Проводник
Глава 1
Мой путь начался незадолго до рассвета и, на удивление, сразу заладился.
Прийти к месту встречи раньше назначенного времени – обычное для меня дело, и изменять ему я не собирался. Хотя многие и давние мои знакомые, и краткосрочные, с которыми жизнь сводила раз или два, в один голос утверждали, что опасно ходить по Зоне, пока она полностью не окажется во власти дневного света. Говорили, что один чёрт знает, какую пакость в предрассветных сумерках можно повстречать и чем эта встреча кончится.
Чёрт, может, и знает, а я нет. Ни разу за два года мне не «посчастливилось» столкнуться с каким-нибудь «чудом», и я ненароком стал считать, что моя способность к ранним утренним вылазкам – это дар, которым наградила сама Зона, как награждает кого-то, способного обходить аномалии без детекторов или находить самые «жирные» артефакты чаще остальных.
Щипец, один из моих старых знакомых, сам недавно вернулся из дальней ходки, и пригласил отметить это дело. Мол такой дряни насмотрелся за неделю похода и едва не погиб, так что и обсудить было что, и за что выпить. Я от таких дел не отказывался, так как любил опрокинуть стакашек водки, дай только повод.
Оттого и вышел ни свет, ни заря, и настроение моё было совершенно приподнятым.
Я шёл сквозь травяные ржавые ветви, которые то и дело цеплялись за мои штанины цепкими лапками колючек, и слушал округу. Где-то пели просыпающиеся птицы, неведомо как пристроившиеся к проживанию в местных условиях; неподалёку спросонья хрипел голодный кабан, словно бы против собственной воли он поднялся из своего лежбища и был обречён плестись неизвестно куда в поисках завтрака. Я знал, что этот зверь может быть опасным, вступи с ним в драку, но к живности старался относиться демократично и первым не нападать – в конце концов, что этот хрюндель мне сделал? Вот если бы сделал, тогда другое дело, а так…
Не слышал ни выстрелов, ни людских голосов и торопливой возни, которыми обычно сопровождаются вспыхнувшие перепалки, хотя само место драки, на которое я нарвался случайно, выглядело довольно свежим.
Небольшая группа из пяти уже мёртвых сталкеров распласталась среди лысых дубов, успокоенная чьими-то «заботливыми» руками. Я подошёл, осмотревшись по сторонам с опаской, разглядел покойников. Мужчины на вид казались опытными, но надежный костюм каждого был щедро прошит словно градом из свинцовых пуль, превратившим защитную оболочку в дуршлаг, через который теперь в пору макароны промывать после варки. Ни оружия, ни провизии, ни денег – забрали всё.
Я злился. Понимал, что судить людей нельзя, но никак не мог понять и принять факт того, что кому-то проще убить за ничтожный кусок соевой колбасы, чем заработать на неё самому. Из-за голода кто-то готов прерывать жизни других, наверняка совершенно не задумываясь о том, какой у убитого могла быть эта самая жизнь. В конце концов, в Зону приходят не только негодяи и головорезы, но и отчаявшиеся, для которых работа на этом проклятом клочке земли – крайняя мера для решения проблем. И не хотят, и боятся, но идут, рискуют, а тут раз – и вот тебе, дружище, пуля в пузо, и мгновенно все проблемы теряют всякий смысл.
Такая находка для меня была уже не первой, разве что чаще встречались остатки пиршества мутантов, среди которых искать выживших было бесполезно. Тут же – оставалась надежда, хоть и мраморно-бледная.
За своим придирчивым осмотром я не сразу заметил, что больше не нахожусь в сердитом одиночестве. Мужчина вышел из кустов, которые я осматривал минут пять-семь назад, и готов поклясться, что там никого не было. Он был одет так же складно, как убитые сталкеры, но казался их несколько старше: уголки возле глаз заняли паутинки мудрых морщин, у рта сложились угрюмые складки, но больше всего меня поразили его глаза – те были покрыты белёсой дымкой, словно их давно и безвозвратно захватила катаракта.
Я обернулся на шорох, вздрогнул.
- Ты кто такой, мужик?
Сталкер прищурился и немного подался вперед, словно стараясь меня расслышать. С виду опасности мужчина не представлял, но на месте бойни был только он и кто знает, насколько хороши могут быть его актерские способности.
- Не стреляй, сынок. – С тяжестью в голосе сказал он и поднял ладони вверх, словно сдаваясь: к слову, к этому моменту сталкера я уже держал на мушке. – Я Игнат Иваныч. Я с ними шёл. Неужто все готовы?
- Все. – Недобро нахмурился я. – Кроме тебя.
- Знаю, сынок, знаю. – Опередил мои подозрительные мысли сталкер, расставляя происходящее по полочкам. – Ребята меня до Яновской станции вели, остановились на привал. Я отошёл справить нужду, только в кустах присел и слышу – ружья грохочут, да много. Схоронился. Оружия у меня никакого, куда ж я с голыми руками-то полезу… Сидел, ждал когда затихнет всё, да так и задремал в укрытии, а проснулся – тут ты. Смотрю – вроде не безобразничаешь, и решил выйти.
Мужчина снова тяжело вздохнул, обвел взглядом трупы и с укором покачал головой. Вроде и не врёт… Да только как он без оружия совсем? И зачем? Да и глаза… Как он видит хоть что-то?
- Что ж ты, мужик, без оружия сюда полез? – Без обвинения спросил я.
- Да… - Отмахнулся Игнат Иваныч. – Я ж не боец совсем. Слушай, сынок, может проводишь меня до станции? Я тебе заплачу, осталась половина ещё от суммы, которую этим воробьятам должен был отдать. Раз тут шёл, вдруг - по пути.
Я посмотрел украдкой на время и цифры сказали мне, что немного сменив маршрут, много не потеряю. К тому же, деньги были нужны, да и жалко стало как-то оставлять тут этого несчастного. Согласился.
Старик попрощался со своими неудачливыми проводниками и мы отправились в сторону Яновской станции. Сталкер оказался на удивление охотным до разговоров, поэтому на повторённый мной вопрос о его целях, отмалчиваться не стал.
- Как и было сказано, – начал свой рассказ Игнат Иваныч, и я жадно ловил каждое его слово, доносящееся до меня из-за спины, - я - не боец...
***
...Я оставил солнечную Ялту совсем юным. С детства любил на поездах кататься, как завороженный наблюдал в окно за проплывающими мимо лесами и посёлками, а стук колёс о рельсы для меня был милее любой песни.
Школа, училище, армия – всё закончил, прошёл, а потом биржа труда распределила меня работать проводником на пригородные поезда. Моему счастью не было предела и его не омрачало даже бурчание пассажиров постарше, которые то и дело отправляли работать на завод. Молодой, на тебе пахать да пахать… Что они понимали?
Да, бывало и выпивал в рейсе, и с «зайцами» дрался – разные ситуации были, всего и не упомнишь. Но при этом честно работал и не жаловался никогда, потому как работа была мне в радость.
А однажды, когда на Припять ехали, среди пассажиров я встретил девушку – красивее, казалось, никогда никого не встречал. И как только мы с ней, два дурака, не потерялись? Она украдкой на меня поглядывала со скоромной надеждой, и я всё кружился рядом и никак не решался подойти. Думал, зачем я сдался такой красавице? Так она и каталась необилеченная, а кататься со дня нашей встречи стала часто.
Так оно всё со временем и закрутилось – слово за слово. Не успел опомниться, как уже женат был и в Припять вместе с ней переехал. Она у меня была умница - инженер на станции, а я всё продолжал думать, на кой чёрт ей такой сдался? И чем себе такое счастье заслужил?
Я любил Припять. Да чего греха таить? И сейчас люблю. Дремлющую, словно спящую красавицу, которая ждёт не дождётся принца, чтобы тот смог её разбудить. Уж явно не я тот принц, но… Сколько раз мы с женой гуляли по тамошним улочкам – и жарким летом, и холодной зимой; ели днём мороженое – самое вкусное на свете, а вечерами – целовались под уютным светом фонарей. Я сейчас уже и не припомню времени, в котором был бы так же счастлив, как тогда.
Со временем я перестал гоняться по всей Украине и осел в работе на одном маршруте, который проходил как раз через Янов. Сначала ведь мне станция не понравилась, казалась уж больно помпезной, а потом – привык, притёрся. На отдых стал оставаться с удовольствием, бывало жена меня даже ругала, думала, что завёл себе кого в том краю. Но заводить кого-то ещё мне не требовалось, двоих любимых было достаточно – её да работы.
Думалось, что не надо мне ничего кроме семейного неторопливого быта да дорожной поездной романтики, но вскоре я понял, то в моей наполненной чаше счастья ещё осталось местечко. Вернулся как-то раз из рейса, а жена мне говорит, мол мы тебя так ждали! Я ей: «Кто мы то? Мать приедет?». А она мне: «Нет. Мы – я и наш ребёнок».
Я от шока не сразу осознал, что теперь буду отцом, а как осознал – разревелся. Прямо как чувствительная девчушка, ночью, да слезы все в подушку. Хоть и были они от счастья, не хотел, чтобы жена видела, как я плачу.
Помню, весна тогда наступила. Мир начинал зеленеть, оживать после крепкой зимы; и Припять помню, нарядную - всю во флагах, огнях. Приближался праздник первомая.
И тут, как в мелодрамах всяких, пришла беда, откуда не ждали.
Мы оба дома были в ночь взрыва, казалось должно хоть как-то стороной обойти несчастье. Но тогда никто не удосужился ведь сразу сказать, насколько дела плохи, и отправилась моя красавица на следующее утро на работу, на станцию. Прикрыли ведь всё не сразу, а инженеров вовсе распустили одними из последних.
Потом была эвакуация: вялая борьба с судьбой, слёзы прощания с городом, потому как уж мы то с ней знали, что Припять будет закрыта для людей очень и очень долго. Ялта стала нашим постоянным домом: для меня – снова, для жены – теперь.
Только знаешь, сынок, всё наше бегство было бестолковым. Беда, коснувшись нас однажды и распробовав на вкус, более не намеревалась выпускать из своих цепких безжалостных лап.
Роковой стук в дверь произошёл спустя недели две после эвакуации. Сначала меня успокоило, что непрошенные гости были лишь медиками, а не кем-то, после чьего визита люди без вести пропадают. Осмотрели мою красавицу, сказали, что ей надо в больнице на сохранении полежать некоторое время. Я отпустил, и за это корю себя до сих пор. Откуда ж знал, что они беременных увозили толпами, чтобы абортировать?
Отпустил, и после ни ребёнка, ни красавицы своей не увидел. Только гроб свинцовый. Сказали – осложнения, а я ведь даже проститься не смог…
Мне казалось на тот момент, что вместе с женой я похоронил и собственную жизнь.
Такой боли никогда не испытывал – ни до того момента, ни после. Прости, описать не смогу на что похоже, потому как такое мучение можно испытать, только потеряв кого-то очень дорогого. И испытать его тебе не пожелаю.
Я знал, что потребуется немало времени, прежде, чем снова смогу начать полноценно жить. Сдаваться с концами я не собирался, так как моя красавица наверняка бы этого не одобрила. Подвести её ещё и в этом было бы непросительным предательством.
К слову, меня болезнь минула стороной, и, как только завершился основной траур, я снова вернулся к работе. Теперь обилечивал ликвидаторов, катающихся на станцию и её окрестности, и работников, которые обслуживали останки некогда великой конструкции. Хотя, почему – некогда? Она такой была, осталась после аварии и остаётся до сих пор.
Возил с Янова, там же и жил во время вахты. Встретил немало как замечательных людей, так и конченных ублюдков, но старался никого не судить – кем бы не были те парни, все они трудились ради общей безопасности. Изредка встречал каких-то «левых» гостей, ни на военных, ни на ликвидаторов непохожих, но ничего у руководства не спрашивал и помалкивал – не хотел потерять рабочее место. А, может, и голову – всё-таки, выглядели те парни довольно серьёзно и скрывались так умело, словно их пребывание оставалось строжайшим секретом.
А потом была вспышка – взрыв этот второй.
Я сопровождал пересменку с Янова в сторону ЧАЭС. Они были всё ещё сонными, работнички-то, и кто-то дремал по дороге. Грохнуло столь внезапно, что они даже не успели проснуться.
А я всё видел. Стоял с водителем в кабине, курил, слушал его болтовню о том, о сём, и вдруг – хлабысь! Запомнил багровую вспышку на горизонте, вездесущий оглушающий шум, вперемешку со свистом, и боль в глазах. Невыносимую, вышибающую прочь из тела дух.
Когда очнулся, первым делом водителя нашего проверил и пассажиров – все как один были мертвы. Я растерялся поначалу, не понял, что произошло и совершенно не знал, что теперь делать. Но тут то ли внутренний голос какой подсказал, то ли я сам догадался, а на голос спихнул, что надо ехать дальше. Вернулся в кабину, завел автомат, да так умело, словно всю жизнь этим занимался, а не пару раз в шутку, и почучухал дальше, на станцию…
***
- Да как же ж ты почучухал, если не умел? – Я скептически усмехнулся. Ну и сказочник оказался мой попутчик! Хотя, следовало отдать должное: с его сказкой время пролетело быстро, и до Яновского перона мы добрались так скоро, что и не заметили. По крайней мере я. – И зачем на станцию-то? Всех покончало.
Игнат Иваныч пожал плечами, терпеливо повторив:
- Так было нужно.
Выпытывать я больше ничего не стал – нужно, так нужно. Врёт он всё! Ослеп, небось, от пьянки, а признаваться стыдно.
Тишина кругом была мёртвая, не считая доносящихся тихих голосов из здания вокзала. Пока мы шли, Щипец мой уже сюда сам добрался, и теперь ожидал внутри, под высокими сводами долговечной советской застройки.
- А сюда-то тебе зачем надо было? – Поинтересовался я, с любопытством наблюдая, как слепой старик вглядывается в пустые проржавелые железнодорожные пути.
Игнат Иваныч посмотрел на меня внимательно, словно бы видел насквозь, и грустно улыбнулся:
- На работу. Моя вахта пока не окончена.
Я хотел было рассмеяться, решив, что мужик пошутил, как вдруг услышал грохот поездных колёс по рельсам. Да такой отчётливый! Он приближался с западной стороны, а вместе с ним на горизонте всё явнее становился силуэт советской зелёной электрички.
По моей спине побежали мурашки. Впал в ступор, не знал, что и думать, ведь действующих поездов в Зоне ранее не встречал.
Но, раз я не встречал, это же не значит, что не может быть такого состава, катающегося до станции? Один чёрт знает, что там в центре происходит, мало ли…
Старик всё смотрел на меня и глаза его сжались в хитром прищуре, словно бы тот не скрывая смеялся надо мной. Состав из двух вагонов тем временем остановился, Игнат Иваныч шагнул в передний и бодро махнул рукой, словно бы зовя за собой. Но, когда я сделал шаг в его сторону, он отрицательно покачал головой.
Заинтригованный, я обернулся назад и встретился взглядом с четырьмя идущими к нам сталкерами. Присмотревшись внимательнее, я узнал в них тех убитых парней, среди которых и нашёл старика-проводника, и замер, пораженно раскрыв рот.
Сталкеры шли, их лица были спокойными. Они поочередно исчезли во втором вагоне и поезд тронулся. Он медленно удалялся вдаль, оставив меня на покинутом пероне один на один с собственными мыслями.
На ватных ногах я отправился к Янову, совершенно не представляя, как объяснить своему товарищу, что задержался я потому, что помогал слепому проводнику отправить души погибших сталкеров в последний путь.
Оглавление
Глава 1
Последние комментарии
10 часов 35 минут назад
10 часов 49 минут назад
11 часов 57 минут назад
23 часов 15 минут назад
23 часов 32 минут назад
23 часов 57 минут назад