Народный депутат [Бранислав Нушич] (fb2) читать постранично, страница - 2

соответствовал такой внешности. Он был как-то особенно нежен и мягок в отношениях с людьми и очень остроумен.

У него был удивительный талант юмориста и сатирика, который он в достаточной мере раскрыл в своих опубликованных произведениях.

Этот талант не обнаружил себя в тех размерах, в которых он мог бы себя обнаружить, по двум причинам. Первая: классическая атмосфера дома Илича, в которой этот жанр литературы чувствовал себя, как дикий цветок. А другая причина заключалась в его браке.

Вообще говоря, самый старший из Иличей был очень счастлив в супружеской жизни, но его жена слишком стремилась и преуспела в том, чтобы лишить его той среды, в которой только и мог развиться его талант; она очень хотела сделать его «домоседом» и отгораживала от той среды, которая была невысокого мнения обо всех достоинствах, перечисленных в букваре для первого класса начальной школы. Я думаю, что именно эти обстоятельства помешали Милутину и не позволили ему еще больше проявить себя в литературе.

Драгутин Илич, первый после Милутина, уже тогда увенчанный ореолом большого поэта еще с университетской скамьи, где он руководил изданием газеты «Побратимство» (1884), быстро пробивался в литературу вместе со своими друзьями Николой Джоричем и Владимиром Йовановичем и рассыпал произведения по столбцам всех литературных газет Сербии. Быстро вступил он и на театральную сцену, что особенно привлекало к нему тогдашнюю очень увлекавшуюся театром молодежь. Драгутин не только отдался драматическому искусству, но стал самым значительным представителем этого бурного течения 80-х годов, которое обещало принести нам обновление национальной драматургии.

Драгутин Илич был фактическим представителем дома Илича, и отец, питавший самые нежные чувства к Войиславу, только с одним Драгутином разговаривал и о политике, и о литературе, и о семейных делах. Однако, являясь истинным представителем дома Илича, Драгутин все же не всегда отдавался ему целиком и занимался не только поэзией, но и участвовал во всех общественных движениях: политическом, национальном и культурном. И хотя по сравнению со всеми другими Иличами Драгутин прожил самую бурную жизнь, все же он оказался самым плодовитым писателем и написал больше, чем все другие Иличи. Занимаясь всеми жанрами литературы, он писал лирические и эпические стихи, романы, рассказы, драмы, отдавался решению философских и политических проблем, растрачивая свои силы в ежедневных газетах, полемизируя со своими противниками и опубликовывая политические статьи.

Всегда готовый к борьбе, в калабрийской шляпе,^[2] с аккуратно расчесанной бородой и неизменным внешним видом и до самой старости не изменившимся поведением, он особенно нравился нам, молодежи, которая приходила в дом Илича.

Вот почему я принял так близко к сердцу его совет, который он мне однажды дал: оставить поэзию (в начале своей литературной деятельности я занимался сочинением стихов) и писать комедии.

Третий Илич – Войислав, в то время, когда я впервые познакомился с ним, был молодым, безусым юношей, которого в доме все ласково называли «плешивым» за то, что в детстве у него были очень редкие волосы.

Он писал свои стихи от души, но без той масштабности, которой позднее привлек к себе внимание всей литературной общественности. В доме все считали Войислава самым младшим и следили за ним как за младшим сыном, так как его младший брат Жарко был своего рода отступником, сдружился с палилулцами,^[3] участвовал вместе с ними в знаменитых кулачных боях белградских мальчишек, ходил на охоту за синицами и щеглами, затевал драки на задворках и вообще обещал не принадлежать к дому Илича, куда он вернулся лишь позднее и сдружился с братьями, когда в нем объявился один из самых остроумных устных рассказчиков нашего времени.

Если бы он не растратил свое детство на шалости, которые и отняли у него желание заниматься литературой, раньше сошелся с братьями и окружавшей их средой, то наша литература имела бы в нем еще одного талантливого рассказчика и самого яркого представителя реалистического рассказа.

Но Войислав захватил то положение «любимчика», которое должно было бы принадлежать Жарко, и пользовался всеми симпатиями и нежностью родителей и домашних еще и потому, что был хилым, узкоплечим ребенком, всегда бледным, с воспаленными глазами.

Жарко, может быть, иногда и завидовавший Войиславу, часто его высмеивал за то, что Войислав занимался поэзией, каждый раз цитируя ему те первые стихи, которые двенадцатилетний Войислав написал еще тогда, когда учился в первом классе гимназии, и которые все, кроме Жарко, забыли.

Я запомнил несколько строчек из этого детского стихотворения только благодаря тому, что Жарко очень часто повторял их, желая позлить Войислава, которому это не нравилось.

В своем первом стихотворении Войислав высмеивал своих братьев – Милутина, Драгутина и Жарко, – отправившихся в Топчедор,