Голос бамбука, цветок персика [Ясунари Кавабата] (fb2) читать постранично, страница - 2

если не более – старше Миякавы. И вначале, когда Миякава только поселился здесь, он считал, что сосна, конечно, переживет его. С юных лет Миякава, бродя по лесам, с благоговением останавливался перед мощными старыми деревьями, видя в них символ долголетия. Они, однако, не вызывали в нем ощущения краткости человеческой жизни, напротив, заставляли забыть об этом, и ему казалось, что сам он сливается с жизнью несокрушимых деревьев, пустивших глубоко в землю свои корни.

Он стал ощущать в себе сосну, росшую на холме. Склоны холма были крутые, и ни одна тропинка не вела к его вершине. Поэтому Миякава не мог подняться к дереву, так же как не мог попросить садовника, чтобы тот поухаживал за ним. Видимо, с самого начала сосна была дикой и за ней не присматривали, как за деревьями в саду. И все-таки ветви ее не росли как попало, она не казалась запущенной, хотя и была старой. Даже тайфун не мог обломать ее ветви.

Да что там ветви, иглы и те оставались на месте. Миякава не раз наблюдал через высокое оконце в сенях, как сильный ветер и дождь раскачивали деревья. В непогоду все окна в доме закрывались ставнями, и только через это оконце можно было видеть, что творилось на холме позади дома. Миякава с беспокойством наблюдал за сосной. Ливень нещадно колотил в стекло, растекаясь по нему поперечными струями. Сорванные с деревьев широкие зеленые листья устилали задний двор. Только иглы сосны оставались как будто на своем месте. Возможно, они и падали, но из окна этого не было видно, и Миякаве казалось, что с веток сосны не слетело ни единой иголочки. Гнет ветер ветви деревьев на склоне холма, выворачивает листья, а сосна наверху едва заметно покачивает своей вершиной, и мнится Миякаве, будто вокруг нее не бушует тайфун. Стоя у окошка, он протягивает к сосне руки, словно желая заключить ее в объятия…

Вдруг перед его глазами всплыла картина. Беззвучно опадают лепестки белых хризантем. Невеста в белом подвенечном платье с букетом цветов идет по коридору отеля. Должно быть, спешит на свадьбу или на помолвку. Подол платья стелется по полу. Один за другим падают на пол белые лепестки. Сопровождающая невесту женщина то и дело наклоняется к бледно-зеленому ковру, подбирая лепестки…

Все это когда-то видел Миякава, проходя по коридору отеля. Женщина старалась подбирать лепестки так же тихо, как они падали. Замечала ли невеста, что опадают лепестки с цветов, которые она держала в руках? Во всяком случае, она не подавала виду. Пока Миякава думал о бессердечности садовника, составлявшего для невесты букет из несвежих хризантем, у него возникла мысль о том, что все это могло бы послужить прекрасным сюжетом для трагедии: беззвучно падающие лепестки белой хризантемы – лепестки жизни, срываемые с невесты житейскими бурями…

Когда спускаешься с железнодорожной платформы и выходишь в город, сосна и холм скрываются за домами. Но стоит завернуть за угол, где стоит зеленная лавка, как сосна вновь появляется и уже не исчезает из поля зрения до самого дома Миякавы.

Сосна хорошо видна и со стороны моря. Каё, дочь Миякавы, рассказывала ему, что, когда они с возлюбленным впервые отправились на его яхте в море, она видела сосну, хотя они уплыли далеко-далеко, и холм, на котором она стоит, был едва заметен в дымке берега. Увидела сосну – и заплакала.

Миякава вспомнил об этом во время помолвки Каё. Ее женихом был другой юноша – не тот, с кем она плавала на яхте. В ту пору Миякава счел неуместным спросить у дочери, почему она заплакала, увидев сосну. А потом все было недосуг.

Миякаве и в голову не приходило, что сосна может засохнуть при его жизни. Так же как он не мог предположить и того, что поселится в доме, позади которого на холме будет сосна. Но его не оставляла мысль о том, что дерево, стоявшее здесь уже добрую сотню лет, ожидало встречи с ним, с Миякавой. Значит, сосна не должна была погибнуть, не дождавшись его. Ведь она росла ради него. Сейчас он уже точно не помнит, какие ветки у нее стали рыжеть первыми: те ли, что у вершины, или средние, а может быть, те, что снизу. Да и домочадцы тоже говорили по-разному.

Когда Миякава заметил на сосне рыжие иглы, он не подумал, что это признак ее скорой гибели. Своего садовника у него не было, и он обратился за помощью к другу. Пришедший садовник хладнокровно заявил, что сосна погибнет. Он добавил также, что дерево, видимо, подтачивают насекомые и, раз иглы начали рыжеть, спасти его уже невозможно. Миякава просил хоть что-нибудь предпринять, но садовник лишь беспомощно разводил руками.

Из дому и со двора, с улицы и с платформы – отовсюду тяжело было глядеть на это гибнущее дерево. Агония продолжалась долго. На сосне не осталось ни одной зеленой иголки, но, порыжев, они не опадали. Бывали дни, когда засохшая сосна казалась Миякаве зловещей и безобразной. «Глаза бы мои на нее не глядели», – нередко думал Миякава, но вопреки таким мыслям невольно обращал к ней свой взор. Он думал, что нужно поскорее срубить сосну. И не только ради того, чтобы он перестал ощущать ее