Чем неумолимее приближался этот день, тем сильнее нервничал Эрик. Чтобы хоть как-то избавиться от тревоги за жизнь супруги и ребёнка, он занимался в доме мелким ремонтом, гонял слуг по бессмысленным поручениям, на работе превращался в ещё большего деспота, чем был раньше. Потому Изабель в последние пару недель ездила в Lacroix с ним — только рядом с ней он вёл себя прилично и спокойно, даже ни с кем не огрызался.
Чем пользовались и артисты, и персонал.
Сев за руль, он не с первого раза попал ключом в замок зажигания, не пристегнулся и по пути к роддому трижды пролетел на красный свет.
Он до того боялся не успеть, что приехал в медучреждение быстрее скорой.
Медики вошли в больницу с девушкой. Изабель, тяжело дыша, держалась за округлившийся живот.
Увидев мужа, девушка улыбнулась ему.
— Милый… я ведь надолго.
— Я с тобой.
Изабель хотела ответить, но тут же вновь скривилась, схватившись за живот.
— Какого Дьявола, — процедил Эрик, обращаясь к врачам, — вы стоите?! В какую палату её вести?!
— Сто… сто шестая!
Не говоря ни слова, Эрик бережно подхватил Изабель на руки и, едва ли не расталкивая взглядом всех врачей, понёс супругу в палату. Изабель, несмотря на боль, хихикала.
— Что смешного? — нахмурился мужчина, уложив её на кровать. — Рожай, а не смейся.
Но Изабель зашлась смехом. Её заставила успокоиться и отдышаться только новая вспышка боли.
— Дай мне хоть переодеться.
— Лежи. Я сам.
Изабель вскинула брови. Эрик перевёл взгляд на врача, чувствуя, что от нервов руки у него опустились, что он не способен ни соображать, ни действовать, ни общаться.
Так было до того момента, пока врач не заговорил.
— Мсье де Валуа, присядьте…
— Я тебе сейчас на шею присяду, — процедил Эрик. — У меня жена рожает! Что я должен делать?!
— Милый… успокоиться.
— Радость моя, заткнись, пожалуйста, не ты здесь врач.
Изабель виновато улыбнулась, в то время как Эрик вновь прожёг врача взглядом насквозь.
— Так, мсье, — начал доктор. — Хотите помочь — слушайте жену и не лезьте под руку.
Девушка переоделась в одноразовый халат, порой кривясь от боли и держась за живот. Акушер осмотрел её, поглядывая на часы — определял частоту и продолжительность схваток.
О деторождении Эрик знал достаточно, чтобы захотеть отчитать Изабель после выписки. Раз схватки идут активно и часто, значит, она несколько часов игнорировала боль и неприятные ощущения.
Дура. На какой же дуре он женился!
— Милый, — прохрипела Изабель, лежа на акушерской кровати.
— Жизнь моя? — просипел Эрик, утратив контроль над голосом.
— Принеси, пожалуйста, воды. Жутко хочется пить.
Эрик подскочил и вылетел из палаты, едва не сбив с ног медсестру. Вместо того, чтобы набрать воды из кулера или раковины, мужчина скупил все бутылки, что были в аптеке. Увидев это, акушер принялся ругать мужчину, но Эрик тут же взорвался на врача. Он даже не запомнил, как оскорбил его — все его мысли вертелись вокруг Изабель, их ребёнка и родов, которые девушка несколько часов терпела.
И все эти тревожные часы слились для мужчины в жуткие, полные бесконечного страха чёрно-белые фрагменты.
Когда Изабель вскрикнула от боли, Эрик едва не рухнул в обморок. Удержаться на ногах ему помогли только сила воли и отрезвляющий ужас за жизнь жены.
Эрик поклялся, что если Изабель сейчас умрёт, то он отправится следом за ней.
И, испытав к девушке прилив удушающей нежности, он опустился рядом с ней на колени, обнял её, поцеловал в лоб. Изабель сжала его плечи, ткнулась носом в грудь, тяжело, часто дыша. От боли у неё на глазах выступили слёзы, она просила Эрика сказать, что он любит её. И он говорил, сопровождая каждое слово поцелуем.
Он не выпустил её из объятий, даже когда от боли девушка стиснула его так крепко, что у мужчины хрустнули кости. Не выпустил, когда она в перерывах между мучительными схватками плакала, прижавшись к нему.
Эрик потерял счёт времени. Он не помнил, как за окном стемнело, не заметил, что сменилась медсестра. Он ничего не видел, кроме Изабель, ничего не слышал, кроме её сдавленных криков.
И очнулся он лишь когда в палате раздался громкий, полный обиды на шлепнувшего его врача, плач младенца.
Эрик посмотрел на малютку. Маленький, весь розовый и такой невыносимо хрупкий, он жмурился, сжимал кулачки, пинал ножками воздух, заходясь в истошном крике.
Как это было немелодично.
И в то же время ничего прекраснее Эрик не слышал.
Он не шевелился, когда мальчика, такого недовольного и возмущённого, положили на грудь Изабель.
— Здравствуй, — тихо, слабо произнесла она, проведя кончиком пальца по носику младенца, его щекам, лбу.
Мальчик умолк, глядя на мать.
— Эрик, милый, — устало улыбнулась Изабель, — поприветствуешь своего сына?
— Моего…
Он так осторожно взял ребенка на руки, словно боялся по неосторожности сломать.
Какой же он маленький.
Какой хрупкий.
И от взгляда этих чистых голубых
Последние комментарии
6 часов 26 минут назад
14 часов 26 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 9 часов назад