Не бойся, я с тобой! [Дарья Павлова] (fb2) читать постранично, страница - 3

находится и почему сюда попала, она молча кивала. После врача в палату пришла мордатая медсестра. Она кинула металлический поднос с едой на тумбочку и со словами: «Через час заберу. Не съешь половину, приду и затолкаю!» — и ушла, хлопнув дверью.

Вера посмотрела на водянистую кашу и скривилась. А вот кусок белого, сдобного батона, щедро смазанный сливочным маслом с пластиком ароматной колбасы был приветливо встречен урчанием пустого желудка. Она не ела колбасу почти год. Вера знала, что съесть кусочек или хотя бы лизнуть его она не может. А вот смотреть и нюхать — сколько угодно.

Как часто ночью она приходила на кухню, чтобы насладиться едой. Вера открывала холодильник и поочередно обнюхивала хранившиеся там продукты: ароматный яблочный пирог, жаренную в чесноке душистую курицу, маслянистые подкопченные шпроты.

Насладившись бутербродом, она убрала его и, взяв с тумбочки железную миску с кашей, поставила ее на колени. В этот момент раздался стук в стену.

— Вера, ты здесь?

На удивление, она обрадовалась знакомому голосу Макса.

— Да, я тут.

— Я подслушал ваш разговор. Врач сказал, ты анопсихичка.

— Я не анорексичка! — крикнула Вера.

— Тише! Не шуми. Я понятия не имею, что это такое. Хотел тебя спросить.

Вера посильнее затянула длинные русые волосы в хвост и рявкнула:

— Я не анорексичка и не суицидница. Я просто слежу за питанием. Как вы все меня достали. Когда я за раз съедала упаковку печенья, все смеялись и называли меня жирной. Я начала правильно питаться, все снова принялись тыкать в меня пальцем, обзывая анорексичкой. Мама каждый день говорит: «Ешь, ешь, ешь». Но она не понимает, что я физически не могу этого сделать.

— Почему? — удивился Максим.

Вера задумалась и посмотрела в окно. Мрачный лес скалил на нее свои черные зубы и словно ехидно смеялся над ней. Ей стало страшно.

— Я боюсь. По ночам я смотрю ролики на Ютубе, где тощие азиатки жрут всякую дрянь. Смотрю и дико завидую им. Они такие красивые. Как бы я хотела стать одной из них…

Она снова перевела взгляд на тарелку с землянистой кашей:

— Жизнь такая стремная и несправедливая. Почему одни могут есть что попало и быть такими красивыми, а мне приходится пахать за каждую съеденную ложку каши.

Если честно, я так устала. От этих ежедневных тренировок и бесконечных подсчетов калорий. Перед сном я молюсь, чтоб произошло чудо. Чтоб я смогла открыть холодильник и съесть все, что захочу. Но наступает утро, а вместе с ним просыпается животный страх. Я боюсь, что если не сделаю тренировку, если съем хотя бы одну печеньку, то снова стану толстой. Как я устала. Я больше не могу так жить!

Тонкие губы предательски затряслись, а по бледной щеке покатились слезы. Вера хотела утереть их и не заметила, как тарелка с кашей соскользнула с колен и со звоном упала на кафельный пол.

— Вера! Что случилось? — крикнул Макс.

В этот момент в палату вбежала мордатая медсестра. Увидев кашу на полу, она заорала и, схватив Веру за шиворот ночнушки, стала трясти:

— Ишь ты, че удумала. Думаешь, ты хитрая? Если кашу уронила, ее есть нельзя? Ничего! Я тебя сейчас накормлю! — Она взяла алюминиевую ложку и принялась собирать ей кашу с пола. — Открывай рот. И не ори! Я сказала, что накормлю тебя? Вот, получай.

Вера вырывалась и пыталась выплевывать кашу. Казалось, она была повсюду: во рту, в носу и ушах. В комнату влетели санитары. Они схватили Веру и, прижав ее к кровати, быстро всадили ей укол. Жар горячей волной прокатился по венам, обжигая изнутри. Веки потяжелели, а окружающий мир поплыл куда-то вниз. Последнее, что помнила Вера — хищный оскал черного леса за окном и отчаянные крики Макса за стеной.

Снова темный ватный тоннель. В кромешной мгле она услышала голос отца: «Не бойся, я с тобой!»

***

Вера с трудом открыла глаза. Яркий свет ослепил ее. Она снова недовольно зажмурилась. Вокруг стояла тишина, и только равномерный писк какого-то прибора нарушал безмолвие. После второй попытки осмотреться она заметила чей-то силуэт. Зрачки не сразу отозвались на команду хозяйки, но она сумела разглядеть его. Это была мать. Вера хотела крикнуть, но губы не слушались. Она собрала все имеющиеся у нее силы, и ее тело выпустило скрипучее «ма-а-а-а».

Женщина тут же кинулась к ней:

— Верочка, господи, ты очнулась. Врача! Скорее врача! — женщина схватила бледную ладонь дочери и, сжав ее горячими, мягкими руками, стала целовать тонкие пальцы. — Доченька, любимая, красавица моя. Ты два дня пролежала в коме, но я знала, что ты выкарабкаешься. Ты у меня такая сильная, — по щекам женщины текли слезы. — Смотри, что я тебе принесла, видишь? — женщина махнула рукой в сторону тумбочки. На ней лежал пакет мандаринов, ваза с пихтовыми ветками и упаковка батареек. — Это пихтовые ветки. Врачи не разрешали, но я настояла, ведь сегодня канун Нового года. Ты знаешь, мы с Колей в этом году поставили дома живую елку. Высокую и пушистую. Когда ты вернешься, мы ляжем под ней и будем смотреть