Семнадцать каменных ангелов [Стюарт Арчер Коэн] (fb2) читать постранично, страница - 2

лицо Девы Марии.

Открывая двери гаража, Фортунато обвел взглядом улицу. Сосед разговаривал со своими двумя детьми-подростками, и все трое, встретившись с ним глазами, замолчали. Он вывел машину на дорогу, потом закрыл за собой металлические двери. Он ездил на последней модели «фиата-уно», которую раздобыл через полицейские каналы вместе с липовыми документами и фальшивым оплаченным счетом автомагазина. Он тронулся, и мимо него сплошной линией замелькали сгрудившиеся вдоль Вилья-Лусурьяга дома с зарешеченными окнами и утыканными битым стеклом заборами.

Фортунато с удовольствием никуда бы не поехал. Ему не хотелось думать об убийстве Уотербери, и, несмотря на то, что его не обвинишь в подозрительности, он знал, что кто-то его подставил. На следующий день после того, как он убил Уотербери, Марселе поставили диагноз «рак», и через несколько месяцев она скончалась. Вольно или невольно, Фортунато мысленно связывал эти два события. Он не был суеверен и, что бы там ни говорили Карма или Судьба, оставался полицейским, следователем и, рассматривая улики, не мог не видеть, что они выводят на одно и то же дело – дело Мигеля Фортунато.

Никто не помнил, когда построили «Ла Глорию», и она так и стояла, приткнувшись к зданию из необожженного кирпича, в котором пряталась подпольная автомастерская. Затерявшийся в однообразных лабиринтах более или менее благополучного пригородного района Сан-Хусто бар десятилетиями почти не менялся, лишь потемневшие деревянные панели на стенах впитывали годы и черную копоть миллиона сигарет. Под картиной, изображавшей отборочный футбольный матч 1978 года, постукивал электромотором деревянный ящик для льда. Зеленые оштукатуренные стены поднимались метров на шесть к едва различимому в высоте потолку. Пахло пылью и средством для мытья полов. Из динамиков еле слышно лились звуки гитары, игравшей вступление к танго «Табако». Шеф Бианко любил этот бар за то, что тут не умолкало радио, транслировавшее одни только танго, а Шеф был полупрофессиональным певцом танго. Его прозвали El Tanguero.^[4]

У входа четверо стариков играли в карты, на их столе были маленькие кучки фасоли и полупустые пивные бутылки. Они подняли глаза на Фортунато, когда он вошел в бар.

– Мигелито! – приветствовал его один из игроков.

– Как дела, Чернявый? – Фортунато нагнулся и поцеловал его в щеку, потом обменялся приветствиями с другими сидевшими за столом и прошел вглубь бара.

Шеф поджидал его в задней кабинке и широко улыбнулся:

– Мигель!

Подойдя ближе, Фортунато разглядел, что с Шефом сидели двое, и у него похолодело внутри. Он сглотнул слюну и двинулся дальше, по дороге рассеянно похлопав по плечу пару инспекторов, сидевших рядом с бильярдом.

На Шефе был новенький синий костюм с бежевым шелковым галстуком, и он встал поцеловаться с Фортунато. Другие двое остались сидеть. Вслушиваясь в то, что прошелестели ему на ухо губы Шефа, когда они целовались, Фортунато почувствовал запах его одеколона и характерный альдегидный запах его помады для волос. Привычные ощущения и аккуратно подстриженные волосы несколько успокоили его, как бы говоря, что рядом старший брат. Бианко был старше Фортунато на семь лет, он взял его в качестве Ayudante^[5] прямо из училища в 1968 году и, получая повышение, таскал с собой из комиссариата в комиссариат. Теперь ходили разговоры, что Бианко, возможно, назначат шефом всей Bonaerense,^[6] а Фортунато уже стал его человеком в следственном отделе в Сан-Хусто. Шеф пододвинул к столу шаткий стул и жестом пригласил его садиться. Фортунато отметил про себя его наигранное дружелюбие, с каким стараются всучить подмоченный товар.

Бианко не стал представлять незнакомцев, просто махнул рукой:

– Это два моих друга. Они приехали объяснить проблему с американцем, чтобы тебе было все ясно.

Фортунато посмотрел на них. Он не мог не увидеть мрачной, тяжелой печати, свойственной людям, привыкшим единолично решать вопросы чужой жизни и смерти. Один был высокого роста, лет сорока пяти, с коротко подстриженными светлыми волосами, в синем пиджаке поверх тенниски. Глаза у него были карие и беспокойные. Другой был помоложе, morrocho^[7] смуглый брюнет в темно-синем тренировочном костюме. Фортунато заметил чуть выпиравшую из-под его левой руки кобуру. Оба выглядели натренированными, уверенными в себе оперативниками, которые накачивают бицепсы и ходят в тир. Крепкие ребята. Бывшие военные. Он знал таких по временам диктатуры.

Он улыбнулся им:

– Bien, muchachos.^[8] Так что там с североамериканцем? Мы закрыли это дело месяца два назад.

Они поглядели друг на друга, и Шеф заговорил проникновенным серьезным тоном, как обеспокоенный родственник:

– К несчастью, Мигель, как я сказал тебе по телефону, это дело, похоже, привлекло внимание за рубежом. Североамериканцы стали нажимать