частицу дома…
…Бай поднял портрет с пола и долго смотрел на него увлажнившимися глазами.
Семейство Абель встречало Бая на станции. В доме убрали, как перед праздником. Висели накрахмаленные занавески, пахло чистотой.
Бай восседал за столом на диване.
— В гостях хорошо, а дома лучше, — говорил он. — Дома, в родном гнезде.
Он пил и ел так, словно с самого отъезда у него во рту не было маковой росинки.
Фру Абель долго и любовно глядела на «нашего дорогого путешественника» и даже прослезилась.
Бай рассказывал о поездке.
— Театры, — говорила вдова.
— Разгар сезона…
— И памятник купил… бешеные деньги…
— Тут уж не приходится считаться, — говорила вдова. — Последний знак любви.
— Вот-вот, я так и сказал Кьеру… последний знак любви, — поддакивал Бай.
Луиса-Старшенькая изощрялась во все новых и новых сюрпризах.
— Не глядите, — приказала она и закрыла Баю глаза, а вдова тем временем снимала крышку с очередного блюда — рагу.
— Чего она только не наготовила, — с улыбкой сказала вдова. — Моя старшенькая.
— Все мы домашние животные, — сказал Бай. Он положил обе руки на стол и вкушал отдых с видом счастливого довольства.
Был октябрь. К приходу вечернего поезда на платформе собралось очень много народу. Пришла старушка Иенсен, пастор со своими домашними и мельничиха с дочерью.
Вдова Абель собиралась уезжать, чтобы устроить гнездышко для своей Малютки-Иды.
— Луиса приедет позже, — говорила вдова и стискивала ладонями голову своей «единственной». — Она у меня домоседка.
— Она приедет к самой свадьбе, — говорила вдова. Свадьбу должны были сыграть в доме «моей сестры, статской советницы».
— Там они обрели друг друга, — говорила вдова. Объявили о приближении поезда. Бай принес багажную квитанцию и билет.
— Он — мое провидение, — сказала вдова и закивала ему. За лугом показался поезд.
— Кланяйтесь Иде, — сказал старый пастор. — Мы будем думать о ней в день ее свадьбы.
— О, мы знаем, — отвечала вдова. — Мы знаем, что у нас есть друзья. — Она была растрогана и раздавала поцелуи направо и налево.
— Ах, — говорила она, — я еду навстречу утрате… Поезд прибыл.
— Ну же, милая фру, — сказал Бай. — Пора.
— Ах… моя Луиса. Берегите ее… Бай уже затолкал вдову в купе…
— До свидания, фру Линде… до свидания… Луиса вскочила на подножку — «поцеловаться»…
— Последний раз, — говорила она.
— Луиса, — кричала вдова. Поезд тронулся.
Бай подхватил на руки Луису, «мою единственную»…
И все кивали и махали, пока поезд не скрылся из глаз.
Пастор Линде с домочадцами и мельничиха с дочерью шли по дороге к дому.
Луисе-Старшенькой зачем-то понадобилось заглянуть в почтовый ящик, и она ворвалась впереди Бая в контору. Их громкий хохот разносился по всей платформе.
Старушка Иенсен понуро прислонилась к столбу семафора. Стрелочник Петер унес с платформы бидоны с молоком и перевел стрелку. А фрекен Иенсен все еще стояла одна-одинешенька, прислонившись к столбу.
…Пастор с Женой и дочерью вернулись домой.
Старый пастор сидел в гостиной с Агнес, пока матушка заваривала чай.
Было сумеречно. Пастор едва различал фигуру дочери, сидевшей за фортепиано.
— Спой что-нибудь, — попросил он.
Пальцы Агнес медленно прошлись вверх и вниз по клави-атуре. И своим низким грудным голосом она негромко запела песню о Марианне:
Здесь, под камнем, схоронили,
Нашу Марианну
Ходят девушки к могиле
Бедной Марианны.
В темной комнате стало тихо.
Старый пастор дремал, сложив руки на коленях.
Последние комментарии
3 часов 17 минут назад
21 часов 10 минут назад
22 часов 39 минут назад
23 часов 35 минут назад
1 день 21 часов назад
1 день 22 часов назад