Ледяная западня [Игорь Александрович Свиридов] (fb2) читать постранично, страница - 3

посмотреть на дела и жизнь любимых героев. Произошла неизбежная в таких случаях, хотя и временная, переоценка ценностей. То, что в 1938 году вызывало восхищение и зависть, стало теперь для нас повседневной окопной прозой. Я все реже вспоминал о дорогих моему сердцу лейтенанте Жохове и его товарищах. Военные будни захватывали человека целиком. По крайней мере так мне казалось до одной случайной встречи, которая произошла вскоре после победы над фашистской Германией. Солдатские дороги привели нашу часть в Приморский край. Расквартировали нас на какое-то время во Владивостоке. Своими глазами увидел я теперь город на пороге России. Город, где жили Арсеньев и Лазо, Бонивур и Фадеев. Пирсы Владивостока встречали Фритьофа Нансена и, конечно же, экипаж Северной экспедиции Б. А. Вилькицкого.

Под июньским солнцем сверкала бухта Золотой Рог. Город был чем-то похож на Севастополь. Чем? Наверное, узкими улочками и белыми домиками, которые брали начало прямо у океана, а потом взбирались к разноцветным вершинам сопок. Тот же крик чаек, такие же гудки пароходов морского вокзала. И множество пестрых иностранных флагов на кораблях. А на улицах, в порту, магазинах матросы со всех концов земли.

Как-то с группой солдат меня послали на автомашинах получить новое оборудование для понтонного взвода. В дороге нам пришлось заночевать в деревне Сергеевке, которая примостилась у подножия высоченной сопки. Стояла осень. Старожилы утверждали, что это — самое лучшее время года в Приморском крае. Мы были с ними согласны.

Заночевали в небольшой беленькой хатке, сложенной из самана. В нескольких метрах от нее звенел ручеек, а за ним тянулось обширное соевое поле. Маленькие окна домика весело сияли чисто вымытыми стеклами в лучах заходящего солнца.

— Ночуйте, сыночки! — разрешила хозяйка. — Места в хате на всех хватит. Сейчас молочком вас угощу. Коровки, правда, нет у нас — кормить ее нечем. Зато две козы держу, очень даже щедрые попались.

Когда мы, умывшись и перекусив, собрались залечь спать, с печки раздался хриплый кашель. Через минуту в горнице оказался и сам хозяин дома. Это был высокий старик с широкими плечами. Его большие руки и могучая грудь красноречиво говорили о том, что в молодости он отличался недюжинной физической силой. Затейливая татуировка виднелась из-за распахнутого ворота рубахи.

— Здравствуйте, служивые! — произнес старик хриплым голосом. — Чем вас хозяйка угощала?

Мы поторопились заверить старого моряка, что сыты и нам ничего больше не требуется.

— Ну коль так — выпьем с вами бражки, — решил хозяин. — Неси, мать!

Расспросив нас, где воевали, за что получили награды, дед, слегка захмелев от выпитого, затянул старинную матросскую песню. Но, спев куплет, умолк, задумался.

— На флоте служили, отец? — спросил я.

— Было дело, сынок. Было. Половина жизни в кубриках прошла. Только перед Отечественной войной на суше обосновался. А то все рыбачил.

Потом старик несколько минут молча рассматривал нас выцветшими, окруженными густой сетью морщин глазами, подперев щеки ладонями. Взгляд у него был цепкий, но добрый.

— Откуда сами-то, служивые? Тамбовских нет среди вас?

— Есть! — живо отозвался я.

— Земляк, значит, — развеселился хозяин. — Вот какая удача выпала. Слышишь, мать?! Я тоже из тамбовских краев, в Козловском уезде родился. Теперь город Мичуринском называется. Слыхал? Землячество в армии или на флоте — дело большое. Очень это хорошо, когда рядом с тобой землячок служит... Меня-то, к примеру, в свое время земляк от верной гибели спас. А дело было так. В девятьсот тринадцатом плавал я на ледоколе «Таймыр». Два их было ледокола, «Таймыр» и «Вайгач». Экспедиция на них специальная плавала. Молодой я тогда был, гордый, надоело боцманские оплеухи считать, а тут как раз стали искать среди нас добровольцев для плавания на севере. «Эх, — думаю, — семи смертям не бывать, а одной не миновать! Нечего терять матросу». Плавание вышло удачным, все важные открытия мы сделали в этот раз. Скорее всего, я бы и на другой год на «Таймыре» остался. Но не судьба, заболел. Заболел, а с ледокола не списывают. Тут-то и выручил меня земляк мой, Ефимом его звали. Был он в хороших отношениях с лейтенантом одним. Говорили, что у того поместье имелось где-то в наших краях...

— Как фамилия лейтенанта? — не удержался я от вопроса. — Не Жохов ли?

— Жохов... Жохов, — повторил моряк. — Нет, сынок, врать не буду, забыл я начисто фамилию. Одно скажу — хороший был человек. Рассказал ему Ефим о моей беде, а он помог мне совсем распрощаться с военными кораблями. С тех пор стал на торговых судах плавать. Женился да так и остался на Дальнем Востоке...

— А что с тем лейтенантом стало потом?

— Сказывали, будто и с ним самим несчастье вышло. А подробностей не знаю... А ты,