Георгий Владимов - 'Мы хотели дышать чистым воздухом' [Леонид Владленович Бахнов] (fb2) читать постранично, страница - 2

Берия воспитывал, как он любил говорить, "своих волчат". Русские писатели любят повторять, что они вышли из "Шинели" Гоголя, ну а я - из шинели Дзержинского... Правда, нас воспитывали как пограничников. Нас ждали не органы, а войска МВД. Либо конвойные, либо пограничные в основном. В органы попадали из других мест.

- Тоже хорошая перспектива.

- Да уж, быть сторожевым псом этого государства... В общем, узнав о постановлении, мы с товарищем (тоже суворовцем) решили, что надо поддержать Зощенко, пойти к нему. Первый вопрос: в чем идти? В нашей черной форме с голубыми погонами? Тогда мы решили взять с собой нашу подружку, попросили ее надеть белую кофточку, она вся в белом пошла, даже туфельки белые. И она разговаривала с женой, которая нам дверь открыла, - смягчала ситуацию. Всем нам было тогда по 15 лет.

- Ничего себе реакция на постановление ЦК со стороны молодежи! Вы что, хотите сказать, что уже тогда относились критически к тому, что происходит?

- Я бы сказал - да. Были довольно вольные взгляды у нас в Суворовском. Во-первых, претил культ Сталина. Мы же все-таки были люди военные, понимали, что не он главный победитель. Больше чтили, скажем, Жукова, Рокоссовского. От наших офицеров кое-что узнавали - они все были фронтовики, раненые. К тому же уровень образования у нас был серьезней, чем в обычной школе... Еще мы с этим моим товарищем пробовали себя в литературе, писали роман и почувствовали даже писательскую солидарность с Зощенко: коллегу оскорбили. Будто ему плюнули в лицо, а брызги в нас попали...

Зощенко нам показался высоким, хотя он был небольшого роста. Мы его поприветствовали как бывшего офицера. Но, видимо, он страшно был разбит, просто уничтожен, и естественно, что разговора никакого не получилось. Он ведь за нас еще боялся, поэтому старался скомкать. Уверял, что всю жизнь был за советскую власть, и не понимает, что происходит. Так что мы ушли несколько разочарованные.

Потом нас выдала подружкина соседка. Услышала, что мы читаем смешное (это был сборник Зощенко), попросила книжку и отнесла ее в политотдел училища. Нас стали вызывать на допросы: почему мы читаем такую литературу, а мы, воспитанные в кодексе чести, сказали, что мы не только читаем, но еще и ходили к нему. Тут началось невообразимое - в училище страшно перепугались. Следствие тянулось полгода. Допрашивал нас начальник особого отдела капитан Мигушко, из Москвы приехали, из управления войск МВД, тягали каждую неделю: как, почему, как эта мысль пришла - в общем, совершен антигосударственный акт, почти террористический. Но потом вдруг начался откат, который нам казался весьма странным. Нас стали убеждать, что мы у Зощенко были до постановления. А мы упрямились, говорили: нет, мы были после, именно и пошли, потому что было постановление. Думаю, эта лестница, как говорится, сама испугалась. Где-то наверху спросили: кого вы там воспитываете?! Сам министр Абакумов заинтересовался... Мы продолжали упрямиться, наконец нам намекнули, да нет, прямо сказали: "Ребята, вас уничтожат". Единственный выход - сказать, что вы были до. Мы с товарищем были в разных подразделениях, и в каждом устроили открытое комсомольское собрание, где мы должны были серьезно покаяться. И тут же следователи наши подтвердили: да, установлено, что они были до постановления. Влепили нам по "строгачу с занесением". Но тогда непонятно за что? Но тут логики не надо искать. За утерю бдительности хотя бы.

- А как реагировали соученики?

- Застыли в изумлении - хотели услышать правду, а мы стали каяться. Вот если бы мы прямо сказали, как было, они бы не то что поддержали, но сочувствовали бы. А так и сочувствия не было. Все проголосовали за выговор.

Подружка нас даже запрезирала - не могла понять нашего отступничества... Следователь, кстати, спрашивал, почему мы еще и Ахматову не посетили. Если бы посетили еще и ее, уже нельзя было сказать, что мы были до. Но, честно сказать, стихов ее мы тогда не читали, впервые о ней услышали из постановления. Во-вторых, нам казалось, что Зощенко оскорблен сильнее. Что там Жданов сказал о ней? Полублудница-полумонахиня? Мы спросили подружку: "Ты бы обиделась?" Она сказала: "Нет, это очень интересно".

Героев из нас не вышло. Тем не менее и за нами, и за родителями установили наблюдение. К моей матери был приставлен стукач, который заводил всякие разговоры - через 6 лет она была арестована по статье 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда).

Ну вот, это первый сюжет, первый "узел". Толчок к сопротивлению. Через много лет я переехал в Москву, попал сразу в "Новый мир", цитадель оппозиции даже при Симонове. Угодил в самое пекло: был редактором романа Дудинцева "Не хлебом единым" - первая моя работа в журнале. Вот вам, пожалуйста: в правой тумбе стола роман Пастернака "Доктор Живаго" - это неперспективно, а вот этим займитесь - роман Дудинцева, очень перспективная вещь. Что было дальше, вы хорошо знаете - бесперспективный роман получил Нобелевскую премию. А перспективный - пошумели и забыли.

Третий сюжет моей жизни - эмиграция,