Тебе не увидеть дождя [Серж Валеджи] (fb2) читать постранично, страница - 2

мелких букашек, ликовали встречая новый день. Только ему чужда эта радость, он спешил в своё укромное место, куда вела эта тропа.

Может, есть мечта — услышать эти звуки и понять, что это песня, а не просто глупый щебет. Жаль, но эта способность спряталась глубоко в душе, и он хочет только одного, прийти в своё секретное место, погладить шершавое тело кедра, затем сесть под дерево и ждать.

— Дурачок, не ходи, не успеешь вернуться до дождя, — говорили ему сельчане, они считали его странным. Может, это и правда, что он странный. Если честно, каждый человек на земле в какой-то мере странный. Одни больше, другие меньше, но все, все без исключения странные. Именно так он успокаивал себя, и никого не слушал. Он только поправил карабин, погладил себя по нагрудному карману и почувствовав приятный холодок, зашагал быстрее.

Да, в деревне его считали приезжим психом, не приспособленным к жизни в тайге, но это ложное представление. За три года он научиться читать тайгу, читать, словно книгу, и знал, что не успеет вернуться до начала дождя. Но он так хотел. Хотел сидеть под кедром и смотреть на падающие капли, какое это счастье! Дождь уносил его в мир, мир, где он хозяин положения, где спокойствие течет, журчит как тихая речка. Там он опускал голову на колени мамы, слушал ее тихую песню и закрывал глаза. Только так он мог спокойно поспать. В такие моменты душа достигала состояния эйфории, и тогда каждый шорох скатившейся по стволу капли, любой запах, — принимали другое обличье, именно тогда он по-настоящему был живым и счастливым.

Человек спал под эту необыкновенную музыку льющихся с неба холодных струй, сознание блуждало где-то глубоко в лабиринте разума. Все плохое исчезло, — лишь дождь и он на коленях мамы слушает ее песню. Но неожиданно спокойствие пронзила тревога, кто-то огромный двигался в его сторону….

Вторая глава

…Бежать в полную силу мешала рана, она ныла и разрывала болью плоть. Он так надеялся, что дождь задержит преследователей. Но вдалеке вновь слышался лай. Как хотелось развернуться и усмирить надменность и прыть собак. Сдаваться не входило в его планы, но страх перед теми, у которых в руках небесный гром заставлял бежать. Медведь вспомнил, как он испуганно прижимался к матери медведице, ощущая своим носом ее мех, родной мех. Она рыкнула, и отбросила его в заросли, а сама, встав на задние лапы, отправилась на свою последнюю охоту. Загремел гром, но в небе не было туч, этот гром был в руках людей. Он видел, как она погибла, видел, как с нее содрали шкуру. Тогда он парализованный страхом и со стеклянным взглядом пролежал там два дня. Как только ему удалось выжить? Но он смог! Только вот став огромным зверем снаружи, внутри он по-прежнему лежал в тех кустах и смотрел на маму. Медведь остановился. Нет, дождь не увеличил расстояние между ними. Неожиданно с той стороны, где он хотел обрести спасение, в ноздри ударил запах опасности. Сомнений быть не может, — человек!

Человек увидел глаза зверя. Что скрыто там, в глубине, за пеленой злобы: боль, которую причиняла рана или боль ощущать себя добычей? Непреодолимый страх, — вот что управляло всеми чувствами и движениями, и не было ни одной клеточки вне подчинения. Медведь медлил, переминаясь с лапы на лапу. Он, то задирал морду с раскрытой пастью в верх, жадно глотая воздух, то опускал ее, фыркая и разбрызгивая слюну. Почти физически передавалась внутренняя борьба. Отступить и бежать. Бежать, сколько хватит сил, бежать ломая ветки и кусты, или… Или, пришло время выбраться из детских страхов, выбраться из тех кустов и как мама, отправиться на охоту. Свою последнюю охоту! Необходимо выпустить на волю истинного зверя, ведь перед ним всего лишь человек. Не позволять больше ни страху, ни ране управлять им. Пусть только ярость, дикая ярость, необузданная ярость ведет его.

Вдалеке послышался лай собаки. Зверь поднял морду втягивая прохладный воздух тайги с детства знакомыми запахами. Настал момент, когда нельзя медлить; прыжок за прыжком он сокращал расстояние до вороненого ствола, в котором лежала смерть. Все показалось таким естественным, словно кто-то свыше спланировал заранее безысходность ситуации. Это должно произойти, как все приходящее и уходящее. Щелкнул затвор и грянул выстрел, эхо подхватило его и, разорвав на части, разнесло во все уголки леса. Тихо, если не брать в расчет все тот же далекий и приглушенный лай.

Человек опустил карабин и, немного помедлив, направился к телу зверя. Все произошло так быстро, и в этот короткий промежуток времени он стал таким, как Тот который забирает жизни. Страх толкнул его на этот шаг, и он взял жизнь за жизнь. Можно ли это считать оправданием? Он не знал. Но нужно сделать еще один ход: подойти и прервать муку животного.

Каждый шаг биением сердца неестественно гулко давит в виски, будто капли, оборвавшиеся с потолка в холодном и сыром подземелье. Искрящиеся мокрые ветви — это пляшущие бесформенные тени, рожденные факелами, языки пламени