В сердцевине морей [Шмуэль-Йосеф Агнон] (fb2) читать постранично, страница - 44

и заповеди иудаизма, праздновал Пасху, верил в Избранность Израиля. Исторический парадокс — что христианская традиция сделала его ниспровергателем Закона Моисея. На самом деле он жил по еврейской вере и умер во имя ее (осужденный садуккеями знатью за свои пророчества о падении Храма, которые были восприняты как подрыв власти храмового священства). После его смерти произошел разрыв между Иисусом — еврейским учителем и Иисусом — объектом поклонения, будущим богом язычников.

Иудео-христиане стремились записать и исполнять его изречения, последователи Павла поражались его распятием, воскресением, непорочным зачатием и т. д. Павел и его последователи победили, и поэтому учение Иисуса играло куда меньшую роль в христианстве, нежели его восшествие на престол Небесный. Но именно эти, важные для христиан-неевреев атрибуты Иисуса стали между Иисусом и евреями, вместе с практиковавшимся христианами отходом от исполнения мицвот (заповедей).

На более глубоком уровне репатриация Иисуса — это репатриация его идей, репатриация мессианства, гармонизация разрыва между предельной формой иррационального иудаизма и основным рациональным потоком. Эта репатриация производится, по такому толкованию книги, Бештом. Бешт — чудодей, целитель, духовный вождь, являющийся карпатским горцам и молящийся за разбойников, но остающийся евреем, строго соблюдающий все заповеди и тому же учащий своих последователей — сынов Израиля, и отказывающийся от мессианского венца, хоть он ему и впору, — уже является еврейским Иисусом XVIII века. Но Бешт и его последователи — хасиды, — отказавшись от мессианства, отказались и от возврата в Землю Израиля. Подлинная гармония достигается лишь с возвратом в Землю Израиля: полная репатриация Иисуса завершается с приходом хасидов и Хананьи в Иерусалим. «Пришло время Возврата Пленников», — восклицают отроки, и среди пленников Израиля возвращается и Иисус, на столь многие века задержавшийся в Ниневии и ставший богом ее жителей.

Итак, «В сердцевине морей» — книга полной гармонии, книга о возврате и слиянии рационального и трансцендентального, мессианства и исполнения мицвот, распространения Торы и сохранения национально-религиозной самостоятельности, Торы и Страны Израиля, Народа Израиля и Святого Духа. При таком вселенском возврате становится понятно, для кого Агнон приберег место среди пилигримов — для того, кого хотел спасти еще Саббатай Цви. Но в этой книге (в отличие от современной ей поэмы «Двенадцать») Иисус не ведет, он ведомый. Не Иисус возвращает и ведет народ Израиля, но народ Израиля Хананья, — приобщившийся к тайнам мистического хасидизма, ведет и возвращает Иисуса в Страну Израиля. Если принять эту теорию, на место становится вся символика книги Ионы и многочисленные намеки в тексте, например: Безымянный пилигрим спрашивает о заслугах иных народов или оказывается последним («Здесь последние — там будут первыми»). И ясен становится ответ Бешта, почему необрезанные пастухи заслужили право сказать стих, который святой народ Израиля говорит в Святой день Иом Кипур (день чтения книги Ионы).

Интересно, что все исследователи этой книги были — явно или неявно близки к данной интерпретации. По одной версии, с пилигримами: Грядущий Мессия, по другой — Саббатай Цви, по третьей — Сатана. Саббатай Цви подходил бы по всем данным, если б не символика книги Ионы, не касающаяся его: его имя запрещено называть, он связан со Святой Землей, он — прямой предтеча хасидизма, его — отступника — и в миньян засчитывать нельзя. Его сходство с Иисусом заметно: очередной еврейский мессия, он — по словам книги «Благовестие Бешта» — даже находится на Том свете на том же уровне, что и Иисус. И Саббатай, и Иисус для ортодоксального еврея — лжемессии и сродни Сатане, не говоря уж о более глубокой связи (дуалистической связи гностиков: мессия Христос и Сатана Антихрист): по словам Бешта, даже ключ к душе Мессии находится у Сатаны.

В повести есть еще один сатанинско-мессианский герой — разбойник с филактериями (прямо по Саббатаю Цви, см. сноску к «св. Ари»). Он не только одновременно грабит и налагает тфилин, он еще и знает путь в Страну Израиля (к спасению на Тот свет) и делает благое дело — избавляет вместе с Хананьей женщину от соломенного вдовства. Соломенная вдова — это символ Израиля (и Шхины) с тех пор, как Господь изгнал его (и она ушла в изгнание). Все мольбы Израиля — как мольбы покинутой женщины, и Господь отвечает Израилю, как муж — провинившейся жене. Избавление от соломенного вдовства в книге производится не возвратившимся мужем, но фактом установления его смерти. Этот мрак искупления напоминает нам «Прах Земли Израиля» (см. сноску к «земля народа его»). Только разрешив оковы связи с мертвым, Хананья Израиль — смог отплыть к Земле Израиля, и для разрешения ему понадобился тот же разбойник с филактериями. Если автор выбирает себе псевдоним «Агнон», можно предположить, что эта коннотация — «агуна» — соломенная вдова