Тролль (СИ) [Анастасия А. Рудакова] (fb2) читать онлайн

Тролль

Неожиданные гости

Жил-был Бай, и жизнь его была не то чтобы примечательной, для кого-то — так вполне обыденной, но с изюминкой. Изюминкой размером с глиняный кашник или крупную репу. Ведь уродился Бай троллем при вполне человеческой матери, в роду которой, к слову, никаких горных великанов не наблюдалось. Возможно, были они у мужа, но тот, блудливый пёс, давно смылся — уже никак не спросить. Подозревала также Злата, мать Бая, что не углядела настоящего сына, что феи оставили вместо него подменыша. Милейшего младенца, кой, стоило только глазом моргнуть, начал расти и бухнуть, как тесто в печи. Пропёкся, продолжая хлебные сравнения, грубо — одни губы что картошка, покрылся чёрствой коркой и дорос уже в первый год матери до плеч. И что ж на это Злата? А ничто. Любить не перестала, взрастила и, чтобы сеньор местный на сына глаза закрывал, решила за него платить тройную подушную подать (для мужчин, как известно, раз в восемь больше, чем для женщин). И могла себе позволить, ведь содержала постоялый двор «Туманный остров» на оживлённом тракте.

Рос Бай быстро, к счастью, потолки постоялого двора были высоки, а вот с дверями приходилось попотеть. Как и с шитьём одежды. Опасения матери насчёт слабоумия не оправдались. Был тролль, что по хлебной морде и не скажешь, вполне смирным, умным. И добрым. Злиться не умел, обидные прозвища: «уродище», «горная срань», «тупое рыло», «лопоухий жирдяй» — пропускал мимо, сказать честно, заметно оттопыренных ушей. Обожал витать в облаках и читать. Книги, да и не только, ему привозили постоянные гости, кои, не без лицемерия, прониклись к «горной срани» симпатией. В основном женщины.

Однажды известная чародейка (по одним слухам — мастерица своего дела, по другим — шарлатанка) предсказала юному, ещё не переросшему дверную раму Баю невероятные, поистине рыцарские, приключения. А через год, в очередной раз остановившись в «Туманном острове», напомнила о грядущих свершениях, подарив толстенный сборник легенд о героях древности и «верного жеребца». Неудачный результат магической селекции. Опухшего уродца, что отдалённо напоминал пони.

Ещё через год чародейку обезглавили. То ли за неугодные изуверские эксперименты над животными, то ли за неудачное предсказание королю, дескать, вот-вот готовый уродиться сын станет причиной его смерти. Притом вызванный магией выкидыш, унёсший жизнь королевы, показал, что уродиться должна была девочка. Как бы то ни было, Баю повезло. Подаренный уродец вырос прекрасным пони, в два раза больше рядового, и жрущим, как ни странно, в четыре раза больше. Монстра назвали Дестриэ. Увидеть тролля, скачущего на громадном пони, и не потерять при этом рассудок — было трудной задачей для окружающих. Но они справлялись. К тому же Баю запрещалось отъезжать далеко и надолго от постоялого двора.

Злата в сыне души не чаяла, и во многом по делу. Постоять за прилавком, подлатать крышу, нарубить дрова, спугнуть пьяньчуг — всё это и не только к трудолюбивому Баю. Лишь небольшая наивность смущала женщину, хотя беспокоила слабо. Предсказание о рыцарских приключениях казались сказкой, даже гном в подобной роли смотрелся бы лучше. Поэтому отношение к несбыточным планам сына было снисходительным. Пусть мечтает о ночных погонях, бравых сражениях и прекрасных дамах. Где он мыслями — неважно, главное — где он телом. Грузным и неповоротливым.

И продолжал бы Бай жить в мечтах и скучном однообразии, если бы не один случай.

В тот день в зале были только перешёптывающиеся жрицы милосердия — угрюмые женщины в чёрных одеяниях. Они путешествуют по миру и бесплатно лечат всех нуждающихся, за что могут рассчитывать на чуть более бесплатные кров и еду. Например, сено в сарае и похлёбку на воде и без мяса. Но не у Златы. Хозяйка выделила лучшие комнаты и не поскупилась на жареного поросёнка. Вскоре в зал пришли новые гости — подозрительно выглядящая троица заняла стол и неуважительно вперилась взглядами в Бая. Собственно, для новых посетителей это вполне естественно. Тролль сам подошёл к незнакомцам, так как мать руководила слугами на кухне.

— Сни́мете комнату или закажете чего поесть? — проговорил внеземным, но отнюдь не благозвучным басом.

Троица продолжила таращиться. Два человека-близнеца — один в очках, укутанный в дорожную монашескую робу, висящую на его костях как мешок, другой мускулистый и в пёстром, шутовском сюркоте, с которого словно сорвали все бубенчики, — смотрели с неподходящим для ситуации восхищением. Прекрасная, утончённая эльфийка — с уродливым презрением. Именно под последним взглядом Бай зарделся. Однако эльфийка тут же потеряла к троллю интерес и уставилась то ли на бронзовые вилки в руках жриц милосердия, то ли на рельефный и явно дорогой канделябр за их спиной.

Тощий близнец хмыкнул, заметив румянец. Заговорил мускулистый:

— Поесть. Всем троим. Без разницы что, но пожирнее и посытнее. Ты ведь тролль, да? Хм. Судьба ли?

— Случайность, — отрезал тощий, поправил очки. — Но любопытная. Гибриды встречаются редко. Семейство «огровые», род «тролли», вид, наверное, «горный». Я не ошибаюсь?

— Судьба, — повторил мускулистый. — Не хочешь отправиться с нами?

— Учёный муж Ибн Син описывал физиогномику огровых. У тебя череп умного тролля, надбровные валики волевой личности, но губы мечтателя. Романтик.

— Глаза хорошие. Не предашь и точно поможешь. Так хочешь с нами?..

Эльфийка фыркнула. Растерянный Бай млел под её взглядом. Картинка. Троллю казалось, что эльфийка словно сошла с картинки одной из книг.

— Принял заказ? Так иди. Ну, ну, пошёл, — распевным голосом погнала его картинка, как скотину на выгуле.

Злата вернулась с кухни, позвала Бая, с опаской посматривая на гостей.

— Сына, — шепнула, встав на цыпочки, — они что-нибудь заказали?

— Ага, — постарался шепнуть Бай, но низким басом как-то не выходило. — Что пожирнее и посытнее.

— А комнаты?

— Нет.

— Вот и хорошо. По лицам вижу, что разбойники. Не надо таким у нас задерживаться, ещё драку устроят.

— Разбойники?

— Да. Сказала же, что по лицам вижу. Читала иллюстрированный трактат Ибн Сина в своё время. Выпрошу у монахов один экземпляр для тебя — поможет вот таких вот за версту разглядеть. По лицам видно, что негодяи. Тем более эльфийка. Все эльфы разбойники. Проследи, чтоб ничего не своровали и чтоб не приставали к жрицам. А я сейчас вернусь с заказом.

Бай принялся следить. В основном за прекрасной дамой, которая терпеливо притворялась, что не замечает на себе пристальный взгляд. Близнецы перешёптывались и неумело старались скрыть беспокойство.

На улице заржали кони, послышались тяжёлые шаги. Троица насторожилась, жрицы милосердия затихли. В зал ворвались полдюжины вооружённых мужчин, выглядящие, по трактату Ибна Сина, как головорезы, но на деле являющиеся храмовой полицией. О чём говорили сверкающие нагрудники с изображением шипастого венка и о чём тут же объявил десятник, обращаясь к троице:

— Именем церкви Трёхликого, сдавайтесь, ворьё засратое! Во имя праведного раскаяния, отправляйтесь в суд! Будьте, мать вашу, благонравны.

— Будьте благоразумны, — ответил с менторской манерой тощий близнец, медленно вставая из-за стола. — Primo, мы ничего не крали. Secundo, просто позаимствовали. Tertio, я шучу, взяли то, что нам и принадлежит. Интеллектуальную собственность. Всё по закону. Делинквентами не являемся, а потому преследованию не подлежим.

Полицейские стояли недвижно, но во всеоружии, десятник взял ноту повыше:

— Заговариваешь мне зубы, грязный тать? Суда страшишься?!

— Какой же суд мне страшен, если прав я? Повторяюсь, делинквентами мы не являемся. — Мужчина богобоязненно, но всё же театрально поднял руки, выставив костлявые ладони.

— Да являетесь вы этими деликве… Ох, задрал. Короче, Нишка, запиши в отчёте, что засранцы сопротивлялись, поэтому им рыла и начистили.

Мускулистый близнец, прерывая словесную перепалку, вскочил и согнул руку в локте. Лаконичный жест не оценили.

— У, суки! — выкрикнул благонравный храмовый десятник и выхватил обитую медью дубинку.

На шум выбежала Злата, впуская в зал пронзительный аромат с кухни.

— Боже мой, только не здесь, не в «Туманном острове». Никаких драк! Это место для отдыха, господа!

Но было уже поздно.

Два блюстителя порядка кинулись на близнеца. Последний, доказывая, что его мышцы не только эффектны, но ещё и эффективны, ловко увернулся, в полуобороте треснул нападающих по голове. И ещё, и ещё. Устоявшего пнул в живот, чтоб прилёг. Злата закричала. Жрицы милосердия спокойно поднялись. Две отвели хозяйку подальше от мордобоя, за ними пошёл тощий близнец; оставшиеся две припали, словно пчёлки за нектаром, к побитым храмовым полицейским.

В это время мускулистый отправил в царство сна ещё одного несчастного. Эльфийка, стоило к ней подойти двум полицейским с дубинками, выкрикнула фразу на незнакомом языке. Стол — слава богу, без яств — дёрнулся, как живой, и со всей силы приложился об одного. Второй успел отпрыгнуть, замахнулся. Но тут вмешался Бай. Зная, что мало кто такой же крепкий, как он сам, как можно мягче оттолкнул полицейского, буквально щёлкнул. Беднягу отбросило в стену, он упал на лавку, скатился на пол. Тролль поморщился, глянул на спасённую эльфийку. Та даже не поблагодарила, лишь посмотрела с презрением. Бай же этого не заметил, его кровь кипела. Вот они — приключения, о которых он мечтал!

— Остановитесь! — молила Злата в стороне. — Хотя бы… никого не убивайте!

Из полицейских на ногах остался только десятник. Он всё никак не мог попасть по скачущему, аки акробат, близнецу. Последний, видимо, устав, заехал кулаком прямо в рыло, сильно и прицельно. Хрустнул нос, лопнули губы — и десятник в ту же секунду из головореза, по трактату Ибн Сина, превратился в торговца капустой. Поразительные метаморфозы. Пошатнулся, упал плашмя. Не приложился головой об пол только потому, что его поймали жрицы милосердия.

— Concussione*, — диагностировала одна из жриц.

— Полагаю, врождённое, — хмыкнул тощий близнец, подошёл к Злате, отстёгивая худосочный мешочек с деньгами, залился красноречием: — Милейшая хозяйка сего чудесного заведения, в качестве, так сказать, компенсации за порчу имущества и моральные тяготы, не примете ли эту скромную сумму?

Женщина отвесила ему пощёчину.

— Вполне… — сказал близнец, пошатнувшись, — рационально. Но деньги всё равно прошу принять.

Полицейские, окружённые заботой жриц милосердия, монотонно постанывали, уже начиная приходить в себя, неуклюже привставать. Нескольких, как и положено при concussione, вырвало.

— Всё хорошо? — смущённо спросил Бай у эльфийки.

— Прочь, животное! Дбалин, Филин, уходим.

Мускулистый, видимо, Филин, кивнул и направился к выходу. Тощий, видимо, Дбалин, обратился к Злате:

— Милейшая хозяйка, понимаю, вопрос прозвучит грубо, тем более после всего, что мы тут устроили, но не вынесет ли слуга наш заказ к лошадям? Мы сильно изголодались в пути.

На этот раз обошлось без пощёчины.

— Еду вынесет мой сын. А теперь уходите!

— Благодарю. У вас золотое сердце.

— И свора проблем.

— Вам оплатится. Мы не забудем доброты.

Вскоре Бай вынес торопливо собранную еду для продолжительных путешествий: голубиные пироги с плотной коркой, утопленные в жире соленья и мясо в горшках. Денег в мешочке Дбалина явно не хватало и на половину яств. Троица уже оседлала коней.

— Так вот кто сын. — Дбалин присвистнул.

За едой подъехал Филин, ему не пришлось наклоняться: на коне он был почти такого же роста, как Бай на своих двоих. Разве что чуть выше.

— А всё-таки это судьба. Братишка, позволишь?

Тощий близнец кивнул. Эльфийка, подогнав жеребца, зашипела:

— Не смейте!

— Мы едем к поселению у Очаровательной горы.

Эльфийка яростно рыкнула, некрасиво скривив красивое лицо, и пустила коня галопом, распугав оставленных у «Туманного острова» лошадей полицейских. Филин проводил её взглядом, улыбнулся Баю:

— Понравился ты, вот и психует, словно ребёнок. Как звать хоть?

— Бай.

— Так вот, Бай, повторяю, едем мы к Очаровательной горе. Знаешь, где она стоит, так? Если хочешь приключений и сокровищ, то езжай за нами по лесным тропкам у тракта. Если не хочешь, то… твои проблемы. Подумай. Вечером и ночью шанс нагнать будет, а вот потом — вряд ли. Прощай, Бай. А может, до встречи!

***

— Да будет ведомо вам, любезная девица, что я не сэр Ланселот, мне далеко до его доблести. Но все в воле Божией; Господь Бог может еще сделать меня столь же славным рыцарем, как и сэр Ланселот.

— В таком случае, любезный рыцарь, подымите ваше забрало.

Огонь жирника дрожал из-за сквозняка, проникавшего сквозь ставни. Жуткие тени скакали по сараю, от дыхания сопящего Дестриэ поднимался пар. Бай перелистнул хрустящую страницу.

Когда же она увидела его лицо, то нашла, что красивее не случалось ей видеть мужского лица и рыцаря любезнее она не встречала.

Бай представил, в какое бы оцепенение впала дама, увидь она его рыло. Все рыцари прекрасные, утончённые… прям как тот Ланселот. Но что делать в этом случае троллю? Никогда не поднимать забрало? В детстве (но будучи выше всех взрослых) Бай часто бегал с ведром на голове, воображая себя рыцарем в шлеме. Забава окончилась тем, что он наступил на курицу. Мать смеялась. Ужин был сытным. Вот только игры после этого прекратились.

Историю о сэре Тристраме не дочитал. Пальцами затушил фитиль жирника и лёг на сено, не укрываясь. Хоть и сквозило, Бай не чувствовал холода, ведь был он… троллем. Стоит отметить, что цивилизованным, по сравнению с собратьями. Но всё равно троллем. И судьба его — оставаться вечным чучелом при «Туманном острове», обузой матери. А ещё никогда не познать искренней любви. Бай заворочался. С искренней любовью возникали проблемы даже в теории, потому что он никак не мог понять, кого любит больше: прелестных дам или омерзительных троллих. Первые завораживали, а вторые казались более… приемлемыми. Вот только смысл думать о несбыточном? Любовь прекрасной дамы даже в мечтах звучит безумно, а разумных троллих, скорее всего, вообще не существует, ведь Бай в каком-то смысле уникален.

Дестриэ протяжно всхрапнул, дёрнулся во сне, заржал, вскакивая. Глаза шальные, дикий оскал. Бай засмеялся. Пони не раз снились тревожные сны. Мало скачет, всё больше сидит в сарае — вот и копится дурь. Дестриэ, словно в подтверждение мысли, толкнул ставни и высунул морду, чтоб поглядеть на ночные просторы.

А ведь есть возможность променять скучную жизнь на приключение. Днём, когда полицейские пришли в себя, Бай притворялся умалишённым, к счастью, бедолага, которого он щёлкнул, считал, что причиной полёта в стену была эльфийка. По словам матери, «чёртовы разбойники-изуверы» грозились в случае сопротивления сжечь постоялый двор, а всех слуг перерезать. В ложь поверили. О том, куда троица смылась, допрашивали одну лишь Злату, которая ничего про Очаровательную гору не знала, в чём смогла убедить разъярённого десятника слёзными мольбами и бесплатным обедом.

Только Бай знает, где искать странных близнецов и красавицу-эльфийку. Но воспользуется ли он этим знанием? Бросит ли дом и маму?

Дестриэ, словно читая мысли, повернул морду в сторону тролля, вопросительно заржал.

Рискнёт ли?

***

По лесным тропкам вёл Дбалин, как самый умный. Петлял, останавливался, менял направление, пускал коня в лесные прогалины, заводил в почти непроходимые дебри. В общем, уводил товарищей от предполагаемой погони так скрупулёзно, что потерялся сам, о чём признался сразу же. То есть после захода солнца. Филин в ответ лишь заржал, эльфийка, бывшая в последнее время мрачнее обычного, ругнулась.

— Амарилль, не порти личико языком. Тебе не идёт ругань.

Амарилль ругнулась ещё раз. Дбалин прервал её на полуслове:

— Насколько мне известно, маги способны путь находить в любой глуши. В твоём репертуаре есть подобный фокус?

— Да. Но в темноте он бесполезен.

— А факела тебе на что? — усмехнулся Филин, поглаживая взволнованную кобылу.

— Тупой. Человек. Мне нужно очень много света. Если хочешь, жги лес — тогда точно хватит!

— Pax!* — громко, но спокойно сказал Дбалин, спешился. — Pax, друзья. Переночуем здесь. Всё-таки у нашего положения есть один неоспоримый плюс — найти нас в этой глуши при всём желании почти невозможно.

— Мы должны были достигнуть цели уже сегодня!

— Но не достигли, ушастик.

— Pax, — в очередной раз повторил Дбалин. — Братец, хватит ёрничать и обзываться. Амарилль, дорогая ты наша, будь проще. Я помню о твоей, воистину, великой миссии. Днём больше, днём меньше — это ни на что не может повлияет. А вот хороший сон — сможет, и только в лучшую сторону.

— А ещё хороший ужин! — Даже в темноте было видно, как Филин осклабился. — Глянем, что нам этот тролль положил? Слазим с коней! А ну, Амарилль, стаскивай свою лесную задницу с мерина, жрать пора!

Эльфийка выдохнула, но с ситуацией смирилась. Чуть позже, когда уже был разожжён костёр, сидела рядом с братьями, к еде не прикасалась, кидала в огонь борец, заячью капусту и бормотала под нос заклинания. Дбалин, покончив с жирным мясом, указал на горящие пучки трав:

— Думаешь, что-то есть в лесу?

Филин с хрустом вскрыл корку пирога, лоснящаяся начинка потекла сквозь трещины. Убил комара. Фыркнул.

— Тролли?

— Не исключено. — Эльфийка притворилась, что не расслышала в тоне мужчины намёк, бросила в огонь смятые соцветия заячьей капусты. — Но я надеюсь, это скрежещут во мраке белки и куницы.

— Не отходи от темы. Почему ты была против тролля, как его там?.. Бая.

— Потому что, Филин. Мне хватает рядом одного животного.

— Радуйся, что ты баба. Иначе бы врезал как следует.

— Друзья, — выдохнул Дбалин, — вы оба давно перешагнули период юношеских страстей. Умерьте пыл и охладите горячую кровь, иначе я буду считать, что вы тайно влюблены друг в друга.

— В храме, — плутовским тоном проговорил Филин, — я всегда дёргал красивых девочек за волосы.

— За что регулярно наслаждался розгами и не мог сидеть на заднице неделями, — закончил близнец. — Ага. Но, признаться честно, Амарилль, в данном вопросе я на стороне брата. Господин Бай если и не судьба, то точно удача для нашего, так сказать, предприятия. В народе горы, в которых живут тролли, часто зовут очаровательными. Помощь одного из этих существ была бы неоценимой. К тому же господин Бай выглядел вполне разумным, не глупее нас.

— Мне так, — эльфийка гордо вскинула подбородок, — не показалось.

Дбалин пожал плечами. Филин сплюнул, проворчал что-то под нос. Замочил корки пирога в эле, замешал с остатками зерна и понёс стреноженным коням. Амарилль, как будто осознав грубость своих слов, тихо добавила:

— К тому же вы оба называли его подарком судьбы. Если так оно и есть, то тролль найдёт нас, как бы сильно мы ни желали обратного.

Спали плохо: хрипели испуганные кони, ночные твари орали как демоны, мучили комары. Проснулись злыми, мокрыми от росы и, конечно же, замёрзшими. Пока братья собирались, эльфийка спустилась в болотистую низину с прогнившими берёзами, нарвала ситника, стебли осоки. Вернулась к лагерю. Перевязывая ситник осокой, проговорила:

— Один, два, три.

Данан, София, Миневра,

Путь мне укажи…

Дбалин заинтересованно наблюдал. Филин вскрикнул:

— О!

Заросшая, едва заметная и на первый взгляд отвратнейшая тропка сделалась светлее, приятнее.

— Там нас и будет ждать судьба, — проговорила Амарилль.

Как оказалось, в формулировке эльфийка ошиблась. Судьба не просто ждала, она мчалась на всех парах. Первый отдалённый стук копыт услышал Филин. Взволновался, предложил устроить засаду. Его успокоил Дбалин:

— Это друг.

— Да там, судя по шуму, целая армия мчится!

— На одном коне, — хитро улыбнулся брат.

Казалось, от чудовищной силы тряслась земля. Испуганные птицы улетели вглубь леса, редкие грызуны, шебуршавшие в кустах, устремились к бурелому. Между стволами деревьев мелькал монструозный образ, что вскоре показался на светлой тропке. Громадный тролль на чудовищном пони.

1. Concussione — сотрясение.

2. Pax (читаем на латыни, сдерживаем чисто русские порывы) — спокойствие.

Беседы в дороге

Несмотря на заверения Бая о том, что храмовая полиция не знает, куда они направились, на тракт всё равно старались не выезжать, довольствуясь лесными тропками. От случайных встреч это не спасло. На пути попадались крестьяне из соседних деревень, пилигримы, один торговый караван и повозка гнома-предпринимателя по имени Бифур, промышляющего продажей джема. Как ни странно, никто из встречных, завидя тролля, не впал в тревожную истерику. Ну разве что дышать стали учащённее. Гном-предприниматель так вообще завёл с Баем разговор и всучил ему запечатанный горшок с малиновым джемом за пару монет.

— Всё равно не верится, что ты, домашний и не привыкший к путешествиям, легко решился на сомнительную авантюру. — Дбалин повёл коня вбок, поравнялся с пони тролля. — Да, надежда на твою помощь в нас зиждилась, но, если честно, больше дымилась, чем горела.

— Я всегда мечтал о приключениях, — сказал Бай мечтательно и томно. — Стремительных погонях, сражениях на поле брани. Пускать сокола и гончих на охоте, вызволять благородных пленниц из башен.

— Мило, хотя больше похоже на увеселительную прогулку с играми в сияющий майский день. Всё-таки ты слегка мечтатель, признай.

— Нет.

— Разве? — вклинился в беседу Филин. — А кто не так давно спрашивал меня, клялся ли я цаплей перед поездкой? Бай, нормальные люди, да и нелюди тоже, цапель только жрут. Лишь городские модники с завитыми волосами и в обтягивающих штанишках клянутся зверьём, чтоб девок кадрить. Ну, и не только девок.

Ни один мускул не дрогнул на лице тролля, на мгновение ставшим, при всей его грубости, чуть ли не лицом блаженного.

— Не сомневайся в словах Филина, братишка знает, о чём говорит, — поддакнул Дбалин. — В своё время за содомию его даже грозились оскопить.

— Содомию?

— Нарушение неких незыблемых правил, — отмахнулся Дбалин. — Есть таковой нюанс в нашей церкви. Ты явно придерживаешься иной веры, если вообще почитаешь какое-либо божество. Как бы то ни было, не забивай этим голову. Вернёмся лучше к баранам. Я премного извиняюсь, но то, что за всё это время ты даже не поинтересовался о цели нашего, так сказать, приключения, кажется чем-то нездоровым. И даже вполне-вполне больным.

Бай скромно и при этом многозначительно улыбнулся, оттопыренные уши слегка покраснели. Тролль жутко откашлялся, после чего продекламировал:

— Позвольте объяснить, в чём дело:

Причуда мною овладела —

Сейчас же за город пойти,

Чтоб птиц послушать по пути.

Филин зааплодировал, засвистел, распугав грачей у дороги. Взгляд Дбалина был снисходительным и самую малость укоризненным.

— Насколько я помню, — сказал он, — герой романа гулял во сне, а ты сейчас наяву. Но да ладно. Интересует меня вот ещё что: как ты смог уговорить свою матушку? Мне она показалась женщиной прекрасной и к тому же благоразумной.

— Я не уговаривал, оставил письмо. Мама поймёт и точно будет рада за меня.

Взгляд Дбалина стал ещё снисходительней.

— Бай, не в обиду, но вопрос и у меня по матушке есть, — сказал Филин. — Ты ведь у неё приёмный?

— Нет.

— А знает ли…

— Не знает, — ответил Бай, не дослушав. — Говорят, феи виноваты. Подбросили меня, а настоящего украли. Может, и в отце дело. Но он был человеком.

Филин почесал ухо, видимо, разгоняя мыслительный процесс.

— Я всё же за то, что в батьке причина. В фей как-то не верится.

— Поддерживаю, — кивнул Дбалин, да так, что чуть не спали очки. — И на то есть несколько причин. Primo, подобные случаи уже давно не редкость. Бывает, что ребёнок рождается похожим не на родителей, а на, скажем, давно помершую прапрабабку, ибо кровь предков может проявить себя и через десятки поколений. Хотя учёные мужи до сих пор не смогли объяснить, почему изредка дети появляются на свет с волчьими клыками, поросячьими хвостами или шерстью, как у медведя. Неужели давным-давно мы были… зверьми?

— Да просто кто-то любился со свиньями, — хохотнул Филин.

— Тоже вероятно.

— К нам в постоялый двор, — задумчиво проговорил Бай, — однажды прибыл принц из дальней страны. Кожа у него была чёрная-чёрная.

— Мамка спала с пантерой, — равнодушно проговорил Филин.

— И губы такие же крупные, как у меня.

— А бабка — с жабой. Дбалин, что со второй причиной? Или, как бы ты выразился, secundo.

— С ней всё просто. Фей не существует. Это деревенские байки, оправдание нерадивых матерей тому, что не смогли нормально воспитать ребёнка. Не было ещё ни одного подтверждённого случая, чтобы мистическая фея на глазах у свидетелей меняла младенца. Да и как бы у неё, малышки в томик in quarto ростом, это получилось? В общем, небылица. Как и то, что на севере ходят волосатые слоны.

Послышался топот копыт. Навстречу путникам рысью бежал конь с Амарилль в седле. Эльфийка поравнялась, коротко отрапортовала:

— Впереди никого. Проверю, кто позади нас.

— Эй-эй, красавица, — остановил её Филин. — Ты так своего мерина загонишь, он уже почти пеной плюётся. Целый день рейды то туды, то сюды. Успокойся, езжай с нами, не сторонись. Ты с Баем так почти и не общалась, а он прекраснейший собеседник.

— Сомневаюсь.

Филин тяжко выдохнул, Бай лишь смущённо улыбнулся.

— Не сомневайся. Хотя бы во имя мерина, попридержи пыл.

— Хватит называть его мерином, мой конь не кастрат!

— Ты тоже ребёнок, но «детка» так и просится на язык.

Амарилль, чем удивила братьев и тролля, совершила невозможное — проигнорировала издёвку Филина и, скрежетнув зубами, присоединилась. Хотя в разговор принципиально не влезала. Тролль притих, в присутствии эльфийки как будто разучился разговаривать.

— Бай, а ты насчёт причины, чтобы к нам присоединиться, серьёзен? А то вдруг переиграл, а мы и в ус не дуем, — спросил Филин.

— Нет, не шутил. Хочу приключений.

Амарилль фыркнула.

— И всё-таки наивно, — заметил Дбалин. — Даже инфантильно. Но в то же время благородно, романтично. У нас троих цели попрозаичнее будут. Деньги.

— А на что? — спросил тролль.

Дбалин улыбнулся брату:

— Начнёшь ты?

— А почему бы и нет! С самого начала, прям с нашего детства?

— Умоляю… — Эльфийка закатила глаза.

— Не стони. Раз с начала, так с начала. Заранее извиняюсь за театральность, но в своё время я прослыл самым известным актёром местных балаганов.

— И самым переигрывающим.

— Молчать, ушастая, раз не сечёшь в искусстве выражения. Я не переигрываю, а показываю ярко, чтоб видели все. Обещаю не затягивать. Начало будет грустное, посему готовьте платки. Жили-были два прекрасных оборванца, и случилось, что их батьку-лесоруба прибило деревом, а мамку-шалаву хворь съела. Ночью как-то нос провалился, а через пару месяцев на теле язвы открылись, что прежде огромными прыщами наливались.

— Дурная болезнь, — пояснил Дбалин.

— Пожалел братьев-оборванцев жрец храма тамошнего, что был богу посвящён ныне, так сказать, востребованному в народе. Трёхликому. Есть он батько, сын и мамка в сути единой. Я ведь дельно заумной риторикой распыляюсь, братишка?

— Не совсем. Хотя бы потому, что «руах», «мамка» то бишь, на самом деле переводится как «женщина-дух» либо «женщина-призрак». Можно сказать, что просто «дух».

— Ну и к чёрту, — отмахнулся Филин. — Как ты видишь, Бай, прилежным монахом был только один из братьев. Тот, что худосочный, очкастый и с рождения зазнайка. Второй же, сильный, ловкий, неудержимый, искренне клал на так называемые свободные науки и познавал прелести настоящей свободы.

— Пока я учился грамматике, риторике, диалектике, арифметике и остальным необходимым для каждого уважающего себя человека наукам, Филин валял дурака.

— Враньё!

— Регулярно сбегал из храма, шастал с менестрелями, акробатами и прочими мошенниками, увязался в банду раубриттеров, которой руководил какой-то, простите меня за грубость, идиот, любивший зелёные капюшоны.

— Они шли ему, — пожал плечами Филин.

— Но идиотом он был не из-за этого? — спросил Бай.

— Нет, — ответил Дбалин. — Из-за того, что грабил богатых и отдавал награбленное бедным. Позже ограбленные богатые били подвластных им разбогатевших бедных, отбирали золото и повышали подати. Видимо, идиот в зелёном капюшоне не подозревал о существовании такого понятия как последствие.

— Как бы то ни было, — продолжил Филин, — знакомство с лесной шайкой принесло близнецу только пользу.

— Его кинули в яму вместе с остальными. Если бы не прихоть фортуны в виде разъярённых крестьян, то примерил бы петлю.

— Но не примерил же. Вместо того благополучно вернулся в храм и осознал, что разбой, веселье, пьянки — ну, не его. Только веселье и пьянки — вполне его. А если ещё добавить баб сочных, чтоб прям как наша Амарилль, то вообще будет прелестно! И как думаете, что впоследствии он сделал? А он предложил худосочному братишке открыть бордель.

Молчали все, даже кони перестали хрипеть. Эльфийка, хоть и слышавшаяй историю не в первый раз, всё равно заинтересованно смотрела на Дбалина, ожидая продолжения.

— И братишка согласился, — сказал тот, скромно улыбнувшись. — Не обещаю вещать так же увлекательно, как Филин, однако постараюсь не ударить в грязь лицом. В то время у меня назрел план о незаконной… библиотеке. Знания — это прекрасно, но ещё невероятно цензурно. Пока Филин портил девок, парней и репутацию, я изучал трактаты, доступные в нашем храме, ходил в храмы других божеств и везде встречал запреты. Те или иные тексты, считающиеся еретическими, просто уничтожали. Во многом из-за того, что наиболее востребованные религиозные течения имеют власть над, извиняюсь за каламбур, власть имущими, в результате чего мы получаем официальный закон со списком «вредных» книг, который пополняется регулярно. Куда не обратись, везде хоть одна книга да будет запрещена. И как поступить в таком случае? Смириться? Ну уж нет. Бороться? Определённо. Только для борьбы нужны деньги. Многочисленные подкупы торговцам-путешественникам, переводчикам-толмачам, переписчикам да хотя бы постоянные траты на качественную бумагу, чернила, переплёты. И, возвращаясь к предложению брата, неплохо бы иметь хорошее прикрытие. Хотя, согласитесь, это абсурд за гранью понимания, что книги запрещают, а бордели — нет.

— Но, чёрт их подери, с борделями тоже сплошные траты! — подхватил Филин. — Аренда крупного здания, покупка крепких дубовых кроватей, взятки сеньорам, полиции, судьям. Плата охранникам, поварам, мессалинам с жирными бёдрами, гиацинтам с внушительными… достоинствами. Ещё б неплохо заиметь музыкантов. Деньги-деньги-деньги! И в самом начале, что будет нам к чести, мы с братом пошли путём не преступным. То есть в банки. Но, боже, эти засратые бумажки, бланки с неправильными номерами и безбожные проценты просто невозможно пережить и остаться в трезвом уме! Вспомнить хотя бы гнусавые голоса банкирш: «Вам надо было расписаться на третьей и седьмой страницах, а в одиннадцатой зачеркнуть неподходящие условия, переписывайте! Копию возьмите у четвёртого окна, очередь по талону. Заодно возьмите у третьего окна форму номер семь, очередь живая. И только после этого, но перед оформлением, подпишите документы у первого окна. Очереди нет, принимают по записи». Сукины дети! Уж лучше грабить!

— К счастью, до последнего не дошло. Почти, — продолжил Дбалин. — Был запасной вариант. В храме я часто переводил деловые документы и старые хроники. Попался мне один любопытный текст, датируемый две тысячи девятьсот сорок первым годом Третьей эпохи, что повествовал о бегстве гномов из подземного города Кхазадума, в котором обосновался дракон. Откуда там дракон — непонятно, но факт исторический, к тому же подтверждённый другими документами, в которых упоминается великое переселение гномов, что захватили северо-восточные земли дикарей, где ныне и обитают. Главное же отличие моего текста от остальных в том, что он указывает точное место подземного города (с учётом смены климата и топонимов), а ещё говорит об оставленном сокровище. Описание скудное, буквально одно лишь слово «сокровище», однако, если верить более ранним письменам, разочаровать нас оно не должно. Им могут быть драгоценные камни, золото, мистическая амброзия, святой Грааль, возможно, даже утерянный секрет легендарной гномской стали, что до сих пор не могут воссоздать величайшие кузнецы современности. Но вернёмся к рассказу. Признаться, совершил я одну большую ошибку, да чего уж — вселенскую, поведав о сокровище нашему приёмному отцу, тому самому доброму монаху, что, как оказалось, был-то не особо добрым и не по-родственному лицемерным. И теперь мы в бегах. Конец истории печальный.

— Удивительно глупый поступок для тебя.

— Признаю, братишка.

— Монахи хотят отобрать текст? — спросил Бай.

Дбалин отрицательно кивнул.

— Они хотят отобрать мои знания. Интеллектуальную собственность. Документ-то остался у них, но никто его перевести не может. Хотя чего там сложного? Старый вариант гномского наречия, записанный древнеэльфийскими литерами в звуковой транскрипции наоборот.

— Действительно, — впервые прервала рассказ эльфийка, с восхищением глядя на мужчину.

— А… — нерешительно начал тролль, указав на Амарилль.

На немой вопрос ответил Филин:

— Нас свела сучья банковская система. Красавице тоже для кой-какого дела деньжата понадобились, но вот захочет ли она об этом деле рассказать…

— Пока нет желания.

— Амарилль сильно нам помогла, а это главное, — сказал Дбалин. — Primo, выкрала гномский документ, чтобы я смог целиком его перевести и заучить. Secundo, незаурядными магическими способностями не раз спасала от погони. Мы рады её обществу и, надеюсь, будем рады твоему.

Дбалин подвёл своего коня ближе к пони тролля, вынуждая Амарилль поравняться с Филином.

— Бай, приключения приключениями, но, повторюсь, мы рады твоему обществу, вот только по причине весьма меркантильной. Помощь тролля в тролльих же горах может оказаться неоценимой. Клоню я к тому, что ты тут не на чистом энтузиазме, насколько бы искренними сентенциями ни покорял наши сердца. Тебе будет причитаться своя доля, непонятно только чего. Ведь никто из нас не знает, что за сокровище хранит дракон: золото, амброзию или, как любят в легендах утверждать, принцессу. — Мужчина усмехнулся. — В общем, я предлагаю честное сотрудничество с обязательно равной долей.

— Принимаю, — кивнул Бай. — Хотя не знаю, как буду спасать вас от собратьев. Я тролль, но троллей не понимаю.

— Не волнуйся. Голос крови подскажет.

— Надеюсь. — Глаза Бая сияли, казалось, сияло и каменное лицо. — Ах, как интересно! Приключения в подземельях, сражения с тёмными эльфами! Жду не дождусь!

Амарилль едва не поперхнулась воздухом.

— Бай, тёмных эльфов, как и фей, не существует, — сказал Дбалин. — Это глупые сказки.

В ответ тролль лишь скромно промолчал.

— Бай, — обратился уже Филин. — А всё-таки на что ты потратишь свою долю?

— Не знаю. Наверное, часть отдам матери, а часть — вашей библиотеке при борделе.

— Так щедро и чисто из симпатии? Или любишь книги?

— Люблю. Больше жизни. Трактаты Гальфрида Монмутского, Абеляра, поэзию Ферианната, Эшенбаха, Кретьена де Труа, Рамси, Фогельвейде, прекраснейшего Хагенау.

Перечисляя имена, Бай прикрыл глаза, словно вкусив сочнейший плод, даже огромные уши чувственно задрожали. Дбалин одобряюще кивал, загибая пальцы, эльфийка смотрела с удивлением.

— Поразительно! — Филин присвистнул. — Даже я не могу выговорить эти имена. Как же у тебя вышло с такими губами-картошками?

Грубый вопрос, как ни странно, возмутил одну лишь Амарилль, что попыталась испепелить мужчину взглядом и уже раскрыла было рот, дабы заодно добить словами, но её прервал Бай, который нисколько не обиделся на замечание.

— И поскакали вчетвером

По долам и лесам верхом.

Их ждали враг и путь тяжёлый,

Любовь, загадки, денег горы.

Геройства, тысячи похвал,

Ну, и счастливейший финал.

— Мило, — сказала эльфийка.

— Отрывок прекрасен, — улыбнулся Дбалин, — но, при всём моём уважении, Бай, я не могу не снизить градус оптимизма и романтизма стихотворения. Уж такой я человек. Нас, конечно же, все эти прелести ждут, но и не факт. Финал, конечно же, будет счастливейшим. Но относительно. Ведь всё зависит от личного восприятия.

Гостеприимоство

Очаровательная гора высилась над густым лесом, который прорезали ледяные ручейки. Один ручеёк проходил сквозь величественный замок — хоромы владыки этих мест. Великолепного охотника, покорителя женских сердец, знатока различных искусств и, когда дело касается бытовых вопросов, добряка да щедреца. Проявление последних качеств наиболее сильно ощущали на себе крестьяне, коих сеньор, не стесняясь, всех называл сервами, то бишь рабами. В чём же заключалась радость их положения у такого чудесного во всех смыслах хозяина? А в том, что кроме подушной, подымной и поземельной подати, крестьяне были вынуждены платить за выпекание хлеба либо пользоваться печью в замке, занимая очередь за неделю, а то и за месяц. Плюс к тому запрягать мужчин в ярмо воинской обязанности и регулярно, поочерёдно работать несколько дней в году на своего господина — класть гати, чинить дорогу, обустраивать замок, обрабатывать поля. Задаром. Прелесть, а не жизнь! Хотя бы потому, что у других сеньоров в разы хуже.

— Наведаемся в замок? — спросил Филин, вглядываясь в зубчатые стены.

— Не будем начинать с самоубийства, — кисло проговорил Дбалин. — Припрячем данный вариант на крайний случай. Да и вряд ли сеньор сможет нам помочь. Дело властителей — знать границы. А вот знать земли — уже дело крестьян.

— Мы с Дестриэ будем ждать в лесу, чтобы не привлекать внимание? — спросил Бай.

Эльфийка впервые искренне ему улыбнулась. Непривычно тепло и самую малость грустно.

— Наша цирковая труппа привлечёт внимание в любом случае. И, поверь, виной тому будешь не ты…

— Амарилль права, — подтвердил Дбалин. — Так что не волнуйся, к тому же на нашей стороне день. Как бы мы ни хотели, сейчас вряд ли удастся вызвать крупный переполох, ибо vivere est laborare*.

Они проехали к деревне, что раскинулась ниже отлогости, на которой высился замок, почти у подножья. Дома крестьян были косы, малы и в целом плохи, почти все с плешивыми соломенными крышами. Худосочные огороды и сараи ограждал знававший лучшие времена плетень. Сама деревня казалась царством ребятни и в меньшей степени женщин. Взрослых мужчин в ней будто вовсе не было. Дюжина босоногих ребят сразу же окружила незнакомцев. Дбалин сорванцов не интересовал, Филин, сколько бы он ни красовался мышцами, закатав рукава, тоже. Эльфийка привлекала слабо, а вот Бай оказался в центре внимания. Его и взбесившегося Дестриэ трогали, щипали. А ещё засыпали вопросами:

— Ты ведь великан, да, да, да?

— Гоблин, может?

— А почему под солнцем камнем не становишься?

— Дурак! В камень вампиры превращаются. Так ведь?

— Это твои губы или картошка?

К сожалению надоедливых детей, Бай не отвечал, а лишь миролюбиво улыбался «картошками». Дестриэ же не выдержал и в один момент оглушительно заржал. Часть детей с криком разбежалась, другую часть оттащили в сторону покрывающие благим матом всех и вся матери. Осталась лишь одна девочка — сорванец как сорванец, курносая, но, что сразу бросалось в глаза, в модных ботинках с пробковой подошвой. Очарованная троллем, она напевала:

— А я кое-что знаю, а я кое-что знаю.

— И что же? — мягко спросил Бай, чем заставил малышку широченно улыбнуться.

— Секрет!

— Милейшая госпожа, — обратился Дбалин к девочке, — отведёт нас к своему папе — старосте?

— А как ты узнал, что папа — староста?

— Секрет!

— Э-эй!

Девочка надула губы и грозно топнула, но Филин прервал её до того, как она успела разразиться гневной писклявой тирадой:

— Путь можешь показывать сидя на троллевом жеребце.

Как ни странно, девочку эта идея не порадовала.

— Да ну эту глыбу. А можно… с господиной? Хочу быть как маркиза-разбойница!

— «Господиной»? С этой язвой? Хотя ты права, мордочка у эльфийки нашей отменная. Амарилль, так что, пустишь маленькую господину на своего мерина?

В скрежете зубов «да» было едва различимым. Девочка запрыгала, захлопала в ладошки.

— А чуть позже — меня?

— Филин, умри. Просто умри.

Девочка не без помощи взобралась на коня, пища от радости, прижалась к угрюмой Амарилль и манерно ткнула пальчиком:

— Туда.

Коней направили по указанному пути. Вырвавшаяся из материнских рук ребятня побежала следом. Оказалось, в помощи девочки не было необходимости. Дом старосты показался ещё издалека, выделяясь добротной гонтовой крышей. Окружал его не плетень, а крашеный, хоть и невысокий забор, за которым виднелся просторный двор не серва, а настоящего виллана, домишко с сараем, баня, резная собачья будка, колодец, за которым простирался ухоженный огород. А уже на огороде был виден крупный зад склонившейся женщины, что рвала сорняки.

— Мама! — закричала девочка, приподнимаясь в седле. — Мама! Я маркиза!

Пёс выбежал из будки, натянул цепь, яростно залаял. Женщина поднялась, заметила гигантического Бая на колоссальном Дестриэ, а после — дочку в седле с эльфийкой. Вскрикнула и, бросив сорняки, устремилась к незнакомцам. Мгновенно оказалась за калиткой.

— Боже, Сенья, слезай! Слезай, кому говорят! Добрые господа, простите.

— Мама, — сказала девочка уже на земле, — я была маркизой!

— Домой, Сенья! Быстро! Добрые господа, — обратилась она теперь к путникам, — Сенья что-то натворила, да? Простите уж вы ребёнка, ну что с него взять.

— Нет, нет, нет, — быстро проговорил Дбалин, — всё хорошо. Маленькая маркиза, наоборот, нам помогла. Мы здесь, чтобы поговорить с твоим мужем, обсудить вопросы делового характера, так сказать.

— И воспользоваться правом гостеприимства, — добавил Филин.

Женщина как будто впервые осознанно посмотрела на лица гостей, задержавшись на Амарилль. Губы едва заметно дрогнули. Пёс продолжал надрываться, греметь цепью.

— Что именно вам нужно от моегомужа?

Дбалин криво улыбнулся. Бай ощутил, как будто что-то мерзкое ползёт по шее, заставляя волосы вставать дыбом. Он догадывался, что это. Крестьянки с соседних дворов уставились на них, замерев на дороге, выглядывая, спрятавшись за плетнем. Все навострили уши.

— Негоже гостей держать у порога, — сказал Филин. — Ответим на все вопросы только после того, как пристроим коней и, как положено, набьём брюхо.

Эльфийка фыркнула.

— Не стоит опасаться, мы не разбойники.

— А кто? — Хозяйка посмотрела на Амарилль с опаской.

— Послы горнодобывающего цеха, — нашёлся Дбалин.

Женщина, что было видно по сжатым губам, не поверила, но впустила гостей внутрь, раскрыла ворота, чтобы можно было ввести коней. Лающий пёс, как только Бай оказался во дворе, заскулил и спрятался в будке.

— Лошадок в сарай отведём, там зерно есть, места хватит. Идите за мной. Только дверцу за собой закрывайте, иначе куры убегут.

Чуть позже путники уже были в доме. Бая, так как через дверь не пролезал, пришлось провести через зимние ворота и «скотинную» половину, на которой в холода держат животных. Маленькая маркиза смотрела на это и хихикала. Внутри, как и положено у вилланов, жилище оказалось в меру просторным и наполненным мебелью: столом, скамьями, ларем с сосудами, в которых настаивается сыр, и двумя большущими кроватями. На стене была развешена рыболовная сеть, комнату пересекали косички чеснока, нанизанные на нитку сушёные грибы. В углах стояли корзины, кувшины, метла, лежала лестница. Но самое главное — высился простенький камин и небольшая хлебная печь. Видимо, только семье старосты разрешалось иметь её в своём доме. Пахло соленьями, кислым сыром и готовящейся выпечкой. Филин обратился к девочке, жующей сушёное яблоко:

— А мне?

Маленькая маркиза показала язык. Женщина некоторое время молчала, глядя то на сковороду, то на ножи у камина, то на прислонённый к стене ухват.

— Вечереет, — наконец, сказала, слегка бледнея. — Вскоре муж вернётся с полей, тогда и будем есть. Еда в печи ещё не готова. Но, так и быть, вынесу кое-какие закуски. Сенья, поможешь мне? Господа и... почтенная дама, присаживайтесь.

Братья и эльфийка заняли скамью, тролль, неловко улыбаясь, сел на пол, будучи при этом всё равно выше товарищей. Женщина спустилась в подпол, девочка осталась наверху, присела, чтобы было удобнее принимать мешочки, завёрнутые в вощёную бумагу чашки. Бай слышал перешёптывания, в которых различил «морды», «разбойники», «бежать», «помощь». Взглянул на Дбалина. Дбалин пожал плечами с грустным выражением лица, снял очки, протёр об одежду.

— А может, ещё достанем джема? — неуверенно спросила девочка.

— Сенья, не капризничай!

К столу принесли сушёные фрукты и мясо, круг сыра. Филин приступил к еде первый.

— Благодарим!

Темнело. Женщина распахнула шире ставни, вернулась к столу. Обратилась к Дбалину:

— Так что вы хотите узнать?

Мужчина ответил, не растерявшись:

— Расположение гномских шахт, исключительно богатых на уголь и медь.

Женщина вроде бы расслабилась, по крайней мере перестала смотреть на нож.

— Да, о чём-то таком слыхала. Что горы наши гномами были заняты до того, как в них эти жуткие, тупорылые тролли заселились… Не в обиду будет сказано, господин, — обратилась она к не прикоснувшемуся к еде Баю. — Вы на них не похожи. Взглядом.

— Не обижаюсь. Я читал, что мои сородичи не очень-то добрые и разговорчивые.

— Он так забавно выглядит, мама! — засмеялась маленькая маркиза, стоявшая у ставень. — Как у него с такими губищами говорить выходит?

— Сенья!

— Тяжело выходит, — признался Бай. — Но я стараюсь.

— Табун! — закричала девочка, высунувшись по пояс из окна. — Табун! Сейчас папа придёт.

— Сенья, не стой, беги встречать коровок.

Маленькая маркиза схватила прутик у двери и вприпрыжку побежала на улицу. Бай повернул голову так, что аж хрустнуло, оттопыренные уши зашевелились.

— Табун?

— Здесь так, скорее всего, стадо называют. Скотину на выгуле, — объяснил Дбалин. — Коровы, лошади, овцы и прочая живность.

— Зорька наша с брюхатой Катериной, — добавила женщина. — Лучшее молоко в деревне.

— Можно посмотреть?

Филин заржал, Дбалин не скрыл усмешки. Женщина удивлённо вылупилась.

— Мне одному стыдно идти.

Амарилль выдохнула, взяла Бая за руку.

— Пошли. Эм, откроете ваш зимний вход?

— А я ворота и не запирала, — медленно проговорила хозяйка, всё ещё удивлённая неведением Бая. — Ишь, какой странный…

Уже во дворе, пока тролль из-за забора глазел на поток бекающих, мычащих, блеющих и просто в молчании гадящих на дорогу животных, эльфийка спросила:

— Ты в самом деле никогда не видел такого?

— Нет. Выглядит волшебно…

— Ага, пахнет так же. — Амарилль улыбнулась. — А у тебя тёплые руки, хоть и кожа твёрдая, как камень.

— Прости, — Бай отпустил ладонь эльфийки.

— А разве есть за что?

Погоняющие скотину дети и женщины поглядывали на высящегося над оградой тролля, смеялись, некоторые пугливо отворачивались. Вскоре шумный и смердящий поток разнообразили мужчины, потные, уставшие, голодные — кто-то возвращался с полей, кто-то с рыбалки или тихой охоты, а кто-то из замка сеньора. С держащимися за руку троллем и эльфийкой староста, коренастый мужичок с добродушным лицом, поздоровался коротко и, как ни странно, равнодушно, измученный прополкой нивы. Разве что на Амарилль глянул косо. Несмотря на полноту, жена быстро выбежала навстречу с чаном воды, поцеловала. Окружила, почти придушила мужа заботой. Вскоре, уже в доме, подносила суп, пироги, только-только надоенное у Зорьки молоко. Староста ел молча, молча ели братья, тролль и эльфийка. Маленькая маркиза, сопя, помогала накладывать еду.

— Пап, а можно джема? — не удержалась, за что получила от матери по лбу.

К делу приступили позже, когда совсем стемнело. Женщина давно ушла топить баню, девочка лежала на полатях и сонливо дёргала равнодушного Бая, эльфийка понуро сидела рядом. Говорили братья и староста.

— Хотите наведаться к горам, к гномским шахтам? Местность хорошо я знаю, это да, но всё ж не в моей, так сказать, власти вам помогать. Земля то сеньорья — к сеньору и обращайтесь. Мы-то крестьяне обычные.

— Дело в том, что обращение к сеньору — это не самый выгодный для нас ход событий, а попросту трата времени, — ответил Дбалин. — Трата времени на составление обращения, отправку его в замок, ожидание ответа. Могут пройти месяца. А вдруг после всех бумажных тяжб окажется, что шахты в состоянии неудовлетворительном?

— Или что хозяин ваш жмот и задаром нам пещерки не покажет, — поддакнул Филин.

— Соглашусь с братом, хотя сказал бы помягче. А так мы без особых проблем посмотрим на состояние шахт и, если сии нас устроят, тут же отправимся к сеньору составлять договор. Нарушать закон никто не собирается, присваивать себе чужое мы не будем. Инструменты не при нас, тайно проникать в горы намерения не имеем.

Филин поддакнул, ковыряясь ногтем в зубах:

— Ага. Стали бы мы тогда палиться перед вами…

Староста некоторое время молчал, свет от огня в камине плясал на его добродушном лице бородатого ребёнка. Почесал макушку.

— Звучит так-то неглупо… И, кажись, не противузаконно. Но проблема-то есть одна. Давно ж гномы с гор ушли, от дракона улепётывая. Мой прадед, земля ему пухом, от своего прадеда слыхивал сказ тот. И дело в том, что ещё тогда никто шахт никаких не находил. Хотя, признаться, и не искал никто особо: дырявая ведь Очаровательная гора, как сито. Блуждать неделями можно, за день точно все пещеры не обойдём. К тому ж урсов полно, медведей то бишь, и троллей прям тьма.

— А супротив последней напасти у нас есть средство. — Дбалин указал на Бая, что безуспешно пытался играть в ладошки с зевающей маркизой.

— Значица, вот как. Теперь понятно, зачем он вам. А, извиняйте, эльфка на что?

Амарилль притворилась, что не услышала укора.

— Она полноправный товарищ по цеху.

— Разбойничья кровь в добрые дела подалась? — удивился староста. — Любопытно. Вот только сомневаюсь я всё равно. Шахты-то под защитою тролля вашего мы точно найдём, места я знаю, за несколько ходок справимся. Но дурной затея кажется всё равно, да и не хочется противу сеньора-то идти, поймите.

— Ну, не ломайтесь, — протянул Филин, рыгнул. — Монеток вам отсыплем!

— Каждый труд должен быть оплачен, — попытался смягчить высказывание брата Дбалин. — Мы это понимаем. И если вы согласитесь нам помочь, то услуги оплатим. Заранее. На монет, так, восемьдесят. И обратно деньги не потребуем, даже если шахты найти не удастся. Всё-таки вы потратите драгоценное время.

— Хм… Жёнушке прялку куплю.

Дбалин улыбнулся.

— Знаете, я не против. Можно попытаться, — кивнул староста. — Отвяжем пса и тролля вашего возьмём. День-два поищем. Коль найдём, то сеньору сообщим, вы его договором этим задобрите. Человек вы рассудительный. Хоть и с эльфами водитесь.

— По рукам?

— Отчего бы и нет.

Девочка в очередной раз обыграла Дбалина и радостно взвизгнула, после чего широченно зевнула. Заразила всех в доме. Дбалин, прикрывая рот в зевоте, уточнил:

— Ночь-то у вас?..

— Не спрашивайте такого, господин, конечно же. По праву гостеприимства, оставайтесь у нас, занимайте вторую кровать. Вот только троллю вашему, думается мне, в сарае будет удобнее. Надеюсь, он животинку пугать там не будет?

Бай отрицательно кивнул.

— И, — добавил староста, — эльфку бы вашу туда же… Не доверяю я ей.

Амарилль злобно глянула.

— Даже если я клянусь держать её в объятиях крепко всю ночь? — уточнил Филин совершенно серьёзным тоном, лишь губы подрагивали от сдерживаемого смеха.

— Даже в этом случае. Простите, госпожа, но нет доверия к вашему роду. У тролля его и то больше.

1. Vivere est laborare — жизнь есть работа. К сожалению, незыблемая истина, как и то, что жизнь конечна.

Наивные

Фауна сарая приняла гостей радушно, лишь куры и гуси в панике убежали в птичник, разбросав повсюду сухой помёт и сено. Свиньи уже давно спали, тяжело дыша и часто похрюкивая, сопели кони, жутко похрапывал не привыкший к дальним поездкам Дестриэ. Катерина и Зорька равнодушно жевали сенаж. Было не то чтобы жарко, но душно.

Бай не мог уснуть и потому прислушивался к шорохам и тихой ругани со стороны лежанки Амарилль. Повернулся набок, вопросительно глянул.

— Тоже неудобно и колет? — спросила эльфийка, услышав шевеление.

— Нет. У меня кожа как камень.

— Завидую. Мне б такую.

Эльфийка хаотично водила взглядом, пытаясь разглядеть очертания тролля в темноте. Бай решил не говорить, что видит как кошка, вместо этого спросил:

— Почему люди плохо относятся к эльфам?

— Ты вообще никогда не покидал свой постоялый двор?

— Иногда на Дестриэ катался по лесу. Но недалеко.

— Ужас. — Амарилль отчаялась удобно лечь, выдохнула и просто замерла на спине, глядя в потолок. — Я б не выдержала жить взаперти. Хотя у тебя были книги. Кстати о книгах. Ты явно из них должен знать, почему все так ненавидят эльфов.

— Потому что вы вредные, проказливые, жестокие, а ещё воры и убийцы?

В темноте было видно, как Амарилль широко улыбнулась:

— И хуже нас только несуществующие феи, что воруют детей. Ага.

— Но это, как выразился Дбалин, сказки.

— Почти. Это то, какими нас видят люди, заполонившие целый мир и решившие, что могут им править. Что могут просто так распоряжаться жизнью народов, к которым испытывают беспричинную ненависть. Даже большую, чем к троллям, — в голосе Амарилль слышался надрыв, вот только не понятно, искренний ли.

— Прям беспричинную?

— А как же. Всё, что написано о нас в сказках и легендах, — чушь. Может быть, это и было когда-то правдой, десятки веков назад, но не сейчас. Разве я веду себя как проказливый и злой монстр?

— Нет. Но кое в чём легендам соответствуешь.

— И в чём же?

— В красоте. На гравюрках вы всегда так прекрасны…

Зорька уснула, лёжа на животе. Брюхатая Катерина, замычав, осторожно легла набок. Жирное брюхо тяжело вздымалось.

— Я должна извиниться, — сказала эльфийка, нарушив тишину. — За то, что унижала тебя. Ненавидела. С предвзятостью — с тем, в чём сама обвиняю людей.

— Ты не унижала меня.

— Унижала. Взглядом или прямо говорила, что ты тупой, мерзкий. И, к счастью, ошибалась. Прости.

— Не за что прощать, я даже не замечал твоих взглядов и слов.

— Врёшь. Ты добрый. Слишком. Иногда мне кажется, что ещё наивный. Ну как так — бросить всё ради какого-то сомнительного приключения в компании библиотекаря, клоуна и эльфской чародейки — неудачницы? Говоришь, хотел, как в этих новомодных романчиках, пуститься в путешествие по мистическим лесам, спасать прекрасных дам от злобных… великанов? Заслужить славу и почёт, найти сокровища? Но пока лишь чуть не загнал своего жеребца и переночевал в крестьянском сарае. Наивный, — повторила эльфийка, но незлобно.

— Я не наивный. Мне всё нравится. И компания хорошая.

— Наивный. Тебе даже деньги как таковые не нужны!

Амарилль легла на живот, упёршись подбородком в сложенные руки. Смотрелв в пустоту печально, явно задумавшись. На этот раз первым заговорил Бай:

— А тебе зачем деньги?

— Затем. Где живут эльфы, если верить сказкам?

— В холмах, где их оставила богиня-прародительница.

— Да, вот только это в сказках, а на деле — в землянках. В гнилых трущобах, которые не без претензий выделили людские короли. Такой позор! Мы — величайшая раса, наследием которой все остальные пользуются до сих пор: акведуками, канализационной системой, поэзией, чёрт подери… — мы вынуждены жить как отбросы. Но ничего. Я спасу нас. Выкуплю земли, построю свой собственный город на деньги, что мы найдём в гномских пещерах. Сделаю всё ради этого. Даже убью мифического дракона, что якобы охраняет сокровища. Меня ничто не остановит.

Бай как можно мягче, чтобы не обидеть, шепнул:

— Наивная.

— Да. Но я хотя бы этого не отрицаю.

Эльфийка повернулась набок, тихо шипя. Приподнялась, начала выдёргивать из суконной лежанки торчащую солому. Бай невольно залюбовался, скрытый пологом ночи. Амарилль была стройна, а исподнее её было тонко. Словно почувствовав взгляд, она повернула лицо в сторону тролля и спросила:

— Ты когда-нибудь влюблялся?

Бай благодарил судьбу, что эльфийка не видит его покрасневших ушей — кожа на лице слишком плотная для румянца, но вот на нежных ушных хрящиках — в самый раз.

— Зачем? У меня есть книги.

— Смешно. Ну так да или нет?

— Да. Много раз — в посетителей «Туманного острова». Особенно в тех, что не боялись со мной разговаривать.

— И что?

— И ничего.

Эльфийка выдохнула. Наконец-то закончила подчищать лежанку, расслабленно опустилась.

— Ты, наверное, считаешь, что не достоин любви из-за своей внешности? Но это такая мелочь, поверь мне, — сказала Амарилль, почесав красивую щёчку и шмыгнув точёным носиком. — Найти разумную троллиху — сродни чуду, поэтому не бойся предрассудков и подходи к тем, кто тебе нравится, даже если этот кто-то не тролль и не великан. Покори тем, чем покорил братьев и меня всего за один день. Добротой и рассудительностью. Ну, хотя бы первым.

— Так и буду делать, — равнодушно ответил Бай.

— И не подавайся в сарказм, это дело Филина.

— Меня ещё пугает, что я слишком… большой.

— Какая чушь! Я же уже сказала, что… — Амарилль осеклась. — А. В этом смысле. Ой, да каких только практик не бывает. С любыми размерами можно справиться.

Бай стыдливо отвернулся, словно эльфийка могла заметить набухший «размер».

— А ты влюблялась?

— Да. В сородичей, когда ещё жила в трущобах.

— И как?

Некоторое время эльфийка не отвечала.

— Волшебно. Но, к сожалению, недолго. Прекрасная дама ушла в разбой, собрав шайку из семи гномов, на меня ей стало наплевать. А первоклассного артиста-акробата, я бы сказала, что ярчайшего представителя нашей эльфийской культуры, поймали за воровством якобы волшебной лампы из королевской сокровищницы и тут же отрубили руки с головой. Лампа не спасла.

— Какой кошмар!

— Не надо сожалеть, это было давно и неправда.

— Всё равно. И любопытно, что все они были разбойниками.

— Ты опять хочешь вернуться к сказочным стереотипам? Повторяю: мы, эльфы, не разбойники от рождения. Вот, например, я. Хоть и скрываюсь с Филином и Дбалином от полиции церкви Трёхликого… Но это просто случайность! К тому же эльфов вынуждают обстоятельства, всё-таки человек отвёл нам для жизни грязные трущобы. Мне ещё повезло, что я родилась с даром и смогла спастись от нищенства, продавая услуги по магическому избавлению от геморроя.

— Тебе ведь нравятся только эльфы? — не выдержал Бай.

— Быстро ты меняешь темы. Нет. Вполне могу влюбиться в гнома, орка, какого-нибудь метиса и, — тролль не видел, но чувствовал, как Амарилль улыбается, — даже великана. Но не человека.

— Почему?

— Не переношу. Чисто по идеологическим причинам.

— Даже Филин не нравится?

С минуту эльфийка молчала, лишь посапывание животных нарушало тишину. Где-то вдалеке тихо скрипнула калитка, замяукал кот.

— Ты пытаешься кокетничать со мной? Нет, клоун этот мне не нравится. Как и я ему.

— Но он…

— Он играет, — перебила Амарилль. — Играет на публику. Я не раз оставалась с ним наедине. Поверь, когда не перед кем дурачиться, моя личность интересует его не больше, чем прошлогодний снег. В одиночестве он страшно похож на своего брата. Становится спокойным, рассудительным, а на переносице словно проявляются следы от очков. Тот же Дбалин, только с мышцами. Но давай уже спать. Завтра выезжаем рано. Честно, не ожидала, что староста с женой к нам по-доброму отнесутся, да чего уж там — что они хотя бы не выгонят меня взашей. Эти люди оказались не по-людски доброжелательными. И немного глупыми. Приятных снов.

— Приятных снов.

Однако уснуть у Бая не получалось. Что-то тревожило. Очнулся и Дестриэ, недовольно захрапел, сминая копытами сено. Разбудил Зорьку с тяжело замычавшей Катериной.

— А я кое-что знаю! — раздалось над головой.

Бай дёрнулся, Амарилль выругалась. От испуга ночь на мгновение побелела перед глазами.

— Ах, вредная девчонка! Зачем же так подкрадываться?

Эльфийка поднялась, шепнула заклинание. Крошечный, но достаточно яркий светлячок воспарил над её головой, мягко освещая сарай. Все, включая коров и Дестриэ, как по приказу, прищурились.

— Вау! — восхитилась, но, впрочем, тихо, маленькая маркиза. — Какой огонёк!

— Говори, что хочешь.

— Я кое-что знаю, — обернулась она к Баю. — Кое-что очень и очень страшное.

— Ну?

— Просто так не скажу!

Эльфийка фыркнула. Бай же, улыбаясь, решил играть по правилам:

— А за что скажешь?

— За джем в твоей сумке.

— Так ты ещё лазила по нашим вещам, воровка? — спросила Амарилль.

Маленькая маркиза скрестила руки на груди.

— Никакая я не воровка! Просто приходила на коняшку поглядеть. Горшочек сам из сумки выпал… И потом сам развязался. Но я его завязала обратно.

— Какая заботливая воровка.

— Сама воровка! Я видела, как ты стянула бусики-горошинки, что мама под кроватью прячет.

На этот раз эльфийка приняла защитную позу, скрестив руки на груди. Даже в слабом свете было видно, как она покраснела. Открыла рот, собираясь оправдаться, но, к неожиданности всех, захохотала, разбудив прочую живность сарая. Бай к тому моменту уже достал горшочек с джемом, купленным у гнома, протянул, сильно нагнувшись, девочке.

— А бусики-горошинки?

Всё ещё смеющаяся эльфийка вытащила их из-под неудобной лежанки. Отдала.

— Говори уж, дьяволица, что ты там такого знаешь.

— А и скажу. Папа разговаривал с мамой и назвал тебя грязнущей эльфийской воровкой, а тебя — страшненьким людоедом.

— Не удивила, — улыбаясь, сказала эльфийка.

— А ещё вспомнил, что в книжке какого-то Ибсена морды тех дядь, что в доме сидят, описываются как морды гнусных разбойников. После чего притворился, что в баню пошёл. Но я-то знаю, что папа побежал к хозяину, чтобы вас сдать. И знаю я ещё, что сегодня к хозяину какие-то шишки приехали церковные. Но этого не поняла. Разве шишки умеют ездить? И разве они бывают церковными?

Улыбку с лица эльфийки словно стёрли ластиком, черты лица ожесточились. Казалось, даже светящийся магический шар запульсировал сильнее.

— Давно твой отец ушёл?

— Ага.

— Чёрт. Мы наивные идиоты! Почему сразу к нам не пришла?!

Девочка, почувствовав неладное, крепче прижала к себе горшочек, на который намотала мутные бусины.

— А я сразу и пришла. Подслушивала просто.

Эльфийка отмахнулась и принялась сворачивать лежанку, впопыхах одеваться. К чему присоединился и Бай. Но его отвлекла маркиза, что подошла поближе и заговорщическим тоном произнесла:

— Я ещё кое-что знаю. Знаю, зачем вы приехали. Не за камешками из пещер.

— Ну и зачем же?

— Чтобы найти твоих родителей! Я видела их, они прям как ты, но чуточку больше. Губы тоже картошечные, а ушки даже длиннее, чем у воришки-эльфа. Мы часто с мальчиками великанов видим у горы, они гуляют рядом с дверкой.

Амарилль, застыв с приспущенными штанами, в одном сапоге и наполовину развязанной шерстяной котте, спросила:

— Какой дверкой?

— Сломанной какой-то и целиком из камня. Не открывается.

— И где она находится? — спросил уже Бай. — А то мне кажется, там в самом деле живут мои родители. Я ведь по ним очень и очень соскучился.

— Далековато она находится. Давай я на земельке нарисую?

— Вот, нарисуй лучше здесь, где ты «родителей» Бая видела. — Амарилль вытащила из вьюка карту и красный камешек, светящийся шар подлетел ближе к девочке. — Так будет точнее. Мелок можешь себе оставить. Твоя мама дома?

— Да, — ответила маркиза, занятая рисованием пути. — Смотрит, чтобы дяди спали. — Приподняла лицо от карты, зажмурившись от яркого света. — Вы не обидите ведь маму?

— Нет, — искренне сказал Бай, заправляющий гигантическое исподнее в гигантические штаны.

Эльфийка, уже полностью одетая, спросила:

— А ты ведь никому о нас не расскажешь?

— Нет. Но только если вы поклянётесь вернуться и сделать меня тролльей маркизой!

***

Коней вывел Бай, встав у будки, чтобы испуганный пёс не лаял, в это время будущая троллья маркиза открыла ворота и, следуя плану, пошла в дом, чтобы наигранно плакать и прятать горшок с джемом. Близнецы уже были готовы, их разбудила эльфийка, предварительно магически усыпив женщину. Выехать со двора удалось без труда, а вот уехать помешала встреча.

Они лицом к лицу столкнулись с выезжающим из-за угла отрядом конников. Благодаря свету от многочисленных факелов стало сразу видно, кто это. Церковная полиция в ослепительно сияющих в ночи нагрудниках во главе с десятником с подбитой мордой. А также дюжина незнакомцев зверской наружности, видимо, подмога местного сеньора.

— Стольких вряд ли перебью, но могу попытаться. — Филин послал воздушный поцелуй десятнику.

— Разворачивайте коней. Быстро, — тихо сказала Амарилль и тут же выкрикнула заклинание на незнакомом языке.

Казалось, резко наступило утро. Даже будучи спиной к свету, Бай чуть не ослеп. Загремело, затопали копыта, дико, жутко заржали кони и закричали скинутые ими люди. Село в один миг превратилось в какофонию собачьего лая. Обезумевший Дестриэ лишь каким-то чудом не сбросил Бая и поскакал в нужном направлении, хотя сам тролль после такой чудовищной вспышки видел только красно-синие пятна во тьме.

Зрение вернулось лишь на лесной опушке. Глаза болели. Бай направил Дестриэ за эльфийкой, над головой которой тускло светился миниатюрный шар. Филин и Дбалин ехали следом. В одно мгновение светящийся шар погас, а Амарилль покачнулась, наклонилась и выпала из седла в хвощёвый ковёр, чудом не застряв ногой в стремени.

Очаровательная гора и прекрасная дама

Амарилль очнулась, когда Бай протирал ей лицо смоченной в роднике тряпкой. Эльфийка закашлялась, оттолкнула от себя руку тролля и, не церемонясь, выхаркала сгусток крови, после чего вышмыгала два таких же поменьше. Ошалело уставилась на траву, обильно покрытую засохшими выделениями.

— Тебя рвало во сне. Мы повернули набок, чтобы не задохнулась. Вот, возьми, тут вода и то, что осталось от еды.

— Просто вода? — хрипло спросила эльфийка.

— Нет. Дбалин сварил с какими-то травами на костре.

Амарилль принюхалась к мутной жидкости в кожаном кубке. Одобрительно кивнула.

— Тысячелистник, крапива, бадан. А он молодец.

Эльфийка ещё раз отхаркнула сгусток — уже больше из слизи, чем крови — и приступила к еде. Жевала и проглатывала медленно, осторожно. Когда поняла, что боли нет, расслабилась. Иногда оглядывалась по сторонам. Сидели они у громадных корней выкорчеванного дуба, за которым отдыхали кони. Вокруг — лесная гуща, перемежающаяся жутким буреломом. Казалось, вдалеке звенит небольшой родник.

— А где?..

— Филин у урочища, через которое мы ехали, из леса наблюдает, нет ли преследователей. Дбалин возле той самой двери. Смотрит за троллями.

Эльфийка хотела задать ещё один вопрос, но Бай неожиданно обнял её. Амарилль в ответ нерешительно приобняла каменную руку, которая прикрывала чуть не всё её туловище.

— Мы думали, ты умрёшь.

— Боже, зачем так волноваться. Я всего лишь слегка переборщила с заклинанием, ну и отключилась ненадолго.

— Уже вечереет. Ты не приходила в себя целый день.

— И что? — возмущённо спросила эльфийка. — Очнулась же. Не надо драматизировать. Бывает, маги после такого умирают от кровоизлияния в мозг. Я, можно сказать, отделалась малой кровью. Буквально. И хватит меня обнимать. Пожалуйста. Смущаешь ведь.

Позади послышался отдалённый звук торопливых шагов и хруста веток. Шум нарастал. Перешагивая змееподобные корни, возник хмурый Филин. Однако же, заметив Амарилль в объятиях Бая, шутливым тоном сказал:

— Правильно, эльфийская морда, прячься от меня, иначе надеру зад за то, что так напугала, слетая с мерина!

— Я тоже рада тебя видеть, Филин. Мне снилось, как ты, будто ребёнок, плакал над моим трупом и…

— Не думал, что когда-нибудь скажу подобное, — мужчина прервал эльфийку на полуслове, — но давай позже поиграем во вражду, ушастик? Ходить можешь?

— Если меня отпустят — вполне.

— Тогда вставайте оба, хватайте коней и быстро уходим! Отряд движется в нашу сторону. Этот жопомордый десятник, словно псина, чует, куда идти.

— Спрячемся? — спросил Бай, помог Амарилль встать.

Филин уже вёл своего коня и жеребца брата вокруг поваленного дуба.

— Не смеши меня, какой — спрячемся?! Нас окружает бурелом, непроходимая стена. Нет, так-то вполне проходимая, но пока хоть на десять саженей проберёмся вглубь, полиция Трёхликого успеет раз десять нас поиметь. Идём к Дбалину. Следите, чтобы кони не шумели. Без обид, Бай, но встревоженные тролли — та ещё срань.

Бай пожал плечами. Амарилль, будто напоследок, громко и смачно отхаркнула кровавой слизью.

Шли, как казалось, тихо, придерживали коней. Недалеко изысканно гремел родник.

— Вас за версту слышно, — послышался голос Дбалина.

Мужчина вышел к ним навстречу из-под хвойного полога наклонённых лиственниц. Глаза сияли маниакальной радостью. Прижал указательный палец к губам, заговорил восторженно, но при этом шёпотом:

— Тс-с-с. Не помешайте троллям. Там пара в период брачных игр. У самки эструс — набухли молочные железы и гениталии, она вся, как говорится, в полном excitatio. Самец станцевал перед ней любовный танец, ударяя себя в грудь, поднёс за хвосты «букет» дохлых белок. Пока вы не потревожили меня, она заглатывала подарки, а он, воспользовавшись заминкой, пристроился сзади и…

Филин протянул брату повод узды.

— Не букет из белок, но, надеюсь, тоже оценишь. Братишка, пробудись от научных утех, у нас тут елдак на хвосте. И с каждой минутой всё ближе и ближе к жопе.

— Обнаружили?

— Почти. Близки к тому, чтоб обнаружить.

— Надо прятаться, — безэмоционально, словно ещё не проснувшись, сказал Дбалин.

— Гениально. Вот только мы и так идём прятаться, но твои тролли нам мешают.

— Ах, вот оно что. — Дбалин как будто впервые за всё это время вышел из полудрёмы, глянул осознанно, кивнул эльфийке. — Уже лучше?

— Вполне.

— Так что будем делать? — повысил голос Филин.

— Тише! Эх, надо бы согнать эту милейшую пару, но есть одна мелочь. Хотя нет, даже совокупность мелочей. Без примера будет тяжело объяснить, так что, господа и дамы, прошу за мной, только оставьте коней. И ступайте как можно мягче, тем более Бай, тебе я вообще советую передвигаться ползком. Не спугните чудо.

Шли недолго, остановились, спрятанные за кустами цветущей жимолости и вонючей полыни. Чудо, как удалось увидеть всем четверым, было в самом разгаре. Монструозная самка, лениво наклонившись, дожёвывала грызунов, хвосты торчали изо рта. Все признаки эструса тряслись в такт толчкам, была троллиха, как говорится, в полном excitatio. В это время гортанно порыкивающий самец, собственно, и творил ритмичное чудо. Фон тоже был не менее чудесным — бьющий из-под земли родник пересекал полянку и пропадал в лесной гуще, проходя почти вплотную у горы и украшенной самоцветами двери, вырезанной в камне. Сама гора угольного цвета массивом уходила ввысь. Волшебная картина. Но как бы пейзаж ни старался, с тролльим чудом ему тягаться не удавалось.

— Великолепие природы… — выдохнул Дбалин, протёр запотевшие очки.

— Вот что-что, а подобное в моём борделе ни за какие коврижки показывать не будут, — фыркнул Филин.

Амарилль и Бай хранили стратегическое молчание.

— Присмотритесь к движениям самца, — начал Дбалин.

— Братишка, ты переходишь границы.

— Не перебивай. Самец овладевает самкой размеренно, неторопливо, экономит силы, ведь представительницы вида «горные тролли» способны зачать только в случае продолжительной стимуляции, в среднем равной двум-трём часам. И это первая, так сказать, преграда между нами и подземельем.

— Не пройдёт и получаса как здесь окажется полиция, — предупредил Филин. — Надо согнать их!

— Тут мы встречаемся со второй преградой. Перед нами тролли, уважаемые господа и дамы. Каменнокожие, освирепевшие в брачный период и, если приглядеться, то значительно крупнее даже Бая. После недавнего подвига от Амарилль магической помощи ждать точно не придётся. Хотя можно было выколдовать иллюзию кучерявого карлика с волосатыми ногами — не знаю почему, но учёные мужи как один твердят, что дикие тролли их боятся, как смерти.

— И всё-таки я могла бы…

— Вряд ли, Амарилль. При всём моём уважении, ты уже чуть не выхаркала лёгкие во сне. Забудь. Что же насчёт преграды, то в прямом противостоянии мы не выстоим, но есть ещё один вариант — играть по правилам природы, leges naturae.

Бай, как будто чувствуя, к чему клонит Дбалин, попытался зарыться лицом в куст полыни.

— У нас есть Бай, который может вступить в конфронтацию с самцом и попросту отбить территорию.

— И самку, — добавил Филин.

— Не исключено. Бай, ну так что? Хотя, признаться, вариантов у тебя и нет. Ты же, помнится, сам хотел приключений и великих свершений? Вот и настал час свершить одно.

— Я не уверен…

— Не волнуйся, Бай, если подойти к делу с умом, то получится даже избежать драки. Primo, в соперничество самцов самка точно не будет вступать. Secundo, ритуальные битвы любых самцов, не исключая даже людей, чаще всего сводятся к банальнейшему позёрству и принципу «а у кого больше».

Бай промолчал, Филин глухо загоготал.

— У кого больше масса тела, пышнее шерсть, — продолжил Дбалин. — Кто занимает в пространстве больший объём. Оголяться не надо.

— Но ты сам сказал, что я меньше его.

— Взберись на Дестриэ, укройся плащом, — предложила эльфийка.

— В самом деле, — поддакнул Дбалин. — На своём пони ты точно не оставишь шансов враждебному самцу. Самое главное — не поддаваться панике и выдерживать зрительный контакт, ну и по возможности рычать.

— Представь, — сказал Филин, — что эта грудастая уродина — прекрасная дама, попавшая в лапы к разбойнику с длинным мечом. Я сотню раз слышал подобные баллады, в них просто всё самое пикантное описывали символично, а размер достоинства передавали через описания остроты того же меча.

— Хорошо. Я попытаюсь. Но будьте рядом со мной, пожалуйста.

— Будем, — шепнула эльфийка.

Чудо тем временем продолжалось. Самец явно вошёл во вкус, а вот самка приустала после сытного ужина, легла на спину, но, чтобы не обесценивать труд партнёра, развела ноги. Впрочем, ровно настолько, насколько нужно. Бай различил эту натуралистичную картину, когда пробирался на Дестриэ к полянке. Захрустели ветки, зашелестели листья, послышался храп. Шум не остановил самца, но замедлил и заставил тупорыло оглядываться по сторонам. Явление же Бая вынудило остановиться, покинуть равнодушную ко всему даму, припасть к земле и как будто ухмыльнуться. Слюна блестела на подбородке, стекала на грудь.

— Он улыбается? — спросила Амарилль, идущая позади. — Почуял родственника?

— Жутко как-то, — признался Филин.

— У дикарей не существует улыбок, — менторским тоном произнёс Дбалин. — У них существует только оскал.

Глаза тролля наливались кровью, а «улыбка» всё ширилась-ширилась. И так кажущееся каменным лицо стало ещё грубее. Неожиданно массивная пасть раскрылась, раздался оглушительный крик. Испуганные вороны сорвались с веток. Самка тут же вскочила, Бай остановил Дестриэ.

— Что мне делать?

— Кричи! — ответил Дбалин.

— И не отводи взгляд, — поддакнул Филин. — Не кажись слабым. Стань больше!

Бай поднял руки, растягивая ткань плаща, словно громадная чёрная птица. Как ему показалось, грозно взглянул на соперника и закричал, правда, не так эффектно:

— Уйди! Прочь! Вон! — На последнем слове у него сорвался голос, ушёл в хриплый писк. — Ты, уродище!

Тут же раздался второй крик, более громкий и жуткий, напугавший не только птиц, но и полёвок. Самка прикрыла лицо руками, самец ещё больше припал к земле, вздрогнул и Бай. Нечеловечески дико орал Филин. На кульминации, правда, закашлялся. Эффекту это нисколько не помешало.

— Аплодирую, — сказала Амарилль в наставшей тишине. – Точь-в-точь обезумевший кабан.

— Иди-нх! — кашлянул Дбалин.

— Нет. Серьёзно.

Пришедшей в себя тролль наконец-то поднялся, не считая его опавшее достоинство, сгорбленный, медленно закосолапил. Уже не улыбаясь. Самка не шевелилась.

— Иди как он! — приказал Дбалин. — Это не конец. Далеко не конец.

Бай направил взволнованного Дестриэ, зеркально повторяя передвижение тролля, заставляя неторопливо идти полубоком. Одной рукой — дрожащей — до сих пор натягивал ткань плаща. Дбалин, Филин и Амарилль не отставали. Дистанция незаметно сокращалась, а напряжение ощутимо возрастало. В один момент враждебный самец замер, напружинился, словно готовый к прыжку. И, чего никто не ожидал, развернулся. Тяжело помчался в лес, сияя измазанным в кале задом.

Филин хрипло захохотал, Дбалин разочарованно выдохнул, видимо, ожидавший продолжения ритуальной схватки. Но Бай не расслаблялся, наблюдая за самкой. Та, однако же, нападать не собиралась, совершенно растерянная потерей кавалера, испуганно шагнула в сторону, пригнувшись, словно ожидая удара. Шагнула ещё, уже увереннее. Снова шагнула. Выпрямилась, огромная и толстенная, странно посмотрела на Бая. И шагнула теперь в его сторону.

— Ты ей, видать, понравился, — усмехнулась эльфийка. – Как же печально выглядят женские чары со стороны… никогда не буду ни с кем кокетничать. Мерзость.

— Всё как в той самой балладе, один-в-один, — прохрипел Филин, кашлянул. — Сейчас она запрыгнет на твой меч.

Троллиха шла медленно, плавно, выпятив зад, уже успокоившаяся, уверенная в себе. Набухшие в эструсе прелести колыхались в такт движениям. Чтобы отбить сомнения у «рыцаря», троллиха коротко огладила себя, надула и так немаленькие губки. Вся она, как говорится, была почти в полном excitatio. Филин хрипло присвистнул:

— Какая цыпа в два с половиной локтя ростом! Возьмём её с собой?

Бай не ответил. Он чувствовал странную, не объяснимую разумом тягу к самке, животное возбуждение, но не всепоглощающее. Страстным движениям и дурманящему аромату было не суждено пробить брешь в защите. Внутренне Бай понимал, как отказать, а потому с показным равнодушием отвернулся и недвузначно посмотрел на Амарилль. Троллиха заметила это, остановилась, сгорбилась. Коротко проскулила, но, недолго пострадав, понуро заковыляла за убежавшим кавалером. Признаки эструса печально колыхались при ходьбе.

— Какой чудесный пример брачного обряда горных троллей, а именно ритуального сражения за самца! — подытожил Дбалин. — Несмотря на все ухищрения, самка пренебрегаемая так и не смогла возвыситься над самкой избранной.

— Здесь где-то была самка избранная? — спросил эльфийка.

— А ты разве не заметила, что?..

— Преследование! — прервал разговор Дбалин и оглушительно, с рыком, кашлянул. — В жопу все ваши беседы! Братишка, топай открывать треклятую дверь, а я приведу коней. Чтоб, как из зарослей покажусь, проход уже зиял, будто щель той троллихи!

— За щель не ручаюсь, но зиять будет.

Дбалин побежал к двери, перепрыгнул через узкий родник. Следом пошли Амарилль и Бай, ведущий Дестриэ. Последним двум даже не пришлось перепрыгивать — просто перешагнуть.

Вблизи дверь походила, скорее, на громадную арку, что случайным образом сложили трещины в отвесном камне горы. Столетиями размываемые водой, они углубились и стали узорно ветвиться. Если бы не самоцветы под дугой, можно было сказать, что это и в самом деле случайная прихоть природы.

Дбалин, задумчиво поглаживая подбородок, рассмотрел дверь со стороны, почесал затылок. Подошёл ближе, ощупал трещины, закручивающиеся в симметричные ветви. Почесал шею за воротом робы. Снова отошёл, напряжённо разглядывая. Хотел ковырнуть в носу, но удержался, вместо этого поправил очки. К осмотру приступила эльфийка, заинтересованная, однако, одними лишь самоцветами. Отколоть не смогла.

— Амарилль?

— Дерьмо, — кратко ответила Амарилль.

— Что такое? — спросил Бай.

— Может, есть какое-либо заклинание? — обратился Дбалин к эльфийке. — Запасное кодовое слово? Способ проявки стёртого текста?

— Ничего такого нет.

— Ох, какая ж незадача.

— Да что не так? Сломалась?

— Почти. — Амарилль подошла к двери, огладила щербатую поверхность между трещинами-колоннами. — Здесь должна была быть загадка, лишь ответ на неё способен открыть проход. Вот только текста больше нет — время беспощадно даже для камня.

— Кто додумался до такого ненадёжного замка? — спросил Бай

— Эльфы, — улыбнулась Амарилль. — Ещё тысячелетия назад, пока с юга не пришли люди.

— Система так-то вполне надёжная, от зверей точно защищает, — Дбалин фыркнул. — Просто, насколько мне известно, до того, как наши предки подчистую вырезали эльфийские цеха, подобные двери обновляли каждые сто лет. Амарилль, а можно ли её выбить?

— Она минимум в сажень толщиной.

— Мда, задача непростая. Будем подбирать слова, вариантов больше нет.

— На эльфийском.

— Становится всё сложнее и сложнее.

Зашелестели листья, из кустов жимолости вынырнул Филин, мчась к горе и крича: «Бегут!.. Прямо… За мной!». Дбалин впервые за всё путешествие выругался. Развернулся к двери и начал быстро проговаривать слова на эльфийском:

— Nandelle, Ainu, avamarwa, varna, tirne, teretm, corne. Ai, telle!

Филин перепрыгнул через родник, задыхаясь, опёрся о камень:

— Сука, быстрее, быстрее!

Послышались крики, ругань. Амарилль присоединилась к речитативу, но Бай отвлёк её, тронул за плечо.

— Кажется, я знаю. Не уверен… но в одной сказке было что-то подобное.

Показались преследователи, они пробивались сквозь растительную преграду, срубая ветки жимолости, топча полынь. Кто-то выстрелил. Наконечник звонко ударился об камень, арбалетный болт упал в воду. Вышедший десятник заметил Филина и, засмеявшись, провёл большим пальцем у горла — жест вполне однозначный.

— Скажи «друг», так было в сказке, — договорил Бай.

Амарилль перевела:

— Mellon.

Преследователи остановились, оглушенные невероятным грохотом, взвинчивающимся в мозги. Камень, скрежеща, дрожа, поднялся вверх, ушёл за трещины, словно решётка на воротах. Дбалин, не выжидая, забежал внутрь, за ним последовали Амарилль и Бай, торопливо ведущий сопротивляющегося Дестриэ. Филин скрылся в кромешной тьме только после того, как показал десятнику ответный жест, согнув руку в локте.

Испещрённый трещинами камень опустился до того, как полицейские Трёхликого и дружинники местного сеньора успели пересечь родник.

Подземная жизнь

Амарилль выколдовала нимб, который слабо, но хоть как-то освещал подземелье — узкий, с высоким потолком проход, настолько правильной формы, что явно созданный не по воле природы. Позади, приглушённые массивной дверью, яростно, однако безнадёжно кричали преследователи, стучали по толстенному камню. Филин сплюнул.

— Наших коняг к рукам прибрали! Уроды! — слова негромким эхом разносились в коридорной тьме.

Бай похлопал взволнованного Дестриэ по шее. Конь повернул уши в сторону тролля и радостно заржал. Дбалин отмахнулся:

— Купим ещё, братишка, не волнуйся. Сокровища к нам ближе, чем вена на шее, не без помощи Бая, стоит отметить. Как после такого не поверить в судьбу? Знание какой-то сказки спасло нас от ямы, если даже не мгновенной смерти. Но праздновать будем позже. Амарилль, я понимаю, что после недавнего подвига заклинания тебе даются тяжело. Как долго продержишь свет?

— Хоть до старости, — эльфийка улыбнулась. — Ярче сделать вот не смогу.

— В этом и нет необходимости. Только отправь его чуть вперёд, чтобы мы видели, куда идём, будь добр. Бай, ты единственный, у кого остался конь и, что важно, вьюки. Есть ли в твоих вещах что-нибудь, из чего можно сделать факел, хотя бы недолговечную лучину?

— Нет.

— Эх. Амарилль, я не сомневаюсь в твоих силах, но сделай свет чуть менее ярким. Мало ли что. Ну, пойдёмте, господа и дамы?

Они двинулись вперёд, собственно, больше идти было некуда. Идеальный коридор своих размеров не менял, но ощутимо наклонялся, превращаясь вотлогий спуск. Чем дальше они шли, тем концентрированнее становилась тишина, настолько всепоглощающая, что звук шагов казался громким, а в ушах был слышен ход собственной крови в жилах.

— Я не развожу панику, нет, — начал Филин, оглядываясь, — но как долго нам блуждать?

— Недолго, — коротко ответил Дбалин. — Коли не потеряемся.

— Говори прямо, я ж вижу, что хочешь поумничать.

— Не буду отрицать. Кхазадум — город небольшой, построенный на развалинах эльфийской гробницы, в которую, традиционно, вёл один единственный тоннель. У всех подобных гробниц такая структура, если я не ошибаюсь. Так ведь, Амарилль?

— Да. С одним входом, что в то же время и выход, легче воришек отлавливать.

— А среди вас их каждый второй, ага, — раздражённо закончил Филин. — Вот только мне это ни о чём не говорит.

— Гномы, — спокойно продолжил Дбалин, — расширили сеть туннелей, выкопали огромные шахты и залы, объединили их с пещерами Очаровательной горы. Образно выражаясь, они превратили один туннель в ветвистые корни. Но если идти по главному корню, не сворачивать, то потеряться возможности у нас не будет.

— Там — чей-то скелет, — неожиданно сказал Бай, заметивший кости ещё издалека, различивший череп под непонятным пологом.

Пологом оказался ковёр из плотного пористого мха, бледного, можно сказать, бесцветного. Его нити цеплялись за стену и уходили к потолку. Дбалин чуть ли не припал к находке.

— Какой интересный экземпляр!

— Гном? — спросила Амарилль.

— Что? А, ты об этом? Да, это гном. Видно по укороченным бедренным костям и бочкообразной грудной клетке. Полагаю, скелетов мы встретим много. Судя по текстам, побег из города дался гномьему народу с трудом.

— Есть что ценное?

— Мох! Направь-ка свет сюда, будь добра. Не помню название вида, но точно семейство schistostegaceae. Казалось бы, что низшая форма жизни, однако принюхайтесь, господа. Ну же.

— Пахнет дерьмом, — отметил Филин.

— Дестриэ только что облегчился, — тихо проговорил Бай.

— Пахнет свежестью! Sancta simplicitas, святая простота! Только благодаря ему мы сейчас дышим. Я знал, что удастся найти его. Этот с виду ничтожный мох продуцирует кислород, выживая на одном лишь углекислом газе, честном слове, ну, и собственных отмерших побегах. Волшебная находка!

— Он повсюду, — сказал Бай. — В углах, над головой. Повсюду его нити, точки.

— Споры, — поправил Дбалин. — Да, повсюду. Тело гнома привлекло колонии мха, но так-то он повсюду. И, поверьте, господа, это не последний обитатель пещер, который встретится нам на пути. Как мало мы знаем о морских глубинах, так мало мы знаем и о глубинах подземных. Ах! Идёмте же познавать этот новый мир! Хотя нет, постойте, я соберу образцы.

— По мне, — настороженно шепнул Филин, — это дурманящий мох. Ты какой-то слишком радостный.

— Он не токсичен, а вот его светящийся подвид — токсичен. Его мы тоже, надеюсь, увидим.

— Увидеть-то увидим, но давай без сбора образцов?

Двинулись дальше. Ведя Дестриэ, Бай всё время оглядывался, всматривался в стены, потолок. Он замечал шевеление, а приглядевшись, смог различить насекомых, что лениво шевелили крупными крыльями. Да и сами стянутые хитином тела казались непривычно большими. Длинный сегментированный червяк, почувствовав приближение, зарылся в камень, словно в мягкий песок, оставив на поверхности едва различимый шарик правильной формы. Бай сжал кулаки, когда проходил в том месте. Шарик радужно, но слабо поблёскивал.

Тоннель расширялся, вместе с тем стены теряли неестественную гладкость, приобретая вид самого что ни на есть естественного известняка — воплощения шероховатой неровности, к тому же сверху торчащей иглами-сталактитами, которые прикрывал ковёр бесцветного мха. Воздух становился спёртым, влажным, пахнущий мокрой тряпкой и тиной. Послышался всплеск воды.

Первым, конечно же, причину всплесков увидел Бай, а вот среагировал первым Филин:

— Рыба! Мать вашу, пещерная рыба в пещерном водоёме!

Голос эхом разнёсся по залу, обширному настолько, что нельзя было увидеть его стен. Рыба — размеров вполне богатырских — плескалась во влажной тьме, буквально разлитой ртути, в которой отражался свет магического нимба. По дрожащей глади скользили похожие на водомерок, вот только раза в три их больше насекомые. Филин присел у каменного бортика бассейна, нагнулся и молниеносным движением выхватил за хвост рыбину — жирнющего сома. Кинул к ногам эльфийки.

— Это мне подарок?

— Нам жратва.

— Поймай-ка ещё то прелестное насекомое, — попросил Дбалин.

— Если оно откусит мне палец…

— Скорее рыба откусит, чем gerridae — они таким не занимаются. Просто держи крепче, вот и всё.

Амарилль тем временем успела рассмотреть задыхающуюся кислородом рыбу-переростка, что безнадёжно билась на известняке.

— Чёрт. У неё нет глаз.

— Это пещерная особь, Амарилль, ей глаза и не нужны. — Дбалин принял помятую крупную водомерку из рук Филина, жадно рассматривая тонкие конечности. — Какое прелестное создание. У его наземного собрата почти невозможно разглядеть мельчайшие волоски на ножках, но у этого — вполне. Они не могут промокнуть, с их помощью водомерка и держится на воде.

— Боже, — выдохнула эльфийка, — у рыбины зубища будто у тигра.

— Надо же как-то съедать этих малышек, — ответил Дбалин, не давая водомерке возможности сбежать. — А им, в свою очередь, надо как-то съедать жучков, наподобие тли, ногохвосток. Если приглядитесь, сможете увидеть их тельца на влажном камне. К тому же они в разы, в разы больше обычных. Все создания здесь в разы больше обычных.

— А есть, — нерешительно спросил Бай, вспоминая червя, — те, что крупнее меня?

— Да, — спокойно, даже как-то равнодушно ответил Дбалин. — Таков уж пещерный гигантизм. Ты сам его дитя, Бай, все тролли вышли из пещер. И ваш народ, поверь, не самый крупный из здешних обитателей.

— Братишка?.. — Филин медленно отошёл от водоёма, в глубине которого как будто бы привиделось шевеление.

— Но волноваться не стоит. — Дбалин опустил водомерку на острый бортик известнякового бассейна, недалеко от воды. — Они не будут нас тревожить, если мы не будем тревожить их. Идём?

Перед тем, как продолжить путь, Филин вернул рыбу в воды ртутного цвета.

Тоннель больше не расширялся, зато начал вплетаться в сеть ходов, явно сделанных вручную — укреплённых подгнивающими деревянными балками и листами из стали, щедро, зачастую целиком, покрытой ржавчиной. Некоторые проходы вели в тупики — неправильной формы комнаты, жилища мха, слизи и хранилища кладок. Сквозь тонкую оболочку яиц просвечивали жирные личинки, что плавали в первородном супчике. Дбалин восторженно вздыхал от подобных картин, Филин и Бай, включая Дестриэ, наотрез отказывались подходить к мерзости. Амарилль же преодолевала своё отвращение, ведь чаще всего под обильно росшим в таких местах мхом встречались гномьи кости, может, даже с ценными вещами. Но с последним не везло.

Позже, на «поляне» разлагающегося мха, сквозь тело которого пробивались ворсистые бледные ростки — паразитирующая трава, — им довелось встретиться с одним из рабочих. О создании предупредил Бай. Жирно блестящий абрис показался издалека, стремительно приблизился и вынырнул из тьмы. Филин ругнулся и уже почти кинулся в атаку, но Дбалин его удержал.

— Тс-с-с-с. Посторонитесь, Бай, Амарилль, дайте дорогу путнику.

Путник прошёл рядом, быстро переставляя тонкие паучьи ноги, плавно балансируя угловатой грудью и головой кузнечика с челюстью в три фута длиной. Из недр рабочего раздался щелчок.

— Господа и дамы, мы здесь гости. Держите себя в руках. Главное — никак не мешать рою.

— Сука. — Филин харкнул в стену. — Вы видели эту мразь?!

Дестриэ тревожно заржал.

— Держите себя в руках, — повторил Дбалин. — Это только начало.

Они пошли дальше, то и дело встречая на пути вечно куда-то спешащих рабочих, которые тащили в крупных педипальпах, прижимая к щетинистой груди, камни, комки мха и корней. В светящимся нимбе уже почти не было необходимости: бесцветного представителя schistostegaceae сменил зелёный собрат, который светился тускло, но был вездесущ.

Первого солдата они встретили в обширном зале, соединяющимся с анфиладой разрушенных проходов. Паукообразная тварь раза в два крупнее Бая охраняла группу рабочих, которые мясистыми и заострёнными хелицерами разрывали мёртвого червя. Как только один из трудяг с куском сочащийся сукровицей плоти терялся в анфиладе, к телу подходил новый. Смердело прелостью и гнилью. Сопротивляющегося Дестриэ с трудом удалось провести к коридору. Солдат не обратил внимание на пришельцев.

— Объясните мне кто-нибудь, — шепнул Филин, — почему этим в жопу мерзотным тварям плевать на наше присутствие?!

— Запах, — ответил Дбалин. — Зрение и слух играют для них последнюю роль, а вот обоняние — первую. И так вышло, что пахнем мы и ни как друзья, и ни как враги. А примерно как ничто.

— Понятно, но всё равно в дрожь бросает. Не завидую коротышкам.

— А гномам-то что? Те жили в Кхазадуме, подземном городе, с тоннелями соприкасались мало. К тому же что-то мне подсказывает, от близости с этими прекрасными созданиями они получали лишь одну выгоду.

— Обоснуй.

Дбалин хитро улыбнулся

— Вспомни предмет гордости древних гномов.

— И что же это?

Ответа не последовало.

Верную дорогу становилось находить всё проще. Укреплённые ржавым металлом проходы прямо намекали на то, где стоит гномский город. Пробираясь под очередным закреплённым в известняке сводом, Бай обратил внимание, что «ржавчина» сильно напоминает хитин насекомых, но без острой щетины и как будто бы переживший плавку в домне. Поймал одобрительный взгляд Дбалина, что уже раскрыл рот для похвалы, но его остановила Амарилль:

— Там не пройдём. — Указала на рабочих, перегородивших дорогу.

Комья светящегося мха падали на огромного червя, что конвульсивно извивался, бился о стены. Это не мешало толпе рабочих разрывать его на части. Два солдата стояли рядом, широкие лапы частично скрывали картину резни.

— Под тварью, — сказала эльфийка, щурясь, — кажется, мёртвый кот. Морда и хвост кошачьи. Животное крупное, чёрное. Я б сказала, что пантера. И тело человека. Не кости, а прям тело.

— Невозможно! — Дбалин тоже прищурился.

— Я вижу, — присоединился Филин, — какое-то тряпьё и тощую волосатую личинку с меня ростом. Амарилль, глазки у тебя красивые, но чего-то подслеповатые.

Бай, в отличие от остальных прекрасно видящий в темноте, в самом деле различил изломанное тело пантеры, смоченное жидкими внутренностями червя. Вторым же трупом оказался худой человек. Длинные белые волосы коконом облепили тёмную кожу. Даже в неярком зелёном свете она казалась почти чёрной. Вроде, проглядывались длинные уши. Эльф?

Новая партия рабочих потеснила их — возможности рассматривать таинственные тела больше не было. Пришлось искать обходной путь. Пошли в тёмный, почти без мха, тоннель, который насекомые огибали стороной. Амарилль снова выколдовала нимб.

Дбалин замер, жестом остановил остальных. Осмотрелся.

— Возвращаемся назад.

— Зачем, братишка? Путь, вроде, к нужному тоннелю ведёт. К тому же мерзких насекомых нет.

— Именно поэтому и возвращаемся.

Эльфийка направила нимб вперёд. Полузарытый в землю камень отразил свет, радужно блеснув.

— Подождите. — Амарилль спешно зашагала к находке. — Там что-то ценное.

— Только ничего не трогай, — предупредил Дбалин. — Мы на враждебной территории. А лучше подожди нас!

— Ага, чтобы вы ещё забрали себе то, что первой увидела я.

Бай, прищурившись, рассмотрел сферу правильной формы. Охнул. Бросил узды Дестриэ и побежал за Амарилль, крича:

— Остановись! Это ловушка!

Эльфийка, уже склонившаяся над драгоценностью, лишь махнула рукой и мерзко улыбнулась. Улыбка, однако, тут же слетела с губ, ведь камень сильно задрожал и приподнялся, показав лоснящийся хвост. Земля в одно мгновение надулась огромным прыщом и лопнула — червь метнулся на Амарилль, оглушённой шумом и градом камней. Ещё до того, как зубастая морда достигла цели, Бай успел заехать кулаком по твари. Червя отбросило к стене, дёрнувшийся хвост с хрустальным навершием сбил эльфийку с ног. С потолка посыпались крошащиеся сталактиты. Всё это произошло меньше чем за минуту.

Испуганное ржание Дестриэ многократным эхом разнеслось по тоннелю. Его заглушил крик Филина:

— Колоти его!

Червь извернулся, ударился о стену, обрушив очередной град сталактитов, бросился на Амарилль, настиг буквально одним рывком. Эльфийка смогла лишь выставить руки вперёд, на кончиках пальцев блеснули огненные искры. Бай снова успел. Рухнул на червя, сжал, потянул назад. Сжал слишком сильно — жирная кожа треснула в тролльих тисках, брызнули кашеподобные внутренности. Струёй из пасти обдало и Амарилль, держащую руки перед собой. Запахло гнилью и едкой отрыжкой, от которой слезились глаза.

Ещё некоторое время сегментированное тело извивалось, безнадёжно пытаясь дотянуться до жертвы, но вскоре, потерявшее объём, буквально прохудившееся, застыло. В наступившей тишине хрип Дестриэ, спокойные шаги и хруст сталактитов казались громовыми. Подошедший Филин помог встать Амарилль, что поскальзывалась в органической каше. И тут же уложил обратно, отвесив несильную, но звонкую пощёчину. Светящийся нимб на мгновение погас.

Бай, ещё полулежащий, неожиданно для себя зарычал.

— Не бей её!

— Красотка перешла черту. Уже без шуток. — Филин потянул застонавшую эльфийку, вынуждая подняться. — Падла с загребущими ручонками. Ради какой-то блестяшки чуть не подохла. Надо бы ещё тебе врезать.

— Она старается ради своего народа.

— Бай… — шепнула Амарилль, прикрыла дрожащей ладонью щеку.

— Какого, сука, «своего народа»? Она себе хочет деньги заграбастать!

— Pax, — сказал Дбалин негромко, но что-то в его тоне, непривычное и пугающее, заставило всех умолкнуть и прислушаться. — Господа и пострадавшая дама, вроде бы… нас, так сказать, унюхали.

От тяжёлых шагов завибрировала земля. Два солдата возникли из-за прохода, осыпающегося мхом. За ними, обезумевшие, издающие щелчки, семенили рабочие. От вида разъярённой подземной хтони волосы вставали дыбом. Волна насекомых чуть не придавила Дбалина, но он успел отойти к стене и утянуть за собой Дестриэ.

— Бегите! Как можно быстрее!

В просьбе не было необходимости. Хромающая Амарилль, Бай и Филин побежали во тьму. Последний споткнулся. Бай, на ходу отплёвываясь от внутренностей червя, оглядываясь, увидел, как жирные лапы солдат поднялись над скрючившимся Филином, но лишь каким-то чудом не пронзили. Насекомые словно не обратили на него внимание. Рабочие — те, что не остались у сдавленного червя — просто обошли стороной. Но расслабляться было рано. Солдат нагонял Амарилль, которая почти не различала, куда бежит, упиралась в стену: нимб едва-едва освещал путь.

Бай остановился у низкого прохода с узорной аркой из зелёного мха. Дождался, пока забежит Амарилль и, нагнувшись, протиснулся сам. Огроменный солдат упёрся в стену, не способный даже просунуть лапу. Камень от напора треснул изнутри. Эльфийка выкрикнула заклинание, с её рук сорвалась молния, раздробив известняк в пыль. Камень треснул окончательно, и проход обвалился, не дав щёлкающим рабочим пробраться внутрь.

Сокровище

Пока рабочие скребли завал, Амарилль тщетно пыталась остановить кровь из носа, зажимала рукавом рубахи. Последнее не помогало, ведь вся одежда была пропитана кашеобразными внутренностями червя.

— Ох, как мне дерьмово! Как же мне дерьмово!

Бай ходил из стороны в сторону, не зная, как помочь стонущей эльфийке, чем себя занять и как вообще спастись. Комната, в которой они застряли, имела лишь один вход, что являлся и выходом. Была она небольшой — саженей семь в длину и ширину — и при том удивительно красивой. Светящийся мох целиком покрывал стены и потолок, казалось, сам воздух излучал едкую зелень. На полу лежал ковёр паразитирующей травы, что заметно наклонялась к каплям крови, каковые обильно разбрызгивала Амарилль. Странные бабочки с длинными хоботками и складчатыми брюшками цеплялись лапками за известняк и ползали по сталактитам.

Эльфийка страдальчески застонала, сорвала со стены клочки мха, смяла и заткнула ими ноздри. Пористая зелень побагровела, но кровь остановилась. Через некоторое время пришлось сменить затычки.

— Ты жива? — решился Бай на вульгарный вопрос.

— Жива, — в нос проговорила Амарилль. — Очень жива.

— Почему из-за магии вообще происходит с тобой такое?

— Потому что она неестественна. Слышал о гипотезе «периодических поражений»? Вижу по лицу, что нет. Я не Дбалин, академический слог не осилю, но, если просто, то есть люди, эльфы, гномы – разницы нет, – которые чихают от запаха роз. Чешутся, если поели орехов. И так далее, у всех по-разному… Бай, подожди… – Амарилль сменила затычку в носу, отвратительно шмыгая. – Так вот, магия же вредна для всех. Если переборщу, то она может порвать мне горло, лёгкие обжечь. Кровь из носа – это ещё мелочи, будь спокоен. Ох… этот мох немного кружит голову, знаешь. Глянь, насекомые спускаются или мне кажется?

Несколько бабочек медленно слетели с потолка, присосались хоботками к подтёкам крови между стеблями паразитирующей травы. Складчатые брюшки начали медленно наполняться и вместе с тем расправляться.

Скрежет за проходом давно прекратился, видимо, рабочие отвлеклись от разбора завала. Но до сих пор были слышны тяжёлые шаги солдат.

— Бай, Амарилль! — приглушённый голос Дбалина напугал и в то же время обрадовал. — Вы как?

— Отдыхаем! — крикнул Амарилль.

— Здесь нет выхода, — сказал Бай, подойдя вплотную к завалу.

— Есть, — успокоил Дбалин. — Его просто надо создать, и я говорю не о том, чтобы расчистить проход. Не хватало ещё к вам запустить милейших насекомых. Ничего не предпринимайте, мы с Филином кое-что попытаемся сделать. Коль не получится, вернёмся обратно. Ждите.

— Стой! С Дестриэ всё хорошо?

Раздалось ржание, громкое даже за преградой.

— Как и сам слышишь, твой пони в здравии. Повторяю: ничего не предпринимайте, ждите. Мы вас не бросим!

Прощальным ответом послужил безумный смешок Амарилль. Бай обернулся и увидел, что эльфийка распласталась на шевелящемся ковре паразитирующей травы. Одну руку она положила под голову, второй сорвала мох со стены, поднесла ко рту и заглотила. Тролль почувствовал, как рвота подходит к горлу.

— Не этот мох Дбалин называл токсичным?

— Угу. Ты не представляешь, как мне хорошо! Голова прошла. Попробуешь?

— Вряд ли.

Амарилль сладко потянулась, полы котты из-под ремня распахнулись, показались тонкие, обтянутые в красные штаны ноги — настоящий пожар на зелёном лугу. Эльфийка перевернулась со спины на живот, примяла стебли паразитирующей травы, замерла в соблазнительной позе. Смахнула волосы с лица. Бай разочарованно выдохнул.

Нос и подбородок были измазаны в крови, нижнее веко левого глаза набухло, как ягода жимолости, кожа темнела — наливался фингал. Филин пощёчиной заехал и в глаз. Амарилль, посмеиваясь, вышмыгала затычку из мха, изничтожая крохи соблазнительности. Бай во второй раз ощутил приступ тошноты. Но, не в силах справиться с безумной мыслью, отметил, что даже в таком побитом виде эльфийка красива. Последняя тем временем вышмыгала вторую затычку. Тролль понял, что с выводом поспешил.

— Бай, а ты когда-нибудь целовался?

— Нет.

— А хочешь?

— Не знаю…

Амарилль усмехнулась, медленно поднялась и так же медленно пошла к троллю, плавно и — если бы не одежда, полностью запачканная в слизи червя — обворожительно. Бай сделал шаг назад, упёрся в стену мягкого мха, который почему-то никак не опьянял, вынуждая трезвой головой воспринимать происходящее безумие. Эльфийка коротким жестом приказала пригнуться, взяла в ладони крупное лицо тролля и поцеловала.

Оказалось не так уж омерзительно. Язык Амарилль был горячим и дарил вкус крови, а также горьких трав. Бай открыл глаза. Бабочки воспарили над паразитирующей травой — они напоминали бутоны орхидей, что неподвижно застыли в воздухе. Худое тело в руках казалось умилительно хрупким.

Амарилль отстранилась. Глаза прищурены, рот приоткрыт. Захохотала, сотрясаясь, едва устояла на ногах.

— Бай… у тебя такое глупое лицо! Не могу! — Она смеялась долго, кружась среди бабочек-орхидей, и, как закончила, замерла, хитро взглянула. — А ты когда-нибудь занимался любовью?

— Мне кажется, сейчас не самое лучшее время…

Эльфийка снова захохотала, отмахнулась. Бай, не зная, как трактовать подобный жест, решил спросить то, что его волновало, и тем самым сменить тему.

— Тебе ведь нужны деньги для спасения собратьев? Филин соврал там, возле червя?

— Нет, — ответила Амарилль неожиданно спокойно, прислонилась к стене, вдыхая дурманящий мох. — Хотелось произвести впечатление, знаешь, не пасть в глазах. Ты такой добрый, наивный. И, несмотря на первое впечатление, понравился мне безумно. Поэтому соврала. Деньги я хочу чисто для себя, Бай. Завести дело, открыть постоялый двор, как у твоей матери, и жить безбедно, даже богато, в комфорте. Никогда не вернусь в свои трущобы! А насчёт спасения собратьев… — Она устало опустилась на паразитирующую траву. — Ну, мне их жалко. Давай будем честны, вряд ли я смогу помочь всем, выкупить целый город — так вообще сказочная глупость. Разве что бесплатно буду принимать в своём постоялом дворе. Скажи честно, я разочаровала тебя?

— Нисколько, — ответил Бай. — После всего, что я пережил с вами, разочаровываться в такой мелочи невозможно.

Амарилль засмеялась.

— Кстати, Бай, я трезва! Мне как бы сейчас хорошо, но соображаю трезво, поэтому поцелуй… В общем, я не против отношений. О любви не говорю — сам понимаешь, не бывает, как в книжке, с первого взгляда. Но вот отношения — вполне. Слышишь? Бай?

— Слышу.

— Так вот, я не против сблизиться с тобой. И так как мы сейчас одни, почему бы уже не начать сближаться? — Даже темнеющий фингал не мог испортить красоту широченной улыбки.

— Уважаемые возлюбленные, — голос Дбалина прозвучал за спиной эльфийки ясно, словно не приглушенный слоем известняка, — искренне извиняюсь, но может ли ваше сближение самую малость подождать?

Амарилль поднялась, цепляясь за мох.

— Вы давно за стеной?

— Давно, — голос Дбалина был беспристрастен. — Просто подслушивали.

— Амарилль, да ты та ещё блудница!

— Филин, иди в зад!

Бай чувствовал, как уши краснеют.

— Pax! Господа и дама, ёрничать будете позже, а сейчас послушайте. С нашей стороны стена исколота, изгибается внутрь — видно, что давным-давно гномы подумывали вырезать здесь очередной проход. Мы доломаем перегородку, и после этого будьте готовы сразу бежать. Вы явно до сих пор пахнете червём, а здесь недалеко бродят насекомые. Бегите направо по широкому тоннелю, он пуст, ведёт к городу. Нам с братишкой уже довелось полюбоваться его развалинами. На подходе к ним есть водоём, ныряйте с головой и отмывайтесь. Повторю: направо до упора и в водоём. Готовы?

— Да! — сказал Бай.

— Тогда отойдите.

С обратной стороны стукнули. Ещё.

— Сука! — ругался Филин. — Не ломается жопная стена!

Заржал Дестриэ. Стена с шумом треснула, отлетели куски известняка, один пришиб бабочку, чьё брюхо лопнуло кровью эльфийки и слизью червя. В дыре показался круп пони. Сверкнули копыта. Дыра мгновенно расширилась, проход помог доломать Бай и тут же протиснулся в проём за Амарилль. Побежал, подгоняемый криками Филина и Дбалина, бесчисленными щелчками рабочих и топотом солдат.

***

Промокшие до нитки, но наконец-то чистые (насколько это возможно), Бай и Амарилль сидели у края каменного бассейна. Мутные воды последнего уходили вглубь известняка, видимо, соединяясь с подземными ключами, каковые бесчисленными родниками били на поверхности. И каковые в ближайшие дни будут пахнуть плотью червя.

— А здесь красиво, — отметил Бай.

Амарилль посмотрела с лёгким порицанием.

— Я бы не стала такими пошлыми словами портить картину. Давай молча посмотрим, хорошо?

И они молча смотрели. На открывшуюся подземную долину, своими масштабами захватывающую дух. На пушистый купол мха, что крошился святящимися зелёным снежинками. Падали же эти снежинки на город — поросший уже не просто паразитирующей травой, а целыми паразитирующими кустарниками. Кое-где из-под плотных растительных клеток пробивались сферообразные крыши цвета ржавого хитина насекомых. В центре города, наподобие храма, лежал громадный, выше любых гномьих сооружений, череп дракона. Подземная поросль поглотила его не целиком, часть мощной челюсти и пустая глазница были голы. Щербатый хвост, следующий за остовом туловища, загибался как серп. Махни он при жизни таким — снесло б домов двадцать, не меньше.

Когда Дбалин и Филин, ведущий за недоуздок Дестриэ, вышли из сети тоннелей, Амарилль и Бай всё ещё любовались городом, держась при этом за руки. Первым поднялся тролль, чтобы приласкать радостно заржавшего пони. Эльфийке помог встать Филин, как ни странно, без шуток. Осмотрел фингал.

— Ой-ёй-ёй! Как же я твоё личико изуродовал, красавица.

— Заслуженно, — хмуро ответила Амарилль.

— Да, но, чёрт подери, слишком сильно! Говорю без издёвки, мне в самом деле стыдно. Надеюсь, небольшой подарок сгладит обиду, — последнее произнёс тоном заговорщика.

— Подарок?

— Братишка.

Дбалин кивнул, подошёл к Дестриэ, не без труда отстегнул застёжки. Пришлось встать на цыпочки.

— Бай, помоги, пожалуйста, будь добр.

Бай ахнул, когда увидел, что скрывалось внутри. Дбалин вытащил радужную, поблёскивающую сферу — приманку червя. Филин осклабился.

— Пока насекомые терзали труп, я сорвал камешек. Ну как, красавица, будешь дуться?

Амарилль молча подошла к сфере, взяла, покрутила перед глазами, огладила радужную гладкость. Смотрела то ли напряжённо, то ли восторженно.

— Аммолит.

— Он самый, — кивнул Дбалин. — Видимо, на кончике хвоста у червя расположены железы, что выделяют секрет. Секрет, в свою очередь, застывает в прекраснейший аммолит невероятной для такого камня формы идеального шара — до чего ж природа дошла, чтобы создать приманку! Удивительно, правда? Вот только интересно, кому эта приманка предназначается? Пока что встреченные нам создания не то чтобы дружили со зрением.

Эльфийка, никак не реагируя на услышанную лекцию, передала аммолит Баю.

— Положи обратно, пожалуйста. — С решительным видом обернулась к Дбалину. — Идём охотиться на червей?

Филин засмеялся. Дбалин улыбнулся.

— Не исключено, однако пока мы рассчитываем на иное сокровище. Господа и дама, гляньте на город, а именно на ту его часть, где покоится дракон. Мордой он подгрёб под себя внушительную долю центральных сооружений. Напоминаю: в тексте гномов сокровищница называлась «центральной».

— Думаешь, он её уничтожил? — спросил Бай.

— Да. Но к чему гадать, когда можно проверить? К разгадке мы близки как никогда. Идёмте?

К цели двинулись немедленно. Спустились в освещённую мхом долину, почти до пояса погрузились в паразитирующие кустарники — повезло лишь Баю, которому поросль была до колен, и, конечно же, Дестриэ. От предложения тролля сесть на пони Амарилль отказалась. Филин, что было видно по ехидной ухмылке, едва сдержался от комментария. Настигли ближайшие хитиновые дома быстро. Заходить не пытались, отбросили эту идею, когда увидели торчащие из проёмов заросли.

— Да что постоянно мешается и хрустит под ногами?! И так уже хреново идётся!

Филин выругался, наклонился, почти нырнул в топи из бесцветных стеблей. Поднялся с костью в руке, вроде, плечевой. Мягкой, хлипкой, тут же развалившейся — даже не треснувшей. Бай всмотрелся в паразитирующие кусты, раздвигая их ногами. Разглядел половину черепа, обломки рёберных костей.

— Настоящее кладбище! — Филин сплюнул.

Дальше идти стало легче благодаря Дбалину, что выбирал менее заросшие тропки. Ориентировался он по почерневшему хитину крыш и стен, свидетельствующему об огненном дыхании дракона. Возле них паразитирующая трава росла неохотно.

— А ведь давным-давно здесь была площадь — видно по геометрии. Присмотритесь, там стоят обожжённые хитиновые скульптуры. Старых ли богов? Чуть вдалеке явно госпиталь. Здание обширно и, главное, сохранился символ. Вы видите? На стене немного оплывшая фигура змеи, оплетающей посох. Хозяева города давно мертвы, а их символы живы. Только задумайтесь… — разговаривал Дбалин, скорее, сам с собой, так как Филин, Бай и Амарилль уже давно обсуждали более прозаичную тему.

— Ты посмотри на стены! — возмущалась эльфийка. — На крыши! Лично я нигде не вижу позолоты. В сокровищнице будут аммолиты, это ж очевидно.

— Да сдались гномам твои сраные черви с их камешками, — отрезал Филин. — Золото. В легендах всегда золото, монеты, кубки, оружие, фигурки в виде голых баб. Всё из золота.

— Я читал, — вклинился Бай, — что один рыцарь в древнем захоронении обнаружил Святой Грааль.

Тут уже не удержался Дбалин:

— Бай, премного извиняюсь, но это точно что-то невозможное. Сказка. Если размышлять таким образом, то ожидать в сокровищнице надо сразу прекрасную даму — их чаще всего в подобных сказаниях и считали за главную награду рыцарю, за его Святой Грааль.

— Именно, — поддакнул Филин, осторожно переступая сваленный хитиновый каркас. — Ушастая дама уже рядом с тобой, Бай. Прекрасна даже с подбитым глазом. В сокровищнице будет золото.

Бай не ответил. Амарилль фыркнула, обходя поднимающиеся почти до горла кустарники. Дбалин, следуя за эльфийкой, заговорил тоном лектора:

— Вынужден поддержать своего брата. Да, идея золотых драгоценностей проигрывает перед аммолитами, но вполне имеет место. Primo, в подземных водах, которые гномы явно умели добывать, вполне могли оказаться крупицы золота, их надо всего лишь просеять. Secundo, вроде бы между кустами я видел останки гнома с сохранившейся одеждой, а именно хитиновыми пластинками и наручами, как будто покрытыми позолотой.

За разговором дошли до дракона. Из-под нижней челюсти торчали изломанные хитиновые стены. Земля вокруг, в своё время явно изрядно пожжённая, была покрыта тончайшим слоем паразитирующей травы. Дестриэ, словно чувствуя опасность, захрипел, отказываясь приближаться к черепу.

— Махина, — сказал Филин, смотря вверх, на заросшую глазницу. — Тварь покрупнее наземных будет.

— Всё-таки интересно, — Дбалин прикоснулся к клыку, больше его самого раза в два, — как эта поразительной величины особь оказалась под землёй? И слава богу, что оказалась она именно под землёй!

Бай рассматривал скелет дракона недолго, не в силах побороть чувство собственной ничтожности. Погладил Дестриэ по гриве, выглядывая Амарилль. Эльфийку гигантические кости не интересовали, она ходила от выгоревших развалин к целым строениям. Остановилась на полпути, погрузилась в паразитирующую траву.

— Дбалин! — выкрикнула. — Как должна сокровищница выглядеть?

— А ты разве не догадываешься? Это бывшая эльфийская гробница, то есть выглядеть она должна непохожей на все гномские постройки.

— Значит, нашла. Подходите!

Филин торопливо зашагал к предполагаемой сокровищнице. Дбалин, тяжело выдохнув, отнял руку от нижнего клыка дракона и пошёл следом. Амарилль в это время срывала стебли паразитирующий травы, стаптывала крупные кусты. Бай, ведущий Дестриэ, заметил на земле самоцветы, соединённые в ветвистые трещины, что образовали громадную арку — просто копия двери, преграждавшей вход в тоннели.

— Mellon, — чётко и громко произнесла эльфийка.

С чудовищным скрипом, эхом, распространившимся по пещерной долине, камень разъехался в стороны, открывая взору вырезанные в известняке ступени. Повеяло влажной затхлостью, вековой прелостью. Зелёный свет едва освещал небольшую комнатку. Внутрь сразу же спустилась Амарилль, за ней сбежал Филин. Дбалин стоял скрестив руки на груди, покусывая губы. На немой вопрос Бая кисло улыбнулся:

— Что-то здесь не так.

Вскоре Филин вытащил крупный, но простенький сундук, поблёскивающий гладким хитином. Амарилль семенила следом.

— Это всё, — Филин не скрывал разочарования в голосе.

Амарилль присела, протянув руки к креплению-замку. Сверкнули искры, но ничего не произошло. Эльфийка, запрокинув голову, поднялась. Бай притянул её к себе, приложил ладонь к затылку, второй рукой убрал волосы с лица, осмотрел. Амарилль слегка оттолкнула тролля, отошла:

— Всё… хорошо. Я успела остановиться.

Филин, не церемонясь, двумя пинками отломал крепление, откинул крышку.

В сундуке покоилась прекрасная дама.

Последняя глава

Она сохранилась почти превосходно: смерть сделала точёной и так стройную при жизни фигуру. Скрюченная мумия, кое-где облепленная глиной, казалась вырезанной из сланца. С прошедшими десятилетиями одежда настолько разложилась, что стала частью кожи, деревянная обивка сундука была чёрной, впитавшей посмертные соки. Прекрасная дама пустыми сланцевыми веками смотрела прямо на потревоживших её незнакомцев и улыбалась мерзко-премерзко. «Рады мне? Нет? А я вам рада».

Филин захлопнул крышку и принялся ругаться. Тычками отпихнул сундук к краю прохода и сбросил на лестницу. Прекрасная дама выпала из жутко грохочущей хитиновой темницы, замерла на ступенях лицом вверх. Даже в тени было видно трупную улыбку. «Я ваше сокровище!» — говорила она.

— Mellon! — выкрикнула Амарилль.

Проход с невероятным грохотом закрылся, спрятав «сокровище». Наступила тишина в безветренном Кхазадуме. Молчал даже Дбалин, которому всегда имелось что сказать. Однако же безмолвие последнего продлилось недолго, мужчина горестно выдохнул:

— Ну что ж, судьба решила… — И на этом остановился.

Ведь в шаге от него в землю с грохотом ударился громадный камень — самый настоящий валун. Треснул, поднял в воздух клочки паразитирующих кустов и раздробленные гномские кости. Бай обернулся в тот самый момент, когда над его головой пролетел второй снаряд. Известняковый песок припорошил темя. Дестриэ громко заржал, испуганный звонким ударом в хитиновую стену, что погнулась от невероятной силы броска.

— Наверху!

Хватило одного взгляда, чтобы в тучных фигурах на склоне долины различить диких троллей, видимо, привлечённых шумом. Один из них, сгорбившийся, самый крупный, метнул очередной камень. Если бы он пролетел чуть левее, то размозжил бы эльфийке лицо, а так всего лишь воздушным шлейфом взметнул волосы. Ошеломлённую Амарилль грубо толкнул Филин, уводя за Дбалином. Бай бежал следом, с трудом вынуждая упирающегося Дестриэ идти к укрытию.

Спрятались за челюстью дракона, смявшей хитиновые каркасы зданий. Верхние и частично ушедшие в землю нижние зубы создавали защитный частокол из громадных конусов, но всё же с прорехами. Филин первый решился выглянуть, его примеру последовал Бай и тут же спрятался обратно. Снаряд глухо ударился о прочнейшую кость, каменная крошка брызнула внутрь. Дестриэ брыкался и всё никак не хотел успокоиться.

— Хитрые суки, — проговорил Филин, из-за угла рассматривая троллей. — Решили разделиться! Часть осталась наверху, чтобы нас видеть. Засратые камешки наготове. А часть спускается, уже почти внизу, за кустами едва различимы. Дела подванивают, друзья. Предлагаю через дыры в глотке выйти к зарослям и скрыться в каком-нибудь доме. И не медлить.

— В глотке кто-то есть, — сказал Бай.

В самом деле. Под глазницами, возле смычек с нижней челюстью, копошилась бесформенная плоть, скрытая в тени. Десятки, если не сотни блестящих аммолитовых сфер не оставляли сомнений.

— Черви, — шепнула Амарилль.

Сегментированные тела, чуя жертв, медленно выползали из глотки под зелёный свет от мха, что покрывал нёбо. Дестриэ брыкался с такой яростью, что Баю едва удавалось его удержать. Они были окружены с двух сторон.

— Каковое из, так сказать, зол выберем? — спросил Дбалин, вплотную прижимаясь к драконьему зубу.

— Никакое! — хладнокровно ответил Филин. — Давайте просто чутка подождём. Пусть подойдут поближе мрази снаружи, да и эти мрази пусть тоже поближе подползут. Что-то мне подсказывает, что тролли с червями не дружат. Натравим друг на друга.

— И сколько ждать? — дрожащий голос Амарилль был едва слышен.

— Не знаю.

Каменные снаряды ещё пару раз врезались в кость с обратной стороны, заставляя вздрагивать от неожиданности. Переплетённые черви ползли медленно, словно предоставляя возможность полюбоваться то удлиняющимися, то сокращающимися телами с аммолитами на хвостах. От зубастых челюстей шёл пар. Дбалин начал тихо молиться Трёхликому.

— Братишка, он вряд ли поможет.

— Зато успокоит.

Черви подползли уже настолько близко, что можно было различить белёсые пояски — набухшие сегменты, внутри которых виднелись сотни яиц. Филин выглянул наружу и крикнул:

— Пора!

Первым из убежища выбежал обезумевший Дестриэ, вырвавшись из хватки хозяина. Огромный пони стал для троллей настоящей неожиданностью, его даже никто не решился поймать. Чего нельзя сказать о Филине, к которому кинулись сразу три великана. Мужчина увернулся от двух пар каменных ручищ, а хозяина третьей пнул в пах. Судя по громовому вскрику, гениталии были не такими уж каменными. Дбалин в это время пробирался сквозь паразитирующую поросль к краю челюстной кости и развалинам хитиновых зданий. Крикнул, подзывая брата:

— Сюда!

Троллей от Филина отвлёк Бай. Как будто бы только своим видом. И самки, и самцы ощерились, припали к земле, уставившись на разумного собрата. От жуткого гортанного рёва волосы вставали дыбом. Как оказалось, разъярил их не Бай, а вид выползающих из пасти дракона червей, что двигались быстро, нагоняли хромающую Амарилль.

Когда тело ближайшего червя вытянулось и почти коснулось спины эльфийки, Бай уже был рядом и ударом кулака отбросил тварь назад. Однако пасть второго червя тут же вцепилась в бедро тролля, спираль острых зубов пронзила ткань штанов и даже каменную кожу. Бай застонал, но боль не обездвижила его. Частыми и мощными ударами размозжил щетинистую голову. Брызнули кашеобразные внутренности.

В клубок червей посыпались камни, взрывая мягкую плоть, а иногда разбивая аммолиты. Жирный тролль с невероятно громадными ногами уже вовсю топтал сегментированные тела. Бай, стиснув зубы, содрал с себя пасть мёртвого червя и лишь после этого заметил, как в страшном рывке на него двинулся второй, более крупный. Монстра остановили удары хитинового прута, явно вырванного из каркаса какого-то здания. Прутом орудовал обнажённый, чёрный от грязи мужчина, который в самом начале показался троллем-карликом. У Бая не было времени на то, чтобы удивляться, так как за спиной крикнула Амарилль. Эльфийку схватил за ногу облизывающийся тролль, потянул, как пойманного на убой поросёнка.

— Отпусти! — приказал Бай.

В его голосе прозвучало что-то звериное, очень опасное, из-за чего тролль заскулил и тут же разжал кулак, освобождая Амарилль. Отвернул голову, опасаясь встретиться взглядом с Баем, и побежал к пасти дракона, до сих пор изрыгающей червей. Больше никто из великанов не смел покуситься на эльфийку.

Филин возник как будто из воздуха, показался из-за спины бегущего к червям тролля, остановился перед Баем и Амарилль. Вульгарный вопрос немного заглушили звуки бойни и рычание великанов:

— Живы?

— Не очень, — простонала Амарилль.

Бай не ответил, краем глаза заметив движение. К ним полз червь, которого, однако, тут же пригвоздил к земле незнакомый мужчина, воткнул прут в морду. Надрывно заорал и вцепился зубами в извивающуюся сегментированную плоть, будто какой-то зверь или самый настоящий тролль. Приближался второй червь — пасть была обильно измазана в жирной крови. Филин легко поднял Амарилль на руки и побежал к высоким зарослям, в которых спрятался Дбалин. Бай же приготовился к нападению твари.

В конце он уже и не помнил, скольких убил. Просто очнулся от небытия и обнаружил себя среди трупов. Бедро кровоточило, но пока что не болело, весь он был в мерзкой слизи. Тролли с довольным сопением рвали плоть червей, пожирали кашеобразные органы. Некоторые срывали сегментированную кожу или осторожно отделяли полупрозрачные пояски с яйцами. Занимался этим делом и таинственный мужчина, скрюченный, лохматый, в движениях резкий, дикий. От наблюдения за ним Бая отвлекла стоящая рядом самка. Казалось, она одна обращала на него внимание. Он узнал её сразу по набухшим грудям и гениталиям.

Самка встала на четвереньки над ногами Бая, бесцеремонно дорвала кровавую штанину до середины бедра и обнюхала рану. Отошла, покопошилась в земле, собрала мох и принялась жевать. Жевала долго, выражение лица было тупорылым. Дожевала, сплюнула. Снова подошла, наклонилась и начала методично вылизывать рану. Язык был горячим и шершавым. Бай стоически терпел, нутром понимая, что оно стоит того. Когда процедура завершилась, самка выпрямилась, надула губы, словно дразнясь, чмокнула воздух. Повернулась спиной и приставила толстенный зад к лицу Бая.

— Фу! Уйди! Это точно нет!

Самка обиженно зарычала и торопливо, пусть и нехотя, отошла. Бай осторожно, стараясь не опираться на повреждённую ногу, поднялся. Огляделся. Увидел зашуганного Дестриэ, которого вёл Дбалин, огибая скрюченных над червями троллей. Филин помогал идти Амарилль. Никто из троллей, как ни странно, не преграждал им путь, разве что несколько самцов хмуро оглядывались, ненадолго отвлекаясь от свежевания сегментированных туш. Вблизи эльфийка оказался ещё более измученной, чем издалека.

— Спасибо, Бай.

— А чего так сдержанно, красавица? — тут же в разговор влез Филин. — Он тебе не в первый раз жизнь спасает. Давай, словно вы в романе, запрыгивай ему на меч. Одними благодарностями не обойтись.

По напряжённому лицу Амарилль было видно, что она с трудом сдержалась, чтобы не огрызнуться. Вместо этого осторожно подошла к троллю и протянула руки. Бай наклонился — как тогда, в пещере с бабочками-орхидеями. К счастью, сам поцелуй был не как тогда, а лучше. Филин, что было ему не свойственно, отнёсся к увиденному сдержанно, лишь усмехнулся.

— Может, тебе надо замотать ногу? — спросила эльфийка сразу после поцелуя.

Бай глянул на ранутак, будто впервые её увидел. На вылизанной троллихой коже, чуть выше колена, уже засыхала сукровица.

— В этом нет необходимости, — заметил Дбалин, подмигнул. — Мне довелось наблюдать за процедурой обработки раны путём вылизывания. Очень любопытный метод. И, подозреваю, действенный. Однако же не будем отвлекаться на мелочи. Братишка, Амарилль, Бай, да чего уж там — и благородный пони Дестриэ. Господа… друзья мои, искренне поздравляю нас с успешным походом! Я не верил, но мы смогли. Чудо. Настоящее чудо!

— Золотые слова, братишка!

Филин крепко обнял каждого и звонко чмокнул в щёки. Дестриэ от такой нежности аж захрапел. Улыбалась даже Амарилль. Бай, вытирая обслюнявленную щёку, смотрел растерянно. Вокруг них до сих пор кипел безумный праздник жизни на развалинах гномской площади. Тролли расчленяли смердящую плоть червей, вырезали кожу, осматривали раненных собратьев или рычали-ревели над убитыми.

— Но сокровища нет, — тихо проговорил Бай. — В сундуке был труп женщины.

— Уверен, что нет? — спросил ухмыляющийся Филин.

— Бай, очнись, наше сокровище — это аммолиты. — Дбалин широко провёл рукой. — Ты посмотри, сколько червей. Я на некоторых хвостах разглядел сразу аж по три камня. И ведь троллям в них нет необходимости, ну прям вообще. Как только полянка освободится, мы, подобно стервятникам, соберём драгоценные останки.

— Я бы уже не против, — сказала эльфийка.

— Не советую. Причём не то что собирать, а просто отходить от Бая. Сейчас мы живы только потому, что находимся под его защитой. Являемся, так сказать, членами стада альфа-самца.

— Альфа-самца? — переспросил Бай.

— А разве нет? Ты однозначно им об этом заявил. У горных троллей, насколько я знаю, сильно́ чувство родства. Как таковой вражды между стадами нет, все друг другу приходятся соратниками. И, судя по тому, в каких условиях они живут под землёй, это вполне оправдано. Пусть мы не тролли, но мы важны тебе, а это значит, что важны и им. Такова уж внерасовая сплочённость. К тому же, если вспомнить высказывание… О. У нас гости.

Заумную речь Дбалина прервал живой пример внерасовой сплочённости — обнажённый мужчина, дикарь, признанный троллями. Он подошёл к Баю, не обращая внимание на остальных. Обнюхал. Держался при этом как самый обычный великан — сгорбленный так, чтобы ладони почти касались икр. Лицо было грязным, в шрамах, но молодым. Глаза показались Баю смутно знакомыми. Когда он осознал, что точно такие же глаза у Златы, его мамы, то лишь поражённо вздохнул.

— Помните, на пути в деревню мы говорили о феях? — шепнул Филин, словно прочитав мысли Тролля.

— Понимаю, о чём ты, но нет, братишка, точно нет, это невозможно.

Дикарь долго смотрел на Бая, грязное лицо было хмурым. Лишь перед тем, как отойти, он оттопырил губу и издал пронзительный крик, суть которого так и осталась неясной.

Эпилог

Когда Злата нашла письмо, она чуть не лишилась чувств, взволнованная пропажей сына и неведением слуг. Слегка смятый лист лежал на обложке любимого романа Бая. Руки Златы дрожали, пока она читала. Как и всегда, почерк был аккуратным, а буквы — узорными, словно весь смысл заключался в этих узорах, а не в словах. Павлиний хвост буквицы доходил до середины листа. Чернила были подкрашены в зелёный и будто надушены.

О, любимая моя мама! Мечта возвела стену между мной и тобой, она разлучила меня с тобой… Только ты можешь дарить мне радость и оберегать. Но последнего мне не нужно, ведь съедает меня отрава аспида — влечёт дорога и ждут приключения. И нет у разума власти надо мной, ведь приказывает сердце. Не волнуйся, любимая моя мама, я не погублю самое себя, не позволю клинку неприятеля лишить меня жизни. Не ищи меня, любимая моя мама, ведь я избрал свой путь. Когда-нибудь я сам тебя найду. И ты будешь гордиться мной, ведь вернусь я героем.

«Долго сэр Ланселот так жил среди игр и забав. Но потом решил он попытать удачи в каких-нибудь чудесных приключениях».

Люблю тебя, моя любимая мама.

Письмо выпало из рук. Лицо Златы сморщилось, как у вот-вот готового завопить младенца, но женщина лишь болезненно скрючилась и тихо заплакала.

Её сын умер. Она знала, чуяла материнским сердцем. Умер, пускай и уехал прошлой ночью. Мёртв. Вместе с Дестриэ. Наивный, затерялся в лесах и утонул в болоте. Нет! Убит этими разбойниками, что устроили мордобой в «Туманном острове». Да, они убили его, но не сразу, в самом начале пытали. Просто так. Среди них была эльфийка, а все эльфы изуверы. Конечно же, сыночек страдал! Как же сильно он страдал! Ах! Злата заревела. Она знала, что её маленький Бай мучился, ведь материнское сердце знает! Ах!

Злата судорожно всхлипнула и лишилась чувств.

Слуги не на шутку испугались, когда обнаружили хозяйку чуть ли не бездыханной на земле. Тут же отнесли в покои и послали за лекарем. Последний, осмотрев немощную, пришёл к выводу, что виноват гуморальный дисбаланс и требуется кровопускание, каковое тут же произвели. И, вроде, помогло — Злата очнулась, но почему-то долго-долго рыдала. Лекарь объяснил, что это из-за мяса, и посоветовал соблюдать пост хотя бы три месяца.

Как только женщина, безо всякого поста, окончательно пришла в себя, то тут же бросилась писать письма сеньору, родственникам, влиятельным знакомым с просьбой помочь, разузнать, отомстить! Всю ночь после невероятно тягостного дня она рыдала. Рыдала и в следующую ночь. Прибывший через два дня декан местного храма Трёхликого, увидев испещрённое печалью лицо, отказался от намерения устраивать допрос. Лишь перебросился фразой-двумя с конюхом да помощниками повара и ушёл.

Всю следующую неделю через постоялый двор Златы проходили отряды полицейских церкви Трёхликого. Постояльцы говорили, что это погоня за какими-то опасными преступниками. К тому моменту женщина уже пришла к выводу, что Бай, может, и жив. Не то чтобы материнское сердце ошиблось, разве слегка преувеличило. Жив-то жив, однако точно душою страдает! Привязался к дурной компании, которую разыскивают по всему королевству. Сынок умный, но очень наивный. Поверил, что они странствующие рыцари и попал в ловушку из собственного заблуждения. Ох, испортят они его! Злата знала, что испортят, чуяла сердцем материнским. Пристрастится Бай к меконину, слезам мака, или популярному у молодёжи абсинтуму. Злата не сомневалась, ведь сама когда-то была молодой.

Родственники в письмах сообщали, что о Бае ничего не знают, сообщали об этом и влиятельные знакомые, но все, как один, обещали воспользоваться своим влиянием хотя бы в том случае, если полицейские церкви Трёхликого схватят Бая вместе с разбойниками. Обычно после обещания они также делились слухами о патриархе этой самой церкви, который совсем недавно получил «таинственное» предложение от неизвестных господ. Несмотря на «таинственность» предложения, разговоры о нём Злата слышала даже от бродяг и слуг.

Вскоре полицейские стали возвращаться, приходили целыми отрядами, ночевали в постоялом дворе. Одного из них Злата узнала с трудом, ведь со сломанным носом десятник выглядел как самый настоящий торговец капустой, по трактату Ибн Сина, а не живодёр, каковым он был до этого. На вопрос: «Вы поймали гнусных бандитов?» — десятник ответил, что гнусных бандитов больше нет, и свой многозначный ответ никак не пояснил.

Как только нашествие полицейских церкви Трёхликого прекратилось, на замену им пришло массовое странствие гномов к Очаровательной горе. Деревенские дурачки утверждали, что это знак грядущей гибели мира, зажиточные горожане обвиняли королей и политиков. Десятки бородатых представителей старшего народа останавливались и в «Туманном острове» Златы. На вопросы о целях своего путешествия либо хмыкали, либо невнятно отвечали, мол, идут восстанавливать историческую справедливость.

Не прошло и недели, как рынок металла, цеховые забойщиков, плавильщиков, а вместе с ними все крупные держатели банков пали к ногам гномов, что возродили легендарную «гномскую сталь». Невероятно прочную, в меру гибкую, лёгкую, единственный минус — выглядящую не очень благородно, а именно как гладкая ржавчина. Канувший в небытие секрет был раскрыт и спрятан в недрах Очаровательной горы. Никто, кроме гномов, не допускался в подземный город. Нескольких воришек-эльфов, чудом проникших внутрь, тут же обезглавили.

Друг Златы, крупный во всех смыслах торговец-перекупщик, остановившись в постоялом дворе, долго жаловался женщине на кризис, в который гномы постепенно ввергают все остальные народы:

— Золотце моё, это будет самый настоящий крах! Крах-х! Мы жили при стабильном спросе на металл, но тут гномы его с лихвой покрыли. Звучит хорошо, да? Нет, звучит плох-хо! В дефиците будут все производства, кроме гномьих! Это затронет всех! Всех-х! Подорожает оружие, ткани, плотницкие будут брать втридорога, да и ваши все дамские вещички подскочат в цене!

— И о вещичках. Вещичках-х! — продолжил торговец. — Знаю я один секрет, золотце, по дружбе тебе раскрою. Продавай камни, коли в них хранила золото. Слышишь? Невыгодно вскоре будет в блестяшках сбережения держать. Какие-то богачи завалили мастеровых камнями, вроде, аммолитами. Уверяю тебя, через неделю как хлебные крохи стоить будут. Как х-хлебные крох-хи!

Сердце Златы часто забилось, пока она слушала друга, ведь два назад гонец доставил ей от «неизвестных богатых господ» мешочек, в которым оказался крупный, круглый, как яблоко, аммолит. Призрачная надежда поселилась в душе. Неужто от Бая?

Жизнь становилась всё абсурдней и абсурдней. После полицейских церкви Трёхликого, затворников-гномов «Туманный остров» начали посещать группы проституток и седовласых толмачей-переписчиков. Безумнее сочетания невозможно представить. Учёные мужи и нисколько не скрывающиеся прелестницы шли в столицу «на совместные заработки в одном чудесном местечке». Постоялый двор с такими гостями каждый вечер превращался в балаган с песнями, плясками и, конечно же, байками.

— Философский камень есть суть и итог всякой науки, — плачущим голосом вещал сгорбленный старец. — Он есть нектар, дарующий жизнь. Ищут его алхимики, вещества сочетая срамные, опыты совершая над плотью да материей.

Проститутки окружили старца, как прилежные ученицы. Злата боялась подойти ближе, чтобы её не приняли за «свою».

— Соперник мой решил, что в моче кошачьей скрывается рецепт, набрал её кое-как вёдрами и высушил. Крупицы получил едко смердящие и в темноте цветом изумрудным светящиеся. Достойная находка для такого никчёмного простеца — смердит и светится, как он сам.

— Дедушка, — улыбаясь, проговорила одна из прелестниц, — а вы что создали?

— Кой-что близкое к искомому. Очень-очень близкое. Решил как-то, что хоть и камнем философским вещество зовётся, но на деле-то напитком является, а потому среди напитков выискиваться и должно. И в один день, в очередной раз от осадка вино очищая, понял, что жидкость пузырится. Опробовал — не философский камень. Как был седым, так и остался. Но напиток пленил — вкуса божественного и с пузырьками воистину интереснейшими.

— Дедушка, а опробовать дадите? — спросили сразу несколько прелестниц.

Представление это разыгрывалось уже не в первый день, было оно своеобразным «ритуалом» перед пьянкой. Таинственный напиток попробовала и Злата, кубок с шипящим вином ей предложила проститутка — из тех, что любят писать стихи.

— Странное сочетание, — невнятно, сквозь нос проговорила она. — Как лёд и пламень. Как псы и коты. Как сахар и соль. Как эльфийка и тролль… Ты не поверишь, но видела я такую парочку. Честно, даже для меня это слишком, но коль вино с пузырьками живёт, то почему бы и…

Прелестница не договорила. Мгновенно согнулась и неловко побежала на двор блевать. Перепила. Утром, когда Злата подошла к ней, горе-поэтесса страдала от страшнейшей мигрени и ничего про эльфийку с троллем вспомнить не могла.

После проституток и толмачей безумная судьба повернула всё вспять, так как в постоялый двор снова зачастили полицейские церкви Трёхликого. В один из таких дней друг Златы — торговец-перекупщик объявился в «Туманном острове», заказал еды и попросил срочно заменить коней. Он объяснил, что спешит к Очаровательной горе, у которой творится самый настоящий хаос. Х-хаос!

Мужчина отвёл Злату на кухню, чтобы не возмущаться при посетителях. В зале остались полдюжины полицейских и семья какого-то знатного рода — окружённые охранниками муж и жена с капризной дочкой, что минутой ранее махала игрушечным кинжалом и требовала джем.

— Золотце, что-то грядёт, говорю тебе, что-то грядёт! Королевских послов и патриарха церкви Трёхликого гномы пригласили к себе, чтобы обговорить торговые перспективы, вероятные наценки. Не обошлось без конфликтов, как понимаешь. Патриарх, когда узнал, что в центре града подземного стоит усыпальница с единственным телом внутри, говорят, начал давить на гномов. И давил, пока не выведал, что телом является мумия женщины, кажется, человеческой. Что началось-то потом, ох, что началось! Он заявил, что мумия — это святая Маргарита, прародительница драконов из пантеона святых. Понимаешь? Из пантеона святых-х! И потребовал её мощи немедленно, заявив, что в противном случае гномов будут ждать санкции и пошлины.

Мужчина отдышался, заговорил театральным шёпотом:

— А гномы отказались. Они хотят выставить мощи предполагаемой святой, чтобы богобоязненные дурачки со всего королевства приходили поцеловать гнилые ножки и исцелиться от хворей. Понимаешь? Х-хворей. Что там теперь творится!.. Говорят, ещё эльфы объявились, называют мумию своей древнейшей королевой, могилу которой осквернили гномы. Явно будет поножовщина. Потому и спешу. Ведь в поножовщину будет шанс срезать кусочек мумии, чтобы каким-нибудь безумцам продать за бесценок. Ха-ха! Х-ха!

Злата кивала, слушая не то чтобы внимательно. Ещё с утра женщина проснулась взволнованной, как будто предчувствующей большую беду. А может, большую радость. Мир казался неустойчивым, а время — нестабильным. Злата даже не поняла, что давно завершила разговор с другом, пока не очнулась от писклявого голоска:

— А я кое-что знаю!

Напротив стояла дочка богатеев, вроде, маркиза. Так она себя называла.

— Они просили меня не говорить, — улыбнулась хитро, — но я скажу. Чуть-чуть скажу. Они едут.

— Кто?

— Друзья едут. Больше не скажу!

Как по мановению волшебной палочки, послышался тяжёлый топот копыт, громовое ржание коня. Посетители «Туманного острова» не обратили на шум внимание, Злата замерла в нерешительности. По щекам потекли слёзы. В дверь вбежал слуга, невысокий парнишка, крича:

— Бай приехал!

Снаружи показался тролль, идущий за руку с эльфийкой.

Оглавление

Неожиданные гости

Беседы в дороге

Гостеприимоство

Наивные

Очаровательная гора и прекрасная дама

Подземная жизнь

Сокровище

Последняя глава

Эпилог