одеялах, чтобы поймать непослушный клубок, не дать ему распуститься на всю длину, иначе пришлось бы ловить его по всей постели.

– Я… я думала, что правильно вас поняла, когда вы сказали, что плохо помните все.

– После того как Рос стрелял в меня. И ранил. А до этого… – Его пальцы погрузились в шелковистые белокурые волосы Рене. Он слегка сдвинул их, обнажая нежную шею. – До этого я помню совершенно отчетливо.

Рене повернула голову, собираясь прервать Тайрона, но это было ошибкой, потому что теперь их глаза, их губы оказались на одном уровне, совсем близко.

Концы темных волос Тайрона коснулись ее золотой завесы, и их волосы смешались…

– Я даже помню, как вы поцеловали меня возле кареты, – прошептал он.

– Вы все неправильно помните, месье. Это вы меня поцеловали! – воскликнула Рене.

– Вы ведь спровоцировали меня, Рене.

– Я… просто я пыталась поблагодарить вас за брошь. Это французская традиция, – добавила Рене, торопливо отвернувшись и снова сосредоточиваясь на перевязке раны.

– Действительно? – Большим пальцем он провел по неж–ному пушку у корней ее волос. – Тогда я проявил бы непростительное небрежение, если бы не ответил вам должным образом за все, что вы сделали для меня, Рене.

Рене похолодела, почувствовав прикосновение его губ; они припали к чувствительному местечку чуть ниже уха.

– Пожалуйста, месье…

– Я только пытаюсь выразить мою благодарность.

Тайрон сидел прямо, на лице его блуждала усмешка; вдруг он обнаружил, что она больше не поддерживает его, что он сидит самостоятельно. Рене успела подхватить его вовремя, когда он уже валился назад, и тем самым спасла его от болезненного удара. Любовная бравада обошлась ему недешево! Его губы побелели, бусинки пота выступили над верхней губой, на бровях. Тайрон лежал неподвижно и молчал.

– Ненормальный, – пробормотала Рене. Она отжала салфетку и положила ему на лоб, боясь, что у Тайрона опять поднимется температура и вернется лихорадка, потом подтянула одеяло повыше, до самого подбородка. Рене заставила его выпить еще один стакан воды с большой дозой лауданума, болеутоляющего средства, смешанного с опием.

В сотый раз, а может, и в тысячный она спрашивала себя, ради чего она прячет раненого бандита в дядином доме? У нее есть брошь и немного денег. Она могла уже быть в сотнях миль от Ковентри. Она, ее брат Антуан и верный старина Финн.

– Я попрошу Финна принести вам немного бульона. Вы должны попытаться вернуть себе силы, месье, а затем оставить это место как можно скорее, – сказала она Тайрону.

– Поверьте мне, мамзель, у меня нет ни малейшего желания, чтобы меня здесь поймали. Как только Робби вернется, он освободит вас от меня.

Рене ничего не ответила, и когда он заметил сомнение на ее лице, он нахмурился.

– И я был бы вам очень обязан, если бы получил свою одежду. И оружие. Где, дьявол побери, мои пистолеты?

– Они здесь, месье. Около вас, на полу.

Рене быстро наклонилась, собираясь немедленно подтвердить правоту своих слов, но замерла: Тайрон поймал ее за прядь. И обнажил синяк, который Рене прятала под волосами.

– Что случилось?

– Это… Ничего особенного.

Он коснулся пальцами ее подбородка, потом повернул ее лицо к себе, но уже не так нежно, как раньше.

– Вы еще не упомянули о реакции Роса на все случившееся, мамзель.

– Естественно, он был очень сердит – ведь вы убежали.

Тайрон тронул синяк.

– Насколько сердит? Расскажите.

Она не ответила, и он медленно вздохнул.

– Кажется, мне все-таки придется его убить в конце концов, – проговорил Тайрон.

– Сначала вам надо поправиться, месье.

Он опустил руку на грудь, глаза его стали сонными; видно было, что он пытается бороться с собой, но лекарство уже начинало действовать.

– Мне жаль, Рене. Искренне жаль, что я доставил вам столько неприятностей. Я очень сожалею о том, что размахивал оружием и испугал вас. Но больше всего я сожалею о том, что вы остались здесь.

Его речь становилась невнятной, и Рене, не ожидая сама от себя ничего подобного, вдруг наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

Рене посмотрела на свои руки. Они все еще дрожали, все еще помнили силу его пальцев. Как нелегко забыть его, испугалась она, как нелегко уйти, зная, что никогда больше его не увидит.

Глава 19

Потоки воды, беспрерывно льющиеся с неба, сделали свое дело: они размыли дороги и мосты. Время от времени раскаты грома и вспышки молнии сопровождались порывами ветра такой силы, что деревья сгибались пополам и неистово колотили в окна.

Тайрон очень расстроился из-за дальнейшей задержки, но вел себя образцово: он пил бульон, ел хлеб и даже прожевал несколько кусочков мяса, чтобы поскорее восстановить силы. Он хотел даже сделать несколько кругов по комнате и разо–злился, когда ему не позволили – он был еще очень слаб для такой прогулки. Когда наступил вечер, Рене обнаружила, что Тайрон Харт сидит в постели, его лицо залито потом, а тело дрожит, словно у новорожденного жеребенка. Антуан признался, что Капитан поднимался по лестнице башни и спускался вниз, и не один раз, а четыре!

К концу следующего дня Антуан принес шахматную доску, стащил тарелку холодного мяса и сыра из кладовой, а также снабдил Тайрона бритвенным прибором, мылом и даже промасленной тряпкой, чтобы он мог почистить и перезарядить пистолеты. Темперамент Рене, который она с таким упорством умудрялась сдерживать, дал о себе знать, когда она застала обоих за новым занятием: Тайрон показывал Антуану, как держать пистолет и как из него целиться. Она выгнала брата из комнаты и встала перед Капитаном, с негодованием глядя на него. Тот, опустив глаза, смотрел на оружие, делая вид, что тщательно его изучает.

– Вы не должны потакать ему, месье. Он сказал мне, что слышал от вас разные истории о ваших подвигах.

– Я пытался скоротать время, не более того, – возразил Тайрон в ответ на упрек Рене.

– Это время можно было бы провести с большей пользой, например отдохнуть, что вам сейчас просто необходимо, месье, – заметила Рене. – Я клянусь, если вы снова заболеете и снова вернется лихорадка, то единственным вашим слушателем будет призрак, живущий в башне!

Тайрон сидел опустив голову. Услышав угрозу в голосе Рене, он вскинулся и пристально посмотрел на девушку через завесу густых волос, упавших на лицо.

– Будьте милосердны, мамзель. Я провел конец дня с вашим мистером Финном. Если бы его глаза были кинжалами, то у меня на теле оказалось бы не меньше тысячи порезов, он искалечил бы меня до неузнаваемости.

Рене побледнела, но тут же взяла себя в руки.

– Финн просто… просто старается защитить меня, с тех пор как мои родители погибли.

Тайрон Харт вздохнул, и в этом вздохе можно было услышать извинение.

– Если я поклянусь не делать ничего такого, что способно поколебать нравственность вашего дорогого юного брата и испытывать терпение вашего камердинера, вы побудете со мной немного и поговорите со мной, мамзель?

– Мой дядя, говорят, приедет утром. Я должна…

– Совсем немного, потому что здешняя атмосфера слишком напоминает мне тюремную камеру: тот же комфорт.

– Так вы побывали в тюрьме?

– Однажды, в Абердине. Это печальный опыт, который я поклялся никогда не повторять. Теперь вы понимаете? – Уголки его рта опустились. – Если вы останетесь и поговорите со мной, то узнаете обо мне многое.

Она вздохнула:

– А вы обещаете лечь?

– Я буду просто счастлив, мамзель. Если бы только ваша исцеляющая рука поддержала меня…

Рене подошла к постели, и Тайрон Харт снова улыбнулся, но очень осторожно, с опаской.

– У вас и вашего мистера Финна гораздо больше общего, чем вы думаете, – сказал Тайрон, словно давая ответ на вопрос, который давно его занимал.

Она помогла ему лечь поудобнее, потом отступила на полшага и стала поправлять одеяла.

– Вы выпьете еще немного бульона?

Он посмотрел на оловянный горшок, стоящий на жаров–не, и скривился.

– Нет. Спасибо. Сегодня я выпил столько бульона, что можно начать запуск флота. – Он усмехнулся. Темная густая прядь упала на бровь, и почти ребяческим жестом он отбросил ее в сторону и нахмурился. – Пожалуйста… по–двиньте стул поближе к постели. Вы постоянно уходите в тень, и я не вижу вашего лица.

Жалобный тон, каким он произнес эту фразу, рассмешил обоих. Рене улыбнулась почти весело.

– Для чего вам видеть мое лицо, месье? Вы наверняка уже утомились – и вам надо просто закрыть глаза.

– Мне придется умереть, чтобы согласиться с вашим предложением, – ответил Тайрон Харт. – Я ведь так люблю смотреть в ваши глаза, очень люблю. Они обладают потрясающей способностью называть меня дураком и жуликом, но всегда с неизменной нежностью, а значит, я живу не без надежды на спасение. Подойдите. Я обещаю, что буду вести себя прилично.

Рене передвинула стул на несколько дюймов к постели Тайрона Харта и села на краешек; ее спина была абсолютно прямая, а руки чопорно сложены на коленях.

– Я не должна тревожить вас, месье.

– Должен отметить, вы верны своему слову. – Тайрон Харт вздохнул и откинулся на подушки.

Он закрыл глаза, стараясь дышать ровно, чтобы усмирить ноющую боль в боку, а когда снова приподнял веки, Рене уже не было на стуле – она отжимала чистый кусок полотна. Он тайно наблюдал, как девушка вернулась к нему и стала протирать влажной салфеткой его лицо; он заметил, как она отводит глаза, чтобы не встретиться с ним взглядом, как порозовели ее щеки, когда ткань коснулась его шеи и торса. Вода, которой Рене смочила салфетку, была прохладной, а прикосновения нежных рук успокаивали, и Тайрон почти пожалел, что у него больше нет жара, иначе у него был бы повод снять рубашку и лежать обнаженным совершенно безнаказанно.

Рене выпрямилась, а Тайрон откашлялся.

– Вы сказали, что дядя прибывает завтра?

– Капрал Мальборо принес рано утром записку. Месье Винсент спешит сделать свадебные приготовления.

Тайрон Харт услышал, как прервался ее голос, когда она произнесла имя своего жениха. Он вспомнил, как она произносила его имя, задыхаясь и изгибаясь под ним, царапая его бедра и требуя, чтобы Тайрон как можно глубже проник в ее огненные глубины.

Он закрыл глаза, заставляя себя исполнить обещание, данное несколько секунд назад. Но такой подвиг просто невозможен для него – смиренно лежать и смотреть на манящий розовый изгиб нижней губы. Дерзость всегда была одной из главных линий защиты Тайрона, и он решил, что пора вернуться к испытанному приему.

– Вы не задавались вопросом, почему Эдгар Винсент так жаждет жениться на вас?

– Возможно, его привлекает респектабельность, положение в обществе, которое он так жаждет приобрести.

– Я тоже сначала так думал, – признался Тайрон Харт.

– Но потом подумали, что наверняка нашлись бы другие наследницы английских дворян, которые могли бы дать ему гораздо больший вес в обществе, чем эмигрантка из Франции?

Тайрон улыбнулся, услышав слабый оттенок горечи в неж–ном голосе.

– Никогда такие мысли не приходили мне в голову, мамзель. Тем более что все это совсем не так.

– Вы хотите сказать, что нет таких английских наследниц, которые могли бы оказаться для месье Винсента более полезными и ценными?

– Английских наследниц, если хотите знать, полно, как яблок в сентябре. Вопрос в другом. Ваш отец позволил бы вам выйти замуж за торговца рыбой?

– Если бы я его любила, то да, конечно.

Очевидно, Тайрон собирался услышать совершенно иной ответ, и этот, данный так быстро и честно, ошеломил его. Правда, лишь на мгновение.

– Должно быть, ваш отец был совершенно уникальным представителем аристократии. Единственный вариант, при котором англичанин позволил бы такой мезальянс, – это если бы торговец рыбой оказался богат как Крез или был бы пэром, а сам родитель настолько увяз бы в долгах, что одной ногой уже спустился бы в ад.

– Мой дядя в долгах?

– Его недвижимость заложена и перезаложена. Он растратил все кредиты, он обязан оплатить долги, которые столь велики, что его кредиторы объединились и вот-вот потеряют терпение, и однажды ночью старому ублюдку просто перережут горло в темном переулке.

Это было ошеломляющей новостью для Рене. Ведь дядя тратил деньги на свои нужды не оглядываясь.

– Но у меня нет денег, и приданого нет. Разве мужчина, подобный Винсенту, не ожидает получить его от жены?

– Вы недооцениваете важность голубой крови, мамзель. Совершенно ясно, вашему жениху приданое явится другим путем: в вены его наследников вольется немного благородной крови. Как я уже сказал, именно так я и думал, прежде чем обнаружил, что у вас есть брат.

Рене снова села на стул.

– А теперь?

– Я не ошибусь, если предположу, что Антуан – новый герцог д’Орлон независимо от того, признает ли существующее правительство Франции законность его притязаний?

Разговор вторгся в такие личные сферы, которые не подходили для обсуждения, но Рене кивнула.

– Тогда брак с вами – и пожалуйста, поправьте меня, если я ошибаюсь, – не принес бы ему большой выгоды. Речь идет о наследниках Винсента, как вы понимаете.

– Вы не ошибаетесь. Титул перешел к моему отцу после смерти его отца и братьев. Если бы не произо–шла революция, отец и вовсе не унаследовал бы титула и вообще ничего, кроме незначительной части недвижимости, поскольку мой отец – самый младший из четырех братьев, а у старшего было несколько сыновей и, соответственно, все получили бы они. Робеспьер устранил всех претендентов. Это он проделал со всеми аристократами, желая пополнить казну новой республики. С титулами было вообще просто – их упраздняли росчерком пера. Но то, что было вывезено за пределы Франции: драгоценные камни, золото, – и то, что успели закопать в лесу, новая власть не могла отобрать.

– Робеспьер брал заложников? – спросил Тайрон.

– Он называл их противниками новой власти.

– Их держали до тех пор, пока наследство не передавалось правительству?

– Да, а потом их казнили по обвинению в измене, – печально добавила Рене.

– Это уже трудно объяснить только чисто политиче–скими мотивами, – пробормотал Тайрон. – А ваш дедушка тоже закопал драгоценности и золото в лесу?

Рене покачала головой:

– Я не знаю. Отец мало интересовался всеми этими безделушками, а если бы он что-то знал о драгоценностях, спрятанных дедушкой, он с радостью отдал бы все трибуналу в обмен на гарантию безопасности своей семьи. Я подозреваю, что нас с Антуаном не арестовали сразу, потому что состояние д’Орлонов весьма значительно и власти, возможно, были убеждены, что отец знает гораздо больше, чем рассказал им, – все так же печально говорила Рене.

– Вы полагаете, что Робеспьер не наложил на ваши сокровища лапу? Не прибрал их к рукам?

Рене пожала плечами и вздохнула:

– Признаться, я не знаю этого, месье. Если все ценности закопаны где-нибудь в лесу под деревом, то правда об этом ушла в могилу вместе с дедушкой.

Тайрон снова откинулся на подушки и стал смотреть в потолок, на колышущуюся паутину. Что-то он в своих рассуждениях упустил. Было что-то такое, чего он не заметил. Тайрон попробовал соединить все услышанное от Рене с тем, что он уже знал, начиная со скандального тайного бегства из дома Селии Холстед тридцать лет назад.

– А что, если это дерево в Англии?.. – тихо спросил Тайрон, не поворачивая головы и не сводя глаз с потолка.

– Месье?

– Был ли ваш дедушка человеком, готовым закопать топор войны и отбросить прежние оскорбления, нанесенные его семейству, если безопасность и благосостояние родных окажется под угрозой?

– Я не понимаю вашего вопроса, месье.

– В первую ночь, когда мы вас подстерегли на дороге, вы сказали мне, мамзель, что ваш дядя устраивает ваш брак с человеком, который получал прибыль на крови тех, кто закончил свою жизнь на гильотине.

– Да. И это правда.

– Вы также сказали тогда, что многие перепуганные аристократы платили ему огромные суммы за переправку контрабандой их богатств из Франции, чтобы люди вроде Робеспьера не конфисковали бы все во имя свободы, равенства и братства. Согласно вашим словам, он брал у них драгоценности и обещал сохранить их, пока владельцы предпринимали меры для спасения своих жизней.

Рене почувствовала, как холодок пробежал по спине. Она выпрямилась еще больше и замерла.

– Да, – прошептала девушка. – Это тоже правда. Было именно так, как я сказала.

– И вы говорили, – продолжал Тайрон спокойным голосом, – что он размещал сокровища в хранилищах собственного банка и держал их там до тех пор, пока не приходило известие, что с тем или иным семейством покончено навсегда. А потом он объявлял, что это отныне его личная собственность.

– Простите, месье, но я не совсем вас понимаю…

– У Эдгара Винсента нет никакого банка. Банк есть у вашего дяди, мамзель.

– У моего дяди?

– Но это не то, чем можно бы похвастаться в обществе джентльменов, – криво усмехнулся Тайрон. – Лорд Чарлз Холстед, граф Пакстон, владеет одним из самых больших банков в Лондоне. Во времена его отца этот банк был одним из самых солидных и уважаемых, но поскольку не произошло слияния с компаниями Лестера из-за строптивости вашей матери, владельцу банка пришлось иметь дело с разного рода сомнительной клиентурой. Со спекулянтами, – он снова усмехнулся, готовясь произнести следующее слово, – и ворами. Управляющие не задают никаких вопросов о происхождении денег и не разглашают чужих тайн, а это чрезвычайно удобно клиентам. Конечно, все делается за определенную мзду.

Рене удивилась.

– Откуда у вас такие сведения, месье? – потрясенно спросила она.

– Дело, которым я занимаюсь, – а вы знаете, каким именно, – целиком зависит от объема и качества полученной информации. Например, я знаю, что Рос и Винсент прошли вместе довольно длинный путь. С полковником Росом случилась неприятность в ранней молодости: он имел дело с молоденькой женщиной и настолько жестоко избил ее, что она умерла от побоев. Если я ничего не путаю, семейство Роса выкупило его, он пошел в армию в надежде скрыться на некоторое время, чтобы вонь, которая поднялась в связи с этой историей, улеглась. Винсент, как я подозреваю, так или иначе был вовлечен в то неудачно закончившееся развлечение, потому что внезапно стал обладателем больших денег. Винсент запросто вынимал из кармана наличные, чего раньше за ним не водилось. Скорее всего это была награда за молчание. Возможно, он начал дела на черном рынке и там пустил деньги в оборот, приумножая их. Ваш дядя тем временем проиграл свое состояние и по уши влез в долги, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как красть со счетов своих клиентов. Винсент был одним из обворованных.

Рене порывалась прервать его, но Тайрон поднял руку, не позволяя ей этого.

– Самое смешное, по-моему, дальше. Предположим, когда Роса послали во Францию бороться – из благородных побуждений – за сохранение монархии, он попал в среду богатых, охваченных паникой аристократов, готовых заплатить сколь угодно, чтобы ускользнуть вместе с семейством из объятий мадам Гильотины. Он договаривается со своим старым другом Винсентом, который занимается контрабандой и чьи баркасы регулярно пересекают канал, перевозя духи и коньяк. Винсент, в свою очередь, договаривается с Пакстоном, владельцем банка с надежными хранилищами и маленькой слабостью – тягой к воровству, которой можно воспользоваться. Вот прекрасная схема, с помощью которой они наживаются на процентах, занимаются контрабандой, обеспечивают устойчивый приток денег и время от времени получают солидный куш, когда выясняется, что аристократы, состоявшие с ними в сделке, никогда уже не востребуют свои сокровища обратно.

– Но это…

– Воровство? – Тайрон опередил ее, подсказав слово, чтобы она не искала его. – Они, вероятно, рассматривали это как плату за риск. Вот я и думаю: а как они на самом деле должны были поступить с невостребованным золотом? Отдать французскому правительству? Отдать нашему правительству? Какой бы вариант они ни выбрали, любой бы открыл, что они занимаются контрабандой. А каждый знает, что ожидало бы лорда Пакстона за то, что он наживается на войне. То же, что Уильяма Пита. И возможно, если бы не мое появление на дороге пять месяцев назад, они бы продолжали заниматься контрабандой и крали бы безнаказанно.

Глаза Рене впились в него, словно магниты. Синие магниты вытягивали истину из Тайрона Харта.

– Как вы знаете, однажды ночью я ограбил вашего жениха, и взял я тогда не только брошку. При нем было много драгоценных вещиц и золота, и все это он, вероятно, вез из Лондона в более безопасное место, подальше от агентов, которые могли бы поинтересоваться, куда исчезают все невостребованные богатства. После грабежа я пробовал пристроить некоторые вещицы и вскоре узнал, что посредник, с которым я имел дело, мертв, а новый, узнав, что обчищен Эдгар Винсент, наотрез отказался помочь мне. Рос перебрался в Ковентри, чтобы разделаться со мной, и поклялся использовать все средства, которые есть в его распоряжении, чтобы избавить округ от напасти, известной под именем Капитан Старлайт.

– И вместо того чтобы уйти с его дороги, вы подстрекаете полковника Роса гоняться за вами? Поэтому он угрожает повесить моего брата за преступление, которого тот не совершал, а меня использует, чтобы соблазнить вас и вывести из тени на свет? А потом вы убьете друг друга? Очень мудро, месье. Достойное подтверждение цивилизованности англичан.

– Ох, – пробормотал он. – Вот кинжал, которым вы владеете весьма искусно, мамзель. И перед вами – смертельно раненный.

Рене не отрывала от него разгневанных глаз, а он прижал свою руку к сердцу, как бы ища сочувствия.

– Если все, что вы рассказываете о моем дяде и о других, правда, почему мы не можем пойти к представителям власти и обличить их?

– Мы?

– Я, – поспешно исправила неловкость Рене. – Антуан и я, – добавила она тут же.

– Что вы сообщите им? То, что вы подозреваете вашего дядю, лорда Чарлза Холстеда, графа Пакстона, благородного члена парламента, в мошенничестве, в том, что он открыл хранилища банка французским аристократам, пытающимся уберечь свое имущество от казны революционного правительства? Вы сообщите им, что полковник Бертран Рос, раненый герой и ветеран войны во Фландрии, нажился на эмигрантах? Или то, что Эдгар Винсент, человек, обеспечивающий непрерывную поставку французского коньяка и лионского кружева половине лондонского общества, виновен в желании жениться на вас, осиротевшей красавице? Разве это преступление? Без доказательств их виновности ничего не сделать, мамзель. Но и с доказательствами на вас бы так нажали… Нашлось бы немало присяжных, чьи сыновья сражаются и умирают от французских мушкетов, и они обвинили бы вас в несправедливых наветах. Я, может быть, не прав, но закон, как мне представляется, закрывает глаза на воров, которые крадут у врагов государства. Некоторые даже поощряют это, неофициально, конечно.

– А вы, месье?

– Что?

– Поощряете воровство у врагов вашей страны?

– Вы имеете в виду, что для меня остановить французского дворянина на дороге и ограбить его до подвязок – менее ужасное преступление, чем обчистить какого-нибудь толстого англичанина? – Тайрон Харт улыбнулся, его глаза слабо блеснули. – Нет, мамзель. Я не могу выдвинуть этот мотив в оправдание своим поступкам, – его голос стал заметно мягче, – хотя именно это, я думаю, вы хотели услышать. Видит Бог, много лет я не обращался к своей совести, и это чистая правда, как та, что я сейчас вижу вас перед собой. Ни больше ни меньше.

– Вор, который играет на фортепьяно так, что может заставить и ангелов плакать, – пробормотала она, вставая, – человек, который пьет прекрасный бургундский кларет и изображает клоуна, чтобы удовлетворить свое чувство юмора? Если это все, на что вы способны, кем вы можете быть… тогда мне жаль вас, месье, потому что в ваших глазах я увидела гораздо больше возможностей. – Рене повернулась и медленно пошла к двери.

– Это еще одна серьезная ошибка, мамзель, – думать, будто вы узнали меня. Или хотите изменить меня.

Его голос остановил Рене, она оглянулась и посмотрела туда, где лежал Тайрон Харт, словно упавший с неба архангел.

– Нет, месье. – Она грустно улыбнулась. – Я никогда не совершу такой ошибки. Обещаю вам.

Глава 20

Рене захлопнула дверь, как вдруг поняла, что не взяла свечу. Она подумала, не вернуться ли ей, но, выйдя с такой победой из комнаты, так эффектно произнеся последнюю фразу, девушка не могла переступить гордыню: Тайрон наверняка встретил бы ее насмешливой улыбкой.

Рене поднималась и опускалась по лестнице много раз за последние несколько дней, поэтому изучила уже каждый поворот, каждую ступеньку. Она была уверена, что Антуан оставил горящую свечу в одном из подсвечников у подножия лестницы. Но при каждом повороте свет истончался, словно бледный туман, и наконец Рене оказалась в полной темноте. Еще чернее было у поворота, который вел к зубчатым стенам крыши.

Рене стремительно спускалась, муслиновая длинная юбка то волочилась, словно хвост, то вздымалась белым облаком. Почти не дыша, она летела по знакомым ступенькам и вдруг наткнулась на высокую темную фигуру.

Она завопила так, что испугала Финна не меньше, чем если бы к нему с лестницы спустился белый призрак. Он поднял повыше тонкую свечу, прикрыв ее рукой, чтобы они смогли рассмотреть друг друга и убедиться: это они, а не затеявшие игры призраки.

– Мадемуазель Рене, – сказал с облегчением старый камердинер. – Я полагаю, это весьма опрометчивая затея – одолеть такую лестницу в темноте.

Ее сердце все еще колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит наружу. Рене приложила руку к груди и привалилась плечом к стене.

– Вас не было в комнате, когда я пришел за вами, и господин Антуан предположил, что вы можете быть здесь. – Он сделал паузу, чтобы отдышаться. – Коляски прибыли, мадемуазель. Ваши тетя и дядя с господином Винсентом уже тут, и много других людей – я не стал выяснять, кто они.

– Но… они не должны были появиться до завтра.

Рене вжалась в стену спиной, чтобы сохранить равновесие, и откуда-то из отдаленного уголка памяти явилось вульгарное ругательство, которое она и произнесла; Финн снова поднял повыше свечу и прищурился.

– Я понимаю, что вы и молодой господин слишком много времени провели в компании этого жулика. – Он поднес свечу к лицу Рене. – Он чем-то расстроил вас?

– Нет-нет. – Рене нахмурилась и покачала головой. – Но он дал мне богатую пищу для размышлений.

Без всякого предисловия Рене изложила Финну все, что услышала от Тайрона Харта о ее дяде, Росе и Эдгаре Винсенте.

– Честно сказать, мадемуазель, я никогда не любил вашего дядю, очень не любил, – объявил он Рене.

Рене долго сидела молча, ее взгляд блуждал, и Финн наклонился, чтобы попытаться поймать его.

– Мадемуазель?

– Да, – откликнулась она. – Я слышу тебя, Финн.

– Ну, – Финн вздохнул, – тут я должен согласиться с бандитом. Сейчас у нас нет никакого выбора, кроме как принять поражение и оставить это злосчастное место при первой возможности.

– Или украсть рубины самостоятельно, – медленно проговорила Рене.

– Прошу прощения?

– Мы сами могли бы украсть рубины, – повторила она и повернулась к Финну лицом.

– Украсть рубины самостоятельно? Вы надышались камфарой и разными травами? Вы провели в этой атмосфере слишком много времени? Или сама атмосфера башни виновата – она влияет на ваши мысли? – Финн осторожно огляделся вокруг. – Говорят, все роялисты были слегка безумны – бросить вызов Кромвелю в сердце Англии!

– Возможно, я слишком долго стараюсь освободиться от боязни собственной тени, – сказала Рене запинаясь.

– О Мария и Иосиф! – пробормотал Финн. – Откуда у вас такой абсурд в голове? Да вы храбры безмерно!

– Я должна действовать смело и решительно с такими, как Рос и Винсент, – настаивала Рене, – но я испугана.

– Ну, милое дитя мое, все мы колеблемся и дрожим внутри перед лицом беды. С каждым человеческим существом происходит подобное. Даже он, – Финн энергично кивнул в сторону, – вероятно, чувствовал, как сердце трепещет в груди, раз или два уж точно, я уверен.

Она с сомнением посмотрела в темноту.

– Однако, Финн, если мы ничего не сделаем и просто снова убежим, я боюсь, что мы проведем так весь остаток жизни, постоянно будем убегать.

– Но… что вы предлагаете, мадемуазель?..

– Что я предлагаю? Мы должны обмануть их в их собственной игре. Вы говорите, у нас нет никакого способа доказать, что они украли драгоценные камни. Но если у нас есть рубины, то есть и доказательство, не так ли? Когда он дал мне в Лондоне камни, он совершил большую ошибку, позволив носить их публично, потому что я знаю, что некоторые французы, такие, как графиня де Трувиль, узнали гарнитур. Если их свидетельств недостаточно для английских властей, то агентов французского правительства это могло бы заинтересовать; их мало заботят английские суды и законы.

– Вы имели бы дело с такими людьми? С теми, кто преследовал ваше семейство и выгнал нас из дома?

– Если это единственный способ заставить заплатить за преступления – да.

– Вы предлагаете опасную игру, мадемуазель, – спокойно сказал Финн.

– Жизнь полна опасностей, Финн, – тихо заметила Рене.

– Кое-что затрудняет наше дальнейшее пребывание здесь, мадемуазель. Свадьба, смею вам напомнить, которая предстоит всего-навсего через три дня.

– Ты увел мою мать от алтаря за час до начала церемонии, – напомнила ему Рене. – Во всяком случае, мы теперь знаем выход из Гарвуд-Хауса.

Слабое шипение привлекло внимание Финна к фонарю. Свеча была не больше окурка, когда старый камердинер зажег ее, а они уже долго сидели на лестнице.

– Почти девять вечера. А ведь меня послали сообщить вам, что вас и вашего брата ожидают к ужину.

Она кивнула и поднялась, Финн тоже вскочил.

– Мистер Харт должен знать, что они уже здесь, – сказал камердинер, подавая ей фонарь. – Будьте особенно осторожны, когда спуститесь вниз. Наверняка там суетятся горничные и слуги. Смотрите не появитесь перед ними прямо из каменной стены.

– Я подержу свечу, пока ты поднимешься.

– Я вполне способен…

– Сломать шею или ногу, а может, и обе в такой темноте, – категорическим тоном заявила Рене, и по голосу было ясно, что она не намерена продолжать спор. – Я буду ждать и светить тебе. Сообщи Капитану все, что он должен знать, а потом отправляйся к Антуану. Проследи, чтобы он был одет во все самое лучшее. Мы должны произвести превосходное впечатление на наших гостей. Мы должны выглядеть хорошо и независимо.

Рене, следуя обещанию, данному Финну, надела светлое платье с низким лифом и длинными присборенными рукавами. Пришла Дженни, чтобы причесать ее так, как требовал того случай. Она уложила волосы высокой золотой короной, и хотя Рене обычно не пользовалась косметикой, на этот раз слегка подрумянила щеки и подкрасила губы, чтобы не казаться слишком бледной.

Было ровно десять часов вечера, когда они с Антуаном спустились по главной лестнице. Рене на секунду заколебалась и остановилась, услышав хриплый мужской хохот, доносящийся через открытые двери из главной гостиной.

Антуан остановился рядом с сестрой.

– Соберись, призови все свое мужество, мой дорогой, – прошептала она.

Я бы предпочел иметь один из пистолетов Капитана.

Пораженная Рене взглянула на него, но он только протянул руку и неуверенно улыбнулся сестре.

Эдгар Винсент стоял возле камина, держа бокал с вином. Он был похож сейчас на большого черного ястреба с белыми боками. Он разговаривал с двумя джентльменами, и они показались Рене знакомыми, хотя их имен она не припомнила. Леди Пенелопа, ее тетя, сидела у другого края камина и беседовала с женщиной такого же накрахмаленного вида, как она сама, а дядя стоял поодаль, и его поза и выражение лица являли лучший образец парламентария. Он был крупный мужчина с уже откровенно выпиравшим животом и короткими тонкими ногами, затянутыми в синий атлас.

Если предположения Тайрона Харта верны – Рене смотрела теперь на своего дядю спокойно и трезво, – он еще объ–явит себя монархистом, сочувствующим тяжелому положению аристократов из Франции. Кто бы поместил состояние своего семейства в банк, владелец которого не верит в корону?

– Мадемуазель д’Антон! Рада видеть вас снова!

Громкое приветствие, произнесенное в нос, раздалось слева, где стояли две моложавые женщины, которых Рене поначалу не заметила. Она узнала голос и говорившую по складкам кожи на затылке и по длинному крючковатому носу – это была Рут Энтвистл, известная под недобрым прозвищем мисс Носарь.

Вспомнив имя и даже прозвище, Рене почувствовала себя увереннее и припомнила имя еще одного присутствующего – сэра Джона Энтвистла, одного из господ, беседующих с Эдгаром Винсентом. Именно леди Джудит Энтвистл, мать мисс Носарь, подталкивала леди Пакстон рукой и что-то шептала.

Заметив прохладную реакцию тети, Рене улыбнулась и присела в вежливом реверансе перед мисс Носарь.

– Как приятно снова вас видеть, мисс Энтвистл, и как замечательно, что вы и ваша семья посетили этот дом. Я полагаю, дороги были не слишком размыты?

– О, моя дорогая, они невероятно ужасны. Я только что говорила моей дорогой сестре Феби, что я так часто не подпрыгивала на папиных коленях, будучи еще младенцем. Но даже из-за таких кошмаров природы мы не могли пропустить праздника, пускай бы на нас излились сразу все дожди мира. – Маленькие дикие глазки вспыхнули и устремились на Антуана. – Прелестный! Я забыла, какой красивый и представительный у вас брат. – Она утопила взгляд в водопаде бургундского шелка. – Ваша милость, вы, конечно, помните Феби?

Рене почувствовала, как напряглось тело Антуана, стоявшего рядом, а мисс Носарь уже толкнула вперед сестру, чтобы ее заметили. Мальчику, конечно, всего тринадцать, но он герцог, а в их семействе все восемь детей – девочки.

– Я боюсь, вам придется извинить нас, мисс Энтвистл, поскольку мы не видели еще наших тетю и дядю после их приезда в Ковентри.

– Конечно. – Когда она улыбнулась, кончик носа коснулся передних зубов. – Но мы будем с нетерпением ожидать вас. Вы ужинаете с нами, мы вас монополизируем.

– Рене. – Голос лорда Пакстона звучал холодно и сухо, густая синь его глаз стала чуть мягче, он небрежно поклонился. – Я полагаю, вам было хорошо здесь в прошедшие недели?

– Благодарю вас, да. – Не в силах заставить себя вежливо опустить глаза, Рене неотрывно смотрела на шрам на мочке уха, спрятанного под тщательно уложенной волной волос. – Полковник Рос сказал мне, что ваша подагра доставила вам некоторые неприятности, – пробормотала Рене, по-прежнему глядя на него. – Или он ошибся?

Пакстон проследил за ее пристальным взглядом: Рене пыталась обнаружить повязки на ногах или трость.

– Боже, как я устал, – поморщился он. – Это блеяние и рев в палате вывели меня из себя. Вопли днем и ночью. И все потому, что Наполеон рассеивает австрийскую армию, словно кегли, и стирает господина Питта в порошок. Хотят, чтобы мы послали отряды в Италию. Хотят, чтобы мы отправили Нельсона и целый флот в Средиземноморье только для того, чтобы схватить за руку какого-то вислозадого командующего артиллерией, который воображает себя завоевателем. Вполне достаточно, чтобы от всех этих воплей и речей случился приступ подагры. Я был рад, что у меня есть веский предлог для немедленного отъезда.

Сэр Джон и Эдгар Винсент подошли поближе. Изучив все, что можно было рассмотреть в низком вырезе платья, жених обнял Рене за талию.

– Я могу посочувствовать вам, Пакстон. Эти последние три дня тянутся так долго, как вечность.

– Вы будете слишком заняты, чтобы замечать время, – пообещала леди Пенелопа и с улыбкой, столь же претенциозной, как ее вздернутая бровь, обратилась к Рене: – Завтра мы устроим здесь маленький прием – для весьма узкого круга.

Антуан стоял за спиной Рене, прячась за ней, как за щитом, но леди Пенелопа не могла позволить подобного.

– Выходи-ка, племянник, поздоровайся с гостями как полагается, – проскрипела она.

Антуан выступил вперед. Он посмотрел на леди Энтвистл и вежливо поклонился, потом сделал то же самое, повернувшись к тете.

Произнося каждое слово преувеличенно заботливо, она спросила:

– Ты не можешь сказать даже «привет»?

Губы Антуана задвигались, он ответил без слов по-французски, и Рене опустила ресницы, чтобы никто не увидел выражения ее глаз.

– Что он сказал? – требовательно спросила леди Пенелопа.

– Он сказал: вы отвратительная корова. Я надеюсь, что вы задохнетесь, когда ваш рот набьют вашим собственным дерьмом . Вот и все, мадам, большое удовольствие видеть вас снова.

Глава 21

Вечер тянулся три бесконечных часа. В глубине пяти карет оказались корзины с едой и вином; гости ели жареных птичек – зуйков, свежую форель и жареного ягненка, на столах стояли глубокие тарелки с овощными салатами, за–правленными маслом и пикантными соусами, – деликатесами, которых ни повар, ни домоправительница никогда неготовили для Рене и ее брата.

Когда мужчины с сигарами удалились, две леди постарше и мисс Носарь заявили, что они слишком утомились и не могут задерживаться в гостиной. Это сообщение обрадовало Рене: ее глаза болели от усталости, а скулы свело от необходимости весь вечер сохранять на лице улыбку.

Финн ожидал окончания ужина, чтобы позаботиться об Антуане. Он сообщил, что повидал Тайрона Харта и что их пациент больше ни в чем серьезном не нуждается. К утру он должен уйти, но с точки зрения Финна – Джеймса Финнерти, – он мог бы покинуть башню и пораньше.

Рене устало кивнула, принимая его слова к сведению, но когда она легла в кровать и обняла пышную подушку, то поняла, что не сможет уснуть.

Она подошла к окну, всматриваясь в темноту. Через секунду Рене накинула пеньюар, зажгла огарок свечи, осторожно выглянула в холл, потом скользнула в дверь и пошла по коридору, запрещая себе даже думать о том, что она делает. Нырнув за гобелен, она легко открыла дверь старой башни.

Девушка быстро поднималась по ступенькам и остановилась только на самом верху лестницы. Узкая полоска света просачивалась из-под двери. С бьющимся сердцем Рене повернула ключ в замке и приоткрыла дверь на несколько дюймов. Кровать была пуста.

– Месье?

Холодный металлический щелчок заставил ее оглянуться. Тайрон возник из темноты и встал у нее за спиной. В руке он держал один из своих пистолетов. Увидев ее потрясенное лицо, он отвел оружие в сторону.

– Что вы делаете? – спросила она, задыхаясь. – Куда вы собрались?

– Я только что вернулся на самом-то деле. Я устал слушать Пакстона и сэра Джона Энтвистла, эти их дебаты о причудах войны на два фронта.

– Вы были в главном доме?

– Я действовал осторожно. – Холодный серый свет его глаз был устремлен на ее волосы, разметавшиеся по плечам. Ее пояс соскользнул – в спешке узел был затянут слабо, и пеньюар распахнулся, открывая тонкую ткань рубашки. – А вы, мамзель? Я мог бы задать вам тот же самый вопрос: почему вы бродите в столь привлекательном виде – в дезабилье?

– Я… пришла, чтобы спросить, не нужно ли вам еще чего-нибудь, перед тем как я лягу спать. – Она запнулась.

– Финн уже приходил сюда. – Его брови удивленно изогнулись. – У меня создалось впечатление, что это был прощальный визит, поскольку он передал ваши самые добрые пожелания по случаю моего скорого отъезда. Тем самым он ясно дал понять, что нет причины, чтобы нам увидеться снова, и было бы гораздо лучше, если бы этого не произошло.

– Он сказал и мне то же самое, – призналась Рене, слабо улыбнувшись. – Он даже угрожал просидеть под моей дверью всю ночь.

– Но вы все же пришли. – Казалось, Тайрон Харт размышляет вслух.

Они смотрели друг на друга в полной тишине – казалось, она звенит, – и каждый остро ощущал близость другого. Рубашка Тайрона была расстегнута у шеи, волосы завязаны сзади полоской ткани. Рене видела широкую повязку на груди, крепкие мышцы. Плечи выпирали под одеждой, когда он склонился, чтобы положить оружие на стол.

Финн изумлялся быстроте, с которой Тайрон Харт восстанавливал свои силы, но Рене было трудно поверить, что человек, стоящий перед ней, холодный и уверенный, как и в их первую встречу, еще два дня назад не мог сидеть без посторонней помощи.

– Итак, почему вы на самом деле оказались здесь? – спросил он спокойно.

– Я с-сказала вам почему.

Взгляд Тайрона замер. Тайрон умел понимать язык тела и определять мысли и чувства человека по глазам. Рене д’Антон хотела от него чего-то и за этим пришла; она сделала это вопреки предупреждению Финна или собственному здравому смыслу.

– Посмотрите на меня, – тихо сказал Тайрон Харт.

Когда она подчинилась и вскинула голову, ее волосы закрыли шею. Синева глаз была такой густой, в них стояла такая неизбывная глубина утраты и одиночества, что у Тайрона защемило сердце.

– Я д-должна идти. – Она запнулась.

Она хотела отступить к двери, но рука Тайрона преградила путь.

– Пожалуйста, месье. Мне вообще не нужно было приходить. Финн очень рассердится, если заглянет ко мне в комнату и не увидит там меня.

– На самом деле?.. Когда я стоял за вашей дверью – а это было совсем недавно, – я слышал его храп, да такой громкий, что он способен разбудить даже мертвого.

Она искоса посмотрела на Тайрона.

– Вы были у меня за дверью?

– Я, может, и вор, и негодяй, но меня нельзя назвать неблагодарным. Я знаю, как сильно вы рисковали, мамзель, да и не только вы одна – вы все, и я подумал, что мог показаться вам нелюбезным сегодня вечером.

– Вы не должны благодарить меня, месье.

– Вы каждый день спасаете жизнь мужчинам?

– Но Финн и Антуан участвовали в этом тоже.

– Это вы, мамзель, – твердо сказал он. – Вы спасли мне жизнь, и я хочу поблагодарить вас. – Его рука скользнула от плеча Рене к подбородку, он повернул ее голову так, чтобы ее губы встретились с его губами.

– Вам действительно лучше уйти, – сказал Тайрон спокойно.

Ее руки, сжатые в кулаки и вытянутые по бокам, взметнулись к его плечам и разжались, пальцы проникли под повязку, ощутив горячую кожу. Рене уже не пыталась притворяться и скрывать свои чувства! Пальцы Рене пробрались к его воротнику, коснулись шеи, потом утонули в густых черных волнах, разделяя их так, что шелк волос упал ему на щеки и коснулся ее щеки. Рене поднялась на цыпочки и нашла губы Тайрона Харта.

Ее губы были мягкими и податливыми, и Тайрон отвечал на ее поцелуи так горячо, что у обоих перехватило дыхание и он вновь почувствовал боль, толкнувшуюся в бок и напомнившую, что не такой еще он крепкий, каким бы ему хотелось быть. Финн перевязал его очень туго на прощание, и Тайрон Харт едва мог наклониться.

Рене так же истосковалась по нему, как и он по ней. Ее руки гладили его, притягивая все ближе и ближе.

– Погодите. – Тайрон схватил ее запястья.

Он увидел мгновенно вспыхнувший румянец стыда на ее щеках и покачал головой.

– Вы не представляете, – простонал он, – как сильно я хочу вас. – Тайрон смотрел на ее губы, потом потянулся и смахнул со лба капельку пота. – Я не тот мужчина, который вам нужен, Рене, – прохрипел он. – Я не тот мужчина, которого вы заслуживаете.

– Я знаю это. Поверьте, месье, я знаю, – проговорила Рене слабым голосом.

Тайрон Харт закрыл глаза. Кровь кипела в венах и стучала в висках. Он чувствовал, как ее горячие требовательные руки скользили по его телу, как они гладили его грудь, не пропуская ни одну мышцу.

– Рене, черт побери… я изо всех сил пытаюсь быть благородным человеком, но, клянусь Богом, если вы прикоснетесь ко мне…

– Здесь? – прошептала она, приникая губами к его груди.

Когда ее язык коснулся соска, Тайрон Харт закрыл глаза и не смог удержаться от стона. Он наклонил голову и зарылся лицом в шелковистой гуще ее волос, а ее неутомимые руки устремились вниз, расстегивая пуговицы на рубашке, одну за другой…

– Ты, должно быть, моя смерть.

Ее пальцы стали прохладными. Рене помогла ему освободиться от рубашки, снять бриджи.

Тайрон потянулся к Рене, чтобы снять пеньюар. Под ним оказалась просторная полотняная сорочка, чопорно стянутая у горла тонкими розовыми лентами. Он развязал все – по одной, потом скользнул под ткань и положил руки ей на груди. Он укачивал их в ладонях, словно в колыбели, эти зрелые прекрасные плоды. Ее соски опять стали тугими, от прикосновения к ним он задрожал, и ночная рубашка присоединилась к одежде, лежащей на полу.

Великолепная в своей наготе, предстала перед ним Рене. Ее кожа была белая, как сливки, волосы падали на плечи золотым водопадом. Ее глаза, все еще темные от желания, светились невинным доверием, и Тайрон внезапно осознал, что это дивное создание способно разрушить железные правила, которым он заставлял себя повиноваться в течение долгих лет.

А Рене, думая, что он колеблется по иным причинам, наклонила голову и прикусила нижнюю губу.

– Если это невозможно… я пойму. Я не хочу, чтобы вы навредили себе, месье.

Он засмеялся:

– Если уж вы так красноречивы, то знайте: это было бы возможно и вчера, если бы вы не поспешили со снотворным.

Губы их соединились, Тайрон упал на постель, увлекая ее за собой. Повинуясь настойчивости его рук, Рене скользнула вперед. Он только улыбнулся, погладил ее бедра и подтолкнул ее легонько вперед, потом назад, пока они не соединились.

Когда она могла, то приподнималась медленно, выравнивая дыхание. Тайрон закрыл глаза и лежал неподвижно, как каменный. Потом он стал наблюдать за каждой вспышкой света в ее глазах; он видел, как дрожь пробегала по ее лицу, и ожидал, чтобы она привыкла к его неподвижности. Ее тело дрожало от нетерпения, но он не смел двигаться, пока не обрел полную уверенность, что способен сдержать надвигающийся шторм.

– Я умру, Тайрон, я умру! – шептала она страстно.

Она беспомощно смотрела на него сквозь упавшие на лицо золотистые пряди; он улыбнулся и снова взял ее груди в ладони, как в чаши. В ее горле стоял крик. Тайрон притянул ее к себе, накрывая ртом соски, словно дитя, припавшее к груди. Рене чувствовала мощные мускулы под собой, внутри ее что-то расширялось, увеличивалось. Его тело вы–гнулось и задрожало, и в следующую секунду она почувствовала, что теряет сознание. Острое, пронизывающее каждую клетку ее тела наслаждение потрясло ее. Она впилась в его плечи, выкрикивая его имя, ее тело отчаянно затрепетало, потом она рухнула, обессиленная, ему на руки.

Прошло несколько минут, прежде чем пульс Тайрона немного выровнялся; он отодвинул прядь волос, которая упала на лицо Рене, и закрутил светлую гриву узлом на затылке. Он услышал легкий стон обиды и улыбнулся:

– Могу ли я предположить, что вы все еще живы, мамзель?

Теплое дыхание омыло его шею, и Рене оторвалась от его плеча. Стараясь избегать его глаз, чтобы не увидеть в них неж–ную насмешку, она перевела взгляд на повязку.

– Вам больно?

– Если вы и причинили мне боль, мамзель, то я не заметил.

Она раздраженно передернула плечами.

– Вам из всего надо сделать шутку?

– Я не шучу. Нисколько. Кровать могла бы загореться, а я бы не заметил. Рос и его драгуны со штыками наперевес могли ворваться в комнату, я бы и их не заметил. А знаете, моя маленькая, вы хорошо поработали. Я вел себя как настоящий жулик: я лежал и пожинал плоды удовольствия.

Она посмотрела на Тайрона с опасением – нет ли на его лице осуждения, и вообще, что он думает о ней, о ее непристойном поведении, но ничего, кроме восторга, она не увидела в его глазах.

– Вы, – шептал он, – такая же прекрасная и волнующая, как лунный свет. – На столь неожиданный и необычный комплимент тело Рене немедленно отозвалось нежной дрожью. – Не пытайтесь убеждать меня, что никогда прежде вам не говорили об этом.

– Мне говорили, – призналась Рене. – И много раз.

– Но вы не верите этому?

В ответ на удивление, прозвучавшее в его голосе, она тихонько вздохнула.

– Я верю. Я живу с таким лицом всю жизнь, но иногда мне хочется быть похожей на мисс Носарь.

– На кого? – изумленно спросил Тайрон Харт.

– На мисс Энтвистл, – краснея, призналась Рене.

– О Господи, да почему же?

– Потому что тогда я не была бы просто красивой игрушкой. Люди хотели бы поговорить со мной о чем-то дельном и не думали бы, что мои познания и интересы ограничиваются лентами и оборками, а мои мысли заняты лишь тем, каким пером украсить свою прическу.

Тайрон протянул руки и обнял Рене.

– Должен сказать вам, что, с моей точки зрения, вы вовсе не похожи на эксперта по перьям и, право, я никогда не думал, что вы можете служить украшением для кого-то. И если хотите знать, у вас полно недостатков. – Тайрон умолк на секунду, позволяя Рене осознать сказанное. – Во-первых, у вас кривоват нос.

– Нос?

– Да, именно нос. Он чуть-чуть отклонился влево. У вас также есть привычка закусывать губу, когда вы возбуждены или сердитесь. Я уверен, что в детстве вы грызли ногти, и у вас шрам на виске…

Рене потрогала кончиком пальца то место, где остался шрам после падения на розовый куст – ее поранил шип. Тогда ей было три года, и она почти забыла о происшествии, да и шрам стал почти незаметен с годами, только при ярком дневном свете его можно было увидеть.

– Слишком высоко. – Тайрон опустил ее руку пониже, помогая найти на ощупь неровность на коже. То, что он заметил такую мелочь, лишило ее дара речи, а когда их пальцы переплелись, а потом коснулись его губ, она снова почувствовала пронзительную нежность к этому человеку.

– Я… я должна возвращаться, уже… – проговорила Рене запинаясь.

– Но я хочу, чтобы вы остались, вы должны остаться…

Рене посмотрела на него удивленно. Чтобы предупредить все возможные попытки Рене отказаться, Тайрон вытянул руки и они скользнули по ее бедрам. Она выгнулась, раскачиваясь от сладостной истомы, ее волосы растрепались.

– О! Месье!

Тайрон застонал и убрал руки. Он поймал ее запястья и притянул к себе. Ее лицо оказалось в дюйме от его лица.

– Еще десять минут назад вы называли меня по имени. Если вы не хотите, чтобы я выбросил вас из постели, прекратите называть меня «месье» или «Капитан». Вы будете называть меня Тайрон. Это прекрасное ирландское имя, и мне даже нравится, как оно звучит с французским акцентом.

Она выдохнула, ее тело все еще трепетало.

– Так вы ирландец? Финн предполагал это.

– Моя мать была ирландка.

– А ваш отец?

Он нахмурился:

– Вы пытаетесь меня отвлечь.

Ей послышался упрек и даже угроза в его голосе, и она, склонившись, стала рассматривать его густые темные ресницы, сильный прямой нос, полные чувственные губы, которые опьяняли сильнее, чем французский коньяк.

– А если я?..

– Это не поможет…

– Тайрон. – Она прикасалась губами к его подбородку, к шее. Он удовлетворенно вздохнул, а она языком прокладывала дорожку к ямке между ключицами, и каждое прикосновение, каждый знак нежности сопровождался приглушенным шепотом: – Тайрон, Тайрон, Тайрон.

Она прижалась к нему всем телом и, прежде чем он смог возразить, сомкнула свои губы вокруг темного бархата его соска, слегка прикусив.

– Вы назвали меня невинной, вы помните?

– Вы думали, что вы умираете.

– Я француженка, вы это знаете.

– Да? – В его голосе появилась настороженность. – И?

– И… – она скользнула по его телу, восхищаясь твердыми мускулами на талии и животе, – французы называют это «маленькая смерть».

– Власть над другим, не так ли?

– Я не столь невинна, как вы думали. Я читала книги, слушала придворные сплетни. Французский двор, вы знаете, был очень… м-м-м… либеральный. Женщины говорили о многих вещах, о мужчинах, об удовольствиях, и способы, которые гарантировали удовольствия, не были тайной. Я всегда отличалась любопытством, всегда хотела обо всем узнать. – Она прикусила губу, продолжая поглаживать руками его живот. – Тайрон?

– Да? – Короткое слово с трудом пробралось через решетку стиснутых зубов, и она улыбнулась, снова склонившись над ним.

– Вы скажете мне по-французски, если почувствуете скуку?

Тайрон следил за каждым движением ее рук и рта. Он ухватился за шершавые деревянные планки по бокам постели, впившись в них так крепко, что пальцы свела судорога. Бусинки пота вспыхнули на бровях, и все его тело загорелось, словно к нему снова вернулась лихорадка. Если ей хотелось знать, может ли она потрясти его, то она преуспела в этом, и совсем не потому, о чем думала. Он был ошеломлен случившимся с ним, он думал, что никогда не сможет дойти до такого состояния, чтобы молить о том, что обещано. Обещано и не дано.

Он вышел далеко за привычные рамки, он рычал, он притягивал ее к себе, и она кормила его грудью с таким желанием и горячностью, что его плоть готова была взорваться. Они достигли вершины одновременно, и на сей раз, когда страсть их утихла, именно Тайрон лежал неподвижно, совершенно обессиленный; он не мог даже открыть глаза.

Рене нашла свою одежду и взяла вторую тонкую свечку, чтобы спуститься по лестнице.

Рене задержалась у двери, но ей больше нечего было сказать ему. Она попрощалась с Тайроном Хартом, Капитаном Старлайтом, и он тоже попрощался с ней. Он должен уйти до рассвета, и она никогда больше не увидит его.

Глава 22

На следующий день в шесть часов вечера в дверь Рене постучали. Она была уже готова; волосы завиты, уложены и переплетены узкими лентами. Она решила надеть простое белое платье из тонкого шелка с обтягивающим лифом, глубоким вырезом, длинными рукавами, с изящными защипами на плечах, свободной ниспадающей юбкой и шлейфом. Служанка Дженни с особой тщательностью причесала Рене, укладывая волосы в корону, и только несколько золотых спиралей свободно спускались от висков к шее, подчеркивая белизну лица и алебастровых плеч.

Тайрон Харт сказал ей вчера, что она прекрасна, как лунный свет, и она поверила этому всем сердцем. Его взгляд ошеломил ее и впервые в жизни заставил гордиться своей красотой. Рене трепетала от желания при виде этого не–обыкновенного человека. Она хотела быть для него лунным светом. Она была им, хотя и недолго.

Сегодня вечером ей не на кого было производить впечатление. Мужчина, из-за которого она вынуждена сейчас одеваться, жестокий и грубый, и все общество, перед которым она должна предстать, – это уроды, неприятные и враждебные. Рене д’Антон вовсе не хотелось, чтобы их жадные глаза следили за ней, за каждым ее шагом. Она не хотела, чтобы чужие руки прикасались к ней. Она не хотела улыбаться по принуждению, танцевать, болтать о пустяках, о необязательной чепухе; ее сердце обрывалось, а тело болело и ныло. Она чувствовала запах тела Тайрона Харта, она не смогла смыть его с кожи. Внутри Рене все пылало, приводя девушку в совершенное отчаяние.

Что говорила ей мать? Что однажды такое случится: незнакомый мужчина посмотрит на нее, они станцуют один танец, и ее сердце будет потеряно навсегда…

Тайрон Харт мог и не танцевать с ней, но она все равно потеряла себя. Навсегда.

Он ушел. Финн сообщил, что комната в башне пуста и там темно, – он поднимался туда с первыми лучами солнца. Постель аккуратно свернута, и пауки уже приступили к работе, обволакивая своими кружевами стол и стул.

– Мисс?

Глаза Рене быстро взглянули на отражение Дженни в зеркале.

– Я открою, мисс?

– Да. Да, открой. – Рене даже не слышала стука и заторопилась; она быстро подняла гребенку и занялась упрямым завитком. За спиной раздался голос Эдгара Винсента, и она похолодела.

Эдгар Винсент впервые вошел в ее комнату, и, судя по выражению его лица, убранство спальни не произвело на него впечатления. Рене сидела перед маленьким зеркалом и не встала, когда он вошел. Поступить иначе – значит оказать ему уважение, а она не собиралась этого делать, она вообще ничего не должна этому торговцу рыбой. Рене кивнула Дженни, чтобы та привела Антуана, а сама принялась наносить последние мазки румян на щеки.

– Готовы, я вижу. – Винсент наблюдал за ней. – Быстрота – качество, которым я всегда восхищаюсь в женщине.

Рене удержалась от замечания, что сам он не обладает подобным. Он явился на час позже назначенного хозяином дома срока.

Словно неповоротливый бык, Винсент прошагал на середину комнаты и открыто оглядел кровать. Рене, проследив за его передвижением по комнате в зеркале, поймала себя на мысли, что ее бы не удивило, если бы он проверил, твердый ли матрас лежит на кровати. Он подошел к ней сзади и остановился на достаточно близком расстоянии от нее.

Он стоял и смотрел, как ее пальцы поправляют завитки, – его увлекла игра света на нежной коже Рене.

– Вы такая чертовски хорошенькая женщина, – пробормотал Винсент, испытывая искушение взять золотой спиральный локон и пропустить его через свои пальцы. – Даже если бы в ваших жилах не текла благородная кровь, я все равно бы женился на вас, чтобы такая красота не досталась больше никому. У меня, конечно, нет титула герцога или графа, и у меня нет хорошей родословной, и цвет крови в моих венах не голубой, но вы не будете разочарованы, моя дорогая. Я одену вас как королеву, я закутаю вас в шелка и атлас с головы до ног, я куплю вам самые изящные драгоценные камни, которые только можно купить за деньги. Драгоценные камни, как вот эти, – он шлепнул на стол бархатную коробочку, которую принес с собой, – они как раз для вас, и это справедливо.

Рене не видела рубины «Кровь Дракона» с момента поспешного отъезда из Лондона, и, несмотря на все, что случилось между тогда и теперь , дыхание у нее перехватило, стоило ей только взглянуть на эти потрясающие драгоценности. Они были великолепны, они притягивали к себе взгляд, гипнотизировали Рене точно так же, как в первый раз, когда она увидела их на графине де Блоис.

– Изящные, не так ли? Исключительной красоты, вы согласны? Они словно созданы для того, чтобы снять этот налет невинности с вашего платья. Могу ли я…

Рене положила гребенку на столик перед зеркалом и сложила руки на коленях. Винсент вынул ожерелье из коробочки и приложил его к шее Рене, затем наклонился, чтобы застегнуть его. Она почувствовала его жаркое дыхание, его рот почти касался ее щеки, от него пахло алкоголем, табаком и еще чем-то отвратительным. Судя по его красным глазам, Рене поняла, что он пил полдня без передышки, но еще вполне крепко держался на ногах. Его руки, после того как он застегнул ожерелье, задержались у нее на шее. Винсент смотрел в зеркало на ее отражение.

Ожерелье было тяжелое; на фоне белоснежной кожи рубины напоминали свежую кровь, темную и сверкающую, которая стекает в глубокий вырез платья. Это, конечно, безвкусица – показаться в таких драгоценностях на вечере, где не будет танцев, но она не стала возражать, когда Винсент предложил надеть их. Она подумала, что, поскольку сего–дня все собрались под одной крышей, Винсент не станет забирать их в конце вечера.

Пальцы Винсента впились в нежные плечи девушки, золотая филигрань царапала кожу. Его взгляд был сосредоточен на рубине в форме большой слезы, висевшем как раз в ложбинке на груди, и девушке показалось, что у него сейчас потекут слюни.

– Красиво, – бормотал он, – как красиво. Прелестно. Мне даже в голову не приходило, что у меня когда-нибудь появится шанс заполучить такую красавицу.

Рене слегка отодвинулась, надеясь освободиться от рук Винсента. Он вздохнул и переключил внимание на браслет, ожидая, когда тот окажется на тонком запястье, чтобы опять приблизиться к Рене. Он держал длинные пальцы Рене, как заложников, в большом волосатом кулаке, потом поднес ее руку к губам и запечатлел долгий мокрый поцелуй в запястье. У Винсента перехватило дыхание, в горле запершило; он лизнул ее руку, как лижут соль, она отдернула ее и, не зная, что предпринять, стала судорожно поправлять юбку, а потом потянулась к серьгам.

Пальцы Рене дрожали, она с трудом продела серьги в мочки и дважды укололась, прежде чем раскачивающиеся камни запылали красным и белым огнем у шеи. Чтобы Винсент не отыскал новый повод прикоснуться, Рене встала из-за столика, ожидая, что он отойдет в сторону и не будет загораживать дорогу.

Он, напротив, подошел к ней еще ближе.

– Через два дня мы будем мужем и женой.

– Я не забыла об этом, месье.

– Так как вам все равно придется быть со мной понежнее, мадемуазель, может, будет… выгоднее… проявить… некоторую теплоту или даже небольшую благодарность поскорее? Лучше раньше, чем позже? А? – Сальный взгляд пополз по ее груди.

Рене с вызовом посмотрела на него.

– Выгодней для кого, месье? Для вас или для меня?

Винсент покосился на нее, и Рене опять почувствовала его зловонное дыхание.

– Для нас обоих, конечно. Вам не придется провести еще одну холодную ночь в полном одиночестве, и я не буду мучиться и переживать, как вы тут одна, без меня.

– Но я не одна, месье. Как вы могли заметить, – она многозначительно взглянула на дверь, где стояли Антуан и Дженни, – у меня есть компания, и нет смысла утруждать еще кого-то заботами обо мне.

Рене решила быстро пройти мимо него, но его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья и дернули так, что она оказалась перед его носом.

– Вы можете думать, что ваша кровь лучше моей, – прорычал он, – но когда она течет из вены, то совершенно одинакового цвета и у вас, и у меня, и если вы не хотите увидеть это воочию, вы никогда не будете отворачиваться от меня, поворачиваться ко мне спиной и отталкивать меня. Вы поняли, мадемуазель? – Ее опять обдало его смердящее дыхание, и Рене отшатнулась от торговца, как от дьявола.

Лицо Винсента покрылось красными пятнами, глаза за–сверкали, и Рене вдруг поняла, что было бы глупо с ее стороны, непростительно глупо дразнить сейчас Винсента или Роса, да и вообще злить любого из гостей этого вечера. Она прикусила нижнюю губу и опустила глаза, прежде чем отвернуться.

– Вы должны простить меня, месье, – кротко прошептала она. – Все случилось так быстро, и мне некого было просить о помощи. Бандит с большой дороги почти изнасиловал меня. Меня чуть не застрелили по ошибке. Полковник Рос действует так, как будто только я одна виновата, что его замысел провалился, а мой дядя все еще отказывается верить, что Антуан не стрелял в него. – Она подняла глаза, и в них стояли слезы. – Поверьте мне, месье, когда я буду вашей женой и вы заберете меня из этого ужасного места, я не стану вас отталкивать. Я не захочу вас отталкивать. Я буду желать лишь одного – чтобы ваши сильные руки обнимали меня покрепче, укрывали меня, защищали, чтобы я могла чувствовать себя в полной безопасности. Вы будете… охранять меня, будете или нет?

Гнев в его глазах слегка угас, а потом и совсем исчез, стоило ему увидеть блестящую слезинку, катившуюся по неж–ной щеке.

– Рене… Вы на самом деле так думаете? Это все правда, что вы сказали сейчас?

– Я клянусь вам. Как только мы – позже…

– Мы не должны ждать, – заявил Винсент охрипшим голосом, наклоняясь к ней совсем близко. – Я с удовольствием буду охранять вас сейчас, ей-богу, и если Рос или кто-то еще – а таких полно тут – будут на вас пялиться, я выдеру у них легкие и вытащу через глотку. Я не буду разговаривать. Я буду действовать.

– Нет, нет, мы должны подождать, месье. – Она жалобно зарыдала, чтобы ее ложь выглядела убедительнее, чтобы Винсент, который внимательно наблюдал за ее лицом, ничего не заподозрил. – Мы должны получить благословение церкви. Я… католичка, и девственница, и… Это был бы грех перед Богом.

– Оставьте Бога мне, – усмехнулся Винсент. Он уже склонился, чтобы поцеловать ее своими толстыми, слюнявыми губами, но в этот миг Антуан стал колотить в дверь.

– Мы не должны задерживать гостей, месье. – Рене уже задыхалась. – Моя тетя потратила слишком много сил, чтобы подготовить этот прием.

Она смахнула слезы и поспешила к двери. Лицо Антуана было белым как мел, когда он шел рядом ней.

– Мой Бог, – прошептала Рене, – это не человек, а настоящая свинья. Я чувствую, что мне снова надо принять ванну.

Мы скоро будем свободны от него. Скоро. Тогда мы с Финном будем защищать тебя.

Она попыталась улыбнуться:

– Я знаю, что так и будет, сердце мое.

Они направились через главный холл к центральной лестнице, и Рене была вынуждена подождать Винсента наверху. Его взгляд оставался тяжелым и холодным, когда он протянул ей руку, а Рене старалась казаться спокойной, спускаясь по лестнице рядом с ним, но ее тошнило от одного его вида, и кожа готова была слезть там, где он прикасался к ней. Из главной гостиной доносились шум и смех, какая-то пара наслаждалась пуншем и негромкой беседой. Рене захотелось увидеть хоть одно приятное, дружественное лицо, чье угодно, и она увидела капрала Чейза Мальборо. Рене улыбнулась ему, надеясь, что юный офицер поймет ее улыбку как приглашение подойти поближе.

Он так и поступил – и проделал это с таким восторженным рвением, что Рене почувствовала острый укол вины за муку, на которую она обрекла его в прошедшие несколько дней. Поскольку именно его и его драгунов приставили охранять Гарвуд-Хаус, она обращалась с ним чрезмерно холодно, не одарив ни единым словом за все время. Конечно, мысли Рене были заняты собственными многочисленными неприятностями, и ей не было дела до какого-то томящегося от любви солдата. На сей раз Рене воспользовалась тем, что он подошел поближе; она выдернула свою руку из руки Эдгара Винсента и протянула капралу, дружески приветствуя его.

– Мисс д’Антон! Могу ли я сказать… могу я решиться и сказать, позволить себе выразить словами… как чрезвычайно, невероятно восхитительно вы сегодня выглядите?

– Конечно, можете, – проговорила Рене, демонстративно засмеявшись. – Я счастлива, что вы присутствуете на вечере как неофициальное лицо.

Юный капрал Мальборо покраснел до самых корней волос; он сжал ее пальцы, и было совершено ясно, что он хотел бы приложить их к губам и простоять так всю ночь напролет. К сожалению, ему пришлось оставить Рене; на первом этаже началась суета, а это говорило об одном: прибыл полковник Бертран Рос. Он был в парадном мундире с золотыми шнурами на плечах и на широких отворотах. Его завитые волосы пламенели и были зачесаны наперед, чтобы скрыть или по крайней мере уменьшить уродливый шрам на щеке. Он грыз ногти и откусывал заусенцы, поэтому зрелище было крайне неприятным.

– А вот и вы. – Винсент нахмурился. – Я уже начал было волноваться, собираетесь ли вы вообще появиться и составить нам компанию.

– Простите мое опоздание. – Рос вежливо и церемонно поклонился Рене, его желтовато-карие глаза блестели, восхищенно взирая на мерцающий белый шелк ее платья. – Мы взяли сегодня утром человека и весь день допрашивали его.

– Пытались задать вопросы? – хмыкнул Эдгар Винсент, и его красные, налитые кровью глаза уставились на Роса с явным интересом.

Рос кивнул Винсенту.

– Он был серьезно ранен, когда мои люди принесли его, и вопросы можно было задавать лишь тогда, когда он приходил в себя.

– И?

– И, – гневно выдохнул Рос, – еще одна ложная тревога. Все его преступление заключается в том, что он носит плащ и треуголку. Но у него был тот же рост и то же сложение, но тем не менее он оказался шотландцем и направлялся домой, в Глазго, и он такой слепой, что мог рассмотреть свечу, только когда ее поднесли прямо к носу.

– Слепой шотландец из Глазго, говорите? – Вопрос, заданный на высокой ноте, прозвучал из уст другого гостя, небрежно прислонившегося к перилам у них за спиной. – И вы полагали, что это замаскировавшийся жулик Старлайт?

Рене не верила своим ушам, но, оглянувшись на говорящего, она увидела… Тайрона Харта собственной персоной, и это не был обман слуха или зрения: он шел, легко и непринужденно, прямо к ним. Он был необычайно элегантен в коже и зеленом полосатом атласе. Воротник его жакета был приподнят, на шее повязан платок. Он с трудом наклонил голову, отвешивая поклон, и, широко, глупо улыбаясь, глядел на полковника Роса.

– Я вот снова хочу спросить про слепого шотландца из Глазго. Они что, на самом деле ожидали, что он вор? И думали, что же он крадет? Масло для ламп?

Рос выдавил вежливую улыбку.

– Мои люди действуют согласно строгим указаниям: арестовывать любого, у кого нет важной причины находиться на дороге поздно вечером или ночью.

– А-а… ну, разрази меня гром, не могу понять, какая разница для слепого, день или ночь? Ну какая ему-то на самом деле разница, если хочется куда-то поехать? Он ведь слеп. – Серые холодноватые глаза искали взгляда Рене. – Очень большое удовольствие видеть вас снова, мисс д’Антон, – сказал он ей. – Должен признаться, – он деловито наклонился к ее руке, потом поднес к губам, – я нахожу, что вынужден согласиться с капралом. Клянусь, что просто теряю аппетит, глядя на столь блестящее, ослепительное зрелище.

Она не должна была удивляться, что он здесь. Ничто касающееся Тайрона Харта не должно ее удивлять, и уж менее всего то, что он появился в доме, язвительно, колко разговаривает с человеком, который в него стрелял и ранил, и открыто восхищается драгоценными камнями, которые ему предстояло украсть. Рене отступила на шаг и убрала свою руку более резко, чем следовало. Золотая цепочка на экстравагантном шнурке его манжеты зацепилась за рубиновый браслет, и в этой ситуации Тайрон смог поймать ее руку и задержать в своей, стиснув покрепче.

– Позвольте мне, – сказал Тайрон, поднимая ее руку к свету, чтобы разъединить драгоценности.

Винсент сердито выступил вперед, а Рос нахмурился. Он наблюдал за Тайроном, его глаза сузились, когда этот хлыщ в парике и пудре повернул браслет и стал рассматривать рубины уже после того, как наконец освободил свою цепочку.

– Несомненно, да, очень изящный, моя дорогая, – заявил он безапелляционным тоном. – Но даже красота драгоценных камней бледнеет перед вами.

Самодовольная улыбка искривила губы Роса, когда он встретил взгляд Винсента, но Рене только на минуту смешалась, а потом выдернула руку и, не произнеся ни слова, посмотрела на Харта.

Она весь день провела в тревоге за этого человека, то и дело спрашивая себя, сумел ли он благополучно добраться до Ковентри, не болит ли рана, не перевернулась ли его лодка и не утонул ли он… Слава Богу, ничего подобного с ним не произошло. Рене смотрела на Тайрона, но видела перед собой великолепного обнаженного любовника, с которым, как она полагала, провела прощальную ночь.

– Если вы, господа, извините меня, – пробормотала Ре–не, – я вас покину, ведь мои тетя и дядя еще не видели меня.

Рене исчезла прежде, чем окружавшие ее мужчины успели возразить. На негнущихся ногах девушка шла через холл, едва различая путь; виски ее сдавило, словно железными обручами. У входа в гостиную Рене поняла, что сейчас ей меньше всего хочется увидеть своих родственников, и она прошла мимо их двери. Она шла, опустив руки, и не знала, куда идет, пока не оказалась в музыкальном салоне. Она прижалась спиной к стене и закрыла глаза, дав волю чувствам, переполнявшим ее. К счастью, в комнате никого не было. Стулья стояли полукругом перед фортепьяно, все было готово к вечернему приему, скоро сюда придут гости.

Рене стояла в тени, пытаясь отдышаться и успокоиться и не предполагая, что рядом кто-то есть, пока не услышала, как защелкнулась дверь.

– Вы сошли с ума! – Рене задыхалась. – Что вы здесь делаете?

– Мы с вами, я думаю, уже установили, сколь хрупка и подвижна сама природа моего здравомыслия, – проговорил Тайрон Харт, появляясь перед Рене. – Вышло так, что меня сюда пригласили – на праздник. Приглашение ожидало меня дома, и когда я добрался туда и прочел его, я просто не мог отказать тем, кто выражал удовольствие увидеть меня на приеме по случаю предстоящего бракосочетания племянницы лорда и леди Пакстон с лондонским торговцем рыбой. Конечно, рыботорговцем он там не назван. Я несколько приукрасил Эдгара Винсента, пускай это останется на моей совести.

– Тайрон…

– Ах, вы запомнили мое имя!

– Ваша рана…

– Моя рана дает о себе знать, только когда я смеюсь, но сегодня у меня нет для этого повода. Напротив, я злился, кричал на Робби и слуг, пинал мебель…

– А если кто-то войдет?

– Если так кто-то и поступит, то мы будем стоять здесь в благоговейном трепете и восхищении. – Он посмотрел наверх и указал на картину, изображающую женщину с лютней. – Вот. Это требует комментария, не правда ли? Вы не согласны? Художник, должно быть, нарисовал эту картину, приняв яд и страдая от судорог.

Рене потрогала холодные рубины на груди.

– Вы могли отказаться от приглашения.

– Честно говоря, мамзель, я почти так и сделал. Сегодня холодная, сырая ночь, и вы, вероятно, правы: мне надо было сидеть дома, забраться в теплую постель с горячим бокалом вина и хорошей порцией коньяка.

– Тогда п-почему вы здесь?

У него напряглись мускулы на скулах.

– Я должен быть здесь, чтобы спасти вас, конечно же. Разве не этим должны заниматься все герои?

– Спасти меня? – прошептала Рене.

– Благородное происхождение обязывает, разве не так?

– Вы не благородного происхождения, – напомнила ему Рене, вздрогнув. – У вас нет никаких обязательств по отношению ко мне.

– Вполне справедливо, – признал Тайрон. – Во мне нет и унции благородной крови, и я не разделяю всеобщего восхищения принципом «честь или смерть» или боевым криком обреченных: «Отвага, всегда отвага!» Но увы, кажется, вы сумели сделать из меня человека благороднее, чем я есть на самом деле, – он пожал плечами, – вот я и прибыл сюда, чтобы предложить свои услуги.

Его насмешка показалась ей жестокой, и Рене отвернулась.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи, месье.

– Нет? Вы планируете украсть рубины сами? Спрячете их в сумку – и вперед, подальше отсюда, в компании тринадцатилетнего мальчика, который ни слова не скажет даже в свою собственную защиту, и шестидесятилетнего слуги, который со скрипом переставляет ноги? И куда же вы намерены добраться в таком обществе? И что, вы думаете, те два стервятника сделают с вами, когда поймают и вернут назад?

Слезы заблестели на ее ресницах, когда Рене подняла глаза и посмотрела на Тайрона.

– Вы поэтому здесь, месье? Из-за рубинов?

– Если бы только из-за рубинов, мамзель, – усмехнулся он. – Я мог бы забрать их прямо сейчас и оказался бы очень далеко, прежде чем Рос или ваш жених привели бы вас в чувство и вы смогли бы им поведать, что случилось. Если вы все еще не верите мне, забудьте об этих проклятых камнях. Кстати, хорошая мысль – эти жадные ублюдки перестанут гоняться за вами. Впрочем, вам делать выбор. Решайте. Мне, честно говоря, все равно.

Рене видела, что Тайрон Харт предельно искренен с ней, но чувства Рене брали верх над голосом разума.

– Что вы хотите от меня? – прошептала она, но на самом деле это был крик. – Что еще вы хотите от меня?

– Ничего. Или, может быть, все. Я не знаю. Мы можем поразмышлять над этим позже.

– Позже?..

Этот вопрос затрагивал будущее, но сейчас Тайрон не хотел думать об этом и поэтому отклонил его.

– Робби подгонит лодку; он будет ожидать нас у подножия башни в полночь. Вода на реке еще не спала, и течение довольно стремительное; мы могли бы добраться до Ковентри примерно за полчаса. Я знаю, что Финн не слишком-то меня жалует, но что я могу сделать совершенно точно, так это вывезти вас из Ковентри и из Англии вообще, если именно этого вы хотите. Вот самое меньшее, что я могу сделать. Я… – Тайрон запнулся на мгновение, словно подыскивая слова, – я ваш должник. Вы спасли мне жизнь. И вы должны знать, насколько необычна для меня ситуация, в которой я оказался, – задолжать кому-то. И несмотря на то, каким я могу быть и что вы обо мне думаете, я всегда плачу свои долги.

– Эта единственная причина? – спокойно спросила Рене, открыто глядя на Тайрона. – Вы мой должник и намерены отблагодарить меня… И только, месье?

– Нет. Но это – единственное, что имеет смысл в данный момент, мамзель.

Рене по-прежнему не сводила с него вопрошающих глаз, и они были так покорны, что он вздохнул и коснулся кончиками пальцев ее щеки – сверху вниз.

– Будете ли вы счастливее оттого, если я скажу вам: я здесь, с вами, потому, что мне просто невыносимо быть вдали от вас? – Его пальцы остановились на подбородке и приподняли ее лицо, а его губы слились с ее губами в нежном поцелуе. Они не закрыли глаза, они смотрели друг на друга, и лишь Тайрон смог улыбнуться, когда оторвался от ее губ.

– Вы можете рискнуть, прежде чем я вернусь к гостям и снова буду строить из себя полного дурака.

– А если вас поймают?

– Меня не поймают. И вас тоже, если вы сможете вытерпеть этих напыщенных идиотов еще шесть часов и не пошлете их всех к черту. Ну как, выдержите?

– Если сначала вы сделаете мне одно маленькое одолжение, – прошептала Рене.

– Я ваш, я в вашей власти, командуйте мной, – сказал Тайрон, разводя руки, словно зовя ее в свои объятия.

Приглашение было принято, она наклонилась вперед, коротко всхлипнув, и припала лицом к его груди. Тайрон замер в полном изумлении, потом обнял ее, чувствуя, как бьется ее храброе сердце.

– Этого вы хотели? – пробормотал он, вдыхая аромат ее духов.

Рене кивнула, и Тайрон почувствовал, как ледяные мурашки побежали вниз по позвоночнику. Она не засмеялась после его высокомерного заявления, что никого из них не поймают, а ведь на самом деле в глубине души у него не было такой уверенности. Он попал в совершенно необычную для себя ситуацию – внезапно оказался ответственным за чужие жизни, – а он не совсем подходил для такой сложной задачи.

Больше всего сейчас ему хотелось подхватить ее и отнести в безопасное место, но он сдержался и выпустил Рене из объятий.

– Ступайте. Красный нос и мокрые глаза вам сейчас ни к чему. Вы не заставите меня пожалеть о моем благородном порыве, не так ли?

Он вытащил льняной носовой платок, раскрыл его и неж–но тщательно промокнул влажные ресницы Рене.

– Что я должна делать? – тихо спросила она Тайрона.

– Скажите Финну и Антуану, чтобы к полуночи они были готовы. Если вы опоздаете… – Он умолк, ожидая ее реакции, но, увидев внезапную вспышку паники в ее глазах, засмеялся. – Мы будем ждать. – Он поцеловал ее легонько в кончик носа. – Я прибыл сюда с определенной целью и не уеду без вас, мамзель, и, черт побери, я не уйду отсюда без вас, даже если мне придется скрестить шпагу с каждым, кто находится под крышей этого дома.

– Мой Бог, даже в шутку не говорите о таких вещах…

– Лучше, конечно, если бы это была шутка, – сказал он, усмехнувшись, – я не брал шпагу в руки уже несколько месяцев.

Тайрон видел, что на глазах ее снова закипают слезы, и отступил назад; он поправил жилет, расправил складки на жакете, потом прошелся по сгибам шейного платка, поплотнее натянул парик, чтобы он не свалился с головы. К тому времени, когда он все это проделал, Рене уже более-менее успокоилась, хотя на ее щеках осталась дорожка от слез, которую, подумал он, только слепой шотландец из Глазго мог не заметить.

Тайрон хотел, чтобы она первой вышла из салона и через некоторое время присоединилась бы к другим гостям. Сцепив руки за спиной, он прогуливающейся походкой вышел в холл, и вид у него был такой, словно он все эти десять минут безумно скучал, изучая безвкусную картину с изображением девушки, играющей на лютне.

Глава 23

Когда на часах было уже десять минут первого, Рене извинилась, сказав, что вернется, как только уложит Антуана в постель. До самой полуночи она не могла вырваться. Пока они торопливо шли через холл, ее сердце бешено колотилось, а ноги казались просто пудовыми. Финн помогал слугам подавать поздний ужин и ухаживать за гостями. Он видел, как она уходит, и едва заметно поклонился, чтобы дать ей понять, что он тоже не заставит себя ждать.

Антуан шел рядом, и было заметно, что мальчик нерв–ничает. Сначала Рене не хотела тревожить брата раньше времени, поскольку любой намек на волнение, возникшее на его обычно спокойном лице, мог привлечь подозрительные взгляды посторонних людей. Но Рене поняла, увидев, как пристально брат следит за каждым движением Тайрона, что придется все рассказать ради того, чтобы отвести подозрения от Харта. Оказалось, что она приняла правильное решение. Он почти не замечалдорожного инспектора во время обеда, и никто, даже если бы кто-нибудь и следил за мальчиком, не подумал бы, что ребенка что-то волнует. Он совершенно откровенно скучал, утомленный вежливыми беседами, которые вели окружающие.

Тайрон сидел рядом с мисс Рут и Феби Энтвистл, веселя молодых особ – оттуда все время раздавались взрывы смеха. Хохотали и сидящие поблизости гости, в том числе и юный капрал Мальборо. На этот раз офицер наконец-то забыл о профиле Рене, а к концу ужина, похоже, вообще перестал ее замечать. Рене еле сдерживалась, чтобы не смотреть в сторону Харта. Но все же тайком, когда она пыталась дотянуться до своего бокала или взять кусочек с тарелки, ее глаза устремлялись туда, где сидел Тайрон Харт. А он, казалось, был вполне доволен ролью шутника и весельчака и внимательно слушал мисс Рут Энтвистл. Но когда он заметил ее шпионские уловки, Рене увидела, как дернулся уголок его губ, словно он пытался упрекнуть ее за несправедливые обвинения. Серые глаза напомнили ей, что мисс Энтвистл не так проста, как кажется, и обладает разнообразными свойствами. Потом Тайрон многозначительно посмотрел на рубины, особое его внимание привлекал камень в форме капли, висевшей в ложбинке на груди, потом его взгляд лениво вернулся к ее лицу, и она раскрыла веер, чтобы хоть немного остудить щеки.

Эдгар Винсент сидел напротив Рене, осушая бокал за бокалом. Напитки исчезали в необъятной утробе. Он смотрел на нее с негодованием, а когда ей понадобился веер, он пристально посмотрел в сторону Тайрона, потом снова перевел взгляд на Рене, подтверждая, что он заметил их немой разговор.

Когда с последним блюдом было покончено, леди Пенелопа Пакстон увела дам освежиться, а мужчины остались наслаждаться портером и коньяком. Потом все перешли в музыкальный салон; одни играли, другие пели. В гостиной были расставлены столы для виста, а в комнате для игр гостей ждали шашки и бильярд. Рене все было безразлично. Она ловила на себе завистливые взгляды дам, которых очень заинтересовали выставленные напоказ рубины. Их мнение относительно француженки без пенни в кармане, решившейся вступить в столь неравный брак, выйти замуж за человека более низкого происхождения, было единодушным.

Что бы они подумали, потешалась Рене, если бы узнали, в чью кровать, в чьи объятия она была бы счастлива броситься? В объятия вора. Бандита, по которому плачет виселица. Дорожного ястреба, грабившего тех самых людей, которые сидели здесь, восхищаясь его шутками и веселясь в его компании.

Часы пробили десять, потом одиннадцать, и Рене обнаружила, что продырявила носовой платок Тайрона, который сжимала в руке с тех пор, как он дал его. Самым ужасным был момент, когда дядя призвал всех умолкнуть и сосредоточиться и предложил тост за невесту и жениха; Рене пришлось позволить Винсенту поцеловать ее в щеку, и она долго потом отирала его слюни.

Ужин закончился, гости стали разъезжаться. Те, чей дом был слишком далеко, подготовились заранее, чтобы провести ночь в Гарвуд-Хаусе, и поэтому совсем не спешили почивать. Они возвратились к беседам и играм. Когда часы пробили двенадцать, Рене извинилась, ссылаясь на заботы о брате.

– Побыстрее, – торопила она Антуана уже возле двери спальни. – Финн должен появиться с минуты на минуту, он поможет тебе одеться потеплее.

Рене поцеловала Антуана в лоб и взъерошила ему волосы, отчего он широко улыбнулся и беззвучно спросил:

Тебе нравится Капитан?

– Да. Да, мне он очень нравится.

Я думаю, он тоже считает тебя приятной. Он сказал, что ты засела ему под кожу.

– Под кожу?

Здесь . Он энергично поскреб шею. Он говорит, что всегда знает, когда ты рядом.

– Довольно опрометчиво с его стороны так говорить. – Рене подтолкнула мальчика. – Поторопись же. Будь здесь до тех пор, пока я не приду за тобой, и никому не открывай, только мне или Финну. Ты понял, малыш?

Рене торопливо прошла через холл и кинулась прямо в гардеробную. Она вынула из шкафа саквояж, сняла одежду с полок, бросая то, что попадалось под руку, сгребла гребенки и щетки, коробку из сандалового дерева, где лежали пудра и духи, потом потащила саквояж к двери. Вернувшись в комнату, она вынула из перины свой клад. Дыра была зашита всего несколькими стежками, и нитки лопнули от первого же рывка. Рене вытащила маленький холщовый мешочек, где среди сокровищ лежала и жемчужная брошь из гарнитура «Кровь Дракона».

Потом она сняла ожерелье. Все драгоценности, составляющие уникальный гарнитур, оказались в одной бархатной коробочке. Коробку она тоже положила в саквояж, и, окинув быстрым взглядом в последний раз комнату, Рене набросила плащ и направилась к двери; она почти дошла, когда раздался осторожный стук.

– Финн! Слава Богу.

Она толкнула дверь – и едва не задохнулась…

Перед ней стоял Эдгар Винсент. В одной руке он держал бутылку вина, в другой – два бокала. Не более двух секунд они смотрели друг на друга в совершеннейшем изумлении, улыбка замерла на толстых мокрых губах Винсента. Но потом он заметил саквояж и плащ, и его глаза в отличие от расширившихся от ужаса глаз Рене сузились до едва заметных щелок и холодно заблестели.

– Куда-то собрались, дорогая?

Потрясенная Рене отступила на шаг. Она лихорадочно пыталась придумать причину, куда она собралась среди ночи, но ни один из вариантов обмана не казался ей достоверным и убедительным настолько, чтобы Эдгар Винсент поверил.

– А я надеялся, что мы закончим беседу, начатую сегодня вечером. – Он поднял бутылку и бокалы повыше. – Я думал, мы поднимем тост за наш долгий и плодотворный союз, но я вижу, что не только тост, но и сама мысль об этом, вероятно, немного преждевременны.

Взгляд Рене метнулся к открытой двери в холл, но широкие плечи Винсента загородили весь дверной проем. Она отступила назад и споткнулась. Винсент шел прямо на нее, ногой закрыв за собой дверь.

Рене отступила еще на шаг к кровати; дальше идти было некуда. Она не успела запахнуть плащ как следует, и он соскользнул с плеч, обнажив белую шею.

– Хорошо, хорошо. – Винсент встал перед ней, стиснув зубы. – Сейчас посмотрим, что там у вас в сумке?

Он отшвырнул бокалы, и Рене вздрогнула, услышав звук разбившегося о стену стекла. Бутылка упала на пол, но осталась цела. Винсент схватил саквояж и распахнул его. Бархатная коробочка с драгоценностями лежала сверху, и, увидев ее, он нервно икнул и комната наполнилась кислой вонью и витиеватыми ругательствами.

– …дешевая маленькая воровка, – закончил он длинную тираду и недоверчиво покачал головой. – Ты ничем не отличаешься от любой другой лживой сучки.

Сверкая глазами, Эдгар Винсет схватил коробочку и заметил холщовый мешочек. Он уже начал вынимать его, когда Рене рванулась вперед, пытаясь проскользнуть мимо него, но он поймал ее и толкнул так сильно, что колени у нее подогнулись и она упала спиной на кровать. Девушка скатилась на один край и снова попробовала прорваться, но на сей раз мужлан размахнулся и ударил ее. От боли Рене на секунду потеряла сознание. Наблюдая краем глаза за ошеломленной Рене, пытавшейся подняться, Винсент развязал мешочек и вытряхнул содержимое в руку. При виде брошки челюсть у него отвисла, и он пропустил момент, когда Рене встала на ноги; он снова размахнулся и ударил ее изо всех сил кулаком, вложив в этот удар всю злость.

Рене едва не ослепла от боли, неловко упав на плечо. Из глаз посыпались искры, все вокруг потемнело. Сквозь боль она слышала, как ругается Винсент, потом он вцепился ей в волосы и стал трясти, буравя узкими глазками и размахивая перед носом брошкой.

– Где ты взяла это, сука? Где ты взяла?

Несмотря на мучительную боль, лишившую ее сил, Рене не смотрела на брошь, она тихонько отодвигалась к другому краю кровати, пытаясь высвободиться из цепкой руки Винсента.

Резко дернув ее за волосы, он снова притянул Рене на середину кровати и навис над ней; потом он намотал ее пряди на кулак, коленом уперся ей в живот и крепко прижал девушку к матрасу.

– Я спрашиваю тебя еще раз, – прохрипел Винсент, – где ты взяла это? А впрочем, не важно. Не говори. Я знаю где. Я должен задать другой вопрос: как ты получила это и что отдала ему взамен?

Рене почувствовала омерзительный плевок на лице и вспыхнула, словно костер. Гнев пятнадцати благородных поколений запылал мощным пожаром, кровь в венах мадемуазель Рене д’Антон восстала, и она с вызовом заявила торговцу:

– Я могу о том же самом спросить вас. Где вы взяли это? Откуда у вас рубины? Я ведь знаю, как вы их получили, месье. Я знаю, чья на них кровь и чья кровь была пролита, чтобы вы смогли заработать на смерти людей!

Эдгар Винсент зло усмехнулся:

– Итак, ты узнала, сучка, о нашем небольшом предприятии, не так ли? И что ты делала, пробуя урвать для себя кусок прибыли? Ты, глупая сучка, могла бы иметь в десять раз больше этого, если бы подождала два дня.

– Но я должна была выйти замуж за тебя, рыбный торговец, а я больше не в силах выносить твое отвратительное зловоние!

Винсент смотрел на нее с ненавистью, его лицо раздулось, скулы побелели, и он опять ударил ее, два раза наотмашь. От одного удара губа Рене лопнула и рот наполнился кровью.

– Шлюха! – прорычал он. – А я думал, ты леди. Прекрасная, благородная леди, с которой надо обращаться неж–но и терпеливо. – Он угрожающе приблизился к ее лицу. – Вот Рос удивится, когда узнает, почему провалилась его затея! Ты была с Капитаном Старлайтом, он ел с твоей руки. Он съел, наверное, и еще кое-что, держу пари. Ты должна быть хороша в постели. Чертовски хороша – за двести тысяч фунтов, которые стоят эти безделушки.

Он бросил брошь на постель, Рене подобралась в ожидании удара, но он вытащил алмазную булавку для шейного платка из горстки монет, которые отбросил, и зажал ее в кулаке.

– И это? Ей-богу, а за это под кем ты потела? Черт побери, – он оскалился и посмотрел на нее сверху, – я что, выходит, единственный, для кого ты не раздвигала свои ноги?

– Нет! – закричала Рене неистово. – Я еще не спала с садовником и с чистильщиком канав!

Он снова ее ударил, и на этот раз зрение вернулось к Рене, она увидела перед глазами что-то блестящее. Это был нож с длинным, тонким, заостренным к концу лезвием.

– Мы посмотрим, будет ли этот маленький язычок таким же острым к концу ночи, – прошипел Винсент. – Вот мы пришпилим его здесь, – он всадил нож в угол деревянного столбика кровати, и металл завибрировал, – вот, легко дотянуться, если понадобится для стимула, не так ли? Если я решу, что ты не стоишь и пенни той суммы неприятностей, которые ты нам доставила, ты познакомишься со всеми десятью способами, какими можно зарезать человека, и тебе самой захочется умереть.

Он выпрямился и стал расстегивать пуговицы на жакете и жилете. Рене еще раз дернулась в отчаянии к краю кровати, но он схватил ее и опрокинул на спину. Его руки шарили по ее груди, он упал на нее, как хищное животное, он рвал тонкий шелк, зарываясь ртом в обнаженную белую плоть. Хрипя, он стягивал бриджи, но ему мешали юбки, и он отбивался от ее рук и ног, потому что Рене отчаянно сопротивлялась, стараясь сбросить с себя ненавистную вонючую тушу.

Он был огромный, пьяный, и в ответ на каждый взмах ее руки он размахивался и бил ее тяжелым кулаком. Рене кричала, или ей казалось, что она кричит, а он кусал ее грудь, но вдруг, пока еще смутно, она услышала другой звук и увидела другую тень, надвигавшуюся на кровать. Рот Антуана был распят в крике; этот крик явился к нему из другого кошмара, когда он увидел, как его мать пинают на мокрой булыжной мостовой Парижа, как ее забивают до смерти; он вновь пережил тот ужас, и он… закричал.

Антуан бросился к широкой спине Эдгара Винсента, вцепился в него, как собака, зубами и ногтями. Торговец взревел и поднялся, отшвырнув мальчика с такой силой, что он бы размозжил голову, ударься о стену. В новом порыве гнева он повернулся обратно к Рене. Его бриджи были приспущены, и налитое кровью лицо не предвещало ничего хорошего.

Рене встала на колени и выдернула из столба тонкий нож. Она держала его, зажав в руках.

– Не подходите ближе, месье, – прошипела она.

– Что ты собираешься делать? Пропороть мне горло? Воткнуть его в кишки? Или ты хотела бы кастрировать меня? – Винсент подошел к краю кровати. Он с яростью смотрел на Рене, на кровь, сочившуюся из ее губы, на красные полосы на груди, пылавшие под порванным шелком.

Рене полоснула его ножом сбоку, когда он подался вперед, но он не почувствовал боли и даже не заметил раны на руке. Удар бутылкой по затылку свалил его сразу. Он дернулся, всей тяжестью навалившись на Рене. Из разбитой бутылки на кровать хлынуло вино, осколки стекла осыпали покрывало.

Несколько секунд никто не шевелился. Антуан поднял зазубренное горлышко бутылки и приготовился повторить удар, но Винсент лежал неподвижно, словно мертвец, поперек кровати. Кожа на затылке лопнула, словно перезревший плод, густой, вялый ручеек крови сочился на воротник. Рене лежала, задыхаясь, ее ноги были прижаты телом Винсента.

– Антуан! – кричала она. – Антуан! Помоги мне! Я не могу пошевелиться!

Мальчик бросил бутылку и бросился к сестре. Вдвоем они сдвинули Винсента, потом, откатив его в сторону, столк–нули с кровати, и он шлепнулся на пол с унылым глухим стуком. Рене забилась в рыданиях, цепляясь за брата. Он помог ей отойти от кровати и подвел к столику перед зеркалом. Она села на стул, а Антуан пошел в гардеробную за полотенцем.

Ее платье было изорвано и спущено до талии. Она попробовала соединить края и вдруг поняла, что все еще держит в руках нож. В последний раз она посмотрела на тело Винсента, потом разжала пальцы, и нож упал на пол.

Антуан вернулся с полотенцем и стал стирать с лица сестры следы вина и крови.

– Конец. Животное мертво.

– Настоящее животное, – согласилась Рене. – Ублюдок! Я бы воткнула в него нож. Я бы!..

– Я убил его ради тебя, Рене. Он больше ничего не сможет тебе сделать. Никогда!

Рене покачала головой, уверенная, что у нее звенит в ушах и поэтому она слышит голос Антуана. Но он продолжал говорить, и она действительно слышала его. Рене замерла и посмотрела на брата, сомкнув веки, чтобы смахнуть непролитые слезы.

– Антуан! Что ты сказал?

– Я сказал, что я… – Он тоже замер.

Он закрыл рот, потом снова открыл, и когда заговорил, слова словно соскакивали с его губ, и они оба слышали их.

– Я убил его ради тебя. Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда!

– Еще раз, мое сердце, – прошептала Рене, едва осмеливаясь дышать, едва осмеливаясь верить.

– Я убил его ради тебя, – сказал он еще громче. – Он ничего больше не сможет тебе сделать. Никогда. Рене!.. Рене!..

Она обняла его. Слезы, которые Рене сдерживала до сих пор, потекли горячим быстрым потоком. Когда в комнату пришел Финн, именно такими он и нашел их: они смеялись, кричали, обнимали друг друга. А на полу лежало, растянувшись во всю длину и истекая кровью, тело Эдгара Винсента.

– Мария и Иосиф! Что здесь произошло? Что, что случилось?

Рене все еще рыдала, поэтому свой вопрос старый камердинер обратил к Антуану. И мальчик объяснил, усмехаясь:

– Я полагаю, я убил его, месье Финн. Он набросился на Рене. Он бил ее так же, как солдаты маму, и поэтому я убил его.

– О Боже! Царь небесный! Кровь все еще течет… – Камердинер остановился и глубоко вздохнул. От удивления у глаз появились морщинки. Он посмотрел на Антуана, но потом повернулся к Рене и увидел, в каком она жутком виде – платье разорвано, полотенце, которое она прижимала к груди, окровавлено. Улыбка Финна сменилась ужасом, исказившим его лицо. – О Господи, мадемуазель, с вами все в порядке?

Она кивнула:

– Все нормально. Антуан пришел вовремя, и он меня спас.

– Я услышал ее крик, – сказал мальчик.

– И он ударил его бутылкой…

– Я разбил ее об его голову, – гордо повторил Антуан. – И убил его.

– Но кровь? – спросил Финн. – Вы ранены!

Рене коснулась щеки, ее пальцы покраснели от крови.

– Это, должно быть, стекло. Перед этим он ударил меня. – Она провела пальцем по нижней губе и обнаружила осколок сломанного зуба.

Финн посмотрел на Рене с тревогой:

– Вы не… Нет ли где-нибудь еще повреждений?

– Нет, – сказала она, касаясь его руки. – Нет. Он был… слишком пьяный и очень злой. – Она посмотрела на тело Винсента. – Он был слишком неуклюж и слишком глуп. – Слова замерли на губах девушки, а на щеках снова вспыхнул огненный румянец. – Это, конечно, еще тот тип!

– Да, к сожалению, да. И кроме всего прочего, это еще одно тело в вашей спальне, которым придется распорядиться. Если бы я знал, что подобное войдет в привычку, – добавил Финн с сарказмом, – я бы настоял, чтобы вы вы–брали спальню этажом ниже.

Финн подошел к распростертому Винсенту и опустился на колени.

– Действительно ли он мертв?

Прежде чем Финн успел ответить, Винсент застонал. Одна нога дернулась вперед, потом резко вернулась на прежнее место.

– К сожалению, нет. Кажется, его череп так же крепок, как и все остальное. Однако кровь течет весьма обильно. Антуан, есть еще одно полотенце? Или что-то, чем можно здесь все вытереть?

Антуан исчез в смежной комнате и вернулся с двумя толстыми полотенцами.

– Что нам с ним делать? – спросила девушка Финна.

– Мы свяжем его и спрячем где-нибудь подальше от посторонних глаз. Но перво-наперво нам необходимо, чтобы вы и их милость благополучно добрались до башни. Тот мошенник, Харт, сказал, что будет ждать, но если кто-то на нас наткнется и все собаки ада будут спущены, то он не сможет ждать слишком долго. И еще одно – мне показалось, что он плохо выглядел. Без сомнения, рана его мучает. Хорошо бы, конечно, если бы он на самом деле двигался без труда, но мы-то знаем, что ему совсем недавно прижгли на груди рану. Я сейчас принесу саквояж молодого господина – слава Богу, я оставил его в прихожей!

– Я возьму сам, – сказал Антуан и вышел, прежде чем Финн смог подняться на ноги. Камердинеру пришлось уцепиться за ножку кровати, чтобы не упасть, и внезапно Финн стал похож на старика, кем он в общем-то и был на самом деле.

– Вы сможете справиться сами, мадемуазель? – спросил старый камердинер.

Она нахмурилась, проследив за его взглядом, брошенным на ее разорванное платье.

– О да, да, я смогу справиться.

– Хорошо. Тогда оденьтесь побыстрее. Нам надо торопиться, вы понимаете это не хуже меня.

В то время как Рене переодевалась в темном углу гардеробной, Финн собрал монеты, булавку, брошку, а коробочку с драгоценностями снова положил в саквояж. Он снял с кровати залитое вином покрывало, собрал осколки стекла, быстро разобрал постель, как будто она приготовлена ко сну. Потом осмотрел комнату и остался вполне доволен своими усилиями. Потом старик снял с занавесей плетеные шнуры и стал связывать запястья Винсента.

Рене вернулась бледная как призрак. Она надела светлое шерстяное платье, которое закрывало ее до самой шеи. Кровь с подбородка она смыла, но губа все еще кровоточила, а на щеке стал явственно заметен порез. Руки, совершенно заледеневшие, уже не так дрожали, когда она обняла Антуана за плечи и крепко стиснула.

– Ты очень храбрый, – сказала она мальчику. – Такой же, как папа. Он бы тобой гордился! Я увидела тебя, когда ты замахнулся бутылкой, собираясь разбить ее о голову негодяя, и я рассмеялась прямо в лицо этой свинье! – Послед–нее слово она произнесла по-французски, чтобы выразить всю степень презрения.

– Действительно, ваша милость, – поддержал Финн девушку, – и ваш отец, и матушка наверняка сейчас улыбаются, глядя на вас с небес, и гордятся вами за вашу храбрость. Но вам теперь предстоит исполнить еще одно дело, прежде чем вы совсем возгордитесь. Вы должны отвести сестру в старую башню.

Пораженная Рене смотрела на Финна.

– А ты?

– Мне бояться нечего. – Он поднял с пола плащ Рене и набросил ей на плечи. – Я разберусь с этой несчастной свиньей, чтобы она, не дай Бог, не подняла тревогу, пока мы не окажемся подальше отсюда.

– Мы поможем. Или подождем.

– Не здесь, мадемуазель. Я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы вы ждали меня в башне. Я приду сразу после вас, обещаю. И пожалуйста, – он вскинул бровь, ожидая, что девушка примется спорить, – делайте все так, как скажет мистер Харт. Хотя мне следовало бы откусить себе язык за то, что я сейчас скажу, но, я полагаю, вы можете доверять этому жулику. Он присмотрит за вами и молодым господином и не причинит вам никакого вреда. Вперед, да побыстрее!

Антуан взял Рене за руку и потянул к двери.

– Мы не уедем без тебя!

Но Финн уже склонился над Винсентом.

– Идите же, скорее…

Осмотрев холл, Антуан и Рене выскользнули из спальни и поспешили к ступенькам башни. Антуан подал ей знак остановиться, когда они прошли уже основную часть пути: он заметил пару, которая неторопливо прогуливалась вдоль длинной галереи, восхищаясь старыми пыльными портретами. Мальчик прижал палец к губам, предостерегая сестру; они стремглав пронеслись по освещенному месту и оказались возле гобелена. Антуан поднял тяжелый край, пропуская Рене вперед.

Дверь отозвалась слабым скрипом и качнулась внутрь. Звук был не громче мышиного писка, но Рене он показался оглушительным. Внутри башни было темно, пахло плесенью, и у девушки едва не остановилось сердце, когда она подумала, что они опоздали и Тайрон ушел. Конечно, он ждал сколько мог и, несмотря на обещание…

Внезапно в груди Рене вспыхнула радость и страха как не бывало: в свете мерцающей свечи она увидела Роберта Дадли, привалившегося к стене под лестничной клеткой. Это был действительно он, и хотя пламя свечи искажало его лицо, было ясно, что он чем-то взволнован.

– Я думал, мне придется идти и искать вас, – проворчал Дадли, явно недовольный задержкой.

– Где месье Харт? – тотчас спросила Рене.

– Здесь, – раздался голос из темноты.

Дадли захромал, освещая путь, тени отступили, и Рене увидела Тайрона. Он выглядел ужасно. Финн был прав, когда предупреждал ее. Лицо его осунулось, глаза погасли, в них стояла боль. Его жакет был расстегнут, шейный платок развязан, а концы торчали в разные стороны. Правую руку он прижимал к ребрам, а левой держал пистолет.

– Вы упаковали все ваши сундуки? – спросил он с некоторым раздражением. – Действительно, вы ничего не забыли? Где бедный Финн – тащит барахло по лестнице?

Антуан сжал губы.

– Финн наверху, он тащит тело месье Винсента в прихожую, чтобы спрятать его.

Дадли зажег вторую свечу, и свет проник за спину Антуана, отгоняя темные тени. Тайрон увидел поникшие плечи Рене и обмякшую корону золотых завитков, но Дадли рассмотрел густой ручеек крови, сочащийся по щеке Рене.

– Тайрон!

Но Харт смотрел на Антуана.

– Повтори еще раз.

– Финн – наверху…

– К тебе вернулся голос?!

– Тогда вы должны были слышать то, что я сказал: Финн наверху, он тащит тело месье Винсента в прихожую, чтобы спрятать его! Мне пришлось стукнуть его по голове, потому что он бил Рене и заставил ее кричать и плакать!

– Тайрон… – Дадли кивнул в сторону Рене. – Ты хочешь взглянуть?

Тайрон шагнул к Рене, она торопливо поднесла к лицу скомканный носовой платок и принялась вытирать кровь, стараясь скрыться от цепких глаз Тайрона, но он схватил девушку за запястье и приподнял ее подбородок. Тайрон внимательно рассматривал каждую черточку ее лица. Обнаружив порез, протянувшийся через всю щеку, он покачал головой и спросил Рене:

– Это работа Винсента?

Голос Тайрона Харта звучал настолько холодно, настолько спокойно, что Рене запнулась.

– Э-это порез… разбитое стекло попало… Скорее всего это произошло, когда Антуан ударил его по голове бутылкой, а она разбилась. Осколки разлетелись в разные стороны, ну и один из них…

– Он на самом деле мертв? – прервал ее объяснения Тайрон, внутри у которого все кипело, хотя внешне истинное состояние его души никак не проявлялось.

Рене покачала головой:

– Он без сознания. Финн сейчас связывает его шнурами, и этот негодяй не сможет поднять тревогу и никому ничего не расскажет.

– Робби, – Тайрон слегка повернул голову в сторону друга, но глаза его по-прежнему были устремлены только на Рене, – забирай их в лодку, и поскорее. Я сразу же вернусь, только взгляну, не нужна ли моя помощь господину Финну. Мы не задержимся, мы уйдем следом за вами.

– Нет! – закричала Рене. – Нет, вы не должны возвращаться туда. Пожалуйста, Тайрон. Вам нельзя возвращаться. Я уверена, Финн будет здесь с минуты на минуту! Он может появиться в любой момент!

– Я тоже уверен, что он появится. Я просто хочу его поторопить.

Как будто подтверждая опасения Рене, Тайрон проверил пистолеты, потом сунул их за пояс.

– Тайрон, ну пожалуйста… Винсент ничего уже нам не сделает. Все кончено. Он больше нам не страшен.

– Отправляйтесь с Робби. Мы с Финном вас догоним. Мы очень скоро догоним вас, мамзель.

Но когда у Тайрона случайно откинулась пола жилета, Рене увидела то, что и предполагала увидеть.

– Месье Дадли, – Рене умоляюще посмотрела на Робби, – вы знаете, что его рана снова открылась?

– Что? – Дадли подскочил к Тайрону и, прежде чем тот смог его остановить, поднял полу атласного жилета. На рубашке была кровь, всего несколько пятен, но стало ясно, что нитки не выдержали чрезмерного напряжения и лопнули, и, вероятнее всего, это случилось, когда Тайрон любезничал с Энтвистл; рана начала кровоточить, и кровь просочилась через повязку.

– Со мной все хорошо, – успокаивал их Тайрон. – Не о чем волноваться, так было всю ночь.

Дадли поднес свечу поближе и стал всматриваться. Некоторые пятна уже засохли и потемнели, другие были совсем свежие, ярко-красные.

– Я возвращаюсь, – снова спокойно заявил Тайрон. – Забирай их в лодку, Робби, и жди нас с мистером Финном.

– Я согласен с леди, – заупрямился Дадли. – Это слишком опасно.

– Я и не знал, что у нас сейчас разгул демократии, – насмешливо проговорил Тайрон.

– Хорошо, возвращайся. Но, пожалуйста, выбрось Винсента из головы. Подумай о другом – в доме полно драгун, и как только начнется заваруха, можешь не сомневаться, что лес, канал, дороги и поля будут нашпигованы ими. Посмотри на себя. Ты едва стоишь на ногах, тебе надо держаться за стену, а впереди длинный туннель, который нужно пройти, потом еще проплыть на лодке до Ковентри, и, возможно, придется пугнуть патруль из дворняжек Роса, если они окажутся на пути. Но если ты уверен, что должен рискнуть безопасностью всех нас и тебе просто необходимо убить эту свинью, тогда… иди и убей. Я уверен, мадемуазель д’Антон и ее брат оценят твой жест, сидя в тюремной камере.

Подбородок Тайрона дернулся. Ярость горела в его глазах, которые стали сейчас совершенно серыми, цвета холодного сланца, но где-то в глубине было заметно слабое мерцание. Прошла минута, прежде чем он кивнул, нехотя соглашаясь с доводами Робби Дадли.

– Хорошо. Я не стану убивать этого ублюдка. Но ты заберешь Рене и Антуана, а я дождусь мистера Финна. Кто-то должен проследить, чтобы дверь за нами была как следует закрыта.

Рене коснулась руки Тайрона Харта.

– Тайрон…

– Я даю слово чести, что не вернусь и не пристрелю ублюдка, – пообещал он. – Не сегодня ночью, во всяком случае. И если моего слова вам недостаточно, мамзель, то возьмите это. – Он выдернул пистолет из-за пояса и отдал ей. – Другой на ступеньке, возьмите и его тоже. Вы хотите взять мой шейный платок, чтобы я не задушил Винсента? Чтобы у меня вообще не осталось никакого оружия?

Было видно, что Тайрон Харт не привык отчитываться и объясняться, а также оправдываться за свои прежние поступки, и Рене взяла его за руку. После мгновенного сопротивления, которое она тотчас ощутила, девушка поднесла к губам длинные тонкие пальцы Тайрона.

– Я уверена, что вы можете задушить его собственными руками, месье, но я верю, что вы не станете этого делать.

Больше его рука не сопротивлялась. Он коснулся ее шеи.

– Означает ли сказанное вами, что вы наконец начинаете мне доверять, мамзель? – Тайрон заглянул в глубокие глаза девушки, такие глубокие, что по неосмотрительности в них можно просто утонуть.

– Да, – прошептала Рене. – Я доверяю вам, Тайрон Харт, всем сердцем.

– Но все-таки не очень сильно, я надеюсь, – пробормотал он.

– Очень, – прошептала она и приподнялась на цыпочки. Ее губы коснулись его губ, но прежде, чем Тайрон Харт успел ответить, Рене отступила и ушла за Антуаном и Дадли через потайной ход.

Глава 24

Тайрон стоял некоторое время не двигаясь, его тело слилось с темными тенями, но волосы серебрились от света свечи. Даже после того как за ушедшими закрылась дверь, он все еще слышал слабое эхо слов Рене. Казалось, он чувствовал их даже на губах.

Я люблю…

Сколько раз говорили подобные слова его женщины? Сколько раз он усмехался при этом, а они в страсти выкрикивали их снова и снова? Ну а кто-нибудь на трезвую голову и не в постели признался ему в любви? Женщинам он нравился мужской силой и умением разбудить в них страсть, к тому же он ничего не требовал от них и ничего не обещал, ну, например, вернуться.

Тайрон смотрел на икону не отрываясь, пока в глазах не появилась резь. Он повернул голову, но слишком резко, и дикая боль пронзила виски, грудь запылала огнем, а кожа мгновенно стала липкой от пота. Мэгги дала ему два пакетика толченой ивовой золы на тот случай, если боль в боку станет невыносимой, но он уже использовал оба, и их действие закончилось два часа назад.

Где, черт побери, Финн? Он пообещал не возвращаться в дом – во всяком случае, не с намерением убить Винсента, но не может же он торчать здесь в темноте, снова и снова слышать ее шепот возле самых губ и молчать в ответ… Хотя он еще не знал, что он должен был ответить ей.

– Проклятие! – выругался он вслух.

Тайрон застегнул жилет. Потом торопливо завязал на узел шейный платок и поднял жакет со ступенек. Мышцы болели и не подчинялись, и он, отчаянно ругаясь, с великим трудом продел руки в рукава. Загородив ладонью яркий свет свечи, Тайрон прошел под низким сводчатым потолком и встал в затемненной нише, прислушиваясь к доносящимся с другой стороны гобелена звукам.

Финн чувствовал, как бусинка пота катится вниз на самый кончик носа. Она упала прямо в рот Винсенту. Финн изо всех сил тащил здоровенного торговца, который даже не понимал, что происходит, в прихожую. Рот Винсента был заткнут грязной тряпкой, и крохотная соленая капля не имела для него никакого значения. Глаза у него закатились, и при каждом толчке он ударялся головой об пол, но все же пытался слабо сопротивляться.

– Мария, Иосиф и все святые! – в который раз простонал Финн и пихнул громыхающую громадину в угол, затем отступил и встал, согнувшись пополам и держа руки на коленях. Он никак не мог отдышаться. – Я бы порекомендовал вам, сэр, на будущее, – он задыхался, – быть умереннее в спиртном и в еде. – Финн вытер натруженные руки о штаны.

– Я сомневаюсь, что он прислушался бы к твоему совету, старик, и уж тем более исполнил бы его.

Финн оглянулся. Полковник Бертран Рос стоял в дверном проеме, упершись одним плечом в косяк и сложив руки на груди.

Под его удивленным и любопытным взглядом Финн чопорно выпрямился и быстро одернул жакет, приводя его в полный порядок.

– Простите, полковник, но я не слышал, как вы постучали.

– Я признаю свою невоспитанность, – тихо заметил Рос, – но, обратив внимание на то, что невеста и жених давно отсутствуют, я решил проверить, где они уединились. И что я нахожу? Невесты нет, в комнате пахнет спиртным, словно это не спальня, а винная мануфактура, а жених связан, словно телка, которую тащат на бойню.

– Его застали в тот миг, когда он пытался изнасиловать мою госпожу, – сообщил Финн. – Могу добавить, сэр, что он набросился на нее как зверь.

Рос посмотрел на пол, где валялось изорванное шелковое платье Рене. Были и другие свидетельства схватки – окровавленные полотенца, осколки стекла и вырванный клок золотистых волос.

– Я отправил ее в безопасную часть дома, – добавил Финн. – А этого паразита связал, чтобы он никому не причинил зла, пока я пойду за представителями властей. Этот человек – сущее животное. Пьяный прелюбодей, настоящий дьявол во плоти. Его следует повесить, сэр. Не меньше. Ничего другого он не достоин.

Винсент застонал в углу и скривился, требуя освободить его от пут.

– Изнасиловать, вы говорите, пытался? – Рос смотрел на Финна сощурившись, его глаза превратились в узкие щелки. – Тяжкое обвинение.

– Мадемуазель д’Антон серьезно пострадала. Он ее избил, когда она пыталась защититься от него. Это отвратительное преступление с точки зрения любого цивилизованного человека. Когда я попытался удержать господина Винсента от его пьяной затеи, он не оставил мне никакого выбора, кроме как применить силу, сэр.

– Ты это сделал? – спросил Рос, кивнув на Винсента.

Финн поднял подбородок.

– Я это сделал. И я поступил бы точно так же, если бы подобное повторилось.

– Разбивать чужую голову, мне кажется, вошло у вас в привычку, господин Финнерти, – сухо заметил Рос. – Развяжите его. Немедленно. Я требую.

– Но, полковник…

– Я сказал, развяжите его.

– Он может легко справиться с нами, сэр, и если он –сделает…

Рос вытащил из кармана пистолет.

– Нам повезло, я прихватил с собой оружие. Оно, конечно, налагает определенную ответственность, но способно усмирить любого человека независимо от его нрава и размеров… – Рос махнул дулом пистолета в сторону Винсента и взвел курок.

Финн был вынужден развязать Винсента.

– Помогите ему встать. Ведите его сюда.

Финн снова повиновался, и, несмотря на неуклюжие попытки Винсента оттолкнуть его, он сумел поднять негодяя на ноги и помог ему вернуться в спальню. Винсент почти повалился на стул перед зеркалом и, опустив голову на руки, застонал громко и протяжно.

– Теперь, старина, говорите, ничего не тая: правда ли то, что сказал господин Финнерти? Вы пытались изнасиловать девушку, с которой обручились?

Винсент с отвращением вытащил изо рта тряпку и отбросил в сторону. Потом громко откашлялся.

– Я только хотел получить то, за что заплатил. Маленькая сучка пыталась обокрасть нас. Она упаковала драгоценности и уже собиралась сбежать, когда я пришел сюда. – Он поднял голову и косо взглянул на Роса. – У нее была и брошка, та самая. Проклятая брошка из жемчуга; я нашел ее у нее в мешке.

Лицо Роса окаменело.

– «Жемчуг Бретани»? У нее был этот жемчуг? Вы абсолютно уверены?

– Я сам видел, – прошипел Винсент. – Я держал его в собственной руке и спрашивал, где она взяла эту брошку. Правда, я сам догадался где. Только в одном месте она могла получить ее, только у одного человека. Только он мог дать ей этот жемчуг.

Рос оглянулся и увидел Финна, крадущегося к двери.

– Черта с два вы уйдете, господин Финн. – Он взвел курок и прицелился в голову старика. – Я бы не советовал надеяться ускользнуть от меня. Я выстрелю не задумываясь, а ваши прекрасные седые волосы – отличная мишень даже в темноте.

Финн снял руку с дверного замка и отступил в сторону.

– Сюда, – прорычал Рос, – подальше от двери.

Финн повиновался и передвинулся к окну.

– То, что он говорит, правда? У Рене д’Антон на самом деле «Жемчуг Бретани»?

– Я ничего не знаю о личном имуществе мадемуазель, сэр.

– Он был на кровати, – сказал Винсент. – В последний раз, когда я видел этот жемчуг, он лежал на кровати.

Рос оглядел кровать, но там ничего не было. Он резко обернулся к Финну.

– Где она?

Финн поджал губы, ничего не ответив.

– Мы можем пойти по легкому пути в нашей беседе, а можем осложнить дело, – предупредил Рос. – Итак, где она?

Финн молчал по-прежнему, а Винсент хмуро взирал на них со своего места.

– Она была одета, и при ней был саквояж. Я предполагаю, что она должна с ним встретиться. Как обычно, – добавил он. – Вы, кажется, недооценивали силу и возможности вашего противника. А она использовала нас всех, чтобы получить брошку.

– Что вы подразумеваете под этим?

– Подумайте сами, вы, высокомерный ублюдок! Если в Лондоне есть французский агент, который рыщет повсюду, выспрашивая о гарнитуре «Кровь Дракона», она, конечно же, узнала о его истинной ценности, причем с того самого момента, когда я надел его ей на шею. Я уверен, она украла бы раньше, но ее удерживало отсутствие брошки. Зуб даю, она играла с нами, выжидала момент, надеясь, что мы выведем ее на «Жемчуг Бретани». И мы это сделали! Или, лучше сказать, вы сделали. Вы направляли ее по вашей безотказной схеме, чтобы поймать Старлайта. – Винсент остановился, чтобы вытереть кровь на шее. – Глупый проклятый ублюдок, вот вы кто, Рос. Я просил, чтобы вы дали мне возможность поступить по-своему, но нет! Вам хотелось доказать, что вы посильнее Старлайта и вообще сильнее всех. Хорошо, ну и как теперь? Кто самый сильный и умный? А? Кто догадался подменить настоящие рубины стекляшками? Кто будет смеяться до упаду, когда шлюшка и ее возлюбленный ворюга поймут, что пошли на риск ради нескольких кусков цветного стекла? И у кого остались подлинные рубины?

– У нас было общее дело, – сказал Рос спокойно.

– Общее… дело. Вы проворонили Старлайта, вы потеряли девчонку, и если бы меня не оказалось поблизости, вы потеряли бы и рубины. Я все придумал, а значит, теперь они мои, только мои и больше ничьи. А вы остаетесь в дураках. Снова, полковник Бертран Рос…

Веки Роса опустились, и только когда они дрогнули, показалась тонкая бело-желтая полоска глаз. Финн мгновенно сообразил, что сейчас произойдет, и отскочил назад, а полковник неожиданно набросился на Винсента. Если бы грузного торговца не стукнули бутылкой по черепу, он распознал бы намерения Роса, но внезапный удар рукояткой пистолета по лицу отбросил его на туалетный столик, и все бутылочки, баночки и флаконы полетели в разные стороны, лопаясь на полу. Рос подошел к Финну.

– Он сказал правду? Она ушла на встречу со Старлайтом?

Финн спокойно разглядывал нос Роса, потом посмотрел ему прямо в прищуренные глаза.

– Ей-богу, вы знаете, кто он, не так ли? Вы знаете Капитана Старлайта и знаете, где он встретит ее!

– Я понятия не имею, о чем вы говорите, – заявил Финн. – И даже если бы я знал…

– Да?

Финн посмотрел на свои худые, со старческими пятнами руки.

– Я бы все равно ничего не сказал.

– Твои преданность и смелость похвальны, старик, – сказал Рос, ощерившись в зловещей усмешке. – Но абсолютно бесполезны.

Финн по-прежнему спокойно смотрел на полковника Бертрана Роса. А тот поднял пистолет, нажал на курок и выстрелил.

Тайрон услышал смех за гобеленом. Потом он перешел в шепот, раздался стук каблуков и снова смех: видимо, женщина оказалась в объятиях своего соблазнителя. Ошибиться было невозможно – это хихикала мисс Рут Энтвистл, это она была охвачена страстью, а ее спутником мог оказаться любой из гостей. Об этом и хотел рассказать Тайрон вчера вечером Рене, просветить ее насчет этой дамы: ведь большинство мужчин были внимательны к мисс Энтвистл вовсе не из-за ее интеллекта. Их притягивало к ней другое: она поднимала юбки где угодно и когда угодно, а также разрешала каждому желающему весьма возбуждающую возможность… прокатиться…

При других обстоятельствах Тайрон посмеялся бы над подобной ситуацией. В самом деле, от любовников его отделял только тонкий гобелен, он отчетливо слышал звук поцелуев, шелест юбок и пыхтение. Они стояли совсем близко от арочного свода. Один любовный выверт – и они узнали бы, что стена не столь тверда, как они предполагали, подумал Тайрон.

Раздался чувственный стон, потом снова зашелестела одежда. Тайрон прислонился к холодным камням, сдерживая дыхание. Если Финн наверху, то он тоже попал в западню из-за этих любовников.

– О Господи, ну почему бы вам не поискать кровать? – пробормотал он через пять минут, потому что больше не мог ждать.

– Вы ничего не слышали? – задыхаясь, спросила женщина.

Тайрон прикусил язык и тихо выругался.

– Нет, нет, – простонал незнакомец, опровергая ее слова. – Я ничего не слышал.

– А я слышала, – прошептала мисс Энтвистл. – Слушайте… Вот оно, снова.

В голове Тайрона стучали молоточки, заглушая все посторонние звуки, но за гобеленом все стихло. Тайрон представил их лица, если бы они увидели его выходящим из стены.

При звуке внезапного выстрела Тайрон отскочил в сторону.

– Там! – завопила мисс Энтвистл. – Теперь-то вы слышали?!

– Побудьте здесь, – проговорил джентльмен. – О! Вы не можете оставить меня! Я вернусь через секунду. Ждите здесь, я прошу вас. – Каблуки возлюбленного споро застучали на каменной лестнице. Эхо выстрела, должно быть, донеслось из прихожей, потом раздались крики, топот множества ног, устремившихся в восточное крыло. Тайрон отодвинул гобелен, и пораженная Рут Энтвистл завопила, словно примерзнув к стене.

– Вы поняли, где они скрывают свои уборные в нынешние времена? – небрежно спросил он. – Я не ошибаюсь, это на самом деле был выстрел?

Мисс Энтвистл снова завопила и унеслась бледно-синим облаком. Толпа уже собралась за дверью спальни Рене, Тайрон скромно проскользнул в середину и изобразил такое же удивление, какое было на лицах других, когда полковник Рос вышел из комнаты.

Лорд Пакстон появился почти в тот же момент, раздраженный и запыхавшийся.

– Кто-то сказал, что здесь стреляли?

Рос держал карманный пистолет.

– Кажется, у французов весьма странная манера выказывать благодарность. Эдгар Винсент мертв. Его застрелили. Я сделал все, чтобы вернуть его к жизни, но, увы…

– Мертв! – Сдавленный возглас Пакстона утонул в недоверчивых восклицаниях:

– Винсент мертв?

– В него совершенно хладнокровно стрелял слуга вашей племянницы, Финнерти. К счастью, я оказался рядом и сразу разгадал намерение преступника, поэтому он не успел удрать. Я обнаружил его здесь, он стоял над телом Винсента, а оружие еще не остыло после вы–стрела. Он держал его в руке!

– А моя племянница?

– Исчезла. Ваш племянник тоже. И рубины, которые Винсент подарил ей по случаю помолвки, загадочно исчезли вместе с ними.

Последнее замечание Рос добавил специально, чтобы сильнее потрясти и без того потрясенную аудиторию. Сразу же раздались возмущенные голоса.

Рос поднял руку, чтобы призвать к порядку.

– Как перед смертью рассказал господин Винсент, он пришел в спальню невесты неожиданно и обнаружил, что она собралась бежать. Кроме того, он рассказал, что помогал ей позорно известный Капитан Старлайт, с которым мадемуазель д’Антон несколько раз тайно встречалась.

Две дамы при упоминании имени бандита потребовали немедленно закладывать карету. Они не хотели оставаться здесь больше ни единой секунды.

– Он был здесь? – требовательно спросил Пакстон, внезапно обмякнув. – Старлайт приходил в этот дом?

– Именно это нам и придется установить. И мы установим, ей-богу, прежде, чем наступит рассвет, – напыщенно заявил Рос и отступил в сторону.

Потом полковник повернулся к капралу Мальборо, который вместе с другим джентльменом выволакивал Финна. Половина лица старого камердинера была залита кровью. Его рана была довольно глубокой, но,едва держась на ногах, он пробовал вырваться из рук мужчин, которые его крепко держали. Финн попытался заговорить, но громкий и безапелляционный голос Роса перекрыл его хриплый шепот. Полковник приказал своим людям прочесать все дороги окрест. Он также объявил, что все гости мужского пола обязаны отправиться на поиски бандита и сбежавшей девицы; по его же распоряжению выпустили охотничьих собак, обыскали конюшни и обшарили ближний лес. Он отдал пистолет капралу Мальборо, заявив, что оружие – это главная улика, а арестованного приказал посадить в коляску и в сопровождении драгун, под усиленной охраной, как особо опасного преступника, увезти в тюрьму Ковентри.

Безоружный Тайрон мало что мог предпринять, ему оставалось лишь с горечью наблюдать, как тащат Финна. Старый камердинер споткнулся о край ковра, и на мгновение их глаза встретились. Это был только один миг. Рос увидел Тайрона у стены и подошел к нему небрежной походкой.

– Кажется, вы вспотели от страха, Харт. Я мог бы поклясться, что видел, как вы уносили отсюда ноги вместе с чувствительными леди.

Тайрон вынул из-за манжеты носовой платок и приложил к вискам.

– Я действительно не признаю ни охоты, ни убийства, полковник, хотя должен признаться, что сама мысль о том, что бандит был здесь, приводит меня в ужас. Подумать только, он был в доме, а мы забавлялись как дети, играли в шарады. А вам не кажется, что он стал убийцей из-за какого-то тяжкого оскорбления, которое ему было когда-то нанесено?

– О чем вы говорите, черт возьми?

– Может, вы забыли? Разрази меня гром, но ради развлечения разве не меня назначили исполнять роль Капитана Старлайта? И никто не подумал, даже вы, полковник, что настоящий Капитан Старлайт мог скрываться за портьерой и наблюдать за нами?

Толпа заволновалась, посыпались разные предположения, но Рос быстро все пресек и глумливо заявил:

– Если бы он увидел, как вы его изображали, сэр, я думаю, он бы вас непременно застрелил.

– Ну и ну! – Тайрон фыркнул и, когда Рос отошел на значительное расстояние, заявил: – Неудивительно, что ему не везет и он не может поймать вора. Полковник Рос мог стоять рядом с бандитом и даже не подозревать об том.

Прошло еще около получаса, прежде чем Тайрон сумел ускользнуть незамеченным. Второй раз он проходил этот путь, используя спасительный туннель. Ему пришлось идти, согнувшись пополам, чтобы не задевать головой потолок, и где-то в промежутке между башней и каналом Тайрон потерял парик. Футах в двадцати от послед–него поворота он попал в поток холодного воздуха. Холод освежил голову и придал силы.

Рене и Антуан ожидали в конце туннеля. Снова шел дождь, и сильный ветер срывал листья и швырял их на землю. Тайрон бросил свечу в воду. Рене он заметил сразу, она в тревоге шагала взад-вперед, юбки и плащ волочились по земле. Антуан, закутанный в одеяло, примостился на выступе скалы. Дадли прислонился к глинобитной стене и напряженно всматривался в темноту. Он был очень встревожен долгим отсутствием Тайрона Харта.

– Тайрон! – Рене увидела его первой и побежала навстречу. Улыбка неподдельного облегчения засияла на милом лице, но тут же исчезла. – Где Финн?

Ему ничего не оставалось, как сказать девушке правду:

– Он арестован.

– Арестован? Как? Кем? За что? – Вопросы сыпались один за другим. Рене была ужасно взволнована.

– Рос обвиняет его в убийстве Эдгара Винсента.

– В убийстве?

Дадли и Антуан переглянулись.

– В каком состоянии был Винсент, когда вы ушли? – спросил Тайрон.

– Он был жив, – настаивала Рене. – Антуан сильно поранил его, но этот негодяй был жив. Клянусь.

– Хорошо, но сейчас он мертв. И Рос заявил, что Финн стрелял в него и убил.

– Стрелял в него? – Рене едва не задохнулась. – У него нет оружия!

– Рос также заявил, что Винсент видел, как вы с мальчиком украли рубины, и, более того, он полагает, что вся операция проделана по очень сложной схеме: вы сговорились с Капитаном Старлайтом и вместе провернули дельце.

Рене покачала головой и попятилась в сторону туннеля.

– Я должна идти к нему.

– И дальше что? – спросил Тайрон, поймав ее за руку. – Что вы сможете сделать? Чем поможете Финну?

– Я… я могу сказать правду. Я могу рассказать, что произошло на самом деле.

– Что случилось на самом деле? А откуда вы знаете?

– Финн не убивал месье Винсента!

– Я тоже уверен, что старик не делал этого. Но в комнате они с Росом были вдвоем, поэтому скажите-ка, кому поверят?

Дадли зажег свечу. Слабый свет не позволил хорошо рассмотреть выражение ее лица, но Тайрон чувствовал, в каком она отчаянии.

– Я не могу отказаться от него! Я не оставлю его!

– Вы не отказываетесь от него, и вы не оставляете его. Рос уже отправил Финна в тюрьму Ковентри, и если вы сейчас вернетесь в дом, то окажетесь в камере по соседству с ним. – Тайрон склонил голову набок, прислушиваясь к слабому лаю собак в отдалении. – Но это может произойти и без возвращения в дом, если мы, черт побери, будем торчать здесь и не попадем в город раньше, чем люди Роса.

– Мы можем вернуть им рубины, – сказала Рене, сопротивляясь, – Тайрон подталкивал ее к лодке. – Мы можем отдать их за Финна.

– Я очень сомневаюсь, что горстки камней было бы достаточно, чтобы успокоить тщеславие Роса, – мрачно заметил Тайрон.

– Но, сэр, – подал голос Антуан. – Месье Винсент сказал, что они стоят двести тысяч ваших английских фунтов. Конечно, он не думает, что Финн стоит так дорого.

Тайрон внимательно посмотрел на мальчика, заметив, как сильно он истощен.

– Двести тысяч? Где вы услышали о такой сумме?

– Я научился очень хорошо слушать, месье. И когда в комнате Рене раздались крики, я приложил ухо к двери и разобрал каждое слово. Он сказал: «Вы должны были хорошо постараться ради безделушек в двести тысяч фунтов».

Тайрон нахмурился и посмотрел на Рене.

– Он говорил вам подобное прежде?

Рене смотрела в черноту туннеля и с трудом пыталась понять вопрос Тайрона, а когда ей это наконец удалось, девушка покачала головой:

– Нет. Когда он впервые дал их мне, он хвастался, что они стоят пятьдесят тысяч фунтов, словно я никогда не видела драгоценных камней и должна была умереть из-за его великодушия.

– А он говорил вам, что сделал копию гарнитура?

– Копию?

– Из стекла. Очень хорошая подделка, но стоящая гроши.

– Нет, – потрясенно прошептала Рене. – Нет, он ничего подобного не говорил мне. Откуда вы знаете, что он сделал копию?

– Робби подслушал их разговор, они с Росом сидели в карете и беседовали. Очевидно, Винсент не собирался рисковать настоящими рубинами и не доверял полковнику Росу. А может быть, Эдгар Винсент понял, что совершил серьезную ошибку, подарив вам камни, мамзель.

– Тогда… Драгоценные камни, которые были на мне сегодня вечером, ничего не стоят, – в ужасе воскликнула Ре––не, – и у нас ничего нет, чтобы заплатить за свободу Финна?!

Лай собак приближался, и это побудило Дадли взять дело в свои руки.

– У нас вообще ничего не будет через несколько минут, если мы не сядем в лодку и не уберемся отсюда подальше. Как твои ребра? Выдержат? – спросил он Тайрона Харта.

– Они-то выдержат, но ты совершенно прав, дружище, нам давно пора уносить ноги, – ответил Тайрон.

Дадли направился вперед, за ним пошли остальные; они осторожно пробирались по мелкой гальке, стараясь, чтобы она как можно тише хрустела под ногами, туда, где стояла привязанная лодка. Течение в канале было быстрым и сильным, после недавних штормовых ливней вода высоко поднялась, за утро ее прибавилось, она была мутная и бурлила. Берега мелькали так быстро, словно их подгонял ветер, и хотя их скрывала темнота ночи, Дадли хорошо знал дорогу, он был опытным гребцом. Опыт он приобрел, занимаясь опасным, но весьма прибыльным делом – контрабандой, и они проскользнули во мраке ночи, словно привидения.

Рене и Антуан, накрывшись одеялом, едва слышали шепот мужчин и почти не заметили, как прошло время. Впереди замаячили огни, они проскользнули мимо мостов, приближаясь к городу. Наконец Дадли загнал лодку под деревянный мостик, ожидая, когда патруль из четырех драгун проедет мимо, и лошадиные копыта, словно гром, прогрохотали над ними. Добравшись до следующего моста, они пришвартовали небольшой ялик к причалу и поднялись вверх по крутой лестнице на улицу, дома на которой стояли так тесно, что их крыши соединялись и казалось, что дома наклонились друг к другу за поддержкой. Из канав, заполненных слизью, остро пахло рыбой. В каждом доме над дверью висела деревянная доска с инициалами владельца; в некоторых окнах горели огни, из битком набитых пивнушек доносились пьяные голоса, но Дадли спешил вниз, поворачивая из одного переулка в другой, пока звуки не смолкли, а зловоние почти исчезло. Пролетка ожидала их в одном из узких переулков, и в то время, как Дадли торопливо расплачивался с безликой тенью, стоявшей на часах, Тайрон помогал Рене и Антуану за–браться в темную глубину пролетки.

Они продрогли до самых костей. Кулаки Винсента, проход через туннель, страшная новость о Финне, переезд по каналу сделали свое дело, и Рене почувствовала, что заболевает. Всю дорогу она боролась с ужасными схватками в животе. И сейчас она еле удержалась от стона, когда пролетка едва не завалилась на бок, въезжая в переулки, ведущие к Прайори-лейн.

Дадли покружил и, оказавшись позади дома, въехал в мощеный внутренний дворик. Он остался выпрягать лошадей, а Тайрон проводил Рене и Антуана в дом. Мэгги Смоллвуд ожидала их с горячим чаем, бульоном и бисквитами, но, увидев бледную Рене, ее разбитое лицо, быстро проводила девушку наверх. Рене сняла промокшую одежду и растерлась сухим толстым полотенцем. Мэгги развела огонь в камине и укрыла Рене несколькими одеялами, а сама спустилась вниз, чтобы приготовить горячую воду для ванны.

Теперь Рене уже не сдерживалась. Она наклонилась к тазику, ее стошнило, она зарыдала и билась в конвульсиях до тех пор, пока сильные руки не подхватили ее и не отнесли к очагу.

Глава 25

– Я растревожу вашу рану! – слабо запротестовала Рене.

– Все прекрасно, не волнуйтесь.

– Но ваша рана… – Рене попыталась высвободиться из объятий Тайрона и встать на ноги.

– С моей раной все в порядке, – повторил Тайрон. – Уверяю вас, с ней будет все в порядке, если вы перестанете извиваться, как червяк, и успокоитесь, мамзель.

Рене затихла и только робко смотрела на него, потом медленно откинулась назад, устроившись в теплом изгибе его плеча. Тайрон снова прижал ее к себе, усадив на колени, и она почувствовала, как его губы коснулись ее лба. Она выпростала руку из шерстяных складок одеяла и обняла его за шею, чувствуя неловкость из-за того, что он увидел ее в столь беспомощном состоянии.

Она незаметно оглядывала комнату, пытаясь понять, в какой дом попала. Когда Мэгги провожала ее по лестнице, Рене ничего не соображала, ничего не видела вокруг себя, ей было не до интерьера чужого дома. Тогда она заметила только темную деревянную обшивку и высокий потолок с лепниной. Теперь она поняла, что находится в мужской спальне с массивной мебелью из красного дерева и темными бархатными драпировками. Камин был большим, там могли поместиться поленья в пять футов; пол устилали толстые персидские ковры. Тайрон Харт явно тяготел к дорогим вещам, и вкус у него был отменный – достаточно было посмотреть на отделку каминной полки итальянским мрамором и на огромную кровать. Она, впрочем, не сказала бы, что именно ожидала увидеть, – возможно, нечто более утилитарное, не столь роскошное – на случай, если придется бежать из города, округа, страны в опасный для жизни момент. Или нечто полностью иностранное, безвкусное, броское, яркое, с позолотой, карикатурное, каким сам Тайрон пытался явить себя миру.

– Простите, – прошептала Рене, не поднимая головы, но Тайрон услышал.

– За что? – так же тихо спросил он.

– За… это. За то, что я не слишком сильная.

Тайрон Харт положил руку на ее влажные спутанные волосы и нежно погладил.

– Маленькая глупышка, – пробормотал он. – Ты была сильнее, чем любой бы на твоем месте, поверь мне.

Обняв его за шею одной рукой, Рене еще глубже зарылась в его плечо, а он закрыл глаза, отдаваясь нахлынувшим на него чувствам.

– Что нам делать? Я не могу не думать о Финне, – сказала Рене уже громче.

– С Финном все будет хорошо. Рос не посмеет его тронуть, потому что Финн – его козырная карта, и пока она у него в руках, он уверен, что вы, мамзель, не убежите слишком далеко. Не оставите старого камердинера.

– Он спас нам жизнь. Только благодаря ему, Финну, мы с Антуаном смогли сбежать из Парижа.

– Я обещаю вам, мамзель, мы его вернем в целости и сохранности. Но вероятно, придется подождать день или два, чтобы посмотреть, как станут развиваться события, что намерен делать Рос и вообще чего он хочет; но я думаю, надо будет как следует подсластить горшок, чтобы он согласился на обмен.

– Подсластить горшок? Что это значит? – переспросила Рене по-французски, полагая, что ее английского в данной ситуации недостаточно.

– Термин игрока. Это означает – увеличить ставки.

– Но как бы вы могли это сделать?

– Я хочу предложить ему такое, от чего он не сможет отказаться. Ни за что.

– Чем же можно удовлетворить человека, подобного… – Она умолкла; у нее перехватило дыхание, и ком застрял в горле. Она подняла голову, и Тайрон вздрогнул, почувствовав внезапно боль в боку. Огромные синие глаза смотрели на него со страхом.

– Уж не собираетесь ли вы предложить ему себя взамен?..

Тайрон посмотрел на нее и не отводил глаз несколько долгих минут. Он хотел, чтобы она прочитала в его глазах, что он готов пойти даже на это.

– Вы снова оценили меня слишком высоко, – пробормотал он нежно, – но в то же время недооценили мои таланты.

Наклоняясь вперед, Тайрон Харт осторожно отпустил девушку. Загадочно поманив ее пальцем, призывая следовать за собой, Тайрон направился в гардеробную, смежную со спальней.

Повинуясь ему из любопытства, Рене закуталась в одеяло и пошла за Тайроном, почти наступая ему на пятки, то и дело отвлекаясь, чтобы взглянуть на роскошные, обитые материей кресла, огромный дубовый стол, на полки вдоль стены, заполненные толстыми фолиантами в кожаных переплетах. Рене почти натолкнулась на него, когда Тайрон внезапно остановился. Он зажег пятирожковый канделябр, и вокруг тотчас заплясали тяжелые густые тени. Карнизы и лепнина были явно ручной работы, над ними потрудились умелые мастера, а деревянные панели столь ажурны, что напоминали льняное полотно. Здесь был еще один камин, не такой внушительный, как в спальне, но его поддерживали мраморные кариатиды, нагие и полногрудые. Но самым главным здесь было другое, что мгновенно привлекло внимание Рене: в центре комнаты стояло великолепное фортепьяно – такие ей доводилось видеть разве что в Версале.

Тайрон, казалось, ничуть не удивился ее реакции; он зажег свечи и поставил их на стол, на фортепьяно и на камин. Он снял атласный жакет и сразу стал похож на Тайрона, который стоял на ступеньках башни в Гарвуд-Хаусе в расстегнутом жилете и в рубашке, распахнутой на груди. Его влажные волосы были завязаны хвостом на затылке, но несколько прядей вырвались на свободу и разметались по щекам и шее. Дождь смыл большую часть грима, полотенцем он снял остатки, и лицо его обрело привычный, естественный бронзовый цвет. Щеголь исчез, а вместо него перед глазами Рене предстал мужчина, красивый настолько, что захватывало дух, и такой загадочный, противоречивый, за внешней красотой которого скрывалось множество тайн. Осознав это, Рене почувствовала, как дрожит, и дрожь пронизывала ее до самых глубин.

У нее закружилась голова, когда Тайрон оглянулся через плечо и улыбнулся; на миг ей показалось, что она видит перед собой Тайрона-мальчика.

– Ну, – сказал он, – станьте сюда.

Когда она встала там, где он хотел, он подошел к одной из длинных облицовочных панелей и что-то нажал. Панель отошла, и она увидела три пальто разного цвета, несколько черных треуголок, перчатки и высокие кожаные сапоги. За следующей панелью были спрятаны футляры с оружием, длинноствольные пистолеты, мешочки с пулями и порохом; на стояках разместилось не меньше дюжины мечей различной формы и веса; были здесь и тонкие дуэльные рапиры, и мощные клинки из Хайленда.

Возле третьей, последней панели он остановился и предложил Рене руку. Она протянула ему свою маленькую ручку, он сжал ее в большой теплой ладони и коснулся губами. Потом он прижал пальцы Рене к замку, скрытому в запутанной деревянной резьбе. Панель открылась, он поднял канделябр повыше, и Рене не смогла удержаться от легкого вскрика. Полки шкафа были разделены на отделения, большинство из которых обтянуты фетром или бархатом. Там лежали ожерелья, браслеты и серьги с драгоценными камнями: алмазы, рубины, изумруды, турмалины, жемчуг сверкали и переливались при свете свеч; были там и золотые цепочки, и часы, и золотые и серебряные монеты.

– Мой Бог, – прошептала она. – Все это…

– Награбленное добро, – усмехнулся Тайрон.

– Но… так много!

– Да, но в Лондоне гораздо больше. Намного больше того, что я смогу потратить за всю жизнь.

– Тогда почему вы продолжаете заниматься этим, месье? Ради чего рискуете?

– Давайте скажем так: я еще не нашел вместо этого ничего, что так же возбуждало бы меня.

Глаза Рене расширились и стали ярко-синими; она смотрела на Тайрона долго, не спеша отводить взгляд.

– И вы просто так могли бы все это отдать?

Тайрон посмотрел на ее рот, потом перевел взгляд на драгоценности.

– Половину этого, во всяком случае. Не стоит чрезмерно вознаграждать жадность Роса. Пожалуй, это в десять раз больше, чем он сам наворует.

– И вы сделаете это ради Финна? – прошептала Рене.

Он отвел пряди влажных волос с ее щеки.

– Нет. Но я сделал бы это ради того, чтобы снова увидеть на вашем лице улыбку.

Он прошел мимо нее к открытым панелям, а Рене стояла, потрясенная, и смотрела на яркое пламя свечей, и его слова отзывались тихим эхом в густых тенях большой комнаты. Она быстро повернулась, собираясь ему ответить, но увидела Мэгги в дверном проеме гардеробной.

– Я принесла горячую воду для ванны, мисс. И мази от ушибов и порезов.

Рене стянула одеяло на груди.

– Месье Тайрону Харту она сейчас нужнее, чем мне. У него снова открылась рана.

Мэгги хватило одного взгляда, чтобы удостовериться в справедливости ее слов: она увидела пятна крови на его рубашке и заволновалась.

– Мальчик почти закончил мыться, и я еще много воды вскипятила. Мы сперва вымоем вас, мисс, хотя вы уже порозовели и не такая бледная, как приехали, а потом, можете быть уверены, я отдраю мистера Тайрона по первое число, если увижу, что он сотворил с моей работой.

– Как Антуан? – спросила Рене, спохватившись; она совсем забыла про него.

– Отлично, – заверила ее Мэгги. – Он уже съел половину каравая с медом, я дала ему чай с коньяком, чтобы согрелась грудь. И могу добавить, что, едва он согрелся, он стал болтать без умолку. Он говорит даже с набитым ртом и даже окунувшись в воду с головой.

– Я не понимаю, что с ним случилось.

– Это бывает, когда человек сильно пугается, потеряв что-то важное, а когда снова находит, то боится потерять. Пойдемте, Робби уже поставил бадью перед огнем. У меня есть горшок с горячим шоколадом, я вам его приготовила, а кирпичи уже в постели, там теперь уютно и тепло.

Рене неуверенно, искоса поглядела на Тайрона, который по очереди закрывал каждую панель.

– Вы придете… попозже?

Не глядя на нее, он ответил:

– Если вы хотите, чтобы я пришел.

– Я хочу, чтобы вы пришли, – прошептала Рене. – Очень хочу.

Рене долго отмокала в огромной бадье. Впервые за много лет она сидела в такой «ванне». Мэгги положила в горячую воду душистые травы, и Рене казалось, что она в розарии, и при каждом глубоком вдохе девушка чувствовала, как уходит боль, тело расправляется, а мышцы становятся мягкими, расслабленными. Она почти засыпала, когда Мэгги вернулась с ковшами теплой воды, чтобы ополоснуть ее волосы и тело. Рене печально вздохнула и встала, и Мэгги обернула ее нагретыми полотенцами.

– Вы пробовали шоколад, мисс?

– Две чашки, – сказала Рене, и в ее голосе послышалось удовольствие. – Это было чудесно.

Мэгги широко улыбнулась, и Рене заметила два просвета в ряду зубов.

– Он проберет вас до костей, уж будьте спокойны. Я туда кое-что добавила. – Она отжала длинные белокурые волосы и увидела порез на щеке Рене. – Вам повезло, мисс. Чуток влево – и вы остались бы без глаза. Я смажу рану бальзамом, хотя не могу обещать, что у вас не останется метки. Будь я настоящий доктор, может, я знала бы, как уберечь вас от шрама, но…

Рене благодарно пожала ее руку.

– Все хорошо, Мэгги… я могу называть тебя Мэгги, правда? – Я была бы рада, если шрам останется, правда.

Мэгги удивленно посмотрела на нее, но продолжала смазывать синяки на руках и ногах Рене. Когда она закончила, то стала опять извиняться:

– Я заглянула в ваш мешок, но все, что у вас с собой, вымокло. Мне жаль, но у меня нет приличных ночных рубашек и мне нечего предложить вам. Робби предпочитает, чтобы я спала голой, а господин Тайрон никогда не приводит сюда своих подруг. – Она спохватилась, но было уже поздно – слово сорвалось с языка, и хотя Рене слегка повернулась в ее сторону, ожидая услышать продолжение, настаивать она не стала. – Правда, я нашла одну из его рубашек, она очень, очень мягкая. И большая, так что сойдет за ночную, я думаю.

– Я уверена, это будет просто замечательно.

Мэгги помогла ей одеться, и на самом деле, рубашка оказалась мягкой и длинной, она доходила Рене до колен. Потом она надела один из халатов Тайрона, из китайского шелка; рукава пришлось подвернуть почти до локтей. Мэгги усадила ее сушить волосы у камина и принесла третью чашку шоколада с ирландским ликером.

– А месье Тайрон? Как его рана?

– Она немножко кровила, но особо волноваться не стоит. Он снова натянут, как барабан, и выпил коньяку для здоровья. Утром встанет как ни в чем не бывало. Вы видели его спину? Такой выстрел убил бы любого нормального человека, но, как говорит мой Робби, Тайрон жаловался всего один раз в жизни, когда ему пришлось тащить на себе Дадли полмили, прежде чем они смогли украсть пару кляч. Кажется, что он уже мертв, а он… – Потрескивание щетки для волос прекратилось, и обе женщины повернулись в сторону кабинета, смежного со спальней. Оттуда доносились легкие, приятные звуки музыки. – А он играет на фортепьяно, – закончила Мэгги, хихикнув. – Музыка помогает ему расслабиться, лечит его, помогает думать. Днем и ночью, я клянусь, а иногда и по нескольку дней он сидит там и извлекает эти небесные звуки…

– …которые заставляют плакать ангелов, – пробормотала Рене.

– Да, вы правы, мисс.

– Почему у него столько шрамов? Откуда?

– Он не любит рассказывать. – Мэгги умолкла, проклиная свой болтливый язык. – Но мой Робби рассказывал мне кое-что. Это произошло в самый первый раз, когда они с ним встретились.

– Месье Дадли и месье Тайрон?

– Нет. Господин Тайрон… и полковник Рос.

Рене обернулась так быстро, что почти выбила щетку из руки Мэгги.

– Полковник Рос? Это из-за него у Тайрона шрамы?

– Тогда Рос был всего-навсего сержантом и служил в Абердине. Такой же самодовольный, как и сейчас, порочный и невероятно жестокий. Ему доставляло удовольствие причинять другим боль. Господина Тайрона поймали вместе с конокрадами, и Рос хотел плетью выбить у него признание, где находится их главный лагерь. И чем больше упрямился господин Тайрон, тем больше Рос зверствовал.

– И за все это время… Рос не узнал его?

– Это случилось семь лет назад, тогда они оба были молодые. Господин Тайрон был тощий и грязный – мешок с костями и обнаженными нервами, как говорит мой Робби, вспоминая прошлые времена. Прибавьте к этому дурачество с париками, пудрой и румянами. – Она пожала плечами и отложила щетку. – Я сомневаюсь, что его собственная мать узнала бы его в таком виде.

Рене смотрела на огонь, слушала музыку и спрашивала себя, почему она сомневалась после первой их встречи, что Капитан Старлайт сможет перевернуть весь ее мир вверх дном? И вот это произошло, она поддалась своим чувствам, они несли ее, словно поток воды, к берегу, туда, где она потерпит окончательное крушение, разбившись о камни.

– Если больше вам ничего не нужно, мисс, я пойду спать.

– Что? О, конечно. А Антуан?

– Крепко спит, внизу. Я могу попросить Робби принести его сюда, если вы хотите, чтобы он был с вами.

– Нет-нет, пусть остается там.

– Тогда доброй ночи, мисс.

– Спокойной ночи. И большое спасибо за все, Мэгги.

Глаза девушки замерцали, когда она посмотрела на дверь кабинета Тайрона.

– Спасибо вам, мисс. Я уже начинала терять всякую надежду на него.

Дверь закрылась, и Рене осталась наедине с огнем в камине, тенями и музыкой. Глаза слипались, она чувствовала невероятную усталость, но все же поднялась и пошла через гардеробную в кабинет. Дрожащей рукой она нажала на ручку двери, потом спокойно толкнула ее и переступила через порог.

Тайрон сидел к ней спиной, наклонив голову. Он был задумчив и сосредоточен. Он играл Моцарта, и Рене ждала, пока длинные волшебные пальцы не замрут на клавишах, и только тогда подошла к нему и стала рядом. Он взглянул на нее удивленно, увидев неожиданный наряд и непривычную прическу – гладкие волосы струились по плечам, завитки, мерцающие при каждом движении ее тела, исчезли.

– Вы прекрасно играете, месье.

Тайрон улыбнулся и приложил указательный палец к одной брови, словно салютуя.

– Поскольку это первый комплимент, где нет таких слов, как «сумасшедший» или «клоун», я принимаю его с благодарностью.

– Вы сумасшедший. – Рене слабо улыбнулась. – Но тем не менее вы прекрасно играете.

– А вы?

Она покачала головой:

– Матушка пробовала учить меня, но все напрасно… – Она вытянула руку и пошевелила пальцами. – Они всегда стремились к самостоятельности, не подчиняясь законам музыки.

– Садитесь, – сказал он и отодвинул скамью так, чтобы Рене смогла сесть к нему на колени. – Положите свои руки сверху. Я покажу вашим пальчикам, как надо действовать.

Она улыбнулась. Пальцы Тайрона были намного длиннее, а мелодия, которую он исполнял, была знакома Рене, и она могла предугадать, к каким клавишам его руки понесут ее неловкие пальцы. Она почувствовала тепло его тела, ее грудь стала набухать, и Рене поняла, что страстно желает этого человека.

– Я чувствую себя настолько виноватой. – Она задохнулась. – Финн в тюрьме, а я думаю только о том, как… о том, как мне чудесно и тепло сейчас, – шепотом призналась Рене.

Руки Тайрона сомкнулись на ее талии.

– Сегодня ничего вы не можете сделать для Финна, как бы вам этого ни хотелось. И я принимаю ваши слова, мамзель, что вы чувствуете себя прекрасно в моем доме, как еще один комплимент.

Она закрыла глаза и отдалась нежности его губ. Его дыхание с легким ароматом коньяка слегка щекотало ее кожу, и Рене откинула голову, чтобы снова почувствовать вкус его губ. Осторожно, стараясь не повредить ее разбитую губу, он поцеловал Рене так трогательно, что она едва не расплакалась. Зная, что ему только что сделали перевязку, она повернулась у него в руках и взяла в ладони его лицо, и он целовал ее стройную шею, замирая от счастья.

Он распустил пояс халата, его руки скользнули под шелк, и грудь Рене оказалась в его ладонях. Рене выгнулась, задев клавиши фортепьяно, и те немедленно отозвались энергичным аккордом. Ласковые губы Тайрона ласкали ее соски, оставляя два влажных круга на ткани. Его руки гладили ее тело, спускаясь вниз, к бедрам, а когда снова взметнулись вверх, то Рене осталась обнаженной, мерцая молочной белизной в неярком свете свечей.

Аккорды на сей раз были громче, и отзвук их долго висел в тишине комнаты – Тайрон прижал Рене к ровному ряду клавиш из слоновой кости. Рене задрожала и напряглась, а он застонал от удовольствия, когда почувствовал, как нетерпеливо, как охотно она приняла его. Рене, горячая и страстная, была его женщиной, она так замечательно подходила ему. Звуки фортепьяно были так же ритмичны и так же лихорадочны, как и движения их тел. Потом они слились в один долгий аккорд, и он был дикий и отчаянный, ошеломивший их обоих.

В тишине комнаты слышалось теперь только дыхание Рене и Тайрона. Их сдавленные крики растаяли в воздухе, и они стояли, все еще не выпуская друг друга из объятий.

Глава 26

– Где вы научились так хорошо играть на фортепьяно? – спросила Рене, ее голос оставался все еще немного хриплым от недавних страстных криков.

Они лежали в кровати обнявшись, их руки и ноги переплелись. Занавеси на окнах они не задернули, чтобы дневной свет разбудил их, но Тайрон не сомкнул глаз в эту ночь. Он лежал, глядя в потолок, мысленно возвращаясь к событиям прошедших недель, и думал, что пропустил момент, когда еще можно было прислушаться к голосу инстинкта, задавленного в суматохе, начавшейся со встречи с Рене д’Антон, и уйти.

– Вы спрашиваете о той прекрасной симфонии, которую мы исполняли вчера вечером? Я могу только сказать… все дело во вдохновении. Прекрасная кожа цвета слоновой кости превосходно подогревает страсть…

Рене подняла глаза, чтобы посмотреть на Тайрона.

– Если вы предпочитаете не рассказывать мне…

– Есть некоторые вещи, которые не соответствуют статусу жулика и негодяя. Например, превосходное образование и относительно привилегированная жизнь, которая не полагалась мне из-за моего низкого происхождения, не дают мне права быть высокомерным.

– В вас нет ничего, что говорило бы о низком происхождении, месье, – возразила Рене, прижимаясь к нему. – И мне жаль тех, кто недооценивал вас из-за вашей крови.

– От правды никуда не денешься, – сказал Тайрон спокойно. – Я был сыном смотрителя леса, и если бы не вмешательство судьбы, то я бы сейчас, вероятно, занимался тем же, что и мой отец, у меня была бы жена и семеро хныкающих детишек, которые путались бы у меня под ногами и вопили, требуя жизни получше, чем та, на которую они обречены.

– Я в этом очень сомневаюсь, – сказала Рене улыбаясь. – Я думаю, вы рождены жуликом и должны умереть жуликом и… – ее дыхание прервалось на секунду, – и та, которой повезло бы разделить вашу жизнь, стала бы навеки другой.

Тайрон думал о словах Рене, а его рука продолжала гладить ее светлые длинные волосы. Вдруг он нахмурился.

– Я никогда никого не переделывал под себя и не допущу, чтобы и меня кто-то попытался изменить. Я всегда был доволен каждым днем своей жизни, каким бы он ни был. Не важно, что происходило в этот день. Я не выстраивал планов, не намечал никаких целей – короче, не думал о будущем. Довольно бледная перспектива для семейной, оседлой жизни, скажу я вам.

– Но тем не менее все у вас есть, и прежде всего этот дом, где столько прекрасных вещей. – Рене обвела взглядом богатый кабинет Тайрона.

– Я не отрицаю, что люблю комфорт, уют. Но если бы мне пришлось оставить все это и уйти, я бы смог. И сделал бы это моментально. Но такой образ жизни, – добавил он, – вряд ли кто захотел бы разделить со мной.

Рене положила подбородок на руку и пристально посмотрела в дымчато-серые глаза Тайрона.

«Ты мог бы попросить меня, – подумала она, – ты мог бы попросить меня, и я бы пошла… Нет, побежала бы за тобой на край света».

Но он не попросил. Его брови слегка приподнялись, он с любопытством наблюдал за ее шевелящимися губами, но потом он быстро поцеловал ее в макушку и, осторожно вы–свободившись, сел.

– У меня мелькнула одна мысль, – сказал Тайрон, проверяя повязку на груди. – Перво-наперво надо точно выяснить, где Рос прячет Финна. Если он находится в городской тюрьме, то замок в камере такой, что его можно открыть обычным кухонным ножом. Если же он в бывшем винном погребе, то нам остается лишь полагаться на жадность Роса.

Рене осторожно прикоснулась к старым шрамам на спине Тайрона.

– Почему вы не сказали мне, что это работа Роса?

Тайрон обернулся к Рене и объяснил:

– Это случилось давным-давно. И это наше с Росом личное дело.

Рене встала на колени у него за спиной.

– Вы все еще и обо мне думаете как о выгодном деле?

– Я не об этом говорил. Я просто думал, что вам не следует волноваться о том, что не имеет отношения к вашему нынешнему затруднительному положению. Да и после того, как Финн будет освобожден…

– А я хочу о вас волноваться, – тихо призналась Рене.

– Что же, – он оттолкнулся от края кровати, – я запомню.

Окинув беглым взглядом комнату и не найдя своей одежды, Тайрон обнаженным пошел в гардеробную, но стоило ему открыть дверь шкафа, как в дверях появилась Рене, закутанная в простыню.

– Вы позволите мне помочь вам?..

Тайрон посмотрел на нее и закрыл дверцу.

– Я полагаю, вы говорите о Финне, не так ли, мамзель?

– Рос не будет его бить?

– Нет. – Но одного слова было мало, чтобы успокоить ее, поэтому Тайрон подошел к ней и взял лицо в ладони. – Это не Франция, – нежно произнес он, – и Рос – не Робеспьер, независимо от того, какой властью, по его мнению, он обладает и как он может распоряжаться чужими судьбами. В этой стране обвиняемый должен предстать перед судом, независимо от тяжести обвинения или свидетельств, которые выдвинуты против него. Судебный процесс может длиться неделями или месяцами, в зависимости от совершенного преступления. Даже если бы я попал под суд, прежде чем я оказался бы на виселице, нужно было выяснить, виновен я или нет, а это решило бы жюри пэров.

– Как вы можете шутить такими вещами? – прошептала Рене.

– Я не шучу, мамзель. Я просто не думаю о вероятности такой ситуации все двадцать четыре часа в сутки. Иначе я не смог бы просто дышать. Точно так же, как теперь, – сказал он, нежно целуя ее губы. – Мне трудно дышать, потому что я не могу заставить себя не думать о том, что я собирался делать, когда вы прервали меня.

Она покраснела и отошла, нетерпеливо вздохнув.

– И все же я хочу помочь вам, – настаивала она. – Я отвечаю за Финна. Он в тюрьме только из-за меня, из-за того, что пытался мне помочь. И к тому же я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности из-за нас.

– Интересная мысль, но, к сожалению, у нас нет времени, чтобы нарядить вас в треуголку и плащ.

Как только она услышала, что дверь шкафа закрылась, она снова появилась в дверном проеме.

– Вы собираетесь встретиться с Росом в облике Капитана Старлайта?

– А он стал бы всерьез вести переговоры с кем-то еще? Как вы полагаете, мамзель?

Тайрон налил воды в ванночку и достал бритвенные принадлежности, хотя щетина еще не появилась и лицо было гладким. Глянув в зеркало, он увидел темные круги под глазами. Кожа заметно побледнела. Ребра болели адски, и ему очень хотелось пролежать в постели еще сорок восемь часов и не думать ни о чем, и уж тем более о том, как спасти мир.

– Этот героизм может оказаться весьма накладным, – пробормотал Тайрон, тщательно исследуя в зеркале свое отражение.

– Вы позволите мне побрить вас? – спросила Рене. Она хотела хоть что-то сделать для Тайрона Харта.

– Вы когда-нибудь делали это прежде? – поинтересовался Тайрон.

– Нет. Но я наблюдала, как Финн брил моего отца. Тысячу раз. Это, наверное, не такое уж трудное занятие.

– Хорошо, мы дадим вам урок в другой раз.

– Я по крайней мере могу посмотреть?

– Если вы обещаете не смешить меня, когда я буду водить острым лезвием по горлу.

Рене вошла в раздевалку и уселась на стул с прямой спинкой. Тайрон взял помазок и кусочек мыла, развел пену и густо намылил шею и подбородок.

– Обычно это делает месье Дадли? Он вас бреет?

– Робби мне не слуга. Мэгги иногда делает мне одолжение, когда я с большого похмелья и плохо вижу, но обычно это делает или парикмахер, или, – он покрыл пеной нижнюю часть подбородка, – я сам этим занимаюсь.

– Ни одна из ваших подруг не делала вам такого одолжения?

Его светлые глаза сузились, когда он посмотрел на Рене.

– Вы с Мэгги обсуждали еще что-то такое, что мне стоит знать? – несколько церемонно поинтересовался Тайрон.

– Она только упомянула, что вы не приводите сюда своих любовниц. Значит, вы посещаете их в других местах?

– Их? А разве у меня их много?

– Я не могу представить вас только с одной женщиной, месье. Я полагаю, вам бы это быстро надоело.

Он осторожно покосился на Рене, а она вытянула шею, чтобы рассмотреть его лицо.

– Вы так думаете, да?

– Да. Именно так. Как сказала бы моя мать, вы будете для кого-то великолепным любовником, но плохим мужем.

Тайрон достал бритву и попробовал лезвие на жестком кожаном ремне.

– Похоже, ваша матушка была мудрая леди.

– Да, верно. Я думаю, вы бы ей понравились, и она была бы рада за меня даже при том, что у нас с вами не было случая потанцевать.

Тайрон посмотрел на Рене и снова нахмурился.

– Я пропустил что-то? Не уловил? Мы собирались потанцевать?

Смех Рене был тихий и немного грустный.

– Нет, месье. Дело обернулось так, что в этом не было необходимости.

Все еще хмурясь, он отвернулся к зеркалу. Он не любил загадочные улыбки, особенно когда они вот так на него действовали. Но он впервые услышал ее смех – их краткое знакомство до сих пор не располагало к шуткам и смеху. Оказывается, она умеет смеяться, и ее застенчивый, хрипловатый смех заинтриговал его. И он подумал, что пора переменить тему разговора:

– Финн давно с вами?

– Он покинул Англию вместе с моей матерью тридцать лет назад. Он очень ее любил.

– Любил… Неужели?

– Я думаю, он любил ее всю жизнь, но никогда не посмел бы сказать ей об этом или даже признаться самому себе. Когда он увидел ее мертвой у тюремных ворот, – ее голос стал тише, а ресницы дрогнули при воспоминании об ужасной трагедии, – я думала, он тоже умрет от разрыва сердца. Вы знаете, у него были каштановые волосы, а после этого они совершенно побелели.

Тайрон провел бритвой по щеке, снимая первую полосу пены.

– Я слышал о подобных случаях, но никогда не видел сам.

– Он ничем не мог помочь моей матери, и единственное, что было в его силах сделать для нее, – это спасти Антуана и меня. Он пообещал ей, она заставила его поклясть–ся, и он делал это каждое утро, потому что она не знала, сколько еще времени мы все будем в безопасности от трибунала Робеспьера. Финн обещал охранять нас и защищать.

На ее лице появилось торжественное выражение, когда она снова посмотрела на Тайрона.

– Я не думаю, что мы можем ждать – день или два. Если Финн верит, что мы с Антуаном в безопасности, и если он полагает, что, жертвуя собой, он защитит нас, тогда он сделает это.

Половина подбородка Тайрона была выбрита, и он криво усмехнулся, оттягивая кожу на шее.

– Почему вы думаете, что он надеется, будто вы в безопасности? Ведь вы оказались у меня в руках? Я думаю, с его точки зрения, я не из тех, кто может позаботиться о вас.

– По правде говоря, он велел мне доверять вам. Финн сказал, что вы хороший человек и я должна делать все, что вы скажете.

Бритва скользнула по коже, Тайрон выругался, а на шее выступила бусинка крови.

– Не похоже ли это на прощание, как вы думаете? – не унималась Рене. – Вы не думаете, что он может сделать какую-нибудь глупость, бросить вызов?

Второй порез оказался глубже, а проклятие, за ним по–следовавшее, громче, но когда Тайрон взглянул на Рене, он увидел, как она вспыхнула.

– О, вы порезались, месье.

– Я знаю, что я сделал. Может, вы пойдете, – он заставил себя улыбнуться, – пойдете и наденете что-нибудь? Мэгги оставила ваши вещи на стуле, пока вы спали. Ваше присутствие действует на меня и отвлекает настолько сильно, что я исполосую себе все лицо.

Рене стояла, пытаясь поплотнее завернуться в простыню.

– Простите, если мой вид беспокоит вас, – чопорно проговорила она, – но и я смотрю не на пустую стенку.

Она вышла, а Тайрон вдруг понял, что он все еще обнажен, если не считать полосок перевязки.

Он закончил бритье без дальнейшего кровопускания, и когда вышел из гардеробной в бриджах и в белой рубашке, Рене стояла у окна. Ее волосы ловили утренний свет и серебрились, и Тайрон решил, что она так же красива при солнечном свете, как и при лунном. Даже порез на щеке, даже рассеченная губа и синяки, испортившие молочную белизну кожи, не могли приглушить сияние, исходившее из глубины души. Ее нельзя было назвать хрупкой и слабой. Она пережила ужасы террора во Франции, выдержала козни Роса, сумела противостоять нападению Винсента, даже подставила свою шею бандиту с большой дороги с предложением задушить ее, если он подумает, что она лжет. Теперь она отвергла готовность Финна пожертвовать собой ради ее безопасности, а ведь ни один из тысячи аристократов, представителей так называемой благородной крови, даже не подумает о простом слуге.

Она все больше и больше интересовала Тайрона, и за ее улыбку, такую, что дарит она Антуану, он готов был отдать половину сокровищ. Он не рискнул заговорить, пока девушка не почувствовала его взгляд и не повернулась к нему.

На ее лице он увидел такое отчаяние, что, обеспокоенный, он подошел, взял ее за руку и обнял.

– Я могу совершать ошибки, Рене, но среди моих ошибок нет ложных обещаний, которые бы я давал испуганным молодым женщинам. Я сказал: мы вернем Финна, мы привезем его сюда обязательно.

– Я думала сейчас не о Финне, – виновато сказала она, и на ее губах задрожала улыбка. – Я… только поразилась самой себе. Оказывается, я бы хотела, чтобы семеро хныкающих детей бегали у моих ног…

Он стиснул ее в объятиях и зарылся лицом в ее волосы, но не успел он сказать и слова, как в дверь постучали.

– Войдите, – сказал Тайрон, выпрямившись.

Это был Антуан, он вбежал и сразу бросился к Рене, совершенно забыв, что уже снова может говорить. Месье Дадли велел мне подняться сюда, но очень тихо. Большая толстая леди в кухне и двадцать человек возле черного хода!

– Это, должно быть, Мэри, наш повар, – объяснил Тайрон со смехом. – Каждый пострел в Ковентри знает, когда она печет хлеб, вот они и тянутся сюда, как гуси, друг за другом, и ждут, чтобы набить карманы. – В ответ на немой вопрос Рене он слегка пожал плечами, – Я сам хорошо помню, что значит голодное утро.

Но не это поразило ее.

– Вы умеете читать по его губам! А в башне вы делали вид, что не умеете.

– Я? Возможно, потому что он говорил по-французски, а я этот язык плохо знаю. А чтобы объясниться с человеком, не произнося ни звука, есть много вариантов. – Он посмотрел на мальчика. – Но Дадли совершенно прав. Было бы лучше, если бы вы остались здесь и вели себя тихо. Мэри, конечно, видит только то, что хочет видеть, но у мальчишек, как извест–но, глаза очень любопытные, а языки болтливые. Я попрошу Мэгги принести поднос.

Он вернулся в гардеробную и появился спустя несколько минут. Его волосы были собраны на затылке и густо присыпаны пудрой. Казалось, пустяк, но это прибавляло ему на вид лет десять и придавало внешности угрюмость. Он надел шоколадного цвета жакет и полосатый шелковый жилет, на ходу повязывая шейный платок.

– Тайрон?

Он остановился иоглянулся.

– Вы не станете предпринимать… не пойдете куда-нибудь… не предупредив меня?

– Я только спущусь вниз. Когда мы с Дадли решим, как поступить, что предпринять, я приду и скажу вам. И отойдите от окна, мамзель. Вы словно ангел с ореолом вокруг головы, и не стоит искушать бедных грешников, которые пройдут мимо.

Дадли ожидал Тайрона в библиотеке. Его ботинки были облеплены свежей грязью, нос был красный, и с него капало.

– У тебя чертовски веселенький вид, – заметил Тайрон.

– Еще бы! В то время как некоторые валялись в теплой постели, я болтался по этому благословенному городу. И ничуть не удивился, когда обнаружил, что подхватил эту заразу вчера ночью. – Он поднес к носу огромный квадрат полотна и удовольствием высморкался, а потом, аккуратно сложив его, сунул в карман.

– Что-нибудь разузнал о Финне?

– Он в подвале, двойной караул снаружи и двойная охрана внутри.

– Есть какой-нибудь способ связаться с ним?

– Только через соседнюю камеру.

– Рене волнуется, что он может навредить себе ради ее спасения и мальчика.

– Ты веришь ей?

– Я не сбрасываю со счетов преданность старого жулика.

У Дадли поднялась бровь.

– Он нравится тебе, не так ли?

– Он тебе все больше нравится. – Тайрон выругался, перебирая пачку бумаг на столе. – Где, черт побери, мои эскизы улиц того района?

– Слева, – спокойно показал Дадли. – Но тебе может помочь только какая-нибудь тайная армия, а я о такой ничего до сих пор не слышал. Пока его держат там, проникнуть к нему невозможно.

– Тогда надо придумать что-нибудь такое, чтобы заполучить его в открытую.

– Я согласен на это, но как?

– Мы заставим Роса подать его нам на блюдечке. Мы предложим обмен. Мы сделаем ему такое предложение, от которого этот жадный ублюдок не сможет отказаться.

Дадли похлопал по нагрудному карману и вынул оттуда два свернутых листа пергамента.

– Я не знаю, но, кажется, мальчик прав насчет гарнитура «Кровь Дракона»; стоимость его возрастет, если рубины и «Жемчуг Бретани» окажутся вместе. Рос и Винсент тоже об этом говорили тогда в карете. Я попросил Джеффри Бартоломью поразведать осторожно об этом гарнитуре. Драгоценные камни принадлежали какому-то одному старому барону, которого убили в те времена, когда убивали кровных родственников ради трона. «Жемчуг Бретани» вообще бесценен. Его назвали так в честь принцессы, которая, по слухам, родила сына, и этот парень не только бросил вызов королю за право владеть троном, но вообще ход истории изменил; он под одной короной объединил Францию и Англию. Каково? А революционное правительство, понятное дело, стремится вернуть драгоценности, а французский двор в Лондоне наверняка готов заплатить, чтобы удержать их в своих руках.

– Да, тебе сегодня пришлось побегать.

– Не это главное. – Он сделал паузу и вручил Тайрону второй лист бумаги. – Вот список содержимого хранилища одного из лондонских банков. Взгляни на имя внизу.

Тайрон развернул лист и скользнул взглядом в конец списка. Он чуть не присвистнул от удивления и вдруг увидел самую нижнюю строку. Не веря глазам, он посмотрел на Дадли, который в ответ только ухмыльнулся.

– Разве тебе не приятно узнать, что ее дядя так хорошо позаботился о ней, нашел прекрасного, плодовитого мужа, а заодно взял мальчика в заложники, обвинив его в несовершенном преступлении?

– Сукин сын, – пробормотал Тайрон.

– Да. Вот этот документ заставит тебя задуматься: хватит ли тебе одного жемчуга, чтобы заманить Роса? Что такое двести тысяч фунтов, когда целые миллионы переданы в трастовое управление?

– Миллионы?

Мужчины обернулись, услышав тихий вопрос. В дверях стояла Рене.

– Я, кажется, велел вам оставаться наверху.

– Вы сказали, что намерены обсудить, как вызволить Финна. Я… подумала… я могла бы помочь. – Она посмотрела на список в руке Тайрона. – Я слышала, что вы сказали по поводу жемчуга. Я знала, что он представляет некоторую ценность для правительства Франции, но… чтобы он стоил так дорого… Трудно поверить.

– Тут для вас еще одна неожиданность, если не сказать – сюрприз. – Тайрон вышел из-за стола и протянул ей список. – Кажется, мы обнаружили то дерево, под которым ваш дедушка зарыл свои сокровища.

Рене взяла список, и когда закончила чтение, ее рука дрожала.

– Это невозможно, – прошептала она.

– Ваш дедушка, должно быть, полагал, что дядя изменил свои взгляды. Принадлежность к дворянскому сословию обязывает. Неписаные законы благородства требуют помогать друг другу.

– Вероятно, понадобилось несколько месяцев, чтобы переправить так много…

– Держу пари, каждая коробка, корзина или мешочек прошли через руки Роса и Винсента, а потом и вашего дяди.

Рене тяжело вздохнула и снова подняла глаза.

– Но драгоценности принадлежат Антуану. Как они собирались все это получить?

Тайрон прикусил губу.

– Я могу высказать свои соображения по этому поводу, но вам будет весьма неприятно услышать это, мамзель, – наконец решился он.

Рене выпрямилась.

– У меня уже было немало неприятностей, если вы помните, Капитан. Пожалуйста, продолжайте. Я готова вас вы–слушать.

– Сказать по правде, я думаю, что ваш дядя не ожидал, что вы или ваш брат выберетесь живыми из Франции. Я полагаю, что, когда они занялись переброской из Парижа драгоценностей вашего дедушки, он рассчитывал на то, что Робеспьер постарается удалить любого законного претендента на наследство. Если бы это произошло, хранилища осторожно бы опустошили, а поскольку никто не знал, какие именно меры дедушка предпринял для гарантии сохранности своего богатства, никто никогда и не узнал бы, куда все это ушло и где осело. Я полагаю, эта троица – Рос, Винсент и ваш дядя – была уже готова поднять тост за собственное благосостояние, когда вы и ваш брат появились на пороге дома лорда Пакстона, пытаясь найти у него защиту. Вы были похожи на кроликов, которые бегут к лисе в нору, желая спастись от бури.

Рене переводила взгляд с одного мрачного лица на другое.

– Мой дядя никогда не упоминал о нашем наследстве. Более того, он обращался с нами, как будто мы для него тяжкое бремя.

– А вы именно таким бременем и были для него. Но как и полагается опытным ворам, они придумали новый поворот, по крайней мере ваш дядя так думал.

Все это было слишком трудно переварить сразу, и Рене покачала головой:

– Но я не понимаю…

– Давайте вспомним, как на днях вы говорили, что вашему брату, как последнему оставшемуся в живых мужчине из древнего рода, а значит, единственному наследнику, переходят все титулы и вообще все. Я думаю, Финн без всякой на то причины не станет называть мальчика «ваша милость».

– Да, – прошептала Рене. – Антуан – герцог д’Орлон, маркиз де Мар, граф де Лаборде, барон де Дрю-Брезе, маршал Бево и шевалье де Валансьен; возможно, и еще кто-то, но, по-моему, я ничего не упустила.

Дадли и Тайрон обменялись взглядами, их брови потрясенно взметнулись.

– В общем, для краткости скажем так: ваш дядя обнаружил совершенно законный способ потребовать по крайней мере часть наследства, хранящегося в его банке. Так как он объявил себя опекуном вашего брата, любые активы, которые принадлежат вашему брату по праву наследства, будут находиться в его руках, пока Антуан не достигнет совершеннолетия. Письменный перечень сокровищ наводит на мысль – и я думаю, она верна, – что ваш дядя планирует использовать ценности как имущественный залог, как доказательство собственной кредитоспособности, с помощью которого в один прекрасный день он сможет заставить своих кредиторов отступить. К счастью, а может, к сожалению для Пакстона, Рос и Винсент обнаружили его схему и поняли, что он планировал выкинуть их из общего дела. Рос принял ответные меры, указав тем самым вашему дядюшке, с какой легкостью тот может вылететь из дела сам.

– То есть… полковник Рос стрелял в лорда Пакстона?

– Там, возле кареты, когда Робби узнал о существовании дубликата, он слышал еще, как Рос признался, что стрелял в вашего дядю, потому что тот стал слишком жадным и собирался их надуть.

Рене, ошеломленная услышанным, стала быстро ходить из одного конца библиотеки в другой.

– Это слишком невероятно!..

– Уверяю вас, они были готовы идти гораздо дальше. – Голос Тайрона звучал спокойно и уверенно.

– Что вы имеете в виду? – тихо спросила Рене.

– Ваш брак. Если смотреть со стороны, кроме престижа от союза с представительницей благородного семейства, Эдгар Винсент не извлек бы для себя никакой материальной выгоды. Но предположим, вы вышли замуж и произвели на свет наследника мужского пола. Вполне законный наследник, да? Но чтобы младенцу стать настоящим наследником, с вашим братом должен произойти несчастный случай или… его должны повесить за совершенное преступление, которого на самом деле он не совершал.

Она снова заметалась по комнате.

– Чтобы все это стало возможным, они должны быть уверены, что Антуан на самом деле последний наследник. Откуда они могли знать об этом?

– Они втроем обладали связями в различных сферах, и весьма разветвленными. В армии, на черном рынке, в банковских деловых кругах. И у них, вероятно, разработана хорошая система для занятия контрабандой золота и драгоценных камней, даже для вывоза эмигрантов из Франции. Они не единственные, кто занимается спасением жизни ваших соотечественников. Многие предприимчивые английские дельцы сделали большие деньги на этом. Но я предполагаю, что наша алчная троица в какой-то момент решила, что их доля станет намного больше, если парижские аристократы навсегда останутся в родной земле. О, они действовали осторожно, они могли доказать, насколько надежны их маршруты, и некоторые благополучно добрались до Англии. Но остальные, рискнув довериться этой банде, были предоставлены судьбе и, вероятно, не сумели одолеть и первого поста. Росу, например, надо было лишь анонимно сообщить Комитету общественной безопасности, где и когда французский аристократ попытается вы–браться из Парижа.

– Вы говорите, они сознательно передавали людей жандармерии?

Тревога и недоверие застыли в глазах Рене, и они стали цвета сапфиров в полночь. Tайрон глубоко вздохнул.

– Рене…

– Герцог де Блоис и его семейство были арестованы в воротах Парижа. – Она задыхалась. – Жан-Луи, его отец, его мать, его братья… Их дети! И… О! – Она замерла на миг, ее бледные трясущиеся пальцы взметнулись, чтобы зажать рот. – Дедушка… его забрали в тюрьму ночью, накануне отъезда из страны.

– Я воображаю, как Рос и Винсент обрадовались, обнаружив, что у Пакстона была сестра, которая вышла замуж за представителя одного из самых благородных семейств Парижа, а ее свекор являлся одним из богатейших герцогов при дворе короля.

Рене вскрикнула, и горячие слезы покатились по ее щекам. Она откинулась назад, задев ногой ножку стула, потеряла равновесие, но не упала, а ударилась спиной о стену.

Тайрон мгновенно оказался подле нее. Она вздрогнула от его прикосновения, но он крепко прижал Рене к груди. Дадли старался смотреть на пол, в окно, в потолок, куда угодно, только не на молодую женщину, плачущую на плече Тайрона. А бесстрашный бандит со стальными нервами, чувствуя, как рыдания сотрясают ее тело, не знал, что делать. Он уткнулся губами в ее волосы и обнял ее еще крепче. Он поймал пристальный взгляд Дадли и слегка отстранил Рене – надо было ехать.

Рене вцепилась ему в воротник, она задыхалась от рыданий. Когда она наконец оторвалась от его плеча, серебряная слеза, скользнув по ресницам, скатилась по ее щеке.

– Как может человек, – кричала она, – предать собственную семью?

– Жадность творит странные вещи с людьми. Она за–ставляет их делать то, о чем они никогда и не подозревали. То же самое случается с любовью, знающие люди мне рассказывали, – добавил он.

Рене покачала головой, не понимая; она ладонью вытирала слезы, но новые ручейки струились по щекам. Тайрон вынул носовой платок с монограммой и протянул Рене.

– Возьмите, – приказал он.

Она повиновалась так простодушно, что это только усилило его боль за нее. На буфете стояли графин вина и два пустых стакана; он усадил Рене на стул, потом наполнил оба стакана до краев.

– Выпейте, – велел он.

Она стала отказываться, но он насильно сунул стакан ей в руку.

– Вы меня нянчили почти неделю, теперь, я думаю, пришла моя очередь. А с ранеными я научился обходиться.

Огромные темные глаза были полны горя, и в душе Тайрона все перевернулось.

– Что вы собираетесь делать? – плакала она. – Отдать все этому ублюдку?

Тайрон спокойно ответил:

– А потом его убить.

Глава 27

Бертран Рос лежал в горячей ванне, из которой шел пар; он откинулся назад и глубоко затянулся сигарой. Он чувствовал себя уже намного лучше. Прошедшие недели довели его – его словно проверяли на крепость, способен ли он выдержать то, что рассчитано на десятерых, и сегодня он наконец уступил. Шлюха обслужила его хорошо; он проделал это много раз, даже счет потерял. К сожалению, из-за его ненасытности пришлось доплатить хозяйке борделя, чтобы она распорядилась осторожно вынести переломанное и кровоточащее тело. Такое произошло не в первый раз и, вероятно, не в последний, хотя он и пробовал управлять своим гневом в подобных случаях.

Рос с отвращением посмотрел на свою грудь, где были хорошо заметны четыре царапины. Нахмурившись, он проверил отметины концом обкусанного пальца, чтобы понять, перестала ли течь кровь; тихо выругавшись, он стал брызгать на ранку коньяком. Алкоголь обжег кожу, Рос почувствовал приятную дрожь плоти, но ощущение было кратким, удовольствие исчезло так же быстро, как и боль, и он снова глотнул коньяку.

Дверь у него за спиной открылась, но клубы пара, поднимающиеся из ванны, мешали рассмотреть, кто вошел.

– Я ведь приказал, чтобы меня никто не беспокоил. Если ты принес воду, забирай и держи ее горячей, пока я не позвоню в колокольчик.

Он услышал, как дверь снова закрылась и раздался скрежет ключа в замке. Через секунду он снова ощутил холод на шее, за ухом.

– Полковник Рос! Жаль, что приходится прерывать ваше уединение. Я мог бы выбрать более удобное время, но хотел убедиться, что не возникнет никаких неожиданностей и нас никто не прервет.

Рос начал поворачивать голову, но удар дулом пистолета быстро успокоил его. Рука дернулась, пепел с конца сигары упал в воду и рассеялся на поверхности серо-черными хлопьями.

– Кто вы? И чего хотите?

– Я думаю, вы знаете, кто я, и думаю, вы знаете, чего я хочу. Единственно, что мы должны обсудить, – сроки обмена.

Глаза Роса расширились. Старлайт! Какого черта, как он нашел его здесь, в борделе, в Спан-Энд?

– Я знаю многие ваши привычки, – заявил Тайрон, правильно определив причину его изумления. – Плохие так же, как и отвратительные. И стоит мне нажать сейчас на курок, как все ваши умственные способности разлетятся по этой комнате.

– Если вы сделаете это, вы никогда не увидите старика живым.

– Ах, но и вы тоже. – Зловещий баритон почти оглушил Роса. – Мне доставило бы огромное удовольствие увидеть вас мертвым.

Ноздри Роса затрепетали. Да, нынешнее положение его было незавидным. Начать с того, что он сидел совершенно голый, в воде. Его оружие лежало у противоположной стены комнаты. Никто не знал, что он отправится сюда вечером, и было бы ужасно, если бы его обнаружили мертвым в заведении, знаменитом тем, что здесь способны угодить самым низменным вкусам клиентуры.

– Вы удивляете меня, Капитан. Красивая женщина – я бы еще мог понять, если бы вы хотели вызволить ее, но я не знал, что вы испытываете тягу и к старикам.

– Скажем так: я не могу наслаждаться ее обществом, если она беспокоится о другом.

– Действительно! Я полагаю, мадемуазель д’Антон сумела бы отблагодарить вас за возвращение слуги. Так что вы предлагаете в обмен на это счастье?

– Что вы хотите?

Рос почувствовал, что к нему понемногу возвращается самообладание. Несмотря на угрозу, Старлайт прибыл сюда не за тем, чтобы его убить – если бы он хотел это сделать, то Роса давно бы уже не было в живых. Он появился здесь, чтобы вести переговоры по поводу старика, поэтому он не тронет человека, который держит у себя ключ от тюремной камеры.

– Что я хочу? Сколько стоит жизнь старика? – Рос медленно затянулся сигарой, потом так же медленно выдохнул кружок сизо-белого дыма. – Драгоценностей, которые были украдены у нас, конечно. Брошка из жемчуга, ну и остальной товар, который вы забрали у Эдгара Винсента несколько месяцев назад. Я полагаю, все это еще у вас?

– Может быть, и так.

– Кроме того, лорд Пакстон волнуется о своих племянниках, и я поступил бы крайне неуважительно по отношению к нему, если бы не передал его горячее желание вернуть родственников на его безутешную грудь, со всеми, разумеется, гарантиями, что их непристойное поведение не будет иметь неприятных последствий.

Тайрон фыркнул:

– Сообщите лорду Пакстону, что у него столько же шансов снова увидеть племянницу и племянника, сколько получить наследство, принадлежащее герцогу д’Орлону.

– Боюсь, что я…

Дуло пистолета воткнулось Росу в рот, и он обнажил зубы в злой гримасе.

– Давайте не заниматься глупостями, полковник. Я видел список, я знаю все о драгоценных камнях и слитках, которые лежат в хранилище банка Пакстона. Я знаю в тонкостях, как работает ваша система. Но все принадлежит Рене д’Антон и ее брату. Что они хотят делать с наследством – им решать, конечно, но я сомневаюсь, что они захотят поделиться с людьми, которые приложили руку к убийству их семейства.

– И при этом они, вероятно, не увидят ни пенса, так как они должны быть привлечены к ответственности за зверское убийство графа Эдгара Винсента.

– Который, как мы оба знаем, виноват в том, в чем обвиняют Антуана д’Антона.

– Но нет никаких доказательств! Старик подписал полное признание. Сегодня утром он признался не только в том, что напал на лорда Чарлза Пакстона несколько недель назад в Лондоне, но и убил Эдгара Винсента. Выстрелил ему прямо в голову, между глаз.

– Признание, естественно, вы подготовили, и не важно, что это сущая ложь и невиновный человек будет отправлен на виселицу.

– Ваше мнение о моей совести улучшилось за прошедшие пять минут? – скривившись, спросил Рос. – Вы думаете, что мне важно, жив человек или мертв, виновен он или невиновен, если мне необходимо избавиться от вредного, высокомерного дурака?

– Какая высокая оценка вашего партнера.

– Винсент становился слишком небрежным. Это был лишь вопрос времени, то же самое и насчет Пакстона. Я должен был покончить с этим трусом при первой возможности. Для того чтобы вас развлечь, скажу; он отбыл из Гарвуд-Хауса в Лондон сегодня перед рассветом. Я думаю, что уже завтра он очистит хранилища и заберет все свидетельства, связанные с управлением делами герцога д’Орлона.

– Включая вашу долю? Как несправедливо!

– Он не уйдет с этим далеко, – сказал Рос, сжимая в зубах конец сигары. – У Эдгара Винсента были свои люди в каждом морском порту. Одно словцо на ушко – и лодыжки жирного чурбана украсят цепи и он отправится поплавать. А если люди Винсента не поймают его, то его возьмут французы. У них есть агенты, которые наблюдают за его банком день и ночь, без перерыва, не сводят с него глаз. Если он думает, что сможет войти с пустыми руками, а выйти с полными золота и драгоценностей, то нет на свете большего дурака, чем он.

– Вы относитесь к потере весьма небрежно.

– Это предприятие было выгодным в течение трех лет. У меня много уже отложено, а как только мы закончим наши переговоры по поводу господина Финна, у меня будет еще больше.

– Где гарантии, что вы дадите уйти всем троим?

– Мое слово, во-первых!

– Не смешите меня! Этот спусковой механизм чрезвычайно чувствителен, и я не хотел бы, чтобы ваша голова случайно слетела с плеч. Я должен получить извинения в письменной форме, и заверены они будут судьей… по моему выбору.

– М-м-м… – Рос обдумывал с минуту слова Тайрона, потом взмахнул сигарой и нарисовал в воздухе вопрос. – А каковы ваши гарантии в таком случае, что вы снова не украдете драгоценные камни, как только получите старика?

– Мое слово.

Рос захихикал:

– Вы правы: это довольно забавно. Но даже в этом случае у меня все равно остается проблема. Мне ведь надо повесить кого-то за преступления, за убийства. И если это не старик, не девица, не немой братец… Кто возьмет вину на себя? Кто еще мог быть в комнате в момент убийства? Кто встречался с девчонкой, чтобы отнять у ее жениха целое состояние? Кто еще мог бы подписать признание и использовать его – вместе с упомянутым возвращением украденных ценностей – не только для того, чтобы купить свободу, но и гарантировать будущее благосостояние трем невинным людям?

– Без сомнения, у вас уже есть кто-то на примете?

– Суд над Капитаном Старлайтом, конечно, добавил бы мне очков. Кроме того, вы стали для меня своего рода вызовом судьбы, – заявил Рос.

– И если вам угодно, я был бы просто счастлив принять его.

– Поединок? Схватка насмерть? Вы и я – до победы? – Рос откинул голову и рассмеялся. – Какая новость! Обыкновенный вор с амбициями джентльмена! Оскорбленное чувство заставляет сделать предложение. Что ж, я обещаю подумать насчет способа вашей смерти. Что же до мистера Финна – время для игр закончено. Вы слышали мои условия. Возвращение моей собственности, полное признание от вас и вы сами – без оружия и без обмана. Как только вы выполните все условия, старик будет освобожден, целый и невредимый, и его передадут тому, кто захочет его забрать.

В комнате повисла звенящая тишина. Рос рискнул слегка повернуть голову. Но в комнате горели только две свечи, и он не смог хорошо разглядеть фигуру в черном плаще с поднятым воротником и треуголке.

– Вы должны согласиться, – словно размышляя, произнес он, – это будет блестящей благородной жертвой.

– Даже для обычного вора?

– Особенно для обычного вора. Подумайте, имя Капитана Старлайта сохранится в веках. Вы могли бы даже конкурировать с другим лисом… Как его звали? Тарпин?

Рос почувствовал движение за спиной и с бьющимся серд–цем увидел двойные стволы пистолетов. У полковника перехватило дыхание. Впервые он оказался нос к носу со своим врагом, и он не желал упустить ни дюйма устрашающего вида, от вытянутых рук и широких плеч до поднятого воротника и надвинутой на лоб треуголки. Это было великолепное существо, от одного взгляда которого мороз пробирал до костей.

– Я не привык быть жертвой, Рос. Ни благородной, ни какой-либо другой.

– Какая потеря для мистера Финнерти, – коротко вздохнул Рос. – Но таковы мои условия. И они не обсуждаются.

Тайрон взвел четыре курка – один за другим, и из четырех стволов готовы были прогреметь выстрелы; их мощи хватило бы для того, чтобы напрочь снести верхнюю половину туловища Роса.

– Если они не подлежат обсуждению, может быть, вы объясните мне, почему бы мне не убить вас прямо сейчас?

– Ну, если вы убьете меня сейчас, старик будет висеть завтра в полдень.

– Завтра?

– У нас в руках его полное письменное признание, вы помните? Судья должен лишь подписать его. Более того, если вы убьете меня сейчас, обвинения в краже и в причаст–ности к убийству, выдвинутые против мадемуазель д’Антон и ее брата, останутся. Каждый порт, гавань и судно будут обысканы, любая из дворняжек Винсента по запаху найдет ее. Кроме того, каждый агент французского правительства будет информирован, что гарнитур «Кровь Дракона» похищен, и только из-за этого за ней погонятся охотники, как мухи за дерьмом. Ей пришлось бы убегать и прятаться до конца жизни.

Пальцы Тайрона замерли на курках.

– Вы весьма редкостный ублюдок, Рос, – прошипел он.

Рос смаковал свой натиск, для него это было нечто вроде пронзительной вспышки чувственности, возникающей при эрекции.

– Что же, мне уже приходилось слышать подобное. Но вам, вероятно, потребуется время, чтобы обдумать ответ? На вашем месте я не стал бы тянуть: не позже одиннадцати часов завтрашнего утра, договорились? Иначе придется задерживать слушания, а это неловко. Теперь, если вы не возражаете, – он погрузился в воду еще глубже, – я хотел бы закончить принимать ванну.

– Я не возражаю. И если вы не получите от меня известия к десяти часам утра, вы можете расценить это как мой ответ.

Рос открыл глаза и увидел дуло револьвера перед своим лицом. Ствол уткнулся в щеку, которая была задета при по–следнем их столкновении. От мощного удара кожа лопнула и стена окрасилась кровью. Его голова упала набок и стукнулась о край бадьи; Тайрон постоял немного, потом отпер дверь и шагнул в затемненную прихожую.

Сигара и стакан с коньяком плавали в бадье. Рос попытался подняться, но он отмокал уже больше получаса, и мозоли на ногах стали слишком мягкими. Он скользил и погружался в воду с хриплым криком – мыльная вода попала в открытую рану на лице. Когда он наконец встал, рана кровоточила, кровь текла по шее, он яростно кричал и извергал проклятия на человека, которого он поклялся убить собственными руками.

– Ты сделал… что?

– Я заставил Роса описаться, – сказал Тайрон, сбрасывая плащ. Он лег большой шерстистой горой у двери библиотеки; за ним последовала треуголка, потом черные перчатки, и, наконец, два пистолета ударились о крышку стола. – А по дороге домой я ограбил карету. Здесь, – он бросил маленький холщовый мешочек рядом с оружием, – четырнадцать шиллингов и золотое кольцо. Удачная ночь во всех отношениях, не так ли?

Дадли не удивился настроению Тайрона – встреча Тайрона и Роса предполагалась. Но он встревожился, услышав о грабеже, который даже не намечался и, более того, не обговаривался.

– Я могу поинтересоваться, что тебя вдохновило пойти на такой серьезный риск?

– Разве не этим я занимаюсь много лет? Я рискую. Ты забыл? Я надеваю шляпу и плащ, натягиваю перчатки, – он высокомерно тыкал пальцем в каждый названный предмет, – и жду в тени ничего не подозревающих пассажиров. Я сплю с заряженным пистолетом, провожу ночи, затаившись в канавах, в то время как патрульные драгуны обыскивают лес, пытаясь меня найти. Я плюю в глаза опасности и смеюсь над перстом судьбы. И мне это нравится! Мне действительно все это нравится!

– Я это вижу, Тайрон Харт. – Дадли поджал губы и сцепил руки за спиной. – Ты мне расскажешь, что произошло?

– Что произошло? – Тайрон остановился посреди комнаты, наливая большой бокал коньяка. – Ты хочешь знать, что случилось? Я расскажу тебе, что случилось. Я вышел из этого вонючего борделя и поехал на север. Я гнал на север десять, а может, пятнадцать миль, у Ареса легкие едва не вылетели через глотку. Но он не жаловался, между прочим. Он только укусил меня за руку, когда я попробовал расседлать его.

– Не сомневаюсь, что утром он тебя простит, – пробормотал Дадли, наблюдая, как коньяк потоком устремляется в горло Тайрона – он осушил бокал залпом. – И ты, значит, сидел у дороги и…

– …и я спрашивал себя – почему? Почему я думаю черт знает о чем? Какое мне дело до того, что случится со столетним камердинером, который хочет сделать красивый жест и спасти свою госпожу? Почему я должен портить ему момент славы? – Он замолчал и махнул рукой. – Он написал признание, что он лично убил Эдгара Винсента – и абсолютно хладнокровно. Завтра в полдень его должны повесить, если Рос не получит от меня известия.

– Ах, – тихо сказал Робби.

– Завтра к полудню мы должны быть в Манчестере. Рос угрожал спустить своих дворняжек, но у нас есть собственные связи. Вывезти ее из Англии можно, эта проблема вполне разрешима. И как только мы сделаем это, у нее – молодой, красивой женщины, изгнанницы, сестры герцога, черт побери, – неприятности закончатся; она найдет богатого мужа в Новом Орлеане, который сможет защитить ее, там или еще где-то, куда она отправится.

– Новый Орлеан, значит, – спокойно кивнул Дадли. – И я полагаю, ты про Антуана упомянул.

– Да, в общем, она выживет. Они оба выживут без любых жестов, благородных или иных с моей стороны.

– Я все еще не уверен, что это имеет хоть какое-то отношение к ограблению кареты.

Тайрон снова наполнил бокал и понес к окну, вспоминая сцену на дороге.

Он дернул поводья, направляя Ареса, и тот полетел как ветер. Лунный свет заливал их. Когда наконец он остановил взмыленное животное, они замерли у обочины дороги, задыхаясь, и Тайрон в ярости вспомнил все известные ему ругательства. Внезапно он услышал знакомый звук на дороге и без всяких размышлений поднял воротник и вынул из-под плаща оба пистолета.

Это была маленькая дорожная коляска, невесть откуда взявшаяся, которую тащила пара лошадей серой масти.

Он подождал, пока они поравняются, и тронул Ареса. Тайрон спустил курок и выстрелил в воздух – это было предупреждение. Потом он закричал, чтобы они остановились. В коляске раздались крики, а сопровождающий почти вывалился из седла, торопясь спешиться.

– Ограбление, господа! – прорычал Тайрон. – Выкладывайте оружие, чтобы не разозлить меня, – тогда у меня не будет соблазна пустить вам пулю в лоб.

Из коляски раздался еще один вопль, но он проигнорировал его, ожидая, пока кучер отбросит мушкет и пистолет в сторону. Сопровождающий, казалось, врос в землю и заледенел, но быстро оттаял, когда увидел пистолеты, нацеленные в его сторону.

– Это Капитан Старлайт! – крикнул он, и от страха глаза его стали круглыми, как у совы. – Это Капитан Старлайт! Не стреляйте! Не стреляйте! – Потом он бросил оружие на дорогу, словно оно было раскаленным докрасна и обжигало до мяса.

Тайрон смотрел на узкую дверь.

– Эй, пассажиры! Я не из числа терпеливых. Не заставляйте меня просить дважды.

Дверь отлетела в сторону, и молодой человек лет два–дцати выбрался из коляски. Его лицо было таким красным от негодования, что это было видно даже при тусклом свете лампы. Его спутница, столь же юная девушка в вечернем платье, рыдала от ужаса.

– Я требую, чтобы вы позволили нам проехать, – за–явил молодой человек громко и настойчиво. – Мы с женой не сделали вам ничего дурного.

– Вы находитесь на моей дороге, – сказал в ответ Тайрон. – Этого уже достаточно. Но я закрою глаза на нарушение с вашей стороны, если вес вашего кошелька покажется мне весьма убедительным.

– В-вы невоспитанный человек, сэр!

– Я сегодня просто не засну, оттого что узнал о себе такую новость.

– М-мой кошелек в карете. Я… я должен взять его.

Тайрон махнул дулом пистолета в знак согласия и покачал головой: молодой дурачок вместо кошелька храбро взялся за пистолет. И когда отважный юный муж схватил оружие, Тайрон снова выстрелил, и вспышка пороха в темноте ночи была похожа на взрыв.

– Ты не убил его, надеюсь? – спросил Дадли, уводя Тайрона от окна.

– Нет, я не убил его, я только ужалил его пальцы. Но я заставил юнца вручить мне кошелек с четырнадцатью шиллингами. Его жена все время плакала и просила его повиноваться мне, только бы я позволил им проехать целыми и невредимыми. Они были совсем еще дети, а я размахивал оружием и напугал их до полусмерти за четырнадцать шиллингов.

Тайрон сделал большой глоток и снова вернулся к окну. В чем он не признался Дадли, так это в том, что он чуть не вернулся и не возвратил несчастный мешочек. Он отъехал уже довольно далеко, но перед глазами все еще стояло лицо женщины-ребенка, искаженное страхом, и он вдруг представил себя старым человеком с репутацией негодяя, который пугает беспомощных молодых влюбленных.

Ему надо было давным-давно бросить это занятие. Ему надо погрузить все на корабль – купить его специально для этого – и искать приключений в другом месте, если именно это ему необходимо.

Если именно это ему необходимо?

Он вор, он бандит с большой дороги, еретик, который живет от одного вдоха до другого, он наживается и процветает на обмане! А что взамен? Уютный, удобный дом, теплый очаг, жена и – и семь хныкающих ребятишек, которые цепляются за ноги?

– Господи Иисусе, – пробормотал Тайрон, глядя в темноту. Мысли о респектабельной жизни никогда не привлекали его. Он не заглядывал далеко в будущее. Только когда он стоял в тени и наблюдал за полуобнаженной француженкой, шедшей по дорожке лунного света, чтобы прижать руку к оконному стеклу, что-то незнакомое всколыхнулось в нем. Взгляд ее был полон печали и одиночества, и он почти забыл, почему оказался там. И когда он поцеловал ее, он даже не вспомнил, что должен уехать.

Его внутренний голос предупреждал об опасности уже тогда, но он отмахнулся от него. Он предупреждал его и сейчас, но, швыряя полупустой стакан в камин, Тайрон Харт прекрасно понимал, что и на этот раз он проигнорирует любые предостережения здравого смысла.

Дадли спокойно смотрел на расколовшийся стакан, на внезапную вспышку пламени – в том месте, где коньяк попал на горящие поленья.

– Что потребовал Рос? – спросил Дадли. Сейчас это было самым главным.

– Драгоценные камни, жемчуг. Меня.

Дадли пропустил мимо ушей первые слова Тайрона. Он сосредоточился на главном.

– Тебя?

– И полное признание в письменной форме, иначе он натравит подручных Винсента на Рене и ее брата.

– А в обмен?

– Они втроем уедут беспрепятственно, полностью прощенные. К ним ни у кого не будет никаких претензий.

– Ты ему веришь?

– Не дальше расстояния, на котором я могу учуять его. Но если я соглашусь на это, то ему придется принять и мои условия: время и место для обмена, судопроизводство с чиновником по моему выбору, который обязуется проследить за выполнением условий соглашения, даже если полковник их нарушит.

– Рос никогда не пойдет на это.

– Если он так страстно хочет меня заполучить, то пойдет. Я убедился, он просто сгорает от желания.

Дадли запустил пальцы в шевелюру и взъерошил ее, но вдруг замер, соображая, и одна прядь упала ему на глаз.

– Что ты хочешь этим сказать: «Если я соглашусь на это…»?

– Я на самом деле не вижу никакого другого выхода. Выбора нет, не так ли, Роб?

– Мы сами можем нанять кое-кого, и когда Рос покажется, мы захватим старика и он увидит только пыль из-под копыт…

– И далеко бы мы уехали? Старик, мальчик, две женщины, одна из них беременная, я не в лучшей форме и ты…

– Калека?

Тайрон нахмурился.

– Я не собирался этого говорить. Но ты должен признать, что мы стали бы легкой добычей – такую компанию путешественников узнали бы сразу.

– Хорошо, но что-то же мы можем сделать!

– Я дал слово.

– Что?

– Я дал Росу свое слово. Если он выполнит все мои условия, то я выполню его условия.

У Дадли сверкнули глаза. Он ткнул пальцем в сторону Тайрона.

– Ты плохо соображаешь, вот в чем проблема. Две недели назад ничего подобного не случилось бы. Ты бы расхохотался Росу в лицо и проделал бы дырку в его тощей груди.

– Две недели назад ты уже смеялся. Помнишь, чего тебе хотелось больше всего? Услышать от меня: «Однажды кто-то залезет мне под кожу и я не смогу вытряхнуть ее оттуда». Хорошо, я признаю – это случилось. И добавлю: единственное, о чем я думаю сейчас, – как вызволить ее и как обеспечить ей безопасность.

– За счет своей свободы? Ценой собственной жизни?

– Я дал ему слово, – упрямо повторил Тайрон. – К некоторым вещам в жизни я относился слишком легко до недавнего времени.

Дадли молчал, потрясенный, и молчание затянулось.

– Самое неподходящее время проявлять благородство. Как ты думаешь, что произойдет, если мисс д’Антон узнает о твоих планах? Что она скажет, когда узнает, что ты собирался натворить?

– Она не узнает, – спокойно заявил Тайрон. – Не сейчас, во всяком случае. Или никогда. Я хочу, чтобы ты дал слово, Робби. Я не хочу, чтобы она сомневалась в том, что мы будем завтра пить за счет Роса.

– Но…

– Она молода, красива. Она выживет. Я для нее всего лишь безумное увлечение, игра с огнем, и она переживет это. Сомневаюсь, чтобы из этого что-то вышло. Я даже не ожидал, что она… она…

– Полюбит тебя, такого грубого, подлого негодяя, – сухо закончил Дадли.

Глаза Тайрона сузились.

– В том числе.

– Но один из самых твоих главных недостатков, конечно, – это отсутствие голубой крови в твоих венах? Да?

– Конечно, это серьезное препятствие.

– Когда она ухаживала за тобой в башне, где ты лежал беспомощный, и готова была пустить пулю в любого, кто войдет, мне не показалось, что ее слишком волновало, к какому обществу относится она, а к какому – ты.

– Это спорный вопрос. – Тайрон упорствовал. – У меня есть и свое собственное мнение.

– В общем, на тебя это не похоже, чтобы отказаться от нее так легко. Черт возьми, ты не можешь пойти к Росу, поджав хвост и подставив шею под веревку, на которой тебя вздернут!

– Я не собираюсь умирать в петле.

– Спасибо, Господи, хотя бы за это!

– Даже сама мысль о виселице для меня оскорбительна. Я бы предпочел закончить жизнь с пулей в голове или острым клинком в сердце. Это правда, я говорю тебе как на духу, Робби.

– Великолепно! – Дадли раздраженно всплеснул руками. – Может быть, для встречи с ним ты нарисуешь мишень на груди – как раз на уровне сердца? – Дадли подозревал, что скажет друг в ответ на его тираду, и опустил руки, потом посмотрел на мрачное лицо Тайрона. – Все это несерьезно.

– Если я разозлю его как следует, он может предложить мне сразиться с ним.

– Он отличный стрелок и прекрасный фехтовальщик. И он никогда не проигрывал, ни одного поединка.

– Я не сказал, что убью его, но с удовольствием бы его искалечил.

– Ты понимаешь, что мы сейчас с тобой делаем? Мы спокойно обсуждаем способ твоего самоубийства! Разве не так, Тайрон Харт?

– Ты предпочел бы разговор с пеной у рта? Это изменило бы что-нибудь?

Плечи Дадли поникли.

– Да нет, наверное. Но тогда я бы чувствовал себя гораздо лучше. Это точно.

Тайрон вышел из-за стола и хлопнул Робби по плечу.

– Взбодрись, старина, а то и у меня настроение испортится и я стану таким же кислым, как ты. Мы хорошо с тобой поработали. И мы оба прекрасно понимали, чем для нас все закончится. А это закончится непременно, рано или поздно. Только обещай мне: ты позаботишься о Рене и мальчике. И ради Бога, сделай Мэгги честной женщиной, прежде чем она отравит тебя каким-нибудь зельем.

Дадли не мог даже улыбнуться.

– Что ты собираешься сказать мисс д’Антон? – с трудом проговорил он; во рту стало сухо и горячо, и язык готов был прилипнуть к нёбу.

– Ничего. Только то, что я даю Росу полный мешок добытого нечестным путем богатства в обмен на Финна.

Робби пристально смотрел в бледно-серые глаза Тайрона, проклиная все на свете.

– Черт побери, ну какой толк…

Тайрон снова похлопал его по плечу и вернулся к столу.

– Мне лучше всего сесть за бумагу, а не сотрясать воздух понапрасну. Может быть, ты попросишь Мэгги приготовить коктейль для меня, тот, с ирландским ликером? Никогда в жизни я еще не писал подобного признания; прямо не знаю, как поступить – перечислить все заслуги или ограничиться основными моментами блестящей карьеры?

Робби покачал головой; он смолчал, потому что не знал, какие слова сорвутся сейчас с языка. Он быстро вышел из библиотеки, хромая сильнее обычного, и когда Тайрон посмотрел ему вслед, то увидел вдруг, что одно плечо у него выше другого. Оставшись один, Тайрон Харт повернулся к окну и стиснул кулаки так, что побелели костяшки пальцев и казалось, они вот-вот прорвут кожу.

Тайрон Харт все еще сидел за столом и писал, когда вошла Рене, застав его за столь непривычным занятием. Очевидно, она только что проснулась: на лице сохранились розовые полосы от подушки, а волосы были заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Она пришла к Тайрону в его китайском шелковом халате, он был не по росту длинным, подол тащился по полу, словно шлейф, и лишь на долю секунды из-под шелка мелькнули матовые ступни. Было ясно, что под халатом ничего нет, и когда Тайрон увидел, как струится мягкий шелк, как он подчеркивает все нежные изгибы прелестного тела, он почувствовал щемящую боль в груди, и эта боль – он знал это, не имела ничего общего с недавним ранением и тугой повязкой.

– Я заснула, – призналась Рене. – А когда проснулась, вас уже не было.

Тайрон собрал листы бумаги и аккуратно сложил, перед тем как спрятать их в кожаную папку.

– Я пришел бы через минуту-другую. Я… так, написал несколько писем деловым партнерам. Я ведь как-никак дорожный инспектор, до завтра по крайней мере, и есть некоторые вещи…

– Вы нашли Роса? Вы с ним встречались?

Рене стояла так близко от него, что ему стоило лишь протянуть руки и усадить ее к себе на колени.

– Да. Да. Все устроено.

– Он освободит Финна?

– Он захотел немного больше того, что я рассчитывал ему отдать, – Тайрон пожал плечами, – но в конце концов мы сошлись в цене. Все, что осталось сделать, – это договориться о месте, где произойдет обмен. И вы получите вашего господина Финна обратно.

– А Рос?

– Рос… Станет очень богатым человеком.

– Это все, что он хотел? Деньги?

– Неужели вы думали, что он так предан своей профессии? И долгу? – Рене пристально смотрела ему в глаза, и он испугался, что она обнаружит в них лишнее; он со вздохом добавил: – У меня есть и неважные новости для вас, мамзель. Кажется, ваш дядя возвращается в Лондон, и, черт побери, он очистит хранилище, чтобы ему не начали задавать слишком много вопросов.

– Он может это сделать? – спросила Рене.

Тайрон стиснул зубы.

– Я полагаю, вы могли бы обратиться в суд, но для этого потребуется много времени. Я пользуюсь сведениями Роса; он сказал, что на следующей неделе они оба исчезнут и окажутся там, где никакой кредитор или суд не сможет их найти. Это, конечно, несправедливо, но сколько вы можете истратить за одну жизнь? Даже после того, как я заплачу Росу, у нас останется более чем достаточно. И вы будете жить в полной роскоши, как и приличествует герцогу и его семье.

Рене следила за его руками, скользящими к поясу на ее талии. Поглощенная тем, что он ослабляет узел, она едва не пропустила самый важный момент из сказанного.

– У нас? – шепотом переспросила Рене, снова взглянув на его руки. – Вы говорите… у нас?

– Вы ведь не думаете, что я ввязался во все эти неприятности только ради того, чтобы увидеть ваше отплытие? Я не собираюсь оставаться на пристани наблюдателем. Мы с Робби обсудили все, и мы думаем, что Портсмут – самая лучшая ставка. Там обычно полно судов, которые ходят в разные экзотические места. Я служил на одном частном судне – я ведь уже упоминал об этой странице моей биографии? Во всяком случае, я не прочь снова взглянуть на Вест-Индию. Там всегда светит горячее солнце и течет прохладная вода, бриз чист, и там… – Тайрон наклонился, прикасаясь губами к родинке-сердечку, которую он высвободил из-под шелка, – вы можете плавать нагой вместе с дельфинами. Я помню, вы упомянули Новый Орлеан, и, конечно, вы хотите отправиться и туда, если вы жаждете пить чай с лимоном и снова носить тугие корсеты…

– Нет. – Рене задыхалась. – Нет, я… я никогда снова не захочу носить корсет. Но что же… как же вы? Что –относительно…

– Моя воровская вольница? – Он глубоко заглянул в ее синие глаза. – Оченьсомневаюсь, что буду скучать по преж–ней жизни. Семеро детей, вы говорите?

Он распахнул халат и жадно смотрел на бело-розовый бархат ее груди. Ее соски стали твердыми, как ягоды. Она погрузила руки в его пышные волосы, отодвигая глянцевые пряди от лица, зачесывая их наверх…

– Я помню ваши слова о том, что любая форма обязательства перед кем-то – своего рода смерть для человека вашего склада.

– Да в общем-то я не сомневаюсь, что вы доведете меня до смерти, мамзель, – пробормотал он. – Но я не думаю, что пожалел бы об этом…

Он наклонился и нашел ее губы. Он вдруг подумал, что порезом на щеке и разбитой губой она похожа на прекрасную греческую статую, которую слегка задело время. Она сияла в лунном свете, она была такой же сияющей и при свете свечи, и при свете солнца, она всегда останется неж–ной и шелковистой… Тайрон представил, как хорошо прижать ее к себе близко-близко, когда наступит конец…

Она подчинилась без всякого протеста, когда он нежно увлек ее вниз, на пол; огонь плясал красным и бронзовым светом на их телах. И Тайрон любил эту женщину нежно и страстно, и ее нагое золотое тело трепетало под ним. А потом он понес ее по лестнице в спальню. И воздух задрожал от криков, и у него уже не осталось сил, которые бы он мог отдать ей.

И когда рассвет проник через окно, он осторожно откинул смятую простыню, поцеловал ее розовое плечо и спустился по лестнице, чтобы найти Дадли.

Глава 28

Рене проснулась от голосов в соседней комнате. Она быстро огляделась и поняла, что лежит в постели одна. Надев китайский халат, она вышла из спальни.

Мэгги и Антуан уже освобождали полки одного из тайников.

Антуан стоял на коленях возле кожаного сундучка и укладывал между слоями одежды драгоценные камни и монеты, которые Мэгги ему передавала.

– Месье Тайрон сказал, что надо упаковать все самое ценное, – объяснил мальчик. – Потому что мы сегодня отсюда уедем и уже не вернемся.

– Где месье Тайрон?

Мэгги быстро посмотрела на нее.

– Они с Робби уехали примерно час назад. Они… Мистеру Тайрону нужно побывать в банке и в конторе поверенного, а Робби должен распорядиться насчет кареты и договориться о смене лошадей. Мне жаль, что мы вас потревожили.

– Нет. – Рене взглянула на каминные часы и удивилась, что уже больше двух.

– Мой Бог! Почему же вы не разбудили меня?

– Незачем было тебя будить, – заявил Антуан. – И кроме того, месье Тайрон распорядился, чтобы мы тебя не тревожили.

– Он распорядился, правда? – Рене не знала, хмуриться ей или улыбаться, но в конце концов почувствовала облегчение – как хорошо, что кто-то способен принять за нее решение. – Могу ли я чем-нибудь помочь вам?

– Нет. – Мэгги вернулась к своему занятию. – Вы и так уже много чего сделали.

Раздражение, прозвучавшее в ее голосе, Рене отнесла к тому, что Мэгги не совсем довольна поворотом событий. Даже при том, что Робби и Мэгги уедут из Англии вместе с ними, Рене понимала огорчение беременной женщины. Еще бы, предстояло срочно сняться с места и отправиться в неизвестность, бросив все нажитое, все привычное – по сути, бежать из дома среди ночи.

Рене подошла к фортепьяно и коснулась пальцами полированной поверхности. Она покраснела, вспомнив, как сидела на клавишах…

Заставляет ангелов плакать…

Чтобы скрыть неловкость, она подошла к окну и, подняв край тяжелого занавеса, отодвинула его в сторону. Яркий свет упал на лицо Мэгги, она быстро отвернулась, но Рене успела увидеть ее красные, опухшие от слез глаза.

Рене отпустила занавес, и он упал на прежнее место.

– Мэгги, мне жаль, что так случилось. У тебя здесь есть семья?

– Робби и мистер Тайрон – вот моя семья. – Она посмотрела на Рене и снова отвернулась. – Если уж вы встали, мисс, то лучше бы вам одеться. Я оставила для вас кое-что в платяном шкафу; ничего особенного, но, как вы понимаете, нам не следует привлекать к себе внимание. Мы должны уехать отсюда не позднее пяти, если не хотим опоздать на встречу, – говорила Мэгги, укладывая вещи.

– Мужчины не собираются сюда возвращаться? – Брови Рене взметнулись в тревоге.

Мэгги облизала пересохшие губы.

– Вряд ли у них будет на это время, так они мне по крайней мере сказали.

– Когда состоится встреча с полковником Росом?

– В шесть. Мистер Тайрон послал ему записку рано утром, а ответ пришел только после полудня. Рос согласился на все его условия.

– А это хорошо или нет? – спросила Рене напряженным голосом.

– Да. Если в этом вообще есть что-то хорошее.

– Что ты имеешь в виду?

Мэгги покачала головой:

– Ничего. Я ничего не имею в виду, мисс. Я… я только устала от всего, сильно устала. Малыш толкался все утро, и я просто без сил.

– Тогда позволь мне помочь тебе. Давай я все закончу.

– Да все уже сделано, мисс. – Она закрывала последний ящик, а следом и дверцу шкафа. – Вы хотите принять ванну?

Рене увидела в изумрудных глазах девушки что-то такое, от чего мурашки побежали по спине Рене, и она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.

– Если нет времени, я просто умоюсь, ничего страшного, Мэгги. Не беспокойся.

Плечи Мэгги поникли, и она снова слегка покачала головой.

– Может быть, вам еще долгое время не удастся помыться. К тому же на печке стоят чайники, так что вода горячая есть.

– Я заберу их, – заявил Антуан, закрывая крышку сундука и застегивая на нем два ремня. – Потом я принесу воду для ванны. Может, захватить чайник с чаем и что-то из еды?

Рене протянула руку и нежно потрепала короткие шелковые завитки.

– Ты говоришь так же, как Финн.

– Да он бы меня выбранил, если бы я не позаботился о тебе. О вас обеих, – быстро поправился он, глядя на Мэгги. – Тем более что сейчас я единственный мужчина в доме.

Он выпятил грудь и вышел из комнаты, но прежде, чем Мэгги пошла следом, Рене взяла девушку за руку.

– Что-то пошло не так? Я сказала или сделала что-то такое, чем расстроила тебя? Скажи мне правду.

– Нет, конечно же, нет, мисс.

– А мистер Тайрон? Он мне правду вчера вечером сказал или нет? Рос согласился обменять Финна?..

– Да, – прошептала Мэгги, – да, он согласился.

Зеленые глаза наполнились слезами; Мэгги попыталась выдернуть руку и уйти поскорее из комнаты, но Рене не отпустила ее, преградив ей путь.

– Мэгги… Пожалуйста, – сказала она по-французски, потом повторила по-английски: – Ну пожалуйста, Мэгги. Что-то не так? Если что-то произошло, если что-то случилось, ты должна мне сказать, обязательно, сейчас же!

Мэгги зажала рот, рыдания душили ее.

– Я ничего вам не говорила, ладно? Потому что Робби заставил меня поклясться, что я ничего вам не скажу, но… я знаю, если бы это касалось меня, то я задушила бы его собственными руками, если бы он попробовал скрыть от меня такое.

Рене стало по-настоящему страшно.

– Что-нибудь случилось с мистером Тайроном?

– Еще нет, еще ничего не случилось. Но… о, мисс!.. Мисс, это такой ужас, что я не могу даже думать об этом, а уж тем более сказать вслух!

Тайрон выбрал самое подходящее место для встречи с Росом. Дадли засел среди деревьев, он хорошо видел дорогу и прилегающее к ней поле. Это единственная лесная заплатка на равнине, и со своего места на вершине соседнего холма Тайрон увидит, собирается ли Рос довести до конца оговоренную сделку. Уже опустились сумерки, на поле поплыли синеватые тени, розовато-фиолетовое небо стало однотонным, темным, высыпали звезды: сначала поодиночке, потом появились созвездия. Тонкая пелена тумана поднималась от луж, оставшихся от недавних дождей, но вечер был ясный и холодный. Вдали мерцали огни Ковентри.

Дадли не сказал и больше двух слов за день. Он надвинул широкополую шляпу на глаза и изредка посматривал в сторону Тайрона.

Все и так ясно. Не о чем больше говорить. Тайрон уезжал с тяжелым сердцем. Он оставил Рене спящей, она свернулась, как котенок, а он тихо соскользнул с постели и вышел из спальни. Если бы он снова услышал ее голос, мягкий стон, исходящий из глубины ее горла, когда он целовал ее, он не знал, решился бы на такой поступок. Лучше уж вот так, это менее болезненно для обоих, и даже если здесь произойдет то, что должно произойти… Тайрон Харт посмотрел на дорогу и увидел стремительно приближающихся всадников.

Рос ехал впереди, сабля хлопала его по бедру, он был в форме, как и остальные шестеро всадников в синих мундирах волонтеров. Вооруженные люди окружали Финна со всех сторон, у старика были связаны запястья, а сам он крепко прикручен веревками к седлу. Он никогда не был настоящим наездником, даже в свои лучшие годы; его тело раскачивалось во все стороны, костлявые плечи ссутулились, он подался вперед, а длинные ноги скользили в стременах и соскакивали.

В отличие от Финна капрал Чейз Мальборо уверенно ехал на почтительном расстоянии от Роса. Он понятия не имел, куда они направляются, куда и зачем везут старого слугу, забрав его из тюремной камеры. Молодой офицер испытывал чувство неловкости. Всадники, ехавшие впереди, этот своеобразный эскорт полковника Бертрана Роса, были настоящими скотами и отъявленными негодяями, из тех, кто присоединился к блюстителям порядка только ради того, чтобы самим не оказаться в тюрьме. Они были хорошо вооружены, у каждого – пистолеты и мушкеты, а у капрала Мальборо – только сабля.

– Сразу за тем поворотом, – заявил Рос, глядя на маленький островок леса. – Мы должны оказаться между двумя холмами, как указано на карте.

– Могу ли я спросить, сэр…

– Нет. Вы не можете спросить, капрал Мальборо. Вы долж–ны находиться здесь и делать то, что я прикажу, и не более того. Вам ясно? Вам все понятно, капрал Мальборо? – суровым тоном переспросил Рос.

– Да, сэр. – Он заерзал в седле и что-то пробормотал со вздохом.

– Вы что-то сказали, капрал?

– Ничего, сэр, я ничего не говорил. Просто мысли вслух, сэр.

– Хорошо, думайте и откройте глаза пошире. У меня нет никакого желания умереть от пули, всаженной в спину.

Они свернули и оказались в лощине. Рос поднял руку, останавливая людей. Деревья теперь находились слева, а склон возвышался справа. На дне лощины были расставлены фонари, а в нескольких футах от них стояла карета. Яркий фонарь на ней сиял, словно маяк во тьме ночи.

– Займите позицию! – прорычал Рос и пустил свою лошадь медленным шагом.

Единственный звук, который был слышен в ночи, – это мягкий цокот копыт, а единственное движение, доступное глазу, – это тени за кольцом фонарей. Когда Рос был уже на полпути к карете, он услышал, как щелкнул замок и дверь распахнулась. Появился мужчина в высоком цилиндре и черном плаще, наброшенном на безупречного покроя жакет; на шее незнакомца сиял белый платок, бедра были обтянуты бриджами.

– Добрый вечер, полковник. Разрази меня гром, если я уже не начал спрашивать себя, не сыграл ли кто-то со мной дурацкую шутку.

– Харт? – Глаза Роса недоверчиво сощурились. – Черт побери, что вы тут делаете?

– Ну сами видите, – Тайрон сбросил плащ, чтобы показать нарядную одежду, – я ехал на суаре. Разрази меня гром, если вместо этого на меня не напали и не нацелили пистолеты. Я клянусь, это был Капитан Старлайт, не меньше, он дал мне указание ждать здесь, пока не последует другой приказ. Он забрал моего кучера, потащил его в лес под прицелом, и… о мой добрый милостивый сэр! Что случилось с вашим прекрасным лицом?

Раздувшаяся щека Роса задергалась, когда он спешился.

– Я порезался во время бритья. Что еще он вам говорил?

– Только то, что я должен вам передать кое-что, а вы должны мне отдать кое-что, и если он будет удовлетворен и вы не пойдете ни на какие уловки, он покажется и… выполнит свою часть сделки. Да, вот как будто и все. Именно так он и сказал: выполнит свою часть сделки.

Рос вглядывался в деревья, но яркий свет фонарей мешал проникнуть сквозь темноту.

– Ты умный и предусмотрительный ублюдок, Старлайт! – закричал он. – Но как я узнаю, что ты сдержишь свое слово и, забрав старика, не исчезнешь в ночи?

– Но как я узнаю, что ты сдержишь свое слово и обеспечишь свободу и полное прощение мадемуазель д’Антон и ее брату? – откуда-то из глубины черных теней донеслось до Роса.

– Я дал слово офицера и джентльмена и снова даю его тебе теперь уже при свидетелях.

– Тогда и я даю слово, слово вора и свободного человека, перед теми же самыми свидетелями, что и ты. Запомни: как только Финн окажется в карете и отъедет, я сдамся тебе. Все будет так, как мы обговорили.

Голос, который продирался сквозь гущу деревьев, был явно искажен. И определить место, где засел Капитан Старлайт, по голосу было трудно.

Рос решился. Он позвал Мальборо и велел ему привести заключенного.

– Если ты нарушишь свое слово, Старлайт, – добавил он, вынимая пачку свернутых бумаг из-под отворотов униформы, – эти помилования не будут стоить даже той бумаги, на которой они написаны. Кроме того, никто уже не остановит людей Эдгара Винсента, и когда они поймают твою маленькую француз–скую шлюху, они располосуют ее на такие мелкие кусочки, что их не надо будет жевать даже рыбе.

Тайрон приложил к носу сложенный платок.

– Господи! Это должно быть самым неприятным.

Рос впился в него взглядом.

– Вы сказали, он дал вам что-то для меня? Что вы долж–ны мне передать?

– А? О да. Да, но эта угроза насилия заставляет меня размышлять, надо ли? – пробормотал он.

Тайрон вынес из кареты конверт и вручил Росу в обмен на помилования.

В круге фонарей показались Мальборо и Финн. В ярком свете искусственного освещения рана на виске Финна казалась уродливым наростом с толстыми струпьями. Его волосы висели сосульками, а кожа походила на мятый пергамент.

– Развяжите его, – донесся голос из леса, – и помогите ему сесть в карету. Капрал Мальборо, вас поставили в известность об условиях обмена? – не унимался голос.

Глаза капрала повернулись в сторону леса, он откашлялся и проговорил:

– Фактически… нет, сэр. Нет, я не осведомлен об условиях обмена.

– В обмен на мистера Финна и снятие всех обвинений против мадемуазель Рене д’Антон и ее брата, Антуана д’Антона, я согласился сдаться, подписав полное письменное признание.

Капрал Мальборо был потрясен.

– Вы, случайно, не знаете, нет ли засады за следующим поворотом дороги? Могу ли я доверять гарантиям полковника Роса, что отныне мистер Финн – свободный человек?

– Я, с… сэр. – Капрал запнулся, затем произнес более четко: – Нет, сэр, я ничего не знаю об этом.

– А знаете ли вы, по какой причине мадемуазель д’Антон и ее брат должны опасаться юридических преследований?

Молодой офицер вспыхнул.

– Нет, сэр! Я не знаю!

– Вы дадите мне слово офицера драгун его величества соблюдать объявленные условия обмена?

– Да, сэр. И даю также слово джентльмена.

Рос открыл конверт и наклонил бумаги к свету, просматривая подлинник. Он быстро справился с этим, а потом кивнул в сторону Финна.

– Развяжите его. Посадите в карету.

Мальборо спешился и выполнил приказ. Финн сильно ослабел и замерз, его растрясло в дороге, и капралу пришлось поддержать старика, когда дрожащие колени согнулись и он чуть не упал. Но взгляд был ясным и твердым и не отрывался от лица Тайрона. Когда он выпрямился, Тайрон слегка поклонился и подал ему помилования.

– Они наверняка лучше сохранятся у вас. Вы должны передать прекрасной мамзель мои самые искренние поздравления, когда вы снова увидите ее, – сказал он. – Сообщите ей… Сообщите ей: мне жаль, что мы не смогли исполнить с ней тот танец.

Финн с трудом откашлялся, его кадык дернулся, но, когда он попробовал что-то сказать, послышалось лишь невнятное бормотание.

Через секунду зашелестели ветки, нагнулись молодые деревья и из леса, прихрамывая, вышел Роберт Дадли. Он свирепо посмотрел на окружающих и одернул жакет короткими сердитыми рывками.

– Он сказал, что я должен тотчас же уехать, сэр, и не оглядываться назад. Как только карета отъедет, он выйдет к вам.

– Хорошо, – сказал Тайрон. – Я думаю, что выполнил свою часть работы. У вас нет возражений, полковник?

– Катитесь ко всем чертям, Харт! И вот еще что: забудьте все, что видели и слышали здесь.

– Конечно. Я уже забыл.

Он набросил плащ на плечо и сел в карету, закрыв дверь. Дадли слегка замешкался из-за ноги, которую надо было взгромоздить на кучерское место; он посмотрел вниз и пробормотал что-то себе под нос, потом взялся за поводья и стегнул лошадей.

Рос все еще скользил взглядом по листу с признанием. Он провожал взглядом тающий свет каретного фонаря, пока тот не исчез за крутым поворотом, потом повернулся и посмотрел на Мальборо, ухмыляясь.

– Я полагаю, теперь мы увидим, на самом ли деле Старлайт – человек слова.

Молодой капрал нахмурился, глядя на кромку леса.

– Сэр?..

Рос оглянулся. Там, где только что стояла карета, появилась темная фигура. Незнакомец был в длинном пальто с высоко поднятым воротником, треуголка низко надвинута на брови, с плеча свисал мешок, а в руках он держал пару пистолетов.

– Странно, что вы засомневались в моем слове, сэр. Мы ведь оба воры и должны доверять друг другу. Это ведь тоже свой круг, вроде дворянства, правда, весьма специфический, но у него есть свои законы, они обязывают… А вот убийцы – это совершенно иная порода. Тут никогда не узнаешь, не прогремит ли выстрел в спину из темноты.

Янтарные глаза Роса замерцали в свете фонаря, когда он посмотрел на оружие.

– И вы намерены вот таким образом выполнить наш договор?

Секунду поколебавшись, Тайрон изменил направление стволов, устремив их в сторону капрала Мальборо.

– Я согласился разоружиться перед благородным представителем правительства его величества.

Губы Роса вытянулись в тонкую линию.

– Заберите у него оружие, господин Мальборо.

Капрал поспешно вышел вперед и, исполнив приказ, вернулся, держа тяжелые пистолеты по бокам, дулом вниз.

– Я удивлен, вы привели с собой только шесть человек, – сказал Тайрон, кивая в сторону волонтеров. – Вполне достаточно, чтобы быть расстрельной командой. Я полагаю, у вас нет намерения позволить мне уйти отсюда живым?

– Вы действительно думали, что я пойду на это?

– Я был бы потрясен, если бы вы так поступили, полковник. В конце концов, вы совершенно хладнокровно убили Эдгара Винсента, так почему я должен ожидать для себя лучшей участи?

– Старик признался в преступлении, – упорствовал Рос.

– А в то время, когда он был на вашем попечении в тюрьме и писал признание, он, случайно, не упомянул, откуда у него такое замечательное оружие? Карманный пистолет с алмазными украшениями на стальной рукоятке? Вы когда-нибудь видели подобное, капрал Мальборо?

Капрал стоял потупившись, ему было явно неловко, но глаза Роса не отрывались от мешка, перекинутого через плечо –Тайрона.

– Я надеюсь, вы выполнили все мои условия?

Черная рука, обтянутая перчаткой, сняла мешок и бросила его на землю. Мешок кувыркнулся и упал недалеко от фонарей. Узел был затянут слабо, и содержимое вывалилось на землю. Драгоценные камни сверкнули в темноте, по земле покатились золотые и серебряные монеты. В тишине было хорошо слышно, как возбужденно переговаривались волонтеры.

– Возвращаю вашу персональную собственность, полковник, а также то, что, насколько я помню, было у Эдгара Винсента в момент смерти. Я уверен, лорд Пакстон сможет помочь вам, если здесь что-нибудь отсутствует; у него, кажется, есть весьма подробная опись того, что он крадет в собственном банке.

– Если вы пытаетесь спровоцировать меня, Старлайт, вы преуспеете в этом. Но прежде чем этот фарс будет продолжаться, возможно, вы покажете нам свое лицо?

Тайрон медленно стянул треуголку. Темные блестящие волосы упали на широкие брови и скулы, на которых не было на сей раз никакой косметики. Он расстегнул две верх–ние пуговицы плаща и сбросил его с плеч, оставшись в жилете, рубашке и бриджах.

– Что, черт возьми?.. Во что вы теперь играете, Харт?

– Я не играю, уверяю вас, – сказал Тайрон собственным густым баритоном. – Поскольку вы объявили вчера вечером, что время для игр закончено.

У Мальборо отвалилась челюсть.

– Вы? Вы… Капитан Старлайт?

– Да, капрал, он самый, и я надеюсь, не слишком разочарую тех, кто слушает дикие россказни о привидениях, которые бродят ночами.

– Милостивый Боже! – задохнулся Рос. – Но как вы сумели избегать неприятностей все эти годы?

– По правде говоря, это оказалось до смешного легко. Крадешься, как вор, и люди видят вора. Прыгаешь, как дурак, среди дураков – и никто не подумает, что ты способен застегнуть свои собственные бриджи без посторонней помощи. Конечно, моя теория не всегда работает. Вот, например, взять вас. В форме вы похожи на офицера. Когда вы важно отдаете приказы на плацу, я думаю, что вы даже действуете как офицер. Но вчера вечером, когда вы были в борделе в Спан-Энд, где забили шлюху до полусмерти, потому что она смеялась над вами, мог ли я подумать, что вы офицер, а не сумасшедший садист?

Мальборо бросил на Роса потрясенный взгляд, но полковник только пожал плечами:

– У него богатое воображение. Меня не было в борделе в Спан-Энд вчера вечером, я не посещаю бордели с такой дурной славой.

– Нет, вы вообще-то предпочитаете насиловать и увечить жертвы более высокого калибра, – словно размышляя, сказал Тайрон. – Например, дочь судьи из Абердина семь лет назад. Насколько я помню, вы избили ее так, что она больше не смогла ходить, а судья сошел с ума и повесился.

– Абердин? – Глаза Роса сузились. – Что вы знаете об Абердине?

– Я был там. Я гостил в одной из ваших тюремных камер. Вы имели обыкновение приводить меня в ваш кабинет через день и украшать мою спину полосами – для собственного удовольствия. Вы пытались проделать еще кое-что со мной, но во мне еще оставалось достаточно жизни, чтобы вывернуться и схватить ваш омерзительный отросток и так скрутить, что вы завизжали от боли и бились на полу, словно рыба на берегу.

Двое волонтеров расхохотались, увидев, что лицо Роса вспыхнуло и стало ярко-красным. Полковник судорожно рванулся к Тайрону, поднял клинок и ткнул концом в углубление между ключицами. Он пристально вглядывался в лицо Харта, пытаясь найти что-то знакомое в форме носа, рта, губ, подбородка. Фонари на земле бросали тени, искажая реальность, запутывая прошлое. Но наконец он увидел его глаза: они смотрели на него с тем же холодом и той же ненавистью, что и семь лет назад.

Рос усмехнулся зло и беспощадно.

– Хорошо, хорошо! Мы, кажется, прошли полный круг, не так ли? У вас было другое имя, тогда вы воровали крупный рогатый скот, не так ли? Да, скот, капусту и корки хлеба. Теперь это алмазы, рубины и жемчуг. Вор, но уже с претензиями на джентльменство.

Он отдернул лезвие, оставив на шее Тайрона кровоточащую зарубку.

– По крайней мере мне удалось заставить всех в это поверить, – сказал Харт, – и вы ничего не могли со мной сделать.

Рос уже отворачивался, но в ответ на колкость Тайрона он размахнулся и разрезал щеку Харта в том же месте, где у самого была рана. Тайрон качнулся назад, рука метнулась к порезу. Кровь потекла по пальцам и окрасила запястье и манжеты рубашки.

– Обычно воров клеймили раскаленным железом, – прошипел Рос. – Жаль, что эта традиция вышла из моды. И еще кастрировали ублюдков, чтобы не проросло их семя и не пошел род от таких развращенных типов.

Он сделал выпад, но Тайрон ожидал удар и сумел отклонить клинок на бедро. Сталь пропорола бриджи и порезала мышцу. Тайрон стиснул зубы от боли.

– Из-за ваших пристрастий, Рос, вас тоже могли бы кастрировать. Это ведь правда, что только мальчики с неж–ными лицами заставляют вас чувствовать себя мужчиной? Мальчики с нежными лицами и шлюхи, которые берут вину на себя, когда вы не способны доказать, что вы мужчина.

Рос бросился на Тайрона стремительно, как гадюка; он ударил клинком по правой руке Тайрона и предплечью, разрезав мышцу до кости. Тайрон рухнул на колени.

– Сэр… – Мальборо собрался выйти вперед, чтобы возразить. – Мистер Харт безоружен! Он вверил себя нашим заботам!

– Уходите, капрал, прочь с дороги!

– Но, сэр, он сдался под мою ответственность, и я дал слово…

– Я сказал, уходите, капрал!

С побелевшим от ярости лицом Рос ждал, когда Тайрон поднимется, и его клинок опять блеснул в свете фонаря. Но Тайрон ожидал удара и увернулся так ловко, что полковник споткнулся в колее дороги.

Это привело его в такое бешенство, что он уже не сдерживался и колол Тайрона, рассекая одежду и тело, пытаясь заставить раненого снова упасть на колени.

У капрала Мальборо лицо исказилось от сострадания. Он выскочил вперед и встал между Росом и Хартом. Безумные глаза полковника остановились на молодом офицере; Рос увидел в его руке пистолет со взведенным курком.

– Я не позволю вам издеваться над беспомощным человеком, сэр! Вы уберете вашу саблю в ножны, или вас ожидают печальные последствия!

Рос недоверчиво склонил голову набок.

– Вы защищаете этого человека? Вы защищаете вора и убийцу? Человека, которого вы собирались отдать правосудию?

– Это не правосудие, сэр, это убийство.

Усмешка замерла на лице Роса.

– Господин Хьюго, не будете ли вы так добры…

Один из волонтеров поднял мушкет и оттянул курок. Но Мальборо оказался проворнее. Он выстрелил и попал добровольцу в грудь. Не обладая опытом стрельбы из оружия такого типа, он выстрелил сразу из двух стволов. Мушкет волонтера дернулся вверх, раздался залп, и Хьюго стал заваливаться в седле. Смерть его была мгновенной.

Мальборо снова взвел курки и угрожающе направил оружие в сторону Роса и пяти волонтеров.

– Мне жаль, сэр, – его голос дрожал от гнева, – но я не позволю вам убивать безоружного человека.

– У вас осталось всего два заряда, господин Мальборо, – прорычал Рос, – а у меня пятеро вооруженных людей, каждый из которых получит часть драгоценностей из мешка, когда они пристрелят вас. Слушай мою команду! Огонь!

Но выстрелов не последовало. Рос впился взглядом в волонтеров.

– Я сказал – огонь, глупые ублюдки! Огонь!

Но никто из них даже не взглянул на Роса. Все они смотрели на дорогу, где из тумана появилась вереница темных фигур. Они вышли из-за деревьев, и дула их пистолетов и мушкетов были направлены на волонтеров и Роса.

Глава 29

Рене показалось, что у нее остановилось сердце, когда Мэгги Смоллвуд рассказала, какое соглашение заключил Тайрон с Бертраном Росом. Теперь оно выпрыгивало из груди, потому что она сжимала обеими руками тяжелое оружие; ее палец обвил курок, а глаза впились в плосконосого волонтера. Она знала, почему она здесь, и сине-белая одежда волонтеров из Ковентри так похожа на сине-красно-белую униформу жандармов Парижа, что Рене показалось, будто вся несправедливость мира явилась сюда, в эту темную лощину. Эти пятеро здоровых мужланов ничем не отличались от охранников, напавших на ее мать, и от тех фанатиков, которые бродили по улицам Парижа, грабили и жгли от имени свободы, равенства и братства, от тех скотов, которые хватали невинных мужчин, женщин и детей и отправляли их на гильотину, заставляя ложиться на пропитанную кровью доску.

Она с удовольствием спустила бы курок. Она больше не боялась борьбы, она устала терять людей, которых любит, и не должна всю жизнь жить с разбитым сердцем.

Они перехватили карету через пять минут после того, как Тайрон отправился к Росу, и хотя Дадли пообещал Харту ехать не оглядываясь, никакие доводы не смогли заставить женщин повернуть назад. «Браун Бесс», которую Мэгги прихватила для Робби, убедила его подчиниться, и он повел их через лес. Им надо было спасать Тайрона от его собственной и весьма опрометчивой бравады.

Рене ближе всех подошла к фонарям, и Рос сразу узнал ее по белокурым волосам, выбившимися из-под капюшона.

– Прелестно! Эта маленькая французская шлюха сама сюда явилась. Я надеялся снова увидеть вас, мадемуазель, но не так скоро. Это слишком хороший подарок, признаюсь вам.

Рене услышала его злобный, искаженный ненавистью смех, но она смотрела только на Тайрона. Половина лица его была залита кровью, которая текла из рассеченной щеки и шеи, руку он прижимал к груди. Когда он оглянулся и увидел всю их компанию, его глаза потемнели от ужаса.

– Рене! О Господи, что вы здесь делаете? Вы ведь долж–ны быть в другом месте!

Она, направив пистолет на волонтеров, осторожно приблизилась к Тайрону.

– И кого я должна была ожидать там, месье? Вас? Тогда мы бы ожидали вас слишком долго, не так ли?

– Рене…

– Нет! Когда Мэгги рассказала мне об этой глупости, я не могла поверить своим ушам! Я не могла представить, что это тот самый человек, который хвастался, что у него нет совести, который никому ничем не обязан и у него нет желания мстить миру.

– Рене, вы не понимаете…

– Нет! Я прекрасно понимаю, что Рос собирался сделать. Я знаю, что он угрожал послать ищеек Эдгара Винсента за мной и Антуаном, но это не важно. Это меня не волнует.

Она бросила испепеляющий надменный взгляд в сторону полковника Бертрана Роса.

– Вы прятали свое лицо семь лет от таких людей, как этот, но я готова провести семь недель или семь лет с вами в бегах, мой Капитан, чем семьдесят лет жить без вас.

Она подошла к нему совсем близко, и было видно, как упрямо вздернут ее подбородок, и какой огонь горит в глубине ее глаз. Он видел такую же решимость и на лицах остальных друзей и понял, что у него нет сил – а по правде сказать, и желания – спорить с ними.

Его плечи вздрогнули, когда он протянул здоровую руку и привлек ее к груди.

– Вы хотите, чтобы я отказался от моего единственного благородного жеста, не так ли, мамзель?

– Не сомневайтесь, месье, для благородных жестов останется ваше сердце и ваше тело.

Он закрыл глаза и на мгновение прижался губами к ее виску. Но в следующее мгновение громкие насмешливые аплодисменты заставили их поднять головы. Рене нервно прицелилась в полковника.

Он стиснул рукоять сабли, продолжая хлопать.

– Как трогательно, очень, очень трогательно, – усмехался он. – Я клянусь, мое сердце сладостно трепещет в груди, когда я слушаю такую милую сентиментальную чушь. К сожалению, это не тронет сердце судьи, вас станут судить по законам страны, потому что вы все еще в розыске, Харт, и вы, мисс д’Антон, тоже, поскольку вы предприняли попытку с оружием в руках помешать аресту преступника. Семь недель? Я думаю, что вам очень повезет, если вы сумеете насладиться и семью минутами, стоя перед виселицей, прежде чем вас обоих вздернут за все ваши преступления.

– Тогда мы совершим сейчас еще одно – вдобавок. – Тайрон взял у Рене пистолет.

Рос рассмеялся и торопливо бросил саблю на землю.

– Теперь вы взвалите на свои плечи убийство невооруженного офицера правительства его величества. Это еще один пункт к внушительному списку обвинений. И вы будете иметь дело с твердым законником, человеком чести – капралом Мальборо. Но что такое честь для человека, которому стоит только раз плюнуть и забыть о ней?

Рене почувствовала, как напряглось тело Тайрона. Она посмотрела на Мальборо, который мучительно выбирал между отвращением к Росу и долгом офицера и джентльмена.

Тайрон прищурился.

– Нам незачем искушать капрала, Рос. Не стоит беспокоить и суд, да и попусту тратить деньги на петли и утруждать палача. Давайте уладим наше дело сейчас, раз и навсегда.

– Поединок? – Рос повел бровью. – До смертельного исхода?

– Но вы ранены! – Рене едва не задохнулась. – Вы не можете драться с ним!

Мальборо был согласен с ней. Он взглянул на Рене, лицо которой застыло от ужаса, потом перевел взгляд на правую руку Тайрона – она кровоточила, и он крепко прижимал ее к груди.

– Мисс д’Антон права, сэр, это была бы неравная борьба. Ваша рука не действует, и вы можете балансировать только на одной ноге. Вы не выдержите и первой схватки. – Он посмотрел в сторону Роса, стоявшего у фонаря. – Вы нанесли ему раны преднамеренно, сэр, это откровенная трусость и жестокость, об этом будет доложено, и вы понесете наказание.

– Но одна-то рука у него хорошо действует, он может стрелять, – процедил Рос сквозь зубы. – Но не сомневайтесь, капрал, когда я покончу с ним, я займусь вами; вы ответите мне за свое неповиновение и поймете раз и навсегда, что такое жестокость на самом деле. Обещаю вам.

Мальборо побледнел еще сильнее, но твердо стоял на своем:

– Я думаю, что вам лучше уехать сейчас, Харт. Я не в силах гарантировать вам какое-то определенное время, но я полагаю, ваш долг увезти мадемуазель д’Антон в безопасное место.

По искаженному злобой лицу Роса расплылась усмешка.

– На самом деле, Харт, воспользуйтесь советом капрала, бегите! Но вы не убежите далеко, вы, конечно же, не сможете долго прятаться за юбкой леди.

– Не слушайте его, – умоляла Рене, схватив Тайрона за рукав. – Он заманивает вас, чтобы сразиться с вами.

– И делает он это чертовски ловко, – пробормотал Тайрон.

Рос засмеялся и поднял руки.

– Я не хотел бы, чтобы меня обвинили в том, что я воспользовался своим преимуществом. Послушайте свою французскую шлюшку, Харт. Бегите, пока у вас есть шанс. Бегите, пока не наложили в штаны.

Тайрон моргнул, смахивая пот с ресниц, и вложил оружие обратно в руку Рене.

– Забери. Если капрал не возражает, я предпочитаю собственное оружие.

Рене покачала головой:

– Тайрон, нет… пожалуйста…

– Ну, Рос? Новая сделка? Отсчитаем десять шагов, и все остальные свободны?

Рос торжествующе вздохнул.

– Согласен. Они мне не нужны. Все, что я хотел, – это заполучить вашу голову и прибить ее гвоздями на городской площади.

– Тайрон!

– Все будет хорошо. – Он приподнял ее подбородок. – Вы говорили, что доверяете мне, не так ли? Говорили или нет?

– Да, но…

– Тогда доверьтесь и теперь. – Он поцеловал ее крепко и быстро, а потом прошептал на ухо: – Идите и встаньте рядом с Робби, и, ради Бога, не совершите ошибки и не пытайтесь стрелять в кого-то из этого оружия. Оно не заряжено.

Она посмотрела на пистолет, потом на его лицо и увидела в глазах искорки смеха и холодную сталь. Она вдруг поняла, что уже не сможет остановить его. Это была ее вина: она упрекала его, что у него нет ни цели в жизни, ни совести; она не рассмотрела под внешним, напускным безразличием его чести и гордости и его беспредельной храбрости.

– Я должна признаться вам, месье: мне жаль, что вы не остались жуликом и негодяем.

Тайрон улыбнулся и провел ребром ладони по ее щеке.

– Осторожней с такими словами, мамзель. Прошло слишком много времени, прежде чем я повернул к честному ремеслу.

– Вернитесь ко мне живым. Это все, о чем я прошу.

Он поцеловал ее нежно и подтолкнул в сторону леса. Когда она скрылась в тени, он взял носовой платок и обернул им раненую руку.

– Капрал Мальборо, – он многозначительно посмотрел на тяжелый пистолет, который держал молодой офицер, – если вы будете так добры… один из стволов пуст. Я позже рассчитаюсь по счету за два выстрела в одного полковника.

Рос, ухмыляясь, расстегивал пуговицы на камзоле.

– Да хоть за десять, Харт! Вы будете мертвы раньше, чем взведете курок.

Мальборо зарядил пистолет и с горечью посмотрел на Тайрона.

– Полковник – опытный стрелок, сэр. Я видел, как он попадает в глаз лисы с тридцати шагов.

– Хороший совет: плотно закрою глаза и обману его пистолет.

Мальборо был поражен его выдержкой.

– Вы хороший человек, капрал, – сказал Тайрон спокойно. – Я благодарен вам за все, что вы сделали. И я хочу напомнить вам о вашем обязательстве: что бы ни случилось в предстоящие минуты, вы подстрахуете безопасность мисс д’–Антон.

– Вы можете рассчитывать на это, сэр.

Рос ждал. Сбросив алый камзол, он остался в белой рубашке без воротника и в подтяжках, на которых держались его бриджи. Он поправил подтяжки, регулируя их натяжение, затем взял пистолет из кожаной сумки и проверил, заряжен ли он.

Тайрон проделал то же самое, еще раз проверив заряд в правом стволе, а потом, хромая, прошел вперед, туда, где Рос ожидал его посреди дороги. Он был выше полковника на целую голову, а кроме того, понимал Тайрон, широкие рукава рубашки и блестящие атласные бриджи являются прекрасной мишенью в темноте ночи.

Мальборо настаивал расположить фонари так, чтобы обеспечить равные возможности обоим дуэлянтам. Волонтерам было приказано спешиться и сложить оружие у дороги. Когда капрал удостоверился, что за деревьями нет засады, он принес пистолет и стал рядом с участниками поединка.

– Каждый из вас отсчитывает десять шагов. Я скажу: «Один, два, три…» – и на счет «три» вы повернетесь, прицелитесь и выстрелите. Если оба выстрела будут мимо…

– Оба выстрела будут в цель, Мальборо, – прервал его Рос.

– Каждый должен ждать команды «три»…

– Господин Мальборо, но вас самого ожидают трудные времена: вы должны будете объяснить свои действия, когда все это закончится. Я предлагаю вам уйти подальше. Сейчас же!

Молодой человек вспыхнул, сделал три шага назад, к обочине, а Рос усмехнулся, глядя на Тайрона.

– Итак, Харт, я не могу сказать, что для меня было большим удовольствием знакомство с вами… в любом из ваших воплощений. Но я искренне желаю попрощаться с вами. Я буду целиться пониже, в живот, чтобы мы все могли насладиться вашим криком, когда вы отправитесь в руки самого дьявола.

Тайрон напряженно улыбнулся и поправил оружие в раненой руке, потом вытер левую ладонь о бриджи и сжал пистолет покрепче.

Рос прикусил губу.

– Вам нужно дополнительное время, чтобы привыкнуть к цели? Я не хочу, чтобы по ошибке вы пристрелили лошадь.

– Вы слишком добры, Рос.

Полковник хмыкнул и повернулся, подставляя спину. Тайрон медленно занимал исходную позицию, его шаги были короче шагов Роса, когда он отсчитывал ровно десять, как требовали условия дуэли. Он взглянул на блестящий холст неба, усеянного звездами, и пожалел, что на небе нет бледной луны. Потом он посмотрел в тень, где стояла Рене, прижав к груди руки и широко раскрыв полные слез глаза, блестящие в темноте. Он не был уверен, что она видит его лицо, но он двигал губами, произнося слова, которые из-за упрямства никогда не произносил прежде. Он сказал их по-английски, потом по-французски. Он мог бы даже выкрикнуть их… И он не услышал, что Мальборо уже начал отсчитывать… Один… Два…

На команду «три» оба мужчины обернулись. Они подняли локти, вытянули руки, блеснули вспышки пороха, и грохот выстрелов разорвал мертвую тишину ночи.

Казалось, что прошла вечность, но никто не двигался. Рене зажала рот рукой, и ее рука словно примерзла к губам. Антуан стоял рядом, его грудь вздымалась, он сдерживал дыхание, и глаза его стали как блюдца. Мэгги стиснула руку Дадли, а другой рукой впилась в локоть Финна, но мужчины не замечали боли. Волонтеры смотрели на дуэлянтов, ожидая, когда рассеется пороховой дым. Одежда Тайрона была так пропитана кровью, что никто не понял, добавилась ли свежая. Но все заметили победную улыбку, расплывавшуюся на лице Роса.

Тайрон вздрогнул и тяжело опустился на одно колено.

А Бертран Рос шел к лошади. Он сделал пару шагов, ноги его подкосились, и он упал. В красном свете фонаря стало видно небольшое отверстие в центре лба.

Рене сорвалась и побежала туда, где Тайрон, шатаясь, пытался подняться на ноги. Он отбросил пистолет и прижал руки к животу. Дадли и Антуан бежали за ней следом. Она упала на колени рядом с Тайроном, силясь понять, серь–езно ли он ранен. Его голова поникла, черные волны упали на щеки. Рене осторожно взяла его лицо в ладони, как в колыбель. Тайрон с трудом поднял голову.

– Рос мертв?

– Да! Ты застрелил его, Тайрон! Он мертв.

Он криво усмехнулся:

– Тогда вы можете быть спокойной, мамзель: я превратился в джентльмена и честного человека. Хотя если бы это было так, то я сказал бы ему с самого начала, что я левша…

– Тайрон!

Но он уже не услышал ее. Он упал без чувств ей на руки.

Эпилог

Рене откинулась на спинку стула, не давая глазам за–крыться. Она слышала, как отворилась дверь, и села чуть прямее, утомленно улыбнувшись Антуану.

– Где Финн?

– Его снова рвет, – бодро сообщил он. – Я пришел за свежим носовым платком.

– А месье Дадли?

– То же самое. Они оба стараются, – сказала Мэгги, входя следом за Антуаном. – Вы думали, что эти бандиты смогут удержать бисквиты и эль в желудках при таких слабеньких волнах? Пойдите погуляйте на палубе, мисс. Сего–дня такой прекрасный вечер, ясный и прохладный, и звезд полно, и луна такая яркая, и на море от нее серебряная дорожка, как будто река.

– Я вижу из окна, – запротестовала Рене. – А если я буду смотреть на волны, боюсь, что составлю компанию Финну и Дадли.

Мэгги посмотрела на деревянный поднос с остатками –ужина.

– Я рада, что хоть кто-то не потерял аппетита. Он съел все мясо, как я вижу, и сыр. И чай выпил… Или снова вылил в иллюминатор?

– Я выпил все до донышка, – проворчал Тайрон с кровати. – У меня просто не было никакого выбора, иначе моя соблазнительница влила бы его мне в горло.

– Так вы проснулись, сэр?

– Проснулся и размышляю над жестокими обстоятельствами, которые привели меня к такой жизни. Три недели назад я был счастлив, здоров и свободен, смел и удачлив и жил в полном комфорте. Я мог идти куда хотел и делал что хотел. А теперь посмотрите на меня… – Тайрон вздохнул, откидывая волосы со лба. – Недавно снял одну повязку, а теперь обмотан другими. Да еще вынужден бежать из дома под покровом ночи и жить вот тут, в каюте, которая не шире гроба, и на судне, которым управляют пираты.

– Предприимчивые торговцы, так мне сказал Робби, – поправила Тайрона Мэгги, – которые предпочитают не оплачивать непомерные пошлины за вест-индский ром.

– Пираты, – упрямо повторил Тайрон. – А женщины обращаются со мной как с непослушным ребенком.

Мэгги и Рене нахмурились, услышав, что слово «непослушный» он сказал с раздражением.

Мэгги подошла к кровати и осмотрела перевязку на руке Тайрона. Ткань чистая и сухая, как и на бедрах. Рана на лице подживала, порез превратился в тонкую красноватую пунктирную линию – Мэгги зашила аккуратно. Когда они внесли Тайрона на борт, он напоминала мумию – весь перевязанный, руки прибинтованы к груди. Пуля Роса задела правое плечо, но Мэгги нашла ее с помощью ножа и быстро вынула. Глубокая рана была на ладони, и она волновала ее гораздо больше. Пришлось даже отыскать доктора в Портсмуте; тот осмотрел стежки и сказал, что не смог бы зашить лучше, чем Мэгги. После постоянных тренировок Тайрон, вероятно, восстановит руку; она будет работать, хотя прежняя сила вряд ли вернется. Но Тайрон был рад и тому, что уже может двигать пальцами. Так что жизнь постепенно возвращалась в мышцы, принося с собой боль.

Все еще хмурясь, Тайрон попробовал подняться. Антуан и Мэгги помогли ему сесть, и на лице Тайрона появилась по-детски счастливая улыбка. Они сразу простили ему все капризы.

– Хорошо, тогда я пошла к себе, – сказала Мэгги. – И вы тоже, ваша светлость, пойдемте. Вам ведь надо рано вставать. Он просто извел бедного капитана, чтобы тот разрешил ему постоять на мостике и заниматься физкультурой вместе с командой, – объяснила она.

Когда Мэгги и Антуан вышли, Рене увидела, как сузились серые глаза,приготовившись к обороне.

– Мальчик попросил у меня разрешения, и я не увидел в этом никакого вреда. Разве не лучше, если он познакомится с устройством и работой судна, чем будет торчать в обществе Финна и Дадли?

Рене, которая вовсе не собиралась с ним спорить, улыбнулась:

– А я заранее знала, что вы будете оказывать на него дурное влияние.

– Почему же другие не должны меняться, когда от меня прежнего осталась только тень, мамзель?

Улыбка замерла у нее на губах; Рене отвела взгляд и вернулась к чемодану. Они на борту судна уже две ночи, и она провела эти ночи в гнезде из одеял на полу, не выходя из каюты больше чем на несколько минут, ожидая, что Тайрон позовет ее, что она будет ему нужна. Опасение за его жизнь отступило, но на его место пришла тревога другого свойства – чувство вины. Вот чего стоило ему их с Антуаном спасение. Он объявил, что готов уехать, словно сбрасывал со шляпы каплю дождя, но она подозревала, что Тайрон не до конца искренен. У него был удобный дом, удобная жизнь, он сумел приобрести респектабельность, и все это могло продолжаться долго даже при его ночных художествах. И все брошено. И ради чего?.. Поспешный отъезд в чужую страну с женщиной, стариком и мальчиком, которые теперь на его полном иждивении, или по крайней мере до тех пор, пока они не смогут устроиться в новом для себя мире.

Прикусив губу, Рене рылась в чемодане; она отодвинула шелк и вынула бархатную коробочку с драгоценностями. Она открыла крышку и увидела сверкающую россыпь камней, и боль вины стала еще острее. Сколько жизней переломано из-за нескольких стекляшек!

– Я думаю, что их нужно сохранить как сувенир, – сказала тихо Рене. – Хотя я предпочла бы выбросить их в море.

Тайрон, который устроился на краю кровати, посмотрел туда, куда она собиралась выбросить их через открытый –иллюминатор.

– Милостивый Боже! Не делайте этого! Иначе вы вы–бросите здоровенный кусок нашего благополучного будущего.

Рене стиснула камни.

– Но… я думала, вы сказали, что это ничего не стоящая подделка. Стекло, и только.

– Я сказал, что у них был дубликат. Вы предполагали, что носите подделку.

С большим усилием он выбрался из постели, обернул простыню вокруг бедер и подошел к ней, прихрамывая.

– Вы помните ту ночь, когда ваш дядя прибыл в «Гарвуд»? – Тайрон взял у нее ожерелье. – Помните, я сказал, что утомился слушать их политические дебаты? Помните? Я побывал тогда в комнате Эдгара Винсента. Довольно легкомысленно для умного человека – спрятать драгоценности под матрасом. Я поменял гарнитуры, черт побери, не слишком надеясь, что он не заметит подмены. – Тайрон замолчал и неуклюже расстегнул крошечную золотую застежку перевязанными пальцами, чтобы надеть искрящиеся рубины на стройную шею Рене. – Вообразите мое удивление, когда я поймал манжетой ваш браслет и Винсент не заметил подмены. – Тайрон задержался на изгибе ее шеи, нежно поглаживая кожу под мягкими завитками. – Я видел, как они с Росом наблюдали за мной, ожидая моей реакции, не засомневаюсь ли я в подлинности камней.

– Так… они оба думали, что я носила поддельный гарнитур?

Тайрон пожал плечами:

– Освещение было слабое, а головы их были заняты совсем другим.

– И ваше предложение тогда… в музыкальной комнате, что я могу взять их с собой или оставить?..

– Было вполне искренне, клянусь вам. Я был искренен и тогда, когда предложил капралу Мальборо поделить драгоценные камни из мешка между людьми Роса; это была справедливая награда, чтобы они забыли все, что видели на дороге той ночью и уехали подальше.

Он притянул Рене за талию, она обняла его плечи.

– Единственное, о чем я жалею, конечно… что у нас нет «Жемчуга Бретани», чтобы гарнитур «Кровь Дракона» был полный. – Он прикоснулся к ее губам. – Но того, что Мэгги вытащила из моих шкафов, нам хватит на тридцать или сорок лет. Ну и потом, я надеюсь, что хотя бы один из наших семерых детей сможет прокормить нас.

Его теплые губы манили ее, но Рене оставалась странно безразличной. Когда он выпрямился и посмотрел на нее вопросительно, ее глаза были широко открыты и были такими непостижимо синими, что Тайрон едва не покачнулся от не–ожиданности.

– Тридцать или сорок лет? – прошептала она. – Вы говорили, что, если я попрошу вас, вы убежите вместе со мной на край земли? Или я неправильно вас поняла?

– Вы читаете по моим губам?

– Но вы сказали…

– Возможно, мой французский намного лучше, чем я думаю. – Он наклонил голову, успокаивая ее поцелуем. Она охотно откликнулась, но он медлил, его светлые глаза испытующе смотрели на Рене. – Я не могу обещать вам, Рене, что стану совершенно другим человеком. Я не могу обещать вам, что не будет ночей, когда я захочу мчаться на коне так быстро, чтобы ветер свистел в ушах. Но я могу поклясться вам, что люблю вас всем сердцем и всей душой, и пока мои ночи и дни заполнены вами, я буду для вас, черт побери, мужем, любовником – словом, тем мужчиной, которого вы заслуживаете.

– Вы уже больше того, что я заслуживаю, – сказала она, и слезы счастья засияли у нее в глазах, когда он поцеловал ее, сжав в объятиях.

Сила возвращалась к нему, и она это почувствовала. Тайрон закрыл дверь каюты на задвижку. Он отшвырнул простыню и предстал перед ней во всей своей великолепной наготе.

– Нам, вероятно, придется пока кое-что изменить, – смущенно улыбнулся он, – но где есть желание…

– Есть и возможность, – засмеялась она и протянула ему сверкающую вещицу.

Это был «Жемчуг Бретани», огромный, блестящий драгоценный камень, который обвивала рубиновая змея.

Он посмотрел на брошь и, увидев улыбку Рене, тихо выругался.

– И ты утверждаешь, что я оказываю дурное влияние на твоего брата?

Ее глаза засияли, и, повернувшись к лунному свету, она распахнула лиф платья.

– Идите сюда, месье Капитан. Покажите, на что вы способны!

Примечания

1

Перевод Валентина Курбатова.

(обратно)

2

Аквитания – историческая область на юго-западе Франции. В средние века – герцогство, присоединенное в 1137 году к владениям французских, в 1154 году – английских королей. С XIII века называется Гиенью. – Примеч. пер.

(обратно)

3

Король Англии (1199–1216).

(обратно)

Оглавление

Пролог Ковентри, Англия, 1796 год

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог

*** Примечания ***