Разговор на асфальте [Лада Шагина] (fb2) читать постранично, страница - 4

спрятать от матери свои счастливые глаза. Она очень боялась странного материнского гнева и, на всякий случай, не позволяла провожать себя прямо до калитки. Они стояли долго за несколько дворов в тени раскидистой алычи, скидывающей свои плоды прямо на тротуар, под ноги редким прохожим. Но счастья не утаишь и однажды мать, возвращаясь поздно с работы, заметила знакомую плотную фигуру дочери с молодым человеком. Без церемоний, она схватила Ивку за волосы и потащила домой, не обращая внимания на ее визг и попытки вырваться. Дотащив Ивку до калитки, мать швырнула ее как котенка и, шипя, набросилась на дочь с кулаками. Ивка стала отбиваться как могла, награждая ударами ту, которую любила и берегла память об этой любви всю жизнь.

Неприятная стычка матери с дочерью закончилась быстро благодаря соседу, который заметил странную возню в соседнем дворе. Он быстро разнял не на шутку вцепившихся друг в друга женщин и увел ревущую от тяжкого оскорбления мать в дом. Ивка не хотела оставаться дома и побрела к своей рыжей подруге Ленке, мать которой очень сочувствовала Ивкиной ситуации и была, как казалось Ивке, на ее стороне. В эту ночь Ивка решила умереть. Она не видела больше смысла в жизни. Мать не принимала более ее любви, она ей была не нужна и не позволяла отдавать эту любовь другим. Зачем тогда жить. И как? Утром Ивка отказалась от предложенного бутерброда с чаем, заняла у подруги немного денег на транспорт и поехала в город. В городе она целенаправленно шла на высокий скалистый берег, где начинались кавказские горы. Она чувствовала себя измученной и глубоко несчастной и по дороге только всхлипывала. День был рабочим и на берегу почти никого не было, хотя погодка еще стояла по-прежнему располагающая для отличного отдыха. Ивка уже стояла на самом краешке крутого обрыва. Она понимала, что ей будет очень больно, потому что в воду она не упадет, как ф одном фильме, и может даже не умереть сразу. «Ну и пусть не умру, зато мать хоть пожалеет немного калеку». И она прыгнула.

Гипс наложили на всю правую ногу — перелом в двух местах. Больше серьезных травм не обнаружилось, лишь ушибы, ссадины и горькие слезы не от неутихающей боли, а больше от слов добродушного травматолога, полных сочувствия и теплоты.

Мать еще больше отдалилась от «трудного подростка», который когда-то был ее частью, обнимал ее теплую грудь пухлыми ручонками и засыпал сытым сладким сном. Теперь это сильно повзрослевшая ее трагедия, которая угрюмо лежит в своем сарайчике и все рисует. Младшие дети к ней не допускаются из-за боязни дурного влияния. Хотя Ивка даже не обращала внимания на время от времени прибегающих галдящих ненавистных сестер, которые с нескрываемым любопытством рассматривали загипсованную ногу, похожую на высокий белый валенок. Этот валенок, уже без хозяйки, потом долго валялся под шкафом в детской, как напоминание о старшей сестре, которая уехала далеко учиться.

В ту осень мать действительно отправила Ивку учиться, подальше, в Архангельск, попутно со своей знакомой — ректором медицинского училища, в которое и определила свою трудную дочь. После интерната Ивка была в родном доме как чужая. Она ни о ком не заботилась, молча, без охоты, помогала по дому, делала трудную работу безо всякого нытья, лишь зыркала зло на мать и сестер. Поэтому мать легко согласилась на предложение Ниночки, ее давней знакомой с юности, гостившей у нее этим летом, отправить дочь учиться в другой город. Там она будет под присмотром ректора, будет комнатка в общежитии, все потихоньку образуется, когда девочка увлечется учебой.

Но учеба почему-то не увлекала. Скучная латынь, сложнейшая фармакология, нудная анатомия, да еще плюс школьные предметы — все это удручало Ивку и подавляло в ней даже самую малую искру к жизни. Из-за плохих оценок у Ивки не было стипендии, она голодала. Из дома иногда приходили маленькие посылки с копченой колбасой, которая тут же съедалась за пару дней. Пробовали с девчонками выкапывать оставшуюся с лета в земле картошку и печь ее на костре — очень вкусно, особенно с посоленным и поджаренным хлебцем. Зимой стало еще хуже: таких холодов Ивка не знала, прожив всю жизнь на юге, где самая мерзкая погода — это норд-ост с дождем и всего минус 5. Здесь же замерзали сопли уже внутри и трудно вдохнуть было, а ноги промерзали моментально в тоненьких сапожках. Ивка серьезно простужалась, пропуская неделями занятия. К новому году она плюнула на учебу и увлеклась ухаживаниями местных морячков — студентов из соседнего института. Один из них, мускулистый поджарый и очень симпатичный, оказался особо настойчивым и Ивка доверилась его жарким объятиям и нежным поцелуям, с нервным шепотом, обнажающим притягательную плоть юной «медички».

К весне мать узнала об «успехах» дочери и велела отцу привезти ее, вместе с документами из училища. В привезенных документах мать наткнулась на новый — медицинскую карточку с единственной записью о мини аборте на 5-недельном сроке, что вызвало немалую