Искатель. 1984. Выпуск № 06 [Агата Кристи] (fb2) читать постранично, страница - 2

— Я знаю, — сказала она.

Я объяснил, что не только не беру с нее никаких обещаний, но что единственное, чего бы мне хотелось, это чтоб она была счастлива. Пусть даже с другим, раз нет меня, но пусть будет счастлива.

Я объяснил ей, что надвигаются трудные времена, что может быть война, и что, если даже войны не будет для других, она все равно будет для таких, как я, и неизвестно, сколько она продлится, и что ждать меня наивно и глупо.

— Ничего, дождусь, — сказала Лена.

Она не плакала, смотрела на меня спокойно и весело, как всегда. Я гонял, что она верит в нашу встречу и хочет, чтоб и у меня была эта вера. Говорила, что мы поженимся, когда я приеду из этой командировки, а она кончит свой иняз.

— Готовить я не умею, имей в виду, — говорила она, воинственно глядя на меня. — В этом деле я шляпа. Ты, между прочим, тоже. Будем ходить по друзьям. Составим график и будем ходить.

Несколько минут, размахивая руками, она фантазировала на эту тему. Потом, как всегда неожиданно, следовал вывод:

— Лучше будем голодать, но вдвоем. Правда? Вот о чем я мечтаю, чтоб все время быть вдвоем!

А я все время знал, что мы никогда не будем вдвоем, что не поженимся, что все это так и останется мечтой.

К началу войны я уже занимал в германском вермахте приличный пост. Потерять его было бы катастрофой. И мне не уставали напоминать об этом. «Строжайше соблюдать конспирацию», «Ни при каких обстоятельствах зря не рисковать», «Мелочами не заниматься», «Сосредоточиться на главном», — читал я чуть не в каждом указании.

И я конспирировался, не рисковал, сосредоточивался…

Своим поведением старался не выделяться в офицерской среде, прославлял фатерланд.

Это только в книжках разведчик спасает пленных, пылает гневом, поднимая бокал за Гитлера, и мрачнеет, услышав дурные для его Родины сводки.

Такие, они ничего не стоят. Настоящие — это те, что, как талантливый актер, полностью врастают в чужую шкуру.

У меня все шло гладко. Я не делал ошибок (ведь разведчик, как минер, ошибается только раз). Поэтому я и могу стоять сейчас здесь, на мосту, и вспоминать прошлое.

А вот судьба Лены сложилась по-другому. Ока кончила свой иняз, а потом специальную школу. (Почему она пошла туда? Надеялась встретиться со мной где-нибудь на наших тайных, неведомых путях?) Ее направили во вражеский тыл. Через три месяца она уже работала в комендатуре. А через четыре ее взяли.

…В оккупированном городе гитлеровцы раскрыли подпольную организацию. Так нередко бывало: десять умирали, ничего не сказав, а один обрекал на смерть десятерых.

Подпольная организация была крупной, она хорошо поработала. А теперь вовсю работали следователи гестапо, чтоб никого и ничего не осталось. Из Берлина прибыл важный генерал.

Когда, сопровождаемый адъютантом, комендантом и дежурным, он вошел в камеру, допрос был в разгаре. Двое солдат с засученными рукавами держали Лену за руки. Следователь, молодой лейтенант, бил ее стеком по лицу и груди. Жалкая кофтенка, что была на ней, совсем изорвалась, голое тело рассекли багровые рубцы…

Она отворачивалась, втягивала голову в плечи. Спутанные волосы закрывали лицо и мотались из стороны в сторону после каждого удара.

При появлении генерала лейтенант бросил стек и вытянулся. Он устал, лицо его блестело от пота, волосы черными прядями прилипли ко лбу: в присутствии начальства он не рискнул снять китель.

Генерал, высокий, сухой, сел в затененном углу, адъютант торопливо закурил, дежурный и комендант присели у двери. Следователь пожал плечами, виновато усмехнулся — не получается, мол.

Когда генерал и его свита вошли, Лена бросила на них быстрый взгляд. На мгновение этот взгляд застыл. Она задергалась в руках солдат, безнадежно пытаясь прикрыть свою наготу.

Комендант и дежурный ухмыльнулись. Генерал разглядывал ее с явным интересом.

Волосы Лены, которые она когда-то, досадливо вздыхая, расчесывала перед зеркалом, сейчас слиплись от крови. Раньше, когда она улыбалась (а она часто улыбалась), зубы ее сверкали. Теперь их не было, зубов. И она старалась скрыть это, как могла, сжимая изувеченные губы.

Глаза ее почти все время были закрыты. Лишь иногда веки на мгновение вскидывались. Отчаяние и боль горели в этих темных глазах.

Генерал нетерпеливо махнул рукой. Следователь щелкнул огромной, сделанной из малокалиберного снаряда настольной зажигалкой и поднес ее к лицу Лены…

Это неправда, что во время пыток самые стойкие не кричат. Когда боль перерастает отмеренное человеку, он не может не кричать. Он кричит от невыносимой боли, но молчит о том, что этой болью у него стараются вырвать.

Лена тоже кричала. Но не ответила ни на один из вопросов. Потом она потеряла сознание, и солдаты, тяжело дыша, завозились с ведрами с водой.

Остальные отдыхали. Адъютант курил уже, наверное, двадцатую сигарету, устремив в пространство пустой, ничего не выражавший взгляд. Комендант и дежурный поглядывали на женское обнаженное тело и шепотом обменивались