«Реми Мартен» [Светлана Игоревна Полякова] (fb2) читать постранично, страница - 3

чаи с бабушками и дедушками!

В принципе что-то в ее словах было рациональное. Я задумалась, все просчитала и поняла: если меня не будет доставать наше начальство со своими собраниями, то времени мне должно вполне хватить.

— Ладно, давай попробуем, — согласилась я. — В конце концов, попытка не пытка!

Триста рублей в день — для меня это была неслыханная сытима! За свои хождения по этажам я получала всего пятьсот в месяц. Да еще и отдавала из этих пятисот сто рублей за моих бедняжек. Нашему начальству пришло в голову однажды, что наши подопечные могут вполне оплачивать частично мои услуги, с чем я была в корне не согласна. Причем платить несчастные пожилые леди были должны почему-то не мне, а именно моему начальству. Так то, поразмыслив, мы с мамой решили, что без этих ста рублей как-нибудь обойдемся, а бабушек трогать с меркантильными вопросами не станем. Тем более что собирать с них по десятке должна была тоже я. Согласиться еще и мытарем стать? Heт, уж покорнейшее спасибо, лучше я буду сама раскошеливаться!

Так что Вероникино предложение не давало мне покоя. Конечно, будет трудновато, но я выдержу. Так, я и решила. Трудности, как известно, закаляют душу.

Можно и вечером к ним забегать, рассудила я. А на начальственные претензии мне и в другие времена было наплевать с высокой колокольни … Тем более что они на своих собраниях поют. И все какие-то дурацкие песни. У них это называется «сплоченный коллектив» Сели рядком и запели: «Напилась я пьяна, не дойду до дома…»

Приняв важное для себя решение, я немного успокоилась. Оставалось, правда, мое злополучное графоманство, на которое времени совсем не было. Если припомнить, что Юрий Карлович Олеша требовал, чтобы писатель не проводил ни дня без строчки, то я в связи со своей трудовой деятельностью из рядов приличных писателей автоматически выбывала.

Это меня немного испугало, но и здесь я нашла выход. Вряд ли на вернисаж будут идти сплошным потоком. Значит, я вполне могу написать эту столь необходимую строчку в рабочее время.

В общем, все будет хорошо, моя радость, — сказала я себе. — С завтрашнего дня начинается новая жизнь. Может быть, ты ее выдержишь».

И не то выдерживали, подумала я, засыпая. Если уж до сих пор я жива и относительно здорова — и на сей раз ничего со мной не случится.

Трудно жить на свете человеку, внешность которою не совпадает с его эстетическими представлениями о красоте.

Отчего-то моя внешность резко с ними не совпадала. Каждый день я старательно избегала зеркала. Но — увы? — оно с раннего утра занимало позицию прямо перед моим носом, и я была обречена видеть этот кошмар. Не будешь же чистить зубы с закрытыми глазами?

— И кому пришла в голову эта садистская идея — непременно вешать этого урода прямо перед тобой? — ворчала я. — Иллюзий лишаешься с самого утра. Только проснулся — и пожалуйста! Вместо прелестницы белокурой какая-то образина с всклокоченными перьями!

— Саша? Ты с кем разговариваешь? — спросила меня мама.

— С собой, — ответила я. — С кем же еще мне обсудить насущные проблемы? «Я своей смешною рожей сам себя и веселю…»

— Да брось ты? Чего в ней смешного? — сказала мама, появляясь на пороге ванной комнаты.

— Да ничего смешного, — согласилась я. — Скорее это трагедия… Но ты же знаешь, я всегда стараюсь не смотреть правде в глаза. А если уж пришлось посмотреть, пытаюсь отнестись ко всему иронично, без лишних трагедий… Как у старины Хэма. Надо проявлять иронию и жалость. Тогда жизнь перестанет производить на тебя впечатление ночного кошмара.

— Ты, конечно, не собираешься позавтракать?

— При этих толстенных щеках? — закричала я испуганно. — Завтракать? О нет? Я собираюсь вообще поморить эти щеки голодом… И так мне никто не может дать мои кровные, честно заработанные двадцать пять лет?

— Между прочим, бестактно напоминать мне о возрасте? — заметила мама.

— Между прочим, я говорила о своем возрасте?

— Но ты моя дочь…

— А давай сдадим меня в приют, — обрадовалась я. — Тем более меня запросто можно выдать за годовалого младенца. С этакими щеками… И глазки круглые, наивные такие… Правда, ростом я, конечно, уже переросла годовалого младенца. Но если мне немного подрезать ножки…

Я задумалась.

— Ножки… — повторила я. — Все равно я безнадежно переросла!

— Но уж никак не умом.

Я даже не ответила. Последнее время я тщательно взращивала в себе смирение.

По радио передавали бодренький «Мост через реку Квай».

— Прямо как в кино, — сказала я, зашнуровывая ботинки. — На работу отправляюсь под бодрый марш… Конечно, это ведь похоже на чудо. Я и работа… Две работы, черт побери! Такие несовместимые вещи! Ах, если бы не крайняя нужда! И отчего по нашим улицам не бродят шейхи, нефтяные магнаты и наркобароны?

— Они бродят, — сказала мама. — Но ты все время смотришь на асфальт, когда идешь по улице. Как же ты увидишь наркобарона?

— Да, — сказала я. — Но я --">

Пожертвовать