Испанская роза [Ширли Басби] (fb2) читать постранично, страница - 2

месяцы, и она отчетливо поняла, что за холодной вежливостью дона Клементе не скрывалось ничего, кроме пустого самодовольства. Ум его занимали лишь мысли об удовольствиях и развлечениях. Он был марионеткой в руках Диего, одержимого идеей власти и богатства и считавшего окружавших его людей пешками в своей игре. Выдав Марию замуж за дона Клементе, он получил бы доступ ко двору Филиппа IV, где щедро раздавались титулы и должности.

Мария узнала, что Диего искал расположения дона Клементе и его семьи еще задолго до смерти дона Педро, и часто задавала себе вопрос: одобрил бы отец выбор Диего? Иногда, когда настроение у нее было подавленным, ей казалось, что он был бы рад этому браку. Отец всегда хотел, чтобы она удачно вышла замуж, тем самым укрепив положение и приумножив влияние и богатство семьи. Но где-то в глубине души она чувствовала, что этот замысел брата не получил бы одобрения ее родителей, точно так же, как и его идея увезти ее с родного острова сюда, в Испанию.

Мария ненавидела Испанию. Все было ей здесь чуждо, кроме языка. Гораздо уютнее она чувствовала себя на Эспаньоле, где вела простой и беззаботный образ жизни. Высокомерие и холодность аристократов, чопорное, рассчитанное до мельчайших движении поведение и до смешного жеманные манеры придворных отталкивали ее от мрачного и скучного королевского двора в Мадриде. Да и ее простые манеры и непосредственность не укладывались в рамки придворных канонов. Она часто спорила с Диего — ее совершенно не устраивала жизнь в Испании и полная зависимость от непредсказуемых решений брата, но последнее слово всегда оставалось за ним. Так было…

Мария не смогла сдержаться и тихо засмеялась, вспомнив, как зол был Диего и как смешно выглядел фатоватый дон Клементе с серебряным горшочком меда на голове. С тем самым горшочком, который Мария собственноручно нахлобучила на его надушенные и тщательно уложенные кудри. Поведение ее было, по меньшей мере, возмутительным, и в нормальной обстановке она сама ужаснулась бы своей выходке, но в сложившейся ситуации она не могла поступить иначе. Накануне вечером она умоляла Диего не объявлять о ее помолвке с доном Клементе. Обуздав гордыню, она униженно молила брата отменить свое решение. Но ничто не могло поколебать Диего. И вот во время официального завтрака, на котором должно было быть объявлено о ее помолвке, Мария совершила немыслимое — отказалась повиноваться своему опекуну и публично унизила надменного дона Клементе. Сдавленное хихиканье и возмущенный шепот послышались за столом при виде вязкого золотистого меда, медленно стекающего по лицу и затылку вскочившего в испуге придворного щеголя. Если бы случившееся не было так важно для Марии, она бы, наверное, весело рассмеялась, но в тот момент ей было не до смеха — она, как могла, боролась за свое будущее.

Ни о какой помолвке, конечно, и разговора быть уже не могло. Она никогда не видела Диего таким разгневанным и впервые в жизни почувствовала, что значит разозлить человека, в полной зависимости от которого ты находишься. После ухода гостей, а ушли они, естественно, очень скоро, Диего приказал ей подняться к себе в комнату, где они остались наедине. Красивое лицо Диего было искажено от злости, шрам над левой бровью — память о том самом поединке, который свел их отца в могилу, — побагровел от напряжения. В руке он сжимал длинный тонкий хлыст. Так они молча стояли друг против друга какое-то время, и Мария прекрасно понимала, что собирался сделать Диего, но до последнего момента не верила, что он сможет на это решиться.

— Я не собираюсь тебя бить, — сказал он наконец ледяным тоном, — хотя некоторые считают, что ты вполне это заслужила. — Со злостью отшвырнув хлыст в сторону, Диего повернулся и вышел из комнаты. На следующий день он отвез ее в расположенный неподалеку монастырь, где она и жила все это время, не имея от него никаких вестей и ничего не зная о своей дальнейшей судьбе, пока два дня назад он не приехал туда, чтобы попрощаться с ней.

Слава Богу, что Диего решил сам сообщить о своем отплытии на Эспаньолу, иначе бы она узнала об этом слишком поздно, чтобы попытаться как-то нарушить его планы. Твердое намерение Диего заточить ее в монастырь до тех пор, пока он не вернется в Севилью, ошеломило Марию.

— И когда же ты вернешься? — спросила она через силу, еле слышным от волнения голосом. — Что же со мной тогда будет?

— Я надеюсь, что к тому времени, — немного смягчившись, спокойно сказал Диего, — дон Клементе оправится от удара, который ты нанесла его самолюбию, и снова будет рад породниться с нашей семьей.

— Не хочешь ли ты сказать, что все останется по-прежнему? Неужели это возможно? Мне казалось, что после всего, что я сделала, уже ничто не сможет заставить дона Клементе согласиться на этот брак.

— Ты недооцениваешь собственного обаяния, сестричка. — Легкая улыбка тронула губы Диего. — Даже несмотря на то что тебе достались в наследство эти проклятые ланкастерские глаза, ты стала очаровательным