наличность в любом банкомате и добираться автостопом. Понадеялся, что проскочу.
Жалкий глупец.
Нас качнуло вперед, когда машина резко тормознула. Хлопнули двери, и меня рывком выпихнули наружу. Подхватив под локти, повели по гулким коридорам.
Наконец, вкрадчивый голос произнес:
– Снимите с него мешок и развяжите, я думаю, молодой человек не будет делать глупостей.
Рывком в мои глаза ворвался свет, и пока я промаргивался и растирал затекшие руки, смог осмотреться. Стены, облицованные панелями из морёного дуба, высоченный потолок, украшенный затейливой лепниной, художественный паркет из драгоценных сортов древесины – уже это стоило как неплохая московская однушка. А если добавить стоимость антикварной мебели, то можно замахнуться на трешку с видом на Кремль. Причем сочеталось всё идеально, что говорило о работе очень непростых дизайнеров.
Хозяин кабинета – невысокий щуплый старик, одетый в малиновый шелковый халат, сидел в ушастом кресле и со вкусом серпал кофе из крохотной фарфоровой чашечки. Рядом на столике стоял старинный серебряный кофейник и еще одна чашка.
– Присаживайся, Артёмушка. Поди, набегался уже. Угощайся, кофеек замечательный. Мне его эфиопы по старой дружбе присылают. Такого ты в магазине точно не купишь!
Стоящие позади громилы тут же усадили меня в соседнее кресло и встали за спиной. Роскошное, глубокое, из которого невозможно вскочить. Когда хозяин кабинета заботливо наполнил мою чашку, я заметил у него на пальцах интересные татуировки в виде перстней.
Вор, похоже, авторитетный.
– Что-то не хочется. С утра нет аппетита.
Мои ключицы до хруста стиснули лапы конвоиров.
– Дерзишь. А зря. Молчи и пей, пока с тобой по-хорошему говорят.
Пришлось сделать пару судорожных обжигающих глотков.
Авторитет довольно прищурился.
– Восхитительный аромат. Вам, молодым, не понять, что жизнь делают прекрасной именно такие моменты. Ты пробуй-пробуй. Взбодрился? Ну, давай тогда знакомиться. Можешь звать меня Виктор Палыч. Сам можешь не представляться, я много про тебя знаю.
Кофе и правда великолепный. Будто не было бессонной ночи и суток беготни.
Прояснившийся разум вышел на форсаж:
– Виктор Палыч, зачем я здесь? Ведь дело решено.
– Эх, все вы, молодые, торопитесь. Спешите-спешите, а куда спешите и сами не знаете. То дело мелкое и решенное, я бы в него и не стал лезть. Ты меня заинтересовал. Крокодил так кичился своей подготовкой, гоголем ходил. Секунда и он валяется беспомощный. Ты, кстати, ему колено повредил, операцию сегодня сделали. Так он ребятушкам сказал о тебе особо позаботиться. Ты его знатно, к-хе, приземлил. Давно я так не смеялся. Расскажи, кстати, как у тебя так ловко вышло? Ты ведь даже в армии не служил.
Откровенничать я не испытывал ни малейшего желания, но часть правды решил приоткрыть:
– Было бы что рассказывать. Он с похмелья, да и меня за угрозу не считал. А я по заветам Брюса Ли каждую тренировку закачиваю сотней лоу-киков по груше. И пусть в остальном боец из меня посредственный, но зато один удар у меня отработан на чемпионском уровне. Он открылся, я ударил. Вот и весь секрет.
Хозяин кабинета довольно зажмурился.
– Да, поучительная история. Знаешь, какая в наше время главная проблема? Людей нет! Никому важного дела не поручить. Мы, старики, уходим, а на вас, молодежь, надежды никакой!
Видать, дед любил поговорить, но стоящие позади меня быки на роль собеседников годились слабо. Что ж, подыграем. Мне пока спешить некуда.
– Виктор Палыч, а что вы меня всё молодежью называете? Четвертый десяток доживаю.
Седая щетина расплылась в ехидной улыбке.
– Хороший вопрос. Подводит нас к причине твоего визита сюда. Как ты думаешь, Артём, сколько мне лет?
Плохо я умею возраст определять. Даже в клубах у девах проверял паспорта от греха подальше.
Ну, раз спрашивают, ответил:
– Не знаю, лет шестьдесят-семьдесят.
Старик довольно засмеялся.
– Польстил, изрядно польстил. А ведь мне девяносто семь годков исполнилось. Я и правда довольно неплохо сохранился. Хотя до своих лет и не должен бы дожить. После войны я уже успел поскитаться по лагерям. Голод, холод и, привет, чахотка. Одна жалостливая докторша выписала мне путевку на юг, в Туркменистан, так я мог подольше протянуть. Но даже на кресте мне становилось всё хуже и хуже. Там работали две говорливые медсестрички. Подслушал я, что дают мне неделю-две. Голова у меня работала тогда странно. Решил, что сдохну я на воле. Доходяг вроде меня особо не охраняли, думаю, когда я утёк, то даже не стали поднимать бучу. Списали на крематорий, и всё.
Старческая рука удивительно нежным движением огладила бок кофейника.
– Тогда мне конкретно фартануло. Достался мне в наследство вот этот кувшинчик. Стоило денек настоять в нём воду, как она превращалась в дивное лекарство. Я как разобрался в этом чуде, за неделю вылечился от чахотки. Да и от остальных болячек --">
Последние комментарии
7 часов 53 минут назад
8 часов 44 минут назад
20 часов 10 минут назад
1 день 13 часов назад
2 дней 3 часов назад
2 дней 6 часов назад