Здравствуй, лето... и прощай [Майкл Грейтрекс Коуни] (fb2) читать постранично, страница - 53

- Здравствуй, лето... и прощай (пер. Кирилл Петрович Плешков) 304 Кб, 143с. скачать: (fb2) - (исправленную)  читать: (полностью) - (постранично) - Майкл Грейтрекс Коуни

 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ночью меня мучили странные сны и мерцающие видения; в комнате было холодно, и я много раз просыпался, думая, что рядом со мной стоит тётя Зу.

Я поднялся по лестнице и остановился перед жёлтой дверью. Я нажал на ручку, но дверь была заперта. Прислушавшись, я не смог уловить обычного шума разговоров в солдатских казармах. Мне стало несколько не по себе, и я поспешил вниз по лестнице, столкнувшись с отцом, который быстро шагал по коридору.

– Дроув! – крикнул он, увидев меня. – Это ты тут развлекаешься с дверями?

– Я только что встал.

– Странно… Странно… – пробормотал он почти себе под нос. – Я могу поклясться, что Троун просил меня зайти к нему сегодня утром, но дверь заперта. Все зелёные двери заперты. Я не могу попасть к Парламентариям; это в высшей степени неудобно. Нам нужно обсудить очень важные вопросы. – Внезапно он поёжился. – Холодно, однако. Нужно проверить отопление.

– У солдат двери тоже заперты, – сказал я. Казалось, он был в замешательстве.

– Вот как? Да, на собрании что-то насчёт этого говорили. В целях экономии топлива лучше, если мы поменьше будем перемещаться между уровнями… Вероятно, кто-то не правильно понял решение собрания. Речь шла только о жёлтых дверях. Да, видимо, в этом дело. – Он поспешно удалился, что-то бормоча.

Я поднялся по лестнице; несмотря на тёплую одежду, я поёжился при мысли о том, что обеспокоенное лицо отца чем-то напомнило мне тётю Зу.

Воспоминание о том страшном вечере в Алике прочно засело у меня в мозгу – и вместе с ним кое-что ещё, некий вопрос. Что-то, связанное со смыслом страха, со смыслом легенд.

Дул сильный ветер, когда я закрыл за собой дверь и остановился, глядя на снег и на ограждение. Я заметил, что ворота были распахнуты настежь, грохоча на ветру. Больше не от кого было отгораживаться. Я подумал о Великом Локсе.

Каким образом легенда могла оказаться столь близкой к истине? Кем был тот человек, который впервые придумал историю о Великом Локсе Фу, вытягивающем мир из щупалец ледяного дьявола Ракса? А потом предположил, что однажды может начаться обратный процесс?

Наверняка это мог быть лишь человек, переживший предыдущий судный день.

Но как же он выжил, не имея в своём распоряжении никакой технологии? Он не мог иметь никакой технологии, иначе она оставила бы какие-либо следы – в конце концов, Великий Холод продолжался лишь сорок лет.

До меня дошло, что я куда-то быстро иду, чувствуя, как холод впивается в мой разум ледяными когтями, и я впервые подумал о том, почему, собственно, я боялся холода. Мне говорили, что таков инстинкт. Как боль предупреждает человека об опасности, так и страх предупреждает его о стуже. Но почему страх? Разве сам холод – недостаточное предупреждение?

Если только это не была память предков, унаследованная от тех, кто пережил ужасы последнего Великого Холода…

* * *
И тогда я понял, что в конце концов победил их всех и громко рассмеялся, стоя посреди слепящего, пронизывающего холода. Им не удастся выжить; они слишком грубы, слишком эгоистичны, чтобы выжить в своей искусственной подземной норе. И даже если каким-то чудом им это удастся, то, когда солнце снова осветит их лица, они превратятся в стариков, дряхлых стариков, выползших на поверхность. И даже их дети лишатся детства и никогда не будут плавать на лодке, смотреть на облака, скользить по поверхности грума. Они проиграли.

По мере того как холод вгрызался в меня, у меня перед глазами возникали видения красивой девушки, ногу которой схватил ледяной дьявол; я видел, как она засыпает, а потом просыпается, целая и невредимая, не помня о том, что спала, не помня о прошедшем времени.

И недавняя картина – пустые хижины, пустые палатки…

И давным-давно – маленький мальчик, просыпающийся на пороге перед дверью, бодрый и весёлый, а пока он спал, он не дышал, даже сердце его не билось…

И он не становился старше.

Мой разум начинал меркнуть, но я не чувствовал страха. Словно в тумане, я увидел Кареглазку, такую же юную, улыбающуюся мне под новым солнцем, обнимающую меня все с той же любовью; и это должно было наступить очень скоро, потому что об этом сне не оставалось воспоминаний…

Вскоре появились лорины.